ыл этот раскол мелким и грязным скандалом, как бы специально предназначенным для того, чтобы дать пищу врагам. Таковы эти "демократы", такова их "мораль". Но все это им не поможет. Они - банкроты. Несмотря на предательства шатких интеллигентов и дешевые издевательства демократических кумушек, Четвертый Интернационал пойдет своей дорогой, создаст и воспитает подлинный отбор пролетарских революционеров, которые понимают, что такое партия, что такое верность знамени и что такое революционная дисциплина. Передовые рабочие! Ни на грош доверия "третьему фронту" мелкой буржуазии! Л.Троцкий 23 апреля 1940 г. Койоакан Ответы на вопросы представителя газеты "Критика" в Буэнос-Айресе и двух газет в Колумбии Я считаю необходимым совершенно устранить из вашего списка те вопросы, которые касаются внутренней политики Мексики, т. к. не намерен давать материала ни агентам нефтяных компаний, ни агентам ГПУ, которые одинаково утверждают, будто я вмешиваюсь во внутреннюю жизнь этой страны. Я охотно отвечу на вопросы, касающиеся условий моего личного существования в Мексике, на вопросы о ГПУ, а также на вопросы о программе, которую я защищаю. Я пользовался до сих пор и продолжаю пользоваться неизменным покровительством мексиканских властей. У меня не было и нет никаких личных отношений ни с одним из членов правительства. В Мексике я изгнанник, а не политик. У меня нет поэтому - я отвечаю на ваш вопрос - никаких оснований думать, что предстоящая в этом году смена президента может оказать влияние на мое пребывание в этой стране. Я получил право убежища не как политический сторонник генерала Карденаса (к личности которого я питаю глубокое уважение) и не потому, что генерал Карденас считал необходимым оказывать покровительство Четвертому Интернационалу. Об этом нет, разумеется, и речи. Но в этом случае, как и в целом ряде других, в особенности в отношении Испании, правительство Мексики показало, что оно относится к принципу права убежища более серьезно, чем правительства Европы и Соединенных Штатов. Правительство Мексики дало мне право убежища не из симпатии к "троцкизму", а из уважения к своим собственным принципам. Мексиканские власти хорошо осведомлены, что за 3 1/4 года моего пребывания здесь я стоял совершенно в стороне от внутренней политики страны. У меня нет никакого основания опасаться, что новая администрация будет относиться к праву убежища иначе, чем нынешняя. Ни для кого, разумеется, не секрет, что за кулисами и отчасти на открытой сцене ведется систематическая кампания - с одной стороны, агентами иностранного капитализма, с другой - агентами ГПУ - в пользу высылки меня из Мексики, или, вернее сказать, в пользу отдачи меня в руки палачей ГПУ. Эта кампания не имеет никакого отношения ко внутренней политике Мексики: она целиком диктуется из Кремля. Я несколько раз предлагал господам клеветникам беспристрастную публичную комиссию расследования. Ни один из моих "обвинителей" не откликнулся. Да и что могут они предъявить общественному расследованию? Ничего, кроме приказов ГПУ. Немудрено, если эти обвинения потеряли всякий кредит в общественном мнении и, смею думать, в правительственных кругах. Вот вам свежая иллюстрация политических приемов Коминтерна и "друзей". Я пишу: Соединенные Штаты неизбежно вмешаются в войну. Агенты Кремля, они же второстепенные агенты Гитлера, делают немедленно вывод: "Троцкий проповедует вмешательство Соединенных Штатов в войну против Германии и, следовательно, против СССР". Выходит так, что я через прессу Четвертого Интернационала пытаюсь внушить Уолл-стриту446 и Белому дому447 определенную политику. Не бессмыслица ли это? Я никогда не занимался и не занимаюсь увещеваниями по адресу правительств капитала. Я анализирую взаимоотношения капиталистических классов и делаю выводы. Я стою лицом не к империализму, а к рабочим и предупреждаю их относительно тех шагов, которые вынуждены будут предпринять капиталистические правительства, повинуясь своим собственным интересам. В 1937 г. я писал о близости мировой войны. Значит ли это, что я проповедовал мировую войну? Когда экономист предсказывает надвигающийся кризис, значит ли это, что он проповедует кризис? Эти господа находятся на таком плачевном теоретическом уровне, что с ними вообще невозможна никакая полемика. Недавно они ухватились за комиссию депутата Дайеса в Соединенных Штатах, производящую расследование о коммунизме и фашизме. Получив приглашение дать показания перед комиссией, я выразил согласие. Следовательно... я - агент американского империализма. Эти господа побили все рекорды низости и глупости! Так называемая "Комиссия Дайеса" есть комиссия американской Палаты депутатов. Эта парламентская комиссия производит открытое расследование на глазах всего мира. Совершенно недопустимо, с моей точки зрения, для человека, уважающего общественное мнение, уклониться от дачи показаний в качестве свидетеля. Политические цели Дайеса прямо противоположны моим целям. Напомню, однако, что Дайес является членом той самой демократической партии, к которой принадлежит Рузвельт, а сталинцы еще на днях ползали перед Рузвельтом на коленях. Для меня Рузвельт и Дайес только разные оттенки одной и той же империалистической партии, с которой я не могу иметь ничего общего. Перед комиссией Дайеса выступали господа Браудер и Фостер, вожди американской коммунистической партии, причем в своих показаниях они позволяли себе самую чудовищную клевету на меня. Тем менее было у меня основания отказаться от использования комиссии для разоблачения клеветы и клеветников. Политическая мысль, которую я хотел развить перед комиссией, такова: империалистические правительства должны не преследовать Коминтерн, а, наоборот, оказывать ему всякое покровительство, потому что Коминтерн стал сейчас главным тормозом мирового рабочего движения, главной опорой мировой реакции. Когда Дайес, человек, видимо, ограниченный и невежественный, узнал поближе о моих действительных взглядах, он поспешил отказаться от своего приглашения. Казалось бы, один этот отказ вырывает почву из-под клеветы. Однако господа клеветники не останавливаются: они вынуждены выполнить данное им поручение. Лидеры Коминтерна и агенты ГПУ неизменно требуют, даже от империалистических правительств, репрессивных мер против своих противников как справа, так и слева. Эта политика самоубийственна. Так, французская секция Коминтерна под руководством французских агентов ГПУ вела систематическую борьбу за изгнание и аресты своих противников, за закрытие враждебных ей газет и пр. В течение известного времени эти господа имели успех. Но сейчас они пожинают плоды своей собственной долголетней работы. Никто не облегчил г. Даладье в такой мере расправу над так называемой коммунистической партией448, как предшествующая работа сталинской агентуры во Франции. Я этим, разумеется, ни в малейшей мере не собираюсь защищать г. Даладье, который ведет войну в "защиту демократии" в других странах, попирая эту демократию в собственной стране. Как коммунисты подготовили репрессии Даладье, так Даладье готовит ныне торжество фашизма во Франции. Но это уже иной вопрос. В чем, спрашиваете вы, опасность или вред ГПУ? Прежде всего в том, что через так называемые коммунистические партии, которые ни с марксизмом, ни с коммунизмом не имеют ничего общего, ГПУ подчиняет широкие слои международного рабочего движения интересам Кремля. На официальном языке это называется "защита СССР". На самом деле речь идет о помощи тоталитарной олигархии против народов СССР. Задачи ГПУ вне СССР те же в основном, что и внутри страны: бороться за поддержание тоталитарного режима бюрократии, за ее власть, доходы и престиж, вербовать "друзей" при помощи вещественных и полувещественных аргументов и истреблять врагов при помощи клеветы и убийства из-за угла. Деятельность ГПУ внутри страны нашла наиболее яркое и наиболее отталкивающее свое выражение в московских процессах против троцкистов. Эти судебные подлоги, небывалые в истории, освещены до конца в двух томах, в общем свыше тысячи страниц, изданных комиссией под руководством известного американского философа-педагога Джона Дьюи449. Всякий, кто хочет познакомиться с адской кухней ГПУ, должен внимательно изучить эти два тома. Незачем говорить, что сталинцы и их "друзья" не обмолвились об этом замечательном по своей объективности и тщательности исследовании ни одним словом. Немудрено: им ответить нечего. Деятельность ГПУ за границей нашла свое выражение в ряде убийств и покушений. Один из заграничных руководителей ГПУ генерал Кривицкий выпустил недавно том своих разоблачений на английском языке450. Я полагаю, что эта книга появится и на испанском языке. Но ужаснее всех этих индивидуальных преступлений та коррупция, которую ГПУ систематически вносит в ряды рабочих, подбирая и воспитывая особый тип "вождей", подобострастных по отношению к верхам, наглых по отношению к низам. Вожди Коминтерна и агенты ГПУ борьбу свою против меня и моих единомышленников прикрывают тем, что зачисляют нас в контрреволюционеры. Все зависит от того, что считать революцией. Коминтерн задушил китайскую революцию 1927 г. и сделал все для торжества Гитлера в Германии. Своей палаческой политикой в Испании Коминтерн поддерживает и приукрашивает ужасающие международные преступления Гитлера, "великого друга" Сталина. Кто считает все это революцией, тот, разумеется, должен отнести меня к контрреволюционерам. Можно переименовать черное белым и белое черным, - характер красок от этого не изменится. На деле нынешний Коминтерн стал во всех больших вопросах, во всех странах, во всех частях света союзником или помощником контрреволюции. Немудрено, если руководящий состав Коминтерна состоит из людей, которые по самому типу своему прямо противоположны типу революционера. Революционер немыслим без независимости характера, преданности делу рабочего класса, способности к самопожертвованию, готовности оставаться в период реакции в меньшинстве, чтобы готовить кадры для нового революционного подъема. Революционер говорит массам правду, ибо единственная основа революции состоит в политическом сознании масс. Обнаженная правда есть самый революционный фактор политики. Между тем вожди Коминтерна - лжецы по профессии. Они лишены малейшей самостоятельности, живут и дышат постольку, поскольку могут держаться за Кремль или за национальную буржуазию. Они меняют свои взгляды по приказу и заметают следы при помощи клеветы и травли. Нельзя без отвращения читать, как эти господа клянутся Марксом и Лениным. Кто читал переписку Маркса, кто имеет хоть какое-нибудь понятие о политической и моральной физиономии Ленина, тот знает, с какой брезгливостью оба они относились к фатам и снобам, к паразитам революционных движений, к авантюристам, которые совершают карьеру на спине рабочего класса. Как бороться против ГПУ? Если вопрос относится к правительствам, то я не способен дать ответа: правительства сами знают, как им бороться с ГПУ; я не являюсь советником ни одного из существующих правительств. Другое дело, если речь идет о рабочем движении. Очистить его от влияния ГПУ - путь один: систематическое, непримиримое, беспощадное разоблачение преступлений Кремля на мировой арене. Нелепо было бы говорить о борьбе с ГПУ при помощи террора. Разумеется, от террористических актов наемных бандитов ГПУ надо уметь защищаться с оружием в руках. Но суть вопроса не в этом. Агенты ГПУ не были бы опасны, если бы ни опирались на аппарат Коминтерна и на обман рабочих лидерами Коминтерна. Надо из-под ног ГПУ вырвать опору Коминтерна. Надо разоблачить и разрушить тот тоталитарный заговор против мирового рабочего класса, который называется Коминтерном. Освобождение пролетарских рядов от лжи и отравы сталинизма есть первое условие возрождения рабочего класса. Прийти к социализму пролетариат может только через политический труп Коминтерна. Несколько слов об испанских изгнанниках Если политика Кремля в Испании была преступна, то его отношение к испанским изгнанникам, в значительной мере жертвам его собственной политики, преступно вдвойне. Кремль боится допустить испанских эмигрантов на советскую территорию, потому что после поражения революционеры обыкновенно учатся думать. С другой стороны, Кремль рассчитывает, что в лице рассеянных по всей земле изгнанников он найдет дешевых агентов для самых опасных поручений. Этим объясняется недопущение испанских изгнанников в СССР. Мировой пролетариат сумеет сделать из этой варварской политики необходимые выводы. В отношении испанских беженцев господствует вообще ужасающее неравенство. Так называемые коммунисты (сталинцы), не столько рядовые бойцы, сколько бюрократы, пользуются покровительством Коминтерна и дружественных ему организаций. Буржуазные республиканцы и связанные с ними социалисты имеют свои связи и свои богатые источники. Но есть третья категория: сторонники Четвертого Интернационала, рядовые члены ПОУМа, анархисты группы Дуррути, словом, неофициальные группировки, гонимые и преследуемые. Многие из них были перебиты войсками Франко; другая часть была истреблена агентурой ГПУ; третья часть находится ныне в концентрационных лагерях, без средств, без поддержки, без возможности вырваться в более благоприятные условия. Между тем эти бойцы заслуживают внимания и поддержки не менее всех остальных. Если бы мне удалось при помощи этих строк обратить на них внимание действительных друзей испанского народа, я был бы глубоко удовлетворен. Вы спрашиваете о моей программе? Программу Четвертого Интернационала, которая является в то же время моей программой, можно было бы охарактеризовать двумя словами: революционный интернационализм. Оба империалистических лагеря, находящихся сейчас в борьбе, нам одинаково чужды. Их война, каков бы ни был ее исход, неспособна разрешить ни одной из тех задач, которые ее породили. Умиротворить нашу планету можно только при помощи плановой организации хозяйства на мировой арене. Осуществить мировую федерацию и разумную систему хозяйства, которая использует богатства нашей планеты в интересах всего человечества, способен только социалистический режим. Прийти к социалистическому режиму можно только через низвержение империализма посредством пролетарской революции. Вот почему Четвертый Интернационал именуется "Мировой партией социалистической революции". Статьи мои, развивающие программу Четвертого Интернационала, я охотно предоставляю всякому честному рабочему изданию, прежде всего, разумеется, изданиям Четвертого Интернационала во всех странах. На испанском языке эти статьи чаще всего появляются в ежемесячном марксистском органе "Клаве", который издается в Мексике. [Л.Д.Троцкий] [Апрель 1940 г.] Добровольное признание Некоторые друзья спрашивали меня за последние дни, почему я публично не ответил на формальное включение меня вождями так называемой "коммунистической" партии в число участников "контрреволюционного заговора" в Мексике. По мнению моих друзей, мое молчание может быть ложно истолковано мало осведомленными людьми. Я этому не верю. Кремль и его Коминтерн полностью обнажили за последние годы свои методы лжи, цинизма, предательства, фальсификации и дали спасительный урок общественному мнению всего мира. Мои мексиканские обвинители являются только маленькими бледными тенями кремлевского Сверх-Борджия. Вместо опровержения я ограничусь на этот раз добровольными признаниями, по образцу тех, которые приняты на московских процессах. На съезде "коммунистической" партии в Мексике было заявлено, что "троцкисты" финансировали г. Лаборде - того самого, который требовал моего ареста, изгнания из Мексики и предания в руки ГПУ. Признаю: я действительно финансировал, по мере сил, Лаборде и К°, чтобы помочь им как можно скорее скомпрометировать себя и своих кремлевских господ. Однако новые лидеры компартии, разоблачающие мое участие в заговоре, умалчивают о том обстоятельстве, что я продолжаю финансировать также и их, притом в удвоенном размере, так как, по моим расчетам, они должны с двойным усердием продолжать плодотворную деятельность г. Лаборде. Я очень жалею, что не могу платить им больше, но в моем распоряжении нет государственной кассы. Отмечу мимоходом, что другая, менее значительная группа развлекала за последнее время общественное мнение сообщениями на ту тему, что я поддерживаю международную политику Сталина и готовлю объединение Третьего Интернационала с Четвертым. Должен заявить во избежание недоразумений, что этим шутам я ничего не плачу. Они компрометируют себя совершенно бескорыстно. Л.Троцкий Койоакан 8 мая 1940 г. Предложение профессиональным клеветникам из "Футуро" и "Популяр" Журнал "Футуро" и газета "Популяр" систематически пускают про меня в оборот сведения заведомо клеветнического характера (подготовка всеобщей стачки против генерала Карденаса, связь с Седильо, связь с неким д[окто]ром Атлем, участие в избирательной кампании, участие в контрреволюционном заговоре и пр. и пр. и пр.). В последнее время они особенно настаивают на моих тайных сношениях с комиссией Дайеса в Соединенных Штатах "против мексиканского народа" (см. "Популяр", 13 мая). Опровергать здесь все эти "обвинения" нет смысла, ибо в обвинениях нет содержания, нет конкретных фактов, нет даже точно сформулированной клеветы. К тому же после каждого опровержения с моей стороны с точными ссылками на документы господа обвинители, обладающие медными лбами, продолжают повторять те же обвинения, или - прямо противоположные (сегодня: "агент фашизма"; завтра - "агент империалистических демократий"). Я не вхожу также в оценку нравственной личности "обвинителей", вчерашних бесстрашных борцов против фашизма, сегодня - его пресмыкающихся адвокатов. Не это меня интересует. Однако я имею, надеюсь, право требовать от публичных обвинителей публичных доказательств. В течение 3 1/2 лет моего пребывания в Мексике я неоднократно предлагал этим господам передать все их "обвинения" беспристрастной общественной комиссии для публичного рассмотрения. Я готов в любой день и час предстать перед такой же комиссией, если она будет создана мексиканскими властями, председателем ПРМ451 или другим авторитетным и беспристрастным учреждением. Я ни разу до сих пор не получил ответа на это предложение. Я повторяю его снова и тут же предсказываю: господа обвинители не пойдут на это. Они не смеют пойти на это. У них нет ничего: ни фактов, ни данных, ни даже обдуманного обвинения. Они просто лгут, потому что их кремлевский хозяин приказал им вести против меня травлю, и каждый из них старается показать, что он делает это более нагло, чем его конкурент. После опубликования этого формального предложения, которое я делаю в последний раз, я буду ждать 72 часа их ответа. После этого, надеюсь, всякий честный человек будет иметь право называть этих господ презренными клеветниками. Л.Троцкий Койоакан 14 мая 1940 г. [Письмо государственным служащим Мексики] Г[осподину] Прокурору республики Г[осподину] Начальнику полиции, генералу Нуньезе452 Г[осподину] Секретарю внутренних дел Во время допроса меня представителем прокуратуры 24 мая мне в числе других был задан вопрос, кого именно я подозреваю, как организатора покушения453. Я ответил: Иосифа Сталина. Я дал подробные объяснения того, каковы методы организации ГПУ в иностранных государствах. Эта часть моих показаний не была совершенно включена в протокол, очевидно, по соображениям международного этикета или, может быть, по соображениям технического процессуального характера. Но так как власти заинтересованы прежде всего в раскрытии преступления, то я считаю своим долгом дополнить здесь краткий протокол моих показаний теми соображениями, которые, по моему убеждению, имеют большое, даже решающее значение для общего направления следствия. Прежде всего необходимо установить, что покушение могло исходить только из Кремля, только от Сталина, через заграничную агентуру ГПУ. Сталин в течение последних лет расстрелял сотни моих действительных или предполагаемых друзей. Он фактически истребил всю мою семью, кроме меня, моей жены и одного внука. За границей он через своих агентов убил одного из бывших руководителей ГПУ Игнатия Райсса, который публично заявил себя моим сторонником. Факт этот установлен французской полицией и швейцарским судом. Те же агенты ГПУ, которые убили Игнатия Райсса, преследовали по пятам моего сына в Париже. 7 ноября 1936 г. агенты ГПУ вторглись ночью в помещение научного института в Париже и похитили часть моего архива. Два моих бывших секретаря, Эрвин Вольф и Рудольф Клемент, были убиты агентами ГПУ: первый в Испании, второй в Париже. Все театральные процессы в Москве в течение 1936-[19]37 гг. имели своей последней целью добиться моей выдачи в руки ГПУ. Перечень этих преступлений можно было бы значительно увеличить. Все они имели своей целью добиться моего физического уничтожения. За всеми этими действиями стоит Сталин. Орудием в его руках является широко разветвленная за границей советская секретная полиция, так называемое ГПУ. Отрицать эти общеизвестные факты или подвергать их малейшему сомнению могут только люди, заинтересованные в сокрытии следов преступления. Я не хочу этим сказать, что исключена возможность участия в покушении также агентов Гестапо, тайной полиции Гитлера. В настоящее время ГПУ и Гестапо представляют собою до известной степени сообщающиеся сосуды; возможно и вероятно, что в их распоряжении имеются в отдельных случаях одни и те же агенты для рискованных поручений. Из гласных заявлений ответственных представителей германского правительства видно, что Гестапо рассматривает меня как опасного врага. Сотрудничество обеих секретных полиций в данном покушении вполне возможно. Но руководящая роль принадлежит во всяком случае ГПУ, так как для Сталина вопрос о моей деятельности представляет неизмеримо больший интерес, чем для Гитлера. Организация ГПУ за границей имеет свою традицию и твердо установленные правила. Ряд очень видных работников ГПУ (генерал Вальтер Кривицкий, Игнатий Райсс и другие) порвали за последние годы с ГПУ и сделали ряд чрезвычайно важных разоблачений. На эти разоблачения, как и на другие доступные мне источники, я опираюсь в дальнейшей характеристике некоторых методов ГПУ. Прежде всего необходимо установить со всей категоричностью, что деятельность ГПУ тесно переплетается с деятельностью Коминтерна, вернее, аппарата Коминтерна, его руководящих элементов и наиболее доверенных членов. Для своей деятельности ГПУ нуждается в легальном или полулегальном прикрытии и в сочувственной среде для набора агентов: такой средой и таким прикрытием являются так называемые "коммунистические" партии. Общая схема заграничной организации ГПУ такова. В Центральный Комитет каждой секции Коминтерна входит ответственный руководитель ГПУ в данной стране. О его работе в качестве представителя ГПУ знает обыкновенно только генеральный секретарь партии и еще одно-два наиболее доверенных лица. Остальные члены Центрального Комитета имеют возможность только догадываться об исключительном положении данного члена ЦК. У меня нет никаких специальных сведений, касающихся постановки этой работы в Мексике. Но я не сомневаюсь, что в отношении методов организации ГПУ Мексика не представляет исключения. В качестве члена Центрального Комитета национальный резидент ГПУ имеет возможность вполне легально подходить ко всем членам партии, изучать их характеры, подбирать их для определенных поручений, постепенно втягивать их в шпионскую или террористическую работу, то апеллируя к их партийному долгу, то действуя посредством подкупа. Вся эта механика была широко раскрыта во Франции и Швейцарии в связи с убийством Игнатия Райсса и подготовкой террористических актов против моего покойного сына и других лиц. В отношении Соединенных Штатов Вальтер Кривицкий показал, что сестра генерального секретаря американской секции Коминтерна Браудера состояла по рекомендации своего брата в качестве секретного агента. Этот пример представляет не исключение, а норму. Все заставляет думать, что главные организаторы покушения явились из-за границы. Возможно, что они покинули Мексику после подготовки предприятия и распределения ролей, накануне самого покушения. Такой способ действий обычен для ГПУ, которое, в качестве государственного органа, чрезвычайно заинтересовано в том, чтобы не оставлять следов. Иностранные эмиссары ГПУ, приезжающие в данную страну с определенным поручением, действуют всегда через национального резидента ГПУ, упомянутого члена Центрального Комитета компартии: без этого иностранные эмиссары лишены были бы возможности ориентироваться в национальных условиях и найти необходимых исполнителей. Иностранный эмиссар вместе с национальным резидентом и наиболее доверенными сотрудниками разрабатывают общий план предприятия, изучают списки возможных сотрудников и постепенно втягивают их в тайну своего замысла. В этой технической работе национальному резиденту и его секретному штабу принадлежит решающая роль. У меня нет никаких данных о действительной роли полицейского унтерофицера Казаса и пяти полицейских, которые под его начальством несли внешнюю охрану дома. Я знаю только, что эти лица арестованы. Нельзя поэтому считать исключенным, что они были вовлечены в заговор: ГПУ располагает такими средствами убеждения, принуждения и подкупа, как, пожалуй, никакое другое учреждение в мире. Полицейским могли систематически внушать, что я являюсь врагом мексиканского народа; им могли обещать в известных условиях карьеру; им могли, наконец, предложить исключительно высокую плату за определенные услуги. Но иностранные агенты не могли бы найти прямого подступа к мексиканским полицейским; нужны были национальные агенты. Этих национальных агентов деморализации, подкупа и подготовки террористического акта надо искать в Центральном Комитете коммунистической партии и вокруг этого Центрального Комитета. Для ГПУ имеет, далее, большое политическое значение вопрос о подготовке общественного мнения к террористическому акту, особенно если дело идет об убийстве лица, известного широким кругам национального и интернационального общественного мнения. Эта часть работы возлагается неизменно на коммунистическую печать, коммунистических ораторов и так называемых "друзей СССР". С этой точки зрения следствие, как мне кажется, не может не обратить внимания на работу газет "El Popular", "La voz de Mxico" и некоторых сотрудников "El Nacional"454. Я имею в виду, разумеется, не политическую критику моих взглядов, так как такая критика, хотя бы и самая суровая, является элементарным демократическим правом каждого и всякого. Но ни "La voz de Mxico", ни "El Popular" никогда такой критикой не занимались. Их специальностью, как и специальностью некоторых ораторов, в частности г. Ломбардо Толедано, в течение трех с половиною лет моего пребывания в Мексике было распространение невероятных по своей грубости и фантастичности клевет против меня. Напомню, что меня десятки раз обвиняли в преступных связях со всеми реакционными кругами Мексики и других стран; в одной из своих публичных речей г. Толедано заявил, что я готовлю всеобщую стачку против правительства генерала Карденаса; в "Machete"455, а затем в "La voz de Mxico" меня обвиняли из недели в неделю в подготовке государственного переворота в Мексике, в тайной связи с генералом Седильо и рядом других действительных или мнимых контрреволюционеров, в тайных свиданиях с неким доктором Атлем, в сотрудничестве с немецкими фашистами в Мексике и т. д. и пр. В самое последнее время "Futuro", "El Popular", как и "Voz de Mxico", стали систематически повторять, что я нахожусь в тайных сношениях с реакционным депутатом Дайесом в Соединенных Штатах и передаю ему сведения, направленные против интересов Мексики. Все эти обвинения внутренне бессмысленны, ибо приписывают мне действия, не только в корне противоположные моим взглядам и делу всей моей жизни, но и моим непосредственным интересам, ибо я должен был бы лишиться рассудка, чтоб совершать нелояльные действия по отношению к мексиканскому правительству, оказавшему мне столь великодушное гостеприимство. Напомню, что я через печать неоднократно обращался к обвинителям с предложением передать дело в беспристрастную следственную комиссию, созданную либо правительством, либо ПРМ, с целью гласного расследования всех предъявляемых мне обвинений. Ломбардо Толедано и вожди компартии всегда уклонялись от принятия моего предложения. Нельзя не поставить вопрос: почему г. Ломбардо Толедано и вожди мексиканской коммунистической партии считают себя обязанными распространять обо мне систематически клевету с явной целью очернить меня в глазах властей и общественного мнения Мексики? Лично эти господа не могут иметь ко мне вражды, так как я никогда не имел с ними ни личных, ни политических отношений или конфликтов. Они действуют с таким упорством и бесстыдством только потому, что им это приказано. Кто мог приказать им это? Очевидно, хозяин Кремля Иосиф Сталин. Я не хочу этим сказать, что г. Ломбардо Толедано и вожди компартии прямо и непосредственно участвовали в подготовке покушения на меня. ГПУ проводит в этой области строгое разделение труда. Более известным лицам поручается задача систематической клеветы. Менее известным, но более серьезным агентам поручается задача убийства. Однако г. Ломбардо Толедано не является неопытным юношей, который действует только по легкомыслию. Ему прекрасно известны методы ГПУ, в частности систематическое преследование, которому я, члены моей семьи и мои друзья подверглись и подвергаются во всех частях света и во всех странах. Для Толедано не секрет, что ГПУ стремится к моему физическому уничтожению. Таким образом, я имею полное право сказать, что, занимаясь систематически отравленной клеветой против меня, г. Ломбардо Толедано морально участвовал в подготовке террористического акта. Толедано в качестве свидетеля представлял бы большой интерес для следствия. Не может быть, далее, ни малейшего сомнения в том, что бывшие и нынешние вожди компартии осведомлены о том, кто именно является национальным резидентом ГПУ в Мексике. Я позволю себе также высказать предположение, что (?) Давид Сикейрос456, который участвовал в гражданской войне в Испании в качестве крайне активного сталинца, не может не быть осведомлен о наиболее видных деятелях ГПУ испанской, мексиканской и других национальностей, которые прибыли в разное время в Мексику через Париж. Допрос бывшего и нынешнего генеральных секретарей компартии, а также г. Сикейроса в качестве свидетелей, несомненно, мог бы осветить подготовку покушения и состав его участников. Прошу принять уверение в моих лучших чувствах. [Л.Д.Троцкий] 27 мая 1940 г. Необходимый дополнительный вопрос для Д.Серрано457 В своих показаниях Давид Серрано отзывался о Сикейросе, Пухоле458 и других участниках покушения с величайшим презрением, как о людях, с которыми он лично и его партия не могут иметь ничего общего. В газете "Популяр" от 4 января 1939 г. напечатана телеграмма из Барселоны от 2 января на имя СТМ, No 0, синим, на желтой бумаге. Хусто, секретарио де организасион459, есть не кто иной, как сам Давид Серрано. Телеграмма устанавливает, таким образом, его тесное сотрудничество с Пухолем. Кто таков Талявера, секретарь агитации и пропаганды? В "Популяр" упоминается некий Антонио Талявера, шофер. Идет ли речь о нем, или же под псевдонимом Талявера скрывается какое-нибудь другое лицо из числа участников покушения 24 мая? Вопрос этот заслуживает особого расследования. Но близость между Серрано и Пухоль, адъютантом Сикейроса, можно считать вполне доказанной. [Л.Д.Троцкий] [Конец мая 1940 г.] Толедано продолжает опять поручение ГПУ Да, я публично назвал теорию "автопокушения" глупой и фантастической. Брат Ломбардо Толедано заявляет по этому поводу, что я оскорбил полицию, в частности лично генерала Нуньеза, со стороны которого - замечу мимоходом - я никогда не встречал ничего, кроме внимания и защиты. Заявление представляет грубую фальсификацию. Ни полиция в целом, ни ее глава нигде не высказывали гипотезы автопокушения. Такая гипотеза, вернее, такое утверждение, было высказано теми изданиями, которые имеют своемыслие защищать, прикрывать и оправдывать преступления Сталина и его ГПУ. Известные чиновники полиции сочли лишь своим долгом проверить также и это утверждение. Но обязанность полиции проверять всякие варианты не лишает меня права считать утверждение Толедано и его друзей-конкурентов из компартии абсурдным и фантастическим. Или же, может, господин депутат хочет, чтобы гипотезы о том, что я мобилизовал 20 вооруженных людей, связал полицию, похитил одного из членов своей охраны, учинил пожар в своем доме и ранил своего внука - все для целей, которых никто не умеет даже разъяснить членораздельно, чтобы я признал эту гипотезу плодом зрелых и честных усилий тонкой юридической мысли? Во время моей беседы с журналистами я ответил на прямые вопросы, что хотя и не могу согласиться с образом действия Салазара460 в отношении моих сотрудников, однако не сомневаюсь ни на минуту, что мексиканская полиция руководствуется в своем расследовании одним лишь стремлением раскрыть истину. Цель новой инсинуации двойная: 1) восстановить полицию против жертвы покушения и тем помочь покушавшимся; 2) добиться, если возможно, моей высылки из Мексики, т. е. выдачи в руки ГПУ. Позволю себе прибавить: если внимательно расследовать пути всякого рода ложных слухов и доносов, пускаемых в оборот из таинственных и полутаинственных источников, то можно очень близко подойти к штабу заговорщиков. [Л.Д.Троцкий] [Начало июня 1940 г.] Редактору газеты "Эль Насиональ" Милостивый государь! Изучая внимательно отклики столичной прессы на покушение 24 мая, я натолкнулся в вашей уважаемой газете в номере от 27 мая на заметку под заглавием "Троцкий противоречит себе". Заметка мне приписывает три разные версии по поводу того, как я спасся от пуль, и даже по поводу того, в какой из комнат я провел ночь. Это сообщение представляет злостную выдумку с начала до конца. В моих показаниях не было и не могло быть и тени противоречия. Ваша редакция стала попросту жертвой тенденциозной, чтобы не сказать преступной, информации, источник которой нужно искать очень близко от источника покушения. Заметка начинается словами: "Наблюдатели делают различные комментарии по поводу заявлений, сделанных экс-комиссаром и т. д." ("Ель Насиональ", 27 мая, вторая секция, вторая страница). Вы оказали бы, несомненно, большую услугу и следствию, и общественному мнению, если бы точнее указали, кто именно эти "наблюдатели", которые сообщили вам фальшивые сведения. Такими "наблюдателями" не могли быть ни члены моего дома, ни следователи. Никаких посторонних "наблюдателей" быть не могло. Не идет ли дело попросту о каком-нибудь журналисте, который ничего не наблюдал, но зато выдумал по заказу ГПУ? Злонамеренный характер сообщения продиктован недвусмысленной целью: обмануть следствие и подготовить почву для гипотезы "автопокушения". Не сомневаюсь, что вы оцените полностью важность этих обстоятельств и не замедлите дать необходимые разъяснения. Ваш покорный слуга Л.Троцкий [6 июня 1940 г.] О Ломбардо Толедано В той функции, которую г. Толедано выполняет лично, именно в функции иностранного агента Кремля, Толедано систематически прячется за спину мексиканской рабочей организации, достойной всякого уважения. На мои совершенно точные обвинения, направленные против ряда злонамеренных клевет, он отвечает заявлением от имени СТМ, в котором утверждается, что сам Толедано никогда будто бы не занимался мною лично, а всегда лишь в качестве секретаря СТМ. Это явная и очевидная бессмыслица. Только абсолютные монархи и тоталитарные диктаторы отождествляют себя с государством. В рабочем движении такие отождествления неуместны. К перечисленным мною раньше ложным доносам против меня со стороны г. Толедано я считаю нужным прибавить, что во время своего последнего путешествия по Европе Толедано в разных странах, именно в Соединенных Штатах, Франции и Норвегии, давал интервью, посвященные мне лично, причем в этих интервью он неутомимо повторял, что я страдаю "манией преследования" и что мексиканская полиция принимает, к сожалению, воображаемую опасность за реальную. В качестве примера Толедано ссылался на то, что полиция приказала срезать ветви деревьев на улице возле моего дома, чтобы не дать террористам перелезть через стену внутрь двора. Я не думаю, чтобы рабочие СТМ были заинтересованы в вопросе о моем доме и о тех деревьях, по которым агенты ГПУ могут пробраться в мой двор. В каком качестве Толедано считал нужным издеваться над мерой предосторожности, предпринятой мексиканской полицией? В качестве секретаря СТМ? Не думаю. В качестве бескорыстного друга ГПУ? Думаю, что так. Продиктованное г. Толедано заявление СТМ от 6 июня повторяет старую версию, что я страдаю "манией преследования". После 24 мая это звучит совсем неубедительно. Хуже того: это звучит подозрительно. Почему Толедано с такой настойчивостью охраняет девственную репутацию ГПУ от довольно основательных подозрений? Неужели же по должности секретаря СТМ? Предполагаю, что в статутах СТМ о такой обязанности ничего не сказано. Заявление Толедано, выпущенное под псевдонимом СТМ, пытается внушить ту мысль, что "авто-покушением" я хотел доказать существование в Мексике... пятой колонны. Зачем мне это нужно, не сказано. На самом деле следствие знает, что я с самого начала утверждал, что инициаторы и главные организаторы покушения прибыли, по всей вероятности, из-за границы, по приказу ГПУ и что само покушение ни в коем случае не является продуктом внутренней мексиканской политики. Отрицая явное и очевидное вмешательство ГПУ, именно Толедано приписывает покушение мистической "пятой колонне". [Л.Д.Троцкиц] [Начало июня 1940 г.] О Роберте Шелдоне461 Ввиду того места, которое мой бывший сотрудник Роберт Шелдон занимает сейчас во внимании широких кругов, я считаю необходимым высказать следующие соображения: Роберт Шелдон был мне рекомендован американскими друзьями, которым я давно привык доверять. Имена этих друзей я сообщил полиции. Во всех условиях покушения нет таких данных, которые могли бы убедить меня в том, что Шелдон был соучастником нападавших. Я считаю себя не вправе поддерживать подозрение против лица, труп которого может быть найден завтра или послезавтра. Если, однако, в интересах чисто логического анализа допустить, что Шелдон был агентом врага, то это по существу не меняет ни характера покушения, ни задач следствия. Кто были остальные 20-ть покушавшихся, их тайные сообщники и вдохновители? Кто дал им поручение? Если Шелдон был агентом ГПУ и остался жив, то почему он молчит? Собирается ли он на всю жизнь уйти в подполье? Не проще ли было бы для него публично заявить, что никакого покушения не было, а было "авто-покушение"? Такое заявление моего собственного секретаря оказало бы неизмеримо большую поддержку версии авто-покушения, чем писания всех других адвокатов ГПУ, включая Толедано. Разумеется, ложное заявление рисковало бы быть опрокинуто дальнейшим ходом следствия. Но подобный риск не останавливает других пропагандистов теории авто-покушения. Главной задачей для них является внести смуту в общественное мнение и выиграть время. С другой стороны, заявлением об авто-покушении Шелдон мог бы попытаться облегчить свою собственную ответственность перед властями не только Мексики, но и Соединенных Штатов. То обстоятельство, что Шелдон до сих пор не сделал такого заявления, укрепляет меня в мысли, что он пал жертвой покушения. Верна ли эта гипотеза или нет, основная задача следствия остается во всей своей силе. Если Шелдон был сообщником, то чьим именно? Если он был орудием, то кто им руководил? ГПУ или мистическая "пятая колонна"? [Л.Д.Троцкий] [Начало июня 1940 г.] [Заявление мексиканским полицейским властям] Милостивый государь! Запоздание с этим документом вызвано частыми перерывами работы в связи с расследованием. Я писал эти страницы с полной свободой, как если бы я их писал для самого себя. Опасаюсь однако, что некоторые существенные мысли высказаны только в виде коротких намеков, без доказательств. Недостатка в доказательствах у меня нет. Но я не хотел слишком удлинять документ. Прибавлю здесь и одно соображение, которое ввиду его недостаточно обоснованного характера я не решился включить в текст меморандума. Расследование производится одновременно разными полицейскими организациями не в сотрудничестве, а до известной степени в конкуренции друг с другом. Может быть, в этом имеется и положительная сторона. Но мне пришлось наблюдать больше отрицательную сторону такого параллелизма. Отрицательная сторона состоит не только в том, что расходуется много лишних сил на одну и ту же работу, но и в том, что в процессе соперничества каждая группа стремится выдвинуть какую-либо сторону дела в противовес другой группе и создает таким образом свою собственную, иногда искусственную, конструкцию. Мне приходилось сталкиваться в числе расследователей с людьми наблюдательными, умными и способными. Но мне казалось иногда, что их работа не объединена на основе общего плана, разделения функций и периодической проверки добытых ими сведений под руководством одного лица, охватывающего проблему в целом. Я наблюдал, однако, только маленькую часть всего следствия, притом как заинтересованная сторона; возможно поэтому, что мои впечатления были односторонними. Этот документ имеет, разумеется, неофициальный характер и ни в коем случае не предназначен для публикации. Я посылаю Вам его в двух экземплярах. Вы можете сделать из них то употребление, которое найдете нужным. Примите и пр. Л.Троцкий 9 июня 1940 г. Койоакан, Д.Ф. По поводу ответа директора "Насиональ" Вопрос, достойный внимания следствия В моем письме от 6 июня462 я поставил редакции "Насиональ" вопрос об источнике информации, напечатанной в газете 27 мая под заглавием: "Г[осподин] Троцкий противоречит себе". Ответ директора "Насиональ" не разъяснил этого вопроса, а, наоборот, еще более затемнил его. Заметка интересует меня не под углом зрения той клеветы, которая в ней заключалась: я успел привыкнуть к клевете. Но данная клевета представляет объективный интерес с точки зрения полного раскрытия покушавшихся и пособников. Директор "Насионаля" разъясняет мне, что основой для заметки послужили репортерские отчеты о покушении в газетах "Универсаль"463, "Эксельсиор"464 и "Пренса"465 в течение 24, 25 и 26 мая. На основании этих репортерских отчетов директор "Насионаля" устанавливает противоречия в вопросе о том, где я провел ночь покушения и как я спасся от выстрелов. Что в репортерских отчетах было много противоречий, ошибок, путаницы, это совершенно несомненно. Но если репортеры противоречат друг другу, а иногда и самим себе, то из этого вовсе не вытекает, что я себе противоречу. Г[осподин] директор "Насионаля" делает вид, будто верит, что репортеры опираются только на мои слова, что они правильно поняли мои слова, что правильно их записали, что газеты их правильно воспроизвели. Словом, он устанавливает тождество между мною и репортерами. В этом заключается первая и явная фальшь его рассуждения. Каждый грамотный человек знает, что репортерские отчеты, особенно о волнующих событиях, всегда грешат противоречиями. Когда три репортера описывают пожар, то нередко получается впечатление, что дело идет о трех разных пожарах. Это вовсе не вызывается злой волей или недобросовестностью: сама работа репортеров, всегда спешная, нервная, торопливая, связанная с погоней за сенсацией, питающаяся непроверенными слухами, неизбежно порождает недоразумения, преувеличения и ошибки. На каком же основании г. директор "Насионаля" противоречия репортеров приписал мне? Он ссылается, правда, на то, что я не "опровергал" эти сообщения. Это - вторая фальшь его рассуждения. В первые дни после покушения у меня не было времени не только опровергать, но и читать газеты. В моем доме одни агенты полиции сменяли других, наводя справки, собирая сведения и пр. Я считал более важным давать точные сведения следствию, чем гоняться за противоречиями газетных отчетов. К тому же цитируемые директором "Насиональ" репортерские отчеты в большинстве своем вовсе даже не ссылаются на меня. И не случайно. В самое утро покушения, 24 мая, я заявил журналистам в присутствии полковника Салазара, что отказываюсь давать какие бы то ни было сведения, связанные с покушением, чтобы прямо или косвенно не помешать следствию. Полковник Салазар тут же, при журналистах, выразил мне благодарность. И действительно до вечера 31 мая я воздерживался от интервью, заявлений или опровержений. Только убедившись, что известная часть прессы прилагает чудовищные усилия для того, чтобы сбить следствие с правильного пути, я, предупредив полковника Салазара, созвал вечером 31 мая представителей печати. Сказанное, надеюсь, полностью объясняет, почему я не мог нести ни малейшей ответственности за противоречия репортеров, которые получили в большинстве случаев свои сведения из вторых и третьих рук или строили их на основании собственных догадок. В тех самых репортерских отчетах, которые цитирует г. директор "Насионаля", говорится, например, что Наталия Седова - моя дочь, Гертруда Шюсслер406 - моя жена... На самом деле дочери у меня нет, а женой моей является Наталия Седова. Если в таком простом вопросе репортеры сделали две ошибки (я мог бы привести еще десятки подобных примеров), то что же говорить о таком драматическом эпизоде, как нападение ночью 20-ти вооруженных человек? Почему директор "Насионаля" не сделал вывод, что я вводил в заблуждение полицию, называя Наталью Седову своей дочерью, а Гертруду Шюсслер своей женой? Потому, очевидно, что это было бы абсурдом. Но не меньшим абсурдом является приписывание мне противоречий в вопросе о том, где именно я находился во время покушения. Отождествление репортерских ошибок с моими "противоречиями" заключает в себе третью фальшь, наиболее возмутительную. В самом деле: если репортеры дают ложные сведения, то это может быть объяснено простой ошибкой. Но я не мог ошибиться насчет того, где именно я находился под выстрелами. Если я в этом вопросе "противоречил себе", значит, дело шло с моей стороны о сокрытии преступления. Почему же г. директор "Насионаля", вместо того чтобы предположить естественную ошибку того или другого репортера, предпочел предположить преступление с моей стороны? Какие у него для этого основания? Нетрудно понять при этом, о каком именно преступлении шла речь. Мои "противоречия" должны были означать, что я сам произвел покушение на себя и запутался в своих показаниях полиции. Именно к этому сводится сущность заметки "Г[осподин] Троцкий себе противоречит". Для этого она и была напечатана. Третья фальшь прикрыта четвертой фальшью. Если бы в заметке было просто сказано, что отчеты репортеров о покушении дают противоречивые сведения и что редакция на этом основании сделала вывод о противоречиях Троцкого, то всякий мыслящий читатель немедленно сказал бы, что вывод неоснователен и недобросовестен. Именно поэтому заметка начинается со слов: "Наблюдатели делают разные комментарии" по поводу "серьезных противоречий" Троцкого. Кто эти наблюдатели: репортеры? Но они не делают никаких "комментариев" о моих мнимых противоречиях. Они просто противоречат друг другу. Кто же эти "наблюдатели"? Сама редакция "Насионаля"? Почему же она скрывает свое лицо за анонимными "наблюдателями"? Как видим, заметка сознательно отредактирована так, чтобы ввести в заблуждение общественное мнение и следственные власти. Авторы заметки делают вид, будто у них имеются какие-то серьезные источники. Между тем у них нет ничего, кроме злой воли. Но на этом дело не кончается. За пятой фальшью следует шестая. Из разъяснений директора "Насионаля" можно сделать вывод, будто редакция на основании репортерских отчетов сама сделала вывод о моих противоречиях. На самом деле это не так. Та же клеветническая заметка появилась 27 мая в другой газете, беспристрастие которой давно известно, именно, в "Популяр". Текст в обеих газетах совершенно тождественный. Только в "Популяр" заметка напечатана на первой странице, под кричащим заголовком, а в "Насиональ" - на второй странице второй секции - более скромным шрифтом. Невозможно допустить, что две редакции сделали одновременно одни и те же выводы и изложили их одними и теми же словами, независимо друг от друга. Как же объяснить в таком случае появление тождественной заметки в двух газетах?467 Очевидно, заметка исходит из одного и того же источника. Какого именно? Здесь гвоздь вопроса! Может быть, редакция "Насиональ", сделав свои "выводы", переслала их в "Популяр"? Это мало правдоподобно. Роль "Насиональ" в этом деле не активная, а пассивная. Скорее можно допустить, что заметка из "Популяр" была переслана в "Насиональ". Еще вероятнее, что заметка была сфабрикована в третьем пункте, где хорошо знали, чего хотели, и не стеснялись в выборе средств. Я высказываю уверенность, что заметка исходила из источников, близких к ГПУ, и имела целью сбить следствие с правильного пути. Крайне важна в этой связи дата опубликования заметки: 27 мая. Те агенты ГПУ, которым поручено было заметать следы, держали себя первые два дня с большой осторожностью, опасаясь, очевидно, что виновники покушения будут арестованы с часу на час. Но за три дня главные организаторы покушения могли успешно покинуть Мексику с заранее заготовленными паспортами. ГПУ могло рассчитывать, что покушение не будет раскрыто вообще, и считало поэтому своевременным пустить в оборот версию о "самопокушении": раз не удалось убить врага физически, надо попробовать убить его морально. С этой целью г. "наблюдатели" пустили 27 мая в оборот заметку: "Г[осподин] Троцкий себе противоречит". Что "Популяр" напечатал эту заметку с полной готовностью, удивляться не приходится: клевета выражала его собственную линию. Но почему заметку счел необходимым напечатать и "Насиональ"? Этого г. директор нам не объяснил. Чтобы избежать недоразумений, скажу, что я вовсе не думаю, будто редакция "Насиональ" ставила себе сознательной целью навести следствие на ложный след. Редакция просто не отдавала себе достаточного отчета в собственных действиях. Так как дело шло о маленькой услуге друзьям-сталинцам за счет моей политической чести, то редакция не задумываясь напечатала клеветническую заметку. Она производила такие операции не раз и раньше (в случае нужды я докажу это без труда). Все мои попытки - замечу мимоходом - установить с редакцией "Насиональ" корректные отношения неизменно разбивались о предвзятую враждебность редакции. Что маневр с заметкой "Троцкий себе противоречит" не прошел безрезультатно, вытекает из всей последовательности событий. Именно в течение 27 мая совершился явный поворот во всем направлении следствия. Если у отдельных агентов полиции и раньше могли быть какие-либо подозрения или сомнения насчет моих действий, то заметка в "Насиональ" дала этим сомнениям подобие авторитетной санкции. Таинственный штаб, сфабриковавший заметку, отнял у полиции два дня ценнейшего времени. Вспомним то внушение, которое сделал генерал Нуньез члену Центрального Комитета сталинской партии г. Рамирез-и-Рамирез, публично утверждавшему, что дело идет об "авто-покушении". В свое оправдание Рамирез ссылался на "ошибку стенографии". Но если бы следствие выяснило, что заметка 27 мая написана тем же г. Рамирез-и-Рамирез или кем-либо из его близких политических друзей, то ссылаться на ошибки стенографии было бы уже невозможно. Мы имели бы перед собой неопровержимое доказательство заговора с целью обмануть власти и помочь террористам. Директор "Насиональ" поставил мне на вид, что я плохо знаю испанский синтаксис (это, к сожалению, верно), что в моем письме есть описка (и это верно), и дал мне целый ряд других наставлений. Но, к сожалению, он не разъяснил: почему редакция сочла возможным публично заподозрить меня в чудовищном преступлении, не имея на это ни малейших данных? Почему редакция не сослалась на репортерские отчеты, а спряталась за спину таинственных "наблюдателей"? Каким образом одна и та же заметка появилась одновременно в двух газетах? Из какого источника исходила заметка? Думаю поэтому, что дополнительные разъяснения со стороны директора "Насионаля" могли бы оказать существенное содействие раскрытию преступления 24 мая. Л.Троцкий 12 июня 1940 г. Койоакан P.S. Я не предназначаю это письмо для печати, так как публичная полемика вряд ли чем-нибудь обогатила бы общественное мнение, особенно теперь, в период международных затруднений, избирательной кампании и пр., когда у народа и правительства этой страны имеются другие задачи и интересы. Но так как следствие продолжается, то я считаю необходимым направить это письмо органам следствия и в копии директору "Насионаля". Разумеется, если г. директор сочтет по собственной инициативе нужным продолжить эту полемику в печати, то у меня лично не будет ни малейшего основания противиться этому. Л.Троцкий [Письмо министру внутренних дел, прокурору и следственным органам Мексики] В отношении Давида Серрано необходимо поставить следующие вопросы: 1. Знаете ли Вы по-русски? 2. Где научились русскому языку? Были ли в России? 3. Если были, то сколько времени? (По моим сведениям, Серрано пробыл в России около шести лет). 4. Что именно вы делали в России? 5. Находились ли Вы в каких-либо отношениях с ГПУ? 6. Может ли он сообщить, что случилось в Москве с мексиканцем Эвелио Падильо? (Который исчез в одну прекрасную ночь навсегда). 7. Когда и откуда именно Давид Серрано направился в Испанию? 8. Кто рекомендовал его и кто дал ему разрешение? 9. В каком полку и в каком чине служил Серрано? (Можно считать несомненным, что он служил либо в одной из интернациональных бригад, либо в знаменитом пятом полку468). Интернациональные бригады и особенно пятый полк являлись прямой жандармерией Сталина. Во время гражданской войны они вели путем непрерывных убийств свою собственную гражданскую войну, истребляя в лагере республиканцев врагов и противников Сталина. 10. Наблюдал ли Серрано деятельность ГПУ в Испании? Состоял ли он в каких-нибудь отношениях с ГПУ в Испании? 11. Знал ли он в Испании Сикейроса? 12. Знал ли он в Испании Листера469, К.Контрераса470 и Кампезино471? (Все три являлись начальниками пятого полка. Все три были известны как наиболее жестокие палачи ГПУ в Испании. Карлос Контрерас входил в состав почетного президиума последнего съезда КПМ). 13. Когда и каким путем Серрано вернулся из Испании? 14. Привез ли он с собой какие-нибудь аттестации о своем поведении во время гражданской войны? (Для того, чтобы партия могла включить его в Центральный Комитет, а затем и в Политбюро, он должен был привезти из Испании крайне [...]472 рекомендации. Были ли эти рекомендации устные или письменные, и от кого они исходили? 15. На какие средства жил Давид Серрано? Находится ли он на жаловании партии? Каковы размеры этого жалования? 16. Каковы финансовые источники партии? Сколько членов партии являются платными чиновниками партии? Существует ли партия исключительно на членские взносы или же получает материальную помощь от более сильных партий? От каких именно? Известно ли Серрано, что Кремль со времени основания Третьего Интернационала поддерживал деньгами более слабые и молодые партии других стран, в том числе и Мексики? Продолжается ли этот порядок и теперь? Или же субсидирование прекратилось? Если прекратилось, то с какого времени и по какой причине? С какого времени изменилось направление "Вос де Мехико", с какого времени изменился состав редакции? Это было во всяком случае до партийного съезда. Кто же изменил направление и редакцию органа партии? Во всяком случае, не партия. Если бы орган зависел от партии и содержался партией, то перемена редакции и направления за спиною партии была бы невозможна. Ясно, направление изменилось по приказанию каких-то сил, независимых от партии и стоящих над партией и имеющих право распоряжаться органом, который формально считается органом партии. На этот вопрос необходимо иметь ответ Давида Серрано. В своем показании Давид Серрано возлагал ответственность за покушение не только на Альфаро Сикейроса, но и на Лаборде, Кампа473, Герреро474, Лобато475 и других, связанных с "троцкизмом". Может ли Давид Серрано объяснить, в чем именно выражалась связь Лаборде, Кампо, Герреро и Лобато с "троцкизмом"? Известно ли Давиду Серрано, что названные им лица вели самую жестокую борьбу против Троцкого и "троцкизма", требовали изгнания Троцкого из Мексики, приписывали ему всякого рода преступления, и в собраниях, где они выступали, раздавались крики: смерть Троцкому? Как же понимать тот факт, что, с одной стороны, эти лица вели бешеную кампанию против Троцкого и "троцкизма", а с другой стороны, по заявлению Серрано, были связаны с "троцкизмом"? Какие у него имеются доказательства этой связи? Каких свидетелей он может привести? Не может ли Давид Серрано указать, откуда взялись деньги на покушение? Если партия, как он утверждает, подозревала Сикейроса с самого начала, то она не могла не поставить вопроса, кто дал Сикейросу такое поручение и кто снабдил его необходимыми денежными и техническими средствами? Каково было заключение партии по этим вопросам? [Л.Д.Троцкий] [12 июня 1940 г.] Г[осподину] Министру Внутренних Дел (Секретарю Гобернасион476) Г[осподину] Прокурору Республики Г[осподину] генералу Нуньезу [Заявление] В "Эль Популяр" от 12 июня в статье г. Фелипе Сантоса, на странице третьей, говорится: "Данные, которые Дайес имеет, по его словам, насчет "этого заговора", получены им от Троцкого..." и т. д. Никогда никаких сведений комиссии Дайеса я не давал. Клевету ГПУ на этот счет я уже дважды опровергал публично. Г[осподин] Фелипе Сантос несомненно знает, что его сообщения - ложь. Редакция "Популяра" тоже знает, что г. Фелипе Сантос сознательно лжет. Тем не менее редакция считает нужным снова повторить давно опровергнутую клевету. Я не хочу апеллировать к печати, чтобы не вносить излишних элементов раздражения в общественное мнение, которое занято сейчас более важными и насущными для Мексики вопросами. Но так как цель цитированной статьи явно состоит в том, чтобы восстановить против меня не только общественное мнение, но и следственные власти, и тем оказать содействие террористам, то я считаю своим долгом направить это опровержение заинтересованным мексиканским властям. Л.Троцкий 13 июня 1940 г. Койоакан Опять "Нейшен"! Я вижу, что "Нейшен", запятнавшая себя своим поведением в деле московских судебных процессов, поспешила и на этот раз поддержать фантастическую и глупую версию ГПУ по поводу покушения 24 мая. Все оказываются виноваты: генерал Альмазан477, "реакция", может быть, сам Троцкий, но никак не Сталин. Тем временем мексиканская полиция раскрыла виновных: все они, как на грех, агенты Сталина. Какое подлое рептильное племя, эти "радикалы" из "Нейшен"! Но они не уйдут от кары: мы научим американских рабочих ценить их по заслугам, т. е. презирать их. Л.Т[роцкий] 18 июня 1940 г. Койоакан Труп Р.Шелдона Труп Боба Шелдона Харта есть трагическое опровержение тех клевет и фальшивых подозрений против него, которые с большим искусством распространялись убийцами и их друзьями с целью обмана следствия. Полицейские власти, которые не могли по обязанности не отнестись со всей серьезностью и к этому подозрению, проявили поистине замечательную энергию в деле раскрытия истины. ГПУ не есть простая шайка гангстеров: это международный отбор агентов, воспитанных в долгой традиции преступлений и вооруженных неограниченными денежными и техническими средствами. По самым скромным исчислениям, одна техническая подготовка покушения в Мексико-сити, не считая подкупов и расходов в других странах, стоила не менее 50.000 песо! Раскрытие преступлений ГПУ представляет поэтому огромные трудности. Ни в какой другой стране мира - ни во Франции, ни в Швейцарии, ни в Испании - ни одно из многочисленных преступлений ГПУ не было раскрыто с такой полнотой, с какой раскрывается на наших глазах покушение 24 мая в Мексике. Труп Боба Шелдона бросает, несомненно, дополнительный свет на все пружины этого сложного заговора. В двух своих воззваниях ЦК "коммунистической" партии повторял, что участие Шелдона бросает "подозрительный" свет на все покушение. На самом деле проникновение агента Сталина в мой дом могло бы только означать, что ГПУ удалось обмануть доверие моих нью-йоркских друзей, рекомендовавших мне Р.Шелдона. Всем посвященным известно, что ГПУ наводняет рабочие организации и государственные учреждения во всем мире своими наемными агентами. На это тратятся ежегодно десятки миллионов долларов. Но версия о Шелдоне - агенте ГПУ - рассыпалась прахом. Труп есть убедительный аргумент. Боб погиб потому, что стоял на дороге убийц. Он погиб за те идеи, которые исповедовал. На его памяти нет никакого пятна. Quid prodest?477a - гласит старое и мудрое правило римского права. Кто был заинтересован в том, чтобы клеветать на Боба Шелдона и обманывать следственные власти? Ответ ясен: ГПУ и его агенты. Вот почему расследование источника ложных и фальшивых показаний относительно Боба несомненно раскроет один из штабов заговора. Боб не первый из близких мне людей пал от руки наемных убийц Сталина. Я оставляю в стороне членов моей семьи, двух дочерей и двух сыновей, доведенных ГПУ до гибели. Я не говорю о тысячах моих единомышленников, подвергшихся физическому истреблению в СССР и других странах. Но если ограничиться лишь моими секретарями в разных странах, то окажется, что из их числа доведены преследованиями до самоубийства, расстреляны ГПУ или убиты наемными агентами были до сих пор семь человек: М.Глазман478, Г.Бутов479, Я.Блюмкин, Н.Сермукс, И.Познанский, Р.Клемент, Э.Вольф. В этом списке Роберт (Боб) Шелдон Харт занимает восьмое, но, боюсь, не последнее место. После этого пусть политические агенты ГПУ говорят о моей "мании преследования"! Л.Троцкий 25 июня 1940 г. Койоакан [Заявление] В некоторых газетах мне приписывается "новое обвинение", направленное против г. Н.Бассольса480. Это неверно. На самом деле в своих показаниях судье 24 июня я лишь рассказал, что в день покушения 24 мая я назвал Б.Бассольса следственным властям в числе других лиц, которые могли бы пролить свет на преступление. За протекший месяц следственные власти проделали грандиозную работу по проверке всех следов и подозрений. Эта работа продолжается и сегодня. Никакого самостоятельного следствия я не веду и вести не могу. У меня нет, следовательно, основания выдвигать "новые обвинения" кроме тех, которые выдвинуты и выдвигаются мексиканской полицией под непосредственным руководством Салазара. [Л.Д.Троцкий] 25 июня 1940 г. [Письмо Д.С.Харту] Mr. Jesse S. Harte 1450 Broadway New York City, N.Y.481 Я, моя жена, мои сотрудники склоняемся в глубоком трауре перед горем матери и отца нашего дорогого Боба. Единственное утешение в эти горькие часы, что разоблачена подлая клевета на Боба, клевета при помощи которой убийцы пытались скрыть свое убийство. Как герой, Боб погиб за те идеи, в которые верил. Н. и Л. Троцкие, Джо Хансен, Гаролд Робинс, Чарлз Корнел, Джек Купер, Отто Шюсслер, Уолтер О Рурке482 25 июня 1940 г. Обвинители или обвиняемые? "Эль Популяр", а вслед за ним "Эль Футуро" обратились к прокуратуре с требованием привлечь меня к суду по обвинению в "диффамации". Я могу, со своей стороны, только приветствовать это решение. В течение трех с половиной лет я неоднократно приглашал эти издания передать их "обвинения" против меня либо на рассмотрение беспристрастной комиссии, назначенной либо самим правительством, либо ПРМ. Я никогда не встречал со стороны гг. "обвинителей" отклика. Нынешнее решение редакций "Эль Популяр" и "Футуро" передать дело на рассмотрение компетентных властей есть запоздалое принятие моего старого предложения. Я не могу желать ничего лучшего, как вмешательства мексиканского суда в это дело. Совершенно так же, как организаторы покушения 24 мая и их "друзья" пустили в оборот слух, что я совершил "самопокушение", так люди, непрерывно клеветавшие на меня в течение нескольких лет в интересах Сталина и по приказу ГПУ, пытаются ныне обвинить меня в клевете. Могу заверить общественное мнение заранее, что редакторы "Популяр" и "Футуро" встретят меня во всеоружии и из обвинителей превратятся в обвиняемых. Л.Троцкий. 27 июня 1940 г. Койоакан [Письмо секретарю министерства внутренних дел Мексики И.Г.Теллезу483] Милостивый государь г. Секретарь Игнацио Гарсиа Теллез! Я позволю себе утруждать Ваше внимание вопросом о моих архивах. Вскоре после 7 ноября 1936 г., когда ГПУ похитило в Париже в Институте социальной истории 65 кг моих архивов, различные научные учреждения США обратились ко мне с предложением передать им наиболее ценную в историческом смысле часть моих архивов. Мой адвокат г. Альберт Гольдман вел по этому поводу длительные переговоры с библиотекой, основанной бывшим президентом Гербертом Гувером484, с Чикагским университетом и с университетом Гарвард. В конце концов договор был заключен с Гарвардским университетом такого-то числа485. Нападение 24 мая поставило вопрос о моих архивах с особенной остротой, так как нападавшие действовали не только при помощи пулеметов, но и при помощи зажигательных бомб с явной целью уничтожить мои архивы, рукописи и пр. В те недели, когда характер покушения был еще не ясен и возбуждались даже сомнения, не шло ли дело об "авто-покушении", я не позволял себе утруждать Ваше внимание таким вопросом, чтобы не дать возможности противникам заподозрить меня в том, будто я пытаюсь "удалить" мои архивы из Мексики. Но теперь, когда характер преступления совершенно ясен, я позволю себе обратиться к Вам по этому делу, которое имеет характер неотложный: я связан своей подписью под контрактом, и директор библиотеки Гарвардского университета настаивает на скорейшем получении архивов, как явствует из прилагаемой копии его письма. Во избежание каких бы то ни было недоразумений считаю необходимым сообщить, что дело идет об архивах советского периода моей деятельности и о моей переписке, кончающейся декабрем 1936 г., т. е. до моего въезда в Мексику. Что касается писем, рукописей и документов за время моего пребывания в Мексике, то они полностью останутся со мной до тех пор, пока я буду пользоваться гостеприимством этой страны. Я ходатайствую о том, чтобы Секретариат Внутренних Дел прислал в мой дом компетентных чиновников, знающих иностранные языки, в том числе и русский, и чтобы эти чиновники просмотрели мои архивы, подлежащие отправке. Одновременно в моем доме будет находиться представитель посольства Соединенных Штатов, которое обязалось перед Гарвардским университетом оказать полное содействие в пересылке рукописей. После просмотра всех бумаг рукописи будут в присутствии представителей Вашего министерства и посольства Соединенных Штатов заделаны в герметические ящики во избежание их вскрытия на границе. Прибавлю еще, что находясь в библиотеке Гарвардского университета, мои архивы будут во всякое время доступны представителям мексиканского правительства. Один этот факт исключает возможность каких бы то ни было тенденциозных истолкований передачи архива Гарвардскому университету. В твердой надежде на Ваше содействие, которым я с благодарностью пользовался в ряде других случаев, честь имею подписаться Вашим покорнейшим слугой. Прилагаю к настоящему письму текст договора, который по миновению надобности покорнейше прошу вернуть мне486. [Л.Д.Троцкий] 3 июля 1940 г. "Футуро", "Популяр", "Вос де Мексико" и агенты ГПУ Необходимые дополнительные разъяснения к моим показаниям 2 июля Чтобы показать, насколько "Эль Популяр", "Футуро" и "Вос де Мехико" вправе обвинять меня в диффамации, я выбираю на этот раз одно из этих изданий, именно, "Эль Футуро". Мотивы выбора таковы: "Футуро" выходит не ежедневно, а раз в месяц; следовательно, редакция имеет полную возможность тщательно выбирать своих сотрудников и обдумывать свои статьи. Директором издания является г. Ломбардо Толедано; в редакционный комитет, наряду с Виктором Вийасеньором487 и Луисом Фернандесом дель Кампо, входит г. Алехандро Каррильо488, директор "Эль Популяр". Таким образом, все, что может быть сказано и доказано относительно "Эль Футуро", с удвоенной и утроенной силой относится к "Эль Популяр", не говоря уже о "Ля Вос де Мехико". На два последних издания я буду поэтому здесь ссылаться лишь попутно, оставляя за собой право вернуться к этому вопросу в дальнейшем. Я далек от мысли входить здесь в теоретическую или политическую полемику с руководителями "Футуро", которые считают меня "контрреволюционером". Их политические мнения и оценки меня не интересуют. Я обвиняю "Футуро" не в том, что это беспринципное издание не имеет ничего общего с марксизмом, пролетарским коммунизмом или традициями Октябрьской революции, а в том, что в течение трех с половиной лет моего пребывания в Мексике это издание систематически печатало обо мне клеветнические статьи и пускало в оборот заведомо ложные обвинения, сфабрикованные в лабораториях ГПУ и переводившиеся на испанский язык агентами ГПУ или при содействии агентов ГПУ. Я обвиняю "Эль Футуро" в том, что, несмотря на неоднократные предложения мои представить доказательства своих заведомых клевет беспристрастной правительственной или общественной комиссии, журнал уклонялся от этого под недостойными предлогами. Я обвиняю "Футуро" в том, что этот журнал посредством своей злонамеренной травли участвовал в моральной подготовке покушения, во многих случаях при содействии будущих участников покушения. Я обвиняю "Эль Футуро" в том, что после покушения 24 мая он всеми доступными ему мерами помогал покушавшимся замести следы преступления, порочил меня ложными и бессмысленными обвинениями в "авто-покушении" и тем препятствовал объективному расследованию. Я обвиняю "Футуро" в том, что, продолжая и ныне, во время судебного следствия, свою недостойную кампанию лжи, клевет и фальсификаций, журнал фактически участвует в подготовке второго покушения, которое, несомненно, готовится агентами ГПУ. Я обвиняю, следовательно, "Футуро" в том, что в вопросах, касающихся меня, моей семьи, моих друзей, "Эль Футуро" является агентурой ГПУ. Участие "Футуро" в моральной подготовке покушения В деле выбора примеров и доказательств злонамеренной клеветы против меня со стороны "Футуро" я наталкиваюсь на два затруднения: избыток материала и нравственное отвращение. Чтобы экономить время суда, я ограничусь немногими примерами, выбирая те из них, которые требуют наименьшего числа цитат и комментариев. В выпуске "Футуро" за март 1940 г. напечатана статья некоего Оскара Крейдта Абеленды "Ля сигнификасион дель троцкизмо"489, в которой, в числе многого другого, заключаются следующие утверждения: ЦИТАТЫ: [...]490 Никто на свете, кроме инквизиторов ГПУ, не осмеливался никогда обвинять меня в связи с Гестапо или с секретной полицией Соединенных Штатов! Несмотря на чудовищную бессмыслицу обвинения, разбивающегося о самое себя, я настоял три года тому назад на рассмотрении московских судебных подлогов международной комиссией из одиннадцати высокоавторитетных лиц, в подавляющем большинстве моих непримиримых политических противников, под председательством всемирно известного философа и педагога Джона Дьюи. В составе этой комиссии, работавшей при открытых дверях, были также представители коммунистических партий Соединенных Штатов и Мексики, адвокат с[еверо]американской компартии г. Бродский и г. Ломбардо Толедано. По сигналу из Москвы они, разумеется, отказались. В результате годовой работы московские обвинения были разоблачены Комиссией д-ра Джона Дьюи как величайший в истории юридический подлог. Два тома работ комиссии в общем свыше 1.000 страниц я имею честь приложить при сем. Во всей мировой печати московский судебный подлог поддерживается сейчас только и исключительно органами, находящимися в прямом распоряжении ГПУ. В отношении политического смысла обвинений, заключавшихся в статье Абеленды, я вынужден сказать здесь несколько слов в целях определения закулисного источника, вдохновляющего "Эль Футуро". В течение всей своей политической жизни я был и остаюсь непримиримым противником империализма, под какими бы политическими масками он не скрывался. Никто не укажет ни одного моего действия и не найдет ни одной моей строки, которые противоречили бы этой позиции. Когда Кремль готовил союз с "демократиями" и Коминтерн пресмыкался перед ними, забывая о колониях, я напоминал рабочим о том, что эти демократии являются империалистическими. В ответ на это ГПУ травило меня как агента Гитлера, а "Эль Футуро" изображал меня в многочисленных карикатурах не иначе, как со свастикой. Когда Сталин неожиданно заключил пакт с Гитлером, а я обличал раздел Польши и вторжение в Финляндию, ГПУ изображало меня агентом британского и североамериканского империализма. Статья Абеленда, как и ряд других статей "Футуро", представляют только интерпретацию клевет ГПУ. Кто же такой г. Оскар Крейдт Абеленда, автор цитированной статьи? "Парагваец, профессор Рабочего университета", как он сам себя рекомендует, он состоит в то же время сотрудником "Ля Вос де Мехико", и притом сотрудником особой категории. Именно Абеленда дал в "Вос де Мехико" отчет о секретной дискуссии на пленуме Национального Комитета партии, хотя сам Абеленда не является членом Центрального Комитета. Я считаю себя вправе предположить, что он является сверх-членом. Одной статьи его "Ля сигнификасион дель троцкизмо" достаточно, чтобы узнать в нем агента ГПУ. Во главе "Эль Футуро" стоят люди, достаточно грамотные политически и юридически, чтобы понимать действительный смысл статьи г. Абеленда. Г[осподин] Ломбардо Толедано и Вийасеньор не верят, разумеется, ни одному слову этой статьи. Почему же они компрометируют себя печатанием подобных пасквилей? Ответ на это может быть только один: потому что их отношения к Кремлю обязывают их печатать против меня всякие низости, исходящие от ГПУ. И эти господа обвиняют меня в диффамации, когда я называю их политическую функцию по имени, как функцию агентов ГПУ! Статья г. Абеленды иллюстрирована на странице 35-й карикатурой против меня. Автор карикатуры скрыл свое имя под иероглифом. Однако сравнение с другими карикатурами в журнале позволяет заключить, что перед нами дело рук Луиса Ареналя491, убийцы Роберта Шелдона Харта. Исключительно важна дата напечатания статьи Абеленды: март 1940 г., т. е. момент, когда Коммунистическая партия провозгласила на своем съезда новый "антитроцкистский" поход и когда подготовка к покушению шла уже полным ходом. Невозможно закрывать глаза перед очевидностью: статья Абеленды в "Футуро", чистка Коммунистической партии с участием Абеленды, техническая подготовка покушения с участием членов Коммунистической партии имеют один общий источник, и этим источником является ГПУ, могущественная международная агентура Кремля. * Мелкие лжи поражают своей настойчивостью. Почти в каждом номере "Футуро" можно найти ту или другую клевету против меня. Приведу один образчик. "Эль Популяр" и "Ля Вос де Мехико" сообщали о моих тайных контрреволюционных связях с генералом Седильо, с д-ром Атлем, генералом Е.Акоста и многими другими. Я опроверг эти фантастические сообщения в печати. По этому поводу "Эль Футуро" пишет: ЦИТАТА.[...]492 Здесь мы имеем ложь в химически чистом виде. На первый взгляд ложь может показаться мелкой. Но эта мелкая ложь на службе крупной цели. "Эль Футуро" хочет внушить мысль, что я участвую в избирательной кампании на стороне реакции. Заслуживает внимания дата этой лжи: январь 1940 г., месяц, когда началась техническая подготовка покушения. Сотрудничество террористических агентов ГПУ на страницах "Эль Футуро" Приводимый ниже неполный перечень статей и рисунков свидетельствует, что будущие участники покушения или их ближайшие друзья, заподозренные полицией и подвергавшиеся аресту или допросу в связи с покушением 24 мая, занимали на страницах "академического" журнала (издание Рабочего Университета!) очень видное место. В качестве сотрудников мы находим имена А.Д.Серрано, Д.А.Сикейроса, Луиса Ареналя, Анжелики Ареналь, сестры Луиса и жены Д.А.Сикейроса, Нестора Санчеса Хернандеса, Феликса Герреро Мехи. Одни из них прямо атакуют меня, как Луис Ареналь и Нестор Санчес Хернандес, своим карандашом и пером прежде, чем атаковать меня пулеметом и револьвером; другие, более осторожные, предпочитают не называть меня по имени или скрываться под псевдонимами. Помимо выше [названных] террористических агентов ГПУ, мы встречаем среди постоянных сотрудников имена лиц, неоднократно называвшихся во время расследования: Леопольдо Мендеса, Енрике Рамиреса-и-Рамиреса (один из авторов теории самопокушения), Андреса Гарсиа Сальгадо и др. Список сотрудников "Эль Футуро" непоколебимо свидетельствует, таким образом, что "пистолеры" ГПУ не были в этой среде инородными фигурами. Наоборот, они составляли плоть от ее плоти и кость от ее костей. Особенно ярко это сказывается на вопросе о фигуре Сикейроса, не только художника, но и политика. Сейчас, после неудачи, его вчерашние друзья и сотрудники пытаются взвалить на него всю ответственность и изобразить его "педантом" ("педант" с пулеметом!), "невменяемым" и даже "сумасшедшим". Но вчера дело обстояло иначе. В выпуске "Эль Футуро" за май 1939 г., в "Эль Перфиль дель Мес"493 находим, с одной стороны, очередную атаку против меня, а затем следующие строки: [...]494 Д.А.Сикейрос прославляется в этих строках не только как артист495, но и как политическая фигура, не оцененная по достоинству черствой мексиканской полицией. Эта патетическая апология Сикейроса принадлежит, видимо, перу г. Алехандро Каррильо, директора "Эль Популяр", который грозит посадить меня в тюрьму за... диффамацию. Праздничный майский No за 1939 г. представляет собою замечательный политический документ. На первом месте большой портрет Л.Толедано и его статья. В отделе "Эль Перфиль дель Мес" один из анонимных художников (Луис Ареналь?) изображает, как Диего Ривера изгоняет Троцкого за невзнос квартирной платы496. В том же отделе - ода в честь Сикейроса. Статья Виктора Мануэля Вийасеньора в защиту внешней политики Кремля. Статья Нестора Санчеса Хернандеса, обличающая союз троцкизма с наци. Рисунок Луиса Ареналя. Статья Алехандро Каррильо. Этот перечень говорит сам за себя. Дело идет здесь не о гипотезах, не о психологических догадках и подозрениях, а о неоспоримых фактах, запечатленных на страницах самого "Футуро". Руководители этого журнала связаны тесным сотрудничеством с наиболее видными участниками покушения 24 мая. Редакция "Футуро" участвовала в моральной подготовке покушения, прежде чем часть ее сотрудников совершила нападение на мой дом, похитила и убила Роберта Харта, пыталась убить меня, мою жену и нашего внука. "Эль Футуро" после покушения 24 мая В No за июль этого года, в неподписанном редакционном обзоре "Эль Перфиль дель Мес", на странице 24-ой, читаем: [...]497 В фактической части этой статьи нет ни слова правды. Я решительно ни в чем себе не противоречил. Да и бессмысленно допустить, что человек, способный готовить на глазах у полиции гигантское "авто-покушение", окажется неспособен объяснить, где он спал во время нападения. В СССР всякий, кто посмел бы указать на подобное противоречие в подлоге ГПУ, был бы немедленно расстрелян. В Мексике этого, к счастью, нет. Редакторам "Футуро" следовало бы поэтому быть осторожнее. Но будучи бессмысленным, их обвинение остается крайне тяжким: я организовал, по их утверждению, покушение на себя с целью... провоцировать интервенцию Соединенных Штатов в Мексике. Не больше и не меньше! С какой целью могу я желать нападения на Мексику, под покровительством которой я живу? Почему, далее, Соединенные Штаты должны вмешаться в результате покушения на чуждого им русского изгнанника, которому сами Соединенные Штаты не открывают дверей? Понять ничего нельзя. Клевета оторвалась здесь от всех условий места и времени. Но злая воля налицо. Если бы клевета "Футуро" была принята всерьез властями, это должно было бы повести для меня и моей семьи к самым трагическим последствиям. В отношении преступления 24 мая "Эль Футуро" ведет ту же вероломную политику, что и "Эль Популяр" и "Вос де Мехико". К этому надо прибавить, что в нью-йоркском еженедельнике "Де Найшен" от 8 июня помещена статья об авто-покушении Хари Блока, который живет в Мексике и самым тесным образом связан с группой "Футуро". При самой строгой осторожности нельзя не усмотреть прямого соглашения редакций "Футуро", "Эль Популяр" и "Вос де Мехико" с целью возложить на меня ответственность за преступление, совершенное сотрудниками этих изданий. Таков неумолимый вывод из фактов. Пусть после этого директора "Эль Футуро", "Эль Популяр" и "Ля Вос де Мехико" обвиняют меня в диффамации! Л.Троцкий Койоакан 5 июля 1940 г. Дополнительные заявления к протоколу от 2 июля498 "Жилые подвалы" К моим ответам на вопросы г. Павона Флореса считаю необходимым сделать следующие дополнительные заявления. По поводу того, что в начале следствия, когда речь могла идти только о гипотезах, я высказал подозрения относительно одного из политических друзей г. Флореса, этот последний выступает в качестве моего сурового обвинителя. В том же заседании, однако, он счел возможным высказать подозрение, что я был своевременно предупрежден одним из участников о предстоящем покушении, именно Робертом Хартом, и что я скрыл это от следствия. Другими словами, г. Флорес публично заподозрил меня в тяжелом преступлении, притом не в начале расследования, не в ответ на прямые вопросы следственных властей, но в момент, когда общий характер преступления уже полностью выяснен, и после того, как я в присутствии самого г. Флореса представил подробные объяснения относительно интересующего его вопроса. Необходимо в то же время не забывать, что г. Флорес выступает в качестве защитника одного из обвиняемых в тяжелом преступлении; я же выступаю в качестве жертвы этого преступления. Но если г. Флорес не имеет и не может иметь ни тени фактических доказательств, то следовало бы предполагать, что его чудовищное подозрение опирается по крайней мере на убедительные аргументы логического или психологического характера. Увы, также и с этой точки зрения его подозрение представляет полную бессмыслицу. Вопрос г. Флореса о том, имеются ли в доме "жилые" подвалы, позволял предполагать, будто я проводил вообще свои ночи в подвале. Из дальнейшего однако выяснилось, что идея г. Флореса была совершенно другая: будучи предупрежден, по его мнению, Робертом Хартом, я провел в подвале только небольшую часть ночи на 24 мая. Но для этого не было совсем необходимо располагать "жилым" подвалом: чтобы избежать смерти, вполне возможно было провести полчаса в курятнике или даже в ящике с дровами. Внутренняя несостоятельность конструкции г. Флореса не останавливается, однако, на этом. По мысли г. адвоката, единственное употребление, которое я сделал из предупреждения относительно предстоящего покушения, состояло в том, что я спрятался в "жилом" подвале (не было ли бы, однако, менее глупым спрятаться в подвале нежилом, и потому менее доступном?). Другими словами, я предоставил собственной участи всех обитателей дома, включая моего внука, которого покушавшиеся пытались убить. Есть ли в этом хоть частица здравого смысла? Не ясно ли, что, если бы я был действительно предупрежден о покушении моим ближайшим сотрудником, я принял бы меры совсем другого характера? Я первым делом известил бы генерала Нуньеза; мобилизовал бы своих друзей и с помощью полиции приготовил бы солидную западню гангстерам ГПУ. Мой бедный друг Роберт Харт сохранил бы в этом случае свою жизнь. Именно таким путем действовал бы, разумеется, каждый разумный человек. Г[осподин] Флорес предпочитает, однако, приписать мне поведение не только преступное, но и бессмысленное, опасное для меня и для моих друзей, но благоприятное или, по крайней мере, менее неблагоприятное для ГПУ. Нельзя, правда, не признать, что нынешнее положение ГПУ в высшей степени плачевно. Почему я ждал покушения? Почему именно я с начала этого года с особенной уверенностью ждал покушения? Отвечая 2 июля на этот вопрос г. Павона Флореса, я указал, в частности, на съезд Коммунистической партии Мексики, происходивший в марте этого года и провозгласивший курс на истребление "троцкизма". Чтобы сделать мой ответ более ясным, необходимы дополнительные уточнения. Так как практическая подготовка покушения началась в январе этого года и так как известное время требовалось на предварительные обсуждения и выработку плана, то можно с уверенностью сказать, что "приказ" о покушении был доставлен в Мексику не позже, как в ноябре-декабре 1939 г. Как видно из "Ля Вос де Мехико", кризис руководства партии начался как раз с этого времени. Толчок кризису был дан извне партии, и сам кризис развивался сверху вниз. Неизвестно кем был выработан особый документ, так называемые "Материалы" для дискуссии, опубликованные в "Ля Вос" 28 января и представляющие анонимный обвинительный акт против старого руководства (Лаборде, Кампа и др.), виновного будто бы в "примирительном" отношении к троцкизму. Что именно за всем этим скрывалось, широкому общественному мнению было тогда совершенно не ясно. Но для осведомленных и заинтересованных наблюдателей было несомненно, что готовится какой-то серьезный удар, если не против "троцкизма", то против Троцкого. Сейчас совершенно очевидно, что переворот внутри Коммунистической партии тесно связан с данным из Москвы приказом о покушении. Вероятнее всего, ГПУ наткнулось на известное сопротивление среди руководителей компартии, которые привыкли к спокойной жизни и могли бояться очень неприятных политических и полицейских последствий покушения. Именно в этом лежит, очевидно, источник обвинения против них в "троцкизме". Кто возражает против покушения на Троцкого, тот..., очевидно, "троцкист". Анонимная "комиссия чистки" отстранила от работы вождя партии Лаборде и с ним вместе Центральный Комитет, выбранный на предшествующем съезде. Кто дал комиссии чистки столь необъятные права? Откуда взялась сама комиссия? Она не могла, очевидно, возникнуть путем самопроизвольного зарождения. Ее создали лица, имевшие полномочия извне. У этих лиц были, очевидно, все основания скрывать свои имена. Только 18 февраля, когда переворот уже был закончен и оставалось только санкционировать его, опубликован был состав новой комиссии чистки из одних мексиканцев, причем опять-таки не указано было, кто их назначил. Ко времени созыва съезда партии 21 марта все вопросы были уже решены, и делегатам оставалось только принести клятву в подчинении новому руководству, которое создано было без них и для целей, которые большинству из них были неизвестны. Как видно из отчета о съезде в "Ля Вос де Мехико" (март 18, 1940 г.), прения по вопросу "La lucha contra el trotskismo y demas enemigos del pueblo"499 происходили не на открытом собрании съезда, как по другим вопросам порядка дня, а в закрытом заседании особой комиссии. Один этот факт свидетельствует, что новым руководителям необходимо было скрывать свои намерения даже от съезда собственной партии. Кто входил в секретную комиссию, мы не знаем. Но можно высказать гипотезу насчет того, кто руководил ею из-за кулис. Съезд выбрал, вернее, пассивно одобрил "почетный президиум" в составе Димитрова, Мануильского, Куусинена, Тельмана, Карлоса Контрераса и других. Состав почетного президиума опубликован в брошюре Дионисио Енсина "!Fuera el I imperialismo!" (Edicion popular,500 1940 г., стр. 5). Димитров, Мануильский, Куусинен находятся в Москве, Тельман - в берлинской тюрьме, а Карлос Контрерас находится в Мексике. Его включение в почетный президиум не могло быть случайным. Контрерас ни в каком случае не принадлежит к числу так называемых международных "вождей", включение которых в почетный президиум имеет ритуальный характер. Имя его вполне получило печальную известность во время гражданской войны в Испании, где Контрерас, в качестве комиссара пятого полка, был одним из наиболее свирепых агентов ГПУ. Листер, Контрерас и третье лицо под кличкой "Эль Кампенсино" вели внутри республиканского лагеря свою собственную "гражданскую войну", физически истребляя противников Сталина из числа анархистов, социалистов, поумистов и троцкистов. Факт этот может быть установлен на основании печати и допроса многочисленных испанских беженцев. Не будет поэтому слишком смелым предположить, что бывший комиссар пятого полка и член "почетного" президиума съезда являлся одним из важных рычагов в деле перемены руководства компартии в начале этого года. Такое предположение тем более обоснованно, что Контрерас проводил уже одну "антитроцкистскую" чистку в мексиканской компартии, именно, в 1929 г. Правда, г. Контрерас отрицает свою причастность к делу. Но почему в таком случае его выбрали в почетный президиум съезда, связанного с заговором? Когда я в первые месяцы этого года наблюдал по печати за процессами в Коммунистической партии, я представлял себе положение далеко не с такой ясностью, как сейчас. Но для меня было несомненно и тогда, что за официальным экраном партии с его китайскими тенями скрывается движение реальных фигур. Реальными фигурами являются в этой игре агенты ГПУ. Вот почему я ждал покушения. Почему г. Павон Флорес выдвигает против меня недостойные обвинения? Подзащитные г. Флореса Давид Серрано и Луис Матеос Мартинес501, отрицают свое участие в покушении. Г[осподин] Флорес не ограничивается, однако, защитой названных лиц; он пытается доказать, что я сам участвовал в покушении. Между "неучастием" его подсудимых и моим мнимым "участием" нет никакой причинной или логической связи. Выдвигая свое фантастическое обвинение против меня, г. Флорес действует не как судебный защитник, ибо он только вредит этим своим подзащитным, а как член ЦК Коммунистической партии. Я считаю поэтому необходимым указать на то, что г. Флорес играл активную роль в последнем повороте своей партии и был впервые введен в ЦК, как и его подзащитный Серрано, для усиления борьбы против "троцкизма". Чтобы попасть в ЦК, г. Флоресу пришлось совершить поворот на 180 градусов. В компилятивной книжке, изданной в 1938 г., Флорес относит к числу классических произведений марксизма брошюру Хернана Лаборде "La Unidad a toda costa"502 (М. Павон Флорес. Эль орадор популяр503, стр. 7). Но как только, по приказу из таинственного источника, брошюра Лаборде признана была "предательской", Павон Флорес в речи в театре Гидальго 9 марта немедленно причислил Лаборде к числу "врагов народа" ("Ля Вос де Мехико", No 301). Все это во имя усиления борьбы против Троцкого и "троцкизма"! У меня нет доказательств того, что Д.Серрано и Д.Сикейрос своевременно посвятили г. Флореса в план покушения. Но несомненно, что в качестве члена ЦК г. Флорес многое знал и еще о большем догадывался. Сегодня члены ЦК компартии знают во всяком случае гораздо больше, чем знают полиция и суд. Г[осподин] Флорес знает правду. И если он высказывает ни на чем не основанное чудовищное подозрение против меня, то только потому, что он вынужден выполнять обязательства, возложенные на него последним съездом компартии. Кого именно хотели убить покушавшиеся? Труп Роберта Харта не только придал сразу трагический характер всему покушению; не только разрушил до основания подозрения следователей против самого Роберта Харта, но и показал, что, несмотря на финальную неудачу, в покушении не было никакой импровизации; все было обдумано, взвешено, подготовлено заранее, даже могила и известь для будущих жертв. Я считаю ввиду этого безусловно необходимым выяснить в процессе следствия, как именно заговорщики решили между собою вопрос о моей жене и о моем внуке. Что они имели своей основной задачей убить меня, не требует доказательств. Вопрос о моей жене продолжает, однако, оставаться в тени. Между тем заговорщики не могли не обсуждать заранее, кого и как им придется убить, где и как им скрыть трупы, как замести следы и пр. Дело шло о покушении на предумышленное убийство определенных лиц, с неизбежным риском, разумеется, что попутно придется убить и других лиц, если они окажутся на пути к поставленной цели. Заговорщики знали, что моя жена находилась в той же спальне, что и я. Если бы они ворвались сразу в спальню с револьверами в руках, они могли бы, может быть, ограничиться убийством меня одного. Но они рисковали при этом встретить с моей стороны вооруженный отпор. Чтобы свести для себя самих риск к минимуму, они решили предварительно действовать через двери и окна пулеметным огнем. При этом у них было столько же шансов убить мою жену, сколько и меня. Вернее, у них была уверенность, что они убьют нас обоих. Во время тщательного предварительного обсуждения своего образа действий они вынесли, следовательно, моей жене смертный приговор. Они сделали это не только по указанной выше технической причине, но и по политическим соображениям. В лице моей жены они справедливо видели моего товарища и сотрудника на всех этапах моей жизни и особенно в трудные часы. Они знали, что, оставшись жить, Наталия Седова выступит как грозная свидетельница против них и как политическая мстительница. Могущественное ГПУ справедливо боялось этой хрупкой женщины и потому постановило убить ее. * Вопрос о внуке представляется менее ясным. Покушавшиеся стреляли по кровати внука дважды. Один раз - сквозь дверь, причем пуля прошла над постелью по диагонали, совсем близко над телом мальчика. Этот выстрел не мог быть случайным, так как нападавшие хорошо знали размещение комнат и постелей. Ворвавшись в комнату внука, они не могли его не видеть, особенно при свете зажигательной бомбы. Мальчик вскочил на их глазах с постели и скрылся под кроватью. После этого один из нападавших выстрелил в кровать, пробил матрас и ранил палец на ноге мальчика. Был ли этот второй выстрел по внуку только плодом паники одного из нападавших или же у них было решено покончить также и с мальчиком? Это второе предположение может показаться невероятным. Однако в дни московских процессов резолюции, продиктованные ГПУ, требовали истребления не только меня и моих сыновей, но и всего нашего "отродья". Такой образ действий, хоть и кажется чудовищным, но вполне отвечает натуре и методам Сталина. ГПУ в течение ряда лет доводило до самоубийства или убивало близких мне людей, чтобы таким образом сломить меня. Наиболее тяжкие удары наносились мне в лице членов моей семьи, в том числе и моих внуков, которых отделяли от родителей и от меня. Четверо из пяти моих внуков исчезли бесследно. Свою зверскую мстительность Сталин мог распространить и на последнего внука, которому идет пятнадцатый год и который хорошо знает по собственному опыту историю нашей семьи. Я считаю поэтому необходимым выяснить во время судебного следствия, каково было решение заговорщиков также и относительно судьбы моего внука. Л.Троцкий Койоакан 7 июля 1940 г. Заявление в "Ля Пренса" В вашей уважаемой газете от 10 июля напечатано сообщение из города Остин, Техас, от 9 июля, гласящее, будто я заявил, что собираюсь выступить с разоблачениями перед комиссией Дайеса по вопросу о деятельности коммунистов и "весьма возможно, по поводу покушения, жертвой которого я недавно явился" и т. п. Заметка представляет собой чистейшее измышление с начала до конца. Никто от имени комиссии Дайеса не обращался ко мне ни из Остина, ни из других мест. Я никому не обещал давать показания перед комиссией Дайеса, ни по вопросу о покушении, ни по каким другим вопросам. Ваша газета стала жертвой злонамеренной мистификации. Ни на минуту не сомневаюсь в том, что расследование источников мистификации без труда раскрыло бы руку агента ГПУ. [Л.Д.Троцкий] [После 10 июля 1940 г.] Ложные подозрения против Роберта Шелдона Харта Выяснение вопроса о действительной роли Р.Ш.Харта имеет значение не только потому, что недопустимо пятнать память человека, который пал жертвой преступления и не способен более защититься, но и потому, что от выяснения роли Харта зависит выяснение роли других лиц. Если Харт был сообщником, - а он им не был, - то возможно, что сообщниками были некоторые другие лица, связанные с моим домом. Вот почему я считаю необходимым еще раз выяснить здесь в сжатой форме ошибочность подозрений против Р.Ш.Харта. * 1. Роберт Харт был членом секции Четвертого Интернационала в С[оединенных] Ш[татах] и работал в нью-йоркской организации больше года. Он никогда не предлагал своей кандидатуры для моей охраны: это обстоятельство я проверил со всей точностью путем опросов всех лиц, связанных с выбором членов моей охраны (Д.Кеннон, Роза Карснер504, Фаррел Доббс505, Джо Хансен, Генри Шулц506). Предложение выехать в Мексику