---------------------------------------------------------------
     © Copyright Ольга Казанцева
     Email: komik@uralonline.ru
     WWW: http://ak.uralonline.ru/
     Date: 19 jan 1999
     Рассказ предложен на номинирование в "Тенета-98"
---------------------------------------------------------------




     Вы думаете, легко быть независимой, когда росту в тебе
метр пятьдесят и сколько не задирай нос, все одно -- выше
большинства современных дамских подмышек он не окажется?
Что делать, если у тебя из под мини-юбки вместо длиннющих
худющих конечностей выглядывают довольно рельефные мягкие
ножки? Что, если  взгляды мужчин, безразлично скользят по
твоей макушке, заинтересованно останавливаясь на лицах этих,
двухметровых? Что в таких случаях  нам горе-маломерочкам
делать?
     Лариска знает, - что.  Во-первых, ровное дыхание, чуть
прищуренные глаза, плавные движения изящных пальчиков: ра-
а-аз, два-а-а, ра-а-аз, два-а-а...Ярко-красная помада мягкими
мазками покрывает губы. Меж губ просовывается остренький
язычок, круговыми движениями инспектирует макияж.  Все
хорошо. Лариска встает с низенькой табуретки, смотрится в
зеркало: ладони оглаживают бедра, попочка чуть виляет (как
жаль, что люди не носят хвостов!), трусики  чуть шуршат. Черное
белье и красная помада - с сегодняшнего дня только так!
     Раздавшийся всхрап заставляет Лариску вздрогнуть и
перевести взгляд с собственного отражения на нечто менее
привлекательное - спящего мужчину, по-хозяйски
раскинувшегося в кровати. Недовольная гримаса кривит ее
мордашку: "Постоянно засыпает. Постоянно!.. И храпит... Как
жена его только терпит? Или храп ей нравится?..." -- Лариска
садится на кровать, внимательно рассматривая мужчину, при
этом уголки ее губ печально опускаются. Она судорожно и
глубоко вздыхает. Собираясь с силами, проливает тоненькое и
нежное: "Любимый, пора просыпаться..."
     "Любимый" едва слышно бормочет,  недовольно
ворочается.
     Прощаются они делово и скоро. В лифте. Мужчина  по
пингвиньи перетаптывается, по щенячьи смотрит в пол. Треплет
Лариску за локоть: "Ну, это... Пока, что ли?.."
     Из подъезда выходят порознь. Как шпионы.
     Мужчина удаляется. Независимый, энергичный,
облегченный. Отчего-то чуть-чуть вороватый. Лариска смотрит
ему вслед, и фривольный ее язычок,  по обыкновению
протолкнувшись сквозь утратившие бдительность губы,
исполняет замысловатые пируэты. Пора двигаться и ей.
     ..Рабочий день  начинается неудачно. Одна из подруг не
вышла на работу, Лариску переводят этажом ниже, а скучнее
отдела мужских брюк вряд ли что можно придумать. "Угораздило
же Катьку заболеть!" - горюет про себя Лариска. Изящный
каблучок нервно постукивает о цементную серость магазинного
пола, однако нос по-прежнему смотрит вверх, настроение у нее
боевое.  Свет электрических ламп усиливает сияние Ларискиных
глаз, форменный халатик сидит на ней более чем загадочно -- еще
бы, ведь он скрывает... Впрочем, об этом не вслух. Во всяком
случае Ларискины глаза похожи на транспаранты  с надписями:
"Не вашего ума дело!...".  Время раздвигается бесконечной
лесенкой. Вереница товаров в обмен на квадратики чеков.
     Он, (а Он -- Военный в отставке), входит в магазин. Он
желает выбрать себе штатские брюки. Крейсерской башней
голова его совершает полуоборот. Он видит серые прилавки ,
болотного цвета продукцию, но - стоп...  Что это?.. Красная
помада, хулиган-язычок, глазки к потолку, хлопанье длиннющих
ресниц, электрические разряды. Улыбка раздвигает его глиняные
неподатливые губы: отчего хочется выкрикнуть: "Спасибо нашей
любимой, за наше счастливое...!"
     Печатный шаг сродни печатному прянику, - по крайней
мере, для Лариски. "Мамзель! То есть, прошу прощения, леди...
Мне бы штаники. Так сказать, подобрать..." -- смущенный
кашель в кулак.
     Лариска перестает хлопать ресницы: мило улыбается в
ответ. Штаники-штанишки, мальчишки-шалунишки. И возраст
здесь ни при чем...
     "Позвольте предложить это... А может вот это... С Вашей
фигурой... С Вашим ростом... Вам все пойдет..." -- главное для
Лариски не забыть о своих искусно напомаженных губах и
язычке.
     "Может быть, я одену, а Вы посмотрите?... Так сказать,
оцените взглядом профессионала!" -- Военный шагает в
примерочную. В кабинку - нырк, занавесочку -- дерг. Шуршит
одежда, свиристят легкие.  Судя по всему военный старается. Во
всяком случае укладывается в положенные сорок пять секунд.
Знай нашу старую гвардию!.. Снова занавесочку -- дерг, и
Лариске: "Пожалуйста! Вот он я..."
     Лариска умело поправляет на нем изделие, одергивает,
поглаживает. Ее глазки светятся: " Ах, замечательно! Я вам сразу
об этом говорила, а вы сомневались... Что вы, что вы!... Женскому
мнению мужчина должен и обязан доверять!" -- под эти слова
Ларискин наманикюренный пальчик покачивается из стороны в
сторону. Лак на ее ноготках, само собой, ярко-красный, и оттого
торжественность момента проступает все более явственно.
Неутомимый язычок придает картине лукавую пикантность.
     "Понимаете, здесь такое все не располагающее, и вдруг -
Вы... Однако, разрешите предложить... Так сказать, не
променаднуться ли нам  ближайшим вечером?... То есть,
например, завтра, например, в театр?.."
     От куртуазности собственных слов Военный потеет.
Нервически-настороженный козырек форменной фуражки
разделяет волнение хозяина настолько, что в знак солидарности  и
сам покрывается испариной.
     Конечно, да! Или нет?.. Как же нет, если да! Иной ответ
попросту немыслим. Но надо выждать. Хотя бы секундочек пять...
Раз, два... Да нет, слишком долго! Ларискина головка манерно
склоняется.
     Обеденное время застает ее сидящей на стуле: ноги - в
примерочной, тело - в отделе. В глазах ни следа от недавнего
строгого транспаранта -  он погиб, задохнулся в сладостном
театральном дыму . Завтра! Все будет завтра!

                                                                    ***

     Военный ждет около театра с синеньким робким
букетиком, завернутым в нагловато-шуршашую, расписанную
серебристыми звездами бумагу. Лариска воробышком подлетает к
нему. Впрочем, не воробышком, - ласточкой.
     "Ах, спасибо! Это так мило с Вашей стороны! Я
тронута... - Она жеманно приседает. Приседания кажутся ей
пиком великосветского этикета. -- А я тоже с цветами... Да нет,
это не Вам! Это актеру. Любому, кто понравится."
     "А-а... Я как-то не догадался..."
      Для актера Лариска выбрала желтые цветы. Желтые
цветы это, знаете ли, не столь банально, сколь красные. И еще, - в
желтом есть некая внутренняя сдержанность. Не суровость, не
холодность, как в белых, а именно сдержанность. Ну,  и женская
неопределенность в них тоже имеется. Этакое ни "да", ни "нет".
Все вместе и ничего конкретного.
     В фойе театра они покупают программку. Без
программки нельзя. Дело не в традициях, дело в возможности
покровительственного жеста, в едва уловимом шике. Шике
копейкотрясения, дескать, "и для нас все доступно!".
     "Места сбоку, - объясняет военный, - но это не страшно.
Мы на первом ряду, и все будет видно замечательно." -- он
хлопочет вокруг усаживающейся на место Лариски. Его военная
форма рядом с Ларискиным рюшечным кружевным платьишком
выглядит покровительственно. Лицо военного выдает между тем
некоторую неуверенность. Да и какая уверенность, когда рядом
такое кисейное создание; кашлянешь неловко - и  улетит.
     Свет под потолком медленно умирает, начинается
лицедейство.
     Спектакль глубок. На сцене пятнадцать человек - все в
черном с поднятыми вверх руками - раскачиваются в такт
собственным утробным чувственным завываниям "М-м-м... М-м-
м..." Звук нарастает и убывает, артисты поочередно набирают в
грудь воздуха. Лица у них багровы, как у трубачей.  Вперед
балетным шагом выдвигается щуплая дама с вдохновенным
лицом и крашенными черной помадой губами. Даме лет сорок.
Помахивая хвостиками светлых косиц,   она зычно, но вместе с
тем задумчиво, начинает вещать: "Подставьте лицо полной
загадочности! Затолкайте себя в себя и обнаружьте там
пространство! И поймите, что человек удивительно постоянен в
стремлении достичь чего-то противоположного реально имеемому
в данную секунду!..."
      Трубное "м-м-м" достигает апогея. Все, кто сидят в
первых рядах, буквально глохнут. Дама права.  В данную секунду
им хочется иметь что-то противоположное шумному "м-м-м".
     Конец первого действия.
     Антракт.
     Военный стоит в театральном буфете. В очереди.
Лариска терпеливо ждет за столиком, время от времени бросает в
сторону кавалера изучающий взор: "А в общем он ничего.
Галантный... Разве что потеет сильно..." А Военный и впрямь
потеет. Виноваты  волнение и непривычная обстановка. Вот если
бы на плацу или в спортивном городке!.. Уж там бы - да! Там бы
он ей показал. Мог бы даже на турнике подтянуться. Разика три
или четыре. А здесь все иначе. Руки у него влажные, и оттого
стаканы апельсинового сока  приходится нести с особой
осторожностью: тем более, что это первый рейс от буфетной
стойки.  Осрамиться никак нельзя! Ну просто никак!.. И он
старается, как может. Бисеринки влаги покрывают лицо. После
второго рейса на столе перед Лариской появляется картонное
блюдечко с кокосовыми пирожными.
     "Если, конечно, не возражаете..."
     "Женщины боятся за лишние граммы?... Это не про
меня!" -- Лариска смеется. Ярко-красный ее ротик хищно
растворяет створки, пирожные обречены. Он благоговейно
смотрит на Лариску: "Какая замечательная девушка! Как она их!
Одно за другим. И зубки у нее какие!.."
      Звонок. Еще звонок. Звонок - уже последний,
пробуждающий. И следом за ним Ларискин голос : "Вы ничего
так и не съели. И сок не пили..."
     Он мужественно встряхивается. Ничего!.. И ели когда-
то, и пили...
     Второе действие. Массовка -- мужчины и женщины в
русских народных костюмах праздно разгуливают  по сцене на
фоне надписи: "Самодостаточность -- она везде одинакова!" .
Вперед выступает Некто с лопатой наперевес. Одна из актрис
бросает ему под ноги пластмассовую змеиную голову, цвета
хорошо вылежавшихся костей. Некто остервенело стучит лопатой
по муляжу, а массовка в это время скандирует: "Человек сам
хозяин своей судьбы! Так что -- хозяйствуйте! Хозяйствуйте!
Хозяйствуйте! Мешать не будем!" За кулисами временами
утробное "м-м-м", как бы подчеркивающее конфликтную сторону
момента. Зрители сосредоточенно глядят на сцену. Многие
восхищены и растроганы. Стекают по вискам капли пота, по
щекам - умиленные слезы. Великая сила - искусство!
Равнодушных нет!
     Занавес. Спектакль окончен.

                                                                       ***

     ..Он провожает  ее домой, ощущая каждой клеточкой
своего упакованного в форму тела Ларискину легкость и
молодость.  Усталый тротуар терпеливо отвечает их шагам
приглушенным отзвуком. Угадывает точно и в такт каждому: ей -
звонким цоканьем, ему - мягким шорохом.
      "Что это?" - Лариска останавливается перед лежащим у
газона мешком. Осторожно заглядывают внутрь, в мешке --
картошка. "Потерял кто то... -- ворчит Военный и, хозяйственно
вскинув мешок на плечо, продолжает: - Вам отнесем. Есть будете,
варить, жарить." Лариска немного смущена --  на театральном
лаковом флере первая царапинка. Военная форма, пыльный
мешок и вечернее платье явно не сочетаются... Но перечить она
не решается. Он - Военный, ему виднее.
     Они добредают до дома, мешок заносится в кухню. "Вы
только ее переберите ." -- советует Военный Лариске.
Приподымая фуражку, стирает со лба, щек и затылка
традиционный пот. "Хорошо" -- Лариска послушно кивает
головой. Он желает кавалеру спокойной ночи и степенно
выпроваживает. Он и тут на высоте - ни чаю, ни сушек на
посошок не просит. Уходит гордо и достойно. От мешка спину у
него чуть ломит, но он и об этом молчит.
     ..Всю следующую неделю Военный регулярно
наведывается к ней в магазин. Цветочки, шоколадки, кашель в
кулак, потение -- привычный джентльменский набор. Лариска
смотрит-смотрит и наконец решается... Приглашает Военного в
гости. В субботу. На ужин.

                                                                    ***

     Они сидят друг против друга за накрытым столом.
Неспешно поедается холодное -- салаты, сыры, колбаса. Лариска
кокетливо любезна: "Может быть, морковки с чесночком? Или
селедочки под шубой?"
     "Лучше под пальто," -  по-армейски шутит он.  Лариска
вежливо смеется. "Хорошо, я положу вам и того, и другого."
     Он удовлетворенно отпыхивается, улыбаясь, мечтает о
том, как бы на пару дырочек ослабить ремень, впивающийся в
раздувшийся живот.
     Перемена блюд. Теперь господствует горячее -- куриные
окорочка с картофелем. Зубы дробят беззащитные птичьи
конечности. Хрустит румяная корочка, стекает янтарный сок.
     "Как там наша картошка?" - интересуется Военный.
     "Картошка... Ой! Она там  прорастать уже начала...
Такие длинные белые веточки. А перебрать руки никак не
доходят..." -- Ларискины слова трансформируются в виноватую
улыбку, ищущую понимания. И понимание находится. Военный
тотчас предлагает свою помощь. "Что, прямо сейчас?" --
спрашивает Лариска с деланным смущением, - его простоватость
кажется ей трогательной, кроме того, льстит, что этот большой
дяденька так суетится . "А чего там откладывать..." -- он
решительно поднимается из-за стола.
     Мешок  стоит в углу, все там же, где Военный его
оставил. Лариска приносит старые газеты и застилает ими центр
кухни. Начинается переборочный труд, во время которого, он
скупо повествует о собственной военно-отставной жизни. Лариска
помогает ему с картошкой, слушает вполуха. Голову ее, впрочем,
занимает иной вопрос. Более животрепещущий. Вопрос о том,
останется ли Военный на ночь, а также о том, какое впечатление
на него произведет ее черное кружевное белье. Оттого, что ответа
пока не находится, Лариска беспрестанно облизывается.
     А он все говорит и говорит.
     Неожиданно Ларискина рука вытаскивает из мешка
нечто странное, не совсем похожее на картошку. Вытащенный
предмет черного цвета, металлический. Похож на габаритный
"Чупа-Чупс" с приделанным к ножке колечком. Лариска в
искреннем восторге: "Смотрите, какая картошка! Гладкая,
красивая..." Военный напряженно молчит. Потом  подобравшись,
словно перед прыжком, отрывисто произносит: "Это не картошка,
это граната".
     Каждый человек может представить себе самые
разнообразные ситуации, подбрасываемые ехидной старушкой-
жизнью, но подарок в виде гранаты, упрятанной в мешке с
картошкой, все же явление достаточно редкое - не каждому так
везет! Именно поэтому Лариска теряется и ничего, кроме "Откуда
она здесь?..." -- вымолвить не может.
     А Военный преображается -- теперь можно показать себя
в полной красе. Он собран и решителен, хотя и не забывает, что
бдительность прежде всего. Следует строгий вопрос: "У Вас в доме
не было посторонних?..." Глаза его превращаются в маленькие
буравчики. "Да какие же посторонние?..." -- едва шепчет
Лариска. Он успокаивающе кладет руку на хрупкое девичье
плечико: "Не волнуйтесь. Все под контролем".
     Она чуточку успокаивается, а он расхаживает по кухне
взад-вперед, заложив руки за спину, пытаясь размышлять вслух:
"Мда.. Если чужих не было, значит граната находилась в мешке с
самого начала. То есть, мы ее занесли в дом вместе с картошкой.
Так сказать, пригрели на груди змейку." -- Военный смеется,
шутка про змейку  кажется ему удачной.  Лариска вымученно
улыбается. Ее рука, держащая гранату, начинает потихоньку
дрожать, но он этого не замечает. Он рассуждает дальше: "В
мешке она лежала либо потому, что кто-то перевозит таким
образом оружие, либо... Либо это была провокация. В отношении
меня... Увидели, что иду, и подбросили! Думали -- растеряюсь,
убегу, а они бы и сфотографировали..."
     "Зачем?" - лепечет Лариска.
     "Ну, мало ли... Потом в западные газеты или еще куда...
Но, нет! Ничего подобного! Не вышло-с, господа! Не вышло-с!.." --
он грозит кулаком неведомым врагам, хмурится  и воинственно
шевелит бровями.
     Лариска ловит себя на мысли, что окончательно
запуталась в происходящем. Она не понимает , кто такие эти
"господа" и  зачем им подбрасывать в картошку гранату. Но вслух
сомневаться боязно и  потому Лариска только робко вздыхает. Вот
вам и романтический вечер с красной помадой , черным бельем и
при свечах!
     ..Четыре часа утра.  Лариска с гранатой в руке дремлет,
сидя на полу, посередине кухни. Военный по-прежнему бодр, со
стороны напоминая собаку ищейку, нюхнувшую тапок
разыскиваемого преступника. Рот чуть приоткрыт, зубы
заострились, нос похолодел и увлажнился. У него уже созрела
весомая  мысль. Он останавливается перед Лариской, тормошит
ее за плечо: "Нужно все проверить. Внимательно!" Лариска
распахивает глаза, пугливо ежится. Он совсем рядом. Лариска
чувствует запах его одеколона, видит изъяны его стрижки. Она
даже замечает пробившуюся на его щеках щетину. А ведь еще
вечером он был гладко выбрит!
     Лариску слегка подташнивает, к тому же у нее затекла
рука, держащая гранату. Лариска просит: "Освободите меня от
нее", подбородком указывает на гранату. "Нельзя! Может иметь
место подрыв." Военный по-отечески строг. Лариска бледнеет :
"А я?... Что будет со мной?..."  "Не надо об этом думать. Не
время!" - брови его с щелчком сходятся на переносице, военный
поднимается с корточек и, обойдя Лариску, осторожно ставит ее
на ноги. Приговаривая "Пойдемте, пойдемте!" -- Военный
подталкивает ее к дверям, выводит на лестничную клетку.

                                                                   ***

     ..Звезды играют в пятнашки. Прикрываясь редкими
тучками, украдкой зевает луна. Но Лариске и ее кавалеру не до
этого. Они в том самом дворе, где нашли мешок с картошкой.
Лариска стоит посреди тротуара, а он, освещая землю ручным
фонарем, ползает на четвереньках по кустам, бормоча: "Что бы
это значило?... В принципе - что?..." Лариска, стараясь хоть как-
то отвлечься от пронизивающей прохлады, постукивает ногой об
ногу и пытается вспомнить школьные уроки по Начальной
Военной Подготовке. Точнее, те занятия, на которых проходили
тактико-технические данные мин  и прочих боеприпасов.
       От неласковых тем Лариску отвлекает внезапный
вопль и грязная пятерня, тычущая ей в нос кусок земли. Это,
разумеется, Военный. Тоном телевизионного диктора он
предлагает: "Понюхайте, чем пахнет! Только понюхайте!"
Лариска нюхает: "Я ничего не чувствую". Он укоризненно качает
головой: "А ведь это несомненный тротил!" Лариска пожимает
плечами. "Теперь понюхайте гранату! Там тоже тротил.
Понимаете?... Мы по запаху можем отследить путь гранаты!" --
его глаза сияют детской радостью.
       Отслеживать путь гранаты Лариске не хочется. Хочется
спать и тереть глаза, хочется домой в теплую ванну.  Само собой у
нее жалобно вырывается: "У меня рука устала. Можно я ее
брошу?". Военный испуганно подпрыгивает. "Ни в коем случае!
А если подрыв? А если чека проржавела?" У Лариски кривятся
грубы. "Значит, так и держать ее?" Военный покровительственно
обнимает девушку : "Пока -- да. Ты сама ведь все понимаешь
прекрасно. Есть такое слово - "надо". Простое солдатское слово..."
     Они возвращаются домой.
     ..В гостиной Лариска обессилено падает в кресло: с
наслаждением вытягивает ноги. Военный же, разложив на столе
листы бумаги, терпеливо нумерует их, начинает сочинять
донесение. На первом титульном листе аршинными буквами
выводит: "Путь нелегальных боеприпасов. Строго секретно.".
Затем, вооружившись простым карандашом и расческой
(расческой - за неимением линейки), он начинает сосредоточенно
вычерчивать загадочные схемы. На его носу мгновенно
выступает пот. Капельки растут. Плоть Военного, озабоченная
сверхзадачей, питает их живительной влагой. Очень быстро
капельки достигают критических размеров, скатываясь, падают
на кончик высунутого языка. Военный невольно проглатывает
их, глухо прикашливает.
     Лариска молча наблюдает за ним. Она находит этот
капельный круговорот очень сексуальным. Ей хочется тепла и
ласки. Чуть покачивая ногой, она роняет туфельку. Кавалер не
реагирует. Что ж ... Лариска шевелит бровками и громко
заявляет: "Я хочу в душ!"
       Военный отрывается от чертежей : "О чем вы?..."
     "О ванне! О том, что мечтаю помыться! А вы разве
нет?..." -- Лариска кокетливо сбрасывает вторую туфельку и
потирает ноги друг о дружку.
     Его лицо непроницаемо : "В душ?... Я -- нет. А вам... Как
бы это сказать... Одна рука у вас занята, мыться будет неудобно.
Так что подумайте. По-моему, волосы у вас выглядят вполне
чистыми."
      Лариска страдальчески закатывает глаза, и он
испуганно спохватывается: "Нет, если вы настаиваете, я,
конечно, что-нибудь придумаю. То есть я уже почти придумал! Ну
да! Мы примотаем гранату к вашей руке. Изолентой или скотчем?
А то вдруг вы  случайно разожмете пальцы..." Лариска обречено
склоняет голову: "Хорошо. Приматывайте." Шуршит скотч,
клацают ножницы.
     Лариска лежит в ванне. Горячая вода, изобилие пены,
множество флакончиков. Лариска хитро щурится, шлепает
свободной от гранаты ладонью по колену, дует на мыльные
пузыри. Лирики уже не хочется. Хочется чего-то, физически
ощутимого. Но сегодня этого, по всей видимости, не достичь. "Ну
тогда хоть высплюсь!" -- утешает она себя. Лариска поднимается и
встает под душ. Жесткие струи сотнями щенячьих носов тычутся
в тело. Пора вылезать.  Одной рукой вытираться не  удобно и
потому Лариска набрасывает халатик прямо на мокрое тело. Из
кармана вынимает помаду и тщательно подкрашивает губы.
Улыбается себе в зеркало. Красота!
     В комнате все без изменений. Военный сосредоточенно
чертит. "Ну и флаг ему в руки" -- обижается Лариска и
расправляет кровать. "С Вашего позволения я прилягу" -- говорит
она.  Военный вскакивает из-за стола: "Конечно, конечно. Только
давайте все переклеим. Сами понимаете, в ванной скотч отсырел,
а во сне мало ли что..." -- С ножницами и скотчем он
направляется к Лариске.
     Спустя короткое время она засыпает, и ей снится, что
она крепенький, поджаристый кекс, соседствующий с парочкой
таких же кондитерских изделий. Их маленькое братство
покрывает толстый слой глазури - желтой, хрусткой,
напоминающей панцирь.  Глазурь мешает двигаться и сколько
Лариска не возится -- все безрезультатно. Она шипит, как блин на
сковороде, хотя она вовсе не блин, а кекс,  совершая отчаянный
рывок, просыпается.
     Сев на кровати, Лариска кричит: "Я опоздала на
работу!!! Опоздала!" Взор ее падает на примотанную к руке
гранату. Ей становится плохо. "Как же я пойду с этим в магазин?!
Мне покупателей обслуживать будет невозможно!" Военный
подходит к девушке и кладет ей на лоб большую тяжелую руку:
"Сегодня воскресенье. Выходной. Вам не нужно никуда идти."
     "Воскресенье..." -- Лариска медленно приходит в себя.
Смотрит на пасмурное серое утро в окне, облегченно улыбается.
Не на работу. Как это бывает прекрасно, когда не на работу!..
      "Тогда давайте пить кофе, -- предлагает она. - Правда
готовить одной рукой не самое приятное занятие, но вы ведь мне
поможете?"
     "Конечно-обязательно!" Он с радостью бросает свои
чертежи и отправляется вслед за Лариской на кухню.
     А посреди кухни все также расстелены газеты, все также
валяется серая картошка. "Мы не будем к ней прикасаться.
Отодвинем в сторону - и ладно!" -- решает Лариска. "Хорошо" -
Военный яростно растирает уставшие от бессонной ночи глаза.
"Пойдите, умойтесь," -- Лариска смотрит на него с сожалением, да
и как смотреть иначе на нелепые скатавшиеся волосы, на влажно
поблескивающий лоб, несущий следы усердных потовых струй.
     "Пожалуй, Вы правы. Я так и сделаю..." -- Военный
направляется в ванну и сует голову под холодную воду. Голова
леденеет настольно молниеносно, что на некоторое время он
теряет способность дышать. Но профессионализм и усилие воли
делают свое дело, и вскоре все жизнетворные процессы
восстанавливаются . Становится настолько хорошо, что он
позволяет себе расслабиться и на время выпустить нить
размышлений, касающихся гранаты. Но это только миг. Один-
единственный. А в следующую секунду Военный уже вновь
собран и сосредоточен. Умытый и насухо протертый махровыми
ладонями  полотенца, он возвращается на кухню.
     Здесь Лариска  активно гремит чашками. Военный
останавливается и смотрит на нее. Ему хочется сделать
комплимент и он говорит: "Однако вы  ловко управляетесь.
Другие  и с двумя руками так не могут!" Лариска  чуть усмехается
--  на фоне макияжа, старательно наведенного во время его
пребывания в ванне, усмешка играет особенно ярко. "Садитесь,
пожалуйста" - воркует Лариска. Он приседает на маленький
табурет, не сводя с девушки восторженных глаз. Лариска
чувствует его состояние, расхаживает по кухне, стараясь не
садиться как можно дольше, -- пускай полюбуется.
     "Вы, наверное, совсем устали. За ночь от стола ни на
минутку не оторвались" -- Лариска подносит к губам маленькую
чашечку. "Ну... Как бы, да... Но это все чушь, не беспокойтесь." --
ее забота явно смущает Военного. "Нет, нет! Вам необходим
перерыв! Я заявляю это самым решительным образом. А потому
после завтрака мы немного прогуляемся." -- излом Ларискиных
бровей столь суров, а глаза столь ласковы, что отказать нет
возможности.
     А Военный и не собирается отказывать. Только с
удивлением отмечает про себя, что роли у них поменялись --
командует теперь Лариска. Она тоже отслеживает эту перемену.
Протеста в душе не рождается. От ее ночной нервозности не
осталось и следа. Лариска неожиданно понимает, что и с гранатой
в руке жить можно достаточно долго. Может быть, даже всю
жизнь.
     Она поднимается, ставит свою чашку в раковину, а
Военный, неуклюже вскочив, уже тянет свою руку, отстраняя
Лариску от мойки: "Не беспокойтесь. Я сам. Вымою посуду сам!".
Лариска не возражает. Чуть присев в шутливом реверансе, она
отправляется сооружать прическу.  Военный плещет водой на пол,
на собственные брюки, мыть посуду - непростое дело.
     "Вот я и готова!" -- Лариска заглядывает на кухню в тот
самый момент, когда он вытирает свои огромные красные руки
маленьким вафельным полотенчиком. "Что ж... Я, кажется, тоже
готов." -- Военный оправляет рукава рубашки - становится по
стойке "смирно", пятки вместе, носки врозь.
      "А китель? Ваш форменный разве вам не нужен?" --
Лариске вовсе не хочется, чтобы Военный оставался в
неукомплектованном виде. "Да, да! Конечно, китель... Я и
забыл..." - он виновато трясет головой, рассыпая частые капли.

                                                                    ***

     Они гуляют по парку, где в изобилии посажены редкие
растения, но два пруда парка напрочь заросли тиной и общий вид
это, без сомнения, портит.
     "Как хорошо бы сейчас посидеть на скамейке в тени, с
мороженым!..." -- Лариска мечтательно закидывает назад голову.
Ее яркие губы улыбаются небу. "Виноват! Я как то не подумал...
А ведь у входа действительно, кажется,  продавали. Знаете что, вы
пока посидите на лавочке, а я быстро сбегаю..." -- и Военный
мчится за мороженым. Движения его угловаты и стремительны.
Лариске они почему то напоминают бег молодого сайгака, хотя
сайгаков Лариска видела только по телевизору.
     Лариска мостится на самый краешек скамейки,
распрямляет плечики и чуть щурит от солнца глаза. Ноги у нее
закинуты одна на другую, свободная рука покоится на спинке
скамейки, рука с гранатой -- на коленях.  В миниатюрной
Ларискиной головке начинает вызревать миллион аппетитных
мыслей. Но до полной съедобности ни одна из них не доходит,
поскольку возвращается Военный. Он держит в руках десять
сверкающих разноцветных пакетиков: "Я разные взял. Вам
сейчас нужно побольше сладкого кушать, ведь на вас
ответственность. Не ровен час, эта штука рванет! Так что
кушайте."
     Кучка мороженого просыпается на скамейку. Лариска
выглядит слегка обалдевшей. "Мы это все съедим?..." -- ее глаза
округляются до состояния рыбьих. "Конечно! Но большую часть,
повторяю, должны съесть вы!" -- Военный счастливо смеется.
Определенно -- эта девушка ему нравится, а главное - он сумел ее
ошарашить. Пожалуй, в отношении такой как она, можно
подумать и о чем-нибудь серьезном. То есть потом, когда минет
угроза.
     Лариска наконец выходит из "рыбьего" состояния,
осторожно берет один из шуршащих пакетов. Разворачивает
мороженое из категории клубничных и начинает есть. По мере
откусывания ей становится все веселее и веселее. Оттого вторая
и третья мороженки съедаются еще быстрее. На четвертой
Лариска решает, что скорость можно сбавить. Теперь она не
спешит, с чувством полизывает  мороженку,  поигрывает
ресницами. После одного из долгих взглядов вдруг интересуется:
"А шарики? Шарики воздушные там не продавали?..." "Кажется
были... Вам купить? -- в готовности Военный чуть приподнялся. -
Я мигом слетаю!" "Если можно... Только , пожалуйста, в форме
сердечка и чтобы написано было "I love you!".
     "Ай лав ю..." - запоминая, повторяет Военный и бежит за
шариком.
     Лариска впадает в задумчивость. Как все-таки быть с
рукой и с гранатой? Ведь на работу в таком виде действительно не
пойдешь. А кавалер - то чертежи рисует, то бегает по парку. И
вроде хороший, и вроде глупый. А ругаться с ним нельзя,  - кто же
тогда от гранаты избавит?...
     "Не, ты посмори, а!..." -- внезапный возглас заставляет
ее встрепенуться. На скамейку усаживается Молодой Человек. В
джинсах-клеш, в кожаной куртке с закатаными по локоть
рукавами. Протянув волосатую лапу, он, не спрашивая, цапает
пакетик с мороженым, одним движением срывает золотистую
оболочку и, откусив половину, возмущенно продолжает: "А я
смарел-смарел, думаю: не-е -- точно глюк какой-нибудь. Типа,
значит, галлюцинация... Решил ближе подойти."
     "Вы о чем?"
     "Как о чем? О тебе! Сидит, понимаешь, вся такая при
делах, в одной руке мороженое, а вторая, блин, ваще как шар. Это
у тебя что - от рождения?"
     "Не от рождения, а от вчерашнего дня. Это скотч, а под
ним граната!" -- Лариска старается говорить мелодично и с
трагической ноткой. Пусть знает, чем она рискует. Самое
странное, что молодой человек своей непосредственностью очень
ей приглянулся.
     "Во, даешь! Без дураков, да?! Ты, значит, это... Типа -
секретный агент?" -- молодой человек  со смехом взялся за второй
пакетик. "А если и агент?" -- Лариска закусывает ярко-красную,
помадную губу и чуть-чуть, одними глазами усмехается. "Не...
Тогда нормально! Тогда все путем. А тот старикан, он что, - типа
начальника?" -- Молодой человек облизывает измазанные
мороженным пальцы, язык у него бегает проворней, чем у дикого
муравьеда. "Нет. Он не начальник. Он военный. Просто военный
в отставке. Да и  я не секретный агент. Я продавщица" -- Лариска
теребит подол своего платья и рассказывает всю историю о
гранате.
     Молодой человек яростно скребет в затылке, шепотом
непонятно кого ругает: "Ладно, выручу. Смари сюда и не пугайся.
Берем сейчас это хозяйство и разматываем, так?..  Потом
быстренько   дергаем за колечко и бросаем все на фиг в пруд.  Там
все одно кроме тины ничего не живет. Ну, а сами в это время на
землю валимся, поняла? И все! Ты свободна! Хотя, если хочешь,
можно все это тебе оставить. Мне, сама понимаешь, это без
разницы..."   Лариска вцепляется в Молодого человека: "Это как
это без разницы?! Это я-то не хочу?!"
     "Тогда лады!" - поплевывая сквозь зубы, Молодой
человек разматывает скотч  и стремительно, так что Лариска не
успевает ничего сообразить, бросает гранату в воду, одновременно
увлекая Лариску на землю.
     Взрыв, пузыри, клочья тины на кустах.
     "Клево врезало! Да? -- Молодой человек оглушено трясет
головой. - Я бы еще парочку кинул..."
     "Уже все?"
     "Ясное дело! Я ж говорил: все будет нормально! Я ж себя
знаю! Кстати, тут на траве лучше, чем на скамейке. Давай только
мороженое перетащим!" Лариска полностью с ним согласна. В
висках у нее все еще чуть позванивает, но она счастлива.
Подхватив со скамьи оставшиеся пакетики, она возвращается к
Молодому человеку, устраивается с ним рядом.
     "А ты ничего, подруга -- нежадная!" -- Молодой человек,
посмеиваясь, хлопает Лариску по множеству мест. "Да и ты вроде
ничего! Храбрый!" -- Лариска озорно улыбается в ответ. "Ну так а
то! Старикан-то твой как, не обидится?..." -- Молодой человек
обнимает Лариску. "Да ну его!.." -- Лариска забрасывает руки на
шею Молодого человека. Они целуются.
     Раздается деликатное покашливание: "Простите, что
мешаю... Лариса , я тут нес Вам шарик, а потом взрыв, я
споткнулся, и шарик улетел..." - Военный расстроен до глубины
души, зато Молодой человек хохочет: "Прямо как у Пятачка!"
Лариска отрывается от Молодого человека, терпеливо объясняет:
"Взрыв - оттого, что мы гранату в пруд бросили! Теперь я
свободна!" -- она вновь целует Молодого человека.
     Военный от такой вести поначалу приходит в
замешательство, но быстро овладевает собой и громоподобным
голосом заявляет: "Это в высшей степени безнравственно! Как
вы могли, Лариса? Я был о вас столь высокого мнения! В гранате
был тротил, а может, даже фосген. Это крайне опасно! Кроме того,
как нам теперь отследить путь гранаты, если нет самой
гранаты?!" Молодой человек хмурится. "Слушай, отец, сам ты
фосген. Чего к людям пристаешь? А нужна граната, так ныряй в
пруд! Все осколки с фосгеном твоим тамочки." -- Молодой человек
снова прижимает к себе Лариску.
     Военный молодцевато поправляет фуражку и
направляется к пруду.. Приблизившись, он долго смотрит на его
поверхность, потом начинает раздеваться. Одежду он складывает
аккуратной стопочкой на берегу, заходит в воду по пояс  и
начинает сосредоточенно шарить руками по дну.
     Так незаметно проходит день: Военный роется в пруду,
временами переговариваясь с Лариской и Молодым человеком.
Последние лежат на лужайке и время от времени помогают
Военному советами. Но в основном они заняты своими делами.
     Сгущаются сумерки.. Сторожа обходят парк, выгоняя не
в меру залюбовавшихся природой посетителей. Последними
выходят Военный, Лариска и Молодой человек. Военный что то
бурчит себе под нос и оттирает руки от тины, Молодой человек
беззаботно насвистывает, а Лариска на ходу пытается привести в
порядок свое безнадежно помятое платье. У ворот все трое
останавливаются. Молодой человек пожимает Военному руку и
говорит: "А в общем ты ничего мужик, путевый.
Целеустремленный, блин, и за себя знаешь.  Так что смари --
забегай когда в гости,  обрадуюсь. Я теперь я у нее буду жить, она
не возражает."
     Все трое прощаются.
     Военный, шаркая ногами, уходит в темный проулок
справа, а Молодой человек и висящая на его руке Лариска -- в
темный переулок слева.
     По дороге домой Молодой человек говорит: "Так-то ты
ничего, подруга. Только росту в тебе маловато, ноги чуть
полноваты, да и талия подкачала... Ну да ладно, что ж теперь - не
вешаться же... Но помаду эту красную выкинь! Вон в ту урну.
Извозила меня, понимаешь, прямо перед Военным было стыдно.
А белье свое черное на чень-ть другое смени, поняла, да?"
Лариска, семеня рядом, согласно кивает и радостно заглядывает
ему в глаза.  Ей думается о сегодняшнем дне, таком насыщенном,
таком замечательном - наполненном как лирикой, так и физикой.
А за помаду с черным бельем ей не обидно. В конце концов, ну ее
эту независимость, двухметровость и длинноногость. Рядом идет
замечательный мужчина, а значит ...
     Значит -- все мечты сбылись..


Екатеринбург 1998 г.




Популярность: 6, Last-modified: Sat, 10 Apr 1999 11:41:17 GMT