сти. Заяабари. Не окунувшись в страх с головой, невозможно осознать свое предназначение, невозможно прикоснуться к прелестям всего иллюзорного. Не знав неволи - не обрести свободы. Подаренная свобода не существует. В этом случае она атрофируется в безмерную скуку. Невозможно избежать страха во время жизни. Преступно геройство, преступна отвага, преступно все, что наряжает страх, как новогоднюю елку, маскируя его под общественно пристойные явления. Великое благо - бесстрашие. Оно противоположно геройству. Бесстрашие не есть результат волевого усилия, а совсем наоборот. Страх существует за счет воли, ею же и порождается, и оба вместе они должны исчезнуть, превратившись в прекрасный миг любви, чтобы потом возродиться заново. Я отправился в странствие не для того, чтобы философствовать. Для этого вполне достаточно квартиры. Слова о дальних странах, прелестях путешествий и прочее можно насочинять, не сходя с места и не испытав мир на себе, как это сделал Жуль Верн. Именно поэтому его произведения хорошо читать под теплым одеялом с полным ощущением безопасности. Эти сказочки далеки от правды, и невозможно таким способом ни о чем рассказать, потому что ничего не было. Жизнь - не выдумка, какой бы чудесной эта выдумка не казалась. Я отправляюсь в странствия рисовать сказочные картинки про любовь, которые тут же исчезают, не успев дожить до того момента, пока краски высохнут. Вместо картинок остается радость, которую можно подарить кому попало. Когда я только решился странствовать, то был глупцом и, как все глупцы, пытался докопаться до истины. Я хотел узнать природу страха, свободы и всего того, что вокруг происходит. До истины невозможно докопаться, потому что никакая она не тайна за семью замками, спрятанная за морями и дремучими лесами. Весь этот хлам в виде истин, путей к прозрению, ступеней развития и прочее, все это - производные нашей воли, эгоизма и страха. Путь выдуман из страха перед обретением конечного результата, которого в природе нет. Я, наверное, рассказал слишком много, но на самом деле мыслей у меня тогда было еще больше. Черт с ними, в таком количестве они утомляют. Хватит, завтра у меня будет трудный день и я иду спать. Байкальские сны не изобилуют чудесами, как это бывает на Алтае, например. Там сны - так сны, они начинают сниться, стоит только закрыть глаза. Каких только прелестей я там не насмотрелся, когда путешествовал вместе с моими друзьями Иваном Ландгровым и Сергеем Головиным. На Байкале вместо снов - видения. Происходит это так: во время сна вдруг понимаю, что уже напополам не сплю. Глаза при этом не открываю в основном от лени, но знаю точно, что в любой момент могу моргнуть и увидеть реальность. Если удается какое-то время находиться в таком состоянии, ко мне придет байкальский сон. Я уже приготовился увидеть чудеса, как вдруг почувствовал изменения во внешнем мире. Стало не до мультиков, и я открыл глаза. Передо мной стоял человек с ружьем. Несмотря на то, что в кромешной тьме, освещенной только звездами через маленькое окошечко, никаких мелких деталей видно не было, я точно определил, что передо мной вооруженный человек. Ружья не мог не заметить, потому что оконечность ствола, именуемая в народе дулом, смотрела на меня в упор и целило в нос. Сияние звезд, отражаясь от вороненой стали оружия и рассеиваясь в помещении, создавало нездоровую атмосферу. Положение мое явно не имело никаких преимуществ перед пришельцем. Я лежал по стойке смирно, запакованный в спальник, из которого торчала только голова. Сразу вспомнились наставление бывалых таежников, которые не рекомендовали встречаться с людьми в тайге и начинал догадываться, почему. Подобные сцены можно увидеть в вестерновских фильмах, но никогда бы не подумал, что сам стану участником вооруженного нападения. Я глядел на дуло и ждал, что будет дальше. - Ты кто? - спросил человек с ружьем. - Я - Андрей. А ты кто ? - стараюсь поддерживать беседу в непринужденном тоне. - Я - тоже Андрей. Чего это ты тут делаешь? - В спальнике лежу и сны подстерегаю. А вот ты что здесь делаешь? Вечер вопросов и ответов мне явно был не по душе. - Я лесник, - ответил человек. - Отвернул бы ты, братец, дуло, - сказал я. Мой новый знакомый не торопясь отвел ружье, переломил его и извлек из стволов два патрона. - Ни фига себе! У вас что здесь, война? Андрей не ответил и по его виду я понял, что вижу человека, который живет постоянно примерно в таком стиле. Сейчас бы с этой самой избой и тем же составом оказаться на диком американском западе в семнадцатом веке. Мы бы оба очень мягко вписались в тамошнюю атмосферу. Индейцы, топор войны, скальпы - все это показалось очень даже реальным. Было около часа ночи. Разожгли печку, вскипятили чай и затеяли ночную беседу. Андрей, высокий и статный бурят, крепкого телосложения, лет тридцати на вид, сначала показался угрюмым и не очень разговорчивым. После кружки чая его прорвало на разговор о жизни, и он выдал все про себя. Живет он в этой глуши от роду, не выезжая почти никуда. Самая дальняя его экспедиция была на остров Ольхон, и то много лет назад. Тогда он подрядился в бригаду промышлять рыбу и сдавать ее государству, решив таким образом поправить свое материальное положение. О жизни на острове он рассказывал так, как будто его занесло к черту на рога, на Чукотку, например, или в Москву. Андрей подробно рассказал, как трудился и заработал, по его понятиям, кучу денег, которые израсходовал на сущую безделицу: купил себе золотую печатку и еще что-то в этом роде. В купленных вещах явно не было никакого толку ни уму, ни сердцу, и я не мог понять зачем было уродоваться в тяжком труде рыбака. По-моему, он и сам толком понять этого не может. Живет Андрей в Онгуренах, но также имеет дом и в Заме. Нужды особой во втором доме у него нет. Купил его за смешную цену и так, на всякий случай - пусть, дескать будет. Изба, в которой я расположился, тоже принадлежит ему. Квартирной проблемы в здешних местах похоже не существует. Поселки практически пустые, народ сбежал в капитализм искать лучшую жизнь и дома стоят порожняком на радость боохолдоям. К четырем часам утра Андрей уморил меня баснями до состояния, когда ничего невозможно запомнить, и я решил лечь спать, надеясь все-таки немного отдохнуть перед дорогой. Наутро Андрей исчез так же незаметно, как появился. Его место моментально заполнилось тишиной Байкальской глуши. Бросается в глаза местная манера разжигать костры непропорциональных размеров. Ночью мы выпили по кружке чая. Для этого пришлось израсходовать две охапки первоклассных дров. Рядом с избой, прижатые к остаткам забора, лежали в штабеле наколотые дрова. Каждая дровиняка - огромная и под стать человеку размером с лошадь. Энергии огня, запечатанной в одной такой полешке, вполне хватило, чтобы вскипятить ведро воды. Но, похоже, местный народ не морочит себе голову подобными расчетами. Андрей забросал печку дровами до упора. Лиственничные дрова сильно жарко горят, и мне показалось, что печь должна вот-вот рвануть от напряжения огня. Из дымовой трубы высунулось пламя на высоту один метр. Посторонний наблюдатель ни за что не угадал бы сколько нам надо кружек кипятка. Посмотрел на бескрайний таежный простор, поделил его на количество дров в печи и получил страшную астрономическую цифру, которая говорила о том, что в природе от нашего непропорционального огня ничего не изменилось. Вспомнилась давнишняя поездка в Югославию и то, как впервые увидел в продаже дрова для камина, упакованные в целлофан с этикеткой. Стоила одна дровиняка сумасшедших денег - что-то около американского доллара. В какую дурную сумму обошелся наш ночной чай страшно подумать. Позавтракав, пошел к морю ждать погоды. Сначала ветер не мог решить, что ему сегодня делать: дуть или не дуть. Потом, все-таки решив дуть, он никак не мог выбрать нужное направление и стал метаться по морю в разные стороны по переменке. Наконец, сосредоточившись, задул со скоростью 10м/с с той стороны, куда мне надо было плыть. Но я все равно решил отправиться в путь. Места, на которых приходится жить, странствуя по свету, разнятся своей способностью терпеть нас. Обычно земля не любит, чтобы на ней долго задерживались, за очень редким исключением - природой определенного места, где мы сумеем счастливо просуществовать до конца дней своих, или там, где прошло детство. Остальные места неприветливы, и если вы на них поселяетесь, то живете насильно и печально. В современном мире человек живет в основном там, где ему выгодней, не считаясь с мнением Земли. Страдание Планеты от такого безразличного отношения безмерно. Нам тоже от этого не лучше. В мире воцаряется страшный беспорядок. Мы пребываем в заблудившимся состоянии, а Планета в растерянности. Поэтому многие часто видят во сне изображения своих правильных мест. Сны не стараются говорить загадками, они делают все возможное, чтобы вывести нас на чистую воду. Они очень ясные, эти сны, в них не указаны только географические координаты. Но в этом-то и прелесть, потому что мы становимся обладателями сказочной загадки с чудесной разгадкой. Вместо того, чтобы мотаться по свету с целью на него поглазеть, лучше тратить время и силы на поиски своих родных мест. Само по себе мероприятие чертовски романтично и его можно даже порекомендовать молодоженам. Если бы я хотел стать бизнесменом, то организовал бы фирму по поиску утраченных мест обитания. В основном мы живем поверх тех мест, которые нас терпеть не могут. Странствуя по свету, я научился определять предел терпения меня землей. У того места, где только что переночевал, терпение, кажется, лопнуло и я должен покинуть его, не взирая ни на что. И я уплыл. Обогнув мыс Арал, окунаюсь в туман. Берег исчез из видимости и я даже засомневался в его существовании. Дивная картина предстает перед путешественником, когда скалы вдруг возникают из тумана, словно гигантские сказочные истуканы. Берега в тумане кажутся таинственными, как во сне. Боюсь потревожить их лишними звуками. Когда проходил высоченные скальные прижимы мыса Орсо, хотел орать, что и делал, а здесь, в царстве туманов, хочется только молчать. Гребу, осторожно макая весла в воду, стараясь высовывать их оттуда невысоко и потихоньку, чтобы капли, падая, не разгонялись слишком сильно и громко не булькали. Трудно ориентироваться: пройденный путь кажется длиннее раза в два. Неправильность душевного состояния очень просто определить, путешествуя в тумане. Насколько длинней становится пройденный путь в уме относительно реального, настолько неправильно вы существуете, и настолько же велико ваше стремление забежать вперед в будущее и оказаться там. Через некоторое время туман рассеялся. Я без особых приключений обогнул мыс Кулгана и высадился на берег в районе устья речки Глубокая падь. Хочу сходить в Онгурен и проведать шамана, если там он еще есть. До деревни около часа ходьбы. Необычное чувство испытывает путешественник, когда меняет способ передвижения, а заодно и среду обитания. Я привык жить сверху воды. Водяную жизнь гораздо проще сменить на жизнь в небе в качестве воздухоплавателя или даже на жизнь космонавта, но никак не на земное существование. Между водой и сушей - колоссальная разница. Я это понял еще когда работал на пароходе, правда не так отчетливо как сейчас. Во-первых: я был гораздо твердолобей, во-вторых: большой железный пароход не дает возможности почувствовать по-настоящему воду. Несколько дней, проведенных в утлом суденышке, могут подействовать на вас гораздо сильней и правильней, чем долгие месяцы плавания на большой железяке. Не могу назвать настоящим путешествием плавание на большом корабле. Оно похоже на путешествие в танке. Как я могу объяснить танкисту-путешественнику, как здорово ходить босиком по земле и как важно ощущать планету своим телом. Танкист скажет, что он защищен от нападения диких зверей и ненастья, и будет безусловно прав - броня крепка. Но, защитив себя, он одновременно отгородился от мира. Танкист-путешественник надурил сам себя, положение его комично. Конструкции вроде танка - бесполезная и очень вредная вещь. Между тем большая часть того, что выдумало человечество, подобно танку. Когда об этом вспоминаю, становится грустно. Я гораздо более чувствую стихию моря, заплывая на малюсенькой лодочке всего на два километра от берега в Черном море, чем когда бороздил Тихий океан с чувством производственного достоинства на большом железном чудовище. Я гораздо более моряк сейчас, чем тогда, когда совершал трудовой подвиг в северных студеных и южных заграничных морях. Сейчас я водяной человек по-настоящему. Живя на воде в шаманских местах, находишься под влиянием эжинов вод - Ушан-Ханов (царей вод). Происхождение их небесное. Они - светлые и добродетельные эжины. Буряты считают их старцами, живущими на дне глубоких водоемов. Царей аж 27. Самый главный Ушан Лопсон и его жена Ушан Дабан. Каждый из царей заведует чем-то особенным, что только с водой может случиться. Например, Гэрэл Нойон и его жена Туя Хатан олицетворяют блеск воды и гладкую ее поверхность. Дошхон Нойон - быстрое течение, Дольео Хатан - волнение. Бреду в направлении Онгурен по проселку. На горизонте показалось село. Признаков жизни издалека и даже вблизи не видать. Такое впечатление, что случился мор от неизвестной заразы или произошла катастрофа в результате стихийного бедствия, или еще какая-то напасть. Лишь когда вошел в центр села, то обнаружил кое-где обитаемые дворы, но сам населенный пункт, чувствовалось, вымирал и стремился превратиться в археологический памятник. Несмотря на крайнюю захолустность, Онгурен не производил впечатление затрапезности, как это здорово получалось у села Сахюрта-МРС. Никакой особенной архитектуры здесь конечно не было: все те же избы, созданные лишь для защиты человеческих тел от ненастья, но вместе с тем чувствуется во всем неторопливость и оседлость. В Сахюрте такого нет - она как проходной двор. Мне даже захотелось пожить немного здесь, настолько местное запустение произвело благоприятное впечатление. Зашел в произвольный двор приобрести творог. Хозяева полностью из бурят, занимаются чем-то для меня непонятным и неприемлемым - убивают барана. Мужчины участвуют в убийстве непосредственно, женщины только сочувствуют в сторонке и находятся на подхвате. Мне не обрадовались, но и не огорчились. Купил немного творога и справился о шамане. Оказывается, последний шаман умер, а новый не родился пока еще. Культовую нужду местное население ездит справлять в Улан -Удэ. Пошел назад, жуя на ходу онгуренский творог. Не люблю есть в капитальной обстановке. Меня угнетают долгие приготовления пиршеств и изобилие яств. А в общественной столовой кажется, будто попал в тюрьму или в пионерлагерь. Еда на ходу или между прочим очень вредна для здоровья по мнению врачей и любителей здоровья, а мне нравится, и чувствую себя необязательным и свободным. Мне нравиться питаться невзначай, как это делаю здесь, на Байкале. По-другому не хочется. По-моему, обжорство имеет в основе своей коллективную причину. Вернулся к своей лодке и, не теряя времени, отправился в путь. Хочу успеть удалиться от селения куда подальше, чтобы не спать среди коровьих кизяков, разбросанных по берегу. А может быть они вовсе и не коровьи. Здесь в тайге до сих пор бродят стада диких мустангов, их часто вижу на берегу. Сначала было непривычно наблюдать стада без пастухов. Коровы здесь тоже ходят беспризорными, отчего дичают. Одна из них, сдурев совсем, задрала насмерть человека, который спал в палатке. Что скотине взбрело в голову - трудно сказать, однако меня серьезно по этому поводу предупредили. Ничего себе! Не желаю себе такой неромантической погибели. Я готов закончить жизнь в лапах дикого зверя, только бы не быть забоданным очумевшим от лишней свободы домашним животным. Уж слишком. Курс на мыс Хардо. Уже поздно, чтобы продолжать поиски удобного места для стоянки, кроме того мыс Хардо дает начало огромному прижиму километров пятнадцать длиной. За сегодня его точно не проскочить. Высадился сразу за устьем реки Элигей. На берегу - недостроенное зимовье. В нем решаю заночевать. Природа была прекрасна и великолепна везде, кроме того места, где я остановился (так и не удалось уплыть подальше от селения). Поляна вокруг зимовья сильно уделана животными разного происхождения. Как все-таки дурно влияют человек и животные его на среду обитания. Удивительна способность людей развести вокруг своих жилищ раскардаш и сделать природу непригодной для радости. Такое впечатление, что все российские деревни сговорились учинить безобразие каждая в своей округе. Если прикинуть трудозатраты по приведению в негодность территории около человеческих селений, то получится страшная цифра, над которой специально трудиться тяжко. Ужинать не хотелось, вскипятил чай и, выпив кружек пять, пошел смотреть на Байкал. Расположился на береговой гальке среди коровьих лепешек, уставился на море и погрузился в думы о прекрасном и вечном. Закружилась голова. Вдруг стало ясно и понятно, что со мной происходит настоящее приключение. Как я об этом мечтал всю жизнь! Но сейчас не мечтаю, а просто живу происходящей здесь и сейчас мечтой. То, что когда-то мне грезилось - свершилось, и по идее, должно быть немного грустно оттого, что не к чему больше стремиться. Но мне не грустно, а просто хорошо и покойно. Я обретаю себя заново, я возвращаюсь в детство, я заново рождаюсь, и меня даже как будто и нет еще. Мечтать вредно - надо просто жить так, чтобы не о чем было мечтать. Жизнь и мечта должны быть одним и тем же, тогда не будем жить грезами, и грезить при жизни. Смерклось совсем. Небо приуныло и покрылось облаками. Меня начал орошать дождик. Отправляюсь спать... ...Просыпаться в недостроенном здании странно. Такое впечатление, что за ночь тебя обокрали. На завтрак решаю съесть остатки онгуренского творога. Все-таки жизнь без огня лишена смысла. Невареная пища не радует тело, а приносит только охлаждение нутра и ощущение неустроенности. Вскипятил чайку и привел душу в порядок. Погода не ладится. Только собрался отвалить - задул сильный встречный ветер. Начинать плавание вдоль длинного прижима не стоит. Терплю до 10-30, пока ветер не стих. Наконец я снова в родной водной стихии. Туман, туман, туман.... Кажется, что он существует вечно, и что где-то рядом мировая фабрика по производству тумана. Моя жизнь среди байкальских туманов была долгая. Начиная с мыса Арал, они преследовали меня постоянно. Кажется, что живу в тумане вечность, и не было ни одного мига, чтобы я перестал удивляться сказочным видам. Берег неожиданно исчез, я пытаюсь его отыскать изменяя курс, как вдруг из серой пелены появляется дерево без листьев. Очень хорошо помню, это дерево. Я его заметил вперед берега, который весь усыпан серой мелкой галькой. Казалось, что она произошла из тумана. Удивительное создание природы - деревья без листьев. Почему-то всегда такие деревья поражали меня. Мертвые деревья очень задумчивые, и, по моему, знают что-то важное. Несомненно знают. Невозможно иметь такую печальную наружность без значительного внутреннего содержания. Обязательно должна быть важная причина. Состояние мертвого дерева не способен передать ни один художник в мире, потому что все художники рассказывают только о своих мыслях и печалях. Это мысли живого. Засушенное дерево смотрит на мир наоборот, из вечности. Краса его первозданная, а печаль о бренном - натуральная. Я остановился около дерева на небольшом расстоянии, боясь приблизиться к нему, чтобы не спугнуть таинства, о котором оно молчит. Никто раньше не обращал на него внимания, и подумалось о том, как много в мире незамеченного, и есть ли вообще у природы нужда что-либо особенно замечать. Похоже, что нет. Сделаться заметным и важным хочет только человек. Никак не могу взять в толк: зачем? Высушенное дерево, закончив жизнь, замерло и сосредоточилось превратиться в прах. Величественная картина. Легкий ветерок нежно подтолкнул мою лодку и потащил в своем направлении. Волшебное дерево побледнело и вскоре скрылось из виду. Плавая в тумане я пребывал в сказочном состоянии и совершенно не представлял, что со мной произойдет в следующий миг. Мы не привыкли так жить. Мы хотим все знать наперед, все предвидеть и приготовиться к будущему. Мы терпеть не можем по-другому, и поэтому не замечаем, что на самом деле вокруг происходит. Мир полон тайн и неожиданностей, и именно это заложено в его сути. Мир - случаен и поэтому прекрасен. Предопределенность - мрачна. Пытаясь устроить свое будущее, мы рисуем картинки серой краской. Не будь один, все было бы по-другому, вернее сказать ничего не было. Представляю рядом человека, и он кажется мне толпой народа. Не по себе. Как будто съел что-то несвежее. Туман - это не просто сплошное серое вещество. Среди него есть островки прозрачного воздуха: видимость отменная, только вокруг молочные стены. Врезаюсь в стену и плохо различаю даже корму собственной лодки. Прижим закончился, выхожу на траверз мыса Кочериковский, который представляет из себя плоскую обросшую лесом землю с узкой полоской пляжа, усыпанного каменными булыганами. Природа мыса, по всей видимости, наносная, и нанесла его речка Хейрем, устье которой находится рядом с самим мысом. Меня прибило свежим встречным ветром к берегу, и не было возможности продолжить путь. Сижу на бревне и пережидаю непогоду. Огляделся и обнаружил вокруг множество куч медвежьего помета. Одна из них показалась особенно свежей. Ткнул в нее указательным пальцем и сразу почувствовал тепло. Хозяин кучи находится совсем рядом. Вспомнились фильмы про индейцев, и одновременно возникло ощущение, будто меня заперли на ночь в зоопарке с открытыми звериными клетками. Я, кажется, начал переживать то же самое, что и первобытный человек, существуя среди хищников. Просидел около часа, вглядываясь в горизонт, очень надеясь, что там покажется какая-нибудь примета, предвещающая изменение погоды в лучшую сторону. Не дождавшись ничего, пошел гулять в лесную чащу. Поступок крайне неразумный: медведь мог появиться в любой момент. Забрел подальше, остановился и замер. Тайга жила своей жизнью. Я окунулся в океан таинственных звуков: вокруг что-то шумело, попискивало, поскрипывало и потрескивало. Раньше, будучи помоложе и путешествуя один, я боялся непонятных лесных звуков, особенно ночью, когда сидел у костра. Лучше, конечно, сказать не "боялся" , а "остерегался". Так будет звучать пристойней, но на самом деле я боялся. А сейчас не боюсь. Мне удивительно покойно, и кажется глупо чего-то опасаться, даже медведя. Погода наладилась. Продолжаю плавание. К вечеру добрался до мыса Рытый (названице!) и высадился на берег в том месте, где на карте обозначено зимовье. С воды его не видно, и я на всякий случай начал настраиваться провести ночь в палатке. Побрел наугад вглубь суши и через некоторое время обнаружил зимовье, скрытое неровной землей. Зимовье имело удручающе мрачный вид. Казалось, что жила здесь баба-Яга или еще какая-то чертовщина. Небо покрылось серыми тучами. Горы тоже стали серыми, а местами - даже черными. Ничто не радовало глаз. Мир как бы отвернулся от меня, и я почувствовал себя позабытым и позаброшенным. Трудно находиться в таких условиях, особенно когда знаешь, что быстро изменить ситуацию не в силах. Стемнело. Пошел спать. Ночью пришел медведь и доел остатки моего ужина, которые я надеялся съесть на завтрак. Проснулся среди ночи и слышу как зверюга по-хозяйски ходит вокруг зимовья. Не дождавшись, пока он уйдет, заснул. Просто больше хотелось спать, чем страшиться хищника. Утром мыс Рытый стал выглядеть еще мрачней: он нахмурился и посерел еще больше. Небо покрылось низкими свинцовыми облаками. Дождь. Холодно. Я поспешил убраться отсюда. До самой оконечности мыса шел без приключений, а дальше началось. Еще вечером довольно отчетливо слышался странные звуки, которые напоминали шум горной реки. Обогнув мыс, понял, в чем причина. Здоровенные валы обрушивались на берег. Ветра не было. Откуда взялись волны - непонятно. Вошел в зону толчеи. Двигаться вперед очень тяжело - лодка не набирает скорость. Весла трудно воткнуть в воду, часто машу ими в воздухе. За три часа преодолел всего лишь четыре километра, пока не вышел на спокойную воду. Только прекратилась толчея - дунул встречный ветер. Стараюсь выгребать изо всех сил, но ничего не получается: стою на месте. Хочу отдохнуть. А вот и берег, к которому можно пристать и перевести дух. Но на нем разгуливает здоровенный медведь. Почуяв меня, он встал на задние лапы и начал внимательно и неторопясь меня разглядывать. Я тоже встал в рост и тоже начал его разглядывать. Не верилось, что все это происходит со мной. Казалось, что сплю или зверь ненастоящий, дрессированный. Медведь упал на четыре конечности и не торопясь пошел в чащу. Усилился ветер и мне ничего не осталось, как пристать к берегу. Сижу на берегу и жду появления зверя из лесу. Пляж, на котором расположился, узкий, всего несколько метров, а чаща совсем рядом, и медведь может появиться неожиданно. Только через пару часов ветер немного стих. Решаю продолжить путь. Вскоре небо покрылось сплошь черно-серыми облаками, которые совсем не казались воздушными, а скорей производили впечатление крыши, сделанной из твердого вещества. Я как будто очутился в огромном зале какого-то циклопического фантастического дворца. Надежды на улучшение погоды лопнули. С севера задул ветрюган и потащил меня назад. Прижался к берегу - стало легче, но все равно, выкладываюсь полностью, продолжая продвигаться с черепашьей скоростью. Надо обязательно пройти километров 10-ть до мыса Шартлай, где должно быть зимовье. Но в таких условиях это немыслимо. Вся надежда на то, что ветер стихнет, но этого не произошло. Еще кое-как продвигался вперед под прикрытием мыса Анютха, но как только высунулся из-за него, тотчас же сдуло назад. Надо искать место для ночлега. На мысу обнаружил разрушенное зимовье, но, к счастью, только наполовину. Остов кое-как переоборудован: крыши нет - вместо нее галечная насыпь, но главное есть стены и дверь, так что можно не опасаться ночных визитеров. Перенес необходимые вещи в зимовье и занялся приготовлением ужина. Рис с тушенкой - пища богов. Еще немного моркови, было бы совсем здорово. Надо мной нависла огромная черная туча. Она очень необычная, и чернота ее какая-то особенная. У меня создалось впечатление, что произошла она исключительно чудесным образом... ...Буря налетела во время чаепития. Посередь тучи образовалась дыра, похожая на вход в чернильницу, и сразу же налетел ветер чудовищной силы. Бросаюсь спасать свою лодку, которую запросто могло унести в море. Хорошо, что на пляже достаточно крупных камней, которые уложил на дно лодки. Избавившись от обязательного труда, распрямился и посмотрел на природу. Все, что вокруг творилось, с трудом поддается описанию. Происходящее можно сравнить разве что с тайфуном. Знаю, что это. Работая на Курилах, ни раз попадал. Порывы ветра иной раз были настолько сильны, что с трудом удавалось устоять на ногах. Дождь хлестал как плетью. Уже собрался было пойти спать, как вдруг во мне что-то екнуло, и я почувствовал присутствие какого-то магического внутреннего содержания стихии или чего-то еще, не совсем понятного. Я вдруг увидел в туче не атмосферный катаклизм, а вполне одушевленное существо, обладающее дьявольской силой. Зачем-то скинул с себя всю одежду и остался стоять голым на пустынном байкальском пляже, поливаемый обжигающим ледяным дождем и обдуваемый ураганным ветром. Кажется, схожу с ума. Что я здесь делаю? Кто я ? Ошибка природы или выдуман нарочно для чего-то важного? Стихия, похоже, всерьез решила произвести на меня впечатление, демонстрируя свою мощь. Налетел шквал, и Байкал тотчас же покрылся пеной. Дыра в туче, находящаяся до этого чуть в стороне, расположилась точно у меня над головой и принялась сосать в себя воздух, отчего за атмосферу у меня возникли серьезные опасения. Казалось, что она вся до конца улетит в тучу, и скоро нечем будет дышать. Чувствую, что тело мое начинает жить как бы отдельно от меня. Перестаю что-либо толком соображать. Набрал полные легкие воздуха и заорал на тучу со всей дури. Орал не переставая, пытаясь высказаться, как будто все мной пережитое можно высказать только так. Я ревел, как раненый зверь, и, кажется, начал понимать волков, которые воют на луну. Я рвал глотку от всей души да так, что от моих воплей, наверное, вся живность в округе перепугалась и разбежалась. Непривычные чувства завладели мной: я готов был возненавидеть и полюбить весь мир, я хотел жить вечно и умереть навсегда. Дальше началась чертовщина - до сих пор поверить не могу. Я вдруг увидел на берегу кучу тел разного возраста. Тела были бледные и мертвые, они лежали друг на дружке как попало, в разных неправильных положениях. У одного, самого старого, был открыт рот, и я мог разглядеть там мертвецкую черноту пустого пространства. Сою, будто загипнотизированный и смотрю в трупный рот, как вдруг до меня доходит, что все тела в куче - это мои тела, они словно скорлупы от вылупленных яиц, оказались брошены мною на обочине жизни как пережиток. Тел в куче, наверное, около тридцати, причем некоторые из них старше меня. Лицо одного из них похоже на то, что я в детстве рисовал просто так, от нечего делать. Это лицо старца с впалыми щеками, длинными волосами и бородищей. Тогда я и не подозревал, что рисую себя через много лет. Тела смирно и бесполезно валялись, как будто запаслись бесконечным терпением в ожидании волшебной оживляющей силы. Чудесное видение представилось лишь на миг и дальше продолжило существовать, как впечатление. Но это было не все. За спиной я почуял присутствие медведя гигантской величины, около 100 метров и стоящего на задних лапах. Я обернулся и действительно увидел его: он стоял, открыв пасть и кажется хотел зарычать. Глаза его были кровяные. Гигантский медведь показался тоже только раз, но очень отчетливо и в тот момент, когда повернулся, полыхнула молния (как в кино). Я снова заорал и продолжал вопить пока силы не покинули меня. Я почувствовал себя пустым, как большой барабан. Соображать не могу. Побрел до зимовья и забрался в спальник. Стоило только закрыть глаза, как моментально провалился в бездну. Пробуждение после ночного приключения очень необычное и состояние свое могу сравнить разве что с первым днем жизни на Земле. Во мне произошел какой-то перелом. Я спокоен очень необычно. Кажется, ничто не может вывести меня из этого удивительного состояния, даже если прямо сейчас наступит конец света. Слов нет - не хочу говорить и думать словами, не хочу никуда, не хочу к людям, я хочу жить здесь вечно в состоянии первозданного гробового молчания. Чую тишину, она как бархатистое нежное существо находится везде вокруг и во мне внутри. Я могу ощупать ее. Такое чувство, как будто высунул руку из несущегося авто и ощутил тяжесть скоростного воздушного вещества. Тишина - она главное, все из нее произошло. Она безмолвна, но вместе с тем от нее исходит странный звук, который я слышу не ушами, а мозгом. Тишина гораздо интересней, чем звук. В звуке нет глубины и содержания тишины, в то время как в тишине содержатся все звуки. Звуками можно наслаждаться, но любить можно только тишину. Тишина, свобода, любовь, вечность - неразделимые понятия. Истинное бесстрашие есть бесстрашие перед вечностью и тишиной. Из этого должна возникнуть любовь и свобода. По-моему, так. То место, где я оказался - чудесное до невозможности. Каждую минуту с окружающим пейзажем что-то да происходит. Вот только что был виден Байкал и горы, как вдруг воздух подернулся, словно водная гладь собралась покрыться рябью, и сразу же все вокруг исчезло в тумане. О существовании гор и Байкала можно только догадываться. Туман настолько густ, что с трудом различаются предметы всего в нескольких метрах. Он, кажется, завладел миром раз и навсегда, и я даже успел настроиться жить на ощупь и наугад долго, как вдруг пелена пришла в движение, по ней пошли гулять волны, как по морю, и вскоре все опять замерло, но уже по-другому: из тумана образовались острова, а между ними - чистейший воздух. Потом острова все разом взмыли вверх и, повисев немного, исчезли, но не насовсем, а всего лишь минут на десять. За это время я успел налюбоваться окрестностями, даже разглядел противоположный берег Байкала, а до него километров пятьдесят. Вскоре туман появился снова, потом опять исчез, потом опять появился. Словно нахожусь на планете в доисторические времена и не удивлюсь, если обнаружу в небе птеродактиля, а из лесу выйдет непуганый динозавр. Планета Земля превратилась в сказку. Как только вижу горизонт, так во мне сразу просыпается неудержимая тяга - вперед! Никогда раньше подобного не было. Мне просто хотелось путешествовать, видеть разные места, людей, но никогда не испытывал настоящей страсти по отношению к передвижению. А сейчас я полностью во власти чар пути. Во мне поселился неукротимый зверь, и не позволяет спокойно жить на одном месте. Я хочу только вперед - не могу по-другому. Лишь только в пути чувствую себя. Это величайшая страсть. Погода дрянь: только отплыл - пошел дождь и задул встречный ветер сначала потихоньку, а затем резко без предупреждения усилился. Туман. Непонятно как все это может существовать одновременно. Промок и продрог. Курс на мыс Шартлай. До него километров десять. Ничего не загадываю наперед. Шартлай могу достигнуть через час, а могу и через несколько дней. Странные ощущения. Не хочу в уют. Это, по-моему, самое правильное состояние. Хочу, чтобы так было всегда. Собрал, кажется, самую богатую в мире коллекцию облаков. Плыву в направлении мыса Тытэри, любуясь облаками, которые гигантскими водопадами стекают по горам вниз к Байкалу. Но так не везде: другие горы стоят не шевелясь, облепленные ослепительно белыми кучеряшками, и похожи на баранов. Прохожу мыс Тытэри. Байкальский хребет начинает сторониться моря и берег постепенно выполаживается. Встречный ветер немного ослаб, но все равно двигаюсь очень медленно. Остатки сил покидают меня. Отдыхаю несколько минут, и снова в путь. Прохожу мыс Покойники. Какое душевное название! Так и не узнал, за что его так обозвали. В мыс врезается просторная лагуна, а, чуть дальше, примерно в двух километрах - метеостанция. Держу курс на нее в надежде попасть в баню - очень хочется. Место в районе мыса Покойники имеет мощное внутреннее содержание. Недалеко отсюда, по другую сторону Байкальского хребта берет начало Лена-река - эта гигантская водяная змеюка длиной 4400 км. Захватывает дух от того, что такая мощная речища берет начало здесь неподалеку и что именно отсюда я могу достигнуть Ледовитого Океана. Это же другой край земли! Мне вдруг захотелось попробовать совершить такое путешествие. Как здорово. То, что река берет начало именно тут - не случайность. Место - явно особенное, это чувствуется. Трудно сказать почему. Может быть, глубоко под землей происходит какой-то важный для планеты таинственный процесс? Все вокруг находится в неустанном движении. Суша то исчезает в тумане, то неожиданно появляется снова. Обессиленный, догреб до метеостанции, вытащил лодку и упал на землю. Похож я на кашалота, который приплыл издалека, выбросился на берег и решил умереть. Каждый сердечный удар кажется последним. Что-то подобное со мной уже произошло раньше, когда я чуть было не отдал концы, замерзая в сахалинской тайге. Тогда тоже было удивительно хорошо и покойно. Холод не ощущался, единственным желанием было сесть под дерево, облокотиться спиной и заснуть. Спасла меня от верной погибели спиртовая настойка дальневосточного лимонника. Малюсенькая бутылочка со снадобьем случайно оказалась в рюкзаке. Сейчас лимонника у меня не было и я мучился, восстанавливая силы естественным путем. Чудодейственный бальзам - Байкал, от него исходит мощный флюид, который восстанавливает силы очень нежно, но быстро. Минут через десять я начал приходить в норму. У себя на родине в самом казалось благодатном для человека климате я бы ни за что так быстро не очухался. Страшная сила исходит здесь ото всюду, и я очень хорошо чувствую, как наполняюсь ей. Ощущения необычные, наверное, оттого, что природа самой силы необычна. Но сначала тело наполняется чувством предвкушения восторга и как бы звенит изнутри. После чего хочется сделать что-нибудь грандиозное, соизмеримое с масштабами окружающей природы. Хочется танцевать, кричать, хочется превратиться в птицу и летать над горами и лесами, и еще много чего хочется. То место, где я оказался, по здешним меркам считается очень цивилизованным. Селение состоит аж из пяти (может быть четырех, точно не помню) деревянных домов. Порожних строений, каких обычно полно в байкальских селах, нет - все заселены либо семьями, либо бобылями, либо кем-то еще. Ко мне подошел мужик лет 45-ти с лопатообразной бородой, точь-в-точь как из фильмов застойных времен про Сибирь или про допетровскую Россию. Я не подозревал, что людей с такой колоритной наружностью можно встретить в наше время вот так запросто. Оказывается - можно. Не имею в виду только длинную бороду, которую можно найти, если захотеть, и в большом городе, в Москве, например. Но там длинобородый человек смотрится неестественно и надуманно, как клоун. Здесь же в глухомани все по-другому - как будто так и должно быть. Я смотрел на бороду, на дикие горы, обросшие дремучим лесом, на Байкал, и мне казалось, что вот сейчас девятнадцатый век. Нет, все-таки знал раньше одного такого по фамилии Воронин, имени не помню. Работал он тогда, в 80-е годы, там же, где и я - в Сахалинском комплексном научно-исследовательском институте. Отличался от всех прочих сотрудников учреждения бородищей до пояса. Бороду брить перестал после того, как упал в тайгу вместе с вертолетом. Спасатели прибыли не сразу, а лишь через несколько дней. За это время пострадавшие схоронили одного пассажира, а главный пилот, сильно ударившись головой при посадке, сошел с ума и все время грозился лишить жизни научного сотрудника Воронина. Намаялся он с летчиком, и когда вернулся домой, решил больше бороду не брить. Мужчина, который стоял передо мной, скорей всего в авиакатастрофах не участвовал. Он выглядел так колоритно по естественной причине длительного существования в глуши. Его звали Виктор, но сначала он представился по имени-отчеству и даже произнес название своей должности, что-то вроде: "старший государственный инспектор заповедника Берег Бурых Медведей". Я не запомнил ни отчества, ни точного названия должности, которой он очень гордился. Мне ни к чему. Не люблю гордиться ничем, а тем более чужими званиями, поэтому окрестил его просто лесником. На что Виктор попытался обидеться и начал втолковывать мне, что между инспектором и лесником большая разница. Так и не сообразил в чем эта разница заключается, но мы подружились. Надежды попариться рухнули. На территории поселения мыс Покойники банька всего одна, и та не Виктора, а метеоролога, но он уехал в Кочериково отвозить немца-путешественника, который сломал ногу. Вернется наверное к вечеру. Но баня мне все равно не светит, потому что топить ее надо 12 часов!.. - Такого еще не встречал. Может, здесь не принято дверь в парилку закрывать, или воздух сильно разрежен, или еще чего?.. - недоумевал я. - Народ на Байкале встречается обычно странный и каждый по-своему: одни без ружья в одиночку путешествуют, другие - баню по 12 часов протапливают, - быстро нашелся Виктор. Мне сразу стало легко на душе оттого, что я, со стороны такой необычный, ничего особенного из себя по здешним меркам не представляю а даже наоборот, очень гармонично вписываюсь в байкальскую жизнь. Но наполовину мне все-таки повезло: баню недавно топили и там осталось немного горячей воды. Не кости погреть - так хоть помыться. Все равно здорово. Вода, разогретая с помощью дров, обладает дивными свойствами: она радует тело и придает необычайную легкость дыханию. Как только умоюсь такой водой, то голова кружится, будто перед засыпанием. Можно ли испытать счастье с помощью двух ведер горячей воды? Очень даже запросто - надо в холодном климате преодолеть полтысячи километров на весельной лодке, а затем помыться - и ты в раю. Виктор позвал в гости и кажется задался целью закормить. На столе - изобилие яств, блюда в основном рыбные. Начали с копченой щуки, потом перешли на омуля, который оказался совершенно сырым (жена Виктора перепутала бочку и достала только что выловленную рыбу), но меня это не смутило и я съел несколько рыбин. За омулем последовал хариус, потом бутерброды с его же икрой, через некоторое время на столе появилось мясо нерпы и только потом чай. Я объелся, разомлел и вспомнил Дальний Восток. Моему сахалинскому корешу старшему электромеханику НИС "Искатель" Валерке Булычеву понравилась девушка, которая подошла и начала на него смотреть в то время, как он в центре дальневосточного городка Ванино раздаривал детишкам конфеты "Косолапый мишка". Валерка стоял на площади и разбрасывал конфеты в разные стороны подобно сеятелю. Заприметив девушку, он запустил в небо остаток конфет вместе с кульком, подошел к ней и произнес: "Девушка, глядя на Вас, мне хочется жить!". Мне тоже хотелось жить, как тогда Валерке Булычеву, но только от общества Виктора и его жены. За время моей жизни на материке, после того как покинул замечательный остров Сахалин, я успел отвыкнуть от душевных людей и даже начал сомневаться в их всамделишном существовании. А здесь на Байкале не могу им нарадоваться. Я был странником и встречали меня как странника. От этого в душе происходит праздник, самый настоящий праздник, а не тот, который отмечен в календаре. Не люблю календарные торжества - мне на них скучно. Мне скучно видеть пьяные морды, отпускающие плоские шутки. Даже Новый Год не люблю, оттого что должен радоваться по расписанию. Праздник - это радость, радость для души. Если этого нет - все остальное не имеет смысла. Когда уехал с Сахалина и сделался материковым жителем, то разучился радоваться жизни. Я уже забыл что это такое - настоящая радость общения. Когда только собирался на Байкал, то меньше всего думал о встречах с людьми. Я хотел чего-то прекрасного, непонятно чего, но только не человеческого общества. В последнее время от людей у меня одни расстройства. А здесь, неожиданно для себя увидел людей такими, какими они и должны быть - радостными и добрыми. Я радовался людям. Я открыл их для себя заново. Я открыл целый новый мир - мир людей. Это величайшее открытие для меня, потому что я уже устал и приготовился дожить жизнь до конца отдельно. И не потому, что так решил, а потому, что перестал видеть в людях людей. И в значительной степени не во мне причина. Мой народ терпит страшное бедствие. Корабль, на котором мы все вместе куда-то плыли, утоп, и кому-то в голову пришла идея, что спасение утопающих - дело рук самих утопающих. И понеслось. Мы стали не спасать себя, а топить друг друга. В таких условиях выживают не сильнейшие, а гады, которые в последствии нарожают себе подобных. Они уже народились и уже живут, придумывая новые немыслимые жизненные устои. Есть у нас в Крыму альпинист-одиночка по кличке Фантик. Залез как-то Фантик на скалу и грохнулся вниз. Лежит переломанный и смотрит в небо. Проходит мимо него группа туристов. И как вы думаете, что произошло? Ребята бросились оказывать первую помощь пострадавшему отважному альпинисту, а один из них, самый выносливый, побежал в ближайший населенный пункт вызывать горноспасателей? Ничего подобного. Ребята перешагнули через покалеченное тело героя и пошли дальше - они боялись куда-то опоздать и не захотели задерживаться. Фантика подобрал лесник случайно. Это как раз те самые молодые ребята, которые выросли в новом обществе. Но это мой народ, и я должен его любить, потому что ничего другого не остается. Иначе я буду похож на тех туристов, которые бросили валяться израненного Фантика. У меня есть книжка Юрия Визбора где он любит повторять, что в горах не может быть гадов. Еще как может! Не так человек устроен, что вытащи его на природу - и он похорошеет, расцветет и преобразиться. Природа не для этого сделана: она для любви устроена. А это совсем другое и никакими лишениями, нечеловеческими усилиями и прочим здесь ничего не добиться, потому что невозможно добиться любви. Я сидел с Виктором на его малюсенькой кухоньке и страдал от обжорства. Но я был счастлив оттого, что передо мной настоящий человек живьем - значит, не все еще потеряно для отечества: у Виктора есть дети, и я уверен, он их правильно вырастит, и будет кому правильно жить. Радости встречи обязательно должна предшествовать разлука, иначе какая это встреча? Настоящая встреча не может быть без любви, а любви не бывает без радости, как не бывает странствия без пути, как не бывает пути без встреч и разлук. Путь без любви - это путь во мраке, это не путь в никуда, это тупик. Чтобы почувствовать вкус пищи, надо проголодаться. Сытому пища во вред. Чтобы обрадоваться встрече с человеком, надо на время перестать видеть людей. От людей тоже вред, когда они не рады друг другу. Обычно мы так не живем и не думаем. Это ужасно и мне жаль людей за то, что они разучились встречаться и расставаться. Встреча с человеком в обычной жизни - несущественная деталь. Во время странствия - это праздник. Одиночество в обычной жизни - страшная тягость, во время странствия - это источник силы и радости. Странничество - это жизнь наоборот. И этого очень не хватает человеку. В каждом из нас есть бог и дьявол. Каждый способен на все: на самопожертвование и на убийство, на бескорыстную растрату и на воровство, на верность и на измену, на любовь и ненависть. Человек - это такой гад, что мне иногда страшно становится от того, что он способен натворить. Странничество порождает негласную договоренность между людьми о доброте и любви. Страшная сила возникает от одного только факта странника. Я не задумывался об этом, пока не заметил вокруг себя мир, созданный на основе доброты. Он сам таким сделался, и это был мой мир. Я увидел много доброты в людях, столько, что даже начинал чувствовать себя, почему-то, неловко. Мне хотелось сделать что-нибудь хорошее. Но что я могу? Умы наши заражены страшным вирусом. Имя ему - "Обмен". Зараза убивает все прекрасное, оставляя вместо этого иллюзию приобретения. Микроб появился на свет от недоверия, которое сеет только вражду между людьми. Мы усматриваем высшую справедливость в обменном принципе. Отдать ровно столько, сколько взять. Это не справедливость - это ошибка, роковая ошибка. Жизнь - не арифметика, потому что эта наука не способна учесть радость и любовь. Радость и любовь возникают от подарков и жертвы. Любовь и радость получаются, когда не требуется ничего взамен. Мы сочинили, как нам кажется, самое главное уравнение, по которому живем. Но в расчетах ошибка, чудовищная ошибка. Я не хочу жить по такой формуле. Каким бы расчудесным не было общество, оно имеет ужасную оборотную сторону и черную тень: члены его волей-неволей уподобляются баранам, ведомым пастырем. Человек, следующий за кем-то, теряет себя и Бога в своей душе заодно. Странствие - это путь к простой истине: жизнь возможна по другому. Весь мир -это мы и есть и никуда не надо ходить, особенно далеко и особенно за кем-то. Благословен тот странник, который осознал свое отдельное и независимое положение в мире. Хочется жить, как летать, хочется сказки, хочется таинства. Вернулся из Кочериково метеоролог Володя и поселил меня к себе ночевать. В Володином доме я познакомился с Наташей, очень интересной сибирской женщиной 27-ми лет. Вид ее не говорил о том, что она принадлежит к слабому полу. Работа у Наташи была тоже не для слабаков - она заведует всеми бабочками и жучками на огромной территории Байкало-Ленского заповедника. Живет она у Володи временно, пока не построит себе зимовье где-то на отшибе в тайге. По штату Наташе положено иметь настоящий пистолет для обороны, но она его никогда с собой не носит, надеясь на медвежью доброту. Байкальские жители разделяются на два типа: одни видят в медведе лютого хищника (и небезосновательно), другие - проявляют крайнюю беспечность в этом вопросе и воспринимают зверюгу как к домашнее животное. Жители поселения мыса Покойники относятся поголовно ко второму типу и медведя всерьез не воспринимают. Бродя по тайге, Наташа время от времени сталкивается с медведями и ничего, лишь однажды чуть было не случилась беда, когда она случайно оказалась между медведицей и ее детенышами. К счастью, все обошлось. Но так бывает не всегда. Я слышал много страшных историй о лютости и коварстве дикого зверя, и очень странно видеть людей разгуливающих по тайге без ружья. Правда, здесь это - редкость. Некоторых медведей знают в морду, у них даже есть имена. Было около полуночи, когда пришел сын Виктора, пацан лет 10-ти, и позвал есть пирог. Пирог был рыбный и очень вкусный. Высота кулинарного чуда сантиметров двенадцать и нарубили его от всей широченной сибирской души здоровенными кусками, которые можно удержать только двумя руками. Для сочности в пирог добавили рыбий жир. Но это не та гадость, которой нас кормят в детстве, а совсем другой жир. Он соскребается с рыбьей брюшины. Рыбных блюд съел за вечер килограмма три и теперь на ночь глядя потянуло на чай, которого влил в себя наверное полведра. Чаек был как и полагается отменной крепости, и всю ночь я пролежал с выпученными глазами без малейшего желания заснуть. Утро не застало врасплох, я полностью проследил его постепенное возникновение. Голова раскалывалась как с похмелья, но стоило только умыться в Байкале, как все неприятные ощущения чудесным образом исчезли без следа. Снова хочу в путь. Метеоролог Володя погоду предсказывать совершенно не может, и не потому, что он плохой специалист, а потому что погода такая. Ее просто невозможно предсказать, даже на несколько часов вперед. - Володь! Какая сегодня погода? - Мне стало интересно мнение специалиста. - Да Бог ее знает, - ответил специалист. Я распрощался с обитателями мыса Покойники и продолжил свое путешествие. Виктор надарил в дорогу сушенных щук штук, наверное, десять, каждая по полметра длиной. Их я ел каждый день в обед и очень привык. Грустно было доедать последнюю. Странные вещи начинают происходить: я перестаю чувствовать тело. Это происходит спустя полчаса после начала гребли. Сначала мысли пребывают в смятении и путаются между собой, но вскоре они успокаиваются и я перестаю помнить о себе, как бы вообще перестаю быть, и мое плавание превращается в полет. Я будто лечу на параплане среди гор. Если не быть дубиной, то, летая на высоте 1км., можно запросто почувствовать непричастность к миру. Когда у меня это получается, я становлюсь как бы между прочим, и чувствую себя неучтенным. Мое плавание - сплошной полет. Я теряю все, как землю под ногами во время прыжка в бездну, чтобы потом обрести заново: людей, весь мир и себя. Прохожу мимо мрачного ущелья, через которое идет тропа к Лене-реке, всего четыре часа ходу. У меня была возможность туда сходить, но я передумал - есть физический предел и у моего организма. Кроме того, впечатления обо всем, что со мной произошло, были настолько сильны, что, добавив еще, можно перебрать. Над ущельем висит неприветливая серая туча. Холодно, сыро и неуютно. Место серьезное и на редкость мрачное. Интересно здесь побывать, но не жить. Во всяком случае, я бы не хотел. Мыс Покойники вместе с избами на нем скрылся из виду, и я снова - один. Иногда бывает просто хорошо: ни о чем не думается - просто гребу и существую. Но случается так, что мысли начинают как бешеные носиться внутри головы: их не запомнить просто так, если не стараться специально. Иногда что-то записываю по вечерам - не все, конечно, а только то, на что хватает терпения и сил. Рассказы о своих мыслях - это палка о двух концах. С одной стороны, интересно, конечно читателю узнать, не только что делал путешественник, но и о чем думал. Но с другой стороны мысли странника не всегда о смешном, а это не всем по вкусу. Мне интересней всего читать, о чем думал и что чувствовал путешественник, поэтому я, перед тем как сесть за книгу, решил не стесняться писать про то, что у меня в голове тогда было. Откуда у человека возникает неудержимая тяга к путешествиям, к передвижению, к странствию? Дурь это, блажь, потребность или что-то еще? Что же такое странничество, есть ли в этом смысл, или это просто так? Мы обычно теряемся среди известных слов, не понимая их смысла до конца: туризм путаем с путешествием, путешествие - со странствием, странствие с бродяжничеством, скитанием и паломничеством, а увлеченные восточной философией запросто могут назвать странника санньясином. Народ о странничестве только слышал, но толком ничего не понимает и не знает, когда это началось, продолжается ли и должно ли быть. Расскажу сказку. Она не интересная и не поучительная и воспринимать ее, по моему, тяжело. Я даже хотел ее выкинуть и уже выкинул, но потом все-таки оставил - пусть будет. Сначала это было Ничто, и это Ничто преспокойно в таком состоянии находилось бы, не случись с ним Печаль о Несуществующем. Так произошла Двойственность, и сразу же Печаль о Несуществующем породила Радость Постижения Всего Сущего, которое таким образом уже начало Быть. Идея Быть произвела Пространство и Время для удобства восприятия того, чем все это будет заполняться. И заполнилось все это Двойственностью, которая произвела Материю и Дух. Пространство, время, материя, дух не могли сдержаться и создали весь мир с тьмой вещей и поднебесной. Из простого появилось куча сложностей, которые имеют свойство размножаться. Бесконечно долго так продолжаться не могло, иначе первоначальное Ничто оказалось бы позабытым, и стало бы ничем. Двойственность, задумавшись над рождением Мира произвела Смерть, поэтому все рождается и умирает. Все существует по отдельности и вместе одновременно: рождение и смерть, печаль и радость, добро и зло, знание и неведение. Неведение так же важно для мира как знание. Неведение порождает страх, а страх - бесстрашие. Страх получается тогда, когда мы перестаем отрицать все что есть и чего нет. Если мы не способны смириться с отрицанием воли к жизни - возникает страх смерти. Все наши несчастья таким образом возникают: не видя Двойственности, мы стремимся приобретать и получаем утрату, устремляясь к радости, -приобретаем печаль, взалкав счастья, - страдаем. Цель порождает страх, страх не достигнуть цели. Этот страх никогда не исчезнет, пока мы не утратим цель. Цель также важна, как и утрата ее, она нужна нам для того, чтобы иметь, испугаться и после отказаться от нее, обретя бесстрашие. Чтобы собрать разбросанный по кусочкам мир, мы должны составить его из противоположных частей. Странствие - одна из потерянных человечеством частей целого. Без него не собрать мир заново, чтобы потом он снова разобрался. Жизнь наша - сплошное целеустремление в материальном и духовном. Мы устремляемся к чему-то конкретному, забыв о его отрицании с помощью противоположности. Сделав приобретение - забываем освободиться от него, родившись раз, - забываем о смерти, сосредоточившись на зле, - забываем о доброте и наоборот и т.д. Странствие - это дополнение нашей жизни до единого прекрасного целого с помощью отрицания привязанности к месту, к дому, к людям, к материальному, к цели. Отсюда рождается любовь к миру. Насупротив целеустремленности в каждом из нас возникает неудержимая тяга к перемещениям по планете без особого смысла. И коль скоро она не осознана, мы пытаемся успокоиться разными приемлемыми способами, кто на что горазд. Но устремляясь в путь, никак не можем оставить в покое цель по привычке: мы хотим покорить, преодолеть, отдохнуть, познать. Все это важно, но мы забываем, что также важно этому и не быть. Часто неудержимую тягу к странствию используют не так. Многие стыдятся естественного желания оставить привычную жизнь и отправиться ко всем чертям, и чтобы как-то оправдаться перед обществом, придумывают цель. И вместо странствия получается путешествие или туризм. Это трусость. Перед обществом не надо оправдываться. Оно все равно будет недовольно. Странствие отрицает общество. В свою очередь общество не остается в долгу и относится к странствию как к пережитку. В старину под странниками понимался вообще всякий сброд по большей части. Путешественники практически приравнивались к странникам, а единственная попытка как-то осмыслить странничество была предпринята весьма категоричными личностями, которые в своем прямолинейном отрицании всего и всяк дошли до полного идиотизма. Это беспоповцы. Они считали, что миром правит антихрист, и что всякое подчинение власти - смертный грех. Оттого-то и надо до конца дней своих скитаться по свету и быть схороненным в лесу в неизвестном месте. Странничество обязательно должно быть, как тот неизвестный элемент в таблице Менделеева, о существовании которого можно догадаться по пропущенной пустой клеточке. Странничество необходимо, чтобы человек мог осознать мир и себя. У индусов в этом вопросе больше порядка, чем у нас, славян. Они изобрели санньяс - полный отказ от семейной и общественной деятельности с тем, чтобы овладеть наконец своими чувствами и целиком отдаться служению Богу. Это очень близко к отшельникам, живущим в уединении ради спасения души. Сейчас у нас отшельников можно найти разве что в словарях или они возникают против доброй воли, а это не считается. Странничество - это не санньяс, которому мир уже не нужен по существу. Странничество - это не отшельничество, потому что отшельники ведут оседлый образ жизни. Странничество - это не бродяжничество, потому что бродягами становятся поневоле. Странник не путешественник и не турист, потому что последние оба целеустремлены . Вместе с этим странничество - это санньяс, потому что оно отрицает выгоду, семейную и общественную деятельность. Странничество - это отшельничество, потому что странник должен быть одинок. Странник - это бродяга, потому что покинул место оседлости и скитается по чужбине. Странник - это путешественник, потому что также познает мир, который открывается перед ним во всей красе и многообразии. Странствие - это крик души о свободе, об освобождении от привязанности к тому, что тленно. Странствие - это искусство быть собой. Странствие - это путь спасения от общественного идиотизма. Странствие - это искусство быть свободным. Странствие - это любовь к людям через отрицание общества. Конец сказки. Прохожу мыс Большой Солонцовый. Море, слава Богу, тишайшее, но в небе творится что-то невообразимое. Исполинские колокольные облака висят над горами. Они как будто специально сделаны такими лишь для того, чтобы пугать народ и придумывать легенды про души, их населяющие. До полудня облака просто растут и молчат, а погодя, как следует сосредоточившись, начинают громыхать, соревнуясь между собой, кто сильней ухнет. Выглянуло солнце и все вокруг преобразилось по-летнему. Знаю, что это ненадолго. Накатил туман, и я попадаю в волшебную страну, полную неожиданностей: что в следующий момент покажется передо мной - неизвестно. Первой появилась валяющаяся на берегу коряга причудливой формы, похожая на скелет доисторического животного. Туман неожиданно улетучился, и я как бы пробуждаюсь ото сна и попадаю в другой мир, более реальный. Дунул попутный ветер - ставлю парус. Ветер меняет направление - убираю парус. Ветер опять попутный. Туман накатил и через полчаса исчез. Надо мной появилась туча и начала грозить дождем. Подналег на весла в надежде смыться. Удалось. Только перевел дух , как впереди по курсу из-за гор выползло еще одно здоровенное облако и перегородило путь. На дождь уже не обращаю внимание и часто даже не надеваю на себя что-нибудь дождезащитное. Естественным способом промокаю и так же естественно высыхаю. Иногда правда удается в двух свитерах промокнуть до нитки, но это бывает редко - дождь на Байкале долго не живет. С вещами обхождение упростилось до предела. Они существуют в одной большой куче на дне лодки. Сначала о них заботился, старался, чтобы каждый предмет был на своем месте, но скоро перестал это делать. Под ногами валяются котелок, консервы, веревки и много чего еще по мелочам. Зеркала нет, и что происходит с моей физиономией - точно не знаю, но, судя по всему, что-то страшное. Обуглившаяся на солнце шкура слазит пластами, губы потрескались. Руки не узнать, как будто они не мои. Пальцы утолщились вдвое и почти перестали гнуться. Надоело обращать на это внимание. Жизнь среди стихии меняет человека сильно, причем никаким другим способом не достичь этого удивительного состояния (мне даже трудно придумать ему название). Недолгое пребывание на природе, примерно около недели, можно обозначить как подготовку к настоящей жизни. Спустя две недели вы вступаете в новую жизнь, и примерно через три недели организм дичает окончательно. Когда борьба за существование превращается в быт, а безопасная и уютная городская жизнь - в далекое и смутное воспоминание, тогда вы чувствуете себя несколько необычно, перестаете даже всерьез воспринимать разные страшные природные катаклизмы - они преображаются в красочную декорацию к волшебному спектаклю. Мысли мои далеко. Странничество нельзя рекомендовать. Странничеству невозможно научиться, странником можно только стать. Это путь из ниоткуда и путь в никуда, и это не ремесло. Перед тем, как заделаться странником, человек должен до этого дозреть глубоко у себя внутри. Не думаю, что странничество подойдет очень молодым людям. Не думаю также, что оно пригодно для стариков. В древнем возрасте, по-моему, для развития души больше подойдет отшельничество. Всему свое время. Прожить жизнь наперекор законам природы - вредно, глупо и бесполезно. Похотливый, изображающий из себя молодца, старик выглядит пошло, даже если у него чудом все сохранилось. Речи юнца о духе и смерти превращаются в звон в ушах. Дед, боящийся смерти - зря прожил жизнь, молодой человек без страха - просто идиот. Для меня провести в одиночестве много дней в глуши в молодом возрасте было просто невыносимо. Усилием воли я конечно добивался результата, но это была не жизнь, а сплошное преодоление. Последнее есть суть экстремального туризма. Человек чувствует в себе желание преодолевать, чтобы убедиться в своей силе и воле, приобретя заодно славу героя. Ничего в этом плохого нет, но и хорошего мало, особенно когда неофит калечит тело почем зря, не успев нормально дожить жизнь до ее логического конца. А логический ее конец вовсе не предполагает инвалидность, которая так же неестественна, как и сама идея, ради которой все затевалось. Человек, идущий на неоправданный риск, на самом деле не смельчак, а всего- навсего волевая личность с непобедимым страхом. Именно страх заставляет рисковать. Это своего рода попытка убедить себя в том, что страха на самом деле нет. При этом считается, что отчаянный поступок - бесстрашный поступок. Хорошо, если все заканчивается благополучно, а если нет, то страдания от инвалидности на мой взгляд напрасны. Раньше я думал как раз наоборот и считал, что жизнь во время экстремальных условий может что-то дать для души. Если бы я в конце концов свернул себе шею, летая на параплане (а сделать это можно запросто), то никакой такой особой истины мне не открылось. С парапланом мне просто везло, в отличие от многих моих товарищей. Я смотрел в глаза своих покалеченных друзей и пытался увидеть изменение в сознании в результате страшных травм - ничего я там не увидел. Уродства тела ни на какую новую орбиту нас не выводят - разгадка таинства находится не с помощью переломов. Сейчас я нахожусь в одном из самых глухих мест планеты. Здесь даже не обнаружены древние поселения. Со мной может случиться все что угодно. Большинство людей считают, что рискую необдуманно, а я так не думаю. Риск возникает тогда, когда есть возможность не вернуться куда-то или благополучно не достичь чего-то. Но мне нет совершенно никакой особой нужды возвращаться - жизнь для меня происходит вся целиком здесь и сейчас. Я конечно в конце концов приплыву к людям, но меня это совершенно не волнует, нет в этом у меня потребности. Там увижу заранее известное и то, что не хочу видеть. Возвращение - это для меня суровая необходимость, а не потребность. Я рискую потерять только то, что у меня сейчас есть - ничего по сути. Наверное, это свобода. На ночевку остановился в бухте Заворотной. Здесь раньше был карьер. Теперь он перестал действовать. На берегу несколько деревянных строений. Из обитателей только сторожа - двое молодых парней. По вечерам ребята развлекаются просмотром видеофильмов. Включают бензиновый генератор, который громыхает как трактор и смотрят кино. Я присоединился к ним и вскоре обнаружил, что ничего не понимаю, что там в телевизоре происходит. На экране бегали люди и палили друг в друга из автоматов. Они были очень увлечены своим занятием, лица их были перекошены страшными гримасами. Потом действие перенеслось в мирное время, где люди ходили с важным видом или кричали друг на друга. Как ни старался, я так и не смог понять, чем они там занимаются. Мне стало скучно от такого развлечения и я пошел глядеть на море. Байкал напоминает Охотское море в районе Магадана. Наледи на горах в середине лета смотрятся экзотично. Я уже привык к постоянному холоду и не представляю, что сейчас где-то может быть жарко. Настало утро. Из-за гор высунулось солнце и попробовало светить, но уже через несколько минут наползли тучи, опустились вниз и начали поливать дождем море и дикую гористую землю вокруг. Ветра почти нет, лишь только иногда по воде проносятся небольшие островки ряби, как будто Байкал слегка морщится в утренней полудреме. Вышел из бухты и взял курс на мыс Заворотный. Через час миновал его и направился к мысу Южный Кедровый, расположенный примерно в 10 километрах. Туман. Дождь. Радости во мне нет ни капельки. Силы на исходе. Остановиться бы и отдохнуть несколько дней, но бухта Заворотная кажется неуютной, и я предпочитаю остановиться где угодно, только не в этом месте. Отдых просто необходим, но не могу заставить себя остановиться и отдохнуть - какая-то сила тащит вперед. Когда не чувствую движения, то нахожусь не в своей тарелке - это как наркотик. Хочу только вперед. Пред тем, как сесть в лодку, мне кажется, что вот сегодня не пройду наверное и нескольких километров. Но стоит только оттолкнуться от берега и сделать несколько гребков, как все во мне преображается, откуда-то появляются новые силы и я как бы растворяюсь в движении. Человек обладает удивительной способностью - умением чувствовать себя первооткрывателем, и не обязательно при этом на самом деле им быть. Сознанию невдомек о том, что когда-то кто-то был на том месте, где вами завладело это чувство. Хронология событий важна для летописи, но не для сознания, которому вполне достаточно воспринимать просто необжитый и незнакомый пейзаж. Но мне посчастливилось быть и настоящим первопроходцем. В студенчестве мы откопали новую пещеру в Крыму, и я оказался там, где не было людей никогда раньше. Сказочные ощущения. То же самое со мной происходит на Байкале. Я чувствую себя первопроходцем. Хочется взлететь, чтобы сверху увидеть то, что открыл - это Байкал, это горы вокруг, это бесконечное небо над головой, это начало и конец всему Хухэ Мунхэ Тенгри, это то, из-за чего все со мной происходит, Заяабари, это люди в глуши, это глушь без людей, это я сам. Я лечу над Байкалом и над горами и называю все неназванное подряд: Хребет Моего Друга Шуры Понаморева, Пик Миши Шугаева, Падь Вовы Анисимова, ручей имени Пети Крячко, Ковалевская Чаща, Саяпинская Губа... Вслед за мысом Южный Кедровый показались мысы Средний и Северный Кедровый. Примерно надо наказать тех, кто лепит на карту подобные названия. Мысы сказочно красивы, они высунулись из тумана длинными плоскими языками. Игра красок бесподобна: море серое с нежно-розовым отливом, небо то появляется, то исчезает в тумане. Над горами повисли огромные кучевые облака, черные снизу и хрустально белые наверху, а над Байкалом только кое-где перистые облачка. Ныряю в туман: не видно ничего дальше нескольких метров. То ли плыву, то ли просто стою на месте и машу веслами. Туман загустел так, что начал моросить, и я постепенно отсыреваю. Озяб. Но вскоре выглянуло солнце и согрело. После мыса Северный Кедровый снова туман и, кажется, надолго. Настроение мрачное. Когда приходится долго находиться вдали от цивилизации, то рано или поздно наступит такой момент, когда вам вдруг все страшно надоест. Природные прелести перестанут удивлять и все вокруг покажется обычным, а труд ваш и доля тяжкими. В такие моменты обязательно мелькнет мысль: "Какого черта я здесь делаю?". Тот, кто говорит, что во время дальних странствий не испытал подобного - явно брешет, или это была не очень дальняя экспедиция, или не пришлось ему преодолеть что-нибудь серьезное. В общем, что-то не так. Не решись странствовать, жил бы сейчас сытой жизнью буржуя и имел впереди перспективу улучшения своего благосостояния. Вместо этого плыву в тумане черт знает куда и непонятно зачем. Друзья мои однокурсники все сплошь капиталисты и семьянины. Наверное, я что-то не то делаю? Наверное, эта моя затея просто-напросто глупая выдумка? Наверное, надо поскорей закругляться и приниматься за строительство обеспеченного будущего, чтобы там, в будущем, у меня была сплошная тишь и благодать. Нет здесь среди моря и гор ничего чудесного, все мне кажется. Вокруг только сырость, собачий холод и дикое зверье. Чтобы до такой степени уморить свое тело, не надо забираться в такую глушь. Все это можно проделать и в Крыму с гораздо меньшими затратами. Черт бы все это побрал! Туман пришел в движение, оторвался от поверхности воды на несколько метров и задумался над тем, как ему быть дальше. Не знаю почему, но я вдруг перестал грести и замер в ожидании непонятно чего. Туман рассеялся не весь, а только наполовину и сквозь него я увидел как нарисованные необычные горы. Деталей было не разглядеть, передо мной возник только намек на существование чего-то, но во мне что-то екнуло и пришло в движение. Дух перехватило и я не мог понять, что за таинственная причина вводит меня в необычное состояние. Не успел толком сообразить, что происходит, как туман неожиданно исчез и передо мной открылся волшебный вид на горы, которые вплотную подступали к Байкалу. Это были не прибрежные скалы, а настоящие горы, состоящие из бурых скал и леса кое-где. Я забыл про хандру и уставился на сказочное великолепие. То, что находилось передо мной, не было чем-то очень особенным. Горы как горы - я видел побольше и покрасивей. Но почему тогда со мной происходит непонятно что? Не смею шевелиться, даже моргнуть боюсь. Страшная сила непонятного происхождения потянула за душу в небеса. Что-то внутри начало происходить нешуточное. Дух перехватило и земля, то есть вода, начала уходить из под меня. Я не понимал, что происходит. Сердце переполнилось радостью и как-то даже начало звенеть. Чудеса слегка поутихли, как только туман снова навалился на горы и скрыл их из виду, но ощущение чего-то особенного, находящегося совсем рядом, не проходило. Сказать, что испытал радость, это значит ничего не сказать. Мне захотелось обладать этим местом и быть его частью одновременно. Может быть что-то подобное можно испытать с женщиной, которую безмерно любишь и хочешь. Ты готов обожествить ее и в то же время сожрать по кусочкам, и не понятно, какое желание при этом сильней. Мне трудно это объяснить. Чувства, которые испытываются к женщине, расположены внизу туловища, именно оттуда возникает страсть, а то, что происходило со мной, было исключительно сердечным делом. В груди я чувствовал удивительное тепло. Это очень похоже на миг удовлетворения любовного жара, только во мне это присутствовало во всем теле и несравнимо дольше. Я готов стартануть в космос. Я - космонавт! Как только горы скрылись в тумане, немного пришел в себя и начал потихоньку соображать. Первая мысль не оставляла места для сомнений: я прибыл на свое жизненно важное место. Это то, что видел во сне. Не могу поверить, что волшебство происходит со мной на самом деле. Жизнь в одно мгновение показалась прелюдией к чему-то главному, без чего она лишена смысла. И это главное было здесь. Все те 37 лет, которые прожил, показались до обидного напрасными и несущественными. Через некоторое время я готов был умереть из-за того, что мне некуда больше стремиться. Все самое-самое уже, кажется, получил, остальное новое будет только нагонять печаль. Зачем жить? Чувство это охватило не грубо, вогнав в состояние тоски-печали, а очень ласково и нежно, подарив на память безмолвную тайну. Я не знал, что делать дальше, и оставался сидеть в неподвижности ничего не ожидая от жизни более того, что есть. В чувства меня привел звук лодочного мотора, и через некоторое время из тумана вынырнула лодка. Мужик в лодке, заприметив меня, изменил курс и пошел на сближение. Необычные чувства испытываешь, когда находишься один вдали от людей. Но еще необычней бывает, когда встречаешь такого же одинокого человека. Два человека, две крохотные точечки на карте, два условных обозначения среди бескрайних просторов тайги и воды. Но вместе с тем это целых два огромных мира. Встреча людей - это встреча миров, это событие вселенского масштаба. Жаль, что мы так все время не думаем. Было бы куда интересней жить. Мужика в лодке звали Борис, он лесник, живет на мысе Елохин, и там у него есть баня, которую не надо топить 12 часов. Борис ехал куда-то по своим лесничим делам и предложил на обратном пути взять меня на буксир и оттащить к себе в гости. Буксироваться отказался. Договорились встретиться у него дома, куда я добрался примерно через час. Жилище Бориса не имело никаких архитектурных излишеств и не было на первый взгляд в нем ничего особенного. Это был обычный деревянный двухквартирный дом. Я жил почти в таком же на Сахалине и не сумел получить от этого никакого удовольствия, а приобрел только острую тоску, не переставая мечтать о благоустроенной квартире. Глядя на дом Бориса, я почувствовал себя удивительно покойно, а разглядев повнимательней строение, обнаружил в нем много чего существенно важного и для души полезного: дом был без забора; территория вокруг него не была запахана под огород, вместо этого красовался луг из полевых цветов. Дом без забора. Я бывал в разных лесах и видел как живут лесники, но у всех у них были заборы. А здесь нет. Вдруг вспомнил, что на мысе Покойники люди тоже обходятся без заборов, несмотря на то, что домов там несколько и живут в них в основном семьями. Это очень чудесное изобретение - дом без забора. Забор - ужасная вещь, он произведение человеческого страха. Забор - признак нашей враждебности и недоверия. Забор - это символ нашего неправильно сконструированного мира. Внутри забора для нас все свое и родное, а там, снаружи - большой чужой мир. Хорошо - это когда все делается на благо внутризаборного пространства и его обитателей. И плохо - когда наоборот. Страх заложен в основе нашего зазаборного существования, сплошные страдания происходят от такой жизни. Пока я стоял и глядел на сказочный дом, Борис состряпал целый таз оладьев. Сели ужинать и беседовать. Разговаривали, как всегда, обо всем сразу. Мы рассказали друг другу свои жизни. Трудно представить, чтобы в городе случайно повстречавшемуся человеку ты излил свою душу. Уже больше года не был в тайге, живу волею обстоятельств в городе и не могу дождаться весны, когда снова отправлюсь в сибирскую глушь пообщаться с правильными людьми. Я изнемогаю от нечеловечности вокруг, мне надоело быть чужим. Я не хочу жить за забором ни по какую его сторону. Раньше не обращал на разговоры в глуши особого внимания: подумаешь живет человек вдали от цивилизации, поговорить ему не с кем, вот первому встречному и изливает душу. Так думал я, когда был глупым юнцом, не понимая, что за подобными простыми задушевными разговорами стоит великая тайна настоящих человеческих взаимоотношений, где нет места отчужденности и недоверию. Борис поселил меня на пустующей половине дома. Мои апартаменты состояли из трех комнат. - Пойдем теперь ко мне в гости, там поговорим, - сказал Борис, как будто предложил фрукты на десерт. Среди бескрайних таежных просторов Борис жил совсем один, если не считать двух котов и собаку. Коты ненавидели друг друга до смерти и при встрече сразу же бросались в бой, поэтому одного из них все время приходилось держать в подполье, причем взаперти как правило приходилось сидеть очень хорошему, на мой взгляд, животному, доброму пушистому сибирскому коту. А на свободе гулял короткошерстный гад сиамской породы. Он даже гладить себя не позволял, а сибирский увалень, как только выходил на волю, сразу прыгал ко мне на колени и начинал ластиться - люблю таких. Собака выглядела как настоящая помоечная: худючая, шерсть клочьями и взгляд шальной, но называлась лайкой и с ней можно было ходить на медведя. Мне с трудом верилось. Жил Борис в одиночку не нарочно, а по стечению обстоятельств. Совсем недавно он был женат на сибирской художнице из Ангарска. Но сил для жизни в глуши у нее хватило только на три года, после чего затосковала по цивилизации и укатила, оставив Бориса на 48 году жизни одного. Но он не унывает и хочет жениться еще раз на ком-нибудь, не представляя, как это можно остаться без женщины насовсем. Тоскуя по людям, жена уговаривала мужа переехать в город, где у нее есть квартира, но он отказался, потому что не смог бы жить в городе. Здесь на мысе Елохин он уже десять лет и не представляет как можно жить по другому и где-нибудь еще. Объездил Борис весь Советский Союз в поисках непонятно чего, даже на Камчатке в рыбаках был, но так и не сумел остановиться где-нибудь и наладить стационарную жизнь. Но вот однажды увидел Байкал и сразу же понял, что именно здесь он и должен жить долго и счастливо. С человеком, который живет на своем месте происходят чудесные изменения. Он как бы растворяется в окружающем пространстве, становится неотъемлемой его частью. Таких людей я легко отыщу одного из миллиона. Ничего сложного: их просто невозможно представить где-нибудь еще, кроме как у себя дома. Я рисую в уме город с улицами, домами и магазинами и пытаюсь вставить в этот пейзаж Бориса. Пытаюсь, но ничего не получается : либо город исчезает, либо Борис не проявляется. Если человек только начал жить на своем месте, то в нем , естественно, мало что изменится, и он даже может преспокойно уехать. Будет, конечно, чувство утраты, но незначительное. Но когда он успел пожить долго, когда произошло настоящее единение с местом, тогда уже нет никакой возможности разорвать эту связь, тогда существование по-другому становится немыслимым. Вынужденный отъезд превратит счастливого человека в вечного скитальца, жизнь которого обернется в сплошные муки. С каждой минутой чувствовал что начинаю растворяться в пространстве мыса Елохин. Окружающая тишина вскружила голову - я пропал. Меня страшно тянуло здесь жить, и если бы остался хоть ненадолго, то ни за что бы не уехал. Ваше настоящее место - не отвлеченное понятие, а очень даже конкретное. Вы начинаете чувствовать страшную силу, которая присутствует везде. От земли исходит удивительная теплота, пронизывающая тело невидимыми иголочками, небо кажется ужасно огромным, оно как будто отворяется, показывая необъятную ширь и бесконечную высь, а вода представляется волшебным веществом неземного происхождения. Ночью долго не мог заснуть, несмотря на то, что за день натрудился достаточно. Не мог заснуть по непонятной для меня причине. Мой организм никогда не чувствовал себя так удивительно, как тогда. Я как будто наполняюсь волшебным животворящим эфиром и чувствую в себе силы сделать все, что угодно. Не узнаю себя: свои мысли, свое тело. Я словно рождался, и вся моя прошлая жизнь начала представляться в виде скоростного кино. ...Меня только что родили. Я очень маленький и голый. Комната отделана голубым кафелем. Взрослые незнакомые люди чем-то заняты, вокруг странные предметы, весь мир для меня чужой. Я начал свое существование без идей и желаний, мне даже жить толком не хочется, меня заставили. Живу за счет какого-то тайного механизма, засунутого в меня силой... ...В честь моего десятилетия родители закатили пир. На полированном столе много всяких тарелочек, блюдечек, вазочек. В этих предметах - еда. Нарядный папа произносит длинную речь. Не могу понять, зачем все это. Я хочу чего-то другого. Хочу гладить котенка, жечь костер в лесу, купаться в море до посинения. Хочу стать Ихтиандром, чтобы меня полюбила Гутеера, и я не хочу салат с майонезом. Терпеть не могу жареную жирную курицу, я люблю есть бутерброд с сахаром на улице, люблю обгоревшую шкурку от печеной картошки, люблю зеленые сливы... ... Я лезу вверх по крутой горе. Сердце мое колотится в бешеном темпе, перед глазами - круги. Это я впервые покоряю горы. Через мгновение - на вершине, подо мной километровая высота, сверху - огромная синяя пустота. В небесной вышине парят два здоровенных орла. Мне тоже очень хочется летать, и я как зачарованный смотрю на птиц, не смея шевельнуться... ... Мне постоянно в течении всей дальнейшей жизни хотелось летать. И я лечу прямо сейчас, лежа на кровати в избе на мысе Елохин и глядя в пустое пространство перед собой. Прошлое предстало передо мной и исчезло, даже показалось, что навсегда, и я перестал осознавать, что оно у меня есть. Под утро я устал от чудес, закрыл глаза и тотчас же провалился в черную бездну забытья. На следующий день затопили баню, потом поехали на моторной лодке ловить рыбу. Высадились на берег недалеко от лежбища нерпы. Животные переполошились и уплыли в море, но вскоре , осмелев, вернулись всем стадом. Нерпа - любопытное существо. На Сахалине она почти непуганая и запросто подплывает близко понаблюдать, что у людей происходит. Очень любит музыку. Но здесь на Байкале нерпа осторожная и вовсе нелюбознательная. К нам в гости ни одна не пожаловала. Животных было наверное около тридцати штук, и все они предпочли находиться на безопасном расстоянии, примерно метрах в двухстах от нас, под прикрытием скалистого мыса. Рыбу на Байкале просто так не поймать. Ее на самом деле не так уж и много по сравнению с Дальневосточными морями, например. Или даже с Черным морем, но не сейчас, когда оно стало мертвым, а до середины семидесятых, когда рыба там еще водилась. Во время плавания я лишь несколько раз видел прошмыгнувшую под лодкой тень от рыбы, несмотря на то, что часто смотрел через прозрачную воду на дно. Один раз все-таки попробовал удить, но у меня ничего не вышло. Наверное, оттого, что я просто закинул удочку и бросил удилище в лодку, а сам в это время не переставал грести. Рыба на Байкале - не дура и чуткая, поэтому вынуждает рыбака использовать какие-то особенные неизвестные мне хитрости. Если бы не Борис, мне так и не видать рыбацкого счастья. Я поймал лишь одну рыбину - хариуса, но зато очень большого. В длину он был сантиметров сорок. Я мужественно полчаса гипнотизировал поплавок, прежде чем дождался первой поклевки. Но сразу рыба не поймалась. Она дергала за крючок и резвилась около поплавка, выпрыгивая из воды. Я подсекал, пытаясь воткнуть крючок в рыбью губу, но тщетно. Наконец взял себя в руки, сосредоточился и победил хитрую рыбу. Пока рыбачил, Борис бродил по тайге в надежде убить какое-нибудь животное для пропитания, а перед тем как уйти, вручил мне карабин на тот случай, если придет медведь и захочет меня обидеть. Вручая оружие, он был почему-то очень серьезным, особенно когда показывал, куда нажимать, чтобы ружье выстрелило. Появись медведь, я бы скорей всего стрелять не стал, а залез на скалу, которая была рядом. Жалко животное. Если бы убил, то наверное тень его являлась бы ко мне во сне по ночам. Хлопот в таком случае гораздо больше, чем с живым существом. Медведь - он ведь как человек, такой же большой, и похож очень. У какого-то северного народа есть легендарное предположение, будто человек произошел от медведя. Когда представляю медведя в уме, то в первую очередь вижу его глаза. Нет, точно, не решился бы выстрелить. Медведя здесь много, и встречи с хищником надо действительно ждать каждую минуту. Один такой каждую ночь приходит к Борису в гости. Намерения его непонятны, и если по-хорошему, то в туалет надо выходить с ружьем. Вскоре вернулся Борис, так никого и не убив. Мы развели костер и приготовили пойманного хариуса на рожнах. Это, по-моему чисто байкальский способ готовки: сначала рыбу насаживают на палку, которую затем втыкают чуть под наклоном в землю так, чтобы рыба была над углями. Когда рыбы много - палки ставят шалашиком. Наевшись, разговорились. Люблю это дело. Задушевные беседы в тайге хороши тем, что легко можно определить, чего ваша жизнь стоит и насколько важно то, что вы пережили. Если бы я всего себя посвятил производству и семье, то не о чем было бы рассказать человеку у костра. Самые интересные - это рассказы о путешествиях и приключениях. Разговоры о накоплении денег на машину, о дураке начальнике, о стерве теще никому здесь не нужны. Я немного расклеился. От постоянного переохлаждения заныла поясница. Баня немного облегчила страдания, но не излечила полностью. Вылечил Борис народным способом. Он специально сходил в тайгу за осиновой корой, приложил ее мне на поясницу и закрепил с помощью пояса из медвежьей шкуры. Засыпал с ощущением, будто лежу голый на куче дров, но зато на утро все прошло - я как новенький: готов в путь. - Останься, поживи малость. И тебе хорошо будет, и мне не скучно. Крыша над головой есть, пищи везде полно: что в Байкале, что в тайге. Чего еще надо? Оставайся, - предложил Борис. - Не могу. Не готов еще к стационарному существованию даже в таком чудесном месте. Вперед хочу, - мне действительно очень хотелось снова отправиться в путь, прямо наваждение какое-то. - Спасибо тебе за все, дорогой. Прощай. Вперед, в путь! Стоит только оттолкнуться от берега и запрыгнуть в лодку - и все: срабатывает переключатель, и я уже сам себе не принадлежу. Я хочу видеть над собой небо, я хочу передвигать под собой землю, я хочу жить и захлебываться от восторга волшебного процесса движения вперед. Я хочу таким способом производить любовь для всей планеты. Пусть она будет счастлива, моя планета, и пусть ей будет веселей лететь сквозь непроглядную темень космического пространства. Я люблю мою планету с помощью странствия и мне хочется верить, что ей от этого легче. Дорога дарит нам свободу от всего сразу - это универсальное средство. Я счастлив в пути. Я много мотался по свету понапрасну, и у меня никогда не было своего пути, а теперь есть. Погода - чудо: ни ветерка, ни облачка, ни тумана, как не на Байкале. Такую гладкую воду вижу иногда в море, когда штиль. На озере ровная вода почему-то не удивляет, на море же это всегда поражает. Как так можно: столько воды - и тишина. В Байкале тоже много воды, и я всякий раз удивляюсь, когда нет на нем ни волн, ни ряби. В штиль байкальская вода кажется очень нежной и ранимой, и мне как-то совестно шлепать по ней веслами. Я уплыл на север, оставив в душе сказочные воспоминания о Борисе, о бане, о рыбалке, о ночных разговорах и о чудесном месте - Береге Бурых Медведей. Сразу за мысом Елохин на берегу изба. Она не загорожена деревьями и ее хорошо видно даже издали. Раньше в избе жил одинокий лесник, а теперь его нет - умер. Зарыли его тут же рядом с домом. Явно не по бурятским обычаям обошлись с умершим: следовало бы закопать его поодаль и не наведываться часто. Правда, к нему и так никто не ходит. Говорят, лесник был колдуном. Могилка обнесена заборчиком, и ее тоже хорошо видно. В избе сейчас никто не живет, несмотря на то, что выглядит она вполне прилично. Я представил себя на месте колдуна-отшельника. Представил, что прожил всю свою жизнь здесь один, но так и не понял: хорошо мне было или как-то еще? Счастлив был колдун или нет? Кто его знает. Мне захотелось пожить здесь несколько дней просто так. Но я не остался. Помолчав немного об умершем колдуне, продолжаю путь в направлении мыса Большой Черемшаный, где живет народ в количестве двух человек: один - главный и постоянный, другой - подручный и временный. Главным был Федор, и у него я надеялся узнать о расположении зимовий на моем пути, а заодно разжиться сувениром - медвежьей шкурой. Обе надежды рухнули. Федор, как и Борис, ничего толком не знал, что происходит в незначительном удалении от его жилища. И медвежьей шкуры у него тоже не было. Я не расстроился - вещей меньше. Федор жил не просто так, а ради конкретной коммерческой выгоды. В его ведении было несколько строений, предназначенных для отдыха утомленных людей с тугими кошельками. Фирма, в которой он трудился, изначально решила процветать за счет иностранных туристов, но иностранцы наведались лишь раз и больше не захотели. Организация продолжила еле-еле существовать, перебиваясь на российских отдыхающих, которых, по всей видимости, было не густо, потому как сейчас разгар лета и никого на базе не было, кроме самого Федора и его подчиненного. Я попытался разузнать у Федора об особенностях здешней природы, но так ничего и не добился. Он говорил много, но все как-то бестолку. Я приуныл и начал потихоньку терять интерес к говоруну, пока совершенно неожиданно не услышал рассказ об одном удивительном путешествии, масштабы которого поразили мое воображение. В далекие застойные времена Федор с друзьями решил немного покататься на моторных лодках во время отпуска. По реке Киренге они дошли до Лены. Далее вертолетом вместе с лодками перебросились на Подкаменную Тунгуску, по которой сплавились в Енисей. Потом по заброшенному древнему каналу, соединяющему Енисей с Обью, попали на реку Кеть, затем - в Обь и спустились до Салехарда. Протяженность маршрута составила около 3500 километров. Вот это я понимаю, ничего себе! Дальше - больше: на следующий год они взяли с собой жен и поехали в Салехард в надежде поплавать по Ледовитому Океану... Но погода подвела. Пропьянствовав неделю в Салехарде, они вернулись домой. Неудача с круизом, по-моему, ни в коей мере не умаляет высочайшего уровня отваги сибиряков. Более всего меня поразили женщины, которые, не долго думая, готовы были отправиться за своими мужиками на край света. А ведь могли провести отпуск где-нибудь в Крыму на солнышке. Героические мужчины и отважные женщины! С такими не скучно. Я распрощался с Федором и к вечеру достиг мыса Хибилен. На мысу зимовье, а рядом небольшое озерцо, которое даже обозначено на карте, но на самом деле это просто большая лужа - глубины в ней не более чем по колено. А я собрался было поблеснить щуку. Не повезло. Был не поздний еще вечер, но я решил остановиться - впереди на достаточно большом расстоянии зимовий нет, и места здесь самые медвежьи. На берегу, где высадился, свежие следы размером со сковороду. Я привык к тому, что вокруг бродят звери, и мне уже давно надоело их опасаться. Пошел бродить по берегу. Во время дальних странствий постоянно приходится испытывать новые ощущения, каждый день хоть чуточку да что-то новенькое, а случается так, что сразу много. Вот и сейчас я начал переходить в новое качество: наступил период истощения организма. Вообще-то я неаккуратно отношусь к описанию физических нагрузок. Перечитывая свои записки, не могу на основании их почувствовать тяжкие физические усилия, которые пришлось предпринять. Не хочу стараться на этот счет, потому что не придаю особого значения уставанию. Переутомление делает нас невосприимчивыми и, в конце концов, просто тупыми. Это не хорошо, но видимо неизбежно, если отправиться в путешествие, по масштабам сравнимое с моим. Чувствую, что растрачиваю силы из своего резерва. Когда такое происходит, то надо всерьез подумать об отдыхе, иначе можно плохо кончить: либо сердце екнет, либо болячка какая-нибудь прицепится. Элементарная простуда с температурой в моих условиях может обернуться серьезными неприятностями. Внутри меня потайной переключатель стал в положение "выживание". Сложные мысли перестали в голове возникать. Сознание работало на уровне бессловесных идей. Я стоял на берегу и смотрел на Байкал, как вдруг почувствовал легкую дрожь по всему телу, будто через меня пропустили электрический ток небольшой силы. Голова загудела, сначала еле-еле, а потом все сильней и сильней, но через несколько минут звук неожиданно прекратился, образовав тишину. И в тот же миг небо заискрилось мелкими точечками, которые находились в непрерывном беспорядочном движении. Из серебряных они постепенно превратились в золотистые и начали падать вниз. Я закрыл глаза и через мгновение открыл - ничего не изменилось: с небес валил золотой дождь. Стало до того хорошо, что я позабыл обо всем на свете. Так продолжалось недолго, быть может, минут десять. Потом все постепенно прекратилось. Я глянул себе под ноги и увидел нож, самый настоящий охотничий нож. Видно, что лежит он здесь не один день, но был в полном порядке, даже с номером Ф5351. На Байкал надвигался вечер. Тучи исчезли, небо постепенно перестало быть синим и перекрасилось сначала в серый цвет, а немного погодя - в фиолетовый, готовясь скоро почернеть и показать мне звезды. Я очень люблю этот маленький промежуток времени: ни ночь, ни вечер, а так себе. Почему-то это дивное состояние природы у людей никак не называется. Есть ночь и есть вечер, а между ними что? Не может же вечер в один миг сделаться ночью - так не бывает. Значит есть еще что-то. Вот вам и открытие. Утром открыл глаза и не сразу сообразил, где я. Мне снился дивный сон про тропические острова, где тепло, много фруктов и красивых темпераментных женщин южно-азиатского происхождения. Мы ели бананы и крутили любовь без устали и перерывов: днем на пляже, вечером во время танцев под барабан, а ночью в тростниковой хижине. Работать не надо, пищу добывать не надо, от холода спасаться тоже не надо - красота. Я по-серьезному увлекся событиями сна, и вдруг бац - пробуждение. Я - в северной стране с холодным климатом и совсем один, взору моему открывается вид на необработанные бревна - это потолок в зимовье. Б-р-р-р... Сварил молочную кашу, съел ее и в 10-00 уплыл на север. Прошел 20 км на веслах до мыса Мужинай и вдруг почувствовал, что сил моих больше нет, нисколечки. Все: приехали. Бросил весла и упал на дно лодки. До берега всего ничего - метров двести, но и это расстояние не преодолеть. Лежу, смотрю на небо и ничего не хочу. Через несколько минут, словно по щучьему велению, задул попутный ветер со скоростью 5 м/с. Ставлю парус. Прохожу Мужинайскую губу. Ветер усиливается до 10-12 м/с. Развиваю приличную скорость. На мысе со смешным названием Коврижка ветер начало крутить, и при перемене галса чуть было не налетел на камни. Стоило только немного расслабиться - и сразу чуть не произошла катастрофа. В моем обессиленном состоянии это вовсе ни к чему. Иду на веслах, прохожу мыс Боолсодей. Вижу зимовье и решаю остановиться. В зимовье в глухом одиночестве живет лесник Паша. Когда я подошел, он был занят ловлей рыбы на удочку. "Неустроенная, должно быть, у него жизнь, раз нет сетки", - подумал я. Позже выяснилось, что он подвергся нападению рыбинспекции и остался без орудия лова. Благо рыбы здесь изобилие и на пропитание запросто можно наловить удочкой. Кроме удочки, у Паши, похоже, не было никакого хозяйства и даже ружья. А между тем к нему каждый вечер наведывается медведь, и сегодня тоже должен прийти. Только мы развели костерок и собрались сварить уху из щуки, как вдруг Паша встрепенулся и начал внимательно прислушиваться. Я ничего не слышал, а Паша - слышал. - Лодка, - сказал Паша. - Нет никакой лодки, - напрягая слух, ответил я. - Точно лодка, - каким-то образом убедившись в своей окончательной правоте, сказал Паша и от возбуждения совершенно без всякой надобности начал ворочать дрова в костре. Через некоторое время я тоже услышал звук мотора. Вдали показалась маленькая точечка - источник звука. Точечка все увеличивалась, пока не превратилась в лодку. Паша опять вскочил и начал щурить глаз. - Миха, друган- зарадовался Паша и заметался по берегу, просто так расходуя силу, останавливаясь иногда лишь затем, чтобы в очередной раз сощуриться на приближающийся объект. Проходя на значительном удалении от берега, посудина изменила курс на нас с Пашей, и через несколько минут я мог разглядеть допотопное плавучее средство, сколоченное кое-как из досок при помощи одного топора. Шаланда была загружена тремя мужиками подозрительного вида. Смотрелись мореплаватели так, будто год прожили на необитаемом острове, питаясь чем попало. Старшим среди них, действительно, был Миха. Лет ему было непонятно сколько, физиономия его была страшно помята и находился он в предсмертном состоянии от жуткого похмелья. Ходить и говорить Миха не мог. Он вывалился из лодки и приготовился отдать концы, но Паша таких мелочей не замечал и не переставал радоваться появлению кореша. Остальные два мореплавателя выглядели не менее колоритно и тоже мучились похмельем, но помирать пока не собирались. Откуда они здесь взялись, куда и зачем держат путь, я не сразу догадался. Лишь только когда сварилась уха, и они, похлебав юшки, слегка отошли и были способны складывать слова, узнал, что, оказывается, они в отпуске и всего несколько дней назад покинули родное село Байкальское, что недалеко от Северобайкальска. Вышли с запасом продовольствия и водки на месяц, но по пути зарулили на турбазу, где за пару дней прикончили весь водочный запас. На следующий день вышли на своей шаланде в море и устроили пожар, который еле удалось потушить. И вот в таком обгоревшем состоянии они приехали сюда к нам с Пашей в Боолсодейскую губу. Ребята совершенно не представляли, куда едут. Курс держали на юг до встречи с первым приключением. Никто бы не догадался, что это отпускники. Выглядели они, как беглые каторжники, спасающиеся от погони. Как бы здорово они смотрелись в курортном Крыму - заткнули бы за пояс