тем щелкнул в воздух. Получились бы брызги, досталось сразу многим духам и стол оставался чистым. Но традиция оказалась заразительной, и все, как сговорились, льют вино на стол. Вечер посчастливилось провести в компании прекрасных людей. Кроме моих новых друзей, двух Сергеев с женами, были еще их старые друзья - молодая чета из Еланцов. Выглядели вполне цивилизованно, что явно не соответствовало внешнему виду захолустья, в котором они обитали. Еще более не соответствовал мрачному виду Еланцов их радостный и душевный настрой к жизни вообще. И уже совсем необычно выглядело любовное отношение к местной природе, которое проявлялось буквально во всем. Обычно проживание в медвежьем углу утомляет и, даже если когда-то приехали за туманами, то через некоторое время об этом забываете и начинаете пребывать в состоянии легкого недоумения по поводу того, как вы здесь оказались и что вообще тут делаете. По себе знаю. Рассказывали о том, что буряты до сих пор практикуют обряд сожжения трупов. Причем после поджога с места погребения уходят. Часто по этой причине загорается тайга, а это очень большое бедствие. Рассказывали, как их знакомые хотели продать квартиру, но никак не получалось, а надо было очень. Снарядились и пошли к шаману на остров Ольхон. Шаман выслушал проблему и не произнес в ответ ни слова, а просто сидел за столом и пил водку стаканами. Прошло достаточно времени, чтобы считать затянувшееся молчание пустой тратой времени. Народ заерзал и собрался было уходить, так и не поняв тонкостей колдовства. В этот момент шаман набрал в рот водки и выплюнул ее в физиономию пришедшему за небесной поддержкой. Тот ошалел от такого шаманизма. Тут в самый раз набить бы шаману морду, но народ оказался скромный, а потому просто удалился в направлении домой. Через несколько дней квартира успешно продалась. Агентства недвижимости много теряют от того, что не имеют шамана в штате. Пока я не побывал на Байкале, о шаманизме у меня были примитивные и поверхностные представления. У всех они, примерно, одни и те же и, в основном, связаны с чучелом-шаманом, который исполняет непонятные танцы. Что при этом свершается, как правило, толком никто не знает, кроме того, что во время шаманских танцев идет общение с потусторонним - и только. На самом деле потустороннее устроено очень сложно, и процесс общения с ним далеко непрост. А откуда берутся шаманы, никто и понятия не имеет. Конечно, если захотеть, то можно найти литературу и, если поискать, то и сведущих людей, но это чисто теоретические домыслы. На самом деле народ пребывает в счастливом неведении или в заблуждении по этому поводу. Стать шаманом непросто. Непременным условием должно быть наличие утха - шаманского происхождения, - корня. Утха может быть наследственным и приобретенным. Предпочтение отдается шаманам с утха по отцовской линии - "Халууни утха", затем с утха по материнской линии - " Хари утха". Среди бурят раньше в особом почете были кузнецы. Они считались избранниками неба, и кузнечного происхождения -дархан утха - вполне достаточно, чтобы начать карьеру шамана. Менее предпочтительно было спущенное с неба происхождение - буудал утха. Его приобретал тот, кому посчастливилось найти метеорит, который считался священным камнем. Метеориты - это пуговицы с одежды небесного божества Эсэгэ Малана Тэнгри или его жены Эхэ Юурэн. У простых смертных тоже есть возможность стать шаманом. Для этого существует "Заяанай утха" - право, полученное от какого-нибудь заяна (духа- покровителя, божества) во время найгура (коллективного религиозного шествия с песнями и плясками). Шаманы с таким происхождением не могут обладать большой силой, и они не допускались к обряду посвящения. По существу они никакие и не шаманы. Был я как-то в Москве и зашел в магазинчик под громким названием "Путь к себе". Там в основном торгуют всякой оккультной дребеденью, но меня более всего интересовали книги Джиду Кришнамурти, он великий муж и выдающийся ум. Купив то, что надо, я, осчастливленный, направился к выходу. На какое-то время мое внимание привлекла доска объявлений, где сообщалось об оказании разнообразных услуг дипломированным шаманом. На рекламной фотографии была изображена молодая особа сексуальной наружности, одетая черте во что: в балахон с побрякушками, а на голове свито огромное гнездо из перьев птиц неизвестного происхождения. Славянская физиономия ее была размалевана, как у индейца. В рекламном тексте обещали все что только страдающей или страждущей душе угодно: от изгнания злых духов до посвящения в шаманы - только плати. Удивился я тогда предприимчивости москвичей и наивности народа, который клюнет на подобную рекламу. Быть шаманом в Москве - благодать сплошная: некому опровергнуть выдуманное шаманское происхождение. В провинции все на виду, и утху просто так на себя навесить невозможно, а в Москве - запросто. Тем более, что готовых поверить в разную чушь всегда предостаточно. В подтверждение этого ко мне подошла женщина и тоже пристроилась читать объявления в надежде найти целителя для излечения своего недуга. Начитавшись, начала донимать меня вопросами, где подыскать стоящего знахаря или шамана. Я только и сказал ей, что в Москве шаманов стоящих нет, и, чтобы обрубить все концы, добавил, что сам я не практикую. Однако этого оказалось достаточно, чтобы она начала меня просить подлечить ее. Готовность заплатить большие деньги у нее была, и этого она не скрывала. Чем ей мой вид приглянулся - не знаю, только я запросто мог взять деньги, сказать "трах тиби дох " и она бы ушла, осчастливленная подаренной благодатью через божьего посредника, т.е. меня. Конечно, я этого не сделал и, откланявшись, ушел, а она осталась и наверняка воспользовалась услугами какого-нибудь шарлатана, которых в столице пруд пруди. Шаман - это традиционное народное явление, и он не может быть без своего народа, который верит в его чудеса. Без веры народной, уходящей в исторические корни, шаман просто чучело, несмотря на то, что обладает действительно даром, способностями и посвящением. Московский шаман - это ненужная и вредная экзотика - так же, как тропические фрукты вредно кушать на севере. Шаманизм чужд Европе, как христианство инородцам. Чужд не в принципе, а по сути, как вещь, не имеющая исторической духовной основы. Здесь, на Байкале, я не мыслю себе иного восприятия мира, как только через мировоззрение шаманизма. Природа здешняя одухотворена по-особому, по-шамански. Если успокоиться и прислушаться к байкальскому миру, то именно это и можно почувствовать. Совсем не обязательно знать все тонкости странной религии, достаточно просто попытаться услышать о чем молчит здешний мир. Невозможно стать шаманом, обладая только утху. Есть еще одно непременное условие - наличие призвания - "дурэ". Внешними признаками дурэ является не совсем обычное поведение: человек становится задумчивым, стремится уединиться, видит сны, уходит в горы, пытается предсказывать. Но и этого еще недостаточно. Кандидат должен обладать хорошей памятью, интуицией, воображением, даром импровизации и другими колдовскими наклонностями. Перед посвящением будущий шаман должен два-три года походить в подручных-учениках у опытного шамана. Только после этого может идти речь о посвящении. Об этом принимает решение вся община, потому как дело важное и сам обряд - достаточно дорогостоящее мероприятие. Это всенародный праздник, и длится он несколько дней. В результате чего шаману присваивается титул посвященного и дается право на проведение определенных обрядов в соответствии со степенью посвящения. До ХХ века таких степеней было пять или девять: как считать. Позже в основном ограничивались двумя. Шаман мог быть и непосвященным. Такие выполняли в основном простые обряды. Между собой они различались: Хаялгаши - шаман, занимающийся только капанием и брызганием вина (обряды душалга , хаялга); Ябган и Хуурай выполняли те же функции, что и первый, и отличались между собой несущественными деталями; Заяанай - шаман, получивший право слегка шаманить от заянов (божеств) во время найгура ( религиозного праздника); Минааши - человек, имеющий кнут. В его обязанности входит смотреть за порядком во время молебствий. Кнут - символ власти. Особой разницы в ранге между непосвященными шаманами нет. Для различия посвященных шаманов существует девять имен. Первые пять не имеют существенной разницы, и их можно обозначить как "Шанартай" - посвященный шаман. Далее влияние иерархии возрастает и шаманы отличаются друг от друга не только колдовской мощью, но и атрибутами: Оргойто - имеющий железную корону с рогами. Хэсэтэ - имеющий один или несколько бубнов. Дуурэн - полный шаман, получивший все необходимые атрибуты. Заарин - великий шаман, прошедший девять посвящений. Такой шаман обладал неограниченной властью и был чрезвычайно почитаем в народе. Думаю, что сейчас таких шаманов нет. Во всяком случае, я не слыхал. Те шаманы, которые находятся на острове Ольхон, по слухам, недостаточно мощны. А где находятся настоящие шаманы, никто не знает. Поговаривали, что вроде в Онгуренах есть, но никто не может сказать об этом достаточно уверенно. Все где-то что-то слышали. Я решил разобраться на месте, если удастся туда добраться. Однако у меня не было особой нужды видеться с шаманом , как нет нужды видеться со служителями культа любых религий. По-моему, они ни в коей мере не способны приблизить нас к пониманию божественного устройства мира. Весь мир находится внутри нас и никакого пути туда нет, потому что идти никуда не надо. Любой путь - это путь в никуда. Осознав это, можно отправляться в странствие. Я не пытаюсь просто рассказать о событиях прошедших дней - это скучно и не нужно никому, даже мне. В мире происходит тьма событий и жизнь наша слишком скоротечна, чтобы успеть обратить внимание даже на маленькую их часть. Говорить надо только о самом важном: на остальное просто нет времени. Мне жалко свою жизнь, которую потратил на изучение ненужных вещей. Важно только то, что подскажет нам, как полюбить мир и как после этого раздать населению радость, которая тебя переполняет. Я не воспринимаю шаманизм как набор культовых обрядов, которые исполняются шаманом или без него. Я понимаю это чудо природы как мировоззрение и в первую очередь как мироощущение. В этой культуре есть великая духовная сила, которая заложена в дивном представлении о мироустройстве. Представление это не предназначено для философствования, оно создано исключительно для практического применения. И не обязательно прыгать с бубном вокруг костра. Кому-то, может быть, это и надо, но не мне. С меня довольно того, что могу поверить и почувствовать природу, населенную божественными существами и духами. От этого мир становится сказочно красив, и его хочется любить. Я разговорился с Владимиром Васильевичем о тех местах, которые ждут меня впереди. Оказалось, что местный народ не очень-то склонен путешествовать на большие расстояния. Не слышал, чтобы кто-нибудь из местных ходил на лодке до Северобайкальска. По-моему, таких просто нет. На веслах ходить здесь не принято: все гоняют на моторных лодках. А до Северобайкальска, если идти вдоль берега, километров 500 будет. Чтобы проделать этот путь на моторной лодке, потребуется прорва бензина, причем в пути заправиться негде. Можно это расстояние преодолеть на катере, но тогда земля между началом и концом пути окажется незамеченной и примет форму расстояния между пунктами А и В. Кроме того, я не слышал и не видел, чтобы кто-нибудь в этом году плавал на лодке по Байкалу, во всяком случае вдоль северо-западного берега. На всем протяжении пути не встретил ни одного путешественника, кроме людей, которые просто приехали, походили вокруг того места, куда приехали, и вскоре уехали. Через море плыл я один. Все море было моим, и я был неотъемлемой его составной частью. Весь мир казался мне тогда как чудесный божественный дар. Он, действительно, такой и есть. Поняв это, ничего другого не остается, как только подарить себя этому миру. В такие моменты у человека пропадает жалость к себе, это начало пути к свободе, пути в никуда, это странствие. Владимир Васильевич с сыном лишь однажды ходил в направлении на север и прошел только полпути до Северобайкальска. Рассказал он мне много страшных историй, которые случились с ним во время путешествия. И я начал понимать, что путь впереди - это совсем не то, что у меня позади. Тайга дальше на север более дремучая и зверя дикого там тьма. Медведь в основном водится как раз на пути между Ольхоном и Северобайкальском. Особенно много его после поселка Онгурен. Те, кто ходил туда на лодке, рассказывали, что за день видели до десяти медведей, которые выходили на берег. Ночевать в палатке категорически не рекомендовали. Я почувствовал себя очень неуютно. Все, с кем удалось поговорить о местах, простирающихся отсюда на север, рассказывали одни только страсти и глядели в ту сторону со священным трепетом, как португальцы смотрели на океан в доколумбовые времена. При взгляде вдаль улыбка с лиц местных жителей сразу же сползала. Дополнительно о мрачном содержании северной земли сообщали названия на карте: только одно из них "мыс Покойники" чего стоит! Никто не был уверен в благополучном исходе моего предприятия. Отсутствие у меня ружья, по общему убеждению, сводило шансы добраться до Северобайкальска практически к нулю. Но я даже и не пытался раздобыть огнестрельное оружие, потому что не чувствовал в себе силы убить живое существо. Особой смелости для этого не надо, и, конечно же, у меня достаточно воли, чтобы нажать на курок, но делать этого не хотел категорически. Я никого за свою жизнь не убил, слава Богу, если не считать несчастных рыб. Но их жизни мы, люди, обычно не учитываем. Наверное, неправильно. Обзавестись ружьем - это вам не просто так. Это значит, что вы готовы убить. И нет разницы, для какой цели вам понадобится ружье - для самозащиты или для нападения. Главное то, что сам факт владения оружием порождает готовность убить. Для меня это равнозначно уже свершившемуся убийству. Я не хочу быть готовым убивать, поэтому не беру с собой ружья, несмотря на то, что безопасность моя от этого страдает. Это не голословное утверждение городского любителя природы, который, вооружившись религиозной догмой, сидя в теплой квартире, призывает таежный народ не убивать несчастных животных. Я не осуждаю людей, которые питаются собственноручно умерщвленными телами жителей планеты Земля - я просто сам не хочу и не буду так поступать. Мир всем тварям! Когда вы пытаетесь что-нибудь совершить и это что-нибудь потребует от вас усилий воли, то в скором времени наступит переломный момент, и вы обязательно должны будете стать перед выбором: продолжать начатое или лучше не надо. Именно такой момент у меня наступил. Этому послужил ряд объективных и субъективных причин. Страсти, которых наговорили про те места, куда нелегкая несет, не могли не повлиять на меня. Иначе и быть не могло, я все-таки вполне нормальный или по крайней мере не совсем ненормальный человек, чтобы пропустить мимо ушей те многочисленные предсказания моей погибели, которых наслушался вдоволь здесь, в Тажеранской степи. Сибиряки - народ неголословный, это видно сразу. Никто из них не пугал явно, передо мной просто выстраивали ряд объективных причин, объясняющих невероятность успешного завершения моего предприятия. Причин таких оказалось уж больно много и доводы звучали авторитетно и убедительно. Остаться равнодушным к этому может только крайне твердолобая личность. Я не такой. Пальцы у меня так до конца и не заживали. Разболелся зуб, причем не кое как, а основательно и, по-хорошему, его надо было удалить. Если прижмет вдали от цивилизации, то придется это сделать самому с помощью плоскогубцев. Я прокрутил в уме кино, как примерно это будет выглядеть, и приготовился на всякий случай к самому худшему. На душе похолодело. Все говорило о том, что лучше не идти дальше на север, и мой внутренний голос шептал об этом постоянно. Нашептывания эти довели меня до крайне напряженного состояния. То, что меня ждало впереди, потеряло всяческий романтический настрой. Этим можно тешить себя в уюте городских квартир или находясь на природе в безопасной близости от благ цивилизации. Романтическое состояние можно поддерживать не очень продолжительно с помощью воли или за счет изначального запаса бодрости. Обычно недели или двух вполне достаточно, чтобы от него не осталось и следа даже у самого стойкого романтика. Впереди я увидел совершенно дикую природу без чувства юмора и способности к жалости. Там было огромное нечто, гораздо страшней того, что мне виделось в Листвянке. На всем пятисоткилометровом участке дикой природы людей практически нет, особенно после Онгурен, и я запросто могу не встретить ни души на расстоянии в сто километров. Я начал испытывать чувства, подобные тем, которые переполняли меня в момент, когда впервые собирался сигануть с большой горы на параплане. Я должен был сделать шаг и оказаться совсем один в чужом мире воздушной стихии. Что меня ждало тогда впереди, не знал. Но знал точно, что долго страсти продолжаться не будут, и уж по крайней мере к вечеру, когда спадет термическая активность, я точно где-нибудь приземлюсь. Но сейчас передо мной открывалась перспектива оторваться от привычного мира очень надолго, и на сколько точно, предсказать невозможно. Где-нибудь в середине пути мог задуть сильный встречный ветер, и я вынужден буду сидеть в тайге непонятно сколько. Да мало ли что вообще могло случиться? Перспектива оторваться от привычного мира надолго заставляет чувствовать себя очень необычно. Наше сознание, я думаю, не очень умное, и, по моим ощущениям, путает "надолго" и "навсегда". Путаница эта вводит организм в состояние особого возбуждения, испытать которое другим способом невозможно. Вначале это меня пугало, но позже понял, что нет на свете большей страсти, чем эта. Эта страсть есть основа любви мира целиком. Испытав однажды подобное, не захочется ничего более. Сейчас я не знаю, что мне с этим делать дальше. Ночью видел сон, будто лезу по отвесной скале. Скала высоченная - внизу облака. Лезу непонятно зачем и все попытки сообразить, что я делаю, ни к чему в результате не приводят. Как будто какая-то стена непонимания воздвигнута в моем сознании, и нет возможности ни разрушить ее, ни обойти. Я лезу вверх, пальцы мои изодраны в кровь, но о том, чтобы наплевать на все, отпустить руки и полететь вниз, не помышляю. Мне вдруг показалось, что делаю очень важное дело, настолько важное, что даже не могу сказать о нем ничего конкретного. Только смирился со своим тяжким и безрадостным положением скалолаза, как вдруг оказался на вершине горы. Вокруг была темень кромешная и я не совсем понимал, где верх, а где низ. Для отдыха присел и увидел перед собой гроб, в котором сам же и лежал, только бездыханный. Смотрю на самого себя в гробу и думаю о том, зачем человеку такая жизнь, которой я сейчас живу. А ведь знал другую жизнь, где есть много молодых женщин, вина, веселья и бытового счастья. Пошел снег и стало холодно. Стихия разбушевалась. Надо было подумать о ночлеге. Рядом не было никакого укрытия, и ничего другого не оставалось, как только лечь на самого себя в гроб и прикрыть крышку. Я надеялся согреться, но вместо этого начал чувствовать прибавление в своем теле необычного холода, который проникал в меня не снаружи, как это обычно бывает, а изнутри. Вскоре заснул, а потом проснулся, открыл крышку гроба, увидел мир, и вдруг понял что-то важное и бессловесное. Я проснулся по-настоящему. Владимир Васильевич пригласил на завтрак и накормил творогом, посетовав на то, что у него сбежала корова. Чувствуя себя в долгу перед гостеприимным хозяином, сразу же вызвался отправиться на поиски пропавшего животного. Пошел искать корову, затерянную в необъятных просторах Тайжеранской степи. Сначала искал ее там, где она может быть, а после там, где ее быть не должно. После двухчасовых поисков корова не нашлась. Я залез на самую высокую сопку в ближайшей округе, обозначенной на карте как "762" и начал глядеть в степь, но уже без всякой надежды обнаружить пропажу. Мне вспомнился ночной сон. Странный он какой-то был, как будто на самом деле все произошло. И осадок после него на душе какой-то необычный и никуда не девается. Мы привыкли связывать бесстрашие с доблестью и агрессивностью. Отважные в нашем понимании бывают только воины и герои. Отважные - да, но не бесстрашные, потому что преодолевают свой страх с помощью усилия воли и отвлечения внимания. Если взять за основу китайское понятие мироустройства через "Инь" и "Янь", то отвага - это янь, а бесстрашие - инь. "Инь" - неагрессивное состояние. Я не хочу быть героем. Я люблю "Инь". Утром следующего дня меня поднял Владимир Васильевич и объявил, что на дворе хорошая погода, от чего я за те три дня пока у него гостил, отвык. Вчера вечером проводил своих новых друзей: двух Сергеев, Иру и Олю. На последок ребята выпили по бутылке водки, сели за рули своих авто и умчались в Иркутск. Как только снарядил лодку и приготовился отчалить, дунул сильный встречный ветер, но я все равно отвалил и взял курс на мыс Улирба, который находится на противоположной стороне залива Мухор. От него меня отделяло километра три, но чего они мне стоили! Я упирался изо всех сил в течении двух часов, и под конец начал опасаться за то, что не смогу догрести до берега и меня сдует назад на турбазу "Мандархан". Такого лучше не допускать: возвращаться - дурная примета. Все-таки удалось добраться до берега. Неподалеку стояла машина, а вокруг нее - рыболовецкий лагерь семейства иркутян. По моему, я теперь безошибочно могу узнать иркутянина в любой толпе, конечно же, не среди негров, а среди внешне похожих людей. Иркутяне отличаются от всех значительно, в том числе и от сибиряков. Жители Новосибирска, например, совсем другие. Иркутяне более открыты душой и непосредственны в поведении. Они очень гордятся своим иркутским происхождением и любят мир, в котором живут. Объектов для любви здесь много. В Новосибирске, например, таких мест значительно меньше. Там все в основном влюблены в Академгородок, но это не любовь, а скорее увлечение. Любви достоин только Алтай, но он далеко, и жителям Новосибирска остается только любить всю Сибирь и мир вообще. Но это трудное занятие и не всем под силу. Есть там еще водохранилище под гордым названием "Обское море". Но все это не то, не для любви. Иркутянам с природой повезло больше, от этого они более радостные. Благодушие от прелестей мира вокруг, видимо, передается по наследству и, кроме того, само по себе заразительно. Оккультисты говорят в таких случаях о существовании эгрегора - коллективной духовной сущности, который висит над отдельно взятым народом, живет за счет мыслей каждого члена общества и в ответ заставляет население думать и чувствовать себя определенным образом. Мощный эгрегор повис над Иркутской губернией, создавая на территории здоровую атмосферу всеобщего братства. Народ, который здесь живет, находится, как мне кажется, в наиболее правильном душевном состоянии. Я находился в обществе иркутян. Ели вяленую рыбу и разговаривали о жизни. Мы подружились очень ненадолго - спустя час я уплыл. Слова, которые мы говорили, не запомнились - смысл их был совершенно второстепенным и представляли они из себя чистую условность. Но то, что не выразить словами осталось у меня в душе. Я вспоминаю эту короткую совсем, казалось бы обычную встречу и мне становится чертовски хорошо от того, что это со мной случилось. Короткие встречи, разговоры ни о чем... Мы встретились как бы между прочим, даже не обменялись адресами. Мы обрадовались друг другу просто так, как будто сделали акварельный набросок. Мне всегда казалось, что на основании таких вот маленьких набросочков можно создать большую и важную картину. Я не понимал тогда, что нет надобности в такой картине совершенно. Вся моя жизнь - это куча этюдных набросков к картине, которую никогда не написать. Однажды, поняв это, я опечалился, но вскоре обрадовался. Стало хорошо на душе от того, что жизнь обладает удивительной легкостью этюдного наброска. Ощущение этой легкости просто чудесно, оно и сейчас со мной. Люблю так жить. Поднялся на мыс Улирба и решил дождаться улучшения погоды, обозревая окрестности. Ничего не вышло - северный ветер слабеть не собирался. Так и не дождавшись улучшения погоды, отчалил и взял курс на поселок Сарма. Ветер был такой силы, что во время порывов меня даже сносило назад. Прижался к берегу - стало немного легче. Через три часа я окончательно выдохся. Сил хватило только на то, чтобы дотянуть до ближайшего удобного для стоянки места. На берегу - народ: человек пять мужиков дремучего вида - явно не из города. Они перебирали сети, упаковывали вещи, сортировали пойманную рыбу и, по все видимости, собирались скоро уехать. Неподалеку обосновались два семейных табора рыбаков-иркутян. Только вытащил лодку на берег - подошел мужик. Выглядел он как авантюрист-золотоискатель из рассказов Джека Лондона. Лицо обветренное и обгоревшее на солнце до синевы, на голове - копна волос, похоже, не знавшая расчески, одет он во все брезентовое и заношенное до состояния "дальше некуда". Узнав откуда я и куда держу путь, он проникся уважением и позвал сходить на ближайший утес поглядеть на Байкал и поговорить о жизни вообще. Он был лесником и мне показалось странным то, что он до сих пор не насмотрелся на Байкал. Как можно прожить двадцать лет на одном и том же месте и не устать глядеть на пейзаж, каким бы прекрасным он не был?! Тем более, что виды окрестностей не представляли из себя нечто из ряда вон - ландшафт выглядел по-северному спокойным и, казалось, не годился для ежедневного восторга. Как правило, от длительной жизни в глуши восприятие окружающей природы притупляется. Но Байкальский лесник Володя, похоже, был исключением из правила. Он скорее походил на туземца племени, обитающего около Ниагарского водопада. Это старый анекдот, но мне он нравится. Этнографическая экспедиция обнаружила племя аборигенов, проживающих около Ниагарского водопада. У каждого члена племени было оттопырено одно ухо, а на лбу - вмятина. Этнографы озадачились. Секрет раскрылся с утра, когда они увидели аборигена, просыпающегося от шума водопада. Тот прикладывал ладонь к уху и удивлялся: Что это там шумит? Через мгновение он соображал, что это там шумит и, шлепая себя ладонью по лбу, произносил: "Так это же Ниагарский водопад!" И так каждое утро. Я чувствовал себя членом научной экспедиции, которая обнаружила загадку природы под названием "Феномен стойкого удивления местному пейзажу у Байкальских аборигенов". Мы взобрались с Володей на утес, уселись на него и начали глядеть на Байкал. Вдали виднелся могучий остров Ольхон, а перед ним, как на ладони, отлично просматривались два крохотных островка - Большой и Малый Тойнак, и чуть в стороне - остров Хубын. Володя без предварительной подготовки зарядил рассказ про всю свою жизнь. Местный народ не перестает удивлять самобытностью, яркостью своих натур и непохожестью друг на друга. Все лесники на Байкале очень разные. Володя родом из Крыма, но уехал оттуда так давно, что крымского у него ничего не осталось, кроме очень смутных воспоминаний, которые можно отнести к разряду формальных, и нет у него в душе тоски о покинутой родине. Для тоски в душе просто не остается свободного места - все оно занято восторгом от существования в сибирской глуши. Володя - типичный байкальский информационный вампир. Он хочет узнать от меня сразу все и обо всем. Можно просто позавидовать его жизненному энтузиазму и страстному желанию познавать мир живой и неживой природы из рассказов первого встречного. Я уже начал испытывать чувство вины перед гостеприимными сибиряками. Меня пригласили на ужин в семейный табор с Владимир Алексеевичем во главе. Большинству людей, которых я встретил на Байкале, отчество не идет. Владимир же Алексеевич без отчества казался голым, несмотря на то, что возраста он был далеко не почтительного - всего лет 50. Ели щучьи котлеты величиной с ладонь. Такой огромный размер видимо соответствует широте души сибиряков. От щучьих котлет хочется дышать полной грудью, и во всем теле чувствуется необычная легкость. Их можно съесть страшно много. На следующий день погода лучше не стала. Вдобавок ко всему с северо-востока задул ветрюган. Ничего не оставалось, как только терпеть и ждать. Владимир Алексеевич собрался съездить в поселок Сахюрта, в народе именуемый МРС, посадить на пароход, следующий до Иркутска, свою дочь и зятя. От делать нечего я поехал с ними. Разухабистая дорога, по которой ехали не достойна быть обозначенной на карте. Тем не менее ее можно увидеть даже на крупномасштабных картах и не потому, что она хороша, а потому, что другой нет. Поселочек МРС имеет на редкость убогий вид. Красивое название Сахюрта никак не соответствует действительности, и народ в поисках гармонии назвал захолустье МРС. Поселок на Байкале поселку рознь. Листвянку теоретически тоже можно окрестить дырой, но она создает в душе радужный фантом, а МРС заставляет только печалиться. В МРСе есть довольно-таки большая по здешним меркам турбаза, которая своим внешним видом очень похожа на угрюмые бараки далекого курильского острова Шикотан. Она вполне может соревноваться с ними в мрачности. И если турбаза "Мандархан" кое-как соответствовала названию турбазы, то турбаза МРС - категорично нет. Видимо, сюда надо привозить туристов, которые собрались окончательно завязать с путешествиями. Эффект будет стопроцентный. Вокруг барака-турбазы - хорошо размешанная сахюртовская грязь. Грязь ограждалась зачем-то забором, за которым располагались убогие частные домовладения сахюртовцев. В округе виднелись лишь лысые, с понурым видом, сопки Тайжеранской степи. Некуда было положить глаз, чтобы на душе сделалось чуть лучше, чем с похмелья. Мне ужасно захотелось познакомиться с тем, кто додумался построить здесь турбазу. Если это шутка, то не очень удачная. Если - серьезно, то психика того человека может оказаться любопытной для изучения. Люди с мрачным видом, под стать пейзажу, входили и выходили из барака. "Наверное это туристы", - подумал я. В застойные времена путевками на турбазу МРС профкомы, скорей всего, награждали тех, у кого слишком много дисциплинарных взысканий. Здесь, похоже, было что-то вроде ссылки. Но что делает народ освобожденной страны здесь и сейчас - непонятно. Сюда разве что стоит привезти жену, чтобы ускорить процесс развода. Мы проводили родственников Владимир Алексеевича и вернулись в табор. Я начал изнывать от байкальской цивилизации, а душа стала рваться подальше в глушь, где не надо любоваться творениями рук человеческих. Не вытерпев, решил отчалить вечером, очень надеясь, что ветер вскоре стихнет, и мне удастся до темноты обогнуть дельту Сармы и заночевать где-нибудь около мыса Хадарта. Я уже потерял надежду дождаться нормальной погоды, подозревая, что здесь ее никогда не бывает. Вот уже четыре дня подряд дует ветрище как раз оттуда, куда мне надо плыть. Для преодоления самого гиблого места на Байкале я выбрал самый неподходящий момент. Зарядившись энтузиазмом, отправился в путь при сильном встречном ветре. Курс на остров Хунук, расположенный напротив сарминской дельты. Огибая ее, надо стараться оставить слева по борту остров Хунук, чтобы не сесть на мель. За два часа напряженного труда удалось преодолеть всего пару километров, и когда до острова осталось совсем немного, ветер еще усилился. Я остановился, несмотря на то, что продолжал налегать на весла изо всех сил. Почему-то в голове засела дурацкая мысль, что стоит только обогнуть остров Хунук, как все будет нормально. В природе начали происходить невидимые изменения. Внутренностями я почувствовал неладное. Ситуация напоминала ту, которая сложилась у меня на выходе из Сенной Губы. Там тоже перед началом катаклизма я испытывал странное и очень похожее смятение чувств. Только решил повернуть назад, как тот час же началось: ветер поменял направление, и, набирая мощь, задул со стороны сарминского ущелья. И это еще ничего. Сарма начала издавать странные звуки низкой частоты. Ухом они не воспринимались, но тело ощущало их довольно отчетливо. Сделалось неуютно. Из ущелья уже не дуло просто так. Оттуда как снаряды с гулом вылетали огромные массы воздуха. О приближении очередного порыва сообщал след на воде, состоящий из пены. Как только налетал очередной заряд, я падал грудью на наветренный борт, чтобы предотвратить переворот лодки. Но порывы начали усиливаться и я сообразил, что если буду заниматься балансировкой, то берег от этого ближе не станет. Опустил шверты, взялся за весла и через полчаса благополучно вернулся туда, откуда недавно отшвартовался. Народ как-то странно начал смотреть на меня. Сразу я не обратил на это внимание, и только несколько позже узнал, что местные рыбаки гадали, сколько же я выпил перед тем, как отправиться в путь? На следующее утро один из них действительно подошел ко мне и вполне серьезно поинтересовался размером принятой дозы спиртного. Узнав, что я не пил, смерил меня подозрительным недоуменным взглядом: все ли у меня с головой в порядке? Похоже, что меня начали держать за психа по совокупности отличительных особенностей: без рации и ружья плыл я черт те куда в одиночку, да еще явно нарывался на неприятности, пытаясь передвигаться по морю во время атмосферного катаклизма. Ветер неожиданно ослаб и Владимир Алексеевич попросил меня помочь поставить сеть. Загрузил Владимир Алексеевича вместе с его рыбацкими причиндалами, и мы поплыли в направлении острова Большой Тойнак. Не прошло и получаса, как со стороны острова Ольхон на нас стала надвигаться страшная черная туча. Это была даже не туча, а настоящий небесный монстр, ничего подобного раньше не видел. У меня тут же возникла идея начать коллекционировать облака и тучи. Хорошее, должно быть, дело, и под стать строительству воздушных замков. Сетку ставить нам сразу расхотелось и правильно, иначе бы несдобровать. Вернулись назад на базу и, как оказалось, очень вовремя. Я стоял на берегу и как загипнотизированный смотрел на тучу, не смея шевельнуться. Она быстро выросла, и, загородив полнеба, начала издавать странные для тучи звуки, подобно тем, которые исходят от локомотива, когда тот громыхает по разбитой железнодорожной колее. Море под тучей сделалось белым, вода как будто кипела. Что происходит, сообразил только после того, как на голову свалилось несколько градин размером с куриное яйцо. Втянув зачем-то шею в плечи, я побежал в укрытие, под навес летней кухни. Чудеса продолжались минут десять и неожиданно прекратились. Небо прояснилось, выглянуло солнце и стало играть лучами по разбросанным на берегу градинам, создавая впечатление о происшедшем, как о чем-то несерьезном. На душе потеплело и сделалось как-то по особенному покойно, как-будто только что проснулся, умылся и начал жить в самом счастливом дне в моей жизни. Захотелось улыбаться, и я улыбнулся. Я бродил по степи, просто так расходуя лишнюю от безделья силу, как вдруг обнаружил , что хожу по исторической местности. Вокруг валялись камни, похожие на надгробные плиты. Мне вспомнилось детство, как я, пацан, в поисках кладов и просто таинственного раскапывал могилы на старом татарском кладбище недалеко от своего дома. Неухоженные надгробья лежали на земле как попало. Это был могильник Хужир-Нугэ тысячелетней давности. Какого года выпуска именно те надгробья, около которых я стоял, сказать трудно - народ здесь жил непрерывно. Остатки поселений и захоронения в таких случаях многослойные. Разобраться непосвященному в них достаточно сложно. Я и не пытался. Не важна мне была дата выпуска плиты, на которую уселся, чтобы надежней ощутить древность. Старинное кладбище - отличное место для того, чтобы прочувствовать бренность мира в масштабе целых эпох. Свежие кладбища не дают такой возможности - на них преобладает скорбь по усопшим и смятение чувств живых участников похорон. Современные кладбища напоминают мне свалку. По крайней мере ялтинское городское кладбище выглядит именно так. Его, кстати, действительно устроили на месте старой городской свалки. Я предпочитаю сгинуть без следа где -нибудь в сибирской глуши, чем по инструкции быть зарытым в ялтинское кладбище. Старинные могильники - отправная точка понимания нашего бытия. Из праха все происходит, все туда же и возвращается. Я сидел на древнем надгробье и чувствовал свою временную природу. То, что находилось подо мной в виде многослойного древнего праха бурятского народа, более надежно было устроено в этом мире, чем я. Я показался себе чистой случайностью, вроде условного обозначения, как будто существую по недоразумению, и очень скоро все это, под названием жизнь, должно прекратиться. Возможно, даже сейчас. Очень незначительное по вселенским масштабам событие может прекратить мое существование в любой момент, и этим событием не обязательно должна быть какая-нибудь серьезная катастрофа: достаточно малюсенькому холестериновому тромбу ни с того ни с сего заткнуть мне жизненно важную артерию - и все: большой привет. Живем мы очень ненадежно. Конечно же, не стоит по этому поводу печалиться - таково устройство мира. Большей надежности не надо и желать, иначе она не будет соответствовать скорости накопления усталости от жизни. Иногда мне кажется, что я уже устал, и тогда хочется чего-нибудь прекрасного и вечного, чего-нибудь вроде вот этой плиты, на которой сижу. От древнего человеческого праха веет душевными переживаниями, выдержавших испытание временем. Несущественные впечатления от жизни исчезли, но что-то важное безусловно осталось. Не может быть, чтоб вообще ничего не было. Я чувствую это, как невысказанную главную идею, над материализацией которой трудился весь народ на протяжении тысячелетий, но так и не добился результата. Результат всех усилий находился подо мной в виде археологических отложений, и нет никому до них дела. Рыбаки-иркутяне ни о чем таком не подозревали и не хотели морочить себе голову подобными мыслями. Известие о том, что их табор стоит на месте кладбища, ни на кого не подействовало. А между тем буряты считали кладбища гиблыми местами и старались их не посещать, не говоря о том, чтобы жить на них верхом. Место, где я находился, кишело бурятскими душами, вернее их центральной частью в виде боохолдоев. Буряты в старину не имели единого представления о душеустройстве человека. Одни считали, что душа одна, другие полагали, что их целых три. Последние обладали более сказочным жизненным настроем. По их мнению первая душа - преисполнена исключительно доброты, и только она имеет доступ к высшим божествам - Тэнгиям. Вторая -дунда - подвержена воздействию духов, и они могут ее съесть. После человек заболевает и умирает. Если этого не произошло, то после смерти она становиться боохолдоем - призраком, духом. Третья душа постоянно находится при теле и после смерти хозяина остается на месте, оберегая его кости. Как только придет время умирать, первая душа ловится духами Эрлен-Хана и уводится на суд; вторая становится боохолдоем и продолжает жить так, как жил ее хозяин; третья - снова родится человеком. Буряты так и не смогли договориться между собой о том, где же душа в теле располагается. Одни считали, что она находится в легких, другим, наиболее распространенным представлением было то, что душа находится в голове, в горле, печени, легких и сердце одновременно. Все это хозяйство называлось "сулдэ". Во время жертвоприношения сулдэ отделялось и сжигалось вместе с костями, кожей и ногами в специальном жертвеннике. Душа покидает тело временно во время сна и насовсем во время смерти, но она может выскочить еще и от испуга или с вытекшей кровью. При испуге душа покидает тело через нос или рот. Если такое произошло, то можно уже заказывать похороны, если вовремя не вызвать шамана, который в срочном порядке организует обряд хурылга. После чего душа может вернуться назад, а может и не вернуться. В последнем случае она превращается в боохолдоя и бродит по миру в виде хорошо знакомого нам всем привидения. Наиболее близка по своей природе к душе человеческая тень, на которую не рекомендуется наступать и кидать в нее острые предметы, иначе можно ранить или убить душу со всеми вытекающими отсюда последствиями. Человек может умереть по двум основным причинам: во-первых, если того захотел владыка подземного царства Эрлен-Хан (в этом случае дело считается безнадежным и кандидату в мир иной можно только выразить соболезнования и пожелать удачи), во-вторых, смерть может быть случайной, насланной какими-нибудь духами. В этом случае все может еще и обойтись, если вовремя совершить брызгание или жертвоприношение. Лекарства и целебные средства в бурятском шаманском целительстве стоят далеко не на первом месте. У них вспомогательная функция и применяются они только, когда с душевными проблемами уже покончено. Сейчас об этом как об открытии века вещает борец за идеалы здорового образа жизни No1 знаменитый лекарь-чародей Малахов Г.П. в своих гастро-энтэрологических бестселлерах. Могила и гроб покойника являются домом второй души - боохолдоя. Покойники не любят одиночества, поэтому хоронят их на общем кладбище, в противном случае боохолдой захороненный отдельно будет стараться изо всех сил, чтобы не остаться одному. Буряты не любят кладбищ как места скопления боохолдоев и считают его далеко небезопасным. А я с Владимир Алексеевичем и его семейством жил прямо на кладбище как ни в чем не бывало! Это нехорошо, некультурно. В эпохальном произведении "Угрюм река" Прохор Громов очень неудачно пообщался с боохолдоем - духом шаманки Синильги, побывав на месте ее захоронения. Чем это закончилось все мы хорошо знаем. Шаманов и шаманок, прошедших обряд посвящения, хоронили не как всех, а с соблюдением сложного ритуала шаманских похорон. В одних случаях покойника ставили на помост - аранга, в других случаях сжигали. Души шаманов, как правило, становились эжинами - покровителями окружающей местности. Если вас вдруг убило молнией, значит крупно повезло, потому что в таком случае вы - избранник неба. Душа вознесется на небеса, предстанет перед Тэнгриями и получит право называться Заяном. Ваши потомки станут счастливыми обладателями утха - шаманского корня. С колдунами буряты особо не церемонились. Если кого-то из них заподозрили во вредительстве обществу, то его могли примерно наказать или казнить. В последнем случае выкапывали яму в виде колодца, опускали туда несчастного вредителя вниз лицом и закапывали живьем. Сверху вбивали осиновый кол. Душа после такой процедуры никогда не могла выйти наружу и пропадала в земле бесследно (ничего себе!). Кладбище, на котором я находился, по всей видимости состояло из захоронений обычных людей, души которых превращаются в боохолдоев. Они ведут ночной образ жизни, гуляют, веселятся, разводят огонь. Их можно встретить не только здесь, но и на перекрестке дорог, в пустых или заброшенных домах, у подножья гор, где проходят дороги. Боохолдои боятся шиповника, боярышника и филина. Такое оказалось дивное местечко - могильник Хужир-Нугэ, что я даже слегка забылся, мечтая о боохолдоях и бренности нашего существования. До сих пор не удавалось так хорошо посидеть на кладбище. Получилось гораздо лучше, чем когда сидел с фараоновской мумией в Стамбуле. Мумия, по всей видимости, была настоящая и саркофаг тоже, и все это хозяйство находилось в таинственно затемненном зале, и никого не было из посетителей, кроме меня, но все равно это было не то. Наверное, оттого, что мумия была не на своем родном месте, ее привезли из Египта, по дороге растрясли и она потеряла свою главную тайну. Кладбище Хужир-Нугэ никуда не перевозили, и все его осталось при нем в непотревоженном виде. Вернулся в табор к вечернему разговору. Оказывается, Владимир Алексеевич в течении всего года готовился приехать сюда на отпуск порыбачить. Специально для этих целей он приобрел УАЗ и кучу всякого походного имущества: от палатки до кастрюль. Я окинул взглядом хозяйственный инвентарь Владимир Алексеевича и ужаснулся масштабам энтузиазма и произведенного им труда, который пришлось вложить в подготовку к рыбалке. Хлопоты по организации моей экспедиции стали выглядеть пустяшным делом. Я вдруг осознал, какой же я на самом деле, маломощный. Не перестаю удивляться людям и тому, что все они принимают искреннее душевное участие в моем предприятии. Оказывается, все мечтают, и Владимир Алексеевич тоже, совершить что-нибудь подобное, но все никак не получается из-за балласта бытовых обязанностей, которые, при рассмотрении с близкого расстояния кажутся очень важными, хотя таковыми не являются. Я уносил с собой частичку души каждого, кого мне посчастливилось встретить на своем пути. Мы вместе совершали чудесное путешествие в сказочный мир, удивительный волшебный мир странствия - настоящего полета души по пути в никуда в направлении всамделишного счастья. Странствие - вовсе не отшельничество, это скорей всенародное гуляние в честь строительства храма, похожего на воздушный замок. На следующее утро Байкал сжалился надо мной и решил сделать чудесный подарок - солнечный безветренный день, накрытый волшебной синевой небесного купола. Утром, стоило только открыть глаза, я сразу же почувствовал, что сегодня наконец-то удастся проскочить остров Хунук. После легкого завтрака и непродолжительных сборов отправился в путь. Спустя час, миновав почти полностью утопленный в воде остров Хунук, взял курс на мыс Хадарта, расположенный примерно в 8 км на северо-восток. Прекрасно оказаться снова в пути. Несмотря на радушие иркутян, я все-таки не мог чувствовать себя в своей тарелке. Длительное оседлое существование заставляет жить и мыслить как-то по особенному, стационарно. Путь - это чувство непривязанности к месту, а не расстояние между двумя точками на карте. В пути самое главное - это чувство пути, а не сам процесс. Без осознания и чувствования происходящего путь превращается в пустую растрату сил и времени. Непривязанность - одно из величайших благ, которые мы способны заполучить в этом мире. И вовсе не обязательно быть буддистом, чтобы понять такую простую истину. Великий Будда Сакья Муни ничего особенного не открыл, он просто сделал популярным то, что каждый носит у себя в душе. В результате его стараний родилась организация сподвижников и последователей, которые вокруг одной простой истины обустроили сложный сказочный мир предназначенный для массового употребления. Очень красив этот мир и я его люблю. Прошел мыс Хадарта и взял курс на мыс Уюга. Что-то во мне начало происходить непонятное. Я вдруг почувствовал, что живу на планете совсем один. Это величественное чувство ни с чем не сравнить, разве что с полетом. У меня не стало страха ни перед будущим, ни перед огромным расстоянием впереди. Я начал растворяться в мире с огромной скоростью. Вскоре услышал очаровательную музыку. Если бы я был композитором, то запросто смог переложить ее на ноты, настолько она отчетливо звучала. Музыка похожа на композиции Пинк Флоид, но вместе с тем имела свою особенность. Звучание было на редкость слаженное и гармоничное, и мне не хотелось ничего в ней подправлять. Музыка включилась самопроизвольно, и как выключается - непонятно. Вначале казалось, все достаточно просто - стоит лишь заняться чем-нибудь приземленным. Не тут-то было: что бы я не делал, о чем бы не пытался думать, музыка звучала очень отчетливо и не собиралась прекращаться. Звучание было как в хорошем концертном зале. На какой-то миг я подумал, что вот сейчас у меня поехала крыша, и если все происходит так бесконтрольно, то чего еще можно ждать? Меня понесло. Тело начало звенеть изнутри от переполняющей радости, и временами я даже переставал его чувствовать. Все вокруг начало происходить как бы без моего вмешательства. Тот, кто сидел в лодке и махал веслами занимался своим делом независимо от меня. Я же мог делать все, что угодно. Стоило подумать о чем-то, и передо мной в точности воспроизводились все те события, которые вспоминал. Такие понятия, как напрягать память, лишились смысла. Но при всем при том я чувствовал себя вполне нормально, даже более. Музыка не раздражала, и как только я перестал отчаянно хотеть ее выключить, она вдруг исчезла. Мне стало жалко. Стоило так подумать, как она появилась снова. Над горами небо хмурилось, безоблачная часть небосвода уменьшилась в размерах и отодвинулась в сторону острова Ольхон. Через некоторое время небо неожиданно прояснилось полностью, и я перестал готовиться к дождю. Между мысами Хадарта и Уюга - небольшая уютная бухточка, защищенная от всех ветров кроме южного. Далее мой путь лежит между островом Ольтрек и безымянным мысом. Почему-то мыс никак не назвали, несмотря на то, что он старался быть заметным и значительным, выпирая в море почти на 2 км. Бедный неучтенный мыс! Мне снова стало жаль всех неучтенных и неназванных объектов природы. Захотелось отправиться в кругосветное путешествие, побывать везде и назвать красивыми именами все незамеченные места планеты. Как было бы здорово! Хочу путешествовать не с целью открыть и изучить, а чтобы заметить и назвать. Наверное, я очень изменился и мне никогда больше не стать снова научным сотрудником. Сразу за Бедным мысом горы начали напирать на воду, образуя крутые обрывы с прижимами. Я уже привык к страшным байкальским скалам и перестал их опасаться. Просто любуюсь исполинскими каменными монстрами. И кажется, что духи их населяющие, - добрые и ласковые существа, вроде пушистых зверьков. Впереди - только два небольших поселочка, и те в стороне от воды. Их можно проскочить, не заметив. Я собирался посетить только Онгурен, чтобы проведать местного шамана, который по слухам там водится. Малое Море раздалось вширь и переставало казаться малым. Впереди виден мыс Арал и северо-восточная оконечность острова Ольхон. Прохожу мыс Улан-Ханский, который представляет из себя еле возвышающийся над водой галечный полуостров. Вода чистейшая. На значительной глубине виден каждый камешек. Тень на дне от моей лодки похожа на гигантскую рыбину. Подобную картину я наблюдал, когда работал в море. Мы бросили якорь в одной из бухт острова Манерон, расположенного недалеко от берегов Сахалина. Вода была такой же изумительной чистоты, как и сейчас. Стою на корме и пытаюсь поймать рыбу. Вдруг по дну проехала здоровенная тень морского чудища, в точности как от моей лодки сейчас. Самого чудовища я не видел - только тень. Ничего умней не придумал, как броситься искать самый большой крючок, чтобы поймать причину тени, но вовремя опомнился, увидев на берегу несколько здоровенных сивучей. Никто, по-моему, за все время освоения северных морей не пытался ловить моржей на крючок. Я чуть было не попробовал. Представляю, какая была бы поклевка. Когда летишь на параплане, то часто видишь свою тень. Первое время я не обращал на нее никакого внимания - все так делают, и я не помню, чтобы парапланеристы когда-нибудь разговаривали о тени. Я тоже никому не рассказывал о ней. Но последние два года обязательно ищу ее на земле, и когда ее нет, то становится немного грустно. Парапланерная тень похожа на лодочную, и мне иногда кажется, что я лечу, особенно когда смотрю не на воду, а на тень. Никогда бы раньше не подумал, что плавание сродни полету. Это действительно так, и я испытываю очень похожие чувства. Во время плавания по очень чистой воде, какая на Байкале практически повсеместно, можно даже испугаться высоты. Для этого надо смотреть на дно, и постараться отслеживать каждый камешек. И если вдруг дно резко обрывается, то у вас слегка перехватит дух, как от падения в воздушную яму на самолете, или как если бы вы неожиданно для себя вышли на край небоскреба. Нельзя во время плавания забывать о воде, надо обязательно чувствовать ее под собой, всю толщу, только тогда будете знать что делаете. Иначе водная стихия останется незамеченной. Плавая по морям, я не замечал вокруг воды и ее глубины тоже. Лишь однажды в одном из южных морей представил глубину под собой. Лаг в это время показывал что-то около 4 км. Ничего особенного в такой глубине нет, но я попробовал представить ту толщу воды, которая находится под килем, и стало не по себе. Представил, что я Мартин Иден во время своего жизненного финиша и что, выпустив из легких воздух, погружаюсь в пучину. Воображения хватило занырнуть только на 200 метров. Вокруг образовалась кромешная темень, я потерял ориентацию и почувствовал себя в космосе. Вынырнув на поверхность, я никому не рассказал, что под нами на самом деле ничего нет - только космос, и все мы здесь - космонавты, только никто об этом не подозревает. А наш корабль затерян в огромном пространстве между небом и землей. Ведь это действительно так, но почему-то никто об этом не вспоминает и не хочет даже пытаться, и плавание вместо космического полета превращается в череду однообразных дней, заполненных производственными заботами и унылым бытом. Я чувствовал себя космонавтом. Оказывается, совсем не обязательно лететь для этого в космос, мы и так в космосе верхом на собственной планете. Какая, оказывается, ненужная вещь - космонавтика. Если жить и все время смотреть себе под ноги, то кажется что космонавт улетел далеко. Но стоит только посмотреть в небо и задуматься о звездах, то все эти космические полеты покажутся попыткой подпрыгнуть на месте. Мне захотелось поехать в Москву и рассказать маме друга Шуры Пономарева о том, что мы все и так космонавты, и чтобы она перестала печалиться о том, что в свое время вместо нее на орбиту вывели Терешкову, которая , по существу ничуть не больше космонавт, чем рядовой дворник Петрович. Если Петрович как следует сосредоточится, то может тоже улететь, и далеко. Даже песенка про это есть. Хорошая песенка. Глупо предпринимать усилия, чтобы оторваться от земли, не осознав, где находишься и куда движешься. Точно так же, как глупо путешествовать, не замечая мира вокруг. Мне это напоминает пассажира самолета, который летит и мечтает построить собственный самолет и начать на нем летать. О том, что уже летит, он и не думает, мысли его далеко. Он играет в увлекательнейшую игру "обдури себя сам". Раньше я пытался достигнуть чего-то главного, пока не сообразил, что все необходимое мы и так имеем в своем распоряжении, просто не обращаем на это внимание. Устремляясь к цели, мы становимся похожими на итальянского осла, который тянет тележку вслед за привязанной на палке у него перед носом морковкой. Чтобы сделать что-нибудь важное в жизни, вовсе не надо собираться долго. Долгие сборы и приготовления - ненужная и глупая затея. Чтобы отправиться в путешествие, достаточно только желания, время и силы часто тратятся на что-то не очень существенное. Я, например, потратил полгода на то, чтобы построить лодку. Но я мог спокойно обойтись и без нее, если вопрос стал бы ребром - путешествовать или нет. Просто нашлись силы и средства, чтобы построить лодку. Будь меньше денег - купил бы велосипед. Если бы не было и этого, то можно просто взять палку и отправиться в путь. Весь мир перед нами, он наш, этот мир, и он чертовски прекрасен! Все очень хотят путешествовать, но у большинства эта мечта так и остается мечтой, огражденной от реальной жизни непреодолимым препятствием - нашим страхом перед самим собой. Ничто другое нас по существу не останавливает. Как-то раз сижу в компании хороших людей. В уюте городской квартиры мы мечтаем совершить кругосветное путешествие на яхте. Глаза у всех блестят, благодушие царит в кухонной атмосфере. Чтобы купить и оборудовать яхту, нужны деньги и не малые - около 50000$. Такой суммы нам всем не насобирать. Но все очень хотят уплыть к черту на рога. К тому времени я старался мыслить по отношению к путешествиям исключительно реально. В основу мышления закладывал ту сумму, которую можно действительно достать. И по поводу кругосветных путешествий у меня были свои конкретные соображения. Поэтому немедля перешел к делу. Сделав опрос жаждущих путешествий, вычислил, что в нашем распоряжении может оказаться 5000$. Яхты на них приличной не купить, но зато можно достать вполне приличный спасательный бот, устойчивость которого отменная (семейство Папазовых доказало это, переплыв на нем Тихий океан). Такой бот у нас в Крыму можно купить за 500$. Я даже знаю место, где можно приобрести здоровенную дюралевую лодку 12х4 метра за 350$. Если не заниматься дорогостоящей отделкой, то сделать палубу своими руками и сшить простейший парус из старых парусов, которым цена грошовая, то можно вполне уложиться еще в 1000$. На отделку можно взять доски с собой и заниматься этим в процессе плавания. Навигационное спутниковое оборудование сейчас можно купить за 400$. Итого получается 1900$. Непредвиденные расходы 500$. Питание организуем на основе проросшей пшеницы и рыбы, которую выловим в океане. По пути можно тормознуть пароход и попросить чего-нибудь съестного и т.д. Бот можно приобрести в течении двух недель; на подготовку, связанную с переоборудованием, уйдет еще месяца три плюс непредвиденные задержки. В общем через полгода можно отвалить. Картина оказалась очень реальной и к действиям можно было приступать немедля. - Ну, давай, мужики, покажем миру чего мы стоим! - сказал я и приготовился совершить кругосветку. Мужики стушевались и сразу начали придумывать дополнительные препятствия, которых до этого не было. Путешественники отползли в ботву и залегли на грунт. 50000$- цифра выдуманная нашим страхом, чтобы отделить мечту от реальности. В действительности никто не был готов отправиться в дальнее плавание - все просто боялись остаться без пустых мечтаний. Раньше мне тоже нравились посиделки на кухнях в подобных компаниях. В тепле и уюте мир кажется прекрасным, все друзья, и способны совершить романтический подвиг. Часто это не так. Как только возникнет настоящее желание отправиться в странствие, вас ничто не остановит, потому что по сути особых преград для этого нет. Не люблю кухонные грезы. Надоело торчать на берегу в течении последних нескольких дней и в результате у меня возникла неутолимая жажда пути. Я хотел преодолевать пространство бесконечно долго, и даже испугался, что Байкала может не хватить, чтобы обуздать мою страсть. Движение вперед представлялось самым прекрасным способом существования. Останавливаться и выходить по необходимости на берег было в тягость. Разбивать палатку и готовить пищу казалось никчемным занятием. Не было для меня большего счастья тогда, чем просто плыть вперед. Я предпринимал серьезные физические усилия в течении всего дня, особенно когда дул встречный ветер, но не чувствовал себя обремененным и не представлял, как это занятие может надоесть. Нет ничего более увлекательного и занимательного, чем плыть вперед на надувной лодке. В голове рождаются такие забавные мысли. Мир превратился в сказку. И это не иллюзия. Мир такой - сказочный, и то, что мы видим его сумрачным и безрадостным - глубокое умственное заблуждение. Сначала я по наивности задумывался, как же лучше сложить книжку про путешествие, как нарисовать то великое счастье, которое переполняло тогда и не оставляет в покое до сих пор. Крутил-вертел и так и этак, и чтобы не придумывал - все было не то, неправда. Я так не хотел. В конце-концов решил написать, как было дело, особо не заботясь о тех надуманных пропорциях, которые надо якобы соблюсти для того, чтобы в произведении присутствовало чувство меры. Надо в меру пофилософствовать, в меру похохмить, в меру быть героем, в меру сентиментальным, в меру показать свою слабость, в меру, в меру , в меру... К черту меру! Я не хочу и не буду подстраивать свои переживания под выдуманный стандарт и никому не советую, иначе нарисованные картинки будут фальшивыми, будут существовать сами по себе, нисколечко не отражая таинства волшебного процесса под названием жизнь. Выдуманные картинки, они не про любовь - это мыльные пузыри. Мысли мои нельзя воспринимать как какое-то достижение отдельно взятых хорошо проветренных мозгов. Никакие они не достижения, потому что мысль не может быть достижением. Единственный прок от нее лишь в том, что она может показаться нам как причудливая игра цветов радуги, от чего на душе станет немного радостней. И все. Остальное от лукавого. Фундаментализм мыслей сеет в мире печаль. Я не хочу опечалить мир. Мне кажется, что это я уже сделал достаточно, да и без меня производителей печали хватает. Хочу пожить для того, чтобы на мрачных рожах появилась хотя бы тень улыбки и грусти о прекрасном, о дивной заоблачной сказочной дали, которая и есть суть этого мира. Путь туда, в эту чудесную даль, - это путь в никуда, это путь в самое настоящее счастье, - это странствие. Как-то раз включил телевизор и увидел там кино. Показывали серьезного дядю, который плакался членам своего семейства о том, что его книгу не хочет печатать ни одно издание. Он убивался от того, что потратил годы тяжкого труда на производство рукописи, а его подлецы-издатели не печатают. И слава Богу! Кому нужна такая книжка, над которой трудились стиснув зубы? Какую такую радость в мир она может произвести? Что хорошего можно ждать от писателя, который писательство воспринимает как тяжкий труд? Мысль, рожденная в муках, омрачает мир. Сам раньше занимался подобными вещами и думал, что делаю очень важное и полезное дело. Я был научным сотрудником и придумывал для удобства человечества всякую всячину. Я в муках рожал полезные идеи и запросто мог убить свою жизнь, посвятив ее проблеме сходимости решений какого-нибудь нелинейного уравнения в частных производных второго порядка. В конце концов, если бы повезло, я достиг более-менее вразумительного результата и оформил бы его в виде статейки, которую бы никто из моих друзей не прочел. Я бы произвел на свет умственную конструкцию, думая при этом, что приближаюсь к разгадке природной тайны, или по крайней мере являюсь участником великого процесса познания истины. Это в лучшем случае, а в худшем - усовершенствовал работу какой-нибудь машины по производству вредного для человечества вещества. Когда так думаю, то на душе становиться хорошо от того, что в моей стране такой бардак, и я вдруг оказался никем. От такого положения вещей можно страшно опечалиться, но я этого не делаю, а даже наоборот: благословляю судьбу, что таким образом смог поглядеть на мир и на себя со стороны, воспользовавшись своим никому не нужным положением в обществе. Однажды понял, что по большому счету совершенно не важно, что происходит вокруг. Главное направление жизненного пути определить можно в любой обстановке, даже в тюрьме, а сколько у нас жратвы и благ - не имеет, по большому счету, никакого значения. Индия - мировой лидер по нищете испокон веков, а между тем произвела на свет величайшую духовную культуру. Сытая Америка ничего не способна родить для души. Эта страна - большой и толстый евнух. Раньше я жалел себя как физика, но потом перестал, когда додумался до того, что попытка состояться вредна по своей природе, как чувство жалости к себе. Я не знаю большего счастья и не представляю его себе, чем то, как живу сейчас. У меня за душой нет ни гроша. Но зато я живу каждый день как последний. И спокойно могу умереть в любой момент, не имея ни капельки сожаления о недостигнутом в результате неуспевания. Жить каждый день как последний - это одно и то же, что не умирать никогда. Почти одно и то же. Смерть теряет смысл, когда ощущение счастья от того, что мир есть постоянно прибывает у тебя в груди и вырывается наружу, разбрызгиваясь во все стороны. Я не чувствую под собой воды, я не чувствую над собой неба, я не вижу гор по сторонам - все смешалось и превратилось в одно большое прекрасное целое. Я лечу на своей лодке по морю Байкал, которое несется вместе с моей планетой в бесконечную темень космического пространства. Вместе, вращаясь вокруг земной оси, мы танцуем волшебный вальс и звезды аплодируют нам в такт. Солнце зашло неожиданно для меня. Завечерело. Впереди виднелся мыс Ото-Хушун. Что творится за ним - не видно, поэтому решаю не идти дальше, а остановиться где-нибудь недалеко. Место, где я высадился, снова оказалось ничем не приметное. Совершенно обычная часть Байкальского берега, лишенная особенностей. Очень трудно выбрать, где остановиться в подобных местах, наверное оттого, что выбирать не из чего. Для меня берег был одинаково чужой здесь и на некотором расстоянии поодаль. Если вам попадутся такие места на пути, а они обязательно попадутся - не отчаивайтесь. Обживать их просто, если есть у вас в этом нужда. Перво-наперво надо запомнить расположение основных предметов в ближайшей округе. На моем берегу много камней и на первый взгляд они кажутся безликими булыганами. Так получается от того, что вижу их все сразу. Как только начинаю разглядывать каждый из них - они кажутся особенными. Я осматриваю каждый камень по отдельности и постепенно привыкаю к ним. Устанавливаю палатку и раскладываю вещи. Но пока нет огня, место так останется для меня чужим. Просто огонь не дает ничего, кроме тепла и света. Задумываюсь около костра о чем-нибудь хорошем, и мне становится уютно и тепло, как дома у мамы. Скоро я уйду своей дорогой, а место с моими мыслями продолжит существовать дальше и когда-нибудь достанется кому-то еще. И этот кто-то обязательно почувствует хорошее, и ему станет чуть-чуть веселей на душе. Я очень бережно отношусь к таким малюсеньким радостным ощущениям, собираю их и храню у себя в груди. Когда бывает грустно, вспоминаю о них, и они вспыхивают золотистыми искорками, согревая меня изнутри. Когда умру, эти маленькие огоньки останутся светиться на том месте, где меня зароют. Сварил походную баланду из риса с тушенкой и заставил себя ее съесть. Желания поглощать пищу нет, несмотря на то, что за день проделал огромную работу. Ел на всякий случай, а вот чай пил с огромным удовольствием и помногу, случалось, даже кружек по десять за вечер. Начал забывать свою жизнь. Кажется, что живу здесь вечно и ничем другим кроме гребли на надувной лодке никогда не занимался. Какой прекрасный вечер! Вокруг ни души. Излишние восторги по поводу дикого одиночного существования испарились, остались только самые необходимые чувства. Ощущаю ночь. Она не покойна, эта ночь, я вижу в ней жизнь и слышу ее дыхание. По ночам природа настраивается на душевный лад. Ночь - время бодрствования боолдохоев. Самое для них здесь место. В глубокую старину на мысе Ото-Хушун жил народ. Спать не хочется. Насобирал дров и устроил посиделки у пионерского костра. Я полюбил Байкальские вечера. Они похожи на грезы о далеком и прекрасном, о том, что никогда не сбудется. Мне стало жаль все те вечера, которые прожил просто так. Я был занят чем-то другим, важным, как казалось. Я ничего вокруг не замечал, и природа зря трудилась над вечерними красками. Для кого как не для меня она наряжалась. Сколько было таких вечеров? Страшно вспомнить. Стемнело. Сменив солнце, звезды взялись освещать меня, землю и Байкал. Расстелил спальник у костра, улегся и, позабыв о звездах, стал смотреть на огонь. Никогда не устану глядеть на это чудо природы. Я думал об Индии, об этой прекрасной далекой стране, в которой очень хочется побывать. Я думал об индусах, и о том, как они пять тысяч лет назад угадали, как мы будем сейчас жить. Они жалели нас еще тогда, но ничего поделать не могли. Пока земля крутится-вертится, на ней сменяются четыре эпохи одна за одной. Длительность каждой эпохи ужасна для понимания - около миллиона лет. Каждая эпоха хуже другой. Нам не повезло и мы живем в самый неблагоприятный период, называется он Кали-юга. И самое ужасное то, что мы только начали 5000 лет назад свое долгое существование в этой самой Кали-юге, которая должна продлиться еще 432000 лет. Вот только часть того, что про нас сочинили 5000 лет назад: "Просто богатый человек будет слыть аристократом. Нормы законности и справедливости будут устанавливаться теми, кто сильней. Признаком учености будет просто умение жонглировать словами. Лицемерие станет добродетельно. О красоте человека будут судить по его прическе. Целью жизни будет просто набить желудок едой. Правители будут вести себя не лучше обычных воров. Люди станут жадными, ужасного нрава с отсутствием милосердия. Женщины, потеряв целомудрие, будут переходить жить от одного мужчине к другому. В городах наступит засилье воров и мошенников. Будет процветать торговля по мелочам. Люди не будут считать зазорным зарабатывать на жизнь любым самым отвратительным способом. Мужчины станут жалкими созданиями, находящимися под властью женщин. Безкультурные люди от имени бога будут зарабатывать себе на жизнь. Не имеющие никакого представления о религии люди будут с высоких помостов разглагольствовать о религиозных принципах. Умы людей будут пребывать в постоянном возбуждении. Люди будут ненавидеть друг друга из-за нескольких монет". Может быть вам, уважаемый читатель, в жизни повезло и с частью перечисленных прелестей вы ознакомились только что. Про себя такого сказать не могу. Всего этого я насмотрелся предостаточно, но в глубине души все-таки тешил себя надеждой, что все эти безобразия - просто случайные недоразумения. А тут прочел индусскую книжечку, и оказывается: все беды наши заранее известны. Как мне стало грустно! А то, что человечеству осталось мучиться еще 427000 лет вообще ввергло меня в глубокое уныние. Но вскоре я успокоился и приготовился к длительному циклу рождений и смертей во время страшной Кали-юги. Приготовился несерьезно, а так, на всякий случай, потому как не собираюсь тянуть лямку безрадостного существования не то что на протяжении 427000лет, а даже во время остатка своей теперешней жизни. В этой индусской книжечке под названием " Шримад Бхагаватам" в конце повествования об ужасах нашего бытия дается рецептик, как выйти из пике, в который мы залетели всем человечеством по причине естественной смены эпох. Все очень просто: надо петь Маха-мантру "Харе Кришна" и все будет в порядке. И все... Представляете! Мне вот уже сейчас надоело жить только от факта такого примитивного человеческого устройства, как будто я сконструирован на основе единственного рубильника или на подобие светофора. Забавно и то, что по мнению авторов другого пути нет. К черту Маха-мантру! Я не хочу спасаться от Кали-юги таким способом, я не хочу бежать с поля боя, несмотря на то, что не собираюсь биться, потому как не с кем, кроме как с собой. Попытка спастись унизительна по своей природе, это как переезд в другую страну в поиске лучшей жизни. Так можно и Землю променять на другую планету. Я люблю свою планету и свой народ, проживающий в ужасную Кали-югу, и я не хочу жить до 100000 лет, как это происходит во время самой благодатной эпохи Двапара-юги. К черту эту Двапара-югу с ее повсеместной благодатью, я бы там от скуки сдох. Меня и в нашу эпоху поташнивает, когда случается пребывать в достатке. Я достаточно провел на себе экспериментов и теперь знаю точно, что достаток делает человека тупым и ленивым. А пребывать в абсолютном достатке - хуже быть не может, тогда нечем будет жертвовать, и вы не будете иметь право любить. Любовь - это жертва, и чем меньше достатка, тем легче полюбить. А когда вообще ничего нет, тогда другого-то ничего и не остается, как влюбиться во все подряд. Абсолютный достаток так же страшен как никогда не умирать. Нет, мне определенно нравится моя эпоха. Костер догорел и я отправился спать. Боохолдои вечером и ночью в гости не пожаловали. Наверное, пожалели меня и решили не тревожить. Байкальские утренники не похожи один на другой. Каждое новое мое пробуждение происходит по-новому, с какой-нибудь особой интонацией. Теперь я знаю, что так должно происходить всегда. Если во время путешествия или странствия вы вдруг перестали воспринимать прелести природных явлений, то надо обязательно постараться исправиться, иначе тяготы походной жизни будут перенесены напрасно, да и собственно жизнь тоже будет протекать зря. Я вспоминаю дни, которые сложились в череду серых, никому не нужных будней, и мне становиться жаль себя. Испытываю страшное чувство вины перед миром, подарившим мне жизнь, с которой я так бездарно обращался. Вспоминаю свою глупую семейную жизнь, которая из-за отсутствия любви превратилась в простое уничтожение времени с помощью выдумывания и решения бытовых проблем. Мозги мои были в основном заняты бизнесменскими заботами: как хитрым путем заработать деньги для приобретения благ. Казалось, что все это временное, что все должно скоро кончиться, и жизнь будет продолжаться во имя чего-то главного и важного. Стоит только побольше денег заработать - и все будет в порядке. Но сколько бы не зарабатывал, в порядок ничего не приходило. Я становился тупым и невосприимчивым. Когда моя соседка, бедная старушка, выбросилась из окна и валялась целый день на земле у меня под окном, я смотрел на нее и пытался понять, что произошло. Я ничего не понимал. Вид несчастной бабушки нисколько не вывел меня из состояния душевного равновесия, даже позавтракал во время и с аппетитом. Сначала подумал, что я уже достаточно взрослый и опытный мужчина и потому спокоен - не такое, дескать, видел. Все было не так, а гораздо хуже: я был просто безразличен к судьбе бедной бабушки. Это гораздо хуже, чем просто бояться. Лучше бы я не выглядел, как опытный мужчина, лучше бы повел себя как маленький мальчик - испугался и заплакал. Так было бы лучше потому, что равнодушие - это конец всему, это даже не смерть, потому что смерть как природное явление благо. Это просто бесследное исчезновение при жизни. Существование на земле с таким мировосприятием можно не учитывать - его просто нет. В таком беззвучном и безучастном состоянии человек даже не подобен животному. Его невозможно ни с чем сравнить, даже с пустотой, потому что это унизительно для пустоты, из которой развернулся весь видимый мир. Нет в поднебесной места равнодушию. Мне не жаль себя. Я знаю, что на умершего меня тоже будут смотреть таким же образом. Все сотворенное мной вернется ко мне в обязательном порядке, поэтому нет особого смысла переживать за свое нехорошее поведение. Сделанная гадость - это счет, выписанный самому себе. Старая тема. Утро, которое встретил недалеко от мыса Ото-Хушун, вселило в меня веру в то, что не совсем пропащий я пока еще человек. Не надо было напрягаться, чтобы почувствовать особенность этого утра. Ощущение особенного сваливалось на меня, как небесный дар. Что-то наверное я сделал правильно и получил то, к чему совершенно не стремился. Так устроен мир: правильные в нем только подарки, от них радость прибавляется, а от обмена - одна печаль. Жертвуйте миру все подряд и себя в том числе, не ожидая благодарности, только тогда от чудесных даров некуда будет деваться. Слава богу, что впереди у меня есть еще кусок жизни, который попытаюсь прожить в таком духе. Удачи мне. Выхожу из палатки и оказываюсь внутри волшебного утра. Воздух чувствуется как очень материальный предмет. Все вокруг старается произвести на меня самое лучшее впечатление. Небеса выглядят наисвежайшими, лес выспавшимся, море собралось сделать первый утренний вздох и уже набрало для этого воздух в легкие. В этот момент особенно приятно умыться. Вода живая и дарит свежесть. Я получил этот день в подарок - божественный дар. День в подарок... На завтрак доедал то, что осталось после ужина. Но чай заварил свежий. Всегда так делаю и всегда крепкий - бальзам на душу. Бедные и несчастные любители здорового образа жизни, которые отказываются от чая! Они считают, что чай излишне возбуждает организм, особенно сосуды, а это вредно. Ерунда! Чай греет душу - это главное. Что может быть лучше кружки крепкого горячего чая у костра?! Чай и костер. Чай греет изнутри, а костер - снаружи. Вы проникаетесь теплом огня полностью. Огонь - мощный мистический факт природы, и когда наполняешься его колдовскими чарами, то в мире свершается великое таинство. Те люди, которые запрещают пить чай, ничего не смыслят в природе. В процессе любви, например, сердце готово выскочить из грудной клетки. Говорить при этом, что учащенное сердцебиение вредно для здоровья, может только очень недалекий человек. Пейте чай у костра - это полезно! Одиночное существование вытравило из меня насовсем такие понятия, как отдых. По-моему отдых - это коллективное изобретение. Жизнь моя странническая действительна нелегка - все приходиться делать самому, но отдыхать вовсе не хочется. В шею никто не гонит, нет никакой особой задачи пройти определенное расстояние с какой-то скоростью - я никуда не спешу, меня никто не ждет, я просто живу. Но как только сажусь в лодку, во мне все преображается и я попадаю в другой мир, мир неустанного движения вперед. Сделав первый взмах веслами, уже не мог остановиться, буквально зачаровываюся происходящим. Все вокруг приходит в движение, передо мной крутится увлекательнейшее кино под названием "странствие". Каждый последующий миг не похож на предыдущий. Что-то происходит важное, когда передвигаешься по планете неспеша, с правильной человеческой скоростью. При желании можно обрадоваться передвижению и с меньшей скоростью, но никак не с большей. И так кажется, что не успеваю воспринять все, что вокруг происходит. Слева по борту - огромные горы, поросшие лесом. На исследование этого пейзажа можно потратить целые месяцы, а сколько таких картинок вижу за день! Мир проносится мимо с огромной скоростью, несмотря на то, что плыву не быстрее 4 км/час. Движение очаровательно, оно способно разжечь настоящую страсть. Не могу остановиться. Я не плыву - я лечу. Насытиться этим невозможно, это можно только перестать любить. Но как можно перестать любить? Перестать любить - это перестать жить. Каждый миг моей новой жизни превратился в целую жизнь. Я изливаюсь наружу, словно переполненный кувшин. Я хочу полюбить весь мир. Это жертва, это свобода, это страсть, это упоение жизнью, это любовь - это странствие. Прохожу мыс Ото-Хушун вместе с погребенными на нем останками старинных бурятских поселений. Представить страшно, сколько народу трудилось над своими жизнями здесь в течении многих веков. А теперь на мысе Ото-Хушун ничего нет, только ветер свистит в вышине и волны лупят по берегу, да изредка проплывет мимо одинокий странник на надувной лодке. Впереди прижимы. Берег выпрямился. Заливы перестали врезаться глубоко в сушу и стали представлять из себя только названия, но названия красивые, как и всякие непонятные иностранные слова: залив Шалба-Даин-Ятор, залив Карганте. Или вот: Зундукский залив. Я не знаю точных переводов этих слов. Это не важно. Просто приятно видеть заливы и произносить их имена. Залив Карганте. Прохожу мысы Хужир, Хохе-Нахойтуй и Зундук. Меня предупредили, что за мысом Ото-Хушун волновая толчея. Так оно и есть. Грести при такой волне одно мучение. Лодка болтается непонятно как. Трудно попасть веслами по воде, и я часто размахиваю ими в воздухе, как будто пытаюсь взлететь. Над горами разрослись страшные кучевые облака. Таких я еще не встречал. Шапки у них огромные, наверное в несколько километров. Внутри этих исполинов происходят ужасные физические процессы. Облака появляются в самых неожиданных местах. Там, где ночевал, уже идет дождь, а надо мной синее небо, но, похоже, ненадолго. Здоровенная туча, поливая Байкал, двигается в моем направлении. Подналег на весла. Миную мыс Зундук и выхожу на длинный прижим, который растянулся на 7 км до середины залива Кодовый. От непогоды скалы приняли зловещий вид. Туча устала меня догонять и, тормознув неподалеку, решила израсходовать свою дождевую мощь. Облегченно вздохнул, как вдруг замечаю, что впереди по курсу ко мне подкрадывалась еще одна. Раньше она скрывалась за скалистым мысом размером с полнеба. Осмелев и решив больше не прятаться, туча начала яростно громыхать да так, что звук проникал глубоко во внутрь моего тела, массажируя каждый орган. Подобное можно испытать разве что на концерте рок-музыки, сидя в первом ряду перед динамиками. Байкал старался выглядеть суровым и негостеприимным. Решаю пристать к берегу и переждать дождь. Но где ? Везде сплошные отвесные скалы, высотой в несколько сот метров. Протянул вперед еще немного и обнаружил щель в скале, а рядом с ней небольшое плоское место заваленное булыганами величиной с футбольный мяч. Причалил к берегу, вытащил лодку на пляж и залез в щель, чтобы не мокнуть под дождем. Места для сидения внутри не было, и я стал по стойке смирно, опершись спиной о холодную каменную стену. В полуметре открывался вид на мрачный каменный монолит. Я вытащил из кармана припасенное печенье и принялся его жевать, не сводя глаз со стены. Как природный объект она ничего из себя не представляла. Не на чем было остановить взгляд. Задуматься можно было только о каменной громадине, возвышающейся надо мной метров на сто, но это неинтересно. "Дожую и уплыву", - подумал я, совершенно не обрадованный своим новым положением. Туча яростно громыхала, но дождя пока не было. Доел печенье и только собрался покинуть убежище, как вдруг сверху хлынуло да так, словно там, в вышине, перевернули огромный чан с водой. Заскакиваю обратно в щель и продолжаю разглядывать каменную стену, настраиваясь делать это неизвестно как долго. Щелюка была страшно неуютна и я не представлял, как в ней можно обустроить свое существование. Она, по всей видимости не посещалось человеком очень долго, может быть даже никогда потому, что никому бы и в голову не пришло здесь высадиться с какой бы то ни было целью. Щель совершенно не годилась для практического применения. Что я здесь делаю? Может, где-то в расчетах жизненной траектории допущена ошибка, и меня занесло куда-то не туда? Наверное, я должен быть сейчас не здесь. Все, кого знаю, не сидят по неизвестным щелям, все чем-то заняты важным и озабочены своим будущим. У всех оно обязательно есть, кроме меня. И нахожусь в этой щели не случайно, а очень даже нарочно, как будто так и должно быть. И то, что снаружи идет дождь, нисколечки меня здесь не удерживает. Просто нет стремления покинуть эту чертову щель. Как-то стало все равно, где жить. Это состояние не следствие отчаяния, скорей наоборот. Страшно неуютно. Огромная каменная масса вытягивала из моей спины последнее тепло, а из темной глубины щели воняло тем, к чему привыкнуть невозможно. Наверное, надо прямо сейчас бросить эту дурацкую затею, вернуться домой, устроиться на работу, воссоздать семью и обустроить себе трафаретный быт для благополучной встречи старости; потом постепенно одряхлеть и мирно отдать концы в кругу домочадцев, унеся с собой в могилу воспоминания о мелких бытовых хлопотах. Я это могу сделать запросто. Я запросто найду женщину, с которой нас будет объединять одно общее чувство - страх одиночества, и мы, уже вместе, закусив удила, просто дотерпим свои жизни до конца. Даже сумеем нажить какое-то количество вещей и денег. У меня хватит сил и воли. У меня очень сильная воля. Я могу. Но не хочу. Какая-то страшная сила удерживает в этой вонючей щели посередине Байкала, и я не променяю ее на жизнь просто так. Я готов на все, черту душу продать только бы не жить день за днем сквозь серые будни. Дождь закончился, а я все стоял в щели, боясь высунуться наружу, как будто там, снаружи, поджидает что-то страшное, и как только высуну нос, на меня набросятся и заставят делать ужасные вещи. Захотелось остаток жизни прожить в щели, и я готов терпеть вонь из темноты щелевого пространства вечность. Выглянуло солнце, и мысли пришли в состояние легкого замешательства. Лучезарность последождевого небосвода обрушилась на природу ниагарой летней радости (звучит пошло, он это - шутка). Я сел в лодку и взял курс на северо-восток, надеясь за сегодня проскочить мыс Арал и добраться до мыса Кулгана. Примерно через час в голове включилась музыка на полную мощность. Звуки отрывали меня от тела. Музыка напоминала композицию "Sanvean" Dead Can Dance. Я сразу же забыл, что собирался жить в щели. Морская поверхность зарябилась, попутный ветер настиг меня, и я поднял парус. Но не прошло и получаса , как ветер усилился до штормового, и парус пришлось убрать. Я попал в зону воздуховорота, вода подо мной закипела, и уже через несколько минут на меня обрушился встречный ветер страшной силы. Я упирался изо всех сил, но лодка практически не двигалась. К берегу пристать не было никакой возможности на расстоянии двух километров в разные стороны. Рядом с прибрежными скалами заметил узенькую дорожку невозмущенной ветром поверхности воды. Дорожка как раз размером с мою лодку. Я поспешил туда. Ветра внутри дорожки практически не было, но когда лопасти весел выходили за границу спасительной зоны, то упирались во встречный ветер как в стену. Через несколько минут ветер усилился еще, и с поверхности воды уже начала срываться пена. Если бы не спасительная дорожка, которая образовалась как будто специально и как по волшебству, то меня бы унесло в море. Странно, но я совершенно перестал переживать за свою судьбу. Почему-то уверен в том, что со мной должно произойти что-то вполне определенное, и переживать по этому поводу не стоита. Тело мое боролось со стихией - сам же я летал в облаках. Не хотелось никуда. Я глядел в небеса и возносил туда, наверх, бессловесные мольбы о том, чтобы жизнь моя и дальше продолжалась в том же духе. Раньше у меня так не получалось: испытывая лишения и неудобства, я неосознанно стремился к прекращению этих лишений и неудобств. Сейчас же - все по-другому. Ни за что не поменяю свою теперешнюю жизнь ни на какую другую, даже те мгновения, когда мне особенно тяжко, вот как сейчас, когда упираюсь изо всех сил, пытаясь пробиться против встречного ветра. Я вдруг просто перестал стремиться к тому, чего не имею. В такие моменты мир делается удивительно правдоподобным, он перестает казаться, он начинает просто быть, и ощущается вне времени. Такое переживается естественно разве что в раннем детстве, когда ты еще толком не решил, чего начать хотеть. От непосильного труда перестаю чувствовать пальцы на руках, но не смотря на это, не смею остановиться, иначе унесет в море. Вслед за пальцами отнимаются руки, потом поясница, а сердце дает перебои. Вхожу в залив Кодовый. Еще немного усилий, и вот наконец - ровный берег. Удивительно, с какой легкостью человек расстается со своим тяжким прошлым. Только чуть было не отдал концы, а сейчас лень даже думать на эту тему. Лежу на берегу, смотрю в небо и ничего мне не надо, совсем ничего. Даже не знаю чего бы такого захотеть, как будто и не жил вовсе. Может это и есть счастье? Не знаю. Погода не позволяет продолжить плавание. Решаю заночевать. По рассказам местных жителей дальше на север должно становиться страшнее с каждым километром. С медведем могу повстречаться запросто и в любую минуту. Бывают случаи, что зверь приходит озорничать даже в поселок. Я нахожусь в том месте, которое обозначено на карте как два малюсеньких черных прямоугольничка под названием " избы", но на самом деле изба всего одна. Второе строение - баня. Там, вдали за бугром в направлении на север, всего в нескольких километрах, расположился поселочек Зама. Его обозначение на карте можно было обнаружить только при пристальном рассмотрении. Поселочек - типичный представитель кондового российского захолустья. Он настолько далек от цивилизации, что на уклад жизни его обитателей очень слабо влияет политическое устройство государства. Капитализм не обнаруживал здесь себя ни в коей мере, ровно как и социализм в застой. Московский супермаркет кажется здесь такой же экзотикой, как в Москве - медведи, разгуливающие по улицам поселка Зама. Сейчас в поселке живут всего несколько человек . Магазина нет, почты нет, ничего нет - каменный век. Когда мне впервые рассказали о медведях, разгуливающих по поселку, я не очень-то и поверил, но потом поверил, когда услышал об этом неоднократно из разных источников. Чтобы рассеять неверие в подобные страсти, достаточно просто посмотреть на карту - кругом простираются необжитые просторы сибирской тайги. Отношение размеров поселка Зама к размерам безлюдных пространств вокруг можно смело считать за ноль. Поселок скрыт от моих глаз неровностью земли, и я засомневался, есть ли он самом деле. Изба, в которой расположился, имеет вполне приличный вид. Судя по всему, она посещалась, но крайне редко - человеческий дух выветрен напрочь. Изба вела скучное порожнее существование среди бескрайних сибирских просторов. Убранство жилища было примитивнейшим. В каждой из двух комнат стояло по кровати доисторического происхождения. Пружинные матрасы давно отжили свой век - вместо них были приспособлены неструганные доски. Из кухонной утвари имелся чайник, не знавший на своем веку чистки и кастрюля, которую вполне могли найти на раскопках древнего городища. Разглядеть живой кастрюльный металл невозможно. Из инструментов - только топор-колун. Вид этого изобретения приводит мои чувства в состояние смятения. У меня всегда отнимается речь, когда смотрю на колун. Могу произнести только что-нибудь односложное. Слова умеренной длины не соответствуют колуну. Наверное, его придумали еще в каменном веке, когда говорить толком не умели. Колун несет на себе печать тупого существования его изобретателей. Глядя на него, хочется пить чай из ночного горшка и есть борщ совковой лопатой из ведра. Выхожу наружу и вижу много воды - это Байкал. Видеть столько воды уже отвык за время плавания по Малому Морю. Именно здесь, на мысе Зама, заканчивается Малое Море. Остров Ольхон для меня был своего рода спасательным кругом или запасным парашютом. Он находился все время справа по борту на расстоянии километров двадцати, и если бы унесло, то не дальше острова. Дальше такого не будет. Вместо этого будет необъятный водяной простор вплоть до восточного байкальского берега. Это очень далеко, настолько, что сознание воспринимает такое расстояние, как бесконечность. Байкал - море. Залив Кодовый полностью защищен от штормов любого направления. На его берегах достаточно плоской земли для размещения большого человеческого поселения, но сейчас здесь ничего такого нет, кроме одной порожней избы, куда я заехал ночевать, и бани. А раньше, около двух тысяч лет назад, жизнь здесь била ключом. Археологи разрыли землю и обнаружили остатки от жизни целого народа. Боохолдоев должно быть здесь тьма. После палатки к стационарному жилищу привыкнуть трудно. Деревьев, запиленных насмерть ради строительства стен, безмерно жаль. Мне неуютно в избе, в палатке чувствую себя гораздо лучше, но изобилие медведей в округе обязывает терпеть и мучиться среди убитых деревьев, составленных в избу. Неужели для жилья необходима такая огромная масса материи, или это просто старинный народный обычай? Развел костер и сообразил себе нехитрую еду из гречневой каши со сгущенным молоком, подкрепился и уселся на земле пить чай с видом на Байкал. Если вы пока еще неопытный одинокий странник, то поначалу не будете знать, чем занять себя, когда делать абсолютно нечего. Но не беда - это скоро пройдет, и необычные ощущения начнут завладевать вами. Природа, невозмущенная человеком, начинает очаровывать вас тот час же, стоит только немного успокоиться и посидеть просто так. Первозданная тишина зазвенит в ушах и захочется летать. Странствие - это прелюдия к теме, которую никогда не сочинить из-за того, что самая главная тема невыразима и поэтому прекрасна. В эфемерности странствия собрана вся суть мира, его иллюзорность и тленность. Не противоречить этому в жизни - значит находится в гармонии с миром. Природу странничества невозможно познать по частям, как это мы привыкли делать с природой вообще. По этой же причине нельзя точно определить этот уникальный способ существования, как невозможно дать определение любви. Странничество подобно искусству живописи, которое через многообразие цветов и форм пытается выразить одну самую главную невыразимую истину. Никогда не создать самой главной и самой красивой картины, никогда не выучить самого главного правила, зная которое можно сотворить изобразительный шедевр. У всякого искусства одна главная тема - любовь, додуматься до которой окончательно невозможно, потому что это корень всему - великая первопричина мира. Уловив основную идею любви, мир перестанет существовать за ненадобностью. Поэтому искусство вечно. Странничество - тоже искусство, и как настоящее искусство должно быть на тему любви, и оно обязательно таковым будет, если душа ваша открыта и ум перестал выдумывать цели для пустых устремлений. Научитесь странствовать, и жизнь ваша полностью и окончательно превратится в сплошное странствие. Иначе и быть не может. Вас обязательно понесет неведомо куда, потому что счастье там, и потому что никто еще не отказывался от счастья. Мы, люди, жадные до счастья. Я сидел на берегу залива Кодовый и смотрел на мыс Арал, за которым дальше на север простирается незнакомая земля. Открывающаяся перспектива пространства впереди кружила голову и настраивала организм на новую, более высокую тональность. Дни странствия - одно единое неразрывное целое: будущее кажется уже свершившимся, а прошлое, как будто еще и не начиналось. Все разбросанные во времени события считаются для моей души однимединственным прекрасным мигом, из которого происходит весь мир. Стемнело быстро. Небо прыснуло звездами и задумалось о вечном. Чтобы путешествовать, не обязательно переезжать с места на место. Достаточно просто наблюдать мир, который постоянно меняется, как виды в окне поездного вагона. Не успеваю отслеживать изменения в природе. Постоянно приходится привыкать к той же самой местности заново. Наступившая ночь поменяла все вокруг до неузнаваемости. Стихия неба начала преобладать. Кажется, что небо по ночам увеличивается в два раза. Когда случается ходить под яркими звездами, то я невольно втягиваю шею оттого, что вынужден повернуться к ним затылком. В звездную ночь мне совестно идти спать: кажется, звезды могут обидеться за то, что они зря стараются светить. Какая же все-таки силища скрыта в одиночном человеческом существовании! Как мощно жить одному! Я все пытался раньше понять это умом, но не смог, пока сам не попробовал. Каждый день, каждый миг со мной происходят чудеса. Просто невозможно всего передать, наверное потому, что я не писатель. Но очень сомневаюсь, что у писателя это хорошо получится - слишком уж все необычно, буквально все: и чувства, и мысли, и желания. Среди людей со мной такого почему-то не происходит. Наверное оттого, что природа человеческая исключительно отдельна по своей сути. Одиночество - очень важная вещь, которую современное человечество потеряло, а потом забыло. Три главных понятия в поднебесной - страх, одиночество и свобода, должны раствориться в единстве, чтобы превратиться в любовь, завершив тем самым бесконечные мытарства человечества под названием жизнь. Нам наверное не дано полностью постигнуть это триединство до конца, оттого что конца этого нет или конец этот есть конец всему. Но меня определенно тянет жить в этом направлении, в направлении попытки нарисовать самый главный пейзаж с помощью своей линии жизни. Я осознаю тленность результата, который в принципе не может существовать и тем не менее неудержимо пру вперед к закономерному финалу, как горбуша на икромет. Опечалиться бы, но мне радостно. Я очень любил Артура Шопенгауэра, когда переживал в себе эпоху словесного мудрствования. До него мне нравился Гегель, наверное, оттого, что в то время работал в море, и умственных упражнений явно не доставало. А для того, чтобы свернуть мозги набекрень, Гегель - в самый раз. Потом я жалел Шопенгауэра за то, что его в свое время не признали, а Гегеля - признали. На смену жалости пришла влюбленность. А теперь дышу на обоих ровно. Я любил Шопенгауэра по очень простой причине - он думал примерно так, как мне хотелось. Это, видимо, было необходимо моему эгоизму. Отсюда рождалось ощущение удовлетворенного тщеславия, которое я сейчас определил, как любовь к писателю. Глубина его мыслей казалась бездонной. Не знаю больше никого из Европы, кто бы так глубоко осознал одиночество. Гегель про это ничего толкового не написал - слава при жизни помешала. Вот до чего додумался Шопенгауэр: "Всецело быть самим собой человек может лишь до тех пор, пока он один; кто, стало быть, не любит одиночества, тот не любит и свободы, ибо лишь в одиночестве бываем мы свободны... Далее, чем выше наше место в иерархии природы, тем более вы одиноки, притом по самому существу дела и неизбежно." И еще: "Принуждение - неразлучный спутник всякого общества, и всякое общество требует жертв, которые оказываются тем тяжелее, чем ярче наша собственная индивидуальность. Поэтому человек избегает уединения, мирится с ним или любит его - в точном соответствии с ценой своей собственной личности... В обществе, коль скоро оно многочисленно, начинает царить пошлость... Общество... не допускает также, чтобы мы сами были тем, чего требует наша природа; оно, напротив, ради согласия с другими принуждает нас сжиматься или даже уродовать самих себя." И наконец: " Подобно тому как любовь к жизни в основе своей есть лишь страх перед смертью, точно так же и общительность людей, в сущности, не есть что либо непосредственное, то есть она основана не на любви к обществу, а на страхе перед одиночеством..." В последней цитате перевод я думаю сделан не совсем точно и под "любовью к жизни" скорей всего надо иметь в виду " волю к жизни". Страх сгоняет нас в кучу, страх делает из нас стадо баранов, страх заставляет жить по правилам, страх отнимает у нас свободу, страх заставляет ненавидеть, страх заставляет убивать, со страхом мы живем, со страхом умираем. Благословен тот миг, когда в меня впервые вселился страх. Благословенны те мгновения, когда я боялся. Это величайший небесный дар, спущенный мне для осознания своей внутренней сущно