то дело дойдет до военного трибунала. У моряков тоже слишком строгий подход, но они обо всем судят по-своему. По моему личному убеждению, вы невиновны, между нами говоря, конечно. Насколько я понимаю, вы просто выполняли приказ. Временно вы останетесь в качестве строевого офицера при моем штабе. Мы отправим вас всех, как только Бен - я имею в виду вашего бригадира - будет в состоянии отправиться в путь. Я попытаюсь отправить вас всех на гидросамолете. А пока будьте где-нибудь здесь поблизости. Гай слонялся поблизости. Он, оказывается, побывал в чине капитана, но теперь снова стал лейтенантом. - Но ведь это означает шесть или семь фунтов прибавки в денежном содержании, - сказал Гаю помощник начальника штаба бригады по тылу. - Приказ о надбавке не должен был задержаться так долго. Впрочем, я могу рискнуть и выплатить вам ее, если вы нуждаетесь. - Большое спасибо, - поблагодарил его Гай. - Я, пожалуй, обойдусь. - Разумеется. Да и тратить-то деньги здесь не на что. Будьте спокойны: где-нибудь и когда-нибудь вы их обязательно получите. Денежное содержание на военной службе следует за вами так же неотступно, как подоходный налог. В батальоне уже хотели снять Гая с пищевого довольствия, но Тиккеридж не разрешил. - Вы вернетесь к нам через день или два, - сказал он. - По-вашему, я в самом деле вернусь? - спросил Гай, когда они остались одни. - Пари держать я, разумеется, не стал бы. За это время между тем поступило несколько тревожных сообщений от Эпторпа и о нем. Сообщения оттуда, где находился Эпторп, передавались по телефону устами нескольких местных полуграмотных телефонистов. В первом сообщении говорилось: "Капитан Эпторп они очень сожалеть нездоровы, просит продлить отпуск". Через два дня поступило очень длинное и совершенно непонятное сообщение в адрес начальника медицинской части с требованием многочисленных лекарств. После этого поступила просьба немедленно выслать туда, где находился Эпторп, специалиста по тропическим болезням (который незадолго до этого улетел). Потом некоторое время ничего не поступало. Наконец за день или два до прибытия почты появился сам Эпторп. Его принесли два носильщика на растянутой, как гамак, простыне; вся эта процессия напоминала иллюстрацию в книге о путешественниках викторианской эпохи. Носильщики положили его на площадку у входа в госпиталь и сразу же начали громко шуметь на языке менде по поводу вознаграждения; Эпторп отвечал им слабым голосом на языке суахили. Когда его вносили в госпиталь, он протестующе бормотал: - Они отлично понимают. Просто притворяются, что не понимают. Это их смешанный язык. Доставившие Эпторпа молодые парни, как хищники, появлялись в лагере день за днем, много спорили о своем вознаграждении и восхищались протекавшей у них на глазах роскошной жизнью людей из метрополии. В бригадной столовой все относились к Гаю с особой предупредительностью, даже Данн, который искренне радовался тому, что находится рядом с человеком, оказавшимся в более позорном положении, чем он сам. - Скажите, пожалуйста, "дядюшка", это правда, что вы сошли с ума и по собственной инициативе завязали бой? - Мне не разрешено рассказывать об этом. Дело находится на рассмотрении суда. - Так же, как и то дело о ботинке. А вы слышали последнюю новость? Этот псих Эпторп укрылся в госпитале. Бьюсь об заклад, что он прикидывается. - По-моему, нет. Он выглядел очень нездоровым, когда вернулся из отпуска. - Но он же привычен к здешнему климату. Так или иначе, но мы поймаем его в ловушку, когда он выйдет из госпиталя. Если бы спросили меня, то я, не сомневаясь, ответил бы, что он попал куда в большую беду, чем вы. Этот разговор об Эпторпе вызвал у Гая воспоминания о первых днях, проведенных вместе с ним в алебардийском казарменном городке. Он попросил разрешения у начальника штаба бригады посетить больного Эпторпа. - Возьмите машину, "дядюшка". - Все продолжали быть весьма предупредительными с Гаем. - Захватите бутылку виски. Я договорюсь с председателем клуба-столовой. В этом городе офицеру полагалось по одной бутылке в месяц. - А правильно ли это будет - нести виски в госпиталь? - Очень даже неправильно, "дядюшка". Вы, конечно, рискуете. Но так поступают все. Если вы собираетесь навестить своего друга в госпитале и у вас в кармане нет для него бутылки виски, то туда вообще не стоит ходить. Однако не вздумайте ссылаться на мои слова. Если вас уличат, отвечайте сами. Гай ехал по латеритной дороге мимо сирийских складов и хищников, не замечая ничего, кроме слонявшихся без дела и загораживавших ему дорогу местных жителей; позднее несколько печатных страниц воспроизведут ему сцену, и он запомнит ее на всю жизнь. Люди через восемь лет скажут ему: "Вы были там во время войны. Как там было, вот так?" И он ответит: "Да, _должно_ быть, так". Потом он выехал из города и поехал по поднимающейся в гору дороге к большому белесому госпиталю, где не было ни радио, которое усиливало бы страдания больных, ни шума, ни суматохи; электрические вентиляторы нагнетали и вытягивали воздух, окна были закрыты и зашторены, дабы воспрепятствовать проникновению солнечной жары. Эпторп лежал в палате один на койке у окна. Когда Гай вошел, Эпторп не двигался, уставившись на штору и вытянув руки вдоль покрывала. Увидев Гая, он быстро набил трубку и закурил. - Пришел узнать, Эпторп, как у тебя дела. - Отвратительно, старина, отвратительно. - А тебя, кажется, не очень-то обременяют здесь каким-нибудь лечением. - Они просто не представляют себе, насколько я болен. Мне то и дело приносят и заставляют складывать картинки-головоломки и книжечки Йэна Хейя. Жена начальника отделения - глубоко бездарная женщина - предложила выучить меня вышивать тамбуром. Я прошу тебя, старина... Просто умоляю тебя... Гай достал из кармана бутылку виски: - Я вот принес тебе бутылочку виски, Эпторп. - Это очень кстати. Я приму это от тебя с удовольствием. С большим удовольствием. Здесь нам дают по маленькой мензурке с заходом солнца. Но этого совершенно недостаточно. Часто хочется выпить побольше. Я сказал им об этом в довольно сильных выражениях, но они только посмеялись. Они лечат меня совсем неправильно с самого начала. Я разбираюсь в болезнях и в медицине больше, чем любой из здешних молодых идиотов. Просто удивительно, что я еще жив до сих пор. Необыкновенная выносливость. Чтобы прикончить такого закаленного человека, как я, нужно время. Но они таки добьются своего. Одного они довели здесь до смерти. Сначала они выматывают все силы, убивают желание жить, а потом трах - и конец. Ты просто обречен здесь. Я был свидетелем десятка таких случаев. - Куда мне поставить бутылку? - Куда-нибудь поближе, чтобы можно было достать. На койке она чертовски нагреется, но я думаю, это все-таки лучшее место. - А если в тумбочку? - Они то и дело заглядывают в нее. А вот перестилать постель они явно ленятся. Одернут покрывало перед обходом врача, вот и все. Засунь ее под простыню, там никто не увидит. Кровать была застлана только простыней и хлопчатобумажным покрывалом. Засовывая бутылку под простыню, Гай увидел не прикрытые "дельфинами" большие ноги Эпторпа с облупившейся от высокой температуры кожей. Гай попытался заинтересовать Эпторпа рассказом о новом бригадире и о своем весьма неопределенном положении, но Эпторп лишь раздраженно проговорил: - Да, да. Все это теперь для меня другой мир, старина. Эпторп сделал глубокую затяжку из трубки, выдохнул дым, пытался ослабевшей рукой положить трубку на стоявший рядом с койкой столик и с шумом уронил ее на голый пол. Гай наклонился, чтобы поднять ее, но Эпторп торопливо сказал: - Оставь ее там, старина. Она не нужна мне. Я закурил ее просто для компании. Переведя взгляд на Эпторпа, Гай увидел на его бледных щеках слезы. - Может быть, мне лучше уйти, Эпторп? - Нет, нет. Ничего, через минутку это пройдет. А ты принес штопор? Ты молодец, Краучбек. Мне кажется, что не вредно будет пропустить рюмочку. Гай откупорил бутылку, налил мензурку, заткнул бутылку пробкой и снова положил ее под простыню. - Ополосни, пожалуйста, мензурку, старина. Я надеялся, что ты придешь. Именно ты, а не кто-нибудь еще. Меня беспокоит одно дело. - Уж не ботинок ли связистов? - Нет, нет, нет, нет. Неужели ты думаешь, что я позволю себе беспокоиться из-за такого мелкого ничтожества, как Данн? Нет-нет, тут нечто такое, что касается моей совести. Настала пауза, в течение которой виски, видимо, совершало свое плодотворное воздействие на Эпторпа. Он закрыл глаза и улыбнулся. Через некоторое время глаза его открылись, он посмотрел на Гая и сказал: - Алло, Краучбек, ты здесь еще? Очень хорошо. Я хочу сказать тебе кое-что. Ты помнишь, как много времени назад, когда мы поступили на военную службу, я говорил тебе о своей тетке? - Ты упоминал о двух тетках. - _Совершенно верно_. Об этом-то я и хотел сказать тебе. У меня только одна тетка... В последнее время Гаю пришлось от многих слышать о погибших во время бомбардировок родственниках. - Во время воздушного налета? - спросил он. - Ленарду тоже не повезло, он... - Нет, нет, нет. Я хочу сказать, что у меня всегда была только одна тетка. Другую я просто придумал. Можешь рассматривать это как безобидную шутку с моей стороны. Так или иначе, но я говорил тебе о тетках. После небольшой паузы Гай с интересом спросил: - Какую же ты придумал, Эпторп, ту, которая жила в Питерборо, или ту, которая жила в Танбридж-Уэлсе? - Ту, которая жила в Питерборо, конечно. - Но где же ты тогда ушиб свое колено? - В Танбридж-Уэлсе. - Эпторп слабо хихикнул, вспомнив свою хитрую проделку. - Тебе отлично удалось ввести меня в заблуждение. - Да. Это была хорошая шутка, правда? Послушай, я думаю, мне не повредит еще немного виски. - А ты уверен, что не повредит? - Э-э, дорогой мой, я точно так же болел и раньше и вылечивался не чем иным, как виски. Выпив еще одну мензурку, Эпторп удовлетворенно вздохнул. Он действительно выглядел теперь намного лучше и здоровее. - Есть еще одно дело, о котором я хочу поговорить с тобой. Это мое завещание. - Тебе вовсе нет нужды думать о завещании в течение еще многих лет. - А я думаю о нем _сейчас_. Все время думаю. Я располагаю немногим. Всего несколько тысяч в государственных ценных бумагах, которые завещал мне отец. Все это я, разумеется, оставляю своей тетке. В конечном итоге эти деньги принадлежали нашей семье, и их следует оставить семье. Той, которая живет в Танбридж-Уэлсе, а не той, - Эпторп шаловливо улыбнулся, - которая живет в Питерборо. Но дело не в этом. Есть еще одна вещь. "А может быть, у этого загадочного человека есть какая-нибудь тайна? - подумал Гай. - Незаконное дело или маленькие смуглые эпторпчики?" - Послушай, Эпторп, - сказал ему Гай, - пожалуйста, не говори мне ничего о своих личных делах. Позднее ты будешь очень неудобно чувствовать себя из-за этого. Пройдет неделька, другая, и ты будешь совершенно здоров. Некоторое время Эпторп размышлял. - Я вынослив, - согласился он. - На меня не очень-то подействуешь чем-нибудь. Но, в конце концов, все зависит от желания жить. Мне надо привести все в порядок просто на тот случай, если они доведут меня до предела. Это беспокоит меня больше всего. - Хорошо, Эпторп. Что же именно тебя беспокоит? - Мои вещи, - сказал Эпторп. - Я не хочу, чтобы они попали к тетке. Некоторые из них находятся у командора яхт-клуба в Саутсанде. Остальные - в Корнуолле, там, где был наш последний лагерь. Я оставил их на попечении Ленарда. Я всегда считал, что ему можно доверять. Гай задумался: следует ли ему сказать о судьбе Ленарда откровенно? Лучше отложить это на более позднее время. Ленард, наверное, оставил сокровища Эпторпа в гостинице, когда уезжал в Лондон. Разыскать их, в конце концов, будет не так уж трудно. Забивать голову Эпторпу новыми проблемами сейчас не время. - Если эти вещи попадут к тетке, я точно знаю, как она поступит с ними. Она передаст все без исключения бойскаутам какой-нибудь ортодоксальной англиканской церкви. А я не хочу, чтобы мои вещи были безжалостно исковерканы бойскаутами. - Конечно. Это было бы просто издевательством над вещами. - Вот именно. Ты помнишь Чатти Корнера? - Очень хорошо помню. - Я хочу, чтобы мои вещи попали к нему. Но я не упомянул об этом в завещании. Я подумал, что это могло бы ранить чувства тетки. Не думаю, что она может узнать о существовании этих вещей. Так вот, я хочу, чтобы ты собрал эти вещи и без шума передал их Чатти. Может быть, это и не вполне законно, но, по-моему, совершенно безопасно. Даже в том случае, если тетка услышит что-нибудь о вещах, она не из тех, кто обратился бы в подобной обстановке к блюстителям закона. Пожалуйста, сделай это для меня, старина. - Хорошо. Я попробую. - В таком случае я могу умереть счастливым. По крайней мере, если кто-нибудь когда-нибудь умирал счастливым. Как ты думаешь, умирал кто-нибудь счастливым? - В школе мы довольно часто молились за это. Но, ради бога, не начинай, пожалуйста, думать о смерти прямо вот _сейчас_. - Я сейчас намного ближе к смерти, чем ты в любое время, когда был в школе, - сказал Эпторп неожиданно раздраженным тоном. Раздался стук в дверь, и в палату вошла сестра с подносом. - О, оказывается, здесь посетитель! Вы - первый посетитель к нему. Должна сказать, вы, кажется, развеселили нашего больного. А то ведь мы здесь совсем соскучились, правда? - обратилась она к Эпторпу. - Вот видишь, старина, они доводят меня до ручки. Спасибо, что приехал. Всего хорошего. - Я чувствую в палате запах, которого не должно быть, - сказала сестра. - Всего капля виски, сестра. Случайно оказалось в моей фляге, - поспешил успокоить ее Гай. - Да, но смотрите, как бы об этом не узнал доктор. Это _очень_ плохо. По правилам я должна немедленно доложить об этом начальнику медицинской части. - А доктор здесь сейчас? - спросил Гай. - Мне хотелось бы поговорить с ним. - Вторая дверь налево. Но я на вашем месте не пошла бы к нему. У него отвратительнейшее настроение. Однако Гай пошел. Его встретил довольно нелепо выглядевший, утомленный человек примерно того же возраста, что и Гай. - Эпторп? О, да. Вы из той же части? Понятно. "Яблочники", да? - У Эпторпа в самом деле дела неважные, доктор? - Разумеется. Мы не держали бы его здесь, если бы это было не так. - Он слишком много говорит о смерти, доктор. - Я знаю. Он и мне всегда говорит об этом, если не находится в бредовом состоянии. Кроме того, он, кажется, всегда опасается взрыва какой-то бомбы позади себя. Вы не знаете, ему никогда не приходилось испытать в жизни что-нибудь подобное? - Пожалуй, приходилось. - Вот видите, значит, причина есть. Человек с причудами. Угнетенное мышление. Все как будто проходит, скрывается, а потом вдруг снова и снова обнаруживается. Впрочем, мне не следует вдаваться в специфику. Ум человека - это моя специальность и мое хобби, если хотите. - Скажите, доктор, он относится к опасно больным? - Нет, я не включаю его в этот список. Зачем вызывать ненужную тревогу и упадок духа? Заболевание, которым страдает Эпторп, часто длится много недель, и как раз в тот момент, когда вы считаете, что вам удалось справиться с ним, оно совершенно неожиданно вдруг проявляется вновь. Эпторп оказался в невыгодном положении, поскольку жил в этой ужасной стране. Вы, только что приехавшие сюда из Англии, обладаете сопротивляемостью. А кровь у людей, которые жили здесь, полна всякого рода инфекционных бактерий. К тому же, конечно, они еще и отравляют себя алкоголем. Прикладываются к бутылке, словно грудные дети. Тем не менее мы стараемся сделать для Эпторпа все возможное. Госпиталь, к счастью, не переполнен, поэтому все уделяют ему вполне достаточно внимания. - Большое спасибо, сэр. Доктор - офицер медицинской службы сухопутных войск - имел чин полковника, но, за исключением сотрудников госпиталя, его редко кто величал "сэр". - Рюмочку виски? - вежливо предложил он Гаю. - О нет, благодарю, мне надо ехать. - Заезжайте к нам в любое время. - Кстати, сэр, а как дела у нашего бригадира Ритчи-Хука? - Он будет выписан со дня на день. Говоря между нами, бригадир - довольно трудный больной. Заставил одного моего молодого офицера заспиртовать голову негра. Совершенно необычное дело. - Ну и как, удалось заспиртовать? - Полагаю, что удалось. Во всяком случае, он держит ее рядом с койкой и никак не насмотрится на нее. 7 На следующее утро на рассвете во Фритаун прилетел гидросамолет. - Это за вами, - сказал подполковник Тиккеридж. - Говорят, что бриг завтра уже сможет лететь. В то же утро поступили и другие важные новости, главная из них - Эпторп находится в бессознательном состоянии. - По мнению эскулапов, он, видимо, уже не придет в сознание, - сообщил подполковник Тиккеридж. - Бедный дядюшка. Бывает, однако, люди умирают в еще более плохом состоянии, к тому же он не женат и не имеет детей или других близких. - Да, у него только тетка. - По-моему, он как-то говорил мне, что две тетки. Гай не стал поправлять Тиккериджа. Все в штабе бригады хорошо знали и помнили Эпторпа. Он был там объектом шуток и острот. В столовой все были в унылом настроении, скорее, пожалуй, не от потери Эпторпа, а от мысли, что смерть так близка и так неожиданна. - Похороны устроим со всеми воинскими почестями. - Да, ему нравился этот ритуал. - Хорошая возможность показать в городе наш флаг. Данн волновался по поводу своего ботинка. - Я не представляю, как же теперь возместить убыток, - сказал он. - Обращаться к его родственникам с этим делом как-то не очень удобно. - А сколько стоит ботинок? - Девять шиллингов. - Я заплачу. - Должен сказать, это очень человечный поступок с вашей стороны, "дядюшка". Я смогу таким образом избавиться от дефицита в моих финансовых делах. Новый бригадир утром поехал в госпиталь, чтобы сообщить Ритчи-Хуку о неизбежности его отъезда. Он возвратился ко второму завтраку. - Эпторп умер, - сообщил он немногословно. - После завтрака я хотел бы поговорить с вами, Краучбек. Гай предполагал, что вызов связан с приказом об откомандировании, и поэтому пошел к нему без какой-нибудь тревоги. В палатке находились бригадир и начальник оперативно-разведывательного отделения штаба бригады; один сердито посмотрел на Гая, а другой уставился взглядом в стол. - Вы слышали, что Эпторп умер? - Так точно, сэр. - На его койке нашли пустую бутылку из-под виски. Это говорит вам о чем-нибудь? Гай стоял молча, скорее ошеломленный, чем пристыженный. - Я спрашиваю, говорит ли это вам о чем-нибудь? - Так точно, сэр. Вчера я свез ему бутылку виски. - Вы знали, что это запрещено? - Так точно, сэр, знал. - Какие-либо оправдания имеете? - Никаких, сэр, за исключением того, что я знал, что ему это будет приятно, и, разумеется, совершенно не предполагал, что виски может повредить ему в той или иной мере. Я не предполагал также и того, что он выпьет сразу всю бутылку. - Он был в полубредовом состоянии. Сколько вам лет, Краучбек? - Тридцать шесть, сэр. - Так и есть! Значит, надеяться не на что. Если бы вы были молодым двадцатиоднолетним идиотом, тогда я мог бы понять, почему вы совершили это. Черт вас возьми, вы ведь только на год или на два моложе меня, Краучбек! Гай по-прежнему стоял молча. Его интересовало, что же бригадир предпримет дальше. - Начальник медицинской части госпиталя знает обо всем, что произошло. Полагаю, что и большей части персонала это все тоже известно. Представляете себе положение начальника медицинской части госпиталя? Я потратил несколько часов на то, чтобы убедить его действовать благоразумно. Мне удалось вызволить вас из беды, но, пожалуйста, поймите, я сделал это только в интересах корпуса алебардистов. Вы совершили слишком серьезное преступление, чтобы я мог наказать вас в дисциплинарном порядке. Я оказался перед альтернативой: или замять и скрыть это дело, или отдать вас под суд военного трибунала. Меня лично ничто не удовлетворило бы больше, чем позорное отчисление вас из армии вообще. Но на нас и так уже висит одно неприятное дело, в котором случайно замешаны и вы. Я убедил начальника медицинской части, что неопровержимых доказательств вашей виновности не существует. Вы действительно были единственным посетителем Эпторпа, но ведь существуют еще денщики и местные работники в госпитале и за его пределами, сказал я им, которые могли продать Эпторпу это снадобье. - Бригадир говорил так, будто виски, которое он регулярно, но умеренно пьет сам, представляло собой некий ядовитый самогон, изготовленный Гаем. - Ничего нет хуже, чем передавать в военный трибунал недостаточно обоснованное дело. Я также сказал начальнику медицинской части о большом темном пятне, которое наверняка легло бы на имя бедного Эпторпа. Вся эта история неизбежно получила бы широкую огласку. Я убедил его, что Эпторп, в сущности, был алкоголиком и что у него есть две тетки, которые боготворят его. Услышать правду о нем было бы для них слишком прискорбно. В конце концов мне удалось склонить его на свою сторону. Но не благодарите меня за это, Краучбек, и знайте, я никогда больше не хотел бы вас видеть. Я позабочусь о том, чтобы вас немедленно отчислили из бригады сразу же после того, как разберутся в вашем деле там, в Англии. Единственное утешение для меня во всем этом деле состоит в том, что вы, как я полагаю, глубоко стыдитесь самого себя. А теперь можете идти. Гай вышел из палатки, не испытывая стыда. Он чувствовал себя потрясенным, как будто только что был сторонним свидетелем дорожного несчастного случая. Его пальцы дрожали, но причиной этому были нервы, а не угрызения совести; чувство стыда было хорошо знакомо ему; это же дрожание, это беспомощное чувство несчастья было чем-то другим, чем-то таким, что должно пройти и не оставить никакого следа. Он остановился в прихожей, потный, ошеломленный, неподвижный. Через несколько секунд Гай почувствовал, как сзади к нему кто-то подошел. - По-моему, вы сейчас свободны, "дядюшка"? Гай повернулся и увидел Данна. - Да, свободен. - В таком случае вы, видимо, не рассердитесь, если я вам напомню? Сегодня утром вы любезно согласились утрясти это дело с ботинком. - Да, да, конечно. Я сделаю даже больше этого, Данн, я дам вам кокос. Он находится у Гласса. Данн посмотрел на него озадаченно. - По-моему, недостатка в кокосах здесь не ощущается, - сказал он. - Эпторп должен мне девять шиллингов. - Но это особый кокос. Это боевой трофей, к которому у меня пропал всякий интерес. А что касается ботинка, у меня сейчас нет мелочи. Напомните мне об этом завтра утром. - Но завтра вас здесь не будет, разве не так? - Это верно. Я просто забыл. Руки Гая, когда он вынул их из карманов, дрожали меньше, чем он предполагал. Он отсчитал девять шиллингов. - Я напишу расписку на имя Эпторпа, если это не имеет для вас значения. - Расписки мне не надо. - Мне нужно, чтобы у меня не было никакого расхождения в финансовых записях. Данн ушел сделать соответствующую запись. Гай по-прежнему стоял неподвижно. Вскоре к нему присоединился вышедший от бригадира начальник штаба. - "Дядюшка", я очень сожалею, что все так получилось. - Это было чертовски глупо - нести ему виски. Теперь-то я отлично понимаю это. - Но я же предупредил вас, что вы делаете это под свою ответственность. - Да, да, безусловно. - Я, как вы понимаете, ничего не мог сказать в этой обстановке. - Конечно, не могли. Ритчи-Хука привезли из госпиталя раньше, чем Эпторпа. Гаю пришлось ждать его на причале целых полчаса. Прилетел гидросамолет. Кругом сновали шлюпки, с которых торговали фруктами и орехами. Алебардист Гласс сильно приуныл. Денщик Ритчи-Хука отправлялся со своим патроном в Англию, а Глассу приказали остаться. На причале появился подполковник Тиккеридж. - Кажется, я не приношу счастья тем офицерам, которых намечаю для продвижения, - сказал он. - Сначала Ленард, потом Эпторп... - А теперь и я, сэр. - Да, теперь и вы, Краучбек. - Вот они, кажется, едут. К причалу подъехала машина для перевозки больных, за ней - машина бригадира. Одна нога у Ритчи-Хука была в гипсе и походила на ногу слона. Начальник штаба бригады подхватил его под руку и подвел к краю причала. - Никакого караула? - удивился Ритчи-Хук. - Доброе утро, Тиккеридж. Доброе утро, Краучбек. Что это все значит? Я слышал, что вы отравили одного из моих офицеров. Эти проклятые сестры вчера только и говорили, что об этом. Ну давайте спускайтесь на катер. Младшие офицеры садятся на катер первыми, а выходят последними. Гай спрыгнул и уселся в таком месте, где он никому не мог помешать. Потом на катер осторожно спустили и Ритчи-Хука. Катер еще не подошел к самолету, а машина бригадира уже сигналила, пробираясь через темную толпу скучающих чернокожих зевак - они было приняли всю эту процессию за похороны. Гидросамолет был почтовым. Хвостовая часть фюзеляжа была завалена мешками с почтой, на которых очень уютно устроился и спал алебардист-денщик. Гай подумал о невыносимой скуке перлюстрации этих писем. Иногда встречались такие отправители, которые по тем или иным причинам не кончали приходской школы. Такие люди писали слова с дикими фонетическими ошибками, так, как обычно произносили их. Остальные нанизывали одна на другую избитые фразы, которые, по их мнению, как-то передавали испытываемые ими чувства и желания. Старые солдаты писали на конвертах литеры "ЗСЛП", что должно было означать "запечатано с любящим поцелуем". Все эти послания выполняли сейчас функцию койки для денщика Ритчи-Хука. Идя по огромному кругу над зеленой землей, гидросамолет набрал высоту и пролетел над городом. Стало намного холоднее. От всех этих фальшивых переживаний в течение последних двадцати четырех часов Гаю было жарко. В Англии, где, наверное, уже ощутимы первые признаки зимы, где осенние листья падают одновременно с бомбами, где все сотрясается от взрывов и пожирается огнем пожарищ, где из-под обломков и осколков еженощно вытаскивают полураздетые тела погибших с прижатыми к груди домашними животными, - там все будет выглядеть иначе. Над могилой неизвестного белого солдата гидросамолет круто повернул и лег на курс через океан, унося на борту двух человек, доведших Эпторпа до смерти. Могила неизвестного белого солдата. Европейское кладбище удобно расположилось неподалеку от госпиталя. Шесть месяцев непрерывных переездов и передислокаций, непрерывной готовности к получению приказов не повлияли на безукоризненную выправку алебардистов во время медленного похоронного шествия. Второй батальон построился сразу же, как только пришло известие о смерти Эпторпа, и голос батальонного старшины долго гремел под лучами палящего солнца, а солдатские ботинки долго топали по потрескавшейся от жары дороге. В это утро все получилось отлично. Несшие гроб были тщательно подобраны по росту. Горнисты на редкость дружно сыграли сигнал "Повестка". Выстрелы из винтовок прозвучали удивительно синхронно. И качестве средства показа флага процессия оказалась оцененной не очень высоко. Гражданское население было aficionados [любители (исп.)] похорон. Местным жителям нравилось более непосредственное и более очевидное горе. А что касается парадного строевого марша, то он оказался для них чем-то таким, чего в этой английской колонии никогда не видывали. Покрытый флагом гроб плавно опустили в могилу и засыпали землей. Два алебардиста упали в обморок. Их оставили лежать на земле. Когда все закончилось, Сарам-Смит, искренне растроганный, сказал: - Как все равно похороны генерала сэра Джона Мура в Ла-Корунье. - Уж не скажешь ли ты еще, что как похороны герцога Веллингтонского в Сент-Поле? - сказал де Сауза. - Пожалуй, сказал бы. Подполковник Тиккеридж спросил начальника штаба: - Следует ли нам собрать деньги для какого-нибудь памятника на могилу или что-нибудь в этом роде? - Я полагаю, что об этом позаботятся его родственники в Англии. - Они богаты? - Да, по-моему, очень богаты. К тому же ортодоксальной англиканской веры. Может быть, они захотят поставить здесь что-нибудь особенное. - Оба "дядюшки" оставили нас в один и тот же день. - Смешно, но я только что подумал о том же. ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ЭПТОРП УМИРОТВОРЕННЫЙ 1 Небо над Лондоном было чудесного оранжево-багрового цвета, словно дюжина тропических солнц одновременно садилась по всему горизонту; сходились и расходились, шаря по небу, лучи прожекторов; то тут, то там возникали и расплывались черные облачка разрывов; время от времени от яркой вспышки на мгновение застывало ровное зарево пожаров. Всюду, как бенгальские огни, сверкали трассирующие снаряды. - Настоящий Тернер! - восторженно воскликнул Гай Краучбек; ему впервые пришлось наблюдать такое зрелище. - Скорее Джон Мартин, - заметил Йэн Килбэннок. - Нет, - твердо возразил Гай. Не хватает еще, чтобы этот бывший журналист поправлял его в вопросах искусства. - Уж никак не Мартин. Линия горизонта слишком низкая. Да и цветовая гамма не такая богатая. Они стояли в начале Сент-Джеймс-стрит. Невдалеке ярко пылал клуб "Черепаха". От Пиккадилли до дворца, искаженные в свете пожара, карикатурно вырисовывались фасады домов. - Во всяком случае, здесь слишком шумно для обсуждения высоких материй. В близлежащих парках гремели орудия. Где-то в направлении вокзала Виктория с грохотом разорвалась серия бомб. На тротуаре против "Черепахи" группа начинающих писателей в форме пожарников направляла слабую струйку воды в комнату для утреннего отдыха. В памяти Гая на мгновение возникла страстная суббота в Даунсайде: ранние утренние часы мартовских дней времен отрочества, широко раскрытые двери в незаконченной пристройке аббатства, половина школы кашляет, полощется на ветру белье, пылает жаровня, а священник с кропильницей, как ни странно, благословляет огонь водой. - Это всегда был неважный клуб, - заметил Йэн. - Мой отец состоял в нем. Он чиркнул спичкой и прикурил погасшую сигару; тут же, где-то на уровне их колен, раздался возглас: "Погасить огонь!" - Нелепое требование, - буркнул Йэн. Они взглянули через ограду и увидели в глубине палисадника каску с буквами "Г.П.О." - гражданская противовоздушная оборона. - В укрытие! - скомандовал голос. Пронзительный свист, казалось, прямо над головой, глухой удар, разбросавший осколки брусчатки у самых ног, огромная белая вспышка к северу от Пиккадилли, сильная взрывная волна - и уцелевшие оконные стекла на верхних этажах разлетелись по улице смертоносными осколками. - А ты знаешь, пожалуй, он прав, - сказал Йэн. - Давай-ка лучше предоставим это дело гражданским. Оба офицера проворно взбежали по ступеням "Беллами". Когда они достигли двери, гул моторов стал постепенно замирать и стих; полуночное безмолвие нарушал только треск пламени в "Черепахе". - Веселенькое зрелище, - сказал Гай. - Да, тебе это в новинку. А когда такое повторяется каждую ночь, то надоедает. К тому же это довольно опасно, когда по всему городу гоняют пожарные и санитарные машины. Эх, уехать бы в отпуск в Африку! Но разве мой проклятый маршал авиации отпустит? Кажется, он ко мне здорово привязался. - Ты тут ни при чем. Этого никак нельзя было ожидать. - Да, никак. В вестибюле их приветствовал с наигранной радостью ночной швейцар Джоуб. Он уже успел приложиться к бутылке. Его уединенный пост, окруженный зеркальными стеклами, был небезопасным местом. Никто в эти дни не ворчал на него за распущенность. Сегодня он играл, грубо переигрывая, роль театрального дворецкого. - Добрый вечер, сэр. Позвольте приветствовать вас в Англии в целости и сохранности. Добрый вечер, милорд. Маршал авиации Бич в бильярдной. - О господи! - Я счел нужным информировать вас, милорд. - Все _совершенно_ правильно, Джоуб. - На улице по канавам текут виски и бренди. - Враки, Джоуб. - Так мне сказал полковник Блэкхаус, сэр. Весь запас спиртного "Черепахи", джентльмены, зря течет по улицам. - Мы что-то не заметили. - В таком случае, милорд, можете быть уверены, что все вылакали пожарные. Гай и Йэн прошли в холл. - Значит, твой маршал авиации все-таки пролез в клуб. - Да, это была потрясающая история. Выборы происходили во время "битвы за Англию", как ее называют газеты, когда военно-воздушные силы оказались на короткое время чуть ли не в почете. - Что ж, для тебя это намного хуже, чем для меня. - Э-э, милый мой, это _кошмар для всех_. В комнате для игры в карты выбило стекла, и игроки в бридж, держа в руках свои записи, заполнили весь холл. Если не в уличных канавах, то здесь бренди и виски действительно лились рекой. - Привет, Гай. Давно тебя не видел. - Я только сегодня вернулся из Африки. - Неудачно выбрал время, я бы не двинулся с места. - Я вернулся с подмоченной репутацией. - В прошлую войну провинившихся ребят, наоборот, _отправляли_ в Африку. Что будешь пить? Гай объяснил, при каких обстоятельствах его отозвали. Вошли еще несколько членов клуба. - На улице все тихо. - Джоуб говорит, что там полно пьяных пожарников. - Джоуб сам пьян. - Да, каждый вечер и всю неделю. Но его нельзя винить. - Два бокала вина, Парсонс. - Кто-то из слуг иногда должен быть трезвым. - В бильярдной под столом лежит какой-то тип. - Кто-нибудь из слуг? - Нет, какой-то, которого я никогда не видел здесь. - Виски, пожалуйста, Парсонс. - Послушайте, надеюсь, нам не придется принимать здесь этих, из "Черепахи". - Они иногда заходят сюда, когда у них уборка. Тихие ребятишки. Хлопот не доставляют. - Три виски с содовой, пожалуйста, Парсонс. - Слышал, в какой переплет Гай попал в Дакаре? Расскажи ему, Гай. Занятная история. Гай рассказал свою "занятную историю" и повторял ее в тот вечер много раз. Через некоторое время из бильярдной вышел зять Гая Артур Бокс-Бендер, без пиджака, в сопровождении другого члена парламента, своего страшноватого на вид закадычного друга по фамилии Элдерберри. - Знаете, что помешало мне забить последний шар?! - воскликнул Элдерберри. - Я на кого-то наступил. - На кого же? - Не знаю. Он лежал под столом, и я наступил ему на руку. - Чудеса! Мертвый? - Он сказал: "Черт тебя подери". - Не верю. Парсонс, разве кто-то лежит под бильярдом? - Да, сэр. Новый член клуба. - Что он там делает? - Говорит, что выполняет приказ, сэр. Два или три игрока в бридж отправились посмотреть на чудака. - Парсонс, что это все болтают, будто по улицам течет вино? - Я не выходил на улицу, сэр. Об этом говорят многие члены клуба. Разведывательная группа вернулась из бильярдной и доложила: - Совершенно верно. Под столом _действительно_ лежит какой-то тип. - Помню, бедняга Бинки Кэвенаф, бывало, сиживал там. - Так ведь Бинки был псих. - Ну и что? Наверное, этот тип тоже псих. - Привет, Гай! - воскликнул Бокс-Бендер. - А я думал, ты в Африке. Гай рассказал ему свою историю. - Какая неприятность, - посочувствовал Бокс-Бендер. К ним присоединился Томми Блэкхаус. - Томми, это ты рассказал Джоубу, будто по улицам течет вино? - Это _он_ рассказывал _мне_. Я только что выходил посмотреть. Не видно ни капли. - А в бильярдной ты был? - Нет. - Пойдем посмотрим. Там есть на что поглядеть. Гай пошел с Томми Блэкхаусом. Бильярдная была полна народу, но никто не играл. В тени под бильярдом виднелась человеческая фигура. - Как вы себя там чувствуете? - любезно осведомился Томми. - Не хотите ли выпить или еще чего? - Все в порядке, спасибо. Я просто соблюдаю правила. Во время воздушного налета каждый офицер и солдат, не находящийся при исполнении служебных обязанностей, где бы он ни был, должен пойти в ближайшее и самое безопасное укрытие. Как старший из присутствующих здесь офицеров, я полагал, что обязан подать пример. - Но ведь всем нам под столом не хватит места, не правда ли? - Вы могли бы укрыться под лестницей или в подвале. Теперь обнаружилось, что под столом находится маршал авиации Бич. Томми был профессиональный военный, и его карьера была впереди, поэтому он инстинктивно старался угодить старшим офицерам всех родов войск. - Полагаю, уже все прошло. - Я не слышал сигнала "Отбой". В это время заревела сирена, и коренастая серая фигура с трудом поднялась на ноги. - Добрый вечер. - Ба, да ведь это Краучбек? Мы встречались у леди Килбэннок. Маршал авиации выпрямился и стал отряхивать пыль. - Мне нужна машина. Позвоните в штаб военно-воздушных сил, Краучбек, и скажите, чтобы ее прислали сюда. Гай позвонил в колокольчик. - Парсонс, скажите Джоубу, что маршалу авиации Бичу нужна его машина. - Слушаюсь, сэр. В маленьких глазках маршала авиации на какой-то момент появилось подозрение. Он начал что-то говорить, потом передумал, сказал "Спасибо" и вышел. - Ты никогда не был особенно учтивым, Гай, не правда ли? - А что? Разве я обошелся с этим беднягой по-свински? - Теперь он больше не будет считать тебя другом. - Думаю, он никогда и не считал. - Ну, он не такой уж плохой парень. Маршал сейчас выполняет очень много полезной работы. - Не думаю, что он когда-нибудь окажется полезным мне. - Война затянется надолго, Гай. Могут понадобиться все друзья, какими успеешь обзавестись, пока она не кончится. Сожалею о твоих неприятностях в Дакаре. Вчера мне довелось посмотреть твое дело. Не думаю, что последствия будут серьезными. Но в нем есть кое-какие чертовски глупые замечания. Тебе надо постараться, чтобы дело сразу попало в высшую инстанцию, пока к нему не приложили руку слишком много людей. - Но как это сделать? - Говори об этом. - Я и так говорю. - Продолжай говорить. Везде есть уши. Помолчав, Гай спросил: - У Вирджинии все в порядке? - Насколько я знаю, да. Она выехала из "Клэриджа". Кто-то мне говорил, что Вирджиния вообще уехала куда-то из Лондона. Она не обращала внимания ни на какие бомбежки. По тону Томми Гай понял, что у Вирджинии, пожалуй, не все благополучно. - Ты пошел в гору, Томми. - О, я просто болтаюсь в управлении особо опасных операций. Между прочим, назревает нечто довольно интересное, но я не могу об этом говорить. Через день-два узнаю точно. Возможно, смогу и тебя пристроить. Ты уже являлся в свой полк? - Собираюсь завтра. Я только сегодня прилетел. - Ладно, будь осторожен, а то попадешь в переплет за компанию с генералом. Я бы на твоем месте как можно больше околачивался здесь. В наше время именно здесь получают интересную работу. Разумеется, если ты ищешь такую. - Конечно. - Тогда не отрывайся. Они вернулись в холл. После отбоя воздушной тревоги здесь стало свободнее. Маршал авиации Бич, сидя на каминной решетке, разговаривал с обоими членами парламента. - ...Вы, заднескамеечники, Элдерберри, можете немало сделать, если настроитесь на это. Подталкивайте министерства. Не переставайте нажимать... Словно в сцене из какого-нибудь фарса, из уборной, где он прятался от своего начальника, осторожно высунулась голова Йэна Килбэннока. Он поспешно втянул голову обратно, но было уже поздно. - Йэн! Вас-то мне и надо. Поезжайте в штаб, соберите сведения о сегодняшнем деле и позвоните мне домой. - О воздушном налете, сэр? Я думаю, он кончился. Разбомбили "Черепаху". - Да нет же. Вы должны знать, о чем я говорю. О том, что мы вчера обсуждали с маршалом авиации Даймом. - Но я не присутствовал при вашем разговоре, сэр. Вы меня отослали. - Вы должны постоянно быть в курсе... Но выговор повис в воздухе. Маршалу не пришлось снять стружку с Йэна, как ему хотелось, потому что в этот момент из вестибюля появилась странно освещенная фигура Джоуба. Влекомый сугубо личными переживаниями какой-то драмы, он прихватил из кафетерия серебряный канделябр на шесть свечей и держал его в поднятой руке крепко, но криво, так что воск со всех шести свечей капал на его ливрею. В холле воцарилась тишина, все как зачарованные глазели на фантастическую фигуру, приближавшуюся к маршалу авиации. Не доходя одного шага, он отвесил глубокий поклон; при этом воск пролился перед ним на ковер. Сэр, - торжественно произнес он, - ваша карета подана. - Потом повернулся и, двигаясь с уверенностью лунатика, скрылся за дверью, из которой пришел. Еще с минуту длилось молчание. Потом раздался голос маршала авиации. - В самом деле, - начал он, - этот человек... Его заглушил взрыв смеха. Элдерберри был по натуре серьезным человеком, но, если при нем происходило что-нибудь действительно смешное, он приходил в бурный восторг. Он был зол на маршала авиации Бича с того момента, как упустил легкий шар, наступив ему на руку. Элдерберри фыркнул, задыхаясь от смеха: - Ай да Джоуб! Ай да старина! - Один из его лучших номеров. - Слава богу, что я задержался, а то бы не увидел. - Что стало бы с "Беллами" без него? - По этому случаю надо выпить. Парсонс, налейте всем. Маршал авиации переводил взгляд с одного веселого лица на другое. Даже Бокс-Бендер развеселился. Громче всех хохотал Йэн Килбэннок. Маршал авиации встал. - Могу подбросить, кому по пути. Но никому не было с ним по пути. Когда двери, которые в течение двух столетий принимали вельмож и карточных шулеров, дуэлянтов и государственных деятелей, закрылись за маршалом авиации Бичем, он подумал - не в первый раз за свое короткое членство - что "Беллами", пожалуй, не так уж хорош, как его расхваливают. Он опустился на мягкое сиденье автомобиля. Снова завыли сирены, оповещая о воздушной тревоге. - Домой, - приказал он. - Пожалуй, успеем проскочить. 2 Когда Гай добрался до своего отеля, опять начали падать бомбы, но на этот раз далеко: где-то на востоке, в районе доков. Он спал неспокойно, и когда наконец его разбудил сигнал отбоя воздушной тревоги, восходящее солнце спорило в небе с угасающими отблесками пожаров. Утром ему надлежало явиться в казарменный городок алебардистов, и он отправился туда в такой же неуверенности, как в первый день своего вступления в армию. Поезда с вокзала Чэринг-Кросс отправлялись почти по расписанию. Свободных мест не было. Он поставил саквояж и чемодан поперек коридора, устроив себе и сиденье, и оборонительное сооружение. В большинстве вагонов сидели военнослужащие с эмблемой алебардистов, направлявшиеся в казарменный городок. На станции солдаты забросили вещевые мешки и забрались в кузов ожидавшего их грузовика. Группа молодых офицеров втиснулась в два такси. Гай сел в третье один. Когда он проезжал мимо караульного помещения, у него возникло мимолетное неясное впечатление чего-то странного в облике часового. Он проехал к офицерскому собранию. Там никого не было видно. Передние такси исчезли в направлении нового здания. Гай оставил багаж в вестибюле и пошел по плацу к штабу. Навстречу маршировало отделение солдат с ведрами; их лица, словно по мановению руки Цирцеи, превратились из человеческих в чуть ли не звериные. Сдавленный голос скомандовал: "Равнение направо!" Десять свиных рыл, похожих на создания Иеронима Босха, повернулись к нему. Растерянный, Гай автоматически крикнул: "Вольно, капрал!" Он вошел в кабинет начальника штаба, встал по стойке "смирно" и отдал честь. Из-за стола в его сторону поднялись две безобразные морды из брезента, резины и талька. Словно из-под толстого слоя одеял, донесся голос: - Где ваш противогаз? - С остальными вещами, сэр, в офицерском собрании. - Пойдите и наденьте. Гай отдал честь, повернулся кругом и вышел. Он надел противогаз, поправил фуражку перед зеркалом, которое всего лишь год назад так часто отражало парадную фуражку, высокий синий воротник и лицо, полное надежды и целеустремленности. Посмотрев несколько секунд на тупое рыло, он вернулся к начальнику штаба. На плацу была построена рота: нормальные, розовые молодые лица. В кабинете сидели начальник штаба и старшина с открытыми лицами. - Снимите эту штуку, - сказал начальник штаба. - Уже больше одиннадцати. Гай снял противогаз и повесил его, как положено, на грудь для просушки. - Разве вы не читали постоянно действующую инструкцию? - Нет, сэр. - Почему, черт возьми? - Только сегодня прибыл из-за границы, сэр. - Так вот, запомните на будущее: каждую среду с десяти до одиннадцати ноль-ноль весь личный состав принимает меры противохимической защиты. Это постоянно действующий приказ командования. - Слушаюсь, сэр. - Ну, а теперь - кто вы такой и что вам надо? - Лейтенант Краучбек, сэр. Второй батальон королевской алебардийской бригады. - Чепуха. Второй батальон за границей. - Я прилетел вчера, сэр. Потом после всего этого маскарада с противогазами медленно ожили старые воспоминания. - Мы встречались раньше. Это был тот самый безымянный майор, теперь пониженный в чине до капитана, который появился в Пенкирке и три дня спустя исчез в Бруквуде. - Вы командовали ротой во время той большой суматохи. - Да, да. Извините, ради бога, что я не узнал вас. С тех пор было столько еще суматох. Столько людей прошло через мои руки. А как вы сюда попали? Ведь вы должны быть во Фритауне. - Вы меня не ожидали? - Не получал о вас ни слова. Ваши документы, наверное, послали в центр формирования и подготовки. Или в Пенкирк, в пятый батальон. Или в Брук-Парк, в шестой. А может быть, в штаб особо опасных операций. За последние два месяца мы распухли, как черти. Не успеваем вести учет. Ну, я тут почти все закончил. Продолжайте, старшина. Если понадоблюсь, я в офицерском собрании. Пошли, Краучбек. Они вошли в Буфетную. Это была совсем не та комната, какой ее помнил Гай и где он тогда на вечере ушиб колено. Там, где прежде над камином висела картина "Несломленное каре", теперь был только однотонный темный прямоугольник. Колокол с голландского фрегата, афридийское знамя, позолоченный идол из Бирмы, наполеоновские кирасы, ашантийский барабан, круговая чаша с Барбадоса, мушкет султана Типу - все исчезло. Начальник штаба заметил блуждающий, печальный взгляд Гая. - Грустно, правда? Когда начались налеты, все упрятали в подвалы. - Потом сообщил как самый мрачный факт всеобщего разорения: - Я тоже потерял звездочку. - Да, не повезло. - Я ожидал этого, - сказал начальник штаба. - Обычным порядком я получил бы очередной чин не раньше, чем через два года. Думал, что война может немного ускорить это дело. Для большинства так и получилось. Месяца два мне тоже везло. Но потом везение кончилось. Камин не топился. - Холодно здесь, - сказал Гай. - Да. До вечера не топят. И выпить не дают. - Наверное, везде так? - Вовсе _не_ везде, - сердито ответил начальник штаба. - Другим полкам еще удается жить вполне прилично. Но наш капитан-комендант не тот человек. Теперь у нас во всем строгая экономия. Он считает, что ее соблюдают во всех алебардийских частях. Спим но четыре человека в комнате, взносы в столовую сократили на половину. Мы практически живем на пайке, как дикие звери, - горестно, но неудачно уточнил он. На вашем месте я не задерживался бы здесь долго. Кстати, почему все-таки вы _оказались_ здесь? - Я прилетел с бригадиром. - В тот момент это было самым подходящим объяснением. - Вы знаете, что он вернулся? - Впервые слышу. - Знаете, что он ранен? - Нет. Здесь до нас, кажется, ничего не доходит. Может быть, они вообще потеряли наш адрес. При прежних штатах все шло отлично. А после этого развертывания нее полетело к чертям собачьим. У меня отобрали денщика, прослужившего со мной восемь лет. Теперь приходится делить какого-то старого хрыча с полковым врачом. Вот до чего мы докатились. Отобрали даже оркестр. - Холодище здесь, - повторил Гай. - У меня в кабинете есть печка, но все время звонит телефон. Выбирайте. - Что мне теперь делать? - Для меня, дружище, вы все еще в Африке. Я отправил бы вас в отпуск, но вы не числитесь в наших списках. Не хотите ли обратиться к капитан-коменданту? Это можно устроить. - К тому самому? - Да. Ужасный человек. - Не стоит его беспокоить. - Пожалуй. - Так как же быть? Они беспомощно глядели друг на друга, стоя у холодного камина. - У вас должно быть командировочное предписание. - Ничего у меня нет. Меня просто отправили, как посылку. Бригадир оставил меня на аэродроме и сказал, что даст о себе знать. Начальник штаба исчерпал свой скудный официальный репертуар. - В мирное время такого не случилось бы. - Совершенно верно. Гай заметил, что этот безымянный офицер набирается духу для принятия отчаянного решения. Наконец он сказал: - Ладно, рискну. По-моему, небольшой отпуск вам нисколько не помешает. - Я обещал кое-что сделать для Эпторпа. Помните "его по Пенкирку? - Помню. Очень хорошо. - Он обрадовался, что наконец обрел прочную душевную опору. - Эпторп... Офицер с временным чином, которого каким-то образом назначили заместителем командира батальона. Я считал его немного чокнутым. - Он умер. Я обещал собрать его вещи и вручить наследнику. Мне хватило бы на это нескольких дней. - Отлично. Из всякого положения есть два выхода. Можно назвать это отпуском по семейным обстоятельствам, а можно - отпуском после высадки, смотря по тому, как к этому подойти. Завтракать будете в столовой? Я бы не стал. - И я не буду. - Если вы здесь проболтаетесь, может, подвернется какой-нибудь транспорт до станции. Два месяца назад я мог бы выделить машину, но теперь все запрещается. - Я возьму такси. - Знаете, где найти телефон? Не забудьте опустить два пенса. А я, пожалуй, пойду в свой кабинет. Здесь и правда очень холодно. Гай помедлил. Войдя в столовую, он прошел под хорами, с которых не так давно раздавались звуки "Старого доброго английского ростбифа". Теперь здесь не было ни портретов на стенах, ни серебра на сервировочных столах. Столовая алебардийского городка мало чем отличалась от столовой в школе Кут-эль-Амара. Из раздаточной, насвистывая, вышла официантка из вспомогательной территориальной службы; она увидела Гая, но продолжала насвистывать, расправляя скатерть на голых досках стола. Из бильярдной доносился стук шаров. Гай заглянул и первым делом увидел широченный зад, обтянутый брюками цвета хаки. Игрок ударил, но промазал, и легкий карамболь не удался ему. Он выпрямился и обернулся. - Подождите, я еще покажу вам настоящий удар, - сказал он суровым, но отеческим тоном, который заглаживал упрек за вторжение. Он был без мундира, в полосатых подтяжках алебардийских цветов. Мундир с красными петлицами висел на стене. Гай узнал в этом человеке пожилого полковника, который год назад бесцельно слонялся по столовой. От него постоянно можно было слышать: "Сыграем до ста?" и "Сегодня в газетах ничего нового?". - Прошу прощения, сэр, - сказал Гай. - Все-таки какое-то развлечение, правда ведь? Сыграем до ста? - предложил полковник. - К сожалению, я сейчас уезжаю. - Все тут вечно уезжают, - проворчал полковник. Он подошел к шару и начал прикидывать удар. Гаю позиция шара представлялась безнадежной. Полковник с силой ударил кием. Все три шара быстро покатились, стукнулись, отскочили, снова стукнулись, и наконец красный шар покатился все тише и тише к лузе, казалось, остановился на самом краю, потом каким-то чудом вновь двинулся и скатился в лузу. - Откровенно говоря, - сказал полковник, - это была чистая случайность. Гай потихоньку вышел и осторожно прикрыл дверь. Взглянув назад через просвет в узорчатом матовом стекле двери, он проследил за следующим ударом. Полковник поставил красный шар на место, взглянул на неудачное расположение других шаров и, взяв пухлыми пальцами свой шар, переставил его на три дюйма влево. Гай предоставил ему жульничать в одиночестве. Как же его называли кадровые офицеры? Бык? Карапуз? Бегемот? Прозвище ускользнуло из памяти. Вернувшись к суровой действительности, Гай подошел к телефону и вызвал такси. Итак, Гай вступил в новый этап своих странствий, начавшихся у могилы сэра Роджера. Теперь, как и тогда, он должен был проявить pietas [набожность (лат.)] - требовалось умиротворить дух покойного. Необходимо было отыскать и доставить по назначению имущества Эпторпа, прежде чем продолжить свою деятельность на королевской службе. В ближайшие несколько дней ему предстояло проделать обратный путь в Саутсанд и Корнуолл. В непроходимых дебрях Англии военного времени нужно было разыскать этого обезьяноподобного человека по имени Чатти Корнер. Он задержался в буфетной комнате и стал перелистывать страницы журнала посетителей, пока не нашел запись того памятного декабрьского вечера. Сразу за Тони Бокс-Бендером он нашел Джеймса Пенденниса Корнера. Но графа, в которую был бы вписан его адрес или полк, осталась незаполненной. 3 Последний урок в приготовительной школе Богородицы Победительницы, временно находящейся в Мэтчете. В классе мистера Краучбека читают отрывки из Ливия. Светомаскировочные шторы опущены. Шипят газовые горелки. Привычный запах мела и чернил. Пятый класс, сонливый после футбола, ждет не дождется ужина. Еще двадцать минут - и начнется грамматический; разбор неподготовленных фраз. - Сэр, правда, что блаженный Джервейс Краучбек был вашим предком? - Не совсем, Грисуолд. Он был священником. Его брат, от которого я происхожу, к сожалению, вел себя не так мужественно. - Он не _признавал_ англиканскую церковь, сэр? - Нет, но он вел себя очень сдержанно. И он, и его сын потом. - Расскажите нам, пожалуйста, как схватили блаженного Джервейса, сэр. - Ведь я вам уже рассказывал это. - Многих в тот день не было в классе, сэр, а я не совсем понял, как это произошло. Ведь его выдал дворецкий, да? - Ничего подобного. Чэллонер неправильно прочел копию Сентомерских записей, и ошибка переходила из книги в книгу. Все наши люди были верными. Его выдал шпион из Эксетера, который пришел в Брум просить убежища, притворившись католиком. Пятый класс, довольный, бездельничал. Старый Крауч сел на своего конька. Никакого разбора фраз из Ливия уже но будет. - Отец Джервейс жил в северной башне, расположенной на переднем дворе. Надо знать Брум, чтобы понять, как это произошло. Видите ли, дом отделен от большой дороги только передним двором. Всякий порядочный дом стоит или на дороге, или у реки, или на утесе. Всегда помните об этом. Только охотничьи домики находятся в парках. Лишь после Реформации новоиспеченные богачи стали прятаться от народа... Заставить старого Крауча говорить не представляло труда. Особенно отличался в этом Грисуолд-старший, деда которого знал Краучбек. Прошло двадцать минут. - ...Когда совет допрашивал его во второй раз, он был так слаб, что ему позволили сесть на табуретку. - Звонок, сэр. - Бог мой, боюсь, я разболтался и отнял ваше время. Тебе надо было остановить меня, Грисуолд. Ну ладно. Завтра начнем с того места, где мы остановились. Ожидаю от вас подробного, тщательного грамматического разбора. - Спасибо, сэр, до свидания. Вы так интересно рассказывали о блаженном Джервейсе. - До свидания, сэр. Мальчики разбежались. Мистер Краучбек застегнул пальто, надел через плечо противогаз и с фонариком в руке зашагал по склону к темному морю. Отель "Морской берег", где мистер Краучбек жил уже девять лет, был забит, как в разгар летнего сезона. Стулья в гостиной занимали заранее. Когда жильцы рисковали выходить в туман, они оставляли книги или вязанье, чтобы закрепить свои скваттерские права. Мистер Краучбек направился прямо в свои комнаты, но, встретив на повороте лестницы мисс Вейвесаур, остановился и прижался в угол, чтобы дать ей пройти. - Добрый вечер, мисс Войвесаур. - О, мистер Краучбек, я вас ждала. Можно вас на минуточку? - Разумеется, мисс Вейвесаур. - Я насчет того, что произошло сегодня. Она перешла на шепот. - Не хочу, чтобы меня подслушал мистер Катберт. - Как таинственно! Но у меня нет никаких секретов от Катбертов. - Зато у _них_ есть секреты от _вас_. Существует заговор, мистер Краучбек, о котором вам надо знать. Мисс Вейвесаур повернулась и направилась к гостиной мистера Краучбека. Он открыл дверь и сделал шаг назад, уступая ей дорогу. В гостиной стоял резкий запах собаки. - Какой приятный мужской дух, - заметила мисс Вейвесаур. Феликс, золотистого цвета охотничий нес, поднялся навстречу мистеру Краучбеку и, встав на задние лапы, уперся передними ему в грудь. - Сидеть, Феликс, сидеть, мальчик! Надеюсь, его выводили? - Сегодня днем миссис Тиккеридж и Дженифер долго с ним гуляли. - Прекрасные люди. Посидите, пожалуйста, пока я избавлюсь от этого нелепого противогаза. Мистер Краучбек прошел в спальню, повесил пальто и сумку для провизии, взглянул в зеркало на свое старое лицо и вернулся к мисс Вейвесаур. - Так что же это за коварный заговор? - Они хотят вас выдворить, сообщила мисс Вейвесаур. Мистер Краучбек оглядел убогую комнатку, заставленную мебелью, заполненную книгами и фотографиями. - Не может быть, - сказал он. - Катберты ни за что этого не сделают после стольких лет. Вы, наверно, не так их поняли. Нет, это невозможно. - Возможно, мистер Краучбек. Все дело в одном из этих новых законов. Сегодня приходил какой-то офицер - во всяком случае, он был одет, как офицер. Ужасный тип. Он пересчитал все комнаты и проверил журнал регистрации. Говорил, что весь дом займут. Мистер Катберт объяснил, что одни из нас постоянные жильцы, а другие приехали из пострадавших от бомбежки мест - это жены фронтовиков. Тогда этот так называемый офицер спрашивает: "А кто тот человек, который занимает две комнаты?" И вы знаете, что ответил мистер Катберт? Он сказал: "Этот человек работает в городе. Он школьный учитель". Так сказать _о вас_, мистер Краучбек! - Собственно, так оно и есть, по-моему. - Я все время хотела вмешаться, чтобы сказать, _кто вы на самом деле_, но не осмелилась, поскольку, в сущности, не участвовала в разговоре. Они, собственно, даже не подозревали, что мне все слышно. Но я вся просто _кипела_. Потом этот офицер спросил: "Средней школы или начальной?" Мистер Катберт ответил: "Частной". Тогда офицер рассмеялся и сказал: "Никаких преимущественных прав". После этих слов я просто не смогла больше сдерживаться. Я встала, бросила в их сторону возмущенный взгляд и, не сказав ни слова, вышла из комнаты. - Я уверен, что это было самое разумное. - Но подумайте, какая наглость! - Думаю, что ничего особенного не произойдет. Сейчас повсюду ходят всякие люди и наводят справки. Наверное, так нужно. Уверяю вас, это простая формальность. Нет, Катберты никогда не сделают ничего подобного. Никогда! После стольких лет! - Вы слишком доверчивы, мистер Краучбек. Вы относитесь ко всем, как к джентльменам. Этот офицер определенно _не_ джентльмен. - Очень любезно с вашей стороны, что вы меня предупредили, мисс Вейвесаур. - Я вся киплю от возмущения. Когда мисс Вейвесаур ушла, мистер Краучбек снял ботинки и носки, воротничок и сорочку и, стоя перед умывальником в брюках и жилетке, тщательно умылся холодной водой. Он надел чистую сорочку, воротничок и носки, стоптанные туфли и слегка поношенный костюм, сшитый из того же материала, что и костюм, который он носил весь день. Причесал волосы. И все это время думал совсем не о том, что сообщила ему мисс Вейвесаур. Она была по-рыцарски предана ему с тех пор, как поселилась в Мэтчете. Дочь мистера Краучбека Анджела не совсем деликатно подшучивала над этим. За шесть лет их знакомства мистер Краучбек мало прислушивался к словам мисс Вейвесаур. Теперь он отбросил мысль о заговоре Катберта и обдумывал две проблемы, которые принесла с собой утренняя почта. Он вел размеренную жизнь и придерживался установившихся взглядов. Сомнения были неведомы ему. В то утро, в час между мессой и началом занятий в школе, в его жизнь вторглись два обстоятельства из неведомого мира. Более важным была посылка, объемистая и потрепанная от прикосновения бесчисленного количества неловких рук таможенных чиновников. На ней было множество американских марок, таможенных деклараций и справок цензуры. Выражение "американская посылка" только начинало входить в лексикон англичан. Очевидно, это была одна из таких новинок. Его зять Бокс-Бендер в свое время отправил трех дочерей в безопасное убежище в Новую Англию. Посылка, без сомнения, была от них. "Как мило! Какая щедрость!" - подумал он и отнес ее домой, чтобы потом исследовать. Теперь, разрезав бечевку ножницами для ногтей, он аккуратно разложил содержимое на столе. Сначала он достал шесть банок супа Пулитцера. У них были разнообразные, вычурные названия, но суп был одним из немногих продуктов питания, в изобилии имевшихся в отеле "Морской берег". К тому же у мистера Краучбека с давних пор укоренилось убеждение, что все консервированные "продукты приготовлены из какой-то гадости. "Глупые девчонки, - подумал он. - Впрочем, наступит день, когда мы и этому будем рады". Затем последовал прозрачный пакет с черносливом. Далее - очень тяжелая баночка с ярлыком: "Бриско. Необходимо в каждом доме". Никаких указаний на назначение содержимого банки не было. Мыло? Концентрированное топливо? Крысиный яд? Крем для обуви? Надо будет спросить у миссис Тиккеридж. Потом он достал очень легкую банку большего размера под названием "Юмкранч". Это, должно быть, что-то съедобное, потому что на ней была изображена толстая и дурно воспитанная девочка, размахивающая ложкой и с ревом требующая этой штуки. Последним и самым странным предметом оказалась бутылка, наполненная чем-то похожим на моченый искусственный жемчуг, с ярлыком "Луковый коктейль". Возможно ли, что этот далекий и изобретательный народ, который так великодушно (и, как считал мистер Краучбек, совершенно напрасно) приютил его внучек, народ, главная забота которого, казалось, состоит в том, чтобы нарушать естественные, природные процессы, сумел придумать алкогольный лук? Приподнятое настроение мистера Краучбека сникло. Он рассматривал подарок с некоторым раздражением. Где же среди этих экзотических деликатесов что-нибудь пригодное для Феликса? Видимо, следовало сделать выбор между "Бриско" и "Юмкранчем". Он встряхнул "Юмкранч". В банке что-то загремело. Раскрошенное печенье? Феликс стоял, вопросительно подняв свою пушистую морду. - "Юмкранч"? - соблазнительно повертев банку, спросил мистер Краучбек. Феликс застучал хвостом по ковру. Но радость мистера Краучбека сразу же омрачило подозрение: а вдруг это один из тех новых патентованных продуктов, которые, как он слышал, обезвожены? Если его съесть без должной подготовки, он ужасно раздувается в желудке, что может привести к роковым последствиям. - Нет, Феликс, - сказал он. - Никакого "Юмкранча", пока я не спрошу у миссис Тиккеридж. - Заодно он решил посоветоваться с этой дамой и по другому вопросу: о странной открытке Тони Бокс-Бендера и таком же странном письме Анджелы Бокс-Бендер. Открытка была вложена в письмо. Он взял их с собой в школу и часто перечитывал в течение дня. Письмо гласило: "Лоуэр-Чиппинг-Мэнор, близ Тетбэри. Дорогой папочка! Наконец получила известие от Тони. Ничего особенного о себе не пишет, но такая радость узнать, что бедный мальчик жив и здоров. До сегодняшнего утра я даже не сознавала, как беспокоилась о нем. Ведь человек, который бежал и написал нам, что видел Тони в колонне военнопленных, мог ошибиться. Теперь мы знаем. Он, по-видимому, считает, что мы можем прислать ему все, в чем он нуждается, но Артур навел справки и говорит, что нельзя - нет договоренности. Артур говорит, что не может обратиться в нейтральные посольства и что мне не следует писать в Америку. Можно посылать только обычные посылки Красного Креста, и их принимают независимо от того, платим мы за них или нет. Артур говорит, что посылки комплектуются на научной основе и содержат все необходимые калории, что не может быть одного закона для богатых, а другого для бедных, когда речь идет о пленных. Я считаю, что он в какой-то мере прав. Девочкам, видимо, очень нравится Америка. Как дела в твоей диккенсовской школе? Любящая тебя, Анджела". Открытка Тони гласила: "Раньше писать не разрешали. Теперь я в постоянном лагере. Здесь полно наших ребят. Не может ли папа организовать посылки через нейтральные посольства? Это очень важно, и все говорят, что это самый верный и быстрый путь. Пришлите, пожалуйста, сигареты, шоколад, светлую патоку, какао, мясные и рыбные консервы (разные), глюкозу Д, сухое печенье (галеты), сыр, ириски, сгущенное молоко, верблюжий спальный мешок, надувную подушку, перчатки, головную щетку. Не могут ли помочь девочки в США? Еще поваренную книгу Булестена. "Eucris" Трампера. Мохнатые шлепанцы". В почте мистера Краучбека было еще одно письмо, которое огорчило его, хотя и не представляло никакой проблемы. Его виноторговцы сообщали, что их погреба частично разрушены авиацией противника. Они надеются и впредь снабжать постоянных покупателей в сокращенном объеме, но не могут больше выполнять их индивидуальные заказы. Ежемесячные посылки будут состоять из имеющихся запасов. На железных дорогах участились мелкие кражи и бой. Покупателей просят немедленно сообщать о всех потерях. "Посылки... - подумал мистер Краучбек. - Все в этот день, кажется, связано с посылками". После обеда по установившемуся более чем за год обычаю мистер Краучбек присоединился к миссис Тиккеридж в общей гостиной отеля. Разговор, как всегда, начался с послеобеденной прогулки Феликса. Потом мистер Краучбек сообщил: - Гай в Англии. Надеюсь, вскоре увидим его здесь. Не знаю, какие у него планы. Кажется, что-то секретное. Он вернулся со своим бригадиром - человеком, которого называют Беном. Миссис Тиккеридж в тот день получила письмо от мужа, в котором он довольно прозрачно намекал, что бригадир Ритчи-Хук попал в очередную переделку. Хорошо обученная служебному этикету, она поспешила переменить тему: - А как ваш внук? - Как раз об этом я хотел вас спросить. Моя дочь получила от него вот эту открытку. Можно показать вам ее и письмо дочери? Они меня просто озадачили. Миссис Тиккеридж взяла письмо и открытку и внимательно прочитала их. Наконец она сказала: - Думается, я никогда не читала "Eucris" Трампера. - Нет, нет. Меня озадачивает не это. Это средство для ухода за волосами. Я сам пользуюсь им. Но не кажется ли вам странным, что в своей первой открытке он просит только всякие вещи для себя? Это совершенно на него не похоже. - Наверное, он голодает, бедный мальчик. - Да что вы?! Военнопленные получают полный армейский паек. На этот счет существует международное соглашение, я знаю. А вам не кажется, что это какой-то шифр? "Глюкоза Д"... Кто слышал о "глюкозе Д"? Я уверен, что Тони и в глаза не видел этой штуки. Кто-то его научил. Думаю, что мальчик, который первый раз пишет матери, зная, как она волнуется, мог бы сказать что-нибудь получше, чем "глюкоза Д". - Может быть, он _действительно_ голоден. - Пусть даже так, но должен же он считаться с чувствами матери. Вы прочитали ее письмо? - Да. - Я убежден, что у нее совершенно неправильное представление. Мой зять в палате общин и, конечно, нахватался там довольно странных идей. - Да нет же, об этом говорили по радио. - _Радио_! - воскликнул мистер Краучбек полным горечи тоном. - Радио! Вот такие вещи оно и распространяет. По-моему, это совершенно ошибочная идея. Почему мы не можем послать, что хотим, тем, кого любим, - пусть даже "глюкозу Д"? - Я думаю, в военное время вполне справедливо делить все поровну. - С какой стати? В военное время делить все поровну надо меньше, чем когда бы то ни было. Вы же сами сказали, что мальчик действительно может быть голоден. Если он хочет "глюкозу Д", почему я не могу ее послать? Почему мой зять не может прибегнуть к помощи-иностранцев? В Швейцарии живет человек, который из года в год гостил у нас в Бруме. Я знаю, что он с радостью помог бы Тони. Почему же он не имеет права? Не понимаю. Миссис Тиккеридж видела перед собой сбитого с толку доброго старичка, серьезно глядевшего на нее и добивавшегося ответа, которого она не могла дать. Он продолжал: - В конце концов; _всякий_ подарок означает, что вы хотите, чтобы кто-то имел что-то, чего не имеет другой. Пусть это будет хотя бы кувшинчик для сливок на свадьбу. Я нисколько не удивлюсь, если правительство сделает следующий шаг и запретит нам молиться за людей. - Мистер Краучбек с грустью подумал о такой возможности и добавил: - Я не хочу сказать, что кому-то действительно _нужен_ кувшинчик для сливок, но Тони, очевидно, нуждается в том, что просит. Это _несправедливо_. Я не такой знаток, чтобы объяснить, в чем тут дело, но _знаю, что все это несправедливо_. Миссис Тиккеридж молча штопала жакет Дженифер. Она и сама не могла бы объяснить, в чем тут дело. Вскоре мистер Краучбек снова заговорил, стараясь распутать клубок своих сомнений. - А что такое "Бриско"? - "Бриско"? - А "Юмкранч"? В данный момент эти вещи находятся в моей комнате, и я не имею ни малейшего представления, что с ними делать. Они из Америки. - Знаю, о чем вы говорите. Я как-то видела рекламу в одном журнале. "Юмкранч" - это то, что они едят на завтрак вместо каши. - А для Феликса это годится? Он не взорвется? - Ему понравится. А другое - это то, что они используют вместо лярда. - Пожалуй, слишком жирно для собаки. - Пожалуй. Думаю, что миссис Катберт будет очень благодарна, если вы отдадите это ей на кухню. - Нет ничего, чего бы вы не знали. - Кроме этого снадобья Трампера, как бишь его? Вскоре мистер Краучбек попрощался, взял Феликса и выпустил его в темноту. Захватив банку "Бриско", он отнес ее хозяйке отеля в ее личную гостиную. - Миссис Катберт, мне вот прислали это из Америки. Это лярд. Миссис Тиккеридж полагает, что он может пригодиться вам на кухне. Она взяла банку и смущенно поблагодарила. - Мистер Катберт хотел с вами поговорить о чем-то. - Я к его услугам. - Становится так трудно жить, - сказала миссис Катберт. - Сейчас я его позову. Мистер Краучбек остался ждать в личной гостиной. Вскоре миссис Катберт вернулась одна. - Он говорит, чтобы я сама поговорила с вами. Не знаю, с чего начать. Все эта война, и постановления, и офицер, который сегодня приходил. Он - начальник квартирьеров. Вы, конечно, понимаете, что это не относится лично к вам, мистер Краучбек. Мы всегда, как могли, старались вам угодить, делали для вас всякие исключения, не брали плату за питание собаки, не возражали, что вам присылают вино. Некоторые постояльцы не раз упрекали нас за то, что мы оказываем вам особое предпочтение. - Я никогда не жаловался, - согласился мистер Краучбек. - Знаю, что вы делаете все, что можете, при данных обстоятельствах. - Вот именно, при данных обстоятельствах. - Я догадываюсь, что вы хотите мне сказать, миссис Катберт. Не надо слов. Если вы боитесь, что я покину вас теперь, когда вы переживаете трудное время, можете быть совершенно спокойны. Я знаю, что вы оба делаете все, что можете, и искренне вам благодарен. - Спасибо, сэр. Дело не совсем в этом... Пусть лучше мистер Катберт сам поговорит с вами. - Он может зайти ко мне в любое время. Только не теперь. Я сейчас буду укладывать Феликса спать. Спокойной ночи, надеюсь, эта банка пригодится вам. - Спокойной ночи и спасибо вам, сэр. На лестнице ему встретилась мисс Вейвесаур. - О, мистер Краучбек. Я видела, как вы прошли в их личную гостиную. Все в порядке? - Да, думаю, что так. Я отнес миссис Катберт банку лярда. - И они ничего не говорили о том, что я вам рассказала? - Катберты, кажется, озабочены ухудшением обслуживания. Думаю, мне удалось их успокоить. Трудное время для них, да и для всех нас. Спокойной ночи, мисс Вейвесаур. 4 Тем временем разговоры в "Беллами" неудержимо распространялись и дошли до верхов. В то самое утро некая важная персона, лежа в мягкой постели в глубоком убежище, проявляла кипучую деятельность, распределяя с помощью коротких записок задания на текущий день в сражающейся империи. "Прошу сегодня же доложить мне на полулисте бумаги, почему бригадир Ритчи-Хук освобожден от командования бригадой". А через двадцать четыре часа, почти минута в минуту, когда класс мистера Краучбека начал разбор забытого отрывка из Ливия, из той же горы подушек вышел указ: "Премьер-министр - военному министру. Я указывал, что ни один командир не подлежит наказанию за ошибки в выборе образа действий в отношении противника. Эта директива досадно и грубо нарушена в деле полковника, бывшего бригадира королевских алебардистов, Ритчи-Хука. Прошу заверить меня, что для этого доблестного, инициативного офицера будет подыскана подходящая должность, как только он будет признан годным для службы в действующей армии". Грозную записку немедленно передали телефоны и телетайпы. Большие люди звонили менее значительным, а те передавали людям совсем незначительным. Где-то на низшей ступеньке служебной лестницы в текст было включено и имя Гая, ибо Ритчи-Хук, лежа в палате Миллбэнкского госпиталя, не забыл соучастника своего проступка. Бумаги с пометкой: "Для немедленного исполнения" - переходили сверху вниз, из корзин для входящих в корзины для исходящих, пока наконец не спустились до уровня моря - к начальнику штаба алебардийского казарменного городка. - Старшина, у нас есть адрес местонахождения мистера Краучбека в отпуске? - Мэтчет, отель "Морской берег", сэр. - Тогда заготовьте ему предписание о явке в штаб особо опасных операций. - А можно ли сообщить ему адрес, сэр? - Нельзя. Это совершенно секретно. - Так точно, сэр. Через десять минут начальник штаба спохватился: - Старшина, но, ведь если мы не дадим ему адреса, как он узнает, куда явиться? - Так точно, сэр. - Надо, видимо, запросить штаб особо опасных операций. - Так точно, сэр. - Но здесь сказано: "Для немедленного исполнения". - Так точно, сэр. Два совсем незначительных человека молча сидели в растерянности. - "Я думаю, сэр, правильнее всего было бы послать предписание с офицером, - сказал наконец старшина. - А есть ли у нас офицер, без которого можно обойтись? - Есть один, сэр. - Полковник Троттер? - Так точно, сэр. "Джамбо" [Jumbo - большой неуклюжий человек, увалень, "медведь" (англ.)] Троттер, как свидетельствовало его прозвище, был грузным мужчиной, пользовавшимся широкой известностью. Он вышел в отставку в чине полковника в 1936 году. Через час после объявления войны он вернулся в казарменный городок и с тех пор непрерывно пребывал там. Никто его не вызывал. Никто не задавался вопросом, зачем он здесь. По возрасту и чину к исполнению служебных обязанностей он был непригоден. Он дремал над газетами, топтался вокруг бильярдного стола, радовался шумным спорам младших офицеров на вечерах и регулярно посещал церковные церемонии. Время от времени он выражал желание "задать перцу фрицам". Но большей частью полковник спал. Именно его и потревожил Гай в бильярдной, когда был в казарменном городке последний раз. Раз или два в неделю капитан-комендант в своей новой роли строгого начальника решался поговорить с Джамбо, по разговор так и не состоялся. Капитан-комендант когда-то служил под командованием Джамбо во Фландрии и проникся к нему глубоким уважением за его исключительное хладнокровие в самых опасных и тяжелых обстоятельствах. Он охотно дал согласие на прогулку старого вояки, предоставив ему все устроить самому. До Мэтчета было сто пятьдесят миль. Все необходимые пожитки Джамбо могли уместиться в лакированной жестяной коробке стандартного образца и саквояже из свиной кожи. Но были еще постельные принадлежности. "Никогда не езди без постели и запаса еды - таково золотое правило", - говаривал Джамбо. В общем, этот багаж составил порядочный груз для его пожилого денщика, алебардиста Бернса; с таким хозяйством не сядешь в поезд, объяснил он начальнику транспортной части казарменного городка. К тому же долг каждого гражданина - не пользоваться поездами. Так разъясняли по радио. Поезда нужны для перевозки войск. Начальником транспортной части был еще не оперившийся, дисциплинированный кадровый младший офицер. Джамбо получил легковой автомобиль. Рано утром следующего дня в эту эпоху непрерывно возраставших трудностей автомобиль стоял у подъезда офицерского собрания. Багаж был прикреплен ремнями позади. Шофер и денщик стояли рядом. Вскоре появился Джамбо, застегнутый на все пуговицы от утреннего холодка, со своей обычной после завтрака трубкой и с захваченным из буфетной комнаты единственным экземпляром "Таймс" под мышкой. Солдаты вытянулись и отдали честь. Джамбо снисходительно улыбнулся и поднес руку в подбитой мехом перчатке к козырьку своей красной фуражки. После короткого совещания с шофером над картой он распорядился сделать крюк, чтобы ко второму завтраку попасть в дружественную столовую, и устроился на заднем сиденье. Берне подоткнул плед и вскочил на свое место рядом с шофером. Прежде чем приказать трогаться, Джамбо просмотрел в "Таймсе" раздел извещений о смерти. Начальник штаба, наблюдая за этими неторопливыми приготовлениями из окна кабинета, вдруг спохватился: - Старшина, а разве нельзя было вызвать Краучбека сюда и дать ему адрес? - Так точно, сэр. - Теперь уже поздно что-нибудь менять. Новый приказ, отменяющий первый, - это же непорядок, а? - Так точно, сэр. Автомобиль двинулся по усыпанной гравием дорожке к караульному помещению. Со стороны можно было подумать, что в нем едет не иначе как пожилой магнат из Лондона на большой уик-энд в соседнее графство и что происходит это задолго до тотальной войны. Миссис Тиккеридж была давно знакома с полковником Троттером. Вернувшись с Дженифер после прогулки с Феликсом, она обнаружила его дремлющим в холле отеля "Морской берег". Он открыл свои старческие глаза с большими мешками под ними и нисколько не удивился, увидев вошедших. - Привет, Ви. Здравствуй, малышка. Рад вас видеть. Он начал было вставать со стула. - Сидите, сидите, Джамбо. Какими судьбами? Что вы тут делаете? - Жду чая. Тут все какие-то полусонные. Говорят, чай кончился. Дикое выражение! Пришлось послать на кухню своего денщика Бернса вскипятить чай. Ему, видимо, пришлось повздорить с какой-то гражданской поварихой. Но я все утряс. С женщиной в конторе тоже была стычка из-за комнаты. Говорит, переполнено. Тоже утряс. Пришлось согласиться расположиться на ночлег в ванной комнате. Женщине, видно, и это не очень-то понравилось. Бедняга! Пришлось ей напомнить, что идет война. - Ой, Джамбо, ведь у нас только две ванные на всех. - Я долго здесь не пробуду. В наше время всем приходится терпеть неудобства. Берне и шофер ищут пристанище в городе. Надеюсь, старый алебардист сумеет устроиться. В ванной места для раскладушки Бернса не нашлось. В этот момент появился Берне с полным подносом и поставил его перед полковником. - Джамбо, какой прелестный чай. Нам не дают ничего подобного. И горячие тосты с маслом, сандвичи, яйца, вишневый пирог! - Я немного проголодался. Приказал Бернсу раздобыть что-нибудь. - Бедная миссис Катберт! Все мы бедные. Целую неделю никакого масла! - Я ищу парня по фамилии Краучбек. Женщина в конторе сказала, что он вышел. Знаете его? - Божественный старичок. - Да нет. Молодой офицер-алебардист. - Это его сын. Гай. Зачем он вам? Уж не собираетесь ли вы арестовать его? - Упаси боже. - В глазах Джамбо мелькнула неуклюжая лукавинка. Он понятия не имел о содержании запечатанного конверта, хранившегося в застегнутом кармане под орденами. - Ничего подобного. Просто дружеский визит. Феликс уселся, положив морду на колени Джамбо, и уставился на него преданными глазами. Джамбо отломил кусочек тоста, обмакнул в варенье и сунул его в раскрытую пасть кроткого пса. - Уведи его, Дженифер, будь умницей, а то он не даст мне поесть. Вскоре Джамбо задремал. Проснулся он от звука голосов. Женщина из конторы, та, с которой пришлось поспорить, разговаривала с тучным, но старавшимся держаться прямо майором с эмблемой корпуса обслуживания королевской армии. - Я намекала, - оправдывалась женщина, - а мистер Катберт сказал ему почти прямо. Но, кажется, он не понял. - Поймет, когда увидит свою мебель на улице. Если не можете выселить его добром, я воспользуюсь своей властью. - Но ведь это такой стыд. - Скажите спасибо, миссис Катберт. Ведь если бы я захотел, я мог бы занять весь ваш отель. Я так бы и сделал, если бы мистер Катберт не вел себя честно. Вместо этого я занял пансион "Монте-Роуз". Постояльцам из него надо где-то спать, как вы думаете? - Ну что же, это уж ваша обязанность. Но бедный старый джентльмен очень расстроится. Джамбо внимательно посмотрел на офицера и вдруг громко воскликнул: - Григшоу! Реакция была мгновенной. Майор повернулся кругом, щелкнул каблуками, встал по стойке "смирно" и рявкнул в ответ: - Так точно, сэр! - Клянусь богом, это _ты_. Я не был уверен. Очень рад тебя видеть. Давай лапу. - Вы прекрасно выглядите, сэр. - Ты что-то быстро продвинулся, а? - Временный чин, сэр. - Мы жалели, когда ты подал рапорт в офицерскую школу. Знаешь, тебе не следовало бы уходить из алебардистов. - Я и не ушел бы, если бы не хозяйка, да и время было мирное. - А теперь чем занимаешься? - Квартирмейстерские дела, сэр. Вот выискиваю здесь комнаты. - Отлично. Ну-ну, давай. Продолжай. - Я уже почти кончил, сэр. - Он вытянулся по стойке "смирно", кивнул миссис Катберт и вышел. Но для Джамбо в тот день не было покоя. Не успела миссис Катберт выйти из комнаты, как пожилая дама на соседнем кресле подняла голову и кашлянула. Джамбо бросил на нее унылый взгляд. - Прошу прощения, - сказала дама, - я случайно подслушала ваш разговор. Вы знаете этого офицера? - Кого, Григшоу? Один из лучших строевых сержантов в корпусе алебардистов. Удивительная система: брать первоклассных сержантов и делать из них второсортных офицеров. - Это ужасно. У меня уже почти сложилось мнение, что он какой-то переодетый преступник - шантажист, или грабитель, или еще кто-нибудь в этом роде. Это была наша последняя надежда. Джамбо мало интересовался чужими делами. Ему показалось странным, что эта приятной внешности дама так горячо желает, чтобы Григшоу оказался мошенником. В своей размеренно текущей жизни Джамбо время от времени сталкивался с изумлявшими его вещами и научился не обращать на них внимания. Теперь он просто буркнул: "Знаю его двадцать лет" - и хотел было уже выйти подышать свежим воздухом, но мисс Вейвесаур промолвила: - Видите ли, он хочет занять гостиную мистера Краучбека. Это имя заставило Джамбо остановиться. Прежде чем ему удалось отключиться от разговора, мисс Вейвесаур начала свой рассказ. Она говорила страстно и вкрадчиво. В отеле "Морской берег" презрение к квартирмейстеру быстро сменилось страхом. Он появился неведомо откуда, облеченный неведомыми полномочиями, злобный, неумолимый; невозможно было предугадать, что у него на уме. Мисс Вейвесаур с наслаждением бросилась бы на любого немецкого парашютиста и быстро расправилась бы с ним с помощью кочерги и кухонного ножа. Григшоу был воплощением гестапо. Вот уже две недели, как постояльцы отеля живут в состоянии тревоги, шепотом передают всякие слухи. А мистер Краучбек придерживается своего распорядка и безмятежно отказывается разделять их беспокойство. Он символ их безопасности. Если он падет, на что им надеяться? А его падение теперь, кажется, предопределено. Джамбо нетерпеливо слушал. Не для этого он ехал весь день с совершенно секретным пакетом. Он поехал ради удовольствия. За последнее время в газетах печаталось много анекдотов об эгоистичных старых дамах, которые живут в отелях, не подвергающихся бомбардировкам. Он часто посмеивался над ними. Полковник уже открыл рот, чтобы напомнить мисс Вейвесаур, что идет война, но в этот момент перед ними предстал сам мистер Краучбек, возвращавшийся из школы со стопкой непроверенных тетрадей. Неожиданно все переменилось - вечер снова вылился в сплошное удовольствие. Мисс Вейвесаур познакомила их. Джамбо, обычно не отличавшийся проницательностью, сразу распознал в мистере Краучбеке славного старикана - не только отца алебардиста, но и человека, который достоин сам быть алебардистом. Мистер Краучбек объяснил, что Гай находится в Саутсанде, за много миль отсюда, где собирает вещи своего друга - офицера, умершего в действующей армии. Это была неожиданно добрая весть. Джамбо увидел в перспективе дни, а может быть, и недели приятных приключений. Он не возражал бы продлить свою поездку по приморским курортам на неопределенное время. - Нет, нет. Не надо звонить ему. Завтра я сам туда поеду. Мистер Краучбек тут же проявил заботу об устройстве Джамбо. Нечего и думать спать в ванной. Гостиная мистера Краучбека в его распоряжении. Потом мистер Краучбек угостил Джамбо превосходным хересом, а за обедом - бургундским и портвейном. Он умолчал, что это последняя бутылка из его запасов, которые уже нет надежды пополнить. Они слегка коснулись государственных дел, причем обнаружилось их полное единодушие. Джамбо упомянул, что за последние годы он собрал скромную коллекцию старинного серебра. Мистер Краучбек оказался большим знатоком по этой части. Они поговорили о рыбной ловле и об охоте на фазанов не как соперники, а в спокойном тоне. Потом к ним присоединилась миссис Тиккеридж и поболтала об алебардистах. Общими силами они решили две трети кроссворда. Именно так Джамбо представлял себе приятный вечер. О Григшоу и невзгодах постояльцев ничего не говорилось, и в конце концов Джамбо поднял этот вопрос сам. - С сожалением услышал, что вам предстоят неприятности с вашей гостиной. - О, пустяки. Я даже не видел этого майора Григшоу, о котором все говорят. Он, должно быть, сбил с толку Катбертов, а знаете, как быстро распространяются и раздуваются слухи в таких маленьких местечках, как это. Бедная мисс Вейвесаур, кажется, думает, что нас всех выгонят на улицу. Лично я не верю ни одному слову в этих разговорах. - Я знаю Григшоу двадцать лет. Надо сказать, он малость зазнался. Утром я с ним поговорю. - Только не ради _меня_, пожалуйста. А вот для того, чтобы успокоить мисс Вейвесаур, это было бы весьма кстати. - Очень простое дело, если решить его должным служебным порядком. Все, что ему надо сделать, это подать рапорт о том, что в данное время комнату занимает старший офицер. После этого неприятностей с Григшоу у вас больше не будет, обещаю вам. - Уверяю вас, он ничуть меня не беспокоил. Он, пожалуй, обошелся грубовато с Катбертами, но, наверное, считал, что выполняет свой долг. - Я вот покажу ему долг. Мистер Краучбек уже ушел из отеля, когда на следующее утро Джамбо спустился вниз, помня о своем обещании. Перед неторопливым отъездом он сказал пару слов майору Григшоу. Два дня спустя мистер и миссис Катберт сидели в своей личной гостиной. Только что ушел майор Григшоу, заверив, что их постояльцев не потревожат. Однако Катбертов это сообщение не обрадовало. - Мы могли бы сдать комнату старого Краучбека за восемь гиней в неделю, - сказал мистер Катберт. - Мы могли бы сдать все комнаты в доме вдвое дороже. - Постоянные жильцы были выгодны до войны. Они давали нам возможность неплохо заработать в зимние месяцы. - Но теперь война. Я думаю, можно снова повысить плату. - Надо бы вымести всех под метелку и брать постояльцев только на неделю. Вот откуда потекли бы денежки. Надо сделать так, чтобы люди все время переезжали с места на место. Пусть ломают голову, куда им деваться. Те, у кого разбомбили дома, были бы благодарны за все. Да, сказать по правде, Григшоу подложил-таки нам свинью. - Непонятно, почему он вдруг сдался как раз в тот момент, когда, казалось, все складывалось как нельзя лучше. - На военных нельзя, полагаться, особенно в коммерческих делах. - Это все дело рук старого Краучбека. Не знаю как, но сделал это именно он. Хитрющий старикашка, если хочешь знать. На вид такой тихоня и говорит так, словно и воды не замутит: "Понимаю, как вам трудно, миссис Катберт", "Так благодарен за все ваши хлопоты, миссис Катберт". - Он видел и лучшие дни. Это все знают. В таких людях что-то есть. Так уж их воспитали, что они думают, будто все им должно доставаться легко. Так или иначе, но им и _вправду_ все достается легко. Будь я проклят, если знаю, как это им удается. В дверь постучали, и вошел мистер Краучбек. Его волосы растрепались от ветра, глаза слезились - он сидел на улице в темноте. - Добрый вечер, добрый вечер. Пожалуйста, не вставайте, мистер Катберт. Я только хотел сообщить вам о своем решении. С неделю назад вы говорили, что кому-то здесь нужна комната. Вы, должно быть, забыли, но я помню. Знаете ли, я обдумал это дело, и мне кажется несколько эгоистичным занимать обе комнаты в такое время. Мой внук - в плену. Столько бездомных людей из городов, постояльцы, выгнанные из "Монте-Роуз", которым некуда деваться. Нехорошо такому старику, как я, занимать столько места. Я спрашивал в школе, и мне обещали взять на хранение кое-что из мебели. Поэтому я пришел предупредить за неделю, что в будущем, то есть в ближайшем будущем, гостиная мне не понадобится. После войны я с радостью сниму ее снова. Надеюсь, это не причинит вам неудобств. Разумеется, я останусь, пока вы не подыщете подходящего жильца. - Это нетрудно. Очень вам обязаны, мистер Краучбек. - Тогда решено. Спокойной ночи вам обоим. - Легок на помине, - заметила миссис Катберт, когда мистер Краучбек вышел. - Ну и что ты об этом думаешь? - Может, у него туго с деньгами? - Как бы не так. Он гораздо богаче, чем тебе кажется. _Раздает_ деньги направо и налево. Я-то знаю, потому что иногда убираю его комнаты. Всюду валяются благодарственные письма. - Непонятный человек, уж это точно. Я никогда не мог понять его как следует. Видно, его голова работает как-то иначе, чем твоя и моя. 5 "Таймс", 2 ноября 1940 г. Личные". Сидя в кафетерии "Грэнд-отеля" в Саутсанде, Гай искал свое объявление в столбце о розыске людей и наконец нашел: "КОРНЕРА Джеймса Пенденниса, известного по прозвищу ЧАТТИ, из Бечуаналенда или подобной территории просят сообщить в почтовый ящик 108, тогда он узнает нечто полезное для себя". Стиль, с досадой отметил Гай, не на высоте, но призыв был недвусмысленным, как трубный глас в день страшного суда. В нем звучала нотка отчаяния, словно он исходил из Ронсесвальесского ущелья. Гай сделал все, что мог, в отношении имущества Эпторпа, и теперь оставалось только ждать. Шел шестнадцатый день после его отъезда из казарменного городка алебардистов и одиннадцатый - в Саутсанде. Первые этапы поисков были легкими. Брук-парк, где Эпторп разместил остатки имущества, которое считал самым необходимым для жизни, еще находился в руках алебардистов. Имущество Эпторпа хранилось в неприкосновенности, и доступ к нему был открыт. Любезный квартирмейстер был готов расстаться с любой вещью, только бы получить документ в трех экземплярах. Гай выдал расписку. В чужой столовой его приняли с братской теплотой, да и с любопытством, потому что он был первым алебардистом, принесшим известия из Дакара. Его заставили прочитать батальону лекцию об опыте высадки при оказании противником противодействия. Он умолчал об обстоятельствах ранения Ритчи-Хука. Ему дали транспорт и с почетом отправили в путь. В Саутсанде он нашел командора яхт-клуба, который жаждал избавиться от имущества, оставленного Эпторпом. В своей спаленке Эпторп оставил то, что в крайнем случае можно было счесть излишним. Чтобы вывезти все вещи, понадобилось сделать три ездки на такси. Командор собственноручно помогал сносить вещи вниз и грузить их на машину. Когда погрузка закончилась и привратник из отеля свез вещи в хранилище, командор спросил: - Вы надолго? Гаю пришлось ответить: - Сам не знаю. Он действительно еще не знал этого. Гай вдруг почувствовал себя одиноким. Питающий провод, связывавший его с армией, был перерезан. Он был таким же недвижимым, как имущество Эпторпа. Недавно были введены разные загадочные запреты на перевозку вещей. Гай обратился за помощью к офицеру по железнодорожным перевозкам, но получил категорический отказ. - Ничем не могу помочь, старина. Читайте инструкции. Офицеры, следующие в отпуск или возвращающиеся из отпуска, могут иметь с собой только рюкзак и чемодан. Вам надо получить специальное разрешение на перевозку этого барахла. Гай телеграфировал начальнику штаба казарменного городка и через два дня получил в ответ лишь три слова: "Продлить отпуск разрешается". Так он и оставался здесь, совсем пав духом, пока осень не перешла вдруг в зиму. От штормового ветра дрожали двойные стекла отеля, огромные волны бились о доты и проволочные заграждения на променаде. Казалось, он обречен остаться здесь навечно, охраняя груду тропического хлама, как тот русский часовой-гвардеец, который, как ему рассказывали, каждый день, год за годом, вплоть до революции, стоял на посту, охраняя то место в Царскосельском парке, где Екатерина Великая как-то заметила полевой цветок и пожелала его сохранить. Саутсанд, хотя его и не бомбили, считался опасным местом и не привлекал беженцев, которые заполнили другие курорты. Он оставался таким же, каким Гай знал его девять месяцев назад: просторным, безлюдным, ветреным и убогим. Заметна была только одна перемена: ресторан "Гарибальди" закрылся. Мистера Пелеччи, как он узнал, взяли в тот день, когда Италия объявила войну, отправили на пароходе в Канаду, и он утонул где-то посреди Атлантики - единственный шпион среди множества невинных. Гай посетил мистера Гудолла и нашел его в приподнятом настроении он верил, что во всей христианской Европе назревает великий подъем. Вскоре, наверстывая упущенное время, поляки, венгры, австрийцы, баварцы, итальянцы и немногие отважные швейцарцы из католических кантонов во главе со священниками и помещиками выйдут на улицы, неся священные хоругви и мощи святых. Мистер Гудолл допускал, что даже некоторые французы присоединятся к этому маршу во имя господне, однако не мог обещать Гаю возможности принять в нем участие. Дни шли за днями. Вечно склонный к унынию. Гай был уверен, что его короткое приключение кончилось. У него был пистолет. Может быть, в конце концов он выстрелит в какого-нибудь десантника и умрет сам, неопознанный, но сладостной и достойной смертью. Но скорее всего он проторчит годы в этом яхт-клубе и услышит о победоносном окончании войны по радио. Вечно склонный причудливо усложнять свои неприятности, Гай представлял себе, как он поселится отшельником в палатке Эпторпа и кончит дни на холмах Саутсанда, мучительно осваивая искусство Чатти Корнера, из милости посещаемый раз в неделю мистером Гудоллом, - более легкий вариант судьбы бедного безумного Айво, умершего от голода в трущобах северо-западной части Лондона. Так размышлял Гай даже в тот момент, когда пробил его час и Джамбо Троттер был в пути, чтобы вернуть его к активной жизни. Был день поминовения усопших. Гай отправился в церковь помолиться за души братьев, особенно за Айво. Джервейс в тот год казался очень далеким, возможно находящимся в раю, в обществе других бравых солдат. Мистер Гудолл был в церкви. Он усердно сновал туда и сюда, вверх и вниз, toties quoties [каждый раз (лат.)], освобождая из чистилища одну душу за другой. - Уже двадцать восемь, - сообщил он. - Я всегда стараюсь довести до пятидесяти. Вокруг мистера Гудолла хлопали крылья искупленных душ, однако, выйдя из церкви, Гай опять остался наедине с пронзительным ветром. Джамбо прибыл после второго завтрака и нашел Гая в зимнем саду перечитывающим "Вайси-верса". Гай сразу узнал Джамбо и вскочил на ноги. - Сидите, мой дорогой мальчик. Я только что подружился с вашим отцом. - Он расстегнул мундир и достал из нагрудного кармана письмо. - Что-то важное для вас, - сообщил он. - Не знаю, что вам предстоит, и не стану спрашивать. Я только курьер. Возьмите письмо в свою комнату и прочтите там. Потом сожгите. Разотрите пепел. Впрочем, по своей работе, какая она ни есть, вы, должно быть, лучше меня знаете, как поступать в таких случаях. Гай так и сделал. На наружном конверте была пометка красным карандашом: "С нарочным офицером", а на внутреннем стоял гриф: "Совершенно секретно". Он вынул простой канцелярский бланк, на котором было напечатано: "Вр. лейтенанту королевского корпуса алебардистов Г.Краучбеку. С получением сего вышеупомянутому офицеру надлежит явиться по адресу: Сент-Джеймс, Ю.-З. 1, Марчмэйн-хаус, кв. 211. За капитан-коменданта королевского корпуса алебардистов капитан..." За последним словом следовала неразборчивая чернильная закорючка. Даже в сокровенных глубинах военной тайны начальник штаба продолжал соблюдать инкогнито. Пепел размельчать не понадобилось - он рассыпался от одного прикосновения пальцев. Гай вернулся к Джамбо. - Я получил распоряжение прибыть в Лондон. - Можно завтра, я полагаю. - Там сказано - "с получением сего". - Мы не успеем добраться до наступления темноты. Все кончают работать, как только завоют сирены. Завтра утром я могу подбросить вас в Лондон. - Очень любезно с вашей стороны, сэр. - Для меня это одно удовольствие. Я люблю время от времени заглянуть в "Синьор", послушать, как идет война. Места для вас хватит. У вас много багажа? - Около тонны, сэр. - Вот это да! Давайте взглянем. Они вместе отправились на склад и молча остановились перед грудой железных сундуков, кожаных чемоданов, окованных медью ящиков, бесформенных брезентовых мешков, сумок из буйволовой кожи. Джамбо взирал на них с явным благоговением. Он сам считал, что надо быть полностью обеспеченным на случай превратностей путешествия. Но то, что было здесь, превосходило все его честолюбивые мечты. - Тут не одна тонна, а добрых две, - наконец промолвил он. - Да, вам, _должно быть_, действительно предстоит весьма сложное дело. Тут требуется организация. Где штаб округа? - Не знаю, сэр. Всякий другой младший офицер за такое признание получил бы от Джамбо взбучку, но Гай теперь был окутан покровом тайны и значительности. - Одинокий волк, а? - заметил Джамбо. - Я, пожалуй, пойду и попытаюсь связаться по аппарату. Под этим словом Джамбо, как и многие другие, подразумевал телефон. Он переговорил с кем-то и вскоре сообщил, что завтра утром в их распоряжение прибудет грузовик. - Мир тесен, - усмехнулся он. - Парень из округа, с которым я разговаривал, оказался моим хорошим знакомым. Конечно, младше меня по чину. В штабе старины Хэмилтона-Брэнда в Гибралтаре. Сказал, что заеду к нему повидаться. Возможно, там и пообедаем. Увидимся утром. Трогаться слишком рано нет смысла. Я велел подать машину к десяти. Устраивает? - Вполне, сэр. - Повезло, что этот парень из округа оказался знакомым. Не пришлось ему рассказывать о вас и о ваших делах. Я просто сказал: "Об этом ни гугу!" - и он все понял. На следующий день все шло как по маслу: они отправились в Лондон, грузовик следовал сзади, к часу подкатили к клубу "Герцог Йоркский". - Нет смысла являться сейчас к вашему начальству. Его наверняка нет