Алексей Недосекин. Чаепитие у Прекрасной Дамы --------------------------------------------------------------- © Copyright Алексей Недосекин, 1984-1999 Email: nautius@mail.ru Date: 31 May 1999 --------------------------------------------------------------- 0. ПРОЛОГ НА НЕБЕСАХ x x x Так однажды не встретились, хоть и условились быть в восемь вечера подле нестроящегося дома (вариант: слишком многое следовало б забыть, кабы сердце-предатель не плакало после погрома). Докури сигарету и погляди-ка в окно. Год назад, как сегодня, вползали лиловые тени - неотступные спутники поздней весны. Суждено пережить и сумятицу нынешних несовпадений. Где гараж, там оставить авто не составит труда, только жить в тех краях - что плевать против сильного ветра. В гардеробе отыщется шарф, а на небе звезда, но себя не сыскать, и от этого скомкались нервы. На развалины храма удобно носить тополям жертву малую пряжи от семечек легкого пуха. Может, кто уцелеет - и веткой махнет кораблям, что, несомы водою, сиреной царапают ухо. Восемь вечера, ночь и прозренье слепых фонарей. Комбинат уморился ворочать каленым железом. Отряхнувшись машин, казематов, природа резвей поспешить напоиться дыханьем весеннего леса. Так - не встретились. Что же: попробуем снова дружить с тихой музыкой сумерек, с тайной молитвой сердечной. Нам достанет упрямства отчаянье заворожить кавалькадой знакомств бестолковых, зато и не вечных. Разновидные овощи осенью дивно вкусны. Неключимы рабы, мы не жнем, где и сеяли прежде. Из невстреч и причуд вьется кружево зыбкой весны, ищет сквозь загородку протиснуться зелень надежды. x x x 1. ПРОЛОГ НА ПАРТСОБРАНИИ x x x Ответственность любить на произвол судьбы, читать невнятный текст трибунам полусонным, погибшие мечты закатывать в гробы, как в банки огурцы, что осенью весомы. Мы умерли. И Клуб осыпался как пух. Давленье мелочей первысило пределы. Расплатой за весну чумной витает дух, Зловоньем умастив церковные приделы. Накрытые столы в предверии беды, ночные фонари, попутные столбы, заплаканные сны, молитвы в никуда, а в сумерках - звезда, скользящая с листа. x x x Полумрак. Чадят факела. Где-то вдалеке - гул многих барабанов. Подземелье ведьм, иначе и не скажешь. А сегодня здесь проходит Партйное Собрание. И все, что любо- му партсобранию присуще, в наличии: пре- зидиум, графин, трибуна, Председатель, сон- ные партийцы, Секретарь собрания. Все участ- ники собрания одеты экcцентрично и сма- хивают на карнавальных пиратов. На повестке дня собрания стоит обсуждение новых замыслов авторов литературного кружка. Покуда собрание не началось, Председатель соб- рания, одетый в кимоно японского самурая, вполголоса переговаривается с Секретарем. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Мафилькин опаздывает. СЕКРЕТАРЬ. К нам он всегда опаздывает. Зато во все прочие места молью поспевает. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Микола, ты на него не серчай. Он малость оторвам- ши от коллектива. Это у него головокружение от успехов. СЕКРЕТАРЬ. Остальные почему-то вовремя приходят. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. И толку что приходят? Как пришли, сразу завалились спать! У нас с тобой, Микола, не партия, а сброд какой-то. СЕКРЕТАРЬ. Так-то оно так ... ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Сброд и есть. (Вздыхает). Сам посуди. Я так понимаю: если я, скажем, боевой командир, а ты пидор медицинский, все равно садись со мной чай пить. Конечно, если ты сын божий, а не хрен в рогоже, как некоторые здесь. А не хочешь чай пить - проваливай! Здесь никто никого не держит. Только пусть потом на себя пеняют. СЕКРЕТАРЬ. Ты слишком горячишься. Ты совсем не бережешь себя для партии. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Да, клетки надо беречь. Давай чай пить. Ты пока чайник поставишь, а я открою собрание. (Секретарь удаляется во мрак). Так, товарищи, внимание! (Стучит ложкой по кружке). Сегодняшнее собра- ние считаю открытым. Мафилькин - он у нас особенный - запаздывает, поэтому будем начинать без него. (Драматургу). Иди докладывай на три- буну. И я тебя умоляю: не торопись, а то ты обычно как погнал, так мы за тобою не успеваем мыслью. Отдыхай иногда и от самого себя тоже. Пока Драматург неверным шагом, спросонья, выдвигается в сторону трибуны, партийцы пере- ворачиваются на другой бок. Кто-то всхрапывает. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Опять Мук храпит. Это фуйня нездоровая. Сто Сорок Вось- мая, кинь-ка в него тапком! Сто Сорок Восьмая бросает тапком и попадает Муку в ухо. Мук беспомощно взвизгивает, но храпеть перестает. Если бы сцена партсобрания освещалась лучом теат- рального прожектора, то луч сей мог бы высветить две неподвижные фигуры, затаившиеся в дальнем углу зала. Это Мафилькин и Седок. МАФИЛЬКИН. Сначала я зайду, поздороваюсь со всеми, а потом тебя позову. Твоя фамилия Иванов, как договорились. СЕДОК. Место здесь гиблое. Вонливо. МАФИЛЬКИН. Это черти баню затопили, а дрова сырые. СЕДОК. Черти что есть? МАФИЛЬКИН. Это тоже партийцы, только задвинутые. Их обычно на тряпку садят. СЕДОК. Понятно. МАФИЛЬКИН. Потом детям будешь рассказывать. Цирк! Ладно, я пошел. Жди. Собрание тем временем продолжается. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Как, ты сказал, будет называться пьеса? ДРАМАТУРГ. "Чаепитие у Прекрасной Дамы". ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Где-то я такое уже слыхал. Ну ладно. Так о чем ты хотел своей пьесой рассказать народу? ДРАМАТУРГ. Как вам, наверное, известно, Прекрасная Дама была открыта в тридцатом году известным путешественником и естествоиспытателем по фамилии Седок, который сообщил о своем открытии в районную газету. Как вы помните, открытие наделало много шуму. Действительно, наконец-то мужская часть нашего населения получила реальную возможность полнокров- но удовлетворить все все свои наиболее возвышенные духовные запросы (я имею ввиду изысканные любовные утехи без перехода их в крайнюю фазу незатейливого плотского удовольствия). Семьи в нашем городе затрещали по швам.Действительно, как сказал один известный драматург, все семьи несчастливы по-своему. А отчего они несчастливы? Оттого что семья как институт налагает на своих членов некий отпечаток, даже можно сказать, клеймо посредственного бытования в рамках обыденного. А тут оказалось возможным бытовать как непосредственно, так и внеобы- денно. В общем, наступил, что называется, бум. Диапазон запросов насе- ления был очень широк: от переспать в интерьере до чтобы Она ему на письмо ответила. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Это все похоже на Белоснежку и семьсот семьдесят семь гиперсексуальных гномов. ДРАМАТУРГ. Вопрос встал настолько серьезно, что получил свое освещение на сессии Облисполкома. Было принято решение преодолеть кризис семейных отношений путем создания Общества Любителей Прек- расной Дамы. Облисполком передал на баланс Общества графскую усадьбу, учредил на базе усадьбы заповедник "У Прекрасной Дамы" и установил строгий регламент посещений Заповедника. За определенную плату каждый член Общества Любителей, выигравший в ежегодную статусную монетарную лотерею (всего около 300 мест), мог раз в год навестить Прекрасную Даму и провести с ней вечер в режиме добросовестного (не обремененного сексуальными и иными домогательствами) чаепития. Такой порядок давал мужчинам надежду на нечто большее. На то, что Дама в один прекрасный день сделает его своим избранником. Поэтому они были согласны участво- вать во всевозможных лотереях и пить чай до второго пришествия. Шел год за годом, Заповедник работал, пополнял местные бюджеты всех уровней, а потом пришла беда. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. И чего случилось? ДРАМАТУРГ. Исчезла Прекрасная Дама. Дежурный по Заповеднику старший сержант внутренней службы Эмилия , когда Дама в положенный час не спу- стилась к завтраку, постучалась к ней в спальню. Когда никто не отве- тил, Эмилия взломала дверь и за ней обнаружила раскрытое окно в сад, обрывки документов и ничего более того. Был страшный скандал. Пытались обратиться к первооткрывателю феномена Седоку, но он наотрез от- казался участвовать в розыске. Он сказал, что больше не намерен от- крывать никаких Прекрасных Дам. Он сыт этими Дамами по горло, это его собственные слова. Общество пребывало некоторое время в изрядном раздражении. Поговаривали даже о введении комендантского часа. Но потом все улеглось как бы само собою. И Седок куда-то исчез из города. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Ну, это все как бы исторический подтекст. А пьеса-то о чем? ДРАМАТУРГ. Пьеса строится на том, что Седок, первооткрыватель Дамы, несомненно знал о ней более всех остальных. Он объективно стоял к Ней ближе прочих, поэтому их взаимоотношения особенно важны и проливают свет на многое. О Прекрасной Даме мы практически ничего не знаем. Говорят, что она некоторое время работала на Комбинате, а потом уволилась. Но это не суть важно. Что делало Нашу Даму Прекрас- ной? Ведь Она как бы стояла под вуалью, а Седок нашел способ при- поднять эту вуаль и открыть миру прекрасный Ее лик. Как это произо- шло? Почему исчезла Дама? В каком направлении развивался несостояв- шийся роман наших героев? Вот сюжет пьесы. Любил ли Седок свое открытие? Вне сомнения. Страдал ли он от того, что его открытие ста- ло уделом многих вожделений и притязаний? Разумеется. В архивах со- хранились сведения о том, что Седок принял общую участь и вступил рядовым членом в Общество Любителей Прекрасной Дамы. Как ни странно, он постоянно выигрывал в ежегодную лотерею, а посему навещал Даму раз в год, пил с Нею чай и не разу не оставался с Ней наедине ( за этим смотрел персонал Заповедника , неизменно присутствовав- ший на Чаепитиях). В остальное время года Седок писал Даме безответные письма (Она не успевала или не желала отвечать). Эти письма неизменно на общих основаниях вскрывались и прочитывались. Таковы факты. И вся моя пьеса, собственно, построена на переживаниях нашего главного героя. Я планирую раскрыть его внутренний мир через взаимоотношения Седока с Прекрасной Дамой, взятые в конкретных ситуациях их встреч, чаепитий, его диалогов с другими героями пьесы. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Так все драматурги делают. А вот чем ты планируешь за- круглиться? ДРАМАТУРГ. Однажды, после очередного посещения Дамы, герой понимает, что любит он не саму Даму, а свою любовь к ней и весь комплекс сопут- ствующих переживаний, в свое время пережитых им в надлежащем анту- раже. Бывало, в мечтах герой уносил свою возлюбленную в другой город, на другую планету. И эти его иллюзии с годами представились ему как действительные события, оставшиеся в прошлом. И когда герой понимает, что Дама - это только повод, только ключ к разгадке его самого, он умирает. В гостинице за тысячу верст отсюда, одинокий и всеми забытый. Его финальный монолог - это просто вопль в никуда. Зрители будут визжать и плакать. Я уже предвкушаю. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Нет, так не пойдет. Мы не можем согласиться с тем, что в наших пьесах лучшие люди мрут как мухи. Получается, лучшие гибнут, а жить остается всякое говно. Да на этой твоей пьесе, если мы ее вов- ремя не подправим, может вырасти целое поколение нытиков и внутренних эмигрантов. Ты должен понять , ведь ты же работник культуры, а не какой-нибудь кулацкий подпевала. Кстати, Мафилькину ты показывал? Что он говорит? ДРАМАТУРГ. Его, в принципе, все устраивает, только он тоже не согласен с финалом. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Нас, партийцев, чутье на перегибы никогда не подводило. На свет выходит приснопамятный Мафилькин и занимает свое место в собрании. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Ты, сокол, все незнамо где летаешь, а нет чтобы вовремя прийти на мероприятие и быть вместе с народом. МАФИЛЬКИН. Я очень извиняюсь. Я был при делах. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. А мы, значит, не при делах? У меня такое чувство, буд- то ты из Лондона в Париж шел пешком и нигде по дороге не встретил теле- фона-автомата. Это у тебя явно нездоровая. Ладно, уже включайся в процесс. Нам тут Драматург новую свою пьесу подогнал на об- суждение. Он сказал, что ты в курсах, только тебе финал не нравится. Что ты предъявляешь этому финалу? МАФИЛЬКИН. В целом, пьеска неплоха. Как говаривал один драматург, в ряде случаев она будет даже посильнее, чем "Фауст" Гете. Но лю- бовь должна побеждать смерть. Это - требование исторического оп- тимизма. И это должна быть любовь как со-творчество, а не любовь как субъективное и не вполне здоровое переживание. Любовь как болезнь - что здесь нового относительно достигнутых ранее результатов наших и зарубежных литераторов? Мы этот момент пережили и в диалектическом отрицании сняли. Синтезировав противоположности, мы как бы встали над ними и ухватили момент в целом, в его творческом саморазвитии. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Ну. Ты думаешь точно как и я, только мне образования не хватает сказать умными словами. И еще должна быть народная поэзия. МАФИЛЬКИН. Нет, безусловно, народная поэзия - это один из неоьтъемлемых атрибутов народной правды. Но вопрос, который я задал бы герою пьесы, звучит примерно так: чем ты можешь ответить по обязательствам, возло- женным на тебя жизнью? Если ты находишь возможным в своем чувстве объективировать лучшие проявления человеческого духа, если ты взыску- ешь позитивных традиций реализма и выражаешь собою положительный тип социального героя, - это один разговор. Если же ты погряз в своих ил- люзиях, если ты оторвался от почвы, умираешь в финале и не отвечаешь на главные вопросы бытия, - тут, браток, извини-подвинься. Любовь как функция нездоровой психики - ха-ха! Сказка про белого бычка. А вот ты пойди пронеси свое чувство через все соблазны мира, через самоотрица- ние и самоотречение, и тогда-то мы посмотрим, что у тебя за любовь и что от нее осталось к концу твоего жизненного пути. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Совершенно верно. Надо, чтобы герой был мужик, чтобы он мог отвечать за свой базар. Такое открытие сделал, а ведет себя как придавленный. (Драматургу). Ну ты уловил, да? Учти все наши замечания и начинай работать. И планируй , чтобы на Новый Год уже был спектакль. Я позвоню в Клуб, чтобы нам подогнали зал для репетиций. Мафилькин будет режиссер. Что у нас с главным героем? МАФИЛЬКИН. Я привел одного парня для обсуждения. Он за дверью стоит. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Кто такой? МАФИЛЬКИН. Он у нас в Клубе электриком работает. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Давай его сюда. Мафилькин уходит и возвращается вместе с Седоком. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Как тебя зовут, братан? СЕДОК. Иванов. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Я тебя в упор не помню. Ты давно в Клубе? СЕДОК. С осени. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Жена дети? СЕДОК. Женат с тридцать пятого года. Супругу зовут Иринией. МАФИЛЬКИН. Моя племянница. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Вы, значит, своячки. Теперь будете кумовство здесь разводить. Иванов, ты партиец? СЕДОК. Никак нет. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. А чего. СЕДОК. Все как-то не собраться. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Это на блядки собираются, а в партию вступают с горячим сердцем и холодной головой. СЕДОК. Понятно. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Не знаю, что тебе понятно. Клуб-то любишь? СЕДОК. Я с детства при Клубе. Еще батя лампочки вворачивал, а я рядом стоял. Многие роли наизусть помню. Например, роль товарища Забелина, после того как он починил кремлевские куранты. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Ну-ка прочти. СЕДОК (декламирует). " Подумать только! Ну надо же! Я, скромный инже- нер, нежелательный для новой власти элемент, в недавнем прошлом - тор- говец спичками, починил-таки главные часы страны! Покончено со всем отжившим, давящим, никчемным! Баста! Скоро полночь. Они мне поверили. Зинаида, представь себе! Кругом разруха, жрать нечего, а большевики вспомнили о такой ерунде, о каких-то часах, чтобы ..." ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. А что дальше? СЕДОК. В этот момент куранты отбивают полночь, инженер Забелин теряет равновесие и падает со Спасской башни вниз головой. Полночный бой ку- рантов возвещает о замене всего отжившего новым. Занавес. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Неплохо.(Мафилькину). Ладно, пусть репетирует. Но под моим чутким руководством. Дело ответственное, рисковать нельзя. Если бы ты мне, скажем, Лоуренса Оливье подогнал, не было бы ника- ких вопросов. А так ... Что с Прекрасной Дамой? МАФИЛЬКИН. Ищем. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. А не хочешь свою племянницу Иринию застроить в этот проект? Тогда бы у вас наметился семейный подряд. МАФИЛЬКИН. Ириния не подходит. Она толстая. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Жаль! Ну ищите. Но чтоб через неделю было. Если не найдете, Сто Сорок Восьмая будет играть. А то я его сколько раз про- сил задний мост подогнать, а он ни в какую. (Обращаясь к Сто Сорок Восьмой). Как, братан, смогешь сыграть Прекрасную Даму? (Хватает его за попу, Сто Сорок Восьмая резво отпрыгивает). Да ну чего ты, один раз - не пидорас... Вот чудной: хоть бы на полшишечки дал засадить в шоколадное пятнышко... (Переживает). МАФИЛЬКИН. Мы в баню-то идем? ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (отвлекшись от своих переживаний). Да. Все, партсобрание считаю закрытым. Что у нас на сегодня черти приготовили? МАФИЛЬКИН. Песенку про наш край. Сегодня целый день учили. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Сейчас посмотрим, как они учили. Зондеркоманда, стро- иться! Тридцать секунд на построение. Черти спросонья вскакивают и бегут на построение, кто в чем. Смеяться или плакать, глядя на них, каждый выбирает по себе. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Эх, от-ставить. Нет резвости блять! Мук все время опаздывает. Команда "Отставить" выполняется в два раза быстрее! Мук у меня точно сегодня получит много всяких мук. Одни косяки порет. Черти возращаются на исходные позиции, а вослед, по команде Председателя, молью слетаются в строй. На сей раз Председатель удовлетворен резвостью подчиненных. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Ну давайте пойте что выучили. (Предупреждая поспешный запев чертей). Только сначала назовите авторов. Кто запевала? Мук? Ну давай называй авторов. МУК. Слова Пришельца. Музыка я не помню. Наш Край. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Ты, братан, сегодня какой-то глумной. Целый день про- храпел, и сейчас спишь на посту. (К собранию). Нет, вот я смотрю на вас и думаю: кино и немцы! (С воодушевлением). Если бы все так докладывали, как Мук, нам бы враги давно уже сожгли родную хату! (Муку). Еще раз так доложишь, получишь в жбан. Я тебя предупре- дил. Партиец Мук! МУК. Я!! ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Кто авторы песенки?! МУК. Слова Пришельца!! Музыка народная!! ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Вот так. И не заставляйте на вас кричать. Сразу делай- те все правильно. А то сами же косяки порете, а потом обижаетесь. Давайте пойте уже. И запели черти! Тут тебе и про березку, и про бегут вперед дороги. Мук старается петь изо всех сил, даже нот не соблюдая. Председатель доволен. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Давно бы так! Иванов или как там тебя! К следующему разу напиши гимн Прекрасной Даме и раздай чертям, пусть учат. Чтоб было как в Венеции. И я тоже буду петь. Раз Сто Сорок Восьмая мост не подгоняет за так, значит, будем ухаживать. СЕДОК (он же Иванов). Постараюсь. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Не постараюсь, а чтоб через неделю было! МАФИЛЬКИН. Сделаем, не сомневайся. Драматург подключится. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Давайте уже чай пить. Потом в баньку.( Седоку). При- саживайся, братан, попей чайку со старшими товарищами. Заодно рас- скажешь, как ты в Клуб попал. Секретарь собрания поспешает с закипелым чайником. Черти ложатся спать. Не смолкают в ночи барабаны. И вонь от бани все пронзи- тельней. Факела отбрасывают нервные тени. Занавес. 2. ПРОЛОГ В КЛУБЕ. x x x Она прощается со мною. Ее черты неуловимы. Осколки сна неумолимы, а дни пропитаны бедою. Чему осталось долюбить, то дострадает, от-томится. Все остальное - умалится, и лиц не будет различить. Назавтра танцы в Клубе пьяном, от бормотухи до упада. А Шива жарит на баяне и топчет мир в припадке правды. x x x Премьера спектакля "Чаепитие у Прекрасной Дамы", поставленного по одноименной пьесе Драматурга, состоится всего через полчаса на сцене Клуба. За кулисами - праздничное оживление. В одной из гримерных засели Председатель, Мафилькин и Драматург. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Мы долго шли к этой славной дате. Строили мы строили, и, наконец, построили. (Лицо у него красное. Мафилькину). Ты Облисполкомовских хорошо усадил? МАФИЛЬКИН. На первых три ряда. Им изрядно приглянулся наш буфет. Я их заверил, что второе действие мы не начнем, покуда они у нас как следует не отобедают. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Вот правильно. Людям тоже надо когда-то отдыхать. Стук в дверь гримерной. Из-за двери высовывается Клаус. КЛАУС. Цветы для актеров и пиво. МАФИЛЬКИН. Цветы все сложи в тазик за кулисами, а пиво тащи сюда. Клаус выставляет в гримерную два ящика пива и откланивается. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (декламирует). "В праздничном убранстве улицы, площадя, приусадебные участки, школы для умственно отсталых". (Открывает пиво зубами и отхлебывает из горла). Свежее. Просто не нарадоваться какой праздник. И это все благодаря вот кому. (Обнимает Драматурга за плечо). Вот он, герой дня! Такую пьесу подогнал! Прислушался к мнению коллектива, устранил замечания, ввел элементы народной поэ- зии... Золотой ты мой человек! (Дарит Драматургу пьяный поцелуй). ДРАМАТУРГ. Вы меня вогнали в краску. (Стесняется). МАФИЛЬКИН(Драматургу). Нет, ты правда молодец. Я работал в твоем материале с восторгом. На каждой новой своей пьесе ты растешь как на дрожжах. (Сильным проверенным движением открывает пиво о ящик, отхлебывает из горла). ДРАМАТУРГ (краснеет еще больше). Но, право же... ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (Драматургу). Да ты не куксись, это все по делу. Вот если бы ты начал косяки пороть, мы бы их тебе тут же предъявили, не сомневайся. А так, раз не порешь косяки, живи, радуйся и ничего не бойся. МАФИЛЬКИН. Самое сильное место у него в пьесе - это центральное об- ращение Седока к Даме. Когда я этот кусочек репетирую, у меня что-то внутри так, по-доброму, екает. (Декламирует). "Когда Ты прохо- дишь мимо, а ночные фонари провожают Твою тень, когда Ты видишь сны, а я стою, не шелохнувшись, и Твои окна выжигают в моей памяти малень- кую дырочку размером с пятикопеечное счастье...". Песнь Песней, да и только. ДРАМАТУРГ. Ну тогда и я позволю себе несколько слов. (Пытается от- крыть бутылку о ящик, не справляется, Мафилькин приходит ему на помощь. Отхлебывает из горла). Что моя пьеса, кому бы она была нужна, пылящаяся в чулане районной библиотеки, если бы не Мафилькин. Он сотворил чудо. Он заставил моих персонажей говорить, влюбляться, страдать. Он, словно опытный кукловод, взял моих кукол и повел их за руку вдоль авансцены. А потом они начали ходить сами, без его помощи! Они зажили собственной выразительной жизнью! Это потрясающе. МАФИЛЬКИН. Ты, как всегда, немного усиливаешь результат. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (Драматургу). Да, не надо его захваливать, а то он совсем возгордится. Он и так постоянно отрывается от коллектива, опа- здывает на партсобрания и вообще ведет беспорядочный образ жизни. А в целом, я вам вот что скажу. Ваш труд - твой и твой (кивает им) - был бы не вполне закончен и к этой минуте, если бы не посильная помощь, оказанная вам партией. ДРАМАТУРГ. Да, безусловно. МАФИЛЬКИН. Ну еще бы. Все встают. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. В моем лице партия неукоснительно следила за качест- вом выпускаемого вами художественного материала. Вспомните: сколько бессонных ночей в спорах, в правках текста, в доводке мизансцен... Изматывающие ночные репитиции, еженедельные худсоветы ... Вот что дала партия этому спектаклю. И не следует нам забывать об этом. ДРАМАТУРГ. Ни в коем случае. МАФИЛЬКИН. Такое разве забудешь. Одновременно отхлебывают пиво из горла. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Мы бы сейчас могли вместе что-нибудь спеть, но уже мало времени. У нас всего пятнадцать минут. Я пошел в зал. Готовьтесь. Уходит. ДРАМАТУРГ. У меня сейчас странное чувство, будто бы я проглотил комсомольский значок. МАФИЛЬКИН. В чем это выражается? ДРАМАТУРГ. С одной стороны, вроде, очень ответственно, а с другой - очень страшно. Я перестаю понимать, что происходит. Я теряю нюх. Мне не нравится то, что я делаю. МАФИЛЬКИН. Ты просто заработался. Это пройдет. ДРАМАТУРГ. Вряд ли. (Задумчиво). Когда я пишу, я радуюсь своей ловкости. Я смеюсь над своими выдумками, я парю. Но стоит только вернуться к тексту через каких-то полчаса , как вижу: не смешно, уже было, неуместно, в целом посредственно. (Зло). И так всегда! И в этой пьесе то же самое. Вспомни, сколько раз ты меня заставлял переделывать одну мизансцену за другой. Фактически, за весь репитиционный период пьеса была переделана трижды. И что толку? Все осталось на своих местах! Я понял, что тебе надоело со мной возиться, что ты устал и больше ничего не хочешь менять. И актеры не причем: они стараются. Они играют как умеют. Но они не в силах зарядить эту никчемную историю действительной жизнью. Им негде любить, им не над чем думать. У них нет поля для маневра, для внутреннего роста. Я не оставил им никаких шансов. А почему? Потому что я - жалкий дилетант, я бездарность, я тупоумный осел, который пыхтит над своей ношей, а она ему не по зубам. Зачем я жил? Зачем я работал? Кого я пытался обмануть? (Принимается взволнованно ходить из угла в угол). МАФИЛЬКИН (через паузу, раздумчиво). И добавить-то нечего к ска- занному тобою. К сожалению, ты прав. И драматург ты никакой, и пьеса твоя - говно. Прекрати гонять, у меня глаза болят. (Драматург встает, точно вкопанный). Но это - лишь треть от беды. Ах, если бы не была говном моя режиссура, я б исправил твои огрехи по ходу спектакля. Но я не сделал этого. Вот тебе еще треть беды. Оставшаяся треть лежит в области актерского мастерства. Актеры - говно. Радуют: хорошая му- зыка (украдено), профессионально выставленный свет (случайно), точно подобранные декорации и костюмы (из другого спектакля). Все осталь- ное - говно. Потому что если делаешь спектакль о любви, то надо знать, что такое любовь. Я надеюсь, что в следующий раз тебе станет совестно, и, под влиянием своего стыда, раскаявшись в содеянном, ты и вправду напишешь что-нибудь приличное. А сейчас уже поздно что-либо менять. Иди в зал.(Открывает дверь). Клаус! КЛАУС. Я весь здесь. МАФИЛЬКИН. Доложи о готовности к началу. КЛАУС. Иванова нигде нет. ДРАМАТУРГ. То есть как это нет? КЛАУС. Не подошел. МАФИЛЬКИН. Твою мать. Пауза. МАФИЛЬКИН (Драматургу). Что будем делать? ДРАМАТУРГ. Если через полчаса не подойдет - надо отменять спектакль. МАФИЛЬКИН. Еще чего . Нас зритель разорвет, как Тузик фуфайку. И будет прав.(Поразмыслив). Если в течение десяти минут он не явится, ты будешь играть. ДРАМАТУРГ. Я?! МАФИЛЬКИН. А какие проблемы? Текст ты знаешь. Сыграешь за милую душу. Открывается дверь в гримерную, и заходит Седок. Он с двумя большими чемоданами в руках, а под глазом у него - синяк. Он бледен. СЕДОК. Я прошу прощения. МАФИЛЬКИН. Так, ладно. (Клаусу). Быстро, в темпе вальса, тащи сюда грим и кисточки. Я сам его обработаю. Потом пойдешь и скажешь всем, чтобы заряжались на начало. Проверьте реквизит. На все про все - десять минут. (Клаус убегает, потом приносит грим и снова убегает. Драматургу). Не удалось тебе сыграть. Ну, как-нибудь в другой раз. Будешь сидеть в зале, а я посмотрю из-за кулис. Потом обменяем- ся впечатлениями. ДРАМАТУРГ. Дай этому парню в глаз и от меня тоже. Я чуть инфаркт не заполучил. Уходит. МАФИЛЬКИН. Не переодевайся, будешь играть прямо в чем пришел. (Седок садится к зеркалу). Классный у тебя бланш. Кто автор? СЕДОК. Ириния. МАФИЛЬКИН. Рад за нее. Поссорились? СЕДОК. Кажется, окончательно. Я от нее ушел. Совсем. Надо было немного раньше, но я не успел. МАФИЛЬКИН. Так вот откуда чемоданы. СЕДОК. Да. Пауза. МАФИЛЬКИН. Ну и что случилось? СЕДОК. Все - и ничего. Потерял бдительность. Как говорит наш дорогой шеф, спорол косяка. Ириния копалась в моих документах и нашла письма и счет за телефон. МАФИЛЬКИН. Письма от кого? СЕДОК. От Калерии. МАФИЛЬКИН (пораженный). От Калерии?! Пауза. СЕДОК. Я звонил ей недавно. Она сейчас в Венеции. Пришел счет, я не успел его оплатить. МАФИЛЬКИН. Она в Венеции. (Пауза). Теперь я понимаю. Пять лет прошло, как она пропала. А ты знал, где она, и молчал. Здорово. СЕДОК. Давай попробуем спрятать синяк. МАФИЛЬКИН. Да. (Накладывает грим). Ну как она там? СЕДОК. У нее все хорошо. МАФИЛЬКИН. Она счастлива? СЕДОК. Возможно. Пауза. МАФИЛЬКИН. Теперь я понимаю Иринию. СЕДОК. Ириния сказала, что этого дела она так не оставит. Мне кажется, что она заявится сюда и закатит истерику. Может и на спектакль выйти предъявить. МАФИЛЬКИН. Не думаю. СЕДОК. Запросто. А потом в районной газете - заметка: "Опять бардак на клубной сцене". Пауза. МАФИЛЬКИН. Видок у тебя, конечно, бледноватый. Сейчас запудрим. СЕДОК. Меня одно заботит: как будем играть спектакль. МАФИЛЬКИН. Как Драматург прописал. Или есть другие предложения? СЕДОК. Есть. Ты кроссворды любишь? МАФИЛЬКИН. Люблю. СЕДОК. Рукопись, нанесенная на пергамент, после того, как с него счистили прежний текст. Слово из десяти букв. МАФИЛЬКИН. Палимпсест. СЕДОК. Правильно. Берется пьеса какого-нибудь драматурга, ставится на клубной сцене, а потом из нее выкидываются все старые слова и пишутся новые. А актеры играют не то, что предписано, а то, что единственно верно. МАФИЛЬКИН. И к чему это все? СЕДОК. А к тому, что сегодня у нас Другой Спектакль. Пауза. МАФИЛЬКИН. Вот как. И кто же будет говорить новый текст? СЕДОК. Я. После ругани с Иринией я не спал всю ночь. Для тебя не секрет, что наш спектакль - это просто кусок дерьма к красной дате. Иванов-из-Клуба справлялся со своим текстом. До вчерашнего дня. Изменились обстоятельства. Иванова прибили тапком. Зато обнаружился пропавший доселе Седок. Пауза. МАФИЛЬКИН. Ты хочешь сказать... Так, понятно. Бунт на корабле. Зна- чит, будем выводить тебя из спектакля. Пусть, и впрямь, Драматург играет. СЕДОК. Не вздумай. МАФИЛЬКИН. А что ты сделаешь? СЕДОК. Ничего особенного. Сожгу Клуб. МАФИЛЬКИН. Не может быть. Тебе слабо'. СЕДОК. Это надо проверить. Мы сейчас будем устраивать масштабное корот- кое замыкание или дождемся второго акта? МАФИЛЬКИН. Превосходно. (Глядит на Седока пристально). Вылитый камикад- зе-электрик, потерявший вменяемость после встречи с Иринией. А с боль- ного взятки гладки. Ну отлично. Давай - ломай. Все на свалку. Ре- путации, надежды на хорошую прибавку к пенсии - плевать на них. Вперед и с песней. СЕДОК. Как сказал один очень известный драматург, не нарушить я пришел, но исполнить. МАФИЛЬКИН. Поразительная самоуверенность! Ну иди тогда за кулисы. Не забудь захватить реквизит. Или теперь тебе это лишнее? До начала спектакля - ровно две минуты. Актеры притаились в полумраке кулис по обе стороны сцены. Они молчат. Из-за занавеса слышится гулкое бормотание зрительного зала. МАФИЛЬКИН (Седоку, вполголоса). У тебя ум настолько справился с при- родой, что ты поставил свою природу выше, чем искусство. Последний вздох приговоренного. Калерия - вот источник зла. Сжечь ее вместе с Клубом! Она - в правых кулисах. (Седоку). Ты видишь ее? СЕДОК (завороженный). Да. Ее силуэт в длинном платье. Она стоит на площади Сан-Марко . Ветер ворошит ей волосы. Но я не вижу ее лица, здесь темно. Или это маска? МАФИЛЬКИН. Ты просто ослеп. Это не Калерия! Это актриса нашего с то- бою Клуба Фрося Бурлакова! Она притворяется, она думает, что она Калерия. Она больна, как и ты. Несчастные! Вы спите. И я усну, но только не теперь. Сначала выпью чашу я позора, что величавой поступью грядет. Настройся на спектакль, коли сможешь. Другой Спек- такль вынь из головы. СЕДОК. Только вместе с сердцем. МАФИЛЬКИН. Главное - умничать не надо много. Но Седок уже далеко отсюда. Он настраивается. Ему повезло. У него есть чем молиться. Он произносит свою молитву еле слышно постороннему уху, а даже, скорее всего, про себя. СЕДОК. Дай мне сил исполнить все,что задумано. Не дай мне опозориться, ослабнуть, уклониться от Твоего плана. Ты терпелив и милосерден, но и твое терпение не беспредельно, я знаю. Дай мне исполнить правду Твою и остаться на высоте Твоего замысла. Пошли мне всякую помощь на моем пути. Пусть вещи вернутся на свои места. Пусть в дороге светят всякие огни, что пошлешь мне ночью. Именем Твоим вызываю запахи травы, весеннего клейкого листа, осеннего уходящего листа. Я вызываю всякую каплю дождя и раннюю весеннюю капель. Я вызываю шум тополей над рекою, что неслышно проносит свои воды мимо меня. Я вызываю роение ве- нецианского карнавала и безмолвие вовеки оставленного города. Я вызы- ваю утраченное время и любые иные стихии, именем Калерия. И да будет так. Пронзительно звучит третий звонок. Мафилькин подает условный знак. Распахивается занавес. Музыка. Свет. Спектакль. 3. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ПЕРСОНАЖЕЙ. x x x За каждою каплей дождя память тянется вслед. Тепло твоих рук, возложенных мне на плечи, оплачена данью дорог, цепями нажитых бед, и души опаленной никто уже не излечит. Я просил у тебя подарить мне еще десять лет, потому что в степи да в седле не найдешь покоя, покуда судьба не пошлет нам парад планет, чтоб живые и мертвые встали одной строкою. Перегретых софитов скрещенные лучи обозначат нам сумерки на поворотном круге, чтобы капли дождя, барабаня в любой ночи, отстучали нам текст о главном сказать друг другу. Там, где нету времен, сентябрь - игра ума. Там, где нету пространств, авансцена - лучшее место. Палимпсест прохудился, и прежние письмена, проступают сквозь кожу, ища воскреснуть. x x x Усилиями режиссера спектакля Мафилькина и его адептов создана полная иллюзия ночного поезда. Как будто бы лязгают колеса о стыки. Как будто бы за окном проносятся фонари. Но вослед зрителю спектакля становится ясно, что никакой не поезд, и не фонари, а просто разыгрывается в пыльном Клу- бе пьеса под названием "Чаепитие у Прекрасной Дамы". Таков удел всякой иллюзии. И, как бы довершая раз- рушение этой самой иллюзии, при посредстве убогих динамиков уху зрителя является назойливая консерви- рованная музыка. Это - музыкальная тема Седока. Последний, находясь на свету, докуривает последнюю сигарету. Все музыкальное сопровождение вводной части спектакля выстроено Драматургом по образцу пионерской сюиты Прокофьева "Петя и Волк". СЕДОК. Здравствуйте, товарищи. Меня зовут Седок. Я - персонаж пьесы "Чаепитие у Прекрасной Дамы". Мы здесь все - персонажи. Вы не должны нас путать с живыми людьми из плоти и крови. Дело в том, что мы частичны. Мы несем конечную смысловую нагрузку, которую впослед- ствии вы разгадаете без труда, я уверен. Пауза. Седок оглядывает зал. СЕДОК. И знаете еще что: мы никогда не выделываемся. Мы идем строго по тексту, написанному для нас нашим уважаемым Драматургом. Вот он, кстати, сидит в третьем ряду. Похлопаем, товарищи! Аплодисменты. СЕДОК. Но иногда, товарищи, реальность как бы опережает наши о ней представления. Например, случаются события, которые не вошли в пьесу просто потому, что пьеса была написана раньше событий. Но они крайне важны для развития зрительских восприятий персонажа. Поэтому пер- сонаж вынужден, на свой страх и риск, придумывать новые слова. Этих слов в пьесе нет. Но они бытуют за пределами пьесы. Поясню свою мысль. Вот, не далее как сегодня, я убежал от жены. Моя жена - тоже персонаж, по имени Ириния. В настоящий момент она ищет меня и через какое-то время обязательно будет здесь. Очевидно, зачита- ет отрывок одного из моих писем. Главное, чтобы не кидалась разными предметами. Может случиться страшное. Если она будет кидаться, вы, пожалуйста, голову чем-нибудь прикройте. Просто на всякий случай. Еле-еле успел собрать чемоданы. Они стоят в левой кулисе на- шего Клуба. И настроение хорошее - точно Шива протоптался. Для тех, кто не смотрел предыдущих серий, рассказываю, в каком состоянии у нас дела. Итак. В конце прошлой серии Ириния отыскала ряд документов, изобличающих меня в моральной (если и не в физичес- кой) измене. Вот эти документы. Вытаскивает из кармана кипу бумажек, перевязанных веревочкой. К ним относятся: письмо от Прекрасной Дамы, копия моего письма к Прекрасной Даме, счета за междугородние телефонные переговоры, отрывной талон на Посещение. Был жестоко избит, убежал вон из дома, упрятался на ночлег в Клубе, будто бы в храме, а тут, оказывается, идет представление комедии Чаепития с элементами народной поэзии. В принципе, я не должен был сегодня играть в этом спектакле. Но исполнитель главной роли Иванов, - его, товарищи, убили. Возгласы негодования в зале. СЕДОК. Не волнуйтесь, товарищи, не насмерть! В него летел утюг, а он не смог уклониться. Он сейчас дома лежит. А меня попросили сыграть за него. Проблем в принципе нет. Пьесу я читал. Я могу иногда забывать слова, но мне их будут подсказывать из-за кулис. Сам режиссер пьесы товарищ Мафилькин сейчас в кулисах. Вот, я вижу, как он грозит мне кулаком. Это условный сигнал к тому, что вот-вот появится Ириния, и надобно будет удирать. Это была краткая прелюдия, а сейчас последует подлинный текст моего персонажа. Внимание, товарищи. Перемена освещения. СЕДОК. Мы попали в странную историю. Она не при нас началась, и не нам суждено ее закончить. Она, эта история, как бы скользит у нас поверх голов. А нам виден только луч от светового пистолета. Если нам обрежут веревочки, за которые надо дергать, мы умрем. Но, если этого не сделать, мы будем гнить заживо. Мы будем бормотать себе под нос, и это не будет иметь ни малейшего значения. Что-то происходит очень важное, но не с нами. Нас это ка- сается постольку поскольку. Мы как бы законсервированы на случай вой- ны, а о самой войне нам сообщат по радио. Жизнь накрылась Клубным тазом. Персонажи здесь не бытуют, а отрабатывают некую от века начисленную задолженность. Неизвестно, кто выписал штраф (возможно, это был Шива). Неизвестно, за что мы наказаны. У каждого из нас в душе есть маленькая точечка. Если в нее попасть булавкой, то будет очень больно. Обычно нас время от времени туда покалывают, чтобы выяснить, живы мы еще или нет, платежеспособны ли мы. Наш долг Шиве растет. А проценты по этому долгу уплачиваются нами чисто механически. Чем дальше, тем больше мы напоминаем друг другу машинки для счета денег. Вот пусть другой из нас один, послуживший материальной ос- новой для моего персонажа, взял у Иринии два рубля на такси до вок- зала и не отдал. Этот долг его заботит, тем более что он извел из дома последние деньги. Вот ведь кто распоследний-то Седок. А я тогда кто после этого? И обязан ли я Иринии два рубля, если их взял у нее какой-нибудь другой Седок? И если сей Седок отнял у вышеупомя- нутой Иринии помимо тех пресловутых двух несчастных рублей еще и здоровье, и надежду, должен ли я вернуть вышеозначенной Иринии и здоровье, и надежду, или напротив, по факту невозможности вернуть ничего подобного, должен ли я в форме компенсации за ущерб сам утерять и деньги, и здоровье, и надежду? Этого нельзя понять так сразу. И такой еще практический вопрос, на который никогда нет вразумительного ответа. Голос в трубке Иринии, если она плачет в спальной, а я сижу на чемоданах у привокзального киоска - это кто? У Драматурга нашей пьесы, похоже, появились проблемы. Один из персонажей разболтался. Это про моего персонажа было сказано древ- ними: вроде, целился в ворону, а попал, кажись, в корову. Грохот за сценой. Перемена освещения. СЕДОК. Ну вот и Ириния родная. Пора бежать. И не хочется с ней разго- варивать, а все ж придется. Пересижу грозу в кулисах. Смотреть на Ири- нию не стану, иначе обращусь в соляной столп. Завершив свое рассмотрение, спешит в левую кулису, поближе к своим чемоданам. Опять грохот, сменяемый музыкой. Это музыка Иринии, понятное дело. На заднем плане Клуба вырастает гигантское дерево. Из правой кулисы выбегает Ириния. В танце она носится вокруг дерева и трясет его, аки Брунгильда и ясень Иггдра- силь. С ясеня облетают груши (потому что ясень клубный). ИРИНИЯ. Ухтитошненько. Запыхалась я совсем. Но подлец, очевидно, неподалеку. Я могу звать его или читать текст. Как будем? Получает установку из-за кулис и продолжает: ИРИНИЯ. Тогда я текст: Ужасен день, когда его я встретила! Молилась в храме, чувствуя недоброе, Но не смогла подумать даже в страшном сне, Что я змею голубила гадючую! И вымолвить ужасно, зреть ужаснее, Что гонит жрицу вон из дома божьего! Хочу крепиться - ноги отымаются!! Перевод с древнегреческого, между прочим. Пауза. ИРИНИЯ. Вот гадость какая. А называется - Клуб. Приют для врагов народа. Ну ты где там? ГОЛОС СЕДОКА (усиленный при помощи микрофона). Я сокрыт от тебя в левых кулисах. ИРИНИЯ. Очень красиво. Тебе, наверное, стыдно глаза-то показать народу. ГОЛОС СЕДОКА. Да уж. ИРИНИЯ. Бесстыжий. Только я бдительность потеряла, - сразу потянулся к этой своей сучке, к бляди к этой, к своей этой прошмандовке! ГОЛОС СЕДОКА. Не смей ее так называть! Ты ее не стоишь! ИРИНИЯ. Фу ты ну ты. Плевать мне на нее три раза! Сучка не за- хочет - кобель не вскочит. А ведь предупреждал меня дядя Мафилькин, только я молодая глупая была. ГОЛОС СЕДОКА. Ох. Надо было мне с тобою раньше разойтись по-хорошему. Не успел я. Молодой был глупый. И не тебе мешать мне испытывать возвышенные чувства! ИРИНИЯ. Не всякой бочке ты затычка, вот что я тебе скажу. С Клуба-то тебя погонят, это уж как пить дать. Пусть все товарищи из Облиспол- кома, они здесь присутствуют в зале, будут свидетели. ГОЛОС СЕДОКА. Дай ты людям культурно отдохнуть после трудового будня. ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. Правда что, гражданка, вы со своим мужем лучше бы шли ругались дома, а не на спектакле. ИРИНИЯ (на голос). А пять лет совместной жизни псу под хвост - это как? Я ж его еле отмыла после всех этих сраных Чаепитий! Он же мне слово дал, а я ему поверила. Вы посмотрите, ему даже стыдно из кулис нос высунуть. А теперь опять начинается: тра-ля-ля над рекой то- поля, не могу без тебя, ты ушла навсегда и так дак далее. Нет, Седок, с меня хватит. Пусть тобою Управление занимается. А чтоб тебе служба медом не казалась, я напоследок стишок тебе прочту. ГОЛОС СЕДОКА. А давай свой стишок. Заценим. ИРИНИЯ (декламирует) Выползают две змеи И кусают Лаокона. А за этим Две Судьбы Наблюдают благосклонно. Если б каждому стиху Отвечало содержанье, Непременно бы в труху Обратилось мирозданье. Решительным шагом уходит в левую кулису. Из правой кулисы столь же решительно на авансцену выдвигается Седок. СЕДОК. Дичь! Ира, дичь! Вы , товарищи, извините, что я был вынуж- ден в беседе с женой использовать текст из роли отстутствующего здесь товарища Иванова. Последняя реплика произнесена мною также в манере этого персонажа. Но лучше нам выбросить из головы эту глупую историю. У Драматурга в пьесе этой сцены нет, она внеплановая. И мы с прискор- бием констатируем, что увиденное нами и стилево, и композиционно вы- падает из спектакля. В известном смысле получился, я не побоюсь этого слова, товарищи, косяк. Мафилькин запрещает нам играть за сценой в шахматы. За кули- сами он вывесил распорядок выхода на сцену персонажей, в расчете на нашу тупость. Он брюзжит, требуя держаться ближе к тексту пьесы. Ну а что, собственно, текст пьесы? так, фокус ума. Чаепитие у кого? У Прекрасной Дамы; стало быть, необходима прекрасная дама. Ну вот она. Перемена света и музыка сопровождают выход Прекрасной Дамы. СЕДОК. Здравствуй, Калерия. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Здравствуй, Седок. Пауза. СЕДОК. Мы могли бы отказаться от текста. Но уже поздно. Мы в Клубе. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Это был текст? Или твоя собственная речь? СЕДОК. Я еще сам не разобрался. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. В любом случае - слишком долгий разговор, Седок. СЕДОК. Скорее - иллюзия долгого разговора. Размеры здесь недействи- тельны. Лишь хрупкая цепочка мысли, разодранная на слова. Таким скользким путем, по обрывкам моих воспоминаний и моих снов, я пытаюсь добраться до Чаепития. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. История Чаепития стара. И, когда ты пытаешься по ходу спектакля менять текст, по-моему, выходит плохо. СЕДОК. По-моему, тоже. Паузы и накладки. Только ты успел подумать, как твой партнер отобрал у тебя текст, и ты стоишь на аван- сцене пустой, словно скафандр погибшего космонавта. Так дело не пойдет. Калерия, попробуй все же освободиться от моей опеки и зажить самосто- ятельно в рамках схемы своего персонажа. Если тебе не будет хватать текста, я отдам тебе свой, но злоупотреблять этим не следует. Если меня будут спрашивать, куда ты сейчас идешь, я им скажу, что ты пошла на авансцену. А если Мафилькин потребует от нас любви, то мы полюбим друг друга прямо на авансцене. Если, конечно, Мафилькин так выстроит. Я должен сделать пояснение для тех, кто задержался в клуб- ном буфете. Любовь моего персонажа к Прекрасной Даме всецело прилюдна, так как развертывается либо в пространстве Чаепития, либо на авансцене Клуба. В любом случае между нами встает величайшее препятствие. Это не человек, это целое явление. Имя ему - Мафилькин. Риг Веда гово- рит о нем: "Это источник меда, скрытый в бочке дегтя". Пусть войдет. Появляется Мафилькин. Древняя музыка сопутствует ему. Драматург поясняет: за кулисами и на самой сцене Мафилькин одет в один и тот же костюм. МАФИЛЬКИН. Чушь от начала и до конца. Вознамерился выказать чувства, а текста не хватает. Разные маньяки обычно называют это Другим Спектаклем. СЕДОК. Иногда они даже называют это Самой Жизнью. МАФИЛЬКИН. Постановка рассыпается на глазах. Чтобы собрать ее, необ- ходимо властное вмешательство опытного в этих делах персонажа. СЕДОК. И флаг тебе в руки по такому случаю. МАФИЛЬКИН. Спасибо. Начнем с того, что нового ничего ты не сказал. СЕДОК. Ну откуда? Приходишь бывало так вслед за древними и гово- ришь: вот вам это новое; а тебе сразу отвечают... МАФИЛЬКИН. Зрителям становится невмоготу; эдак они еще могут подумать, что пьеса несценична. СЕДОК. Несценичность пьес скрашивается сценичностью буфета. МАФИЛЬКИН. Для того, чтобы иметь свое мнение, следует почаще открывать рот. СЕДОК. А для того, чтобы не иметь своего мнения, надо почаще компостировать мозги. МАФИЛЬКИН. По твоей милости мы попадаем в интеллектуальный тупик. Надо переменить тему беседы. СЕДОК. Нет вопросов. Когда ты будешь готов, дай знать. Я и Даме уже говорил: вам просто необходимо время, чтобы выйти на режим. Утюг тоже не сразу прогревается. МАФИЛЬКИН. Раз такой выпад - сравнили с утюгом, уронили в глазах!! - тогда я призову Клауса. Клаус! Появляется Клаус (без музыки). У него есть папка с бумагами и перо. МАФИЛЬКИН. Не обращай внимания ты, Клаус, что здесь и пыль, и суета. Будем думать, что мы в моем кабинете. КЛАУС. Ну разумеется, ответил я ему. Приготовился записывать. МАФИЛЬКИН. Давеча, помню, мы говорили с тобой о Байроне в связи с известным ряду специалистов хувальдовским "Портретом". Ты знаешь: Байрон, он ведь не любит своих персонажей. КЛАУС. А почему это? МАФИЛЬКИН. Потому что персонажи Байрона - это тени их автора. Твор- чество Байрона глубоко субъективно. Он, как человек по сути своей талантливый и вдумчивый, понимает пропасть между субъективным и объективным, между талантливым и гениальным. И эта коллизия напол- няет его неприязнью к своим творениям. КЛАУС. "Коллизия наполняет неприязнью". (Записывает). Так. Ну и что с того? МАФИЛЬКИН. А то, что раз он не любит своих персонажей, то тогда и его самого никто любить не будет. КЛАУС. Это-то уж точно. У нас не любят, когда кто-то зазнается. Настругал персонажей полную книгу - так уж будь добр любить. МАФИЛЬКИН. Золотые слова. Оформи эту мою мысль подобающим образом, а я ее потом ... скомпоную. КЛАУС. Угу. МАФИЛЬКИН. Теперь о нашей культурной программе. В малом зале Клуба Пшечневская разыгрывает на двух роялях сонатину Клумберта, а на Комбинате - балерины. Было бы некисло отсмотреть и то, и другое, чтобы вослед составить свое мнение. КЛАУС. Пшечневская жалуется, что вы слишком часто даете ей катать Клумберта на невыгодных площадках. Прошлый раз, когда она выступала на Комбинате, в нее кинули болтик. МАФИЛЬКИН. По сестрам и серьги. Для пианистки ее уровня Комби- нат - это Парадиз. КЛАУС. Согласен с вами. И последнее. Вопрос. Вот я - за кулисами Клуба. И вот я - на авансцене Клуба, в пространстве спектакля. Это одно и то же или нет? МАФИЛЬКИН. Для тебя - определенно да. КЛАУС. Я так и подумал. Это чтобы не запутаться. Уходит. МАФИЛЬКИН (Седоку). И никакой не утюг. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Так мы никогда не доберемся до Чаепития. МАФИЛЬКИН. Доберемся. Сейчас нам Эмилия заварит. Нажимает на звонок. Музыка. Появляется Эмилия в форме и с подносом в руках. На подносе - фарфоровый чайник и чашки. ЭМИЛИЯ. Старший сержант внутренней службы Эмилия для проведения планового Чаепития явился! МАФИЛЬКИН. Вольно, сержант. Ставьте на стол. ЭМИЛИЯ. Товарищ Мафилькин, осторожно, в чайнике кипяток. МАФИЛЬКИН. Не страшно. Пока мы добираемся до Чаепития, чай успеет остыть. СЕДОК. От свежекипелых клубных чайников за версту разит холодом. ЭМИЛИЯ. Согласно Регламента и вводной Управления, перед Чаепитием я обязана рассказать собравшимся краткое житие полковника Тобиаса. СЕДОК. Давай рассказывай. Отличный был мужик. Долго в Облисполкоме работал, потом пять лет в Управлении, много народа поперепортил. Классный был черт. Давай свою историю. ЭМИЛИЯ (Седоку). Не знаете, так и не говорили бы. (Порывается уйти). МАФИЛЬКИН. Старший сержант Эмилия! ЭМИЛИЯ. Я! МАФИЛЬКИН. Вас никто не отпускал. Косяки порете. ЭМИЛИЯ. Виноват, товарищ Мафилькин! МАФИЛЬКИН. Можете идти. ЭМИЛИЯ. Есть! Строевым шагом уходит. И в этот же момент - перемена освещения и грохот за сценой. МАФИЛЬКИН (инфернальным голосом). Другойспектакльусы аматынын! Баал, Ваал, Заал! О, ужас, ужас, ужас! СЕДОК. Что происходит? ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Не мешай ему. Он вызывает Элма. Грохот нарастает. Ветер. СЕДОК. Калерия, очнись. Это только Клуб. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Нет. Элм придет, возьмет меня за руку, и тогда все будет хорошо. МАФИЛЬКИН (колдует). Проснись, белый человек, однако уже пора любовь к Даме! Если мало-мало сомневайся, пиши жалоба в обком, большой город далеко, пурга, олени устали, моя заповедник сторожи. СЕДОК (Мафилькину). Ты изъясняешься, как малые народы. МАФИЛЬКИН. Я и есть малые народы. Это колдовство мне в ребячестве рассказала старая калмычка. (В иной манере). Это раньше мы видели, как сквозь тусклое стекло, а теперь все иное! Итак, вот он, истинный герой, Повелитель Дамы, Герой Клуба - Новый Друг Элм! Встречаем! Музыка, выражающая торжество разума. На авансцену выбегает Новый Друг Элм, весь в белом. ЭЛМ. Ах как же я спешил, ах как же я летел к своей любимой из командировки! Ну здравствуй. Прекрасная Дама бросается Элму на грудь. Они лихорадочно целуются. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Я ждала тебя. Я верила, что ты придешь, я не хотела закрывать окно. Все хорошо. Она плачет. ЭЛМ (сморкается) . Ну какие тут могут быть слезы, любимая! Ведь мы снова вместе. Помнишь, на ВДНХ ... Впрочем, пустое. Разлука только укрепила мои чувства, и теперь мы можем не бояться новых разлук. Мы преодолеваем расстояния, мы мчимся на крыльях народной поэзии. Про- пади оно ты пропадом, старое житье! Здравствуй, светлое! МАФИЛЬКИН. Наконец-то хоть один положительный персонаж! Новые люди в романе! А так только одни плачущие клоуны. ЭЛМ. Здесь нет места клоунаде. От смеха пучит. Слишком много воздуху глотается. Смеются только недалекие. Смех глупых подобен хворосту под котлом. У нас другие цели. Я готов ответить по обязательствам, возложенным на меня самой жизнью. Мой персонаж взыскует идеала, и моя любовь к Даме - это и есть воплощение этого идеала. Безусловно. МАФИЛЬКИН. Золотые слова! ( Внезапно усомнившись). Где-то я уже слышал. ЭЛМ (Мафилькину). Надеюсь, вы скомандовали насчет бумаг. МАФИЛЬКИН. Как вы и молнировали, со старым житьем покончено. Архив Заповедника аккуратно вывален на поляну перед домом. По завершении планового Чаепития мы его подожжем. ЭЛМ (сморкается). Славно. В жизни, в которую мы с Калерией вступаем, не будет места бумагам. Те бумаги, что остались, мы покидаем в огонь, я вылечу свой насморк, а брачный контракт мы запишем на дискету и закопаем в лесу. СЕДОК. Как думаете жить дальше? ЭЛМ (мечтательно). Припеваючи. Только бы не было войны. Я квалифициро- ванный работник, на Комбинате меня ценят. Партия создала условия. Пальмы, бассейн с золотыми рыбками, отдельная прихожая с окнами во двор. Ранним утренним солнцем зашкворчат сардельки, и я буду проха- живаться по веранде в ожидании нового чуда. Там-то мы и найдем друг друга. Я прижму ее к себе, а из радиоточки в это время будут пере- давать сообщение Имформбюро. Сморкается. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Я знаю, что так и будет, как ты говоришь. После всего, что мы с тобой пережили, мне кажется, что мы заслужили хотя бы немного покоя. Мне снился сон. Ветер качал одинокое дерево, ты шел через поле, я захотела окликнуть тебя, вдруг раздался страшный грохот, и я в ужасе проснулась. ЭЛМ (Даме). Это только сны, любимая. Теперь мы будем спать вместе, и если тебе опять приснится что-то ужасное, я пихну тебя в бок, ты перевернешься на другую сторону и увидишь новый хороший сон. А если я вдруг захраплю или, неровен час, подпукну, ты пнешь меня в бок, и тогда уже я перевернусь на другую сторону. Так и будем всю ночь ворочаться, как кролики. Окончательно высмаркивается и декламирует: Вот ночь прошла, прожектора остыли, В Дорогу Же, любимая моя! Музыка, означающая перемены. Рассвет. Экипаж, запряженный клубной лошадью, подан. Элм пода- ет Даме руку. Она усаживается в экипаж, Элм порывается сесть рядом, но не успевает. Взрыв. Лопнувший надувной друг Элм пулей улетает в неизвестность и, шлепнувшись о древнее дерево (груши с коего только что околачивала новоявленная Брунгильда), падает в муравейник. Прекрасная Дама бежит к муравейнику, Седок пе- реводит дух, Мафилькин невозмутим. Наклоняется к тому, что раньше было Элмом. МАФИЛЬКИН (для протокола). Множественные повреждения резиновой поверхности, разрывы по всему периметру, лоскутные отслоения. Предположительная причина аварии - микротрещина в баллоне сжатого воздуха заднего моста. Ненадежные новые друзья. Игрушки заводные, затейливо-взрывные. Для нас и наших детей. Пауза. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Все это чудовищно. Отворачивается, плачет. МАФИЛЬКИН. Не думаю. Вот взять хотя бы Седока. Седок, подойди, по- жалуйста, поближе, попробуем выстроить эту мизансцену поточнее. Так: вот она стоит перед тобой живая, любимая, плачущая. Ты хочешь приласкать ее, утешить , но не имеешь права (тут у тебя есть очень точная пластическая оценка, ты даже полшага вперед можешь сделать). Ты понял, да? Седок любит, хочет любить, но не имеет права. Потому что Регламент, потому что Правило, потому что твой персонаж - осел. Ну, казалось бы: взял за руки, отвел в сторону. Ан нет. Не положено. Персонаж переживает, и мне это понятно, это выстраивается. Так, те- перь у Дамы. Слезы высохли, впереди - неизвестность, устала от всего, но ты сильная женщина и должна перенести все это на ногах. Как бы через не могу сказала текст, прислонилась к дереву, постояла и пошла ровненько за кулисы. Понимаешь, да? Отлично. Давайте еще раз попро- буем пройти этот кусочек с самого начала. Соберитесь. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Просто, когда привыкаешь, то расставанье ... Плачет. МАФИЛЬКИН (в озлобленьи). Стоп! Мать моя, ты рискуешь. Я еле удер- жался, чтобы в тебя пепельницей не зашвырнуть. Калерия, ау, проснись и пой! Ну что ты играешь?! ПРЕКРАСНАЯ ДАМА (всхлипывая). Меня зовут Фрося. МАФИЛЬКИН. Ты по жизни Фрося и пытаешься здесь нам на Клубе сваять незабываемый образ Фроси. А спектакль у нас про чаепитие у прекрасной дамы именем Калерия. Девушек по имени Фрося не открывают известные естествоиспытатели. Быть может, в районной гостинице путешественники с голодухи и способны трахнуть одну-другую Фросю, но это не от хорошей жизни. Ты сама прекратишь реветь или как? ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Все-все-все( Перестает плакать, сморкается в платок). МАФИЛЬКИН. Вот так. Прекращай. Элм лопнулся, беда какая. А вся наша жизнь, что она?! да то же самое сплошное надувательство. Дуешь, дуешь в нее, а потом она легкокрылым Элмом - фюить! - уносится вверх пузырьком. И где пристроится, и где снискает успокоение? Лад- но, перерыв. (Прекрасной Даме) Тебе надо в гримерную, у тебя тушь по- текла. (Седоку). А ты оставайся здесь. Учи как следует текст, пройди еще раз мизансцену. Я пошел в буфет, встречаемся через десять минут. СЕДОК. Но спектакль продолжается? МАФИЛЬКИН. Да. В своем монологе можешь объяснить зрителю, что тут у нас образовался клуб в Клубе. А то они подумают, что антракт, и ринутся в буфет. Прекрасная Дама убегает за кулисы. Мафилькин складывает лопнутого Элма в экипаж, берет лошадь под уздцы и направляется в сторону буфета. На сцене в полном одиночестве остаются: Седок и луч прожектора, который его ведет. 4. СИГНАЛ НИСПОСЛАН. x x x Теплая майская ночь накрывает тебя с головой. Огонек сигареты ярче иных созвездий. В парке несчастный влюбленный шуршит немятой травой и мычит любимое имя в парадном под"езде. Вечно голодный студент к экзамену не готов. В общежитии чай состоит из воды и хлеба. Там шпаргалок полон карман, под плинтусом - город клопов, на улице - клейкий тополь и теплое небо. Деревья еще не потрачены пылью и духотой. Паровозный гудок на станции неподалеку разбудил усталую женщину. Фейерверк над трамвайной дугой озарит подушку в слезах (та женщина одинока). Полусонный Седок гоняет по тамбуру дым. Способ назван ему, как остаться один на один с вечной печалью, первоначально сокрытой от посторонних взоров, а ныне в природе разлитой. Тополиный рассвет грядущих белых ночей - колыхание парочек, шепот на расстояньи, как и чай в коридорах, где персонажи свечей выгорают дотла, выставляя воспоминанья. x x x За окном - тополя, кусочек кирпичного завода, ржавая ар- матура вдоль обочины, Калерия. Это весна. Сколько мне еще осталось ждать? Мафилькин гримирует синяк, я его не слушаю. Молчу. Страдать молча тяжело. Если едешь - болит, но не так сильно. Притворяешься откомандированным по срочной надобности. Гостиницы одна за другой выталкивают тебя вон. Удел. Его надлежит хлебать не расхлебать. Быть в дороге, получать по роже, погружаться в необяза- тельные слова, иметь нетвердое мнение, засыпать на ходу, забывать с каждым часом. И что-то с совестью. Седок, он же Наблюдатель в Движении. Движущееся не наблюдается реальным. Исчезли все необхо- димые подробности особенного. Уловлены лишь символические типы. Отсюда - утеря остроты, конкретности проживания. Порвалась серебряная нить. Во сне приходит помощь. Калерия возращается. Осень, Венеция. Сегодня ветер не в себе. Он буквально заталкивает нас в собор Сан-Джованни э Паоло. Никого нет, все решили пересидеть непогоду в тепле. Высокие гулкие своды. Калерия Рассматривает Росписи и Фрески, Калерия Молчит. Ее глаза, и тихий свет из верхних витражных окон. Статуя Богоматери в левом приделе. Есть время помолиться и подумать, есть время получить ответы. "Узнаешь ли Ты себя?" - спрашиваю. Нет ответа. Часы на площади Святого Марка пробили пять. Ливень. Вода сверху полощет по красным черепичным крышам, вода снизу подтапливает мостки, море уравнивается с рукотворной сушей. Спаса- тельные катера снуют вдоль Canale Grande мимо утопающих дворцов. Силуэт Калерии на мосту Риальто. Калерия Под Зонтиком. Ветер ломает его напополам . Мой плащ, накинутый ей на плечи, не добавляет ни сухости, ни тепла. Все - в укрытие, или спасайся, кому дано спастись, молитесь остальные. Стихия переходит всякие пределы. Залило цокольный этаж. Отключили электричество. Беспомощный взгляд владельца отеля: "К этому невозможно привыкнуть". Свечи и холодный ужин на верхних этажах. Тени, вполголоса. Мы в плену, но плен этот целителен. Ее пальцы холодны (как лед? как смерть?). И она говорит: " Мы останемся. Нам пристали эти площади, эти храмы, эти стихии. И, когда умрем, будем с теми, кто пришел раньше, будем ими самими, останемся в них, навсегда." Сон продолжается, и я боюсь его спугнуть, такие сны редки. Утро, вода ушла. Мы гуляем. Калерия Покупает Открытки, Калерия Кормит Голубей На Площади, Калерия С Пирожком. "Я выберу себе вон эту маску, а ты себе выбери ту". "На карнавал без масок нас не пустят. Каков твой костюм? Придумай себе текст. Без текста будешь смотреться невыигрышно. Ты танцуешь плохо. Прошлый раз ты наступил мне на ногу. Ты всегда был таким неуклюжим? И робким? На тебя не похоже." Она смеется, я вспоминаю, откуда этот текст, и все-таки просыпаюсь. Сколько еще осталось снов в запасе у меня? Жду ответа. Еще сон. Флоренция. Мы попадаем в водоворот праздношатаю- щихся людей. Торжище, всякий торговец призывает раскошелиться. Они притворяются, что торговали здесь от века. Прикидываются наслед- никами этой земли, но меня не проведешь. Те, что торговали до них, давно умерли. Нынешним не дано было видеть, как выбегал из собора Санта Мария дель Фьоре очередной заговорщик и падал под ножом на ступенях храма. Данте подводит Беатриче к Чистилищу. Это - холм в тысячу ступеней, смотровая площадка. Отсюда видно все: и заговоры, и плутни, и подвиги, и отречения, и приношения всяких жертв, но толь- ко в масштабе, с высоты птичьего полета. В галерее Уфицци беспорядок. Ветер носит по углам бумаги из тайной канцелярии Козимо Медичи. Они не успели подготовиться. Но зал Боттичелли отворен. Я показываю Калерии Madonnа del Magnificat в круглой золоченой раме. "Узнаешь ли Ты себя?". Калерия Не Отвечает, но я увидел - Да. Хранитель музея говорит о случившемся: "Мадонны и Венеры Сандро Боттичелли застряли посередине между Адом и Раем. Они населяют срединный мир, мир разбитых верований, мир живущих под равнодушным небом на опустошенной земле. Его творения - вершины, но горы попирают неосвященную землю. Мы блюдем эти вершины в неприко- сновенной чистоте, но в душе вынашиваем великое подозрение и недове- рие, предчувствие, что действуем небогоугодно, искусительно, вызываю- ще по отношению к иным силам, коих называть не смеем. Происхождение Вашей Дамы несомненно. Ваша Дама - это Наша Дама в Париже. Химеры на уступах храма говорят сами за себя. А раз в год верующие подносят Ей километровую свечу. У многих есть потребность преклонить колена, но в горячности они путают Восток с Западом. " Калерия Смеется. Калерия с Фотоаппаратом, Калерия Меняет Доллары, Калерия Едет В Такси, Калерия На Набережной Реки Арно, Калерия И Ее Двойник. Я был частью Вечности, я мог касаться края Ее плаща, я мог говорить ей текст. "Это был текст или твоя собственная речь?" Нет ответа. Больной уснул. Он запустил свою болезнь. Он вдыхал полной грудью, а воздух был отравлен. А потом ночь в Риме. Калерия В Цветах На Площади Италии, Калерия На Фоне Развалин, Калерия Пьет Кофе, Калерия Бросает Монетку В Фонтан Треви, Калерия Поднимается На Капитолийский Холм. Я остаюсь у подножия и спрашиваю ее: "Какие еще Тебе необходимы доказательства?" Ответ Ее гласит: "Когда ты проснешься, ты поймешь, что придумал все это. Меня нет." Однажды мы пошли с Ней гулять к реке. Был выходной день, по- этому со стороны Комбината не шумело, не воняло. Машины спали. Это было раннею весной, тополя еще не проснулись. Мы были на десять лет моложе, мы не попадали друг другу в такт. Каков был текст? Забыл. Что-то вроде: " В холодную слякотную ночь я прихожу к Вам под окно и долгое время влюбленным дураком прогуливаюсь взад-вперед. Тут же ос- вещаются дополнительные окна, оттуда высовываются дикие совершенно хари, и я бегу прочь, опозоренный столкновением с харями теми, а по- том спрашиваю себя: отчего я испугался? или мне стало стыдно ненад- лежащей прилюдности своих действий? Свет горит в Вашем окне. Вы чи- таете, или просто бессонница замучила, Вы сидите за столом, переби- раете бумаги, ворох бумаг, письма очумелых соискателей, бредовые сти- хи..." И в углу маленький штампик: "Причитано и соответствует Регла- менту. Мафилькин." И еще был, кажется, текст: "Если одеться в алое, то кровь останется незаметной, пока вся не вытечет по капельке." Я пытаюсь молиться, но получается плохо. Книга с благими вестями выпадает из рук. Свечи, если я зажег их, задуваются на счет раз. Это гордыня. Она берет приступом, точно морская болезнь. И не вырваться. Снова еду не понять куда. Поля, покрытые дымкой тумана, как тюлевой вуалью. Засраный вагон, пьяный проводник. Спокойные недвижные кроны дальних уснувших до весны тополей. Прежде вдоль железной доро- ги располагались симпатичные девушки и пели жалобную песню о несчаст- ной любви. Но нынче не сезон. Калерия улыбается печально. Неуютная потертая радость наблюдателя in mobile. Попытаюсь жить дальше. Вот такая примерно персонажная схема. Беготня по кругу, а в центре - Истина. Калерия, Отвечающая На Письма, Калерия Не Отвечаю- щая На Письма, Калерия Брюзгливая, Калерия С Мусорным Ведром, Калерия Боттичелли, Калерия Всякая - любимая мною в прошлом и сию секунду в каждой клетке космоса Бога нашего и даже на авансцене Клубных Мафилькиновых издевательств над здравым смыслом. Мафилькин выстраивает мизансцену. Пробуется племянница. Зовут Иринией - рифмуется с Оттилией. "Она хорошо готовит, тебе понравит- ся". Танцы в пьяном клубе. Не хватило нам, ребята, значит, будем догонять. Свежий воздух для полетов, для залетов вертолетом. Пих- ня-трахня под кустом , освобождение желудка от обязательств перед кишечником, глубокий нездоровый сон. Проблемы завтрашнего дня. Ничего, что толстая она, преспокойно выпью эту чашу я до дна. Скоропостижное венчание в Клубе. Имеют место быть: Приданое, Руково- дящие ухватки. Довольный шурин Мафилькин. По-свояковски раздавить поллитра, обсудить варианты с жильем. Мы планируем аборты посылаем на курорты. Срочно влюблюсь в девушку 5х6 с квартирой 7х8. Мафиль- кин - богатый родственник. Привечать гостя дорогого. Подоконники, обсиженные геранью. Пуфик. Пяльцы: неоконченный швейно-вязальный портрет благодетеля нашего, выполненный в северокорейской манере, культ одной личности. Разговор по существу. Мы надеемся, что с Чаепитиями покончено. Диониссиевы сатурналии, венецианские карнавалы, клубные аморалки мы задвигаем. Время было молодое, а теперь оно другое. Пора становиться взрослым. Всепоглощающей роковой страсти должна прийти на смену любовь-созиждительница. Устроительство домаш- него очага. Торжественное обещание умереть в новую жизнь. Прочь все лишнее. Найти свое место. Электричество и магнетизм, сын пошел по стопам отца. Пробки в Клубе погорели, наступила темнота, но монтеры подоспели, все вернули на места. Ах, как бы было хорошо, когда бы не было так плохо. В один прекрасный день - крак: перехваченные документы, ночь бессонных разбирательств с обмороками, сучий потрох и другие грубости, избиение кадров, бланш под глазом, полоумие одной из сторон в конфлик- те, тайный отъезд, погоня, укрытие в Клубе, экстренный ввод на роль Седока. Остальное известно. Имеющий уши да. Сигнал, ниспосланный небом, да не. Не мог быть проигнорирован. - К этому остается мало что добавить, - сообщает далее Седок. - Сейчас вам раздадут на руки документы, вы их просмотрите хотя бы по диагонали, а я пока немного покурю и подумаю, чем мы будем заниматься с вами дальше. Если хотите, вы можете посетить буфет. В фойе у нас развернута экспозиция "Окаянные дни Клуба". Спектакль продолжается. В знак возобновления действия на авансцене Клуба зальется трелью соловей, расцветет роза, зазвенит китайский колокольчик, на штыке у часового загорится полночная луна. Впрочем, луна может и не заго- реться, это я для впечатления. Но колокольчик-то мы вам обеспечим, не сомневайтесь. 5. ДОКУМЕНТЫ, ЧАСТЬ 1.  x x x Гориспоком, порывшись в дырявом кармане, находит тощий бюджет, портрет в заповедной раме, а также резвые Органы, что подорвались с цепи и готовы всякую вошь сволочить на аркане. Населению корм не в коня. Лозунги устарели. На открытии бюста Великому Бандерлогу уместно порой затравить какого-нибудь еврея, откушать блинков да податься к родному порогу. Комбинат, завыв, дает на-гора дребедень. По субботам кругом балалаек нервная брень, а ненастье над кладбищем - только знак перехода от активного света в пассивную бледную тень. x x x 5.1. Эмилия - Полковнику Тобиасу. [...] Я понимаю, что последние публикации в районной газете преследуют цель принизить Ваше значение и всячески опорочить как Вас, так и наше общее дело. В связи с этим хочу обратиться к Вам со словами поддержки и понимания. На путях построения гармоничного человеческого общества невозможно обойтись совсем без каких-то издержек. История чело- вечества, как мы знаем, это история борьбы классов. Борьба сопровождается жертвами. Жертвы могут быть напрасными и не напрасными. Наши жертвы не были напрасными, мы тоже это знаем. Нам пытаются навязать мысль о том, что мы попусту теряли время, а в отдельных случаях даже совершали какие-то преступления. И мы даже не в состоянии им объяснить, что все это неправда. Мы были молодыми, радовались жизни, любили, бегали на стадион, вступали в кружки, готовились к защите Родины. Словом, как бы Вам не было теперь тяжело, знайте: члены Вашего кружка с Вами, они всегда готовы поддержать Вас в нелег- кую минуту и разделить радость в легкую минуту. Если чего-то я не так сказала, вы уж меня извините. С коммунистическим приветом, Эмилия. 5.2. Клаус - в Управление. 11-е. День. Мафилькин вызвал меня к себе. Я застал его жующим импортную шоколадку. Он не находил себе места. - Вот посмотрите что делают. - Он протянул мне свежую районную газету. Заголовок "Регламент большой любви" был жирно отчеркнут красным фломастером. Я бегло просмотрел статью. - Ну и что вы скажете на это? - отрывисто спросил меня Мафилькин, когда я отложил газету в сторону. - По-моему, это возмутительно, - сказал я. - Я вам даже большее скажу, - сказал Мафилькин. - В желтой этой газетенке хам сидит на хаме, а главный редактор просто осел, раз пропускает подобную ахинею! Вы знаете, меня трудно вывести из себя. Но если уж меня вывели из себя, то чтоб ввести меня обратно - это им будет дорогого стоить! Мафилькин, выпалив вышеизложенное, как будто немного успоко- ился. - Дуракам закон не писан, - сказал он. - Могут что угодно кудахтать. Мы готовим сборник стихов "С любовью к Даме", по материа- лам выступлений членов Общества Любителей Прекрасной Дамы. Конечно, есть критерии отбора материала. Есть концепция, есть генеральный план всей затеи. Идет сверка позиций. Делается ставка на сильное чувство. Талант, разумеется, тоже не помешает, хотя в последнем случае мы часто вынуждены идти навстречу автору. И вот тут как тут отыскивается борзое перо, кое сажает на проект (по недомыслию или по злоумыслию, мы разберемся) жирную кляксу. Нам теперь мыться не отмыться. А осел редактор ... - Критиканов всегда не счесть, - добавил он, помолчав. - А чтоб включиться в позитивную работу, - тут их с собаками не сыс- кать. Ну что ж, они выбрали свою торную дорогу. Нехай лают. А ветер будет носить. 5.3. Калерия - Седоку. [...] Меня тронули твои стихи. Только немного пугает зависимость, в которую я от тебя попала. Мне кажется опасным, что твои предчув- ствия и непроявленные до конца предположения вдруг становятся объектом массового внимания. Ты открыл во мне Ту, кем я , возможно, могла бы стать, если бы приложила к этому все усилия. Ты открыл Возможность. Но большинство читателей районной газеты воспринимают это как данность, как полезное ископаемое. Ты растру- бил об открытии на весь город. Ты не думал о последствиях, ты был захвачен моментом. Но люди нашего города, вероятно, оказались не готовы к твоему сообщению. Они живут скудно, уныло, рано утром они темною колонной движутся в сторону Комбината, по вечерам они эко- номят электричество, по субботам ходят на кладбище, а по воскресе- ньям ковыряются на своих приусадебных участках в намереньи выкопать что-нибудь съедобное. Поэтому все восприняли твою заметку в газете как руководство к действию. Телефон у меня превратился в головную боль. В день приходит добрый десяток писем с требованием любви. На работе не отбиться от поздравлений. Тут, кстати, был один случай. У нас в первом отделе работает такой Кац. Ты его должен знать, лет сто назад он был был женат на Пшечневской, потом они разбежались, а в результате брака остался сын Элм Элмович Пшечневский, фамилию он взял матери, чтобы не таскали всю оставшуюся жизнь за пятую графу. Прихожу я как-то в спецотдел снимать синьку, а дело уже было к концу рабочего дня. Сидит один этот Кац в отделе, а его женщины, как всегда, разбрелись мерить лифчики. Отсинила я все, он мне и говорит: я как-то давно хотел с вами заговорить, но не решался. Впервые заметил вас в Клубе на клумбертовских вечерах (у меня там бывшая жена часто концертирует), и сразу к вам как-то прикипел душою. Извините, что я вас задерживаю, просто уже давно хотел высказать вам свое восхище- ние. Этот парень, который написал о вас заметку в районной газете, он, разумеется, кругом прав. Но ему не хватает моих лет, чтобы во всей полноте в этом убедиться. Я вижу в вас то, что наши городские фроси бездарно растеряли или не имели вовсе. Ваша красота имеет несомненное божественное происхождение. Иного человека Бог одаривает слухом, иного голосом. Вас он одарил гармонией и ненарушенной пропор- цией частей в составе сложного целого. И вы рискуете потерять данное вам свыше, как это уже сделали многие наши дамы (язык не поворачива- ется сказать - бабы), коли работаете на Комбинате в отделе планиро- вания. Даже когда вы сейчас беседуете со мной, вы теряете. Остере- гайтесь ненужных вам связей и иных столкновений с внешним миром. Берегите себя. Вот ваш пропуск. Где-то через пару недель он приглашает меня в отдел под предлогом, что я не сдала рабочую папку на плановый досмотр. И говорит такое, что я вся иду пятнами. Вы, говорит, не пу- гайтесь того, что я вам сейчас скажу. Я долго думал над этим и по- нял, что мне необходимо с вами переспать. Мне нужна ровно одна ночь. Я очень старый больной человек. Жизнь моя прошла. Скоро мне наступит конец. В моей жизни было много хорошего, а много и плохого. Но смысла в ней не было никогда. Из хорошего у меня были только женщины. Их было довольно много. Они пахли дешевыми духами, аптекой, продуктами, другими мужиками. Мои связи с ними были мимолетны. Я любил их в командировках и дома, когда жена уезжала на гастроли, и потом, когда она ушла насовсем. Но в обладании ими всегда присутствовал элемент поспешности и неизысканности. Я пил вино этих встреч, не задумываясь о букете напитка. Теперь мне ясно, что это было за вино. Это была бормотуха. Моя жизнь - это бормотуха. Неужели перед смертью я не заслужил бокала отменного вина? Исполните мою просьбу, и я отдам вам все, что вы захотите. Я завещаю вам свою двухкомнатную квартиру и приусадебный участок. У меня есть еще квартира в другом городе, но она отойдет моему сыну, он молодой человек, ему тоже нужно кушать. Если вам нужна моя жизнь, вы тоже сможете ее забрать. Как вы это сде- лаете - забота ваша. Посоветуйтесь с Клеопатрой. Но если это произойдет, говорю ему я, то как же тогда понимать ваш призыв остерегаться ненужных связей? Ведь, вступив с вами в связь, я тем самым неизбежно потеряю что-то из того, о чем Седок написал в районную газету. Я не отказываюсь от своих слов, говорит он. Вы дейст- вительно потеряете. Ну что хорошего заниматься любовью со старикашкой, к тому же еще и евреем? Правда, мы, евреи, ребята сексуальные. Воз- можно, мне даже удалось бы вам показать кое-что новенькое, и возраст тут на пользу. Но не в этом дело. Вы неизбежно будете терять. Вас будут использовать даже и помимо вашего желания. Вами будут грезить, вас будут применять как объект для мастурбации, вас даже будут просто фотографировать. И каждым этим актом с вас будут сдирать одну за другой все ваши защитные оболочки. И самый страшный ваш враг - это дедушка Время. Он будет пить из вас соки, пока не опустошит вас до дна. Вы - цветок, и вы эфемерны. Так используйте же свое обояние с толком, пока оно вам отпущено. У меня нет ничего, кроме квартиры и участка. Возьмите их. Потом вам удастся превратить их в деньги. Вы сможете себе позволить правильное питание, хорошую косметику, цветы. Это вам необходимо. А мне необходимы вы, как солдату перед расстрелом необходима папироса. Не отвечайте мне сейчас. Вот ваш пропуск. Позво- ните и скажите "да". Ваше "нет" - это ваше молчание, его я услышу и так. Потом я долго размышляла над этой встречей. Он прав, без сомнения. Ну вот возьмем цветы. Они красивы, они стараются бескорыстно украсить мир, сделать его цветным. Чем виноваты цветы, Седок? Тем не менее всякий норовит срезать их и поставить в вазу. Иногда, если цветам не повезло, и они родились в чистом поле, по ним два раза в год ползает железный трактор. А обнюхивающиеся собаки, что вослед делают всякие глупости, виноваты ли они в своих чувствах? Правда, порою они застревают друг в друге, полдня пытаются растащиться в разные стороны и не могут, а дети смотрят на них и смеются. Но это уже вопрос техники. Ты посчитал, что если у девочки с Комбината есть шанс стать Прекрасной Дамой, то об этом необходимо немедленно сообщить в рай- онную газету. У тебя не возникало мысли, что нами распоряжаются помимо нас, и просто нужно понять, чего они от нас хотят. Может быть, им нужно, чтобы мы вылезли вон из кожи, но добились предельного со- ответствия их идеальному о нас представлению? Как будто мы уже где-то существуем от века, но всякий раз воплощаемся заново. Твой совет уехать из города я не принимаю. Бегать от неизбеж- ного означает попусту терять время. [...] 5.4. Клаус - в Управление. 13-е. Днем у Мафилькина. Мафилькин беседовал со мной о том, помещать ли в 3-й том Справочника его 10-е письмо к Клумберту, или надлежит перенести его в 4-й том 2-го прижизненого издания. - Вот видите, - сказал Мафилькин, - сколь все же часто мы меняем привычное, милое нашему сердцу суждение. Еще вчера я видел это письмо в строгом музыкальном журнале , а сегодня, ничтоже сумняшеся, готов перенести его в справочник. Сколь же часто рази- тельное отличие застает нас врасплох, что мы порою не знаем, как и поступить. Но, слава аллаху, я давно уже не в том возрасте, чтобы расстраиваться по пустякам. Да и вам, молодежи, должно быть виднее, что такое хорошо и что такое плохо. Затем мы говорили об особенностях байроновского гения и о затруднениях в его читательском восприятии. Вечером мы отправились на малую сцену Клуба, где известная пианистка Пшечневская исполняла авангардную сонатину Клумберта, бегая от одного рояля к другому. - Превосходно, - заметил мне Мафилькин при выходе из кон- церта. - Жаль, что иногда просто не поспевал за ее музыкой. Носится как угорелая. Секрет ее успеха - в неукоснительном следовании зако- нам Хаоса, который, как известно, никогда не остается на одном месте, а оказывается повсюду, даже там, где его порою и не ожидаешь. 5.5. Мафилькин - Калерии. Ваше тревожное письмо заставило отложить меня все дела и вплотную заняться исключительно Вашей проблемой. Поначалу мне по- казалось, что тут имеет место чья-то остроумная шутка. Но я навел справки и теперь понимаю, что дело серьезное. Феномен, обнаружен- ный Седоком в Вашем лице, находится под угрозой деформации. Вы пишете о письмах, ночных телефонных звонках, посылках. Сочувствую Вашему положению. Нравы в этом городе не менялись со времен царя Гороха. Во всех наших поступках и начинаниях присутст- вует какое-то первобытное нетерпение вперемешку с первобытным же хамством. Не надо далеко ходить. Вот опять Горисполкомовские разо- дрались с Облисполкомовскими. Дело было так. Облисполкомовские со- здали малое предприятие по распределению квартир и все имеющиеся квартиры распределили себе. Председатель Горисполкома, когда ему доложили о случившемся, вскричал: "Опять эти Облисполкомовские!" и всем своим видом выразил высокий гнев ответственного работника, коего всякие козявки отвлекают от совершения важных народохозяйст- венных задач. Горисполкомовские, вконец обидевшись и обозлившись, недолго думая, создали малое предприятие по распределению инженер- ных коммуникаций, а все коммуникации, подходящие к Горисполкомов- ским квартирам, демонтировали и переподчинили себе. Вселяются Облисполкомовские в свои квартиры, а там все удобства, включая электричество, оказываются во дворе. Председатель Облисполкома, вселившись в такую вот квартиру, вскричал: "Ах, эти Горисполкомов- ские!", чем обнаружил ярость и отчаянье обманутого руководителя, коему всякие предатели переходят дорогу. Немедленно на обеих сторо- нах были созданы чрезвычайные комиссии по расследованию инцидента. Работали сии комиссии преизрядно, разжились всевозможным компроматом (кто с кем спал, у кого сколько наворовано), и принялись снабжать добытым компроматом Управление. При посредстве районной газеты обе партии льют друг на друга помои. А я как бы и тем и другим обязан, поэтому вынужден приплясывать и вашим, и нашим. Ваш вопрос философский и требует адекватного подхода. Разберем подробней. Всякое человеческое сообщество есть вынужденная мера. Во-первых, надо организовать обмены результатами труда и информацией. Во-вторых, надо защищать одних членов общества и продуцируемые ими ценности от других членов общества. Пирога всегда на всех не хватает. Поэтому надо организовать справедливый дележ. Это сопряжено с издер- жками. Обществу требуется государство. Приходится отрезать от скуд- ного пирога здоровенный кусок и бросать в государственную пасть. Но другого пути нет. Итак, к чему я это все говорю. Ваша ситуация нуждается в упорядочении, в приведении в систему. Представленный Вами феномен Прекрасной Дамы обладает несомненной эстетической и потребительской ценностью. Этот феномен не может бытовать внеконтекстно; пустить вопрос на самотек было бы как преступно, так и недальновидно. Если Вы найдете аргументы, которые я привожу далее, убедительными, при- ступать к созданию Общества Любителей Прекрасной Дамы можно уже с завтрашнего дня. В первую очередь необходимо выработать Правило и вытекающую из него строгую процедуру - Регламент. Все остальное - лишь дело техники. [...] 5.6. Клаус - в Управление. Ночью того же дня. Я давно уже как спал, и тут раздался телефонный звонок. Это был Мафилькин. - Я не разбудил вас? - спросил он . Голос его показался мне нетвердым. - Да нет, никоим образом, - ответил я ему. - Я хотел бы видеть вас у себя, мой друг, - сказал Мафилькин в телефонную трубку. - Вдвоем легче коротать бессонницу. - Совершенно с вами согласен, - сказал я. Уже через полчаса я зашел в Мафилькинов уютный кабинет. Там я увидел: не вполне трезвого Мафилькина, подзорную трубу, устрем- ленную в звездное небо, наполовину початую бутылку портвейна, пепель- ницу, исполненную окурков, разбросанные по углам фолианты. - Это все из-за Клумберта, - сказал Мафилькин. - Организм находится в расстройстве, сон нейдет. Вы будете портвейн? - Разумеется, - сказал я. - Но у меня кончились талоны. - Не берите в голову, - участливо сказал Мафилькин. - Мне Горисполкомовские время от времени подкидывают. По нормам НКО. Портвейн оказался превосходным, и наша беседа с некоторого момента приняла вполне неформальный оборот. - Мы сегодня не можем даже предполагать, - говорил мне Мафилькин, - насколько сильно сказался на всей нашей сегодняшней повседневности пожар, некогда произошедший в Александрийской биб- лиотеке. В этот момент мы можем констатировать наступление некой духовной путаницы. Сгорели ведь не только источники, но и каталоги, так сказать, пути к данным. Поэтому чудом уцелевшие от пожара библиотекари были всерьез обеспокоены тем, что кулинар- ные рецепты пятого века до нашей эры с подозрительной легкостью рядом своих полуобгорелых страниц вписываются в ткань историчес- ких хроник седьмого века нашей эры. - Форменный винегрет получается, - заметил я. - Вот именно, - подтвердил Мафилькин. - И теперь мы вынужде- ны проводить сомнительные культуроведческие исследования, пытаясь отделить зерно от мышей, рецепты от хроник, заклинания от Облисполкомов- ских Распоряжений. Отсюда происходят и Клумберт, и Пшечневская, и моя головная боль. - Вам не нравится Клумберт? - спросил я. - Ах, да не в Клумберте дело, - ответил Мафилькин в раздра- жении. - Дело в культурной ситуации, которую я условно называю "клум- бертовской". Дефицит полнокачественного художественного наследия выз- вал к жизни феномен духовного нигилизма. Откуда, к примеру, взяться сочетанию квартольного рояля и балалайки, как не из больной головы? Нездоровье заявляет себя основой современной музыки. Взять хотя бы эту повальную моду на атональность. Кто в лес, кто по дрова. Или повсеместно растиражированная техника двух роялей. А с каким остерве- нением они все педалируют! И в авангарде этой глупой моды как раз и пребывает приснопамятная Пшечневская. - Она какая-то наглая, - заметил я. - Точнее сказать - ангажированная, - заметил Мафилькин. - Клумбертизмом, Комбинатом, дурными Горисполкомовскими пристрастиями. Приходила тут на днях - просила дать ей озвучку "Чаепития". А я ей сказал: после вашего исполнения "Апоссионаты" из "Сердца Матери" вам самое место в красном уголке на Комбинате. Обиделась на правду, написала в районную газету. Хорошо вам, мой друг, вы молоды, вы легко засыпаете. А старым-то что делать? разве что наблюдать звезд- ное небо в трубочку. Вы верите в инопланетный разум? Ну ладно, отдыхайте. 6. КАК БЫ АНТРАКТ В КЛУБЕ x x x Брокер высмотрел Девицу в зале Биржи. И тогда вздумал сердцем с нею слиться вплоть до Страшного Суда. Но предивная Девица взгляд приметив, от стыда встрепенулась голубицей и пропала в никуда. Ночью Брокеру не спится. Обиходная бурда - деньги, акции, таблицы - отгорают без следа. Стынет иней на ресницах, спит в парадных пустота, календарные страницы облетают, как с куста. Но рассвет расставит вещи на привычные места. Забурчит гидрант зловеще, как протухшая мечта, в спицах лунной колесницы примелькается звезда - и простынет след Девицы синим всполохом костра. x x x Покуда зритель сосредоточенно изучает документы, представленные Седоком, за кулисами проходят переговоры. В кулу- арах на повышенных тонах разговаривают Председатель и Драматург. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (лицо у него красное, на левом рукаве - пятно, доставлен- ное салатом). Ну вот опять ты начинаешь. Что ты за человек такой. Ему объясняют, что все идет по плану, в соответствии с генеральной линией, а он все чем-то недоволен. ДРАМАТУРГ (он бледен от гнева). Чем тут быть довольным?! Он весь спектакль на уши поставил! От моей пьесы не осталось ни хрена, извините за выражение! ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Это у тебя явно субъективное. Спектакль еще фактически и не начинался, а ты уже берешься судить. И потом, твое мнение, - это еще не все, согласись. Надо зрителя спрашивать. ДРАМАТУРГ. А что зритель? Чушь собачья, вот что он вам скажет. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Да? ( Пауза). А ты отвечаешь за свой базар? ДРАМАТУРГ. Нет, но ... ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Давай не слезай с разговора. Отвечаешь за базар или нет?! (Берет Драматурга за шиворот). ДРАМАТУРГ (испуганно). Нет, не отвечаю. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (отпускает его). Вот так. Ты говоришь о том, о чем знать не можешь. Судишь только по себе. А я, например, минуту назад разговаривал с Облисполкомовскими. Они сейчас в буфете. Говорят, что это новое слово в драматургии. Понял как заценили? Реализм, говорят. Мы, говорят, на этом спектакле, как на работе. Он содержит в себе как элементы производственного совещания, так и элементы пар- тийного собрания. И несомненные художественные достоинства. Их потрясла сцена с Иринией. Своей достоверностью. Говорят, у нас такое практически каждый день дома. Опять же раздали документы, для них это характерный признак. Говорят, любопытно, чем все закончится. И буфет хвалят. А у нас как раз сегодня пирожные свежие. ДРАМАТУРГ. Нет, может, кому-то и нравится. Но кто ему разрешил влезать в материал с ногами? К собеседникам подходит Мафилькин. МАФИЛЬКИН. Я разрешил. ДРАМАТУРГ (оторопело). Ты? Начинается. Зачем?! МАФИЛЬКИН. Сейчас объясню. Актер Иванов прибыл на спектакль в неаде- кватном состоянии. Всем своим видом он давал понять, что не намерен играть по написанному. Из его невнятных восклицаний я понял, что он захвачен идеей некоего Другого Спектакля, как он сам его называет. Актер Иванов предположил, что такой спектакль, бытующий в форме одной из универсальных платоновских идей, возможен к реализации здесь и сейчас, необходимо лишь апеллировать к утраченному времени. Актер Иванов вообразил себя неким демиургом, реконструирующим пространств- венно-временные отношения спектакля. Самонадеянность такая рано или поздно его подведет. ДРАМАТУРГ. Ты говоришь об этом настолько спокойно, что я начинаю подозревать, что вы с ним сговорились и на пару все подстроили. МАФИЛЬКИН. Что ж ты тупой-то такой, прости Господи. Иванов ушел от жены, она ему подбила глаз. Он грозился поджечь Клуб, если не выйдет по его. Я его давно знаю. Он, что говорит, делает. Зачем мне эти проблемы за минуту до начала? А теперь посмотрим, что случилось. Иванов бросил нам вызов. Но он сделал это корректно, средствами Клуба. Неужели нам нечем ему ответить? Разумеется, мы во всеоружии. На всякого мудреца довольно простоты. Иванов возомнил себя всесильным. Я ему доказал обратное на примере с Новым Элмом. Он был абсолютно не готов к такому повороту. Мы перехватили инициативу. Он теряет темп. Вот сейчас он взял тайм-аут. Это - начало конца. Иванов уже почувст- вовал дефицит чутья, дефицит перспективы. Он начинает буксовать на месте, лихорадочно подыскивая приспособления. Но эти дела не делаются с кондачка. Нужно было хорошо оснащаться до того. Вот увидите: скоро он попросит помощи, и тогда мы его мягко вернем на родину, в про- странство исходного текста. И, таким образом, наш спектакль, помимо основной темы, что он выражает, будет являться вдобавок и хроникой одного человеческого поражения. Это на порядок усилит всю историю. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Ты только ему доведи, чтоб он особенно-то не выстебывал- ся. Если он похерит народную поэзию, я ему прямо на авансцене предъявлю. И пусть потом отвечает за свой базар как знает. И мне плевать, что вы родня. Надо будет, - и тебе предъявим. МАФИЛЬКИН. Я доведу. Но, с другой стороны, а что ему останется, кроме народной поэзии. На одном личном обоянии и монологах ведь далеко не уедешь. Должны быть взаимоотношения персонажей, столкновения, события. Тут-то народная поэзия и посыпется, как из рога изобилия. Шутки - прибаутки, тупиковый путь. Он движется строго в этом направ- лении. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. И я еще одного не понял. Он говорит, что он и есть Седок, а что актер Иванов лежит дома. Как это понимать? МАФИЛЬКИН. Иванов явился заряженным на конфликт с самим собой. Ему стыдно, что он Иванов. Он обуреваем ложной самоидентификацией. Он верит в то, что он Седок, и действует по схеме своего персонажа, не остраняясь. ДРАМАТУРГ. Мы превратили Клуб в лабораторию по разведению тронутых умом. Мы потакаем больному в ущерб здоровому. МАФЫИЛЬКИН. Не буду спорить. Истинное искусство всегда развивается на грани сумасшествия и преступления, и тебе, как Драматургу, это должно быть известно. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Я чувствую, вы тут договоритесь до не пойми чего. Пар- тия только на минуту ослабила контроль, а из вас уже поперла безыдей- ность. (Мафилькину). За Иванова и его выверты отвечаешь лично. (Драматургу). А ты лично с этой минуты отвечаешь мне за свой базар. Чего не знаешь, того не говоришь. Сидишь себе, где сидел, в третьем ряду, накапливаешь впечатления, а потом мы твои впечатления обсуждаем в узком кругу. И впредь воздерживайся от резких движений. ДРАМАТУРГ. Я понял. (Сглатывает слюну). ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Молодец. Уходит. Мафилькин и Драматург остаются, погруженные в глубокую задумчивость. ДРАМАТУРГ. Это была чистая подстава с твоей стороны. МАФИЛЬКИН. Как, по твоему, кто лучше знает текст: персонаж, для кого текст написан, или Драматург, который его писал? ДРАМАТУРГ. Не понял я вопроса. МАФИЛЬКИН. Ну вот есть реальный Седок. Есть Драматург, который написал о нем пьесу. И есть актер Иванов, исполнитель роли Седока в спектакле Драматурга. Кто из всех троих лучше знает текст? ДРАМАТУРГ. Седок, конечно. МАФИЛЬКИН. А почему? ДРАМАТУРГ. Потому что Седоку текст писал Господь Бог. Седок не учил свой текст, он знал его с самого начала. А моя задача была угадать, что за текст был написан. МАФИЛЬКИН. Правильно. А теперь не для протокола. Актер Иванов и Седок - это одно и то же лицо. ДРАМАТУРГ (через паузу). Не может быть. МАФИЛЬКИН. Все эти десять лет я знал его как открывателя Прекрасной Дамы в женщине именем Калерия. Его звали Седок. Иванов - это его сценический и общеклубный псевдоним. Пауза. ДРАМАТУРГ( пораженный). Тот самый Седок. Голова пухнет. И поэтому ... МАФИЛЬКИН. Да, и поэтому я знал, кого предлагаю на главную роль в твоей пьесе. Представь: ты Шекспир, ты написал пьесу "Гамлет" и ставишь ее на подмостках лондонского театра "Глобус". У тебя есть возможность задействовать в постановке подлинного Гамлета, чудом спасенного от отравления ядом и контрабандой доставленного из Дании в Англию. Ваши совместные впечатления. ДРАМАТУРГ. Не знаю. Полная беспомощность, скорее всего. Он бы не годился на свою роль. МАФИЛЬКИН. Правильно. То же самое у Гамлета. Пространство пьесы "Гам- лет" для него недействительно. Репетируя в пьесе, он бы задыхался. Нам видимы образы, ему видимы только слова, слова, слова. А теперь вспомни репетиции "Чаепития". С каким смирением Седок (а ведь это был он) играл самого себя, барахтаясь в предписанных ему словах. Он принимал свою роль в твоей пьесе как заслуженное наказание, как епитимью. Но сегодня Седок взбунтовался. Он пережил внутреннюю катастрофу, очи- щение от гнетущего чувства тайной вины (знать бы, что за вина). В таком предкатарсическом состоянии актер наиболее хорош. Он добивается своих функциональных задач с предельной достоверностью. Именно поэтому я безропотно уступил ему право командовать парадом. ДРАМАТУРГ (все еще в ошеломлении). Так, я начинаю понимать. Ты дал ему карт-бланш на использование нашего спектакля в качестве базового прототипа. Чтобы он его в присутствии зрителя разобрал на кубики, а потом собрал из них по своему вкусу Другой Спектакль. МАФИЛЬКИН. Да. Он пришел не нарушить, но исполнить. И кто-то до него еще сказал то же самое. Но есть проблема. ДРАМАТУРГ. Какая? МАФИЛЬКИН. Он выдыхается. За пять лет вне Чаепитий его персонаж дал трещину, и в нее ринулись новые слова, а исходный текст выстаривается со временем. Персонаж словно иероглиф, высеченный в скале. И всякая новая волна вымывает из него крупицу смысла. Иванов - теперь это не вполне Седок. Он применяет текст Седока наравне со своей ролью в твоей пьесе, а еще постоянно цитирует иные источники. Образный ряд его пер- сонажа затронут столь обширно, что зачастую не поддается актуализации, и Седок вынужден производить заместительные операции текстом. Я вижу, что он изо всех сил старается вернуться на исходные позиции. Он осна- щается на ходу. Я пытаюсь ему помочь, я создаю вокруг него конфликтную среду, в которой он мог бы настроиться на активное самоприпоминание. Но и все же у Седока в обличье Иванова возникает сугубый риск не удер- жаться на высоте своего персонажа и шмякнуться оземь. Боюсь, что так и получится. ДРАМАТУРГ. Что он вернется в старый спектакль и доиграет его по-напи- санному. МАФИЛЬКИН. Да. Но есть еще один персонаж, который имеет право вклю- читься в наш процесс. ДРАМАТУРГ. Калерия. МАФИЛЬКИН. Да, Калерия. И, если меня не обманывает чутье, она очень скоро присоединится к нам. Возможно, что Седок восстановится полностью через Калерию. А она - через него, потому что ее персонаж тоже утрачивается по ходу. Мы как будто входим в потусторонний мир и слышим голоса. Бесплотные тени, души ушедших персонажей, просят нас о воплощении. И мы внемлем им. Своим бездарным спектаклем мы готовим место встречи. Мы затеваем Чаепитие. ДРАМАТУРГ. Если нам дано воплотить ситуацию Чаепития, значит, не такой уж он и бездарный , наш спектакль. Но если пойдет и дальше в таком духе, то от моей пьесы вообще останутся рожки да ножки. МАФИЛЬКИН. Радуйся, дурачок. Твоя пьеса б