Н.Цырлин. По поводу майского снега --------------------------------------------------------------- © Copyright Н. Цырлин Email: 15-07-60@mtu-net.ru WWW: http://nzyrlin.narod.ru ? http://nzyrlin.narod.ru Date: 27 mar 1999 --------------------------------------------------------------- ПО ПОВОДУ МАЙСКОГО СНЕГА Мыслить по новому я начал еще при Брежневе... Н. Цырлин, Прошение о помиловании, 1987 г. От издательства Данная публикация представляет собой попытку воссоздать по сохранившимся рукописям текст автобиографической повести Н. Цырлина "По поводу майского снега", над которой автор работал в 1980 - 1990 г.г., рассказывающей об учебе автора на Физическом факультете МГУ (1977 - 1983 г.г.) Окончательный вариант повести, завершенный 30 августа 1990 г., до сих пор не обнаружен. Полностью до нас дошли лишь четыре отрывка из ее самой ранней редакции (1980 - 82 гг.), (гл. 2.5, 3.3, 3.5, 3.6.) и восемь фрагментов одной из последующих редакций (середина 1980-х г.г.) (гл. 2.1, 2.6, 2.9, 3.7, 4.8, 5.4, 5.6, 5.8). Сохранился также план всех пяти частей повести. Составители приняли решение проиллюстрировать его подходящими по смыслу записями из дневника Н.Цырлина за декабрь 1978 - март 1983 (подстрочные примечания сделаны им в основном в 1984 году). Публикация дополнена также шестью отрывками из неоконченной сатирической повести Н. Цырлина "ТАСС уполномочен сообщить" (гл. 1.6, 2.10, 3.8, 4.7, 5.4, 5.8) и четырнадцатью его стихотворениями (гл. 1.1, 1.2, 1.6, 1.7, 2.2, 2.3, 2.6, 3.1, 3.5, 3.6, 4.3, 4.5, 5.1, 5.7). I. НЕОБЯЗАТЕЛЬНОЕ 1.1. Необязательное 17.XII.78 На "дополнительных видах обучения" устроили "экскурсию в войсковую часть". Самое удивительное, что устроили именно в воскресенье, хотя это вовсе не общественная нагрузка, а пункт учебной программы: грозились не поставить зачета тем, кто не явится. Но, впрочем, фиг их всех разберет, что у них нагрузка, а что нет. Мороз был жуткий, градусов 25. Небо, хотя и ясное, но не синее, как летом, а зеленоватое. На возвышенности за лесом в морозном тумане окна домов сверкали на только что взошедшем солнце отдельными красными точками, как в луче лазера. Ночью буря снежная Заметала след. Розовое, нежное Утро будит свет. (Блок) Возможно, что утро розовое: красноватая муть и желтые искры на обледеневших автобусных стеклах. А вот насчет нежного - я очень сомневаюсь. Надо же придумать такой эпитет. Только выйдешь на улицу - и сразу как кирпичом тебе тертым по роже. Приехали воинскую часть в центре Москвы. Сперва повели в гараж, где было холоднее, чем на улице. Показывали бронемашину. Затем, наконец, пошли в тепло - в казарму. Тоже показывали различные пулеметы и радиостанции, но я в основном разглядывал обстановку: железные кровати в два этажа, тумбочки и несколько табуреток. От чисто вылизанного пола отражалось солнце и слепило глаза. Ничего, как говорится, лишнего. Рядом, видимо, располагалась кухня: уныло и казенно воняло вареной капустой и еще какой-то тухлятиной. Солдат было всего несколько человек. Они все сидели за столом и резались в домино. Остальным, видимо, даже в воскресенье нашли какое-то занятие. Но кончилось все это относительно быстро. Домой вернулся около трех часов. Мороз стал еще сильнее. Из вентиляционных труб на крышах домов валил столбом пар. Окно быстро обледеневало. Появился иней по периметру стекол и ледяные наросты внизу, а также снежные бугры на шляпках болтов, скрепляющих раму. Напоминает удушливый химический опыт - возгонку и кристаллизацию нашатыря. Почитал старые журналы "Юность". В 1973 году печатали статьи Б. Панкина про молодых писателей бывшей эпохи. Довоенной и послевоенной. Упомянуто, что время, о котором с таким оптимизмом отзывался один из них ("атмосфера молодого трудового комсомольского мира") "окрашивается в глазах иного подрастающего человека лишь в линялые унылые тона. Взору его рисуются картины плоской регламентированной жизни и взаимной отчужденности." Автор опровергает подобные настроения, хотя и довольно мягко. Приводит цитаты, показывающие, что этот писатель тоже замечал в современной ему действительности отдельные тягостные явления (бюрократизм, халтурное искусство) но, тем не менее, хранил в душе "романтически приподнятое ощущение жизни": "...Так все хорошо!" Пять лет назад они еще уделяли внимание подобным вопросам, а теперь, видимо, решили, что все всем уже доказано. Недавно в "Комсомольской правде" напечатали стихи Ф. Чуева: Когда окончилась война, Тогда взошла в средине века Такая слава человека!.. Дальше следует воспевание романтики послевоенных лет. Конкретную личность, правда, не упоминает, за исключением этого самого абстрактного "человека". "И мы знаем имя этого человека" - как в анекдоте. Необязательное На фиг зачеты, на хрен экзамены. Надо до черта необязательного. "Брось; перебьешься." Не оборачиваюсь. Радость - работа необязательная. Ночь как минута; небо светающее. Носом уткнулся в необязательное. Враз приковало не - обязательное: страсть графомана, иго писателя. 28 декабря 1978 г. 1.2. "Окно по крестовине" 2.I.79 Сегодня сдал последний зачет. Аудиторию еле нашел: находится в самой глубине факультета. От изгиба коридора в северном крыле здания отходит маленький коридорчик, так называемый "аппендикс" или "сапожок". Аудитория имеет неожиданно уютный вид: стены обставлены массивными деревянными шкафами, на окнах - плотные шторы. За окном - пасмурное, голубоватое по контрасту с электрическим светом утро и черные ветки, окаймленные снегом, как на гравюре. Этаж цокольный, ниже уровня земли, а окна под самым потолком и в них не видно ни улиц, ни домов, точно это не в городе, а где-то в глуши. Очереди отвечать я ждал около часа - в полном отупении, даже не пытаясь что-либо повторить. Когда она вызвала, я подошел и открыл тот же текст, который засыпал пять дней назад. Она молча согласилась, только указала место, где переводить. Затем я пошел к инспекторше ставить допуск к экзаменам. Возле ее стола стояла студентка и жалобно уговаривала: "Да я же занималась, вы у папы спросите... (*) Да мне поставили: в ведомости ведь стоит." "В ведомости не стоит." "Он же обещал поставить, у меня просто зачетки с собой не было..." Свой же допуск я получил без задержки и поехал домой. Сильные морозы, к счастью, уже кончились. Наступила стандартная зимняя московская погода: 5 или 7 градусов мороза и абсолютно пасмурно. Ровный серый денек, немного унылый. Подохнуть от холода, конечно, уже не подохнешь, но желания лишний раз выходить на улицу все равно не возникает. До первого экзамена осталось три дня. Приехав домой, сидел и читал Пастернака - до темноты. Стемнело часа в четыре. У окна еще можно было читать, а в глубине комнаты сгустился сумрак. Синее окно, перечеркнутое сверху вниз переплетом рамы, и желтые огоньки в доме напротив. Пошел в кухню, поставил чайник; голубое пламя плиты вспыхнуло уже почти в полной темноте. И опять кольнут доныне Неотпущенной виной. И окно по крестовине Сдавит голод дровяной. В кино "С легким паром" выкинули из песни это четверостишие: публика - дура - не - поймет. Хотя чего тут можно не понять: дров нет и в доме холодно не только в мороз, но и в такую погоду, как написано у Пастернака: пасмурно и снег хлопьями. На окнах иней - растет от краев стекол к центру. Самое лучшее место выкинули. Реальная, даже обыденная картина: комната, окно, холодная печка, а в этой картине - точно прорехи, через которые видно нечто необычайное. __________ (*) Кто же, интересно, у ней папа? Уважаемый, вероятно, человек. Зимний вечер. Из глубины трехкомнатной квартиры, из ее самых дальних комнат тянет холодом. Холодом тянет; подземным ходом с плесенью и чертями. Наверно окно не закрыл. Рама перечеркнула серые дневные сумерки; елочные шары силятся перепузырить телеэкран. Сейчас бы покрепче чая, чтоб аж рот ободрал. Потрещал зажигалкой: голубая ромашка меж кастрюль со вчерашними щами расцвела - в красных брызгах огня. Посинели дома, раскрывши окна с кошачьим разрезом; снег посинел и небо. Кончился день, не начавшись. А чайник запел уже свою чайничью песню. 2 - 6 января 1979 г. 3.I.79 Сегодня я проснулся часов в 11. На небе появились неприятные желтые и голубые просветы, предвещавшие новые морозы. Градусник показывал уже минус 10. Почти весь день я лежал на кушетке и опять читал старые журналы "Юность". Под вечер, в пятом часу, ходил сдавать пустые бутылки. "Приемный пункт" представляет собой закуток во дворе магазина. Еле нашел вход среди куч поломанных ящиков. Узкая длинная комната без окон, голые бетонные стены и ослепительная лампочка под потолком. Но все равно темно. На полу натоптан грязный снег. Холодно там почти как на улице и снег не тает. В тесных проходах между штабелями ящиков стоит очередь человек в десять. За бутылки можно взять не только деньгами, но и непосредственно спиртным. Стоявший передо мной гражданин с красным морщинистым лицом и трясущимися руками долго и подробно выяснял, сколько в каком напитке градусов. В самом крепком оказалось только 17. Он выматерился и даже собрался уходить, потом все же выставил посуду на прилавок и получил в обмен бутылку. Вино в темноте казалось совсем черным. Так и называется - "чернила". Вернувшись, я начал учить историю КПСС. Экзамен послезавтра. Ответы очень кратко записываю на маленьких листочках с ярлычками, на ярлычках пишу номер билета и раскладываю по пакетикам. Историю, в общем, сдавать легче всего, если знать историческую обстановку, а также общие положения. (**) В некоторых вопросах заметил определенную неоднозначность, особенно в вопросах военных. ("Борьба партии за мир.") С одной стороны - признается, что ядерная война приведет к всеобщей гибели, с другой же - говорится о необходимости постоянной готовности к победоносному отпору, в том числе и ядерному. (***) Лектор на "дополнительных видах", полковник, неоднократно напоминал (с откровенным злорадством), что "политическая разрядка пока что не сопровождается разрядкой военной". А однажды он произнес следующую фразу: "Если в мирное время допускается определенная расхлябанность и прочая демократия, то в военное время вся власть сосредотачивается в руках Государственного комитета обороны". (****) _________ (**) То есть следует произвести нечто вроде конформного отображения на комплексной плоскости, при котором т. наз. "генеральная линия" преобразовалась бы в прямую, историческая же обстановка искривилась бы соответствующим образом. (***) Как сказано в "Бесах" Достоевского: человек способен сделаться т. наз. "человекобогом", но единственный способ убедить в этом и других, и самого себя - это совершить акт самоубийства. А насколько убедительнее выйдет, если заодно с собой уничтожить и весь мир. (****) Да они не успеют просто. Не успеют они ничего сосредоточить: подлетное время - семь минут. На что они все надеются - я не понимаю. 1.3. Каникулы 29.I.79 Сдал последний экзамен, математический анализ. Приехал сдавать к 11 часам и все равно долго ждал в коридоре. Аудитория - полная противоположность той, в которой я сдавал английский зачет. Проходной двор - 5-й этаж, где находятся учебные аудитории и столовая: столпление народа, галдеж и вонища. Внутри же аудитория напоминает уборную: небольших размеров, а пол почему-то кафельный. Может, и была раньше уборная. Подошел к столу и сразу, не выбирая, цапнул билет. Вынулась формула Остроградского: связь объемного и поверхностного интегралов. Самое простое из всех билетов: мог бы, наверное, ответить даже без шпаргалки. Но я все равно незаметно вытянул из соответствующего пакетика листочек, переписал и сидел потом минут тридцать, пока не вызвали. На написанное за это время не взглянул ни разу. Билет ответил вполне прилично, а как стали спрашивать дополнительно - отвечал несколько хуже. Но преподаватель попался не особенно вредный, долго мучить не стал. Увидел, наверное, что у меня в зачетке уже есть одна тройка, а стипендию и с одной не дают. Поставил мне второй троячок и отпустил. Поехал в библиотеку. 111-й номер идет до центра почти полчаса. Оттепель. Серое небо, сырой асфальт, мельчайшие брызги из-под колес; машины едут по самые окна в грязи. В автобусе течет вода - и снаружи по стеклам, и сверху сквозь крышу. Не автобус, а настоящий аквариум. А какой-то пьяненький остряк всю дорогу сравнивал с баней: "Мочалку надо было взять". Наконец доехал и вышел на Свердловскую площадь. Кусок древней красной стены весь в густом пушистом инее и на постаменте стоящего перед ней памятника - тоже лежит иней, как всегда при неожиданном потеплении. Некоторое время шел через дворики и подворотни, по снежной каше и скользким ледяным наростам (иногда даже дождик идет, совершенно откровенный дождик; в январе-то), затем зашел в подъезд и стал подниматься по истертым каменным ступеням, которые обвивались вокруг сетчатой шахты лифта. Мутность зимнего дня умножалась мутностью окон, заключенных в продолговатые, расширяющиеся вовнутрь проемы. Поверх стен проложены многочисленные водопроводные и канализационные трубы и вокруг них - ржавые пятна протечек. Библиотека помещается в запущенном помещении: облезшие стены и потолок в желтых и зеленых разводах. Библиотека считается ведомственной, а я тут вроде как по знакомству. В дальнем конце комнаты расположен небольшой закуток и в нем - полки с "дефицитом". (В основном - исторические и детективные произведения.) Закуток отделен от общего зала лишь дверным проемом без двери, но имеет вид служебного помещения: вешалки с пальто, стол и стаканы с недопитым чаем. Я, по негласной договоренности, не делаю никакого различия между общими полками и этими. Сегодня обнаружил 1-й том воспоминаний Эренбурга (1-я и 2-я книги отдельным изданием). Библиотекарша предложила мне еще какой-то роман "о Тегеранской конференции" (тоже дефицит), но я отказался: "в другой раз как-нибудь". Когда я вышел на улицу, уже стемнело. Небо в оттепель по ночам цвета совершенно необычайного: темно-желтого с фиолетовым. И туманные пятна вокруг фонарей. Книга издания 1962 года. Прочитал ее впервые два с половиной года назад в собрании сочинений, где напечатан более поздний текст - 1966 года. Заметил некоторые отличия. Например, в этом издании в главе о Есенине имеется неопределенная и радужная фраза: "Он писал чудесные стихи", там же она исправлена на "он писал за них и про них". Сейчас особо понравилась глава про Мандельштама. "Кому мог помешать поэт с хилым телом и с той музыкой стиха, которая заселяет ночи?" (*) Месяц назад исполнилось сорок лет со дня его смерти и "Голосок" зачитывал его "воронежские стихи". (Приемник старый и с магнитофоном не стыкуется, так что записать не удалось.) В 30-е годы он был в ссылке в Воронеже. Эренбург тоже упоминает этот город, однако прямо про ссылку ничего не сказано даже у Эренбурга, только про арест уже в 1938-м. Кроме этого, читал принесенный сегодня утром январский номер "Юности". В одной повести папаша-генерал учит своего сына жить: "Жизнь? Это что - твое собственное? Честь - вот единственное, что принадлежит тебе лично. А твоя жизнь принадлежит Родине (**), делу, если, конечно, человек не скотина у кормушки..." А штаны мои, интересно мне будет узнать, кому в таком случае принадлежат?! (***) Объясните мне, пожалуйста! Да, мои штаны? ___________ (*) А вот я тебя сгною! Тоже сгною! Как - кому помешал? Нам помешал, нашему с вами движению вперед. (**) В армейском "автопарке" висит лозунг, призывающий водителей быть внимательнее за рулем, поскольку им доверена перевозка не только грузов, но и людей - "ценнейшего капитала нашей Родины" (так прямо и сказано). (***) Я себя государственным имуществом не считаю! 1.4. Весна; дождь 23.III.79 С утра сегодня шел дождь. Снег, до сих пор не растаявший, шипел, как ненастроенный телевизор. На улицах везде лед под слоем воды и автобусы ходят фигово. По этой причине слегка припоздал на "дополнительные виды". Там брали с присутствующих "подписки о неразглашении": начали проходить секретные темы. (Но сегодня, в общем, та же фигня, что и раньше.) В подписке говорилось не только о "неразглашении сведений", но и про "контакты с иностранцами", "ограничения в выезде за границу" и о запрете посещать иностранные посольства. Никогда у меня раньше не возникало побуждения ходить по посольствам, а теперь думаю, что это было бы неплохо: идти по улице, залитой солнцем, заворачивать по дороге в каждое встретившееся мне посольство и в каждом посольстве пропускать по рюмочке. (*) Когда я возвращался домой, дождя уже не было, но день оставался все таким же сырым. Снег уже явно тает: сугробы покрылись черной чешуей и на их поверхность вылезли бумажки, окурки и прочая дрянь. На дорогах всюду лужи среди ледяных ухабов и из-под автобусов хлещут мутные потоки воды, напоминающие огромные стрекозиные крылья. Дома часа полтора лежал в ванне и читал "Литературную газету". Под конец закружилась голова: видимо, надышался хлором, который весной, когда вода в реках грязная, добавляют в водопровод в огромных количествах. В газете была статья о советском художнике, который поехал в качестве туриста во Францию и остался там насовсем. Стремясь заработать на жизнь, он начал клевещать. Утверждал, в частности, будто советских туристов перед поездкой в капиталистические страны заставляют заучивать ответы на возможные вопросы иностранцев, а тех, кто не может заучить, исключают из числа туристов. "Кто из здравомыслящих людей может поверить?" (**) (Недавно слушал корейскую передачу про "воспитание и перевоспитание народа". Затем передали песню под названием, я балдею, "объятия любимой партии".)(***) Но клеветой он долго прокормиться не смог. Вскоре стал безработным и наркоманом, писал родственникам, оставшимся в СССР, патриотические письма, а после выбросился из окна. Статья называется "Участь изменника". "Кто же такой этот презренный изменник? Как он докатился до тягчайшего преступления перед народом?" Вот этого я как-то не очень понимаю. Поезда он, что ли, под откос пускал по заданию гестапо? (Хотя одна восторженная девочка написала в журнал "Юность" письмо, где обвиняет в измене даже граждан, совершенно легально уезжающих в Израиль. Вопрос ставит ребром: "Они просятся назад, потому что в Израиле плохо. А если бы там было хорошо?!") Нет, я согласен с тем, что понятия мои в корне ошибочные, но меня сейчас интересует не то, ошибочные они или нет, а сама проблема. Ну вот я, вроде как, тоже - народ. Выходит - это и передо мной преступление? Причем именно "тягчайшее" - т.е. более опасное для меня, если бы этот художник ограбил меня или зарезал? Нет, наверное, я - это никакой не народ, и вы, граждане, соответственно, тоже не народ... Тогда вообще непонятно, кто такой этот таинственный народ и из кого он состоит. _______ (*) Тайны - это все туфта. Единственная ихняя тайна знаешь какая? Почему - нет - колбасы. Вот ее действительно лучше не разглашать. (**) Даже тогда было подозрение, что автор статьи просто утонченно издевается - причем не столько над нами, сколько над "ними". (***) Но ведь это же труположество! 1.5. I, II, III 6.IV.79 Вчера немножко заболел и на занятия сегодня не ходил. Когда проснулся, обнаружил, что температура упала до 36.2, но вчера я уже твердо настроился болеть. И действительно - через час стало 37.5, даже больше, чем было вчера, а после того, как я просидел два часа в очереди в коридоре поликлиники, температура поднялась еще выше. Врач оказался вполне передовым: никаких таблеток не прописал, а только пить побольше жидкости. На улице сейчас совсем тепло, светит очень яркое солнце. Снег, наконец-то, полностью растаял. Остались лишь плотные наросты вдоль тротуаров - там, где полмесяца назад были сугробы двухметровой высоты. Почитал старые "Литературные газеты". В номерах за начало прошлого года - обширная дискуссия на тему о том, каким надлежит быть "человеку будущего". Письма можно классифицировать, выделить три основные концепции. I. Всенародная казарма. Подчинение жизни всех людей какой-то высокой, недоступной пониманию, но, тем не менее, весьма четкой цели. На протяжении каждого письма неоднократно повторяется "должен, должно, должны". Стремление все на свете предусмотреть, расписать и спустить по команде вниз для исполнения. Жить "человеку будущего" придется в "комнате гостиничного типа с минимумом мебели", занимаясь в свободное время физкультурой и искусствами. ("В каждой поселенной единице время распределяется самым строгим образом". Щедрин, "История одного города") В случае же появления у "человека будущего" ребенка, он, ребенок, немедленно конфискуется и передается "целиком на воспитание общества". Это, якобы, "мечта лучших умов человечества". (*) II. Общество, где каждый сам за себя и где все непрерывно борются друг с другом. Человек должен поставить перед собой какую-то четкую цель, а затем целеустремленно ее добиваться, используя для этого всевозможные средства в рамках Уголовного кодекса. Свободного времени у человека будущего также не должно быть больше, чем это необходимо "для удовлетворения основных физиологических потребностей". То есть, в сущности, то же самое. Такое же подчинение всего себя чему-то очень четкому и нестерпимо чуждому. Та же казарма, но теперь ты сам являешься и солдатом, и маршалом. Неизвестно, что хуже. III. Концепция, наименее четко сформулированная. Ответ на вопрос, чего именно человек будущего должен "добиться в жизни", вызывает обычно затруднение. "Мне кажется, это от слова "добить". Кого? Во имя чего?" Отсутствие четкой цели, какой бы она ни была - внешней или внутренней. Отсутствие противопоставления своей выгоды - выгоде чужой. И противопоставления государственной выгоды - выгоде человеческой. Отсутствие четкой иерархии - как военных чинов, так и ступенек спортивного пьедестала. Цель размазана по всей жизни и нельзя сказать, определенно, что вот до сих пор - это цель, а там дальше - уже не цель, а всего только средства. Лев Толстой "думал в первый раз" (запись в денвнике 1 октября 1892 г.): "жизнь не может иметь иной цели, кроме как благо, как радость". "Как ни страшно это думать и сказать". Только чего же тут страшного? Страшно - как раз противоположное. Страшно, видите ли! Ужас, как страшно. Ах, забодаю, забодаю, забодаю! ________ (*) "Дети будут отбираться у матери после рождения, как яйца у курицы". (Оруэлл, "1984") Сходство даже в деталях быта: минимум мебели, по утрам - обязательная зарядка, по вечерам - столь же обязательные "коллективные развлечения". 1.6. В самом начале лета 31.V.79 Утром ездил в университет получать допуск. Вчера, после сдачи теоретической механики, последнего (и самого страшного) зачета, вышел из аудитории в полубессознательном состоянии. Инспекторши не было, когда я пришел - и я не стал ждать, поехал домой. Зато сегодня пришлось прокатиться. Автобус раскален и асфальт за окнами блестит так же ярко, как и небо. Инспекторша поставила мне в зачетке штампик о допуске и сделала соответствующую отметку у себя в списке. Заодно взял у нее и переписал билеты для экзаменов. Она была занята: допрашивала студента, у которого из семи требуемых зачетов было поставлено только два. У них положено отправлять на комиссию по отчислению даже за три не сданных во время зачета. Еле дождался, пока инспекторша чем-то отвлечется и подсунул ей под нос зачетку: "Поставьте, пожалуйста, тут." Экзамен будет в среду, шестого числа. Еще целая неделя. На обратном пути до Симферопольского проспекта доехал, как обычно, на 1-м номере, а дальше не сел на 28-й, а пошел пешком через лес. Шел около часа - вместо 20 минут на автобусе. Погода теплая без перерывов уже больше недели. Жара чувствуется даже в лесу: порывы ветра, приносящие не прохладу, а, напротив, духоту. На дорожке лежат солнечные пятна и обломки сухих веток, вокруг - полупрозрачное месиво листьев, проткнутое солнечными лучами (наискось) и стволами деревьев (вертикально). Пахнет молодыми листьями и прошлогодними гнилушками, а иногда - густым кофейным дымом горящего где-то в глубине леса костра. Сперва было довольно много прогуливающейся публики, но очень скоро, минут через десять, началось практически полное одиночество. Что Мильцонер живет, чтоб жулье ловить; парикмахер живет, чтоб стричь головы; повар живет ради каш и супов; ну а зверь живет чтобы что. Лошадь живет, чтоб телегу возить; а свинья живет с целью колбасы; а собака живет, чтоб не шлялся чужой; а петух живет, чтобы в суп с лапшей; а баран - чтоб был воротник у пальто; человек живет чтобы что. 14 июня 1979 г. Подарки юбиляру (ТАСС, 14 июля 1979 г.) Огромную радость в сердцах всех советских ценителей художественного слова вызвало недавнее решение Министерства литературы СССР о выпуске в свет нового - исправленного и дополненного - издания книги стихов "Строгое счастье", принадлежащего перу Н. Цырлина - одного из известнейших и любимейших авторов нашей с вами великой эпохи зрелого социализма. Издание приурочено к отмечающемуся завтра его 19-летию. На первой странице книги - давно полюбившееся читателю стихотворение "Строгое счастье": Все время лезть вверх и вверх по отвесной стене! В разреженном воздухе - задыхаться! Счастье - жить в нашей с вами стране! Но это - строгое счастье! Министерство подготовило юбиляру и другой подарок. Оно издало приказ о присвоении видному советскому поэту Н. Цырлину очередного творческого звания - "известный советский поэт". Вчера состоялась церемония вручения Н. Цырлину нового служебного удостоверения, которое вручил первый секретарь партийного комитета министерства выдающийся советский поэт К.К. Кутакаев. В своем докладе он остановился на основных этапах творческого и служебного роста Н. Цырлина, сказав в заключение: "Пример Н. Цырлина - наглядное опровержение клеветы идеологического противника о якобы имеющемся в советской литературе недостатке внимания росту молодых кадров. Но нет, снова и снова оправдываются слова бессмертной песни: "Молодым везде у нас дорога!"" В своем ответном слове Н. Цырлин сердечно поблагодарил Министерство литературы, лично К.К. Кутакаева за оказанное ему высокое доверие и заявил, что наилучший способ отпраздновать юбилей - это не успокаиваться на достигнутом, а ознаменовать его новыми победами в литературной области, порадовать читателей новыми произведениями, созданными согласно методу государственного реализма - единственно верному художественному методу нашей великой эпохи. После торжественной церемонии состоялась неофициальная часть. 1.7. Непейно 22.VII.79 Позавчера вечером я поехал с Л. и ее матерью Р.Я. за грибами. Около часа ждал их на Савеловском вокзале. В поезд сели только в десятом часу, когда стало темнеть. По дороге Л. рассказывала о каком-то, как она выразилась "журнале", который без руководящего дозволения собрались издавать отдельные писатели. "Ну им и дали по шапке. Ахмадуллину даже выперли из Союза писателей". Вспомнил, что про эту историю читал недавно в "Литературной газете". Тон статьи был не агрессивный, но брезгливо-снисходительный. А иногда проскальзывали потрясающе откровенные оговорки: "Приблатненность большинства авторов. Как будто заключенным разрешили издавать газету без контроля администрации." Поезд шел только до Дмитрова. Подождали следующего, проехали еще две или три остановки, вылезли на маленькой станции и долго шли пешком. Оказывается, ночью можно ходить без всякого освещения, хотя было новолуние и к тому же облачная погода. Через полтора часа, когда уже едва заметно светало, пришли в какую-то деревню. У Р.Я. там имеется дом, она не то купила его, не то временно сняла. Сделано это полулегальным образом: деньги выплачивались не только хозяевам, но и кому-то в сельсовете. (Для легального владения домом в деревне следует в него прописаться, выписавшись при этом из Москвы.) Дом совсем старый, официально числится брошенным или вообще не существующим. Деревня называется "Непейно". Как рассказывают местные жители - в назидание жившему там когда-то барину, пропившему все свое имение, в том числе и эту деревню. Спал я на полу на мешке с сеном. Когда проснулся - они обе ушли за грибами. (Пытались поднять и меня, но я разоспался и вставать не хотел, а они особенно не настаивали.) В доме всего одна комната - бревенчатый сруб и дощатая загородка около печки. В углу на полке стоит несколько икон в окладах из толстой фольги: видны лишь коричневые лица и руки. Рядом - портрет Ленина и репродукции из "Огонька". В фасадной стене - три окна, а четвертое, точно большой палец перчатки - в заднем левом углу. Они скоро вернулись. Грибов принесли очень мало. Поев, собрались опять в лес; на этот раз я пошел с ними. Погода, в противоположность вчерашней, была довольно теплой. Ходили мы два часа, грибов опять почти не набрали. Вернувшись, я и Л. читали - сперва в комнате, а потом, когда стемнело и читать в комнате стало утомительно - вышли на крыльцо. (Электричество у них было отключено.) Уже делалось прохладно. Крыльцо старое, прогнившее. Рядом с крыльцом - заросший сорняками огород, с другой стороны - деревенская улица. Перегорожена врытыми в землю газовыми баллонами - чтобы не ездили машины. Колодец с треугольной крышей, несколько кур и привязанная к колышку коза. Безлюдье почти полное: за два часа видели всего нескольких прохожих: старух и пьяных мужиков. Один проковылял мимо, хватаясь за забор, упал в траву через несколько домов от нашего и больше уже не вставал. "Ты что читаешь?" Я показал ей - "Лето 1925 года" Эренбурга. Она взяла, прочитала несколько страниц: "Очень своеобразно пишет". У Эренбурга она читала только "Люди, годы, жизнь", о чем отозвалась очень восторженно: "Гениально. Все по полочкам разложил." Сообщила, будто эту книгу давно изъяли изо всех библиотек. Я возразил, что сам брал ее в библиотеке всего несколько месяцев назад. Л.: "Да, наверное, из обычных библиотек выгребли, а про ведомственные забыли. Такой же бардак у них, как везде и даже хуже." Я: "Как сказал Герцен: "Только беспорядок дает возможность жить в России"." Вскоре мы вернулись в дом, поскольку читать стало темно даже на улице. Приходилось к тому же непрерывно отгонять комаров. И жуткий холод: не поверишь, что середина лета. Возле Дмитрова Днем там горизонт - болит в глазах - в голубых и в пепельных лесах. Ночью - в синей ртути фонарей и в непотухаемой заре. Тушью в небе - черные деревни, где на стенах проводов обрезки: электричество отрезано. Провод взвизгивает по железному. Днем там горизонт - болит в глазах - в гипсовых кудрявых облаках. июль - август 1979 г. 1.8. Подражание де Кюстину 12.VIII.79 На этой недели сделали с Л. и Р.Я. путешествие на пароходе по Москве-реке, Оке, Волге и каналу. Воскресенье "Отвалили" с Южного речного порта. Древний пароход с двумя колесами по бортам. Я не знал, что такие еще сохранились. На лестнице, ведущей на верхнюю палубу, значилось: "Вход только с билетами 1-й и 2-й категории.". Никто, однако, не проверяет. Рядом с объявлением висят портреты Ленина и Маркса, подтверждая, что не за то боролись. Хотя находиться в 3-й категории даже лучше: окна выходят на узкий проход вдоль борта, а не на палубу, по которой ходит публика и заглядывает в каюту. Понедельник Остановка в Константинове. Пасмурный, но теплый день. Деревня на крутом берегу Оки, приукрашенная для туристов. Два бюста Есенина: один напротив ресторана, другой (с очень грустным лицом) - напротив его дома. Посреди улицы растет огороженное забором старое дерево, посаженное, как гласит табличка, лично Есениным. Вечером была остановка в Рязани. Около старинного монастыря видел нелепый памятник: Есенин торчит из-под земли по пояс, раскинув руки в показном восторге. В магазине - огромная очередь за курами. Куры - жуткого черно-синего цвета. Запах тухлятины чувствуется даже на улице. Прямо-таки куриный морг, а не магазин. Лозунгов на улицах Рязани заметно больше, чем в Москве и содержание их значительно более пафосное. Намереваясь позвонить в Москву, мы долго не могли найти почтамт. Пройдя несколько раз мимо дома, на крыше которого находился лозунг: "Все силы - служению Родине!", наконец обнаружили на фасаде надпись небольшими буквами "Почтамт". Р.Я.: "Все силы... А то еще не до конца разворовали." Я обратил внимание забавное совпадение, а именно на вывеску учреждения, под окнами которого мы развели такие разговоры: областное КГБ. Р.Я.: "А чего мы такого говорим? Все верно." Л.: "Так за верно они и сажают." Заметил, что поведение москвичей в провинции отчасти напоминает поведение иностранцев в Москве: держатся (т.е. держимся) кучкой, ведем себя, может быть, несколько шумно, но абсолютно неагрессивно и никого не боимся. КГБ, во всяком случае. Вторник Касимов. Назван в честь татарского хана, перешедшего на русскую сторону. Прибыли туда под вечер. Плавучий мост, для прохода судов раздвигается буксиром. Лестница, поднимающаяся от пристани на высокий берег. Светофор на главной улице, похоже, что единственный на весь город. Трещины в асфальте, трава сквозь них. Обшарпанные одно- и двухэтажные дома. Если обшарпан весь город, то в этом можно найти своеобразную красоту, как в древних развалинах. Посидели в кафе, распили бутылку кислого пива. Поспешили уйти, т.к. Р.Я. заметила, что туда вошла хулиганская компания и стала внимательно наблюдать за нами. Вид с реки на город красивый до необычайности: светлые дома в густой зелени, полуразвалившиеся церкви и башня, напоминающая мечеть. Вечером сидели на носовой палубе. Ясная и холодная ночь, луна прямо по курсу и совершенно гладкая река. Среда Жаркая погода. Город Муром, понравившийся куда меньше Касимова. Смешение стилей: панельные дома вперемешку со старинными. В отличие от Касимова, их пытаются ремонтировать: тут и там пятна свежей штукатурки. Вечером сидели в каюте и немного выпивали: бутылку сухого на троих. Четверг Горький. С утра было пасмурно и холодно, градусов 12. Некоторое время шатались по городу. На одной улице увидели магазин с дореволюционной вывеской. Оказалось - музей Свердлова. В букинистическом магазине лежали издания Ахматовой 20-х годов по 40 р. штука. (В Москве намного дороже.) Купили бутылку узбекского портвейна, попытались распить после отплытия. Но портвейн оказался с отвратительным химическим вкусом и его, недопитый, выбросили за борт. Пятница Утром останавливались в Плесе. Осмотрели место на противоположном берегу, где стояла церковь, изображенная Левитаном на картине "Над вечным покоем". (Сама церковь сгорела несколько лет назад.) Суббота Углич. Погода опять теплая. Колокол, который побили плетьми за то, что его звоном дали сигнал бунтовщикам. Церковь Дмитрия на крови. В ней была роспись - Адам и Ева в раю. Первоначально они были голые, что сначала считали допустимым, поскольку службу устраивали лишь раз в год, в день убийства царевича и лишь для узкого круга. Но потом застеснялись и пририсовали Адаму и Еве пояса из листьев. Воскресенье Канал Волга-Москва. Многочисленные шлюзы. Вода еще грязнее, чем в Москве-реке. Около четырех часов вечера прибыли в Северный порт. II. ПО ПОВОДУ МАЙСКОГО СНЕГА 2.1. Акварельная дохлость *** Большая часть сентября была дождливой и холодной, только в конце месяца (22 числа, в субботу) заметно потеплело. С утра был густой туман, а в полдень уже вовсю светило солнце и башенный термометр на правом крыле Главного здания показывал двадцать с чем-то градусов. Колька сидел на лавочке в южной половине университетского сквера, ближе к химфаку. Место там глухое, прохожих почти не бывает. Круглый фонтан, сложенный из каменных блоков, возле фонтана - несколько более или менее поломанных парковых скамеек. Вокруг - подстриженные по ниточке кусты густых охряных тонов - красные, желтые, и коричневые. И каштаны; они пока что зеленые. Даже плоды на них вызревают; самих плодов, однако, Колька не обнаружил, но на дорожке валялись зеленые рогатые скорлупки. А дальше, за невысоким чугунным заборчиком, виднелся пейзаж акварельной бледности, дохлости и прозрачности, точно нарисованный краской с избытком воды: небо с едва различимым оттенком голубизны, ослепительное пятно вокруг солнца и ряд частично облетевших бледно-желтых деревьев вдоль шоссе. Колька вынул из сумки рукопись своего очередного рассказа - исписанную разноцветными шариковыми стержнями школьную тетрадь без обложки; в тетрадь было дополнительно вложено множество отдельных листков. Некоторое время Колька с задумчивым выражением лица читал эти бумаги, одновременно кушая кусок яблочного пирога, накануне самолично им же, Колькой, испеченного. (Яблоки (кислые, жесткие или начавшие гнить - которые не очень вкусны в натуральном виде) нарезываются и запекаются с мукой и яйцами), то и дело смахивая падающие на его рукопись крупные коричневатые крошки. На солнце было сидеть достаточно жарко, даже несколько припекало, так что Колька, одевшийся утром чрезмерно тепло, теперь ощущал неприятный жар, от которого не спасал появлявшийся время от времени прохладный ветер; возникала лишь удушливая смесь тепла и холода, как если когда заболеешь и температура еще только начинает подниматься. В половине второго Колька встал и направился к зданию факультета. На первых двух курсах по субботам было лишь две пары занятий, а теперь, собаки, устроили третью, после перерыва. Лекция по математической физике кончается лишь в четвертом часу, так что домой Колька раньше четырех не попадет. Лекцию читает преподаватель по фамилии А. - сын известного академика. Любит изображать демократическую личность: на перерывах стоит на лестнице возле аудитории, закуривает со студентами и даже угощает их сигаретами. Часто отпускает гнусные шуточки: например, сегодня вошедший уже после звонка отличник Петенька был отправлен за мелом, причем А. настоятельно посоветовал ему оставить портфель в аудитории. Петенька послушно положил портфель, вышел и вскоре вернулся с одним куском мела: "Вот - больше не дали." "Спасибо, но если мне не хватит, пойдете опять вы." И позволил садиться. "Да нет, куда же вы? Садитесь здесь, оттуда вам будет далеко идти." А незадолго до перерыва отколол еще более идиотский фокус. Как бы задумавшись, поднялся по проходу и ловко выхватил у какой-то девушки книжку, которую та читала. Спустился, положил на стол и произнес свою очередную шутку о личной библиотеке, будто бы составленной исключительно из книг, отобранных на лекциях. 2.2. Мраморный день 23.X.79 День вчера было цвета абсолютно мраморного. Светло-серое небо без единого просвета. Довольно тепло, сухие тротуары и полное безветрие. После занятий ездил на художественную выставку на М. Грузинской. (По четным понедельникам занятия кончаются в половине первого.) Дошел от метро минут за 15. Называется "Третья осенняя отчетная выставка". Очереди на этот раз не было. (В марте на "Вторую весеннюю" стоял почти час, а полтора года назад, на "Первую весеннюю" - целых четыре. Под охраной милиции.) Видел одну картину художника Сысоева. Недавно по вредным голосам сообщили, что у него в квартире был обыск: унесли разные книги, а также записи Высоцкого и Галича. (Галич - это тоже автор-исполнитель, умер два года назад в Париже.) Изображен бегущий солдат, составленный из разноцветных кружочков. Форма не советская, но автомат явно системы Калашникова. Называется картина "Нет милитаризму!" (*) Некоторых художников запомнил по предыдущим выставкам. Линицкий - кресты, часовни, свечечки. Провоторов - черно-красные фигуры, напоминающие картинки мускулатуры из учебника анатомии. Наумеец - грязно-коричневые, цвета кофе с кислым молоком, сморщенные холсты.(**) Почитал книгу отзывов. Большинство записей весьма одобрительные. Линицкого одни хвалят за "воспевание Православного Отечества", другие - за "разоблачение антигуманной сущности религии". Встречается и критика, причем обычно не с художественной, а с милицейской позиции: "Кто позволяет такие выставки?" Сегодня утром было солнце и мерзлые лужи. Зима уже, можно сказать. Главное отличие зимы от лета - зимой прояснение сопровождается не потеплением, как летом, а похолоданием. А вечером, когда я возвращался с "дополнительных видов", уже лежал снег. Жутковатый пейзаж: обсыпанные снегом кусты, на которых кое-где еще сохранились листья. Послезавтра, в четверг, занятия, к счастью, тоже до половины первого. _______ (*) Видишь, твоя недостаточно высокая политическая бдительность привела к тому, что вредный художник Сысоев был разоблачен и обезврежен только теперь, через четыре года. А надо было сразу пойти в милицию и заявить. (**) Так что если и впрямь вернутся сталинские времена - они тоже не уйдут от ответственности за невоспитание нашей советской молодежи не боящеюся препятствий, способной преодолевать всякие препятствия. Все у меня переписаны. Осенний вечер Сейчас, когда я пишу эти строки, вокруг меня пусто и просторно, много воздуха, много голой и неуступчивой черноты октябрьского вечера. (Эренбург, "Лето 1925 года") 1. Стоял мокрый вечер. Радуги фонарного света молочные сквозь мглу плавали в тумане, откусившем полбашни у МГУ. Машины льются сквозь узкие шлюзы Профсоюзной улицы. Дождь сыпет и ветер дует; фонари блестят в асфальте; ниже спускаются тучи. 2. Дома - тепло; вся чернота осеннего, поздней осени вечера сузилась в неширокую гудронную между штор полоску. Тычется ветер в стекло, по которому ползают капли и в котором отражаются лампы. Я - читаю "Лето 1925 года"; раскрыл, где раскрылось. Лампочка напрудила теплую зеленую лужицу электрической сырости на кушетку и на "Лето 1925 года", раскрытое, где раскрылось. 28 ноября 1979 г. 2.3. Желток и деготь 30.I.80 Занятия на факультете идут уже две недели. Конец января обыкновенно - середина каникул, но в этот год по случаю Олимпиады все сроки сдвинуты: семестр продолжается с середины января до конца марта. А каникулы были длиной всего неделю. Несколько дней подряд стоят морозы в 15 и 20 градусов. Отвратительные грязно-желтые разводы на небе. ...К зловещему дегтю подмешан желток. (Мандельштам) Летом такой цвет обязательно предвещает сильную и скорую грозу, зимой же он может наличествовать много часов и дней без каких-либо последствий. Да и неба, собственно говоря, нет как такового. Огромные неподвижные клубы пара из труб над всем городом, в просветах же между ними - эти самые желток и деготь. Сверху непрерывно сыпятся мельчайшие блестящие кристаллы. Вид города дикий и фантастический. Деревья и провода обросли инеем. С солнце не похоже само на себя - воспаленное красноватое пятно. Читал рассказ Кафки. Кафку мне дали по блату в библиотеке - не книгу, а пачку ксерокопированных листов из журнала "Иностранная литература". Фантастика у Кафки начинается сразу, без подготовлений и проволочек: "Проснувшись, <...> Грегор обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое." Почему-то вспомнил виденный в детстве мультфильм "Колобок": Колобок приходит на деньрождение, там ему все очень рады, поют с ним, танцуют, а потом начинают дружно плакать, понимая что Колобок сейчас должен быть съеден. А также рассказ ребенка о похоронах (Чуковский, "От 2 до 5"): "Впереди несут гроб, а старика ведут под руки, а он плачет, не хочет хорониться". Кроме того, чем-то напомнило самые благонадежные произведения школьно-письменной литературы: "Тараса Бульбу" Гоголя, "Разгром" Фадеева и "Клопа" Маяковского. Человек - это не более чем зловредное насекомое и место ему - изучающая вредителей научная лаборатория. Любое человеческое проявление - по отношению к раненому, которого предполагается ликвидировать для облегчения походного марша или к закапываемому живым в землю преступнику - чревато чем-то крайне отрицательным. Дезертирством или даже переходом на сторону противника. Автор подводит тебя к соответствующим расстрельным статьям Уголовного кодекса, одной рукой вроде как даже подталкивает, а другой - крепко держит за шиворот, чтобы ты, зараза, и впрямь не вздумал убежать. Отличие этих авторов от Кафки только в том, что у них все рассматривается извне человека, а не изнутри него. Предполагается, что человек, в общем-то, может перестать быть насекомым, если он полностью искоренит свою сущность и заменит ее чем-то прекрасным и высоким - согласно приложенного рецепта. И тон повествования у них в связи с этим - не отчаявшийся, а возвышенный и общественно-полезный. А кроме того - у них, вроде бы, есть, куда человеку бежать. Хотя человек будет втройне насекомым, если он куда-либо побежит от выполнения своего долга. Но вот вопрос - если все люди насекомые, то кому тогда нужна эта самая общественная полезность? Гоголь скажет - богу, а что ответит Фадеев, который, естественно, согласен, что никакого бога на свете не бывает? Возможно, с его точки зрения вся эта полезность нужна не для всякого человека, а лишь для "человека будущего", полностью переделанного. Для человека, который днем и ночью валит сибирские кедры и долбит ломом вечную мерзлоту, питаясь при этом лишь таежными кореньями, дерзновенными виденьями и стихами Евтушенки про Вечность, которая оказывает снисхожденье "лишь тем, кто снисхожденья не просил". Но уж он-то тем более не должен нуждаться ни в чем материальном, такой человек. Если и впрямь следует переделывать обычного человека в "человека будущего", то почему заодно не отучить его от чрезмерного потребления? Совершенно дикое противоречие. Когда человек трудится, тогда они воспевают важность и нужность материального производства. ("Если ты ничем не занимаешься <...>, то я не признаю тебя человеком, как бы ты ни был умен или добр." Фадеев) А если человек вдруг вспомнит, что за работу полагается платить, тогда они начинают рассуждать о т. наз. "вещизме" - пошлости и ненужности всего материального. Грандиозное противоречие - на грани крайне примитивного мошенничества. (*) А если честно - то у Кафки все просто более последовательно и, я не боюсь этого слова, мужественно. Без самообмана. Бежать тебе на самом деле некуда, а поэтому и держать за шиворот тебя не нужно. Кончается рассказ тем, что Грегор "слабо вздохнул в последний раз" и его родственники наконец-то получили возможность всей семьей сделать прогулку на свежем воздухе. Человек, как утверждают некоторые, есть существо, которому свойственно стремиться к удовольствию. Самые сознательные возражают: нет, не к своему никому не нужному удовольствию, а исключительно к пользе-обществу. А потом либо первое, либо второе интегрируется в пределах от рождения до смерти. Хотя если употреблять математические сравнения, то это скорее напоминает не классическую, а квантовую механику. Нечто вроде функции Гамильтона - с учетом неопределенности. Не функция, а вероятностный оператор. Чем определеннее цель (какой бы она ни была), тем неопределеннее и проблематичнее как счастье от ее достижения, так и само стремление к ней. Познанию существуют пределы с двух сторон. С одной стороны - самое сложное из того, что есть на свете. То есть твое сознание. С другой - элементарные частицы. Недавно преподаватель, читавший лекции по квантовой механике, сказал, что законы этой науки чем-то напоминают законы человеческой психики. Для того, чтобы измерить координаты или скорость электрона, нужно, чтобы он провзаимодействовал с какой-то другой частицей. И этим ты, конечно, все сразу нарушаешь - и координаты его, и скорость. И чем точнее ты хочешь их измерить, тем сильнее должно быть взаимодействие и тем больше ты все нарушишь. И он сравнил это с тем, что если человек думает о том, как он думает, или зачем он думает, или еще что-то в этом роде - то в этот момент он думает совершенно не так, как обычно. _________ (*) "Ужасно не то, что Партия лишила вас всех материальных благ, а то, что вместе с тем она убедила вас, будто простые человеческие чувства и порывы сами по себе не стоят ничего." (Оруэлл, "1984") Экзистенция Смерть ли сон; сон ли смерть? День ли жизнь; жизнь ли день? 13 февраля 1980 г. 2.4. За что пил Сталин 23.III.80 Недавно я опять ходил на выставку на М. Грузинской. Видел картины художника Провоторова, "эксгумационалиста", как его назвали в книге отзывов. Грязно-коричневые, цвета жареных говяжьих мозгов оболочки в форме человеческого тела, в оболочках - дыры и прорехи, а внутри них - пустота. Серия "Камеры пыток": тесные, размером со шкаф комнатки, а внутри на тонких шнурах висят в пыточных позах эти самые оболочки. Триптих (во всю стену верхнего зала): "Стремление": оболочка привстает над землей, "Полет": поднимается в воздух и "Равновесие": повисает, как на дыбе. И все это - в абсолютно пустой местности. Ровная земля до горизонта и пустое небо. Или, может быть, пол и стена в той же камере. Совсем я алкоголик стал: пью беспробудно уже три недели подряд. Каждое воскресенье пью: то 8 Марта, то еще что. Сегодня ездил на деньрождение к Л. На улице - мартовское смешение сезонов: черный снег и блестящие лужи на одной стороне улицы, где солнце и нетающие глыбы льда на сухом сером асфальте - на другой, в тени. Через неделю апрель, но температура пока не поднималась выше нуля. Автобус долго ехал по каким-то переулкам. Народу напихалось до предела. Постоянно входили, выходили или передавали деньги за билет. Через некоторое время начался скандал: подвыпивший гражданин русской национальности обвинял гражданина грузинской национальности в том, что он внес в автобус большую коробку и не заплатил за багаж. Рассказал душераздирающую историю: как 8 Марта покупал жене цветы у грузина за целых 2 рубля. Предположил, что у этого грузина в коробке тоже лежат цветы, предназначенные для продажи и все рвался проверить, но не мог из-за тесноты. Но что мне особенно понравилось - то что публика разражалась хихиканьем, а то и гоготом, когда пьяный от брани переходил на пафос. (Типа "великого народа", Сталина, который "за русский народ пил", несмотря на свое грузинское происхождение и т.п.) Испытал даже что-то похожее на патриотизм, если только в данной ситуации уместен этот термин. На деньрождении было человек десять - в основном родственники Р.Я. Она зачитала модные в последнее время эпиграммы известного артиста Гафта на разных других писателей, артистов и режиссеров. Эпиграммы абсолютно бездарные и хамские. Политический донос на Евтушенку. Какого-то артиста Гафт уличил в отсутствии одного глаза, а другую артистку ни с того, ни с сего обозвал собакой. Но присутствующим очень понравилось. Пили в основном коньяк. После нескольких рюмочек коньяк пьется очень легко. Вода и вода. Неоднократно выходили с Л. к ней в комнату и выпивали неразбавленного медицинского спирта. Спирт ни с чем не спутаешь даже в пьяном виде: теплота и во рту, и в желудке. Одна из присутствующих настойчиво предостерегала меня от распределения в "ящик". Сама она работает как раз в "ящике" и ее, как я понял, очень затрахивает вся тамошняя атмосфера: пропуска, охрана и невозможность никуда выйти до окончания рабочего дня. А за границу ей теперь нельзя даже в Болгарию.(*) О "контингенте" она отозвалась, мягко говоря, без всякого энтузиазма. Вплоть до цитаты из обращения Сахарова "гибнут наши ребята". Разгласила подробности принятия такого решения: сам Брежнев был против, но его заместители оказали на него давление. Присутствовал какой-то родственник Р.Я. - из военных пенсионеров. О Сахарове он отозвался с необычайной злобой, как будто тот чем-то обидел его лично. Могли бы, сказал он, ему даже "высшую" дать - за выступления перед иностранными корреспондентами (интерпретированные, надо полагать, как разглашение военных тайн, шпионаж и измена). Жена к тому же у него еврейка. (Евреев он тоже ругал.) Но пока пожалели и только сослали. Но еще посмотрим, как будет себя вести. (Недавно читал газетные статьи, где утверждалось примерно то же самое, но в менее резких выражениях. Коварная сионистка сгубила талантливого, но нестойкого русского академика.) Потом он принялся расхваливать Сталина. За опоздания тогда полагался лагерь и рабочие поэтому хорошо работали и не опаздывали. (**) Здесь я не утерпел и изложил эпизод из какого-то рассказа, слышанного по вредным голосам. Опоздав на работу, человек подошел к витрине, разбил ее и подождал, пока его загребут в милицию. И получил всего 15 суток, а не год или сколько у них полагалось за опоздание. ________ (*) Нет, это не империя зла, это просто страна дураков. В одной Москве, я уверен, шпионов гораздо больше, чем во всей Болгарии. В том случае, конечно, если они (то есть шпионы) существуют в реальности, а не только в книжках. (**) Вряд ли он сам не понимал, что сажать человека на год из-за нескольких минут опоздания, кроме всего прочего, просто экономически невыгодно. Просто очень трудно примириться с мыслью, что вся твоя жизнь прошла напрасно. 2.5. По поводу майского снега Первый отрывок из книги "По поводу майского снега", написан в конце 1980 года. Май в этом году был совершенно фиговым. Жутко холодный. Да и лето тоже оказалось не очень-то жарким. Говное, прямо скажу, было лето. И погода, и все остальное. Однажды середине мая, в девятом часу вечера, я шел в магазин. Весь день (точнее, уже много дней подряд) на небе были сплошные тучи, так что было непонятно, темнеет или еще нет. Впереди на тротуаре стояла небольшая толпа, посредине которой лежал человек лет пятидесяти, возле него на корточках сидел милиционер и писал на листе бумаги, подложив под него свою кожаную сумку. Возле человека были разложены вещи, видимо, вынутые из его карманов: кошелек, футляр от очков, удостоверения и какие-то бумажки; рот у него был открыт. Когда я шел обратно, его успели увезти. Считается, что люди чаще болеют или умирают в другую погоду: летом в жару перед дождем, а зимой - в оттепель. А по-моему для этого дела такая погода, как была в мае - самая подходящая. Умрешь - и сам не заметишь. Как в эпиграфе из "Евгения Онегина": "Там, где дни облачны и кратки, родится племя, которому умирать не больно." Одну неделю холод, и другую, и все лето тоже, разве что градусов на пять теплее. Потом наступают уже настоящие осень и зима, а через год все повторяется. И потом - еще и сорок, и пятьдесят раз. Может, тогда уж лучше сразу - упасть на тротуар и рот разинуть. В каком-то журнале я читал статью не то о Воркуте, не то о Норильске. Текст статьи тривиально радужный, к нему приложены фотографии. Разгар лета - прохожие в расстегнутых пальто. Прямые улицы без деревьев, обстроенные стандартными пятиэтажными домами. Средняя температура там даже в июле не поднимается выше десяти градусов, то есть, по московским меркам, - как если бы после начала мая немедленно наступала бы середина сентября. Так что, господа, Москва - это еще не самое фиговое место в мире в отношении климата, есть края и похуже. 14.V.80 Сегодня с утра было снова всего пять градусов тепла и совершенно пасмурно. И за весь день не потеплело ни на градус. Это называется май. В конце апреля, правда, случилась жара, как летом - за 20 градусов, а второго мая подул северный ветер ужасной силы и быстро, за несколько часов, похолодало. Ветер через день прекратился, но холод стоит вот уже полмесяца. Посещаю лекции, подготавливающие студентов к работе в общежитиях МГУ, на время Олимпиады превращаемые в гостиницы для иностранцев. Лекции продолжаются обычно часов до двух, три-четыре дня в неделю. Выступают идеологические, спортивные, интуристовские и другие работники. Пожарники, например. В некоторых выступлениях заметен едкий, но умело дозированный цинизм. В том числе и в сегодняшней, которую читал человек из КГБ. Говоря о пограничных правилах, упомянул об открытой границе между Польшей и ГДР. Поляки скупают в пограничных областях ГДР все товары, чем восточные немцы очень недовольны. На границе же Польши и СССР - односторонняя проводимость. Т.е. поляков пускают, а советским - хрен в рот. Только организованно, по путевкам и т.п. Объяснение - отвратительная смесь высокой бдительности ("таковы правила", "закон есть закон", рассуждения о возможных вражеских провокациях) с намеками на низкую реальность. В самом деле: пусти нас хотя бы в Польшу - так мы и Польшу обожрем почище саранчи. Не говоря уж о ГДР. Потом рассказал о проделках иностранцев: многие приезжают с целью погулять и попьянствовать. Особенно финны. А некоторые даже привозят контрабанду и различную "литературу". (В публике возникло некоторое оживление.) А какой-то итальянец вздумал устроить демонстрацию в защиту гомосексуалистов и для этого "заручился поддержкой небезызвестного вам Сахарова". (Да, да, и Герцен тоже учился на нашем факультете.) Итальянец успел лишь выставить плакат в холле гостиницы. "Ну что же - подошли к нему, побеседовали и он понял беспочвенность своих притязаний." Насчет "литературы" он сказал: "Наши таможенники, конечно, проделывают работу в данном направлении, но враг, как говорится, хитер: не исключены случаи, когда и вам могут всучить, так что будьте бдительны." Говорил он об этом доверительно, даже задушевно, точно ожидал, что мы сейчас начнем возмущаться вместе с ним. А если кто видел у кого-нибудь эту самую нелегальную литературу, то он после лекции подойдет и скажет. Меня больше всего удивляет интонация, с которой они говорят о разных таких вещах. Обеденный перерыв был часа полтора. Прогулялся до Москвы-реки. Прошел мимо выключенных фонтанов, затем через парк и налево по обрыву мимо маленькой церкви. Река, стадион с гигантскими светильниками, а дальше - панорама города под грязным небом. Погода была все такая же поганая: низкие дождевые тучи, редкие дождевые капли, а иногда даже снежинки. Но листья на деревьях полностью распустились, несмотря на холод. Любопытно - если еще месяц или два будет так же холодно, то пожелтеют они летом или только в сентябре, по календарю? Некоторое время я сидел на лавочке над обрывом и читал "Бесов" Достоевского. На ходу еще не очень холодно, а сидя совсем замерзаешь. После перерыва было нечто вроде семинара. Разбирали с преподавателем отдельные идеологические вопросы. Вопрос о наличии в СССР инфляции. Некоторые экономисты признают, что есть определенные явления, сходные с инфляцией, большинство же возражает, ссылаясь на то, цены на "товары массового спроса" у нас стабильны, как нигде в мире. А если и повысятся, то государство это компенсирует с помощью разных "общественных фондов". И нам посоветовали вплоть до окончательного выяснения учеными этого вопроса при беседах с иностранцами придерживаться последнего мнения. Про ссылку Сахарова следует говорить, что хотя судебного процесса не было, но имеется решение Президиума Верховного Совета, что юридически равносильно. Однопартийная система, выдвижение на выборах лишь одного кандидата и т.п. - вовсе не предписаны законодательно, а лишь традиция. "Так сложилось исторически". А про Солженицына он объяснил, что его книги - не только не соцреализм, но вообще не реализм. "Реализм предполагает изображение типических персонажей в типических обстоятельствах, а тогда ситуация в нашей стране была не такая". 2.6. Лицо хама Лето 1980 года Прозрачной ночью бурым светом Сияют фонарей огни. Идут бандиты с пистолетом, Меня хотят убить они. Ночь наполняет душу бредом; Мне не увидеть больше дня: Идут бандиты с пистолетом, Они хотят убить меня. А днем - по улицам нагретым Шаги ужасные стучат: Идут бандиты с пистолетом, Они меня убить хотят. Ах, жарким летом, жарким летом Так грустно и так скучно жить: Идут бандиты с пистолетом, Они хотят меня убить. 1980 - 1981 г.г. *** Числа с десятого июня у Кольки начались дежурства в общежитии, на время Олимпиады превращаемом в гостиницу для иностранцев. Колька дежурил на втором этаже зоны "Д" Главного здания. Отсидишь с девяти утра до девяти вечера, на следующий день с девяти вечера до девяти утра - и двое суток гуляешь. Одно время договорились о еще более удобном расписании: сутки сидишь и трое гуляешь. Сперва этот график ввели явочным порядком, а когда пошли к начальству с коллективным прошением его узаконить, то начальство почему-то очень рассердилось и пресекло. Возможно, для того, чтобы люди не слишком разбалтывались: работа и так совершенно туфтовая: сиди и смотри, чтобы ничего не сперли и не испортили. Перед уходом следует непременно потребовать от сменщика, чтобы он расписался в журнале: "Дежурство принял", что считается одной из главных служебных обязанностей. Платить обещали 120 в месяц: 80 - оклад и 40 - "олимпийская надбавка". Изредка давали разовые задания: пересчитать мебель, разнести по номерам настольные лампы и т.п. Однажды где-то в другой зоне на стене обнаружили матерную надпись на английском языке и всем дежурным было приказано внимательно осмотреть стены и доложить об их чистоте. А другой раз каждому выдали по несколько бумажек с печатями и велели наклеить их на дверцы пожарных кранов. Объяснили, что известны случаи, когда иностранцы подкладывали в подобные места бомбы. А дежурство в ночную смену - и вовсе халява: сдвигаешь несколько стульев, ложишься и дрыхнешь хоть до девяти утра, когда приходит сменщик, бригада уборщиков и начальство, а тебе можно уходить. Кольке вообще-то жутко повезло, что его записали дежурным по этажу, а не уборщиком, которые должны приходить ежедневно, а когда начнется Олимпиада - то даже по выходным. И зарплата у них меньше - рублей сто. Милиции тогда в Москве была фигова туча. На дежурство Колька обыкновенно ездил на 28-номере мимо срочно построенного возле леса конного комплекса - там в оцепление выставляли сотни ментов с автоматами. А на рабочем месте Колька находился под тройной охраной. На первом этаже зоны сидит милиционер, во дворе в проходной - еще несколько и вокруг здания милиция прогуливается в большом количестве. Бдеют на своих постах, охраняя порядок и лично Колькину безопасность. Однажды, направляясь на дежурство и проходя по университетскому скверу, мы с ним увидели, как какого-то пьянчужку, который шатался по аллее несколько впереди нас, милиция прямо на лету перехватила. Вышли из-за кустов боковой аллеи, сцапали и повели, повели голубчика! Тот и не трепыхался. А дело было как раз четвертого июля и Колька пошутил, что этому пьянице могут по теперешним временам даже политику припесочить: зачем он при таких обострившихся отношениях по американским праздникам пьет, мало ли ему, что ли, советских или, на худой конец, православных?! А потом Колька уже с самым серьезным и печальным видом привел вычитанную в какой-то книжке цитату из философа Мережковского: "Лицо хамства, идущего снизу: хулиганство, босячество, черная сотня". Опаснее, как считал Мережковский, чем любая идущая сверху политическая реакция. Незадолго до этого времени, в мае и июне, газеты неожиданно стали печатать множество статей на уголовные темы, главным образом из области убийств, избиений, грабежей и прочих насильственных деяний. Например, про то, как один молодой хулиган, напившись, кинул камень в проходящий мимо поезд и убил машиниста. Получил он всего десятку, как несовершеннолетний. Тогда Колька воспринял эти публикации по его словам, без всякого чтения между строк, но вскоре он вполне обоснованно связал их с предолимпийской московской чисткой: высылали пьяниц, жуликов и проституток. И, несомненно, пытались настроить общественное мнение соответствующим образом. Колька сказал, что человека с менее крепкой, чем у него, у Кольки, психикой, подобные внезапные кампании в прессе легко могут привести прямо в психушку. Но над широко распространившимися тогда же время слухами о засланных в Москву туристах-отравителях, которые, пользуясь давкой в транспорте, делают советским гражданам уколы всевозможных ядов и инфекций, Колька с самого начала искренне издевался. Вспомнил об операции опечатывания пожарных шкафчиков и выразил сожаление, что он не замотал одной такой бумажки с тем, чтобы наклеить ее себе на задницу. Поскольку если эта печать обладает волшебной способностью предотвращать взрывы, то уж вражескую инъекцию она тем более должна предотвратить. 2.7. Зона "Д" 21.VI.80 Погода в последние дни стала снова вполне приличной. Температура около 25 градусов. Утром ясно, после полудня обыкновенно гроза, а к вечеру опять солнце. Сегодня часа в 4 пришло начальство, собрало всю нашу зону, дежурных и уборщиков, и рассказало о казнях, которым была подвергнута соседняя зона "В". За игру в футбол в коридоре, вызвавшую разбитие осветительного плафона и испачкание потолка, всем участникам игры были объявлены выговоры, дежурный же, допустивший такое безобразие, был разжалован в уборщики. А за игру в карты и распитие спиртных напитков в ночное время двух дежурных вообще выперли с факультета. С сегодняшнего дня договорились дежурить по суткам. День отсидел - так с разгону и ночь высидеть можно, а потом ты три дня свободен. Уборщики разошлись в шесть вечера. В течении целого часа я изучал график дежурств и переделывал его с учетом нового расписания. В половине десятого стемнело. Я зажег в обоих коридорах свет и доел остатки принесенной с собой пищи. В десять навестился к Главкому - студенту из нашей группы, дежурившему на четвертом этаже. Главком с каким-то другим дежурным играл в настольную рулетку - красное, черное и ноль белого цвета. Не знаю, могут ли они, начальство, я имею в виду, приравнять рулетку к картам. Затем сидел у себя на втором этаже и читал "Записки из подполья" Достоевского. Время от времени гулял ради разминки туда-сюда по коридорам. (Рабочее место у меня в холле (10 на 10 метров) рядом с дверями лифтов и выходом на лестницу; от холла отходят перпендикулярно два коридора. Первый - короткий; в конце - окно в университетский двор. Другой - длинный, метров 50; в конце - запертая дверь пожарного выхода.) В полночь явилось начальство; я в это время находился в конце длинного коридора. Они очень удивились, что я там делаю. Я же не растерялся и напомнил о вышедшем несколько дней назад распоряжении: не менее двух раз за смену проверять, заперты ли двери в номера. В результате начальство ушло вполне удовлетворенным, приказав погасить свет в обоих коридорах, оставив освещенным только холл. Вид коридоров стал после этого довольно жутким. В конце длинного - почти полная темнота, только горит красный плафончик со словом "выход" и в дверном стекле на фоне смутного блеска ламп маячит в стекле мое черное отражение. "Запски из подполья", I ч., VII гл.: "Есть одна такая самая выгодная выгода, <...> которая главнее и выгоднее всех других выгод. <...> Свое собственное вольное и свободное хотение." В VIII гл. говорится о страхе "хотения по табличке", причем под "табличкой" понимается странная смесь трех совершенно различных понятий: 1. Законодательства "хрустального дворца" - идеального, разумного и научного государства. 2. Законов, по которым человеку надлежит действовать для скорейшего достижения собственного благополучия. 3. Законов психики как таковых. Насчет первого пункта с автором я полностью согласен. Мало ли, что государство вздумает узаконить. Государство имеет возможность не только узаконить все что угодно, но и обосновать это с научной точки зрения. Второй пункт - страх перед своей же собственной личной выгодой - уже вызывает сомнения. Если, конечно, не подразумевать под выгодой исключительно обладание большим количеством денег. (А если мне какое-то неоплачиваемое занятие доставляет такое же удовольствие, как обладание определенной суммой?) А вот третий пункт мне совсем непонятен. Почему противопоставляются законы хотения и само хотение? Вероятно, Достоевский хотел сказать, что это "вольное хотение" - явление, настолько отличное от любого другого, как от общественно-государственного, так и от личного, как от физического, так и от психического, что в сравнении с этим все прочие различия несущественны. Весь мир объединился против тебя - и общественная выгода, и личная, а потом и твои собственные побуждения - и от тебя остается что-то неуловимое, тончайшая оболочка. (Как на картинах художника Провоторова.) Граница между существованием и несуществованием. А все остальное - и вне тебя, и даже внутри - настойчиво пытается тебя убедить, что ты должен быть не таким, каким ты являешься. "Неужели все мое устройство - одно надувательство?" И ты сам уже плохо веришь в свое же собственное хотение. Очень хочешь поверить, но не получается. И чем сильнее хочешь, тем хуже получается. Все тот же квантово-механический закон: чем больше ты пытаешься придать определенности своим мыслям и чувствам (твои они собственные или же они у кого-то позаимствованы, или же этот кто-то насильно заставил тебя мыслить так, а не иначе) - тем меньше в них остается определенности. И в их содержании и в самом их наличии. В принципе, наверное, можно рассчитать заранее даже то, что прогуляться по этажам мне вздумалось в 10 вечера, а по коридорам - только в 12. Но для этого, несомненно, над моим мозгом следует проделать такую мощную психическую (а то и хирургическую) препарацию, что после нее вряд ли можно будет говорить о моем сознании. И чем дотошнее ты хочешь предсказать, тем сильнее должно быть воздействие. Полная аналогия с электроном, координаты которого можно измерить с любой точностью, но для этого может потребоваться такая высокая энергия, что совершенно неизвестно, какими его координаты станут после измерения. И что вообще останется от этого электрона. I ч., X гл.: "Я бы дал себе совсем отрезать язык из одной только благодарности, если б только устроилось так, чтоб мне самому уже более никогда не хотелось его высовывать." За такие слова и впрямь нужно язык резать. "Зачем же я устроен с такими желаниями?" Да именно затем и низачем больше! Неужели непонятно? Как можно не радоваться тому, что ты такой, какой есть, а не другой? Одно дело - когда какой-то закон что-то тебе предписывает, а другое - когда ты сам являешься этим законом. Великая жуть и великий восторг. Превращение объективности в субъективность. Гораздо более великое чудо, чем превращение неживого в живое. Чудо, произошедшее не когда-то, миллиарды лет назад, а - ежемгновенное. Как цветок, распускающийся на перегнившей навозной куче. Если бы куча лежала на другом месте, то он бы здесь не вырос, и - - куча, как таковая, нисколько бы не пострадала, если бы никакого цветка на ней не выросло. Так что ж с того? Что ж с того, господа товарищи?! 2.8. Лето 1980 года 25.VII.80 Сегодня, когда пришел утром домой, сразу уснул и проспал до пяти вечера. Темнеет теперь в половине девятого, но сегодня сумерки начались на несколько часов раньше, чем в ясную погоду. Вечером, как и утром, было пасмурно и шел дождь. Прогулялся в магазин. Заметно похолодало по сравнению с утренней духотой. На многих автомобилях уже были зажжены габаритные огни. Нет более печального, даже тоскливого зрелища, чем автомобильные огоньки в пасмурный летний вечер. Особенно когда прохладно и сыро. Красные и желтые перевернутые восклицательные знаки (огни и их отражения в мокром асфальте) среди серенького пейзажа, замутненного туманом или дождем. Ночью поспать не дали совершенно. Сегодня съезжала первая группа туристов. (Должна приехать еще одна группа, тоже из ГДР.) Накануне отъезда, вчера, они устроили прощальный вечер. Сидели в холле на диванах и принесенных из номеров стульях, пускали по кругу бутылку, отхлебывая из горлышка и пели песни, в т.ч. русские ("Пусть всегда будет солнце" и т.п.) Выпили около десяти бутылок человек на сорок и сильно пьяных не было. Мне тоже была предложена бутылка пива, от которой я отказался на смешанном немецко-английском наречии. Вместо пива мне дали пакетик апельсинового сока с приложенной к нему соломинкой, который я не без благодарности и не без аппетита выпил. Каждого дежурного снабдили листом бумаги с написанными русскими буквами немецкими фразами на случай пожара и других происшествий. Ради хохмы дополнил (не без помощи словаря) этот документ алкогольной тематикой: "Und diesen kleinen Glasechen, lieben Herren, ich will zu euere Gesundheit drinken!" ("А эту небольшую рюмочку, дорогие господа, я хочу выпить за ваше здоровье!"), "Wir nachessen die ersten Glasechen kein!" ("После первой не закусываем!") Около половины первого явилось начальство. (Хорошо, что я не позарился на пиво, а то запах бы еще не выветрился.) "Ну как, все в порядке?" "Все, только вот - сидят." Я показал на пирующих немцев. "Ладно, пусть их сидят. А карточки все сдали?" (Т.е. "карты гостя", которые мне полагается отбирать у них в обмен на ключи.) Они задали еще несколько подобных вопросов и ушли. В 2:20 один из немцев побежал к окну и выпрыгнул в него прямо через стекло. Я к этому времени начал засыпать и увидел его только у самого окна. Перед этим никакого конфликта среди немцев не было и бежал он совершенно молча, что было самым жутким. Ладно бы вопил. Перед окном стоял стол с цветочными горшками, он попытался его перепрыгнуть рыбкой, но зацепился животом за стебли. Стекло лопнуло и зазвенело, потом наступила тишина; остальные немцы сразу замолчали. Я стал звонить на пост милиции, там было занято. Милиционеры тут же прибежали сами и с ними явились два молодых человека, за неделю до Олимпиады поселившиеся в одном из номеров. Одевались они в такие же костюмы белого цвета, какие выдали дежурным. С ними прибежал немец, приехавший несколько раньше остальных. Как я понял - их восточногерманский коллега. Расспрашивали присутствующих и фотографировали в различных ракурсах картину разрушения: черную дыру в окне, осколки стекла и раздавленный цветок. Мне велели писать объяснение. Написал им пол-листочка деревянным языком: сидели, распивали, затем один побежал и прыгнул. Не забыл упомянуть и о том, что о пьянке было своевременно доложено по начальству. Подписи на всякий случай не поставил, но они, конечно, заметили - велели расписаться и поставить дату и час. Насчет последствий этого происшествия мне сказали, что меня лично спасло только то, что в момент инцидента я находился на рабочем месте за столом. Если бы я отлучился хоть даже в уборную, что, в принципе, не запрещено, то все, возможно, свалили бы на меня. В математике это называется "область неустойчивого решения": бесконечно малые изменения исходных данных вызывают непредсказуемые отклонения результата. Черный юмор. Невинное положение, неожиданно приобретающее зловещий смысл. Как в популярных в последнее время детских "садистских" песенках: Девочка Маша купаться пошла. В среду нырнула, в субботу всплыла. А утром в журнале приема-сдачи дежурства я описал происшествие не без доли иронии. Вслед за стандартными фразами: "Имущество согласно описи на месте" вместо обычного "происшествий не случилось" написал: "За время моего дежурства случилось происшествие: гость из комнаты Д-218-Л выпрыгнул в окно, разбив при этом два стекла, а также цветочный горшок. Других происшествий не случилось." Пошутили со сменщиком насчет деликатности немецкой нации: никого не побил, даже не ругался, а лишь тихо и культурно прыгнул в окошко. Непонятная чужеземным мудрецам тевтонская душа, своей загадочностью превосходящая даже душу славянскую. 2.9. Лето 1980 года (окончание) 26.VII.80 Приехав вчера домой, как уже написал, спал целый день. Вечером тоже быстро уснул. Сегодня с утра снова шел дождь и стало еще холоднее, 15 градусов. Ближе к вечеру услышал от соседей о смерти Высоцкого, якобы последовавшей вчера, 25 числа. Причем умер он примерно в то же время, когда выпрыгнул тот немец - под утро. Это все жара, я думаю, такие совпадения, жара, если не впадать в откровенную мистику. После двух или трех недель прохлады установилась погода, весьма необычная для Москвы: жара в 30 градусов, одновременно с этим сыро и душно. Солнце светит сквозь влажную муть. А той ночью, с 24 на 25 была духота еще сильнее, чем днем. Некоторые люди такой погоды не переносят, и Высоцкий, несомненно, был из их числа. Например, с похвалой отзывался о ленинградском климате: Не сравнить с Афинами - прохладно... А в Ленинграде, судя по сводкам погоды, температура летом градуса на два-три ниже, чем в Москве. Мне лично кажется, что будь в Москве чуть холоднее - и в Москве была бы настоящая тундра. Про Ленинград и говорить нечего... На протяжении той ночи сырая муть сгустилась еще сильнее, к утру шел дождь, но было пока почти так же жарко, как и накануне. Большая редкость в Москве, чтобы и жара, и дождь наличествовали одновременно друг с другом. *** ...После того случая у них устроили очередную кампанию по нагнетанию строгостей. На следующем дежурстве к Кольке подошел чекист Валера и объявил, что любые пьянки за пределами номеров, как коллективные, так и индивидуальные, следует решительно пресекать. И дал Кольке еще одно задание: записывать всех немцев, которые вернутся в номер позже полуночи. Фамилию, номер комнаты и время прибытия. Колька взялся за это дело очень рьяно, составил абсолютно полный список, а про одного немца дополнительно сообщил Валере, что его привели двое других в третьем часу ночи мертвецки пьяного и с разбитым носом. Даже сам Валера удивился такому усердию в исполнении его поручений. Хотя Колька больше беспокоился за самого того немца: нос у него был весь синий и фиолетовый и, вроде, даже насторону сворочен. Валера, однако, никаких действий не предпринял - даже врача не вызвал... Не без гордости Колька сообщил мне, что он догадался сохранить в тайне хотя бы вероятные внебрачные сношения среди немцев: если они приходили вдвоем, мужчина с дамой, то он писал их общим списком с пришедшими ближе всего по времени. Съехала эта группа в первых числах августа, но дежурства продолжались еще несколько дней, пока сдавали имущество. В зоне в это время наступило подлинное пьяное царство. Уже в проходной чувствовался запашок от милиционеров. Компетентные органы - и те подверглись определенным колебаниям: Валера с товарищами притащили 20-литровую бутыль пива и попросили Кольку спрятать ее в холодильник. Еле влезла. А около полуночи была редкая ржачка: командир отряда с заместителем объезжал на лифте этажи и сообщал, что в связи с отбытием туристов свет в коридорах по ночам снова следует гасить. Оба были в жопу пьяные. Заместитель давал лифту команды: "стоп", "заводи мотор", "полный вперед" и дудел прибытие и отправление в игрушечную трубу. Надо уметь так напиться. Через день всех благополучно рассчитали. Кольке заплатили полторы сотни (плюс семидесятирублевый аванс месяц назад). Кроме того, было разрешено бесплатно оставить в личное пользование выданные всем дежурным форменные туфли и костюм. 2.10. Август 4.VIII.80 Дежурства кончаются послезавтра. Досижу сегодняшнее, дневное и потом еще нужно отсидеть ночное, завтрашнее. Сейчас опять идет дождь. Утро было хоть и солнечное, но все равно холодное, как осенью. Хотя формально до осени остается еще месяц. Когда-то я читал сборник рассказов "Фантастика-66"; в одном из рассказов (*) было отличное описание августовского утра. (В виде окончания романа, который автор всю жизнь мечтал написать, но так и не написал.) Еще пустая утренняя улица, ряды пятиэтажных домов. Слабый туман, роса, прохлада, легкие облака. Близость осени. Человек выходит из подъезда и удаляется в туманную даль, по пути выбросив ключи от квартиры в водосточную решетку. Очевидная близость осени и столь же очевидные 60-е годы. Легкость на подъем и глуповатость. Романтика дальних странствий. Поднялся рассвет над крышей. Человек из дома вышел. Решив пройтись в кедах по всему земному шарику, человек без раздумий расстается с жилплощадью и всем остальным, что тогда именовалось "мещанским уютом" или "грошевым уютом". "Когда я говорю "отчаяние" - я не лгу, но невольно ассоциация не звуков - чувств подсказывает мне другое слово -"отчалить". Тогда я вижу только море и ночь. Я и впрямь отчалил от прежней жизни. Это лето было штормом и горем." (Эренбург, "Лето 1925 года") Высоцкий, оказывается, жил в том же доме на М. Грузинской, в подвале которого устраивают выставки. В дни похорон на его стенах расклеивали фотографии и стихи. Публика стихи переписывала, а милиция пыталась ободрать. О Высоцком было несколько радиопередач, исключительно по вредным голосам. (Советские источники это событие полностью проигнорировали.) Когда сравнивали Высоцкого с другими авторами неофициальных песен, передали одну песню Галича (удалось записать на магнитофон): Плохо спится палачам по ночам - Вот и ходят палачи к палачам... У Галича можно отметить необычайное разнообразие интонаций и ритмов на протяжении одной песни. И сами интонации совсем другие, чем у Высоцкого. Лишенные отчаяния и остервенения. Обреченность не человека, а противостоящего ему зла. ...Созывают неотложных врачей И с тоскою вспоминают о нем - О Сталине мудром, родном и любимом. "Был порядок" - говорят палачи... ___________ (*) Анчаров, "Голубая жилка Афродиты" За единство и сплоченность литературных сил (ТАСС, 17 августа 1980 года.) Вчера в Москве состоялось заседание коллегии Минлитературы СССР, посвященное безвременной кончине В.С. Высоцкого. С докладом на эту тему выступил Министр литературы И.П. Херов. По докладу было принято соответствующее постановление. Доклад И.П. Херова (публикуется с отдельными сокращениями) Товарищи! Не успел пройти месяц со дня смерти В.С. Высоцкого, а прислужники мирового капитала еще более усилили попытки перетащить его творчество на свою сторону баррикад. Так, например, не далее как 3 августа с.г. небезызвестный "Голос Америки" под видом песни В.С. Высоцкого протащил в свою передачу песню пресловутого литературного дезертира Гинзбурга (долгое время скрывавшего свое подлинное лицо под псевдонимом Галич). Он давно известен нашей советской общественности как, прямо скажем, небездарный артист и режиссер, который, вообразив себя великим певцом и поэтом, занялся проповедью абстрактного гуманизма, сионизма и религиозного мракобесия. Это вскоре привело к полной творческой и общественной деградации Галича (Гинзбурга), к злобной клевете на наше общество зрелого социализма и к трусливому бегству за границу. Этот безголосый антисоветчик пристроился на шпионской радиостанции "Свобода", где он продолжал самым гнусным образом клевещать на все то, что свято для каждого советского, каждого русского человека. Но враг просчитался. Ему не удалось добиться популярности даже среди весьма невзыскательных западных слушателей. После того, как ЦРУ увидело, что один из его самых верных слуг сделался бесполезен для дальнейших подрывных акций, он был без лишнего шума ликвидирован агентами этого управления грязных дел. Товарищи! На какие только происки не пускается идеалистический противник в целях духовного разоружения нашего народа, пытаясь подготовить почву для вооруженного вторжения в священные рубежи нашей Родины! Теперь они хотят состроить из В.С. Высоцкого антисоветского певца типа Галича (Гинзбурга), разносчика антипатриотизма и милитаризма. Но этому не бывать! В ответ на идеологические диверсии наших врагов советские люди еще выше поднимут знамя нашей официальной идеологии, которое вот уже многие годы ведет нас от одной победы к другой победе! Постановление коллегии Минлитературы СССР (16 августа 1980 года) 1. Ввиду острой необходимости углубления организационно-воспитательной работы в области предотвращения идеологический диверсий просить разрешения на создание при Минлитературы СССР управления по контрпропаганде. 2. На должность начальника вышеупомянутого управления рекомендовать известного советского поэта Н. Цырлина, учитывая его большой служебный опыт, а также в связи с двадцатилетием со дня рождения. 3. В целях недопущения антисоветских спекуляций требовать от Костромского обкома КПСС скорейшего рассмотрения вопроса о целесообразности сохранения за одним из районных центров Костромской области наименования "Галич". 4. В целях противодействия психологическому террору требовать от компетентных органов немедленного и решительного пресечения дальнейшей враждебной деятельности "Голоса Америки", равно как и других подобных ему радиоголосов. Первый секретарь партийного комитета Минлитературы СССР выдающийся советский поэт К.К. Кутакаев Министр литературы СССР выдающийся советский писатель И.П. Херов Первый секретарь профсоюзного комитета Минлитературы СССР крупный советский писатель В.Э. Поцек III. "НЕ ТЫ ВИНОВАТ!" 3.1. Ноги и крылья Летний вечер - Что же это, однако, за даль? Что скрывает она? - Казармы! (Салтыков-Щедрин) На горизонте потемневшем Сияли первые огни. И плавал в тихом море неба Серебряный буек луны. Прохладный вечер начинался, Небесный свод прозрачен был. Я по квартире потоптался И телевизор я включил. И - Евтушенко, завывая, Сжимая руки в кулаки По телевизору читает Свои казенные стихи. И ощущаю важность смерти И сладость долга и вины, Я - дезертир, я - самострельщик Грядущей мировой войны. Я, сволочь, дрыхну до полудня, В трамваях не беру билет И дую пиво беспробудно! Я, гад, люблю себя жалеть! Я, гад, в общественной уборной Недавно мимо надристал! И я, мерзавец, на заборе Недавно матом написал! Я - осознавший, я - прозревший, Хочу по улицам ходить, Крича, что я нахал и грешник, Поскольку нравится мне жить! Хочу быть нищим, быть голодным, Хочу о землю биться лбом И искупать долг первородный Самоотверженным трудом! В даль лучезарную стремиться, Под пули подставляя грудь! И невозможного - добиться! И целый мир - перевернуть! Вот на экране Евтушенко Уж красоваться перестал. Я по квартире погулял, И, выпив пива, на кушетке, Я в безмятежности лежал. А в темном небе, в луже света, Среди антенн и тусклых звезд, Сиял фонарь луны. И лето - И лето только началось. июнь - август 1980 г. 13.X.80 Сегодня на спецкурсе было прямо как в Польше. Б. не нашел ни одного куска мела и в знак протеста слинял из аудитории. "Лекция не подготовлена, лекцию я читать не могу, лекция сорвана." Но и без подобных непосредственных поводов постоянно проявляет свой вредный характер. Оба раза в неделю назначил свой спецкурс на самую рань - на 9 утра. Видимо, под утро ему плохо спится. Перед началом стоит у дверей и неотрывно смотрит на часы. Ровно в 9 входит и всех опоздавших гонит изумленными возгласами: "Лекция уже началась!" Спрашивает на экзаменах не особенно строго, но имеет садистскую привычку засыпать двух-трех человек и заставлять их ходить сдавать в течении месяца. В 1949 году он, как рассказывают, публично отрекся от своего отца, арестованного за космополитизм и в связи с этим даже сменил свою космополитическую фамилию на русскую. Б. числится "замзавкафедрой", фактически же он полный "зав". Официальный заведующий, В. - наследный монарх, царствует, но не правит. Большую часть времени В. проводит в заграничных командировках и всеми делами заправляет Б. Недавно слышал по "Немецкой волне" передачу про академика В. - дядю нашего завкафедрой. При Сталине его посадили и он умер в тюрьме от голода. Когда же после реабилитации было принято решение поставить ему памятник, то в мастерскую скульптора явились "искусствоведы в штатском" и потребовали убрать с лица скульптуры следы истощения. Все радиостанции, кроме Швеции и Канады, они глушат с конца августа, когда взбунтовалась Польша, но если найти подходящую частоту, то почти всегда можно какую-нибудь услышать. Правда, про Польшу даже советские источники информируют достаточно откровенно, чего я, признаюсь, не ожидал. Б. на семинар так и не вернулся, так что я сразу поехал домой. На лекцию после семинара тоже придется не ходить, чтобы не сидеть зря два часа. Погода четыре дня подряд стоит ясная, безветренная и теплая для октября - до 15 градусов. Вчера я ездил на дачные участки в деревню Ж. Там уже поставили забор вокруг разровненного бульдозером глиняного поля и прокопали канавки на границах между участками. Днем было прямо-таки жарко, при некоторой фантазии можно вообразить, будто все еще лето. Но роща на другой стороне дороги уже полностью облетела и лес за забором был черный по-зимнему. Вечером резко похолодало. Та роща просматривалась насквозь: малиновый и желтый закат между тонких стволов и очень тонкий месяц немного выше. Дома со скуки почитал Фадеева. В "Молодой гвардии" у него есть эпизод: два юноши, будущие герои, идут по выжженной степи и ведут восторженный разговор о выборе профессии и смысле жизни. В духе подчинения всего себя и полного слияния личной и общественной пользы. Суд у нас народный, поэтому адвокаты в наше время никому не нужны, следовательно, адвокатом быть не интересно, а нужны нам только прокуроры: "Помнишь, Вышинский? Здорово!" А в "Разгроме" у него все еще более декларативно. Тупые, неотесанные персонажи - уголовники, если быть откровенным. Но лишь только пришли тяжелые, решающие испытания - они сразу выявили свою, как говорится, положительную сущность. А предателями оказались как раз те элементы, которые воображали себя культурными. Которые не решились вовремя преодолеть себя. Которым было что преодолевать... Ах, если бы надо было жить только для того, чтобы всю жизнь идти от одной победы к другой победе... ...Тебе было заявлено, что человек отныне уже не обречен всю свою жизнь пресмыкаться по земле, поскольку человек может и должен летать! И ты согласился пришить себе крылья, а взамен, для облегчения аэродинамики, отрезать ноги. Хотя, впрочем, твоего согласия никто особенно и не спрашивал. Но то ли в результате чьих-то происков крылья тебе были пришиты некачественные, то ли тебе следовало расстаться, как с ненужной обузой, не только с ногами, но и с руками - как бы то ни было, но теперь ты не можешь не только летать, но и ходить, а можешь ты теперь разве что ползать... "Я согласился бы жить на земле целую вечность, если бы прежде мне показали уголок, где не всегда есть место подвигу." (Веничка Ерофеев) Его повесть, написанную от лица алкоголика, слышал по вредным голосам. Но, кроме ощущения своей никчемности, постепенно усиливается совершенно иное ощущение. Причем вовсе не злоба, но, представьте себе - та же грусть и тоска, но не по себе самому, а по некоторой обреченной (именно обреченной) нереальности, над которой все, кроме тебя, искренне потешаются. Да вы, граждане, попробуйте - скажите кому-нибудь, что читаете Фадеева... Смертная грусть и смятение. Чувствуешь себя недостойным хамом, вторгшимся в грязных кованых сапожищах на сияющий, но беззащитный паркет. Хочется уйти домой, запереть дверь, занавесить окна и, вжавшись в стену, ждать смерти. И час ждать, и год, и тысячу лет... Простите меня, граждане, я есмь лишь гадкий и бессильный человек. Бессильный и - посторонний. Но не всем же ведь дано небеса штурмовать, правда? 3.2. "Не ты виноват!" 17.XII.80 Роскошная погода, уважаемые граждане! Май, настоящий май! В этом году в мае была точно такая же погода: пасмурно и градуса 4 тепла. С начала декабря были небольшие морозы, а потом началась опять сплошная оттепель, длится уже неделю подряд. Сегодня сдал первый зачет. Аудитория не в старом корпусе, а в "надстройке". Вытянутые в ширину окна с алюминиевыми рамами, за ними - парк, огороженный пиками забора, черные деревья, серое небо и снег, точно подсвеченный изнутри. Ближе к горизонту небо совсем темное, как вечером. Свет в аудиториях не выключают целый день. А погода просто восхитительная. Как в Европе! Эренбург пишет о том, как он приехал впервые в Париж и там снег отсутствовал, хотя месяц был декабрь. На газонах росла трава. Эренбург тогда, представьте себе, принялся с тоской вспоминать о родных сугробах. Вот ведь тоже! Сугробов ему не хватало, дерьма-то такого... У нас, правда, все-таки Москва, а не Париж и снег в наличии имеется, но там, где под землей проложены трубы, он растаял и тоже растет трава. Как в Париже. Зеленого цвета, что очень приятно для глаза - на фоне набора всех оттенков серого. Необычайно приятно. В понедельник я взял в библиотеке "Живую жизнь" Вересаева. Читаю вот уже двое суток непрерывно. Сравниваются Достоевский и Толстой. Для Достоевского в человеке обязательно присутствуют антагонистические, неустранимые естественным путем противоречия. "Горит костер, на костре глыба льда. Скажи этой смеси: будь сама собою... Не будет ни огня, ни льда, а будет зловонная чадящая слякоть." Человеку следует полностью искоренить себя, обуздать и разум, и чувства - только так можно создать себе какое-то подобие жизни. "...И злой тарантул исчезнет. Но вправду ли исчезнет? Нет. Он только глубже спрячется в темноту и оттуда будет смотреть на человека слепым беспощадным своим взглядом. Снова и снова оборвется под этим взглядом осанна..." "В сумеречной глубине человеческой души лежит дьявол. Ему нет воли. Его держит заключенным в низах души тяжелая крышка - бог. И все очевиднее становится для человека, что это душа его просит воли, что рвущийся из-под крышки дьявол - это и есть он сам." Для Толстого же, как пишет Вересаев, бог и дьявол занимают обратные позиции. Под крышкой находится именно бог - безгрешные человеческие устремления. А крышка - это уродливые государственные порядки, "священная и важная за номером бумага". "И в непонятном устремлении своем люди верят обману, старательно работают над тем, что уродует и разрушает их жизнь и не видят, как ненужно и внутренне смешно их дело, снаружи такое важное и серьезное." Книга, в общем на редкость нетривиальная, хотя и переиздана в 1947 году. (Написана в начале XX века.) Конечно, некоторые фразы Вересаева сходны с приторным стилем тех лет: "Жизнь человечества - это светлая, солнечная дорога, поднимающаяся все выше и выше." Но все равно удивительно, что они переиздали. Ведь тут дело не в том, солнечная дорога или, допустим, лунная, а в том, сам ли по себе живет человек или по спущенной ему инструкции. Все равно - богом ли, начальством ли... После занятий заехал к Главкому, чтобы взять учебник для подготовки к экзаменам. Немного посидел у него. Кушали чай, затем я смотрел его книги. Две литературные энциклопедии - 1966 и 1979 годов издания. Первая вполне приличная. Серия статей о писателях; есть статья даже о Бабеле. Буденный пожелал, чтобы Бабель писал о войне не то, что он писал, а, как я понял, нечто вроде исторически-героического отчета. Но Бабель, конечно же, послал его в жопу. Поскольку он уже вышел с военной службы и никаким Буденным больше не подчиняется. А энциклопедия 1979 года напоминает школьный учебник литературы, только еще более подробный и занудливый. Главы, соответствующие этапам развития советской литературы. Настоятельно подчеркивается необходимость государственного руководства такой важной областью, как литература. Не то чтобы они упомянули это раз-другой для порядку, лишь бы начальство отвязалось, нет, очевидно, что авторы и сами так думают, и другим хотят это внушить. Приветствуются даже послевоенные ждановские постановления. Мандельштам упомянут всего один раз, да и то - в явно непочтительном контексте. Поглядел также комплект "Нового мира" за 60-е годы. (Номер за ноябрь 1962 г., к сожалению, отсутствует.) В марте 1963 г. напечатана обширная речь Хрущева на литературные темы. В писательской душе обязательно сидит ядовитый тарантул, который постоянно подталкивает писателя написать нечто неподобающее. Этого тарантула следует неуклонно и последовательно искоренять. Стоит его чуть-чуть недоискоренить - и ты пропал. Попробовал этого наркотика всего один раз - и без него уже не можешь. Нет, репрессий к тебе мы пока применять не будем, не те сейчас времена, но все равно - как писатель ты пропал. И как человек - тоже. Ощущение - точно тебя зацепили крюком за ребро и тянут вверх. Ты сперва поддаешься, приподнимаешься, чтобы крюк не т