рнал. - Правым боком по движению приставными шагами! - командуют динамики. - Левым боком! Ребята перестраиваются для выполнения общеразвивающих упражнений. Они тоже записаны на пленку. Обычно я хожу между колоннами и слежу за чистотой исполнения, но сегодня даже не выглядываю в зал. А малышам нет до этого дела: терминологию они уже знают, идет привычный урок, и для них главное - не выбиться из музыкального темпа упражнений, идущих потоком одно за другим. - Продолжайте урок, - говорю практикантке. - И перестаньте хохотать, вы же не в цирке. - Чудеса какие-то, - смеются студенты. - Какие там чудеса. За три года можно и зайца научить соленые огурцы есть. Чем старше становились ребята, тем серьезнее относились они к урокам. Поэтому, не скрою, мне было лестно услышать, как десятиклассники сказали ученику, пришедшему из другой школы и пропустившему занятие: - Вэ-Я - хороший мужик, но он тебя запросто отработками загоняет. Так что не ищи на свою голову приключений. Ребята не знали, что я сижу в своем кабинетике при открытых дверях, и популярно растолковали новичку значение физкультуры. Было и такое дело: на тренировке я крепко повредил ногу и первые дни не мог наступить на нее. О том, чтобы отменить уроки, речь, конечно же, не шла. Утром бывший ученик привозил меня на служебной "Волге" на стадион, и, сидя на трибуне, я руководил занятиями. По окончании уроков меня на руках переносили в школу, и вечером после секций волейбола или гимнастики я с комфортом отправлялся домой на той же "Волге". Таская меня, ребята вспоминали наше первое знакомство. Заявились они на стадион. тогда еще шестиклассники, с большим опозданием Я двинулся им навстречу, а они, будто не замечая нового учителя, пошли по кругу. Так мы и гуляли почти весь урок - они впереди, я за ними. - Разве мы думали, - смеялись теперь ребята, - что мы вас на руках носить будем! Я не задавался вопросом, что именно определяло наши отношения. Вся моя жизнь проходила среди учеников. На переменах и вечерами старшие набивались в мой кабинетик и, зная, что я не успеваю заглядывать в столовую, приносили из дома бутерброды и разные лакомства. Мы выкладывали наши запасы на специально изготовленный "едальный" столик и под тихое бульканье чайника допоздна беседовали о многом. Мне было хорошо с ребятами, и смею думать, они тоже не тяготились моим обществом. Старшие великолепно улавливали грань между такими вечерами и уроками, где отвлекаться не полагалось, и хотя особого контроля за учениками не было и я мог все занятие просидеть на стуле с микрофоном в руке, трудились они на совесть. На уроках гимнастики ребята работали по индивидуальным и групповым карточкам, положенным на твердую основу и запаянным в целлофан, и мне не нужно было тратить время на многократную демонстрацию упражнений. С шестого класса я учил судейству гимнастических соревнований. Каждый ученик изготовлял специальную книжечку типа большого сдвоенного блокнота с цифрами от 0 до 10 и оценивал в баллах упражнения товарищей. Эти оценки заносились в классный журнал. Споров никогда не возникало: назначаемые судьи одновременно раскрывали свои блокноты, а расхождение в оценках допускалось в пределах полубалла. Такая взаимопроверка позволяла ребятам разобраться даже в незначительных погрешностях при выполнении комбинаций и оставляла пути для дальнейшего совершенствования. Если 8,5 балов соответствовало оценке "пять", то, чтобы добраться до 9,5 или до 10 баллов, приходилось еще много работать. В конце четверти проводились контрольные соревнования внутри класса, и лучшие ученики выходили на школьное первенство. За право участвовать в первенстве школы по гимнастике шла настоящая борьба, причем выпускники стремились пробиться в финал ничуть не меньше учеников младших классов. Наши умельцы-туристы отливали на заводах чемпионские медали. Мы подвешивали их на муаровые ленты и вручали стоящим на пьедестале победителям под торжественные звуки фанфар, вместе с широкой перевязью, на которой золотыми буквами искрилось в свете прожекторов: "Чемпион по гимнастике", "Призер по гимнастике". Через несколько дней оформлялся фотостенд со всеми перипетиями борьбы, и победителям дарились наборы фотографий с их большими портретами при всех регалиях. Достаточно высокая гимнастическая подготовка учеников сослужила мне однажды дурную службу. В порядке обмена опытом меня попросили дать открытый урок для преподавателей физического воспитания района, выбрав для этого класс по своему усмотрению. Я остановился на 7-ом, предупредив ребят, что ничего сверх привычного на занятии не будет, так что и волноваться нечего. Но придти в спортзал придется вечером, пожертвовав личным временем. Урок как урок - с музыкальными вставками, с работой по карточкам, с судейством внутри отделений и взаимным выставлением оценок. Но, стоя на страховке опорных прыжков, заметил, что несколько женщин уж очень активно перешептываются, кивая то на одного, то на другого ученика. Когда до конца урока оставалось несколько минут, меня вежливо спросили нельзя ли дать ребятам учебные карточки восьмого класса - хотелось бы посмотреть сумеют ли ученики разобраться в них. - Пожалуйста! И семиклассники начали выполнять незнакомые комбинации, правда, не столь чисто как свои, но все-таки. Закончился урок, я попрощался с ребятами и приготовился выслушать мнение гостей об увиденном. - А что тут анализировать! - сразу же сказали шептавшиеся женщины. Это не урок, а хорошо отрепетированное представление. Собрали лучших гимнастов из седьмых и восьмых классов и устроили цирк! Кто поверит, что такие упражнения могут выполнять все ученики одного класса? - Но позвольте, - растерянно сказал я, - вот классный журнал, в конце концов можно зайти завтра на урок к ребятам и проверить по списку... - Еще проверять мы будем! Пусть начальство разбирается! - женщины бросили свои тетради в сумочки и встали. - Только время из-за вас потеряли! Больше всего меня расстроило не возмущение женщин, а молчание остальных учителей. Правда, двое преподавателей сказали, что бывали на моих уроках, видели как работают в других классах и уверенны, что никакой подтасовки учеников сегодня не было. Но им не поверили, и разбор проведенного урока не состоялся. Разумеется, я доложил о случившемся директрисе. Она долго и молча смотрела на меня. - Учтите, что покрывать вас я не намерена. - Вы тоже думаете, что я мог собрать на урок учеников из разных классов? - Я ничего не думаю. Так думают ваши коллеги. И, полагаю, им лучше знать о возможном уровне подготовки учащихся. - Вам не трудно будет подняться завтра в класс и спросить ребят, кто из них был на сегодняшнем уроке? - Безусловно, я это сделаю, хотя, - директриса жестко посмотрела на меня, - дыма без огня не бывает. Я вышел, кажется, не попрощавшись. Работать в такой обстановке становилось все труднее. Конечно, в проведение уроков никто не вмешивался, но то, что делалось после занятий начало контролироваться плотно и предвзято. По договоренности с ребятами все чемпионы по гимнастике после окончания школы один год помогали мне вести спортивную секцию и делали это с удовольствием. На волейбольные тренировки, заканчивающиеся в десять вечера, тоже приходило много бывших учеников. Так независимо от меня образовался своеобразный спортивный клуб. Люди собирались не только на тренировки, но и посидеть в зале, пообщаться между собой. И это не устраивало администрацию. Налаженную систему начали расшатывать: посторонним в школу не приходить; работу секций заканчивать не позже 17 часов; количество соревнований сократить. Поездки в Крым, куда мы ездили на осенние и весенние каникулы, тоже предлагали свернуть - дети должны отдыхать перед новой четвертью. В общем, все, что мы делали с ребятами, оказалось не ко двору, и я перешел в только открывшееся педагогическое училище, предупредив новое руководство, что за моей спиной стоит большая группа туристов из школьников и взрослых, и что я надеюсь увлечь походами будущих педагогов. - Превосходно! - сказали мне. - Хоть какие-то мужчинки у нас появятся. Действуйте. Я начал действать. В первый год в группу пришли четверо девушек, а после того, как они съездили в Крым и побывали на Памире, народ к нам пошел. На новом витке Педагогическое училище - скопище девиц с микроскопи-ческой прослойкой юношей. С первых же дней меня удивило, что на занятия в спортивный зал приходят не больше 8-10 человек от группы. - А что вы хотите, - сказала директор, - это специфика нашего дамского заведения. Одни девушки готовятся к критическим дням, другие переживают их, а третьи приходят в себя после недельных неприятностей. Тут уж ничего не поделаешь. Месяца два я сочувственно ставил крестики в журнале, удивляясь, почему так много освобожденных у меня и у двух других преподавателей-мужчин, и почему еще к одной нашей женщине на занятия приходят практически все. Поудивлялся, поудивлялся, - а потом предупредил девушек, что пойду им навстречу и буду заниматься с теми, кто пропустил занятия, дополнительно. И проблема испарилась. Прошло несколько лет - и я спросил девушку, соскочившую с брусьев, почему ее не было в прошлый раз. - Надо же! - рассмеялась она. - Я за четыре года только третье занятие пропустила, из них два на бассейн пришлись. Никуда от вас бедным девушкам не деться! Достаточно быстро я нашел общий язык с девчонками, хотя спортивная подготовка многих была очень низкой. Вроде бы некрасиво сетовать на их школьных преподавателей, но вот начинается тема "Волейбол" или "Баскетбол", а полгруппы говорит, что никогда в эти игры не играли. С гимнастикой тоже нелады, а нормативы по бегу будто созданы для инопланетян. А ведь по большому счету вопрос касался здоровья людей. Это было начало 80-х годов, которые сейчас называют временами застоя. В те годы победные реляции были важнее существа дела. Чтобы спокойно жить, школьным учителям физкультуры достаточно было не беспокоить администрацию жалобами на прогульщиков уроков и не поставить по недомыслию тройку хорошисту или отличнику. Ну, и держать на должном уровне процент выполнивших нормативы комплекса ГТО. Разумеется, на бумаге. Из разговоров с учителями физвоспитания других школ знал, что администрация посещает их уроки крайне редко, все отдано на откуп учителям при молчаливом условии, что они своими отчетами не будут чернить общую картину достижений школы. Оказавшись бесконтрольными, многие учителя снижали требования к урокам, фактически подменяя учебный процесс приемом контрольных нормативов. Понятно, какое отношение складывалось у школьников к таким урокам физкультуры и какой спортивной подготовкой они обладали. Но обвинять во всем только учителей тоже нельзя. На собственной шкуре я знал, что такое идти против установленных неизвестно кем порядков. Вычитал я в газете, что по статистике из ста человек, сдающих нормативы комплекса ГТО, полностью их могут выполнить не более 35%. Но у нас Москва. Столица! Значит, даешь 80% ! За этим районное начальство следило строго. А у меня, хоть тресни, больше 40% не получалось. И ругали меня, и уговаривали не портить районную отчетность, но я раскрывал протоколы соревнований: смотрите, здесь все ученики. Но вот эти не умеют плавать, а эти не уложидись по времени в беге - как можно считать их полностью выполнившими нормы? И какой в этом смысл? Мы обманываем государство, рапортуя о почти всеобщей спортивной подготовленности школьников и гордимся липовыми успехами. Мы поощряем бездельников и топчем тех, кто работает честно! Тогда меня начали прижимать с другой стороны. - У вас самая большая по численности школа, а процент занимающихся в спортивных секциях самый низкий в районе. Отсюда и результаты по ГТО такие. И нечего болтать о высоких материях! - прикрикнул на меня заместитель заведующей районным отделом образования. - Вы не так считаете! - резко ответил я. - Если в школе сто учеников, а в секциях занимаются пятьдесят человек - это пятьдесят процентов. Но если шестьсот учащихся, то процент будет чуть больше восьми. У нас могут заниматься в секциях больше ребят, чем в других школах, но процент их все равно окажется ниже. Спортивный зал в школе один, он загружен до вечера. А тренировать ребят на потолке я не умею. Учителя физкультуры по-дружески советовали мне не лезть на рожон - мол, плюешь против ветра - но я держался, прикрываясь победами школы на многих соревнованиях. Но гром все-таки грянул. На городском совещании школьных директоров и преподавателей физического воспитания с трибуны назвали нашу школу как худшую в Москве по выполнению этого самого процента. Конечно, с указанием фамилий директрисы и моей. - Мы в ближайшее время направим в школу комиссию на предмет проверки соответствия учителя занимаемой должности, - грозно предупредили с трибуны. - Чтобы другим неповадно было! Скоро в школу пришли два пожилых человека. Внимательно осмотрели спортивные и туристские стенды, висевшие не только на стенах, но и на колоннах вестибюля, полюбовались горкой спортивных кубков и грамотами в застекленной нише, а потом два дня просидели у меня на уроках. К моему удивлению, документацию проверяющие смотреть не стали, и поговорив со мной, попросили спуститься в спортзал директрису. - Так что будем с ним делать? - спросила директриса. - А что делать? Берегите его, а то обидится и сам уйдет. - А как же процент ГТО? - Ну что процент? Бумага терпит. В общем, пусть работает и ни о чем не беспокоится. Такой руководящий нажим мог выдержать не каждый учитель, тем более молодой. А когда от человека требуют делать заведомо невыполнимое, не обращая внимания на реальную работу, он зачастую перестает выполнять и ее. Конечно, я знал десятки прекрасных учителей, готовых за свое дело хоть голову на плаху. Это были не только знающие, но и волевые, напористые люди, с теми качествами характера, которые достаются не всем. Вот эти "не все" и поставляли в училище девушек, не умеющих отличить волейбольный мяч от баскетбольного. Без всяких шуток - просто не знали, какая между ними разница! Мне, и еще троим преподавателям приходилось начинать с нуля. Училище, как уже говорил, только вступило в строй. Мы вырабатывали единые требования к урокам, начали проводить соревнования и спортивные праздники, которые рассчитывали в будущем сделать традиционными. Многое я перенес на уроки из своего прежнего опыта, но появилось и кое-что новенькое. В школе уроки физкультуры проводились два раза в неделю по 45 минут. А в училище я, как подарок, получил тоже два занятия в неделю, но по 90 минут! Здесь уже можно было развернуться. Понимая, что на занятиях легкой атлетикой скурпулезно учить девушек 16-18-ти лет сложным элементам техники уже поздновато и особой пользы здоровью это не принесет, я сосредоточился на их общем физическом развитии, взяв за основу небыстрый, но длительный бег. Измайловский лесопарк был рядом с училищем. Мы не торопясь бежали по размеченной трассе, через каждые пять-шесть минут переходя на ходьбу, делали рывки на затяжных подъемах - и постепенно девушки перестали бояться длинных дистанций, а через полтора месяца успешно выполняли установленный мной норматив: пробегали семь километров за 45-50 минут. По своей психической структуре девушки более склонны к эмоциональным и разнообразным занятиям типа подвижных и спортивных игр. Чтобы скрасить монотонность бега, я читал девчонкам стихи. Теперь мы бежали плотной группой, и отстающие кричали, чтобы я перестал читать, потому что они тоже хотят слушать. Мы переходили на ходьбу, я замолкал, и девушки просили поменьше отдыхать, чтобы услышать побольше. Даже перед началом занятий, меня спрашивали, будут ли сегодня стихи - так без всяких уговоров и принуждения девушки переносили довольно значительные для своей спортивной подготовленности нагрузки. Конечно, нагрузки ложились и на меня - ведь за четыре занятия в день пробегал около тридцати километров, но для тренированного пятидесятилетнего мужчины это не такая уж беда. Зато слухи о том, что один из преподавателей постоянно бегает со студентками, да еще читает им на ходу стихи, быстро расползлись по училищу, и на меня начали посматривать или с уважением, или с непониманием. И то и другое полезно для дела. Ну не должен руководитель, какой бы ранг он ни занимал, быть совершенно обезличенным. А в нашем педагогическом ремесле - тем более. Несколько необычная форма занятий нравилась девушкам - подвижные игры и эстафеты с беготней по горкам и между деревьями, упражнения на тренажерах и даже купание в пруду. Когда я в первый раз предложил первокурсницам искупаться, они стыдливо захихикали. Тогда я сбросил тренировочный костюм и вошел в воду. На следующее занятие купальные принадлежности принесли несколько человек. А потом купальных свертков появилось столько, что их относили к пруду освобожденные от занятий, а мы, отбегав положенное, быстро переодевались в небольшом домике на берегу и плескались на зависть тем, кто решал купаться со следующего раза. Я хорошо знал Измайловский лесопарк и знал, какие его уголки и при каком освещении выглядят наиболее впечатляюще. Осенний багрянец листвы, пронизанный солнечными лучами, и опрокинутые в темную гладь прудов березы очаровывали девушек. Я рассказывал о различных направлениях в живописи, и будущие учителя увлеченно поддерживали разговор: на уроках рисования им уже говорили, какими техническими приемами можно достигнуть того или иного результата, и теперь, налюбовавшись пейзажем, мы уже на бегу рассуждали о способах перенесения на холсты индивидуального видения художника и чем отличается цветная фотография от написанной картины. Старшекурсницы, уже поднаторевшие в методиках преподавания, смеясь говорили, что на уроках физкультуры мы осуществляем межпредметные связи, которые для лучшего усвоения материала требуется устанавливать на всех занятиях с детьми. Что ж, пусть будет так. С третьего курса, когда мы уже хорошо знали друг друга и, как мне кажется, были очень дружны, я проводил пару занятий в парке по рации. Садился на скамейку, давал аппарат одной из туристок - а таких было по несколько человек в каждой группе - и вперед. - Где находитесь? - вызывал я группу. - Бежим по плотине. - У спуска к реке переходите на ходьбу, и после мостика - ускорение в горку. Как поняли? Прием. - Мы на горке. Теперь куда? - Поворачивайте вправо по тропе, бегите к пруду. - Что дальше? - вопрошает ведущая. - Десять минут самостоятельных занятий на тренажерах. Не ленитесь! Я не сомневался, что девушки пробегут сколько надо и не будут отдыхать вместо упражнений на тренажерах. Все было построено на полнейшем доверии между преподавателем и студентками. И все-таки однажды произошел срыв. Бежали третьекурсницы контрольные семь километров. Я выставил на скамейку приносимые по этому случаю термоса с чаем, настоенным на памирских травах, и раскрыл газету. Погода самая беговая: не жарко, слабенький ветерок - результаты должны быть хорошими. Вот вдали показались первые девушки. За ними еще одна группка и еще одна. Едва успеваю сообщать финиширующим результаты: 37 минут, 37,05, 39 минут ровно! Молодцы! Хваля каждую, ставлю в черновом протоколе всем пятерки. Девушки задирают носы - вот мы какие! А в училище, просматривая результаты, вдруг понял, что не могли девушки так пробежать, не по силам им это! В пресквернейшем настроении пришел домой, и чем бы ни занимался, все думал: как же такое могло случиться. Неужели и раньше обманывали меня? И как теперь следует поступить? Ничего я не придумал, а пришел в училище пораньше и со зла выставил всем пятерки в журнал. Даже тем двум девушкам, которые не бежали дистанцию. А потом поднялся на этажи, извинился и попросил разрешения у преподавателя отвлечь девушек от урока не больше, чем на тридцать секунд. - Вы срезали дистанцию на полкилометра, и я знаю где. Но раз вы считаете это правильным, я выставил всем пятерки. Так что поздравляю с прекрасными результатами. И вышел. Я думал, что группа прибежит ко мне на перемене с объяснениями, но ошибся. Никто не пришел и на следующий день. Зато на третий девушки вызвали меня из спортзала: - Вчера мы сами пробежали семь километров. Вот наши результаты. Мы очень просим переставить оценки и простить нас. Даже сами не знаем, как все получилось. Первые свернули с трассы - и все за ними. Больше такого никогда не будет, поверьте. - Я верю. Мы никогда не вспоминали этот случай. И поводов не было, и неприятно. Изредка администрация подключала преподавателей физвоспитания к каким-нибудь массовым мероприятиям, скажем, к поездке с первокурсницами на теплоходе. Наши уроки заменялись в этот день другими предметами. Уже на третьем году работы в училище я просил таких замен в моих группах не делать: девушки самостоятельно будут заниматься по упрощенному конспекту. - Вы уверены, что два часа не пропадут впустую? - спрашивает завуч. - Абсолютно. Я раздавал физоргам листочки с заданиями, и девушки самостоятельно бегали в парке или принимали друг у друга контрольные нормативы. Почему я был уверен, что никто не пропустит урока? Ну, во-первых девушки очень хорошо относились лично ко мне. Конечно, не за красивые глаза. Эмоциональность и плотность наших занятий увлекали студенток, а моя требовательность никогда не переходила в злоупотребление властью. Кроме того, я постоянно говорил девушкам, чтобы они не беспокоились об оценках: хорошие результаты придут как итог нашего труда и я никому не позволю получить "тройку" в семестре, хотя бы потому, что из-за нее можно лишиться стипендии. Но работать придется много, только не для оценки, а для здоровья. - Какой смысл ставить двойки и тройки? - говорил я. - Поймать человека на том, что он не знает или не умеет очень легко. Сложнее его научить. Поэтому я буду проверять каждого, пока он не получит ту оценку, которую хочет иметь. Так что - в добрый путь! Мы много работали на уроках, и не нужно было выклянчивать у преподавателя хорошую оценку, раз он сам старался поставить ее. А если добавить, что в каждой учебной группе были наши туристки, то обмануть меня или огорчить считалось нарушением тех отношений, которые устанавились между нами на занятиях и во внеучебной работе. Я доверял девушкам и они не подводили меня. Еще одним новшеством по отношению к школе стали занятия по ориентированию. Я нанес на спортивные карты лесопарка двадцать контрольных пунктов, по пять для каждого курса, и чтобы карты служили долго, наложил их на оргалит и запаял в полиэтилен. Вечерами, накануне занятий, прикреплял к деревям листочки с надписями "Кот", "Еж", "Волга", " Москва", и девушки рыскали по лесу и списывали с листочков названия. Оценок за это не полагалось, но соревновались азартно, пробегая около пяти километров. Что, собственно, и требовалось. Лучшие получали конфетки и все - наш традиционный чай из термосов. В спортзале шли обычные уроки с постепенно увеличивающимися нагрузками. Много работали с набивными мячами, вводили упражнения с учетом особенностей женского организма - на растяжение, на гибкость, танцевали и занимались ритмикой... Я постоянно напоминал девушкам о пользе наших занятий, приносил таблицы о соотношении возраста, веса и роста, рассказывал о последствиях гиподинамии - болезни, связанной с недостатком движений. Девушки верили мне, и принуждать кого-либо выполнять задания не приходилось. На последних курсах с согласия девушек ( а протестов, конечно, не было) я обучал их самообороне от похотливых мужчин, предупреждая, что при малейших смешках немедленно прекращу занятия. Предупреждал, как увидел, напрасно - занятия были сверхзначимы для каждой. Оказалось, что многие профилактирующие нападение позиции девушки уже знают: как одеваться, возвращаясь домой поздними вечерами, по какой части тротуара лучше идти, к кому из прохожих полезно присоединиться. Остальному надо было учить. - Никаких попыток сбить негодяя с ног, - говорил я. - Не верьте тем, кто показывает вам такие приемы - их надо тренировать годами. Ваша задача - ошеломить маньяка, выиграть время, чтобы убежать и позвать на помощь, уметь нанести ему травму пальцем, шпилькой, сумочкой, и главное, не растеряться в стандартных положениях, которые мы будем разучивать. Я показывал освобождение от захватов - спереди, сбоку, сзади - не требующих чрезмерной физической силы, демонстрировал, что должна делать женщина, поваленная на землю, и убеждал, что при самообладании возможность избежать насилия достаточно велика. Девушки самозабвенно работали в парах за себя и за нападающего. Мне, конечно, отводилась роль насильника, и через несколько занятий, даже повалив девушку, я нередко вскрикивал от боли: наука усваивалась успешно. Двое преподавателей-мужчин завистливо поглядывали на нашу возню, но в своих группах проводить подобное не решались - преподаватели были моложе меня, а ситуация в борьбе нередко складывалась весьма пикантная. Сам я не слишком верил в полезность наших занятий, давал их так, на всякий случай - а вдруг пригодится. Но тут одна девушка объявила, что прошлым вечером освободилась от захвата сзади, развернулась, как мы учили, ударила парня сапожком по голени и выбежала из темного двора на улицу. Не верить ей не было причин, и значит, наши занятия, хотя бы из-за одного такого случая, оправдывались. Наши выпускницы, встречаясь со мной, говорили, что очень жалеют о невозможности заниматься физкультурой - всякие дела, семейные заботы, времени совершенно нет - но наши занятия вспоминают с благодарностью. Не слишком часто, но все-таки, выпускницы приходят ко мне на уроки и становятся в строй вместе со студентками. Что скрывать, это радует, и я горжусь этим. Через несколько лет училище получило статус педагогического колледжа - так я и буду его теперь называть, - и вместе с различными новшествами уроки физкультуры сократили до двух часов в неделю. Пришлось убрать из занятий семикилометровые пробежки, ориентирование и самооборону - времени на это не оставалось. Единственное, что я сделал - спросил у девушек выпускной группы, согласны ли они заниматься дополнительно еще один час, но при условии явки на занятия всех студенток. - Конечно, согласны! Я договорился в учебной части о расписании. Меня предупредили, что такое занятие оплачиваться не будет. - Но я же ничего не прошу! Сколько ни доказывал, что занятия физкультурой один раз в неделю приносят скорее вред, чем пользу, администрация только понимающе кивала и разводила руками: это не наше распоряжение, сделать ничего не можем. Конечно, уроки многое потеряли. Мы вынуждены были отказаться от соревнований по спортивной гимнастике - девушки не успевали разучивать упражнения. Снизился технический уровень в игровых видах, ухудшились результаты в беге. Назрела необходимость искать новые формы и менять содержание занятий, потому что спускаемые нам учебные программы казались мне идиотскими, нацеленными в основном на тестирование студенток как показатель их всестороннего физического развития. Надо же было додуматься: сократив часы, проверять, насколько благотворно это скажется на учащихся! Более того, результаты тестирования значительно влияли на определение профессионального уровня преподавателя, на присвоение ему квалификационного разряда, от которого зависит оплата труда. Меня это не касалось - высшую категорию я получил в числе первых в колледже, но я представлял, как многие преподаватели будут вынуждены натаскивать своих подопечных на результат, подменяя живую работу бесконечными прыжками в длину с места, отжиманием от скамеек, наклонами из положения сидя и прочая, и прочая. Словом, добиваться показателей, которые при других условиях должны непременно прийти в результате сложного учебного процесса, крепко сдобренного эмоциональным накалом. Теперь же мои знания и знания еще четверых наших преподавателей в общем-то оказались ненужными - систематическое обучение начало подменяться неизвестно чем: то ли имитацией спортивных игр, то ли развлекательными упражнениями. Мы видели, что, разучивая, скажем, передачу мяча в волейболе, студентки на следующем занятии повторяли те же ошибки, от которых начали избавляться на предыдущем. А когда что-то, наконец, усваивалось, тема заканчивалась - через 6-8 занятий надо переходить к освоению баскетбола или гимнастики. Мне было стыдно выставлять тройки неумехам, которых я не научил, а перестраиваться на иной вид занятий и менять политику оценок тоже не получалось. Я начал чувствовать себя динозавром из прошлой эпохи и, несмотря на уговоры коллег и администрации, подал заявление об уходе. В самом расцвете сил - в 66 лет. Вокруг туристских дел Но до ухода из колледжа надо было еще добрести, а пока я приглашал студенток в нашу туристскую группу, и через три года одних только девушек из колледжа у нас оказалось около тридцати человек. Пришли к нам и молодые преподаватели - сначала Вера Михайловна Апарцева, строгая математичка на занятиях и веселый, взбалмошный человек в походах. Через год обосновалась в группе преподаватель психологии Александра Марсовна Акулова, в прошлом мастер спорта по фигурному катанию, интеллигент, не снимавшая белых перчаток у костра, любительница литературы, человек с такой богатой, образной речью, что девушки сокрушались - никогда у нас так не получится, не то воспитание. Вскорости примкнул к нам еще один преподаватель математики, Николай Николаевич Гаврилин, шумливый, вспыльчивый, любящий шутку - тоже бывший фигурист, и в мальчишестве - певец из хора Свешникова. Эта дружная троица быстро пролезла на руководящие посты в группе и стала моими ближайшими помощниками. В положенный срок все они получили звание "старичков". Вера Михайловна вела отделение по Кавказу, Александра Марсовна возилась с хозяйственными и финансовыми делами, а не ведающий страха Николай Николаевич уже через три года обучал девушек скалолазанию, вел ребят по Тянь-Шаню и даже возглавил восхождение на Эльбрус - правда, наделал кучу ошибок и дальше седловины не поднялся. С моим уходом из школы группа незаметно начала меняться по возрастному составу. Притока малышей теперь не было, разве только кто-нибудь из туристов приведет родственников или знакомых. Наши пятиклассники взрослели, и нижняя граница группы поднялась до 15-16 лет. Я указывал на это "старичкам", предупреждая, что смены им не будет: большинство девушек из колледжа надолго в группе не задержится - выйдут замуж. Ветераны тоже обзаведутся семьями - кто же останется? Но когда все хорошо, думать о завтрашних серых временах скучно, и дальше разговоров о том, что неплохо бы что-то придумать, дело не шло. Наступил 1988 год, и значит, двадцать пять лет со времени создания группы - пусть не круглая, но достаточно весомая дата. Я не слишком занимался подготовкой торжества - просто обзвонил ветеранов и попросил подготовить фотостенды и выступления. И назначил ответственного за проведение вечера. Нам предоставили актовый зал районного Дворца пионеров, и я изумился, увидев, как ребята украсили его. В простенках между окнами - планшеты с фотографиями: маршрут каждого поколения от малышек до взрослых людей, стоящих на памирских перевалах; на подоконниках - книжки-раскладайки, тоже с фотографиями и веселыми рисунками; на столах - наши краеведческие дневники, газеты и журналы с публикациями о группе, а над сценой - большая надпись: "Вэ-Яки: 1963 - 1988". Я думал, что будет гораздо скромнее - ведь чтобы изготовить все, что выставлено в зале, надо было затратить по меньшей мере неделю. - Один раз в двадцать пять лет можно постараться, - довольно улыбались ветераны. Сколько людей может вместить актовый зал Дворца пионеров и сколько в нем собралось, я не считал, а провести запись мы не догадались. Свободных мест не было: люди стояли вдоль стен и сидели в проходах между рядами. Мы с Людмилой Яковлевной поздравили туристов с нашим праздником, а потом на сцену вышла студентка пединститута, давно и добровольно взвалившая на себя обязанности историографа группы. - Недавно я прочла книгу американского социолога, - она назвала чью-то фамилию. - Так вот, он утверждает, что неформальные объединения, подобные нашему, обычно существуют не более пяти-шести лет. Студентка переждала веселый шум в зале и тяжело вздохнула: - Как ни прискорбно, но по науке нас не должно быть. Мы - только мираж. Поэтому запомните сегодняшний вечер: когда еще доведется присутствовать на таком собрании призраков! - Являются призраки первого поколения! - утробно возвестили динамики. Выходят мои дорогие интернатские, уже мамы и папы, так и оставшиеся для меня девчонками и мальчишками. Вспоминают, как у нас все начиналось, как впервые шли по горам, по тайге, и поют туристские песни тех лет, давние песни своей молодости, о которых даже не слышали приходящие к нам новички. Сменяются на сцене поколения туристов: бывшие школьники, бывшие студенты. И вот уже наш последний набор - девушки из колледжа. На экране - отрывки из наших фильмов, слайды о подмосковных и горных походах разных лет. Ребята узнают себя еще совсем молодыми - смех, шум, аплодисменты. Призраки веселятся! Группу поздравляют родители нынешних туристов, говорят, что их детям повезло на встречу с нами. Громогласный Михаил Владимирович Кабатченко под хохот зала вспоминает мои интернатские выкрутасы: - Врывается ко мне в кабинет воспитательница. Нет, сначала влетели обезумевшие глаза, а потом все остальное. - Идите, - кричит, - посмотрите, что ваш Вэ-Я вытворяет! Ну, думаю, не иначе Виктор Яковлевич напился и теперь буянит. Выбегаю на улицу и вижу - стоит ваш руководитель с ребятами и спокойно смотрит на небо. Вроде трезвый, так об чем шум? Взглянул кверху - вы перестаньте гоготать, я о серьезных вещах говорю - взглянул кверху и сразу руками вокруг себя зашарил: за что бы схватиться, чтоб не упасть. Из-под самой крыши по стене интернатского корпуса идет мальчишка. Ну да, за веревку держится, ну и что? Вы представляете, что такое пятый этаж?! А тут воспитатели сбежались, кудахтанье началось. Собрал я свою волю в стальной кулак, подхожу к Виктору Яковлевичу и равнодушно спрашиваю: не сорвется? - Вроде не должен. Понимаете: "Вроде не должен!" - А нельзя ему обратно на крышу залезть? - Нельзя, - говорит Виктор Яковлевич, - этому он еще не обучен. Теперь только вниз. Кабатченко потер то место, где у него должно быть сердце. - Что прикажете делать? Сказать, чтобы прекратил это занятие, - так ведь все равно мальчишке надо спускаться. Оглядываюсь на воспитательниц: "Ну что вы разволновались? Идет обычная запланированная тренировка перед Кавказом. Только от дел меня отрываете". И ушел. А в кабинете в зеркало посмотрел - сколько у меня седых волосков прибавилось. Или вот еще случай... Кабатченко продолжал веселить зал, пока я не сделал крест руками - судейский знак "Время!": заканчивай. Сергей Волков и Александр Александрович Остапец подводили под нашу группу теоретическую базу - и снова фильмы, слайды и песни. Четыре часа пролетели незаметно. Мы бы просидели и дольше, но нам намекнули, что пора и честь знать... На этом юбилейном вечере мы показали отрывки из спектаклей нашего театра. Театр возник два года назад как-то случайно, во всяком случае, мы его не планировали. Исполнители - только мужчины, и давались спектакли систематически: один раз в год, к Международному женскому дню. Ну, разумеется, мы и раньше поздравляли девочек, а они нас - на 23-е февраля. Даже соревновались, у кого лучше получится. Но что могут придумать девчонки? Споют пару песен на групповую тематику, подкинут обнаженные ножки в канкане на снегу и раздадут подарки, присовокупив к ним невинный поцелуй. На большее фантазии не хватало. У мужчин все-таки была фора: 8-е марта после февраля идет. Мы собирались в спортзале и, учтя уровень женского выступления, изобретали что-нибудь похлеще. Девочки пристегнули к себе сшитые из поролона куклы, которые в темноте у костра двигались почти самостоятельно, - это, конечно, смешно. Но диалоги кукол - не так, чтобы очень. А мы им - взрывы петард, привидения в балахонах и стишки о подвигах каждой в горах. Они нам - подарки в руки, а мы заставляем срезать подарки с веревочки при завязанных глазах. Один раз удачней получается у девчонок, другой - у мальчишек, но чаще все-таки у мужской половины группы. Однажды к 23-му февраля группа выйти в лес не смогла, и мы решили объединить два праздника в марте. Наш Придворняжный поэт Володя Борисов сочинил что-то очень остроумное - не ударять же в грязь лицом при очном соревновании! Мы наскоро отрепетировали, запаслись подарками, среди которых самыми ценными были долго ожидаемые девчонками комплекты больших фотографий горного путешествия, и спокойно расселись у костра, вежливо похлопав, вызывая девочек на утоптанную в снегу сцену. Ничего особенного мы не ожидали, но то, что увидели, не ожидали увидеть вовсе. Ах, как мы просчитались! Мы не учли, что в группе появилась кандидат филологических наук и полиглот Женя Смагина, в будущем автор академического издания книги с немудреным названием: "Кефалайа ( "Главы"). Коптский манихейский трактат". Женя переложила на туристский лад сцены из шекспировской комедии "Укрощение строптивой". Девушки вышли в испанских костюмах и выдали такой искрометный текст, что мы сначала поразевали рты, а потом начали икать и хохотать. - Вэ-Я, после них нельзя выступать, - растерянно шептал мне Володя Борисов. - Придумайте же что-нибудь! В финале девушки поговорили насчет света и тьмы, и молодые испанки, подбоченясь и покачивая бедрами, двинулись к нам и с поклоном преподнесли каждому по китайскому электрическому фонарику. Где и когда готовили девчонки свое выступление и как удержались сохранить его в тайне, мы не допытывались - какая уж тут разница! Мы не просто проиграли соревнование. Это было сокрушительное поражение, полнейший разгром! Тридцать мужчин столпилось за деревьями позади сцены. Придворняжный поэт Володя Борисов толкался между всеми и с расширенными от ужаса глазами упрашивал: - Не надо выступать, это невозможно! Я понимал нашего автора. Знать бы, что все так случится - мы бы насочиняли, мы бы показали, как с нами тягаться! А теперь они сидят у костра, эти задаваки, эти гордячки, и снисходительно похлопывают в ладоши. Ничего-ничего, пусть похлопывают - праздник не последний, уж в следующем году мы постараемся! А что делать сейчас? - Спокойно, - сказал я. - Построились в колонну. Я быстренько растолковал, как выполняются фигурные перестроения, и под ляляканье выходного марша из кинофильма "Цирк" мы бодро замаршировали на сцену, приветствуя девушек то одной, то другой рукой. Колонна делилась на две, расходилась в разные стороны, шла на зрителей по четыре в ряд - девушки уже подпевали нам и хлопали в такт, а мы все перестраивались и перестраивались, демонстрируя бицепсы и богатырские осанки. Это уже было смешно, потому что ничего другого не было. Но вот колонна развернулась в шеренгу и длинным рядом пошла на зрителей. - Раз! - скомандовал я. Фонарики поднялись над головами. - Два! Фонарики зажглись, и лучи уткнулись в лица девчонок. - Три! Мужчины упали на колени, молитвенно сложили ладоши перед собой и прокричали: - Девочки, мы офонарели! - Все, - сказал я. - Получайте подарки. Но такого подвоха мы от вас не ожидали. Мы поклялись страшной мужской клятвой, что больше позора не допустим и еще покажем себя. Весь год мы подмечали за девочками все, чем можно будет их подковырнуть, и в декабре засели за сценарий. Сочиняли вдвоем: я и Сережа Паршин, поступивший в колледж после воинской службы сухопутным моряком на Черноморском флоте. Сережа прекрасно играл на гитаре и умел вести за собой хор. И еще он умел рифмовать, чувствовал размер и сочетания слов. Около месяца, переругиваясь и смеясь, мы вымучивали подобие литературно-музыкальной композиции под названием "Древние греки". Материала было навалом. Тут и отставание девочек на маршруте, и потеря вещей, и неумелое хождение по ледникам. Нас не смущала эклектика: когда надоедал гекзаметр, переходили на четырехстопный ямб или на прозу - важно, чтобы получалось с древнегреческим уклоном. Потом начались репетиции, и мужчины довольно потирали руки: "Ну, заяц, погоди!" Девушки о спектакле ничего не знали и выступили с новой сценкой и новыми песнями, но это уже было повторение пройденного. Их автор, Женя Смагина, уехала в длительную командировку за рубеж. Ее заменила студентка колледжа, будущий командир группы Оксана Карпутина, но как она ни старалась и как ни помогала ей режиссировать преподаватель психологии Александра Марсовна, подняться на прошлогодний уровень девушки не смогли. А мужчины рвались в бой! Мы зажгли вдоль рампы факелы из оргстекла, вместо задника растянули между деревьями купол парашюта и приготовились. Ударил гонг. Юноши в хитонах выбежали навстречу друг другу и закрыли сцену огромными греческими масками. А когда маски раздвинулись, перед зрителями предстала живописная группа в тогах-простынях, и торжественный гекзаметр начал мерно ковать нашу грядущую победу. Мы собрались, чтоб восславить сегодня на этой прекрасной поляне Дев златокудрых, которые тоже пытались восславить Годом назад на примерно такой же прекрасной поляне Юношей стройных, внимавших их перлам весьма терпеливо. Первая шпилька была запущена. Девушки захихикали, а древние греки погрузились в темные воды воспоминаний. Первый грек: ...Смагина Женя героев Шекспира призвала на помощь И потрудилась над ними во славу мужскую недаром. Второй грек (выходя из образа): Что ты порешь? Она ведь даром трудилась! Первый древний грек (вчитывается в текст): "... во славу мужскую недаром". Нет, недаром! Второй грек: "Недаром" это в тексте. А так она даром трудилась! Даром! Первый грек: Ладно. Изменим концовку. "Смагина Женя героев Шекспира призвала на помощь И потрудилась над ними, Как мы уточнили здесь, в общем-то даром." Девчонки смеются и протестуют. А греки трагическими голосами вещают о славной нашей пионервожатой, перепутавшей веревки и зависшей над ледником: О, Зевс могучий, громовержец дерзкий! Здесь молнии твои не к месту будут - Она и так повисла на крюке! Вокруг нее несутся с ревом камни, И снег под ней подтаял - неизвестно, От стрел твоих иль почему еще... Хор запевает древнегреческую погребальную песню. Пионервожатая заваливается с бревна в снег, ее поднимают и водружают на место. Мы не зря запоминали, что было летом в горах. Теперь беремся за нашего историографа: ... Бросила дева на склоне ледовом веревку И по законам природы, ей, видно, еще незнакомым, Начала быстро скользить, положение тела меняя, К трещине страшной, которая всех неразумных и хилых Самой кратчайшей дорогой ведет и приводит В царство теней и бросает в объятья Аида. Мы надеялись, что дефицит юмора и погрешности стихосложения окупятся узнаванием событий. Девчонки захлебывались визгом. Добрались мы и до казначейши, отчаянной жмотихи, у которой на самые неотложные дела рубля не допросишься: Из года в год уже немало лет Я драхмы с верноподанных взимаю. Несу я эти деньги как проклятье, Ниспосланное мне богами, неизвестно, За чьи грехи, но факт - не за мои. Какой мой грех? Ну, разве только тот, Что среди нищей братии бродяжьей Случайно самой честной оказалась. А честность - это то же преступленье, И доблесть тоже нынче не в ходу. Да как копить, когда на всякий чих То лепты просят, то мешочек драхм. А ты давай. Давай на то, на это, На дни рожденья, свадьбы, годовщины - На все, что только в головы взбредет! Все расточат. А по какому праву? Мне разве даром все это досталось? Казначейша поминает недобрым словом Людмилу Яковлевну, ведавшую продуктами на последнем Памире: Уж эта просит! И такою силой Ее бездумно наградили боги, Что сколько ни даешь, все будет мало. Да вот она! Уж лучше я уйду. Древний грек от лица Людмилы Яковлевны: Давно стою я у кормила власти, И эта власть всегда меня кормила За то, что всех без счета я кормлю. Нелегок труд - на тридцать-сорок ртов Набрать таких продуктов, чтобы ели, Не воротя в брезгливости носы! А ведь воротят: то им не подходит, И то не се, и так не по нутру! Какого им... нектара еще надо - Не боги ведь с Олимпа, просто демос, Простой народ. Так нет, хотят баранов На вертелах. Оливковое масло Им подавай - топленого не надо, И сухари им тоже ни к чему! ......................................................... Доходов нет, кругом одни расходы, И мальчики жующие в глазах!... Да простит нам Александр Сергеевич Пушкин понадерганные у него строки! Сорок минут мы веселили девушек, и когда поминальная часть закончилась, начали выражать свою любовь к ним. Перед финальным хором малыш тонким дискантом заверил девчат: И мы, мужчины, прямо говорим: Для вас мы ничего не пожалеем - Вот наши рюкзаки, берите их скорее, Берите все - мы вам еще дадим! Древнегреческий хор грянул русское "Славься!", и на последних строках: Да будет во веки веков сильна Дружба, сроднившая нас у костра! - из-под звездного неба к девушками свалился мешок с подарками - разбирайте, кому что хочется! Подарки, конечно же, были древнегреческие: Прокрустово ложе (игрушечная кроватка), Троянский конь, волос из бороды Зевса и даже содержимое Авгиевых конюшен (консервы "Завтрак туриста"). Мы понимали, что выпустили джинна из бутылки. Теперь уже девушки говорили, что через год снова будет 23-е февраля... Володя Борисов по здоровью не мог ходить в горы, он все больше занимался бардовской песней, поэтому написание нового сценария снова досталось мне и Сергею Паршину. Мы решили, что одной литературно-музыкальной композиции недостаточно - надо добавить игровые сцены. А раз так, то незачем мелочиться: мы организуем театр! И первый спектакль, который мы подготовили, назывался "Тридцать лет спустя" - воспоминания о былых временах постаревших туристок, собравшихся за домашним столом. Мы назвали театр "Завтрашний авангардистский", сокращенно "ЗАТ", и вынесли спектакль на суд зрителей. А чтобы шедевр не канул в Лету, развесили над сценой микрофоны. Момент узнавания снова сработал. Я сидел сбоку от сцены в роли суфлера и видел заходившихся в хохоте девушек. Передо мной, над снежным бугорком, дергались ноги в валенках - это командир группы свалилась со стульчика и, не в силах подняться, стонала, перекатывалась на спине. Это был грандиозный успех, это была победа! Спектакль заканчивался песней, написанной Сережей Паршиным. Ни он, ни я не думали, что песня станет чем-то вроде Гимна группы. Всуе ее не поют, а только по торжественным случаям и, как правило, стоя. Перед нами столетья летят И эпоху сменяет эпоха. Но Вэ-Яки стареть не хотят И справляются с этим неплохо. Нам года - ерунда, Если горы у нас за спиною! Никогда, никогда, Никогда не старем душою! Снова сердце в дорогу зовет, И какие б ни встали помехи - Даже в головы нам не придет Изменить биографии вехи!... Через несколько лет мы написали стихи для финала очередного спектакля, соединили их с Сережиной песней и решили, что теперь это будет концовкой всех представлений "ЗАТа". Чаще всего я в спектаклях не участвовал - работал суфлером, но в новом финале выходил на сцену и обращался к девушкам: За дерзость, за любовь и за мечты Сегодня кружки с чаем поднимаем, И не сегодня - вам всегда желаем Быть вечно гениями чистой красоты! Пусть молодость от нашего костра Идет до самых дальних перевалов - Ведь жизнь одна, ее начать сначала Еще не удавалось никогда. Вся жизнь - поход: познание себя И радость от общения с друзьями. Давайте ж встанем! Пойте вместе с нами - Сегодня нам не петь никак нельзя! И вставали туристы, и взрывалась ночь мощным хором: Нам навстречу столетья летят... С каждым годом спектакли становились лучше, и с каждым годом зрителей на них собиралось все больше. Приходят ветераны группы и незнакомые туристы, прослышавшие о необычном действе в мартовском лесу... В одном из спектаклей нам для пролога понадобились девушки. Задумка была такая: на сцене собираются все бывшие командиры группы женского пола в ангельских одеждах и обсуждают, почему у нас становится все меньше и меньше мужчин. Выпустили мы наших ангелочков на снег, а морозец был хоть и мартовский, но колючий. Бедные девочки, едва прикрытые легкими простынками, грациозно переступают с ноги на ногу и чуть заметно подрагивают обнаженными плечиками. Повспоминав, как во времена их командирства мужчин в группе водилось в избытке, они начали доискиваться причин нынешнего отсутствия таковых. И тут долго молчавшая командир возвестила замогильным голосом: - Послушайте! При размышленьи зрелом Виновника я все-таки нашла. Вэ-Я всему виновник! - Как Вэ-я? - Как так, Вэ-Я? Ведь он остался в группе! - Остался, да. Но с кем остался он? С девчонками! Ведь он ушел из школы, Откуда пачками черпал парней. Один сбежит, приходят двое новых, А то и трое - вот и нет проблем. Вэ-Я виновник, нет тому сомненья! Он в женский пансион пришел работать, Чем перекрыл для группы кислород! ..... Понятно, что ему На старости клубнички захотелось, Вот и полез не в свой он огород! Хохочущие зрители не поняли всей философской глубины вопроса, поднятого в прологе - чем завлекать в группу мужчин. Пока их было в достатке - примерно столько же, сколько и девчат. Но это уже нарушало разумный для горных путешествий баланс - печальный факт, на который я все чаще указывал "старичкам". Тогда в группу приводили нескольких парней, и все успокаивались. К сожалению, я тоже - уж очень много у нас было разных интересных дел. Когда мы организовали театр, я не предполагал, что мужчины так увлекутся им. А ведь репетиции отнимали время - два месяца мы собирались в спортзале по нескольку раз в неделю. Приходят школьники, студенты, учителя, инженеры, врачи, рабочие - серьезный и занятой народ. И два часа валяют дурака. - Друзья, вы только подумайте - чем мы занимаемся! - смеялся я. - Ничего особенного, впадаем в детство, - отвечали "актеры". Я понимал, что наши репетиции были своеобразной отдушиной после дневных трудов. И еще - способом самовыражения и ощущением собственной востребованности, а это очень немало для каждого человека. Поэтому, когда ребята предложили устраивать театрализованные представления и на Новый Год, я согласился, хотя абсолютно не представлял, как будем выкраивать время для дополнительных репетиций. Договорились, что к Новому Году каждое отделение готовит свое выступление на одну и ту же тему. А чье отделение выступит лучше, будут решать Дед-Мороз и Снегурочка. Темы придумывались тут же: "Народное образование", "Ах, любовь!" или совсем просто - "Однажды..." И снова авторы садятся за сценарии, но теперь уже Сережа Паршин пишет для своего отделения, я - для своего, а в других отделениях сочиняют совместно. Мы находили поляну с пушистой елочкой, украшали ее, а после праздничного ужина громко звали к костру дедушку Мороза. Он появлялся со Снегурочкой, требовал хороводов, стишков и детских песен. Взрослые люди водили хороводы и самозабвенно пели "В лесу родилась елочка..." Все получали подарки, и дед-Мороз вызывал отделения на сцену... Главный редактор туристской газеты "Вольный ветер" Сергей Минделевич всегда приходил на наши лесные праздники, а потом начал приводить с собой телевизионщиков. Ребятам не слишком нравились снующие между ними операторы, разрывавшие ночь слепящим светом прожектора, но свои выступления на экране они смотрели с удовольствием. Я хорошо знал Минделевича, знал его строгий подход к выбору газетных материалов и телесюжетов. Если уж он завозил в лес телекоманду и по-доброму, с юмором написал о Вэ-Яках в своей книге, значит, полагал я, наши дела могут кого-то интересовать. А дела наши не иссякали. После первого года моей работы в колледже, вернувшись с Памира, соорудили мы стенную газету. На обычном ватманском листе она не уместилась, мы добавили еще один, и под рассказом об отдыхе в абрикосовом саду нарисовали дерево и на ниточках развесили на нем урюк и курагу. Под деревом крупно вывели: "Это можно срывать и есть!" Вечером мы заменяли сорванные ягоды новыми, так что дерево плодоносило постоянно. Не знаю, что больше привлекало студенток - фотографии снежных вершин или возможность полакомиться, но возле газеты все время толпился народ. Еще несколько лет мы ограничивались двумя ватманскими листами, а потом размахнулись и начали выпускать газету длиной в вестибюль, этак метров в 20-25. Первые несколько дней к газете трудно было пробиться, а ко мне зачастили студентки с просьбами принять их в туристскую группу. Делали газету недели две. Участники горного путешествия приносили заметки, литературная группа их правила и перепечатывала на машинке. Тут же несколько студенток макетировали и разрисовывали листы. Но рядом с занятыми серьезной работой всегда собиралась кучка бездельников, приходящих, как они уверяли, проследить, чтобы все было на уровне. Я давно уже не удивлялся незваным гостям, понимая, что люди приходят лишний раз пообщаться друг с другом. И неважно, что они виделись только вчера на репетиции или на тренировке. Нити дружеских ( и не только дружеских!) симпатий прочно связывали Вэ-Яков, и мне казалось, что это весомей всех наших многочисленных затей. Хотя занимайся мы одним только туризмом, уровень отношений между ребятами был бы значительно ниже и, скорее всего, не выходил бы за деловые рамки. Поэтому я радовался каждому, заглядывавшему к нам без видимых причин. Правда, долго лоботрясничать никому не давали: одних девушки приспосабливали что-нибудь вырезать и наклеивать, других я отправлял в туристскую кладовую наводить порядок или чинить примуса, а старшие обсуждали текущие дела или колдовали над картами летнего путешествия... Мы жили в плотно спрессованном времени, и каждое предложение ребят затеять что-то еще приводило меня в тайный трепет. Но тут приспело по-настоящему нужное дело. Студентки колледжа начали жаловаться, что ближе к зиме родители перестают отпускать их в походы. В школе таких проблем не возникало: мамы и папы хорошо знали меня, а провожая малышей, видели, что идут они в окружении взрослых, стало быть, нечего волноваться. Но в колледж родители не заглядывали, а телефонные переговоры не всегда помогали. Кроме того, надо было познакомиться с родителями студенток, подробно рассказать, чем мы занимаемся, посоветовать, как лучше экипировать девушек к зиме. И конечно, настроить на летнее путешествие, которое в доперестроечные времена требовало хотя и не чрезмерных, но все-таки затрат. Тогда и возникла идея устроить вечер знакомства родителей с группой. Готовились к вечеру серьезно - ведь от того, как нас примут родители, будет зависеть туристская судьба новичков. Мы выставили в спортивном зале фотостенды и альбомы из наших запасников, расставили столы с домашними выпечками и притащили из столовой огромный самовар. Родителей встречали у входа. Я знакомился с каждым и предлагал осмотреть выставку. Экскурсоводами мы поставили не только ветеранов группы, но и студенток колледжа, побывавших в горах - пусть родители побеседуют с ними и убедятся, что ничего страшного с девушками не случилось. Мы приглашаем рассаживаться, и я отмечаю про себя, что родители уже перезнакомились и что едва заметное недоверие, с которым они входили в зал, сменяется удивлением от всего увиденного. Безусловно, стенды с фотографиями подмосковных походов и горных путешествий произвели впечатление, но главное - гости успели пообщаться с нашими ветеранами и с родителями студенток, уже прочно обосновавшихся в группе. Поэтому налаживать контакты не требовалось. Мы с Людмилой Яковлевной коротко рассказали о группе, и вечер покатился по намеченной колее. Я предупредил выступающих, чтобы они не очень налегали на воспоминания о походах - это мало интересует родителей; лучше говорить о познавательной стороне путешествий, о нашей культурной программе и об отношении к новичкам. Родители одобрительно кивают и оживленно перешептываются. Выступления чередуются с песнями, с показом слайдов и с фрагментами из наших кинофильмов. Как-то незаметно мы отошли от намеченного сценария: родители не выдержали и начали задавать вопросы, а желающих отвечать на них было столько, что ведущая спрятала свою бумажку - делайте что хотите! - Все, о чем мы услышали, настолько увлекательно, что хочется самой прийти в вашу группу, - сказала мама одной из студенток. - Но мы прежде всего беспокоимся о здоровье своих детей. Не замерзнут ли они ночуя в зимнем лесу, да еще без палаток? Мы взрослые люди и хорошо понимаем, какие могут быть последствия для девушек от переохлаждения. - У меня дочка с двух лет в походах, - рассмеялась преподовательница математики Вера Михайловна. - И ничего, пока - тьфу-тьфу - не болеет. - А полезно ли девушкам носить тяжелые рюкзаки в горах? Это ведь тоже вопрос здоровья. Я и наш профессиональный врач рассказываем о допустимых нагрузках и заверяем, что за двадцать с лишним лет в группе ни одного заболевания, связанного с перенапряжением, не было. - Позвольте, я скажу, - врывается в разговор мама двоих наших туристов. - Я работала с Виктором Яковлевичем еще в интернате, ходила с ним на Кавказ. Потом мы расстались надолго, а когда мои дети подросли, сама привела их в группу. И вместе с ними хожу в походы. Не в горы, конечно - здоровье и набранный вес не позволяют, - но под Москвой хожу. И сплю на снегу. Так что заверяю вас - ни о чем не беспокойтесь. А как учительница добавлю: группа даст вашим девочкам столько хорошего в плане знаний и поведения, сколько они нигде не получат! Пропела незапланированные дифирамбы группе и преподавательница психологии Александра Марсовна - слушать ее было одно удовольствие, но мне все-таки пришлось сгладить преувеличенные оценки наших восторженных апологетов и перевести разговор на более прозаические вещи: на приобретение личного снаряжения для девушек и на неминуемые расходы, подрывающие семейный бюджет. После таких вечеров студенток отпускали в походы безотказно. Все чаще новички приходили с какими-нибудь обновками: горными ботинками, утепленными спортивными костюмами или с рюкзаками и спальными ковриками, хотя все необходимое, кроме личных носильных вещей, им выдавалось. К этому времени мы были достаточно богаты: ледорубов, кошек, альпинистских веревок, крючьев и всякого рода приспособлений для спусков хватало с избытком на всех. Горное снаряжение приобреталось за счет нашей общественной кассы, пополняемой остатками денег от подмосковных походов и ежегодными взносами. Те немногие, у кого наши поборы вызывали затруднение, откладывали выплату на далекое будущее, и бывало, в походы приходили люди, давно покинувшие группу, и приносили крупные суммы, напоминая, что в таком-то году они ходили в горы бесплатно или не смогли сдать установленный взнос. Конечно, иметь собственный рюкзак улучшенной конструкции или собственный спальный мешок на пуху удобней, чем пользоваться подержанными вещами из кладовой. И то, что родители студенток старались по мере возможности обеспечить их всем необходимым, говорило о том, что наша группа принята в семьях новичков. Любопытно, что родители, побывав на одном вечере знакомства, приходили и на остальные, и теперь уже сами рассказывали о благотворном влиянии группы на своих детей. Мне казалось, что никаких мероприятий больше не нужно - школьники и студенты должны прежде всего учиться. Но "старички" думали иначе. - Давайте организуем для студентов всего колледжа вечер памяти Сергея Есенина, - предложили они. - Зачем? - По трем причинам. Во-первых, выступим сами и привлечем к выступлению новичков. Это полезно? Полезно. Во-вторых, в группу непременно придут несколько слушателей, что тоже не помешает. И в-третьих, будет лишний повод собраться для репетиций. Мы знаем, вы против, но мы - за. - Предупреждаю - я к этому вечеру никакого касательства иметь не буду. - И не надо. Мы все сделаем сами. Вы только просмотрите сценарий и поможете на двух последних репетициях. - Ну, знаете! - Вот и договорились, - довольно говорили мои мучители. Прошел есенинский вечер, и "старички" снова подбираются ко мне: - Оля подготовила очень интересный рассказ о дымковской игрушке. Соберем группу? - А в походе нельзя? - Нельзя. Там Борисов что-то о бардах готовит. Я уже был доволен тем, что такие вечера проводились не слишком часто - один-два раза в учебном году. Тематика разнообразнейшая: творчество Шпаликова и Кюхельбекера, зарождение импрессионизма и раннее христианство... А когда пыл "старичков" начал угасать, ко мне подошли студентки колледжа: - Мы хотим провести пастернаковский вечер. Только он камерный, и лучше собраться на квартире. - Опять у меня?! - У вас нет пианино. Соберемся у Марины. Только все не поместимся, мы хотим собрать одних "старичков". Композицию составила выпускница колледжа, она и репетировала с девочками. Пожалуй, это был один из лучших наших домашних вечеров... Но и этого мало. После каждой поездки в Крым и после летнего путешествия надо собраться для просмотра слайдов и кинофильмов. - На этом все? - спрашиваю. - Два месяца тишины гарантируем, - обещают ветераны. А потом я узнаю, что фотофанатик собирает у себя дома желающих и показывает им слайды прошлых лет. Все годы я вел безуспешную борьбу против незапланированных сборов. Но так получалось, что причины собраться были самые уважительные. Уходит юноша в аримию. Надо проводить? Надо. Приезжают из других городов Вэ-Яки. Надо встретиться? Безусловно. У кого-то ремонт квартиры, кто-то перезжает в новую. Надо помочь? А как же! Однажды один из ветеранов сказал, что не сможет поехать на Памир - будет все лето достраивать дачу. - Какие проблемы! Материал весь завезен? - Весь. И человек сорок ночуют возле дачи, а к вечеру следующего дня работа закончена. Почти еженедельно что-нибудь да подвертывается. Я возмущаюсь, а ребята довольны: можно лишний раз встретиться. Ну как отказать в просьбе Людмилы Яковлевны собрать сливы на участке и провести текущий ремонт постаревшей двухэтажки? Приезжаем, работаем, а вечером - песни, стихи, гитара и скрипка. Хорошо! Едва перевели дух, приходят выпускницы колледжа: - Через два дня открываем новое здание детского сада, а там еще ничего не готово. И группа собирается вечером в детском саду: навешивает гардины и люстры, сверлит, строгает - получайте свой детский сад! Теперь, вспоминая с ветеранами прошлые времена, удивляемся - как мы все успевали. И в театры ходили, и на выставки, и в музеи. А еще были у нас пешие экскурсии по Москве. Проводил их инженер-строитель, знаток архитектуры и любитель московской старины. Сколько ни просил его следить за временем - напрасно! Меньше, чем в четыре часа, наш гид не укладывался. Таскал он нас по городу в будни. На следующий день - учеба, работа, надо бы по домам. Но ребята не торопятся: впереди ночь, успеем позаниматься. Вроде все по горло загружены, девушки жалуются, что на свидания не ходят - но стоит только объявить какой-нибудь сбор, как собирается не меньше половины группы. Но ведь у нас не клуб развлечений. Прежде всего, мы - горные туристы. А там, на высоте, неподготовленным людям делать нечего. Значит, надо набираться сил и опыта. Два раза в месяц группа в подмосковных походах. Каждый должен пройти за сезон не меньше 120 километров - это одно из уловий участия в летнем путешествии. В оставшиеся воскресные дни - беговые тренировки или занятия по горовосходительной технике на снежных склонах. Но что такое бег два раза в месяц? Ерунда. Пользы от него никакой. И мы требуем, чтобы все бегали ежедневно по 20-30 минут. А на воскресных тренировках сопоставляли свою подготовку с группой сильнейших. Собирались мы в лесной зоне Измайловского парка, переодевались в домике у пруда - и начиналось! Я постоянно менял форму занятий. В одно воскресенье - бег по пересеченной местности, ускорения на затяжных подъемах, бег в горку с партнерами на плечах, бег по глубокому снегу... В другой раз - спокойная пробежка на 7-10 километров, прекрасная возможность расслабиться и пообщаться. Такие неторопливые пробежки особенно нравились девушкам. Едва встретившись у входа в парк, они спрашивали с надеждой: - Сегодня семерку бежим? - Да нет, не больше пяти километров. - Ну все, - обреченно говорили девушки, догадываясь, что будут ускоряться, прыгать и переносить друг друга. - Ну все, теперь главное - своим ходом до метро добраться. - Не беспокойтесь, донесем! - смеялись их верные рыцари. Раз в два месяца пробегали на выбор 7 или 14 километров, стараясь показать лучшее время, на которое каждый способен. Зимой бегали в легких спортивных костюмах и, разогревшись, обвязывали куртки вокруг себя. Девушки просили не бежать по кромке леса вдоль шоссе, резонно указывая на возможность дорожно-транспортных происшествий: шоферы вывертывали головы, заглядываясь на вереницу красавиц в футболках. После бега - занятия на тренажерах, а те, кто посмелее, прыгали за мной в прорубь. Бывшая студентка колледжа как-то рассказала мне о своей первой тренировке. - Пришла я в группу на первом курсе, в пятнадцать лет. Глупая была до ужаса. Даже думала, что Вэ-Яки - это название какой-то горы. Еще в школе немного занималась легкой атлетикой и вообще была одной из сильнейших на физкультуре. Так что беготни не боялась. Вы провели разминку и вывели нас на старт семи километров. Смотрю на девушек - есть спортивные по фигуре, а есть и пышненькие. Но, вроде, никто не волнуется. А я - легонькая, стройная - что мне беспокоится? Правда, семь километров никогда не бегала, но раз все бегут, и я смогу. Тут вы говорите: "Сильнейшие строятся впереди, а дистрофики рядом со мной, стариком, чтобы под ногами не путались". Я, конечно, вперед вышла - какой же я дистрофик? Первый километр пробежала нормально, а потом чувствую - не могу больше. И самое обидное - те девушки, которых надеялась обогнать, уже далеко впереди, а меня дистрофики обходят. Догоняет меня командир группы, такая же стройная и симпатичная, как я. - Давай, - говорит, - бежать вместе. И не торопись, до финиша еще вон сколько. Бегу и на трассе разметки считаю. На третьем километре командир убежала вперед. Оглядываюсь: сзади только вы и трое девчонок, по-моему, тоже новички. Ну, думаю, хоть не последняя, и то хорошо. Тех, кто впереди, уже не видно. Поднапряглась я, чтобы хоть немного к ним подтянуться, а вы догоняете и спрашиваете, что это я так медленно бегу, не случилось ли чего. Я чуть не реву, но говорю, что все в порядке. А вы говорите: "Ну, раз в порядке, я вперед сбегаю, подгоню отстающих и за вами вернусь". Вы нас даже за отстающих не считали! Действительно - дистрофики. Вот с тех пор я и начала тренироваться самостоятельно. Десять лет прошло, а все бегаю. И знаете, как новичкам сочувствую! Большинство новичков были настолько ошарашены своей неподготовленностью на первых тренировках, что, скорее всего, ущли из группы, если бы не все наши остальные дела. Да и ветераны ободряли отстающих, говорили, что все наладится, надо только немного потерпеть. Ну и, конечно, самим не лениться. Изредка мы устраивали соревнования в часовом беге - кто дальше убежит за это время, - или бежали лесными тропками двенадцать километров до загородного озера, купались и трусили обратно. Как раз на такой забег и попали впервые преподаватели колледжа Александра Марсовна и Николай Николаевич. На другой день я прикнопил в учительской сообщение об их подвиге. Но герои не выходили из своих кабинетов, а когда после занятий надо было спуститься на первый этаж, перемещали себя приставными шажками, держась обеими руками за перила. Через пару лет Николай Николаевич бегал уже среди сильнейших, а Марсовна пришла ко мне на урок и, ради интереса, сдавала вместе с четверокурсницами контрольные нормативы в беге на 7 километров. И показала второй результат, отстав от нашей туристки метров на пять... Длительный бег привлекал женскую часть группы не только спортивной стороной. Наша математичка, Вера Михайловна, после того как мы вернулись с Памира и пришли в колледж, удивленно спросила меня, почему с ней никто не здоровается. - Как так, не здоровается? - Не знаю. Проходят мимо, словно не узнают... Я расмеялся: - А ведь действительно не узнают! Ты же за отпуск набегалась, а потом еще горы. Смотри, какая ты загорелая, стройная! На сколько ты похудела? - На 16 килограммов... - Так чего же ты хочешь?! Я остановил проходившую мимо преподавательницу: - Не узнаете? - Кого? - преподавательница посмотрела на стоявшую рядом женщину и ахнула: - Ой, Вера!.. На Веру Михайловну начали приходить смотреть как на диковинный экспонат, а на воскресные тренировки зачастили девушки, не занимающиеся туризмом... Однажды я предложил отметить проводы старого года марафонским забегом по нашей кольцевой семикилометровой трассе, а на следующее утро встретить новый год неторопливой пробежкой. Большинство отказалось, сославшись на подготовку к семейному празднику, но человек десять пообещали прийти... если смогут. В назначенный час я встретил только одну девушку, учительницу загородной школы. Подождали, как у нас принято, две минуты - никого нет. - Что будем делать? - спрашиваю. - Бежать, конечно. Не зря же я в электричке тряслась. Намотали мы шесть кругов, окунулись в прорубь и поздравили друг друга с наступающим. Над увильнувшими от марафона снисходительно посмеялись, они оправдывались, что никак не могли придти, а мы им: знаем, знаем - встреча Нового Года, какие уж тут забеги! - Ах так, - сказали ребята. - Мы вам докажем! У Саши в воскресенье день рождения, 26 лет исполняется. А дача его - мы замерили по карте - в 26-ти километрах от выезда из Москвы. Назначайте 26 человек для гостевого забега, остальные электричкой доберутся. Увидите - мы не трусы. Мы просто испугались. И мы бежим на день рождения, отправив парадные костюмы машиной. Рядом со "старичками" бегут девушки из колледжа, которым год назад в самых кощмарных снах не могло привидеться такое... Но одного бега для встречи с горами маловато. Поэтому раз в неделю мы собираемся в спортивном зале для трехчасовых занятий. Здесь уже работа с набивными мячами, гантелями и штангой, прыжки через скакалку, акробатика и различные эстафеты. Когда начинался любимый всеми волейбол, я уводил новичков в раздевалку и обучал вязке узлов на альпинистких веревках, чтобы не тратить на это время в Крыму. Девушки осваивали способы страховки при помощи карабинов и других приспособлений, натягивали веревки для переправ через реки, ходили по коридору в связках... Относились к этой науке новички серьезно и в учебные дни на переменах бежали ко мне продемонстрировать разученные накануне узлы. При такой подготовке наши туристки значительно превосходили студенток колледжа в длительном беге. На своих уроках, когда мы бежали вдоль лесистых склонов, я давал команду: "Туристы, в горку!" И девчонки бежали серпантином вверх-вниз, не отставая от студенток, трусивших по ровной тропе. Часто преподаватели физкультуры, начиная урок, отпускали вэ-ячек тренироваться самостоятельно, так как учебные нагрузки были для них слишком малы. Как мне рассказывали выпускницы, так же поступали и преподаватели пединститута, где девушки завершали образование. Раза два-три за зиму мы выезжаем тренироваться на снежных склонах. Здесь создаются временные отделения, работающие по своим программам. Возраст не учитывается - все определяет техническая подготовка туриста, поэтому в каждом отделении есть школьники и взрослые люди. "Старички" поднимаются или спускаются по самым крутым местам, имитируют срывы и зависают на веревках. Второе отделение занимается тем же, но на более пологих участках. А новички учатся владеть ледорубом и простейшими способами подъемов и спусков с использованием веревки. Вывалянные в снегу, с намокшими рукавицами, девчонки бежали в шатер отогреваться у раскочегаренных до предела примусов. - Неужели все это будет в горах? - спрашивали они, выбивая дробь зубами. - Ну, не все сразу и не в один день, но с чем-то обязательно встретитесь. Так что - геть на занятия! - выпроваживали новичков из шатра неумолимые инструктора. А после тренировки - костер, бутерброды и крепчайший чай. И уже не страшен мороз, и уже идут разговоры о майской поездке в Крым и о памирском маршруте, который будет совсем-совсем скоро... Крымские сборы К майским учебно-тренировочным сборам по скалолазанию в Крыму мы начинаем готовиться в марте. Хотя все давно уже отработано- надо только поднять наши памятки, но дел хватает, а спешки мы не любим. Проще всего сформировать отделения: одно-два для новичков, группа средней подготовленности и "старички". Сложнее с продуктами и отбором снаряжения. Продуктами я давно не занимаюсь - это дело Людмилы Яковлевны или Александры Марсовны, которых постепенно оттесняют от кормушки студентки колледжа. Составляется меню на каждый день, участникам поездки раздаются списки закупок с учетом дежурств их отделений. Продукты пакуются в картонные ящики, обернутые полиэтиленовой пленкой. Внутрь кладется меню, чтобы повора ежедневно не донимали завпрода вопросами, что из этого добра надо готовить. На каждом ящике указывается дата вскрытия и фамилия ответственного за его транспортировку - теперь ни один ящик при переездах не потеряется. Завхоз со своими помощниками отбирает нужное количество тентов и палаток, ребята устанавливают их во дворе колледжа и просматривают где и что требуется подправить. Ремонтники проверяют примуса и запаивают в большие консервные банки бензин. Все участки работ контролирует командир группы, но больше всего его волнует жилустройство туристов. Разведешь подружек по разным тентам - обидятся. А кому это нужно? И начинается тихий опрос - кого с кем желательно поселить. Конечно, командир знает взаимные симпатии, но в тенте шесть мест, и две микрогруппы по четыре и три человека в нем не поместятся. Кого-то надо перемещать. Но кого? Командир терзает меня при каждой встрече, донимает поздними звонками, предагает варианты. Я понимаю всю глобальность проблемы и договариваюсь с несколькими "старичками" пожертвовать личными интересами ради общего спокойствия. Заодно приношу в жертву и себя. Но это для проформы: в моем тенте постоянный комлект девчонок и все представляют, какой поднимется визг, если посмеют тронуть хотя бы одну. Перетасовка тянется долго, а ведь от нее зависит распределение дежурств, подбор стыкующихся спальных мешков и склеивание хозяевами тентов пленок для накрывания крыши во время дождя. Пока решаются хозяйственные и организационные вопросы, я работаю с инструкторами. Инструктора составляют планы занятий на каждый день с указанием их длительности и необходимого снаряжения. Моя задача - проследить за постепенным нарастанием сложности занятий и не дать инструкторам схитрить, подменяя нудное прохождение П-образных скальных маршрутов по веревочным перилам, эффектными спусками с отвесных стен. Кроме того, надо сопоставить планы, чтобы на одном учебном полигоне не сошлись два отделения. Без споров, конечно, не обходится: каждый инструктор отвоевывает для себя давно облюбованные места, и я терпеливо жду, пока взрослые люди не накричатся. Еще я отвечаю за составление "Культурной программы". В горах мы живем неделю. Значит, должны подготовить шесть интересных выступлений у костра - последний вечер отводится на итоговое собрание. Обычно выступления готовят "старички". Мы обсуждаем кто в чем силен, я только прошу избегать "борисовщины" - наш Придворняжный поэт Володя Борисов может увлечься и проговорить до утра как это бывало на Памире и на Селигере. "Культурная программа" - составная часть вечернего костра. После ужина мы беседуем, поем, я читаю стихи, прозу или сцены из спектаклей, но то, что включено в план, конечно, держу в запасе. Затем выступают "старички". Тематика разнообразнейшая: "Я - будущий педагог" "Осип Мендельштам" "Конфликты и их ликвидация" "Малоизвестные страницы истории Красной Армии" "Любовная лирика. От Пушкина до Ахматовой" "Ответственность - что это такое?" Преподаватель Николай Николаевич зарезервировал постоянную тему: "Над головой - звездное небо". Студентки колледжа, порадовавшие нас домашним пастернаковским вечером, захотели выступить и в Крыму. Теперь они подготовили композицию из песен Вероники Долиной, а в другой раз - из стихов Роберта Бернса. Так что искать желающих самовыразиться не приходилось. Бывало, и нередко, что после запланированного выступления кто-нибудь требовал выслушать и его: - У меня скоро защита диссертации, - заявляет будущий кандидат и доцент. - Сейчас я коротко расскажу суть исследования. Это вроде как апробация моего выступления на ученом совете. Тема прелюбопытнейшая - математическая статистика. Да не волнуйтесь вы! - оборывает он протестующих девчат. - Я же знаю, с кем имею дело, и снизойду до вашего примитивного уровня. Он профессорски поднимает палец, и скоро смешки прекращаются: никто не предполагал, что об очень далекой от нас проблеме можно рассказывать столь доступно и увлекательно. Когда вся подготовка к отъезду закончена, мы собираемся в спортзале и я провожу беседу об опасностях в горах. Провожу, в первую очередь, для новичков - ветеранам все это навязло в зубах, поэтому они дополняют меня, вспоминая редкие случаи из прошлых путешествий, когда чьи-то необдуманные действия создавали аварийную ситуацию. На вокзале дежурный командир первого дня - а он у нас не меняется, наверное уже лет десять, - выдает каждому талончик с указанием места в поезде. И здесь тоже учитываются взаимные симпатии туристов. Я абсолютно убежден, что такая тщательная подготовка во многом определяет успех наших учебно-тренировочных сборов. Возможно, она покажется не в меру педантичной - все можно сделать проще и скорее. Но не оберни ящики с продуктами пленкой, они расползутся при дожде как было однажды. Упакуй в одни ящики крупы, в другие консервы, в третьи сахар - опять масса неудобств. Можно отказаться от "Культурной программы", но это уже не тот вечерний костер. А размещение в тентах и в поезде? Все эти мелочи создают ту определенность, при которой можно спокойно заниматься тем, ради чего мы и выезжаем в Крым - подготовкой к летнему путешествию. Совместные дела обеспечивают сплоченность группы и уберегают от возможных конфликтов, которые вспыхивают, когда люди не знают где и что лежит, не сдают во-время снаряжение и не имеют понятия о тренировочных планах на каждый день. Хотя поездка в Крым организуется на майские праздники, но несколько учебных дней мы все же захватываем. Это не вызывет восторгов у администрации колледжа: скоро же сессия! А я еще и нескольких преподователей забираю! Я выслушиваю мнение директора об очередной авантюре, соглашаюсь, что нарушаю учебный процесс,.. и прошу изыскать средства для оплаты поездки студенток. Директор молча и выразительно смотрит на меня, давая понять, что твердо знает, какая больница по мне плачет, но приказ о награждении студенток дополнительной стипендией за активную туристскую работу подписывает. Теперь девушки обходят своих преподавателей и получают от каждого письменное разрешение на поездку. Меня радует, что за все годы ни одну студентку не отлучили от Крыма за неуспеваемость: большинство из них были твердыми хорошистами и отличниками. Свой лагерь мы устанавливаем под хребтом Демерджи, как раз в том месте, где снимались сцены из телефильма "Сердца трех". На поляну от шоссе ведет довольно крутая тропа. Мы заносим наверх рюкзаки, освобождаем их от вещей и спускаемся за ящиками. У новичков уже от первого подъема глаза лезут на лоб, и ветераны успокаивают девчат: через пару дней будете прыгать туда-сюда как козочки. Второй заход для новичков, как правило, последний - они валятся на землю и тихо постанывают. А старожилы спускаются за ящиками и в третий, и в четвертый раз... Мне всегда интересно наблюдать за новичками. Вот они задирают головы и смотрят на гребень хребта: - Неужели туда полезем?! - Завтра же, - говорю я. - Да ни в жизнь! Лучше застрелите. - Оружия нет. Мы вас альпенштоками прибьем, - обещают ветераны. Я знаю, что первые занятия будут самыми трудными для новичков. Кое-чему они научились на тренировках до выезда в Крым, но здесь все по другому: и нагромождение камней на склонах хребта, и высота. Здесь есть куда падать, здесь уже не по нарошке, и страх девчонок перед завтрашним восхождением мне понятен. Но я знаю как научить побеждать страх, и знаю, что через несколько дней новички будут с улыбкой смотреть на свой первый горный маршрут, не понимая, что там пугало их. Это преображение людей, поверивших в свои силы, самое интересное для меня на занятиях. Поэтому я давно уже работаю с отделением новичков, не сомневаясь, что остальных инструктора обучат лучше, чем я, подходящий к пенсионным годам. Мы устанавливаем лагерь и развешиваем нашу "канцелярию" - режим дня, списки отделений, списки дежурств, планы занятий, "Культурную программу" и меню на каждый день. Над центральным тентом укрепляется голубой штандарт с нашей эмблемой и рядом - щит, утащенный с какой-то заброшенной стройки: "Работай в каске!" Во второй половине дня новички поднимаются на пригорок недалеко от лагеря, и я рассказываю об истории и географии Крыма, показываю, в какой стороне находятся Ялта и Севастополь, где Алушта и Феодосия. Мы рассматриваем хребет Демерджи. Новичкам трудно поверить, что в давние времена все это было морским дном. Но я поднимаю мелкие ракушечки и девушки удивленно ахают - ведь море от нас больше, чем на полкилометра внизу. Я указываю на видные с пригорка крупные выходы скал: это - Кузнец, это - Мария, а вон там, на восточной оконечности хребта - Екатерина. Теперь новички хорошо представляют где мы расположились, и не будут отвечать на вопрос о месте проведения сборов неопределенной фразой - в Крыму. С утра начинаются рабочие будни. Распорядок дня выдерживается строго. В 7.00 - подъем, и ровно через 8 минут - выход на зарядку. Опоздавших практически не бывет. И не потому, что за опоздание - чистка кастрюль. Просто ребята привыкли к точности, и если договорились проводить зарядку в 7.08, то это в 7.08, и ни минутой позже. После завтрака есть немного свободного времени. Инструктора получают у ответственного за снаряжение все необходимое для занятий, и ровно в десять отделения выстраиваются для сдачи рапорта дежурному командиру. Когда мы только начали вводить рапорта, взрослые ворчали: зачем это нужно, игра какая-то. Приходилось убеждать, что сдача рапорта это не только показатель готовности к занятиям, но, прежде всего, учет людей. И без такого учета вполне возможно кого-нибудь не привести с тренировки. Хватимся мы человека только за ужином, пойди ищи его теперь в темноте. Ветераны слушали меня и ухмылялись. И ухмылялись до тех пор, пока не вернулись в лагерь без одного новичка. Теперь ритуал выхода на занятия никого не удивляет. Инструктора рапортуют о количестве человек, идущих в горы, и контрольных сроках возвращения. Дежком делает запись в специальной тетради, и инструктора расписывются в ней. Нарушать сроки возвращения в лагерь запрещено. Если инструктор видит, что тренировка затягивается, он извещает об этом дежкома по рации или с нарочным. Придя с занятий, отделение снова выстраивается для рапорта, а дежком по своей тетради сверяет наличный состав. Если в строю не хватает человека, рапорт не принимается, и никакие крики, что вон отсутствующий появился на тропе или возится у палатки на дежкома не действуют: отделение должно стоять в полном составе, и нечего тут базарить! Слышал однажды как идущая в строю девочка сказала подруге: - Пойдем сбросим рюкзаки у палатки. - Ты что? Сначала сдадимся. Отрапортовав, отделение идет сдавать снаряжение. И хотя все пересчитано перед спуском в лагерь, споры с принимающими все же бывают. - Карабин не той марки, - говорит ответственная. - Я выдала "Ибрис", а ты мне " Бобика" суешь. - Какая разница, - возмущается инструктор. - Мы со вторым отделением поменялись. Они и сдадут. - Вот как поменялись, так и разменяйтесь. Отходи в сторону. Как-то я не смог вытащить заколоченный в скальную трещину крюк. Обещаю, что завтра непременно достану его. - Ну, да, - говорит ответственная. - Сегодня вы - "завтра", потом еще кто-нибудь. Не принимаю снаряжения и все. Или приносите крюк, или пишите акт на списание. Научил на свою голову. Пришлось снова лезть в гору и выколачивать железку. Учет людей целиком лежит на дежкоме. Линеек мы не проводим, поэтому договорились, что даже выход в свободное время за условную территорию лагеря разрешается только дежурным командиром, который отмечает куда и на сколько идешь. Понятно, что можно уйти и не отметившись - никто же за тобой не следит. Ну, собрались ребята на ручей всполоснуться после тренировки , так ведь самостоятельные люди, вернутся засветло. Ну, пошли подружки прогуляться под звездным небом к развалинам крепости, что в двухстах метрах от лагеря - какая беда? Дежком и внимания не обратит. Но наша дисциплина построена не на запретах, а на понимаемой всеми необходимости. И подходят взрослые люди к пятнадцатилетней девчонке предупредить, что пройдутся вон по той дороге вдоль хребта, а вернувшись, снова отмечаются у нее. Я не раз рассказывал ребятам к чему может привести слишком вольное поведение в горах, и однажды они сами убедились в этом. Сидим мы у нашего костерка, обсуждаем тренировочный день. И тут кто-то заметил вдалеке и высоко на склоне мигающий свет фонарика. Да еще в месте, объявленном запретным для занятий из-за мелкой скользящей осыпи и летящих сверху камней. На сигнал бедствия - шесть миганий в минуту - вроде не похоже, но мы все-таки пошли вдоль хребта узнать, что происходит и не нужна ли помощь. Помощь оказалась нужна. Под хребтом остановилась большая группа харьковских старшеклассников. Ближе к вечеру трое парней отпросились погулять. Контрольного срока возвращения им не дали, и парни, нагулявшись, полезли в гору. Ночь накрыла школьников на приличной высоте, а о том, что спуск сложнее подъема они не подозревали. Прихватив фонарик, на помощь полезли двое сопровождавших группу мужчин, и тоже застряли в каменном хаосе. Пока я прикидывал как лучше организовать спасательные работы, Николай Николаевич выхватил у кого-то из наших фонарик и с криком: "Сейчас я им покажу небо в алмазах!" запрыгал по камням. Минут через десять мы услышали как он преподает наверху основы скалолазания... Ко мне подошла руководительница школьников. - Ведь я говорила им, чтобы никуда не лазали, - оправдывалась она. - Вчера тоже ушли без разрешения. Они же самые старшие... Хорошие ребята, но уж очень неорганизованные. Вы их поругайте, пожалуйста. Руководительница долго рассказывала как ей трудно со школьниками, и что лучше поскорее домой. - А что вы делаете, когда у вас без разрешения уходят в горы? - неожиданно спросила она. - У нас не уходят. - А как вы поддерживаете дисциплину? Коллега пыталась выпытать секрет особых наказаний, может быть, даже с горной спецификой, но я только пожал плечами. Из-за близких скал засветились фонарики и через кусты к нам продрался Николай Николаевич. Он еще не остыл от спуска, злился и посасывал кровоточащую ладонь. - Получайте своих оболтусов, - сказал он. - Ничего с ними не сделалось, а могли бы и в ящик сыграть! Мы высказали ночным путешественникам и всей харьковской группе все, что положено говорить в таких случаях, и пригласили на завтрашние занятия. Утром школьники пришли в наш лагерь. Им выдали снаряжение и построили для сдачи рапорта. Руководительница и двое мужчин отошли в сторонку. - Вы не идете на занятия? - спросила дежком. - Идем, - сказали мужчины. - Тогда встаньте в строй. Александра Марсовна сдала рапорт и вместе с Верой Михайловной и еще одним нашим туристом повела новое отделение в горы. - Намучаетесь вы с ними, - вздохнула руководительница. - Это такие дети... - Нормальные дети, - откликнулся Николай Николаевич. - Как они у вас вообще не разбежались от безделия! К вечеру отделение вернулось, только что не повизгивая от восторга. Претензий ни к кому не было, а несколько мальчишек даже помогали инструкторам на страховке. После ужина харьковчане собрались у нашего костра. Мы им свои стихи и песни, они нам - свои. Нормальные дети. Педагогический чертенок, видимо, крепко засел во мне. Следующим вечером я пытался повернуть разговор на случай в харьковской группе, но даже новички смотрели на меня как-то странно, будто я растолковывал, что дважды два - четыре или колесо - круглое. Уйти из лагеря без контрольного срока возвращения или нарушить контрольный срок представлялось всем настолько немыслимым, что обсуждению не подлежало. Несколькими днями раньше небольшая группа была отпущена в Алушту. Вера Михайловна с ребятами, вернувшись в лагерь, сказала, что двое девочек-новичков где-то в городе отстали от них и, видимо, приедут следующим автобусом. Мы уже начали беспокоится: контрольный срок истекал, а пятнадцатилетних туристок даже на тропе не видно. Кто-то предложил сбегать вниз на шоссе, посмотреть, когда следующий рейс, но тут девочки спустились с заросшего кустами холма. - Откуда вы? - удивился дежурный командир. - Заблудились, что ли? - Не заблудились... - А на чем приехали? - приступила к девочкам Вера Михайловна, которую я успел уже отругать. - Как вы сюда добрались? Автобус только через два часа будет. На попутках что ли? - Не на попутках... - А на чем же тогда? И девочки рассказали, что потерявшись, не заметили как растратили все свои деньги. Особо они не волновались, решив встретиться с товарищами у автобусной станции. Никого они не встретили, а время шло. И тогда девочки побежали в лагерь напрямик, через холмы и овраги, держа направление на хребет Демерджи. Где пешком, где трусцой - а это от моря, по нашим прикидкам, не меньше пятнадцати километров. - Главное - ведь мы не опоздали, - сказали девочки. - Не опоздали, - согласился дежурный командир. Он сделал пометку в тетради и пошел по своим делам. "Старички" начали расспрашивать девочек о дороге - может быть, так удобней спускаться к морю, чем ждать редких автобусов. И никто не удивлялся их пробежке - контрольные сроки надо соблюдать, хоть расшибись! Такая же дисциплина поддерживалась и на тренировках. Никакой самодеятельности, ни шагу в сторону на опасных участках без разрешения инструктора - это давно и хорошо усвоено всеми. Тренировки проводятся по 6-7 часов. Обедать мы не спускаемся, обходимся сухим пайком и чаем из термосов. Вечером, на общем собрании, инструктора подробно рассказывают о занятиях и хвалят самых умелых. Конечно, не обходится без замечаний - кто-то запутался в веревках, кто-то не сумел завязать нужный узел. Но ведь на то и учеба. Не получилось сегодня, будет завтрашний день. Ребятам не надо напоминать, что выполнение технических приемов должно доводится до автоматизма: в горах некогда думать каким способом натянуть веревки для переправы или как соорудить из карабинов тормоз на крутом спуске. Мы занимаемся в любую погоду, инструктора даже радуются дождю - надо учиться работать и с мокрыми веревками на скользких камнях. После нескольких поездок в Крым среди студенток колледжа появились хорошие скалолазки, не уступающие многим парням. Как-то нам указали на 30-ти метровую и почти отвесную скалу, на которой занимаются только опытные туристкие группы. Поднявшись по ее пологой стороне и заглянув вниз, я несколько дней не давал разрешения на занятия, но в конце-концов уступил просьбам инструкторов. И девушки успешно освоили спуск, а ведь это - минимум десятиэтажный дом! Мало того, через день инструктора доложили, что девчата прошли скалу вверх. - Как вверх? - не понял я. - А так, ручками-ножками. Каюсь, я не поверил, и тогда утром мне продемонстриро -вали этот атракцион. В том, что инструктора не зря едят свой хлеб, мы убедились на одном из крымских сборов. Отделение ушло под самый гребень хребта, на небольшие вертикальные стенки. Тема занятия: "Транспортировка пострадавшего на крутых горных участках" И надо же такому случиться: едва размотали веревки и вколотили крючья, как одна девушка пожаловалась на боли в животе. Значения этому не придали - женские дела - бывает. Девушку усадили под камень и тренировка продолжалась. Но тут девушке стало совсем плохо. Наши доморощенные лекари определили, что это острый приступ аппендицита. Так это или не так, рассуждать некогда. Теряющую сознание девушку усадили в лямки рюкзака за спину инструктора и приторочили к нему ремнями. От грудной обвязки инструктора развели две страховочные веревки - спуск очень крутой, с элементами лазания: потеряешь равновесие, придется уже двух человек транспортировать. Все отделение идет впереди, чтобы вылетающие из под ног камни не задели несущего. Выше - только страхующие, но и они выдают веревки с двух сторон, не нависая над инструктором, так что техника безопасности полностью соблюдена. Спустились до выполаживания, оставили двоих сматывать веревки, и рысцой к шоссе. Взявшись за руки, ребята перегородили дорогу, остановили первую же машину и доставили девушку в алуштинскую больницу. В тот же день ей сделали операцию. К счастью, в больших горах у нас таких случаев не было, но разбор спасательных работ показал, что в усложненных обстоятельствах ребята действовали грамотно. Я же все время вожусь с новичками, изредка подводя их к местам занятий опытных туристов - пусть насладятся тем, что им предстоит в следующем году. На травянистых склонах новички учаться владеть альпенштоками, сбегать вниз, выполнять повороты, тормозить на бегу. - Девушки-красавицы, - медовым голосом затягиваю я. - Это же совсем несложно. Ну-ка, на месте - навалились на альпеншточек и ножку вперед. Молодцы! Теперь еще раз. И еще. Да не держите вы альпеншток как хрустальный бокал - что это вы мизинчики отставляете? С альпенштоком новички подружатся на третий или четвертый день, а пока он им только мешает. На спусках волочат альпеншток как ненужный баласт, а теряя равновесие отбрасывают его и, падая, упираются в землю руками - очень опасная привычка, ведущая к кистевым и локтевым травмам. Приходится снова и снова повторять упражнения. Но я вижу, что новички не доверяют альпенштоку - страховаться руками им гораздо удобнее. Тогда мы забираемся выше, где склоны покруче. Здесь уже без альпенштока не устоять - сразу проедешь по жесткому грунту и колючей траве. Так неторопочко - с одной террасы на другую до самых камней. Лазания у нас сегодня не будет, ну разве что придется взбираться на большие камни, если их нельзя обойти. Объясняем новичкам, что на маршруте много "живых" камней, качающихся под ногой. Даже огромная глыба может стоять на ребре, и наступив на нее, надо сразу оповестить идущего сзади. - "Живой!" - предупреждаю я, качнувшись на камне. - Живой! Живой! Живой! - несется вниз по колонне. Я останавливаю отделение. - Что это за активность не в меру? Ну как последние узнают, на какой камень указывает направляющий, если к этому камню подниматься еще метров двадцать? Вспомните как мы учили: наступил на "живой" камень, предупреди товарища сзади. Товарищ укажет следующему, но не раньше, чем тот подойдет к камню. Понятно? Мы снова начинаем подъем. - "Живой!" - упреждаю я. - Живой! - разом кричат новички. Помощница смотрит на мое, начинающее сатанеть лицо, и улыбается. - Вы что, нарочно? - спрашиваю новичков. - Да как-то так получилось... Мы уже забрались достаточно высоко, девушкам только бы удержаться на крутом склоне - им не до очередности предупреждений. Но до гребня хребта нам еще идти и идти, и чтобы никто не поломался на качающихся камнях, я снова постукиваю по ним альпенштоком: - "Живой!" - "Живой" - вторит идущая за мной девушка. - "Живой!" - кричит третья. И тишина. - В чем дело? - Я не... я не успела, - выдыхает красная как светофор мученица. - Давайте отдохнем... Мы садимся, упираясь ногами в камни. Девушки смотрят на гребень хребта. - Вэ-Я, мы не долезем... - Еще как долезете! Подъем! Крутизна увеличивается. Мы протискиваемся между крупных камней и останавливаемся у запирающей проход глыбы. Моя помощница - одну ногу в боковой камень, другую в глыбу, чуть поворачивается и, ухватившись за выступ, выбирается наверх. - А мы как же? - в глазах девушек откровенный испуг. - А мы по другому. На бедра двух девушек укладывается альпеншток, двое других, чуть присев, держат альпеншток на плечах - получилась лесенка. Шаг, еще шаг - девушки выпрямляются, теперь руку помощнице, и ты наверху. Альпенштокодержатели выбираются последними, становясь мне на плечи. - Вот это да! - восхищаются девушки. Они задирают штормовки и рассматривают ссадины на животах. - Ногами надо упираться в камень, а не телом по нему елозить, - говорят самые удачливые. Крупные камни все чаще преграждают нам путь. Мальчишки перепрыгивают с одного на другой, а девчата трусят и отделение непомерно растягивается. Снова привал. Моя помощница давно уже сидит под самым гребнем на скальном выступе и беспечно болтает ногами. - Как она скачет, - завидуют девушки. - Это сколько же сил надо иметь! - Причем тут сила, - говорит старшеклассник. - Я вон какой здоровый, а не получается... - Вэ-Я, а на Памире такие же камни будут? - Всенепременно. Так что учитесь, пока без рюкзаков идете. Подъем! Мы уже четыре часа на горе. Солнце нещадно печет, а внизу - блеклое от жары море. Сейчас бы на пляж, а потом в легких платьецах по набережной.