ошу, выслушайте меня. А до тех пор ничего не говорите. П о л н о , д а Д а н к э н л и э т о ?! - Пойдемте, - он так и не выпустил рукав моей рубашки. Я подумал о том, что после сегодняшних приключений ее придется сменить - мятые рукава всегда вызвали у меня легкое отвращение. Стоило мне воздеть кверху брови и открыть рот, чтобы просто спросить, куда же он намеревается идти, как журналист побледнел и затрясся пуще прежнего. - Умоляю, молчите! Я запихнул вопрос подальше, в самый темный уголок кармана памяти, и поинтересовался у самого себя - с какой стати вообще все это делаю. Ответ оказался до банального прост: мне было интересно. Поэтому я пообещал себе сдерживаться и пошел вслед за Данкэном, ведомый им, словно хозяин - большой и непослушной собакой. К моему удивлению, наш путь лежал к входной двери. Журналист повернул ручку, и дверь открылась, выдохнув на нас волну свежего прохладного воздуха. Кто-то из гостей оглянулся, чтобы выяснить, почему стало холоднее, но мы уже были снаружи, и дверь захлопнулась, оставляя позади тепло и уют гостиницы (весьма, кстати, относительный). - Так в чем же дело? - не выдержал я, когда мы остались вдвоем. Сильный ветер мгновенно растрепал все волосы на голове и надул рукава рубахи. - Какого демона?.. - Помолчите! - умоляюще вскрикнул Данкэн. - Помолчите и дайте мне сказать! - Так говорите же! - прорычал я. Журналист моментально уставился на меня выпученными глазами; в следующую секунду его словно прорвало. Он говорил непрестанно - примерно так барабанит по клавиатуре профессиональная машинистка. - Снова! Вы видите, это началось снова! Конечно, я сам виноват. Я довел вас. И ведь знал же, что делаю, но не продумал все до конца. И вот теперь - сызнова. Это началось с самого утра - помните, я не пришел на завтрак и ждал вас всех уже внизу. А знаете, п о ч е м у я не пришел? Отнюдь не из-за того, что не был голоден или постился. Нет! Я просто н е м о г прийти. Слышите! Я проснулся рано утром, оделся, совершил свой утренний туалет, а потом подошел к двери комнаты с твердым намерением выйти оттуда и попасть в Большой зал. Что, вы думаете, со мной произошло? Я не мог двинуться с места! Да-да, я не шучу и не оговариваюсь! Я не мог двинуться с места. Но стоило мне только развернуться и направиться к кровати, как мое тело снова начало слушаться меня. Я попробовал еще раз выйти из комнаты. (Самое интересное, что этим утром я уже покидал ее, когда посещал отхожее место). Прежде мне это удавалось, но теперь, как только я приблизился к двери, все мышцы мои снова отказались повиноваться. И так несколько раз. В это время пришел слуга и спросил, буду ли я завтракать. Кажется, я ответил что-то крайне грубое, но - поймите меня! - я был растерян и даже испуган. Мне совсем не улыбалось провести остаток своей жизни в этой растреклятой комнатушке. И вот тут-то я вспомнил наш вчерашний разговор. Помните, вы сказали "надеюсь, за завтраком мы с вами не увидимся"? Я кивнул, но, кажется, это не имело никакого значения. Данкэн тараторил, как заведенный, и я уже начал догадываться, кто его завел. - Вот в этом-то все и дело! В этих ваших словах! Они в ы н у ж д а л и меня оставаться в комнате. И теперь история повторяется снова: вы велели говорить, и я говорю. Я хочу остановиться, но не могу этого сделать. И наверное, не смогу, пока не закончу. ...Так вот, возвращаясь к сегодняшнему утру. Когда я догадался, в чем дело, я решил проверить свои предположения. Стоило только убедить себя, что я иду не в Большой зал, а вниз, - чтобы дожидаться там остальных, - и тело оставалось послушным мне до тех пор, пока я не изменил свои намерения. Я поэкспериментировал некоторое время, догадываясь, что уж его-то у меня предостаточно - вы как раз завтракали. Потом я все-таки спустился на первый этаж и стал ждать там. Дальнейшее вам известно. Он замолчал и облегченно вытер лоб. Хотя здесь, на площадке, было холодно, Данкэн за время своего монолога преизрядно вспотел. Я медленно покачал головой и отошел к парапету, не зная, что и сказать. Разумеется, я ни секунды не верил в то, что способен управлять другими людьми при помощи слов. В конце концов, раньше этого никогда не случалось, так с какой же стати такой способности появляться теперь? Но и обвинить Данкэна во лжи я не мог. Потому что он не лгал. И не разыгрывал меня. Он говорил правду и искренне верил в то, о чем говорил. Другой вопрос: что же случилось с ним н а с а м о м д е л е ? Мысль о самовнушении я отбросил сразу. Не тот Данкэн человек. Но что же тогда?! Я не знал. И, если честно, не особенно желал выяснять. Мне хватало забот и помимо всех этих новооткрывшихся сверхъестественных способностей собственного организма. Журналист несмело кашлянул за моей спиной, а потом осторожно спросил: - Ну что? Я пожал плечами: - Не знаю. Вы уверены в том... Г л у п о с т и . К о н е ч н о , о н у в е р е н . - Может быть, э т о действует только на меня? - предположил журналист. Я вздрогнул от резкого дуновения ветра и покачал головой: - Вряд ли. Вряд ли все это вообще может быть на самом деле. Данкэн вздохнул: - Не верите. - Верю. И все-таки этого не может быть. - Если желаете, давайте проверим, - предложил он с еле заметной дрожью в голосе. - На ком? - поинтересовался я. - И зачем? Н у п о с л е д н е е - т о п о н я т н о . Н о в о т н а к о м ? - Хорошо, - кивнул Данкэн. Он встал рядом со мной у парапета и перегнулся наружу, словно его тошнило. Да наверное, примерно так он себя и чувствовал в тот момент. - Хорошо. А что предлагаете в ы ? - Не знаю, - ответил я после долгого молчания. - Давайте подождем и посмотрим. - На что?! - взорвался он. - На что посмотрим?! - Не знаю, - кажется, я сегодня был крайне неоригинален. - Пойдемте-ка лучше внутрь, пока мы еще не превратились в две ледяные статуи. Вдруг у Мугида нет ледоколов? Данкэн повернулся к двери, и когда наши взгляды на секунду пересеклись, в его глазах я заметил страх. И н т е р е с н о , а ч т о о т р а з и л о с ь в м о и х ?.. Внутри было тепло и пусто, только эхо далеких голосов бродило где-то высоко, у самой крыши. Со второго этажа ощутимо тянуло запахом чего-то съестного. - Ну что, прогуляемся по гостинице и осмотрим местные достопримечательности? Все равно ведь делать нечего. - Здесь я вам не компания, - покачал головой Данкэн. Правда, эти свои слова он произнес с некоторой долей настороженности, словно боялся, что я стану возражать. - Напомню вам, что еще не завтракал сегодня. Так что - если вы не против - пойду предаваться чревоугодничеству. - Он помолчал и тихо добавил, больше для себя: - Если кусок в горло полезет. - Приятного аппетита. Если не возражаете, поговорим после ужина. Журналист молча кивнул и заспешил наверх. Я проводил его взглядом и подумал, что отныне связан с этим человеком, хочу того или нет. Он, кажется, тоже чувствовал нечто подобное - пускай и неосознанно. П р о к л я т ь е ! О с л о ж н е н и я н а к а ж д о м ш а г у ! Нужно было, наверное, идти к себе в номер и заняться тем, ради чего я сюда и приехал, но после разговора с журналистом делать этого совсем не хотелось. А хотелось просто пройтись и поразмыслить над всем, что случилось со мной за последние два дня. Я стал бродить по первому этажу, разглядывая висевшие там гобелены и прислушиваясь к голосам наверху. Кто-то восторженно восклицал: "Взгляните, вы только взгляните на это!", а другие вторили: "Какая красота!" Первый голос, похоже, принадлежал толстухе с крашеными волосами, остальных я не узнал. Карны, кажется, среди них не было. Жаль. Она - единственный человек, от чьего общества я не смог бы избавиться, если бы мы сейчас встретились. А мне необходимо было одиночество, чтобы разложить все происходящее по полочкам. Сунув руки в карманы и порождая своими шагами гулкое эхо, я бродил по периметру первого этажа и размышлял о словах Мугида. Ч т о о н и м е л в в и д у ? П о д о б н ы е в е щ и н е г о в о р я т п р о с т о т а к , д а и с т а р и к н е п о х о ж н а т е х , к т о с к л о н е н к м и с т и ф и к а ц и я м и п о д п у с к а н и ю т у м а н а . Х о т я ... О б ы ч н о , м и с т и ф и к а т о р ы и н е в ы г л я д я т т а к о в ы м и . В э т о м - т о в с я с о л ь . Но если поведение Мугида тревожило меня, то рассказ Данкэна вызывал недоумение. Ч т о ж е п р о и с х о д и т в э т о й п р о к л я т о й г о с т и н и ц е ? Х и н э г п р е д у п р е ж д а л м е н я , ч т о я н е п е р в ы й , к т о п о л у ч и л п о д о б н о е з а д а н и е . И в с е д о м е н я е г о п р о в а л и в а л и . П о ч е м у ? В е д ь с ю д а п о с ы л а л и н е л ю д е й с у л и ц ы . М о ж е т б ы т ь , н а э т о к а к и м - т о о б р а з о м в л и я ю т п о в е с т в о в а н и я ? И Д а н к э н - в с е г о л и ш ь ж е р т в а т а к о г о в л и я н и я . С к а ж е м , в е г о с о з н а н и и я к а к и м - т о н е м ы с л и м ы м о б р а з о м п р и о б р е л к а ч е с т в а П р е с в е т л о г о . А и м е н н о : с п о с о б н о с т ь г о л о с о м з а с т а в л я т ь л ю д е й п о в и н о в а т ь с я . Е с л и у ч е с т ь т о , ч т о с с а м о г о н а ч а л а ж у р н а л и с т б ы л с к л о н е н к в с т р е ч е с ч е м - н и б у д ь т а й н ы м и о п а с н ы м ... И в с е р а в н о , т а к а я г и п о т е з а п р и т я н у т а з а у ш и . Ч т о - т о д р у г о е ? Н о ч т о ?! Ответа не было. Единственный вывод, к которому я пришел, пока размышлял: н у ж н о п о п ы т а т ь с я п р о н и к н у т ь в з а к у л и с н у ю ж и з н ь " Б а ш н и ". Т о г д а я с м о г у в ы я с н и т ь , ч т о ж е т а и т с я з а с л о в а м и М у г и д а ... а з а о д н о , е с л и п о л у ч и т с я , р е ш и т ь п р о б л е м у с Д а н к э н о м . Н о к о н е ч н о , н е с л е д у е т з а б ы в а т ь о с в о е й н е п о с р е д с т в е н н о й о б я з а н н о с т и ... Сделав почти полный круг и изучив некоторое количество гобеленов, я обратил внимание на то, что один из них отличается от прочих: нижние края полотнища свободно покачивались в воздухе. Так, словно за ним дверь. К а к р а з т о , ч т о м н е н у ж н о - з а к у л и с н а я ж и з н ь " Б а ш н и ". З а г о б е л е н н а я . Я осторожно посмотрел по сторонам, чтобы убедиться: рядом никого нету. Потом приподнял гобелен за краешек и обнаружил за ним каменную плотно пригнанную дверь. На уровне глаз в камне был выбит знак: молния, скрестившаяся с клинком. Когда-то давно это означало предупреждение, хотя сейчас я не мог вспомнить, о чем же именно предупреждали подобным образом. Я колебался всего лишь мгновение, а потом налег плечом на дверь изо всех сил. Шансов на то, что ее оставили незапертой - никаких. Но она б ы л а н е з а п е р т а ! Я счел это знамением свыше и проскользнул т у д а , осторожно опуская гобелен за спиной. Дверь отпиралась внутрь, и поэтому я не стал закрывать ее - снаружи видно не было, а туда, где оказался я, проникало хоть немного света. Вполне достаточно, чтобы сориентироваться. Я находился в просторном помещении с высоким потолком. Отыскав наощупь карманный фонарик, отрегулировал луч света: сделал тоньше и длиннее. Н е х о т е л о с ь б ы , ч т о б ы з а м е т и л и с н а р у ж и . Луч высветил зал, пол которого покрывали крупные плиты, а стены и потолок были высечены прямо из камня. Я находился в той части башни, которая примыкала к скале, так что в этом не было ничего удивительного. С потолка свисали клочья паутины, а в щелях между плитами копошились мокрицы и еще какие-то мелкие твари. Как только зажегся фонарик, они поспешили спрятаться в своих убежищах, и только осторожно поводили усиками - это порождало гигантские фантасмагорические тени. В дальнем углу всполошенно забегала мышь, потом юркнула в дыру и затаилась. Я пригляделся. Дыра, в которой скрылась хвостатая, была пробита в нижней части еще одной двери: высокой, двустворчатой, находившейся справа от входа в зал. Осторожно ступая по влажным плитам и морщась от затхлого воздуха, я направился к этой двери. На ней был выбит точно такой же знак: скрещенные молния и меч. Только в отличие от предыдущей, эта дверь не открывалась. Я как следует налег на нее плечом, но так ничего и не добился. Неожиданно в зале стало светлее, а прямо на меня упала, упершись головой в потолок, чья-то огромная тень. Я вздрогнул и резко обернулся, взмахивая фонариком, как саблей. В дверном проеме, через который я проник сюда, стоял человек. Он ничего не делал, просто стоял, сложив на груди руки и загораживая почти весь проход. К а к о г о д е м о н а ! - Кто вы? - спросил я, предпринимая отчаянные попытки придать голосу твердость и уверенность. - Что вы здесь делаете? Фигура пошевелилась. - Полноте, господин Нулкэр. Давайте не будем разыгрывать сцену из дешевого фильма ужасов. Мне показалось, что с плеч свалился тяжеленный рюкзак, доверху набитый булыжниками. К о н е ч н о , а ч т о я с е б е п р е д с т а в л я л ? К а к о г о - н и б у д ь с т р а ш н о г о м о н с т р а , к о т о р ы й н а к и н е т с я н а м е н я и с т а н е т п о ж и р а т ь ж и в ь е м ? А э т о в с е г о л и ш ь с т а р ы й М у г и д з а г л я н у л н а о г о н е к . Вот только... Вот только снаружи вряд ли можно было заметить, что дверь за гобеленом открыта. Всего-то! - но я почувствовал, что рюкзак с булыжниками вернулся на старое место. У б ь е т и о с т а в и т т е л о з д е с ь , и н и к т о т а к н и к о г д а и н е у з н а е т , ч т о ж е с о м н о й с л у ч и л о с ь . - Будьте так добры, опустите свой фонарик, - попросил повествователь. - Свет бьет мне прямо в глаза. Я судорожно кивнул и сделал так, как он просил. - Удивительно, - заметил Мугид, - все гости восхищаются коллекцией древнеашэдгунского фарфора, а вы, господин Нулкэр, здесь, в одиночестве, исследуете заброшенные комнаты башни. Вам настолько претит общество других людей? - Нет, - ответил я, понемногу восстанавливая душевное равновесие. - Просто мне показалось, что здесь интереснее, чем там. В этом все дело. Повествователь кивнул, словно что-то подобное он и ожидал услышать. - И все же я вынужден просить вас выйти отсюда, - заявил он бесстрастным голосом. - Это одно из тех помещений, где запрещено находится гостям. - Почему же? - я смастерил на лице простоватую улыбочку - кустарная работа. - Прежде всего потому, что так велят правила. Ну и, кроме прочего, этот зал находится в аварийном состоянии. Вы ведь не желаете, чтобы потолок рухнул на вас в то время, как вы будете пытаться взломать наглухо запертую дверь? - Не желаю, - согласился я. Ч у ш ь , к о н е ч н о . С ю д а н у ж н о в н е с т и п а р у я щ и к о в д и н а м и т н ы х ш а ш е к , ч т о б ы о б р у ш и т ь п о т о л о к . И м ы о б а э т о з н а е м . - А, кстати, что находится за наглухо запертой дверью, господин Мугид? Не просветите? - Выход, - глухо ответил он. - Выход наружу. Тоннель, который ведет к долине Ханха. - Ясно, - сказал я, сдвинувшись наконец с места. - Спасибо за информацию. - Не за что. Приблизившись к старику, я протиснулся мимо него наружу; Мугид стал запирать дверь. Н е з н а ю , о т к у д а о н в з я л к л ю ч и п о ч е м у р а н ь ш е д в е р ь в з а л б ы л а о т к р ы т а . И в о о б щ е ... - с л и ш к о м у ж м н о г о в с е г о я н е з н а ю . - Вот так, - веско вымолвил он, опуская ключ в карман своего одеяния. Зловеще блеснули в ножнах, прикрепленных к нарагу, метательные ножи. - Надеюсь, вы больше не станете рисковать своей жизнью. - Хоть бы таблички вешали: "Посторонним вход воспрещен". - Думаете, поможет? - иронически поднял бровь Мугид. - Впрочем, я обдумаю это, господин Нулкэр. Спасибо за совет. И прошу вас, помните о моем. - Если бы я его еще понимал, господин Мугид... - вежливо поклонился я. - Вы п о н и м а е т е его, господин Нулкэр, - с нажимом произнес повествователь. - Впрочем, если вам угодно, делайте вид, что нет. Он ушел, и опять последнее слово осталось за ним. К у д а ж е н а п р а в и т ь с я т е п е р ь ? Обедать мне все еще не хотелось, зато возник интерес к истории ущелья. Только что я прикоснулся к ч е м у - т о , почти проник в тайну, и только появление Мугида помешало мне докопаться до этого существенного "чего-то". И сие каким-то образом было связано с тем, что произошло несколько сотен лет назад. В " Б а ш н е " в е д ь , к р о м е к о л л е к ц и й д р е в н е г о а ш э д г у н с к о г о ф а р ф о р а , д о л ж н а б ы т ь и б и б л и о т е к а , в е р н о ? М о ж е т , т а м я о т ы щ у о т в е т ы н а с в о и в о п р о с ы . Я поднялся на второй этаж и нашел слугу. Он подтвердил, что да, библиотека в гостиннице имеется, - и вызвался отвести меня туда. Библиотека располагалась тремя этажами выше и занимала две небольшие комнаты, заставленные книжными стеллажами по самый потолок. Причем, в большей степени на стеллажах хранились не современные книги, а старинные свитки и фолианты, на удивление хорошо сохранившиеся в круговерти веков. Пахло там не старой плесневелой бумагой, а полевыми цветами и немного персиками - я такого совсем не ожидал. Несколько увесистых столов и удобных кресел располагались рядом с узкими, как и во всей башне, оконцами, но на каждом столе было по лампе, так что посетитель не рисковал испортить себе зрение, разбираясь в иероглифах древнеашэдгунского Слуга отдал мне ключи от библиотеки и пожелал приятного чтения, после чего удалился. С т р а н н о , к о н е ч н о , ч т о о н и о с т а в л я ю т п о с е т и т е л е й н а е д и н е с т а к и м и р а р и т е т а м и , н о э т о и х д е л о . Ч ь е ? Р а з у м е е т с я , в л а д е л ь ц е в г о с т и н и ц ы . А к с т а т и , к т о я в л я е т с я э т и м и с а м ы м и п р е с л о в у т ы м и " в л а д е л ь ц а м и "? О н и х в е д ь п о ч т и н и ч е г о н е и з в е с т н о . Е щ е о д н а з а г а д к а " Б а ш н и "? П о х о ж е . Х о т я с к о р е е в с е г о , э т о п р о с т о б о г а ч и , п о ж е л а в ш и е о с т а т ь с я в т е н и . Я взял в руки толстенный том в шершавой матерчатой обложке, озаглавленный как "Каталог". Здесь были перечислены все книги и свертки, имевшиеся в библиотеке, с указанием их местонахождения на стеллажах. Очень удобно. Н у - к а , п о с м о т р и м . " Б о е в ы е и с к у с с т в а д р е в н и х а ш э д г у н ц е в " - н е т о . " П о л и т и к о - э к о н о м и ч е с к о е с о с т о я н и е Х у м и н д а р а в п е р в о й п о л о в и н е ..." - н е т о . " Ф е н о м е н П р е с в е т л ы х " - в о т ! - и м е н н о т о , ч т о н у ж н о . Я мысленно поблагодарил Хинэ га за то, то он в свое время настоял на обучении меня древнеашэдгунскому, и отправился на поиски "Феномена". Книга стояла под самым потолком, и пришлось нести из другой комнаты стремянку. Взобравшись по шатким ступенькам, я стал искать нужный мне фолиант. Сначала я проглядел его, потому что на корешке не было названия - только причудливая вязь, характерная для прежнего Ашэдгуна. Теперь она стала чем-то вроде его символа и используется, пожалуй, даже чаще, чем нужно, к месту и ни к месту. Но в конце концов я разобрался, что к чему, и спустился вниз, бережно прижимая к груди книгу. Что я надеялся найти в ней? Может быть, подсказку, как мне быть с Данкэном и как вообще объяснить случившееся с ним. Все-таки я считал, что журналист находится под влиянием повествования о Пресветлом. Ну... хотел так считать. А может быть, мне попросту нужно было от чего-то оттолкнуться. Сейчас уже сложно вспомнить. Итак, я раскрыл книгу в самом ее начале и углубился в чтение. "Династия Пресветлых правила на большей части континента-острова Ильсвура в течении нескольких сотен лет, начиная от воцарения на троне древнего Ашэдгуна Хре гана - первого из династии. Согласно легендам, после сражения у пролива Ва аз-Нулг Хрегану была дарована исключительная возможность. Но прежде, чем переходить к детальному описанию самого феномена, расскажем о битве в проливе Вааз-Нулг. Понимание случившегося там приподнимет завесу над причиной таинственного дара, которого удостоился Хреган. Битва произошла в 237 году от образования Ашэдгуна. Ей предшествовала цепь событий, которые сыграли большую роль..." Н у , э т о м о ж н о п р о п у с т и т ь . Я и так знал, что там произошло. Ну, по крайней мере, мне было известно все то же, что и другим. "А именно?" А именно следующее: Хреган изначально был не более, чем очередным правителем. Правда, стал он им после переворота в стране, но таких переворотов в те времена случалось по несколько десятков в столетие. А воцарившись на троне, основатель династии тоже не отличался особой оригинальностью: сменил прежних вельмож на тех, что были более лояльны к новому правителю, ввел новые свободы. И, конечно же, новые налоги. В общем, своеобразием не блистал. Таким бы, наверное, и остался в памяти потомков, но вот с опальными вельможами ему не повезло. У всех враги, как враги, а у него - приверженцы Фаа л-Загу ра. И не какие-нибудь там вшивые богопоклонники, а верховные жрецы. Короче, по пути к власти Хреган обеими ногами вляпался в... навозную кучу. Основательно так вляпался. А Боги в то время играли не последнюю роль в делах мирских. И пошли обиженные Хреганом жрецы к Фаал-Загуру плакаться в его волосатую грудь. Еще и переманили на свою сторону кучу народу, совершенно не имеющего никакого отношения к Богу Боли, зато имеющего зуб (и не один) на нового правителя. В общем, компашка сколотилась та еще. Короче говоря, собрались они все, стали жертвы приносить, молитвы всякие с завыванием читать - взывать к отмщению. Фаал-Загур, натурально, чихать на них всех хотел, но у него имелись свои интересы в этом деле - он и вмешался. Помог, чем мог, как говорится. В результате образовалось прегромадное войско, которое ломанулось всей своей мощью на Гардгэн. Но - что удивительно! - разрушали они при этом не города и веси, а храмы - в основном, храмы Оаль-Зиира и Ув-Да йгрэйса. Конечно, и про других Богов тоже не забывали. Не понятно, что стало причиной подобного хода со стороны Фаал-Загура. Легенды сохранились самые разные, и в каждой - своя трактовка. Некоторые утверждают, что он повздорил с Богами из-за того, что умертвили его жену - Богиню Отчаяния. Злобная, говорят, была тетка. Потому что она не олицетворяла собой отчаяние, а несла его другим - это, согласитесь, совершенно разные вещи. А в других сказаниях говорится, что, мол, проигрался Фаал-Загур Богам в карты (или во что они там играют), а долг отдавать не желал, и решил таким вот злодейским нападением сразу все проблемы решить... А может, просто природа его пакостная взыграла - все-таки, Бог Боли. Он и нес другим боль, пока его не остановили у Вааз-Нулга. Впрочем, Боги к тому времени со своим восставшим коллегой поделать уже ничего не могли, поскольку храмов у них почти не осталось, а следовательно, и сил, чтобы пребывать на земле воплощенными. Они, небось, и на небе еле-еле удерживались. Еще бы чуть-чуть... Но до этого "чуть-чуть" дело как раз не дошло. Поскольку божественное божественным, а Хреган жить хотел на земле. Посему он собрал войско и подловил противника в том самом проливе Вааз-Нулг. Изрубил в капусту, поджег вражеские корабли и вообще дал волю своему правительственному гневу. Ну а заодно уничтожил почти всех приспешников Фаал-Загура. Не думаю, чтобы он это совершил из каких-то там высших интересов, просто так получилось, что они поставили себя по другую сторону крепостных стен. Но этим поступком Хреган спас остальных Богов, а те, как известно, умели человека так одарить, чтобы тот потом всю оставшуюся жизнь мучился: "Чего это было - проклятие или благословение?!" Примерно так они и поступили с Хреганом. В "Феномене" этому было отведено несколько абзацев, написанных Высоким Слогом (как, впрочем, почти вся книга). "Сошедшие на землю Боги долго советовались между собой, как же быть со Спасителем", - (Спасителем они величали Хрегана. А еще Избавителем и другими столь же оригинальными титулами). - "И было решено, что дадут они ему то, чего пожелает сам Хреган. Был он вопрошен и отвечал: желаю, дабы род мой правил до скончания веков. Тогда вопросил у него Оаль-Зиир, каким же образом представляет себе это Избавитель. И ответил..." Короче, Хреган потребовал, чтобы Боги наделили каждого его потомка знаком, по которому того было бы легко отличить. Те пошушукались и нашушукали следующее: во-первых, править род Хрегана будет не до скончания веков, а до тех пор, пока не закончится время властвования нынешних Богов. Хреган махнул на это рукой (и прежде всего потому, что возражать всемогущим не рисковал - умный был мужик). А во-вторых, Боги решили, что знаком отличия для потомков Хрегана будет какой-нибудь дар, сверхъестественная способность. Они долго выбирали, что же именно, но выбрать так и не смогли. Каждый хотел подарить свое, но тогда вместо людей получились бы новые Боги, а старые были не настолько глупы, чтобы допустить подобное. Тогда выбрали компромисс: потомки Хрегана награждались одним даром от одного из Богов, но каждый раз - от того, чья очередь дарить подходила к тому времени. Своеобразное решение проблемы! Но оно устраивало всех. ...Ну, пожалуй, за исключением тех самых потомков - ведь никто из них не знал, что же достанется ему от щедрот Божественных. Может, способность проходить сквозь стены, а может - воспламенять взглядом предметы. И ее нужно было не просто отыскать (а без этого наследник имел не больше прав на трон, чем любой нищий в стране), а еще и привыкнуть к оной способности. Талигхилл вот, судя по всему, не привык. (Кстати, еще одна интересная деталь. Боги догадывались, что в новообразовавшейся династии мужчины смогут зачать и поболее, чем одного наследника. А если каждому бастарду давать Божественную способность, оглянуться не успеешь, как в мире наступит неразбериха. Опять же, война таких претендентов на трон могла закончиться весьма плачевно. Поэтому Боги решили, что только первый законный сын - или дочь - правителя получает дар. В случае преждевременной смерти дар переходит ко второму сыну или ближайшему родственнику. Конечно, принимая такое решение, Боги взваливали на себя непомерные хлопоты, но обещание - не воробей...) А титул "Пресветлый" возник уже потом, видимо, по ассоциации. Фаал-Загур считался Богом тьмы, ну а его противники - соответственно - Богами света. Дальнейшее ясно и трехлетнему ребенку. Я пролистал все эти страницы, посвященные истории возникновения династии и ее правления, удивляясь тому, что осталось нынче от древнего Ашэдгуна. Упадок начался еще до Талигхилла, но лишь при нем он проявился в полной мере. Например, сам наследник не верил в Богов и даже когда принял правление страной, не избавился от этого неверия, вопреки жрецам, прикладывавшим немалые усилия, дабы наставить правителя на путь истинный. Все остались с носами, а Талигхилл с собственными заблуждениями. Он в открытую признавал, что видит сны, но называл их не пророческими, а лишь "предвидческими" или каким-то подобным образом. Можно подумать, это что-то меняло! В другое время (лет сто спустя) его вполне могли бы сместить, продолжай он отказываться от дара Богов - ведь именно на нем строилась вся система наследования власти. Но обстоятельства сложились так, что больше на тот момент править страной было некому - да никто и не хотел бы взваливать на себя то бремя, которое досталось Талигхиллу. А потом, после Крина, позиции Пресветлого в народе слишком укрепились, чтобы его можно было просто сместить очередным дворцовым переворотом. Да и не происходило таковых уже много лет, а без практики, как говориться... В общем, упадок веры в Богов ярко выразился именно во время правления Талигхилла. И очень скоро людям "аукнулось" соответственно. Уже внука Талигхилла сместили с трона, поскольку он (внук, конечно) не обладал даром. Да и откуда было взяться дару - Боги перестали властвовать, и династия Хрегана пресеклась. Все оказалось очень просто. Правда, иногда все-таки сверхъестественные способности проявляются, - как это видно в случае с Мугидом. А древний Ашэдгун развалился. Его поглотил Хуминдар, в то время как раз поднимавшийся на ноги. Поглотить поглотил, но проглотить не смог, так как подпал под сильное влияние более ранней и сильной культуры Ашэдгуна. В результате две, прежде враждовавшие страны стали одной, с политическим центром в Хуминдаре и культурным в Ашэдгуне. Вот такие причудливые фокусы вытворяет со всеми нами время. Я как раз справился с историческим разделом книги и добрался до описания исследований этих самых "феноменов", то бишь сверхспособностей Пресветлых, когда меня отвлекли. - Весьма разумное занятие, молодой человек. Рядом со мной стоял господин Чрагэн. Н е з н а ю , к а к о н п о д о ш е л т а к н е с л ы ш н о , н о в р я д л и м н е э т о н р а в и т с я . Господин Чрагэн заглянул через мое плечо в книгу и улыбнулся: - Подумать только! Вы решили узнать побольше о предмете, которому посвящены повествования! А знаете, глядя на вас, не скажешь, что вы способны на такое. - Как видите, - я смущенно развел руками. "Академик" извлек на свет носовой платок и промокнул им свою лысину. Потом недоверчиво покачал головой и спрятал платок обратно: - Нет, как же можно иногда ошибиться в человеке! Вот смотрел я на вас и думал... Знаете, что я о вас думал? Я честно ответил "Нет", догадываясь, впрочем, что это было необязательно. - Я думал, что вы обычный стиляга, попавший в "Башню" исключительно потому, что это модно. Чтобы потом, пыжась от сознания собственной значимости, бросать в разговоре между делом: "А я внимал Мугиду в ущелье Крина. Как, вы там не были?" - Простите, что разочаровал вас, - пробурчал я, задетый его словами. Конечно, именно подобное впечатление я и н а м е р е в а л с я создать, но все-таки... - Нет-нет, - замахал руками "академик". - Это вы простите, что я так плохо о вас думал. Поддался, знаете ли, первому впечатлению. А оно, оказывается, бывает ошибочным. Простите великодушно. Я заверил его, что обид не держу, мы пожали друг другу руки и вынесли вердикт: не верь глазам своим. В смысле, не верь глазам господина Чрагэна. Потом он заметил, что уже давным-давно пора обедать, и что знания - это великолепно, но без соответственной физической поддержки организм может выйти из строя раньше, чем... Короче, я поспешно кивнул и полностью согласился со всем высказанным и невысказанным. Потом вернул книгу на место и пошел вместе с "академиком" обедать. Право слово, так было намного проще, чем отказаться и выслушивать его поучительную (вернее, поучающую) болтовню о том, что "это вам кажется, а на самом-то деле вам очень даже хочется кушать". После обеда (который по времени больше напоминал ужин) я смог-таки отвязаться от господина Чрагэна и ускользнуть в свою комнату. В подобных условиях было нетрудно напомнить себе, что нужно ведь когда-то и работать. Я извлек диктофон, бумагу, письменные принадлежности и занимался этим весь вечер. В библиотеку я решил сегодня не возвращаться, потому что подозревал: "академик" может устроить там на меня засаду. Заработался, поэтому ужинать спустился поздно, и ни с кем из гостей так и не повстречавшись, лег спать. К тому времени я, признаться, позабыл и обо всех странностях Данкэна, и о Мугиде - даже о Карне. Я думал о том, как бы выбраться отсюда невредимым и передать результаты своей работы. И еще я думал о том, на что потрачу деньги, когда получу их. ДЕНЬ ТРЕТИЙ Конечно же, за завтраком мне пришлось вспомнить обо всем. Данкэн смотрел на меня глазами величиной с порядочное блюдце и так выразительно вздрагивал бровями, что и самый непроходимый тупица мог догадаться: журналисту не терпится закидать меня вопросами. Я, впрочем, посмотрел на него не менее выразительно и состроил при этом такую рожу, что Данкэн тут же прекратил все эти мимические упражнения и занялся едой. Очень вовремя, потому что толстуха с крашеными волосами и чета Валхирров уже начали пялиться на нас. Когда все выходили из зала и спускались в комнатку для повествований, журналист, естественно, вцепился в меня и с тяжелым выдохом спросил: - Ну что? С о с т о р о н ы п о с л у ш а т ь - в с я к и е г а д о с т и в г о л о в у л е з т ь н а ч н у т . П р о с е к с у а л ь н ы х и з в р а щ е н ц е в . - Что "что"?! - прошипел я. - Желаете слышать отчет о проделанной работе? Не будет вам отчета! Ничего я не узнал, понятно! А вы ожидали, что я стану бегать по "Башне" и приказывать всем немедленно встать на уши? - Успокойтесь, - попросил Данкэн, и в голосе его прозвучала нотка усталости. - Не нервничайте так. - Я - не нервничаю. И не понимаю, с чего бы вдруг нервничать вам, - л и ц е м е р и е , к о н е ч н о , н о п у с к а й х о т ь н е м н о г о у с п о к о и т с я . Е щ е с в и х н е т с я , а м н е п о т о м в с ю ж и з н ь м у ч а т ь с я и с е б я в и н и т ь . - Ведь мы здесь не навечно. Пройдет несколько дней, закончатся повествования, и я с вами распрощаюсь, чтобы никогда больше не встретиться. Так что навсегда подпасть под мое дурное влияние вам не грозит. А уж здесь я постараюсь воздержаться от необдуманных высказываний. Довольны? Он обреченно вздохнул и покачал головой: - Нет. П с и х . П о - м о е м у , п р о ц е с с у ж е п о ш е л . Н у ж н о б у д е т с п р а в и т ь с я у с л у г о м е д п у н к т е . К л и е н т г о т о в , т а к с к а з а т ь . - Почему же нет? - Потому что это ведь не решает проблемы, - Данкэн словно объяснял прописную истину пятилетнему умственно отсталому мальчонке. Мне то есть. - А вам нужно непременно посадить меня под стеклышко и исследовать, желательно - с детальным расчленением? - я начал постепенно выходить из себя. - Да нет же! Я... Дальше договорить нам не дали. Мы оказались в повествовательной комнате, а здесь было слишком тесно для подобных разговоров. И так уже на нас стали поглядывать. Л а д н о , д о г о в о р и м ... ПОВЕСТВОВАНИЕ ТРЕТЬЕ - Ладно, поговорю с ним, когда вернусь, - Руалнир был недоволен, но старался этого не показывать. Да мало ли из-за чего принцу не удалось приехать в Гардгэн, чтобы попрощаться с отцом. Ничего страшного. Армахог, верховный главнокомандующий армией Ашэдгуна, (иными словами - с т а р э г х ) отрывисто кивнул, не отводя глаз от занавесей на окне. Армахогу было неловко. Он знал, что Руалнир расстроен поступком сына, но ничем помочь правителю не мог. Оба они чувствовали неловкость ситуации, но не говорили об этом. Настоящим мужчинам не нужны слова, которые суть форма. Женщины предпочитают играть формами, мужчины умеют молчать о содержании. - Пора, - вздохнул Пресветлый. Все было готово, и он отправился бы в Хуминдар часом раньше, но все ждал и надеялся: а вдруг сын просто опаздывает. Дальше ждать не имело смысла. И так понятно: Талигхилл уже не приедет. Жаль, конечно, но - ничего страшного. - Съезди в усадьбу и передай ему письмо, - напомнил Руалнир. Армахог заверил Пресветлого, что обязательно передаст. Сегодня же отправится. Правитель рассеянно кивнул - мысли его уже были далеко отсюда. Пресветлый и старэгх вышли из комнаты и спустились по широким ступенькам во двор, где недовольно взмахивали хвостами заждавшиеся кони и отирали пот люди. К Руалниру подвели жеребца, Пресветлый вскочил в седло и оглядел процессию. - В путь! - скомандовал он зычным голосом и взмахнул рукой. Процессия зашевелилась, постепенно выползла из дворцового дворика и устремилась к парадным воротам. Те с легким еле слышным скрипом распахнулись, и делегация Ашэдгуна выехала на улицы столицы. Этого Армахог уже не видел. Он велел конюху седлать себе жеребца и отошел в сторонку, чтобы не стоять на пути у снующих туда-сюда слуг. Этот пожилой вояка с длинными обвислыми усами и копной рыжих, как грива матерого льва, волос когда-то начинал службу в войске простым пехотинцем и помнил, что жизнь простолюдина достаточно тяжела. Он достиг своего нынешнего положения в государстве собственными силами и поэтому знал цену куску хлеба и мягкой постели, знал даже в большей степени, чем некоторые из придворных финансистов. А еще Армахог знал, что на душе у него сейчас неспокойно. Ему не нравилось то, что Руалнир должен ехать к новому правителю Хуминдара, о котором, к удивлению, ничего толком неизвестно. Все ашэдгунские осведомители как-то в одночасье заболели или пропали, а официальных данных было слишком мало. С л и ш к о м мало! Армахог неодобрительно покачал головой, вспоминая о поступке наследного принца. Старэгх не сомневался: неотложных дел у Талигхилла на сегодня не было. В чем же тогда причина его отсутствия? Конюх подвел взнузданного и оседланного жеребца, Армахог кивком поблагодарил человека и вставил ногу в стремя. /смещение во времени и в пространстве, оно бьет по глазам и выжигает на сетчатке прямые параллельные линии - рисунок фантастического пера/ После завтрака Талигхилл снова сел играть. Раф-аль-Мон сегодня выглядел воодушевленным, он несколько раз взмахивал руками и увлеченно принимался что-то объяснять, но потом ловил удивленный взгляд принца и останавливался. Пресветлый наоборот - чувствовал себя мерзко, но не понимал, что же стало причиной подобного настроения. Они закончили партию, и Талигхилл, разумеется, проиграл. Г л у п о б ы л о о ж и д а т ь ч е г о - л и б о д р у г о г о , в е д ь т а к ? Старик задумчиво пожевал губами, повертел в руках фигурку латника с воздетым кверху мечом и спросил: - Знаете, господин, в чем ваша ошибка? - Нет, - покачал головой Талигхилл. - Но буду весьма признателен, если ты объяснишь ее мне. - Вне всякого сомнения, - пробормотал торговец, - вне всякого сомнения. Потом он вздрогнул, словно вспомнил, где находится и с кем разговаривает. - Вы, господин, - пояснил старик, - дорожите каждым своим воином, печетесь о части, а в результате теряете целое. - И Раф-аль-Мон схематически показал, как шел бой и в какие моменты принц поступил так, как поступать не следовало. - Теперь понимаете? Талигхилл кивнул, хотя совсем не был в этом уверен. Махтас оказался более сложной игрой, чем представлялось на первый взгляд, - но и более интересной. - Еще партия? - Как будет угодно Пресветлому, - поклонился старик. Вторую схватку Талигхилл проиграл значительно быстрее и с меньшими потерями со стороны противника. - Еще? Раф-аль-Мон сокрушенно покачал головой: - Я очень сожалею, но неотложные дела вынуждают меня отказаться. Если будет угодно Пресветлому, я вернусь несколько дней спустя, дабы продолжить обучение, но сегодня обстоятельства заставляют меня покинуть вас. Раздраженным взмахом руки принц отпустил торговца. Потом, когда тот был уже у самой двери, неожиданная мысль пришла в голову Талигхиллу: - Скажи, а откуда у тебя эта игра? - Мне очень жаль, мой принц, но я не имею права говорить об этом, - дрогнувшим голосом сказал торговец. - Позвольте мне не отвечать вам. - Ступай. В с е р а в н о в е д ь н е о т в е т и л б ы . В л у ч ш е м с л у ч а е с о л г а л . Талигхилл отхлебнул из стакана и принялся расставлять на игровом поле фигурки, чтобы начать новую партию - с самим собой. В это время на входе возник Домаб. Он неодобрительно покосился в сторону махтаса и подчеркнуто холодным тоном сообщил: - К вам Армахог, Пресветлый. С письмом от вашего отца. - Пускай войдет, - велел Талигхилл, не отрываясь от своего занятия. - И справься, обедал ли он. Если нет - пускай накроют стол на двоих. - А если да, господин? - А если да, тогда принесут что-нибудь легкое на веранду. Тоже на двоих. И, кстати, пускай выпустят Раф-аль-Мона, со слугами и с распиской на получение денег за махтас. Я отпустил его. - Как будет угодно Пресветлому. Т а к б ы и з а п у с т и л ч е м - н и б у д ь т я ж е л ы м в э т у м о р д у ! К а к ж е о н н а д о е л м н е с о с в о и м и в е ч н ы м и з а б о т а м и ! Армахог вошел на веранду, звякая шпорами, и встал неподалеку от принца, вытянувшись и ожидая, пока на него обратят внимание. То, что старэгх позволял себе в беседе с правителем, того он не позволял при встречах с принцем. Талигхилл умел быть заносчивым и жестоким, словно вознамерился доказать всему миру, что он - наследный принц. Ему невдомек, что и так все об этом знают, даже чересчур хорошо. Поставив очередного латника на надлежащую клеточку, Пресветлый обернулся и жестом пригласил Армахога садиться. - Домаб сказал, вы с письмом от отца, - заметил он. - Да, Пресветлый, - подтвердил старэгх. - Правитель был очень... удивлен тем, что вы не приехали попрощаться с ним. Он ждал вас целый час сверх срока, а не дождавшись, попросил передать вам это письмо. - Благодарю вас, Армахог, - п о р а з и м е н я м о л н и я , е с л и я с т а н у о п р а в д ы в а т ь с я п е р е д н и м . - Ну-ка, ну-ка. Талигхилл принял от старэгха запечатанный пергаментный листок, сорвал печать и развернул послание. На миг оторвавшись от чтения, он поднял кверху правую бровь: - Кстати, ты не голоден? - Нет, Пресветлый. Благодарю вас, но я завтракал сегодня. - Ну что ж, как знаете, - принц снова вернулся к прерванному чтению. В письме отец был довольно сдержан. Он просил Талигхилла на время отсутствия правителя переехать во дворец. С т р а н н о , в е д ь м ы ж е у ж е г о в о р и л и о б э т о м и р е ш и л и , ч т о т а к и е м е р ы н е п о н а д о б я т с я . Х а р л и н с п р а в и л с я б ы с о в с е м с а м , а н а и б о л е е в а ж н ы е в о п р о с ы п о с ы л а л н а р а с с м о т р е н и е м н е с ю д а . Еще отец писал о всяких мелочах, но в общем был краток. Талигхилл отложил письмо и недовольно покачал головой. Он не хотел переезжать в Гардгэн - там было еще жарче и противнее, чем в усадьбе. И потом - махтас... - Да, Армахог... - небрежно произнес принц, - если вы не голодны и не торопитесь, может быть, сыграете со мной несколько партий в махтас? Старэгх неодобрительно покосился на игровое поле, но смолчал. Он догадывался, ч т о не позволило наследнику приехать во дворец, чтобы попрощаться с отцом. И это ему не нравилось. - Почту за честь, Пресветлый. - В таком случае я познакомлю вас с правилами, - с облегчением в голосе вымолвил Талигхилл. Его совсем не прельщала перспектива играть в одиночку, а случай сам предоставил ему партнера. Старэгх - кто еще более подходит для того, чтобы оттачивать мастерство игры? Принц стал объяснять. /еще одно смещение - неожиданное, как вспышка молнии/ В усадьбу Пресветлых Раф-аль-Мон приехал в карете. З д е с ь и с е й ч а с кареты были не в моде, но ему больше нравились они, нежели паланкины. Кроме прочего, передвижение в экипаже отнимало меньше времени, а иногда это могло сыграть решающую роль. Как, например, сейчас. Раф-аль-Мон ждал, устроившись на мягком сидении, пока его слуги запрягали коней, и в очередной раз перечитывал расписку. Сумма, указанная в ней, должна была изрядно удивить придворного казначея. Не исключено, что она удивит некоторое время спустя и самого принца. Но к тому времени Раф-аль-Мон планировал оказаться далеко от Гардгэна. Да и не будет тогда у Талигхилла времени, чтобы разыскивать старого торговца - другие заботы лягут на пресветлое чело. Раф-аль-Мон выглянул в окошечко кареты и скрипучим голосом окликнул слуг: - Поживее, поживее, сожри вас демон! Главный из них, сухощавый Джулах, торопливо подошел и отвесил земной поклон: - Все готово, господин. - Тогда чего же вы ждете, бездари? В путь! Немедленно в путь, - велел торговец, захлопывая окошечко перед самым носом слуги. Карета покачнулась и тронулась с места. Выехала из конюшни, прогремела по мощеной дорожке, ведущей к главным воротам усадьбы, миновала их и запылила по тракту. Домаб, наблюдавший за отбытием торговца и слышавший его последние слова, недовольно дернул головой: "Интересно, куда он так торопится?" Нужно было бы, конечно, рассказать об увиденном принцу, но тот ведь не послушает. Талигхиллу словно вожжа под хвост попала. Домаб попытался убедить себя, что слишком уж рьяно заботиться о том, что не входит в его компетенцию, но убедить себя не удалось. Х о л о д н о . /снова смещение/ Карета Раф-аль-Мона въехала в столицу и направилась прямиком ко дворцу Пресветлых. Задремавший во время пути торговец проснулся, стоило только колесам начать подпрыгивать на булыжнике мостовой. Выругавшись вполголоса и потирая ушибленное плечо, старик уселся поудобнее и выглянул в окошко. Экипаж подъехал к высокой каменной стене, опоясывающей холм, на котором был построен дворец Пресветлых. Широкая мощеная дорога проскальзывала под щель внизу массивных двустворчатых ворот. Над ними, на стене, возвышались караульных будки, так искусно оформленные снаружи, что несведущему человеку казались лишь украшениями стены. Но Раф-аль-Мон знал, что за узорами и лепными украшениями скрываются лучники, готовые в случае необходимости поразить цель размером с ноготь мизинца. Сейчас эти лучники, вне сомнения, наблюдали за екипажем. Джулах соскочил со скамеечки позади кареты и подошел к воротам. - Многоуважаемый Раф-аль-Мон просит аудиенции у Ха рлина, дворцового казначея. Ничто не свидетельствовало о том, что слова Джулаха были услышаны, но ворота начали открываться. Карета въехала во двор и остановилась перед двумя стражниками, взявшими лошадей под уздцы. Возница отложил кнут и покорно спустился вниз, как и остальные слуги - кто слезал, как Джулах, со скамеечки позади кареты, кто спешивался и придерживал фыркающих коней. Джулах с поклоном открыл дверцу, и Раф-аль-Мон ступил на камни внутреннего дворика, щурясь от послеполуденного солнца, бившего в глаза особенно ярко. Он осмотрелся и кивнул стражнику, который, видимо, был за главного. - Мне нужно увидеться с господином Харлином, - произнес торговец голосом, не допускавшим каких-либо возражений. - О вас доложат, господин, - невозмутимо ответил стражник, передавая поводья подоспевшему конюшему. - Прикажете выпрячь коней? - Нет, - угрожающее проскрипел Раф-аль-Мон. - Прикажу провести меня к господину дворцовому казначею. У меня нету времени - я слишком тороплюсь, чтобы... - И тем не менее вам придется подождать, - оборвал его стражник. - Не я писал эти правила, господин. И они одинаковы для всех. Торговец недовольно покачал головой и вернулся в карету, проклиная все на свете. Он не любил задержек, подобных этой. После ожидания, показавшегося старику невыносимо и неоправданно долгим, явился слуга, - он передал соизволение господина дворцового казначея на то, чтобы допустить к нему гостя. Раф-аль-Мон снова выбрался из кареты и пошел во дворец, сопровождаемый двумя стражниками. Во дворике к тому моменту их набралось предостаточно, чтобы сдержать атаку много большего количества людей, чем было слуг у торговца. И все же он не мог не отдать должное профессиональному уровню охраны дворца. Это, впрочем, не уменьшило его раздражения. Раф-аль-Мон вышагивал по разноцветным плиткам пола, словно охваченный похотью журавль, высоко вздымая длинные ноги и покачиваясь всем телом. Старик знал, что со стороны это выглядит не лучшим образом, но ничего не мог с собой поделать. Он нервничал... потому что он нервничал. Харлин сидел в большой комнате, заполненной столами и людьми; люди постоянно что-то говорили, перелистывали или писали. Над их головами, словно невидимое облако, сконцентрировалось ровное гудение осиного гнезда. И Раф-аль-Мон сейчас сунул туда свою руку. Дворцовый казначей был невысоким пожилым человеком с намечавшейся лысиной и прочерками седины - отметинами, которые оставил на нем возраст. Одевался Харлин был неброско, но удобно: одеяние не стесняло движений, хотя и не спасало от жары, которая царила в эти дни повсюду. Пот, выступавший время от времени на испещренном морщинами лбу, дворцовый казначей вытирал шелковым платком без привычных узоров и надписей. На вошедшего торговца сперва никто не обратил внимание, и лишь когда один из сопровождавших его стражников подошел к Харлину и что-то прошептал на ухо, дворцовый казначей оторвался от бумаг и направился к визитеру. При этом с лица его ни на миг не сходила усталая озабоченность. На Раф-аль-Мона Харлину явно было наплевать, и только необходимость (а скорее всего - отсутствие весомых причин для отказа) вынуждали его принять торговца. - Приветствую вас, - холодно бросил казначей, вперив свой тяжелый взгляд в старика. - Мне сказали, вы желаете говорить со мной. Раф-аль-Мон неопределенно кивнул и протянул Харлину расписку принца: "Подателю сего..." Г о в о р и т ь м н е с т о б о й н е о ч е н ь - т о и н а д о ... Дворцовый казначей пробежал глазами по листку, потом поднял свой взгляд и внимательно изучил лицо Раф-аль-Мона. А после этого снова уткнулся в расписку, но читал на сей раз уже не спеша, приглядываясь к каждой закорючке, к каждой вмятине. Торговец буквально слышал, как поскрипывают, ворочаясь, мозги под этим лысеющим черепом, выискивая лазейку - как бы выкрутиться и не выплачивать всю сумму. - Ну что же, - кашлянул в конце концов Харлин, опуская руку с распиской, но не торопясь возвращать листок Раф-аль-Мону, - ну что же... Когда вы желаете получить означенную сумму? Старик улыбнулся - чуть-чуть, одними уголками губ: - Сегодня. Сейчас, если точнее. Дворцовый казначей снова кашлянул и потянулся за носовым платком. Промокнув лысину, он недоверчиво покачал головой и поднял было руку, чтобы еще раз перечитать расписку, но одернул себя. - Сегодня? Но у нас сейчас нет такой суммы наличностью, господин Раф-аль-Мон. Старик снова улыбнулся - он знал, чего стоила казначею эта учтивость. - Ничего, господин Харлин, я готов принять означенную выше сумму драгоценными камнями. Думаю, так будет удобнее всем нам. Казначей закашлялся и потянулся к платку, чтобы промокнуть выступивший пот. - Как вам будет угодно, - ответил он наконец, преодолевая сильное желание пинками выгнать старикашку вон. - Только вы, надеюсь, понимаете, что получите на руки сумму, меньшую, чем та, что указана в расписке? Раф-аль-Мон вежливо изогнул левую бровь: - Почему же? - Налоги и все-такое, - неопределенно махнул рукой Харлин. - Но если вы желаете опротестовать подобный подход, мы готовы принять ваш протест на рассмотрение. Правда, это займет несколько дней, - (за которые казначей сумеет встретиться с принцем и выяснить, з а ч т о этому старикашке выдана такая расписка). - Нет, господин Харлин, - натянуто улыбнулся Раф-аль-Мон. - Я не желаю опротестовать подобный подход. Я желаю получить означенную в расписке сумму. - С вычетом налогов? - Да, с вычетом налогов. Пауза. - Прошу вас, следуйте за мной. Не выпуская из рук проклятой расписки, Харлин стремительно вышел из комнаты. Торговец поспешил за ним, мысленно потирая руки: "Удалось!" Они, словно два правительственных скорохода, промчались по коридорам дворца, вспугивая слуг и служанок, потом стали спускаться по витой лестнице вниз, к сокровищнице Пресветлых. Раф-аль-Мон к этому времени уже задыхался и проклинал резвость казначея; тот чувствовал себя не лучше. Сзади бряцали оружием и доспехами стражники: но не отставали ни на шаг. Но вот дворцовый казначей остановился перед небольшой дверью, рядом с которой застыли очередные бдящие воины. Ключиком, висевшим на шее, Харлин отпер дверь, провернул несколько раз большое колесо, выпиравшее из стены справа от входа, и лишь после этого нажал на створку, отодвигая ее в сторону. Казначей, а за ним и торговец со стражниками вошли в сокровищницу. Она оказалась не такой уж большой, какими привыкли расписывать сокровищницы досужие сплетники. И содержимое ее не было разбросано по всему полу в изящном беспорядке. Скорее сокровищница напоминала кладовую бережливой хозяйки - и одновременно закрома деревенской колдуньи. К стенам ее было пристроено огромное количество широких полок с невысокой окантовкой по краю, чтобы содержимое случайно не скатилось на пол. В качестве содержимого здесь были представлены все мыслимые драгоценные камни мира, а также золотые и серебряные слитки; предметы искусства, изготовленные из благородных материалов; жемчужины и многое другое. Каждый предмет имел бирочку, на которой указывалась его стоимость, время и источник поступления и тому подобные важные сведения. Драгоценные камни и монеты лежали в специальных пакетиках, тщательно взвешенные и оцененные; к пакетикам также были пришиты бирочки. Раф-аль-Мон поневоле восхитился хозяйственным подходом дворцового казначея к своим обязанностям. Что не мешало торговцу чувствовать к Харлину одновременно и неприязнь. В особенности эта неприязнь усилилась, когда старик получил требуемую сумму (уже с вычетом "налогов и прочего"). Он недовольно скривился, расписался в получении денег и поспешил прочь из сокровищницы, прижимая к груди несколько мешочков. Стражники так же бесстрастно вышагивая позади. В результате Раф-аль-Мон заблудился. Он раздраженно обернулся и велел одному из "болванов" провести его к выходу. Шагая по лабиринту коридоров, торговец полностью погрузился в свои размышления, поэтому изумленный возглас, разразившийся, подобно весеннему грому, над самым ухом, заставил Раф-аль-Мона нервно вздрогнуть. Он чуть было не выронил мешочки и сердито обернулся, намереваясь высказать наглецу все, что думает по этому поводу. - Ты?! - гневно повторили у него над ухом. Рядом с торговцем стоял еще один старик, одетый в простой полотняный халат серого цвета и подпоясанный нарагом. Голова незнакомца напоминала череп, который обтянули загоревшей кожей; причем обтягивали тщательно и со вкусом. Светло-голубые глаза старика смотрели на Раф-аль-Мона с нескрываемым презрением, а правая рука поневоле легла на рукоять метательного ножа. - Ты?! Два возгласа прогремели почти одновременно. - Что ты делаешь здесь, презренный сын проклятых родителей? - свирепо вопросил старик у торговца, но тот лишь осклабился в ответ. - Ступай, куда шел, и не путайся у меня под ногами. Тебя это не касается. - Возможно, - процедил загорелый. - Но если ты до сумерек, - (он демонстративно взглянул в окно - там солнце уже опустилось так, что цепляло одним краем за стену дворца), - если ты до сумерек не покинешь столицу, боюсь, твое тело завтра утром найдут в какой-нибудь сточной канаве. - Жрецы Ув-Дайгрэйса замарают себя подобным деянием? - презрительно скривился Раф-аль-Мон. - Для этого всегда найдется кто-нибудь попроще, - ответил загорелый. - Правда, узнай он, кого придется "обслуживать", пришлось бы платить больше - за грязь на руках. - Согласен, - кивнул торговец. - Платить пришлось бы больше. Но не за грязь, а за риск. - Пшел! - прорычал загорелый. Раф-аль-Мон хмыкнул и гордо зашагал дальше, сопровождаемый стражниками. Те за все время беседы не проронили ни слова, только прятали довольные улыбки в густых усах. Им тоже не нравился этот заносчивый старикашка, на их глазах нанесший урон сокровищнице Пресветлых - так что они не спешили вмешиваться. Загорелый постоял, провожая Раф-аль-Мона насупленным взором, потом продолжил свой путь. Правда, теперь он немного изменил направление и шел к сокровищнице, чтобы переговорить с Харлином. Дворцовый казначей как раз запирал двери хранилища. При этом он несколько раз путался в количестве поворотов колеса, чего раньше с ним никогда не случалось. Расписка, по которой он выдал сегодня драгоценные камни, произвела на Харлина сильное впечатление, в особенности же то, что она была настоящей. Он не мог представить себе, что кто-нибудь в состоянии подделать подобный документ и явиться с намерением получить по нему деньги, но еще меньше дворцовый казначей мог представить, что наследный принц способен выдать такую расписку на самом деле. "Боги, да что же такое этот Раф-аль-Мон продал Пресветлому?!" - ошарашенно думал Харлин, запирая дверь сокровищницы. Наконец он справился с замками, и обернувшись, увидел Тиели га - верховного жреца Бога Войны. Жрец застыл на последней ступеньке лестницы черно-серой фигурой и, сложа руки, наблюдал за действиями Харлина. Когда его заметили, Тиелиг приветственно кивнул казначею и сделал шаг навстречу: - Добрый день, Харлин. Да будут Боги милостивы к вам и вашему дому. - Добрый день, Тиелиг, - сдержанно ответил тот. - К сожалению, ваше пожелание немного запоздало. - Боюсь, что так, - согласился жрец. - По дороге сюда я встретил старика, который волочил в своих дрожащих лапах несколько мешочков с бирками сокровищницы. Но поскольку рядом с ним шагали стражники, я не стал останавливать его. Надеюсь, я не ошибся? - Нет, - покачал головой Харлин. - Думаю, не ошиблись. Что привело вас ко мне в этот предзакатный час? Тиелиг развел руками: - Тот вопрос, который я уже успел задать. Что же за услуги Ашэдгуну оказал этот старик? - Не имею ни малейшего представления, - признался Харлин, промакивая лысину скомканным платком. - Я получил расписку от принца и не имел ни малейших оснований не выплачивать денег. - Да? - удивился Тиелиг. - Странно, мне всегда казалось, что такой финансист, как вы, способен изобрести сотню-другую причин, если не найдет ни одной настоящей. Времена меняются. - Скорее уж меняюсь я, - пробормотал с ноткой горечи казначей. - Проклятье! Хотел бы я знать... Он замолчал и растерянно уставился на загнутые носки своих туфель. - Думаю, завтра узнаете, - заметил Тиелиг. - Завтра Талигхилл приедет в столицу. - С чего вы взяли? - Руалнир просил меня приглядывать за принцем и помочь в случае надобности. Он собирался говорить с ним лично, чтобы тот на время отсутствия правителя находился в городе, но наследник не приехал. А почти сразу же после отбытия Руалнира в усадьбу Пресветлых отправился Армахог с письмом к принцу. Думаю, завтра Талигхилла следует ждать во дворце. - Вы просто поразительно осведомлены, - слабо улыбнулся Харлин. Последние несколько часов вымотали его, в том числе и сумасшедший бег по коридорам. - Ничего поразительного, - пожал плечами Тиелиг. - В конце концов, я верховный жрец Ув-Да йгрэйса. Он развернулся и стал подниматься по лестнице вверх, а Харлин задумался. О том, почему жрец Бога Войны осведомлен о таких вещах, как переезд наследника в столицу. И еще о том, как Тиелиг станет п р и с м а т р и в а т ь за принцем, который на дух не переносит служителей и любых других упоминаний о Богах. Так ни к чему и не прийдя, дворцовый казначей отправился наверх вслед за верховным жрецом. /смещение, неожиданное и яркое - как, впрочем, всегда/ В парке была глубокая ночь, о чем свидетельствовали хоры цикад и одноглазая луна, наблюдавшая за игрой. На веранде зажгли свечи, а на столике рядом с принцем и старэгхом поставили вазочки с фруктами и печеньем. Здесь же отдавали последнее тепло ночному воздуху чашки с чаем - некогда горячие. Последняя атака захлебнулась. Талигхилл вывел резервы и добивал остатки Армахогова воинства. - Все, - неожиданно произнес тот, откидываясь в кресле и протягивая руку к остывшему чаю. - Что? - не понял сначала Талигхилл. - Я проиграл, - ответил старэгх, топорща усы и отхлебывая из чашки. - Разбит полностью, и армия восстановлению не подлежит. Поздравляю, Пресветлый. Принц не сдержался и довольно улыбнулся, надеясь, что пляшущие тени скроют его улыбку - слишком уж мальчишечьей она могла показаться. - Ну что ж... - он тоже потянулся за чашкой. - А знаете, в чем ваша ошибка? - Нет, Пресветлый, не знаю, - покачал головой Армахог. Хотел было что-то добавить, но в последний момент все-таки промолчал. - Все дело в том, что вы... - принц запнулся, подбирая слова, - вы дорожите каждым своим воином, печетесь о части, а в результате теряете целое. "Звучит, как плохо заученная фраза", - почему-то подумалось Армахогу. Он развел руками: - Я поступаю так, как привык поступать в жизни. Талигхилл недовольно скривился, и на сей раз он не хотел, чтобы тени скрывали его мимику. - А махтас и есть одно из проявлений жизни, - заметил принц. - Разве не так? - Как будет угодно Пресветлому, - поклонился Армахог. - Уже поздно. Я могу идти? - Да, разумеется. Если желаете, вам постелят в гостевой, а нет - дадут эскорт до столицы. Но если останетесь, завтра отправимся вместе - я тоже еду в город. - Вряд ли мне потребуется эскорт, Пресветлый, - старэгх отставил чашку с чаем и поднялся. - Сомнительно, чтобы кто-нибудь решился напасть на меня, а если такое и произойдет - что же, в мире станет на несколько нечестивых душ меньше. Спокойной ночи. Принц проводил Армахога недовольным взглядом. Потом зевнул и потянулся за яблоком. Случайно заметил лист письма, которое привез днем старэгх. О т е ц у е х а л . Неожиданная тоска сдавила грудь, так что принц поперхнулся и с силой зашвырнул яблоко в темноту. Д е м о н ы ! ч т о п р о и с х о д и т ?! Но он знал, что происходит. Вернее, только догадывался. Догадывался, что это как-то связано с его снами, но думать о происходящим не желал. В с е о б р а з у е т с я . / Т ы ж е з н а е ш ь , ч т о э т о л о ж ь / В с е о б р а з у е т с я ! С н ы - ч е п у х а ! / Н е т . И т ы з н а е ш ь э т о / Ч е п у х а ! Ч у ш ь ! Э т о в с е г о л и ш ь с н ы . / У д р у г и х л ю д е й э т о б ы л о б ы в с е г о л и ш ь с н а м и . Н о н е у т е б я . Н е у т е б я .../ Трудно спорить с самим собой. Значительно проще пойти наверх, в спальню. Даже если ты знаешь, что там тебя ждут черные лепестки. /мельканье радужных перьев - смещение/ Армахог горячил коня и ругал себя за собственную глупость. Он вполне мог остаться ночевать в усадьбе. Но последние слова принца о том, что махтас - это "одно из проявлений жизни", задели его сильнее, чем старэгх ожидал. Из-за этой проклятой игры наследник не приехал попрощаться с отцом. Из-за нее... Навстречу Армахогу из тьмы вылетела карета и, громыхая, пронеслась в противоположном направлении. В приоткрытом окне на мгновение появилось лицо, и это лицо показалось старэгху знакомым. Т о т с т а р и к а ш к а , ч т о в с т р е т и л с я с е г о д н я в у с а д ь б е П р е с в е т л ы х . С т р а н н ы е с о в п а д е н и я . Конь всхрапнул под ним, словно сетуя на нелегкую жизнь, но продолжал скакать в сторону Гардгэна. Армахог еще раз оглянулся, но карета уже исчезла в ночи, а гнаться за ней старэгху вовсе не улыбалось. Он дал коню шпор и покачал головой. Т я ж е л ы й д е н ь . Е щ е и п р о и г р а л с я в э т о т т р е к л я т ы й м а х т а с . Где-то далеко впереди показались огоньки часовых на башнях города. Когда Армахог въехал на улицы Гардгэна, предварительно выругав нерадивых дежурных, что стояли на страже у ворот, он заметил несколько серых фигур, вышагивающих по мостовой. Но стоило ли чересчур удивляться тому, что в эту необычную ночь, завершавшую столь необычный день, жрецы Бога Войны Ув-Дайгрэйса не спят? Наверное, не стоило. ДЕНЬ ТРЕТИЙ Я пошевелился, чувствуя, как болит затекшая шея. Да что там шея - все тело ныло, словно я просидел в кресле целый день. С т р а н н о , н о в п р о ш л ы й р а з я т а к и м р а з б и т ы м с е б я н е ч у в с т в о в а л . И в п о з а п р о ш л ы й т о ж е . Н а в е р н о е , т о г д а с к а з а л о с ь л ю б о п ы т с т в о - в с е в н и м а н и е б ы л о с о с р е д о т о ч е н о н а т о м , ч т о п р о и з о ш л о , и о б о л и я с о в е р ш е н н о з а б ы л . А в о т с е г о д н я ... Д е м о н ы ! - Господа, - бесстрастным, как обычно, голосом Мугид привлек к себе наше внимание. - Господа, боюсь, многим из вас сейчас нелегко. Не удивляйтесь. Сейчас - почти полночь. Как я и предупреждал вас, наше повествование заняло больше времени, чем предыдущие. Это связано с тем, что я не имею права разрывать его, не завершив до конца тот фрагмент, который вы внимаете. Постарайтесь размяться и отправляйтесь на второй этаж - там вас ждет ужин. "Академик" поднялся и недовольно спросил: - Скажите, господин Мугид, вы намереваетесь пересказать нам историю принца Талигхилла или же историю сражения в ущелье Крина? - Две этих истории слишком тесно переплетаются, господин Чрагэн, - холодно ответил повествователь. - Я понимаю, что вы все ожидали чего-то иного. Всего лишь иллюстраций к тому, о чем большинству из вас и так известно. Но если вы надеялись получить только это, тогда отсылаю вас к книгам. Здесь же вам предстоит встретиться с настоящей правдой о том, что происходило в те дни, и о том, что стало причиной случившегося. Подчеркну, н а с т о я щ е й п р а в д о й . Как уже говорилось, недовольные или же те, кто по различным причинам не способен внимать далее, вольны покинуть "Башню". Им возвратят деньги с вычетом стоимости тех дней, в течении которых они находились в гостинице. Он что-то сказал еще об ужине и о завтрашнем дне, но я прослушал. Меня занимали те слова, что касались ухода из "Башни". Г л у п о , к о н е ч н о , н о с д р у г о й с т о р о н ы ... Под боком ерзал от нетерпения Данкэн. Я свирепо взглянул на него, и журналист притих. Правда, ненадолго. И все равно косился на меня, как... Д - д е м о н ы , ч т о м о г у т п о д у м а т ь о к р у ж а ю щ и е ! Наконец Мугид закончил свою речь, и мы начали выбираться из повествовательной комнатки. Весьма, замечу, своевременно, так как некоторые уже столь откровенно поглядывали на выход, что оставалось только пустить слюну или облизнуться - тогда бы и идиот понял: сидящие здесь к р а й н е голодны. Я, кстати, в этом плане не особенно отличался от остальных. Но стоило мне шагнуть на первую ступеньку лестницы - проклятый журналист уже сопел под боком и громко кашлял. Может, он надеялся привлечь мое внимание, но оглядывались-то все остальные! А я наоборот старался не смотреть в его сторону и даже пошел быстрее. Данкэн не отставал. Я поискал глазами, с кем бы заговорить, но все, как на беду, либо беседовали, либо торопливо поднимались на второй этаж и рассаживались за накрытым столом. Оставалось лишь последовать их примеру. Я весьма удачно примостился между господином Чрагэном и толстухой с крашеными волосами, едва удержавшись, чтобы не показать язык растерявшемуся Данкэну. Тот тяжело вздохнул и с видом мученика уселся по другую сторону от "академика". Мы занялись едой, и некоторое время в зале все разговоры прекратились - стоял только тихий, но различимый хруст и чавк. Даже с самых элегантных господ слетает тонкий налет хороших манер, когда их (господ, разумеется) продержат целый день голодными. Первым утолил голод Мугид. Ничего другого я, признаться, и не ожидал. Он сообщил, что завтра всем нам предстоит не менее тяжелый день, и удалился. Я мысленно хмыкнул. - Спокойной ночи, Нулкэр, - произнес над моим ухом нежный голосок Карны. - Вижу, вы чему-то неописуемо рады. - А? - не понял я. - Что вы имеете в виду? - Не знаю. Просто вы так улыбаетесь. - Разумеется, - я развел руками. - Меня держали целый день голодного, а потом таки-допустили до стола. Не плакать же мне. - Что же, приятного аппетита, - она ушла. Я покачал головой и выругал себя: н у ж н о д е р ж а т ь с о б с т в е н н ы е э м о ц и и п о д б о л е е ж е с т к и м к о н т р о л е м . Е с л и и М у г и д в и д е л м е н я у л ы б а ю щ и м с я ... Х о т я ... - н е п р и п и с ы в а ю л и я е м у с л и ш к о м у ж б о л ь ш у ю п р о н и ц а т е л ь н о с т ь ? Д а и п о т о м , я в е д ь н е з а в т р а с о б и р а ю с ь э т о с д е л а т ь . А , с к а ж е м , п о с л е з а в т р а . В к о н ц е к о н ц о в , о с т а н о в и т ь о н м е н я н е с м о ж е т - у ж я п о с т а р а ю с ь , ч т о б ы в с е в ы г л я д е л о п р а в д о п о д о б н о ... "Академик" тоже пожелал спокойной ночи и ушел. За столом стало свободнее, и проклятый журналист придвинулся поближе ко мне, отчаянно сверкая глазами. Я сдержался, но всерьез подумывал о том, чтобы заехать ему по наглой морде. Н у к а к о г о д е м о н а т а к н а м е н я с м о т р е т ь ?! - Заткнитесь! - велел я ему, стоило Данкэну только раскрыть рот. - До тех пор, пока я не доем - ни говорите ни слова. Он замер, боясь пошевелиться, кажется, даже задержал дыхание, но потом хрипло расхохотался и произнес: - Подайте мне, пожалуйста, вон тот салат. Наверное, я выглядел со стороны болезненно. Но сдержался и салат подал. П р о к л я т ь е ! И ч т о с и е о з н а ч а е т ? Он преспокойно наложил себе грибов и чего-то еще, потом с благодарностью вернул тарелку мне. Я поставил ее на место и удивленно уставился на писаку. - Что все это значит? - Потом, - он взмахнул вилкой. - Дайте же поесть. - Немедленно прекратите и объяснитесь! - прорычал я. К тому времени людей за столом уже не осталось, а слуги были слишком далеко... да и плевать я хотел на слуг. - А не пошли бы вы, - небрежно ответил Данкэн, ковыряясь в своей тарелке. Я, конечно, не пошел. Я смирился и стал жевать, дожидаясь, пока этот хлыщ соизволит заговорить. Д е р ж а т ь н о в о с т и в с е б е о н д о л г о н е с м о ж е т ; я же видел - его просто распирало от волнения. Наконец он завершил трапезу и повернулся ко мне. По лицу журналиста было видно, что он испытывает глубочайшее облегчение. - Не ожидали? - Да уж, меньше всего! - свирепо ответствовал я. - Ну и что сие значит? - Видимо, вы лишились своей... способности воздействовать на меня посредством голоса, - Данкэн развел руками. - А я... я приобрел другую способность. - Какую же? - все внутри почему-то похолодело и сжалось. Он усмехнулся: - Не бойтесь, Нулкэр. Просто я могу видеть сквозь стены. - "Просто"! - возмутился я. - "Просто видеть сквозь стены"! Да вас подобными пустяками не удивишь, верно? - Оставьте этот тон! - неожиданно твердым голосом велел мне Данкэн. - Если вы думаете, что я нахожусь от счастья в краях Богов, то вы ошибаетесь. Это очень неудобно... иногда. Крайне трудно заснуть, знаете ли, когда одна из ваших стен... когда там, вместо камня - пропасть. - Так вы обнаружили это не теперь?! - воскликнул я. - И молчали все это время?! - Я пытался вам объяснить, но вы же не давали мне и слова сказать! Следовало признать его правоту. - Простите, - промямлил я. - Ну так что же вы намерены делать теперь с этим своим умением? - Не знаю. Он усмехнулся: - Кажется, именно такой ответ вы давали мне не так давно. - Тем более, - напряженно добавил журналист, - что я уже... я снова вижу все, как нормальный человек. - Д-демоны! - прошептал я. - Кажется, начинаю понимать... - Что? - Ничего, - ответил я, чувствуя, как все внутри обрывается. В е щ и е с н ы , в и д е н и е с к в о з ь с т е н ы , у п р а в л е н и е г о л о с о м ... А е с л и - у б и й с т в о о д н и м в з г л я д о м ?.. Я внимательно посмотрел на него: - Послушайте, Данкэн. Вы никому не должны говорить об этом ни слова. Слышите? - Слышать-то я слышу, - проговорил он. - Но почему? - Завтра, - пообещал я ему, - завтра все объясню. Если доберусь до библиотеки. И... - Да? - Будьте осторожны, - с этими словами я встал из-за стола и почти бегом отправился в свою комнату. Х о т е л о с ь б ы з н а т ь , к т о с л е д у ю щ и й ? И ч е м в с е э т о з а к о н ч и т с я ? Работать было невозможно, но пересиливая усталость и испуг, я сел за диктофон. Писать не стал, разделся и забрался под одеяла, предчувствуя, что не смогу заснуть. Но заснул. ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ Когда все собрались за завтраком, я прежде всего изучил лица внимающих. Но ничего не обнаружил. Только у Данкэна под глазами чернели круги - видимо, ему плохо спалось этой ночью. После завтрака, спускаясь по лестнице, мы успели переброситься с ним парой фраз. - Ну что? - спросил он, приглушая голос. - Пока ничего, - ответил я. - А почему вы выглядите так, словно вам приснился дурной сон? - Демоны, это не мне приснился дурной сон! - возмущенно прошептал журналист. - Моя соседка всю ночь кричала, как будто к ней в постель забрались все мыши из "Башни". Впрочем, нет - думаю, даже в этом случае она не кричала бы т а к о г л у ш и т е л ь н о . - Стены здесь толстые и звук пропускают плохо, - заметил я. - Вы что, обрели способность слышать сквозь стены? - Да нет же. Я вам серьезно говорю, а вы не верите! Между прочим, ее с нами нету. - Кого? - Моей соседки. Может помните, такая полная женщина с крашеными кудрявыми волосами? - Помню, - кивнул я. - Ну и что... - Не имею ни малейшего представления, - предвосхитил мой вопрос Данкэн. - По любому поводу - ни малейшего. Оставим это на потом, хорошо? Мы уже сидели в комнатке повествований. Я кивнул: - Хорошо, но только... ПОВЕСТВОВАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ - Хорошо, но только позаботься о том, чтобы каждую фигурку запаковали отдельно, - принц критически осмотрел слуг, которым предстояло этим заняться. - Домаб, будь добр, проследи за этим лично. Все остальное, думаю, они соберут и без твоей помощи. Управитель низко поклонился, и вепри на его халате изогнулись, словно готовясь к прыжку. - Как прикажет Пресветлый. Талигхилл покинул веранду и направился в парк, дабы не путаться под ногами у слуг. Они готовились к переезду принца в Гардгэн, и сегодня с самого раннего утра весь дом был поставлен с ног на голову. А ночью Талигхиллу опять снились черные лепестки. Он догадывался, что это как-то связано с... Нет, думать о подобном было невозможно! Принц прошелся по мягким хрустящим дорожкам, наблюдая то там, то здесь всеобщее увядание. Воду в усадьбу возить слишком накладно - в тех количествах, которые требовались для поддержания жизни в засыхающих растениях. Поначалу все же пытались это делать, но потом перестали - когда поняли, что затея бессмысленна. Он спустился к пруду и снова присел на корточки, как делал это несколько дней назад, перед своей поездкой на рынок и покупкой махтаса. Как сделает это, наверное, еще не раз. Карпы тяжело ворочались где-то в центре пруда, порождая мощные волны. Пару раз квакнула лягушка, но потом замолчала, испугавшись собственного одиночества, и нагло плюхнулась в воду. Тоскливо. Талигхилла мучила необходимость вести себя с Домабом так, как с обычным слугой. Он слишком привык к другому, он считал управителя своим вторым отцом. Но тот не имеет никакого права вмешиваться в жизнь принца. Тем более, с этими своими беспредметными разговорами о Богах и вещих снах. Сны у Талигхилла, конечно, необычные - на то он и Пресветлый - но уж никак не вещие. А то, что цветки сохнут и роняют на землю черные от солнца лепестки - это и так ясно. / Н о о н и л и п л и к т в о и м т у ф л я м / Д а ! П о т о м у ч т о р а н о и л и п о з д н о п р о л ь е т с я д о ж д ь . Внутренний голос, преследовавший его последнее время, замолк. Карпы лениво шевелили плавниками и ждали, пока к ним сверху упадет муха. Желательно, пожирнее. Вот одна упала - и мгновенно спокойная вода пруда превратилась в дрожащее сумасшествие. Схватка за муху была отчаянной и безрассудной. Через несколько минут все успокоилось. Предмет сражения был всеми забыт и утерян. Лягушка, выбравшаяся к тому времени на одинокий лист кувшинки, задумчиво посмотрела на сучащую лапками муху и пошевелилась. Муха исчезла. Талигхилл мысленно поаплодировал лягушке и поднялся, чтобы идти в беседку - от долгого сидения на корточках затекли ноги. Он прошагал по дорожке, усеянной разноцветными камешками, но на полпути к беседке свернул и пошел в дом. Мысль о том, что неуклюжие слуги могут случайно уронить и разбить одну из фигурок махтаса, тревожила, и Талигхилл решил лично проследить за тем, чтобы игру запаковали, как следует. К тому времени, когда он пришел, на веранде уже лежали готовые свертки, слуги постепенно выносили их и грузили в специальный паланкин. Второй паланкин стоял рядом и предназначался для принца. Остальные вещи перевезут в карете. Талигхилл потянулся, зевнул и вошел в дом, чтобы в последний раз проверить, не забыл ли чего в своих комнатах. Он прошелся по ним, отмечая то там, то здесь мелкие изменения в интерьере. Но не более того. Ч т о б ы л т ы з д е с ь , н а с л е д н ы й п р и н ц , ч т о н е б ы л - о д и н д е м о н ! Пресветлый иронически хмыкнул, потешаясь над собственной философичностью. И ш ь т ы - с о п л и р а с п у с т и л , с л о в н о м а л о е д и т я . Н е о ж и д а л , с т а р и н а , н е о ж и д а л . Т ы е щ е п о й д и , п о п л а ч ь с я Д о м а б у в е г о ц в е т а с т ы х в е п р е й - у ж о н т о ч н о о ц е н и т и в с е п р о с т и т . В п р о ч е м , с к о л ь к о н а с е б я н е х м ы к а й , н а с т р о е н и е э т и м н е п о д н я т ь . Сзади шумно задышали. Можно было не оглядываться - и так ясно, что пришел Джергил и старается как можно деликатнее обратить на себя внимание господина. Но принц, разумеется, обернулся, вопросительно поднимая правую бровь. - Все готово, господин, - сообщил телохранитель. - Хорошо. Ждите, я скоро буду. Он вернулся в гостиную и поднялся на второй этаж, остановившись у двери, за которой последние несколько лет бывали лишь слуги. Талигхилл положил дрогнувшую ладонь на дверь и нажал. С легким скрипом та отворилась. Прежде, чем перешагнуть через порог, принц еще подумал, что дверь должна была быть заперта. И пришел сюда Пресветлый, повинуясь лишь минутному алогичному импульсу, потому что пожелай он н а с а м о м д е л е попасть внутрь, ему бы пришлось искать управителя и брать у того ключи. Потом он вошел. Домаб сидел на постели матери, обхватив голову ладонями. На звук шагов он оглянулся, и на лице управителя принц увидел страдание напополам с удивлением. Хотя удивляться, вообще-то, следовало как раз Талигхиллу. Он и удивился. Но удивление было легким, оно притулилось на краешке сознания, а все остальное сейчас заполнил собой праведный гнев. Как смеет этот человек сидеть вот так запросто на постели его матери?! Завтра же - на рудники! Окунать в Ханх до тех пор, пока крокодилы не насытятся, а потом, то, что останется, - на рудники! Неизвестно, каких пределов достигло бы разгоряченное воображение принца; Домаб прервал мысли Пресветлого совершенно неожиданными словами: - Как хорошо, что она не видит всего этого! Принц опешил от такой наглости. Ч т о и м е е т в в и д у э т о т н е д о с т о й н ы й ?! - Я имею в виду то, что иногда люди меняются. И не всегда - к лучшему. Поэтому предпочтительнее помнить их такими, какими они были до... этих перемен. - Изволь выражаться пояснее! - приказал Талигхилл. - И поторопись, если не желаешь сегодня же попробовать рудничной пыли. - Именно об этом я и говорю, - печально произнес Домаб. - Ты изменился. Стал заносчивее и бесчеловечней. Страшные слова, но кто-то должен их тебе сказать, ведь так? Конечно, рудники и все такое... - но кому-то нужно раскрыть тебе глаза, заставить посмотреть на самого себя со стороны. П о п ы т а т ь с я заставить, - поправил себя управитель. - А почему же именно ты "раскрываешь мне глаза"? - поинтересовался принц. - Ты что, самый совестливый в этом доме? - Нет, пожалуй, - покачал головой Домаб. - Есть и посовестливее меня. Но у них - семьи. А у меня остался только сын. - Сын? - искренне удивился Талигхилл. - Я никогда не слышал... - Сын, - с нажимом повторил Домаб. - И потом, кто же еще должен раскрыть тебе глаза на происходящее, как не твой собственный отец? - Ну он-то далеко... - начал Пресветлый. И замолчал. До него дошел наконец смысл сказанного Домабом. - Что? - тихо прошептал Талигхилл. - Что ты сказал? - Эта история стара и давным-давно всеми забыта, - вздохнул Домаб. - И правильно сделали, что забыли. Ничего в ней хорошего нету, в этой и с т о р и и . Да и знало о ней не так уж много людей. Когда Руалнир женился на твоей матери, он был молод и горяч... как ты сейчас. Он не думал о супруге, а предпочитал мыслям о жене охоту и другие развлечения. Опять-таки, наложницы. Брак-то изначально был политическим, не более того. И мать твоя переехала сюда, в усадьбу. Чтобы не путалась под ногами. А я здесь уже тогда работал - только не управителем, а садовником. - И ты ее утешил, - выговорил принц ровным голосом. - Я ее полюбил, - покачал головой Домаб. - И она меня. Тоже. И, между прочим, Руалниру на все это было глубоко наплевать. Он как раз ездил то ли на север, то ли на юг - охотиться, - когда мы поняли, что скоро должен появиться ребенок... Ты, то есть. Приехал Руалнир. Узнал, естественно. Расхохотался и сказал, что, мол, вместо него неплохо постарались. И ладно, главное чтобы у ребенка имелся дар Богов. А поскольку мать твоя была из Пресветлых, из дальней ветви, у нее, как ты знаешь, такой дар существовал. Хотя и сказано, что Боги дают его только наследнику и только сыну правителя, в жизни всякое случается. А раз у матери дар, то и у тебя - тоже. В общем, родился ты; Руалнир носом крутить не стал - принял, как родного. И вот тогда в нем произошла удивительная перемена; я этого поначалу не углядел, потому что в основном жил здесь, в Гардгэне не появлялся, но потом все-таки обратил внимание: Руалнир к тебе привязался. Мать твою он так никогда и не любил, а вот тебя - на удивление - да, полюбил. ...Скоро она умерла, тогда правитель и вовсе к тебе душой прикипел, словно жена была последним препятствием между ним и тобой. Вот так. - Звучит трогательно, - холодно заметил Талигхилл. - А как оно было на самом деле, я у отца спрошу. С твоего позволения. - А если бы я про дар Богов не заговорил, ты бы поверил, - сказал Домаб. - Знаешь, Исуур утверждал: "Закрывший глаза либо наступит на хвост спящего тигра, либо попадет в ловчую яму". - Это мы обсудим в другой раз, - отрезал принц. - Значит, на рудники я пока не отправляюсь. - Верно подметил - п о к а . А там видно будет, - с этими словами принц вышел из комнаты и с силой захлопнул за собой дверь. Тонкая высокая вазочка, что стояла в комнате рядом с дверью, зашаталась и рухнула на пол - Домаб заметил это слишком поздно и не успел подхватить. Некоторое время он так и стоял: полуприсевший, с осколками хрупкого фарфора в пораненных ладонях - и кровь стекала на роскошный ковер, впитываясь в ворс. Потом управитель поднялся, ссыпал осколки на пол и пошел к лестнице, чтобы позвать слуг и приказать им убрать в комнате госпожи. На улице резкий голос Талигхилла отдавал команды. Из окна было видно, как паланкины и карета направились к главным воротам усадьбы; те поспешно отворились - и процессия запылила по дороге. Домаб закричал слугам, чтобы поторопились, и... /смещение - ударом наотмашь по векам. я.../ ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ Я вздрогнул и потер глаза. Они болели - словно под веки какой-то садист щедро насыпал крупнозернистой соли. Немного проморгавшись, я отметил, что остальные чувствуют себя не лучше. С л а б о е , н о в с е ж е у т е ш е н ь и ц е . Рядом в кресле застонал Данкэн: - Что это было?! Х о т е л б ы я з н а т ь ! Н о , к а ж е т с я , М у г и д о ч е н ь с к о р о д а с т р а з ъ я с н е н и я . О н ж е н е х о ч е т , ч т о б ы е г о р а с т е р з а л а т о л п а т у р и с т о в , в с а м о м д е л е ! Повествователь бесстрастно наблюдал за нашими попытками прийти в себя. Рядом с ним я разглядел чей-то силуэт - кажется, это был один из слуг. Кивнув старику, силуэт удалился с необычайной поспешностью. О п с ! К а ж е т с я , у н а с Ч П . В о т т о л ь к о ч т о и з э т о г о с л е д у е т ? В п р о ч е м , с к о р о у з н а е м . На самом деле, повествователь уже поднимался с трона привычным движением и оглядывал нас - так пастух оглядывает свое стадо. А в с т а д е - т о - н е д о ч е т ! И тогда все встало на свои места. И кричавшая ночью толстуха, и этот вынужденный перерыв в повествовании, и суетливая фигурка слуги. То есть... почти все... Кое о чем я мог, конечно, только догадываться. - Господа, прошу простить меня за причиненное неудобство. Боюсь, сегодня повествований больше не будет. Одна из наших гостей решила покинуть "Башню", и я вынужден принять соответствующие меры. Мугид легко и плавно направился к выходу. Я, как привязанный, скользнул за ним, надеясь, что он не заметит, а заметит - не обратит внимания. Он не обратил. Или просто решил, что я могу слышать и видеть то, что случится. На первом этаже стояла толстуха, у ног ее лежала дохлым зверем полупустая дорожная сумка. (Я, признаться, ожидал, скорее, какого-нибудь чемодана). Испуганный взгляд толстухи дернулся к Мугиду, и я впервые посочувствовал этому человеку по-настоящему. П о х о ж е , с е й ч а с н а ч н е т с я и с т е р и к а . И н а п р а в л е н а о н а б у д е т н а с т а р и к а . Но я ошибся. Толстуха только тяжело нервно вздохнула и почти простонала: - Скорее! - Автобус уже вызвали, - мягко произнес Мугид. - Но скажите - если вас не затруднит, конечно, - что стало причиной подобного решения. Толстуха вздрогнула напуганным желе и неуверенно потянулась к сумке. - П-понимаете... - она задохнулась от страха и схватила сумку, загородившись ею от старика. - Успокойтесь, прошу вас, - сказал он тихим, но в то же время властным тоном. - Ничего страшного не случилось. От этих слов толстуха затряслась еще больше. - Не случилось, - выкрикнула она истерично. - Но случится. И я должна предотвратить это! - Что? - Мне снилось, что мой сын... Боги - НЕТ!!! Глаза толстухи закатились, и она стала заваливаться на бок. В и д и м о , ч е р е с ч у р ж и в о в с п о м н и л с я с о н . Е с л и у ч е с т ь т о , ч т о р а с с к а з ы в а л Д а н к э н ... Он стоял рядом и ошарашенно наблюдал эту сцену. Правда, хвала небесам, пока молчал. Слуги подхватили обморочную и не дали ей упасть. Наверное, заботились о том, чтобы в полу не образовалась вмятина. Я скривился от собственных неуклюжих попыток пошутить и бросил осторожный взгляд на старика. Тот бесстрастно наблюдал за тем, как слуги приводят толстуху в себя. Она очнулась довольно быстро. Судорожно глотнула воздух, икнула и уставилась на Мугида большими выпученными глазами - рыба, попавшая на сушу. Только рыбы не икают. - Так что же вы видели? - повествователь спросил об этом как ни в чем не бывало. Словно ему - ему, а не ей! - пришлось на минутку отлучиться, и вот он вернулся к прерванному разговору. - Я видела, как он умирает, - ослабевшим голосом произнесла толстуха. - Понимаете - умирает! - Понимаю, - успокоил ее старик. - Думаю, автобус уже прибыл. Слуги распахнули перед ним входную дверь, и Мугид, а после - толстуха - вышли на площадку. Я последовал было за ними, но один из слуг настойчивым жестом остановил меня: - Не сейчас, господин. Я вынужден был согласиться с этим. Вряд ли мое присутствие чем-нибудь помогло бы, скорее - наоборот. Резкий пронзительный звук, родившийся в ущелье, поначалу напугал меня. Данкэн тоже вздрогнул, да и остальные внимавшие - они к этому времени тоже выбрались из комнатки и наблюдали за происходящим - покосились в сторону площадки. С минутным запозданием я все же понял, что это гудел автобус. Толстуха, поддерживаемая под локоть Мугидом, стала спускаться по лестнице. Когда они исчезли из поля зрения, я повторил свою попытку выйти наружу, и на сей раз мешать мне никто не стал. На площадке было холодно и ветрено - как, впрочем, и всегда. Я перегнулся через парапет и увидел далеко внизу красный коробок автобуса. Мугид с толстухой преодолели уже примерно четверть пути и потихоньку продолжали спускаться дальше. М о л о д е ц с т а р и к . Н е д а л е й о к о н ч а т е л ь н о в п а с т ь в и с т е р и к у . Рядом появились другие люди, они тоже наблюдали за тем, как повествователь и толстуха спускались. Но с меня было довольно - я уже насмотрелся досыта. Зато выпал случай поговорить с Данкэном. Я тронул его за локоть. Журналист мгновенно откликнулся и отошел в сторону, словно только дожидался моего знака. - Вы поняли? - спросил я. Он кивнул. Конечно, он понял. Толстуха была следующей в очереди на суточное обладание даром Пресветлых. Ей на долю выпала способность видеть вещие сны. И л и т о , ч т о о н а с о ч л а в е щ и м и с н а м и , е с л и т о ч н е е . В р я д л и о н и и м е ю т к а к о е - т о о т н о ш е н и е к д е й с т в и т е л ь н о с т и . Но нам-то от этого не станет легче. Кто следующий? И что выпадет ему? - Мне страшно, Нулкэр, - неожиданно прошептал журналист, кутаясь в свой кожаный жилет с карманами. - Я начинаю жалеть, что вообще попал сюда. - Вы не одиноки, - хмыкнул я. - Но что поделать? Отправляйтесь, если желаете, вслед за ними, - я кивнул в сторону ущелья. Разумеется, отсюда не было видно ни автобуса, ни старика с толстухой, но Данкэн понял. - Еще успеете догнать. Он вздохнул. - Знаете, - говорит, - теперь я понимаю, что чувствует обезьяна, когда сует лапу в ящик с апельсином. Вам, должно быть, известна эта старая охотничья уловка. Поимщик берет ящик, раскрашивает его как можно ярче и кладет внутрь апельсин. Делает отверстие - такое, чтобы обезьяна могла просунуть внутрь руку, но вытащить ее с апельсином, зажатым в кулаке, была уже не способна. Считается, что обезьяна настолько глупа, что не может додуматься и сбежать. Глупости! Я только теперь понял: она не бежит, потому что ей интересно. Какой-то частью сознания животное догадывается, что все это неспроста, и его, скорее всего, убьют. Но есть более сильный импульс, инстинкт - называйте это, как угодно - любопытство! Ей любопытно - и она остается, дожидаясь поимщиков. Я сейчас - такая обезьяна. - А вот идет поимщик, - я кивнул в сторону лестницы. Не знаю, как Мугид ухитрился так быстро довести толстуху до автобуса, но он уже возвращался. Лицо его не выдавало ни единого чувства. С т а к и м б ы л и ц о м в к а р т ы и г р а т ь ! Данкэн вздрогнул и оглянулся. Потом замолчал. А я подумал, что этим трюком избавился от его вопроса, на который было бы очень сложно придумать правдоподобный ответ. "Скажите, Нулкэр, а почему остаетесь в ы ?" - Господа, - сказал Мугид, оказавшись на площадке и снова окидывая всех взглядом опытного пастуха. - Поскольку нас так неожиданно... прервали, предлагаю пообедать прежде, чем мы продолжим наше повествование. И т а к п р о д о л ж и м ? Т е м л у ч ш е , п о с к о л ь к у с и е о з н а ч а е т , ч т о в с е э т о з а к о н ч и т с я д л я м е н я р а н ь ш е . М о ж е т б ы т ь , у ж е с е г о д н я . Конечно, я бессовестно врал себе. Сегодня я бы не рискнул. М у г и д и т а к н а в з в о д е . О п а с н ы й ч е л о в е к . Обед прошел в гробовом молчании. Как говорится, атмосфера сгустилась и готова была разразиться бурей. Правда, обошлось без бурь. После обеда мы продолжили, как и... ПОВЕСТВОВАНИЕ ПЯТОЕ Как Талигхилл и ожидал, во дворце было еще хуже. В смысле, жарче, многолюднее и утомительнее. Плюс ко всему - здесь приходилось возобновлять то, от чего он был благополучно избавлен, находясь в усадьбе: тренировки по владению оружием, занятие делами государственной важности, светские приемы и еще много всякого... непотребства. Но это оставалось пока в недалеком будущем. Слуги распаковывали багаж, а он шагал по длинным коридорам дворца, то и дело встречаясь с вельможами и увязая, как в патоке, в пустых разговорах о здоровье и непостоянных ценах на воду. Талигхилл каждый раз мысленно кривился и старался поскорее вырваться из лап очередного сахарно-улыбчивого собеседника, но уйти, совсем не поговорив, практически не удавалось. Что, разумеется, мало способствовало поднятию настроения принца. Впрочем, о каком-таком настроении могла идти речь? Он несколько часов назад узнал о том, что является, по сути, бастардом, пускай и по материнской линии. Его отец - управитель имения Пресветлых! Разумеется, все, что наговорил Домаб, могло оказаться неправдой - могло бы! эх, могло! Вот только было - принц знал это, чувствовал - было правдой. Очередной коридор вильнул хвостом, подобно нашалившему псу, и Пресветлый оказался в крыле, где находились его покои. Кроме них, здесь также располагалась дворцовая библиотека, кабинет принца и все такое прочее. Но уж никак не храм Ув-Дайгрэйса, поэтому Тиелиг, отделившийся от тьмы одной из ниш и направляющийся к Талигхиллу, был здесь, мягко говоря, неуместен. Но кажется, принц сейчас не был расположен говорить мягко. - Добрый день, господин, - поклонился жрец. - Возможно. Но я этого пока не заметил, - отрезал Пресветлый. - Это все, чем вы хотели порадовать меня сегодня? В таком случае, счастливого пути. И пускай этот день будет к вам по-прежнему добрым. - Благодарю вас, Пресветлый, - Тиелиг снова поклонился. - Но это не все. - Что же еще? - Вас хотел видеть Харлин. И он просил меня, чтобы я поинтересовался у вас, когда вы сможете его принять. - Дело, разумеется, не терпит отлагательств? - предположил принц. - Ну, с Харлином я, положим, сам все решу, а вот что в ы , любезный, здесь делаете? Неужели, работаете у дворцового казначея на полставки посыльным? Непохоже на вас. Или, может быть, пожертвования в храм стали поступать в значительно меньших количествах? Неужели горожане поумнели? - Нет, хвала небесам, - покачал головой Тиелиг. В его голосе не было ни капли раздражения или неодобрения от сказанного Пресветлым. - Нет, пожертвования поступают все с той же регулярностью. Горожане н е п о г л у п е л и . Просто, господин... И Тиелиг внезапно замолчал. Принц с удивлением отметил, что впервые за долгие годы знакомства со жрецом наблюдает его растерянным. - Так что же, Тиелиг? Жрец помотал головой: - Ничего, Пресветлый. Простите, что потревожил ваш покой. - Ты уверен, что ничего? - Нет, Пресветлый, не уверен, - Тиелиг медленно, словно в тяжелом раздумье, снова покачал головой. - Совсем не уверен... - Тогда говори, - велел принц. - Не буду, господин, - ответил жрец Ув-Дайгрэйса. - Именно потому что не уверен. Талигхилл пожал плечами: - Ну, как знаешь... И пошел к себе, заинтригованный необычным поведением Тиелига. А жрец еще некоторое время стоял, продолжая недоверчиво качать головой. Принц вошел в свои покои, рухнул на просторную кровать и пообещал самому себе до завтрашнего дня не заниматься никакими делами - даже делами государственной важности. В конце концов как-то же с ними Харлин справлялся, пока Талигхилл не приехал. А один день погоды не сделает. В дверь постучали. Уважительно, но в то же время настойчиво: мол, знаю, что ты здесь, и нечего притворяться, будто не слышишь - открывай. Талигхилл проигнорировал стук и продолжал лежать, пялясь в алый шелк балдахина. Н у ж н о б ы л о с к а з а т ь Д ж е р г и л у , ч т о б ы н и к о г о н е п у с к а л и . Неизвестный выждал некоторое время и снова постучал. - Входите, не заперто! - крикнул принц, понимая, что не отвяжутся. В комнату вошел Харлин. Отыскал взглядом Пресветлого, поклонился и сразу, с порога, начал говорить о "неотложных делах". Талигхилл прервал его взмахом руки и приподнялся на локте: - Подожди, не торопись. Что-то н а с а м о м д е л е важное есть? Нету - знаю, что нету. Поэтому давай договоримся так: сегодня ты меня оставляешь в покое, а с завтрашнего дня - так уж и быть - тирань меня, сколько позволю. И не спорь. Все, ступай. Харлин поклонился: - Всего один вопрос, Пресветлый. Один вопрос - и я уйду. - Ладно, - великодушно согласился Талигхилл. - Один вопрос. Слушаю. - Кто такой Раф-аль-Мон, господин? Не далее, как вчера, он явился ко мне с распиской на получение... некоторой суммы денег. Расписка была выдана вами. - Верно, - подтвердил принц. - Мной. А что тебя смущает? "Некоторая сумма"? Пустяки. А кто такой этот Раф-аль-Мон, я не знаю. Не имею ни малейшего понятия. Торговец, который продал нечто, что мне понравилось. - Благодарю, Пресветлый. Значит, завтра... - Завтра, завтра, - лениво проговорил Талигхилл. - И никак не раньше. - Как будет угодно Пресветлому, - казначей поклонился и вышел. На пороге он столкнулся с Джергилом - телохранитель пропустил Харлина и вошел в комнату: - Ваши вещи распаковали, Пресветлый. - И махтас? - Да, как вы и приказывали - в желтой комнате. - Отлично. Больше никого ко мне не впускайте. Харлина тоже не следовало бы, ну да я не давал вам по этому поводу никаких распоряжений, так что вашей вины в том нет. Ступай. Телохранитель покинул комнату принца, а тот снова откинулся на подушки и стал размышлять об услышанном от Домаба. Думать о таких вещах Талигхилл не привык. Некоторое время он лежал на кровати, пытаясь разобраться с собственными чувствами и постановить, как же относиться ко всему, сказанному управителем. Потом поднялся и подумал, что не помешает немного развеяться. Как быть с тем, что рассказал Домаб, он решит завтра. А сейчас... Н е п р о г у л я т ь с я л и м н е д о ж е л т о й к о м н а т ы ?.. Талигхилл поднялся с мятого покрывала и решительно направился к двери. Джергил вопросительно взглянул на Пресветлого, но тот лишь отмахнулся: - Можешь остаться здесь. И ты, Храррип, тоже. Все-таки один из телохранителей должен был следовать за принцем - они переглянулись, и Храррип последовал, а Джергил остался. Талигхиллу, впрочем, было все равно. Желтая комната находилась недалеко от его покоев, Пресветлый распахнул дверь и вошел, жестом повелев Храррипу остаться снаружи. - Вы все еще здесь, Тиелиг? Я думал, мы обсудили все, что вы хотели - и с м о г л и - обсудить. Жрец оторвал взгляд от игральной доски и поклонился: - Вы правы, Пресветлый. Но я услышал от слуг об этом чуде, - Тиелиг указал на махтас, - и решил зайти сюда, чтобы взглянуть на него. - Где я вас и застал, - завершил за него принц. - Удивительно, как много вы стали себе позволять, Тиелиг. Просто удивительно. Хо дите там, где ходить вам не положено, заглядываете в покои Пресветлых - просто поражаюсь тому, как вы... осмелели. Что, культ Ув-Дайгрэйса приобрел популярность в народе? - Не большую, чем раньше, - ответил жрец. - Я, видимо, должен просить у вас прощения за свои действия. - Должен, - согласился Талигхилл. - Но ведь не про сите. Да и что мне в ваших просьбах?.. Скажите-ка лучше, Тиелиг, вы любите играть в азартные игры? - Мне не полагается: сан, - с поклоном ответил жрец. - Но, позволю себе заметить (если вы имели в виду махтас), что это - не азартная игра. По крайней мере, в нее мне играть не запрещается. - Да, я имел в виду махтас, - согласился Пресветлый. - Так что же, сыграем? - Как пожелаете. - Пожелаю сыграть, - сказал Талигхилл, усаживаясь в кресло. - Итак, начнем со знакомства с правилами игры... - Простите, Пресветлый, но мне они уже знакомы, - сообщил Тиелиг, также устраиваясь в кресле. - Да? - удивился принц. - Откуда же? - За мою долгую и неспокойную жизнь приходилось встречаться с разными вещами, - уклончиво ответил жрец. - В том числе и с махтасом. - Выходит, Тиелиг, вы опытный игрок? - Все относительно, Пресветлый. Есть игроки, по сравнению с которыми я - младенец. - Отлично. Если вы знакомы с правилами, тогда начнем. - Начнем, - согласился жрец. Две армии зашевелились, выстраиваясь в боевые порядки и нацеливаясь на крепость, что находилась в центре поля. Еще некоторое время ей предстояло быть ничейной территорией, а потом... Потом - как получится. ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ После сеанса Мугид попрощался с нами, пожелал спокойной ночи и удалился - только тогда мы начали выходить из комнатки, все так же, в молчании. И взглядами старались друг с другом не встречаться. Наверное, каждый думал о толстухе. Кроме, разумеется, меня. То есть, я тоже думал о ней, но совершенно иначе, чем все. Я был ей благодарен. Потом я заметил Карну - она медленно поднималась по лестнице и выглядела очень печально. Наверное, ей было не по себе оттого, что вчерашняя собеседница сегодня сошла с ума. Я догнал ее, взял за локоть и тихо сказал: - Мне очень жаль. С н о в а б а н а л ь н о с т и , с т а р и н а . М е л ь ч а е ш ь . - Да, - согласилась она, - жаль ее. Но может, это и к лучшему. Как знать, вдруг ей и впрямь удастся благодаря своему сну спасти сына? - Вы верите в то, что ей снился вещий сон? - удивление в моем голосе не пришлось имитировать - я на самом деле был обескуражен такой суеверностью - глупо верить всуе, в то, чего не может быть. А е щ е и с т о р и к ... Девушка внимательно посмотрела на меня: - А вы что же, после всех этих повествований считаете подобное нев