визации. Я смотрел на президента США и видел, как он блаженствовал от этой музыки. Мне показалось, что если он и любит в жизни что-то по-настоящему, то вовсе не политику, а игру на саксофоне. После концерта Клинтон подозвал саксофониста, тепло поблагодарил его, обняв за плечи. Видимо, лучшего подарка Биллу нельзя было придумать. Концерт с саксофонистом придумал Барсуков. Музыкальные программы для особо важных зарубежных гостей, которым Борис Николаевич хотел угодить, составлял Михаил Иванович. И никогда не случалось никаких накладок. А Павел Овсянников, руководитель президентского оркестра, реорганизовал музыкальный коллектив. Ввел в него скрипачей, виолончелистов, причем подбирал наиболее профессиональных музыкантов, оставшихся после реформ Гайдара без работы и денег. Многие перешли из Государственного симфонического оркестра, Большого театра. Постепенно президентский оркестр стал одним из самых сильных в России. Барсуков, курировавший оркестр, не считал, что работа в Кремле -- это разновидность творческого рабства, и позволял музыкантам ездить с гастролями по стране, давать концерты за рубежом. Они зарабатывали неплохо. И я не помню, чтобы кто-то добровольно уволился. После эпизода с саксофонистом родилась идея -- в честь зарубежных гостей устраивать музыкальные дивертисменты. До этого оркестранты исполняли только гимны тех государств, откуда приезжали их руководители и по-детски радовались, что в Россию не так часто наведывались из Африки -- там самые трудные для заучивания гимны. А теперь оркестр мог исполнить пару мелодий, популярных в конкретной стране. Если проходил прием в Кремле в честь какой-нибудь высокой делегации, я всегда ждал момента, когда музыканты начнут исполнять популярные мелодии той страны, откуда гости прибыли. Люди разговаривают, едят, оркестр начинает играть, и через несколько секунд головы автоматически поворачиваются в сторону музыкантов. Сначала на лицах изумление, потом -- радость, благодарность. Оркестранты на официальных мероприятиях выглядели элегантно -- либо во фраках, либо в смокингах. Внешний вид зависел от степени торжественности момента. На государственные праздники одевали старинную военную форму. ...9 мая, на параде в честь 50-летия Победы, тоже играл президентский оркестр. Но Клинтон начало пропустил. У Президента США опоздания вообще систематические. Я не помню ни одной встречи, куда бы он явился вовремя. Он даже заставлял нас ждать на тех мероприятиях, которые сам устраивал. Билл мог задержаться на пять минут, десять и даже на двадцать... Ельцин же, наоборот, предельно пунктуален. Он никогда в жизни не позволял себе явиться не вовремя. Если мы из-за плотного движения задерживались, у президентского окружения холодный пот струился по спине -- все ощущали нервозность Бориса Николаевича. ...Гости расселись, и вдруг, минут через пятнадцать, появляется американский президент с супругой. Всем пришлось передвигаться на одно место, чтобы хоть Хилари могла присесть. Пока несли стул для президента США, я посмотрел на его безмятежное лицо: по-моему, Биллу даже нравилась вся эта суета вокруг собственной персоны. Поэтому я, словно мраморный лев, сидел с неприступным лицом позади Ельцина, никуда не пересаживаясь. Американская служба безопасности отреагировала на мое упрямство улыбкой. ***  * Глава пятая. ЛЮДИ И ПОСТУПКИ *  ПРЕМЬЕР Как-то я принес Черномырдину список: из восьми фамилий. Это были люди из его ближайшего окружения. Пояснил, что все они коррумпированы, и желательно от нечестных чиновников избавиться. Виктор Степанович изобразил заинтересованность: -- Надо их проверить. -- Пожалуйста, проверяйте. Но из всех тех, кто значился в списке, убрал только Александра Шохина, да и то за обвальное падение курса рубля в памятный "черный вторник". А потом назначил его заместителем в проправительственное движение "Наш дом -- Россия". У меня с премьером были умеренно-доверительные отношения. Я всегда мог напрямую ему позвонить, переговорить на самые деликатные темы. Иногда направлял аналитические материалы, и он благодарил: -- Саша, ради Бога, присылай еще. Меня он называл и Александром Васильевичем, и Сашей. Иногда я тоже невзначай переходил на "ты". Обижался на меня Черномырдин только из-за Сосковца. С Олегом Николаевичем я дружил, а Виктор Степанович с ним конкурировал. Когда Виктора Степановича назначили премьером, ко мне пришел его адъютант и спросил, могу ли я посодействовать его назначению начальником охраны Черномырдина. За хлопоты обещал исправно служить и президенту, и Виктору Степановичу, и мне лично. Я посодействовал. Премьер и охранник быстро сошлись, и Виктор Степанович не раз наставлял этого парня: -- Учись у Коржакова, будь у меня Коржаковым. Первый раз я засомневался в искренности отношения Черномырдина ко мне после начала чеченской войны, в феврале 95-го. Второй, государственный канал телевидения -- РТР -- в недопустимо грубой форме осуждал президента за ведение боевых действий в Чечне. Ельцина возмущала вся эта, как он выражался, "чернуха". Выход, как казалось, был один -- снять с поста руководителя телекомпании Олега Попцова. Но все опасались осуждения в прессе -- Попцов слыл демократом, к тому же основал второй канал. Указ о снятии шеф поручил подготовить Службе безопасности, чтобы в случае большого скандала всю вину свалить на "зарвавшегося" Коржакова. Кстати, при второй попытке уволить Попцова Ельцин поручил подготовить Указ Олегу Сосковцу. Я понимал деликатность ситуации, приготовился к обструкции журналистов, но на всякий случай попросил составить два проекта Указа. Бумаги отличались друг от друга лишь одной фразой -- в первом документе на место Олега Попцова назначали Сергея Носовца исполняющим обязанности руководителя канала, а во втором -- сразу главой телекомпании. С Носовцом я был в хороших отношениях. Помнил, как он резко выступал против Хасбулатова, яростно защищая позиции Бориса Николаевича в те времена, когда было неясно, кто победит в схватке. Ельцин тоже прекрасно относился к Носовцу и, несмотря на наушничество Филатова, не позволил в свое время уволить Сергея из президентской администрации. Оба проекта Указа я привез Борису Николаевичу в Барвиху -- на даче он грипповал и хандрил. Ельцин внимательно прочитал бумаги. -- Нормально, но мне надо знать мнение Виктора Степановича, -- сказал президент. -- Хорошо, я сейчас к нему съезжу. Черномырдину я позвонил из Барвихи: -- Виктор Степанович, я тут нахожусь недалеко, надо бы с вами посоветоваться по одному Указу. Мне было не очень удобно беспокоить премьера именно в этот день -- он вернулся с похорон брата. Но Виктор Степанович настоял на моем приезде к нему на дачу. Обслуга, адъютанты встретили меня как дорогого гостя. Провели в холл. Я показал документы Виктору Степановичу. Кроме Сергея Носовца, других кандидатур на пост председателя РТР у президента не оказалось. Виктор Степанович очень внимательно прочитал оба Указа и сказал: -- А что, я Носовца прекрасно знаю. Давайте сразу назначать, что мы будем тянуть резину с исполняющим обязанности. И без колебаний завизировал указ о назначении Носовца руководителем второго канала. Я хотел сразу же уйти, но Черномырдин меня не отпустил. Пригласил за стол. Мы посидели, помянули брата. И я поехал к президенту. По дороге у меня возникла идея. Утром, на следующий день должен был состояться Совет безопасности. Может, президенту стоит на Совете обсудить свой Указ по кадровым перестановкам на телевидении? Показав шефу визу премьера, я предложил сообщить о новом назначении на Совете безопасности. Ельцин тут же зацепился: -- Да, это будет правильно... -- Я решил сделать еще одно кадровое изменение, -- сообщил Борис Николаевич на Совете безопасности. -- Подписал Указ о снятии Попцова. На его место назначаю Носовца. Мнения членов Совета неожиданно разделились. Рыбкин и Шахраи выступили против. Шумейко откровенно насторожился. Началась дискуссия не в пользу Указа. А Борис Николаевич дискуссий не выносил: -- Давайте спросим мнение Виктора Степановича. Черномырдин без раздумий выпалил: -- А что я, Борис Николаевич? Коржаков приехал, подсунул Указ, давай, говорит, подписывай. Я думал, что уже все решено, все согласовано, потому и подписал. Президент подвел итог: -- Ну, раз все против, тогда не будем снимать Попцова. О поведении Черномырдина на Совете я узнал от Бориса Николаевича. Моему возмущению не было предела: -- Как же так? Я показал ему два варианта... Ельцин выразительно посмотрел на меня, и я понял: он вовсе не удивлен поступком премьера. После этого случая мое отношение к Виктору Степановичу изменилось. ...Черномырдину лет семь назад была сделана точно такая же операция на сердце, как и Ельцину. Виктор Степанович секрета из нее не делал и сам рассказывал, что как-то летом переплывал Москву-реку и вдруг почувствовал резкое недомогание. В глазах потемнело. Он плыл вместе с сыном, и тот помог ему дотянуть до берега. Врачи обнаружили острую коронарную недостаточность, которую можно было устранить только хирургическим путем. Черномырдин согласился на операцию, и после длительной подготовки доктор Ренат Акчурин провел шунтирование. Операция изменила привычки Виктора Степановича -- спиртное он стал пить в исключительных случаях. Обычно его обслуживал доверенный официант. Он подливал премьеру водку из бутылки с "меченой" пробочкой. На самом деле Виктор Степанович употреблял обычную воду и берег здоровье. Такое поведение мне казалось разумным. 15 июня 94-го года у моей старшей дочери состоялась свадьба в ресторане "Прага". Мы сняли зал на последнем этаже и пригласили человек восемьдесят гостей. Но президент, уезжая в Амурскую область, попросил свадьбу без него не праздновать -- он знал мою Галину и пожелал быть посаженым отцом. Отменять торжество в "Праге" не захотели молодые, и я принял "соломоново решение" -- сначала справить настоящую свадьбу, а потом, после возвращения президента из Благовещенска, повторить ритуал специально для него. Свадьба э 2 состоялась в особняке под названием АБЦ на улице Варги. Круг приглашенных определял лично Борис Николаевич. Точнее, я предложил список, а президент его уточнил. У меня было правило: если я на какое-то мероприятие приглашал Ельцина, то обязательно звал и Черномырдина. Никогда их не разделял. Даже после злополучного инцидента на Совете безопасности. Невеста и во второй раз пришла в белой фате. Теперь со стороны молодоженов присутствовали только свидетели и родители жениха. Остальные гости были либо видными политическими деятелями, либо просто известными людьми. Виктор Степанович пришел с женой и подарил добротный столовый сервиз. От президента молодые получили в подарок телевизор. Андрей Козырев опоздал, а ему по рангу полагалось сидеть за столом после Владимира Шумейко. Козырев не растерялся и нашел свободное местечко рядом с внуками президента. Он даже дипломатично отшутился: -- Ничего, я здесь с молодежью посижу. Президента молодожены встретили в холле, и мой зять Павел попросил Бориса Николаевича стать посаженым отцом. А тамадой Ельцин назначил Шумейко. Настроение, несмотря на повторение торжества для некоторых гостей, было великолепным. Слева от Бориса Николаевича сидела невеста, справа -- моя жена Ирина. Я занял место в торце стола, по соседству с Наиной Иосифовной, и с улыбкой смотрел на шефа -- он в обществе милых дам шутил, поглаживал им ручки и чмокал в щечки. В холле особняка играли музыканты из кремлевского оркестра Павла Овсянникова. Устроили танцы. Галина вальсировала с президентом, и стройный седой Борис Николаевич оказался эффектным партнером. Гена Хазанов решил расшевелить вечно замкнутую и скованную Валентину Федоровну -- жену Черномырдина. И успешно выполнил задачу. Он не только с ней танцевал, но и заставил от души хохотать. Улыбка превратила непроницаемое лицо Валентины Федоровны в добродушное и простое. К вечеру гости стали потихоньку расходиться. Самые стойкие перекочевали в уютный бар, где пели песни. Словом, сыграли ребятам хорошую свадьбу, которую они будут помнить всю жизнь. Наина Иосифовна попросила у меня посмотреть видеозапись торжества. Я отдал кассету, и с тех пор ее никто из моих друзей и родственников не видел. Но на другую свадьбу Коржаковых Виктор Степанович из-за нелепого стечения обстоятельств не попал. Мы с женой отмечали двадцатипятилетие совместной жизни. "Серебряный" юбилей праздновали в Доме приемов "Газпрома", пригласили человек сто. Шеф в этот период тяжело болел, и я ему честно сказал: -- Борис Николаевич, вы меня извините за откровенность, но вам приходить на "серебряную" свадьбу не стоит. Без вас будет немножко грустно, но врачи сейчас категорически запрещают любые эмоции и нагрузки. Я пригласил Наину Иосифовну и ваших ребят. Они потом все расскажут. Он уныло кивнул головой в знак согласия и, как ребенок, расстроился, что его не берут в то самое место, куда особенно сильно хочется пойти. Раз Ельцина не будет, рассуждал я, значит, можно нарушить "закон парности" и не звать Черномырдина. На свадьбу я пригласил начальника президентского протокола Владимира Шевченко -- он не только приятный человек, но и всегда знает, кого и как рассадить за многочисленными столами. Родственники, по подсказке Шевченко, обосновались в центре, а остальные гости расселись по политическим интересам. Пришли все приглашенные, в том числе Юрий Лужков, Владимир Ресин, Рэм Вяхирев, Виктор Ерин, Анатолий Куликов, а также мои друзья -- Хазановы, Винокуры, Лещенко, Караченцовы и многие другие. Только пограничник Андрей Николаев отсутствовал -- уехал в срочную командировку. Неожиданно, часа за полтора до начала торжества раздается телефонный звонок -- президент, несмотря на запрет врачей, собирается к нам. Увы, но звонить Черномырдину и приглашать его было уже неприлично поздно. Еще накануне я радовался, что на мероприятии без президента и премьера обстановка будет непринужденная -- почти все гости равны по служебному положению, что, несомненно, создаст свободную дружескую атмосферу. А если бы я пригласил Черномырдина, зная, что Ельцин не придет, то таким поступком расстроил бы Бориса Николаевича -- он ревнивый и мог подумать, что я уже "переключился" на Виктора Степановича. Президент прибыл и выглядел золушкой на пышном балу. Все были разодеты в смокинги теплых тонов, модные костюмы, а шефу надели скромную поношенную рубашку и такой же блеклый костюм. Мысль о том, как сильно изменился наш президент, посетила, похоже, всех гостей. Он пил безалкогольное пиво вместо шампанского, произнес прекрасный тост в честь юбиляров, потом просидел молча почти полтора часа и уехал. Напряженность мгновенно исчезла. Едва ли не на следующий день я узнал -- Черномырдин сильно обиделся. Он мне потом свою обиду высказал, а я честно объяснил ситуацию. *** ФАНТАЗИИ ЯВЛИНСКОГО Весной 91-го года, во время отдыха в Юрмале Ельцина навещал Григорий Явлинский. Гриша разговаривал с Борисом Николаевичем по часу в день. Он тогда написал экономическую программу "500 дней", но Горбачев ее не воспринял. А Ельцин поддержал Явлинского и пообещал воплотить все прогрессивные идеи в жизнь. В ту пору я встречался с Явлинским от случая к случаю, на каких-то совещаниях или выступлениях в Верховном Совете -- в ту пору депутаты заседали в большом зале Белого дома. Самая запоминающаяся встреча с Григорием произошла после того, как он написал прошение об отставке. Снять Явлинского с должности потребовал премьер правительства Иван Силаев. Я знал, что причины отставки заключались вовсе не в том, что кто-то из членов правительства не воспринимал разрекламированную журналистами программу "500 дней". Все было гораздо прозаичнее -- Гриша много говорил, но конкретного делал мало. Например, подолгу не подписывал серьезных правительственных документов. Занимая пост вицепремьера и курируя экономический блок, он не горел желанием брать на себя большую ответственность. У Силаева лопнуло терпение, и он заставил своего заместителя написать прошение об отставке. Явлинский написал. Ради протеста. И был уверен, что Борис Николаевич, прочитав прошение, с ним переговорит и осерчает на Силаева. Но Гриша не знал характера Бориса Николаевича. Прошения об отставках он подписывал без колебаний и душеспасительных бесед. На следующий день, после скоропалительного отстранения от должности, Григорий Алексеевич пришел ко мне. Он был страшно подавлен. Чтобы хоть немного его успокоить, я предложил выпить шампанского. За два часа мы выпили бутылки три. Гриша жаловался без устали -- его несправедливо не приняли в правительстве, никто его не понимал, президент его не поддерживал. Но самым обидным выглядела процедура изгнания из Белого дома -- он пришел с утра пораньше забрать свои бумаги и личные вещи, а табличку на двери кабинета хозяйственники успели вырвать "с мясом". -- Григорий Алексеевич! Разве это удивительно? -- успокаивал я расстроенного экономиста. -- Меня тоже из Комитета некрасиво выпихнули, Бориса Николаевича из МГК выгнали... А ты из-за таблички переживаешь. Спокойно относись к изгнаниям, еще молодой, у тебя все впереди. Если будешь последовательным в своих шагах и перестанешь обижаться на власть, ты достигнешь многого. Президентом тебе не быть, а премьер-министром России стать можешь. Вот к этому и стремись. Потом довольно долго мы видели друг друга только по телевизору. Новая встреча произошла примерно за год до выборов президента. Явлинский уже стал лидером фракции "Яблоко" в Думе. Он беспощадно критиковал Ельцина, и поэтому цитаты из его рассуждений часто транслировали по НТВ. В то время я думал, что Гриша перешел в лагерь врагов Бориса Николаевича. Неожиданно лидер "Яблока" попросился ко мне на встречу. Я достал бутылку водки и говорю: -- Или, может, по старой памяти шампанского выпьем? Он улыбнулся: -- Можно водку. Гриша изменился. В голосе уже не чувствовалось истеричных интонаций. Он называл меня то Сашей, то по имени и отчеству. Мы беседовали о планах президента на будущее, о ситуации в экономике и политике. Явлинский, видимо, перед грядущими выборами пришел ко мне на разведку, хотел обозначить позиции -- все-таки мы давние приятели, а не враги. Расставаясь, уже в дверях, я напомнил Грише прежний совет: -- Если пойдешь в президенты, просто сломаешь себе хребет и загубишь дальнейшую судьбу. Ты никогда им не станешь. Лучше было бы, если б ты поддержал нашего президента, помог ему, подставил плечо, присоединился со своим "Яблоком". Иначе победят коммунисты. Но Гриша упорствовал: -- Александр Васильевич, я к вам очень хорошо отношусь, но все равно пойду в президенты и выиграю выборы. Тогда я применил запрещенный прием: -- Гриша, ты их не выиграешь, ты же еврей. -- Нет, мне это не помешает. Я вздохнул: -- Тогда я тебя очень прошу, не поливай, пожалуйста, грязью Бориса Николаевича. Потому что все-таки он был одним из тех, кто сделал тебя Явлинским. Благодаря ему ты попал на Олимп и стал заметным человеком. -- Хорошо, Саша, я обещаю, что не буду поливать Ельцина, но в президенты все равно пойду. На этой фразе мы и расстались, крепко пожав друг другу руки. Я ни минуты не сомневался в том, что Явлинский сдержит слово. Через день он дал интервью по телевидению и просто раздраконил президента. После этого для меня он как человек чести перестал существовать. Видимо, считал уже, что в политике любой обман позволителен. Перед первым туром выборов я неожиданно встретил Явлинского в приемной президента. Он вышел из кабинета Ельцина, а я просматривал разложенные по папкам документы. Краем глаза я заметил лидера "Яблока", но стоял с выражением неприступного, сильно занятого государственными делами начальника. Покрутившись вокруг меня, Гриша не выдержал. -- Александр Васильевич, здравствуйте, -- произнес он мягким, вкрадчивым голосом. -- А-а, здравствуй. Ну, что, не отказался от президентства, так и будешь идти? -- Нет, не отказался. Ну-ну, давай иди. И опять уткнулся в бумаги. Григорий Алексеевич несолоно хлебавши удалился из приемной. Теперь я изменил свое мнение о перспективах Григория. Думаю, и премьером в России ему никогда не быть. *** "ГОЛУБАЯ" КОМАНДА В пресс-секретари Вячеслав Костиков попал по рекомендации Полторанина. Было время, когда Михаил Никифорович имел влияние на шефа, которое выражалось в протекционистских кадровых назначениях в президентскую команду. Про Костикова Полторанин сказал, что он независимый, дерзкий, профессиональный журналист. Как раз такой Ельцину и требовался. После назначения Костиков сразу пришел ко мне: -- Александр Васильевич, я решил сначала прийти к вам. Много слышал про вас, хотел познакомиться и вообще побольше узнать про президента. Какие к нему подходы? Может, дадите мне полезные советы, как надо работать в Кремле. Все-таки я уже третий по счету пресс-секретарь. У прежних коллег наверняка были ошибки. Подскажите -- какие. Мы проговорили больше часа. Я всегда рад помочь человеку, если он искренне об этой помощи просит: -- Вячеслав Васильевич, главная ошибка ваших предшественников заключалась в том, что они не могли напрямую выходить на президента. Они обязательно "ложились" под кого-то из помощников. Начинался конфликт. Поэтому ты должен заранее договориться с Ельциным о непосредственном контакте. Ты должен иметь право позвонить ему в случае необходимости в любой момент, несмотря на совещания, другие встречи. Правду президенту говори всегда, но учти -- он ее не всегда любит. Поэтому если почувствуешь, что глаза у шефа темнеют, то лучше придержи информацию, оставь на следующий раз. А при нормальном настроении обязательно вернись к прерванной теме. Помни: у тебя совершенно самостоятельная служба, поэтому ты не должен подчиняться ни Коржакову, ни Илюшину, ни еще кому-нибудь, кроме президента. Если сумеешь мои советы применить, будешь хорошим пресс-секретарем. Вдобавок я рассказал Вячеславу о некоторых психологических моментах поведения Ельцина. Объяснил, как надо вести себя в приемной Бориса Николаевича. Всегда стоит поинтересоваться как настроение у шефа, можно идти к нему с серьезным вопросом или не стоит. Спустя пару дней после назначения Костиков попал в полную зависимость от Илюшина. Тот на него цыкнул: -- Попробуй только нос сунуть к шефу без меня. Ты в ранге помощника, а я главный помощник. Без меня ноги твоей не должно быть в кабинете президента и тем более никаких телефонных звонков. Вячеслав, правда, все-таки попытался сделать пару самостоятельных телодвижений, но Илюшин их моментально пресек. Если многие полагали, будто Костиков пришел в Кремль поработать пресссекретарем, то я очень быстро понял, что в президентской команде появился профессиональный шутник. Дерзость, независимость, принципиальность Вячеслава Васильевича, о которых столько рассказывал Полторанин, так и не были обнаружены. Президенту хватало косого взгляда, и Костиков втягивал голову в плечи. Все помощники окрестили его шутом гороховым и постоянно подтрунивали над безвольным коллегой. Костиков создал аппарат пресс-службы. В основном он приглашал на работу представителей сексуальных меньшинств. За это команду пресс-секретаря стали звать "голубой". Одного такого "представителя" пришлось лечить, тщательно скрывая от журналистов причину недомогания. Сотрудника президентской пресс-службы доставили в больницу в тяжелом состоянии. Нашли его рано утром около своего дома. Кто-то переломал парню едва ли не все косточки, а затем выкинул из окна. Выяснилось, что у этого, тоже, наверное, "талантливого и дерзкого" журналиста проходили на квартире гомосексуальные оргии. Во время одной из них бедолагу связали и стали мучить -- для полного, как оказалось, сексуального удовлетворения. А потом выбросили из окна третьего этажа. Сотрудник пресс-службы остался жив. Его допросили, и он сам во всем признался. Костикову, разумеется, инцидент респектабельности не прибавил. Но самым ярким примером того, как относился президент и его окружение к пресссекретарю, можно считать обряд "крещения" в сибирской реке. Президент отправился в обычную, рядовую поездку в Красноярск. Посетил комбайновый завод, а потом на вертолете прибыл на берег Енисея. За городом местное начальство устроило выставку народных промыслов, продуктов охоты и рыболовства. Погуляв среди соблазнительных экспонатов, мы обосновались на трехпалубном теплоходе -- самом крупном на Енисее. От верхней палубы до воды было метров десять. Президент беседовал с губернатором Зубовым на третьей палубе. Костиков начал приставать к ним с шуточками. Борис Николаевич его отбрил: -- Вы отойдите от меня, не мешайте. Но пресс-секретарь уже подвыпил, и мы знали, что в таком состоянии он не мог не дурачиться. Шеф не выдержал: -- Костикова за борт! Рядом находились Бородин, Барсуков и Шевченко. Они схватили довольного писателя и стали его раскачивать. Хозяйственный Михаил Иванович милостиво предложил: -- Вячеслав, сними туфли. Дорогие ведь, итальянские, испортишь. -- Да, ладно, не пугайте, -- парировал наш юморист. -- Бросайте, -- приказал президент, и они его спокойно выкинули за борт. Слава Богу, что хорошо раскачали -- верхняя палуба была гораздо уже, чем средняя и нижняя. А если бы Вячеслава просто перевалили за борт, он мог разбиться. Я же в этот момент стоял на второй палубе и любовался сибирским пейзажем. Вдруг мимо меня пролетел Костиков, отчаянно дрыгая руками и ногами. В первое мгновение я принял его за огромную птицу, но через мгновение, опознав знакомую лысину, рванул на третью палубу. Там я застал Бородина перед прыжком за борт -- он сиганул следом за Костиковым в цветастых трусах по колено и носках. За борт уже кинули спасательный круг, но он не понадобился -- река в этом месте оказалась мелкой. Бородин и Костиков демонстративно обошли теплоход и благополучно выбрались на берег. Сердобольный шеф приказал: -- Немедленно угостить Костикова, чтобы не простудился. Хотя простудиться было трудно -- вода в Енисее прогрелась до тринадцати градусов. Дима Самарин, президентский повар, тут же подал Костикову на подносе полный бокал водки. Вячеслав Васильевич демонстративно его осушил, погусарски оттопырив локоть. Потом все решили искупаться. Павел Павлович подтвердил, что вода нормальная, бодрящая. Заночевали на этом же теплоходе. Костиков, видимо, переживал из-за перенесенного унижения и утром не вышел к завтраку, хотя мы его ждали. На трех вертолетах предстояло вылететь на делянку к лесорубам -- там Ельцин планировал провести совещание по лесохозяйственному комплексу. Наконец пресссекретарь явился. Его узнали только по вихляющей походке. Лицо же Вячеслава заплыло так, будто он провел ночь в пчелином улье. На месте глаз остались лишь узкие щелочки, нос разбух. Пока Борису Николаевичу показывали механизмы, которыми валят деревья, мы сели за стол. Костиков присел напротив меня. У бедного руки так тряслись, что он не мог не только морошку донести до рта, но и банан. Пресс-секретарь подозвал официантку и что-то прошептал ей на ухо. Она принесла заварной чайник. Костиков с трудом наполнил чашку и залпом выпил. Дрожь стихла, и он искренне поделился с нами: -- Наконец-то полегчало. Если кто хочет чайку, могу налить. В чайнике оказался коньяк. Все, конечно, посмеялись над изобретательностью Костикова. Шут шутом, а соображает. Хотя никто и никогда в команде Ельцина похмельем не страдал. Несколько месяцев подряд президент хотел уволить Костикова, но медлил. То ли места подходящего не было, то ли жалел президент ущербного, в сущности, человека. А Вячеслав Васильевич канючил -- он мечтал поехать послом в Ватикан. Наконец, все бумаги были оформлены, несмотря на вполне обоснованное сопротивление МИДа. Костиков устроил прощальную вечеринку в просторном кабинете Людмилы Пихоя. Меня с Барсуковым он пригласил на исходе гулянья: -- Александр Васильевич! Я вас и Михаила Ивановича приглашаю. Мы устроили мальчишник с несколькими девчонками. Что бы ему подарить на память? Все-таки человек уезжает из России в далекий Ватикан и, может, в другую веру скоро обратится. У меня на столе стояла оригинальная деревянная фигурка монаха, подаренная туляками. Если приподнять сутану монаха, из-под рясы вылезает огромных размеров фаллос. Я Мише сказал: -- Раз Костиков едет по святым местам, монах ему будет напоминать о русских шутках. Нашли коробочку, заклеили липкой лентой и пошли на вечеринку. Костиков полез обниматься, целоваться. А я целовальников всегда потихоньку отталкивал и категорически выступал против старорежимных брежневских традиций, которые постепенно снова вошли в моду. Особенно любили лобызания бородатые. Вячеслава Васильевича мы увели в заднюю комнату и торжественно вручили сувенир. Тут вошла Людмила Пихоя. При ней не хотелось раскрывать коробку, но она -- женщина любопытная, настояла. Костиков открыл: -- Ой, какая память мне будет дорогая! Он еще не представлял, что этот монах показывает. Я посоветовал: -- Попробуй сутану приподнять. Он приподнял. Людмила Григорьевна смутилась, а Вячеслав Васильевич не растерялся: -- Какой мне хороший сувенир подарили. Спасибо за юмор. Выпили с ним по рюмке и вернулись к гостям. Улучив момент, когда виновник торжества остался один, я подошел к нему: -- Вячеслав Васильевич, давай в сторонку отойдем, пошепчемся немножко. -- Слушаю тебя, Саша. -- Слава, я знаю, что ты приготовил много материала и будешь в Ватикане работать над книгой. Я об одном прошу -- не пиши плохо про президента. Про меня можешь что хочешь сочинять, про окружение, ради Бога. Но про президента -- ни слова вранья. Иначе я тебя из-под земли достану. -- Да, Саша, я это понимаю. Ни в коем случае. Он едва не заплакал от пронзительности момента: глаза блестели, голос дрожал. Вскоре какая-то газета опубликовала отрывки из книги Костикова. Публикация, как ни странно, вызвала переполох в стане друзей Вячеслава Васильевича -- Илюшина, Сатарова, Батурина. Он их всех "раздел". Например, поделился с читателями, что Семенченко -- руководителя президентской канцелярии -- за глаза обзывали Кальтенбрунером. Выдумки шута наконец-то оказались нешуточной угрозой для репутации президентского окружения. Возмущению не было предела. Группа негодующих помощников потребовала от президента отозвать Костикова из Ватикана. Я же не приложил никаких усилий к возвращению бунтаря на Родину -- меня, как ни странно, ни его шутовские рассказы, ни "меткие" наблюдения про жизнь в Кремле не интересовали. Он находился рядом с президентом, но никогда не был близок с Борисом Николаевичем. Оттого ничего и не знал. *** ДРУГ Еще во время службы в Кремле я знал в лицо майора Барсукова. Потом Михаилу Ивановичу присвоили подполковника, но я и в это время еще не был его другом. Ближе мы познакомились в 79-м, получив квартиры на "Юго-Западной" в одном доме. Встретившись в подъезде, мы обменялись ничего не значащими приветствиями. Потом случайно сталкивались в лифте и тоже по-соседски здоровались. Как-то перед моей командировкой во Францию Михаил Иванович зашел ко мне домой и попросил передать подарки близкому другу, с которым он вместе учился и служил. Я отвез в Париж селедку, икру, черный хлеб, еще какие-то сувениры. После поездки Барсуков пригласил меня к себе. У него была обычная двухкомнатная квартира. Сын Михаила Ивановича учился с моей старшей дочерью в одном классе и, кажется, по-мальчишески был в нее влюблен. Но у Игоря с Галиной романа не получилось. Миша Барсуков в ту пору являлся заместителем командира кремлевского полка. В этом полку он служил уже давно и очень добросовестно. После празднования дня рождения Ельцина, в 89-м, мне предложили уволиться из КГБ. Как раз тогда я встретил Мишу около Арсенала. -- Что ты такой расстроенный? -- спросил он. -- Выгоняют... -- Как?! Ты же салага еще... -- Увольняют по сокращению штатов. -- Слушай, давай я тебя возьму к себе. У меня должность начальника смены свободная, -- предложил, не раздумывая, И я почувствовал, что он действительно готов взять меня на работу. Этот эпизод положил начало нашим более близким отношениям. ...Переехав в Кремль в 92-м, Ельцин снял с должности начальника Главного управления охраны В. С. Редкобородого. На то были вполне объективные причины. Возник вопрос: кого назначить? -- Только Барсукова, -- ответил я. При Редкобородом Михаил Иванович был комендантом Московского Кремля. Для Миши Кремль -- святое место. Он знает там каждый закоулочек, каждый камень брусчатки... Он часами может рассказывать историю любой башни, знает уникальные вещи о кремлевских палатах. Более того, Михаил Иванович прекрасно осведомлен обо всех коммуникациях, чердаках... Тогда, в 92-м, указом Ельцина совместили две должности -- коменданта Кремля и начальника ГУО. Миша стал начальником, а я его первым заместителем и одновременно руководителем СБП. И так продолжалось до 11 ноября 1993 года. Октябрьские события привели к новым назначениям в спецслужбах. Как-то Филатов зашел перед Советом безопасности к президенту и сказал: -- Сегодня у Степашина день рождения, и было бы неплохо сделать ему подарок -- назначить министром безопасности РФ. Борис Николаевич не испытывал к Сергею Вадимовичу особого доверия, но Указ подписал и огласил его на Совете безопасности. Вскоре Степашина пришлось снять из-за событий в Буденновске. Ельцин меня одолел вопросом: -- Ну, кого вместо Степашина поставим? Черномырдин с Илюшиным предлагали свою кандидатуру, ФСК выдвигал свою. Я же посоветовал назначить Барсукова. Но Михаил Иванович отказался -- не хотел идти в то ведомство, где не прекращается служебная чехарда. То одного руководителя назначат, то другого. Каждый приводит своих людей, по-своему определяет задачи. В Кремле же у Барсукова служба была налажена и работала без сбоев. Но однажды, в июне 95-го, когда у президента случился первый инфаркт, положение оказалось безвыходным. И я сказал: -- Миша, что же делать?! Надо кому-то идти: или тебе, или мне. Деваться некуда. Ельцин же тогда в лоб спрашивал: -- Кого будем назначать на КГБ? (Это ведомство между собой мы всегда называли КГБ.) Я привел шефу пример, как Хрущев назначал на должность председателя КГБ Семичастного. -- Завтра поезжай на Лубянку и принимай дела, -- напутствовал Хрущев. -- Никита Сергеевич, но у меня совершенно другое образование, я ни разведчик, ни контрразведчик и никогда этим делом не занимался. Никита Сергеевич обрезал: -- Там разведчиков и контрразведчиков без тебя хватает. А мне нужен свой человек. И семь лет преданный Семичастный руководил КГБ. -- Поэтому, Борис Николаевич, неважно, кто там будет. Важно, чтобы это был ваш человек, -- констатировал я. Ельцин забеспокоился: -- Но о вас и речи не может идти. Как я без вас? -- Ну, будем с вами пореже встречаться. -- Да вы что! -- Тогда Барсуков... -- Да я с ним говорил, а он отказался. -- Он генерал, а вы Верховный главнокомандующий, Борис Николаевич, можете и приказать... -- Действительно, что же я думаю? Ну-ка, давайте его. Приглашайте на обед, за столом и скажу. Ровно в полдень сели обедать. Ельцин приказал принести бутылочку. Пропустили по рюмочке за здоровье президента. Мы пили стоя, а президент, естественно, сидя. Миша уже сам все понял и сказал: -- Борис Николаевич, раз вы решили, я согласен. Но поймите, что мне будет тяжело, мне потребуется ваша помощь. Шеф просто засиял от счастья. Наконец-то подобрал надежного человека на ведомство, которого всегда опасался. Эта элитарная спецслужба погибала от отсутствия сильного руководителя, способного выбить для офицеров хотя бы бюджетные деньги, добавить зарплату, вернуть элементарные льготы, несправедливо отобранные. Увы, но Михаилу Ивановичу не хватило времени, чтобы кардинально изменить ситуацию. Меня же он много раз упрекал за это назначение. ...Пресса резко и жестко обрушилась на Барсукова после операции в селе Первомайском. Но до сих пор никто из журналистов толком и не знает, что там произошло на самом деле. ...Сначала чеченские террористы зашли в Кизляр, захватили больницу и взяли в плен заложников. Потом боевики потребовали автобус. Доехав до Первомайского, террористы оккупировали поселок. Мужчины-заложники, а среди них были и милиционеры, копали окопы. Укрепления они построили серьезные. Более того, из Первомайского заранее был прорыт подземный ход на ферму, которая находилась метрах в ста от поселка. Когда обстреливали террористов с вертолетов, они по тоннелю уходили на ферму и там благополучно отсиживались. И только на второй день операции благодаря радиоперехвату разговоров террористов стало ясно, где оборудовано укрытие. ...Бандиты прорывались из окружения глубокой ночью. Они бежали группой и босиком, чтобы не топать. На степь в это время опускается абсолютная темень. А приборов ночного видения ни у кого не было. Да какие там приборы! Барсуков у Грачева два дня выпрашивал две гаубицы. Уже хотел президенту звонить. Служба безопасности президента направила в Первомайский пятьдесят пять человек во главе с Захаровым. В операции принимали участие группа "Альфа", милиция -- ОМОН и СОБР. Вооруженные до зубов боевики в десять раз больше потеряли людей, чем наши подразделения. Один боец -- "Альфы" вообще погиб от случайного выстрела. Уже построили танковую колонну, и солдат решил сделать контрольный спуск из пушки. А до этого кто-то зарядил в ствол снаряд. В итоге офицеру оторвало голову. "Альфисты" хотели виновного солдата разорвать. Началось расследование и выяснилось: снаряд в пушку зарядил не он, а кто-то еще. И подобных страшных накладок хватало. Барсуков вернулся из Первомайского в час ночи. Мы его ждали в Кремле. Михаил Иванович подробно описал ситуацию, нарисовал схемы, привел все цифры, в том числе и потерь. Я его никогда прежде таким не видел -- какой-то опаленный, обветренный, чудной... Мы проговорили до трех часов ночи и только на рассвете добрались до дома. Пресса уже вовсю возмущалась -- не так провели операцию, не так блокировали район, проворонили боевиков... Хотя никто из журналистов близко к Первомайскому не подошел -- их просто могли убить или взять в плен. А генерал Барсуков не смог дать нормального интервью -- трое суток не спал, сам ходил в атаку... *** НАШ УДАРНИК Об Олеге Николаевиче Сосковце я впервые услышал после первого путча, когда президент решил дать мне квартиру побольше. Но я к обмену жилплощади не стремился и, как мог, тянул с пере