агерь трофей: золоченую карету императора Бегонии. В ней принц Евгений собирался увезит Настасью. -- Вот, дядюшка, новая коляска тебе! -- сказали казаки. -- Годится! -- отвечало быдло. -- Спасибо, ребята! -- Тебе спасибо, дядюшка! Генерал Голованов сказал, -- Знаешь что, князь: этих-то я уж до границы и сам провожу. А тебе здесь больше делать нечего: ступай с ополчением в столицу, чего мужиков держать, им сейчас самая работа. Быдло согласилось, село в карету и поехало домой. Ополчение по пути расходилось по деревням. Быдло вгляделось в местность и узнало родимые места: здесь оно проезжало с Ефимом Кулагиным. Да вот и сам Ефим -- увидело быдло -- идет рядом с каретой. Быдло высунолось из окна и окликнуло: -- Эй, Ефим, будь здоров! Узнаешь? -- Как не узнать, дядюшка! И тебе здравствуй, -- отвечал Ефим. -- Помнишь, как вез меня? -- спрашивало быдло. -- На огород хотел, вот тебе и огород! Видишь, в какой карете нынче еду? -- Как не видать! -- А видел, как я нынче бегонского принца умыло? Поди, наложил в штаны-то, засранец! Так-то я их! -- хвастало быдло. Ефим как-то старнно кривился и не отвечал. -- Ты что молчишь-то? -- спросило быдло. -- На огород бы тебя,- помявшись, отвечал Ефим. Быдло обиделось, откинулось на сиденье и задернуло шторки. Мало-помалу оно начало яриться. Но странным образом его злость направилась не на огородника Ефима, а на императора Гордея. Быдло распалялось все сильней и, когда въехало в столицу, дошло уже до последней точки кипения. Подъехав ко дворцу, быдло заметило в одном из окон бледное лицо царя Гордея и, еще наполовину только вывалдившись из кареты, неистово завопило: -- Холуина плешивая! Меня на смерть послал, сам во дворце отсиживаешься! Если бы не я, тебя бы за яйца на воротах повесили, твою бы Таську солдатня во дворе е...ла! Император отпрянул от окна, а польщенная вниманием Таисья замахала с балкона платочком. К быдлу поскорее вытолкали Ванятку. -- С победой, дядюшка быдло! -- поздравил Ванятка, протягивая быдлу букет гвоздик. Быдло растрогалось: -- Только ты умеешь меня понять... После этой победы положение быдла в государстве упрочилось непререкаемо. Все забросили императора и со всяким делом шли к быдлу. Калдин, Ерошка и князь Песков осаждали быдло, предлагая осуществить реформы правления. Посол Калдин предлагал ввести начала народоправства, чтобы ограничить на будущее самовластье императора. -- Что ты говоришь мне, Калдин,- с досадой отвечало быдло,- как будто я само не знаю. Да будь Ванятке хоть на восемь годков побольше, я бы давно плешивого холуя в золотари отправило! -- Быдло отлично знало, что царь Гордей, зеленея лицом, подслушивает в соседней комнате. Так повелось, что теперь почти все государственные дела решались по вечерам в детской у Ванятки. Ванятка отвечал Настасье уроки, быдло слушало, а государственные мужи гоняли чаи, иногда пропуская по маленькой, и вперемежку с шахматами и картами толковали политику. Составился кружок из шута Ерошки, посла Калдина, епископа Павсания, князя Пескова, генерала Голованова, купца Терентьева, который переселился в город, и иногда заходил Карл Федорович или кто-нибудь еще. В шахматы лучше всех играл купец Терентьев, за ним Павсаний, за ним Ерошка, потом посол Калдин, потом генерал Голованов и хуже всех князь Песков. Зато в карты лучше всех играл купец Терентьев, потом Кадин, за ним князь Песков, за ним генерал Голованов, и хуже всех играл Ерошка, а епископ в карты не играл. Быдло иногда тянуло душу с Ваняткой, но Ванятка мухлевал, подсовывая под туза второго туза, и быдло всегда проигрывало. Каждый день к быдлу с чем-нибудь приходили: -- Надо улучшить дороги, чтобы процветала торговля,- говорили Терентьев и Калдин. -- Ну, так улучшайте,- отвечало быдло. -- Но в кажне нет на это шредштв,- возражал Карл Федорович. -- Надо взимать пошлину за проезд по дорогам, и расходы с лихвой окупятся,- предлагал шут Ерошка. -- Ну, так взимайте,- говорило быдло. Шут Ерошка особенно досаждал быдлу, постоянно предлагая различные нововведения. Быдлу это так надоело, что оно назначило Ерофея секретарем в государственный совет: -- Будешь совет вместо меня вести, а то бегаешь тут со всем! Калдин и Павсаний одобрили: -- Ерофею Ивановичу давно пора. Генерал Голованов занялся устроением армии и приставал к быдлу, уговаривая сходить походом на Турцию. -- Те земли -- наши исконные вотчины. -- Исконные -- это как? -- А так, что пятьсот лет назад под нами были. -- А до этого? -- А до этого... То ли хазары жили, то ли печенеги, шут их знает! -- Так что же ты предлагаешь, Голованов: сейчас мы эти земли отберем, а завтра печенеги придут и скажут: раньше мы тут жили. -- Да они же вымерли! -- А если воскреснут? Ты что, Потап Алексеевич, крови хочешь? -- Да какая кровь,- ты же с нами будешь! -- А если не буду? -- глянуло на него быдло. И быдло сказало: -- Если в Турции народу живется хуже, чем у нас, они сами к нам отойдут, а если лучше, то чего же тягать их на горе. -- Не время, значит,- понял генерал. Как-то в это время быдло спросило Калдина: -- Калдин, а вот эта вся наша знать -- не бездельники ли? Даромедов зачем держать? -- Не совсем так, ваше превосходительство,- отвечал посол. -- Конечно, они не работают в поле или мастерских, но, будучи освобождены от тягот низкого сословия, составляют среду, в которой поддерживается просвещение. -- То есть? -- Ну, вот Ерофей Иванович,- объяснил посол,- ездил за границу с принцем Агафоном. Агафон -- оболтус был, оболтус и и остался, все так, но не было бы принца, не было бы и заграницы для Ерофея Ивановича, и где бы он всего набрался? Или князь Песков. Скажу по совести, и при европейских дворах трудно сыскать столь обходительного вельможу. Теперь его слуги смотрят на своего господина и усваивают себе, каковы должны быть правила благородного человека. Из подражания и пересказов слуг понятия учтивости расходятся далее вниз, и это так заведено во всех странах: сначала просвещение появляется наверху, а после его усваивают низшие слои. Вспомните лаваторий: сперва его построили во дворце, потом переняли вельможи, а теперь Ерофей Иванович хочет оснастить им все присутственные заведения. Да, жизнь благородного сословия оплачивает простой люд и платит недешево, но такова необходимость: просвещение стоит дорого, но его отсутствие обходится неизмеримо дороже. -- Вон оно как,- поняло быдло. -- Ладно, пусть будет среда просвещения. Но только, Калдин, у наших придворных утонченности, по-моему, с гулькин хрен. -- Я на днях закончил перевод книги "Правила обходитель- ности", где изложены все понятия благородных манер, -- сказал посол. -- По распоряжению господина секретаря ее уже переписы- вают (кстати, надо бы завести книгопечатание для таких случа- ев). Теперь с книгой следует ознакомить благородное общество. -- Непременно пусть каждый до корки выучит! -- велело быдло. Секретарь Ерофей, вникнув в государственные дела, нашел большие упущения в законодательстве. С послом Калдиным при участии Павсания они за неделю написали свод новых законов. Ерофей с ворохом бумаг явился к быдлу: -- Ознакомьтесь, ваше превосходительство! Новые законы на подпись. -- Ты, верно, меня замучать хочешь,- застонало быдло. -- Не буду я это читать! -- Надо, дядюшка! Ты -- князь-правитель. -- Ерофей,- сказало быдло,- ты же в этом больше меня понимаешь. Как ты сам думаешь, нужны эти указы? -- Нужны. -- А правильно написаны? -- Правильно. -- Так давай перо, и я подпишу. -- Нельзя, дядюшка! Как же -- не читая? А вдруг мы там войну объявляем? Быдло даже захныкало от досады, но бумаги приняло. Оно пошло к Настасье: -- Настенька, помоги разобрать, что они тут сочинили! Настасья стала читать. -- Настоящим провозглашается равенство всех перед законом независимо от сословия, народности или веры. Обязанности подданных различны по их месту в обществе, но ответственность закону одинакова. -- Это зачем так, Настенька? -- Верно, Ерофей Иванович хочет справедливого суда для всех сословий,- краснея, отвечала Настасья,- и уважения ими своего долга. -- А надо это писать? -- Вероятно, да,- смущаясь, объясняла Настасья, -- наша страна обширна, и в ней много народов, пусть все знают, что отношение властей к ним равно. -- А ты что скажешь, Ванятка? -- Правильно, дядюшка быдло! -- бойко отвечал Ванятка. -- Учитель истории рассказывал, что древний Рим тем стоял, что сделал римлянами все покоренные народы! -- Ну, значит, так тому и быть. Дальше что? Настасья зачитала: -- Государство не входит в дела веры, предоставляя решать вопросы веры церкви, пастве и каждому самому для себя. Церковь... -- Подожди, подожди, Настенька. Не входит в дела веры -- это о чем? -- Верно, о том, чтобы не было принуждения властью к исповеданию веры. -- Павсаний, поди, воспротивится? -- спросило быдло. -- Нет, дядюшка быдло! -- живо откликнулся Ванятка. -- Я когда в монастыре жил, пропустил один раз молитву, и брат Игнатий дал мне подзатыльник, а владыка Павсаний его осудил, что в молитве не должно быть принуждения, и наложил на Игната эпидемию! -- Епитимью, Ванечка,- поправила Настасья. В это время Ерофей и Калдин разыскивали быдло по какомуто делу. У дверей детской они услышали это обсуждение и многозначительно переглянулись. Вечером Калдин снова обратился к быдлу с предложением изменить правление. -- Ты, Калдин, прилип, как банный лист! -- рассердилось быдло. -- Я тебе сто раз говорило, что будь Ванятке хоть на восемь годков... -- Ваше превосходительство,- перебил посол, -- зачем же ждать так долго? Ведь Анастасия Семеновна тоже наследница! И верно, все как-то забыли об этом! -- А правда, Настенька,- воодушевилось быдло, -- давай-ка мы тебя царицей поставим! Хочешь? -- Ах, нет, нет! -- вся покраснев, отказалась Настасья. -- Дядя Гордей не переживет этого! -- Он-то не переживет! Оставим ему харчи да постель во дворце, да голубятню,- чего ему еще? -- Нет, я не могу,- отбивалась Настасья. -- Государством править -- это ваше мужское дело, а мое девичье дело -- принца дождаться и замуж выйти! -- Какого еще принца? Евгения, что ли? -- Не-ет,- отвечала Настасья,- Евгений чернявый, мне брат Агафон показывал портрет, а мой принц светлый, кудрявый, с голубыми глазами, в серебряном доспехе и с алым плащом за спиной,- я его часто теперь во сне вижу! -- Романтично,- сказал среди общего молчания князь Пес- ков. Все заметили, что при словах Настасьи о принце быдло омрачилось. Больше к этому разговору не возвращались. Как-то раз на огонек в детскую заглянула Таисья Журавлева. Ей давно опостылел царь Гордей, Таисья дала ему отставку и теперь вечерами скучала. Князь Песков и посол Калдин оторвались от пульки и учтиво приветствовали фрейлину. Таисья провела в компании вечерок, и ей очень понравилось: мужчины играют в шахматы или карты, обсуждают что-то серьезное или рассказывают занимательное из жизни, владыка Павсаний это посвоему объясняет, тут же разливает чай лакей Никифоров, на правах старого слуги вступая в разговор, посол Калдин и князь Песков сравнивают впечатления от европейских столиц, горят свечи, светло, Ванятка с быдлом тянут душу, сидя на ковре, в камине на заморский манер потрескивают дрова, все так уютно, по-домашнему... Таисья стала заходить к ним. На следующий раз посол Калдин захватил с собой пару заграничных журналов. Настасья с Таисьей сели рассматривать и очень удивлялись европейским модам. Это занятие сблизило дам, и они подружились. Царевне тоже жилось одиноко, и она была рада найти подругу. Теперь дамы просто не расставались. То Таисья прибегала к Настасье: -- Настенька! Я придумала устроить у нас бал-маскарад! Вестландский посол говорит, что мне пойдет нарядиться цыганкой! -- Ой, Таечка, как это будет чудесно! -- радовалась принцесса. -- А я, я надену черное домино! -- Нет, Настенька, тебе обязательно нужно одеть красное! То Настасья отправлялась кататься по городу и заезжала за фрейлиной. Дамы из-за шторок наблюдали за прохожими и, хихикая, перемывали им косточки. Но с некоторых пор Настасья заметила, что Таисья стала на нее поглядывать как-то свысока. Дуня насплетничала царевне, что фрейлина хвастает тем, будто делит ложе с княземправителем. (- Он меня журавликом называет,- рассказывала счастливая Таисья. -- Так он что, мужчина? -- допытывались любопытные дамы. -- Ой, еще как мужчина! А впрочем, не знаю,- подумав, добавила Журавлева. -- Меня сначала будто облако окутывает, а потом... И фрейлина принималась поверять подробности своих ощущений.) Настасья не поверила. С утра пораньше она пошла на прогулку в сад. Проходя по коридору, принцесса увидела Журавлеву, с томным лицом покидающую покои быдла. Фрейлина смерила Настасью победительным взором. Настасья отвернулась. Вечером она позвала Таисью к себе и сделала ей внушение: -- Вы вольны в своих симпатиях, фрейлина, но я попросила бы вас держать язык за зубами и не похваляться своей распущенностью... Таисья, побледнев, отвечала: -- Я могла бы принять такой упрек от законной супруги, но, помнится, ваше высочество сами не захотели обрести себя в таком качестве... Что до моей распущенности, то я, по крайней мере, не вступаю в кровосмесительные связи! -- Ах ты, паскудница! -- вспыхнула Настасья. -- Дядя Гордей добивался этого и нарочно распускал про меня эти гадкие слухи, чтобы погубить мое имя... -- Так вы до сих пор невинны? -- поразилась фрейлина. -- Да, до сих пор, и сохраню свое девичество до свадьбы! Если она будет... Настасья расплакалась. Смущенная Таисья начала было ее утешать: -- Настенька... Но принцесса отослала фрейлину. В коридоре к Таисье сунулся царь Гордей. -- Таисинька,- он протягивал ей перстень с камнем. -- Обрыд, холуина,- резко оттолкнула его Таисья и ушла. Император с тупым лицом потоптался на месте и отправился к Дуне. Но из ее комнаты раздавался голос Никифорова, и царь повернул к себе. Государь, получив отставку у Журавлевой, сильно сдал. Он осунулся, совсем перестал раздавать придворным щелчки и помирился с императрицей. В государственные дела император теперь совсем не входил и днями пропадал на голубятне. Устав махать шестом, государь садился на складной стул и наблюдал за кружением птиц, вздыхая об ошибках прошлой жизни. Бывший начальник тайной полиции навестил государя. -- До чего дошло,- пожаловался император,- третью ночь снится, будто я зашел полюбезничать с горничной Дуней, а лакей Никифоров дал мне поджопник. (- Больно? -- Даже кожа слезла. Вон, видишь? -- А что, Дуня переменила садовника на Никифорова? -- Видимо, так.) -- Строжайше наказать злодея! -- вскипел бывший начальник тайной полиции. Государь слабо махнул рукой. -- Великодушие его величества беспримерно,- восхищенно прошептал бывший начальник тайной полиции. -- Если бы я знал, что быдло будет так меня обсирать, -- неожиданно сказал император,- я бы не сел на престол. -- Так, может быть, отречься теперь? -- возразил собеседник. -- Может быть. -- Чем же собирается заняться его величество после отречения? -- спросил бывший начальник тайной службы. Император задумался. -- Быдло грозится отправить меня в золотари, но я надеюсь, что за заслуги перед отечеством мне позволят коротать век где-нибудь в тихом домике. Бывший начальник тайной полиции не мог вынести этих терзаний. -- Ваше величество, прошу вас, не надо так отчаиваться! Не может быть, чтобы ваше героическое быдлоборчество не увенчалось в конце концов полной победой! Государь вновь махнул рукой. -- На прошлой неделе дважды подсыпал ему в кашу крысиного яду,- жрет и не морщится! -- Ну и что? Не помогло это -- поможет что-нибудь другое. Вспомните Геракла,- очистил же он авгиевы конюшни, а уж куда ему до вас! Император в раздумье прошелся взад-вперед. -- Думаешь, не все пропало? -- Конечно, нет, ваше величество! Государь остановился. -- Ты прав, друг мой. Прошу тебя -- никому не рассказывай об этой минутной слабости. Фискал поклялся свято беречь тайну. Он стал откланиваться. -- Что, побежал меня быдлу закладывать? -- крикнул ему в спину государь. -- Как вы могли подумать такое, ваше величество! -- зарыдал бывший начальник тайной полиции. Он решил не упускать случая и немедленно отправился к быдлу. Приложив ухо к двери, фискал услышал, что быдло с купцом Терентьевым и секретарем Ерофеем обсуждает планы морской экспедиции в Африку. Лакей Никифоров, незаметно подойдя сзади, нанес бывшему начальнику тайной службы сильный пинок коленом. Бывший начальник тайной службы влетел в комнату и, не вставая с четверенек, принялся доносить: -- Ваше превосходительство! Спешу уведомить вас о злодейских происках плешивого холуя! На прошлой неделе он дважды подсыпал вам в кашу крысиного яду и... -- Фуфло! -- перебило разъяренное быдло. -- Мы тут Африку обсуждаем, а ты с каким падлом лезешь, скотина!.. Бывший начальник тайной службы поспешил удалиться. Он направился к послу Калдину, собираясь известить его об африканских планах быдла, но произошло непостижимое: не сделав и двух шагов, фискал обнаружил себя в отхожей яме летней уборной дворцового сада. Бывший начальник тайной полиции не мог выбраться оттуда и барахтался полчаса, пока его истошные крики не привлекли внимания Карла Федоровича, успокаивающего нервы прогулкой по саду. Карл Федорович подобрал шест и помог утопающему выбраться. -- Вы спасли меня от неминуемой гибели, Карл Федорович! -- горячо благодарил бывший начальник тайной полиции. -- Я ваш должник по гроб жизни! Он рухнул на грудь хранителя казны и зарыдал от избытка чувств. А быдло действительно вознамерилось отправить в Африку экспедицию и привезти оттуда живую жирафу. После ряда совещаний с Павсанием, Терентьевым и послом Калдиным составился следующий план. Часть расходов принимали на себя Калдин и Терентьев, остальные -- казна. Один корабль с товаром купца Терентьева отплывал из Архангельска и плыл в Вестландию, где нанимался второй корабль с командой. В совместном плавании предполагалось достичь Занзибара, продать эфиопам товары и с жирафой и прочими диковинами вернуться обратно. Первоначально быдло само хотело плыть в Африку, но лакей Никифоров, Павсаний и, наконец, Таисья Журавлева один за другим упрашивали его не покидать государство. Быдло, вздыхая, отказалось от заветной мечты. Африканские планы встретили отчаянное противодействие Карла Федоровича. Его слух резко ухудшился, и казначей никак не мог взять в толк, о каких расходах ведется речь. Когда же предприятие излагали на бумаге, то всякий раз по несчастью терялись очки, и Карл Федорович не мог уразуметь, чего от него хотят. Потеря остроты органов чувств дошла до того, что Карл Федорович каждый день в одно и то же время оказывался возле летней уборной дворцового сада, из глубин которой к нему уже взывал бывший начальник тайной полиции. Верный человеколюбию, казначей не мог бросить утопающего на произвол судьбы, а спасенный не мог не поблагодарить Карла Федоровича с прежней горячностью. Хранителю казны никак не удавалось уклониться от изъявлений благодарности бывшего начальника тайной службы. На второй раз он попытался сразу после спасения удариться в бегство, но бывший начальник тайной полиции догнал казначея и рухнул на Карла Федоровича со спины. На следующий день Карл Федорович прибегнул к помощи шеста и целую минуту ограждал себя от сердечности утопленника, но в конце концов тот перехватил шест и, проворно перебирая его руками, приблизился к Карлу Федоровичу на расстояние, достаточное для выражения признательности. Новую тему подвергли оживленному обсуждению в обществе. Зрелище нашли увлекательным, и в урочный час по кустам дворцового сада пряталось множество зрителей. -- Карл Федорович, продержитесь сегодня хотя бы три минуты! -- умолял казначея граф Мерин. -- Я поставил на вас пару борзых... На приеме во дворце, который казначей, как лицо официальное, не мог пропустить, Карл Федорович оказался героем вечера. Генерал Голованов долго тряс руку хранителю казны. -- Какой замечательный вид спорта вы изобрели вместе с нашим фискалом, Карл Федорович! Он воскрешает славный дух молодецких потех былого времени... Но должен вам заметить, Карл Федорович,- вы напрасно пренебрегаете тренировками. Карл Федорович побагровел и повернулся к генералу спиной. -- Ваше заблуждение, генерал,- пришел на выручку к Карлу Федоровичу граф Мерин,- основано единственно на том, что вы никогда не были на родине нашего казначея. Уверяю вас, Карл Федорович ничего не изобретал: этот ритуальный обычай широко распространен среди остзейских нивхов. -- Но бывший начальник тайной полиции не остзейский нивх, -- всхрапнув, возразил князь Песков. -- Нет, но они хотят породниться. Таисья Журавлева поспешила к Карлу Федоровичу. -- Между вами и бывшим начальником тайной полиции такая нежная дружба,- заметила фрейлина. -- Говорят, вы собираетесь его усыновить... -- Итуруп цум тойфель шикотан*! -- вскричал, багровея, Карл Федорович и покинул прием, сославшись на сильное нездоровье. -- Да, да, Карл Федорович,- поддержал его граф Мерин. -- Вам надо быть в форме... После этого к Карлу Федоровичу вернулась острота зрения и слуха, и дело с Африкой было решено. Днем позже болельщики напрасно прождали казначея у рокового барьера. Бывший начальник тайной полиции был вынужден выбраться самостоятельно и полчаса бегал по дворцовому саду, разыскивая Карла Федоровича. Придворным пришлось удовольствоваться тем, что за отсутствием казначея фискал выразил признательность графу Мерину. -- Мне-то за что! -- возопил граф, отдирая от себя бывшего начальника тайной полиции. Но тот и сам не знал, за что он благодарит графа. -- Как жаль, что Карл Федорович сдался так быстро,- долго вздыхал потом высший свет. А в народе появилась поговорка: "отблагодарить по-полицейски"**. Меж тем весть об африканской экспедиции Саврасии достигла иноземных столиц и обеспокоила их. Принц Евгений давно уже колесил по Европе, пытаясь сколотить антисаврасскую коалицию. Он убеждал европейских государей, что его армия была разбита с помощью запрещенного оружия, т.е. нечестно, что, ______________________ * идиоматическое выражение остзейских нивхов ** в значении: ответить черной неблагодарностью, плохо обой- тись со своим благодетелем -- или просто: подложить свинью изобретя это варварское оружие, казацкие орды Саврасии со дня на день готовы обрушиться на просвещенные страны, что беззащитная Турция давно взывает о помощи, предчувствуя аг- рессию кровожадной Саврасии, что царь Гордей вынашивает пла- ны засылки в Европу ватаги Вальдемара Курносого для сеяния смуты, что в Саврасии овладели безбожным колдовством -- и так далее, и так далее, и тому подобное. Европейские государи слушали Евгения скептически, но известие об африканской экс- педиции насторожило и их. Посол Калдин получил из Вестландии срочный запрос и вместе с секретарем Ерофеем написал подоба- ющий ответ. Семь королей и навуходоносор Овстралии съеха- лись на совет. Приглашены были так же эксперты: маг Мерлин и принц Евгений. Император Романики на правах хозяина открыл собрание: -- Господа, нас соединила общая озабоченность: Саврасия, дотоле отодвинутая в силу ее варварства от европейской политики, ныне вторгается в нее непредсказуемым образом. Надлежит взвесить, какими последствиями это чревато для просвещенных народов и избрать надлежащие меры. Будем откровенны, господа: нас всех тревожит судьба наших африканских колоний. А что, если Саврасия замышляет взбунтовать эфиопов и отобрать себе Африку? Прошу высказываться, господа. -- Сомнительно, чтобы Саврасии при ее просторах могли понадобиться африканские колонии,- заметил король Идальгии. -- Ваше величество,- возразил государь Алдании,- вы не знаете коварства варваров. Саврасии, может быть, и не нужна Африка, но, кто знает, не хочет ли царь Гордей лишить ее нас затем, чтобы ослабить Европу? -- Господа, мы все упускаем из виду одно существенное обстоятельство,- высказался великий пахан Цецилии. -- Нам нужно установить причину, которая вызвала усиление Саврасии, пребывавшей до того в косности и невежестве. -- В том нет секрета, ваше величество,- вступил в разговор король Нормании. -- Все началось с перемен в правительстве Саврасской державы, а они последовали с появлением там некого князя-правителя. -- Вы правы, ваше величество! Наши купцы, ведущие торговлю с Саврасией, доносили мне о том же,- поддержал государя Нормании саркофаг Великого Манайского ордонанса. -- Но кто он такой? Есть какие-нибудь сведения? -- спро- сил навуходоносор Овстралии. -- Я думаю, будет кстати пригласить мага Мерлина,- заметил император Бегонии. -- Он как будто сталкивался с ним, когда посещал Саврасию. Позвали мага. -- По счастью, я не сталкивался с князем-правителем лицом к лицу,- заявил Мерлин,- но осматривал его жилище. Берусь утверждать, что это могущественный чародей: у него на стенах начертаны незримые знаки сверхъестественных сил, причем, в служении ему соединились силы как белой, так черной магии. Я на себе испытал воздействие его чар. -- Неужели, господа, мы будем обсуждать в наше просвещен- ное время эти суеверия о сверхъестественных силах? -- небреж- но спросил король Вестландии, глядя куда-то мимо Мерлина. -- Да полноте, господин Мерлин, верите ли вы сами в эти бабкины сказки? -- Хотел бы я посмотреть, ваше величество, как бы вы не поверили,- обиженно отвечал Мерлин,- если на вашу шею одет талисман самого Сулеймена, охраняющий от всех видов порчи, а из стены, тем не менее, вырастает рука и вываливает вам на голову, прошу прощения, горшок с нечистотами. -- Я вам сочувствую, господин Мерлин,- заметил король Вестландии. -- В закоулках городов Идальгии такое волшебство происходит не так уж редко. -- Черт побери, вы правы, ваше величество,- захохотал король Идальгии. -- Такова традиция моих идальгийцев, и с этим чертовым народом ничего не поделаешь! -- Господа, господа! -- призвал к порядку император Романики. -- Не будем отклоняться от темы. Вы, ваше величество,обратился он к королю Вестландии,- как будто располагаете более надежными сведениями, чем мы. В таком случае, не соблаговолите ли вы поделиться с нами? -- Извольте,- сказал король Вестландии. -- Лучше всего будет зачитать донесение моего резидента на мой последний запрос. Секретарь императорского совета Романики принял бумагу и зачитал: -- В ответ на запрос его величества сообщаю, что африканская экспедиция Саврасии снаряжается в количестве двух кораблей и не может представлять никакой опасности интересам просвещенных держав. Эта экспедиция предпринимается сугубо в научных и отчасти торговых целях, главной из них является доставка в Саврасию жирафы, а также иной фауны для основания в Саврасии зоопарка. Посылка экспедиции производится согласно желанию князя-правителя Саврасии и представляет собой часть мер по развитию в Саврасии просвещения. Относительно личности князя-правителя сообщаю, что он является убежденным и настойчивым поборником приобщения Саврасии к лону европейской цивилизации и всецело предан идеалам просвещения. Так, князь-правитель лично экзаменовал кабинет министров по истории и географии и нашел их знания недостаточными. В скором времени предусматривается испытание для всех лиц благородного сословия по правилам хорошего тона. В настоящее время в Саврасии смягчены наказания и отменена смертная князь, проводятся реформы правления, финансовая политика направляется на поощрение торговли и предприимчивости, столица покрылась широкой сетью лаваториев. Слухи о какой-то якобы сверхъестественной природе этого государственного деятеля абсолютно беспочвенны и смехотворны по своей антинаучности, а дурной запах, иногда ощущаемый во дворце, объясняется недостаточно отлаженной ассенизацией. Загадочно единственно появление в столице князя-правителя, о чем он сам намекает по-разному, иногда туманно высказываясь о своем высоком происхождении. Не исключено, впрочем,- придумал Ерошка и оговаривался Калдин,- что в физиологии данного государственного деятеля имеют место какие-либо аномалии, однако это можно было бы установить только после серии лабораторных анализов, произвести которые не предствляется возможным ввиду неразвитости в Саврасии науки. Что же до бесславного поражения бегонской армии принца Евгения,- заключал Калдин,- то оно объясняется мародерством, вызвавшим гнев народа Саврасии, хорошим состоянием саврасского войска и, главное, полной полководческой бездарностью принца Евгения, загнавшего свою армию в кочующее болото. -- Я настаиваю, что это катилось по земле, как океаническая волна! -- вскинулся принц Евгений. -- Это оружие массового поражения, а никак не болото! -- Помолчите, принц! -- резко оборвал его император Бегонии. -- Кочующие болота,- продолжал читать секретарь императорского совета сочинение другого секретаря,- составляют особенность ландшафта Саврасии и распространены на протяжении всей Великой саврасской равнины, нигде не покидая ее пределов, в чем причина незнакомства с этим природным явлением других стран. В силу длительного общения с этим природным феноменом жители Саврасии изучили пути следования кочующих болот и умеют направлять их по своему желанию, что делает военные действия против этой державы на ее территории крайне затруднительными. Совет семи королей и навуходоносор Овстралии молчали. -- Ну-с, что вы на это скажете, господа? -- обратился к собранию император Романики. Высказывания были самые неуверенные. -- Я полагаю, господа,- подвел итог председатель, -- что при всем разноречии наших мнений мы сходимся в двух вещах. Во-первых, необходимо все-таки не допустить эту африканскую экспедицию. Жирафу для князя-правителя я готов пожертвовать из своего зоопарка, Африка здесь необязательна. Король Вестландии кивнул. -- Во-вторых, мы должны соблюдать осторожность и, во всяком случае, пока нет никакой необходимости в крайних мерах,скажем, объявлении войны или морской блокаде Архангельска. Мне представляется, было бы разумно кому-нибудь из нас, а, может быть, и не одному из нас, лично побывать в Саврасии и посмотреть все своими глазами. -- Но как это сделать? -- возразил великий пахан Цецилии. -- Наше недоверие может обидеть императора Гордея. -- Господа, да у нас есть отличный повод для этого! -- вмешался король Нормании. -- Ведь племянница императора принцесса Анастасия на выданьи! Надо просватать ее за кого-нибудь из наших принцев и под этим предлогом отправить в Саврасию великое королевское посольство. Сразу же разгорелся спор о том, принца какой державы выставлять женихом. -- Ну, тише же, господа! -- попросил император Романики. -- Я думаю, в данном случае надо отбирать кандидата не по династическим соображениям, а по вкусу принцессы Анастасии! Есть об этом какие-нибудь предположения? -- Идеал принцессы Анастасии,- сообщил король Вестландии, -- стройный блондин с синими глазами. -- Тогда это принц Алданский,- заключил император Романики. -- Ваше величество, у вас нет возражений против такого выбора для вашего сына? -- Никаких,- ответил король Алданский. -- Но между европейскими державами прежде было согласова- но, что принцесса Саврасская отдает свою руку Бегонии! -- сно- ва вскинулся принц Евгений. -- Молчите, принц! -- гневно осадил его отец. -- Об этом надо было думать раньше, когда вы загоняли армию в кочующее болото! Император Романики, оставшись с глазу на глаз с королем Вестландии, сказал ему в приватной беседе: -- Ваше величество, у вас не складывается впечталения, что баронет Калдин слишком долго живет в Саврасии и принял ее интересы излишне близко к сердцу? Чем поднимать Саврасию из ничтожества, не лучше ли поддержать быдлоборческие устремления императора Гордея? -- Я подумаю,- уклончиво отвечал король Вестландии. Вскоре Калдин получил из Вестландии указания, где сообщались решения высочайшего совета и предписывалось любыми средствами расстроить африканскую экспедицию. Посол согласовал с Вестландией сроки великого посольства и доставки жирафы и принялся действовать энергично. Прежде всего он явился к императору Гордею и известил его о королевском посольстве. Царь перепугался и полез прятаться под кровать. -- Тревога вашего величества преждевременна,- успокаивал посол, нагнувшись к кровати,- посольство прибудет только через несколько месяцев. Император выбрался наружу. Он чуть не плакал: -- Но это невозможно, посол, решительно невозможно! Что подумают обо мне заморские короли? Что они скажут, если узнают, что князь-правитель титулует меня по противоположности и не дает ключа от императорского лаватория? Ах, посол, нельзя ли отменить это посольство? -- Это абсолютно исключено,- твердо отвечал Калдин. Император снова полез под кровать. -- Ваше величество,- сказал посол, удерживая его,- ничего страшного не произойдет. Князь-правитель давно желает совершить путешествие по Саврасии. Можно так подгадать сроки, что великое посольство придется на время его отъезда из столицы. Я поговорю об этом с епископом Павсанием. -- Да, да, сделайте что-нибудь! -- взмолился император. -- Но одно условие, ваше величество,- предостерег посол. -- Это известие должно оставаться в полной тайне, иначе все расстроится. Император обещал никому не рассказывать, даже императрице и бывшему начальнику тайной полиции. Он все-таки проболтался Таисье Журавлевой, но та подумала-подумала и решила, что ей будет лучше сохранить все в секрете. А Калдин отправился к Павсанию и изложил ему все обсто- ятельства, умолчав о жирафе. -- Не могли бы вы, ваше преосвященство,- попросил посол, -- склонить его превосходительство князя-правителя к поездке по Саврасии на то время, пока у нас будет гостить королевское посольство? Разумеется, об этом посольстве лучше пока умолчать вовсе. Вы знаете мое уважение к его превосходительству, но в отношениях между ним и принцессой Анастасией сохраняется какая-то неопределенность, и я, признаться, опасаюсь какой-нибудь неожиданности с его стороны... Епископ не усмотрел в просьбе посла ничего предосуди- тельного и согласился. После этого Калдин разыскал купца Те- рентьева и предложил ему: -- Ермолай Егорович, как бы вы посмотрели на то, чтобы получить ту прибыль, на которую рассчитываете от африканской торговли, прямо сейчас, а экспедицию отменить, сохранив это в тайне? -- А как это возможно? -- спросил купец. -- И потом, его превосходительство никогда не откажется от этой экспедиции из-за жирафы. -- Жирафу ему доставят из другого места,- сказал посол. И он объяснил купцу Терентьеву все дело. Терентьев зако- лебался: -- Все так, я уже потратился и не хотел бы понести убы- ток, но как-то это все опасно... -- Другого выхода нет,- сказал посол. -- Мы не можем рассказать его превосходительству о жирафе, не рассказав о посольстве, а этого делать нельзя. -- Нам не провести это дело мимо казначея,- сказал купец. -- С Карлом Федоровичем я берусь поговорить сам, -- заве- рил Калдин. Он пришел к хранителю казны и сказал: -- Карл Федорович, как бы вы посмотрели, если бы я подсказал вам способ резко сократить расходы на африканскую экспедицию? -- Вам грешно шмеятша над штарым шеловеком, баронет, -- побагровел казначей. -- Я говорю вполне серьезно, Карл Федорович, -- успокоил его посол. Он изложил Карлу Федоровичу свой план: -- ...Итак, жирафу привозят даром, и надобность в экспе- диции отпадает. Мое предложение в том, чтобы выдать экспеди- цию за состояшуюся, а жирафу представить ее результатом. С Вестландией этот вопрос уже согласован, и теперь нужно толь- ко ваше согласие на возмещение наших с Ермолаем Егоровичем расходов. -- А почему бы просто не отказаться от дальнейших расходов? -- прищурился Карл Федорович. -- Но, Карл Федорович, это невозможно,- сказал посол. -- Не исключено, что его превосходительство все равно будет настаивать на экспедиции. И наконец, затраты уже произведены, будет справделиво возместить их мне и Ермолаю Егоровичу. Карл Федорович побагровел: -- Пожвольте, баронет! Вы же предлагаете мне в доле ш ва- ми пришвоить шредштва кажны! Это гошударштвенное прештупле- ние! -- Карл Федорович,- принялся убеждать Калдин,- мне известно ваше бескорыстие, и я совсем не собирался приглашать вас, как вы изволили выразиться, в долю. Речь идет о простом покрытии убытков, при этом расходы казны не растут, но сокращаются,- сокращаются, Карл Федорович! Поймите, мы стоим перед лицом необходимости: рассказать о посольстве его превосходительству нельзя, следовательно, посольскую жирафу придется выдавать за нашу африканскую. Какой смысл в таких условиях продолжать бессмысленные расходы на экспедицию? Карл Федорович стал колебаться: -- Но вы делаете меня швоим шоушаштником, пошол. -- Карл Федорович,- сказал наконец посол Калдин,- мы с вами люди просвещения и не должны руководстоваться предрассудками. Давайте рассуждать логически. Что желает получить его превосходительство от экспедиции? Жирафу! -- и получает ее, если мой план будет принят. Что желает от экспедиции коммерсант Терентьев? Получить прибыль! -- и получает ее. Чего желаю я? Избежать встречи князя-правителя с великим посольством,- и достигаю этого. Чего желает вы? Сохранности казны,и успеваете в этом. Итак, каждый получает желаемое, риск полностью исключается, а расходы казны уменьшаются самое малое наполовину. Карл Федорович подумал, подумал -- и нашел доводы посла убедительными. Несколько дней ему было как-то не по себе, но казначей спускался в сокровищницу и рассуждал логически: -- Что желает получить его превосходительство? Жирафу! -- и получает ее! Что желает коммерсант Терентьев? Прибыль,- и получает... Риск полностью исключается, а расходы казны сокращаются минимум вдвое... Карл Федорович успокаивался, запевал "Горы Шань высоки" и отправлялся на прогулку в летний сад. А быдло действительно давно хотело посмотреть жизнь народа в разных концах Саврасии. Павсаний предложил ему совместное путешествие, и быдло с готовностью согласилось. Вызвался также ехать секретарь Ерофей. Еще взяли Ванятку, слуг, кое-кого из монашеской братьи и в срок, выбранный послом Калдиным, отправились по маршруту, составленному так, чтобы нигде не столкнуться с великим посольством. Государство оставили на князя Пескова и генерала Голованова. -- Ты смотри, Потап Алексеич,- завещало быдло,- плешивому холую воли не давай. А как поступать, если что,- это тебе Настасья подскажет,- она умная! От оказанного доверия генерал прослезился. С отъездом быдла царь Гордей воспрянул было духом. На радостях ему даже приснился сон, будто придворные стоят на коленях в большой зале и просят разрешения ходить перед ним на цирлах. Государь милостиво позволил. Прошло несколько дней, но никто почему-то не спешил воспользоваться дарован- ной милостью. Такая нерешительность сильно озадачила императора, а потом и весьма опечалила. От расстройства при посещении лаватория царь стал путать назначение расположенных там устройств, а посещал он лаваторий до пяти раз на дню, и нетрудно представить, в каком состоянии постоянно находились биде. Это едва не привело к дворцовому перевороту. Придворные начали собираться кучками, перешептываться, а потом и вслух выражать свое возмущение, переходя, как водится, к взаимным обвинениям. Бывший начальник тайной полиции предвкушал уже большую интригу, но гофмейстер быстро выследил императора. После этого состоялось общее совещание, где создавшееся положение было признано нетерпимым. В силу известного недомогания особенно горячились гофмейстер и граф Мерин: -- Ведь хоть бы в одной кабинке пакостил, стервец! А то сунешься в одну -- там нагажено, пойдешь в другую -- и там то же самое! Неудивительно, что князь-правитель решился завести ключи!.. Предложение о сооружении замка на двери лаватория было, однако, отвергнуто ввиду его непрактичности,-- понадобилось бы слишком много ключей, да и лакей Никифоров наотрез отказался пускать императора в лаваторий для слуг. Тогда соста- вили петицию и, попросив _особой_ аудиенции, передали ее государю. -- Ваше величество,-- произнес граф Мерин, с ненавистью глядя в лицо императору,-- мне доверено вручить вам петицию от лица нашего двора. Вы превратно используете биде в общественном месте, чем посягаете на благородное совершение ес- тественных отправлений. Придворные доведены до отчаяния этим ущемлением их неотъемлемых прав. Мы просим вас отказаться от этой странной привычки, иначе невозможно ручаться за последствия. Я лично, по крайней мере, готов на что угодно!.. -- Подтверждаю свое разрешение ходить передо мной на цирлах,-- выслушав, произнес государь. -- Ну, смотри, пеняй потом на себя,-- пробормотал граф Мерин удалясь вместе с толпой представителей. Эта выходка ввергла царя Гордея в скорбное недоумение. Он стал советоваться с бывшим начальником тайной полиции. -- Растолкуй мне, что творится с нашими придворными? Ведь сами же приснились мне пару недель назад, на коленях умоляли разрешить им ходить передо мной на цирлах, а теперь, я вижу, никак не осмелятся. Ты вообразить себе не можешь, до чего меня огорчает их робость. Как бы нам подбодрить их, а то, чего доброго, ударятся с отчаяния в какое-нибудь без- рассудство? -- А что, если вашему величеству, совершая естественные отправления, не делать различий между биде и ночной ва- зой? -- предложил фискал. -- Может быть, это их образумит? -- За козла держишь? -- подозрительно посмотрел на него император. -- Это мудрейшего-то человека в государстве?! Да и как бы я осмелился? При моем-то благоговении перед вами!.. Царь Гордей тупо уставился на фискала. -- Но я и так сажусь на то, что подвернется,-- сказал он наконец,-- а чего добился? -- Вот видите! -- обрадовался бывший начальник тайной полиции. -- Вы сами, вперед меня, нашли этот мудрый ход! -- Хорошо, но почему ты считаешь, что это доймет их? -- Как почему? Во-первых, вы показываете тем самым, что вы им не ровня и выше того, чтоб придавать значение тому, на чем вы устроились. А во-вторых, этим вы подчеркиваете свою рассеянность, и в конце концов, это вынудит придворных дога- даться о ее причине. И тогда, не желая из любви к вам долее огорчать вас, они, несомненно, решатся преодолеть свое сму- щение! -- То есть начнут ходить на цирлах? -- Именно, именно, ваше величество! -- Так что, продолжать валить в биде? -- Единственно верное решение, государь! Ни шагу назад! Через день после этого разговора император Гордей как раз находился в лаватории и по обыкновению подчеркивал свою рассеянность. Внезапно за стенками кабинки послышались ка- кие-то шорохи и шепот. Вслед за тем в щели меж дверью и стенкой кабинки появился чей-то глаз и принялся нагло рас- сматривать государя. -- Ну что? -- спросили за стенкой. -- Опять в биде гадит, скотина! -- отвечал наблюдатель. -- Точно в биде? -- Извольте убедиться! Глаз в щели сменился другим. Дурное предчувствие охватило царя Гордея, и неожиданно для себя он вдруг закричал: -- На цирлах ходить будете! Неосторожное восклицание погубило государя. За стенкой явственно заскрипели зубами и кто-то с ненавистью простонал: -- Каз-зел!.. После этого все светильники были погашены, и в совер- шенной темноте раздался треск выламываемой защелки. Грубо прерывая императорскую рассеянность, в государя вцепилось несколько рук и выволокло его на середину помещения. Потрясенный царь почувствовал, как в рот ему втыкают кляп, а на тело надевают какой-то балахон. После этого царственный му- ченик был сбит с ног и почувствовал на своих боках град ту- маков. Слышалось только прерывистое дыхание и восклицания: -- Вот тебе!.. Вот тебе!.. -- А!.. О!.. У-у! -- мычал августейший страдалец. -- Вот тебе еще!.. -- Куда вы ставите ему моргушник, граф? Это же не голо- ва! -- Чем я виноват, князь, что перепутал в такой темноте? У него и на свету эти части не гораздо отличаются! -- Господа, надо зажечь светильники, а то мы пораним друг друга! -- А!.. О!.. Наконец непостижимое закончилось. Вошедший по своим делам гофмейстер застал государя на полу лаватория в самом плачевном состоянии. -- Ваше величество?!. Какой ужас! Что с вами? Царь Гордей только разевал рот и таращил глаза. Гофмейстер кликнул стражу и велел им перенести императора в опочи- вальню. Он преданно сопровождал государя, не переставая со- крушаться: -- Поверить невозможно -- до какой низости дошла спесь дворянства! Неслыханно: устроить царю темную!.. И ведь за что? -- за то, что император неправильно пользуется биде! Мстить подобным образом за опоганенное биде! В голове не укладывается!.. И кто?! -- собственные придворные!.. И главное, за что, за что -- за обоср... Больно, ваше величество? -- Да, да,-- стонал император. -- Что, быдло вернулось из путешествия? -- спросила царица, увидев поврежденного супруга. -- Нет, государыня,-- объяснил гофмейстер,-- это следствие противоправного обращения с биде. Но следственная комиссия во главе с князем Песковым не подтвердила предположений гофмейстера. Была с несомненностью установлена полная непричастность кого-либо из придворных к совершенному злодеянию. -- ...Итак, ваше величество,-- докладывал князь Песков, -- не только никто из придворных, но и никто из числа ваших подданных ни малейшим образом непричастен к прискорбному происшествию. Посему, мы единодушно пришли к мнению, что имело место колдовское наваждение. Судите сами, государь,-- стража находилась в двух шагах, но не видела, чтобы кто-либо в это время входил в помещение или покидал его, более того,-- даже не слышала никаких подозрительных звуков. Конечно же, это самое настоящее колдовство. -- Но кто бы мог наслать его на меня? -- спросил импера- тор. -- Мнение комиссии, государь,-- это козни мага Мерлина. Помните, ваше величество, в свое время он оказал вам одну известную услугу, но остался недоволен оплатой своих трудов. Тепeрь, в чем никакого сомнения, он воспользовался случаем, чтобы свести с вами счеты, а подозрение бросить на других. Бывший начальник тайной полиции поддержал князя Пескова. -- Мерлин -- известный сквернавец и пройдоха, я никогда не доверял ему! Вся беда, ваше величество, что мы слишком полагаемся на всяких иностранцев, надо быть поосмотрительнее с этим народом. -- В отличие от иных, этот совет оказался уместен. Не успел император оправиться от пережитого потрясения (которое, кстати, полностью излечило его от рассеянности и снов о хождении на цирлах), как во дворец пожаловал странный гость. Царская семья сидела за обеденной трапезой, когда в столовую заглянул смущенный начальник караула и подозвав лакея Никифорова шепнул ему: -- Какой-то иностранец пришел, говорит, что король,-- так не знаю -- пускать, нет? -- Какой король? -- Барто Задрипэ, король вакалейский... Да вид уж боль- но того... задрипэ... Никифоров задумался. -- Ладно, доложи Гордею, пусть сам решает. Начальник караула доложил. -- Странно, я ждал высоких гостей позже,-- удивился император. -- А что, большая свита с его величеством? -- Он один,-- отвечал начальник караула. Царь и царица переглянулись. -- По уставу положено в тронном зале... -- начал было припоминать церемониал государь. -- Но король Барто уже просунул голову в дверь. На его лице была блудливая улыбка, которая сменилась плотоядной гримасой, когда он унюхал запахи царского обеда. Барто подмигнул царю Гордею и втиснулся в столовую, после чего сделал поклон дамам -- императрице и Настасье. Плешь его оказалась под стать Гордеевой, а брюшко даже поболее, зато ростом он не вышел совсем. -- Разрешите представиться, ваши величества,-- произнес гость. -- Бартоломео Задрипэ, король вакалейский! -- Да какой это король! -- закричал Ванятка. -- У него дырки на коленках! Весь задрипанный. -- Ванечка,-- тихо укорила Настасья. -- Помолчи, это невежливо. Но Бартоломео Задрипанного не смутило восклицание царевича. -- Какой наблюдаельный мальчик, хе-хе! Я, господа, тут малость поизносился в дороге. В трактире продулся в картишки, а уж потом до самой вашей столицы, считай, на шаромыжку добираться пришлось. Вы мне позволите к столу присесть? Проголодался, знаете ли... Император с супругой еще только собирался подняться, чтобы приветствовать высокого гостя, как тот уже придвинул к столу свободный стул и стал накладывать себе на тарелку куски пожирнее. Настасья, прекратив есть, наблюдала за всем нахмурясь. Ванятка, прицелясь, запустил в лоб Барто косточкой сливы. -- Экий озорник! -- промычал с набитым ртом король Барто. -- Совсем как мой, знаете ли, племянник... А свининка-то у вас недурна!.. Настасья воспользовалась случаем и удалилась из-за стола вместе с Ваняткой. Барто тут же пересел на ее стул поближе к императрице Акулине. Косясь на ее пышную грудь, но не забывая, однако, чавкать лакомыми кусками, Барто принялся болтать -- очевидно, с уходом Анастасии ему стало свободнее. -- У вас, сударыня, формы как на картине! Да уж, пышней саврасских женщин нет, это вся заграница признает. Завидую царю Гордею, знаете ли! -- Какие формы? -- спросила польщенная царица. -- А вот эти,-- и блудливо хихикнув, король Барто ткнул проказливым пальцем в бок царице Акулине. -- Гхм,-- кашлянул царь Гордей,-- а какими судьбами вы к нам, ваше величество? -- Да какими... -- глаза короля Барто забегали. -- Жил себе не тужил, Вакалея, конечно, колевство маленькое, не как твоя Саврасия, но попить-поесть можно было. Да, знаешь ли, нашлись баламуты, не понравилось, что я то одну деревеньку соседям продам, то другую в картишки спущу... Ну, прибежали ночью: "Ваше величество, мятеж!" -- в одном халате в окно выпрыгнул... Так вот и путешествую с тех пор. Ну, ты-то меня поймешь -- тебя, я слышал, тоже едва не скинули. Я и думаю: а давай-ка я к царю Гордею заверну. Король Барто облизал с руки крем от торта и, подмигнув, пошутил: -- Ты -- Засраный, я -- Задрипанный, как нам было не встретиться, верно? "Кажется, хороший человек",-- подумал царь Гордей. -- Тьфу ты,-- сплюнул лакей Никифоров,-- мало своего холуя, так еще одного из-за моря нелегкая принесла! -- он давно уже клял себя, что решил пустить этого шаромыжника. Августейшие особы беседовали еще, и Барто стал интересоваться князем-правителем: -- Так это что -- правда, что он тебя обсирает? Царь Гордей молча пожевал губами, не зная, что отвечать. Барто, как-то холуйски осклабясь, не унимался: -- Да что ты стесняешься, меж своими же... Он как -- говном тебя из шланга поливает, что ли? -- Фу, какие гадости вы говорите, король Барто,-- не выдержала уже и царица и отодвинула свою нехудую ногу от ладони Задрипанного. -- Зачем было хлебать столько вина? -- Да я, пусенька, по простому, по-королевскому,-- Барто снова положил ладонь на полное бедро. -- Чай, в Европе и не такое водится, между нами-то говоря. Я сколько дворов объездил -- такого вам расскажу, мои дорогие величества! -- Пора бы и опочить после обеда,-- дородная Акулина поднялась со стула, не видя иного способа охладить пыл новоявленного ухажера. -- А что, можно и опочить,-- король Барто двинулся следом. -- Это, пусенька, я всегда согласен! -- Гхм-гхм... -- кашлянул император. -- Ты к нам надолго, король Барто? Глазки Бартоломео Задрипанного снова забегали. -- Да погощу месячишко-другой... Скоро наши подъедут, ну, я их тут подожду. Ты как -- не против? В картишки перекинемся, то-се... -- Шпионить, холуина, приехал! -- в голос пробурчал лакей Никифоров -- и глазки Барто забегали еще сильней. Когда августейшие особы вышли в коридор, чтобы проследовать в опочивальню, навстречу попались Таисья Журавлева и беседующий с ней князь Песков. Князь увидел нового гостя императора и остолбенел. -- А, старый друг! -- осклабился подвыпивший Барто. -- Заходи вечерком, я тебе долг отдам, а потом тебя снова в очко обчищу! Вот только у Гордея взаймы перехвачу. Горди, ты мне тыщонку одолжишь? Он оглянулся на Таисью и изобразил рукой галантный жест: -- Эта, что ли, твоя раньше была? Горди, ты меня к ней не проводишь? -- Это Бартоломео, известный проходимец,-- отвечал князь Песков на вопрос изумленной Таисьи. -- Каким ветром его к нам занесло? -- Да шпионить приехал, не иначе! -- с досадой отвечал подошедший лакей Никифоров. -- Я, чай, стареть стал, ваше сиятельство -- такого холуя за стол пустил! -- А твоя правда,-- согласился князь Песков. -- Пошли-ка за Калдиным, что-то он присоветует! Вечером царь Гордей пошел в опочивальню к царице -- несмотря на отсутствие князя-правителя, Таисья Журавлева и не думала возобновлять с Гордеем прежних коротких отношений. Но тут царя подстерегал сюрприз -- из-под одеяла царской постели на Гордея свойски лыбился король Барто Задрипэ. Императрица Акулина, вся покраснев, сидела на ложе в рубашке и ругалась: -- Гордей, да хоть ты ему растолкуй -- приполз и выгнать не могу! -- Ложись к нам, Горди,-- добродушно предложил Барто. -- Третьим будешь! Такую поездочку соорудим -- на всю жизнь запомнится. Да ты не мнись, корешок, -- в Европе это сейчас так принято. -- Гхм-гхм,-- в нерешительности покашлял Гордей. -- А что, в Европе это и впрямь так принято? -- Да вы что, ироды! -- завизжала царица Акулина. -- Вдвоем на одну напустились! Хоть бы по одному, кобелища такие! Из затруднительного положения царскую чету вывел неожиданный стук в дверь. -- Слышь, Барто,-- позвал император, -- а это тебя. Калдин зовет. Говорит, денег даст. -- Ну, если Калдин... -- король Барто сразу поскучнел и глазки его забегали. В это же утро, еще засветло, Бартоломео Задрипанного срочной эстафетой этапировали из Саврасии. Он садился в повозку и незлобиво ворчал: -- Да я что... Я ж так и думал -- прокачусь на щаромыжку, раз люди просят. Денек-другой поживу и ладно. С месячишко хотелось, ну, да уж не судьба. Ты, баронет, не сомневайся -- доложу в Европе все как договорились. Калдин, может еще полсотни монет подкинешь, а? -- Получите в Романике от посла Вестландии после оговоренного доклада, ваше величество,-- с любезной улыбкой отвечал Калдин. -- Ну, трогай! -- велел он кучеру -- и Бартоломео Задрипанного навсегда унесло из Саврасии. Пока в столице происходили все эти события, путешествие быдла шло своим чередом. Первую неделю они плыли на плотах до Хвалисского моря. Быдло долго рассматривало морские волны и мечтало об Африке, но ему сказали, что за Хвалисским морем лежит Персия, а дальше Индия. -- Индия -- тоже интересно,- вздохнуло быдло,- там енот говорящий и обезьяна ученая. Эх, скорей бы наши из Африки вернулись! От Хвалисского моря повернули на запад и пошли через Казацкое поле. В станицах встречали княжеский поезд хлебом-солью. Быдлу стали попадаться казаки, знакомые по Бегонской войне. Они звали быдло сходить с ними до Персии. Быдло отказывалось: -- Зачем я вам? Не дам разбойничать ведь! -- Да мы так прогуляемся, посмотреть, поторговать! -- говорили казаки. -- Нет, ребята не могу,- жирафу из Африки жду. Вот дождусь, тогда может быть. На вторую неделю вышли к Горбатским горам. Быдлу понравились и горы. -- Как ты думаешь, душа моя,- спросило оно Павсания,- допускают ли эти вершины созерцать с них вселенную? Епископ отвечал утвердительно: -- Всякое уединение с природой располагает к покаянию, ведь душа наша -- та же вселенная. От Горбатских гор повернули на север к Архангельску. Дорогой у быдла с епископом состоялось несколько богословских бесед. -- Дружочек,- спросил епископ Павсаний,- я приметил, что если где до тебя бывает какая нечистота, то после тебя она пропадает. Почему так? Быдло открылось епископу: -- Когда я вижу что-то нечистое, то оно липнет ко мне, ибо по незрячести думает найти во мне свою природу, и его сила переходит на меня, а оно свою силу теряет. Итак, оно становится простой грязью и распадается, я же от этого только добрею. Епископ хранил этот разговор в тайне и поведал его лишь незадолго до смерти. О чем-то подобном, впрочем, епископ догадывался и раньше, и теперь он сказал: -- Мне был сон, дружочек, что если я крещу тебя и приобщу Святых Таинств, то с тебя спадет твоя оболочка и ты откроешься в своем истинном виде. Подумай, дружочек: Саврасия уже не та, народ вздохнул свободней,- смотри, с каким почетом нас всюду встречают. И я так полагаю, тебе уже нет никакой необходимости таиться от мира. -- Я ждал, что ты заговоришь об этом, душа моя,- смущенно отвечало быдло. -- Но ведь земля и так Божья, поэтому, Павсаний, давай не будем торопиться с этим, ибо я чувствую, что утеряю тогда свои свойства, а Ванятка еще не вырос. -- И потом,- добавило быдло,- мне кажется, что для моего преображения прежде должно случиться какое-то другое чудо. Вот, скажем, Настасья,- это я так только говорю, для примера... -- Ты ее любишь? -- спросил напрямик епископ. Быдло занервничало: -- О чем это мы вчера с тобой говорили, Павсаний... Да, как ты думаешь, наша экспедиция уже достигла Африки? -- Эх, чадо,- вздохнул епископ. Ночью быдло увидело вдалеке огонек костра и захотело узнать, каких людей и по какой причине он собрал. Оно пошло на этот костер. Ночь была тихой, и до быдла еще издали стали доноситься раскаты смеха, а подойдя ближе, оно услышало, как какой-то мужик расказывает двум другим про него и царя Гордея. -- ... А царь и говорит:"Я такую харю наел, -- ты ее за три дня не обсерешь!" А быдло отвечает:"Я, да не обосру?" -- и ну царя поливать! А при дворе живут две бл...шки, Таська и Настька, вот быдло и говорит:"Отдавай мне какую-нибудь, а не то каждый день обсирать буду!" А само все верхом на царе-то ездит. Царь и стонет:"Забирай хоть обеих, только с меня слезь!" Быдло-то забрало б...дей и пошло с ними в баню... Быдло появилось у костра и, ни слова не говоря, село напротив рассказчика. Тот сидел с отвисшей челюстью и тоже молчал. Быдло разглядывало его минут десять и сказало: -- Слушай, ты мужик х...й! Х...й мужик продолжал сидеть разинув рот. Быдло так же молча поднялось и ушло в ночь. Вскоре его догнали двое других: -- Дядюшка быдло, ты, никак, обиделся? -- Ты не слушай его, дядюшка быдло,- у него язык черви- вый! -- Его даже из ватаги Вальдемара Курносого за это выгна- ли! -- Та Саврасия,- не оборачивась, отвечало быдло и ушло. К этому времени путешественники уже достигли Большой Саврасской дороги. Утром места показались быдлу знакомыми. -- Где-то здесь,- сказало быдло,- я повстречалось с Ефимом Кулагиным. Ефим оказался легок на помине и попался навстречу княжескому поезду в тот же день. Не помня себя от радости, быдло соскочило с повозки и побежало к огороднику. -- Ефимушка! -- Здравствуй, дядюшка! -- поклонился Кулагин. -- Ну, как ты живешь? Репу с капустой сажаешь? -- закида- ло его вопросами быдло. -- Может, хочешь о чем меня попросить, так говори! -- Но только,- нахмурилось быдло,- если ты, Ефим, заикнешься о своем огороде, я, честное слово, в этот раз тебя обосру! -- Ну, что ты, дядюшка! -- отвечал Ефим. -- Мне стрельцы тогда сказывали,- от тебя в правительстве столько пользы, что куда уже моему огороду! Я ж это так сказал в тот раз, чтобы ты не заносился. -- Экий ты хитрый, Ефим! Но ведь хочешь попросить что-то, -- по глазам вижу. Ефим помялся. -- Не обидишься? -- Ну, говори, говори! -- Врут, будто тебе, дядюшка, из Африки жирафу везут... -- Ну? -- Так ты ее, поди, кормить-то хорошо будешь? -- А то как же! Грушами, молоком и отборной пшеницей,жирафа -- животное изысканное. -- Так вот, дяденька,- нельзя ли мне будет жирафий навоз себе на огород забирать? -- Павсаний, какова сметливость простого народа! -- восхитилось быдло. -- Ведь мне только сейчас открылась тайна африканского плодородия! Ну, конечно, у столь замечательного животного, как жирафа, и навоз должен обладать особыми качествами, и вот почему в Африке растительность пышна, как нигде. И быдло обещало Ефиму выполнить его просьбу. -- Но у меня тоже есть просьба, Ефим,- сказало быдло. -- Ты не мог бы показать то место, где ты подсадил меня на свою телегу? -- А что, помню,- согласился Ефим. Оказалось недалеко. Быдло с дороги рассматривало место и все узнавало: -- Здесь, здесь было. Вон куст ракитовый, а вон и родничек! А по этому пригорку я к дороге карабкалось! Ефим сказал: -- Про этот родник сказывают, будто от него недалече пустынник спасался, чудотворец. Говорят, раз в году в нем живая вода бежит. -- Вон оно что! -- встрепенулось быдло. -- А я-то, навер- ное, в такой день здесь и оказалось! Таким образом, тайна происхождения быдла до некоторой степени прояснилась. От этого быдло до самого вечера пробыло в состоянии приподнятости, но ночью быдлу приснился страшный сон. Ему снилось, будто оно в детской играет с Ваняткой в "Акулю" и тут же сидят Павсаний, Ерофей, Настасья и все остальные, а в это время к дворцу подходит какой-то страшный человек с ледяными глазами. Он вошел в детскую, стал на пороге и велел быдлу: -- Пойдем. Быдло ощутило великую тоску и необоримую слабость, оно встало и, как заколдованное, пошло за человеком с холодными глазами. Быдло хотело ему противиться -- и не могло. Всего ужасней быдлу было то, что все, кто сидел в детской, не видели происходящего и продолжали заниматься своими делами и даже Ванятка, как ни в чем не бывало, стал играть в карты сам с собой. Быдло хотело позвать на помощь, но не могло и этого и только отчаянно надеялось, что кто-нибудь заметит его беспомощность и погибель и прогонит страшного человека, но никто не замечал происходящего, и быдло в молчании следовало за человеком с ледяными глазами и так ушло из дворца и брело в какой-то кромешной темноте. Утром быдло против обыкновения было мрачно и ни с кем не разговаривало. Так пропутешествовали день и вечером разбили бивак. Епископу Павсанию понадобилось по какому-то делу переговорить с быдлом, но он нигде не мог его найти. -- Да вон он, на камень горевать ушел! -- показали епископу. Павсаний посмотрел и увидел посреди равнины огромный серый валун, на котором в закатных лучах возвышалось быдло. Издалека его фигура показалась Павсанию какой-то неприкаянной, и сердце епископа защемило от неясной жалости. Ветер доносил какие-то слова. Епископ подошел ближе. Быдло сокрушалось: -- Сирота я, сирота, одно-одинешенько на всем белом свете... Кто мои родители, где, да и были ли, -- и того не ведаю... Всю страну на себя взвалило, а быдлу ли государством править? И положиться не на кого -- людей нет... Ванятка мал, про плешивого холуя уж и не говорю, его и обсирать-то уже опротивело... Или вот Карл Федорович, жила, ну, ладно, хорошо, казну бережет, ладно, магу дулю подсунул, а вот на Африку поскупился! Если уж на жирафу денег жалеть, то на что ж тогда и казна? Или Настасья, -- до Ванятки бы самое то на престол взойти, так нет, -- она, видишь ли, ждет заморского принца, это, видишь ли, романтично! А, хрен ли, романтично, если все принцы от роду рас...дяи, -- мне Ванятка читал из истории... Один ты, Павсаний, душа твоя голубиная, да ведь тоже,- и под ноги смотреть надо, и под ноги! "Кротки, яко голуби", но сказано: "и мудры, яко змии". А ты от плешивого холуя в монастырь сбежал, а я, значит, теперь обсирай вместо тебя! А то еще Калдин, сума переметная, холуй тот еще,- он, дескать, об одном просвещении радеет. А до дела дойдет,- и продаст, и все просвещение к свиньям... Как тонко быдло умело почувствовать человека, -- просто поразительно! Желая как-то утешить быдло, епископ сказал: -- Чадо, мы все одиноки перед Богом, ибо наги в его глазах от всего. Быдло вздохнуло и отвечало: -- Эх, Павсаний! Легко тебе говорить так! Ведь Бог, как ты учишь, на небе, а на земле твои братья все люди. У меня же никого нет. -- Я не знаю, какой ты творишь подвиг, чадо,- мягко возразил епископ,- но, значит, он нужен Богу, раз Он вдохнул в тебя живую душу. Ты горюешь о своем одиночестве, а Бог никого не оставляет, разве что душа сама оставит Бога. Пойми свое служение, следуй ему, тогда и забудешь печалиться о себе. Быдло задумалось. -- Ты говоришь, Павсаний,- наконец заговорило оно,- что я зачем-нибудь нужно... Пусть так, но мне, зачем это нужно мне? И кому мне служить? И почему от этого рассеется мое одиночество? Епископ объяснил: -- Смотри, чадо, вот мать приглядывает за малым ребенком, а он кричит: "Я сам! Я большой!" и ищет случая побыть сам по себе и все делать по-своему. И вот он убегает от матери куда-нибудь в лес или поле и там вдруг пугается, что остался один, и начинает плакать и зовет свою мать. Вот так и каждый. Пока он думает о себе, что велик, и хочет слушать только себя, то не дает позаботиться о себе Богу и страдает, что одинок на земле. Но, человече, забудь заботиться о себе и вверься Богу,- и вот, не стало твоих печалей. -- А как это -- перестать заботиться о себе? -- спросило быдло. Епископ объяснил: -- В заботах о слабейшем забывают заботиться о себе, но когда ты забыл это, чадо, о тебе заботится Отец Небесный. Лучше же всего обретает себя душа в делах веры. Они замолчали. Епископ ушел, а быдло в глубокой задумчивости пребывало на камне. Ночью епископ с Ваняткой пошли на озеро удить рыбу. Они развели на берегу костер и только закинули удочки, как ночь прорезал радостный крик быдла: -- Павсаний! Павсаний! -- Тише ты, дядюшка быдло! -- закричал Ванятка. -- Ты нам всю рыбу отпугнешь! -- А, вон вы где! Э, Ванятка, что тут рыба, я вам сейчас такое скажу! Запыхавшееся быдло появилось у костра и радостно сообщило: -- Павсаний! Павсаний! Я решило принять ислам! -- Ну вот всегда ты так, дружочек, -- отвечал раздосадованный епископ,- вроде все с тобой хорошо, а потом не удержишься и, прости меня, Господи, как-нибудь да нагадишь! Быдло даже задохнулось от обиды: -- Как тебе не стыдно, Павсаний! Ты же сам меня уговаривал поручить себя Богу! Что ж ты теперь отпираешься? Епископ понял, что быдло говорит всерьез. Он начал убеждать его в преимуществах православия, доказывая это в подробностях, но быдло не слушало. Тогда Павсаний зашел с другой стороны и попробовал объяснить быдлу неосуществимость его замысла. -- Пойми, дружочек,- втолковывал епископ, -- у нас здесь некому обучить тебя обрядам ислама. Где ты возьмешь коран и как ты сможешь молиться, если не знаешь в какой стороне расположена Мекка? -- Как это -- некому? Турок Ахметка научит меня всему! -- Ахметка! -- вскричал епископ. -- Да ведь он даже не турок, а хазарин. Он сам рассказывал мне, что только по видимости изображал себя мусульманином, пока жил у султана, а настоящая его вера иудейская. Уж не хочешь ли ты принять ислам со слов иудея? -- Что же в том, что он иудей? -- не уступало быдло. -- Слово пророка вольно идти как ему ближе. Не сомневаюсь, что если Ахметка скажет что-нибудь не так, то пророк явится мне во сне и все поправит. -- Но, дружочек, не находишь ли ты, что будет противоестественно иметь в христианской стране правителя-мусульманина? Как знать, а вдруг народ заподозрит, что ты передался турецкому султану? -- Ничуть, это только подаст пример веротерпимости,- отмело быдло возражение епископа. -- Как знать, может быть, турецкий султан в ответ на это перейдет в христианство! -- Но что же, дружочек,- спросил наконец расстроенный епископ,- побуждает тебя принять именно магометанство? -- Нет, нет, Павсаний! Совсем не магометанство! Я решило принять ислам! -- Ах, дружочек, ислам и магометанство -- это одно и то же. -- Душа моя, как ты можешь говорить такое, -- не согласилось быдло,- если у географа ясно написано, что индийский народ в отличие -- заметь, в отличие! -- от турок держится магометанства. -- Дружочек, твой географ пишет нелепицу. Магометанская вера называется так в честь Магомета, а он распространил по Турции ислам. Значит, это одна религия. Но хорошо, не будем сейчас об этом спорить, скажи мне все-таки, зачем же ты хочешь принять непременно эту веру? -- Ну, как ты не понимаешь, Павсаний! -- обиженно отвечало быдло. -- Ведь жирафу мне привезут из Африки, а в Африке живут эфиопы, а они же исповедуют ислам! Значит, и я должно принять ислам! Увидев, что дело дошло до Африки, епископ понял тщетность всех уговоров. Он сильно опечалился, почувствовал недомогание и наутро совсем расхворался. Встревоженное быдло не отходило от епископа: -- Душа моя, чем бы тебе помочь? -- Дружочек, прошу тебя ради меня,- слабым голосом попросил епископ,- не принимай, пожалуйста, ислам! -- Э, да что мне ислам, если ты так расхворался! Ты бы мне сразу сказал, что не хочешь этого, а то толкуешь, будто ислам и магометанство одно и то же. Ерофей, знаниям которого быдло доверяло, все-таки смог объяснить быдлу его заблуждение. Быдло со всем соглашалось, обещало Павсанию креститься у него в монастыре по завершению путешествия и вообще избегало богословских споров. Епископу как будто сделалось лучше, и все же он был очень слаб. Стало ясно, что путешествие придется прервать. Путь назад лежал по Большой Саврасской дороге, а до нее Ефим Кулагин взялся довести по прямушке. Княжеский поезд ехал все лесом, лесом и приехал на заимку. Здесь произошло непостижимое: еще издали до путешественников донесся какой-то глухой ропот, похожий на бой барабанов, а затем их взорам открылась поляна, на ней стояло несколько шатров, между ними расхаживали чернокожие эфиопы с серебряными кольцами на руках и в носу, и, главное, главное, посреди поляны стояла большая повозка, и на ней, обнесенная с четырех сторон высокой загородкой, возносила прекрасную длинную шею пятнистая жирафа. За палатками виднелся частокол и за ним несколько изб. Путешественники в изумлении остановились. -- Ванятка! -- изменившимся голосом произнесло быдло. -- Мы в Африке! А говорили, что до нее за море надо плыть! Смотри, Ванятка, а у эфиопов-то избы, как у нас. -- Да нет, ваше превосходительство! -- догадался секретарь Ерофей. -- Это, наверное, вернулась наша африканская экспедиция. Когда только они успели так быстро? Приблизились к эфиопам. -- Ты глянь, Ванятка! -- воскликнуло быдло. -- У эфиопов-то на шеях кресты! А я-то хотело принять магометанство! Действительно, сенегальских негров в Романике окрестили. Путешественники пробовали объясниться с ними, но те лопотали что-то по-своему, и даже Ерофей не мог разобрать ни слова. Один из эфиопов подошел к узкому высокому барабану и руками выстучал на нем дробь. А быдло тем временем подошло к клетке с жирафой и открыло ее. Жирафа вышагнула на поляну. Восторгам быдла не было предела. Оно три раза обошло вокруг жирафы, переживая минуты совершенного счастья. Жирафа нагнула шею и стала щипать траву. -- Ты смотри, Ванятка, смотри,- траву щиплет, -- совсем как корова! -- восхитилось быдло. Жирафа оторвалась от травы, подошла к березе и попробовала ее листья. Быдло тут же отозвалось: -- С самого верха достает, смотри, Ванятка! Вот уж так-то корова не сможет! На задние ноги встанет -- и все равно не сможет! Жирафа отошла к ручью, широко расставила ноги и стала пить воду. Быдло озаботилось: -- Когда приедем, скажу Калдину: пусть для жирафы высотную поилку придумает. Так прошло минут пятнадцать, а затем из леса показался какой-то человек, по виду моряк, с трубкой в зубах и с ружьем в руке, и это был капитан Алан Дук, и он отлучался от эфиопов в лес на охоту, а они вызвали его барабаном. Секретарь Ерофей вступил с ним в переговоры по-иноземному, но оказалось, что Алан Дук бывал в свое время в Архангельке и может говорить по-саврасски. Из беседы выяснилось, что Алан Дук везет жирафу в подарок правительству Саврасии от великого королевского посольства, но почему-то в пути ему велели отделиться и ждать с жирафой здесь, пока за ним не явятся. Жирафа же, как рассказал Дук, привезена из зоопарка императора Романики, от него же и негры, а о саврасской африканской экспедиции Алан Дук ничего не слышал. -- Великое королевское посольство! -- вскричало быдло, отрываясь от восхищенного созерцания жирафы. -- Зачем же оно явилось к нам? -- Цель посольства -- просить руки принцессы Анастасии для принца Алданского Арнольда,- отвечал Алан Дук. -- Руки Настасьи! -- подскочило быдло. -- Без моего ведома! Ну, не холуйство ли! -- Дружочек,- слабым голосом позвал быдло епископ Павсаний. -- Что ты так яришься, ведь не век же Насте сидеть одной. Ты же сам отказался тогда, помнишь ведь, пусть же сбудется Настенькина мечта о принце. -- Наверное, ты прав, Павсаний,- неохотно признало быдло, -- но мне не нравится, что все сделано за моей спиной. Ну да, что уж теперь... Секретарь Ерофей осведомился у Алана Дука, давно ли проехало королевское посольство. Оказалось, что Алан Дук отделился от них только утром. -- Значит, теперь у меня будет две жирафы, -- радовалось быдло,- посольская и которую мне из Африки привезут. Но Ерофей с сомнением покачал головой: -- Мне кажется, тут какая-то хитрая комбинация Калдина. Я узнаю во всем его руку... -- Отвезем епископа -- и в столицу,- решило быдло. Путешествие продолжили, захватив с собой эфиопов, жирафу и Алана Дука. Быдло ехало в повозке бок о бок с жирафой, не сводя с нее глаз и переживая каждое ее движение. Оно забыло все на свете: Ванятку, болезнь епископа, сватовство Настасьи, свой дурной сон -- и погрузилось в незамутненное ничем посторонним созерцание чистой красоты. Тем временем выбрались на Большую саврасскую дорогу и через день достигли развилки на монастырь. -- Ванятка,- попросило быдло,- проводи Павсания до монастыря, а потом приезжай и мне все расскажешь. Я только жирафу во дворце устрою и завтра же креститься приеду. Понимаешь, Ванечка,- такой зверь изысканный,- ну, никак оторваться от нее не могу! Быдло попрощалось с епископом, и поезд разделился. Сердце Павсания екнуло от какой-то вины: епископу почудилось, что он больше не увидит своего друга. А быдло с жирафой и эфиопами прибыло во дворец и здесь увидело множество карет и повозок: великое королевское посольство приехало в столицу какие-нибудь час-два тому назад. Быдло распорядилось устроить жирафу, а само обошло дворец и вошло в здание с другого входа. Оно пробралось к большой трапезной зале, откуда неслись звуки праздника, нашло в стене чуть не у пола подходящую щель и прильнуло к ней. Быдлу открылась ужасная картина: за столами сидело множество гостей, иные из них в коронах, они пили, трескали, лопотали не по-саврасски, а за столом рядом с Настасьей вертелся заморский принц, белобрысый и бледноглазый, в серебряном доспехе и алом плаще за спиной. Не обращая внимания на страшные взгляды отца, принц Алданский Арнольд успел прилично налакаться и теперь вовсю тискал Настасьины коленки. Глупая Настька только краснела и обмахивалась платочком,- она думала, что принцам так и положено. Царь Гордей и императрица, глядя на это, только перемигивались и поднимали чашу за чашей. Потрясенное быдло увидело, как рука принца скользнула Настасье под подол и принялась шарить уже совсем глубоко. Этого быдло вынести не могло. Оно полезло враз изо всех щелей и неистово завоняло: -- Ты зачем, глупая Настька, позорному принцу свою письку гладить даешь! От невыносимой вони у гостей на миг перехватило дыхание, а затем они с воплями и стонами кинулись из дворца. Из глаз высочайших особ рекой текли слезы, многих рвало. Не переставая кричать и плакать, в каком-то единодушном помешательстве они разбегались по каретам. В двадцать минут великое посольство съехало со двора и в ужасе помчалось прочь из Саврасии. Во всеобщей суматохе гостей никто не пытался удерживать. От происшедшего сердце царя Гордея захлестнула лютая ненависть, и он положил внутри себя извести быдло во что бы то ни стало. А быдло само испугалось, что совершило недозволенное. Оно опрометью бросилось в свою спальню, заперлось изнутри на ключ, забилось под кровать и дрожало там, как осиновый лист. Вечером из монастыря приехал Ванятка и толкнулся в двери к быдлу: -- Дядюшка быдло, я епископа отвез! Пойдем жирафу смотреть! -- Не могу, Ванятка,- боюсь,- отвечало быдло из-под кровати. -- Плешивый холуй на меня лютую злобу отрастил, он меня теперь переговнит! Подошедший Никифоров рассказал Ванятке о случившемся. Ванятка побежал к царю: -- Дяденька Гордей, не убивайте быдло, оно хорошее! Государь приказал немедля увезти Ванятку из столицы. Он вызвал к себе посла Калдина и в этот час держал совет с ним и начальником тайной службы. Посол все взвесил и по соображениям высшей политики решил на сей раз принять сторону царя Гордея. -- Некоторое время назад я выписал из Вестландии одну машину,- сказал посол.- Полагаю, она поможет справиться с врагом вашего величества. Но мне потребуется день-другой, чтобы собрать и пустить механизм в ход. Мне нужны слесари, кузнецы, бочары, золотари и еще кое-кто из ремесленников. Император немедленно вручил инженеру необходимые полномочия. Работа закипела. От дворца ко двору посольства принялись сновать люди, по городу разъезжали конные наряды, дворец был оцеплен стрельцами. Секретарь Ерофей и князь Песков убеждали генерала Голованова: -- Потап Алексеевич, пойди к нему, -- ты армия... Нельзя же так!.. Генерал молчал. Он не спал ночь, утром надел свои ордена и вошел к государю. -- Князь-правитель повинен смерти за государственную измену,- хладнокровно сказал император. Начальник тайной полиции подскочил к Голованову и завизжал: -- Ты забыл, как звал его на турок идти, а он отказывался! Нам стало известно, что он собирался принять ислам! Какие еще нужны доказательства?.. Генерал Голованов схватился за саблю: -- Пошел прочь, холуй, или я тебя зарублю!.. Налетевшие золотари вырвали у Голованова саблю, сорвали с него эполеты и выбросили генерала в окно. Голованов покатился в дорожной пыли и заплакал. Потом он медленно приподнялся, сел на мостовой, скрестив перед собой ноги, и стал посыпать голову пылью. С неподвижным лицом он сидел перед дворцом полдня. Государь подошел к окну и выразил свое неудовольствие. Начальник тайной полиции высунулся во двор и распорядился: -- Уберите это падло! Золотари проволокли генерала по улицам и бросили у порога дома. А быдло той же ночью испугалось ненадежности своего укрытия и вылезло из окна в сад. Оно пробралось к летней уборной дворцового сада и ухнуло в ее яму. Инженера Калдина это устраивало как нельзя лучше, и быдлу не препятствовали. Оно лежало в новом укрытии остаток ночи и день, а на вторую ночь вылезло оттуда и прокралось под окно Ванятки. -- Ванятка! -- позвало быдло. -- Ваняточка! Никто не отвечал. -- Ванятка! Спишь, что ли? -- позвало погромче быдло. Оно подождало еще и вздохнуло. -- Ну, спи, спи, Бог с тобой... Быдло поплелось обратно к уборной и больше уже не выбиралось из ямы. А наутро в сад вошли люди и вкатили машину Калдина. По саду расставили стражу, около нескольких огромных бочек суетились золотари с безумными лицами. Дощатую постройку летней уборной снесли, и взорам всех открылось ополоумевшее от страха быдло. Оно металось в своем убежище и почти в беспамятстве голосило: -- Ой-ой-ой, пришла смерть сиротская, ой-ой-ой... Увезут его в поле, зарубят острыми лопатами, ой-ой, никто не заступится, ой, не пожалеют, ой, не помилуют... От машины раскатали толстенную кишку и сбросили в отхожую яму. Инженер Калдин проверил механизм и сказал, что все готово. По знаку начальника тайной полиции к яме подтащили стреноженную жирафу и зарезали на глазах у быдла. Быдло взвыло. В тот же миг заработал насос, и его пронзительный гул слился со стоном быдла. Звук разносился далеко вокруг и был ужасен. В городе выли собаки, по окрестным деревням волновалась скотина. Царевна Настасья рыдала в своей спальне, зажав уши руками. Горожане все побросали и с мертвыми лицами слушали чудовищный вой, не в силах что-либо говорить или чем-то заняться. Инженер Калдин, не вынеся этого ужаса, ушел из сада в кабак и напился до буйства. Он страшными словами поносил императора, короля Вестландии и все земные власти, а потом свалился в бесчувствии. Ужасный гул достиг и монастыря. Епископ Павсаний вышел из забытья и приказал везти его в столицу: он понял, что творится неладное. Братья не могла отговорить владыку. На полпути к городу епископу встретился бегущий в монастырь лакей Никифоров. Он поехал с епископом и рассказал ему обо всем. Владыка велел гнать лошадей во всю мочь и молился Богу, чтобы этот чудовищный рев не смолк раньше его приезда. Прибыв во дворец, епископ хотел войти к царю со словом увещевания. Государь не пожелал принять епископа. Здесь силы изменили Павсанию, и его с великой осторожностью повезли назад. Меж тем огромная бочка наполнилась почти доверху, а падло все не иссякало. Уже хотели придвинуть вторую бочку, но тут дно ямы стало обнажаться, и быдло кончилось. Бочку наглухо заколотили крышкой и вкатили на повозку особой прочности. Шестерка лошадей, запряженных цугом, повезла бочку по городу в сопровождении конных нарядов. Горожане высыпали на улицы и в мертвом молчании провожали повозку взглядами. После чудовищного гула тишина казалась звенящей. Было слышно, как стонет и ворочается в бочке быдло. Его везли той же дорогой, какой оно прибыло в столицу, а позже уходило на войну, а еще позже сопровождало жирафу. Но в бочке не было ни единой щелки, и быдло не могло видеть этого, да оно уже и не сознавало ничего, кроме животного ужаса смерти. У развилки на монастырь повозка с бочкой догнала коляску Павсания. Епископ приказал приподнять его и вознес горячую молитву: впереди был крутой спуск, и епископ надеялся, что лошади понесут, бочка опрокинется, разобьется и его друг обретет свободу. Но лошади не понесли, бочка не опрокинулась, и епископ в изнеможении откинулся на подушки. Он впал в забытье и умер в тот же вечер, не приходя в сознание. А быдло привезли на огромное ровное поле. Бочку наклонили и вышибли днище, ожидая, что быдло вывалится на землю. Но в дороге быдло сбилось в громадный твердый ком и не лезло из бочки. Тогда взялись за топоры и начали рушить бочку. Когда ее разнесли в щепы, быдло вновь обмякло и безобразной кучей развалилось вокруг повозки. Золотари с руганью отложили топоры и вонзили в быдло лопаты. Быдло раскидывали по тачкам и развозили по полю, вываливая в ямы, заранее накопанные на большом расстоянии друг от друга. -- Пора, пора, родимое! Ступай в землю, к червячкам, корешкам, косточкам! -- это напутствие. Ямы засыпали землей и плотно утрамбовали, а после прогнали по полю табун лошадей. Опасались, что ночью быдло будет пытаться выбраться из земли, и на поле оставили караул. Но земля утром оказалось нетронута. Посыльный помчался во дворец и доложил, что с быдлом покончено. Все же до осени сторожей не снимали и каждый день по полю прогоняли табун. А там землю схватили морозы, и караулить не стали. Ближе к лету мимо ехал купец Терентьев и, сам не зная зачем, свернул на то поле. Купец думал обнаружить там сплошь вытоптанный пустырь, и не поверил своим глазам, когда еще издали заметил высокую шею жирафы, расхаживающей среди густой голубой травы. Подъехал ближе,- трава стояла стеной чуть не в рост человека, сорвал пучок -- из-под земли тотчас полезли вверх новые стебли. Терентьев поспешил в город и выкупил поле за большие деньги у царя Гордея. В доле с торговцем Калдиным он выписал из-за моря коров молочной породы и стал их пасти на том поле. Коровы с сияющими от счастья глазами, шатаясь от тяжести вымени, еле переступали на одном месте и едва успевали съесть траву перед собой, как из земли вырастала новая. Для защиты от дождя инженер Калдин придумал ставить складные навесы, и коров тут же на поле доили. Терентьев выстроил сыроварню и маслобойку и стал продавать за границу сыр и масло. Остающееся молоко увозили на рынок в столицу. За ним в городе занимали очередь с утра. Стали покупать молоко и во дворец. Однажды за завтраком император пил стакан и изволил полюбопытствовать о необыкновенном вкусе напитка. Государю доложили, что это молоко от тех коров, которых купец Терентьев пасет на жирафьем поле. Царь допил стакан, вытер усы и повелел отобрать поле обратно в казну, обнести железным забором и сто лет засевать сорняками. Начали исполнять, а государь захворал животом и в три дня скончался от кровавого поноса. -- Достало меня все-таки,- сказал, умирая. Настасья, взойдя на престол, отменила приказание Гордея. Золотарей выпороли, купца Терентьева выпороли, Карла Федоровича выпороли, посла Калдина заставили вылизать языком уборную и выслали из страны. Начальник тайной полиции прятался от Голованова в отхожей яме и утонул. Царица Анастасия, помирившись с Таисьей, совершила с ней паломничество на то поле. Но трава там росла уже самая обыкновенная, исчезла куда-то и жирафа. Желая увековечить образ возлюбленного, Настасья повелела воздвигнуть памятник. Он выглядел так: из подножия серой глыбы возносилась ввысь сосна с листьями папоротника на макушке, и с вершины глыбы к ней тянула шею мраморная жирафа. К О Н Е Ц Февраль-апрель 1991