А потом в бинокль стали видны только дома, крыши и фабричные трубы. Дома казались очень маленькими -меньше, чем игрушечные, но их было столько, что они заполняли все пространство, куда ни поглядишь. Никак нельзя было понять, где же кончается великий город Москва. Чтобы получше видеть, Травка взобрался на скамейку, вытянулся и даже встал на цыпочки. Он водил биноклем и вправо и влево. Иногда ему попадались громадные дома-великаны, больше чем по двадцать этажей в вышину. Казалось, что они сложены, как из кубиков, из одинаковых стройных, светлых домов. Будто много-много таких домов поставили рядышком, а потом начали ставить один на другой, пока не получился дом-великан. -- Кремль видишь? -- спросил капитан. -- Нет, не вижу. Только одни сплошные крыши, трубы и еще дома-великаны. Капитан взял бинокль, достал из футляра еще какие-то трубки, привинтил их к биноклю и передал весь тяжелый аппарат Травке. И тут Травка увидел древний, словно сказочный, русский город. Его зубчатые стены казались розовыми в солнечном воздухе. Они то спускались по холмам, то снова поднимались, опоясывая дворцы, терема, соборы и площади с правильными рядами деревьев. Сияли на солнце золотые купола, флажки и украшения. Зеленая черепица казалась сделанной из самоцветного камня. Стройные башни устремлялись в небо. На них горели красные звезды. А посередине блестел бесчисленными окнами громадный белый дворец, и на нем развевалось красное знамя. Рядом с Кремлем вилась белая ленточка Москвы-реки. Травка повел биноклем по этой ленточке. Она то пропадала за домами, то появлялась вновь. Вдруг он увидел на крыше какого-то домика корабль с раздутыми парусами. -- Товарищ капитан, смотрите-ка, смотрите! Корабль на доме! Его, наверно, поставили туда на зиму, пока замерзла река? Капитан взял бинокль: -- И верно, корабль на доме! Паруса раздуты, хоть и ветра нет. Стоит на месте, хоть и раздуты паруса. На самом-то деле этого не может быть. Правда? Ну-ка, догадайся, мужичок, в чем тут дело? -- Он не настоящий! -- догадался Травка. -- Конечно, не настоящий. Это украшение на берегу канала имени Москвы. Слыхал о таком канале, соединяющем реку Волгу с рекой Москвой? -- Слыхал! И даже про него все знаю. На нем есть водяная лестница. И по нему вода идет из Волги в Москву, а в Москве по трубам -- в каждую квартиру. А где газопровод, по которому в Москву из Саратова идет горючий газ? -- Да ты, я вижу, и правда много знаешь, -- сказал капитан. -- Газопровод под землей. Да сейчас еще и под снегом. Его не видно. Посмотри-ка теперь мою станцию. Травка перевел бинокль и увидел несколько белых домов. Над одним из них высилась труба ростом, пожалуй, не меньше сосны. От другого дома шли мачты с электрическими проводами. -- И вы работаете на этой станции? -- Директор. -- Но ведь вы же капитан? Я думал, вы командуете пароходом или по крайней мере ротой солдат. -- Во время войны командовал целым батальоном солдат. Был капитаном. Так меня и называют по привычке. А теперь я директор электростанции. Когда-нибудь с папой придешь ко мне, и я покажу тебе, как вырабатывается электричество. -- Капитан взглянул на часы: -- Во сколько у нас встреча с Солнечкой, помнишь? -- В пятнадцать ноль-ноль, -- ответил Травка. -- Нужно отнять двенадцать. Значит, ровно в три часа дня. У старой будки... Вот только у какой будки -- не помню. -- У трансформаторной. Там у нас раньше стоял трансформатор. Это аппарат вроде разменной кассы: дашь сто рублей одной бумажкой, а получишь те же сто рублей, но бумажками помельче. Но трансформатор имеет дело не с деньгами, а с электричеством: к нему подходит ток очень высокого напряжения. А из него выходит обычный ток для ламп и электрических плиток. В дремучем лесу Капитан и Травка все еще спускались по лестнице с горы. Вдруг капитан взглянул вниз, остановился, посмотрел на Травку и сказал совершенно спокойным голосом: -- Не волнуйся. Спускайся потихонечку. Не разбей нос. Сказав это, капитан пустился бежать вниз по лестнице быстрее, чем самый торопливый пассажир по эскалатору метро. И исчез. Мальчик замер. Он опять остался один, да еще в дремучем лесу, на никому не известной горе. Здесь не было ни доброго Николая Ивановича, ни девушки из метро в красной шапке и с лимонными кудрями. И ни как не могла повстречаться девочка Солнечка, чтобы выручить его из беды... Он хотел крикнуть вдогонку капитану, но ведь не мог же он показать, что струсил! И неужели капитан такой нехороший человек, что оставил его одного в лесу, на съедение волкам? Или даже на посмешище зайцам, если волков здесь и правда не водится? Нет, не может быть, чтобы капитан был такой. Неужели для этого он возил Травку на плечах, называл мужичком и обещал показать электростанцию! Лестница кончилась. Травка очутился на том самом месте, где капитан оставил свои лыжи и рядом с ними палки кружочками кверху. Ни лыж, ни палок, ни самого капитана на этом месте не было. Капитан ушел. Травке стало очень горестно, и он глубоко вздохнул. Но тут он вспомнил мамин рассказ о том, как одна летчица бросилась с самолета на парашюте и очутилась совсем одна в дремучей тайге. Кругом на сотни километров не было ни одного человека, все лес да лес. В запасе у нее были только две плитки шоколада. Но она не растерялась. Десять дней и десять ночей разыскивала она самолет, на котором летела. Там остались две ее подруги. Самолет должен был опуститься где-то в тайге. В лесу было страшно. Есть было нечего. По ночам к ней подходили медведи... Но она все-таки выбралась из чащи и разыскала свой самолет. Травка подумал, что, когда вырастет большой, обязательно будет таким же храбрым, решительным и умелым, как эта летчица-героиня. А сейчас... Правда, шоколад в запасе у него тоже был. А поблизости где-то должны быть люди. Ведь до Московской горы и веселых лыжников было не очень далеко. И снег, наверно, не очень глубокий, если идти по лыжной дорожке. Но куда идти? Какую дорожку выбрать? Их было здесь столько, что просто разбегались глаза. Вот как будто та дорожка, по которой они пришли сюда вместе с этим самым капитаном. Но пускаться в путь одному было все-таки страшно. Травка решил сначала подкрепиться, а потом уже идти. Будь что будет. Не может быть, чтобы не встретил он хорошего человека! Он достал шоколад, отломил квадратик, а остальное решил спрятать. Мало ли что... может быть, придется в лесу заночевать. Вдруг ему послышалось, что его кто-то окликнул: -- Травка! Он обернулся. Из кустов шарахнулась белка и промчалась вверх по сосне так быстро, что Травка успел только вздрогнуть. Она уселась на суку, подняла кверху пушистый хвост и сказала тоненьким голоском: -- Травка, дай кусочек! Да нет, это не она сказала. Белки не умеют разговаривать. И потом, она сидела высоко, а это ему послышалось из того самого куста, откуда она только что выпрыгнула. Травка посмотрел на этот куст. Ему показалось, что в нем кто-то шевелится. Вдруг сзади, уже из другого куста, послышался грубый волчий голос: -- Травка, дай кусочек! Тут Травка совершенно растерялся. Неужели это капитан его пугает? Но почему же тогда два голоса? Он собрал всю свою храбрость и спросил: -- А ты кто? -- Я волк! -- ответил грубый голос. -- Глупости! -- сказал Травка как можно храбрее. -Во-первых, здесь волков нет, а во-вторых, волки не разговаривают. Может, ты хочешь шоколада? На! Думаешь, мне жалко, что ли? -- А ты кто? -- спросил волк или человек волчьим голосом. -- Ну кто! Обыкновенный мальчик. -- А зовут? -- Зовут? Травкой! -- Больше вопросов не имею, -- пробурчал волк. Вдруг раздался третий голос, на этот раз прямо из леса: -- Травка! Мужичок! Это был капитан. Он подошел запыхавшись, как после быстрого бега. -- Вот беда, мужичок! Кто-то увел у нас лыжи. Вот разбойники! Попробовал я их догнать, но никого и нигде не видно. А жаль... И лыжи-то были хорошие, а главное -- опоздаем. Сбор у старой будки в пятнадцать ноль-ноль. Прямо не знаю, что делать... -- Я знаю, что делать! -- сказал Травка. -- Пойдемте отсюда пешком. Но только поскорее! А то тут в лесу как-то неинтересно. Он крепко схватил капитана за руку, и они зашагали по глубокому снегу. -- А ну, бодрее! -- сказал капитан. -- Подпевай! -- И он первый запел: Эх, дороги! Снег да туман... Холода, тревоги Да степной бурьян... Травкин "папа" попадает в плен Травка не знал этой песни. Но все равно ему не пришлось подпевать. Только он хотел попробовать, как вдруг по лесу раздался переливчатый свист. Казалось, что несколько мальчишек разом засвистели, заложив в рот пальцы. Так свистеть могут только особенно умелые мальчишки. Свист прекратился так же неожиданно, как начался. Из-за деревьев выскочили несколько человек. Поверх лыжных костюмов на них были надеты белые рубашки, простыни и даже девочкины платья. Вид у них был самый странный. Но Травка заметил у некоторых красные галстуки и понял, что это пионеры. И это они играют в зимних разведчиков. Они кричали: -- Стой! Сдавайтесь! Руки вверх! Бросайте оружие! Травка оглянулся. Сзади тоже показались ребята. Сопротивляться было бесполезно. Но Травка не стал поднимать руки вверх. Наоборот, он засунул руки в карманы поглубже. Если нужно, пусть мальчишки и вытаскивают их у него из карманов. Он взглянул на капитана. Тот тоже и не думал поднимать руки, а вступил с нападающими в переговоры: -- Оружия у нас нет. А вот вы скажите: по какому такому праву вы нападаете на мирных путешественников? Тут выступил один из ребят -- видимо, предводитель остальных. Он был в длинной белой рубахе поверх пальто. Шапка у него была обмотана тоже чем-то белым, а на груди висел новенький деревянный автомат на веревочке. Он сказал простуженным голосом: -- Мы действуем по приказу нашего штаба и по распоряжению капитана Калашникова. Мы шли в лыжный поход, но вдруг получили задание, и у нас вышло вроде военной игры. Приказано взять в плен гражданина, разыскивающего мальчика Травку. -- Ну, тогда другое дело, -- сказал капитан. -- Но ведь я-то никого не разыскиваю! -- А это кто? -- прохрипел предводитель и указал пальцем на Травку. -- Это Травка и есть! Он мне сам сказал! Капитан попробовал защищаться: -- Но ведь я его не разыскиваю... -- Нашли, потому и не разыскиваете. -- Это правильно, -- начал сдаваться капитан. -- Но ведь тот гражданин должен быть в черной меховой куртке... Кто-то насмешливо перебил капитана: -- А ему жарко в такую погоду кататься в меховой куртке. Он ее скинул! -- Правильно, правильно, -- сокрушенно сказал капитан. -Но только гражданин-то должен быть в очках! -- А вы посмотрите у себя в кармане. Может, очки и найдутся! -- послышался тот же насмешливый голос. -- Или вам без очков не видно в собственном кармане? Травка воинственно взглянул на насмешника. Как он смеет смеяться над теми, кто носит очки! Это был высокий, тощий, длинношеий малый, к тому же и сам в очках. -- А ты жираф! -- крикнул Травка. -- Нет, я Сережа, -- спокойно ответил мальчик, ничуть не обидевшись. Тут капитан похлопал себя по карманам, и... о, ужас -- в кармане и правда нащупал футляр с очками, которые он надевал во время чтения. А шапка с пуговкой и меховыми наушниками выдавала капитана с головой. Делать было нечего -- приходилось сдаваться. Предводитель откашлялся, чтобы не хрипеть, но сказал все-таки хриплым голосом: -- И еще есть примета: добрый! А вы разве не добрый? Вас берут в плен, а вы улыбаетесь! Капитан согнал с лица улыбку и сказал грозно: -- А вот такого распоряжения, чтобы уводить у меня лыжи, капитан Калашников не давал! Это я наверное знаю. -- Лыжи мы вам отдадим, -- прошептал предводитель, -- если вы дадите слово, что не убежите от нас. -- Даю слово, -- сказал капитан. Травка знал, что если человек дает слово, то обязательно должен его выполнить. Он подтвердил: -- У меня папа если даже просто скажет "хорошо", и то обязательно сделает. И тут пионеры решили, что они в точности выполнили приказание штаба: взяли в плен того самого гражданина, который разыскивал своего сына Травку. А если он уже нашел сына, то это еще и лучше. Пионеры принесли капитановы лыжи и предложили по очереди нести Травку на плечах. Но этого капитан не мог им доверить. Он дорожил Травкой так, словно тот и правда был его сыном. И пленные отправились к старой трансформаторной будке, окруженные охраной из десятка рослых мальчиков на лыжах. Но, конечно, Травка на плечах капитана был выше каждого из них и поглядывал на них свысока. Капитан сказал: -- А ну, ребята, подхватывайте песню! Только ты, старшой, помолчи, а то окончательно сорвешь голос. Все запели. И Травка старался подпевать: Эх, дороги! Снег да туман... Холода, тревоги Да степной бурьян... Снег ли, ветер -- Вспомним, друзья: Нам дороги эти Позабыть нельзя. Край сосновый... Солнце встает... У крыльца родного Мать сыночка ждет... Командир четвертого взвода Вдали показалась трансформаторная будка. Издали будка была похожа на избушку на курьих ножках или, лучше сказать, на свайную постройку вроде тех, которые Травка видел когда-то на картинке: на четырех высоких столбах был поставлен не то большой ящик, не то маленький домик с остроконечной крышей. В домик вела узенькая лестница. -- А почему она на столбах? -- спросил Травка у капитана. -- Ясно почему, -- ответил капитан. -- Разве ты сам не догадываешься? К трансформатору подходит ток высокого напряжения. И чтобы кто-нибудь не вздумал трогать трансформатор, мы и поставили его повыше. -- А зачем же тогда лесенка? -- удивился Травка. -Лазить-то еще интереснее! Всякий полезет посмотреть, в чем дело! -- А это уж они сами приставили. -- Кто "они"? -- А вот сейчас увидишь. Капитан подозвал всех мальчиков, взявших в плен его с Травкой, и сказал: -- Ну, друзья мои, пропало ваше дело! Сдавайтесь. -- Почему это? -- заносчиво спросил тот самый длинный мальчик в очках. -- А вот почему, -- ответил капитан: -- вам дан приказ ни в коем случае не обнаруживать расположение штаба. А ваш штаб -вот он! Он указал на трансформаторную будку и стоящий рядом с ней домик. Над домиком торчала железная труба. Из нее шел дым. -- Там на столбах у вас наблюдательный пункт, и там же стоит пулемет. Пулемет сломанный, не стреляет. Телефона нет. Рядом в сторожке помещается сам штаб, и вы туда бегаете греться. И еще: на двери вывеска "Штаб", а ниже -- "Без доклада не входить", "Посторонним вход воспрещается" или еще что-нибудь грозное, но неразумное. -- Вот угадывает!.. -- произнес мальчик в очках, восторженно глядя на капитана. -- А что, неправда? -- Правда, -- прошептал предводитель. -- Только вы, пожалуйста, не говорите, будто мы вам все рассказали... Ведь вы сами все увидели. Или раньше знали... Эх, не догадались мы завязать вам глаза! -- Да, -- сказал капитан. -- Завязать глаза было бы предусмотрительнее. Но я маг и волшебник и вижу все насквозь. Я могу наперед сказать, что сейчас произойдет у вас в штабе: сейчас по лесенке спустится наблюдатель и помчится к штабу. И действительно, из трансформаторной будки по лесенке скатился, словно обезьянка, какой-то мальчик и побежал к сторожке. Все прямо поразились. А длинный мальчик встал капитану поперек дороги и начал просить: -- Скажите, как вы это узнали? -- И он уже не насмешничал, а очень даже жалостно просил. Но капитан не обращал внимания на его просьбы и продолжал угадывать: -- Вот сейчас выбежит из штаба ваш начальник. Так оно и вышло: как только капитан это сказал, из домика выбежал пионер в длинном пальто, с сигнальными флажками в руках. -- Ну, Травка, -- сказал капитан, -- докладывай ему, как было дело. -- А ведь я не умею, -- прошептал Травка, наклонившись к самому уху капитана. -- Я ведь запомнил только "А" -- точка и черточка и "М" -- две черточки. -- Я буду тебе подсказывать. Давай вызов: взмахни руками над головой три раза крест-накрест. Травка так и сделал. Пионер у штаба тотчас повторил эти движения. -- "Вызов принят", -- догадался Травка. -- Отлично, -- сказал капитан. -- А теперь давай текст. "В" -- точка два тире... Травка просигнализировал. -- "Е" -- одна точка... Травка поднял руку один раз. -- Нет, так будет слишком долго, -- сказал капитан. -Слезай-ка лучше. А ребята пусть отгадывают, что я хочу сказать. -- Он обратился к насмешнику в очках: -- Ну-ка, любитель отгадывать про меховую куртку и очки, что я буду говорить дальше? "Be..."? Мальчик замялся. Он не знал, что ответить. -- Ну-ка, Сережа, ну-ка! -- начал подзадоривать его Травка. -- Давай, Жирафчик! Травка и сам не знал, что будет дальше, и ему очень хотелось узнать. -- Ведро? -- спросил мальчик. -- Почему же "ведро"? -- удивился капитан. -- Ведьма! -- крикнул кто-то. -- Нет, и не ведьма... Тут все наперебой начали угадывать таинственное слово: -- Весточка! -- Ветер! -- Весело сияет месяц над селом!.. -- Вечер был, сверкали звезды!.. -- Весло! -- Венгерка! -- Ветчина! Кто-то крикнул: "Ватрушка!" Но это было уже совсем не на "Be..." Наконец Сережа догадался: -- Век живи -- век учись! -- Вот это правильно! -- сказал капитан. -- Но только я передаю не это, а вот что... -- Капитан начал подавать сигналы. -- "В"! -- крикнули все мальчики хором, когда капитан просигналил первую букву. -- "Е"! -- Это я повторяю, -- объяснил капитан. -- А вот дальше... -- Капитан просигналил букву. -- "Д"! -- крикнули мальчики. -- "У"! -- "Веду"! -- крикнул насмешник чуть не со слезами в голосе. -- И как это я раньше не догадался -- "веду"! Капитан продолжал: Д, В, Е, Н, А, Д... -- "Двенадцать"! -- крикнули мальчики. А потом они заговорили уже потише: -- "Пленных"... "Веду двенадцать пленных"... "Прикажите"... "мне"... "командовать"... "ими"... Пионер у штаба начал сигналить: "Командир четвертого взвода!" Предводитель рывком двинулся вперед и пошел было к штабу. "Стой!" -- просигналил пионер. Предводитель остановился. Пионер снова замахал флажками: "Передать командование четвертым взводом капитану Калашникову". -- Вот так так! -- вскрикнул предводитель, скинул лыжи и круто повернулся. Тут все загалдели и окружили капитана: -- Как вам не стыдно, товарищ капитан! Зачем же вы нас обманывали! Мы бы за это время нашли настоящего Травкиного папу! Особенно горячился Сережа: -- Я сразу догадался, что это сам капитан Калашников и есть! А то почему бы он знал, какое распоряжение капитан Калашников давал, а какое не давал? -- Уж ты знал, знал! -- перебил его предводитель. -- Я вот видел, что он все время улыбается, значит шутит. -- Погодите, друзья, не спорьте! -- примирительно сказал капитан. -- Я вас не обманывал, вы сами себя обманули. Мы с вами не ссорились, и я вас в обиду не дам. Уж если вы нас с Травкой выследили, то настоящего Травкиного папу вы, наверно, разыскали бы, если б только он был где-нибудь поблизости. Значит, его на Московских горах нет. А теперь командовать буду я. Назначаю своим первым помощником вашего предводителя, а адъютантом -- Травку. А дальше капитан заговорил уже по-командирски: -- Четвертый взвод, слушай мою команду! Первый помощник, вперед! Все за ним по одной лыжне -- марш! Взвод лыжников вытянулся в длинную цепочку. Сзади всех шел новый командир четвертого взвода с новым адъютантом на плечах. Когда подошли к штабу, капитан приказал перестроиться всем в ряд. Пионеры перестроились. -- А ну-ка, Травка, посмотри, -- сказал капитан: -- успели мы в срок? -- И он показал Травке часы на руке. Маленькая стрелка стояла на цифре "3", большая указывала на цифру "12". -- Успели! -- радостно сказал Травка. -- Точно, -- подтвердил капитан. -- Пятнадцать ноль-ноль. А лейтенанта с Солнечкой нет! Тот пионер, который разговаривал флажками, появился перед взводом. Оказывается, он был не простой пионер, а вожатый. Галстук у него был завязан поверх пальто, а на груди рядом с пионерским значком -- костериком -- виднелся еще и комсомольский значок -- маленькое знамя с буквами "ВЛКСМ". Травка вышел вперед, поднял руку в пионерском салюте и приготовился сказать так, как его выучил капитан: "Прибыл четвертый взвод. Приказ выполнен. Пленные взяты. Потерь нет". Но только Травка начал, вожатый перебил его: -- Отставить! Руку опустить! Разве ты пионер? -- Нет, -- сказал Травка. -- Я не пионер. Я адъютант. -- А адъютант тем более должен знать, -- строго сказал вожатый, -- что если человек еще не принят в пионеры, то он не имеет права салютовать по-пионерски. Тут Травке сделалось до того обидно, что у него даже, кажется, помокрели глаза. И это перед всем взводом! Он обернулся к капитану, но тот уже шел заступаться за него. Капитан сказал серьезно, военным голосом: -- Адъютант в точности исполняет мой приказ, и в этом случае он совершенно не виноват. -- Хорошо, рапортуй, коли такое дело, -- сказал Травке вожатый уже не так строго, как раньше. Травка без запинки проговорил весь рапорт, закончил словами: "Рапорт сдан" -- и отдал пионерский салют. Он с гордостью оглянулся на пионеров, стоявших сзади. А вожатый сам подошел к капитану с рапортом. Капитан принял рапорт, отсалютовал и пожал вожатому руку. И вдруг вожатый подошел к Травке и пожал ему руку тоже! Тут уж Травка засиял. Измайловы выслежены! Измайловы пойманы! В это время подошли еще два пионера на лыжах. Они еще не успели перевести дух, как один начал: -- Рапортует разведка второго взвода! Старший разведчик -Андрюша, то есть я. Измайловы найдены! Он в красной лыжной фуфайке и синих штанах, на груди номер шестнадцать. Она тоже в красной фуфайке, на голове шапка белая с красным, номер двести двадцать четыре. Рапорт сдан! -- Так я же его видел в бинокль! -- вскричал Травка. -- Ну конечно, это и был дядя Лева Измайлов! Он опытный лыжник. Это он ел шоколад! И как это я его сразу не узнал! Вижу, кто-то знакомый, а кто -- не догадался. Только теперь догадался. Капитан Калашников спросил у Андрюши: -- А вы им передали, что их ждут здесь, у трансформаторной будки? -- Нет, мы не передавали, что их ждут, -- ответил Андрюша. -- Этого нам никто не велел. Мы им сказали, чтобы они шли скорее сюда, к будке, а они не пошли. Говорят, им некогда. -- А вы сказали, что это распоряжение капитана Калашникова? -- нетерпеливо сказал вожатый. -- Все говорили. И про то, что у нас военная игра, и все. -- Ну, а они? -- Они сказали, что сегодня им некогда участвовать в военной игре, а в следующий раз они обязательно. И чтобы мы предупредили. -- А потом? -- А потом они сдали лыжи, надели пальто и уехали в Москву. Мы, уже когда подходила электричка, просили их вернуться. А они -- ни за что. Вдруг с поля донеслись неистовые крики: -- Выследили! Отыскали! Поймали! Захватили! Ведем! Это кричали два лыжника. Они бежали по полю наперегонки, изо всех сил помогая себе палками. -- Кого поймали? -- прокричал им вожатый. -- Измайловых! -- послышалось в ответ. Андрюша удивился: -- Что же, они с поезда их стащили, что ли? Лыжники подбежали к вожатому оба сразу, и сразу оба начали рапортовать: -- Рапортует разведка третьего взвода! -- Измайловы пойманы! -- Живьем! -- Взяты в плен! -- Доставляются в штаб! Вожатый их остановил: -- Да говорите вы кто-нибудь один! -- Тогда ты говори, -- сказал один из лыжников другому. -Ты первый их увидел, ты и говори. -- Да какие они хоть с виду-то? -- спросил Андрюша, который еще раньше выследил Измайловых. -- С виду такие: мужчина лет тридцати, с ним девочка лет семи, не больше. Все так и грохнули хохотом. Разведчик настаивал на своем: -- Ну что вы хохочете?! Нам ведь не сказали, чтобы мы непременно притащили старуху или хотя бы средних лет! А у этих мы спрашиваем: "Вы Измайловы?" Они говорят: "Нет". А сами заинтересовались: "Зачем они вам?" Мы говорим, что Измайловым нужно идти к старой трансформаторной будке. А девочка как закричит, как захлопает в ладоши: "Мы Измайловы! Папочка, не скрывай! Мы Измайловы!" Тогда и он тоже признался, что они Измайловы. Но она первая не выдержала. Вожатый возмутился: -- Да ведь вам было ясно сказано, что они фамилии своей не скрывают! -- Они и не скрывали. То есть скрывали, но недолго, -сказал разведчик, но почему-то уже не так радостно, как раньше. -- А потом что? -- А потом мы им завязали глаза, чтобы они не видели штаба. Он начал было сопротивляться, а тогда девочка как закричит: "Пусть завязывают, это даже интереснее!" Да вон их ведут! Все обернулись. Из-за штабного домика показалось шествие. Впереди шагал пионер и тащил за веревку пару лыж с укрепленным поперек них поленом. Получилось вроде санок. На этих санках сидела Солнечка с завязанными глазами. Она закидывала голову назад и старательно морщила нос. Было ясно, что она подглядывает. Сзади нее шел Солнечкин папа, тоже с завязанными глазами. По бокам его шли двое лыжников. Капитан Калашников взглянул на часы и крикнул: -- Опаздываете, лейтенант! На моих сейчас пятнадцать двадцать четыре! Папа и мама Папа и мама Травки не знали, что он жив, здоров и даже весел. Мама сидела бледная и с заплаканными глазами. Она ничего не говорила. Вот уже столько лет подряд она видела своего мальчика каждый день, а думала о нем каждую минуту. Даже когда она была не дома, а на работе, училась или ехала куда-нибудь по делу, она все равно хоть немножечко, да думала о нем. Вдруг совсем неожиданно возьмет и улыбнется. Все спрашивают: почему? Она сначала и сама не знает. А потом вспомнит: это ей представилось, как она купала Травку, а он в это время сказал что-то смешное. И она всегда знала, где Травка, чем занимается, покушал ли вовремя, умылся ли когда следует, не разбросал ли как попало свои игрушки, книги и рабочие инструменты. А сегодня его целый день не было дома, и она ничего не знала о нем. Ах, если бы он просто был в детском саду! Как бы она была спокойна! Папа звонил по телефону в милицию. В милиции ответили, что нужно было заявить о пропаже мальчика еще на вокзале, но они поищут. Потом папа звонил по телефону ко всем знакомым. Знакомые узнавали, что Травка пропал, и начинали беспокоиться вместе с папой и мамой... В детском саду в этот день не было занятий. Но Вовка-морячок и Ваня уже давно сговорились с Травкой выйти вечерком на двор и посмотреть, как известный гонщик Володя выведет свой знаменитый мотоцикл на вечернюю прокатку. Они-то уж знали, что в воскресенье Да в хорошую погоду прокатка обязательно состоится. И Володя обязательно позволит им постоять рядом и осмотреть машину до самого последнего винтика. Он все объяснит, а может быть, даже и покатает. Они видели Травкиного папу, когда он проходил по двору, и думали, что Травка тоже уже вернулся с прогулки. Но его на дворе все не было. Тогда они решили сходить за ним сами. Они пошли в корпус "Б", поднялись пешочком на шестой этаж, потому что на лифте никто не ехал и некого было попросить, чтобы их взяли с собой. Но перед дверью квартиры ? 68 они остановились в нерешительности: все-таки их никто не звал. -- Звони! -- сказал Вовка. -- Нет, ты звони, -- сказал Ваня. -- Почему я? -- А ты повыше! -- Это не считается, -- сказал Вовка. -- Ты можешь стать на цыпочки. Но Ваня так и не решился позвонить. -- Знаешь что, Вовка, -- сказал он: -- Травка, наверно, смотрел, как устроен звонок, и теперь звонок все равно не работает. Давай лучше постучим. Они постучали разом. Каждый из них старался стучать как можно тише. Но дверь открылась сейчас же. Словно кто-то ждал их с нетерпением. Вышел Травкин папа. Он сначала постоял немного и посмотрел на них как-то странно, будто даже испуганно. Потом он наклонился к ним, обнял их обоих за плечи и повел с собой, еще на ходу говоря: -- Ну, рассказывайте, детки, скорей рассказывайте! Вы видели Травку? -- Видели, -- солидно сказал Вова. -- Мы каждый день его видим. -- А сегодня... сегодня видели? -- И сегодня видели, -- сказал Ваня. Папа затормошил их: -- Где? Когда? -- Я сегодня не видел, -- сказал Вова. А Ваня сказал: -- Я сегодня видел, как вы с Травкой и с Травкиной мамой шли к троллейбусу. Вы еще Травкины лыжи несли. -- А потом? Потом? -- А потом -- мы сейчас пришли за ним. Мама не выдержала и вышла в переднюю. Ей очень хотелось узнать, кто там разговаривает. -- Мы за Травкой, -- сказали оба мальчика. -- Травки нет дома, -- ласково сказала мама, -- но он должен скоро прийти. А вы заходите, мальчики, заходите. Раздевайтесь, поиграйте, попьем чайку. Какое у меня варенье есть! Травкино любимое... Раздевайтесь, раздевайтесь, он сейчас... Вдруг раздался резкий телефонный звонок. Папа и мама подбежали к телефону и оба разом схватили трубку. Но папа ласково высвободил ее из маминых рук, послушал немного, а потом сказал маме: -- Это говорят из милиции. Они говорят, что звонили во все свои детские комнаты, куда приводят заблудившихся детей. -- Ну, и что?.. Что им ответили? -- Его нигде нет. -- А вы знаете, мальчики... -- сказала мама Вове и Ване, -а ведь Травка у нас... пропал... Она как-то сразу села на стул и вдруг заплакала так громко и так жалостно, что у толстоватого Вовы и у беленького голубоглазого Ванечки стало горько в носу и глаза стали наполняться слезами. Они оба разом повернулись и бросились бежать. Папа выбежал вслед за ними на лестницу и стал звать их обратно: -- Ваня! Вовочка! Но мальчики все бежали и бежали с этажа на этаж, пока не выбежали во двор. Тут они немного постояли и опять бросились бежать. -- Куда это вы, затейники? -- спросила тетя Машенька и схватила их обоих в охапку. Тетя Машенька была воспитательницей детского сада. Она как раз шла навстречу. Мальчики рассказали ей все, что видели и слышали. И тогда она сейчас же пошла в корпус "Б", чтобы утешить Травкину маму и чем-нибудь ей помочь. А папа в это время поил маму водой и давал ей капли от слез. В одной руке у него был стакан, а в другой -- бутылочка с лекарством. Вдруг сразу зазвонили телефон и звонок у входной двери. Вся квартира наполнилась звонками. Папа метался от одного звонка к другому, но руки у него были заняты, и он не мог отпереть дверь и взять телефонную трубку тоже не мог. А мама была без сил. Наконец он догадался поставить все на стол и отпер дверь. Вошла тетя Машенька. Папа с ней даже не поздоровался, а бросился к телефону. Он услышал грозный голос: -- Почему это у вас телефон то занят, пищит по-комариному -- "пи... пи... пи... пи...", то жужжит по-шмелиному -"буууу... буууууу... буууууу..." -- значит, свободен, а вы не отвечаете? Непорядок! -- Да я... -- попробовал объяснить папа, но грозный голос перебил его: -- Почему это вы не прибыли на станцию Пролетарская вместе с сыном Травкой и его мамой, лучшей певицей и поэтессой поликлиники номер сорок? -- Да она... -- Или вы поддались уговорам пионеров и вступили в военную игру? Кошмар! -- Да мы... -- За это все вы приговариваетесь к приезду в следующее воскресенье на станцию Пролетарская, где и будете спущены с Московской горы задом наперед и с завязанными глазами! Папа слушал и ничего не понимал. Это говорил дядя Лева Измайлов. Он шутил. Но папе было не до шуток. Он проговорил упавшим голосом: -- У нас сын пропал... -- Что? Что такое? Травка? -- заволновался Измайлов. -- Мы сейчас же, сейчас же приедем к вам! Все выясним и все наладим. Такой сообразительный человечек -- и вдруг пропадет? Да никогда в жизни! В гостях у капитана Когда выяснилось, что на Московских горах нет Травкиного папы, а Измайловы уехали, капитан и Солнечкин папа решили отправить в Москву телеграмму, чтобы Травкины родители не беспокоились. Но, во-первых, Травкин папа, может быть, еще и не вернулся домой. Тогда мама получит телеграмму, удивится, разволнуется, расстроится -- и все зря. А во-вторых, на маленькой железнодорожной остановке возле электростанции капитана телеграфа не было, до ближайшего телеграфа нужно было идти на лыжах целый час, не меньше. В Москву Травку решили отправить электричкой. Не тащить же его через поле и лес обратно на Пролетарскую. Ему и самому будет интереснее: из Москвы он уехал на паровозе, а в Москву приедет на электропоезде. Ближайший электропоезд шел в семь. Пока телеграмма дойдет, Травка и сам будет уже дома. Обсудив все так подробно, они и решили пока идти к капитану обедать. Времени у них было достаточно. Капитан жил один в маленькой квартирке при самой электростанции. У него была такая электрическая плита, что на нее можно было ставить сразу сколько угодно сковородок, чайников и кастрюль. Лишь бы хватило места. На сковородке жарилась яичница с сосисками, в кастрюльке варилось какао на молоке, а в другой кастрюльке -- картошка. А сам капитан чистил в это время леща величиной по крайней мере с поросенка. Супа не было. Но, сказать по секрету, Травка и Солнечка не очень любили суп. Травка спросил потихонечку: -- Ты что больше всего любишь? -- Мороженое, -- прошептала Солнечка. -- Я тоже... Капитан не мог слышать их разговора. Но не зря говорил он пионерам, что он маг и волшебник и видит все насквозь. Он подмигнул Солнечкиному папе: -- Займитесь-ка, лейтенант. Солнечкин папа вскрыл банку сгущенного молока, разбавил его обыкновенным, накрошил туда засахаренных фруктов и вылил все это в небольшое серебряное ведерко с электрическим шнуром. Потом он отворил белую дверцу рядом с плитой. Это была дверь небольшого шкафа, вделанного в стену. Он поставил ведерко в шкаф, а вилку, которой кончался шнур, воткнул в штепсельное гнездышко на стене шкафа. В ведерке зажужжала электрическая мешалка. Тогда он плотно затворил дверь шкафа и повернул большой черный выключатель рядом с дверью. К концу обеда Солнечкин папа достал из шкафа ведерко и торжественно поставил его на стол. Оно мгновенно покрылось таким пушистым инеем, какой бывает ранним утром зимой на деревьях. А внутри ведерка получилось самое настоящее мороженое. Только еще вкуснее, чем обыкновенное. Оказывается, это был холодильный шкаф. В нем электричество вырабатывало... мороз! Травка едет в Москву Настала пора расставаться. Травка сказал на прощанье: -- Солнечка, ты приезжай к нам в гости. Я тебе покажу нашу общую железную дорогу, трехтрубный крейсер, лифт и куклу Мальвину. -- Хорошо, Травочка, приеду. -- Я напишу тебе письмо. Я теперь адрес запомнил на всю жизнь: станция Пролетарская, начальнику станции, для Солнечки. А мой адрес: Петровский парк, Новые дома, корпус "Б", шестой этаж, квартира шестьдесят восемь. Солнечка почему-то вздохнула: -- Да... Кукла Мальвина должна быть с голубыми волосами. Помнишь -- в сказке "Золотой Ключик"? А у вас с оранжевыми... -- А мы к твоему приезду ее перекрасим. -- сказал Травка. -- Я теперь знаю: волосы нужно красить клеевой краской. А то мы пробовали акварельной -- ничего не выходит. Солнечкин папа сказал довольно серьезно: -- Отличный рецепт, -- и сейчас же улыбнулся. Он посадил дочку на плечи, стал на лыжи и отправился в снежное поле. А Травка с капитаном пошли на платформу, где была остановка электропоезда. Уже темнело. Вдали показались красные и белые огоньки и большой белый светляк над самыми рельсами. Вверху вспыхивали электрические искры. Это приближался электропоезд. В общем, он был похож на поезд метрополитена -- тоже без трубы и без пара. Но вместе с тем он был похож на трамвай. Только вместо дуги у него на некоторых вагонах было довольно сложное приспособление, вроде громадной коробки без стенок -одни ребра. Он сигналил, как поезд метро, но гораздо пронзительнее и дольше. Поезд остановился. Оттуда вышел помощник машиниста и стал наблюдать за посадкой. Капитан, ни слова не говоря, вошел с Травкой в кабину. Против переднего стекла поезда сидел машинист. На плечах у него блестели серебряные погоны. Машинист сразу узнал капитана: -- Здравствуйте, товарищ капитан! -- Здравствуй, товарищ техник-лейтенант, -- ответил капитан. Потом пожал машинисту руку и сказал: -- Слушай, Васенька, друг мой: сделай для меня большое одолжение. Ведь ты сейчас меняешься в Москве? -- Да, это последний рейс. -- Возьми ты этого мужичка, доставь в Москву, а там отвези его, куда он скажет. -- Да ведь нельзя же посторонним в кабине машиниста, товарищ капитан! -- А ты его можешь впустить в вагон. Дверь-то у тебя сзади есть. Сделаешь? -- Сделаю. -- Ну, есть. Капитан снова пожал руку машинисту, потом наклонился к Травке, потрепал его по щеке и выскочил из вагона. Все это произошло в какую-нибудь минуту. Вместо капитана в кабину вскочил помощник машиниста и сказал: "Вперед!" Машинист дал сигнал, положил левую руку на громадную кнопку, похожую на гриб, правой рукой взялся за медную рукоятку и повернул ее. Под поездом раздалось громкое шипенье. Это воздух выходил из тормозов. Тормозные колодки отпустили колеса. Машинист нажал гриб, моторы загудели, поезд тронулся и пошел, развивая скорость. Рядом с машинистом стал его помощник, тоже в погонах, но не серебряных, а черных с зеленым кантиком. Впереди один за другим загорались зеленые огоньки семафоров. Скоро стала видна целая цепочка зеленых огоньков. -- "Зеленая улица", -- сказал помощник. -- Отлично! -- ответил машинист. Поезд мчался все быстрей и быстрей. Безвыходных положений не бывает В квартире Травки раздался звонок. Папа и мама оба вскочили и побежали отпирать. Они все еще надеялись, что вернется Травка. Но это приехали Измайловы. Они ходили на радио, чтобы дать сообщение о пропаже Травки. Уж если дядя Лева Измайлов взялся за какое-нибудь дело, он добьется толку. Он сказал: -- Пока ничего не вышло. На радио говорят, что некуда вставить сообщение. "Московские известия" передают только в час дня, а до часа дня Травка обязательно найдется. Не найдется -- тогда другое дело. Тогда можно будет им позвонить, и они обязательно сообщат о пропаже Травки в "Московских известиях". А пока положение действительно безвыходное. -- Безвыходных положений не бывает, -- сказал папа. -- Я пойду в редакцию газеты и дам объявление. Крупно: "Пропал мальчик", а там дальше -- все подробности. Газету все читают, и если кто видел нашего мальчика -- обязательно прочтет это объявление. И, конечно, поможет доставить Травку домой. Измайловы спешили на поезд. Папа спешил в редакцию газеты. Он сказал маме: -- Я пойду в редакцию газеты. Ты посидишь? Мама ответила тихонечко: -- Хорошо, иди. Я посижу здесь, у телефона. Только не задерживайся. Мама осталась одна Мама осталась одна. В комнате стало совсем тихо. Лишь иногда издалека доносились гудки автомобилей да время от времени гудел лифт. Мама невольно вздрагивала. Но у их квартиры лифт не останавливался. Скоро и совсем никто не стал подниматься на лифте. Внизу во дворе раздалось тарахтенье мотоцикла. Это вернулся Володя. Мама вышла на балкончик. Ярко светила фара -- фонарь, приделанный над передним колесом Володиного мотоцикла. -- Володя! -- крикнула мама. -- Ну, как прокатились? -- Великолепно! -- ответил Володя. -- Съездил в Звенигород и обратно. Напрасно вы со мной не отважились! Как Травка? -- Он скоро вернется. Папа сам пошел за ним, -- сказала мама бодрым голосом, стараясь, чтобы и Володя не расстроился тоже. -- Ну, и отлично! -- ответил Володя и повел свою машину в гараж -- особый домик для автомобилей и мотоциклов, который находился здесь же, во дворе новых домов. Мама вернулась к себе в комнату и включила телевизор. Телевизор стоял на столике рядом с маминым письменным столом. Это был большой, красиво отделанный ящик. Главная часть его, на которой можно было увидеть, насколько хорошо работает телевизор, был небольшой экранчик, похожий на экран кино. Особая антенна, установленная высоко на крыше, ловила для телевизора радиоволны, которые несли не только звуки, как в обыкновенном радио, но и изображения. Если сказать по правде, это было настоящее чудо. Ни один даже самый могущественный сказочный волшебник не смог и додуматься до него. Его сделали люди. Где-то в одном месте Москвы шел концерт или спектакль, а по телевизорам на семьдесят километров вокруг все видели и слышали его так, будто он происходил здесь же, в комнате. Травка с папой в цирке Мама отодвинула ширмочку, которая прикрывала телевизорный экран. Телевизор работал хорошо. Перед мамой шло веселое цирковое представление. На экране было видно, как в цирке натянули тугую сетку, и на эту сетку откуда-то сверху прыгали акробаты. Сетка отталкивала их, они перевертывались в воздухе, снова падали в сетку, но не ушибались, а подскакивали вверх. Один особенно смешной акробат, наверно клоун, тоже падал в сетку будто бы нечаянно, но не кувыркался, а подскакивал в воздухе и шагал по воздуху с совершенно серьезным лицом. Публика смеялась. Телевизор начал показывать публику. Вдруг мама увидела -- или это ей только показалось, что она увидела -- Травку и папу. Папа расстегнул свою меховую куртку и смеялся, поправляя очки. Рядом стоял Травка и прямо подпрыгивал от смеха. Было слышно, как он хлопает в ладошки. -- Травка! -- крикнула мама изо всех сил. Но зрителей перестали показывать. Вскоре толстый бритый мужчина в длиннополом фраке и в белом галстуке, сам похожий на циркового артиста, распорядитель представления, объявил, что представление окончено. Потом появилась Ниночка и сказала, что телевизионная передача окончена, а следующая передача состоится завтра, в понедельник, в семь часов тридцать минут вечера. Как всегда, она добавила: "До свиданья, товарищи! Спокойной ночи!", приветливо улыбнулась и исчезла в складках занавеса, который появился на экране. Мама растерялась. Она принялась стучать пальцем по экрану телевизора, но быстро сообразила, что Ниночка никак не могла услышать стук с маминого телевизионного экрана на Центральной станции телевидения, а стуком можно было только испортить что-нибудь в сложном аппарате телевизора. Травка, наверно, скоро приедет, если только он был в цирке Ниночка и Валя были две красивые девушки, которые по очереди вели передачу московского телевидения. Все московские радиозрители, и маленькие и большие, знали их в лицо и так и привыкли запросто называть их. Но мама знала, что Ниночку зовут Ниной Владимировной, и хотела позвонить ей по телефону на Центральную станцию телевидения. Она взяла уже телефонную трубку, но тут сообразила, что едва ли сама Нина Владимировна видела все то, что происходит в цирке, и могла запомнить зрителей и Травку между ними. "Позвоню в цирк" -- решила мама. По справочному телефону номер 09 она быстро узнала номер телефона цирка и позвонила туда. "Я слушаю", -- раздался вежливый голос. -- Цирк? Цирк? Вы меня слушаете? -- заволновалась мама. "Государственный цирк слушает", -- повторил вежливый голос. -- Скажите, пожалуйста, уже окончилось представление? -спросила мама. "В двадцать два часа пятьдесят минут, точно по расписанию", -- отчеканил голос. -- А в цирке никого не осталось? -- спросила мама. "Из зрителей никого, -- ответил голос даже почему-то весело. -- А кто вас интересует?" -- Видите ли... -- начала мама смущенным голосом. -- В цирке, очевидно, был сегодня мой сын, маленький мальчик... Травкой его зовут, и, представьте, это имя ему страшно подходит. "У нас сегодня было представление для взрослых, -- ответил голос уже построже. -- И если вы отпустили своего сына одного..." -- Нет, одного я бы ни за что его не пустила, -- заговорила мама, -- он пошел в цирк с папой. Я их видела по телевизору. "Ну, если видели, то они скоро придут домой. Вы далеко живете?" -- В Петровском парке. "Ну, через полчаса они во всяком случае будут дома. Ничего с ними не случится. Но я посоветовал бы вам пускать сына только на детские представления. Или уж показывать ему цирк по телевизору. Телевизор ведь у вас есть? Хотя и по телевизору вечерние представления кончаются поздно. Видите, вы сами беспокоитесь. Кроме того, на вечерних представлениях бывает не все понятно детям". И в цирке положили трубку. В редакции Был поздний вечер, но папа знал, что газета печатается ночью. Ранним утром ее грузят на автомобили, поезда, самолеты и рассылают во все города. А в Москве ее развозят в почтовые отделения и газетные киоски. А там уж -- кому принесут на дом, если он подписался, а кто и сам купит себе газету на улице. Папа был знаком с редактором газеты. Он рассказал редактору о своем горе. Но тот покачал головой и сказал со вздохом: -- Не могу напечатать про Травку, никак не могу! Места нет. Вы же знаете, сколько событий! И все важные, все интересные, все большие... -- Ну как-нибудь, Михаил Аркадьевич! Вы понимаете, такое несчастье! -- сказал папа, и глаза у него заблестели, как у маленького. Редактор попробовал его успокоить: -- Да найдется ваш мальчик, что вы! У нас о детях заботится каждый человек. -- Я знаю, что найдется. Но мне-то что предпринять? Нужно же что-нибудь делать! В милиции -- нет, на радио -- некуда вставить, у вас -- нельзя... В это самое время в комнату вошел работник типографии. В руках у него был большой лист бумаги, испачканный типографской краской и весь запечатанный жирными буквами, рисунками и украшениями, но только с одной стороны. -- Это что у вас? -- спросил редактор. -- "Московский железнодорожник", пробный оттиск. Завтра понедельник. Забыли? -- Да-да, -- сказал редактор. -- Каждый раз забываю! -- Он обратился к папе: -- Мы печатаем в своей типографии еще и маленькую газету для железнодорожников Москвы. Это их собственная газета, выходит по понедельникам... -- Вдруг он перебил сам себя: -- Постойте-ка! Ведь Травка потерялся на железной дороге? -- Да... на вокзале... -- Ну, ваше счастье! Железнодорожники его и разыщут. Сейчас я согласую этот вопрос. Редактор взял телефонную трубку, позвонил редактору газеты "Московский железнодорожник" и рассказал ему все о Травке. Потом он сказал папе: -- Пишите скорее заметку! Папа присел к столу и начал писать. А редактор взял красный карандаш, положил перед собой пробный оттиск газеты и начал ставить на нем круги, черточки, стрелы, кресты с хвостиками и без хвостиков. При этом он говорил работнику типографии: -- Это наберите помельче. Это поставьте потеснее. Это украшение прочь -- оно здесь ни к чему. А здесь у вас ошибка, ее нужно исправить. Вот и освободилось местечко. Давайте сюда ваш материал! Папа протянул редактору листок бумаги, на котором было написано, что пропал мальчик, по имени Травка, и если кто-нибудь увидит этого мальчика -- обязательно пусть позвонит по телефону папе на службу или домой. Редактор прочел папино писание, что-то подчеркнул, что-то перечеркнул, что-то исправил и сказал: -- Идите в типографию и скажите, что я прошу немедленно набрать и включить в завтрашний номер "Московского железнодорожника". -- Он подписался и поставил число. Папа взял листок, получил пропуск и отправился в типографию. Было двенадцать часов ночи... Сперва папа вошел в линотипный цех. Это была большая комната, освещенная как-то странно: наверху, у потолка, была совершеннейшая ночь. Электрические лампы были размещены так, чтобы удобнее было работать. Рабочие-линотиписты сидели перед своими машинами -- линотипами. На этих машинах изготовляются цельные металлические строчки с выпуклыми буковками. Эти строчки прикладываются одна к другой, и потом ими печатают на бумаге. Папа подошел к свободному линотиписту и протянул ему листок с объявлением о Травке. Линотипист положил листок на маленький наклонный столик, освещенный электрической лампочкой, и начал нажимать клавиши своей машины. Клавиши были тоже освещены. На каждой клавише было по одной букве, как на пишущей машинке. В линотипе что-то застрекотало, словно в нем сидело множество кузнечиков. Вдруг там раздался негромкий звонок. Линотипист повернул ручку, и на стол перед ним выпала блестящая, как серебро, полоска. На верхнем краешке этой полоски уместились первые слова папиного объявления. Папа хотел взять полоску в руки, но чуть не закричал: она была горячая, как кастрюля с кипящим супом. На линотипе строчки делаются из расплавленною металла. Электрическая печка -- здесь же, в линотипе, -- плавит металл. И когда строчка готова, нельзя сразу брать ее в руки. Нужно обязательно подождать, пока она остынет. Десять строчек папиного объявления были готовы в две минуты. Но папа не хотел больше терять ни одной секунды. Он надел на руку перчатку, взял строчки и понес их к тому самому работнику, который приносил редактору пробный лист для просмотра и исправлений. Перед работником на железном столе было уложено множество серебряных полосок-строчек буквами кверху. Из всех этих строчек получилась серебряная доска величиной с целый газетный лист. Папа сразу нашел на этой доске название газеты, сложенное из больших, особенно красивых букв. "Московский железнодорожник", -- догадался папа. А маленькие буквы прочесть было очень трудно: буквы были такие, как если посмотреть на газету в зеркало. Работник взял папины строчки и вставил их в свободное место собранной серебряной доски. Потом он начал вставлять над папиным объявлением одну за другой крупные буквы. "Пропал мальчик", -- перевел папа на обыкновенный язык. Вся собранная из серебряных строчек доска была уложена в железную раму. Работник покрепче подвинтил винты на углах рамы, чтобы строчки не могли рассыпаться, и сказал громким голосом: -- Верстка готова! Берите набор в машину! Этот работник был здесь самый главный. Подошли двое рабочих, передвинули раму с набором на столик на колесах и повезли ее к печатной машине. Было двенадцать часов ночи. Папа подумал: "А вдруг Травка уже дома, а я тут задерживаю занятых людей? Завтра начнутся телефонные звонки, и придется всем отвечать, что зря они беспокоились, что Травка сам явился еще вечером, и что все благополучно, и что объявление в газете напечатано зря..." Он пошел в кабинет редактора и оттуда позвонил по телефону домой. Мама спросила испуганным, тихим голосом: -- Кто говорит? Мама боялась, что Травка попал под трамвай или под поезд. Она вздрагивала от каждого телефонного звонка. Ей все казалось, что по телефону она узнает о Травке что-нибудь ужасное. Папа понял по маминому голосу, что Травки дома нет. Но он постарался говорить как можно веселее, чтобы успокоить ее: -- Это говорю я, папа. Я в типографии. Я сам слежу, как печатается объявление. Завтра мы наверняка все узнаем. Ложись-ка спать. Было двенадцать часов ночи, а Травки не было дома. И неизвестно, где он был. Конечно, мама не могла заснуть. Она то включала радио, то выключала его: ведь по радио ничего не могли сказать о Травке. Телевизор тоже кончил работать. Она пробовала заниматься, взяла книгу, но никак не могла понять, что она прочла и что нужно запомнить. Она вспомнила, что сегодня так и не пошла на занятия хорового кружка. Она хотела попеть здесь, дома. Но ей приходила в голову все одна и та же песня. Она сама когда-то сочинила ее для Травки: Спи, малышка мой курносый, Баюшки-баю! Я на все твои вопросы Песенку спою... Спят котенок, галка, ежик - Видно, время спать. Ты ложись скорее тоже В мягкую кровать! Будешь в школе ты учиться Много-много дней, Незаметно становиться С каждым днем умней. Но всегда останься с мамой Сердцем и душой, Даже если будешь самый Умный и большой. Газета печатается Раму с серебряным набором вложили в машину. В машине был валик, намазанный краской. Валик прокатился по набору, и все буквы из серебряных стали черными. Потом машина опустила набор на большой лист белой бумаги, и все буквы, рисунки, цифры и линии отпечатались на бумаге черной краской. Сразу стало удобно читать. Так получилась газетная страница. Папа подошел к машине и увидел в самом углу газетной страницы свое объявление: "Пропал мальчик". А дальше было напечатано, как зовут этого мальчика и по каким телефонам нужно звонить, если кто-нибудь его увидит. Папа попросил позволения взять один газетный лист, чтобы показать маме. Ему позволили. Главный работник посоветовал ему: -- Сегодня наша газета будет готова раньше, чем обычно. Пойдите и попросите, чтобы ее выпустили из типографии вместе с большой газетой. Тогда она попадет на места с первой утренней почтой. А иначе она может задержаться здесь, в типографии. Большая газета печаталась не в этом цехе, не на этих плоских машинах. Разве эти машины успели бы напечатать целый миллион газет за одно утро? Да нет, куда им! Такой машине нужно секунд десять, чтобы отпечатать один только газетный лист. А большая газета печаталась на ротационной машине. Папа пошел к ротационной машине. Она помещалась в огромном светлом зале, величиной чуть ли не с трехэтажный дом. Чтобы наладить или поправить что-нибудь в этой машине, рабочие ходили вокруг нее по лесенкам и балкончикам. Зато и машина работала так, как не смогли бы работать и полторы тысячи человек сразу. Но ведь сами люди изобрели и построили эту машину и поручили ей свою работу! Электрические моторы приводили ее в движение. Но ведь и моторы были построены тоже людьми! К ротационной машине подкатывались рулоны бумаги -бумажные катушки величиной с громадную бочку. Машина разматывала рулон, и белое бумажное полотно шириной с классную доску исчезало в машине. Там оно проходило между вертящимися валами газетного набора. Валы были смазаны краской. На белой бумаге одновременно и сверху и снизу отпечатывались газетные страницы. Валы вертелись без остановки, и бумага обращалась в сплошную ленту газет. Машина резала бумагу на отдельные газетные листы, сама складывала их, и из машины выползали готовые сложенные газеты. Было похоже, что из машины течет газетная речка. И таких речек вытекало несколько сразу. Папа подумал: "А ведь и правда -- эту газету будут читать по всему нашему необъятному Союзу, в каждом городе, на каждом заводе, на каждой фабрике, на каждой электростанции, в каждом колхозе. И, конечно, в ней должны описываться события самые важные и самые интересные для всех". Он был рад, что о его сыне напечатано только в маленькой газете московских железнодорожников, которые и на самом деле могли встретить Травку и могли помочь ему вернуться домой. Папа сказал заведующему отправкой газет, что газета "Московский железнодорожник" отпечатана уже вся целиком. Ему обещали, что скоро она будет отправлена куда полагается. Тогда папа поехал домой, в Петровский парк. x x x В корпусе "Б" лифт был выключен на ночь. И когда папа поднимался пешком по лестнице, ему вдруг в голову пришла такая мысль: а ведь могло же случиться, что за это время Травка вернулся домой? Конечно, могло. Например, его встретили железнодорожники и помогли ему добраться до станции Пролетарская -- посадили на какой-нибудь добавочный поезд или даже на паровоз. На Пролетарской он дорогу знает. Ну, он пришел к Измайловым, а их нет дома. Он, конечно, не растерялся, а подождал у соседей. Вечером Измайловы вернулись домой, увидели Травку и, конечно, сейчас же отвезли его обратно в Москву. И теперь Травка дома. Он спит. И мама спит. И все благополучно, и все спокойно. Папа даже пошел на цыпочках и отпер дверь, стараясь не щелкнуть замком, чтобы не разбудить Травку. В квартире горел свет. Но там была одна только мама. Она не спала и все еще ждала Травку. -- Ты был в цирке? -- спросила мама. 0т удивления папа даже изменился в лице: -- Нет, я был в типографии. Видишь, газета "Московский железнодорожник". Завтра мы обязательно все узнаем. И он протянул маме свежий газетный лист, еще пахнущий типографской краской. Мама сказала: -- А я видела тебя по телевизору в цирке вместе с Травкой. Вы сидели среди зрителей. Травка так весело смеялся. -- Ну, это, наверно, тебе показалось. И как мы могли пойти в цирк без тебя? Ты об этом подумала? Успокойся, милая мама, и постарайся поскорее заснуть. Завтра наш сынок, наверно, найдется. А Травка уже давно приехал в Москву Электрический поезд, на котором ехал Травка, прибыл в Москву точно по расписанию, даже немного раньше. Как только поезд остановился, перрон наполнился приехавшими пассажирами. Не успела толпа пассажиров схлынуть, как пришел еще поезд, на этот раз обыкновенный, с паровозом. Опять пошли пассажиры. Машинист электропоезда Вася приводил в порядок свое хозяйство. Помощник машиниста ушел. А Травка терпеливо дожидался в углу кабины. Наконец машинист открыл дверь и вывел Травку на перрон. На другом пути, на той стороне перрона, стоял только что прибывший поезд. Черный громадный паровоз фыркал паром и тяжело дышал, будто ему было очень трудно везти за собой столько вагонов и он страшно устал. -- Что, запыхался, старик? -- насмешливо крикнул машинист Вася. -- Знай наших! -- Потом он нагнулся к Травке и сказал по секрету: -- Ты видел, как я его по дороге обогнал? Я из-за него на две минуты раньше расписания прибыл. Только ты никому не говори. Тебя как?.. -- Травка... -- Очень приятно! Будем знакомы, мужичок Травка! А меня зовут Вася. Можно звать и дядя Вася, но не стоит. По званию я техник-лейтенант тяги, а по образованию -- ученик капитана Калашникова. -- Будем знакомы, -- согласился Травка, снял варежку и пожал протянутую ему руку. -- Сейчас придет моя смена, -- сказал Вася. -- Поедем с тобой куда хочешь, хоть на Луну. Полетишь со мной на Луну? -- Потом, может быть, и полечу, -- ответил Травка. -- Когда подрасту немного. А сейчас, дядя Вася, поедемте поскорее в Петровский парк. -- Ну что же, можно и в Петровский парк, -- согласился Вася. -- Тоже хорошее место. -- Очень хорошее! Там меня ждет мама. И папа, наверно, тоже ждет. Вы только, товарищ техник-лейтенант тяги, пожалуйста, не снимайте погоны, когда приедете к нам. Вася не успел ничего ответить. К нему быстрыми шагами подошел человек в форме железнодорожника и тоже в погонах. Вася вытянулся по-военному: -- Здравия желаю, товарищ инженер-майор! -- Зравствуйте, товарищ техник-лейтенант. Вот какое дело: ваш сменщик заболел. Придется вам сделать еще один рейс, пока мы вызовем запасного. -- Слушаюсь, товарищ инженер-майор! Разрешите отлучиться на минутку? Вася отвел Травку в сторону и сказал: -- Вот беда! Слышал? Но здесь я ничего не могу поделать. Приказ, сам понимаешь. -- Да я один доеду, -- сказал Травка. -- Подумаешь -- беда! -- А ну, говори точный адрес. Как поедешь? -- Очень просто. На метро до той станции, где бронзовые фигуры. -- Это до "Площади Революции", что ли? -- Ну да. А оттуда на троллейбусе. Петровский парк, Новые дома, корпус "Б", шестой этаж, квартира шестьдесят восемь. -- Великолепно! Теперь я вижу, что с тобой мимо Луны не пролетишь. Деньги-то у тебя на дорогу есть? Тебе и сейчас путь не близкий. -- Есть. Целый рубль, -- деловито ответил Травка. -- Неразменный? -- Почему неразменный? Самый настоящий! -- Ну, пусть он у тебя останется неразменным. Вот тебе на метро и на троллейбус. Может быть, еще какие-нибудь расходы будут. -- И Вася дал Травке горсточку серебряных монет. Это было как раз кстати. Травке очень хотелось еще раз попробовать, как будет действовать билетный автомат. -- Но только как я вам отдам эти деньги? -- А вот на Луну вместе полетим, ты и отдашь. -- Это еще когда будет... -- сказал Травка. Он понял, что Вася шутит. -- Я лучше попрошу папу, пусть он пошлет деньги капитану Калашникову, а капитан Калашников отдаст вам. Вася обрадовался: -- Да ты, я вижу, малый сообразительный! С тобой и правда не пропадешь. Конечно, техник-лейтенант Вася проводил бы Травку домой и постарался бы и сам не пропасть и Травку не потерять. Но, как нарочно, им приходилось расставаться. Ничего не поделаешь: заболел товарищ. А поезда должны ходить по расписанию во что бы то ни стало. x x x Травка стоял перед кассой-автоматом. Он только что опустил в щелочку четыре монеты и ждал, когда же выпадет билет. Но автомат молчал и упорно не выдавал Травке билета. Травка постучал кулаком в стенку автомата. И опять -ничего. Что же делать? И пожаловаться было некому. Травка хотел уже идти в обыкновенную кассу, где сидела кассирша, но тут проходивший мимо пассажир сказал: -- Что, мальчик, застрял билет? Так ты нажми кнопку. Травка раньше и не замечал на шкафчике кнопку, рядом с которой было написано, что ее нужно нажать в случае отказа автомата. Он нажал кнопку, и в корытце что-то упало с легким звоном. Травка стал пальцами доставать билет, но в руке у него оказались четыре монеты по двадцать копеек, только что опущенные в автомат им самим. -- Как же это я сразу не догадался! -- громко воскликнул Травка. -- Этот автомат не умеет давать сдачи. Если опустишь больше пятидесяти копеек, он просто отдает деньги обратно. И Травка, сообразив, в чем дело, быстро насчитал из тех денег, которые были у него в кармане, ровно пятьдесят копеек -- три гривенничка и двугривенный. Мальчик опустил в автомат эти монетки и получил билет без всякого отказа. Новые дома Без всяких приключений он доехал до станции "Площадь Революции". Здесь его подхватила толпа пассажиров, и не успел он хорошенько посмотреть на знакомые статуи, как вместе с толпой пошел куда-то вниз. Он и не думал, что если находишься под землей, то можно опуститься и еще ниже. Он шел вместе со всеми и попал как будто бы на другую станцию. Это был светлый зал, весь из белого мрамора. Здесь у самого потолка были вделаны фигуры танцоров и музыкантов. Кто играл на дудочке, кто на балалайке, а кто еще на каком-то инструменте -- Травка не знал, на каком. Каждая фигура была ростом с большую куклу. Все они были сделаны из белого фарфора и подкрашены золотом. Подошел поезд. Какая-то тетя спросила: -- Тебе куда, мальчик? -- Мне в Новые дома. -- Так садись же скорее, а то сейчас двери закроются! -крикнула тетя, схватила Травку за руку и втащила в вагон. Двери действительно сейчас же закрылись, и поезд тронулся. Пассажиры в вагоне оттеснили Травку от тети. Когда поезд остановился, Травка невольно вышел вместе с теми пассажирами, которые выходили на этой станции. Здесь не было никаких фигур. Не было и таких колонн, как на станции у дома-великана. Здесь были громадные арки, похожие на серебряные радуги. Между арками стены были облицованы красным самоцветным камнем. Когда пассажиры ушли, станция стала такой просторной, что Травке захотелось, чтобы здесь оказалось побольше ребят. Тогда можно было бы поиграть в салки или в палочку-выручалочку под серебряными радугами. Но самое интересное было, очевидно, на потолке. Посередине станции ходили люди и, запрокинув головы, смотрели на потолок. Травка тоже начал смотреть. Над его головой оказалась как бы громадная опрокинутая овальная ваза, и он видел ее дно. На дне вазы он увидел картину необыкновенной красоты. Картина блестела и сверкала так, будто была сделана из драгоценных камней. На ней был изображен лыжник в красной фуфайке, как у дяди Левы Измайлова. Будто он на лыжах прыгает с горы. Ты глядишь на него снизу, а он через тебя перепрыгивает. А над ним видно синее зимнее небо. "Эх, жаль, что я не окликнул его тогда! -- подумал Травка. -- Ну, да ладно! Зато я загадаю ему загадку: как я видел, что он ел шоколад на Московских горах? А потом расскажу, что видел его на картине, на потолке". Травка видел над собой мозаику -- картину, выложенную из кусочков разноцветного стекла. Он пошел дальше и в следующей вазе увидел самолет, прорывающийся сквозь облака, потом дальше -- остроносый планер, летающий без мотора, пловца, прыгающего с вышки, цветущую ветку яблони, потом ту же ветку, но уже с крупными румяными яблоками. Он шел все дальше и рассматривал все новые картины, пока у него не заболела шея. Он отдохнул немного и снова принялся смотреть. Травка увидел рабочих, кладущих кирпичи на высокой стене, колхозников, убирающих машиной золотистую пшеницу, самолеты, летящие в виде букв "СССР", и, наконец, гордое красное знамя, развевающееся по ветру. Он посмотрел бы и еще немного, но ему было пора ехать домой. Он давно уже догадался, что попал не туда, куда нужно, и лучше всего ему вернуться на станцию "Площадь Революции". А оттуда сесть на троллейбус -- вот он и дома. Поезд в противоположную сторону только что ушел. Травка решил дожидаться следующего поезда на том месте, где висела вывеска "Посадка пассажиров с детьми". Он взглянул налево, где высоко на стене были вделаны часы. Большая и маленькая стрелки столкнулись около цифры "9". Рядом с этими часами были другие, но уже совершенно необыкновенные. На этих часах не было ни стрелок, ни цифр. Вернее, цифры были, но какие! На часах стояла цифра "1", составленная из светящихся точек. А вокруг этой большой цифры выскакивали одна за другой, по кругу, светящиеся маленькие цифры: О, 5, 10, 15, 20, 25, 30, 35. "Что это за часы такие?" -- подумал Травка. А цифры все выскакивали дальше по кругу: 40, 45, 50, 55... Потом сразу все исчезли, и вместо них появилась цифра "2", тоже из точек. А вокруг нее сейчас же начали выскакивать маленькие цифирки: 5, 10, 15, 20... -- Ты что, мальчик, гуляешь или едешь куда? -- услышал Травка. Он обернулся и увидел девушку в красной фуражке, но не ту, с которой познакомился раньше, а другую. В руке у нее тоже был желтый сигнальный диск. -- Еду. Мне нужно на площадь Революции, а оттуда на троллейбусе к Новым домам. Она начала ему объяснять: -- Так ты сейчас сядешь на поезд, проедешь одну остановку, там слезай и поднимайся по движущейся лестнице, где висит вывеска "Площадь Революции". Ты читать-то умеешь? -- Умею, -- нетерпеливо сказал Травка. -- А это что за часы? -- Обыкновенные интервальные часы. Показывают интервалы между поездами. Сколько минут прошло и сколько секунд от поезда и до поезда. Обыкновенная вещь... Отойдите от края! -вдруг по-начальнически крикнула она пассажирам. А пассажиры и так не заходили за белые квадратики, накрашенные вдоль платформы. Разве уж кто-нибудь очень нетерпеливый выскочит посмотреть, не подходит ли поезд. Когда поезд подходил, интервальные часы показывали четыре с секундами. Поезд остановился, и цифры на часах разом исчезли. Травка вошел в вагон и целую остановку думал о том, что обязательно нужно будет изобрести такие же часы, но только чтобы их носить на руке. Они, конечно, электрические. Вставишь штепсельную вилочку -- и сразу видно, сколько сейчас часов и сколько минут. (Вместо секунд пусть лучше будут минуты!) Поезд остановился. Травка ничего не перепутал. Он поднялся на эскалаторе с вывеской "Площадь Революции", потом увидел другой эскалатор с такой же вывеской, опустился по нему и попал-таки на свою знакомую станцию с бронзовыми фигурами. И тут спросил у первого же гражданина, который показался ему особенно добрым: -- Скажите, пожалуйста, где садиться на троллейбус к Новым домам? -- Да зачем же тебе на троллейбус? -- удивился гражданин и даже развел руками. -- На метро же гораздо проще. Поедешь со мной. Я тебе покажу, где сходить. Травка знал, что к Новым домам можно проехать и на метро. Правда, идти до них от метро подальше, чем от троллейбуса или от трамвая, но Новые дома видны отовсюду, и он ни за что не заблудится. Он проехал с добрым гражданином три остановки, и гражданин сказал: -- Вот ты и приехал, слезай. А ты говоришь: троллейбус! Зачем тебе троллейбус? Травка вышел и попал на новую станцию. Полукруглый потолок здесь был весь усеян яркими электрическими лампами. При выходе висела мраморная доска с гордыми словами: "Сооружено в дни Великой Отечественной войны". Травка распростился с этой станцией и пошел домой. Он поднялся на эскалаторе, вышел на улицу и удивился: Новые дома высились совсем рядом -- стоило только перейти площадь, и ты во дворе Новых домов. Это были величавые, стройные семиэтажные дома. Все их окна светились, и сами они были освещены снаружи. Они выделялись на темном небе и были видны отовсюду. Но это были не те Новые дома, в которых Травка жил с папой и мамой... К Травке подошел милиционер. Он был в темно-синей шинели с красными кантами. На плечах его рдели красные погоны. На голове была черная барашковая шапка с синим верхом и с золотой кокардой. За спину был закинут синий башлык с красным кантиком, а на груди сияли золотые пуговицы и вился красный шнур. Справа у него висел грозный пистолет в кобуре, а слева висела сумка. Такой встанет перед самым страшным нарушителем порядка, и нарушитель сразу испугается. Но он стоял перед Травкой, а Травка не испугался ничуть. Милиционер спросил: -- Ты что здесь делаешь, мальчик? Куда едешь? -- Мне нужно в Новые дома. Милиционер прикоснулся рукой к своей шапке и вежливо указал: -- Так вот же тебе Новые дома! Площадь перейдешь -- и там. Переходи только где указано и при зеленом свете. -- Да это не те Новые дома. Мне нужно Петровский парк, Новые дома. -- А, Петровский парк... Так садись на трамвай. Вот трамвай идет как раз в Петровский парк без пересадки. Деньги-то у тебя есть? -- Есть. -- Ты входи смело через переднюю площадку и садись прямо на детские места. Скажи, что я велел. Трамвай уже подходил к остановке. Травка крикнул "Спасибо!" и побежал садиться. Трамвай идет в парк С передней площадки сходило очень много народу. Ждать, пока все сойдут, было рискованно: только сойдет последний пассажир, вагон и тронется. Так часто бывает. А садиться на ходу нельзя -- Травка это хорошо знал. Поэтому он побежал к задней площадке. Здесь толпилось тоже много народу. Но садились далеко не все. Трамвайная кондукторша стояла на задней площадке и объявляла громким голосом: -- Трамвай идет в парк! Трамвай идет в парк! "Отлично!" -- подумал Травка, схватился за поручни и вошел в вагон. Другим пассажирам, видимо, нужно было не в парк, и поэтому внутри вагона пассажиров оказалось немного. Травка протянул кондукторше тридцать копеек. -- Мальчик, трамвай идет в парк, -- предупредила кондукторша. -- А мне и нужно в парк, -- сказал Травка. Сразу было видно, что он разбирается, куда едет. Кондукторша дала ему билет. Он подошел к передней площадке, где обыкновенно сидят дети. Детей здесь не было. Кто-то из взрослых уступил ему место в самом уголке. Он взобрался на скамейку, стал на колени и начал смотреть в окно. Громадные дома с сияющими окнами казались волшебными замками. Они уходили в самое небо, в темноту. Но это, конечно, не были дома-великаны -- высотные здания, как их называют в Москве. Это были просто обычные московские дома в восемь, десять и двенадцать этажей. Травка начал считать этажи в домах, но это оказалось очень трудно: дома проплывали мимо. Жаль, нельзя было ставить заметочки, мимо каких домов уже проехал трамвай. Поэтому из счета ничего не выходило. Вагон спускался на какую-то большую площадь. В темноте были видны разноцветные огоньки трамваев (у каждого номера свои два цвета), огни светофоров, автобусов и автомобилей. Все это издали было похоже на упавшие на землю огоньки салюта или на пышное украшение новогодней елки, рассыпанное по земле. Травка вспомнил такой замечательный запах елки, темно-зеленой, с серебряными звездочками, и ему почему-то стало немного грустно. Мама так любит украшать елку! А Новый год с елками уже прошел, дожидаться следующего очень-очень долго. -- Государственный цирк! -- объявила кондукторша, и остатки пассажиров стали сходить на остановке. Травка увидел белое здание, освещенное большими круглыми фонарями. На здании висели большие картины с рисунками львов, прыгающих в горящие кольца, и акробатов, высоко кувыркающихся над натянутой сеткой. "Хорошо бы побывать в цирке, -- подумал Травка, -- или хотя бы посмотреть цирковое представление в телевизор. Жаль, мама не позволяет поздно ложиться спать!" Травка вспомнил Ниночку в телевизоре, ее приветливую улыбку, вспомнил Солнечку, как она его поддразнивала, когда они на плечах ехали на Московскую гору, и сам улыбнулся. Травке стало больно стоять на коленях. Скамейка оказалась очень твердой. Травка спустил ноги со скамейки и уселся поудобнее. "...А как мама смешно пела: Спи, малышка мой курносый, Баюшки-баю!.. ...А у братика Коли есть ученая галка, еще ничему не выученный белоногий котенок Алешка и ежик. Ежик спит чуть ли не с тех пор, как мы переехали в Новые дома. Интересно, проснулся он или все еще спит? Спят котенок, галка, ежик -- Видно, время спать. Ты ложись скорее тоже В мягкую кровать!.. Хорошо бы сейчас в мягкую, удобную кроватку!.." Травка подогнул под себя одну ногу. В глазах у него поплыл ослепительный потолок, сплошь покрытый сияющими лампами, засверкала мозаика -- пловцы, лыжники, самолеты, каменщики на высокой стене, ветка цветущей яблони, красное знамя, развевающееся на ветру... Откуда-то взялся рояльный волк и защелкал черными и белыми зубами... -- Уходи, волк! -- крикнул Травка и взмахнул ножичком с костяной ручкой. -- Уходи! Уходи! Все равно не отдам тебе Солнечку! Волк зашипел змеей: ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш... -- повернулся и поехал куда-то на своих трех сосновых лапах, царапая когтями мозаичный пол. С резким звоном полетели из-под когтей цветные стекляшки: "тррррррннннн... трррррнннн..." Волк исчез... Травке стало тепло и уютно, только дуло в ноги. Травка говорил маме: "Мама, закрой форточку!.." Мама закрывала форточку, и снова становилось тепло. Травка спал. Где ночуют трамваи Оказывается, вагон шел не в Петровский парк, где жил Травка, а в трамвайный парк, куда собираются трамвайные вагоны на ночь. Был еще только вечер, а этот вагон кончил работу раньше других. Так выходило по расписанию. Как только вагон вошел в парк, кондукторша поспешила в контору сдавать билетные деньги. Трамвайный вожатый взял ключи от моторного управления и ушел, даже не заглянув внутрь вагона. Обоим им хотелось поскорей освободиться. Было воскресенье. У вагоновожатого был билет в театр, и он хотел успеть хоть на второе действие. Кондукторша торопилась в клуб: она сама сегодня участвовала в спектакле. А Травка в вагоне крепко спал, свернувшись на лавочке. Снаружи его не было видно. x x x Ночью в парк стали собираться вагоны. Пришла ночная смена рабочих. Уборщица Марья Петровна выметала вагоны и тряпкой протирала стекла окон. Она первая увидела спящего Травку: -- Батюшки, что же это такое? Мальчик в вагоне спит! Кто же его здесь оставил? Вставай, мальчик! Мальчик! Травка повернулся и сквозь сон пробормотал: -- Мамочка, я никуда больше не поеду. Только дай мне поспать... Марья Петровна взяла Травку за плечи и сильно потрясла. Травка открыл глаза, увидел незнакомую женщину в сером платке, испугался и громко закричал: -- Мама! Мама! -- Ну что ты, мальчик, не бойся! -- ласково сказала Марья Петровна. -- С мамой ехал? Как же она тебя забыла? -- Нет, я один ехал, -- сказал Травка и всхлипнул. Ему вдруг стало очень жалко себя. Он вспомнил, что потерялся еще утром, подумал, что никогда уже больше не увидит маму и папу, и горько заплакал: -- Хочу домой!.. К маме... Марья Петровна забеспокоилась: что делать с мальчиком глубокой ночью? Травка плакал все сильней и сильней. Тогда Марья Петровна сказала: -- Ах ты, горе ты мое! Ну, не плачь! Утром найдем твою мамочку. Как звать-то ее, знаешь? -- Зна-а-а-аю... -- Вот утром встанешь, спросим адрес в справочном бюро, и я отвезу тебя к мамочке. -- Да я сам знаю адрес! -- чуть не закричал Травка от обиды. -- Что же я, совсем глупый, что ли? Петровский парк, Новые дома, корпус... -- И, батюшки, -- перебила его Марья Петровна, -- теперь повсюду новые дома. Которые и старые были, и те обновляются. Разве уж совсем подряхлели, так те на слом, а жителей переселяют опять же в новые дома... Пойдем, милый! Ты у меня сейчас отдохнешь... И она повела Травку по трамвайному парку. Травке очень хотелось спать, но, когда он вышел из вагона, и сон и слезы прошли совершенно. Ему никогда не приходилось видеть столько трамвайных вагонов сразу. Вагоны стояли длинными рядами. Куда ни поглядишь -- всюду вагоны и вагоны. Высоко над ними была стеклянная крыша. Над крышей чернело ночное небо. Но в парке было светло, как днем. Под крышей висели громадные фонари. Они светили так, что на них было больно смотреть. На земле, между трамвайными рельсами, чернели глубокие канавы. Травка заглянул в одну такую канаву. Там стоял рабочий. Рабочий крикнул: -- Давай! Трамвайный вагон двинулся и наехал на рабочего сверху. Травка нагнулся под колеса вагона посмотреть, что будет дальше. Рабочий стоял под трамваем. В одной руке у него была электрическая лампа в проволочной клетке, а в другой -- молоток на длинной ручке. Он постукивал молотком, словно доктор, выслушивающий больного. -- Что это он там делает? -- спросил Травка. -- Механизмы проверяет, -- ответила Марья Петровна. -Проверяет по звуку, не треснуло ли что, не износилось ли, не нужно ли лечения -- ремонту, по-нашему говоря... И пойдем-ка мы с тобой, сынок, в тепло, ляжешь ты спать... А то гляди остынешь и сам потребуешь ремонта... А виновата будет Марья Петровна. Недоглядела, скажут, за ребенком. Она провела Травку в сторожку. Там было очень жарко. В углу сидел сторож и курил папироску. -- Вот, приемыша к тебе привела, -- сказала Марья Петровна. -- Пусти переночевать. -- Откуда ты его взяла-то? В трамвае, что ли, кто забыл? Надо бы позвонить в милицию. -- А что ребенка ночью по милициям таскать? Проспит здесь до утра, а там видно будет. Утро вечера мудренее. -- Ну что ж, -- согласился сторож, -- пусть переночует. Погода нынче не очень морозная, мне моя одежина не потребуется. Вот мы сюда его положим, возле печки. Сторож постелил прямо на пол свой огромный тулуп. Марья Петровна сняла с Травки валенки и курточку. Травка лег на тулуп и положил голову на подушку, сделанную из валенок и курточки. Марья Петровна покрыла его своим большим теплым платком, сказала: "Ну, спи!" -- и ушла. Сторож тоже хороший Травка остался один со сторожем и стал вслух думать: -- Паровоз ходит потому, что там пар. Электровоз -- потому, что там электричество. А трамвай почему ходит? Травка открыл глаза. Сторож смотрел на него и улыбался. -- Что, сынок, не спится в чужом-то месте? Лежишь и сам с собой разговариваешь. -- Я думаю: отчего трамвай ходит? -- Трамвай-то? Это я тебе расскажу. Я его, можно сказать, как свою избу в деревне, знаю. Облазил все. От дуги до моторов в вагоне. Трамвай ходит от электричества. С электростанции идет по проводам электрический ток. На трамвае -- дуга. По дуге ток проходит, попадает в мотор, а потом уходит в рельсы. Ну, мотор и вертит колеса. Вагоновожатый стоит на передней площадке. Там перед ним аппарат устроен, вроде тумбочки с виду. Контроллер называется этот аппарат. Вожатый поворачивает ручку. Больше ручку повернет -- трамвай идет быстрее. Повернет ручку обратно -- ток не попадает в мотор, трамвай сам под гору катится. Тут уж нужно тормозить. Вот какие дела бывают -- без всякого тока трамвай идет! Не зевай только, останавливай, когда нужно. Травка заинтересовался; оказывается, можно проехать целую улицу без всякого мотора, если улица хоть чуть-чуть под горку! Или с разбегу проехать, если рельсы хорошие. А если совсем без рельсов?.. -- А троллейбус отчего ходит? -- спросил Травка. -- Троллейбус небось все равно что трамвай. Вместо дуги у него на крыше две удочки. По одной ток проходит в мотор, по другой уходит из мотора. Рельсы ему не нужны, дороги теперь у нас гладкие. Куда руль повернешь, туда он и поедет на резиновых шинах. Лишь бы удочки не сорвались с проводов. -- А в метро поезд почему ходит? Там ни дуги, ни удочек на крыше. Одни рельсы. Сторож был хороший старик. Он любил поразговаривать и с удовольствием отвечал Травке: -- Это ты хорошо сказал, что там одни рельсы. Там есть и третий рельс. По нему-то электричество и идет, как по проводу. Он помещается сбоку и прикрыт деревянной коробкой. Очень большое напряжение тока в этом третьем рельсе! На коробку, например, без калош становиться нельзя. И работать там нужно в резиновых перчатках. А вместо дуги там есть такая лапка, вроде лопаточки. Она скользит по третьему рельсу, и с нее ток попадает в мотор. -- Вот как? -- сказал Травка. -- А я и не думал даже... -- Конечно, так, -- подтвердил старик. -- Да ты, парень, не смотри, что я сторож. Я раньше сам работал помощником слесаря по ремонту моторов. Я медали имею за доблестный труд и за оборону Москвы. Это меня фашист рабочей способности лишил: левые рука-нога плохо слушаются. Как бросил сюда бомбу стервятник -- что было! На этом самом месте комната отдыха была и мастерские. А теперь, вишь, моя сторожка стоит. А мастерские -- вон они, рядом, лучше прежнего выстроены. А еще недавно были сплошные развалины. Ты во время войны-то где был? Или ты маленький еще, не помнишь войны?.. Да ты что, спишь? Эй, паренек! Но Травка уже не слышал. В сторожке стояла электрическая печь. Раскаленные спирали в ней потихонечку гудели, будто напевая колыбельную песенку. Теплый ветерок из печи гладил Травку по щеке. На тулупе было мягко... Травка уже давно уснул и даже похрапывал во сне. x x x Рано утром Марья Петровна разбудила Травку. Вставать не хотелось. Но когда Травка вспомнил маму и папу, он сразу окончательно проснулся. Что-то они сейчас делают без него? Мама ведь, наверно, уже очень волнуется. Он сказал Марье Петровне: -- Тетенька, пойдемте скорее к маме! Марья Петровна ответила: -- Потерпи немножко, скоро пойдем. А ты, верно, забыл, что меня Марьей Петровной зовут? Нет, милый, видно и правда без справочного бюро с тобой не обойдешься. А оно еще закрыто. Да и чайку нужно попить. Сторож снял с плитки чайник, достал стаканы, сахар и баранки. Марья Петровна и Травка попили чайку, а потом уже и пошли. Утром Снаружи трамвайный парк был похож на обыкновенный трехэтажный дом, но только без этажей, потому что окон в нем не было, а просто была стеклянная крыша. Дверей тоже не было, а было несколько ворот, из которых без конца выходили трамваи и отправлялись в разные стороны. На остановках их дожидался народ и сразу наполнял все вагоны. Люди спешили на работу. Марья Петровна и Травка вышли на площадь. Ночью выпал снег, и на площади работали снегоочистительные машины. Их было несколько. Одна машина только соскребывала примерзший к асфальту снег косыми круглыми скребками, другая сгребала его в кучу громадной железной лопатой, а третья совками подбирала и сваливала на грузовик. Совки были похожи на ступеньки эскалатора в метро. Они шли один за другим, вгрызались в снеговую кучу, потом поднимались вверх и опрокидывали снег в кузов грузовика. Моторы в машинах рокотали, как автомобильные, и от них пахло бензиновой гарью. Вдруг над самым ухом Травки раздался гудок. Травка рванулся в сторону, но зря. Он стоял на тротуаре, и ему ничто не угрожало. К тротуару подошел закрытый грузовик и сейчас же остановился. К нему были прицеплены два грузовичка поменьше. На большом грузовике было написано "Хлеб", а на маленьких -"Булочные изделия" и "Кондитерские товары". Из большого грузовика вышел человек и отцепил маленькие грузовички. В грузовичках оказались стеклянные окна, и там сидели продавщицы в белых халатах. Оказывается, это были магазинчики на колесах. Моторов у них не было, и им приходилось стоять там, где их поставят. Травка полез в карман. У него вместе с ножичком в кармане хранился новенький бумажный рубль. Рубль оказался на месте, да еще от Васиных денег оставалось порядочно. Травка подошел к необыкновенному магазинчику и купил две конфетки в виде маленьких куколок и два больших мятных пряника. Можно было купить всего по три, но Солнечка была далеко, и к ее приезду можно было купить еще. Сейчас была только Марья Петровна да он сам. -- Пожалуйста, Марья Петровна, возьмите, -- сказал он. Марья Петровна сначала отказывалась, а потом посмотрела на Травку добрыми глазами, покачала почему-то головой и взяла угощение. Но кушать не стала, а завернула в платок. Может быть, она сама хотела кого-то угостить. Подошел трамвай, Марья Петровна взошла на переднюю площадку и Травку взяла с собой. Вагоновожатый сказал очень строго: -- Проходите, женщина с ребенком, в вагон! Здесь не полагается стоять. Марья Петровна показала ему маленький блестящий номерок и сказала: -- Свои. И мальчик со мной. Больше они не стали разговаривать. Они ехали по широкой улице мимо высоких новых домов. Дома попадались розовые, ярко-голубые, желтые, светло-серые. И каждый из них был по-разному красив: на одном -- мозаика из разноцветных кирпичей, на другом -- белые статуи, на третьем -- каменные вазы, на четвертом -- колонны или балкончики почти под каждым окном... На передней площадке работал трамвайный вожатый. Левой рукой он то и дело поворачивал рукоятку контроллера то в одну сторону, то в другую. А правой поворачивал медную ручку, под которой была медная дощечка с выпуклыми буквами: +------------------+ | ТОРМОЗ КАЗАНЦЕВА | +------------------+ Раздавалась громкая трель трамвайного звонка: "трррррннннн..." Или шипенье: "ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш..." Марья Петровна взяла Травку за плечо и сказала: -- Пойдем, нам надо выходить. Вон будка-то стоит -справочное бюро. Когда они сошли с трамвайных ступенек, Травка заговорил: -- Марья Петровна! А вот трамвайный звонок отчего работает? Как вы думаете, Марья Петровна? -- Не знаю, сынок, -- ответила Марья Петровна. -- Ведь я простая уборщица. А ты учись хорошенько и сам будешь знать все на свете. Волшебник справочного дела Они подошли к справочной будке. Окошечко было закрыто. Сквозь стекло было видно, что старичок заведующий читает газету. Чтобы лучше видеть, он надел две пары очков. Марья Петровна не знала, что делать. Травка тоже не знал, что делать. Постучать в окошко они стеснялись. Они прочли объявление: +-----------------------------+ | ЗДЕСЬ МОЖНО УЗНАТЬ АДРЕС | | ЛЮБОГО ЖИТЕЛЯ ГОРОДА МОСКВЫ | +-----------------------------+ А как это сделать, с чего начать -- не было сказано. Прошло немного времени. Наконец старичок заведующий отложил газету, вскинул одни очки на лоб, а другие оставил на глазах. Он огляделся, заметил Марью Петровну, открыл окошко и спросил: -- Вам что угодно, гражданка? -- Нельзя ли у вас узнать, -- сказала Марья Петровна, -правильный ли это адрес: Петровский парк, Новые дома, корпус "Б". Новые-то дома у нас теперь повсюду. Вот я и сомневаюсь... -- Сейчас, гражданка, получите точный ответ, -- сказал старичок, надвинул на нос вторые очки и положил перед собой толстенную книгу. Он начал перевертывать огромные листы этой книги. На каждой странице было что-то напечатано, написано чернилами и наклеено отдельными листочками. -- Слушай, папаша! -- укоризненно сказала Марья Петровна. -- Пока ты нужный ответ разыщешь, мальчишечка-то замерзнет. Видишь, он и то пританцовывать начал. А он от родителей отбился. -- Где мальчишечка? -- Старичок вскинул одни очки на лоб, приподнялся, поглядел за стекло и увидел Травку. -- Какой мальчишечка? Этот? Так это совсем другое дело! Что же вы мне раньше не сказали! Он положил перед собой ворох газет, быстро отыскал среди них газету "Московский железнодорожник" и положил ее сверху. -- Вот! -- И он остановил палец в углу газеты, где было напечатано: "Пропал мальчик". -- А ну, мальчик, подойди-ка сюда поближе! Травка подошел к окошечку. -- Необходимо проверить, ты ли тот мальчик, о котором напечатано в газете. У меня, видишь ли, правило: давать только проверенные сведения. Как тебя зовут? -- Травка. -- Правильно. Далее -- здесь указаны номера телефонов. Один домашний и два служебных. Скажи мне номер твоего домашнего телефона. Не может быть, чтобы такой большой мальчик не знал номера своего домашнего телефона. -- Номер Д, три, семнадцать, сто. -- Неправильно ты говоришь! -- воскликнул заведующий. Травка смутился: -- Я сам думаю, что немножко перепутал. Потому что я никогда домой не звонил. В детском саду нам позволили позвонить только по одному разу, а потом не позволили и подходить. А у братика Коли телефона нет. У него только ученая галка и ежик... И еще всякие цветы и растения... Старичок его остановил: -- Ты это мне потом расскажешь, и я запишу адрес, где можно видеть ученую галку. А теперь говори: почему ты запомнил такой странный номер телефона -- Д, три, семнадцать, сто? -- И вовсе не странный, -- сказал Травка. -- "Д" -- это значит дом; три -- это сколько мне было лет, когда я был еще маленький и не ходил в детский сад; семнадцать -- это сколько мне будет лет, когда я окончу школу. А сто -- это сколько мне будет лет еще очень-очень не скоро. -- Тогда, конечно, все правильно, -- примирительно сказал старичок. -- Но только запомни раз и навсегда, что телефон твоей квартиры Д 4-18-68. -- Да ты адрес-то, адрес домашний скажи! -- взмолилась Марья Петровна. -- Не мучай ты, родной, ребенка! Старичок вскинул одни очки на лоб, а сквозь другие посмотрел на Марью Петровну: -- Зачем адрес? В справочном деле, матушка быстрота прежде всего. Мы сейчас позвоним его папе на работу. И он взял телефонную трубку. Неужели Травка снова пропал? Папа сидел в своем рабочем кабинете на службе очень печальный. Целую ночь они с мамой не спали: все ждали каких-нибудь вестей. Утром папа все-таки пошел на работу, а мама осталась дома совсем больная. Папа был инженером-технологом на довольно большом заводе. Он указывал, как расставлять станки и машины, с чего начинать работу, когда ковать, когда сверлить, как и когда накаливать, когда и на сколько обтачивать изделия. Он сам придумывал разные усовершенствования, чтобы работа шла лучше и быстрее. Он постоянно думал об этом. Даже тогда, когда был не на работе. А сегодня он никак не мог сосредоточиться. За что бы он ни принимался, мысли о сыне мешали ему работать. И он никак не мог справиться с собой. На папиной службе все уже знали, что Травка потерялся. Все жалели папу и раздумывали, куда мог деться его сын. Одни говорили, что мальчик найдется, а другие ничего не говорили, но тоже тревожились вместе с папой. Вдруг раздался телефонный звонок. Папа взял трубку и услышал: -- Ваш мальчик нашелся. Сейчас же поезжайте на Пушкинскую площадь. Туда ходят трамваи, троллейбусы, автобусы и метро: от станции "Охотный ряд" -- вверх по улице Горького; от станции "Площадь Маяковского" -- по улице Горького вниз. Ясно? -- Ясно... -- пробормотал папа. -- Но все-таки где же он сам? -- Он стоит у киоска справочного бюро рядом с гражданкой в сером платке. -- Пожалуйста, не отпускайте его! -- взволнованно заговорил папа в телефон. -- Если вам нетрудно, не отпускайте его ни на минуту! Если можно, не спускайте с него глаз! Служащие повернули головы к папиному кабинету и слушали изо всех сил. Как только папа положил трубку, все вскочили со своих мест, бросились к нему и разом заговорили: -- Что случилось? -- Неужели нашелся? -- Я же говорил! Папа встал и сказал решительно: -- Пока не увижу его собственными глазами, ничего не скажу! Он быстро вышел в переднюю, схватил пальто и шляпу и бегом бросился вниз по лестнице. Из всех названных старичком способов сообщения ни один не подходил папе. Завод, на котором работал папа, был расположен вне Москвы, довольно далеко от города. Но зато оттуда до самой площади Пушкина ходили заводские автобусы. По дороге они не останавливались. Папа вскочил в автобус. Пальто он успел надеть только в один рукав, на голове у него оказалась чужая шляпа, калош он не надел совсем -- так он спешил. Только в автобусе он немного отдышался. Но у него все еще нетерпеливо билось сердце. Ему хотелось поскорее увидеть Травку. Автобус шел уже по городским улицам. Вдруг папа заметил, что автобус идет не на Пушкинскую площадь, а куда-то совсем в другую сторону. Папа бросился к кондуктору: -- Скажите, кондуктор, куда это мы едем? -- За бензином, -- ответил кондуктор. -- Зачем за бензином? За каким бензином? Почему вы даете билеты до Пушкина, а сами едете за бензином? -- Вы бы плакатик прочли у водителя на стекле, -- сказал кондуктор. -- А то я вижу: гражданин скачет на ходу, но молчу. Думаю, ему нужно в нашу сторону, в заезд. Туда машины редко ходят. И пожалел, не стал штрафовать. Да вы не волнуйтесь, гражданин! Куда взяли билет, туда и приедете. -- Да я и не волнуюсь, -- попробовал возразить папа, но тотчас замолк, почувствовав, что говорит неправду. -- А без бензина и вовсе никуда не приедете, -- продолжал кондуктор. -- Мы потому и экономим бензин, что очень много его нашей стране нужно. И на тракторы бензин, и на комбайны бензин, и на всякое другое-иное-прочее опять же бензин. А мы сегодня все утро на вчерашней экономии ездим. Наша бригада на первом месте по экономии горючего. Это понимать надо! А вы волнуетесь: "Зачем за бензином? За каким бензином?" В это время автобус остановился на маленькой площади. Здесь стоял домик со стеклянными окнами во всю стену, а возле домика -- колонка с высокими прозрачными стаканами наверху и с матовым шаром, на котором было написано: "Бензин". У будки стояла очередь грузовиков, "Москвичей", "ЗИСов", "Побед" и разных других автомобилей. Был даже один грузовик с цистерной для поливки улиц. Зачем он сюда прибыл в зимнее время -- неизвестно. Однако автобус подкатил к бензиновой колонке вне очереди. Шофер вылез из своей кабины и подошел к железному баку, который был приделан сзади автобуса. Он отвинтил медную пробку у бака, пошел к бензиновой колонке и взял там у служащего резиновый шланг с медным наконечником. Наконечник шланга он опустил в бак. Служащий повернул рукоятку, и стало видно, как в стеклянных стаканах колонки танцует и пузырится бензин. Стрелка циферблата показывала, сколько бензина уходит в автобусный бак. Когда стрелка показала сорок литров, шофер крикнул: -- Довольно! Потом он стал проверять мотор -- то заведет, то остановит. Ждать было для папы мучительно. Он несколько раз подходил к шоферу, наконец не выдержал и попросил его ехать поскорее. -- Ничего, успеете, -- ответил шофер. -- Мы по расписанию работаем. Что потеряли здесь, то наверстаем быстротой езды. Наконец шофер залез в свою кабину и дал гудок. Пассажиры расселись по местам, и автобус тронулся. x x x Будка справочного бюро была видна издалека. К окошечку тянулась длинная очередь. Папа подбежал к будке и, расталкивая руками людей, стал искать Травку. Травки не было. Не было и женщины в сером платке. Тогда папа извинился и сказал громко: -- Граждане, не видел ли кто женщину в сером платке и с ней мальчика? Маленький такой! Травкой его зовут! Какой-то гражданин, стоявший в очереди, ответил за всех: -- Нет, не видели. У папы сразу упало сердце. А сколько еще приключений впереди! -- Позвольте, позвольте... -- сказал вдруг человек в меховой шубе и с портфелем в руках. -- Они, кажется, в будке телефона-автомата. Я сейчас вызывал для них номер Д 4-18-68. Даже свой собственный пятиалтынный опустил. Телефон-автомат помещался тут же, рядом со справочным бюро. Папа подошел к телефонной будке и увидел через стеклянную дверь своего Травку. Травка говорил по телефону. Он заметил папу, отдал телефонную трубку Марье Петровне и выбежал из будки. Папа поднял Травку на руки, а Травка обнял папу за шею. Они сначала ничего не говорили -- так им было хорошо вдвоем. Марья Петровна стояла рядом и утирала слезы своим серым платком. Наконец Травка сказал: -- Папочка, где же ты был так долго? Я тебя ждал, ждал... А ты все не едешь. Я замерз весь. Вот уж ты не вовремя потерялся! А было так интересно! Я сейчас с мамой говорил по телефону. Мама здорова, только немного соскучилась без меня. А я ей привез сосновую лапочку. Папа попрощался с Марьей Петровной. Он долго благодарил ее. Травка тоже с ней попрощался. Потом они с папой сели на троллейбус и поехали домой, в Петровский парк. По дороге Травка рассказывал свои приключения, а папа -свои. Травка спрашивал: -- А мы позовем в гости Солнечку? Я ей обещал. -- Позовем обязательно, -- отвечал папа. -- А капитана? -- Ну как же! Его в первую очередь. -- А Николая Ивановича? -- И Николая Ивановича позовем. -- Папа, а я знаю, отчего ходит троллейбус. -- Вот и хорошо. -- Папа, а я знаю, где ночуют трамваи. -- Вот и отлично. -- Папа, скажи, а троллейбус не может ходить там, где нет для него проводов? -- Конечно, не может. -- А автобус? -- Автобус может. -- Папа, а я знаю, что в каждой электрической лампе светит капелька солнца. Но для этого трудилось и трудится очень, очень, очень много людей... Мне это говорил капитан Калашников. А он директор электростанции. -- Сынище! -- удивленно сказал папа и внимательно посмотрел на Травку сквозь очки. -- Да ты, я вижу, без меня еще поумнел! Ну погоди... Я загадаю тебе такую загадку, что ты ее ни за что не разгадаешь! Вот погоди! -- Только ты, папка, потом сам разгадывай ее подлиннее и поинтересней. x x x Когда приехали домой, мама так затискала Травку, что чуть не переломала ему косточки. А слезами вымочила весь полосатый свитер. Папа почему-то тоже стал слишком часто вынимать носовой платок и протирать им очки. Травка спросил: -- Что же вы плачете? Какие вы смешные! -- А мы боялись, что ты совсем пропал, -- ответил папа. -- Ну, -- сказал Травка, -- как же я пропаду? Я уже не очень маленький. Я средний. Если бы я был совсем маленький, меня все равно привели бы к вам или принесли на руках. А то я сам чуть не целый день провел на плечах у капитана. Даже ноги болят. А потом, у меня столько знакомых... Папа и мама улыбались. Травка посмотрел на них и вдруг почему-то сам заплакал. Но быстро перестал. И они заулыбались все втроем. Вот и вся повесть Вот и вся повесть о том, как Травка чуть не потерялся совсем. Травка и сейчас живет с папой и мамой в Петровском парке. В этой повести все правда. Светит нам могучее солнце. Горят над Кремлем красные звезды. А мы учимся, трудимся, строим и заставляем природу служить себе, чтобы было лучше жить всем людям. Приходит время -- мы отдыхаем. Правда и то, что ходят по земле паровозы и электрические поезда, работают электростанции, несется по проводам электрический ток, а по трубам идет горючий газ, и течет из Волги в Москву-реку свежая речная вода. Мчатся по улицам троллейбусы и автомобили, автобусы и вагоны трамвая. Проносятся под землей поезда метро, а над землей летят самолеты. Радиоволны разносят во все стороны музыку и человеческие голоса. При помощи радиоволн можно не только слышать, но и видеть то, что происходит очень далеко. По ночам печатаются газеты, и в них описано все, что происходит на земле. Ни днем, ни ночью не прекращае