но. Только я вас прошу, напишите Саше записку, чтобы она не подумала, будто я вас выгнала. ...Утром Санька нашла рядом со своей подушкой листок из тетради, на котором было написано печатными буквами: "Касань! Я жухоу. Так детбу шелуч. Щайпро. Я-дубу битьлю бяте, капо не руум! Днови, не басудь! Мама не таванови. Твой Шольаль". Глава 9 ЯВКА С ПОВИННОЙ Рабочий день участкового Мулдугалиева начался, как всегда, с посещения родного отделения милиций. Едва он переступил порог, как дежурный по отделению огорошил его сообщением: - Вас какой-то старик дожидается. - Какой старик? - Не знаю. Явился вчера поздно вечером. Говорит - совершил преступление. Мол, откроется только вам... Ну, я его на всякий случай упрятал в КПЗ. Дежурный проводил участкового в камеру предварительного заключения и отпер дверь. В камере на длинных нарах лежали двое - подросток лет шестнадцати и Альшоль. При виде милиционеров они поднялись и встали рядом с нарами во весь рост. - Этот задержан ночью. Ломал телефон-автомат, - указал на подростка дежурный. - А этот - ваш... - кивнул он на Альшоля. - Старый знакомый, - сказал участковый. - Следуйте за мной. Он провел Альшоля в кабинет, усадил на стул посреди комнаты, а сам занял место за письменным столом напротив. - Рассказывайте? - предложил Мулдугалиев, придвинув к себе чистый лист бумаги, чтобы протоколировать его признания. - Что же тут рассказывать... - вздохнул Альшоль. - Я преступник. - Так! - удовлетворенно воскликнул лейтенант. - Это произошло в моей жизни впервые... Я полюбил самую прекрасную девочку на земле. Я не знал, что этого нельзя делать в моем возрасте... Ее мама сказала, что это даже запрещено! Но девочка тоже любит меня. - Постойте, постойте! - остановил его Мулдугалиев. - Что значит "полюбил"? Что значит "тоже любит"? Да вы понимаете, что вы говорите! Она же несовершеннолетняя! - Я понимаю, что говорю, - печально кивнул Альшоль. - Такого в моем сердце не было никогда с тех пор, как я покинул родную страну. Саша обняла меня и поцеловала. Вот сюда, - он показал на правую щеку. - И я тоже поцеловал ее. Около уха... Я преступник! - Около уха?! И все?! - закричал лейтенант. - Что же вы мне голову морочите?! Какое же это преступление?! - Правда?! - просиял Альшоль. - Это можно делать? Ах, как вы меня обрадовали! Значит, я ни в чем не виноват? - Ну, это как сказать... - загадочно протянул участковый. - Тогда я вас прошу, - неожиданно заявил Альшоль, - отправьте меня в Исландию! - В Исландию?! Зачем? - опешил Мулдугалиев. - Саша говорит, что я там родился... И Альшоль принялся простодушно рассказывать участковому о древней Исландии, Полях Тинга и Скале Закона. Он так увлекся, что вскочил со стула и, обращаясь к лейтенанту, продекламировал: Не любы мне горы, хоть я и был там девять лишь дней! Я не сменяю клик лебединый на вой волков... "Сумасшедший или не сумасшедший... - думал в это время участковый. - По крайней мере, не буйный... Но пока лечить не буду. Буду наказывать". А Альшоль совсем разошелся: Солнце не ведало, где его дом, звезды не ведали, где им сиять, месяц не ведал мощи своей... - Стоп! Стоп! - поднял ладонь участковый. - Красиво, правда? - спросил Альшоль. - Пустите меня в Исландию! Я хочу уехать далеко-далеко, чтобы никогда больше не видеть Сашу. - Вы же говорили, что любите ее? - удивился Мулдугалиев. - Как вы не понимаете! Когда любишь и не можешь быть вместе, лучше уехать на край света, чтобы не видеть совсем! Ее мама все равно нам не позволит жениться. - Вы вроде умирать собирались? - спросил участковый, что-то строча на бланке протокола. - Ну, может, успели бы пожить... Хоть немножко... - поник Альшоль. Он сразу поскучнел, сгорбился, снова стал похож на древнего старичка. А Мулдугалиев, уже не обращая на него внимания, дописал протокол и сказал: - Распишитесь. Альшоль подошел к столу, не глядя, поставил заковыку внизу страницы. Мулдугалиев расплылся в довольной улыбке и вызвал по телефону дежурного. - Препроводи, - сказал он, отдавая ему протокол. - В Исландию? - радост"о встрепенулся Альшоль.. Дежурный недоуменно помялся в дверях, не понимая - куда вести старичка. - Там все написано, - показал на протокол Мулдугалиев. - Обычным порядком. Альшоля вывели из кабинета и проводили на улицу, где стояла милицейская машина. Дежурный помог ему взобраться по лесенке внутрь маленького фургона с зарешеченными окошками, где уже сидел знакомый Альшолю подросток, ломавший ночью телефонные автоматы. Альшоль приветливо улыбнулся ему, но подросток не ответил. Рядом на низенькую скамеечку уселся сержант милиции. Двери закрылись, и машина поехала. - Вы тоже в Исландию? - спросил Альшоль подростка. - Чего-о? - окрысился он. Альшоль испуганно примолк. Их привезли куда-то и провели через двери, рядом с которыми была табличка "Народный суд". Сержант ввел Альшоля с подростком в небольшой зал, где за столом, стоявшим на возвышении, сидела молодая женщина в очках. Зал был пуст, не считая стоявших рядами стульев. - Вот они, товарищ судья, - козырнул сержант, выкладывая перед женщиной бумаги протоколов. - Хорошо, - кивнула она. - Садитесь. Сержант усадил Альшоля рядышком с подростком, но сам не сел. Остался стоять в дверях. Судья прочитала протоколы и подняла глаза на Альшоля. - Гражданин Альшоль, встаньте. Альшоль послушно встал. - Тут у вас в документах год рождения написан неверно. Когда вы родились? - Я не помню, - сказал Альшоль. - Ну, а сколько лет вам, помните? - Семьсот пятьдесят один. Женщина внимательно посмотрела на старичка, потом перевела взгляд на сержанта. Тот пожал плечами. - А вы признаете, что жили на улице Большой Пушкарской в телефонной будке? Признаете, что воспротивились принудительному лечению и скрылись от милиции в неизвестном направлении? - спросила она. - Почему в неизвестном? В известном, - сказал Альшоль. - Мы с Сашей у скрытников были. - Вот я и говорю - скрылись, значит! - с некоторым раздражением повторила судья. - Все ясно. Садитесь. Альшоль сел, а женщина так же быстро разделалась с подростком, задав ему два или три вопроса. Затем она заполнила новые бланки и передала их сержанту: - Увидите осужденных. Альшоля с подростком снова повели куда-то. - Сколько припаяли? - спросил подросток у сержанта. - Пятнадцать. И скажи спасибо. Могли бы уголовное дело открыть. А так - мелкое хулиганство... Альшоль с беспокойством прислушивался к их разговору, уже понимая, что происходит что-то не то. Однако вопросов не задавал. Он уже понял, что при общении с милицией лучше не затевать лишних разговоров: На этот раз "х посадили в большой фургон, где и народу было больше - человек двенадцать. Но они Альшолю не понравились - помятые какие-то, небритые и злые. Когда дверцы фургона закрыли и наступила полная темнота, хриплый мужской голос запел: Ка-андуктор, не спеши-и! Ка-андуктор, понимаешь, Что с девушкою я Прощаюсь навсегда! Альшоль вздрогнул, вспомнил Саньку. Неужели? Неужели его повезут в Исландию с этими небритыми мужиками? А вдруг в Исландии теперь все такие? Как же скучно будет там жить! Однако до Исландии снова не доехали. Их выгрузили во дворе за высоким забором, по верху которого была пущена колючая проволока, а железные ворота наглухо закрыты, потом по одному провели в низкое здание, окна которого были, как в милицейском фургоне, зарешечены. Все оказались в просторной комнате, с креслом, стоявшим перед зеркалом. У кресла - пожилой милиционер в белом фартуке. В руках он держал машинку для стрижки волос. - Ну, кто первый? - спросил он весело. "Странная какая-то парикмахерская..." - подумал Альшоль и, видя, что его товарищи мнутся, подошел к парикмахеру первым. - Правильно, дед, - кивнул тот и, усадив Альшоля в кресло, принялся стричь его наголо. Через минуту на Альшоля смотрела из зеркала маленькая стариковская головка, круглая, как фундучный орех. Борода на лице стала выглядеть совсем несуразно. - Постригите и бороду, пожайлуста, - попросил он. Парикмахер хохотнул, нашел длинные ножницы и отхватил Альшолю бороду. - Это завсегда, пожайлуста! Следующий! - крикнул он. Альшоль отошел в сторонку, с любопытством ощупывая остатки бороды. Надо сказать, что ритуал проводов в Исландию ему не понравился. Но, может таковы здешние законы? Может, теперь все жители Исландии стригутся наголо и бород, как раньше, не носят? Вскоре все мужики стали как один - с сияющими остриженными макушками. Почему-то они веселились, отпуская шуточки, и, гогоча, показывали друг на друга пальцем. - Дедуля, а твои-то патлы могут и не отрасти! - Ничего страшного. Мне и не надо. Ведь я еду в Исландию умирать... - Ну, ты хохмач! - объявил парень с фингалом. - Тюряга это, дед, а не Исландия! Пятнадцать суток покорежишься на стойке, потом езжай в свою Исландию. И то если отпустят! И он заржал вместе с другими лысыми. ГЛАВА 10 -РЕ-ЛЬ Санька была в отчаянии: Альшоль исчез! Прочитав его прощальную записку, она не поверила - полезла на антресоли. Но и там была пусто, лишь лежала на полках ненужная теперь металлическая коллекция, потихоньку обрастая "ржавчиной, да злорадно скалился в углу металлический ублюдок из "Айрон Мейден". Санька почувствовала пустоту в груди - такого с нею раньше не бывало, - будто вынули оттуда что-то очень нужное и горячее, что раньше согревало душу, и теперь там холодно и п"сто. Древний и иностранный мальчик! Тут нам самим жить не просто, а древним несовершеннолетним иностранцем - и подавно! А что бород" у него - так это даже и хуже. У нас к бороде почтения нету. Санька бросилась к маме, но мама была тверда, как Скала Закона, с которой когда-то проповедовал Альшоль в своей Исландии. То есть мама, конечно, принялась успокаивать Саньку, говорить, что ничего, страшного не случится - мол, найдется! Но искать Альшоля решительно отказалась. - Он взрослый человек, сам должен собой распоряжаться, - сказала мама. А невзрослым человеком, значит, должны распоряжаться другие! Ну уж - нет! Санька разозлилась и, как говорили встарь, закусила удила. А уж когда она закусывала удила, никаког" удержу Саньке не было. Она стала рассуждать. Конечно, обратно в свою телефонную будку Альшоль не вернется. Мулдугалиев тут же схватит! И вообще шататься по городу Альшолю крайне опасно: больно уж вид у него заметный! Следовательно, рассуждала Санька, Альшоль где-то прячется... Но питаться-то ему все же надо! Какой бы ни был он вегетарианец, а принимать пищу время от времени нужно! А денег у него нет, да и появляться в магазине или в столовой опасно. Значит, либо его кто-нибудь подобрал, как бездомного оценка, либо ушел... к скрытникам! К кому же ему идти, если не с скрытникам, - рассуждала Санька. Они его любят, то есть - тьфу! - ненавидят. Причем так сильно, что у скрытников Альшолю обеспечена вполне сносная жизнь... И Санька стала готовиться к экспедиции в оборотный мир, к скрытным жителям. Но легко сказать, да трудно сделать. У мамы имелись другие планы относительно Санькиного будущего. Мама потащила Саньку на митинг. После того как папа ушел в клоуны, мама стала активно заниматься общественной работой. Она была членом общества "Спасение", сочувствовала движениям "Демократический альянс", "Альтернатива", "Народный консенсус"; посещала клуб "Добрыня Никитич" и кружок самообразования "Фрейдизм и перестройка". Всe эти названия Саньке ничего не говорили, но. она не осуждала маму, потому что, в свою очередь, сама увлекалась металлическими группами, о которых мама тоже ничего не знала. Тут как раз случился небольшой митинг у дворца спорта "Юбилейный", посвященный борьбе кого-то с кем-то. Или кого-то за что-то - Санька не поняла. Туда они с мамой и отправились. На площадке перед "Юбилейным" была сооружена деревянная трибуна, на которой стояли несколько нахохлившихся людей. Вид у них был суровый. Перед трибуной - толпа человек в семьдесят, многие держали над головою плакаты. На одних плакатах было написано "Нет!", на других - "Да!". В толпе сновали бойкие молодые люди, которые продавали маленькие газетки под теми же названиями. Газетка "Нет!" стоила тридцать копеек, газетка "Да!" - двадцать. Мама на всякий случай купила обе. На трибуну один за другим выходили ораторы и кричали слова, с ненавистью глядя на микрофон и размахивая руками. Люди, державшие плакатики "Да!", аплодировали тем, которые говорили: "как работаем, так и живем", а те, что с плакатами "Нет!", одобряли ораторов, утверждавших обратное: "как живем, так и работаем". Внезапно на трибуну поднялся молодой человек, замотанный в несколько разноцветных флагов. Он был похож на девушку из индийского кинофильма. У индусов такая одежда называется "сари". Молодой человек поднял обе руки вверх, успокаивая разгоряченную толпу и начал говорить: - Нытикре! Капо вы течири о нойраз деруне, кини-скрыт гутребе шива елыгни мадо! Роско родго нетрух! Течайкон зарба! Родго в тинрспасо! Тевайда речьбе гое с ихбео ронсто! "Да это же скрытник!" - с изумлением подумала Санька, автоматически переводя его речь. - Иностранец... - зашелестел в толпе. - Что он сказал? Пусть переведут. К микрофону подошел массивный человек в шляпе. - Наш иностранный гость Из... республики Кирибати приветствует перестройку! - сообщил он и объявил следующего оратора. Санька незаметно отодвинулась от мамы и бочком-бочком приблизилась к скрытнику. Возле него уже толпилась стайка фарцовщиков, но скрытник лишь разводил руками: мол, ничего нет, кроме флагов на теле! Санька тихо шепнула ему: - Ветпри, никдельбез! Скрытник удивленно уставился на Саньку, но все же поприветствовал: - Вороздо, харочду! Ты дакуот? Но Санька не стала объяснять - откуда она, а быстро и решительно принялась, инструктировать скрытника, где и когда ему надо быть, чтобы пустить Саньку в оборотный мир. - Зачем тебе? - спросил он на своем языке. - Ищу одного человека. То есть - скрытника... Ты случайно не слышал: Шольаль? - Нет, - покачал головой он. - Родго шойболь. - Как тебя зовут? - спросила Санька. - Вонбол, - ответил он. - А меня, - Касань. До встречи! Мама вернулась с митинга взволнованная. Она никак не могла выбрать между "да" и "нет". Санька попыталась сказать, что совсем не обязательно выбирать между ними - можно плюнуть и на то, и на другое. Но мама взволновалась еще больше и обвинила Саньку в аполитичности, что во всем, мол, виноват этот подозритель"ый старикашка, что если раньше Санька хотела искоренять зло, то теперь не хочет выбирать даже между "да" и "нет". - Не смей говорить плохо о моем Альшоле! - сквозь зубы сказала Санька и ушла в свою комнату, прихватив телефон на длинном шнуре. - Завтра едем к дедушке, - сказала ей мама вслед. - Как бы не так! - прошептала Санька, прикрыла дверь и набрала номер Захара. Услышав Санькин голос, Захар обрадовался, принялся расспрашивать про новости, но Санька оборвала его: - Подожди. Сейчас не до этого. Ты мне нужен. - Когда? - спросил Захар. - Сегодня ночью. - Зачем? - с тревогой спросил Захар. - Там узнаешь. Что, испугался? - Вот еще! - сказал Захар. - Где и когда встретимся? - В час ночи на углу Большой Пушкарской и Ленина. Я буду в джинсах и черной кофточке. На кофточке написано: "Спасем мир!". - Знаю такую кофточку, - сказал Захар. - Видел... А я буду в обычном костюме. В сером... - При галстуке? - съязвила Санька. - Могу при галстуке... Теперь следовало усыпить бдительность мамы. Весь вечер Санька разговаривала с ней только о балете и перестройке. Мама была чрезвычайно довольна. В одиннадцать часов они с Санькой расцеловались и отправились спать по своим комнатам. Санька подождала, пока в комнате мамы погаснет свет. Потом еще минут пятнадцать. Затем Санька уронила на пол толстый англо-русский словарь. Вопросов из маминой комнаты не последовало. Тогда Санька быстро оделась и написала маме такую записку: "Мама! Прости меня, я ухожу. Я люблю Альшоля и должна его найти. Если ты когда-нибудь любила, ты меня поймешь! Не волнуйся, я уже большая. Пока я люблю, со мной ничего не случится! Твоя Саша". Она оставила записку в прихожей на тумбочке. Взглянула на себя в зеркало: лицо было решительное и одухотворенное, Санька сама себе понравилась. Все-таки это был поступок! Она выскользнула на лестницу и тихо притворила за собой дверь. На углу Большой Пушкарской и Ленина у .окон детского сада, куда Санька ходила в детстве, маячил длинный нескладный мальчишка в сером костюме и при галстуке. В руках он' держал букетик гвоздик. Санька заметила его издали, потому что ночи были еще светлые. - Привет, Захар! - Вот ты какая... - сказал Захар, разглядывая ее. При этом он сильно прищурил глаза. Санька сразу поняла, в чем дело. - Немедленно надень очки! - приказала она. - Ты же близорукий. В очках Захар оказался гораздо привлекательнее, а уж Санька несомненно ему понравилась, потому что Захар смутился и не ловко сунул ей букет. - Это тебе. - Следуй за мной. И запомни, что сегодня меня зовут Касань. - Касань... - повторил Захар. - А тебя - Харза. - Понял! - кивнул Захар. - Слоговой перевертыш. Своего рода палиндром. - Сам ты палиндром! - Санька не знала этого слова. - А зачем это нам? - спросил Захар, торопливо поспевая за Санькой по ночной Большой Пушкарской. - Увидишь! - таинственно шепнула Санька. Они дошли до подворотни, где когда-то Альшоль с Санькой скрывались от могучих санитаров. Санька подошла к той же обитой железом двери, сказала: - Кройот, Ванбол! - Он, и вправду, Болван? - осведомился Захар, который сразу понял перевод. - Узнаем. Дверь на этот раз не стала податливой, как занавеска, а просто отворилась. За дверью стоял Вонбол, обмотан"ый в флаг Соединенных Штатов Америки. Весь в звездах и полосах. - Привет, Касань! - сказал он. - Смотри, какой клевый флажок раздобыл на выставке в Гавани... А это кто? - указал он на Захара. - Харза, - поклонился Захар. - Мой друг, - сказала Санька и удивилась, потому что эти слова звучали одинакова и по-прямому, и по-оборотному. Он повел Саньку и Захара темными переходами и вскоре вывел на улицу Ленина в том самом месте, где Санька была в прошлый раз. Ее поразило, что оборотный город за эту пару недель стал еще запущеннее и страшнее. - Что эт" у вас происходит? - с испугом спросила Санька. - Это не у нас, а у вас, - сказал Ванбол. - Наш город - это отражение души вашего города. Чем больше неустройства, смятения, страха в душе вашего города, тем ужаснее выглядят дома в нашем городе. Они вышли в сквер с холмом, изрытым землянками. На скамейках сидели скрытники, ждали Саньку. - Вот она, - указал на нее Ванбол. - Пришла, мерзавка. Захар вздрогнул. Он уже умел понимать оборотную речь, но не знал, что в этом мире принято браниться. - Ну что, проходимцы! - бодро начала Санька. - С отвращением вас вспомнила... Прямо до тошноты. Если бы не этот паршивый старикашка Шольаль, ни за что бы сюда не пришла... Захар осторожно дернул Сашу за рукав майки "Спасем мир!": - Груня... То есть, Касань! Ты что - рехнулась? Разве так можно с незнакомыми! Но она продолжала: - Я этого старикашку так ненавижу, так ненавижу! Своими руками задушила его! Всю жизнь мне испортил!.. И Санька неожиданно заплакала. - Да, как видно, довел девочку, проходимец... - заметил старый скрытник, тот самый, что встретил их с Альшолем в прошлый раз. - Убить мало... - согласно закивали скрытники. - Зачем к нам явилась? Чего от нас хочешь? - Хочу найти его, чтобы удушить собственными руками! - горячо отвечала Санька. - Пойдем к трeтлю, - сказал старейшина. Скрытника поднялись со своих скамеек и неспешно зашагали по направлению к Карповке. Санька и Захар шли за ними. Захар все еще не мог прийти в себя от изумления. - Так ты своего Альшоля ищешь? - расспрашивал он Саньку на ходу. - Что он тебе сделал? Неужели оказался подлецом? - Дурак ты, Захар. Я люблю его! Люблю! Захар только плечами пожал. Скрытники, обрастая по пути сородичами, толпою свернули на Чкаловский и вскоре оказались у Карповки. Они осторожно перешли мост, который едва держался - настолько был ветхим. Прошли влево: в полумраке белой ночи, на фоне светлого неба, возвышался темный силуэт монастыря - массивного, величавого, тяжелого. - Здравствуй, трeтль, - поклонился ему старейшина скрытников. Каменная громада вдруг зашевелилась. Оказывается, это сидел на земле огромный великан, обхватив колени, он лишь издали казался каменным монастырем. Великан поднял лицо - оно было махнатым, - взглянул ярко сияющими, зеленоватого цвета глазами, расправил волосатую грудь, шумно вздохнул и спросил: - С чем пожаловали скрытные жители? - Ты все знаешь, трeтль. Ты породнен с камнем. Не слышал ли, в каком здании прямого мира прячется сейчас старик по имени Альшоль? И жив ли он? - Как не знать?! Знаю, - громовым голосом произнес трeтль. И, конечно, и он жив, ты об этом прекрасно знаешь, потому что, если бы он умер, то все мы исчезли бы в сей же миг... - Прости, старый пень, не подумал... - пробормотал старейшина, потупившись. - Мы все поселились здесь, потому что пожаловал он - странник и исландец, старик с молодой душой, наш вечный поэт Альшоль, - продолжал трeтль, а Санька слушала его, затаив дыхание, понимая наконец-то, откуда взялись чудеса. - Альшоль жив, но находится в беде, - сказал трeтль. - Он застрял в прямом мире, куда мне ходу нет. Глава 11 ПРОВОДЫ ПРИВИДЕНИЯ Санька взяла с собой Захара не напрасно. Во-первых, ей было все-таки боязно одной отправляться в оборотный мир. Во-вторых, она твердо решила не возвращаться домой, пока не найдет Альшоля. А нужно было иметь хоть какое-то пристанище. Поэтому рано утром, покинув скрытников, Санька и Захар ехали на Васильевский остров в коммунальную квартиру, где Захар жил со своими родителями. От трeтля удалось узнать даже адрес, по которому в настоящее время проживает Альшоль. Дом располагался на углу Каляева. Санька предложила по пути на Васильевский заехать туда и посмотреть это место. Захар согласился легко: пока они с Санькой съездят на улицу Каляева, родители Захара уйдут на работу, а значит, не надо будет объяснять им про Саньку - кто ,она и откуда взялась. Захар еще с вечера предупредил родителей, что идет к другу и останется у него ночевать. На улице Каляева их ждал удар. Под указанным трeтлем номером находилось здание за высоким забором, лишенное каких-либо вывесок. Расспросив прохожих, Захар узнал, что это - тюрьма. - Это Мулдугалиев его туда засадил! - догадалась Санька. В душе она, как ни странно, обрадовалась. Тюрьма - все же не больница. Здоровье - это главное! Они поехали на Васильевский, по пути обсуждая планы освобождения Альшоля. Захар уже знал не только настоящее имя Саньки, но и все подробности появления Альшоля на Земле, а также обычаи скрытников. Ему пришлось поверить и в то, и в другое, поскольку он видел все своими глазами. Захар присмирел, посматривал на Саньку с большим уважением и уже не пытался учить ее уму-разуму. Наконец он не выдержал и спросил: - А ты действительно так любишь этого старика? - Да, - твердо сказала Санька. - Только он не старик. Я же тебе говорила. - Ноу него борода и волосы седые... - Подумаешь - борода! Она ему идет. - А я вот никого не люблю... - вздохнул Захар, искоса поглядывая на Саньку. - Вырастешь - полюбишь, - рассудительно сказала она. - А чтобы любовь окрепла, надо вместе пройти испытания. - А за что ты его любишь? - спросил Захар. Санька задумалась. - Любят не "за что", а "почему", - сказала она. - Потому что он - самый лучший! Самый умный и красивый! И самый талантливый! Посмотри, сколько он придумал всякой всячины - и скрытники, и трeтли, и привидения... - И привидения? - удивился Захар. - Да. Ты еще увидишь... Они приехали к Захару, поставили чай и принялись обсуждать - что делать дальше. - Надо искать связи, - сказала Санька. Захар вспомнил, что у одного его одноклассника отец работает прокурором: это был шанс. Однако одноклассник по имени Витя в настоящее время находился на турбазе под Выборгом. А без него идти к прокурору было неудобно. - В чем же дело? - спросила Санька. - Бери билет и поезжай в Выборг. - А ты? - А я буду действовать здесь. Сегодня Кроша приезжает, мы ее тоже подключим. Действительно, как-то незаметно подошел срок приезда подружки. Санька и радовалась, и волновалась за Крошу: это надо же - сколько новостей она услышит! Они с Захаром вышли на улицу и расстались. Захар, записав телефон Кроши, отправился на Финляндский вокзал, а Санька - к Кроше на Петроградскую. Подружки бросились друг к другу в объятия, расцеловались, а потом, отступив, одновременно воскликнули: - Как ты загорела! - это Санька. - Как ты похудела! - это Кроша, - Похудеешь тут, - сказала Санька и принялась рассказывать Кроше свою невероятную историю. Кроша ахала, охала, испуганно таращила глаза, а под конец, когда Санька пересказала ей прощальную записку Альшоля, даже всплакнула. Не медля ни секунды, подруги поспешили на улицу Каляева и там, хотя и не без труда, узнали, что гражданин Альшоль осужден на пятнадцать суток за бродяжничество и что передачи ему не полагаются. Вечером Саньке очень захотелось позвонить маме, успокоить ее, но она этого не сделала. Мама будет плакать, просить ее вернуться... А как же Альшоль? Санька заночевала у Кроши под благовидным предлогом. Половину ночи подружки прошептались о самом интересном и тайном - о любви. Кроша еще не испытала этого чувства, хотя в Крыму на пляже ей понравился один молодой человек. Ему было девятнадцать лет, он приехал из Москвы и звали его Алексей. Однако он приехал со своей девушкой, поэтому Кроша лишь смотрела на него издали и восхищенно вздыхала. Он тоже казался ей довольно старым, но не таким, как Альшоль. - Ты с ним целовалась? - спросила Кроша Саньку. - Да, - кивнула Санька. - У него борода мягонькая! - А дети у вас будут, когда вы поженитесь? - спросила Кроша. - Обязательно! Пять человек, и все - исландцы! Кроша позавидовала подружке: у той будут исландские дети, а у Кроши - еще неизвестно какие. Наконец они уснули. Захар появился около восьми вечера, когда родители Кроши уже были дома. Крошина мама принялась готовить ужин, а Захар конфиденциально сообщил подругам новости. Новость первая: Альшоль получил пятнадцать суток за бродяжничество. Каждый день его возят на стройку убирать мусор. Эта новость для девочек новостью уже не была. Новость вторая: по постановлению прокурора прямо из тюрьмы Альшоль будет отправлен в специальный дом для престарелых с психическими отклонениями. Дом этот находится почему-то в Воронеже. Новость третья: в протоколе допроса, как узнал Захар, было зафиксировано, что Альшоль просил отправить его в Исландию. "та новость поразила Саньку больше всего. - Как он мог? А я?! - слезы сами собой навернулись на ее глаза. - Дети, ужин готов! - позвала Крошина мама. Пришлось отложить переговоры. Захар произвел на Крошиных родителей очень приятное впечатление своими манерами и тем, что после каждого слова говорил "спасибо" или "пожалуйста". Санька заметила, что Кроша тоже приободрилась и заинтересованно поглядывала на Захара. Разговор за столом был, как обычно, абсолютно неинтересный: про температуру воды в Черном море, про экологическую обстановку в Крыму... В углу комнаты еле слышно что-то свое бубнил телевизор. Вдруг Крошина мама, только что откусившая кусочек пирожного, стала возбужденно тыкать пальцами в экран. Все обернулись к телевизору и увидели на экране Санькину фотографию, сопровождаемую текстом: - Позавчера вечером ушла из дома и не вернулась Саша Токарева тринадцати лет. Всех, кто знает что-либо о ней или ее местонахождении, просят позвонить по телефону... - И доктор назвал номер Санькиного телефона. За столом возникла звенящая тишина. - Саша... - начал Крошин папа, неловко разводя руками. - Может быть, ты объяснишь... - Господи, да что тут объяснять! - Крошина мама нервно метнулась к телефону. - Вы представьте, мать два дня не находит покоя! Немедленно звонить! - она протянула снятую трубку Саньке. Санька поникла: Крошина мама была абсолютно права. Ну а дальше все было, как обычно бывает в таких случаях: слезы, упреки, объяснения и наконец долгожданное прощение... Дело кончилось тем, что через полчаса вся троица - Санька, Кроша и Захар - уже стояла у двери Санькиной квартиры. Мама открыла дверь и заключила Саньку в объятия, плача от счастья и обиды одновременно. - Как ты могла, как ты могла... - повторяла она, рыдая. Вдруг мама отодвинулась от Саньки и округлившимися глазами взглянула на что-то, находившееся за Санькиной спиной, на лестничной площадке, потому что дверь еще не успели закрыть. Кроша, Захар, а за ними и Санька тоже обернулись, повинуясь маминому взгляду, и увидели привидение Софью Романовну, которое стояло перед дверью, сложив руки у живота, как это делают оперные певцы. Привидение, коне"но же, было в своем излюбленном подвенечном платье. - Я зашла попрощаться, - сказало привидение. - Мамочка, не бойся! - воскликнула Санька. - Это же Софья Романовна... - Проходите, пожалуйста! Привидение вошло в квартиру и последовало на кухню - оттуда с радостным мяуканьем выскочила Аграфена. Привидение подхватило кошку на руки и пошло дальше. В кухне оно уселось на диванчик, не выпуская кошку, и сказало вошедшим следом Санькиной маме и остальным: - Я бы выпила чаю с печеньем... - Сейчас, конечно, - поспешно кивнула мама. - Видишь, я же тебе говорила! Это и есть привидение, - шепнула Санька Захару. Все расселись за столом в чинном молчании. Санина мама разлила по чашкам чай, и привидение Софья Романовна начало говорить: - Очень скоро Господь возьмет меня к себе. Это состоится... - оно взглянуло на маленькие золотые часики, - ...буквально через полчаса. Истекли сорок дней с момента моей телесной смерти. Сейчас решится моя судьба. В назначенный час мне должны прислать гонца. Если явится ангел, значит, меня зовут в рай, если же прибежит чертик, то, увы... - старуха развела руками в белых лайковых перчатках. - Впрочем, мне не о чем беспокоиться. Я жила праведной жизнью... - Неужто ни разу не согрешили, Софья Романовна? - вдруг спросила мама. - Почему? Бывало... Но я каялась. Никто не дотронулся до чашек. Всех будто парализовало. Мысль о том, что сейчас на их глазах душа этой старухи отправится, куда ей предназначено, вызывала мурашки. А старуха мешала чай, задумавшись и унесясь мыслями далеко-далеко... - Альшоля найд" и скажи ему спасибо, - вдруг сказала она, обращаясь к Саньке. - Если бы не он, меня бы никто не увидел. А так я покрасовалась перед уходом... Он славный мальчик. Береги его. Мама бросила на Саньку странный взгляд - и страх в нем был, и жалость, и внезапное предчувствие чего-то рокового, неизбежного... И тут раздался звонок в дверь. - Кто откроет? - спросила старуха, обведя всех взглядом. - Я! - встала с места Санька. Она пошла к дверям. За нею гурьбой двинулись остальные: старуха в подвенечном платье и следом, как свита, - мама, Кроша и Захар. Санька открыла дверь. На пороге стоял маленький мохнатый чертик с кривыми черными рожками и изгибающимся вверху хвостом. Над ним, трепыхая крылышками, плавал в воздухе белоснежный ангелок с золотистыми кудряшками и пухлыми щечками, чем-то похожий, на Крошу. Привидение Софья Романовна прижало руки к груди и бесшумно повалилось в обморок. Глава 12 ОСВОБОЖДЕНИЕ Каждое утро из ворот тюрьмы выезжал закрытый фургон с зарешеченными окошками. Он де"ал разворот на Литейно" проспекте и не спеша двигался к новостройкам. В фургоне на низких скамьях сидели, понурившись, двенадцать наголо остриженных мужчин и два милиционера. Это была спецбригада "суточников" - лиц, осужденных за мелкое хулиганство, бродяжничество, порчу государственного имущества, злостное пьянство... Их везли на стройку, чтобы там они смогли искупить свою вину честным трудом. В этой разношерстной компании ехал и Альшоль. За несколько дней он осунулся и чрезвычайно ослаб, Даже видевшие виды хулиганы, глядя на Альшоля, испытывали жалость и уговаривали начальство оставить старика в покое: не возить на работу. Но милицейский майор был непреклонен. - Старик симулирует, - говорил он. - Когда от задержания бегал, прыткий был! На стройке бригада убирала строительный мусор. Альшоль впрягался в носилки: впереди подросток Гоша, любитель телефонных аппаратов, позади - Альшоль. Алкоголик Вася Бушуев, вооружившись совковой лопатой, носилки нагружал. Работавшие на стройке девушки-штукатуры и плиточницы осужденных жалели, каждый день приносили им пива в канистре. Альшоль в первый день тоже попробовал пива и вспомнил его горьковатый вкус. Давным-давно, целую вечность назад, отец поднес ему глиняную кружку с пивом. Это было на хуторе Флюгумири на той самой свадьбе, что так плачевно кончилась. Горечь и запах пива неожиданно воскресили картины свадьбы, пожара, гибели отца и матери. Альшоль выплюнул пиво, отошел в сторонку. - Что, не понравилось, дед? - захохотали мужики. - В Исландии пиво лучше, - сказал Альшоль. Его товарищи по несчастью уже привыкли к постоянным упоминаниям Исландии, относились к этому добродушно. Ну, тронулся старик на Исландии, бывает. Долгими тюремными вечерами, лежа на тесных двухъярусных нарах, они даже просили расска"ывать об Исландии. И Альшоль охотно говорил о трeтлях, привидениях, скрыт"ых жителях, карликах и карлицах, вызывая смех и шуточки мужиков. Пока однажды привидение не заявилось в камеру. Это была девочка лет десяти в ситце"ом платье в цветочек, с длинными волнистыми волосами. Она возникла внезапно - только что не было, и вдруг сидит в дальнем углу на нарах и расчесывает гребнем волосы. Альшоль в это время как раз рассказывал о привидениях, которые приходят к своим губителям. Если загубил чью-то душу - жди привидения, оно явится к тебе немым укором и лишит и сна и покоя... В камере никто не спал - все слушали Альшоля. Когда появилось привидение, все уставились на него в мертвой тишине, и вдруг один из мужиков, сидевших здесь за то, что разбил витрину, испустил страшный крик и закрыл лицо руками. - Не надо, не надо! Уйди! Уйди, говорю!.. - закричал он, извиваясь на нарах, будто его поразило электрическим током. А девочка продолжала молча и плавно расчесывать волосы. - Это все ты! - Мужик прыгнул на Альшоля с кулаками. - Это ты привел ее сюда! Не хочу! Не могу смотреть!.. Его едва оттащили от Альшоля. А когда оглянулись - привидения уже не было. После этого случая сокамерники стали относиться к Альшолю с опаской. Больше не расспрашивали про Исландию. А тот, что разбил витрину, проходя мимо, тихо, с угрозой сказал: - Удавлю! Днем Альшоль таскал носилки и размышлял: что ж это за планета такая? И стоило ли сюда возвращаться?! Похоже, что за семьсот пятьдесят лет люди стали еще хуже и злее. Умирать, скорее умирать!.. Единственная отрада - Санька. Если бы он остался бессмертным на благословенной Фассии, никогда не довелось бы ему испытать любовь. И Альшоль только крепче сжимал рукоятки носилок, едва поспевая за напарником. Через неделю Альшоля вызвали в канцелярию тюрьмы. - Ознакомьтесь и распишитесь, - сказал майор, показывая Альшолю какую-то бумагу. Альшоль прочитал бумагу. Это было постановление исполкома о направлении гражданина Альшоля в дом для престарелых, в Воронеж. - Почему Воронеж? Я же просил Исландию... Впрочем, мне все равно, - еле слышным голосом сказал Альшоль и расписался. Он вернулся в камеру и лег на нары. Если не суждено увидеть Саньку - пускай будет Воронеж. Безразлично, где умирать... Он почувствовал жар и впал в забытье. Альшолю мерещились цветущие луга Фассии, по которым он гулял вместе со страусом Уэлби и Санькой: Санька ехала верхом на страусе, а Альшоль шагал рядом, показывая ей долины и горы чудесной планеты, А потом из облака мягко упал на них теплый дождь Билинда, и они вместе запели песню... Как вдруг в долине все изменилось. Исчезли и цветы, и травы. Теперь Альшоль с Санькой шли по твердой застывшей лаве среди базальтовых скал, которые вдруг стали шевелиться, превращаясь в могучих трeтлей. Хоровод привидений окружил Саньку и Альшоля, из нор выползли скрытники, изрыгая ругательства... Альшоль почувствовал, что умирает. Все исчезло перед глазами, опустилась черная горячая ночь... А когда он открыл глаза - не было ни тюремной камеры, ни нар, ни товарищей по несчастью. Альшоль лежал в больничной палате с зарешеченными окнами. Рядом на койке валялся подросток Гоша. - Оклемался? - спросил тот, увидев, что Альшоль открыл глаза. - Ну, ты навел шороху, дед! - У Гоши под глазом сиял фонарь, рука была забинтована. Альшоль понял, что не умер. Ему стало скучно. Гоша принялся рассказывать. Оказывается, Альшоль стал ночью бредить, разбудил соседей, тут-то и выяснилось, что камера битком набита привидениями. Кроме той девочки с длинными волосами, явились какие-то дядьки и тетки с голубоватыми страшными лицами, старики, старухи и даже один годовалый ребенок. Они ползали по нарам, .пытаясь обнять своих бывших родственников и знакомых. Мужики в страхе уклонялись, отпихивали их, но привидения были цепкие и все старались поцеловать в губы, а это - смерть! Первым опомнился тот, что разбил витрину. - Это ты их привел, старик! - крикнул он и бросился на Альшоля, лежавшего в беспамятстве. Но тут Гоша, сам не понимая почему, кинулся на бандита и вцепился ему в руку. Завязалась драка, в которой приняли участие все "суточники". На шум сбежалась охрана, и дерущихся растащили. - И вот мы здесь, - закончил свой рассказ Гоша. - Понятно, - кивнул Альшоль. - Спасибо тебе. Только ты зря старался. Лучше бы мне умереть. - Ничего, дед! Еще поживем! - подмигнул Гоша. А на следующий день в тюремную больницу доставили алкоголика Васю Бушуева: на стройке, напившись пива, он выпал из окна второго этажа и сломал ребро. Вася был страшно доволен. Попасть в тюремную больницу - это счастье для заключенного. Он рассказал свежие новости: привидения никого больше не тревожили в камере, но тот, кто разбил витрину, тот самый, что угрожал Альшолю и бросился на него с кулаками, - пытался ночью повеситься. Его перевели в другое место.. - Дед, а про тебя спрашивали, - вспомнил Вася. - Кто? - Мальчишка какой-то. В очках. - Не знаю... - равнодушно протянул Альшоль. - А девочка не справлялась? Такая, лет тринадцати, с короткой стрижкой... - Про девочку врать не буду. А мальчишка интересовался, где ты. Ему сказали - в больнице. Дни тянулись медленно. За решетчатым окном лето катилось к концу. Птицы по утрам пели, словно на Фассии. Альшоль перебирал свою жизнь на далекой планете - все семьсот пятьдесят лет, заполненных чтением, изучением языков Земли и разных наук, философскими разговорами с друзьями. Для чего все это? И всплывало Санькино лицо, каким он увидел его тогда на антресолях, в момент разлуки... Да, он многому научился. Он умеет воплощать свои фантазии, потому что его исландские предки были скальдами, то есть поэтами, а долгая жизнь на Фассии научила повелевать собственной мыслью. Как всполошились здесь, когда встретились со скрытниками и привидениями! Но зачем, зачем ему все это?.. Альшоль мучился неразрешимостью вопроса. Обладать таким могучим даром - и тихо угаснуть где-то в Воронеже среди сумасшедших стариков и старух?! Где справедливость? Где Бог?! И только он подумал о Боге, как за окнами тюремной больницы возник шум, послышались крики часовых: "Стой! Стрелять" буду"". Гоша первым спрыгнул с кровати и подскочил к окну.. - Во дела! - ошалело выдохнул он. Вам натянул штаны и тоже, как подошел к окну, так и застыв с раскрытым ртом и выпученными глазами. И Альшоль собрал силы, чтобы подняться, и тоже приблизился к окну. Из окна был виден тюремный двор с огромными железными воротами, которые сотрясались от стука, будто снаружи по ним колотили гигантским бревном. По двору бегали часовые с карабинами, лица у них были испуганные. А за воротами, возвышаясь над ними метра на три, виднелась исполинская фигура неведомого существа - мохнатого, плечистого, с зелеными глазами и мускулистыми, поросшими шерстью руками, каждая в два человеческих обхвата. - Кто это? - отнимающимися губами прошептал Гоша. - Это трeтль, - улыбнулся Альшоль. - Но как он оказался в прямом мире? Однако сейчас было не до теоретических вопросов. Трeтль, судя по всему, барабанил в железные ворота ногой, отчего те шатались и прогибались. Часовой с испугу пальнул в воздух. На трeтля это не произвело никакого впечатления - он лишь сильнее наподдал ворота, они соскочили с петель и упали во двор, едва не придавив часового. Трeтль вошел внутрь тюремного двора и не спеша приблизился к зданию больницы. Слегка согнувшись, он принялся шарить глазами по окнам. И тут Альшоль заметил: на плече у него - Санька. А рядом - полноватый мужчина в клетчатой рубашке... - Саня, я здесь! - выкрикнул Альшоль с такой силой, что Гоша с Васей даже отшатнулись от него. Трeтль услышал крик и глянул в окно, где находился Альшоль. Ни секунды не медля, но и не спеша, он сорвал железную решетку и выдавил ладонью раму окна. Часовые уже палили в трeтля из винтовок, но ему это было что слону дробина. Трeтль просунул в окно раскрытую ладонь. Альшоль ступил на нее обеими ногами, и он осторожно поставил Альшоля себе на плечо рядом с Санькой. - Саня! - воскликнул Альшоль. - Альшоль, миленький! Они обнялись и расцеловались. Между тем выстрелов снизу стан"вилось все больше. Мужчина в клетчатой рубашке обеспокоенно ежился: - Так и попасть могут... Трeтль сграбастал всех троих с плеча и спрятал себе под мышку. После чего, осыпаемый выстрелами, повернулся неторопливо и покинул тюремный двор. Глава 13 ПОГОНЯ Что же произошло? Откуда взялся тр"тль посреди белого дня, во дворе тюрьмы на улице Каляева? Чтобы ответить на эти вопросы, нам придется вернуться назад - к тому моменту, когда в прихожей Санькиной квартиры повалилось в обморок привидение Софья Романовна. С привидением разобрались быстро. Через минуту оно пришло в себя и, хлопая глазами, осведомилось у ангела с чертенком, куда ей надлежит отбыть - в ад или в рай? Ангелочек, паривший в воздухе, как бабочка, и чертенок, молча вращавший хвостом, дружно рассмеялись. - Не вижу ничего смешного! - обиженно воскликнуло привидение.. - Следуйте за нами, - пропел ангелок, серебряным голоском. - Там разберемся, - добавил чертик. Как ни была Санька взволнована происходящим, но про себя отметила, что эти фразы что-то ей напоминают. "Да это же милиционеры так говорят!" - вспомнила она. Санька выступила вперед и сказала: - Нет, Софью Романовну мы вам так не отдадим! Я за нее отвечаю в отряде милосердия. - И я! - пискнула Кроша. - Ладно, - хмуро сказал чертик, - проведем тест. Только потом сами на себя пеняйте! Итак, если желаете определится сразу, ответьте на один вопрос... - Какой? - простонало привидение. - Как вы сами считаете, чего достойны - ада или рая? - хитро улыбнулся ангелок. - Конечно, рая!. - уверенно заявило привидение. - Я в жизни мухи не обидела! Посещала собрания, всегда голосовала "за". Я блокаду, между прочим, пережила! Почище ада будет... Всегда правду говорила! Платила членские взносы!.. Ангелок поскучнел лицом, развернулся в воздухе и медленно полетел к двери: - Здесь мне делать нечего, - на лету пожал он крылышками. - Наш кадр, - кивнул чертик. Привидение проводило ангела глазами, по щекам его покатились слезы. Оно вздохнуло и тихо сказало: - А если честно, дети мои, то - дрянь я! Всю жизнь только для себя и жила... Хорошего человека, что сватался ко мне, - обидела... Соседей все уму-рузуму учила, надоела им до чертиков... Чертик встрепенулся, выглянул на лестничную площадку и свистнул. Через секунду ангелок впорхнул обратно в квартиру. - Интересно говорит, - кивнул на привидение чертик. - По-моему, это все же ваш кадр. - Простите меня, дети мои! - воскликнуло привидение. - Ну, это другое дело! - удовлетворенно проговорил ангел и скомандовал: - Вперед! И привидение Софья Романовна оторвалось от пола. Ангел взял его за руку, и они вместе вылетели из квартиры. Чертик побежал низом, на всякий случай не теряя их из вида: непростая попалась старушка! Стоит ли удивляться, что мама тут же полезла в аптечку за валерианкой, а Санька поспешила выпроводить друзей и остаток вечера посвятила укреплению материалистического сознания мамы. - Да... но как же... привидение... - бормотала мама, оглушенная валерианкой. - Все по науке, Астрал. Мне Захар объяснил, - говорила Санька. Несколько дней после этого события у Саньки шла скрытая борьба с ма- мой. Они старались перехитрить друг друга. Имя Альшоля не произносилось, о нем как бы забыли, но Санька, в сущности, изобретала способы вызволить его из беды, а мама старалась отвлечь ее от этого занятия. Мама уже поняла, что силой ничего не добьешься, поэтому она отложила поездку на дачу, - в результате чего через день примчался обеспокоенный дедушка и в доме наступил бедлам. - Это все старуха, это самое! - перекрикивал дедушка телевизор. - Не старуха, а старик, - шептала мама. "Это все вы с вашим ментом!" - мстительно думала Санька. Дедушка обругал всех и уехал. Мама принялась тянуть Саньку в Солнечное, говоря, что лето уходит, а они еще не купались. Санька неожиданно покорилась. Перед отъездом она успела поручить Захару узнать, на какую стройку возят Альшоля. А на обратном пути из окна трамвая Санька увидела афишу, на которой бросались в глаза крупные буквы:"МЯВУШ". - Мама, смотри! - Санька дернула маму за рукав. Мама повернула голову, увидела, и губы ее плотно сомкнулись. Мама нечего не сказала. А папа позвонил на следующее утро. К счастью, мамы дома не было. - Здравствуй, моя хорошая, - сказал папин голос. - Я в Ленинграде наконец. - Я знаю. Вчера видела афишу, - чужим голосом сказала Санька. - Правда? - обрадовался папа. - Я хочу тебя видеть, очень соскучился. - Приходи к нам! - Видишь ли... - замялся папа. - Давай лучше где-нибудь... - Что вы с мамой, как дети! Ей-богу! - рассердилась Санька. - Саша, вот вырастешь... - начал папа, но Санька его перебила: - Я уже выросла. Они назначили встречу на Каменном острове, на трамвайной остановке. Санька написала маме записку, что скоро придет, и уже открывала дверь, как вдруг позвонил Захар. Он сообщил трагическом голосом то, что ему удалось узнать: Альшоль заболел, лежит в тюремной больнице. - Через три дня его отправят в Воронеж, - закончил Захар. - А вот фиг им! - воскликнула Санька. - Как же ты... - Увидишь! - крикнула она, не зная еще, каким способом освободит Альшоля, но в"ем сердцем чувствуя, что по-иному быть не может. Санька вышла из трамвая на Каменном острове и сразу увидела папу. Он был в клетчатой рубашке с закатанными рукавами, в руках держал букетик цветов. Санька не видела папу три года - он поседел и немного располнел, точнее - он как-то оплыл, будто огарок свечи. Папа засеменил к ней, пытаясь улыбаться, но улыбка выходила странная, похожая на плач. Санька быстрее, чтобы не видеть этого, ткнулась в папино плечо, а он обнял ее и целовал в голову, приговаривая: - Вот ты какая стала! Совсем взрослая... Господи, как я рад... Затем папа отступил на шаг и церемонно вручил Саньке букетик. Она смутилась, не зная, куда его деть,. - Ну что ты молчишь... Скажи что-нибудь! Ты меня не узнала? - Узнала, - выдавила из себя Санька. - Вот и прекрасно! Пойдем! - бодро воскликнул папа, и они отправились в глубь Каменного острова, по аллеям. Папа говорил и говорил, смешно размахивая руками - настоящий клоун! - а Санька слушала его и удивлялась. Живой папа! Можно потрогать. Где же он был так долго? - Что с тобой? " вдруг спросил папа, останавливаясь. - А что? - спросила Санька. - У тебя что-то не в порядке... Я же вижу. - Все у меня в порядке, - нехотя ответила Санька. - Что случилось? У тебя взгляд отсутствующий... - Долго рассказывать, - сказала она. - Ничего, время у нас есть, - папа потянул ее на скамейку, провел вдруг пустой ладонью по воздуху, и в его руке оказалась конфета. - Фокус-покус! - сказал папа. Санька улыбнулась и развернула конфету. Она не знала, с чего начать. Да и стоит ли рассказывать? Вдруг он тоже испугается, не так поймет... - В общем, пропал один человек, - сказала Санька, и голос ее дрогнул. Папа взглянул на нее внимательно и вдруг обнял, прижимая к себе. - Девочка моя, ты влюбилась... Боже мой! Какое счастье!.. Вас разлучили? - строго спросил он. - Угу, - кивнула она, жуя конфету. - Так! Чем я могу помочь? - Ничем. - Так не бывает. Рассказывай! И Санька принялась рассказывать. Сначала нехотя, со скрипом, не сразу подбирая слова, но потом разволновалась, стала размахивать руками, пока не дошла до последних событий: явки Альшоля в милицию и приговора "уда. - Сейчас он в тюрьме. В больнице. Через три дня его увезут в дом престарелых. Папа вытащил сигарету, закурил. - Ты мне не веришь? - спросила Санька. - Как же я могу не верить? Глупая... Я думаю, как его оттуда извлечь, твоего Альшоля. - Я уже думала... Вооруженное нападение на тюрьму отпадает. Оружия нет, да и некому. Подкоп - долго, а то бы я копала... Выкупить нельзя... Я хотела организовать побег со стройки, но там он уже не бывает... - Так-так-так... - размышлял папа, пуская дым. - А трeтль? - Что трeтль? - К трeтлю ты обращалась? - Скрытники обращались. Но он же в обратном мире, папа! Как ты не понимаешь! - Ничего это не значит. Ведь Альшоль научил скрытников проникать в прямой мир! Ты же сама говорила - этот, на митинге... - Так то Альшоль... - вздохнула Санька. - Где он, трeтль? - спросил папа, поднимаясь со скамейки. - Здесь недалеко. Пока шли к Карповке, папа инструктировал Саньку: - Просить должна ты. Только у тебя есть шанс. Не может быть, чтобы он не услышал! Они пришли к монастырю, который возвышался над Карповкой массивной неподвижной громадой. В скверике, где они остановились, было полно мам и бабушек, гуляющих с детьми. - Саша, давай, - шепнул папа. - Трeтль, ты меня слышишь? - пискнула Санька. - Громче! - потребовал папа. Санька оглянулась на мам и бабушек - крыша бы у них не поехала! Потом - была не была! - сложила ладони рупором, приставила ко рту и закричала что есть силы: - Дорогой трeтль! Это я, Санька! У меня пропал Альшоль! Я не могу без него жить! Помоги освободить его! Пожайлуста! Я тебя очень прошу! - Мы тебя очень просим, трeтль! - закричал папа. - Что тебе стоит?! Мам и бабушек вместе с детьми будто ветром из сквера выдуло. Только монастырь не шевельнулся, не отозвался. Санька бессильно опустила руки. - Я же люблю его, трeтль... - прошептала она. И тут они с папой почувствовали, как дрожит под ногами земля от могучего топота Они оглянулись. Со стороны Песочной набережной, прямо по трамвайным путям, приближалось к ним что-то огромное, мохнатое и решительное. Оно шло на двух ногах, громко сопя и подныривая под тросы растяжек трамвайных проводов. От него шарахались в стороны прохожие и автомобили. - Трeтль... - прошептала Санька. Действительно это был трeтль - не такой огромный, как монастырь, но вполне внушительный. Он подошел к скверику и изрек сверху басом: - Кто меня звал? - Мы, - сказала Санька. - Нужно освободить Альшоля. - Это я знаю, отец дал поручение, - трeтль указал на монастырь. - Дорогу покажете? Он усадил Саньку с папой себе на плечо и зашагал вдоль Карповки к Кировскому проспекту П: а Санька подсказывала ему в ухо дорогу. Переполох, конечно, возник изрядный. Милиционеры свистели краснея от натуги, сигналили автомобили... Мальчики бежали за трeтлем. А тот шел себе крупными шагами, и мостовая под ним гудела. Дальше начался штурм тюрьмы, завершившийся полной победой трeтля. Когда Санька увидела Альшоля в тюремном окне, она не сразу его и узнала - постриженный наголо, с клочком бороды, похудевший, с жалким беспомощным взглядом... У Саньки слезы навернулись на глаза. Она даже выстрелы не слышала. ...По Литейному проспекту, обрывая широкой грудью трамвайные и троллейбусные провода, мчался прыжками могучий трeтль, похожий на гигантскую обезьяну с зелеными глазами. За ним бежали милиционеры, все более отставая. Из улицы Салтыкова-Щедрина вынырнула пожарная машина и устремилась вдогонку. К ней присоединилась милицейская машина с мигалками. - Куда бежать? - спросила трeтль. - Дуй по Фонтанке! На Московский проспект, - скомандовал папа. Трeтль свернул на улицу Пестеля и вскоре оказался на набережной. Преследователи не отставали. Их становилось все больше. Все новые и новые машины с мигалками выныривали отовсюду. Одна попыталась перегородить дорогу в районе улицы Белинского, но трeтль перешагнул через нее, пошел дальше. Однако у Аничкова моста стоял уже громадный крытый фургон, в каких возят мебель. Он был трeтлю по пояс, но на крыше фургона выстроились милиционеры в шлемах, бронежилетах и с металлическими щитами. Если перелезать через них - можно к"го-нибудь зашибить. - Эх, была не была! - сказал трeтль. - Держитесь крепче! И он, перешагнув через парапет, ухнул в Фонтанку. Взметнулась волна, выплеснувшись на обе набережные, а трeтль, вынырнув на поверхность вместе с мокрыми, вцепившимися ему в загривок беглецами, поплыл по Фонтанке брассом в сторону Московского проспекта. Толпились у парапета люди, указывая на трeтля пальцами, верещали милицейские машины... - Поймают... - прошептал Альшоль. - Пожалуй, - согласился папа, - от них не скроешься. И тут вдруг в небе потемнело. Огромная туча нависла над городом, и из нее вдруг упал такой небывалой силы ливень, что всех зевак с набережной смыло в подворотни. Захлебнулись сирены милицейских машин. В двух шагах ничего не стало видно: дождь падал стеной! Но странно - вокруг плывущего по реке трeтля было пространство, куда не попадала ни одна капля. Дождь будто оберегал трeтля от погони! И тут в шуме падающей воды послышался тихий, ласковый голос: - Я с вами... И я с вами, друзья... - Билинда! - воскликнул Альшоль. - Спасибо, друг! Да, это был дождь с планеты Фассия, он услышал зов друга и прилетел сюда, чтобы упасть с небес и защитить Альшоля. Упасть и навсегда исчезнуть в мутных водах Фонтанки, в канализационных люках огромного города!.. Трeтль, охраняемый дождем, вылез на берег у Обуховского моста и устремился по Московскому проспекту к парку Победы. Вокруг гремела и бурлила вода, но маленький пятачок вокруг трeтля был от дождя чист. Он перемещался вместе с беглецами, точно луч прожектора, направленного на землю с небес. Так они добрались до цирка шапито - большого брезентового купола напротив парка Победы! - В слоновник! - скомандовал папа, указывая трeтлю путь. Трeтль повернул направо и оказался у ворот. Папа Мявуш спрыгнул на землю и открыл ворота. Наконец-то беглецы оказались в безопасности - в просторной вольере, где за решетками сидели дрессированные львы, а в загоне раскачивали хоботами слоны. - Приехали, - сказал трeтль, ссаживая на землю Альшоля с Санькой. Глава 14 ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ А вечером состоялось первое выступление клоуна Мявуша перед ленинградской публикой. Санька и Альшоль сушили свою одежду у папы в гримерной, нарядившись пока в клоунские костюмы: Альшоль надел костюм Пьеро, а Саньке папа раздобыл костюм Коломбины. Они рассматривали себя в большое зеркало и хохотали. Потом Санька принялась звонить друзьям, приглашая их на представление. Захар и Кроша, узнав о чудесном освобождении Альшоля, с радостью приняли приглашение. Санька договорилась о встрече у служебного входа и, вздохнув, набрала номер мамы. - Мама, это я, - сказала она виновато. - Саша, ну что это такое! Опять пропала! Я пришла, вся мокрая, этот ужасный дождь, никогда такого не было. ..А тебя нет! . - Мама, я - в цирке, - сказала Санька. - Где? Мама сразу все поняла. Возникла гнетущая пауза. - Приходи вечером. Мы приглашаем... с папой... - сказала Санька. - Нет, я не могу, - твердо сказала мама. - С папой и Альшолем. Он тоже здесь, - сказала Санька. - Ах, вот как! Значит, вы все в сговоре против меня! - запальчиво воскликнула мама. - Мы не в сговоре. Мы в дружбе... Вместе с тобой, - сказала Санька. - Я тебя жду в семь часов у служебного входа. Цирк шапито у парка Победы. Санька повесила трубку. - Не придет, - сказал папа. - Придет, - сказал Альшоль. - Спорим? А трeтль-младший тоже сушил свою шкуру. В слоновнике. Трeтль оказался часовней с Каменного острова. На предложение Альшоля отправиться назад, в оборотный мир, он ответил категорическим отказом. Вечером Санька у служебного входа встречала гостей. В руках у нее были три контрамарки в директорскую ложу. Она успела погладить свое высохшее платье, но когда взялась за зеленую хламиду Альшоля, папа сказал: - Пускай остается в костюме Пьеро. Для конспирации. Он выдал Альшолю парик - длинные волнистые волосы с буклями. Получился старенький Пьеро с куцей бородкой. Альшоль оглядел себя, вздохнул и отправился в ложу. А папа Мявуш уселся гримироваться. Захар и Кроша явились возбужденные, им не терпелось взглянуть на Альшоля. Санька выдала им контрамарки, отправила в ложу, а сама осталась ждать маму. Она волновалась - до начала представления оставалось всего пять минут. Мама появилась ровне в половине восьмого, когда прозвенел третий звонок. - Я пришла сказать тебе, - ледяным голосом начала мама, - что ты должна... - Мамочка, представление начинается! - взмолилась Санька. - Я не пойду туда. Он предал нас, - сказала мама. - Мама, он больше не будет! И потом - мы вместе спасли Альшоля, - Санька потянула маму за руку. - Не хочу видеть. Ни его, ни твоего Альшоля! Санька сунула ей контрамарку. - Как хочешь. Только знай: я люблю тебя. Я люблю Мявуша. Я люблю Альшоля. Я не хочу больше искоренять зло. Я буду просто любить! - и Санька ушла, оставив маму с контрамаркой в руке. Представление началось! Зрители сначала поглядывали вверх, в директорскую ложу, удивлялись старенькому Пьеро, сидевшему в компании двух девочек и мальчишки в очках. Но вскоре они забыли о них, потому что на арену выскочили гимнасты и принялись прыгать с турника на турник. Мявуш вышел сразу после гимнастов. Он был в мешковатом костюме и больших растоптанных башмаках. Его седые волосы были всклокочены, торчали в разные стороны. Нос напоминал картошку. Мявуш повис на турнике, как тряпка, но вдруг напружинился и сделал круговой оборот, потом еще - и перелетел на другой турник, который уже уносили униформисты. Так они и унесли за кулисы турник с Мявушем, а он вращался на нем и что-то кричал. Дальше Мявуш появлялся после каждого номера и делал то же, что делали до него артисты, только смешнее. Он ходил по канату, растопырив руки, жонглировал мячами, показывал фокусы. А во втором отделении вошел в клетку со львами! Львы зарычали, но Мявуш вскочил верхом на одного из них и прокатился по арене, в то время как дрессировщик, в ужасе обхватив голову руками, убежал за кулисы. Однако лев не съел Мявуша, хотя и был недоволен. Альшоль хохотал, как ребенок. Увели львов, разобрали клетку, и Мявуш, выйдя на середину арены, объявил: - А сейчас будет сюрприз! Клоун Альшоль с дрессированными трeтлем! - Что он говорит? - испугался Альшоль. Между тем на арену ползком выползал трeтль: во весь рост ему было не пройти. Но в центре арены трeтль выпрямился и поманил Альшоля пальцем. - Пршу вас, маэстро! - Мявуш тоже обратился к директорской ложе. Тогда Альшоль перепрыгнул через ограждение и пошел вниз, на арену, улыбаясь и высоко неся правую руку со свободно свисающим белым шелковым рукавом. Публика бешено зааплодировала. Когда Альшоль вышел на арену и повернулся лицом к директорской ложе, Саньке показалось, что борода у Альшоля исчезла, морщины разгладились, а глаза зажглись молодым блеском. Перед зрителями предстал юный Пьеро с голубыми глазами - настоящий артист, чистый исландец. Санька обмерла. Неужели искусство так преображает?! А трeтль уже поднял Альшоля на ладони почти под самый"купол цирка! Лилась бравурная музыка, сверкал" улыбки, гремели аплодисменты. Только папа Мявуш, присев на мягкий плюшевый бордюр арены, смахивал с ресниц клоунскую, а может, и настоящую слезу... Санька оглянулась. За мягкими складками портьеры директорской ложи стояла мама и не отрываясь смотрела на арену. - Представление продолжается! - громовым голосом рявкнул трeтль, подкидывая Альшоля под купол, точно игрушку. Альшоль сделал двойное сальто и мягко упал в широкие ладони трeтля. ЭПИЛОГ Неизвестно, что преображает человека-искусство или любовь - но Альшоль действительно помолодел и больше не собирается умирать. Ему теперь на вид-лет пятнадцать, а сколько на самом деле - пусть считают другие. Санька заканчивает седьмой класс и потихоньку от мамы жонглирует разными предметами. Уже разбила несколько блюдец. Когда ей надоедает вести себя хорошо, она тайком отправляется к скрытникам, чтобы там наругаться вволю. Мама со своими воспитанниками разучивает па-де-де из балета "Щелкунчик". Дедушка читает прессу и ругает экстремистов, это самое!.. Кроша подружилась с Захаром. Они вместе ходят в дом престарелых помогать старушкам. Милиционер Мулдугалиев получил звание капитана. Алкоголик Вася Бушуев вылечился, а подросток Гоша больше не ломает телефонные автоматы. Соседка Эмилия вышла замуж за штурмана Загорулько. Привидение Софья Романовна получило необычную прописку: полгода оно проводит в раю, остальные полгода - в аду. Клоун Мявуш вместе с молодым клоуном Альшолем много гастролируют, но теперь уже по Западной Европе и Соединенным Штатам Америки. Недавно побывали в Исландии. К сожалению, трeтль не произвел особого впечатления на исландцев - у них своих полно. Зато в других странах номер пользуется фантастическим успехом. Санька с Альшолем по-прежнему любят друг друга и мечтают через пять лет пожениться. У Саньки cкопилась целая коллекция открыток из разных стран от клоунов Мявуша и Альшоля. Когда цирк приезжает в Ленинград, Санька с папой и Альшолем идут на Карповку к монастырю. Трeтль не идет с ними: милиция запретила ему показываться на ленинградских улицах. Уличный фотограф щелкает камерой, запечатлевая всех троих на фоне монастыря, который когда-то помог им найти друг друга... Если вам повезет и вы увидите на афише надпись: "Сегодня на арене клоуны Мявуш и Альшоль с дрессированным трeтлем", - непременно купите билет на это представление. Не пожалеете! Александр Житинский