из этого царства слепящих снегов и пронзительной яркости синего неба. Но подходят старшеклассники и рассказывают, что кишиневская группа застряла на полочке еще по ту сторону перевала. Что там у них случилось, они точно не знают, но как будто один из туристов сорвался с тропы и сломал руку, а другой потерял сознание. Орлов и Отставнов остались с кишиневцами и просят помощи. Последнее старшеклассники говорят одной Людмиле Яковлевне, потому что все мы уже спешим к перевалу, до которого не меньше километра тягучего подъема. Все оказалось не таким страшным, как нам рассказали. Действительно, одной девочке стало плохо, и кто-то сорвался с тропы, но был задержан Орловым. Мы забираем у кишиневцев рюкзаки и спортивные сумки, поддерживаем под руки самых уставших - и понемногу все три группы собираются на месте нашего недавнего отдыха. Директор школы взволнованно благодарит наших ребят, а они, не привыкшие к таким торжественным, хотя идущим от сердца словам, смущенно посмеиваются и никак не могут настроиться на соответствующий моменту лад. Теперь уже ясно, что график движения сорван и в Сухуми сегодня попасть не удастся. Но никто не вспоминает об этом - надо выводить из снегов кишиневцев, которые слишком устали, чтобы идти самостоятельно, да и обувь у них такая, что можно сорваться на самом безобидном склоне. Идем очень медленно, но все равно кишиневцы отстают, часто падают и на скользких участках опираются на наших ребят. У нас просто не хватает людей, чтобы помогать всем. Мальчишки и так уже несут по два рюкзака, а девочки на спусках выстраиваются цепочкой, принимая на себя скользящих школьников. Где-то на двадцатом километре снега кончаются, и идти становится легче. Мы прощаемся с кишиневской группой и пытаемся уйти вперед. Но тут сдают уже наши ребята. Первой останавливается Маринка, сбрасывает рюкзак и, прислонившись к скале, беззвучно плачет. - Что с тобой? - Ноги сгорели, не могу идти... Забираем ее рюкзак, а через какое-то время на сгоревшие руки и ноги жалуются еще несколько человек. И снова мальчишки идут с двумя рюкзаками, но это уже не страшно, потому что до Южного приюта осталось не более пяти километров. - Вэ-Я как в воду глядел - действительно легкий денек выдался, - проходя мимо меня, бормочет Женя Мухин. - И как это Вэ-Я все заранее предусмотреть может... Висящий у меня на груди рюкзак мешает щелкнуть по затылку нахала, но Мухин на всякий случай оглядывается и ускоряет шаг. - Зато какой сегодня шашлык к ужину будет! - мечтательно говорит Борис Отставнов. - Шашлык? - удивляется Аннушка Баранова. - Откуда еще шашлык? - Ну как же, - кивает Борис на ковыляющих впереди ребят. - Жареным от них за версту пахнет. Подперчить только придется. Даже в такой, в общем, нелегкий день, когда усталость припечатывает к земле и многие обгорели на солнце, ребята не склонны впадать в уныние. Только войдя в домик приюта и повалившись на спальники, они затихают в неспокойной дреме. -Ужин пойдут варить, кто способен двигаться, - говорит дежурный командир. - Девочкам отдыхать. Через полтора часа мы собираемся у костра. Ребята отдохнули и теперь добродушно посмеиваются над сегодняшним переходом. Такими черепашьими темпами мы еще никогда не ходили: на тридцать пять километров затратили тринадцать часов вместо запланированных девяти. Никто не удивляется, что наши соседи-старшеклассники сразу ушли вниз, даже не подумав помочь кишиневским школьникам. Я перестал наблюдать за соседями еще до Клухорского перевала. Все было ясно: собрали случайных людей, провели два подмосковных похода - и сразу в горы. Могла получиться хорошая группа, а могла и не получиться - это уж как сложится. При жестком руководителе, держащем в кулаке все нити управления, хотя бы внешний порядок среди старшеклассников можно было навести. Но для этого нужен человек с определенными личными качествами. А без такого человека тон начали задавать самые сильные и нахрапистые - знакомая картина - и уж какая там помощь посторонним людям, когда и на своих внимания не обращают! - Интересно, зачем они пошли в горы? - сказала как-то Валентина Ивановна. - Все время кричат, ссорятся, а вечерами - посмотрите - сплошной торг: кому за дровами идти, а кому ужин готовить. - Ну как же, - усмехнулся Саша Орлов. - Здесь они научились ценить домашний уют. Больше их в горы ни за что не заманишь. Утром мы спустились к ближайшему селению и поздно вечером прикатили на прекрасную туристскую базу в Сухуми. Целая неделя на море! Купание, экскурсии, а вечерами оформление материалов путешествия - вычерчивание карт и составление описания к ним. Перед отъездом - традиционное общее собрание. От маршрута в восторге. Друг о друге говорят только хорошее. Одобряют работу Штаба, лестно отзываются о Людмиле Яковлевне, Валентине Ивановне и обо мне. Но больше всего говорят о группе в целом. Это уже не выступления, а какие-то торжественные хоралы. И наконец, вопрос ко мне: - Вэ-Я, а наша группа еще очень отличается от группы старичков? - Вопрос нелегкий, - медленно говорю я. -"старичкки" дольше, чем вы, знают друг друга, и пожалуй, дружеские связи у них крепче. Но надо учитывать, что все они жили в одном интернате и постоянно находились вместе. Если же говорить о прикладных навыках и отношениях друг с другом, то никакой разницы между двумя группами нет. Больше того, мне кажется, что никаких двух групп не существует, а есть один большой коллектив, и все мы - члены этого коллектива. Уверен, что, как бы ни сложилась судьба каждого, вы навсегда останетесь такими же честными, принципиальными и трудолюбивыми, какими были в этом путешествии. Так давайте считать, что наш поход не кончается сегодня, не закончится и в следующем году на Памире; давайте считать, что мы постоянно находимся в большом и прекрасном походе, имя которому - жизнь! Мы стоя аплодировали друг другу. И море шумело рядом. И свет фонарей, словно искры походных костров, вспыхивал в густых кипарисовых ветвях... Спортивный зал школы сегодня отдан туристам. На стендах развешаны фотографии нашего кавказского путешествия, дружеские шаржи, веселые лозунги, а в в дальнем углу построен импровизированный буфет - батареи фруктовой воды, пирожные, торты и конфеты. Приходят туристы нашей школы, их родители,"старичкки", студенты и взрослые люди, с которыми мы познакомились на таежных и горных тропах. Гостей встречают новички группы - пятиклассники, успевшие побывать с нами в нескольких подмосковных походах. Сегодня они выполняют первое серьезное поручение - обслуживают туристский вечер. Еще днем они вымыли и украсили спортивный зал, по окончании вечера должны будут снова убрать его, а сейчас, здороваясь с гостями, малыши принимают у них лакомства для нашего буфета и походные кружки, потому что брать посуду из школьной столовой мы не решаемся. Специальная группа в белых колпаках и фартуках обходит гостей. Пятиклассники увлеклись и начисто позабыли наши наставления: подойти к человеку, неназойливо предложить угощение - и поблагодарив, тут же отойти. Куда там! Лавируя между людьми, они не стесняясь прерывают оживленные разговоры и умоляюще просят: - Ну выпейте, пожалуйста! И конфеты возмите... И пирожные... - Большое спасибо, но нас только что угощали. - А вы и у меня возьмите. Ну что вам стоит? А то у всех берут, а у меня так никто... Гости умиляются и покорно выпивают неизвестно какую по счету кружку. Но вот праздничный гомон перекрывают фанфары: первые такты "Итальянского каприччио" Чайковского. Участники кавказского путешествия одевают сванские шапочки, украшенные значками Крыма, Карпат и Кавказа, и выстраиваются в шеренгу. Все это было оговорено заранее. Но, продолжая строй школьников, рядом становятся их родители и учителя. Флаг нашего вечера поднимает ветеран группы еще интернатских лет, а ныне - техник-геодезист, только вернувшаяся с полевых работ, и пятиклассница с опытом трех подмосковных походов. Я не знаю, где встретиться Нам придется с тобой... - запевают в зале. Стоят рядом со старшими наши пятиклассники. Не все они знают этот прекрасный гимн скитальцев, но каким восторгом светятся глаза малышей, и с какой гордостью смотрят на них родители! Где нас дружба чудесная Непременно сведет, - поют наши ветераны. И от того, что руки ветеранов обнимают плечи малышей, мне кажется, что эти строчки приобретают особый смысл. - Друзья! - говорю я. - Сегодня у нас необыкновенный вечер. Мы проводим его раз в два года. Сегодня тем из ребят, кто побывал в двух дальних путешествиях, прошел двадцать пять подмосковных походов и, проявив лучшие человеческие качества, заслужил доверие группы, присваивается почетное звание "старичков". И хотя все присутствующие хорошо знают участников кавказского путешествия, я заново представляю их, стараясь найти для каждого самые хорошие, добрые и веселые слова. Гаснет свет, и пятиклассники поднимают над головами зажженные свечи. В зал вкатывают высокую тележку, на которой, опираясь на ледоруб, стоит лесной царь. Почему именно лесной и почему он с ледорубом, я, признаться, не разобрался до сих пор. Но уж так повелось - приобщает к клану старичков лесной царь. Тележка останавливается перед кавказской группой, и лесной царь произносит нечто стихообразное, объясняя, кто он и почему явился сюда. В темноте, среди колеблющихся огоньков свечей, он действительно кажется вышедшим из какой-то забытой сказки. Отступают в сторону малыши - и в торжественной тишине повторяют ребята вслед за лесным царем слова нашей клятвы: Мы, всем сердцем туризму преданные, Лихо и радость дальних дорог познавшие, Клянемся! Вечно хранить верность дружбе, рожденной у туристского костра. Клянемся! Всегда быть опорой и защитой младших и приходить на помощь по первому их зову. Клянемся! Как бы ни было трудно в пути, не хныкать и не бояться, бороться и не сдаваться. Клянемся! Преклоняет колено Саша Орлов. - Клянешься ли ты? - вопрошает лесной царь сверху, возложив на сашино плечо ледоруб. - Клянусь! - Отныне ты - "старичок"! Саще вручается грамота - свиток на славянском языке; он отпивает из литровой кружки глоток крепчайшего чая и возвращается в строй. Склоняются перед лесным царем Аннушка Баранова и Борис Отставнов, принимают грамоты обе Маринки и Женя Мухин... Гремят аплодисменты. Новых старичков поздравляют ветераны группы, родители, учителя. Им читают стихи, поют и преподносят подарки. Теплые слова привета шлют наши ребята из далеких воинских гарнизонов. Колышется пламя свечей в руках у новичков. - Вэ-Я, - спрашивают они, - а мы когда-нибудь тоже будем старичками? - Будете, непременно будете, - говорю я. - У вас впереди еще много будет всего. В школе-десятилетке Через год я сдал опостылевшее директорство и вернулся в спортивный зал к любимой работе. Откуда-то ребята притащили огромный катушечный магнитофон и я начал учиться проводить уроки с музыкальным сопровождением. Сначала записывал на пленку только марши и польки с пластинок, а потом наловчился делать записи на весь урок для каждого возраста в отдельности, используя фортепьяно, когда можно было указывать какие перестроения и какие упражнения следует выполнять. У меня скопилась большая фонотека с указаниями сколько минут уходит на отдельные части урока, и теперь не надо было тревожиться, что не уложусь в запланированный конспект - магнитофон не позволял отвлекаться от занятий. Мы все чаще выигрывали районные соревнования по различным видам спорта, на отношение ребят к урокам физкультуры тоже не мог пожаловаться, и ни о каких изменениях в жизни, вроде бы, не помышлял. Но тут школу неожиданно закрыли, передав здание другой организации. Я со многими учениками был переведен в школу-десятилетку, стоявшую через квартал от нашей. Уроки физкультуры были там, мягко говоря, не очень, и приняли меня ребята не слишком дружелюбно, так что первые месяцы головной боли хватало. Моих взрослых туристов, по привычке заглядывавших вечерами в спортивный зал на огонек, администрация поначалу выставляла за дверь, но вскорости все решилось к обоюдному удовольствию, благодаря случаю. Слякотным ноябрьским вечером мы с бывшими интернатскими проводили форсированный ремонт спортивного зала. Одна группа заменяла разбитые стекла, другая устанавливала принесенные из дома динамики и тянула проводку, чтобы подсоединить к ним магнитофон. На стук молотков и вой электродрели в спортзал спустились директор школы и завхоз. - Прекратите немедленно шум! - приказала директор. - Почему посторонние в зале? Стовшие на стремянках под баскетбольным щитом парни оставили работу и подошли к нам. - Вы кто такие? - спросила директор. - Мы бывшие ученики Виктора Яковлевича, - один из парней взглянул на еще не укрепленный баскетбольный щит, снял со стремянки ящик с шурупами и поставил перед завхозом. - Подержите молоточек, пожалуйста. И отверточку, если не трудно. Простите, что пошумели. Парень кивнул уже стоявшим рядом товарищам и сказал: - Вэ-Я, извините, но мы пойдем. Вы уж как-нибудь сами. Тут всего-то часа на три работы. Ребята двинулись к выходу, но директор, мгновенно оценив ситуацию, остановила их. - Товарищи, товарищи! Вы меня не поняли. Мы собрались уходить, а тут - шум в зале. Работайте, пожалуйста. Это очень хорошо, что вы помогаете своему учителю. Виктор Яковлевич, я вам ключи от школы оставлю, не забудьте только свет везде погасить. Теперь взрослые туристы могли приходить ко мне в любое время и никогда не отказывали просьбам завхоза починить радиоаппаратуру, подтянуть фрамуги в классах или укрепить расшатавшиеся столы. С уроками физкультуры тоже стало получше. Сначала прекратились прогулы занятий - ребята увидели, что программа достаточно сложная и получить хорошую оценку "за просто так" не удастся. Через год мы начали выигрывать одно районное соревнование за другим, и спортивные секции работали до десяти вечера, так что для меня пришлось сделать дополнительный ключ от входных дверей. В какой-то степени помогли укрепить отношения с моими новыми учениками ребята из прежней школы. Они рассказывали о наших путешествиях, о литературных вечерах и устных журналах - и даже пугали моей строгостью на уроках. В результате, не приступив еще вплотную к занятиям, я обрел в глазах новых учеников определенный образ несколько своеобразного учителя, на которого любопытно взглянуть. Я давно заметил, что авторитет учителя формируется не только на уроках и не только при прямых контактах с ребятами. Имеют значение и всякого рода слухи о том, что и где сделал учитель необычного, не очень согласуемого со стандартным представлением о человеке этой профессии. Помню, как в бытность мою школьником, мы в девятом классе узнали, что новый учитель истории играет за сборную института в баскетбол. Для нас это не лезло ни в какие ворота: учитель истории - и вдруг баскетбол! На перемене, поставив у дверей класса на шухере двоих парней, мы открыли чемоданчик нового историка - и увидели майку с нагрудным номером и спортивные трусы. Вот это да! Для нас общение с учителями ограничивалось только уроками, для нас они были из другого мира, который мы не знали и не пытались узнать. Мы набрались храбрости и спросили историка насчет баскетбола. - Да, - говорит, - поигрываю. - А с нами сыграете? - Можно. Следующим вечером мы собрались в спортивном зале и, сдерживая улыбки, смотрели на своего учителя, представшего перед нами не в привычном строгом костюме, а в майке и в трусах. Играть в баскетбол мы не умели, знали только, что надо забрасывать мяч в кольцо. Игроков все же решили разделить по справедливости: нам - кого поспортивней, и учителю - не самых заморышей. А он говорит: - Берите себе самых сильных, а я уж один как-нибудь постараюсь. Ну, это уж совсем необычно. Посовещались мы шепотком, встали по разным углам зала - и началась игра! Учитель вел мяч, словно нас и не было на площадке. Мы гуртом бегали за ним, в азарте били его по рукам, даже толкали, но дотронуться до мяча почему-то не могли. Учитель вертел мяч вокруг себя, протягивал его нам - и неожиданным толчком проталкивал между нашими ногами. Это было не столько обидно, сколько смешно: пять игроков не могут справиться с одним! А наш учитель легко закладывал в кольцо мячи ритмичной чередой, да еще спрашивал на ходу, какой счет нас устроит - тридцать на ноль или пятьдесят. Мы все-таки попали в кольцо пару раз, но минут через пятнадцать выдохлись и остановились. Тогда учитель начал показывать различные фокусы, забрасывая мяч в кольцо из-под ноги или в прыжке после отскока от щита... И поползли среди старшеклассников слухи о новом историке, который играл уже не за свой институт, а за сборную "Динамо", а потом и за сборную страны. Не скажу, что после этой баскетбольной встречи все старшеклассники увлеклись историей, но на уроках молодого учителя бузы не допускали. Потом я не раз слышал разговоры школьников о потрясающих подвигах своих учителей. Сами ребята этих подвигов не видели, но слыхали от товарищей - и с каждым разом вспоминали все новые подробности. И конечно, гордились своими наставниками. Один учитель, по словам ребят, расшвырял напавшую на него банду (на самом деле - вышиб из дворца пионеров полупьяного подростка и шуганул за дверь его компанию), другой перерезал загоревшуюся в школе проводку, и его парализовало током (в действительности - перерезал проводку, предварительно вывернув пробки). Но главное, слухи ходили только о тех учителях, которые могли совершить такой поступок. Поэтому и достоверность слухов не вызывала сомнений. Мои новые ученики попросили рассказать поподробней, как я прыгнул в пропасть за сорвавшимся туристом, на лету поймал его, и мы оба повисли на веревке. - Что за бред? - А нам говорили. Пришлось разочаровать ребят, сказав, что прыгал не в пропасть, а на снежный склон, и что никуда мы не летели, а проскользили немного - и все. Но испорченный телефон работал, и то, что новый учитель физкультуры способен делать что-то необычное, поднимало меня в глазах учеников. О таких вещах не пишут в учебниках педагогики, но они существуют - так почему же о них надо молчать? Еще в интернатскую пору я разучил с десяток простеньких фокусов и при случае развлекал ими ребят. И теперь новые ученики удивленно разевали рты, когда из моих рук внезапно исчезала монетка или когда та же монетка, завернутая в носовой платок, которую каждый мог прощупать, девалась неизвестно куда. Старшеклассники на переменах приходили ко мне и умоляли объяснить, как я угадываю, до какой спички из десятка разбросанных на столе они дотронулись. Я терпеливо растолковывал: - Все очень просто. Я отворачиваюсь, и один человек дотрагивается до спички, так? - Так. - Потом я беру его за кисть и прошу думать, до какой спички он дотронулся. Правильно? - Ну да. - И ко мне идут его биотоки. Я скольжу взглядом по спичкам, и когда импульс от человека превышает его субъективную норму, он интегрируется с моим, и пик генерации концетрирует мою энергию на нужной спичке. Это же элементарно! Ребята обалдело слушают мою галиматью, и вместе с ними поражается мой тайный ассистент. А когда я начал отвечать на вопросы, скрыто записанные на клочках бумажек - тут уж многие старшеклассники заподозрили, что я обладаю какой-то магической силой, тем более что я нет-нет, да насмешливо спрашивал их: - Что это вы уроки физкультуры не прогуливаете? Какое благословенное время было в первой четверти - в зале пять-шесть человек, тишина и простор, а теперь не протолкнешься. - Да понимаете, - говорили мне в тон ребята, - решишь не пойти, а внутри что-то тянет и тянет. Биотоки, наверное... Такая вера в необычность и в удачливость своего учителя очень важна. Скоро я обнаглел и перестал уговаривать ребят выступать на районных соревнованиях. Учителя физкультуры знают, как трудно бывает сформировать сборную команду: кто-то не может прийти именно в нужный день, а кому-то просто неохота. Я тоже сталкивался с этим, но после нескольких побед, увидев, что ребята поверили в свои силы, просто начал вывешивать на спортивном стенде списки сборных команд и фамилию ответственного за явку. Самым трудным были объяснения с не попавшими в списки. - Что я, хуже других? - Не хуже, но в команде уже мест нет. В следущий раз включим тебя. - А когда следующий раз? - Через неделю. - А можно, я сейчас запасным пойду? - Можно, но не обижайся, если не поставим на игру. Мы шли на соревнования в сопровождении толпы болельщиков, шли как на праздник, потому что не сомневались в победе. Или почти не сомневались. Как-то я спросил выпускников, которых взял еще в шестом классе: почему они стремятся попасть в сборную школы. - Так ведь когда мы идем с вами, то всегда выигрываем, а это приятно. Ну что за радость смотреть, как побеждают другие? Да и гоняете вы нас до седьмого пота, не пропадать же труду. - Не слушайте их, - сказала десятиклассница. - Просто они обидеть вас не хотят. А остальное - это уже приложение к основному. И то верно. Добрая половина выпускников была уже в нашей туристской группе, и дружба с ними сохранялась еще много лет. Ребята не сомневались, что со мной найдут выход из любых трудных положений. Они-то не сомневались, но каково было мне - при всегдашней необходимости оставаться "на уровне". Конечно, чаще всего выручал опыт, но и везение играло не последнюю роль. Полезли мы в подмосковные пещеры. Был я там всего три раза, да и то в ближних залах, поэтому ведет нас бывший воспитанник интерната, немного помешанный на спелеологии. Идем узкими штольнями, чиркая касками по нависающим сводам. Наш проводник обещает минут через пятнадцать вывести в большой зал, где можно с удобствами заночевать. Мы терпеливо бредем за проводником со свечками в руках, протискиваясь через низкие лазы из одной пещеры в другую. Но все они маловаты для нашей группы. Уже понятно, что мы сбились с пути, что идем по второму кругу, узнавая места, в которых были полчаса назад. Когда ползать в темноте надоело, я сказал, что сам поведу группу. И пробираясь к проводнику, услышал шепот: - Вэ-Я вперед пошел. Сейчас придем на место. И надо же - едва свернув в боковую штольню и перевалив через кучу камней, мы очутились в нужном зале! Как это получилось - откуда мне знать? Но ребята были уверены, что по-другому и быть не могло. Вся эта мелочевка, доходившая до многих школьников в переиначенном и разукрашенном виде, изменяла их отношение ко мне, новому учителю, и была одним из кирпичиков в построении той платформы, на которой уже можно было спокойно работать. Однажды, выступая на семинаре школьных туристских организаторов из разных регионов страны, я, между прочим, сказал, что руководителю детских групп полезно обрастать всякого рода легендами. - А за вами тянутся легенды? - ехидно спросили из зала. - Еще какие! - тут же закричали мои бывшие ученицы, по скромности устроившиеся в последних рядах. Разговор перешел на волнующую молодых учителей тему: как создается авторитет руководителя - вопрос не совсем ясный и для меня. Мы проговорили весь перерыв, и опытные туристские вожаки, немного смущаясь, признавали, что ореол слухов об их действиях в сложных ситуациях очень помогал в дальнейшей работе. А что тут смущаться? Все правильно. Наши частые победы на районных соревнованиях немного удивляли меня. Два сорокапятиминутных урока физкультуры в неделю ничего не решали, как бы хорошо ни проводились. И в других школах сильных учеников было не меньше, чем в нашей. Бывало, мы проигрывали в индивидуальных видах - скажем, в прыжках или в беге. Но в общем зачете, как правило, побеждали. Несомненно, у нас были какие-то преимущества: рядом стадион, где мальчишки с первого класса занимались в футбольной и хоккейной секциях, недалеко спортивные школы с отделениями легкой атлетики, женской гимнастики и баскетбола. Это уже было весомо. Но такие же условия были и у соседних школ. Так в чем же дело? Я спросил об этом старших ребят. - С гимнастикой ясно, - сказали они, - здесь мы выигрываем за счет нашей секции и уроков. Футбол и хоккей - так кто у нас ими хоть немного не занимался? Вон Гена уже за "Динамо" играет. А остальное... Остальное - так получается. - Ну что значит "так получается", - допытывался я. - Один раз получилось, другой - но не постоянно же! И тут ребята сказали то главное, на что я как-то не обращал внимания. Они сказали, что отношение к соревнованиям у нас серьезней, что они разговаривают со знакомыми из других школ и знают, что многих заставляют приходить соревноваться, ставя за явку пятерки по физкультуре, а это уже не тот настрой на борьбу. - Мы выходим всегда подготовленной командой, и в ней только сильнейшие. А у других - то лучший бегун не придет, то лыжник... Кто с нами борется? Две-три школы. Всегда одни и те же. Почему так получается - это вам лучше знать. И кроме того, посмотрите: у нас почти все команды старших наполовину из туристов составлены, у них дополнительные тренировки, значит, в массе мы чуточку сильнее... Пожалуй, настрой на борьбу и был нашим основным козырем. Вот мы готовимся к эстафете по улицам района. Приглашаю ребят посоветоваться, кого на какой этап ставить. А у них уже все расписано, да еще с учетом тактики: на старте - лыжник-перворазрядник. Его задача - придти вторым или третьим. Это на случай, если у соперников найдутся бегуны посильнее. Хотя маловероятно. Дальше желательно подтянуться к первым. Или не увеличить разрыв. Это реально: на одном из этапов у нас еще один перворазрядник по лыжам. Победа должна закладываться на самом длинном женском этапе, где бежит наша чемпионка Москвы по кроссу. Она гарантирует, что, начав бег с отставанием от первой метров на пятьдесят, обгонит всех. Ну, а финишировать будет тоже не слабенькая девушка, ей и делать-то нечего - всего каких-то триста метров. Мы анализируем варианты предстоящего бега на каждом этапе, и по всему выходит, что должны выиграть. Такое отношение ребят к соревнованиям, конечно же, радовало меня, потому что было естественным продолжением всей нашей школьной спортивной работы. Ребята гордились своими победами, и я не всегда мог умерить их желание с кем-нибудь посоревноваться. Однажды городские соревнования по лыжной эстафете совпали с первенством района по лыжным гонкам. Спортивное начальство мне говорит: - Езжай на город, а за район мы тебе и так первое место дадим. Эстафета - вещь наглядная: какой команда финишировала, такое у нее и место. Девушки затесались в первую десятку, а юноши - третьи! Ребята распалились: - Вэ-Я, давайте еще и на районных соревнованиях выступим! - Зачем? Вы и так уже победители. - Так интересно же! Гоним выделенный нам "Икарус" к районному старту, а там уже итоги подводят. - Так и так, - говорю, - мальчишки хотят пробежаться. - Но вам же отдали первое место! - Неважно. Что это за победители без соревнований? Пусть бегут. - Да судьи с дистанции уже ушли, сейчас разметку снимать будем. - С разметкой подождите. А судьи нам не нужны. Я сам ребят выпущу и сам приму. Доверяете? - Ну, вы даете! И четверка лыжников умчалась в лес. И заняла первые четыре места. Этот азарт борьбы, который я сумел развить у сильнейших учеников, подстегивал и не самых спортивных ребят. Я уже знал, как создавать это эмоциональное состояние, когда чувство общности заставляет человека делать то, что в одиночку он бы сделать не смог или не захотел. В то время практиковались загородные сборы для допризывников-десятиклассников. Собирали их со всего района в воинской части и неделю обучали разным премудростям. День начинался с километровой пробежки. Я бежал, задавая темп, впереди трех сотен ребят, а отстающих подгонял специально выделенный ефрейтор. Так вот: все допризывники нашей школы всегда бежали рядом со мной - по-другому считалось неприличным. Из других школ рядом держались 15-20 человек, остальные постепенно отставали, а очень многие переходили на трусцу, не обращая внимания на окрики ефрейтора. И отставали не только потому, что скорость бега была непосильной - просто для них это было незначимое дело, и стало быть, не к чему напрягаться. Спартакиаду на лагерных сборах мы выиграли с большим отрывом от остальных школ. Да, среди наших десятиклассников были сильные ребята - чемпионы района по лыжам и бегу. Они лучше всех подтягивались на перекладине и дальше всех метали гранату. Но было несколько человек, для которых спортивные упражнения заканчивались после звонка с урока физкультуры. Но как они старались поддержатиь своих лидеров! Большинство учеников других школ выходили на старты без разминки и на одном этом теряли очки и секунды. Наши ребята разминались всей группой, тщательно прорабатывая каждую мышцу. И когда слабейшие подходили к перекладине или спускались в бассейн, вся команда подбадривала их. Такая нацеленность на победу и позволяла нашим школьникам занимать первые места. Другого объяснения я не находил. Лагерные сборы заканчивались военной игрой. Подняли нас в пять утра и поротно приказали выдвигаться на исходные позиции. Естественно, карта и компаса - у наших туристов. Они ведут роту через лес, по мокрому мху, продираясь через кусты и завалы деревьев, ведут так уверенно и быстро, что офицеры сдерживают их, давая возможность подтянуться отделениям других школ. Учителя шли позади роты, поэтому я не сразу понял, почему прекратилось движение. Протиснувшись через толпу поеживающихся от холода школьников, увидел укутанную в туман речушку, шириной метров в пять. - Вэ-Я, мостика нет. Что делать? - спрашивают туристы. Подхожу к офицерам-посредникам: - Так задумано? - Так задумано. Ищите выход. И тогда, не оглядываясь на ребят, громко командую: - Туристы, в воду! Пять человек тут же прыгнули в реку. Стоя по пояс в воде, они перебросили через реку тонкие бревна, и рота, держась за палки, протянутые еще тремя туристами, перешла на другой берег. Тем же манером переправились и взрослые. Как было не гордиться такими ребятами? Но сами они не видели в своих действиях ничего необычного. Нам уже приходилось переносить через ручей, кроша тонкий ноябрьский ледок, до сотни девушек педагогического института, скопом сдававших туристские нормативы комплекса ГТО, да и в горах, наводя веревочные переправы, мы не раз полоскались в бурных реках, растирая потом задубевшие от холода ноги - так что героями себя ребята не мнили. И все-таки я, не слишком щедрый на похвалу, поблагодарил их. Младшие классы тоже чаще всего ходили в победителях, хотя специально к районным соревнованиям мы не готовились: покажу третьеклассникам программу "Веселых стартов" или спрошу, кто хорошо катается на коньках - вот и вся подготовка. Думаю, победы малышей закладывались на уроках. Я много работал с ними над общим физическим развитием: подвижные игры, лазание, акробатика, эстафеты. И все в хорошем темпе, так что нагрузка для их возраста была внушительной. Поэтому к пятому классу ребятишки могли успешно бороться со сверсниками из других школ. Но бывало, что очередная победа совершенно не зависела от меня. Вот Проводятся районные соревнования четверокалассников по санкам: кто дальше проедет с горки. Какая здесь нужна тренировка? Отбираю нужное количество ребят, они прокатились - и пожалуйста - первое место! Ну, ладно, повезло. Через неделю выезжаем соревноваться на город. И снова первые! Меня спрашивают как я этого добиваюсь, а я только плечами пожимаю: самому любопытно. Разумеется, кое-что зависило и от меня. Приходит, например, в школу баскетбольный тренер: - Разрешите, - говорит, - посмотреть третьеклассниц, может быть, отберу двух-трех девочек в секцию. - А зачем их смотреть? Забирайте всех. - Вы не поняли. Мне высоких надо и поспортивней. - Берите всех, - настаиваю я. - Через какое-то время неспособные сами отсеятся. А в компании девочки лучше к вам будут ходить, чем по одиночке. Через год в спортшколе остались только шесть девчонок, а те, что прекратили занятия, все-таки успели получить основы баскетбольных знаний . И тренеру хорошо, и мне - неплохо. Когда баскетболистки были уже в седьмом классе, я заявил их на районные соревнования. - Зачем это тебе, ведь у вас никогда не было баскетболисток? - спросило меня спортивное начальство. - Да пусть девочки поучаться, - скромно говорю я. Посмотреть на соревнования, предчувствуя очередной аттракцион, пришли даже старшеклассники. Как и положено, даю девочкам последние наставления перед игрой. А они так по хитрому переглядываются и говорят: - Да ладно, Вэ-Я, сами разберемся. Вы только скажите с каким счетом выиграть. - Ну, обнаглели девчонки! - смеются старшеклассники. А девчонки сидят на корточках, глазками в них постреливают и бантики поправляют. - 100:0! - говорю я, чтобы сбить спесь с команды. - 100:0 и ни одним мячом меньше! Девочки весело перемигнулись: - Сделаем! То ли соперницы нам попались слабоватые, то ли хорошо обучили девочек за четыре года в спортшколе, но игра пошла в одно кольцо. Девчонки запутывали соперниц перебежками, крутили мяч вокруг себя и между ногами, делали неожиданные передачи, и к середине первой половины игры счет приблизился к шестидесяти. Мне было крайне неудобно перед учителем другой школы, ведь зрители хохотали над его командой, и я взял минутный перерыв. - Дайте хоть забить себе несколько мячей - попросил я баскетболисток. - Да мы несколько раз отдавали им мяч, а они не попадают. - Но вы все-таки не очень усердствуйте. - А как же 100:0? - Забудьте. Перед концом первого тайма счет действительно вырос до 100, и за несколько секунд до свистка наша капитан и туристска Катюша Аболяева, озорно показав мне кончик языка, мягко заложила в кольцо еще один незапланированный на эту половину игры мяч - 52:0! Второй тайм судьи решили не проводить, а потом вообще вычеркнули нашу команду из соревнований, сразу отправив ее на первенство города. Таких заготовок было у меня много. Попробуй выиграть у наших гимнасток, когда они с первого класса занимаются в школе подготовки олимпийского резерва. А футболисты спортшколы громят заезжую команду с двухзначным счетом, а наш вратарь отмеряет круги по стадиону, потому что замерз стоять без дела на ветру...  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *  Группа Вэ-Яков Мы уже давно поговаривали, что недурно как-нибудь назвать нашу туристскую группу. Особой нужды в этом не было - группа и группа, можно даже писать с заглавной буквы. А тут одна студентка предложила: - Давайте мы будем вэяки. - Что это за бьяки такие, - не понял я. - Не бьяки, а вэяки. Вас Вэ-Я называют, вот и будем вэяками. Прислушайтесь, здесь что-то от яков угадывается. А мы разве не похожи со своими рюкзаками на вьючных животных? Пошутили и забыли. Но от похода к походу все чаще раздавалось в лесу: - Вэ-Яки, за дровами! - Вэ-Яки, по ложкам! - Вэ-Яки, подъем! Название прижилось, и я перестал связывать его со своим именем. Потом мы изготовили нарукавные эмблемы для всей группы и значки, вручаемые только старичкам, где над ледорубом и горами тоже красовалось: "Вэ-Яки". Под этим именем мы стали известны среди московских туристов. Однажды в поезде соседи спросили наших ребят, от какого они клуба: вроде и дети едут, и взрослые - непонятно. Ребята начали объяснять, но запутались. В самом деле - как тут объяснишь? Мы не из школы, не из института и вообще ниоткуда. Мы - сами по себе. - Давайте разберемся, - начали помогать соседи. - Вот, к примеру, в Москве есть такое очень большое объединение, выступающее на слетах, городских юморинах и на конкурсах студенческой песни. Там тоже дети и взрослые. Их вэяками зовут... - Так это мы и есть! - рассмеялись ребята. Мне же все чаще было не до смеха. Попробуй оформить документы для дальнего путешествия, особенно в пограничные районы, когда школьников туда не выпускают, когда человек десять работают или учатся по отдельности от остальных, и их не заносят ни в студенческую, ни в школьную маршрутную книжку. Доходило до абсурда. Ребятам, поступившим после восьмого класса в техникумы, пропуска на Памир выдают, а их товарищам-девятиклассникам - ни под каким видом. - Почему? - спрашиваю. - Школьникам не положено. А тут еще появилась инструкция, запрещающая детям до 14 лет путешествовать за пределами своей области. Моих пятиклашек, уже находивших под Москвой сотню километров и не раз ночевавших в зимнем лесу, не выпускают на скалолазание в Крым, а рядом спокойно оформляются старшеклассники других школ, не имеющие никакого туристского опыта. Был в инструкции еще один интересный пунктик, ставящий крест на нашей работе: в походах могут участвовать группы только одного возраста или смежных возрастов! К этому времени я имел уже в школьном туризме определенный вес, и маршрутные комиссии старались помочь обойти инструкцию на законных основаниях. Мне подсказали обзавестись справкой из лаборатории детского туризма при НИИ, где я вел весьма незначительную работу, что группа наша - экспериментальная и, следовательно, в научных целях может выходить за рамки общепринятых положений. Сейчас все эти несуразности вызывают только улыбку, но тогда, в 70-х годах, дело обстояло сурово. Один руководитель-байдарочник, в группе которого было несколько шестиклассников, обивал пороги Министерства просвещения, добиваясь разрешения идти по реке, вильнувшей за пределы Московской области, но тут же развернувшейся обратно. Другого учителя, рискнувшего нарушить инструкцию, с большим шумом уволили из школы. Все эти чиновничьи игры отнимали время и трепали нервы, но сказать ребятам, что мы незаконнорожденные и надо расставаться, я не мог, и перед каждой дальней поездкой приходилось заниматься эквилибристикой, обеспечивая группе место под солнцем. С каждым годом группа становилась все больше. К нам приходили ученики из четвертых и третьих классов, которым еще рановато вышагивать по 25-30 километров. Тогда мы начали разрабатывать маршруты таким образом, чтобы с их серединной части можно было отправлять малышей домой в сопровождении взрослых. Чем-то туристы отличались от остальных ребят и на лагерных сборах, и в школе. То ли тем, что старались даже на переменах быть вместе, то ли ответственным отношением к различным делам. Выезжаем мы в трудовые лагеря - это в порядке обязательной сельхозпрактики. Каждый получает в поле свой ряд для прополки или окучивания. И всегда туристы уходят вперед, а закончив работу, помогают отстающим. Даже самые нерадивые школьники стеснялись не выполнить установленную норму, потому что знали: за них ее выполнят Вэ-Яки. Конечно, отношение к работе складывалось не столько на полях, сколько в организации всей жизни наших трудовых лагерей, куда я перенес многое из опыта интернатских полотняных городков. Но тон во всех делах задавали все-таки туристы. Не думаю, что переоценивал их. Скорее наоборот, часто был к ним излишне придирчив. Но наблюдая за ребятами из других школ - на соревнованиях, в походах и в лагерях - видел, что по сплоченности они значительно уступают нашей туристской группе. И это замечал не только я. В том же трудовом лагере, в соседнем бараке, жила еще одна школа. Мне очень понравился один из ее учеников, приходивший на наши вечерние посиделки. Я пораспросил о нем учителей и решил, что его всенепременно надо приобщить к нашим походам. Володя Борисов, отличник и эрудит, закончивший музыкальную школу, но очень болезненный и абсолютно неспортивный товарищ. Последнее меня не особенно волновало - лишь бы он согласился придти к нам, а там посмотрим, как его выправить. Несколько раз я разговаривал с Володей, но он только извинялся и отнекивался. Но отвязаться от меня было не так-то легко, и через год Володя оказался среди Вэ-Яков. С нами он побывал на Кавказе и на Памире, получил звание "старичка", написал несколько песен для группы, в том числе "Гимн старичков" и поздравительную оду для взявших первый в своей жизни горный перевал. Мы самым бессовестным образом эксплуатировали талант Володи, требуя поздравительных песен ко дням рождения туристов и к нашим многочисленным праздникам. Володя ахал, в отчаянии взмахивал руками и клялся, что ничего не успеет сделать, но "Надо, Володя, надо" - и к сроку заказ выполнялся. В одном из походов мы торжественно возвели Володю в звание Придворняжного поэта с вручением соответствующей грамоты, нагрудной цепи и полутораметрового стила из альпенштока с картонным оперением. Странно, что, имея музыкальное образование, Володя только в нашей группе познакомился с бардовскими песнями. Но зато теперь, уже взрослым, он с товарищами ежегодно проводит песенные вечера в дни рождения Окуджавы и Визбора во дворах их детства, выступает в школах с рассказами о известных бардах, много публикуется. Когда пришел его срок уходить в армию, мы собрались в большой квартире. Володя сел к пианино, под микрофоны, объявив, что будет рассказывать музыкальную историю Вэ-Яка, прошедшего путь от зеленого новичка до старичка группы. Эту полуторачасовую запись - не знаю даже, как назвать - необычного концерта, что ли, мы ежегодно прокручиваем новым туристам, потому что это не история одного человека, а целый пласт нашей жизни со всеми ее радостями и огорчениями. Володя начал с нашего знакомства в совхозе. Я передаю его рассказ, ничего не меняя, и думаю, что взгляд человека со стороны будет точнее моих собственных оценок. Из воспоминаний члена группы Володи Борисова. "... В обеих бараках жили ребята, присланные на сельхозработы, но жизнь в этих двух бараках текла совершенно разная. В нашем бараке развлекались в основном тем, что вымазывали зубной пастой или клеем дверные ручки - вот такая была очень любимая забава; пили, курили втайне от своих преподавателей, а преподаватели, по-моему, занимались тем же самым втайне от нас. Ругались, разговора человеческого почти не случалось, по крайней мере, я не помню такого случая. А вот в бараке, который был рядом с нами, все было как-то по другому. Я наблюдал за жизнью этого барака издалека, но замечал, что под вечер люди сходятся, садятся тихонько, что у них есть гитара, что они ведут какие-то негромкие разговоры. Мне хотелось подойти, но как-то случая не было - мы не знакомы, и мы пока что существовали параллельно. Однажды на пыльной сельской дороге мы ждали автобуса, который должен был отвезти нас на поле... Рядом с нами на той же пыльной дороге стояла другая школа, но она ждала не просто, она ждала очень активно. Был плотный кружок людей, из него слышались какие-то веселые возгласы, смех - словом, очень хотелось подойти поближе, и я подошел. Я увидел, что организована какая-то веселая игра. В самом центре стоял невысокий человек с черными горящими глазами, который был живее всех присутствующих - он как-то замечательно весело говорил, источал какое-то поле, которое всех стимулировало и к веселью, и к какой-то игре. Что он был источником этого поля, было видно сразу невооруженным глазом. Я посмотрел, что за игра. Ну, поначалу это для меня было не очень интересно... Потом начались другие игры - викторины... Я задал несколько вопросов или дал несколько правильных ответов - словом, это был повод для какого-то вступления в разговор. Я представился и попросил разрешения подойти вечером к их бараку... Вечером я пришел к бараку соседней школы. И этот вечер я провел гораздо лучше, чем все предыдущие. Там опять были игры, очень интересные загадки, очень хорошие были разговоры, споры. А потом Виктор Яковлевич читал стихи. Тогда я впервые услышал, как он читает. Я стал часто ходить на эти вечерние собрания, познакомился с некоторыми из тех людей, которые на этих собраниях были завсегдатаями... и однажды, перед отъездом, Виктор Яковлевич сказал: - Вы знаете, Володя, у нас есть группа, которая ходит в подмосковные походы. Если вы хотите, если вам это интересно, то можете придти к нам и сходить хотя бы в один поход. Думаю: вот какой любезный человек. Взял у него телефон с тем, чтобы позвонить осенью, когда начнется учебный год, и мы расстались. Ну, естественно, я догадывался, что не позвоню. Виктор Яковлевич, по-видимому, просто не знал, с кем он имел дело: я такая кабинетная крыса, я всю жизнь сидел в четырех стенах. Людей, которые ходили в походы, да и просто в лес, я не понимал и с трудом представлял, что это возможно, а люди, которые ходили в лес с ночевкой, мне представлялись вообще какими-то сумасшедшими - как это можно на такое решиться. Поэтому я прекрасно понимал, что это не для меня, что ни в какой поход я не схожу... Я тогда недооценил Виктора Яковлевича... Вдруг однажды вечером в моей квартире раздался телефонный звонок. - Здравствуйте, Володя, с вами говорит Виктор Яковлевич. Мне стало ужасно стыдно, во-первых, и я очень удивился, во-вторых. Дело в том, что своего телефона я Виктору Яковлевичу не давал. Было совершенно непонятно, откуда этот человек мог взять мой телефон. - Так вот, Володя, - продолжал Виктор Яковлевич, - если вы помните, мы договаривались встретиться в походе, вот у нас в эту субботу будет поход..." Я еще вернусь к этой магнитофонной записи и к воспоминаниям "старичков", потому что их рассказы о жизни группы - это личное отношение каждого к тому, с чем он сталкивался в нащем больщом и дружном коллективе. Походы не прекращались и в самую горячую для школьников пору - перед окончанием учебного года. Но требования к успеваемости не снижались, да и сами старшеклассники понимали, что время благодушества прошло - надо готовиться к поступлению в институт. Теперь в электричках школьники рассаживались группами между студентами и забрасывали их вопросами по сложным разделам программы. Консультации продолжались и на маршруте. Так у нас появился "Бродячий Университет". Ребята переходили из одной группы в другую и решали свои проблемы в прямом смысле на ходу. Студенты у нас были почти со всех факультетов, да еще такой опытный учитель математики, как Людмила Яковлевна, да еще несколько учителей из других школ, так что заниматься можно было хоть в группе, хоть индивидуально. Ребята относились к такой форме занятий очень серьезно и говорили, что она даже полезней самостоятельной подготовки. Туристы - тоже люди. Пришло время, и в лесу отшумела наша первая свадьба. Теперь их уже за тридцать, но ритуал торжества остался таким же, как и в 70-х годах. Лесной бивак украшен воздушными шариками и гирляндами. Между деревьями на веревках - поздравительные плакаты и различные надписи: "Жизнь прожить - не гору перейти!" "Маша, опомнись, еще не поздно!" "Мы знаем: в этом что-то есть. Мы даже знаем, что есть в этом что-то!" А когда две свадьбы грянули одна за другой, на рулоне обоев растянули суровое предупреждение: "Еще одна такая свадьба - и группа вылетит в трубу!" Каждая свадьба оформляется со своим национальным колоритом. Были у нас цыганские, узбекские свадьбы и даже древнегреческая, проходившая на фоне Парфенона, между рядами весталок, стоящих в легких туниках и тапочках на снегу. Невеста, непременно в фате, выезжает на тройке лощадей с колокольчиками. Для выезда у нас заготовлены нагрудные картонки: "Правая лошадь", "Левая лошадь" и "Коренник" - это для гарцующих впереди девушек. Юноши, несущие невесту, обходятся более прозаическими обозначениями: "Правое колесо" и "Левое колесо". Хотели сделать выезд и женихов, но, прикинув их веса, решили, что пусть лучше они поддерживают фату и двигаются своим ходом. Тройка лошадей под звон колокольчиков гарцует между рядами гостей, забрасывающих жениха и невесту конфетти и серебряным дождем. Взрываются петарды, взлетают ракеты. Жениха с невестой подводят к столу - стоящему на четвереньках и покрытому спальником туристу - и ведущий церемонию произносит все, что положено в таких случаях. Молодые расписываются в "Бракованной книге", им вручается свидетельство о браке, подписанное всеми участниками торжества, и хор запевает уж что там удалось сочинить, но обязательно с фактами из биографии свежеиспеченных супругов. На одной из последних свадеб мы величали воспитательницу детского сада и молодого артиста, дипломной работой которого была роль в чеховской "Чайке", а до этого сыгравшего взломщика квартир в предупреждающем о бдительности телеролике. Свадьба была с одесским колоритом, поэтому хор, среди прочего, пел: "Начнем с невесты - к ней лежит душа, На свадьбе без невесты нету толку. Она с любого бока хороша - Красавица, хотя не комсомолка. Ну а жених - чтоб он нам долго жил - Возвышенный и ростом, и душою. Со сцены он за честность говорил, А в телеке жил жизнью воровскою. Он и она - как пара сапогов: Один другого очень дополняет - Она детей доводит до умов, А он мозги у взрослых развивает... Молодым при свете факелов преподносят подарки. Здесь уж мы не скупимся - дарим байдарки, магнитофоны, спальные мешки, штормовые костюмы. Правда, после социальных преобразований в стране подарки стали скромнее, но марку стараемся держать, хотя наша общественная касса после таких свадеб часто оказывается пустой. А затем - праздничный ужин с обилием сладостей и домашней выпечки. И ни капли вина, кроме бутылки шампанского, слитого в литровую кружку, пускаемую по кругу. В положенный срок к нашему костру приносят новорожденных, так они и взрослеют вместе с группой. Потом малышки путешествуют в рюкзаках родителей, а с 4-5 лет уже сами проходят небольшие маршруты. Я смотрю на молодое поколение и думаю: как ребятишкам все-таки повезло. Два раза в месяц по суткам на свежем воздухе в лесу, в общении со старшими, которые постоянно возятся с ними. Уже с пяти-шести лет дети умеют разводить костры и помогают родителям ставить палатки, учатся петь хорошие песни и выполняют несложные бытовые работы. В этом же возрасте мы начинаем брать их в лодочные походы по Селигеру и вывозим в Крым, выпуская на простенькие скалы - конечно же, с тщательной веревочной страховкой. Несколько первоклассников были с нами на Кавказе и на Памире, шли по ледникам, попадали в непогоду, и живя жизнью группы, постепенно усваивали ее законы и традиции. Когда дошколят стало достаточно много, мы начали устраивать соревнования по типу "Мама, папа, я - спортивная семья". С давней поры у нас появилась традиция считать вторую субботу сентября началом нового туристского сезона. В этот день в лесу под станцией Опалиха собирается вся группа. Даже бывшие студенты, работающие в других городах, стараются попасть к нашему костру. Организуется обильный праздничный ужин с шашлыками и арбузами, всякими деликатесами и сладостями. Едят до отвала, и кто-то назвал эту осеннюю встречу Обжираловкой. Утром начинаются игры и конкурсы. Долгое время любимой забавой был футбол, а когда девушкам надоело быть только зрителями, их тоже подключили к игре, но теперь соперники были привязаны друг к другу двухметровыми веревками - так и гоняли по поляне, тормозя выбегающего на мяч. Футбол сменился соревнованиями по ориентированию. В радиусе трех километров на деревьях, помеченных на карте, развешивались большие фотографии летнего путешествия. За такими призами мчались все, даже те, кто не был в этом сезоне в горах. В общем, игр и всякого дурачества на Обжираловке хватало. Вот только самые маленькие оставались не у дел. Тогда и решили проводить для них "Мама, папа, я - спортивная семья". Дома родители изготовляют паспорта - заявки с фотографиями участников, с рисунками и шутливыми текстами. Паспорта развешиваются для обозрения, и авторы трех лучших шедевров премируются. Затем семьи выходят на старт полосы препятствий. Но тут запротестовали младшие школьники: мы тоже хотим! Пришлось проводить соревнования и для них. Но как проводить, когда большинство школьников приходит в походы без родителей? - Ищите, - говорим, - семью. И тут начинается самое потешное. - У меня красивая мама, - набивает себе цену третьеклассник. - Ищу завалящего папу! - Девочка ищет отца! - Мы сиротки - нет папов и мамов! Полоса препятствий не такая уж легкая. Между деревьями, на высоте полутора метров, подвешено бревно. Мама пробегает под ним, папа передает ей над бревном ребенка и перелезает через бревно, которое раскачивается на веревках, не позволяя как следует зацепиться и навалиться на него. Потом надо пройти по наклонному бревну, подвешенному только за один конец. Дитятку, конечно, поддерживают с двух сторон, но уж родители должны сами. Затем папа идет по натянутой между деревьями веревке, держась за другую над головой - и так один этап за другим, с метанием шишек в кастрюлю, с переноской "пострадавшего", с прыганием по "кочкам"... Проигравших у нас не бывает: каждому ребенку вручается игрушка и самодельная грамота - неважно, за что: за мужество, за находчивость, за меткость и даже за то, что не плакал. Родители говорят, что наши грамоты хранятся дома, как реликвии, а дети перед очередной Обжираловкой спрашивают: - А "Мама, папа, я" будет? К концу 70-х группа выросла до ста человек, и это начало беспокоить нас с Людмилой Яковлевной. Нет, организационных трудностей мы не боялись - структура группы с ее Штабом, отделениями и дежкомами позволяла руководить и большим числом людей. При необходимости, используя телефонную цепочку, можно было собрать всех часа за два. Но мы видели, что дружеские связи начинают замыкаться внутри отделений, что образуются микрогруппки из 5-6 человек, вход в которые никому, конечно, не возбраняется, но и не особенно приветствуется. Микрогруппы в большой общности людей появляются всегда. Важно только, чтобы они не были нейтральны или еще хуже - антогонистичны друг к другу, а находились в дружеском общении. Но у нас появилось столько микрогрупп, что общаться между собой они физически не могли. Против науки не пойдешь: радиус реального общения, когда каждый может контактировать с каждым, всегда остается в пределах 15-20 человек. С одной стороны, в этом преимущество больших групп. Если поставить в изолированные условия 5-6 человек, один из которых не нашел точек соприкосновения с товарищами, он рискует оказаться изгоем, лишенным возможности выйти из ситуации. В большой группе каждый может найти для себя удовлетворяющую ячейку для дружеского общения и избегать контактов с несимпатичными ему людьми. Но когда в одной большой группе - взрослые и дети, появляется риск консолидации по возрастам. Для старших это значения не имеет, но ребятишки 10-12 лет могут оказаться как бы в стороне. Мы видели, что школьники среднего звена легко приживались среди взрослых. Самых маленьких опекали родители, и то, что малышня в основном общалась между собой, вполне отвечало ее возрастным особенностям. Но 3-5-е классы, уже отойдя от малышни, еще не вошли в микрогруппы старших. Раньше этого не было: в меньшей по численности группе с ними возились персональные шефы, да и все остальные туристы. А теперь я начал замечать, как не определившиеся в своем статусе туристята отходят от общего костра и затевают в лесу свои игры, да и на маршруте часто идут обособленной группкой. Никакой трагедии нет, но хотелось, чтобы с ними постоянно были ребята постарше. Вот и разберись тут: когда нас было 50-60 человек, самые младшие школьники липли к взрослым, а в большой группе остаются вроде бы без присмотра. И конечно же, сплачиваются между собой. А это уже другой уровень поведения и другой круг информации. Для меня было очевидным, что количество человек в группе вышло за целесообразные пределы - не все даже знали друг друга по именам, а в зимних походах невозможно было разместиться у костра: одни сидят по кругу, а другие за их спинами притоптывают ногами. Но сократить численность группы приказным порядком нельзя. Правда, просил никого больше не приводить и перестал вывешивать в школе объявление о новом наборе, но ощутимых результатов это не принесло. К счастью, такое положение длилось всего два года. Начали уходить ветераны первого созыва - мои интернатские: семья, работа, приусадебные участки - новые заботы, новые интересы. Начали разъезжаться закончившие институты. И юноши один за другим призывались в армию. Группа сократилась до 70 человек, и этого максимума мы старались в дальнейшем не превышать. Вскоре все вернулось на круги своя: повысился уровень общения, и туристята снова оказались в центре внимания старших. Почему я вспоминаю об этом? Неформальная группа, из которой каждый может в любое время уйти, привлекает двумя вещами - комфортностью нахождения в ней и значимостью деятельности. Если человек чувствует, что в нем не очень нуждаются и его отсутствия не замечают, он скорее всего поищет другой круг людей для проведения досуга. Конечно, значимость деятельности тоже удерживает в группе, но если люди не объединены духовно, их усилия будут направлены только на достижение выбранной цели, после чего можно спокойно расходиться, не мечтая о новой встрече. Это уже не группа единомышленников, а совершенно иная, узко функциональная общность. Мой бывший ученик, давно покинувший группу и начавший ходить в горы по маршрутам высшей категории трудности, рассказывал, что бросил это занятие по одной причине: - Все прекрасно, все интересно, но рядом не товарищи, а сотрудники по напряженной работе. Вечером перекусим, обменяемся короткими репликами - и на боковую. А с утра - все по новой. Общения никакого. Вколачиваем крючья, навешиваем веревки... Мы нужны друг другу, как надежные партнеры по связке - и не более. Вернулись домой, изредка перезваниваемся, а к лету собирается новая группа, и часто от прежней в ней - один-два человека. Возможно, кого-то это устраивает, а меня - нет. Мы не раз обсуждали со "старичками" положение дел в группе и сошлись на том, что трудности возникают не только из-за ее количественного состава. Важно и соотношение возрастов. Нельзя, чтобы младщих школьников было слишком много - за ними не уследишь и не научишь тому, чему можно научить. Решили, что при оптимальном варианте на пятерых туристов от 15 лет должен приходиться один ученик из 3-5-х классов. Значит, в группе должно быть примерно десять малышей, не считая дошколят с родителями. В одной из таких бесед я спросил: не лучше ли вообще отказаться от младших ребят и проводить набор в группу только среди 8-10 классов. - Ни в коем случае! - тут же запротестовали "старички". - Через несколько лет группа станет одного возраста. Потом уйдут студенты, и через каждые три-четыре года всю работу придется начинать заново. Да и не успеют восьмиклассники за два года усвоить наши правила и набраться туристского опыта. - Но ведь сколько возни с малышами! - подзуживал я "старичков". - Никакой возни нет. Ребятишки сами тянутся за старшими. И вообще, группа живет за счет малышей - ведь через несколько лет они становятся самостоятельными. Вспомните хотя бы Сашу Альтова. Сашу мама привела в группу, когда ему было пять лет. Потом он исчез и снова объявился, по-моему, уже третьеклассником. В 12 лет был с нами на Кавказе. А на следующий год мы, прикидывая по списку, сколько мужчин будет на Памире, прочитали Сашину фамилию и заскользили дальше. - Стоп! - сказал я. - Разве Альтов не мужчина? Командиры отделений удивленно переглянулись - и рассмеялись: - А ведь правда - мужик! Сколько же лет он в группе? Вот время летит! Скоро Саша стал одним из лучших наших скалолазов и в 17 лет руководил отделением на крымских сборах, а еще через какое-то время повел "старичков" по памирскому маршруту третьей категории трудности. Такая разновозрастность создавала, порой, ряд потешных моментов. Приводит к нам бывшая студентка, а теперь классная руководительница, нескольких своих учеников. Для нас нынешняя учительница так и осталась Верочкой, а для ее ребят? В группе, ко всем, кроме меня и Людмилы Яковлевны, обращаются на "ты". Но не могут же ученики так фамильярно обращаться к своей "классной"! И прячут улыбки старожилы, слыша разговоры новых дежурных: - Вера Николаевна, каша не убежит? - Вера Николаевна, воду надо принести... На итоговых собраниях в горах ученики Веры Николаевны неловко опускают глаза, когда при персональном обсуждении поведения участников путешествия, очередь доходит до их классной руководительницы. Только окончив школу, ребята постепенно начали обращаться к своей учительнице по имени и на "ты", но один, теперь уже семейный мужчина, тормознулся, и для него наша Верочка так и осталась Верой Николаевной, не смотря на распрекрасные отношения между ними. Или такой момент. Приходят к нам трое первокурсниц из пединститута. Быстро знакомятся со всеми, в том числе и с молодым школьным преподавателем физкультуры. А этот преподаватель через год переходит работать на их факультет и сразу становится для девчат Алексеем Витальевичем. Конечно, только в институте. И вот вижу как у примусов Алексей Витальевич подмазывается к своей студентке: - Мариночка, я с утра не ел, дай кусочек тушонки. - Отойди! Через пять минут ужинать будем. - Ну, Мариночка... - Лешка, отойди! - Ну, Мариночка! Я же все-таки твой преподаватель и замдекана! - Вэ-Я! - кричит девушка. - Ко мне Лешка пристает! Заберите его или он сейчас половником получит! Все смеются. А как быть школьнице, года три называвшей кадидата наук Наденькой, и теперь поступившей к ней в институт? На переменах девчонка бежит к Надежде Васильевне в лабораторный закуток побаловаться чайком, но все равно отношения между ними в институте как между преподавателем и студенткой. В походах вроде бы все по-прежнему: сидят рядышком, вместе поют. Но девушка шепотком говорит мне, что теперь никак не обращатеся к своему преподавателю - боится перепутать: где Наденька, а где - Надежда Васильевна. Как-то в Крыму, на 7-е ноября у нас должен был состояться традиционный парад и демонстрация трудящихся. Выбрали мы уединенное место в горах. Колонны, разукрашенные воздушными шариками и флажками, приготовились, я уже взгромоздился на свою лошадь - ветерана интернатских лет, а командир группы вдруг заупрямилась: я же своих учеников привела, как же я верхом при них на парне поеду?! А ее лошадь "Ночка" стоит и нетерпеливо ногами перебирает. - Садись, - говорю, - что за цермонии. - Ни под каким видом! Что дети подумают?! - Подумают, что им повезло с "классной". Не все же тебе застегнутой на все пуговицы перед ними ходить! И когда мы выехали из-за камней, и загорцевали навстречу друг другу, не ожидавшие этого ученики нашего командира так захлопали и так восторженно начали вопить, что едва не сорвали торжественное начало парада... Все эти маленькие неловкости никак не отражались на жизни группы, хотя по началу я все-таки задумывался как надобно организовать отношения преподавателей и учеников, вдруг попадавших из официальной обстановки в круг неформального дружеского общения. Но взрослые говорили, что никакого панибратства в учебное время ни школьники, ни студенты не допускают. Более того, они - лучшие на занятиях. А в горах учительницы становятся ведомыми и подчиняются распоряжениям своих учеников-старшеклассников, которые и подстрахуют, где надо, и помогут в пути. И ничего зазорного в этом нет - обычная смена ролевых функций. Так что особо долго я не раздумывал - просто пустил это дело на самотек. Как-то Александр Александрович Остапец-Свешников, тогда молодой кандидат, а ныне - доктор педагогических наук и президент Академии детско-юношеского туризма и краеведения, сказал мне: - Возможно, ты делаешь интересное и нужное дело. Возможно. Но никаких научных срезов в работе у тебя нет, потому что ты лентяй. Вот познакомся - Сергей Николаевич Волков, опытнейший турист, учитель и аспирант кафедры психологии МГУ. Он весьма осторожно относится к разновозрастным туристским группам. Кстати, я тоже. Так вот, Сергей Николаевич пойдет с тобой в ближайший поход, понаблюдает, проведет анкетирование и все разложит по полочкам. А потом мы побеседуем. Договорились? Оказалось, что мы с Сергеем Николаевичем живем в одном дворе и окна наших квартир смотрят друг на друга. В тот зимний вечер мы не спешили расходиться. Я рассказывал о группе и видел, как Сергею Николаевичу не терпится перебить меня и надоевшими уже вопросами "А что будет, если..." разрушить все мои психолого-педагогические построения. Но я был значительно старше, и Сергей Николаевич только деликатно спрашивал: - Не кажется ли вам, что в такой группе взрослые находятся в страдательном положении? Им приходится опекать малышей, а при выезде в горы выбирать доступные для младших маршруты, и следовательно, не повышать собственное спортивное мастерство. Или: - Все-таки разность интересов и жизненного опыта старших и младших не создают предпосылок для неформального общения. Мне представляется здесь неминуемым размежевание по возрастам. Не кажется ли вам, что в этом аспекте общая деятельность во многом носит искусственный характер? Не испытывают ли дискомфорта старшие, которые, возможно, остаются в группе только ради перспективы участия в горных путешествиях? Я как мог объяснял механику нашей работы, но ни в чем Сергея Николаевича не убедил. - Мы продолжим разговор после похода, - сказал он, прощаясь. - Вы увлеченный человек, и боюсь, это мешает вам объективно оценивать многие негативные стороны разновозрастных групп. Тем более - туристских. И тем более, такого широкого возрастного диапазона, как ваша. В очередной поход собралось человек пятьдесят. Я представил Сергея Николаевича, сказав, что ему нужно собрать материал для научной работы, и попросил ребят честно отвечать на все его вопросы. В электричке Сергей Николаевич отвлекал взрослых и малышей от наших викторин и о чем-то шептался с ними, делая пометки на листочках разграфленной бумаги. Но скоро сунул свою бухгалтерию в карман и азартно включился в игру. Кто-то из малышей уступил ему место напротив меня. Сергей Николаевич усадил малыша на колени и начал подсказывать ему ответы на вопросы. Они по-честному делились выигранными конфетами, а когда ответ оказывался неверным, малыш дергал Сергея Николаевича за борта штормовки и возмущался: - Ну что же вы?! Так мы ничего не выиграем! Ну, думайте, пожалуйста, думайте! - Сам думай! - огрызался Сергей Николаевич. - И не тряси меня, а то все мозги вытрясешь! В паузе между играми я наклонился к Сергею Николаевичу и тихонько спросил: - Так как же насчет разности интересов? - При чем здесь интересы! Если бы он не ерзал и не мешал... Сергей Николаевич замолчал и смущенно улыбнулся: - Простите, увлекся... Больше он своих бумажек не доставал ни в вагоне, ни в походе. Мы протоптали в снегу тропку к поляне, и ребята разошлись по лесу в поисках сушин. Вскоре в темноте завжикали пилы, а мы с Сергеем Николаевичем присели на принесенное бревно возле дежурных, поднимавших блеклый огонек костра. Чуть в стороне под набитыми снегом кастрюлями гудят примуса, на яркие пленки раскладываются продукты - все идет давно установленным порядком. - А кто здесь командует? - спрашивает Сергей Николаевич. - Дежурный командир. - Он в лесу? - Да нет. Вон девочка у примусов. - В каком она классе? - В седьмом. - Что-то я не слышал ее распоряжений, - говорит Сергей Николаевич. - У нее есть конкретные обязанности? - Есть. Она их уже выполнила. Продукты закуплены, деньги собраны. Теперь ее дело - обеспечить костер и ужин. - А те, что в лесу - все собирают дрова? Кто их конролирует? - Да никто не контролирует. Вот разгорится костер - начнут подходить греться, а потом снова в лес. - А ваши функции? - Присутствовать, - рассмеялся я. - Не будь вас, тоже был бы в лесу. А сегодня попросил разрешения у дежкома побездельничать. - Ну, это уже лишнее, - заволновался Сергей Николаевич. - Неудобно как получилось. Пойдемте работать. Сергей Николаевич начал притаскивать такие здоровенные бревна, что даже "старички" восхищенно переглядывались. Я не удивился, что старшие уже обращались к Сергею Николаевичу по имени и на "ты" - за валкой сушин и распиливанием бревен знакомятся быстро. Дежурные позвали к ужину, но я притормозил Сергея Николаевича: сначала девочки. - Дядя Сережа, давайте миску, я вам принесу, - подошел к Сергею Николаевичу его партнер по викторине. За чаем мы поздравили и одарили деньрожденников, они выставили традиционные торты, ребята чуть откатили бревна от жаркого костра и начались песни. У нас были прекрасные солисты, мы негромко и слаженно пели на несколько голосов - взрослые и дети - и нам было хорошо вместе. А потом как обычно: - Вэ-Я, почитайте... В тот вечер я читал Мережковского, Апухтина, Горького, а когда закончил, Сергей Николаевич поднял руку: - Разрешите мне. Нет-нет, ни петь, ни читать я не буду. Я вот о чем... Меня попросили придти сюда, чтобы доказать невозможность существования таких групп, как ваша, где собраны люди разных возрастов. Так вот, все это полнейшая чепуха. Я видел, как младшие ведут себя в электричке, я видел, как вы готовите бивак, и не заметил ни одного момента, где бы младшие выпадали из общей обоймы... И этот вечер... Ребята, вы сами не знаете, какие вы... Мы не знали, надо ли отвечать на его слова или снова взяться за гитары. Так и просидели с минуту в неловкой тишине, ожидая, не скажет ли Сергей Николаевич чего-нибудь еще. И он продолжал: - Я - будущий социальный психолог. Возможно, я вижу в отношениях людей больше, чем видите вы. Я вижу, что вы рассаживаетесь у костра небольшими, но достаточно устойчивыми группами - это показатель дружеских связей. В известных пределах, конечно. Я вижу, что эти группы диффузны - значит, не замкнуты и открыты для всех. И что малыши рядом со взрослыми. У меня тоже есть школьники-туристы. Но они рассаживаются у костра где придется. Понимаете - им безразлично, с кем рядом сидеть! Ребята удивленно переглянулись. Никто не задумывался, где он сидит, да и групп никаких не было - только тесный круг на бревнах и впереди на низких походных стульчиках. А тут все увидели, что в этом сидении плечом к плечу есть своя логика: оказалось, что рядом сгрудились люди, которые всегда старались быть вместе. - Наука! - уважительно сказал кто-то. Сергей Николаевич подождал, пока уляжется шумок. - И еще. Я видел, как старшеклассник вздремнул на плече вашего командира. Она обняла его и пела со всеми. А у меня в группе мальчишки захихикали бы, увидев такое. У вас не командир, а чудо. Простите, кто вы по профессии? - Я почти как Вэ-Я, - весело сказала наша общая любимица Таня Быцунь. - Он - преподаватель физического воспитания, а я - будущая физичка. Скажите обо мне еще что-нибудь приятное. Все рассмеялись: Татьяна умела разрядить даже самую неловкую обстановку. А Сергея Николаевича, видимо, прорвало. Теперь он взялся за меня - и, наговорив кучу любезностей, признался, что более обаятельного человека еще не встречал. - Это я-то обаятельный человек?! Я был уверен, что обаяния-то мне как раз и не хватает, и даже немного комплексовал по этому поводу. - Не скромничайте, - сказал Сергей Николаевич. - Вы это прекрасно знаете. А не верите - спросим у ребят. - Вы их слушайте больше, - сказал я. - Им еще у меня оценки получать. Разговор повернул на вечную для нас тему - о личных качествах любого руководителя. Смешинки закончились, и мы проговорили долго, забыв о пении и о времени отбоя. Несколько раз дежурный командир подходила ко мне и показывала на часы, но я просил еще десять минут и еще пять. Наконец дежком громко скомандовала: "Отбой!" Все встали и положили руки на плечи друг другу. Гитарное вступление - и полетела в морозную ночь последняя на сегодняшний вечер песня. Пока земля еще вертится, Пока еще ярок свет... Пятьдесят человек поют окуджавскую "Молитву" - девчонки, мальчишки, студенты, учителя; поют истово, до мурашек по телу... - Такого я еще не видел, - тихо говорит мне Сергей Николаевич. Мы забираемся в свое лежбище и натягиваем на спальники пленки. - Тепло? - спрашиваю. - Тепло. - Спокойной ночи. Сергей Николаевич стал часто бывать у меня дома. Мы много беседовали, что-то формулировали и обосновывали. Пару раз он еще ходил с нами, а потом перекроил свою группу наподобие нашей, но, насколько помню, дела до конца не довел - переехал на дальний конец Москвы и начал учительствовать в другом месте. Как-то незаметно связь между нами оборвалась, и только лет через десять он снова пришел ко мне уже в ранге директора школы, пришел вместе со своим административным синклитом уговаривать перейти к ним работать... Александр Александрович Остапец, пославший Сергея Николаевича изучать нашу группу, тоже занимался с ребятами в своем клубе "Родина", собирая в туристские кружки школьников со всего микрорайона. Отчет Сергея Николаевича, видимо, заинтересовал его, и мы были приглашены в клуб на встречу со старшими кружковцами. Любопытная получилась встреча. Пришло нас пять человек - я, две девочки из 5-го и 8-го классов, студент-энергетик и учительница. Мы прокрутили кружковцам фрагменты из воспоминаний Володи Борисова и начали отвечать на вопросы. И первый же вопрос был из набившей оскомину серии "А что, если...": - А что, если старшие ребята будут обижать надоевших малышей? - Как это обижать? - удивилась восьмиклассница. - Я в группе с третьего класса. И никто ни разу даже не крикнул на меня. Это сейчас все приходится делать самой, а раньше... Шеф проверит, чтобы поела, уложит, укроет, за ушком почешет. А на маршруте устанешь - старшие тут же разгрузят. Малышам в группе самое раздолье: забот-то почти никаких. А вы говорите - "обижать". Скажете тоже! - А если горный маршрут не по силам младшим? Студент начал было подробно объяснять, как мы разрабатываем маршруты, формируя отделения по спортивной подготовленности и туристскому опыту, но увидел, что это не очень волнует хозяев, и сказал: - Вот я прошлым летом ходил с другой группой в "четверку", еще один из наших был с университетской командой на леднике Федченко - прошли маршрут высшей категории. Двое были на Тянь-Шане. Естественно, без малышей. Но возвращаемся-то мы в свою группу. Это наш дом! И возвращаемся мы с новыми знаниями, и ведем по доступным горам остальных. Наша группа не гонится за сложными маршрутами, для нас важно другое - постоянное общение. Разве это плохо? - А помните, Вэ-Я,- спросила учительница, - вы как-то предложили "старичкам" отказаться от гор и пойти летом по Подмосковью? И мы сказали, что если всей группой, то с удовольствием. Вы спрашиваете, - обратилась она к кружковцам, - как совместить в горах маршруты младших и старших. А для нас этот вопрос, в общем-то, не стоит. Можно пройти всего пару перевалов, доступных каждому. И кроме того, спустившись с гор, мы ездим по городам: Самарканд, Бухара, Хива, экскурсии по Черноморскому побережью - разве это интересно только взрослым? Вот наша Ирочка из пятого класса. Она была два раза только в Крыму, а сколько уже видела! - А ну, скажи, Ирочка, где ты бывала? - улыбнулся Александр Александрович. - Я бывала в Симферополе - там музей. Потом бывала в Алуште и Ялте - там поляна сказок и музей Чехова. А еще в Феодоссии, где картины Айвазовского и музей Грина. - А дом-музей Чехова тебе понравился? Ирочка посмотрела на меня и честно призналась: - Не очень. И тут же добавила: - Когда подрасту, тогда понравится. То, что кружковцам из турклуба, далеким от педагогических проблем, было трудно понять нашу организацию, не удивляло - нас часто не понимали и взрослые. Да и не в организации было дело - в конце концов, можно напридумывать и не такое. Не понимали главного: зачем все это нужно? Ходят школьники в походы по возрастам - и прекрасно. Здесь все давно определено: количество человек в группе, протяженность и сложность маршрута, вес рюкзаков. Так надо ли усложнять, чтобы появлялись вопросы, ответить на которые не просто? Конечно, разумнее познакомиться с нашей группой в походе, но это хлопотно, тем более что совершенно ясно: дети и взрослые психологически не могут объединяться на долгое время. А точнее, не должны. - Почему? - По известным причинам. Вот и поразговаривай тут! А с горными маршрутами для старших и младших мы давно определились: свои ключевые перевалы новички проходят вместе с ветеранами. В нужный момент ветераны уходят на усложненный маршрут, а новички - через перевалы попроще. Через несколько дней отделения встречаются. Вариантов здесь много: расходятся в начале маршрута или где-то в середине пути: с одного места ночевки переходят хребет по разным перевалам. Или у новичков - двухдневный отдых, а ветераны идут кольцевым маршрутом... Вместе с действительно новичками - а их обычно четыре-пять человек - идут туристы, имеющие опыт горных путешествий, и несколько инструкторов. Такая тактика требует тщательной подготовки и кропотливой работы с картой: ведь надо встретиться в нужный день и в нужной точке. Поэтому к разработке маршрутов привлекаются самые опытные "старички". Надо сказать, что ребята не любят расставаться и с нетерпением ждут воссоединения двух групп. Вечером, после спуска с хребта, новичков посвящают в Рыцари первого перевала с вручением специально изготовленных значков и недорогих сувениров. А строй ветеранов запевает для "Рыцарей" традиционную песню: Вас ждет еще много долин, вершин, предгорий, Мы будем следить, чтоб никто не отставал. Но прочной основой всех новых категорий Навсегда ложится первый перевал! Когда кружковцы ушли, Александр Александрович сказал: - Послушав вас, я допускаю, что туристские группы разного возраста могут существовать. В данном случае меня не интересует, как вы планируете горные маршруты для младших и старших - это вопрос второй. Но мне кажется, что ваша группа существует только благодаря такому руководителю, как Виктор Яковлевич. Подождите, - остановил меня Александр Александрович, - я не собираюсь распевать вам дифирамбы. Мы говорим о серьезных вещах. Но представим, что Виктора Яковлевича нет - ну, уехал из Москвы, почил с миром - нет его. Будет тогда существовать группа? Ребята молчали. - У нас есть еще Людмила Яковлевна, - нашлась Ирочка. - Это прекрасно, что есть Людмила Яковлевна, - улыбнулся Александр Александрович. - А что скажут взрослые? - Я думаю, это некорректная постановка вопроса, - сказал студент. - Любое дело остановится при некомпетентном руководстве. Да, мы понимаем - сейчас замены Вэ-Я в группе нет. Но придет время, и появится другой руководитель. Конечно, что-то изменится. Допустим, он не будет читать стихи и рассказывать у костра. Но если сохранится система, группа будет жить. - А что вы понимаете под системой? - Это в первую очередь наша организация, - сказала учительница.- Затем, сохранение того уровня общения, который уже создан. Сохранение культурной программы и культуры костра. - И кто все это будет осуществлять? - Те, кто к этому подготовлен, - резко сказал студент. - Или вы считаете, что руководитель должен только уметь вести людей по маршруту? - Нет, я так не считаю, - Александр Александрович посмотрел на ребят и усмехнулся. - А знаете, почему никто из оппонентов к вам не приходит? Потому, что вы за свою группу любому горло перегрызете. - Это не оппоненты, а недоброжелатели, - сказала учительница. - Сколько Вэ-Я приходится биться, чтобы нас всех вместе выпускали в горы! Маршрутные книжки для школьников, маршрутные книжки для взрослых. В одну школьную маршрутку Вэ-Я вписывает руководителем себя, а кого в другую? Людмила Яковлевна не в их школе, нас тоже нельзя. А если в школьной маршрутной книжке количество девочек превышает допустимую норму, как доказать, что мужчин в группе хватает - они же в другой маршрутке записаны. - Это уже технические моменты, - сказал Александр Александрович. - Не будем отвлекаться. Итак, вы утверждаете, что вопрос жизни разновозрастных туристских групп зависит от подготовленного руководства. Вот мы и попросим Виктора Яковлевича поруководить Всесоюзными семинарами школьных туристских организаторов. Там он сможет популяризировать свои идеи. Александр Александрович сложил в папку густо исписанные листы. - А знаете, я был однажды на слете с вашей группой. Близко не подходил - своих дел по горло - но запомнил, как мы разговаривали с Виктором Яковлевичем, и к нам подошли девушки с мисками, принесли ему ужин. Поверьте, не каждого руководителя будут искать в лесу, чтобы накормить. Александр Александрович встал. - А то, что вас не всегда понимают, не огорчайтесь. Группа у вас, согласитесь, необычная и, конечно, мозолит кое-кому глаза. Да и соревнований выигрываете вы не в меру много, это тоже не вызывает восторга у соперников. А ваш Вэ-Я должен публиковаться и защитить, наконец, диссертацию - тогда все встанет на свои места. Не сразу, конечно. Александр Александрович пожал каждому руку. - А вы молодцы, ребята. Желаю успеха! И спасибо, что пришли. Александр Александрович попал своими вопросами в самую точку: я уже подумывал, кто будет руководить группой после меня и Людмилы Яковлевны. Пока еще мы в силе - ну, а через десять лет? Из тогдашних Вэ-Яков я видел в этой роли только одного человека. Если и в дальнейшем потенциальные руководители будут в таком дефиците, группа может распасться. Поэтому я начал внимательно присматриваться к новичкам, стараясь угадать в ком-нибудь наших преемников. Ребят эта проблема не волновала - все у нас ладилось; а тут еще подоспело новое дело: нас пригласили на взрослую городскую Юморину. Что это за штука - сколько нам ни объясняли, мы толком не разобрались. Поняли только, что надо подготовить веселое выступление, и я поручил это старшеклассникам. Через пару недель они показали мне странное сооружение: к черному рукаву были приторочены два сцепленных каблуками туристских ботинка. Рядом поставили ширму с нарисованной водной гладью и дыркой посредине. - И что все это значит? - А вот, - сказали ребята и зашли за ширму. Из дырки высунулась змеиная голова, замигала глазами-лампочками, пошамкала, позевала - и вдруг из пасти повалил дым. Я и немногочисленные зрители заржали, наподобие табуна лошадей. - Это Несси, - сказали ребята. - Впечатляет? То, что вещала змеюка, мне не слишком понравилось: вроде бы смешно, но не так чтобы... - Мы еще доведем ее до ума, - пообещали изобретатели. - А за текст не беспокойтесь, это только наброски, она у нас заговорит! Вэ-Яки пришли на Юморину почти в полном составе и сразу растворились среди сотен людей. Здесь были известные туристские клубы, институтские группы и такие же неприкаянные, как мы, без официальной крыши над головой. Нас представили восседающему на троне королю Юморину Первому и указали место для бивака. Когда стемнело, глашатаи прокричали о начале концерта. На бревнах, на рюкзаках и даже на деревьях разместились зрители. Ударил гонг, судьи раскрыли блокноты - и началось1... Что может придумать туристская вольница, постороннему человеку трудно представить. Фонтаны острот и лоханки шуток. Зрители выли, словно коты в апрельской ночи. Мы даже забыли, что там, за деревьями, маются наши ребята, и опомнились только, когда объявили: - Выступает группа Вэ-Яков. Из дыры в ширме выглянула наша Несси, подмигнула одним глазком, потом другим - и, ворочая головой, начала рассматривать зрителей. Она еще и слова не сказала, а хохот поднялся такой, будто всем начали водить скребками по самым щекотным местам. - Смеетесь? - спросила Несси скрипучим голосом. - Ну-ну. А мне вот не до веселья... И змеюка поведала горестную историю своей жизни - о том, как сотни бездельников съезжаются со всего света поглазеть на нее. - А я - девушка скромная, одежды на мне никакой, теперь только ночами всплываю, красоту свою дуракам на погляд не даю. Несси тяжело вздохнула, вывалила язык и пахнула на зрителей клубами дыма. Народ просто валился с бревен, визг стоял страшный. С деревьев кричали, чтобы перестали хохотать, а то ничего не слышно. Несси подняла голову и подмигнула галерке. - А вам и слышать ничего не надо, - сымпровизировала она. - Любуйтесь мной, пока под воду не ушла. Эй, там, на дереве, я как лучше выгляжу - в анфас или в профиль? Ребят за ширмой "несло". Я в первый раз слышал текст целиком и, выбираясь из-под навалившегося на меня сзади незнакомого парня, не мог разобрать, где домашняя заготовка, а где гонят отсебятину. Над ширмой перекинулся хвост с кисточкой и погладил Несси по голове. Зрители только изможденно стонали. - Смотреть на вас тошно, - сказала Несси. - Я бы вас всех... А-а, тьфу на вас! Она завертела головой, и из раскрытой ботиночной пасти на зрителей брызнули тонкие струи воды... Под хохот и аплодисменты нам присудили первое место, а утром по просьбе туристов ребята снова повторили свой номер. Ну хорошо - с Несси старшеклассники постарались. Но вот начались ночные соревнования по ориентированию, где найти контрольные пункты можно было только при большом везении, потому что вместо карты давалось шутливое описание, куда надо бежать, и Вэ-Яки тоже оказались победителями. Почему так - не представляю. Мы сразу вошли в юморинную элиту и успешно выступали на этом веселом празднике еще несколько лет. Несовпадение взглядов Через три года после моего прихода в школу директор ушла на пенсию, а с новой директрисой отношения не заладились. - У нас не спортивная школа, - сказала она, - поумерьте, пожалуйста, свой пыл. - Это как? - Школе не нужны ваши победы на районных соревнованиях. После них надо ездить на городские, ребята тратят уйму времени, их надо отпускать с уроков. Ладно бы один-два раза, но вы почти все районные соревнования в городе дублируете. Это недопустимо. - Что вы предлагаете? - Занимайте вторые места. Это и почетно, и хлопот меньше. Мне показалось, что директриса шутит, потому что представил, как буду хватать ребят за трусы на дистанции или требовать посылать мяч в волейбольную сетку. Но со мной говорили серьезно. Скоро мне предложили заканчивать работу спортивных секций вместе с последним уроком второй смены и попросили вернуть ключ от школы. Здесь уж я раскричался, пообещав решить вопрос на уровне райкома партии. Потом запретили приходить в школу не только взрослым туристам, но и бывшим ученикам - "у нас тут своих хулиганов хватает!" Все это накапливалось постепенно и по крупицам. С одной стороны, я понимал директрису: наших ребят приходилось отпускать на городские соревнования чаще учеников других школ. И хотя я требовал от спортсменов хорошей учебы, это не всегда удавалось. Но и сворачивать работу было бы неразумно. Уроки, спортивные праздники и соревнования взаимосвязаны. Ведь лидеры на уроках, за которыми тянутся ребята, появляются из спортивных секций и из спортивных школ, куда я пачками запихивал учеников. Ликвидируешь одно звено - начнет расшатываться вся система. Кроме того, я был абсолютно уверен, что двоечники и те, кто вечерами слоняется по темным дворам, не станут на другой день отличниками, если их отлучить от секций и соревнований. Мне почему-то казалось, что общение со мной полезней бесцельного времяпрепровождения. Однажды директриса спросила: - Виктор Яковлевич, ну объясните, о чем вы битый час разговаривали с пятиклассниками под окном моего кабинета. Сидите на досках и, извините меня, болтаете. Какая в этом необходимость? Что я мог объяснить? Говорили о том, о сем. Я что-то рассказывал, потом ребята. Действительно - болтали. Но это - не напрасно загубленное время. Здесь между нами протягиваются тончайшие ниточки взаимного доверия, которое не всегда возникает на уроках, где учитель выступает в совсем другой ипостаси. Нет, объяснить директрисе я ничего не мог - мы просто не понимали друг друга. Перед очередной свадьбой я посоветовал девушкам спросить у словесников, нет ли у них литературы о русских обрядовых песнях. Девушки вернулись пунцовые и в слезах. Они обратились к своей учительнице - к директрисе, но вместо обрядовых песен получили строжайший приказ: ни одному ученику на свадьбе не появляться! Иду в директорский кабинет, спрашиваю, чем вызвано такое распоряжение. - Школьникам на свадьбах делать нечего! - Но это же просто большой общегрупповой праздник, театрализованное выступление, в котором задействованы наши пятиклассники и старшие ребята. Зачем же обижать их? Тем более что никакого распития у нас не бывает. - Повторяю: на свадьбу школьники не пойдут! - Все-таки объясните, почему. - А вы сами не понимаете? Откровенное неприятие всего, что мы делали становилось уже заметно и старшим школьникам, и учителям. Это было не сведение каких-то личных счетов, а только несовпадение взглядов на сущность работы педагога. - Школе не нужны талантливые учителя, - сказала мне как-то директриса, раздраженная очередным спором с молодым учителем рисования Александром Иосифовичем Анно. - Школе нужны дисциплинированные исполнители. А всякие там эксперименты надо проводить в лабораториях. Саша Анно был до неприличия талантлив. Талантлив не только как художник (довольно скоро начали издаваться книги с его иллюстрациями) - он был талантливо влюблен в своих учеников. На большой перемене он скатывался ко мне с пятого этажа в полуподвальный спортзал и, потрясая альбомными листами, восторженно требовал: - Вы посмотрите, как дети работают с красками! Как они видят мир! Это поразительно! Я рассматривал детскую мазню и, признаться, ничего поразительного в ней не находил. Но, чтобы не обидеть Сашу, изрекал глубокомысленно: - Мм-да... - Напрасно думают, что дети кладут краски, какие под руку попадутся, - Александр Иосифович нашел во мне терпеливого слушателя и торопился посвятить в тайны детской души. - Понимаете, они пишут синее небо и синюю речку без всяких оттенков - это же целостное восприятие образа! Обратите внимание: камни на берегу тоже с синевой - это не случайно акварель разлилась! Это образ! Здесь что-то от Гогена, о котором они и понятия не имеют! - Александр Иосифович любовно рассматривал листы и настойчиво втягивал меня в разговор. - Как вы думаете, почему в работах почти нет перспективы? Полагаете, от неумения? Напрасно! Для детей каждая деталь - главная, поэтому они пишут крупно и деревья, и птиц, и все выводят на первый план. Как жаль, что с возрастом такое видение мира тускнеет! В первые же дни знакомства Саша сказал, что хочет почитать мне свои стихи. Я изредка занимался рифмотвор-чеством для всяких туристских нужд и охотно согласился послушать коллегу-дилетанта. - В общем-то это песни, - сказал Александр Иосифович, - но без гитары я буду только читать. И нам нельзя не рисовать, и пляшут наши кисти, По нарисованной земле волшебный цвет разлив. Я что-то должен досказать, дочувствовать, домыслить - Поверьте мне, поверьте мне: мир добр и справедлив! Я понял, что встретил настоящего поэта. И не ошибся - через несколько лет Саша начал публиковаться. Вслед за стихами появились его сценарии - он читал их на радио. Стихи буквально выплескивались из него, и как это получалось - великая тайна есть. Узнав, что Саша живет рядом с Лефортовской тюрьмой, я рассказал, что в сталинские времена в ее подвалах расстреливали под гул тракторного мотора, заглушавшего выстрелы. На другой день Саша вошел в мой кабинетик и вытащил из кармана мятые листки: - Я буду читать "Балладу о тракторном двигателе". Я не спал ночь и неважно себя чувствую. Извините. Он как-то неудобно присел на краешек стула, усталый и непривычно скованный, перебрал листки - и, ни на чем не акцентируя, почти монотонно начал: Грохочет тракторный мотор, Толкаются в цилиндрах поршни. Стоит курсант с лицом бульдожки И пальцем теребит затвор... Это были страшные и отчаянно искренние стихи. Чтобы никто не услыхал, Чтоб никого не всколыхнули В затылок всаженные пули, И кровь, и пена, и оскал. Я стал постоянным сашиным слушателем и в дальнейшем сделал из его песен два тематических цикла для чтения у костра. С той поры прошло около двадцати лет, но до сих пор меня просят читать Анно, хотя его стихи ребята знают почти наизусть. Как настоящий поэт, Саша смотрел дальше своего времени. Многие его вещи кажутся написанными в середине 90 - х годов, они сейчас опубликованы, но в ту пору моего счастливого знакомства с Александром Иосифовичем я не до конца понимал их вещий смысл. Когда уже рухнули на баррикады Железобетонные туши столбов, Когда разобрали на колья ограды И ужасом сморщило лбы городов, Весь мир раскололся на две половины, И было уже невозможно понять, В чем эти правы, а другие повинны, Кого надо славить, кого убивать... ........................................................... Вожди потрясали чужими цепями, Врубались в мозги остриями речей, И факелы множили желтое пламя В веселых глазах молодых палачей. О каком времени написаны эти строки? Саша спел мне легкомысленную на первый взгляд вещицу с длиннющим названием: "Прения в парламенте Лилипутии по поводу решения вопроса господина Лемюэля Гулливера". Спел за одиннадцать лет до начала нашей государственной перестройки. Веселенькая такая песенка, никаким боком не касавшаяся нашей державной поступи к коммунизму. "Спикер парламента - грустный такой лилипут: Годы над нами медленно плыли, Горя не знали, жили как жили. Жили как люди - сыты, обуты, Даже не зная, что мы - лилипуты. Горе нам, горе! Нет больше веры! Где-то за морем - мир Гулливеров! Жизнь раскололась, как об коленку, Нас ожидает переоценка. Нас ожидают войны и смуты!.. Шире! Шире шаг, лилипуты!" Конечно же, я свел Александра Иосифовича с туристской группой. Мы приходили к нему в мастерскую, слушали его песни, собираясь, к сожалению, не в нашей школе, а в соседней или на стадионе - и тогда вместе с нами Сашу окружало много посторонних людей. Мы приходили в Центральный дом художников на капустники, поставленные по его сценариям, заказывали ему песни для наших праздников, и студенты завидовали школьникам, которые общались с Александром Иосифовичем почти ежедневно. Мне незаслуженно везло на знакомства с интересными людьми, и я, забывая о приличии, пользовался своими "связями". Я притащил к студентам Михаила Владимировича Кабатченко, и он, как всегда увлекаясь, раскручивал перед ними сумасбродные педагогические идеи, и когда студенты не верили, что их можно осуществить, громогласно призывал в свидетели бывших воспитанников интерната. Я напросился со старичками группы в гости к Сергею Михайловичу Голицыну, и он рассказывал, как делались книги о нашем туристском лагере. Мы приезжали к Павлу Федоровичу Колесову для различных хозяйственных работ в его музее - общение с этими удивительными людьми было полезно не только будущим учителям, но и всем нашим туристам. А теперь - Александр Иосифович Анно. Сколько лет прошло с той давней поры, а в группе его не забывают, и новое поколение Вэ-Яков просит познакомить их с этим талантливым художником и поэтом. Саша не выдержал постоянных стычек с директрисой и ушел из школы. Но ребят не бросил и несколько лет учил их рисованию у себя в мастерской. Конечно же, безвозмездно. У меня тоже отношения с администрацией становились все напряженней. И когда мы вернулись с туристского слета с очередным кубком и застали школу запертой, и дозванивались к директрисе, жившей напротив, объясняя, что нам нужно занести в кладовую инвентарь, когда нас не спросили о занятом месте и мы еще около часа стояли под дождем, я понял, что и мне нужно уходить. Решение созревало долго и мучительно. Оставить ребят, на занятиях с которыми давно уже не было никаких проблем, очень нелегко. Все, что накопил за двадцать пять лет, отдавал на уроках. Я усложнял учебную программу дополнительным материалом, предупреждая, что выполнять новые элементы - дело добровольное, но мало кто отходил в сторону при разучивании сальто или нестандартных опорных прыжков. Как-то взрослая девушка к случаю вспомнила, что в третьем классе они выполняли длинный кувырок, перелетая через меня, сидящего на стуле и просматривающего газету. - Не может быть! В третьем классе?! - В третьем, в третьем. Разбегались, толкались о мостик и сигали через вас головой вниз с перекатом на спину. - И все прыгали? - Не все, но я прыгала. Кто-то из нас явно ошибался. Кажется, трюк с прыжками через себя я начинал разучивать с пятого класса. Но времени с той поры прошло много - возможно, девушка и права. Зато хорошо помню, что начиная с пятого класса предлагал ребятам бежать вместе со мной по улицам около четырех километров, предупреждая, что никому не возбраняется сокращать дистанцию и встречать нас на обратном пути. И помню, как старшеклассники очень неодобрительно смотрели на тех, кто пользовался моим разрешением. С первого класса ребята приучались к тому, что уроки физкультуры важны ничуть не меньше остальных предметов, а может быть, даже чуточку важнее: ведь в спортивном зале они получают самое главное для человека - здоровье. Студенты-практиканты говорили, что вести занятия с малышами совсем нетрудно - во всяком случае, не надо думать о дисциплине. Но однажды практикантка в самом начале урока шепнула мне, что третьеклассники сегодня какие-то неуправляемые. - Посмотрите, как они маршируют. И вообще - что-то не то... - Зайдите в кабинет, - сказал я и взял микрофон. Я сел так, чтобы меня не было видно ребятам, и повел счет: - Раз-два, левой! Осанка! Левой! Носок тянуть! Услышав мой голос, ребята начали дружно печатать шаг. Я нажал кнопку магнитофона и врубил марш. - Хорошо! - говорил я в микрофон. - Маша, подтянись! Коля, голову выше! Я не видел ребят, но Маши и Коли в классе были, и все они относили замечания к себе. Толпившиеся в дверях кабинета студенты отворачивались и прыскали в кулаки, смеялась и руководительница практики: вместо преподавателя великолепно работал магнитофон! - Бего-о-ом, - неслось из динамиков, - марш! В ритме веселой польки бегут ребята. Я демонстративно заполняю жу