авидела
свою работу, но всегда была собрана  и пунктуальна, потому что один раз  она
уже  изведала  нужду  и цепко  держалась за место, где  Борманид ей  неплохо
платил. С появлением Страшински в качестве ее шефа, она даже стала приходить
в Лабораторию  на двадцать минут  раньше положенного, чтобы  ее  хоть как-то
отметили.  Красавец-шеф  сразу произвел  на  нее впечатление  своей  статью,
непринужденной манерой  говорить,  и его, начинающие серебриться виски, явно
прикрывали недюжинный  интеллект. Кроме того, Анна не  была  из  той  породы
девушек, которых  устраивал легкомысленный  флирт  с  начальством:  ей  было
далеко за двадцать пять, а тут, если  за дело взяться с  умом, можно было бы
решить  очень  многие проблемы, начиная от  карьерного  роста,  до  создания
прочной,  хорошо  обеспеченной  семьи. (Если  повезет).  Кроме того,  ей  не
приходилось кривить  душой,  любезничая  с  Куником:  он  был  действительно
недурен  собой, и  похоже, благосклонно  принимал маленькие знаки  внимания,
оказываемые  ему   в   неслужебном  порядке.  Анну  немного   раздражал  его
восточно-европейский акцент,  от  которого  не  удалось  избавиться  даже  в
Гарварде. Но, в конце концов, это стало  казаться даже забавным, экзотичным,
что ли. Да и сама она, уроженка Швейцарии,  тоже безбожно грассировала, что,
как казалось, прибавляло ей шарма и сексапильности.  Анне было интересно, на
каком языке  состоялась бы их  первая близость,  если  это вообще когда-либо
произойдет: английский был  для них в равной степени иностранным. У  нее был
только  второй уровень  допуска,  и  Куник,  чтобы всегда иметь  возможность
видеть  ассистентку рядом с собой, сделал ее  своим заместителем, повысив  в
должности (и в окладе тоже). Тогда Анна и узнала о сути спецпроекта. Сначала
ужаснулась  цинизму  идеи:  ведь  ей  предлагалось  участвовать  в  создании
недо-людей, предназначенных на убой.  Но безупречный Куник убедил ее в  том,
что рано  или  поздно это  бы все равно сделал  кто-то другой, и  это только
вопрос  времени. Между  тем,  работы продвигались,  а мутанты  в  стеклянных
резервуарах стали достигать размеров крупного мужчины. Видом они были ужасны
и  угрожающи.  Их мозги еще  спали,  но  туда  стали  потихоньку  закачивать
информацию,  кодирующую  все   их  дальнейшее  поведение.  Страшински  очень
нервничал, потому  что  "рождение" гомункулов предвещало  ему,  или пик, или
крах всей карьеры. Анна, которая уже давно стала "Аней" - на польский манер,
всячески  его  успокаивала, используя дозволенные  и недозволенные средства.
Встречаясь с ней на светских раутах,  которые регулярно устраивались в Башне
-  для  элитной публики, Лоран Конюшанс не раз  пробовала  сблизиться с ней,
подружиться, чтобы в  конце концов, развязать ей язык. Но Анна была женщиной
замкнутой,  и на  контакт не шла, а  все, связанное  с ее  работой, обходила
молчанием.

     На урановом  руднике Тормозунда снова  произошла авария.  Рудничный газ
взорвал  штольню  и  сотни  килограммов  радиоактивной  пыли  просочились  в
атмосферу.  В  радиусе  нескольких  километров  дозиметр  зашкаливал,  и  на
воздухе, возле рудника находиться без  специальных  противогазов было просто
опасно. Хорошо еще,  что ветер  с  Запада отгонял огромное пылевое  облако в
сторону  Океана. Если бы вдруг подул  восточный  ветер,  то  всю  территорию
острова  можно было  считать  зараженной  на  долгие  годы.  К  счастью  для
Борманида и всех остальных, этого не случилось. Министр атомной энергетики и
его коллега по чрезвычайным ситуациям, срочно связались с "конторой", требуя
ускорить  реализацию  проекта.   Обещали  прибавку.  Директор  Бюро  научных
изысканий, все  тот же Сэм Россо,  вызвал к  себе Страшински,  которого знал
давно, и популярно, без  обиняков, объяснил,  что в  случае  неудачи им всем
придется в дальнейшем, петь сопрано и перестать бриться.

     Стояло  душное 22-е  декабря в  Южном полушарии. Сегодня в  Лаборатории
ожидали  "рождения"  первого  гомункула.  Вымахавший  со  здорового  мужика,
эмбрион,   ждал  электрического  импульса,  для  своего   оживления.  Восемь
сотрудников Лаборатории,  во  главе  со  Страшински,  собрались  в  соседнем
помещении, за  бронированным  стеклом,  наблюдать за  процессом  "рождения".
Тело,  почти  двухметрового  роста,  с  мышцами  культуриста  и  физиономией
Кинг-Конга,  лежало на мраморном столе,  с  уже  подключенными  электродами.
Никто  из  сотрудников  Лаборатории,   разумеется,  не  знал  заранее,   чем
закончится  эксперимент,  поэтому   все  возможные  меры  безопасности  были
предусмотрены. Куник  Страшински, сидя за клавиатурой  компьютера, ввел  код
"оживления". Ток пошел, и "тело" стало вяло двигаться. Потом гомункул сделал
несколько активных вдохов, его мышцы подобрались, руки согнулись в локтях, и
он сел  на столе.  Его полуобезьянья морда  на  глазах принимала осмысленное
выражение.  Он,  покачиваясь  на грузных ногах,  медленно  встал, и  подошел
вплотную к  стеклу,  разделяющему помещение. Анна  инстинктивно  вцепилась в
плечо Страшински, который и сам был весьма обескуражен. Куник объяснил Анне,
что  человеческий  эмбрион,   в  процессе   своего  развития,  проходит  все
эволюционные ветви,  т.е.,  у него  вначале даже  растет хвост, и  т.д.  Но,
поскольку  процесс этот искусственно ускорен, признаки приматов  проявляются
очень ярко. Гомункул подошел вплотную к стеклу, хлопнул по нему ладонями, и,
так оставшись стоять, глядя в упор на Страшински, внятно произнес: "Хозяин!"
Разумеется, образ "хозяина" был заранее запрограммирован в его сознании.
     Страшински,   наконец,   решился.   Он   попросил   открыть  для   него
бронированный  отсек,  и  пошел  на  первое  свидание  с  "тварью".  Главное
преимущество  "хозяина"  заключалось  в  том,  что  гомункул  никак  не  мог
отождествить себя с человеком, и, по  идее, не мог качать права. У него даже
не  было  представления о "правах",  но был  хорошо закодированный  инстинкт
повиновения. Глава Лаборатории зашел  в спецпомещение,  в сопровождении двух
охранников, с бластерами и дубинками "электрошок".
     - Привет,  сынок! -  сказал Страшински, весело, но  нервно улыбаясь,  -
Тебя зовут  Чамбок. Меня зовут "Хозяин".  Ты должен  меня слушаться и делать
то,  что я  говорю. Тебя  будут  хорошо  кормить и  ты  будешь  доволен.  И,
поскольку среди  прочих сородичей ты "старший  брат", все, чему тебя научат,
ты  передашь "младшим братьям".  Таково правило. Запомни  Первый закон:  кто
тебя боится, тот слаб, а, значит, его надо подавлять.
     Страшински впоследствии пожалел об этой фразе: Гомункул чуть не угробил
своих  первых пятеро "братьев", пользуясь их полной неопытностью. Они ходили
по Лаборатории, чуть ли не "поджав хвост", угнетенные авторитетом  "старшего
брата". А  их планировали сделать, для  начала, не  меньше двухсот. Пока эта
биомасса с некоторыми признаками разума,  активно размножалась, Куник и Анна
строили планы  на  будущее. Ясно  было, что  обеспеченное  будущее  им  было
гарантировано,  но  эксперимент,  все-таки,  надо  было  довести  до  конца.
Борманид торопил с результатами.


     Первые сбои в поведении  Чамбока проявились тогда, когда  Анна пришла к
нему в "стакан", чтобы  заняться его  образованием. Чамбок - (так, во  время
англо-бурской  войны,  в Африке  называли большой бич,  из кожи гиппопотама.
Страшински дал  ему имечко,  не без иронии.) Гомункул сидел на корточках, не
проявляя особой любезности. Анна обратилась к нему вежливо и ласково:
     -  Здравствуй, Чамбок! Как тебе спалось? Ты не  голоден? Сегодня  мы  с
тобой  пройдем некоторые  нюансы, то есть, как и где правильно  действовать,
чтобы хорошо выполнить свою миссию. (Она  прекрасно понимала,  что  речи его
обучать  - нет  смысла: все  и так  заложено в его  суррогатный  интеллект.)
Гомункул был неподвижен. Анна продолжила:
     -  Чамбок,  милый,  ну,  не  сиди,  как статуя!  Скажи что-нибудь своей
Хозяйке!
     Реакция его была неожиданной. Он, буквально, взорвался от ярости:
     - Сука!  Ты считаешь, что  своими ласковыми речами ты меня  настроишь в
свою пользу! А я плевать хотел. Какая ты, к черту, Хозяйка? Я не вижу в тебе
силы. Сила не прибегает к  лести. А ты  - слаба. И плевать  я на тебя хотел.
Кто ты такая,  чтобы меня учить? Я тебе не Элиза Дулитл! Поняла, сука!  - он
схватил ее своей  мощной лапой за  горло и  придавил  так, что Анна  едва не
задохнулась.  Из  последних сил,  она, извиваясь в объятиях  монстра, нажала
кнопку "охрана".

     Страшински зашел в клетку к чудовищу, уже  не  один, а  в сопровождении
четырех вооруженных охранников, с электрошокерами  и газовыми  баллончиками.
Тварь сидела  на лавке, поджав голые колени к подбородку. Во взгляде не было
ничего, кроме беспредельной злобы. Взгляды человека и Твари встретились:
     - Ах, ты, паскуда, мать твою! Ты на кого хвост подымаешь! Службу забыл?
Нюх потерял? - Страшински был в ударе, потому что Анна едва не скинула, плод
их взаимных  усилий, после инцидента с чудовищем. А таких тварей, по условию
контракта, надо было произвести  на свет не меньше  двухсот. Вот же головная
боль! Поди, знай, как они себя поведут, когда почувствуют, что их много, они
сильны,  и у  них  есть  свой  Вожак, но  все  это -  при полном  отсутствии
каких-либо  моральных устоев.  Чамбок  поежился  и  втянул голову  в  плечи.
Страшински с размаху огрел его дубинкой по голове:
     -  Тварь гнусная! Я тебя  сделал, я  тебя и  по  стене  размажу! Я тебе
покажу, как надо  себя  вести! Ты  протянул свои  лапы к  Хозяйке?  По  всем
расчетам,  ты должен жить, приблизительно, лет пять, но если ты еще хоть раз
позволишь себе подобные выбрыки, ты у меня и пяти дней не проживешь, выродок
поганый! На атомы развею!
     Чамбок закрыл голову руками, и весь сжался в  комок. Видно было, что он
боится грубой силы, и в то  же время,  чувствовалось, что  если  только сила
окажется  на его стороне - пощады  не жди. Страшински  был явно  подавлен, и
Вэл,  встретив его на  теннисном корте,  безуспешно  пытался  разузнать, чем
вызвано такое настроение. Но Куник словно воды в  рот набрал. Было очевидно,
что все, относящееся к работе Лаборатории - держится в строгой тайне.
     Психолог Лаборатории,  Эрик  Форм,  объяснял  поведение  Чамбока очень,
может быть, даже излишне  просто: "Эти твари наделены  наихудшими качествами
быдла: они наглеют, когда чувствуют свою безнаказанность, но они боятся силы
и  становятся  шелковыми, при  виде кнута. Если дать им сбиться в стадо, они
непременно попытаются огрызаться. Поэтому, их надо использовать только в том
количестве  особей, сопротивление которых можно  быстро  и  беспрепятственно
пресечь. Для того,  чтобы  они работали стабильно, их надо держать  отдельно
друг от друга,  отрядами,  до десяти  особей,  максимум."  Стало  ясно,  что
гомункулы, в силу  своего примитивного  психического устройства,  совершенно
лишены  чувства  уважения,  благодарности,  совести  и  всего  прочего,  что
возвышает  род человеческий. Они признавали только  грубую  силу и страх, но
презирали  вежливость  и мягкое обхождение, считая  их  признаками  слабости
человека.

     Чамбок, получив нахлобучку, принялся за  обучение  своих новоиспеченных
"братьев" -  к тому  времени их  было  чуть  более  десятка  и  все они,  от
рождения,  не испытывали недостатка  аппетита:  ели,  как  на убой  (что,  в
общем-то соответствовало истине), и физически развивались, на глазах. Чамбок
сразу поставил себя вожаком, и жестоко избивал своих "братишек", если  те не
хотели  что-то  исполнить.  Вскоре  первая  партия из  десяти  гомункулов, с
Чамбоком во главе,  или, иначе говоря, отделение  взвода, уже была  готова к
выполнению  простейших  задач,  связанных с радиоактивным  материалом. Новый
командир не посчитал нужным давать своим подчиненным имена: много чести.  Он
пронумеровал их,  и  называл  исключительно по  номерам. Разговаривать между
собой   им  категорически  запрещалось,   можно   было   только  докладывать
Начальнику,  который  лишь  иногда  снисходил  до   беседы,  ограничивая  ее
тремя-пятью  словами.  Гомункулов  тайно   переправили  на  рудник,  снабдив
необходимыми инструкциями, и  работа  в  завале началась.  Конвой  из взвода
вооруженной охраны  ненавязчиво  дежурил  по периметру, не  рискуя,  однако,
приближаться к шахте.

     На пятый день  работ начали происходить странные  вещи: гомункулы стали
два раза в  день самостоятельно подниматься из  шахты  и  совершать какой-то
непонятный ритуал.  Чамбок поворачивался лицом  к  "братьям" и простирал над
ними свои лапищи. "Братья" падали  ниц,  а потом протягивали руки к  солнцу.
Такое поведение явно выходило за рамки того, что  было в них закодировано, и
это  заставило призадуматься  психолога Форма. Более  того,  в конце ритуала
"братья", скрестив руки на груди, громко и отчетливо произносили, все разом:
"Чамбок  - Муй!"  Что  бы это значило,  можно было только  догадываться,  но
внешне это  все смахивало на то, что все они признавали в Чамбоке Наместника
Господа Бога на земле, и скорей всего, он сам  навел "братьев" на эту мысль.
Однако, такие спонтанные  проявления религиозности, явно свидетельствовали о
возросшем  интеллекте,  и  похоже,   что  гомункулы  развивались  не  только
физически. О чем они беседовали друг с другом, глубоко под  землей, людям не
было известно. Ясно было одно:  Чамбок стал их духовным  лидером и направлял
все  их  действия,  даже не  связанные  с  работой.  Форм  поделился  своими
опасениями со Страшински, но тот только скептически отмахнулся: "Эти гориллы
никогда  не выйдут  из-под  контроля. Слишком  силен инстинкт  повиновения".
Тогда Форм привел  ему историю  про Голема, искусственного человека. В Праге
есть могила  совершенно реальной  личности, ребе  Иегуды  Лева Бен Бецелеля,
который, по  преданию, создал гиганта из глины и оживил его, начертав на лбу
чудовища слово "эмет", что значит "живой". К этой могиле стекаются паломники
со всего мира, и каждый  приносит  на  нее небольшой камешек, и  так по  сей
день. Так вот, Голем  начал хулиганить  и беспредельничать, а потом  и вовсе
стал убивать людей, то есть, что? Полностью вышел из-под контроля. Тогда Бен
Бецелель  приказал гиганту  завязать  шнурки  на  своих  ботинках.  (Прямого
приказа чудовище ослушаться все же не могло). Голем наклонился, а его хозяин
наслюнив палец,  вытер  у него со лба букву "алеф",  так, что осталось слово
"мет",  т.е.  "мертв".  Гигант  тут же рассыпался  в пыль.  Не  создается ли
впечатление, что мы близки к подобной ситуации? Страшински призадумался:
     -  Но мы же, вроде,  не писали  на них никаких заклинаний? -  его  смех
прозвучал  несколько  натянуто,   -  Кроме  того,  они,  похоже,  становятся
солнцепоклонниками, что  соответствует примитивной стадии сознания. Они ведь
выполняют команды?
     -  М-м-да... Но как  бы нам  не  пропустить  момент, когда  они  начнут
исповедовать фашизм или марксизм, или образуют какую-то новую секту. С огнем
играем, ведь. - Форм покачал  головой, - И чем больше  мы их производим, тем
быстрее они развиваются. Количество переходит  в качество, ведь они общаются
между собой, хотя это,  по идее,  не  положено.  А  Чамбок подобрал под себя
духовную и светскую власть. Это плохо.
     - Я думаю,  все-таки не стоит сгущать  краски,  - успокаивающе произнес
Страшински, - Кроме  того, наш Чамбок симпатичный парень, хотя  и  тупой. Но
чем он  принципиально  отличается  от,  скажем, нашего  сержанта  Фергюсона,
командира взвода охраны? Он недавно дрался на дуэли, вместо нашего министра.
Ему, вроде,  даже сломали ключицу. Но ничего, поправляется. Они даже  чем-то
похожи, с Чамбоком, и ростом, и тупостью. Такая же дубина. Оставим эту тему.

     В  спустившихся сумерках зеленые холмы казались огромными притаившимися
динозаврами. Из  темноты доносились  звуки леса, крики ночных  птиц.  Голова
Анны покоилась  на плече у Страшински,  а  он,  дымя сигаретой, возлежал  на
тахте.
     - Куник, милый, - начала Анна, - давай  уедем отсюда.  Меня  уже просто
тошнит от всего.
     - Это у тебя, наверное, ранний токсикоз, - улыбнулся Страшински.
     -  А что ты думаешь?  Я на третьем месяце.  Уже  полгода  здесь торчим.
Когда же  мы, наконец, официально поженимся? Разве  это хорошо  для ребенка,
находиться  рядом с рудниками? Ты  же  обещал  мне! Ведь у  нас  теперь куча
денег! Положи мне руку... сюда...
     - А будет еще больше, когда мы освоим экспорт "товара". И  этого хватит
нашим детям на всю оставшуюся жизнь. А насчет жениться - это мы успеем, не в
штампе же дело... И кроме того, у меня контракт и там очень жесткие условия.
Я не могу сейчас все бросить.
     - Но милый, я не могу уже видеть этих тварей.  Мне  страшно. Они иногда
так смотрят на меня... Мы же сами сделали их чудовищами. Они не  видят в нас
ничего  хорошего,  только  насилие,  боль,  жестокость. Может,  надо  как-то
помягче с  ними? Фергюсон вчера так огрел Чамбока прикладом, что я подумала,
он ему череп проломит. Одной рукой! Грубая скотина.
     -  Но,  дорогая  моя,  разве ты забыла, как Чамбок  тебя  саму чуть  не
придушил?  И  потом,  не  забывай,  что они  только  внешне  как  люди.  Это
биологические машины. Это,  возможно, самый  важный  заказ в моей  практике.
Борманид свое слово сдержит. Ему невыгодно  экономить на том, что принесет в
десять раз больше прибыли. Тут - простой расчет.
     - Мне кажется, ты их недооцениваешь, дорогой.
     Страшински загасил сигарету, - Давай будем спать.
     Мимо окна их домика, в свете луны, промелькнула какая-то крупная тень.

     Наутро Дин Джонсон, по кличке "Динамит", инженер, правая рука Чекануса,
который  ведал  организацией  работ  на  шахте,   вовсю  распекал   Томми  -
симпатичного негритенка, который работал в прислуге:
     - Негодяй! Вечно что-то стащит, прямо из-под  носа! Быстро признавайся,
куда дел книжку, а то - выпорю!
     Чеканус  подошел  к  ним  и  живо  поинтересовался, что  же, собственно
произошло.
     -Да  вот,  этот гаденыш спер  мой справочник по подрывным работам.  Он,
небось, и читать не умеет, взял, наверное, крутить самокрутки!
     - Ты что, страдаешь расовыми предрассудками?
     - Да мне наплевать, какого цвета у него шкура, если мозгов нет! Где моя
книжка?

     Но  следующий день принес  еще более неприятный сюрприз: посреди  ночи,
гомункулы  ворвались  в  помещение  охраны,   связали  сонных  охранников  и
завладели  оружием. Вот, что значит - потерять бдительность! Слава богу, что
основная часть оружия хранилась в отдельной каморе, под замком. Но несколько
бластеров и электрошокеров они все же добыли.  Смена,  пришедшая  из казармы
(охрана  велась круглосуточно), освободила своих товарищей, и  подняла общую
тревогу. Заревела сирена в утренней  дымке. Все повыскакивали  на свет божий
из  Лаборатории. Гомункулы забаррикадировались  в  рабочем  бараке, где  они
жили, и оттуда выкрикивали невнятные угрозы. Охрана начала обстреливать окна
барака. Взбунтовавшиеся гомункулы,  (а  их было  на  тот момент  уже  больше
двадцати),  пытались вяло отвечать из двух-трех стволов. Россо, который  был
тут главным, ругался последними  словами.  Стало ясно,  что  если хоть  одна
тварь сбежит с закрытой территории, это будет равнозначно катастрофе. Скрепя
сердце,  Россо  дал команду открыть огонь  на  поражение. В результате барак
разбомбили из базуки.  Когда  стихли  звуки  стрельбы,  воцарилась  гробовая
тишина, и сразу стало  ясно, что с восставшими все кончено. Когда же солдаты
переглянулись, ища своего командира, оказалось, что сержант Фергюсон куда-то
исчез. Его нашли внутри барака, голого,  полуживого,  со свернутой шеей. Его
одежда,  удостоверение   и   табельное  оружие   тоже  исчезли.  Поверженных
гомункулов тщательно пересчитали. Недоставало только  одного  - Чамбока.  На
его  нарах,  под тюфяком  нашли  книжку  "Организация  подрывных  работ...",
пропавшую у инженера Джонсона, брошюру "Борьба с  международным терроризмом"
и расписание авиарейсов из Тормозунда.
     Страшински, мысленно  связав  цепочку  фактов,  схватился  за  голову и
бросился  в Лабораторию.  Там все  было  перерыто,  словно слон потоптался в
посудной  лавке. Компьютер был разбит вдребезги, жесткого диска на месте  не
оказалось. Трясущимися руками, Страшински воевал с замком сейфа, когда вошла
побледневшая Анна. Наконец, сейф с лязгом  распахнулся и  Страшински чуть не
взвыл от досады: в запертом сейфе , где хранились его гонорары, документы  и
диски, не  осталось ничего. Зато,  неизвестно откуда появилась книжица "Майн
Кампф" в дешевом издании. Но самое ужасное было то, что из лаборатории исчез
сосуд  с  обогащенным  ураном,  который  держали здесь  для экспериментов  с
радиацией.
     Далеко  в  небе,  только  оторвавшись  от   взлетной  полосы,   блеснул
среброкрылый   "Боинг",  рейсом  "Тормозунд  -  Нью-Йорк".  Так,  с  треском
провалился  очередной  авантюрный  план Борманида.  Тот  очень  боялся,  что
сведения  просочатся  в  прессу, и  молчал.  Единственное,  что  он заметил:
"Хотели помочь людям, избавить от радиации...Теперь  понятно, что жестокость
обращения - не признак хорошего воспитания. Не испытав на себе самом, ласки,
заботы, преданности и уважения, никто не станет проявлять их к ближнему. Это
мы -  Эрику Форму, психологу, - устроим  выговор!",  а подумав, добавил: "Но
миндальничать - это еще, в десять раз  хуже. Скоты  - есть скоты". Влетело и
Сэму:  "На  Луну  сошлю!  Заниматься  селекцией  кукурузы,  на  ее   пыльных
тропинках! Ничего нельзя доверить!"
     Страшински и Ани Домани,  не  дожидаясь, пока их коснется гнев Владыки,
сбежали,   втихаря,   на  континент.  Жалкие   несколько   тысяч,   которые,
предусмотрительная Ани оставила на рождение ребенка, припрятав у себя, так и
остались  утешительным  призом  в  их  отчаянной  попытке  зажить  безбедно.
Страшински,  философски  заметил,  что  "в  этой стране  выгодней  продавать
горячие  пирожки, предметы интимной гигиены или  ковырялки для ушей,  нежели
заниматься научной  работой". Апсайд Даун,  как великий  эксперт  в вопросах
сыска, обследовал пустой сейф и разгромленную Лабораторию, и заявил Владыке,
что злоумышленников бесполезно сейчас  разыскивать  в Нью-Йорке,  поскольку,
учитывая действия Чамбока, неизвестно, стоит  ли еще названный город, до сих
пор, на лице земном.

     Описывая  некоторые события, Лоран  использовала  и  ретроспекцию,  как
художественный   прием,  разглядывала  события  под  новыми  углами  зрения,
интриговала читателя,  словно из паззлов складывая цельную  картину, которая
раньше представлялась ей абсолютно непонятной. Выходило несколько сбивчиво и
путано, но  она ведь,  когда начинала свои записки,  и  сама не знала, что к
чему!  Борманид  заставил  ее  пробиваться сквозь  непроходимые заросли  его
вранья. "Акула  пера",  она  помнила святое  правило:  "Краткость  -  сестра
таланта, но теща гонорара".
     Лоран узнала обо всех подробностях происшествия от Сэма, но значительно
позже,  когда между  ними установились  более доверительные  отношения.  Нет
ничего, что так  сближает людей, с самыми разными взглядами, как неприязнь к
общему обидчику. Это - основа всех переворотов и  революций, когда, свергнув
общего врага, они тут же начинают враждовать, уже  между собой, выясняя, кто
имеет больше оснований взять власть в свои руки.

     Вечером к  Борманиду  ввалился  пьяный  Россо, и  между ними  произошла
краткая, но  содержательная и эмоционально насыщенная беседа.  Ее позитивную
суть можно  было  бы  выразить  в  течение  одной  минуты, и сводилась она к
следующему: Борманид  - без изобретения  Россо  был бы нулем без палочки, на
что тот парировал, что если б  не его , Борманида,  гений, то сидел бы Россо
сейчас по  низким бадегам,  клянча у корешей по доллару на стакан бормотухи.
Но, учитывая  поливы  отборного  мата с обеих  сторон, диалог  растянулся на
целых  десять минут. К  тому  же Россо  запинался, порою, в  поисках нужного
слова, поскольку в ругани - повторяться, а тем более, повторять высказывания
собеседника,  типа  "съешь  сам!"  или  "сам дурак!" - считалось  моветоном.
Перебрав все сведения по зоологии - о свиньях,  гамбургских петухах, козлах,
пьяных обезьянах, дятлах и моржах, перечислив  все противоестественные формы
совокупления,  известные  сексопатологии, включая  разновидности  инцеста  и
нарушения традиционной ориентации,  собеседники, к концу  разговора ощутили,
что их отношения стали заметно прохладнее.

     Оргия Борманида

     Владыка был большим жизнелюбом и зная, что жизнь коротка и быстротечна,
никогда не отказывал себе  в  любых,  даже самых извращенных  удовольствиях,
благо, он имел неограниченные возможности, деньги и власть.  То, что римские
патриции  вытворяли  в  термах  с   гетерами  -  было  верхом  скромности  и
целомудрия, по сравнению с тем,  что  устраивал Борманид. Возлежа на  тахте,
Владыка поглаживал куртизанку, периодически запуская руку на столик с едой и
питьем.  Стройная негритянка "топлесс", покачивая бедрами  в  такт негромкой
музыке,  овевала их опахалом из  павлиньих  перьев. Опорожнив  бокал мадеры,
Владыка устремил жадный взгляд на раскинутые в стороны ножки, пуская слюни:
     - Бог мой! Какой у них аппетитный вид! Я хочу их! Ей-богу, сейчас съем!
Не могу удержаться!
     - Папочка любит ножки? - игриво проворковала девица.
     -  Еще бы!  Я на них просто балдею! А  какая у них  нежная кожа! Но для
начала мы их слегка польем...
     Владыка, вожделенно  глядя на ножки,  полил  их кетчупом  чили, схватил
обеими руками и вгрызся как голодный волк, сопя и чавкая... Курочка гриль, с
хрустящей корочкой, затрещала у него под зубами.
     -  Умеют  готовить,  сволочи!  И  прожарена  в  меру,  и  мягкая, и  не
пересушена. Ану-ка, детка, пододвинь сюда майонез и подлей вина.
     И так могло продолжаться несколько часов подряд...


     Cherchez la femme!

     Затворник Биогем начал  работу над защитной экипировкой  Лоран. Сначала
он заставил  ее убрать  волосы, натянув ей на голову резиновую  шапочку  для
купания. Потом, очень  аккуратно, он положил  поверх нее  слой  гипса. Когда
гипс застывал, Лоран  казалось,  что у  нее  плавятся мозги, настолько форма
нагрелась от химической реакции. Но чего только не вытерпит женщина! В конце
концов, - думала она, - Это не хуже, чем сидеть в парикмахерской с бигуди на
башке.  Когда  гипс  окончательно  застыл,  форму  бережно  сняли,  вместе с
шапочкой,  и потом залили бетоном.  А  в конце, по  этой бетонной  болванке,
выдавили из листового свинца, самую натуральную каску,  идеально прилегавшую
к  голове.  Изнутри ее  обклеили  поролоном, а снаружи -  прикрепили  парик.
Весило все  это сооружение килограмма три, и носить его было очень неудобно:
быстро уставала шея. Но ведь и водолазы, в тяжелом костюме, таскают на  себе
свинцовые  ботинки и тяжеленный шлем. А что  поделать! Но преимуществ  было,
целых два:  во-первых, голова  была надежно  защищена от коварного излучения
Генератора,  а   во-вторых,   парик   и  темные  очки   делали  Лоран  почти
неузнаваемой,  даже  на  близком  расстоянии.  Стоически  перенеся  всю  эту
малоприятную процедуру, Лоран выслушала наставления Биогема: Чтобы отдохнуть
от этого  головного убора, его можно  днем снимать ненадолго,  максимум,  на
час, пока  не появятся первые признаки легкой эйфории, а на ночь его можно и
вовсе  не надевать  -  ночью Генератор работал еле-еле,  в  одну пятую своей
рабочей мощности. Периодически Генератор полностью отключали по ночам, чтобы
дать остыть. Действительно, зачем расходовать  лишнюю энергию, если сознание
людей и так погружено в сон?


     Вэл крадет у робота чип с паролем

     Вэл  и  Лоран,  Чеканус и  его  группа,  условились осуществить  акцию,
предшествующую захвату власти, в следующую среду.  Когда стало известно, что
Борманид должен посетить Континент по каким-то официальным делам. И хотя все
роботы-охранники,  и  полиция  оставались  на  острове, без Владыки им самим
трудно  было бы  координировать действия и принимать ответственные  решения.
Вэл случайно  подсмотрел, как у  подножья горы  Кучамалангмы проходит  смена
караула: один,  свежий  взвод роботов-охранников занимал место  на  посту, а
отслуживший  -  спускался  с горы,  чтобы  подзарядить  аккумуляторы. Взвод,
вернувшийся из караула,  выстраивался вдоль специальной площадки  с  силовой
панелью, они по команде  всовывали пальцы своих стальных  рук в  специальные
отверстия,  и автоматически  отключались, до  полной зарядки  аккумуляторов.
Отключали их затем, чтобы эти стальные  стражи,  не знающие сна и усталости,
не  реагировали  на каждого проходящего  мимо,  человека  из персонала, и не
выдергивали  бы  свои  пальцы  из  розеток,  чтобы  стрелять  в  "нарушителя
периметра". То есть, на все  время зарядки, роботы "спали" и были совершенно
безопасны.
     Фимаус воровато оглянулся по сторонам и  спокойно, не  спеша, подошел к
ближайшему роботу.  Тот  стоял,  как  изваяние и жив  в  нем  был  -  только
индикатор  зарядки.   Вэл,  следуя  инструкции  Чекануса,  быстро  отодвинул
пластину на титановом затылке робота и  вынул оттуда  микрочип, размером  со
стандартную sim-карту. Потом, быстро закрыв  отверстие все той же пластиной,
он, все так же оглядываясь, поспешил обратно, где  его уже поджидали Чеканус
со своим отрядом, и Лоран:
     - Получилось! Теперь код -  наш.!  А это - пропуск к Генератору. На что
Чеканус добавил:
     - Да, если  только Биогем правильно засек их  передающую частоту, чтобы
прием-передача сигнала прошла без ошибок.  Ведь, если - нет, то этого робота
(который  без чипа)  разнесут в клочья его же однополчане, а  в караул будет
послан сигнал тревоги первой степени.
     Он  вставил  чип в  прибор, который  представлял  собой  всего-навсего,
слегка переделанный  Биогемом, мобильный  телефон.  Чеканус направил его  на
Гору,  куда  медленно поднимался свежий взвод. И  увидев на дисплее заветные
цифры, сияя от радости, Биогем сказал:
     - Все прекрасно. Он работает.  А теперь  быстро отнеси его  на  место и
всунь  этому болвану обратно в башку, иначе мы все  спалимся раньше времени.
Главное -  мы  теперь знаем, что  все работает  нормально.  Мы  легко сможем
повторить этот трюк с чипом, когда подойдет день "Х".
     Тогда Вэл предложил:
     - А, может  быть, взять, да  и повытаскивать чипы  у всего взвода, пока
они отключены? Тогда оба взвода - тот, который вернется из караула,  и этот,
просто перестреляют друг друга! Чеканус переглянулся с Биогемом:
     -  Это малореально.  Одно дело -  украсть один  чип. Это занимает  пять
секунд. Но у целого взвода - это уже - больше минуты. Тебя засечет кто-то из
людей персонала - и вся затея провалится.  Нам нужен только,  всего-навсего,
один. В качестве пропуска. А пока что, валим!

     Чеканус достает Прототип.

     В один из  вечеров Пророк пригласил Лоран и Вэла к себе на званый ужин.
Разумеется, никакие отказы  им не принимались, и наша  сладкая  парочка была
вынуждена весь  вечер  наслаждаться обществом Борманида. Но  Вэл уже передал
Чеканусу микрочип с кодом-пропуском, который он стащил у робота-охранника. И
пока  друзья  поглощали устриц  с белым вином,  под сладкий  лепет Люлли или
Куперена,  а Владыка шлифовал им  уши своей болтовней, Чеканус отправился за
Прототипом. Вставив чип в прибор, и настроив частоту передачи, старый геолог
направился к подножью горы Кучамалангмы. Он  специально сделал большой крюк,
пройдя  по дуге у подножья, чтобы его не  заметил кто-нибудь из  людей. А за
роботов он  не переживал:  стальные  истуканы принимали сигнал от его чипа с
кодом, и  были уверены,  что перед ними  - один из "своих". Пещера,  где был
спрятан  Прототип Генератора, была отмечена на  карте Сэмом собственноручно.
Это было  место,  со стороны города, на высоте  каких-то трехстах  метров от
подножья,  но чтобы добраться до него, нужно было отмахать вкруговую, добрых
километров пять. Сам Периметр играл двоякую роль:  он  не  только перекрывал
доступ  к  Генератору, но и создавал пограничный кордон, отделяющий  большую
часть  острова и  Кацапет-Сити  от  Элитного района, где  находились  Башня,
психбольница,   учреждения,   казармы  и  прочее.  Эта   пешая  прогулка  по
пересеченной местности заняла несколько часов. Взошла полная Луна и освещала
путь ученого.  Дойдя  до  пещеры,  вход в  которую  был  специально  завален
ветками,  Чеканус  с  облегчением подумал: как хорошо, что  ему  не придется
тащить  Прототип - весь путь обратно. Ему надо было только  извлечь прибор и
перетащить  в любое место - по ту сторону Периметра, чтобы  там перепрятать.
Тогда заговорщики в Хацапет-Сити  смогут  его оттуда извлечь, не рискуя быть
атакованными  роботами.   Вытащив  увесистый  чемоданчик,  Чеканус  прошелся
пальцами  по его  бокам. Нет,  никаких следов влаги  не  было.  Значит, есть
надежда, что будет работать. Он пронес его всего  несколько сот  метров,  за
Периметр, затащил в заросли кустарников и для верности, укрыл брезентом. Два
деревца  и  скала,  одиноко  торчавшая  посреди  равнины,  послужат  хорошим
ориентиром. Он вытащил мобильник и позвонил Вэлу.

     Ужин был  в самом  разгаре,  когда у Вэла в  кармане  зазвонил телефон.
"Турецкий марш" Моцарта, ага, значит, это Чеканус! Они  условились, что  тот
перезвонит, когда будет  на месте. Но кто же мог предвидеть, что в последний
момент их  пригласят  на  ужин  к Владыке, а  отбрыкаться  не  было  никакой
возможности!  Главное, чтобы  Чеканус  не успел  наболтать в трубку лишнего:
если Борманид уловит хоть одно  уличающее, неосторожное слово - это  провал.
Он попытался  сделать  какой-то намек, чтобы  на  другом конце  попридержали
язык:
     - Добрый вечер! Слушаю вас. Да, да, погода прекрасная. А мы как раз - в
гостях у господина Борманида.  Да, вот так вот,  неожиданно, сюрприз... А на
рыбалку? Завтра? Я бы составил компанию, спасибо.
     Тут Борманид знаком попросил Вэла, чтобы тот передал ему трубку:
     - Алло! Чеканус,  старый вы каналья? Где вас носит? Не хотите составить
компанию  нам? У меня сегодня  крайне общительное  настроение. Надоела жизнь
затворника...
     "Вот же, черт!" - подумал Вэл: "Не хватало, чтобы Владыка сейчас послал
за ним машину!" Но Чеканус быстро прикинул, что к чему:
     - От души благодарю, но сейчас я  даже смотреть не могу на  еду. У меня
дико разболелся зуб.  А наблюдать мою кислую  перекошенную физиономию  - это
удовольствие, ниже среднего.
     - И  вы собрались  с такой зубной болью на рыбалку? Пойдете к  зубодеру
завтра с утра? Так зачем  же мучиться?  Давайте  я  вам  предоставлю  своего
личного эскулапа прямо сейчас!
     -  Нет,  нет! От души благодарю, но у меня  есть уже свой специалист  с
золотыми  руками  и  я  к  нему   привык.  Ночку  как-то  перетерплю,  приму
снотворного. Еще раз, спасибо, и всего доброго.
     Ах, ты ж, заботливый наш! Чеканус заспешил домой, учитывая то, что путь
-  неблизкий,  а  ноги  и  сердце -  уже  не те,  что  в  молодости.  А если
аккумулятор  в  его  приборе  разрядится,  то  можно   попасть  под  обстрел
роботов-охранников. Надо  еще успеть "нарисоваться" в пабе, пить там виски и
вовсю жаловаться  на "проклятую зубную боль" - тогда у него  будет  алиби. А
то, что  в пабах, казино  и прочих людных местах  всегда крутился  кто-то из
шпиков БГК, было ясно и младенцу. Вот, пусть  они  и  донесут, что  он вчера
вечером зубами маялся.
     Доплелся  Чеканус  до  паба,  только  в  начале  первого  ночи. Но  это
заведение  всегда работало "до  последнего  клиента",  а  сегодня  отбою  от
клиентов не было: стояла  жара и  духота,  холодное  пиво и виски со  льдом,
лились галлонами. Чеканус выложил перед барменом пару смятых бумажек:
     - Мне пожалуйста, виски, но безо льда. Дико разболелся зуб. Снаружи-то,
он вроде, как целый... Может, нерв  застудил... Ой!  Вот, опять!  За что мне
это мучение?
     - По такой жаре - и застудить?
     - Господи, я  уже  и сам не  знаю!  Чеканус так вошел в образ,  что ему
показалось, будто зубы у него заныли на самом деле.
     - А  вы попробуйте набрать  виски  за щеку  и пару минут так подержать.
Помогает.
     Так,  вскорости,  в  пабе  не  осталось  никого,  кому  бы  Чеканус  не
пожаловался на зуб. И с каждым приходилось выпить, а поскольку обычно пил он
редко  и мало, то часам к  двум, наклюкался  основательно.  Он  почувствовал
невероятную усталость,  и  решил, что  в следующее восхождение  на гору надо
будет  отрядить  кого-то  помоложе  - да хотя бы, того же  Вэла. Приплетшись
домой  глубокой  ночью,  он,  первым  делом  спрятал  поглубже передатчик  с
микрочипом - это была очень серьезная улика, если бы у него сделали обыск. А
после этого, изможденно растянулся на диване и захрапел.

     Деревянная церковь, пресвитерианского пошиба,  стояла теперь, одинокая,
на окраине, с заколоченными окнами. "Церковь ваша  находится в сердце вашем.
Церковь - это не строение, а Конгрегация,  собрание людей." - говорил Пророк
своему народу,  а  раз  так,  то церковь, построенная из бренного материала,
становилась  ненужной. Службы там уже не проводились, потому что официальной
религией на  острове был объявлен Борманизм.  И церковь  стояла заброшенная.
Про нее, в Хацапет-Сити,  ходил  такой  анекдот:  "Парень и девушка полюбили
страстно друг друга, и жаждали эту любовь осуществить на практике. Но дома -
нельзя: не  поймут родители, в гостях у  друзей  - могут поползти сплетни, в
лесу  - страшно дикого зверья. Вот они  и  выбрали место интимных встреч - в
опустевшей церкви, на окраине  города, вдали  от посторонних глаз. Проникнув
вовнутрь  церкви, они,  изнуренные страстью, набросились  друг  на  друга, и
начались бурные ласки. А меж тем, изо всех углов и щелей,  повылазили черти,
чудища и всевозможная  нечисть.  Обступив любящих  плотным  кольцом,  они  с
интересом  наблюдали  за  процессом, и  даже давали ценные  советы.  Но  тут
раздались  тяжелые  шаги,  и чей-то жалобный  голос произнес: "Поднимите мне
веки!"
     Именно эту пустующую  церквушку Лоран и выбрала  в качестве места сбора
Центра  подпольщиков. Во-первых  - на  окраине,  вдали  от посторонних глаз.
Во-вторых, ее  никто  не  посещал. В-третьих  -  тут удобно  было разместить
Прототип генератора  и таким  образом, создать вокруг него небольшую зону, в
которой зомбирующее излучение не действовало на людей.
     Борманиду  Лоран,  как бы  невзначай,  сказала,  что  хочет  подсобрать
материала  для своей  новой книги о Тормозунде.  Владыка  не противился,  но
попросил ее  не  задерживаться больше  недели,  мотивируя  тем,  что местные
жители уже хорошо адаптированы к  повышенной  радиации,  а ее организм может
отреагировать, неизвестно  как. Разумеется,  "хвост" он за ней приставил.  И
вот Лоран, тайком  пронеся  свой защитный парик  через  Пропускной  пункт  в
небольшом  рюкзачке,  в скором  времени  оказалась  на  улицах Хацапет-Сити.
Совершенно неузнаваемая  брюнетка в  темных очках,  она  слилась с толпой  и
пошла на условленное место встречи.
     Ив Чен  с  Биогемом уже перетащили Прототип в церквушку, и когда  Лоран
зашла  туда,  дородный  жизнелюб  и  неутомимый  геймер  -  Биогем, как раз,
подсоединял прибор  к свежезаряженному  аккумулятору. Марша Шевалье, подруга
Ив Чена, полногрудая блондинка, с полным  отсутствием мозгов, стояла рядом с
ним, и  помогала  ему  поддерживать  прибор.  Биогем  присоединил  клеммы  к
прибору, и убедившись, что он функционирует,  предложил  всем  снять, теперь
уже, ненужные, защитные экраны. Все облегченно вздохнули. Но легкий "кумар",
все еще, давил на психику. Только спустя полчаса, компания  почувствовала  в
головах  полную  ясность.  Лишь  в  поведении  Марши  никаких  изменений  не
наблюдалось: она смотрела зверем на всех баб, которые могли бы соблазнить  и
увлечь "ее сокровище". И  так  же  она теперь  смотрела на Лоран,  умышленно
посадив своего кавалера подальше  от роскошной  чужеземки,  с  рубенсовскими
формами.  Но Лоран было не до соблазнения чужих мужиков - в ней горела мысль
о революции. Вскоре к компании присоединились Топ и Садовник. Последний был,
самым   натуральным   образом,   придворным   садовником,   имел   хобби   -
коллекционировать и  реставрировать часы всех систем,  а в свободное время -
выращивал у себя на чердаке, канабис. Топ снял с головы свой черный фетровый
берет,  кинул  на  спинку  стула  черный кожаный  плащ, снял  черные очки, и
проведя рукой по волосам, собранным сзади в хвостик, произнес:
     -  Друзья и соратники! По  общему мнению, Борманид  уже всех достал. Не
пора ли устроить ему отставку?  Вот, его бы, тирана, поставить перед его же,
Генератором! Так, на пару дней,  для  ума. Топ  раскурил трубку, и  на  всех
пахнуло "Амфорой":
     - Пусть Бог меня простит, что я курю в храме, но пока мы этого урода не
одолеем, по-божески  - не получается. Топ вожделенно  посмотрел на Лоран,  а
та, потупившись, отвела  глаза.  Марша почувствовала облегчение, гладя  свое
бородатое "сокровище" по плечу.
     - Для начала, батенька, нам надо  к этому Генератору самим подобраться.
А  то - разговоры  все -  пустые,  - развил  тему Садовник,  - Все,  чего-то
говорим, а толку мало.
     - А вы, вместо  того, чтобы сотрясать воздух, взяли бы, да и придумали,
как залезть в Генератор!  - взорвалась Лоран: когда она  была возбуждена, ее
голос срывался на фальцет, и по тембру, напоминал обиженного ребенка:
     - Вечно у вас кто-то виноват, только не вы сами! Сборище импотентов!
     Топ сделал  страшные  глаза и  осуждающе посмотрел  на  Лоран. Та опять
отвела  взор. Марша нежно и умиротворенно прижалась к Ив Чену, запустив руку
ему  под  рубашку, поглаживая  на его груди,  седеющую шерсть. Ив  Чен нежно
замурлыкал и проворковал: "Ребята! Давайте жить дружно!"
     Вальдемар Савицкис, который, до сей  поры не  проронил ни слова, протер
линзы своих очков батистовым платочком, и немыслимо картавя, выдавил: "И кто
вам  доктор?  Пусть Вэл завладеет ключами! А мы, уж, как-нибудь,  на  месте,
управимся."
     Вэл,  тем временем,  несмотря на поздний час, стоял под дверью  у  Цили
Бенихис,  старой вешалки  -  секретарши  Борманида, и  подбирал отмычки. Ему
нужно было заполучить ключи  от  шахты, где  был  установлен  Генератор.  Но
старая перечница знала толк в вопросах безопасности: она обвязывала  дверные
ручки веревками, изнутри,  а  после  этого,  их опечатывала сургучом.  Потом
пожилая леди имела привычку  выпить  полгаллона натурального кофе,  выкурить
две пачки сигарет и коротать время за  телевизором, наблюдая передачу "Ком -
2". Утром,  верную секретаршу  сменяли на  посту. Видя,  что  этим путем - к
Генератору  - не подобраться,  Вэл, мысленно чертыхаясь от досады,  вернулся
восвояси.
     Около  полудня, они,  с Лоран Конюшанс, сидели за коктейлем,  на  "Семи
ветрах" - в  баре  под  зонтиками, в центре Хацапет-Сити. Ла  -  сетовала на
пассивность заговорщиков, но  Вэл пытался ее приободрить, пообещав, что коды
допуска к  Суперкомпьютеру - почти,  у него  в кармане. "А  вообще,  у  меня
иногда возникает мысль: "Кому это больше надо, нам, или - им?" - вырвалось у
Лоран.
     - А что, теперь, после всех радужных  перспектив, ты намерена  и дальше
сидеть  в  своем  гадючнике  - "Монд Нуво"?  Ты  ведь  только  -  внештатный
корреспондент. Подумай о будущем, дитя мое, - Вэл отхлебнул пива.
     - Ох, тяжелая  это работа  - из болота тащить обормота. И "каждый народ
заслуживает своего правительства." -  процитировала  Лоран,  выковыривая  из
вяленой тараньки, оранжевую, ломкую, маслянистую, икру.
     - Насколько  я  понял  из рассказов Сэма,  -  продолжил  Вэл,- вся  эта
хреновина работает примерно так же, как  ультракоротковолновый распугиватель
комаров:  включил в розетку -  и вся мошкара, с тараканами  - разбежалась. А
тут - никто  не  разбегается, но у  всех - мозги набекрень. Ты заметила, что
все аборигены - будто обкуренные  планом? По своему  опыту говорю: стоит тут
просто посидеть, часок с лишним, и у тебя начинаются "глюки".
     Вскоре   к   компании   заговорщиков   присоединились   еще   несколько
"карбонариев". Все пили "За свободу!"

     Вэл и Лоран готовятся к диверсии

     -  Ну  что, Фимаус, делаем диверсию?  - спросила  негромко Лоран, когда
поздним вечером они вышли на  безлюдную  террасу Башни. С  недавних  пор они
говорили о делах только на открытых местах, опасаясь, что им в комнаты могли
насовать "жучков", просто так, для  профилактики. В своих покоях они болтали
о всякой ерунде, специально  подпускали "дезу" и громко занимались  сексом -
если  их  подслушивают,  то  пусть  себе,  подавятся  от  зависти.  Обо всех
серьезных делах - только на воздухе. Вэл посмотрел ей в глаза:
     -  А не  страшно? Ведь  эти  роботы-охранники никогда не испытывают  ни
жалости, ни сомнений, и никогда не промахиваются.  Они будут стрелять в  нас
самым  натуральным  образом.  И  неизвестно, на  что они запрограммированы -
стрелять по  ногам,  или, сразу на поражение - в голову. Они  охраняют самое
святое на острове - этот проклятый Генератор. Стоит  ли игра свеч? Ведь риск
велик.  Мы  далеко  не все  знаем о  системе охраны. И  тебе  туда не  стоит
соваться: не бабское это дело.
     -  Конечно, мне  страшно,  - нахмурилась Лоран, -  Но есть еще  больший
риск: если  эта хрень,  в смысле, Генераторы, расползется  по  всему миру, и
даже к нам домой. Тогда и мы с тобой, в числе прочих, станем дебилами-зомби.
А если что, то наши тела могут и не найти - вокруг - океан, мол, пропали без
вести,  акулы  съели... Интерпол на  наши поиски не поднимут, а предупредить
нельзя - могут перехватить  сообщение. Но даже  если вернуться  на родину  и
броситься в ножки родному Министру обороны, чтобы он бомбил этот Генератор с
воздуха, силами  ВВС... А что им, Генератор? Зомбирование? Геноцид?  Так это
ваши внутренние дела. Президент на это никогда не пойдет: военное  вторжение
на  территорию  суверенного  государства!  Нарушения   демократии?  Тирания?
Диктат?  Да у нас и  доказательств нет никаких: ни одной  фотографии, видео,
все только с  наших слов. Скорей всего,  нам не  поверят или  подумают,  что
парочка психов играет в героев  или хочет попасть  на страницы газет. Боюсь,
что  даже  "Монд  Нуво"  не  рискнет  раскручивать  эту  тему:  они  охотней
напечатают  про  новых   любовников  какой-нибудь  поп-звезды...Пророк   все
прекрасно  предусмотрел. Но  отступать  уже  поздно. Пошли  спать.  То время
раздался назойливый телефонный звонок. Вэл расслабленно буркнул в трубку:
     - Ну, чего  там?  -  на другом  конце, сиплый  и невыразительный  голос
произнес:
     -Не валяйте дурака, Фимаус. Мы знаем,  чем вы занимаетесь. И  некоторые
службы, охраняющие государство, обеспокоены. Вы  это прекращайте, для своего
же блага. И учтите: у нас - длинные руки...
     - Это  ничего, - ответил Вэл,  - Зато у  нас -  длинные ноги. Но боюсь,
длинные  ноги скоро  понадобятся вам! Трубку  на том конце бросили, а  Лоран
вопросительно посмотрела на Вэла:
     - И кто это был, в такую рань?
     - Наверное, одна  из шестерок  Борманида. Пытались  нагнать страху. Как
же!  Разбежался!  Ненавязчивый  телефонный  шантаж.  Номер  не  определился.
Значит, по поручению нашего дорогого Хозяина. Но шторы - лучше - задернуть.

     Поскольку  уран  добывали  прямо  на  острове,  он  и был  сравнительно
недорогим сырьем для всей  местной энергетики.  Единственная на острове  АЭС
запитывала весь  Тормозунд.  От  него же  питался и  Генератор.  Вот  почему
проповеди  читались  только по  утрам:  В это время  Генератор  включался на
предельную мощность, и при вечернем включении, городская электросеть  просто
бы  не выдержала  нагрузки,  если б  к  мощности Генератора  прибавилось все
освещение  города.  Так,  сопоставив обрывочные  факты, Вэл  пришел к  таким
заключениям, чисто аналитическим путем. Устроить диверсию на электростанции?
Проблематично:  во-первых,  она была  в  закрытом Периметре  и  тоже  хорошо
охранялась. А во-вторых, неизвестно к каким последствиям это  могло привести
-  от простой утечки, до  второго Чернобыля. Кроме того, даже при совершенно
корректном  отключении,   без   взрывов  и   пожаров,   такое   повсеместное
обесточивание сразу  заметят  и  поднимут  тревогу.  Значит,  отключить  или
вывести из строя,  надо было только  сам  Генератор. А чтобы  заложить заряд
взрывчатки  в  Генератор, ее  надо было  доставить на вершину  горы,  вокруг
которой патрулировали роботы-охранники.  Оставалось  одно средство: спустить
или сбросить ее с верху.  На острове был один-единственный вертолет, который
принадлежал Владыке и  стоял  на площадке, на крыше Башни.  Использовали его
редко,  поскольку  расстояния на острове были не такими уж большими. Владыка
мог, экономя время, слетать на Континент -  до ближайшей суши было пятьдесят
миль, а по воде это было около трех часов ходу.
     Чеканус припомнил один эпизод, когда его  геологоразведочная экспедиция
чуть не погибла: Это  было уже после  установки  Генератора на вершине горы.
Геологи,  которые раньше спокойно  лазили по  Кольцевой гряде, наткнулись на
кордон из роботов-охранников.  И всех  их,  без  предупреждения,  обстреляли
роботы.  Отряд залег за  скалами, забившись в  какую-то  щель, и  ждал смены
караула, чтобы  незаметно сползти обратно, вниз. Одному парню лазер насквозь
прожег  ногу,  которую потом  пришлось  отнять, из-за  начавшейся  гангрены.
Другой  - мальчишка, лет шестнадцати, решил испытать  подаренный ему на день
рождения, дельтаплан.  Восходящими потоками,  этого юного  Икара, занесло  к
Периметру. Бедняга сгорел заживо, еще в воздухе:  его  глаза были выжжены, а
все тело напоминало решето. Тупые  служаки, роботы, сбивали даже пролетающих
чаек. Борманид,  как мог, старался замять этот случай,  но на острове уже не
осталось ни одного  желающего  пробраться  за Периметр.  Тут  и вертолет  не
очень-то поможет: изрешетят, за  милую душу.  А  как же, тогда, поступать? В
группе Чекануса было несколько "умельцев", которые могли буквально из мусора
слепить рабочий  компьютер. Или,  из гофрированного алюминия для  вытяжки, и
картонной  трубы -  соорудить катушку Тесла, чтобы  пускать молнии. Так вот,
один такой "умелец", Биогем, (который по комплекции и по характеру напоминал
нечто среднее  между Портосом и Винни-Пухом,) предложил  не ломиться,  тупо,
через шквальный  огонь,  а  обмануть  роботов. Биогем, этот фанат стратегий,
днями и  ночами прокручивал за компьютером всевозможные сценарии "сражения с
роботами",  и  если  в  его  руке  не  было бутерброда,  то  там обязательно
оказывался паяльник. Его квартира, до потолка заваленная всяким радиохламом,
напоминала  келью алхимика, где сквозь заросли  проводов и микросхем,  слабо
проблескивал монитор. Микросхемы  и  процессоры расползлись  по  столу,  как
сороконожки.  В пластмассовой  банке из-под майонеза были горстями  насыпаны
резисторы,  самых разных номиналов. Это очень  напоминало  роение муравьев в
муравейнике.  И если  рядом  пробегала какая-либо живая шестиногая  сволочь,
создавалась впечатление, что данный муравей или таракан только что выполз из
общей кучи  сопротивлений и  конденсаторов. Убитые  и  полуубитые  системные
блоки были свалены ярусами,  в пять этажей.  Сгоревшие детали складывались в
отдельную баночку с надписью  "некрополь" - из этого мусора  еще  можно было
извлечь  полно  драгметаллов  - растворив в  кислоте. Паяльник не выключался
круглосуточно, будучи всегда наготове. Но при этом, обычный дверной звонок у
него  не работал (великому  электронщику  некогда  было  починить),  а  свою
берлогу Биогем обложил изнутри экраном,  не пропускающим излучение.  Он-то и
предложил Чеканусу, как провести за нос стальных охранников.

     И  вот, наконец, долгожданный  день, настал. На  этот  раз, Биогем  сам
отрядился добыть заветный пропуск. Раздобыв чип, он вернулся к товарищам  по
оружию, усталый, но довольный, как слон после купанья:
     - Теперь только следите за вечерними новостями! Сейчас начнется!
     Но  вечерние  новости  в  тот вечер  ничего  интересного  не  сообщили.
"Новости"  всегда хорошо  "фильтровали  базар", и  панику,  среди населения,
сеять не любили. А произошло, на  самом  деле,  следующее: когда этот  взвод
роботов (у которых похитили чип), заступил в караул, автоматически сработала
тревога.  И  сразу  же,  двадцать  стволов нацелились  в  того  нефартового,
железного  балбеса,  из головы которого был  извлечен чип с паролем.  Жалкое
зрелище было - наблюдать, что после этого, от него осталось... Если у вас на
сковородке пригорает блин, то это - всего лишь, мука, которая, сгорев - дает
угли,  а  в  нашем  случае  -  получился  сплав  титана  и стали.  Микрочип,
естественно, никто искать не  стал. Да он бы и так, при  любом раскладе,  не
сохранился бы. И все списали на "системный  сбой"  программы. При всей своей
прозорливости, Пророк  не мог даже предположить,  что теперь  у заговорщиков
был открыт путь к Генератору.
     Серж Ив  Чен,  отец  Биогема,  (дальний родственник Джеки Чена), только
изрек:
     - Ну, теперь Борманиду - хана!
     Он  был  профессиональным живописцем,  и все  происходящее  воспринимал
образно, в цветовой гамме. А дикция его, в зависимости  от  состояния души и
организма, колебалась  между отметками: "неразборчиво" и "еле различимо". Но
что  вы хотите  от  творческой  натуры,  которую  "достали"  -  все  подряд:
худсоветы, цензура, налоговая, горгаз и энергосбыт? Поругав "режим", Ив Чен,
как правило, отправлялся, за утешением к Марше Шевалье - вздорной эгоистке с
внушительными  формами.  Эта  девица, истеричного  склада  характера,  давно
забыла, для  чего  она  существует,  и безуспешно  пыталась  выяснить  это у
окружающих.  А  что характерно  для  истеричек?  Правильно:  демонстративное
поведение.  И все - потому, что показать (то-есть,  демонстрировать),  кроме
себя,  больше нечего. Там, дальше, внутри - полнейшая пустота.  Но даже  при
всей  ее  внутренней  неопределенности,  Марша  была  не   против  свержения
Борманида: Он всех "достал"! От него - "кумарит"!
     Поэтому   Биогем,   которого  Борманид  тоже  "достал",   созвонился  с
Чеканусом, и они решили акцию продолжить. Теперь - на очереди был Прототип.

     АПСАЙД ДАУН БЕРЕТСЯ ЗА ДЕЛО

     Сэм  Россо,  этот гений изобретательства, оказал  Борманиду  неоценимую
услугу, собрав из бросового материала, портативный самогонный аппарат. Зелье
выгоняли из свежесбродившей браги и раздавали стачечникам,  прямо на площади
Мандана. Это помогало поднять  в них  революционный дух.  Борманид самолично
раздавал бутылки с самогоном, стоя  на броневике. Его костюм-тройка, галстук
в зеленую горошинку  и поношенная кепка уже основательно примелькались среди
толпы.  Кепчонка  эта,  по  стилю  гармонировала с его  остальным  прикидом,
примерно, как  корова  с седлом,  но  она  олицетворяла  единение Владыки  с
простым  народом, типа, пацаны! Я тоже  - один из вас! Борманида боготворили
массы. А он мог остановиться  с каким-нибудь простым работягой или солдатом,
и популистски изображать, что общается с тем "на равных", снисходя до личной
беседы. Его памятная беседа с простым солдатом, когда Борманид  разговорился
с последним,  неся к себе  в  кабинет чайник свежезаваренного  чифиря, стала
притчей во языцех. Чеканус  прекрасно  понимал, что при таких настроениях  у
народа,  сам он не останется долго  на  руководящем  посту островной общины.
Боманид облегчил ему  участь:  они договорились, что Чеканус, как никудышный
стратег,  но  ценный  хозяйственник,  будет продолжать возглавлять  урановые
разработки и з11а ним  останутся все его привилегии,  кроме права вершить на
острове Закон и Порядок.  Чеканус поскрипел зубами и вынужден был смириться:
его  уход с поста  Старейшины общины обставили,  как добровольный  выход  на
пенсию, в  отставку. БГК, во главе с Мусоргским, следил за соблюдением новых
порядков.
     И  тут,  надо  же было такому  случится! У Владыки сперли  его  золотую
корону, в  которой  было  более,  чем на тысячу карат бриллиантов.  Она была
приготовлена   для  официальной   процедуры  коронации,   и  символизировала
торжество демократии при просвещенной монархии.
     Алмазный, твой венец, нерукотворный,
     Народ собрал по крохам, и поднес,
     И ты, наш вождь, в любых делах проворный,
     Носи его, народный судьбонос!

     Так написал придворный поэт Штамп. А Борманид уже фактически воцарился,
и даже пообещал всем трудящимся Тормозунда по литру - на душу населения и по
три выходных, в  честь его коронации. Понятно, что народ был возмущен кражей
короны.
     Разумеется,  вся  полиция  и  БГК  были подняты  на ноги, но,  увы, все
безуспешно.  Было  совершенно  ясно,  что похитители  не  станут и  пытаться
избавиться  от драгоценности  тут, на острове. Слишком  уж приметный  товар,
чтобы рисковать,  да и  найти  здесь  толстосума, который мог  бы предложить
достойную  цену, тоже было нереально. Поэтому таможня тщательнейшим  образом
следила,  чтобы драгоценность не покинула территорию острова, ведь, если что
- это уже "ищи-свищи".
     Вот  тогда-то  Сэм и предложил  Борманиду  подключить к поискам  своего
давнего  приятеля с  континента - Апсайда Дауна,  частного  детектива, гения
сыска.  Известного сыщика выписали  из-заграницы,  посулив ему  баснословный
гонорар  за  поиски  короны.  Но  у  Сэма была  и другая,  скрытая  причина,
прибегнуть  к  помощи Дауна: помимо сыска, тот  был и мастером интриги, а  в
душе  у  Россо,  не привыкшего быть  на  вторых  ролях,  зрело  недовольство
Борманидом.  Главную обиду  не  мог  простить  ему Россо:  Борманид  пытался
урезать его в потреблении выпивки, для его же блага.  И Сэм тут  же  встал в
стойку обиженного  гения,  которого  использует  "бездарный,  наглый, низкий
козел-самозванец".
     Аналитический   ум  Дауна  идеально  подходил  для  непростой   задачи:
устранение диктатора, чисто политическими средствами.
     Еще когда Апсайд Даун прибыл на остров, Борманид устроил ему аудиенцию,
пригласив к себе в Башню. Он накрыл  для гостя стол и сразу же попросил того
"располагаться  и чувствовать себя,  как  дома". В ответ  Даун  поблагодарил
Владыку  в   самых  изысканных  выражениях,  после  чего  -  последовал  его
предложению - "чувствовать, как дома"  -закинул ноги на стол, загасил сигару
об столешницу,  поковырялся вилкой в зубах и смачно  сплюнул  на  персидский
ковер.  Симпатичная  официанточка,  прислуживающая им за  столом, взвизгнула
тоненьким голоском, когда Даун ущипнул ее за попку. Апсайд сразу же высказал
не  обнадеживающее предположение,  что корону, возможно, уже давно вывезли с
острова, разобрав ее на отдельные камушки.
     - Только идиот или самоубийца может пытаться протащить ее через таможню
в  первозданном виде. А расфасовать камушки среди прочего багажа - не так уж
сложно. Имеет смысл запустить слух, будто корона уже найдена и  водворена на
место.  Тогда преступники решат, что  это ложь для  спасения  лица, дескать,
Владыка демонстрирует народу  дешевую копию,  стразы.  Это и должно  снизить
осторожность злоумышленников, которые теперь решат, что поиски прекращены, и
их  бдительность будет  притуплена. А на таможне  весь багаж  будет негласно
"прозваниваться": все бриллианты были "помечены" радиоактивными изотопами, и
"звенели",  проходя  через рамку  с датчиками. Хуже, если  украденную корону
попытаются протащить  морским путем, минуя таможню. На частной  яхте, лодке,
на  плоту.  Да  чего там! Даже  дрессированного дельфина было бы достаточно,
чтобы скрытно переправить  корону. На  сейфе, со  сверхсекретным электронным
замком, где  хранилась корона, не было найдено ни  одного отпечатка  пальца.
Следы взлома тоже отсутствовали, но корона бесследно исчезла. Борманид бы не
обеднел, если бы заказал  себе вторую, такую  же точно, по фотографиям. Но в
пропаже короны он видел для себя дурное  предзнаменование,  и жаловался всем
на пропажу, упирая  на то, что первая корона была ему "на фарт", как  символ
его монаршей власти. А по острову уже начала ходить ехидная частушка:

     Как у нашего Мирона,
     Кто-то взял, да спер корону
     Как бы остров перерыть?
     Нечем лысину прикрыть!

     Как был  бы удивлен  великий сыщик, если бы  он попытался  заглянуть  в
опустевший сейф! Мы должны приоткрыть перед читателем завесу страшной тайны:
в действительности,  корона  и  не думала  покидать  своего места!  Коварный
Борманид  сам инсценировал кражу, чтобы потом  подбросить корону  кому-то из
лидеров оппозиции, и инкриминировать тому государственную измену, а под этим
предлогом засадить в тюрьму. И пока БГК ,  полиция и Апсайд Даун, сбиваясь с
ног,  занимались поисками символа  власти,  Борманид  деланно  сокрушался  о
пропаже, а  корона была спрятана в самом надежном месте, где никто  бы  и не
стал ее искать.  Придворному  ювелиру была заказана точная копия  спрятанной
короны, по фотографиям, из стекляшек - стразов и позолоченной латуни.  Копию
поместили  в  сейф, который теперь можно  было без  опасения даже  оставлять
нараспашку - кому придет  в голову похищать эту дешевую имитацию?  Но вскоре
Борманид  совершил  подмену:  настоящую корону положил  в сейф, на  место, а
копию - тайно уничтожил.

     АПСАЙД ДАУН РАЗМЫШЛЯЕТ

     - Интересная,  кстати, петрушка, выходит  с этой украденной короной: ни
одного  отпечатка,  ни  следов  взлома,  сверхсложный  электронный  замок...
Сдается мне, что  это  - чистой воды провокация, и  на  кого-то повесят всех
собак. На  кого-то из нашего круга. Это -  как с поджогом Рейхстага  - повод
для  "охоты  на  ведьм". Поэтому  было бы неплохо  ее  найти, эту  проклятую
корону. Биогем  предложил использовать  для  поиска  счетчик Гейгера -  ведь
алмазы - "меченые" и "звенят". Но если корону уже перевезли в  Хацапет-Сити,
то  все  это  -  бесполезно:  там  слишком  высокий  радиационный  фон. Даун
предложил Сэму "развести" Борманида, посоветовав тому  формально  отказаться
от  участия  в процедуре  очередных выборов.  Борманид же, зная, что никакие
конкуренты, реально, его политической карьере не грозят, всенародно объявит,
что собирается уйти  на покой, в поисках высокой Истины. Народ, естественно,
станет  упрашивать своего благодетеля,  не оставлять пост Главы Государства,
бросая подданных, на произвол судьбы. Во мнении народа - Борманид  оставался
"надеждой нации", коему не  может  быть замены. Кинув  такой клич,  он таким
образом, заставит толпу  -  умолять его, не  покидать  ответственного  поста
Главы государства. Он даже  публично  заявит,  что выдвигает  на  это  место
своего друга и  соратника - Сэма Россо, отлично зная, что Сэм, с его образом
жизни, никогда не захочет фигурировать в ответственной роли. Но хороший понт
- дороже денег. И если бы кандидатуру Сэма кто-то открыто поддержал... Тогда
можно  будет  долго  не  мучиться, вычисляя скрытую оппозицию.  А как с  ней
расправиться,  Борманид  уже конкретно  представлял.  Нужно  будет  всех  их
собрать на массовый митинг  в защиту мира, где-нибудь у рудников, и устроить
там небольшую производственную аварию с  массовыми  человеческими  жертвами.
Так,  одним махом,  расправиться со  всеми неблагонадежными. А  потом  можно
объявить национальный траур, пролить крокодиловы слезы, и царствовать, себе,
дальше.
     И  этот  коварный совет Дауна имел двойное  дно: Сэм  мог передать свои
голоса в пользу Чекануса.  А уж этот - своего шанса вернуть былую власть, не
упустит. Но  в любом случае, тому нужно было получить доступ  к контролю над
Генератором.

     Любя  популистские  жесты,  Владыка  пытался воодушевлять массы  личным
примером.  Так,  на  благотворительном  мероприятии,  весь сбор от  которого
направлялся  на нужды  детей-сирот,  он  не  побрезговал  тащить  тяжеленное
бревно,  наравне  с  простыми  работягами.  Впоследствии,  историки,  изучая
мемуары  современников, подсчитали,  что  по количеству авторов  мемуаров  -
участников акции  с бревном, оно,  это  бревно, должно было быть длиной - не
менее трехсот пятидесяти метров! Воодушевленные идеями борманизма, передовые
представители  творческой  интеллигенции, создавали  новые и новые  шедевры.
Общепризнанным  творческим   методом   стал  абстракционизм,  а  реалисты  -
подвергались критике  и гонениям.  Россо гордился тем, что сам он - родом из
Одессы, где долгое  время жил  и  работал  родоначальник  абстракционизма  -
Василий Кандинский, в доме на Дерибасовской.  Художники Гринбурдт и Ройтберг
оспаривали   друг   у   друга  пальму   первенства,  насаждая   свои   вкусы
художественным салонам. Борманид и сам причислял себя к передовым художникам
современности, создавая композиции в стиле "обезбашенный реализм". Ройтберг,
почесывая  свою рыжую бороденку, и  поигрывая серьгой в ухе, скалился  перед
объективами светских хроникеров, говоря о том, что Гринбурдт - жалкий эпигон
его идей. Пусть, мол, попробует продаться на "Сотбисе"! А второй, не страдая
комплексами  застенчивости,  заявлял, что  его стиль настолько  же  опередил
эпоху,   насколько   его   конкурент   от  нее   отстал.  И   еще  он  любил
коллекционировать свои фото с великими мира сего. Вот - он в обнимку с Дюком
Элингтоном, вот  - с  Ларри  Флинтом, с  Дамианом Хэрстом,  тут  -  с Петром
Мамоновым и т.д. Оба гения сходились  в оценке друг друга: "Да, уж, художник
он -  дерьмовый,  но, зато,  как человек -  полное  говно!" Однако, это были
фразы  -  на публику, что не мешало им наедине - душевно общаться.  Владение
основами академического рисунка  и азами пластической анатомии - считались у
современных    художников    -    моветоном.     Реализм,     как    "тупая,
фотографически-протокольная передача жизни",  был заклеймен критиками, ярким
представителем коих, была Мута  Культер. В литературе  царила  псевдонаучная
фантастика, а  в  музыке -  сегментная  додекафония и  структурализм. Короче
говоря,  культура  Тормозунда,  в полной мере  отражала умонастроения  масс.
Министром культуры  был некто  Рабиш Хип, выходец  из  народа, потомственный
мусорщик,   чьи   выступления  по  телевидению   постоянно  прерывались,  по
соображениям цензуры,  звуками: "Пи-и!"  Любимым развлечением  в народе были
тараканьи бега.  Для этого  в казино  Хацапет-Сити  был специально  сооружен
"блятодром" (от  латинского  blatus  ordinaris  -  "таракан  обыкновенный").
Ставки  на  забеги  достигали  значительных  сумм.  Все  тараканы  проходили
допинг-контроль.  Следуя  старинному правилу: Panem et  circenses! ("Хлеба и
зрелищ!"), Борманид всячески поощрял  игорный бизнес, активно призывая народ
испытать  своего счастья  за ломберным  столиком, рулеткой, или  сражаясь  с
"однорукими бандитами". Когда мозги у населения заняты подобными проблемами,
можно  было  не беспокоиться  насчет  его  революционных настроений. Зеленая
революция  открыла  перед Борманидом возможности  неограниченной  власти  на
острове, и он, любимец масс,  занял положение  единоличного Владыки. Зеленый
змий  стал его  талисманом,  а знаковая фигура современности -  Зеленый осел
Буба,  был официально признан на острове - священным животным. И всякий раз,
когда Владыка удостаивал своим посещением Хацапет-Сити, он, в дань традиции,
заезжал  в него  на  Зеленом осле. Хмыриновский - на словах призывал народ к
свержению  тирании  - конституционным путем, но настолько профанировал идею,
что  невольно  способствовал  увеличению  популярности  Борманида.  Борманид
торжествовал. Даже  седобородый Команданте, Фидель Кастро, не мог бы в  свое
время, похвастаться такими проявлениями  всенародной любви. Поэтому Борманид
назвал  Тормозунд,  цитируя  классика.  Вы  помните  "Живой  труп"?  :  "Это
одиннадцатый век!  Это -  не  свобода,  это  - Воля!"  Так,  остров негласно
окрестили  не "Островом Свободы", а  "Островом Воли." Ну,  а  чьей,  именно,
воли, вы, я полагаю, догадались.

     начиная расследование по поводу пропавшей короны, Апсайд, Первым делом,
проверил  документы  у всех, имеющих доступ,  к  жилищу Владыки. Заодно, он,
разумеется, переписал  их  коды.  Борманид  внутренне  посмеивался, "на  что
тратят силы гении сыска", а Даун, в свою очередь, думал:  "А теперь - у меня
в  кармане -  все  твои  секретные  агенты,  первого  уровня  допуска".  Вэл
переписал  эти  коды,  и  теперь,  он  мог  в  любой  момент  подобраться  к
суперкомпьютеру, который ведал управлением Генератора. Даун даже не попросил
прибавки  - Борманид выдал ему такой аванс - на поиски пропавшей короны, что
любому -  хватило  бы - до  конца  дней.  И еще,  Даун  гордился,  что часть
Хацапет-Сити, словно в его честь, называлась "downtown".


     Борманид чуял, что Чеканус хочет восстановить свой статус, за счет его,
Борманида, отставки.  И Владыка решил, что пора уже использовать, спрятанный
в рукаве  козырь - "украденную" корону. Теперь достаточно было подбросить ее
Чеканусу,  и  пожалуйста, можно  предъявлять  обвинения  любого  уровня:  от
банальной кражи до попытки  государственного переворота. Даун первым заметил
перемену в поведении Владыки, и поделился впечатлениями с Вэлом:
     - Что-то он, уж  сильно  мягко стелит...  Не  к  добру  это.  Наверняка
готовит какое-то западло.
     Вчера я был у него в кабинете, вечером: сейф - нараспашку, копия - там,
Борманид -  просто душка!  Как медом намазанный, можно к ране  прикладывать.
Сегодня,  заходил с  утра, взять санкции по спискам подозреваемых  -  гляжу,
сейф -  заперт, а у Борманида такое выражение лица, будто  он  уже  подпалил
бикфордов шнур, и ждет, когда бабахнет!
     Тут  зреет конкретная  подстава. Ему  теперь  надо  только найти "козла
отпущения", чтобы  на него навешать все смертные грехи. А далеко искать -  и
не надо: кто  у нас в оппозиции? Чеканус.  Кому могут  подбросить "пропажу"?
Только  ему. Значит, сейчас -  наша задача -  предотвратить акцию.  Чекануса
надо  держать  на  виду  у  всех,  допустим,  в  казино,   хотя  он  его  не
переваривает. Лишь бы мелькал. А тех, кто попытаются залезть к нему в дом, и
подкинуть, якобы, украденное, надо брать с поличным.
     Апсайд, которому сам Борманид выделил с десяток сотрудников охраны, дал
распоряжение следить за домом Чекануса, круглосуточно.
     Чеканусу в казино  не сиделось: играть  он не любил, считал этот способ
обогащения (или разорения, вернее) - аморальным, с аперитивом он закончил, а
женщины его уже мало интересовали. Вдобавок, его,  как обычно, задержали еще
на входе: сработали  датчики  - металлоискатели  (в  казино  не  разрешалось
входить  с оружием.  Проиграется какой-нибудь козел  - в  пух  и прах, так и
норовит -  либо застрелиться  самому, либо,  от отчаяния,  палить вокруг, во
все, что движется).  Пришлось долго и нудно объяснять охране, что у  него  в
голове имплантат - титановая пластина. Вечер прошел бездарно, и Чеканус едва
досидел в казино до одиннадцати. Потом он устало поплелся домой, несмотря на
все предупреждения и инструкции Дауна. Порывшись в карманах, он нашел ключи,
зашел к себе...
     На  пороге валялась какая-то железяка, об которую Чеканус споткнулся, и
та, загрохотала,  как, если бы это был примус, или пустое ведро. Ругаясь, на
чем  свет  стоит, Чеканус нащупал в темноте  какой-то  предмет, и взял его в
руки,  чтобы  потом, при  свете,  рассмотреть. Не  тут-то было!  Резкий свет
фотовспышки  ослепил  его:  а в  утренних  выпусках,  все  газеты Тормозунда
напечатали сенсационное  фото:  Чеканус держит  в руках украденную корону  с
бриллиантами,  и  смотрит  на  нее,  как  завороженный.  Статьи   назывались
по-разному  -  "Вор  и его добыча", "Предатель  покусился на святая святых",
"Попался,  наконец!"  Эта  газетная   подлива  сработала  еще   лучше,   чем
исторический поджог Рейхстага: народ был возмущен наглостью поступка.

     Двое  господ,  с  очень  стандартными   костюмами  и  выражениями  лиц,
появились утром,  у его  порога, за чем последовал нахальный, длинный,  и не
вызывающий  сомнений,  звонок  в  дверь.  Чеканус  предполагал,   что  после
провокации  с короной, за ним, рано или поздно, придут, но не думал, что так
скоро.  Его  быстро  упаковали  в  машину,  и  уже  через четверть  часа,  в
следственном изоляторе, он  давал показания. Откуда корона? Не  знаю,  и  не
возводите на меня напраслину. А  отпечатки пальцев  на ней? Так  вы сами мне
сунули  ее  в руки. Ничего наивнее  придумать  не могли?  Возле  сейфа нашли
отпечаток вашего ботинка.  Экспертиза  подтвердила, что  он - ваш. Есть, что
возразить? Чеканус попросил  стакан  воды,  и  ему, разумеется, не отказали,
добавив туда  таблетку  расслабляющего нервы, действия. А после того, как он
подписал   признание  в  краже  национальной   святыни,   он   стал  уже  не
подозреваемым,  а   обвиняемым.  Борманид  проследил,  чтобы   обращение   с
заключенным было  самым гуманным и  обходительным, ибо из этого  случая надо
было   сделать  показательный,  публичный   процесс.  Несколько  иностранных
наблюдателей  добились  свидания с  ним, но сам  Чеканус  ничего не отрицал,
говорил, что с ним обращаются  хорошо, кормят  нормально  и  не обижают. Вел
себя, как овощ. Убедившись, что психотропные  таблетки ему  подсыпают в чай,
он старательно  поедал  свои  завтраки,  а чай  аккуратно  сливал  в унитаз.
Адвокат, назначенный ему, пытался уговорить  Чекануса чистосердечно признать
свою вину, для смягчения приговора, чтобы свести его к минимальному сроку. А
если  он,  Чеканус,  согласится  сотрудничать  со  следствием, и  укажет  на
сообщников, которые его заставили  преступить Закон,  то он  и  вовсе  может
отделаться  условным  сроком.  Лоран,  придя  на  свидание   с  заключенным,
прислонила руку, ладонью к стеклу.  На ней,  было написано пастовой  ручкой:
"Ничего не отрицайте. Мы подготовили вам побег." Мусоргский, наблюдавший всю
сцену через видеокамеру,  ничего  не заметил.  Потом  Чеканус промямлил, что
здесь  ему  хорошо  и  спокойно, что его достала  суетность  жизни,  которая
окружала  его в  последнее время, и что он,  наконец, имеет время и условия,
чтобы осмыслить  свое существование. При этом, на его лице блуждала детская,
полудебильная  улыбка.  Все  бы, казалось,  замечательно,  да только в конце
свидания, Чеканус тоже  приложил ладонь к стеклу,  как  бы прощаясь, а Лоран
прочла на ней: "Смена караула ночью  -  в 02,30".  На прощанье она попросила
охранников  передать  заключенному свежих фруктов. Те  внимательно осмотрели
посылку,  и  не  найдя  ничего подозрительного,  передали  ее  заключенному.
Чеканус  с удовольствием  поедал бананы  и  персики,  пока  ему  не  попался
удивительно кислый  банан. Сообразив, что  это - неспроста,  и возможно, это
специальный  знак,  он стал  жевать медленней, пока  не наткнулся на  что-то
твердое. Аккуратно отделив это от банановой мякоти, Чеканус увидел крохотное
устройство, проблескивающее зеленым  огоньком.  Это и был радиомаяк, который
мог, с  точностью  до метра,  показать  на радаре,  местонахождение  узника.
Рядом,  в крохотной  капсуле,  была  записка: "Ждите, за вами  придут.  Маяк
держите при  себе, в матраце". Борманид, не новичок в вопросах  отсидки, тут
же распорядился перевести  заключенного  в  другую камеру-одиночку, едва ему
доложили,  что у того была  посетительница. Вэл и Лоран тут же отследили это
перемещение,  на  мониторе.  Встретив  Лоран  на  очередном  званом  вечере,
Борманид поинтересовался:
     - Интересно, а чем вас так привлекает государственный преступник?
     - Я знала  его совсем другим, и сейчас просто не могу поверить... Вроде
бы,  приличный,  и я бы  сказала, милый человек...  Зачем? Да  и  вид у него
сейчас - как у тихо помешанного... не понимаю... Я хотела понять... Для чего
ему нужно было красть?
     Между тем, Биогем раздобыл на барахолке, по-дешевке, робота-копальщика,
с  шахты на  урановых  рудниках,  и починил  ему  свихнутые  мозги,  заменив
перегоревшую микросхему. Настроив его на частоту радиомаячка, он дал команду
роботу, копать в направлении сигнала, и стальное чучело принялось за работу.
Углубившись на три метра в грунт, робот развернулся, и принялся за подкоп, в
аккурат,  под камеру Чекануса.  Двигался он со скоростью,  около полуметра в
час  и  уже через  четыре дня пересек  под  землей,  периметр  тюрьмы.  Дело
тормозилось только  необходимостью  выгребать  откопанный  грунт. Заряженный
свежий аккумулятор  заменял  старый, подсевший, практически, моментально.  А
палатка мороженщика, прикрывающая  вход в шахту,  была идеальной маскировкой
плана  заговорщиков.  В  контейнере,  который  подвозил  мороженое,  увозили
откопанную  землю,  так,  что  внешне  все  выглядело   вполне  невинно.  По
расчетному времени, робот должен был оказаться под нарами Чекануса, восьмого
октября, в 02,30 ночи, то есть, ровно через трое суток. За это время кое-что
успело произойти: Борманид отменил мораторий на смертную  казнь, который был
введен еще Чеканусом,  а  статья  "За государственную  измену" -  как  раз и
подразумевала  такую меру наказания. Поэтому  Чеканус  жутко  нервничал,  не
зная, что час его освобождения -  не за горами. На самом деле, Борманид и не
собирался его казнить: нужно было дать представление, показательный процесс,
а   потом,  его  Божественная  Милость,  объявит  помилование,  заменив  его
пожизненным заключением,  вот,  дескать,  какие  мы  добрые!  И  его  бывший
конкурент  у  власти  навсегда  останется  в  глубокой изоляции.  Мусоргский
неоднократно беседовал с Чеканусом лично, недвусмысленно давая  понять,  что
его могут и вовсе выпустить  на свободу, если он  сдаст своих сообщников. Но
старый инженер прекрасно понимал, что все это блеф, с начала до конца, и то,
что ему подкинули, якобы,  украденную, корону - часть всего спектакля, чтобы
получить повод его "закрыть". Ведь если бы у них были реальные улики  против
него, то  этот дешевый жульнический  трюк  с  короной им бы  не понадобился.
Подконтрольная Борманиду  пресса,  вовсю  взывала  к  крови,  к  расправе  с
предателями и заговорщиками. Вэл  и Лоран, в эти последние дни, чувствовали,
что шпики Борманида, буквально, дышат им в затылок. Хотя, внешне, Хозяин был
все так  же, мило расположен к своим  гостям,  а Лоран уже почти заканчивала
"Жизнеописание  Владыки".  И, вот,  наконец,  час "Х" настал.  Вэл увидел на
мониторе своего ноутбука, что  робот-копальщик  находится ровно  под камерой
Чекануса. Было около двух ночи, и через полчаса должна была состояться смена
караула. Серое авто уже было наготове,  неподалеку от палатки с мороженым, а
надувная моторка ждала в  тихой пристани,  готовая  переправить  инженера на
Континент, подальше от  греха. Раскрывать  карты было  еще рано: рабочие  на
урановых рудниках  были уже вооружены,  но  переговоры с  военными,  которые
тайно вели Лоран и Вэл, затягивались, потому что каждый генерал торговался о
высших полномочиях, а с  другой стороны  - каждый боялся рискнуть головой. И
эти ненадежные союзники  могли сдать заговорщиков в любую минуту.  Борманид,
как  было  видно  по  его  настроению,  тоже  чувствовал  опасность,  и стал
проявлять признаки паранойи.  Он удвоил охрану Башни  и перестал принимать у
себя гостей, сославшись на временное недомогание. Настала глубокая  ночь, но
Вэл  с Лоран не  спали, сидя за монитором.  Они  уединились на  террасе, под
тентом,  зорко  следя  за  передвижениями  робота.  Робот   начал  копать  в
направлении  вертикально  вверх, и уже  в 02,  20 восьмого  числа,  каменная
плита,  что под нарами  Чекануса,  медленно поползла  вниз, открывая зияющую
дыру подкопа. Путь был свободен! Чеканус нащупал в дыре сверток,  протянутый
ему  стальными  щупальцами. Там  оказалась  записка и  скатанная в трубочку,
надувная кукла, позаимствованная из ближайшего секс-шопа. Чеканус сообразил,
что от него требуется, и за  две минуты надул  эту куклу, а после - сунул ее
под  одеяло  на  нары,  чтобы  охранники новой смены  не  сразу заметили его
исчезновение.  У  Вэла  на мобильнике пропищал сигнал:  это  робот-копальщик
вышел из подкопа, уступая путь Чеканусу. Тому теперь предстояло проползти на
брюхе  более  пятидесяти  метров, в туннеле,  диаметром чуть шире полуметра.
Биогем начал  прогревать  двигатель авто, не включая фар. Нервы у всех  были
напряжены до предела,  а между  тем, Чеканус  все  еще находился под землей,
хотя  все мыслимые  сроки  уже прошли. Это  потом выяснилось,  что  в  сыром
подкопе, его внезапно схватил застарелый радикулит, не давая возможности  ни
согнуться, ни разогнуться. Бедняга уже мысленно  начал  себя  хоронить,  как
вдруг,  приступ  прекратился, так  же внезапно,  как  и  начался.  Преодолев
последние метры, и выползя на поверхность, инженер, упавшим голосом попросил
Биогема дать ему  горячего чаю: во-первых, чтобы согреться,  а во-вторых, он
за все эти дни  истосковался по нормальному чаю, выливая в унитаз ту гадость
с психотропниками,  которой его  пытались  поить  в  тюрьме. Биогем  затащил
продрогшего Чекануса  в автомобиль, достал  термос с  чаем, тихо  тронулся с
места и  направил  машину  к гавани. Пересев в лодку, они еще долго  шли  на
веслах,  чтобы не  поднимать шума,  а  отъехав  от  берега метров на двести,
запустили  мотор и направились  к материку. Вэл и Лоран, с облегчением глядя
на  монитор, наблюдали,  как  удаляются  от берега беглецы.  Биогем  включил
навигатор  и  уверенной  рукой  направлял  моторку  к  материку.   В  начале
четвертого  поднялся  ветер, усилилось  волнение,  так,  что  моторка  стала
прыгать по гребням валов, но уже скоро в воздухе повеяло утренней свежестью,
и  в первых проблесках  рассвета,  на  горизонте  показалась Большая  земля.
Беглецы были вне опасности. Но, поскольку лоток мороженого, с палаткой - был
оформлен на Биогема,  а там  обязательно обнаружат подкоп... Стало  быть,  и
Биогему теперь - путь на остров был заказан.

     Когда уже назревал переворот,  в лагере  повстанцев,  вдруг,  появилась
Марта.
     - Ну, и  что?  - спросит пытливый читатель. А ничего, просто Марта была
законной женой Вэла. Ее раздражали его длительные отлучки от дома, и  узнав,
что  он -  на Тормозунде,  это декадентское  создание,  решила поразить  его
воображение своей новой вставной челюстью, которая молодила ее, как минимум,
лет, на двадцать обошлась, долларов в тыщу. И  Вэл, конечно, чуть не лишился
чувств, увидев все это  великолепие, особенно,  если  учесть,  что в момент,
когда вошла Марта, в его объятьях возлежала обнаженная Лоран.
     - Дорогая! Это  - совсем не то, о чем ты могла бы подумать! Это гораздо
больше и еще хуже! - вопил Вэл, защищая лицо и голову от зонтика Марты.
     - Любимая! Ты, что, только с Юга? - промямлил он, наконец.
     - А это, что за чмара? Или ты хочешь сказать, что только  что делал  ей
благотворительный массаж грудной клетки? Ты посмотри на эту толстую корову -
и на меня!
     -  Не смей так говорить,  -  возмутился Вэл, - это  чистый  Питер Пауль
Рубенс.
     - А я, тогда, кто? - спросила обиженная Марта,
     _ А ты, это, безусловно, Эдуард Моне. "Завтрак на траве" . Или "Портрет
Олимпии". Дело же не в  одной "траве".  Это моя соратница по борьбе. Кстати,
тоже - журналистка. Она работает в "Монд Нуво". Лоран сделала вид, будто она
глубоко спит, и ее все происходящее не касается.
     - А-а.. Так  это тот  самый  "Монд  Нуво",  который обозвал мою любимую
шляпку из итальянской соломки, "мухомором, покрашенным в черный цвет"? И  ты
с ней забавляешься?  А вот это чьи чехлы для автомобилей?  - сурово спросила
Марта, раскручивая над  головой  ажурный  бюстгальтер Лоран. Вэл сделал вид,
что обиделся, хотя в душе он ликовал, что еще так легко пронесло:
     - Да  я бы  тебе  его делал каждый  день,  этот  массаж, если  б ты  не
разгуливала вечно "по Югам", а так можно и всю квалификацию растерять! Тебя,
что, "жаба задавила",  если я разминаю руки?  Ничего личного. Но  у девочки,
между прочим, ревмокардит. И я, как соратник, обязан был ей помочь. Не  ори,
так, пожалуйста, а  то  она  проснется. Увидишь сама, что  она  - прекрасный
человек, с  огромным вкусом и воображением, не ты  же  одна такая. Нет,  ты,
конечно,  неповторимая  и  уникальная, спору нет. Но  я уверен,  что вы  еще
подружитесь.
     - Вэлка, я хочу выпить, - произнесла  Марта, опуская руки, - Что это за
дурацкие плакаты в  порту: я как увидела рыло - чисто, - Мао Цзе  Дун! Это -
тот самый Борманид? О! Смотри, наше сокровище подает признаки жизни! : Лоран
повернулась набок и сделала вид, что щурится на свет. Она поводила  глазами,
из стороны в сторону, пытаясь навести их  на резкость, а потом уставилась на
Марту:
     - Привет! Так это,  та  самая,  которую Вэл мне всю дорогу расхваливал?
Верю. Ничего, что вы застали меня в таком виде? Не подумайте...
     - Ничего,  деточка, тут и думать  нечего, итак  все ясно. А глазенки-то
какие! Просто свиные шелочки! Прелесть! И на что только мужики ведутся! Так,
может быть, поставить вам кофе?
     В беседу вмешался Вэл:
     - Марта!  Это все - мелочи, дело житейское. А кофе, кстати, -  поставь,
спасибо. Но при Борманиде не смей и показывать  виду, что ты - моя  законная
супруга. Нам надо соблюдать конспирацию. Я уже допущен в его круг, да и  Ла,
тоже.  Ты можешь  представиться в роли бывшей  жены или любовницы, но нельзя
сейчас  перебивать  сложившийся имидж.  Это  -  ради  борьбы  за свободу. Ты
думаешь, это  нормальный, обычный остров?  Да  тут такой беспредел творится!
Поэтому давайте сейчас играть одной командой. А все моногамные подробности -
обсудим потом. И насчет нашей чумачечей тещи...
     - Ты бы нас, хоть, толком познакомил, - начала Марта.
     -  Иди к чертям, со своей иронией! - сделал вид, что вспылил,  Вэл: Тут
главное -  конспирация! Виски - в холодильнике. Кофе -  на  полочке. А Ла  -
нормальная чувиха, и ты ее, пожалуйста, не обижай.
     - Не хочу виски, тебе известно,  что  я пью: либо  коньяк, либо хорошую
водку, а  не эту клоповку, типа "Джонни Уокер", гулял бы он, себе, дальше...
А насчет обид - ты же знаешь: если  я чего-то  сделаю  не по-доброму, то  на
меня уже некому будет обижаться. Скоро ты намерен  вернуться домой, или тебя
уже не ждать?
     - Мартушка! Да здесь такое затевается! Сказать - не поверишь!
     -  Ну,  да. Я уже не  только сказанному,  я уже  глазам  своим не верю.
Короче, я рада, что ты жив и здоров, я так надеюсь, хотя провериться тебе не
помешает. А я поеду домой. В общем, развлекайтесь, дети мои!
     Громко хлопнула входная дверь, и Вэл грустно произнес:
     - Поехала к чокнутой теще... Ну вот, теперь она будет подозревать меня,
неизвестно в чем...
     - И давно вы с ней вместе? - поинтересовалась Ла.
     - Официально,  в  браке -  всего пару лет. А как друзья -... Столько не
живут... Интересно,  как  она меня вычислила? Ведь я ей сказал, что  еду  по
делам в Лондон... Собирать материал по Лиге  за  поруганные  права женщин  -
эмансипаток. Поэтому и просил ее, пока мне не  звонить, чтобы не  раскрывать
инкогнито...
     -  Наверное,  проверила твои звонки, когда ты заказывал билеты сюда. Но
если она тебя и вправду любит, пусть поможет общему делу. Ведь по мобильному
Интернету она  может  сгрузить тебе любую нужную  литературу, все, что здесь
под запретом... Разве у нее  нет авантюрной жилки? Ты бы вставил назад, свою
старую "симку" - а вдруг, сама позвонит?


     Прежнее слюнявое брюзжание Сэма по поводу того, что Борманид его только
использует, сменилось  на  вполне конкретное и  осознанное настроение. Россо
понимал,  что  если  так будет  продолжаться  и  дальше, то и его самого, со
временем,   выбросят,  за  ненадобностью,  как  использованную  салфетку.  О
каких-либо человеческих чувствах, привязанностях и  дружеских отношениях  со
стороны Борманида -  не могло  быть и речи. Большего, беспринципного эгоиста
свет не видывал. Он бы и отца родного продал, если бы это сулило ему выгоду.
Борманид, кстати, любил рассказывать байку, какими  были последние слова его
отца: "Осторожно, сынок, он заряжен!" И хотя это говорилось, как бы в шутку,
в такую ситуацию вполне верилось, учитывая его мерзкий характер. Более того,
зная, что он один владеет тайной - принципом работы Генератора, Сэм понимал,
что  Борманид опасается утечки этой секретной информации. Борманид  распекал
его последними словами:
     - Скажи, дорогой мой, дружище: а на фига, ты утаил от меня, что ты свой
Прототип  спрятал,  а  не  уничтожил? Ты, ведь, солгал  мне,  своему  другу,
соратнику,   и,  в  какой-то  степени,  благодетелю...  Некрасиво,   как-то,
получается... Борманид смотрел на Россо, пристально и сурово. По-понятиям, я
бы  сказал  - это,  все  равно,  что  закрысить  идею... У  своего кореша...
Ай-яй-яй!  Нехорошо.  Как  я узнал?  Тебе - все еще интересно? Под шконку  -
давно не лазил? А все  очень просто:  когда роботы замочили  одного из своих
"однополчан", я поднял из архива записи того дня, где было отмечено, что он,
этот  "убитый"  робот, появлялся на Периметре, где-то в  22.40.  Потом  была
объявлена  тревога, а следов найти не удалось. А почему в него стреляли свои
же? Потому что какая-то падла  выкрала из него микрочип. Правильно угадал? И
кто у нас такой умный? Робот, что ли? Нет, батенька,  слишком  уж тонкий тут
почерк. И у меня складывается впечатление, что почерк - ВАШ!

     Поэтому  от него,  от Сэма, могут захотеть избавиться, благо,  он  свое
дело  уже сделал. А  притворяться старым  приятелем  и закадычным корешем, у
него уже просто не хватало душевных сил. Надо быть сверх-гениальным актером,
чтобы изображать приязнь, когда  в душе клокочет  лютая ненависть и обида. И
не скажешь, что Сэм жил бедно или  в чем-то  сильно нуждался. Работа  у него
была непыльная, а материальное положение - другим бы помечтать. Но его жутко
угнетало униженное положение. Ведь, в сущности, без  его,  Сэмовой идеи, все
ужимки и прыжки  Борманида не сработали бы. Можно долго дурачить всех, но не
всегда. Можно дурачить вечно, но - немногих.  Но невозможно  дурачить всех и
всегда.  А Борманид  пытался сделать именно это, и  взял манеру обращаться с
ним, как  с  "братьями  меньшими"  - снисходительно, гаденько  улыбаясь,  не
считая  его человеком, и ласково называя  его "алкоголичком чокнутым". Этого
Сэм вынести не мог. Где бы ты был, козлина, если  бы не мое изобретение! Вот
же, тварь! Зарвался, гад, задрал  нос.  И  все люди для него - как  мрази. И
невозможно было назвать хоть одного человека, к которому бы он был привязан,
или  тепло  расположен,  не  говоря  уже о любви.  Даже  его  многочисленные
наложницы исполняли роли, не более,  чем  резиновых кукол.  Что  творилось в
потемках души этого  человека? Наверное, его  можно было бы и пожалеть. Ведь
жалок  тот, кто живет только для себя. Счастье-то только  тогда и наступает,
когда перестаешь  думать  о себе!  Но Борманид никого  не  жалел и внутренне
терзался  мыслью,  "И для  чего  все это богатство  и  власть, если  жить  -
скучно?"  Счастливые часов не замечают.  А также браслетов,  колец, серег  и
прочей бижутерии. И  Борманид любил красивые безделушки, но он мог позволить
себе  какую угодно, и  поэтому - страсти коллекционера у  него  тоже быть не
могло.  Если мышь заползет  внутрь головки голландского  сыра,  у  нее мигом
пропадет аппетит. В бога он  не верил,  хотя на публику -  много  говорил  о
боге,  душе и  духовности. И он с тоской  вспоминал свои  студенческие годы,
когда  он мог  порадоваться  самому незначительному  пустяку  -  от  бутылки
портвейна, до  очередной смазливой  дуры. К несчастью для  себя, он презирал
людей и чувствовал себя беспредельно одиноким  в стаде идиотов. Единственно,
кого он  еще мог  переносить, это,  как ни странно, была Лоран. Но и к ней у
него было специфическое отношение,  полу-потребительское.  Гейши  в Японии -
они же  были  не  просто шлюхами,  а развлекали  партнеров интеллектуальными
беседами.  Лоран  создавала  его, Владыки,  жизнеописание,  и с ней  он  мог
отвести  душу.   Иногда  ему  даже  казалось,  что  между   ними   возникает
взаимопонимание  и  взаимная приязнь.  Но  это, увы, только  казалось. Когда
откровенность  дозируется,  всегда возникает  неудовлетворенность.  Поэтому,
после бесед с Лоран,  Борманид вызывал к  себе очередную девку и отвязывался
на той, как мог.
     Что  ощущала  Лоран  после таких бесед? Как говорится, "Свистеть  -  не
мешки таскать". Иногда Борманид был остроумен. Любил парадоксы в духе Оскара
Уайльда:
     - Вы любите ее?
     - Да.
     - Так почему же вы не хотите жить с ней вместе?
     - Именно потому, что люблю ее.
     Но всегда оставалось впечатление, что он  сам  себя  пытается развлечь,
пыжится  изобразить  интерес  к чему-то,  хотя,  на  самом деле, его  ничего
всерьез  не интересовало. Раздухарившись, он  имел манеру вскидывать  брови,
отчего весь лоб морщился, и так -  зависать. Это должно  было обозначать: "Я
же знаю, как раньше было!" Но теперь - так  - нет, и, увы, больше никогда не
будет.  Не  тщите  себя  иллюзиями.  Лоран  отчетливо  понимала,  что  он  -
потенциальный суицидник. Хотя, как говорится, такой - кого хош, переживет.
     И вот, как-то, в один из вечеров, Сэм постучался в номер Лоран. У  него
была с собой бутылка коньяка.  По глазам Вэла,  Сэм  понял, что его  желание
разделяют.
     - Ну,  что вам сказать, господа хорошие?.. Кругом -  одна лажа. Хочется
тупо напиться.
     -  Почему же? -  вставил Вэл,  -  Можно  напиться с умом. Что это  тебя
пробило?  И где лажа? Пойдем на террасу, там  покалякаем, на свежем воздухе.
Лоран, тем временем,  варила кофе  и вскоре присоединилась к  мужчинам.  Сэм
процедил:
     - Достал  меня  Борманид.  Чувствую,  что  и  он это понимает.  Он меня
поимел, крупным планом, и я  ему, в принципе, уже не нужен. Да только - беда
в том, что я много знаю. Это меня и  тревожит. Он  стал меня избегать, и это
настораживает.  Помните,  как  он  закрыл Чекануса?  Как  бы  и  со  мной не
случилось... Может, пора рвать когти с этого острова?
     - Не раскисай, старина, прорвемся. Тут, понимаешь,... такая петрушка...
Короче, тебе,  как своему,  расскажу: с  Чеканусом  -  все  в порядке. Они с
Биогемом чухнули на континент. Так что, в тюрьме оказались вакантные нары. И
вот возникло  у  нас с  группой  товарищей мнение:  А не подвинуть ли  этого
балбеса на  те самые нары? Пока  мы сами туда не угодили?  Почему  все время
надо отступать, бежать, скрываться? Ведь этот - жить не даст.
     - И как ты себе это представляешь?
     -  Элементарно, Ватсон!  Чекануса  надо вернуть на место.  Но для этого
перво-наперво необходимо  отключить  Генератор.  И вот в  этом  пункте, твоя
помощь была бы неоценима. Тогда балбеса можно или посадить, или выпихнуть  с
острова,  под зад пинком. Мы  же  не кровожадны? Пусть, себе, уматывает. Без
Генератора - он все равно, ничего не сделает.
     Видя,  что Сэм  активно  согласно  закивал,  Лоран  ввела его,  в общих
чертах, в план действий. Она рассказала о подпольщиках и о военных,  которые
не  симпатизируют  режиму.  Главной  задачей на  сегодня  становится  -  как
прекратить зомбирование  острова. И вот тут, он,  Сэм  - самый  компетентный
специалист. И что он может посоветовать?
     - Как отключить - я знаю. Надо только до него добраться.
     - Как добраться, знаем мы. Это уже не проблема.
     -  Тогда Генератор  надо не просто отключить, а частично демонтировать,
чтобы его нельзя было включить опять.  Вот, блин,  черт же  дернул меня  его
изобретать! Достаточно открутить один палладиевый стержень...
     Заговорщики засиделись до глубокой ночи,  обсуждая  детали рискованного
предприятия.

     Ровно через  два дня, Сэм, вооружившись приборчиком  Биогема, вставил в
него   микрочип,  и  с  наступлением  темноты   пошел   штурмовать   вершину
Кучамалангмы. Его верный игуанодон,  Михалыч, увязался за хозяином,  неся за
ним  поноску  - сумку с  инструментами. Друзья-карбонарии ждали у  подножья.
Прошло уже семь часов, как Сэм  отправился "на дело", на горизонте забрезжил
рассвет, а Сэм все  еще не возвращался.  По расчетному времени он должен был
уже давно вернуться. Друзья стали нервничать, теряясь  в догадках, что могло
с  ним  стрястись?  Подвернул  ногу? Сломал передатчик? Сел  аккумулятор? Не
получилось демонтировать  Генератор? А  в дневных новостях, на  следующий же
день, сообщили, что Сэм Россо арестован и содержится под стражей до суда, по
обвинению в действиях,  приравненных к государственной измене.  Подробностей
не сообщали,  но и  так было  ясно, что  его застукали в Запретной зоне - на
Периметре. Как  выяснилось  потом, кто-то из  взвода  охраны (не  роботов, а
людей) заметил снизу  свет от фонарика, которым Сэм освещал горные тропки, и
забил тревогу. Оцепление быстро прочесало местность, и вскоре злоумышленника
схватили с  поличным:  мало того,  что  у него был передатчик  с  украденным
микрочипом,  так  еще  и сумка со  слесарным инструментом, что не  оставляло
сомнений  в  том,  что  он  готовил  диверсию.  Заседание  суда,  а  точнее,
трибунала,  было  назначено  через  месяц, и  Борманид, проявляя  "отеческую
заботу" о старом товарище, предоставил ему адвоката, от себя лично. Понятно,
что на эту комедию  могли  клюнуть только наивные люди или те, кто находился
под  воздействием  излучения  Генератора.  С  таким серьезным  обвинением  -
никакой адвокат не поможет, и можно было предполагать, что приговор окажется
-  между  худшим и самым наихудшим. Борманид задумал  показательный процесс,
дабы  прочим было неповадно лазить  к  Генератору.  Этот  лицемер,  в  своем
интервью по телевидению,  едва не лил крокодиловы слезы, картинно сокрушаясь
о  том,  что  "потерял  старого  товарища",  от  которого  никак  не  ожидал
предательства. И хотя  собрать  все  материалы следствия  можно  было  очень
быстро, Борманид решил на  месяц оттянуть заседание. Во-первых, это  создаст
впечатление объективного разбирательства,  дескать,  даем  защите  время  на
подготовку.  Во-вторых  - это морально  и  физически  сломит  Россо,  и тот,
посидев  в  "холодной",  на  суде будет  производить  жалкое  впечатление  -
истощенный, перепуганный и неопохмеленный. Тогда, скорее всего, он укажет на
своих сообщников - ведь такие дела в одиночку не делаются.
     В  годовщину Зеленой  революции  Владыка  преподнес  народу новый  сорт
дешевой водки "Борманидовка", которую местные  тут  же перекрестили в просто
"бормотуху".   Время   неумолимо  летело.   Лоран  закончила  заказанное  ей
"жизнеописание",  и его  уже  готовили к  печати,  а Вэл  тайно созвонился с
Чеканусом, чтобы тот был готов вернуться на остров в ближайшее  время, когда
заговор  войдет  в  решающую  фазу.  Борманид  был  прекрасно  осведомлен  о
готовящемся перевороте, но виду не подавал, чтобы не спугнуть конспираторов.
Военные  заняли  выжидательную  позицию и похоже, были  готовы  примкнуть  к
движению, но  только тогда, когда они убедятся, что  дело  - беспроигрышное.
Слепая привычка  к дисциплине делала свое дело, и верность присяге  тут была
не  при чем. Агенты Мусоргского сбились с ног, снуя по явкам, конспиративным
квартирам  и  сходкам.  Из  Арсенала Сил Самообороны  пропала крупная партия
взрывчатки  и стрелкового  оружия.  Штамп  тайно  был  награжден медалью  за
заслуги   перед   государством  -   "Большая  зеленая  ветвь".  А  некоторые
непопулярные  меры,  принятые   Владыкой,   и  преподнесенные,   как   надо,
действительно,  усилили  в  народе  недовольство  заговорщиками.  Оставалось
уповать на то, что население  Тормозунда - изначально пассивно, что касается
политики. Эти в бутылку не полезут, по первому зову. Тогда заговорщики имеют
шанс, даже сравнительно небольшими силами, одержать верх, если военные будут
оставаться нейтральными. Однако  нужно было подстегивать события, потому что
движение,  потеряв  динамику,  могло  заглохнуть,  захлебнуться. Вялотекущее
общественное сознание  сводилось здесь  к тому, что трепыхаться  бесполезно,
как ни рыпайся, резкого  улучшения  не  будет,  лишь  бы  не настало  резкое
ухудшение. "Не пожелай себе нового царя", "Лишь бы не было войны" и подобная
муть. Сэм  мучился страхами по поводу своей  грядущей  участи.  Лоран  разок
посетила  его,  чтобы  ободрить,  свидание  разрешили,  но поговорить им  не
удалось. Кроме обмена дежурными фразами  о  здоровье, развивать  другие темы
было  опасно. Перед самым началом судебного  процесса, Борманид  обратился к
народу с очередной  проповедью,  где он  гневно заклеймил  проклятую  ересь,
крамолу и смуту. При этом он, этот "свободолюб", был настолько демократичен,
что  даже отметил положительную роль"конструктивной оппозиции", имея в  виду
куклу, дурилку картонную, в  обличье Хмыриновского, который сидел  у него на
зарплате..  Вэл  снова  связывался  с Чеканусом и тот заявил,  что пообещает
населению новую конституцию, в которой с  борманизмом будет покончено, раз и
навсегда.  Поскольку  вернуться  на  остров он  мог  только нелегально  (был
объявлен в розыск),  приехать Чеканус мог только с началом самого восстания,
чтобы встать во главе его. Чеканус задумал не очередной дворцовый переворот,
а настоящую  революцию, со сменой общественного  строя. Он собирался сделать
нечто подобное парламентской республике, а про тиранию Борманида  вспоминать
как  о темном средневековье и как о страшном сне. Плохо было то, что Сэму не
удалась его  миссия с Генератором, но на этот счет Апсайд Даун, прирожденный
стратег и аналитик, предложил свой  вариант развития событий, чтобы обойтись
малой   кровью.  Режим  нужно  сразу  обезглавить,  изолировав  Борманида  и
отстранив его от рычагов власти прежде, чем  он  начнет подавлять  восстание
силой. Его  решено  было выкрасть, похитить, и чтобы не устранять физически,
спрятать в каком-нибудь потайном  месте,  под охраной  и  держать там до тех
пор,  пока Чеканус  не объявит о создании нового правительства на острове. А
над Борманидом  потом можно  провести громкий процесс,  за  его преступления
против  человечности.  Лоран,  все  это  время,  изучая  биографию  Владыки,
научилась  читать между строк и  знала, как некоторые события происходили на
самом деле. А на многое  свет пролил Сэм  Россо, знавший  Борманида раньше и
лучше.  Но настоящей сенсацией для всех было  появление в стане заговорщиков
нового лица: Некий седовласый  старичок,  внешне очень напоминавший Альберта
Эйнштейна,  пришел, поздоровался,  назвав всех  по  именам,  хотя  никто  из
присутствующих - ранее, его  не видел. Сначала все  переполошились, подумав,
что   это   какой-нибудь  стукач  от  Борманида.  Но   седовласый   дядечка,
поинтересовавшись, "А где же Сэм?", объяснил, кто он такой на самом деле:
     -  Если  вы  помните,  Сэмэн  отправился  на  отключение  Генератора  в
сопровождении своего любимого динозаврика. Я думаю, он успел вам рассказать,
откуда этот игуанодон появился у него... Так вот, когда мы с Сэмом подошли к
самому Генератору, я, (на котором не было  свинцового шлема),  вдруг ощутил,
как по сосудам головного мозга, словно струится мед.  Я невольно приблизился
к жерлу Генератора и испытал  настоящую эйфорию. Я буквально  засунул в него
голову  и застыл, неподвижно, как наркоман под кайфом. Мыслеобразы вливались
в мое открытое сознание: "МЫ - не быдло, чтобы нами управлял, кто попало. Мы
- люди, и  всегда  будем  людьми. Мы строим  свое  счастье..."  И все такое,
подобное. Все это я воспринимал, пока Сэм  возился с отключением. Что у него
в итоге получилось, я не знаю,  потому что скоро в пе