орядок. Мы как-то пе- реходили бурную горную реку, а клизма-то возьми да вывались из мешка. Так Липтон с себя всю поклажу сбросил - и в реку. И спас ведь клизму. Я спросил его потом - может, думаю, это он для виду, может, просто искупаться захотел. Нет, говорит, как подумал, что по-старому будет - так одна мысль: или клиз- му выловлю, или утоплюсь. Я смотрю - а парень-то герой! По- шел к полковнику - так и так, сержант жизнью рисковал ради вас, надо его наградить. А сволочь майорская только пялится исподлобья и молчит. Ладно, утром я говорю Ходлу - майора больше не корми, провинился. - Как так? Солдат буду кормить, а его нет? - А так, скажи ему, что ему офицерский паек идет и что он его весь приел, а за счет солдат ты, мол, не наме- рен его питать. Ну и - подействовало! На второй же день Том- сон написал представление,- поди, Липтон уж с орденом ходит. А насчет подслушиваний ночных - так-таки ничего не мог я по- делать. Если не прямо за стенкой, так все равно где-нибудь по кустам шарахается. И такое, меня, мужики зло взяло: как же так, думаю, вот такой придурок - и собирается стать гене- рал-губернатором, половиной Азии заправлять - где же тут ло- гика? А с другой-то стороны - император некитайский - тоже додик. Меня так и озарило: э, думаю, так вот и надо, чтобы два засранца - нет, я не в счет, я это о майоре и императо- ре - чтобы два, значит, каннибала пожрали один другого! А за что же вся-то экспедиция должна гробиться, солдатики, дев- чонки? И стал я убеждать майора, что его личная задача, как командира, его, так сказать, миссия главного белого человека - это укусить некитайского императора. - Как укусить?!. - А что - до смерти загрызать, что ли? Укусить! Я вам не британский колонизатор. - И что же полковник? - Струсил, конечно. Я ему говорю: вы понимаете, что име- ете дело с азиатским чудовищем в лице Некитая? - Да, понимаю. - А вы понимаете, что Запад обязан показать ему свои клыки? - Согласен. - Так кому же, как не вам, главе экспедиции, это выполнить! - Нет, боится, на солдат стал перекладывать. Я же говорю - такой трусливый майор. Ходл ему снова порцию урезал - нет, не помогает. До того перепугался, что онанировать пе- рестал вокруг нашей палатки. И еще знаете что? - нипочем не угадаете - писаться ночью начал,- от страха, конечно. Я ему тогда и сказал: хрен, мол, с тобой, читай "Гамлета", майор, я это дело на себя возьму. Ну и вот, добрались, значит, до столицы. А дальше, мужики, чудеса начались. Кажется, я в Не- китае всего уж насмотрелся - а вот никак не ждал от майора. На приеме-то во дворце кинулся он все-таки на императора, по- борол свою трусость! Насилу удержали, говорят, а то ходить бы богдыхану без ягодицы. Ну, а дальше что - выслали, конеч- но, всю экспедицию из страны, а консулу - ноту. Дескать, ан- глийские офицеры могли бы выбрать более удачный способ пока- зать свой прикус. А меня, ребята, совесть замучала. Думаю,- ладно, пол- ковник, ему так и надо, а миссия-то белого человека, а ребя- та-то - простые английские парни - Ходл, Липтон,- таких му- чений натерпелись, столько миль отшагали - и что же, все впустую? Нет, думаю,- доведу их дело до конца. Ну, прошел как-то во дворец - я-то без подозрений, притаился за портье- рой, гляжу - кто-то из спальни императрицы выходит, подско- чил да как вцеплюсь ему в ляжку! Вот тебе, азиатское чудови- ще! И, конечно, деру, пока не поймали. Только, мужики, не на того я напал. Оказалось, это какой-то французский граф был. Такая вот досадная ошибка. Но все равно - на всякий случай я спрятался получше. Пошел в бродячий цирк, в номер к факиру. Он меня собакой заколдовал. Гвоздь программы был! Он мне: Жомка, сколько будет два плюс три? Я: гав-гав-гав-гав-гав! Он: Жомка, кто из зрителей взял монету? Я лапой показываю - вон тот лысый придурок! Так и путешествовал с цирком, пока из Некитая не выбрались. А потом факир меня обратно расколдо- вал, да, видно, жалко ему было - видите, хвост остался. - Так ты отрежь! - А зачем? Мне так самому больше нравится. Да и дамам как-то пикантно кажется. Да! Забыл. Я ведь потом навестил майора - надо, думаю, выразить ему свое восхищение его храб- рым поступком. Да только опередил его - Мэри-то дома, а пол- ковник только по горам еще полз. Ну, натурально, остался у ней - всякому понятно, мой долг - жену друга утешить. Конеч- но, расписал ей муженька в лучшем виде, какой он удалец. Та- кой он, говорю, смелый, такой смелый - с голыми зубами на им- ператора кинулся! - Как кинулся? - А так - чтобы клыки Запа- да показать! А какой верный муж! Сколько его солдаты звали на ночную молитву с монашками, а он - ни в какую! Задрочусь, говорит, а не изменю! Мэри только ахала, какой у нее полков- ник герой. И что вы думаете - оценил майор мою поддержку? Как бы не так! Я месяц его жену отхаживал, а он меня в Лон- дон не захотел с собой взять. Вот какова благодарность ан- глийских майоров! А мне-то еще солдаты говорили, что вроде как в конце концов нашли они с командиром общий язык. Да вид- но, горбатого могила исправит - пока была нужда, поближе к солдатам жался, а как чуть полегче стало - и дружба врозь. 3. ЗАКОЛДОВАННЫЙ ПЕРЕВАЛ Дневник сержанта Липтона 9 авг. Прошло ровно две недели обратного пути из столи- цы Некитая. Сегодня конвой некитайской гвардии наконец осво- бодил нас от цепей и покинул у предгорий Кашанского хребта. Предстоит горный переход, а там недалеко и наша база в Лахо- ре. Полковник выстроил остатки экспедиции и час орал, что не потерпит более никаких вольностей: - Забудьте все, что было при этом негодяя Жомке! Мы в условиях боевого похода. За малейшее неповиновение буду бес- пощадно карать, вплоть до расстрела на месте! Полковника можно понять - экспедиция провалена, но он зря так ненавидит Джима, даже зовет его этим некитайским про- звищем. Верно, это Джим рассказал, будто достаточно раз уку- сить императора Некитая, чтобы стать властелином всей Азии. Полковник Томсон и повар Ходл пытались, но у них ничего не вышло. Но чем же тут виноват Джим? Надо было тренироваться. 11 авг. Мы вплотную приблизились к Заколдованному пере- валу. Местный лама рассказывает, что все это место находится во власти чар духа горы. - Вам могут открыться ваши прошлые или даже будущие во- площения,- сказал он. - Будте начеку - возможны всякие чуде- са. А главное, непременно принесите духу горы жертву, без этого он никого не пропускает через перевал. - Какую же жертву требует дух горы? - спросил наш экс- педиционный врач, лейтенант Слейтер. - Заранее сказать нельзя,- отвечал лама,- бывает по-раз- ному. Но дух горы обязательно даст это понять каким-нибудь способом. Как все-таки суеверны эти азиаты! Впрочем, в Некитае я и впрямь насмотрелся разных чудес. 12 авг. Сегодня всю ночь снился очень странный сон, при- чем, все в малейших деталях походило на явь. Как будто бы на- ша экспедиция достигла верха перевала, откуда уже должна бы- ла начать спуск. На вершине стояло какое-то каменное извая- ние и рядом росло дерево. Полковник Томсон приказал остано- виться и встать строем в форме буквы "L". Потом он повернул- ся к нам спиной, снял с себя бриджи, исподнее, опустился на четвереньки и самым свирепым и непреклонным голосом скоман- довал: - Сержант Липтон! Сделайте меня жертвой мужеложства! Я не поверил своим ушам, но полковник повторил приказ. По моей просьбе лейтенант Слейтер произвел медицинское осви- детельствование полковника Томсона и признал его полностью вменяемым. Причины для колебаний исчезли, и я был вынужден повиноваться. А куда деваться? - военный приказ! Потом полковник поднялся и живо спросил: - Ну что, ребята,- передохнули немного? А теперь начнем марш-бросок! Строевую - запе-вай! Его так и переполняла энергия. Бегал туда-сюда, как уго- релый, сыпал шутками и подбадривал солдат. Оказывается, в нем еще столько мальчишеского! Я его раньше таким никогда не видел. Но ближе к вечеру в движениях полковника появилась ка- кая-то заторможенность, лицо его вытянулось, и он еле плелся с отвисшей челюстью и выпученными глазами. Казалось, он вне- запно осознал что-то очень неприятное. Потом мы разбили бивак и легли спать. Я до полуночи во- рочался с боку на бок - мне мешали заснуть рыдания полковни- ка у себя в палатке. Движимый угрызениями совести, я загля- нул к нему: - Вам нужна помощь, сэр? - Не прикасайся ко мне, грубое животное! - взвизгнул полковник. Очевидно, он меня как-то не так понял. А утром я насилу сообразил, что все было только сном. Вообще-то мы все чувствуем себя как-то странно. Полковник ходил по лагерю как-то потерянно и весь нахмуренный. Он даже не смотрел в мою сторону. Я обратился к нему с каким-то во- просом. Командир так и вскинулся: - Не прикасайся ко мне, грубое животное! - Но, сэр,- неожиданно для себя выпалил я,- это же был ваш собственный приказ! Полковник побагровел. Повар Ходл поддержал меня: - Накидываться на человека из-за дурацкого сна! Полковник побагровел еще пуще. Тихо и с горечью он про- изнес: - Сержант Липтон, вы не имели права выполнять подобный приказ даже во сне! Ага, "не имел права"! А как же - "буду карать вплоть до расстрела на месте"? А к полудню мы одолели подъем и увидели каменную статую и дерево, как они и снились ночью. Непроизвольно мы начали строиться буквой "L" - и тогда я понял, что мой сон снился сразу всем нам. Полковник весь пошел пятнами, но он только скомандовал продолжить движение, а больше ничего. Какая раз- ница с тем, что во сне! Признаться, я ощутил некоторое разо- чарование. 13 авг. Ночью вчерашний сон продолжился с того места, где он закончился в прошлый раз. Мы - во сне - проснулись и двинулись дальше. Наша экспедиция уже достигла долины, когда полковник скомандовал построение и повторил прежний приказ: - Сержант Липтон, сделайте меня жертвой мужеложства! - Товарищ майор,- вновь неожиданно для себя возразил я,- вы же будете днем на меня обижаться! Полковник Томсон так и подпрыгнул на четырех конечнос- тях: - Что?!. Какой я вам товарищ майора! У меня нет и никог- да не было товарищей среди майоров! Исполняйте приказ, черт бы вас побрал! Я исполнил приказ, но до сих пор сам не могу понять - с чего вдруг я назвал полковника "товарищем майором"?!. Вот они, чудеса, о которых предупреждал лама! А когда мы по-настоящему проснулись, то поняли, что мистика только начинается: вершина перевала, казалось бы, преодоленного нами вчера, вновь маячила у нас перед глаза- ми!!! Мы молча смотрели на нее, пока полковник не скомандо- вал начать движение. И вновь - каменная статуя, дерево, вновь мы начинаем строиться буквой "L", вновь свирепая команда полковника про- должить движение. Что-то будет завтра? 14 авг. Ночью я снова делал полковника жертвой мужелож- ства. Видимо, теперь это так и будет повторяться. Кстати, на сей раз по просьбе ребят полковник был развернут лицом к строю. А до базы всего день пути - это во сне. А утром, как мы уже ожидали, перевал встал перед нами в своей первоначальной непревзойденности. Лейтенант Слейтер проворчал: - Кажется, я теперь понимаю, какую жертву требует дух горы! Полковник Томсон бросил на него бешеный взгляд. Но лей- тенант прав - мы все теперь это понимаем. Когда же, наконец, поймет и полковник? ...Сегодня не понял. 17 авг. Какой контраст между ночью и днем! В ночном по- ходе мы уже достигли базы. Кстати, я трахал полковника и там - кстати, не только по его приказу, но и с ведома и одобре- ния бригадного генерала. А днем... Опять этот проклятый перевал. Повар Ходл от- казывается подниматься с нами - говорит, что предпочитает го- товить ужин, не покидая лагеря вообще. 20 авг. Ночь: за заслуги перед Англией нашу часть от- правляют домой на родину. Как всегда, делал полк. жерт. муж- ва. День: полковник упорствует. 25 авг. Ночь: с ведома и согласия капитана корабля дел. полк. жерт. муж. на палубе эсминца "Краса Уэльса". День: полковник упорствует. 3 сент. Ночь: проходим Суэц. Д. п. ж. м. на глазах у бе- дуинов. День: без изменений. 9 сент. Ночь: прошли Гибралтар. Д. п. ж. м. по-прежнему. Утром были заморозки на почве. Ребята начали роптать - у нас нет зимнего снаряжения,- что же, замерзать нам на этом чертовом перевале по вине полковника?!. Когда проходили мимо статуи, полковник Томсон внезапно разбежался и прыгнул в пропасть. Но мы не успели ахнуть, как сильнейший порыв ветра выбросил его обратно. Мне отчетливо послышалось: - А вот хрен тебе! Ходл тоже слышал. 15 сент. Ночь: по личному повелению Ее Величества Коро- левы и приказу полковника д. п. ж. м. в тронном зале Винд- зорского дворца. Это было сразу после вручения мне - за за- слуги перед Англией - ордена Бани. Присутствовали: принц Уэльсский, члены королевской семьи, послы иностранных держав. Как всегда, полковник был весел и оживлен, но по завершении церемонии опять помрачнел и покидал дворец с отвисшей челюс- тью и вытаращенными глазами. Какой-то он все-таки негибкий - ночью не может привыкнуть, днем упорствует... День: вечером у костра лейтенант Слейтер спросил рядо- вого Ходла: - Ходл, вы могли бы совершить какой-нибудь неприличный антиобщественный поступок на глазах у общества? Скажем, рас- стегнуть брюки и помочиться из окна на виду у всей улицы? - Кто, я?!. - изумился Ходл. - Конечно, нет, сэр! Как я могу запятнать мундир английского солдата? - Ну, а за большие деньги? - Тем более, сэр! Это уже не хулиганство, а расчетливый цинизм! - Ну, а для благородных целей? - допытывался наш врач. - Например, ради своих товарищей? - Или для Англии? - добавил я. - Нет, сэр, ни в коем случае! - стоял на своем Ходл. Тут мы все обрушились на него: - Как тебе не стыдно, Ходл! Англия гибнет, а тебе жаль брюки расстегнуть! Мы во множестве приводили примеры мужественного самопо- жертвования, и мало-помалу Ходл стал уступать: - Ну, если ради спасения Англии... ради королевы... ра- ди своих товарищей... Полковник сидел с таким видом, как будто это к нему не относится, и вдруг встал и ушел в палатку. Слышны были его всхлипывания, а потом он высунулся и крикнул: - Ладно, пусть будет по-вашему, но только потом не оби- жайтесь! 16 сент. Ночь: мы с полковником уже в Париже на всемир- ной выставке. Д. п. ж. м. к восторгу парижан. Какой красивый город этот Париж! Вообще-то я бы не отказался от кругосветно- го турне. А днем в роковом месте у статуи полковник построил нас и приказал: - Лейтенант Слейтер, выйдите из строя! Снимите штаны! Примите известную позу! - Но, сэр,- пробовал возразить кто-то,- это же должны быть вы! - Кто сказал?! - с ненавистью спросил полковник, вгля- ваясь в лица. Он положил руку на кобуру. Все молчали. И тогда полков- ник скомадовал мне: - Сержант Липтон, сделайте лейтенанта жертвой мужеложс- тва! - Простите, лейтенант,- прошептал я, обхватив лейтенан- та,- приказ командира! Я и сам расстроился, к тому же, я привык к полковнику и со Слейтером у меня не заладилось. По-моему, лейтенант на ме- ня теперь дуется - но я-то чем виноват? 17 сент. Ночь: д. п. ж. м. Нью-Йорк, Мэдисон-Сквер-Гар- ден. День: жертва лейтенанта оказалась напрасна - перевал вновь маячит. Теперь совершенно ясно, что полковник незаме- ним. К тому же, я в прошлый раз не кончил. Полковник устроил сегодня день отдыха. 18 сент. Сегодня самый черный день в моей жизни. Прав- да, мы одолели наконец проклятый перевал и спускаемся в до- лину. Но это не утешает меня. Мое сердце разбито. Как, как мог полковник?!. Впрочем, обо всем по порядку. Ночью приснился необычный сон: мы с полковником, обнявшись за плечи, шли по горной до- роге. Справа от меня, также в обнимку со мной, шел лейтенант Слейтер, а слева от полковника почему-то шел повар Ходл. Мы со строевой песней миновали вершину и ступили прямо в небо, и пошли дальше, растворяясь в этой божественной голубизне... С каким радужным настроением, с какими надеждами я просыпал- ся этим утром! А днем полковник построил нас буквой "L" на заколдован- ном месте, хотел что-то сказать, махнул рукой и, безмолвно сняв штаны, опустился на четвереньки. Я уже принялся рассте- гивать брюки, когда вдруг, преодолевая рыдания, полковник скомандовал: - Рядовой Ходл, сделайте меня жертвой мужеложства! Ходл?!. Но почему?!. Мне казалось, что рухнуло небо. Ходл тоже никак не решался и переспросил: - Но, сэр, вы, вероятно, хотели сказать - сержант Лип- тон? - Нет,- вы, Ходл! Вы! Это мой приказ! Ходл виновато развел руками и сказал мне: - Прости, Джон! Что я могу сделать?!. Боевой приказ! Вот так, в один миг рухнули все мои мечты. Я стоял, не в силах сдержать рыдания, да и полковник обливался слезами на протяжении всего жертвоприношения. Все мне сочувствовали, даже лейтенант Слейтер как-то отмяк, но... Будь мы рыцарями Круглого стола, я бы, конечно, принудил Ходла оспаривать его право на полковника в честном поединке, а так... Приказы не обсуждают! Но как мог Тед?!. Как?.. И ведь какой он бодрый и весе- лый вставал из-под меня, а тут, мрачный и подавленный, он еле переставлял ноги ни на кого не глядя. Я незаметно при- близился к нему и хотел задать свой вопрос, но не успел. Пол- ковник метнул на меня ненавидящий взгляд и тихо, но внятно произнес: - Это тебе за товарища майора! Так вот оно что! Боже, какая злопамятность! Так отомс- тить за случайную обмолвку! А я-то, я! Почему, ну почему я назвал его "товарищем майором"?!. 4. ОБРАЗЫ ДВУХ КОМАНДИРОВ В ЭПОПЕЕ ЛИ ФАНЯ "КРАХ ТРАНС- АЗАТСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ" Сочинение Бессмертное произведение Л.Фаня "Крах трансазиатской экспедиции" - замечательный пример использования метода конт- раста. Противопоставляя храброго и опытного воина полковни- ка Томсона самозваному лидеру Жомке, Л.Фань достигает необык- новенной выпуклости и яркости этих образов. Полковник Томсон в его хронике предстает как закаленный и мужественный руководитель. Он мудр и прозорлив - быстро раскусил Жомку и не поддался его разлагающему влиянию. Кроме того, полковник прекрасный семьянин, всегда носит с собой фотокарточку тещи. Этот командир - культурный и разносторон- ний офицер, он в оригинале читает Шекспира. К солдатам он внимателен, понимает их нужды и готов при необходимости пой- ти им навстречу. Ночами полковник ходит вокруг палаток, слу- шает разговоры, то есть старается знать чаянья сержантско- солдатских масс. В походе он подбадривает солдат озорными шутками, поет для них песни. Когда полковник Томсон съедает свой офицерский паек, то не чурается простой солдатской пи- щи, ест из общего котла и даже не просит добавки. Вместе с тем полковник строг и требует неукоснительного соблюдения дисциплины. Он стремится постоянно совершенстовать свою опе- ративно-тактическую подготовку, чтоб не пропадало время, на привалах читает "Военно-морское уложение", хотя до моря дале- ко. Даже Жомка отмечает умение полковника определить господ- ствующую высоту и расставить посты. На первый взгляд, пол- ковник Томсон может показаться нерешительным при броске че- рез Кашанский перевал. Но на самом деле он проявляет стра- тегическую дальновидность. Лишь исчерпав все другие вариан- ты, полковник принимает нелегкое, но единственно правильное решение и вместе с рядовым Ходлом штурмует непокорную высоту. Редкое хладнокровие и отвагу этого командира вынужден при- знать даже Жомка - ведь полковник в критический момент лично бросается в атаку на некитайского императора, поддерживая ге- роический порыв Ходла! Полную противоположность полковнику-смельчаку представ- ляет фармазон и разгильдяй Жомка. Правда, он тоже постоянно подчеркивает свою показную простоту, свою мнимую близость сержантско-рядовому составу. Но чувствуется, что это напуск- ное - ведь в решающий момент Жомка превращается в кокер-спа- ниеля и убегает вместе с бродячим цирком, бросая экспедицию на произвол судьбы. Понимая, что ему не провести назначение Франциски на пост главы экспедицию через канцелярию главного штаба, Жомка предпочитает действовать исподтишка. Он внушает солдатам, будто их командир проводит время в кустах не для изучения "Военно-морского уложения", но занимается там она- низмом. По наущению Жомки сержант Липтон пытается выследить полковника, но тот для него слишком крепкий орешек - ведь он в совершенстве владеет искусством маскировки и умело путает следы на местности (наш физкультурник тоже пытался застукать нас с Фредом Доули, но мы ему не по зубам). Тогда Жомка кла- дет ночью руку полковника в ведро с теплой водой и шепчет ему на ухо: "Пи-пи, Тедди, писай, мой мальчик, писай!" (прав- да, у Ли Фаня об этом не написано, но так делал один вредный парень у нас в бойскаутском лагере, так что я знаю). Но пол- ковник стойко выдерживает и это испытание. Кроме того, Жомка всячески превозносит свои заслуги перед экспедицией, выстав- ляя себя этаким "благодетелем". Ли Фань своим мастерским пе- ром дает нам ясно понять: этакий Жомка и портупею полковника способен обменять на винно-водочные изделия где-нибудь в гор- ной деревне! К счастью, лишь ничтожное меньшинство солдат поддержива- ет новоявленного "комиссара". Живописуя поведение низов, Ли Фань, как блестящий мастер психологической достоверности, и здесь выдерживает принцип контраста и противопоставление двух лидеров дополняет противопоставлением сержанта Липтона и рядового Ходла. Сержант Липтон - это типичный армейский карьерист. Что- бы устроиться в армии "потеплее", он заискивает перед началь- ством, всячески угождая разным сомнительным личностям типа лейтенанта Слейтера. Липтон до того мил лейтенанту, что тот и находясь во сне дает ложное медицинское заключение - и все затем, чтобы потрафить своему любимцу! Интриган Липтон тоже боится действовать открыто и выставляет себя этаким служакой. Что бы ни случилось, с него взятки гладки, он то и дело по- вторяет: "Приказ командира, полковник приказал..." В общем, это пособник Жомки - недаром он выгораживает его и во всем обвиняет полковника Томсона: "надо было лучше тренироваться!" Липтон и действует в стиле Жомки - подбивает ламу-гипнотизе- ра внушить всем, будто полковник состоим с ним, сержантом Липтоном, в неуставных отношениях. Кстати, не есть ли этот лама переодетый Жомка? Липтон доходит до панибратства с пол- ковником и пренебрежительно величает его "товарищем майора", но полковник Томсон сурово его одергивает. Однако сержант Липтон продолжает мнить себя этаким Робин Гудом, слепо веря в свою незаменимость для экспедиции. Становится ясно -Липтон приучает всех к мысли, будто бы он и есть тот народный сер- жант, о котором так много поется в английских песнях (хотя таких песен вообще не существует). К счастью, британская армия состоит не из одних липто- нов и слейтеров. Ее основа - такие, как Ходл. Правда, понача- лу кажется, будто Ходл тоже попал под дурное влияние Жомки. Но это все временно, пока не настал час решающих испытаний. Именно повар Ходл, хотя у него и шатаются передние зубы, пле- чом к плечу с полковником кидается на азиатского деспота. На- прасно лейтенант Слейтер и сержант Липтон пытаются убедить Ходла, что он должен выставиться в окно и помочиться на голо- ву какому-нибудь зазевавшемуся лейбористу. Ходл понимает, что не спасет этим Англию, и отказывается участвовать в их авантюре. И неслучайно полковник Томсон в наиболее ответст- венный момент отстраняет Липтона от проведения операции и ос- танавливает свой выбор на Ходле. Это - явный символ нерушимо- го боевого братства высшего командного состава и армейских низов, вклиниться в которое зря пытаются всякие липтоны! Правда, гениальный Л.Фань, как суровый реалист, показы- вает, что справедливость еще не во всем торжествует: орден Бани все же минует Ходла и достается выскочке Липтону, хотя заслуги Ходла неизмеримо выше. Тем не менее рядовой Ходл про- должает скромно тянуть армейскую лямку и не претендует на на- грады. И все-таки, хочется верить, что английское правитель- ство в конце концов исправит свою ошибку. Я обязательно буду таким, как Ходл, а потом пойду в ар- мию и взбодрю парочку генералов. май-ноябрь 1994  * Александр Гейман. ДВА ПИСЬМА *  1. ПИСЬМО ГРАФА АРТУА ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ КОРОЛЮ ФРАНЦИИ Дорогой Луи! Я вижу недоуменную мину на твоем лице. "Как же так",- напряженно размышляешь ты,- "всю жизнь держал меня за додика, и вдруг - "дорогой"? Что это - дежурная вежливость или лице- мерие лукавого царедворца?" Успокойся, Луи - ни то, ни дру- гое. Просто с отдаления в тысячи долгих миль даже твоя уны- лая образина кажется чем-то родным и милым - ведь она напо- минает мне Францию... Надеюсь, Луи, тебя не обижает, что я не титулую тебя по установленному этикету? Видишь ли, годы пути выветрили из моей памяти придворные тонкости, и я, как ни стараюсь, не могу точно вспомнить твое имя,- может быть, ты Генрих, а не Луи? - ну да, пусть будет наудачу - Луи, не помню уж, какой ты там по счету. А почему бы ему не справить- ся у аббата Крюшона? - удивляешься ты. Но как я могу это сде- лать, Луи, если аббат дрыхнет без задних ног через две запер- тых двери от меня и не желает даже откликнуться. Еще бы,- он так устал, когда вез меня от императорского дворца до нашего с ним жилища. Должен признаться, я получил ни с чем не срав- нимое удовольствие, Луи. Приятно, знаешь, прокатиться на ло- шадке или с ветерком в экипаже, но кататься на аббате Крюшо- не!.. сет ун плезир колоссаль, как говорим мы, фрацузы. Да, Луи, ты, наверное, обратил внимание, что я впервые за все письмо употребил французское выражение,- кстати, правильно ли я его написал? Ничего удивительного, если ошибся: не толь- ко твой порядковый номер, Луи, но и весь французский язык почти совершенно забыт мной после того, как я сподобился сча- стья познакомиться с языком некитайским. Ну, а переходить с языка божественной изысканности на вульгарное дикарское наре- чие, именуемое французским,- это такое мучение, такой мове- тон, Луи,- все равно что после сюиты Вивальди слушать твой утренний постельный тромбон. Тебя спасает одно, Луи: ты не сознаешь всей степени убожества, в котором вынужден обращать- ся, иначе бы ты не пережил этого. Аббат Крюшон, например,- тот уже и ржет как-то по-некитайски,- ну, а я - я еще помню отдельные родные слова, такой уж я патриот, Луи, не помню, какой ты там по порядку. Да ты и сам видишь - пишу письмо о делах Некитая, а сам все о Франции да о Франции. Но к делу, к делу,- мне столько надо тебе рассказать политически важно- го! Во-первых, хозяин нашего дома, А Синь, редкая каналья: по-моему, он трахнул нашего аббата, а подстроил так, что все думают на меня. Во-вторых, Луи, ты оказался прав: наш путь в Некитай протекал с невероятными приключениями. Начать с того, что у самых границ Некитая нас ограбили и полностью раздели двое каких-то бродяг,- кстати, наших с тобой соотечественни- ков, Луи, как только они сюда попали. Мало того, что у нас отняли деньги, одежду, продовольствие, письма и подарки для императора, так они еще присвоили себе наши имена и отправи- лись в Некитай под видом нашего посольства. Так что, Луи-ка- кой-ты-там-по-счету, я теперь и сам не разберу, кто тебе пи- шет эту некитайскую весточку: Гастон Мишо, уголовник и ка- торжник, он же граф Артуа, или граф Артуа, он же каторжник Гастон. Помнится, я остался сидеть голым задом на камне, а Крюшон - этот толстяк, кто бы мог подумать! - оказался про- ворней и удрал неизвестно куда. Крышон, где ты? - молчит, но он здесь, Луи, просто устал. А вот где я? Может быть, я уже нагишом добрался до Франции? Напиши мне об этом, Луи, не томи меня неизвестностью, умоляю тебя! А то вдруг этот ка- торжник Гастон приедет в Париж вперед меня и подаст жалобу, будто граф Артуа его раздел, а я так щепетилен в вопросах чести, и кто же я буду после этого, Луи? Одно знаю твердо: я теперь - другой человек. Это во-вторых, а в-третьих, Луи, кататься на аббате Крюшоне, а, ну да, я уже написал, тогда в-четвертых,- тебя, наверно, заинтересует тот факт, что твой Версаль - это сущий свинарник против конюшни некитайского им- ператора. Да и чему удивляться - в полудикой Европе, как вы- яснилось, самые ничтожные понятия об изяществе и вкусе, в этом ты неповинен, Луи, но насчет гигиенических-то удобств, кажется, можно было сообразить, ах, прости, Луи, я снова о Франции - это опять не к месту прорвался мой патриотизм. Да, да, ты прав - пора о деле,- но я сразу вынужден огорчить те- бя, Луи: увы, мне не удалось выполнить поручение мадам Пом- падур. Лучшее средство от королевской импотенции - это конюх Ахмед, а его ни за что не отпустят, сам император, может, еще согласится, но императрица - ни за какие коврижки, так что с этим ничего не получится, представляю, как расстроится мадам Помпадур, кстати, кланяйся ей за меня, не нужна ли ей новая клизма? - пусть напишет: если старая сломалась, я при- шлю,- тут их навалом и недорого. Вот вроде бы все, больше и не знаю, о чем писать, так что пока, Луи, до встречи, ах да,- забыл, насчет второго твоего поручениия - английских козней в Некитае можешь не опасаться. Англия не пройдет! - не будь я граф Артуа! (но кто я, Луи?) - Но на чем основана ваша уверенность, граф? - можешь спросить ты. - А на том, Луи, что я пользуюсь поддержкой весьма влиятельных лиц при неки- тайском дворе. - Каких же именно? - слышу я твой следующий вопрос. - Ну, хотя бы императрицы, я у ней в большом фаворе, вчера, например, заполночь гостил у нее в будуаре. - Но как, граф, вам удалось этого добиться? - вновь не можешь ты удер- жаться от идиотского вопроса. - Ну же, Луи,- не будь так на- ивен - мне-то еще не требуется лекарство от импотенции! - Но ведь у императрицы Ахмед, разве не так? - никак не уй- мешься ты. - Нет, не так,- у императрицы Я и Ахмед, а он не- навидит британцев за их надменный колониализм, так что, Луи, двойной заслон проискам Англии! Будь спок! Кстати, императ- рица тебе кланяется, спрашивает, как твое здоровье,- ничего, если я отвечу: "Спасибо, помаленьку, немного беспокоит от- рыжка"? Императрица советует тебе поменьше увлекаться прыж- ками на батуте, все равно, мол, чемпионом не будешь, - здесь почему-то считают, что твое слабоумие от этого, это просто ха-ха, мы с Крюшоном животики надорвали, когда представили, как твоя неуклюжая туша вверх тормашками дрыгается над бату- том, согласись - это полный прикол, ну-ну, Луи, не дуйся, это же так - маленькая шутка. Ну все, ну, целую, ах да, им- ператор тебе тоже кланяется,- кстати, он советует тебе от всех болезней уринотерапию - это пить свою мочу - пошли его подальше с такими советами, Крюшон пробовал, говорит: га- дость,- а уж если Крюшону не понравилось, значит, гадость, так что не вздумай, да только император корчит из себя кру- того, такой же придурок, как его сынок. Знал бы ты, как он ущипнул меня за ягодицу, когда я вчера покидал покои импера- трицы! - так больно, Луи, до сих пор хромаю. К слову, принц на самом деле от Ахмеда, негр, как и тот,- тебе, конечно, не терпится узнать обо всем поподробней, но я и сам еще не осо- бенно в курсе, как-нибудь потом расспрошу обо всем государы- ню. Вообще-то здесь есть над чем задуматься: такое во всем превосходство над нашей нищей отсталой страной с ее крестьян- ской сиволапостью, я сам видел, как герцогиня Бургундская посадила сморчок на занавеску с фамильным гербом, а портьеру- то раздернули, герцог ходил среди гостей весь зеленый и спрашивал, кто это сделал, она ни за что не призналась, гер- цог до сих пор думает на тебя, а это была его жена, но ты тоже так делаешь, Луи, я видел,- само собой, бескультурье, а я о чем толкую, зато принцы - что твой наследник, что этот - оба додики,- все-таки, это как-то утешает, правда, Луи? - хоть в чем-то сравнялись,- но впрочем, во мне, наверное, опять взыграла моя патриотическая сентиментальность. Ну все, ну, пока, да, совсем забыл - у аббата Крюшона завелась забав- ная привычка: стоит его ночью трахнуть, как утром он сломя голову бежит читать проповедь,- видимо, его это как-то воо- душевляет. Расскажи об этом кардиналу Ришелье или кто там сейчас - пусть он возьмет себе на заметку. Что-то я еще хо- тел тебе написать любопытного,- ага,- вот: кататься, ах, я же это уже писал, ну, тогда все, до встречи, как я по тебе соскучился, милый далекий Луи, дай Бог тебе крепкого здоро- вья, долгих лет жизни, успехов в труде и огромного счастья в личной жизни, которого ты лишен,- извини, я так и не вспом- нил, какой ты по счету. Остаюсь твой покорный слуга, граф Артуа, а куда делась частица "дэ" перед моей фамилией? - почем мне знать, Луи? - может быть, Гастон Мишо ее украл? - кто я, Луи, кто? - вот загадка для Французской Академии. * * * ПИСЬМО ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА КОРОЛЯ ФРАНЦИИ ЛЮДОВИКА К ЕГО СИ- ЯТЕЛЬСТВУ ГРАФУ АРТУА Уважаемый граф Артуа! По поручению его величества короля Франции я вниматель- но изучил присланный Вами текст. К сожалению, Вашу работу ед- ва ли можно назвать перспективной, несмотря на ее очевидные достоинства - к ним относятся прежде всего стремление к живо- сти слога (увы, несколько вымученное) и острота поднимаемых Вами вопросов. Лучше всего, если я приведу собственные слова его величества по прочтении Вашего нравоописательного этюда: "Когда император Некитая просил меня прислать ему каких-ни- будь додиков на роль придворных шутов, я знал, что не оши- бусь, отправляя графа Артуа и аббата Крюшона. Но то, что граф и меня будет развлекать своими юморесками из некитайс- кого далека,- это, признаться, приятная неожиданность". Как видите, Ваши зарисовки снискали весьма высокую оценку монар- ха - едва ли начинающий автор может рассчитывать на большее. Теперь несколько слов по поводу некоторых из поднимае- мых Вами вопросов. Так, Вас возмущает распущенность аббата Крюшона,- всецело присоединяюсь к Вашему негодованию: юноше- ский гомосексуализм давно стал бичом наших иезуитских колле- жей, и кардинал Ришелье лично дал слово королю предпринять все меры, чтобы покончить с этим позорным явлением. Вы также порицаете его величество за пренебрежение физкультурными уп- ражнениями, указывая на опасные последствия такого пренебре- жения. Пользуюсь случаем воздать должное Вашим просветитель- ским усилиям. А открыть его величеству глаза на моральный облик дофина (в своем письме Вы характеризуете его как доди- ка) - это поистине акт высокого гражданского мужества. Кроме того, на ближайшем заседании парламента предполагается рас- смотреть вопрос об оснащении Версаля санитарными удобствами, а также иные меры по снижению сиволапости, на которую Вы так рьяно обрушиваетесь. Как Вы сами можете видеть, граф, факты, Вами изложенные, и без того давно изучены Французской Академией и не имеют какого-либо научного значения (разуме- еется, это никоим образом не умаляет Вашего патриотического порыва). К сожалению, публицистический пафос Вашего этнографиче- ского этюда практически перечеркнут целым рядом эпигонских просчетов и ошибок, столь обычных у всех непрофессиональных авторов. Общий художественный уровень Вашего текста невысок, и выпячиваемая Вами актуальность содержания Вас, увы, не спа- сает. Кстати, и в части содержания налицо несколько досадных неточностей. Укажу некоторые из них: 1. Факт насилия над аббатом Крюшоном с последующей клеветой в Ваш адрес весьма огорчителен для Вас и аббата, но не явля- ется политически важным событием, как Вы об этом ошибочно пишите. 2. За всю историю Франции не отмечено ни одного случая пе- рехода ее границ в обнаженном виде кем-либо из графов Артуа, отсюда Ваши кичливые намеки на якобы совершенное Вами герой- ство лишены всякого основания. 3. Клизма мадам Помпадур - это типичный литературный штамп, давно потерявший свою дидактическую силу, ставший неспособ- ным передать Вашу творческую индивидуальность, неповтори- мость нравоучительного голоса. 4. Скаковая лошадь или конный экипаж значительно превосхо- дят в скорости бегущего человека, таким образом, хваленый аббат Крюшон при поездке на нем (тем более, запряженный в те- лежку с седоком) не способен доставить ни с чем не сравнимо- го удовольствия ввиду своей низкой скороходности. Касаясь же избранной Вами художественной формы, не могу не отметить ее глубокую вторичность и непрофессионализм, а также стремление к своеобразию любой ценой - так навязчивы все эти речевые сбои, оговорки, доморощенные неологизмы вро- де "прикол", "додик" и т.п. Для того, чтобы написать по-нас- тоящему хорошее нравоучительное произведение, важно вырвать- ся из заколдованного круга избитых образов и аллегорий, най- ти зримую, запоминающуюся деталь и через нее передать свое нравоучение. У Вас таких образов и деталей практически нет, что и делает Ваши бытоописательные заметки художественно слабыми, вынуждает меня возвратить Вашу рукопись. Так что, увы, серьезный разговор о публикации Ваших текстов в цент- ральном издании пока невозможен. Дальнейших Вам творческих успехов! По поручению его величества короля Франции - знаю, ка- кого, но не скажу - редактор журнала "Парижская мурзилка"* Гастон де Мишо. _______ * детское иллюстрированное приложение к "Париматч" (прим.ред.)