Сергей Розанов. Приключения Травки --------------------------------------------------------------- Москва, "Детгиз", 1957 OCR, spellcheck: Michael Seregin --------------------------------------------------------------- Про Травку Травка -- это мальчик. Он маленький. Про все ему хочется узнать. Как первая весенняя травка в поле, смотрит он на цветы, на солнце, на облака в небе, на весь мир. Если самолет летит над Травкой, он смотрит на самолет и думает: "Почему самолет не машет крыльями, как птица? Он ведь очень похож на птицу. Как же это он летает, не шевеля крыльями?" А когда в вечерний час вся Москва вдруг озаряется электрическим светом, он думает: "Откуда взялось столько электричества, чтобы разом осветить целую Москву?" Однажды Травка покрутил черный регулятор на радиоприемнике и услышал голос: "Внимание! Говорит Киев!" Потом послышалась музыка. Он уже давно задумал узнать, почему это: в комнате никого нет, только один небольшой ящик, а кто-то разговаривает, играет и поет. Он выбежал на улицу и стал слушать. Но на улице было тихо. Как музыка из Киева попадает в Москву -- неизвестно. Сколько удивительного на свете! Надо обязательно про все узнать. Травка знает, что когда человеку два, три или даже четыре _года_, он еще может оставаться неграмотным, но когда ему исполняется сколько-нибудь _лет_, то он обязательно должен уметь читать и считать. Поэтому Травка выучил все буквы и научился складывать из них слова. А считать он умеет до ста и даже больше, когда понадобится. Очень еще не скоро Травка будет большим и станут его важно называть Трофимом Михайловичем или как-нибудь еще. И к тому времени, конечно, он будет знать решительно все. А пока зовут Травкой. Ну что же. И очень хорошо. О том, что произошло со старыми дачами Травка с папой и мамой живет в Москве, в Петровском парке. Он живет там всю жизнь. И хоть совсем не длинная у него жизнь, но он уже успел перевидать много удивительного. Он помнит, как ходил с папой и мамой гулять к старым дачам. Сами дачи были похожи на древних старушек. Но зато возле них были деревья, на полянке росли цветы и летали разноцветные бабочки. И вдруг туда стало невозможно пройти. Появился забор, понаехали машины. А летом из-за забора выросли красные стены домов. Как в сказке. Но только они не сами выросли. Травка видел, как на стенах работают люди. Они хватали красные кирпичи руками в серых брезентовых рукавицах и быстро укладывали их один к одному. Уложат ряд кирпичей, покроют его цементным раствором, похожим на густую серую сметану, и тотчас же кладут на раствор новые кирпичи. И получается еще ряд. Когда цементный раствор застынет, кирпичи не сдвинешь с места никакими силами. Цемент держит крепче всякого клея. Люди кладут кирпичи ряд на ряд. Так и растут стены. Сколько рабочих людей трудилось на стройке, Травка не смог сосчитать: люди работали и снаружи строящихся домов и внутри них. А главное, вместе с людьми работали их помощники -машины. И каждой машиной тоже управляли люди. Машин было множество. Высились подъемные краны. Стрелы подъемных кранов доставляли кирпич и все нужное для стройки на любой этаж. Приходили и уходили грузовики. Грузовики казались совсем тихонькими рядом с другими машинами, которые шипели, лязгали, рокотали, а иные тарахтели, как из пулемета: тра-та-та-та-та... Люди работали внимательно, не суетясь, но быстро, четко и весело. Каждый знал свое место. Каждый знал своё дело и старался исполнять его как можно лучше. Вот так и росли стены домов, пока не выросло на месте старых дач четыре новых восьмиэтажных дома. О том, как исполнилось Травкино желание Рабочие выкрасили стены голубой краской. На балконах поставили узорные решётки, а под самой крышей сделали широкий белый карниз с украшениями. Травке очень хотелось посмотреть, что делается внутри домов, но мама боялась ходить с ним на стройку и одного его туда тоже никак не пускала. А папа всегда был очень занят. Но все-таки он сказал: -- Хорошо. А если папа сказал "хорошо", так оно и будет. Так оно вышло и на этот раз. Папа получил ордер на квартиру в новом доме. Однажды утром к старому дому, в котором жил Травка с папой и мамой, подъехал грузовик. Мама засуетилась. Папа начал укладывать книги. Затопали грузчики. Заскрипели шкафы. Зазвенела посуда. Откуда-то появились рогожа и толстые веревки. Запахло пылью. Начали выносить вещи. И скоро комната, в которой жил Травка с папой и мамой, совершенно опустела. А все их имущество оказалось на грузовике. Папа залез в грузовик и уселся там на столе. Конечно, Травке очень хотелось поехать на грузовике вместе с папой. Но не стоило и проситься: рядом с Травкой стояла мама и крепко держала его за руку. Грузовик дернулся, и папа чуть качнулся на своем высоком сиденье и задорно махнул Травке рукой: смотри, мол, какой я храбрый! -- Пожалуйста, не потеряй ничего по дороге! -- крикнула мама. -- И сам не свались! -- Хорошо, постараюсь! -- прокричал папа в ответ. -- А ты, Травка, не потеряй маму! Травка понял, что папа шутит, и весело крикнул: -- Хорошо! Постараюсь! Все трое были сегодня особенно веселы. Еще бы! Они переезжали в Новые дома. Путешествие по этажам И они стали жить в Новых домах. Адрес: Петровский парк, Новые дома, корпус "Б", квартира ? 68. А по этому адресу всякий может их разыскать. Новые дома видны отовсюду. Корпус "А", корпус "Б", корпус "В", корпус "Г". Стоят рядышком, как буквы в азбуке. Квартира ? 68 на шестом этаже. Очень весело бежать вверх по лестнице и при этом считать ступеньки и этажи. Шестнадцать ступенек, поворот... Двенадцать ступенек, площадка -- этаж... Шестнадцать ступенек, поворот... Двенадцать ступенек, площадка -- еще этаж... Но еще интересней подниматься на лифте. Лифт затем и устроен, чтобы можно было подниматься на любой этаж быстро и не уставая. Подниматься нужно в кабинке. Это такая маленькая комнатка. Войдешь в нее и прямо в комнатке поднимешься вверх. В кабинке -- дощечка, и на ней восемь кнопок. Столько же, сколько этажей в доме. А самая верхняя, девятая кнопка -- с надписью "Стоп". Травка ехал в лифте с папой. Кроме них, в кабинке никого не было. И, конечно, папа позволил своему сыну перепробовать все кнопки. По правилам, спускаться вниз на лифте посторонним не разрешается. Но этот лифт строили на том самом заводе, на котором работал Травкин папа. И папе все равно нужно было проверить, хорошо ли работает лифт. Поэтому он и катался с сыном. Сам папа только наблюдал за работой лифта. А кнопки-то нажимал Травка! Они поднимались на восьмой этаж и опускались на первый. Останавливались против своей квартиры, но не выходили, а спускались в самый низ. Наконец папа сказал: -- Не пора ли нам возвращаться домой? А то мама забеспокоится. -- Пора возвращаться, -- согласился Травка. Он нажал шестую кнопку, кабинка пошла кверху и остановилась перед квартирой ? 68. Дверь квартиры отворилась, и появилась мама. Она сказала: -- Что это вы так долго, друзья? Я без вас успела соскучиться. А вы разве не соскучились? -- Мы не успели, -- чистосердечно признался Травка. А мама продолжала: -- Мне сказали, что вы уже полчаса как вышли из детского сада домой. И правда. Детский сад рядом, в корпусе "Г", на самом первом этаже. И они с папой давно были бы дома, если бы не катались на лифте. А еще раньше, по дороге, они любовались, как, стоя в глубокой канаве, работают водопроводчики. Там был огонь такой силы, что на него невозможно было смотреть. Да еще и кругом летали искры. Они катались на лифте сколько угодно и любовались необыкновенным огнем, а мама, оказывается, ждала их и сочиняла для них загадки. Она хотела, чтобы они поскорее пришли и начали разгадывать. А они все не шли. Поэтому она и соскучилась. Мамины загадки Теперь, когда они наконец явились, мама сразу загадала свою первую загадку. Такую: -- Ну-ка, кто знает? Маленькое, кругленькое, Посередке пуговка. Если пуговку нажмешь И немного подождешь -- Дверь приотворяется, Мама появляется... -- Я знаю! -- крикнул папа и поскорее поднял руку, чтобы его вызвали. Но мама сделала ему знак молчать и взглянула на сына: -- Это знает мой сынок... -- Электрический звонок! -- подхватил Травка, подбежал к двери, поднялся на цыпочки и четыре раза нажал ту самую кнопку, которую мама назвала в своей загадке пуговкой. Раздались веселые звонки. Травка перестал нажимать кнопку, а в квартире все еще что-то звонило. Но теперь настойчивые звонки раздавались не у входной двери, а где-то там, в комнате. -- Неужели телефон? -- спросил папа. -- Да, да! -- радостно сказала мама. -- Догадался. А я-то сочинила для вас загадку! Нам поставили телефон, и уже звонил Лева Измайлов. Он зовет нас в воскресенье к себе кататься на лыжах. И это, наверно, опять он звонит. Слышите? И правда, в квартире все еще раздавались телефонные звонки. Травка подбежал к телефону и взял трубку. Действительно, это звонил Измайлов. Травка закричал: -- Здравствуйте, дядя Лева Измайлов! А я выучился спускаться на лыжах с горы! И с палками и без палок! Даже от папы не отстаю, а про маму и говорить нечего. Дядя Лева, вы слушаете? Мы в детском саду сделали поезд! Только он не катится сам. Нужно возить его за ниточку. А остальное все как настоящее, и вагончики и все!.. Дядя Лева! Вы слушаете? Дядя Лева Измайлов слушал. Но у него так звенело в ухе от Травкиного крика, что он велел поскорее отдать трубку папе. А кричать в телефон вовсе и не нужно. Он устроен не для крика, а для обыкновенного разговора. Папа поговорил с Измайловым, положил трубку, а потом спросил: -- Ну что же, поедем к Измайловым в воскресенье? Измайловы были их друзья. Они жили на даче и летом и зимой. У них на Пролетарской -- леса, горы, приволье. Летом -- лодки, зимой -- лыжи. А в лесах, говорят, водятся зайцы с такими длинными ушами, что бедняжкам приходится их постоянно поджимать -- того гляди, волк заметит: где зайцы, там и волки. Но волки сами трусливы. Людей-то они боятся! Травка готов был хоть сейчас ехать на дачу. Мама сказала огорченно: -- Жаль, что я не могу поехать с вами. Воскресенье -единственный свободный день. У меня кружок пения. К экзаменам нужно готовиться. А кроме того, по хозяйству масса дел. Я поехала бы с вами хоть часа на три, но поезда так редко ходят на Пролетарскую! -- Это новая линия, -- сказал папа. -- Погоди, скоро и туда пойдет электричка. Мама улыбнулась: -- Хорошо, я подожду полгодика. Но вы-то обязательно поезжайте. -- Мы расскажем тебе все-все, -- утешил ее Травка. -- И я привезу тебе настоящую сосновую ветку. На троллейбусе под светофорами И вот наступил этот радостный день. Они собрались. Лыжи для папы должны были найтись у Измайловых на даче. А детские, Травкины, лыжи пришлось захватить с собой. Мама тоже оделась и пошла проводить папу и Травку до троллейбуса. Стоял легкий морозец. Над головой было синее небо. Только кое-где виднелись прозрачные облака. Будто по синему небу кто-то громадной кистью пробовал белую акварельную краску. Солнце не забралось еще высоко, а светило прямо в стены домов. Казалось, что дома сами сияют и радуются. На карнизах крыш повисли первые сосульки. А под крышами почирикивали воробьи. -- Замечательная погода для лыж! -- сказал папа. Откуда-то издалека прилетел ласковый ароматный ветерок. -- Весной пахнет... -- сказала мама. А Травка ничего не сказал. Он радовался молча. Они вышли на шоссе и стали ждать у остановки. Остановка троллейбуса была обозначена огромной буквой "Т". А на этом самом "Т" стояли маленькие цифры. Они обозначали, какие номера троллейбусов останавливаются здесь. Травка первый увидел, что издали приближается троллейбус. Длинные удочки на крыше троллейбуса скользили по проводам. На концах удочек изредка вспыхивали и разрывались голубоватые электрические искры. Когда громадный троллейбусный вагон с шуршаньем подошел к остановке, мама сказала папе: -- Смотри, пожалуйста, чтобы ничего не случилось. Папа ответил; -- Хорошо. А если папа сказал "хорошо", так оно и будет. Травка промолчал и наскоро расцеловался с мамой. Он-то знал, что ничего не случится. Они с папой вошли в троллейбус и уселись в мягкие кожаные кресла. Папа держал Травкины лыжи между колен. Кондукторша нажала кнопку электрического звонка Водитель троллейбуса взялся за руль и нажал ногою педаль. Троллейбус мягко качнулся и зашуршал по асфальту. Травка прижался носом к оконному стеклу. Иногда его слегка подбрасывало на сиденье, и тогда он довольно чувствительно стукался носом о стекло. Но он не обращал внимания на такие пустяки. Навстречу неслись автомобили, троллейбусы, автобусы, открытые и закрытые грузовики. Закрытые грузовики были ярко раскрашены. На некоторых были нарисованы красивые картины. Вот быстро промчался грузовик с надписью "Хлеб". За ним другой, еще интереснее, с надписью "Игрушки". И еще -- "Мороженое". Наконец попался даже грузовик с надписью "Кукольный театр" и с нарисованными куклами-артистами. А вот навстречу пополз двухэтажный троллейбус. Он был совсем похож на лакированный двухэтажный дом на колесах. Только на крыше у него вместо трубы были две коротенькие удочки. Травке очень хотелось покататься в таком движущемся доме на втором этаже. Но и здесь, в одноэтажном троллейбусе, тоже было интересно. Травка принялся считать, сколько машин попадается навстречу. Он сосчитал до тридцати девяти и сбился. Машины замелькали так быстро, что уследить за ними не было никакой возможности. Тогда он достал карандашик и начал ставить палочки на своем троллейбусном билете. Сосчитает десять автомобилей, помочит карандаш языком и ставит палочку. Но и тут у него ничего не вышло. Он забыл, что карандаш чернильный, и живо выпачкал себе рот. Папа хоть и не рассердился, но отобрал у него карандаш и долго тер ему язык и губы своим чистым Полотняным носовым платком. Да так и не оттер. Тогда Травка начал считать только те автомобили, которые обгоняли его троллейбус. Это были большие, красивые и стремительные машины. Они двигались по асфальту так легко, что, казалось, им ничего не стоит перегнать не только троллейбус, а хоть бы и самый быстрый самолет. У каждой машины на носу был приделан значок, похожий на развевающееся по ветру красное знамя. Это были "ЗИСы". Травка спросил: -- Папа, "ЗИСы" ведь тоже автомобили, почему же их называют машинами? А то мы спорили в детском саду... -- Автомобиль -- машина, -- объяснил папа. -- И паровоз -машина, и лифт -- машина, и троллейбус -- тоже машина. Машинка для стрижки волос -- и то машина. Много человек изобрел разных машин. И все для того, чтобы людям легче было работать. -- Смотри-ка! -- крикнул Травка. Он увидел автомобиль, нагруженный целой горой ящиков. Сто человек не могли бы поднять сразу столько ящиков. А тут их везла одна машина. Да еще как быстро! В это время троллейбус остановился. Сразу же его догнали два "ЗИСа", две "Победы" и "Москвич". Но автомобили не стали перегонять троллейбус, а остановились рядом с ним. Травка сразу сообразил, в чем дело. Высоко посередине улицы был подвешен на туго натянутых тросах светофор, похожий на трехэтажный домик. В первом этаже светофора загорелся круглый красный фонарь. Он был виден водителям всех автомобилей. Пересекая дорогу под самым красным фонарем, наперерез троллейбусу шли вправо и влево автомобили. Их было так много и шли они так быстро, что пересчитать их нечего было и думать. Водитель троллейбуса терпеливо ждал, пока про едут все автомобили. Если бы троллейбус поехал вперед, автомобили сшибли бы его, повалили и разбились бы сами. Через некоторое время красный фонарь потух, и над ним сейчас же засветился желтый. Водитель троллейбуса взялся за руль. Желтый фонарь сменился зеленым. Дорога перед троллейбусом оказалась свободной. Троллейбус тронулся и пошел. На поперечной улице, и вправо и влево от него, неподвижно стояли автомобили, готовые вот-вот снова ринуться в путь. Троллейбус пошел своей дорогой, но как только он дошел до следующего перекрестка, снова зажегся красный фонарь, и, пересекая дорогу троллейбусу, снова помчались вереницы автомобилей. Папа забеспокоился: -- Если будем так стоять перед каждым светофором, на вокзал не приедем и к вечеру. -- А как же быть? -- сказал Травка. -- Тем автомобилям ведь тоже нужно ехать. А если бы не было светофоров, на каждом перекрестке сталкивались бы машины. Папа посмотрел на часы и сказал: -- Вот мы сейчас пересядем на метро, там перекрестков нет. И поезда останавливаются только на станциях. Там зря время не теряют. Травка спускается под землю Над входом станции метрополитена еще издали была видна большущая буква "М". Внутри станции стоял ряд одинаковых коричневых шкафчиков. На некоторых из них светились таблички с надписью "Включен". Травка раньше никогда не видел в метро таких шкафов. Это были автоматы для продажи билетов. А надпись "Включен" обозначала, что автомат работает. -- Я сам возьму себе билет, -- сказал Травка и полез было в карман, где у него хранился настоящий бумажный рубль. -- Твой рубль не годится, -- сказал папа. -- Не пролезет сюда твой бумажный рубль. Сюда годятся только металлические монеты. Опустишь на пятьдесят копеек мелочи -- и получишь билет. Видишь щелочки? Эта -- для двугривенных, эта -- для пятиалтынных, эта маленькая -- для гривенников. А вот эта, самая большая -- для пятачков. Папа достал из кармана мелочь. Травка выбрал для каждой щелочки по одной подходящей монете. Он опустил в автомат двугривенный, пятиалтынный, гривенник, и как только опустил еще пятачок, внутри автомата что-то заурчало, защелкало -- и трык... замолчало. В корытце, приделанное к автомату, упал билет. Травке это очень понравилось. Хорошо, что нужно было брать еще один билет, для папы. Но у папы на ладони остались только одни двугривенные. -- Ничего, опускай какие есть, -- сказал папа. Травка опустил в щелочку с цифрой "20" одну монету, другую, третью -автомат снова заурчал, пощелкал, что-то выбросил в корытце и замолк. Тут Травка достал из корытца билет и вместе с ним совсем новенький, блестящий гривенничек. -- Вот так машина! -- с удивлением проговорил Травка. -Сама считает, продает билеты, да еще и сдачу выдает... Умная машина! Билеты были аккуратненькие, с дырочками по краям. Травка решил обязательно показать их в детском саду вместе с новым гривенничком, полученным из автомата. Папа взял сына за руку, и они пошли садиться. -- С лыжами мы в метро не пускаем, -- остановила их контролерша. -- Но ведь это детские лыжи, -- объяснил папа, -- они никого не могут стеснить. Контролерша посмотрела на Травку, на лыжи у папы под мышкой, улыбнулась и сказала: -- А пожалуй, вы правы... Она и не посмотрела на Травкины билеты, а просто смяла их и оторвала чуть не половину, хотя нужно было отрывать только синий краешек с надписью "Контроль". Травке стало даже немного обидно. Он на ходу начал разглаживать билеты, но пол под ним вдруг двинулся. Травка чуть покачнулся и поехал вперед. Он невольно посмотрел себе под ноги и увидел, что стоит на дорожке, сделанной из узких деревянных полосок. И дорожка эта едет. Он попал на дорожку эскалатора -- движущейся лестницы. Конечно, Травка не впервые ехал на эскалаторе. Но каждый раз он с интересом наблюдал за его работой. Дорожка под ним начала переламываться, опускаться вниз и вдруг превратилась в лестницу. Травка и шагу не сделал, как оказалось, что он стоит на лестничной ступеньке. Дальше он даже не шевелился, но все равно опускался все ниже и ниже. Лестница двигалась вниз сама и на одной из своих ступенек опускала Травку. Рядом другая лестница поднимала вверх, ему навстречу, целую вереницу людей. Какая-то девочка поравнялась с Травкой и помахала ему рукой в смешной зеленой рукавичке. Она улыбалась. Улыбались и другие дети. Иные взрослые и то улыбались: всем было приятно проехаться на эскалаторе. Когда спустились на неподвижный пол, Травка стал просить, чтобы папа позволил ему разочек подняться на эскалаторе наверх, а потом опять опуститься сюда же. -- Некогда, некогда! -- сказал папа и взял Травку за руку. Травка оглянулся на эскалатор. На лестнице стояла длинная очередь людей и плавно спускалась вниз, будто с высокой, но не очень крутой ледяной горы. Некоторые, особенно нетерпеливые, бежали вдоль всей очереди вниз, быстро пересчитывая ногами ступеньки. А вверх поднималась теперь совсем пустая лестница. Люди, которые поднимались на ней раньше, уже ушли, а новые еще не приходили. Рядом была еще лестница. Она не двигалась ни вверх, ни вниз. Это была запасная. "И по такой лестнице хорошо бы побегать, -- подумал Травка. -- Интересно, сколько в ней ступенек?" Но папа потянул его прочь от эскалатора. Подземные чудеса Здесь, под землей, был громадный белый зал. Он был такой длинный, что Травке захотелось пробежать его до самого конца. Он пожалел, что здесь нет Вовки-морячка из детского сада. Тогда бы уж они перестали спорить, кто бегает быстрее. А то на дворе только разбежишься, а двор уже и кончился. Неизвестно, кто кого обогнал. Громадные бронзовые изваяния -- статуи -- подпирали своды зала. Статуй было очень много. Колхозница кормила петуха. Студент читал книгу и что-то чертил. Физкультурница собиралась плавать. Ребята-пионеры стояли с моделями самолетов. Папы и мамы поднимали высоко вверх своих маленьких детишек. Футболист в полной форме держал в руках туго надутый футбольный мяч. Травка вспомнил, как мама рассказывала ему сказку о подземелье, в котором стояли пленники подземного чудовища, превращенные в каменные статуи. Тут, в этом подземном зале метро, тоже стояли статуи: это были изображения людей, которых Травка очень много раз видел, а с некоторыми даже и разговаривал. Но Травка нарочно стал представлять себе, будто он в сказочном подземелье и вот-вот прилетит чудовище. А вокруг стоят заколдованные пленники. Поднялся ветер, и Травка покрепче сжал папину руку. Раздался гул и грохот вроде того, какой бывает, когда надвигается гроза. Травка начал смотреть в ту сторону, откуда должно было появиться чудовище. Из подземной пещеры вырвался, поднимая ветер и гром, чудовищный сказочный змей. Он сверкал глазищами, шипел, фыркал, кричал неистовым голосом и поднимал подземный вихрь. -- Вот и поезд идет, -- сказал папа совершенно спокойно. И действительно, подходил поезд метрополитена. Он гнал перед собой воздух из узкого туннеля -- вот и получался вихрь. Змей зашипел и остановился. Вблизи он совершенно не был похож ни на подземного сказочного змея, ни на тот поезд с паровозом впереди и с ватным дымом из трубы, который ребята сделали в детском саду. Впереди не было никаких паровозов. Первый вагон с виду был совершенно такой же, как и все остальные: сверху -- желтый, снизу -- светло-голубой. Во всех вагонах горели яркие электрические лампы. Снова раздалось шипенье, растворились двери вагонов. Из дверей стали выходить пассажиры, и рядом с поездом вмиг образовалась толпа. Просто удивительно, как много пассажиров помещалось в одном поезде! Что может наделать самый обыкновенный воздух Травка уже давно выпустил папину руку. Он независимо осматривался по сторонам, будто ему каждый день по нескольку раз приходилось ездить в метро. Ему хотелось показать папе и всем пассажирам, что он ничему не удивляется. Он даже отошел немного в сторону, чтобы не мешать пассажирам выходить из вагона. Они все очень спешили. Прямо над Травкой склонилась громадная бронзовая фигура матроса. Матрос притаился в засаде и подкарауливал врага. В руке у него был револьвер. -- Поскорее, граждане, посадочку, поскорее! -- раздался громкий женский голос. Травка обернулся к поезду. Папа уже стоял в вагоне и испуганно звал его. Травка бросился к папе, протянул ему руку, но в это время кто-то крикнул: "Готов!", дверцы вагона сами собой сдвинулись и зажали Травкину руку. Травке не было больно, но он по-настоящему испугался и дернул руку изо всей силы. Дверцы были обложены мягкой резиной и кое-как выпустили Травкину руку. Раздался гудок. Поезд тронулся. Травка видел, что папа пытается открыть дверь с той стороны, но дверь не подавалась. Тогда папа стал что-то кричать Травке, тыкать себя пальцем в грудь и указывать в окно. А поезд шел все быстрее и быстрее. Вот он скрылся в туннеле, и на стене туннеля зажегся красный огонек. -- Оставайся здесь, он сейчас вернется, -- сказала девушка в красной фуражке и с пышными кудрями лимонного цвета. Она держала желтый сигнальный диск с железной ручкой. На оборотной стороне диск был красный. Девушка была одета в шинель с погончиками. Это она наблюдала за посадкой пассажиров и всем распоряжалась. И, конечно, она-то уж знала все порядки на метро. -- А скоро он вернется? -- спросил Травка. -- Это мой папа. -- Минут через десять будет здесь обязательно, -- уверенно ответила девушка. Травка сам знал, что папа непременно вернется, и скоро. Наверно, как раз это папа и старался объяснить при помощи пальцев, когда стоял в вагоне. По крайней мере, Травка так понял его. Но все-таки Травка растерялся. Уж очень неожиданно все случилось. Он спросил у девушки: -- А почему же поезд меня не подождал? Две секундочки хотя бы... -- Расписание, дружок, -- ответила девушка. -- Ты подумай сам: если на каждой станции поезд будет задерживаться на пять секунд, что же будет с расписанием? А? Вот и приходится торопить пассажиров. Травка невольно проникся уважением к девушке с лимонными кудрями: она здесь решительно все знает. И он смело спросил: -- А как это двери в вагоне закрываются сами собой? -- Это воздух работает, -- ответила девушка. -- Самый обыкновенный воздух, только очень туго накачанный машиной. Мотор-компрессор называется машина. Трудная. Я ее сдавала. -- Куда сдавала? -- удивился Травка. -- Обыкновенно, на экзамене, -- ответила девушка. -Пятерку получила. Ведь я готовлюсь на машиниста. Травка еще больше удивился: -- А разве на метро бывают машинисты? -- А как же! В переднем вагоне кабина. В ней и сидит машинист. А рядом с ним еще и помощник. Это помощник кричит: "Готов!" И машинист тотчас первым делом поворачивает кран и затворяет двери. Машинист -- самый главный. Он ведет поезд... Ну, жди папу! Девушка кивнула Травке и пошла встречать следующий поезд. Травка ничуть не испугался Папа должен был вернуться через десять минут. Это значит -нужно было десять раз медленно сосчитать до шестидесяти. Как до шестидесяти сосчитаешь -- загибать палец. Когда все пальцы на руках будут загнуты, тогда и пройдет десять минут. Травка начал было считать, но его потеснила толпа пассажиров, сошедших с нового поезда. Он сбился и решил пока поискать, нет ли среди подземных статуй машиниста метро. Но машиниста не попадалось, и он стал осматривать другие статуи. Больше всего ему понравился пограничник с собакой: внимательный, строгий и, наверно, очень храбрый. У собаки уши подняты -- прислушивается. Собаку зовут Вихрь. Вот в лесу хрустнула ветка. Вихрь насторожился. Пограничник (Травка будто бы сам сделался пограничником) покрепче сжал тяжелую холодную винтовку. Какие-то шаги слышны все ближе и ближе... Вот-вот Вихрь выскочит, как из-под земли... Пограничник пригнулся и шагнул вперед... -- Что, испугался? -- неожиданно спросил его кто-то. Травка вздрогнул и поднял голову. Перед ним стоял папа. Травка даже рассердился. Он ответил коротко и довольно сурово: -- Ничуть! Так он никогда не разговаривал с папой. Но папа заговорил весело: -- Ну конечно, не испугался! Главное -- не теряй присутствия духа. Будь всегда самостоятельным. Действуй решительно и быстро. И никогда не пропадешь. Пойдем скорее. Вон подходит еще поезд. Путешествие под землей Руки у папы были заняты Травкиными лыжами. Он приспособил их под одну руку, а другой крепко схватил Травку. На этот раз он сначала поставил сына в вагон метро, а потом уже вошел туда сам. -- Готов! -- послышался чей-то отрывистый возглас. Травка теперь знал, что это командует помощник машиниста. Дверцы сдвинулись, и поезд помчался. В туннеле было неинтересно. Быстро мелькали белые стены, кое-где горели не очень светлые электрические лампы. По стенам ползли толстые серые провода. Травка стал осматривать вагон. В вагоне было светло и радостно. Блестели стекла, металлические стойки и поручни. Под самым потолком были приоткрыты длинные форточки, и оттуда веяло свежим ветерком. Рядом с дверью была укреплена блестящая металлическая трубка. Она кончалась таинственной красной ручкой. Ручка была завязана бечевкой, а бечевка запечатана маленькой свинцовой печатью. Над ручкой под стеклом висело грозное объявление. -- Стоп-кран, -- объяснил папа. -- Повернешь его -- воздух ринется по трубам, с силой придавит к колесам тормозные колодки, и -- стоп! -- поезд остановился. А вот если повернешь без надобности, будет неприятность. Я хотел остановить поезд, когда ты отстал, да подумал: есть ли в этом надобность? Я ведь могу за тобой вернуться. Вот если бы с тобой что-нибудь случилось, тогда другое дело. Травка весело рассмеялся: -- Да что ты, папа! Что со мной может случиться? Пассажиры, стоявшие поближе, слушали и улыбались. Поезд мчался. Травка не успел еще всего осмотреть, а папа уже сказал: -- Сейчас нам сходить. Готовься. Они вышли из вагона и очутились на другой подземной станции. Здесь по стенам были укреплены хрустальные вазы с сияющими в них электрическими лампами, с виду похожими на обыкновенные свечи. Но казалось, что здесь еще светлее, чем в поезде. Под вазами стояли красивые мраморные скамьи. -- Папочка, -- попросил Травка, -- давай посидим здесь на скамейке. Здесь всем можно? -- Конечно, всем, -- ответил папа. -- Всем, кому нужно чего-нибудь ждать. А нам с тобой нужно торопиться. Посмотрим лучше, как выглядит дом-великан. Кстати сказать, он почти твой ровесник, хотя и моложе тебя. Когда ты родился, московских домов-великанов еще не было на свете. Ты рос, а они строились. Вот интересно: маленький мальчик, а старше великана!.. -- Папочка, пойдем! -- нетерпеливо произнес Травка и схватил папу за руку. Лестница эскалатора вынесла их наверх. Дом-великан Дом-великан, "высотное здание", как их называют в Москве, находился поблизости от станции метро. Вот это была громадина! Правда, он напоминал замок какой-то сказочной феи, но что сказочный замок по сравнению с этим домом! Пустяки, детские игрушки. Осмотреть его сразу, стоя на одном месте, Травка никак не мог, как ни старался. Он был выше всех самых высоких домов, которые Травка видел в своей жизни. Яркое солнце освещало его сильнее и ярче, чем смогли бы осветить все фонари подземных станций метро. Он весь сиял стеклами, розовым полированным мрамором и гранитом. Обежать дом вокруг нельзя было и думать. Вереницы автомобилей мчались наперегонки вокруг него, да, наверно, так и не могли объехать. Ни один проехавший автомобиль не возвращался обратно. У его стены неподвижно в ряд стояли "Москвичи", "ЗИСы", "ЗИМы" и еще разные машины, одна красивее другой. Наверно, они ждали здесь своих хозяев, которые работали в доме-великане. Травка стоял как зачарованный. Он даже забыл сосчитать, сколько этажей в великане. -- Смотри, -- сказал папа, -- и гордись тем, что ты старше дома-великана. Он должен тебя уважать, как старшего. Ты, наверно, сейчас кажешься ему меньше самой маленькой козявки, а он смотрит на тебя, улыбается и помалкивает. Травка задумался. Он припомнил все подходящие к случаю мамины рассказы и уверенно сказал: -- Ты шутишь, папа. Дома и замки никогда не улыбаются, даже в сказках. Папа не стал спорить: -- Ну, люди улыбаются, которые сейчас, наверно, смотрят сверху на тебя. -- А как они туда попали? На лифте -- правда? -- Конечно, на лифтах. И эти лифты ходят гораздо быстрее, чем наш. Пешком туда разве дойдешь! -- Я пойду, -- поспешно сказал Травка. -- Шестнадцать ступенек -- поворот, двенадцать ступенек -- площадка... -- И он потащил папу за собой. -- Нет, дорогой, погоди. Сейчас нас с тобой туда вряд ли пустят. Пойдем-ка лучше посмотрим здание, тоже высотное, куда тебя пустят наверно. -- Сейчас? -- Нет, тоже не сейчас. -- Ну-у! -- протянул Травка. -- А ты разве забыл, товарищ, про дачу Левы Измайлова? -- Нет, не забыл, ни капельки. Еще высотное здание Они пошли по широкому мосту, украшенному серыми колоннами. -- Это мост через Москву-реку, -- сказал папа. -- Под нами река Москва, видишь? Сейчас она покрыта льдом и снегом. -- Вон лыжники! -- крикнул Травка. И верно, по снеговому покрову реки одна за другой, цепочкой, быстро шли черные фигурки, разом взмахивая палками. -- А под ними, под рекой, проложен туннель метро, -- сказал папа. -- В нем, наверно, сейчас идет поезд, который привез нас сюда... Вернее, он уже до шел до вокзала и сейчас возвращается обратно. Травка посмотрел вниз. Никакого поезда не было видно. Впрочем, верно: он ведь шел под землей, а над ним текла река. Река, чистая и белая от снега, как простыня, уходила вдаль. А там, далеко, белело ярче снега здание, тоже сказочное. На своем золотом шпиле оно поднимало в самое небо венок с золотой звездой. Травка вопросительно посмотрел на папу. -- Да, да, -- сказал папа, -- это высотное здание -Московский университет. Ты будешь в нем учиться, когда окончишь школу. Конечно, если окончишь с пятерками или по крайней мере с четверками. Ты будешь там жить высоко, где-нибудь в комнате на тридцать втором этаже. Комнатка у тебя будет отдельная и очень удобная, только учись. -- А чему я буду учиться? -- Всему, чему захочешь. Мы с мамой будем ходить к тебе в гости. -- Конечно, приходите почаще, а то я соскучусь... А лифты там быстрые? А то ведь когда вы доберетесь до тридцать второго этажа! -- Лифты там еще быстрее, чем в доме-великане, который мы с тобой видели. -- Папа, так ты приходи ко мне в гости, когда будешь свободен от работы, и один, без мамы. Вот мы с тобой покатаемся! Управлять-то лифтом я уже сейчас умею. -- Конечно, конечно, -- сказал папа. -- Только ведь это еще не скоро будет. -- А сейчас нам нужно на вокзал, -- подхватил Травка. -Пойдем побыстрее. Папа и Травка быстрым шагом отправились на вокзал. На вокзале На вокзале была суета. Люди вбегали в здание вокзала, обгоняя друг друга. Входили носильщики и несли по пяти чемоданов, а некоторые и еще больше. Но только они недолго несли. Подъехала тележка, и носильщики сгрузили на нее все чемоданы. Тележку никто не вез -- она сама везла работницу в белом фартуке. Работница стояла на краю тележки. Сзади нее были две ручки вроде маленьких оглобель. Держась за эти ручки, она управляла тележкой и пускала ее в ход. А ногой она настойчиво нажимала большую кнопку звонка, чтобы ей уступали дорогу. На тележку нагрузили целую гору ящиков, чемоданов и мешков. Работница позвонила и отправилась в путь. -- Что это за машина такая? -- спросил Травка. У него разгорелись глаза. Он раньше никогда не видел таких самоходных тележек на низеньких пузатых колесах, обтянутых толстой резиной. Главное, что можно стоять на самом краю тележки, видеть весь путь перед собой и нестись куда хочешь. Вот бы ему такую! -- Это электрокар, -- сказал папа. -- Почему "электро"? -- удивился Травка. -- А где провода? Он твердо знал, что электричество идет по проводам. Как же оно попало в этот необъяснимый "кар"? По воздуху, что ли? Но тогда обязательно было бы видно, как в него прыгают искры. Папа хотел ему объяснить, но кругом так шумели, волновались и спешили, что папа посмотрел на вокзальные часы и тоже заспешил. Маленькая стрелка на часах показывала почти десять, а большая -- девять. Папа поставил Травкины лыжи к стене и строго сказал: -- Стой здесь и жди меня. Никуда не уходи. Я пойду брать билеты. И он быстрыми шагами, чуть не бегом, направился к кассе. x x x Травка стоял около лыж и тоже начал смотреть на вокзальные часы. Большая стрелка скакнула, как на пружинке, с одной черточки на другую. Потом постояла минутку на месте и опять -скок! Травка никогда не видел таких часов, у которых стрелки скачут. Он решил обязательно спросить у папы про это. Тут заработало радио, и отчетливо послышалось: Продолжается посадка на поезд номер пятьдесят семь до станции Пролетарская! Отправление в десять часов пятьдесят три минуты. Народу стало еще больше. Травка увидел папину меховую лыжную куртку и бросился за ней. Папа шел под руку с незнакомой тетей и о чем-то с ней разговаривал. Они спешили. Травка сказал: -- Папа, а как же лыжи? Папина спина что-то буркнула в ответ, и папа еще быстрей зашагал вместе с тетей на перрон, где все садились на поезд. Травка уцепился за папину куртку и побежал за ними. Когда дошли до свободного вагона, папа сказал не своим голосом: -- Ну, Петька, лезь! Он взял Травку за руку и хотел подсадить на ступеньку. Но тут Травка увидел, что это вовсе не папа, а какой-то чужой дядя с рыжей бородой и без очков. Дядя сказал довольно сердито: -- Откуда ты, мальчик? И где же Петька? Сзади стояла полная женщина -- наверно, няня. У нее на руках сидел мальчик ростом чуть-чуть поменьше Травки. Няня заговорила нараспев: -- Петечка -- вот он! А я смотрю -- вы мальчика ведете. Думаю: знакомый, что ли, какой? Мальчик, сидевший на руках, почему-то заплакал. Травка не успел ничего сказать и, конечно, не стал плакать. Он только подумал, что очень стыдно такому большому мальчику сидеть на руках у няни. В это время раздался свисток и в ответ загудел паровоз. Поезд двинулся и ушел. На поезде уехали рыжий дядя, его знакомая, Петя с няней и все остальные пассажиры. На перроне остались только начальник станции в серебряных погонах и Травка. Травка потерялся Папа взял билеты и вернулся на то место, где оставил Травку. Лыжи валялись под лавкой, а мальчика не было. У папы сразу упало сердце. Он посмотрел под лавку, потом залез на нее, чтобы ему было лучше видно сверху, и крикнул громко: -- Травка! Травка! Некоторые пассажиры обернулись и засмеялись. Важный швейцар в синей шубе с золотым галуном на воротнике подошел к папе и сказал: -- Гражданин, а ну, слазьте с ореховой мебели! Ногами становиться не положено. -- Я мальчика потерял. Понимаете, сына! Маленький такой, на ладошке родинка, и рот испачкан чернильным карандашом. Вы его не видали? -- Нет, не видал, -- огорченно сказал швейцар. -- Вот ведь какое происшествие... А вы посмотрите на площади. Может быть, он туда вышел, ваш мальчик. Да вы не волнуйтесь, найдете сынишку... Папа бросился на площадь. На площади перед вокзалом все так же спешили люди. Пришел поезд, и толпа пассажиров с кульками, чемоданами и вещевыми мешками за спиной выходила из вокзала. Папа спрашивал пассажиров, троллейбусных вожатых, трамвайных кондукторов. Он догонял мальчиков и даже девочек и заглядывал им в лицо. Но Травка ему не попадался. Тогда папа снова побежал на вокзал. На том месте, где он оставил Травку, не было ни Травки, ни лыж. "Он в детской комнате! -- вдруг подумал папа. -- Как же это я раньше не догадался! Сначала он спрятал лыжи под лавку и пошел туда на минуточку без лыж, а потом и лыжи захватил..." И папа через весь вокзал помчался к детской комнате. На дверях детской комнаты висело объявление: +-----------------------------------+ | КОМНАТА МАТЕРИ И РЕБЕНКА | | ЗАКРЫТА НА РЕМОНТ | | Для пассажиров с детьми | | временно отведен зал ожидания ? 1 | +-----------------------------------+ Папа бросился в этот зал ожидания. У самого входа в зал он чуть не сбил с ног мальчика лет четырех, в вязаных рейтузах, в полосатом свитере, похожем на Травкин, и со спутанными светлыми кудряшками на голове. Мальчуган задрал кверху мордочку и спросил: -- Дядя, вам кого? Здесь никого нет, дядя. Здесь только одни матери и ребенки. А я еду к бабушке в Киев. Папа обратился к пассажирам. Все это были мамы с маленькими детьми. Был, правда, один военный, да и тот с грудным ребеночком на руках. Папа сказал: -- Товарищи! Не приходил ли сюда мальчик чуть побольше этого? (Он указал на стоявшего рядом с ним мальчугана.) С детскими лыжами... Военный ответил: -- Нет-нет, не приходил сюда мальчик. Ни с лыжами, ни без лыж. Я здесь уже часа два сижу. И остальные пассажиры подтвердили, что не видели Травки. Папа еще раз взглянул на детей в зале ожидания. Самый старший из них, тот самый мальчонок с светлыми кудряшками, смело бегал по всему залу и всем рассказывал, что он едет в Киев, к бабушке. Он только изредка подбегал к своей маме. Травка был гораздо старше этого мальчонки и гораздо самостоятельнее. "Уж не уехал ли он один? -- подумал папа про Травку. -Конечно, уехал! Дорогу от станции до дачи Измайловых он ведь знает. Вот и уехал, не дождавшись меня!" И папа чуть не бегом поспешил на перрон. -- Ваш билет! -- обратился к нему контролер, как только он добежал до решетчатой двери перрона. -- Не видите разве надпись: "Приготовьте билеты"? Папа дрожащей рукой протянул контролеру билеты -- свой и Травкин. -- Вам на Пролетарскую? -- спросил контролер. -- Ваш поезд давно ушел. -- А вы не заметили, здесь не проходил мальчик? -- спросил папа, стараясь сделать приятное лицо. -- Маленький такой, ротик в чернилах... точнее -- в чернильном карандаше. Вот его детский билет. -- Здесь много мальчиков проходило, -- ответил контролер. -- И я, право, не обратил внимания. Папа осмотрел через решетку весь перрон. Травки не было видно. "Он, конечно, уехал на поезде, -- решил папа. -- Нужно скорее отправить телеграмму вдогонку поезду". Он подошел к окошечку телеграфа. Телеграфистка дала ему синий листок бумаги. Папа написал на нем все, что нужно, заплатил за каждое слово и стал смотреть, как телеграфистка отправляет телеграмму. Она подошла к маленькому столику, на котором стояло двойное колесо. Внутри колеса, как на катушке, была намотана узкая бумажная лента. Около колеса были круглые металлические коробочки и небольшой аппаратик с деревянной головкой. Телеграфистка взялась за деревянную головку и начала выстукивать: "цик, цик, циик, цик, циик, циик, цик, цик, циик, циик, цик, цик..." По проволоке, которая протянута на высоких столбах вдоль железной дороги, быстро-быстро побежал невидимый электрический ток. Быстрее поезда, быстрее автомобиля, быстрее самолета, быстрее ветра... На железнодорожной станции, где сидела другая телеграфистка и стоял такой же телеграфный аппарат, с катушки поползла бумажная лента. На ней стояли черточки и точки. Это электричество, посланное телеграфисткой из Москвы, то прижимало маленькое перышко к ленте, то отпускало его. Прижмет, подержит немного и отпустит -- получалось тире. Прижмет только на секундочку -- получалась точка. У телеграфистов своя азбука. Одна точка и одна черточка (.-) обозначают букву "А". Одна черточка и три точки (--...) -- букву "Б". И так каждая буква обозначается только черточками и точками. Телеграфистка, принимавшая телеграмму, стала смотреть на бумажную ленту и писать на бланке вместо телеграфных букв обыкновенные. Получалось вот что: "ПО ВСЕМ СТАНЦИЯМ ПОЕЗДОМ ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ СЛУЧАЙНО УЕХАЛ МАЛЬЧИК ВЕРНИТЕ РОДИТЕЛЯМ" Что случилось с Травкой Когда поезд ушел и Травка остался один, он почувствовал беспокойство: а вдруг папа уехал на дачу и оставил его одного? Да нет, быть этого не может! Папа никогда бы так не сделал! В это время к Травке подошел начальник станции в серебряных погонах и спросил: -- Послушай, мальчик, ты что же, провожал кого-нибудь? Такой маленький -- и вдруг один! Вот что значит настоящий пионер! Для пионера Травка был еще мал. Но он почувствовал себя совсем большим. Он заложил руки в карманы своей лыжной курточки и важно ответил: -- Я не очень маленький. Я средний. Папа говорит, что я старше дома-великана. Шутит, конечно. Он даже взял меня с собой кататься на лыжах. Но только потерялся. Начальник станции широко раскрыл глаза, поднял кверху брови и наклонился к мальчику. Издали его можно было принять за вопросительный знак. -- Кто потерялся? -- Мой папа. Начальник станции почему-то улыбнулся, но не обидно, а по-хорошему. Потом он задумчиво помычал: "Мм-мм-мм-мм..." -- Ну, мы сейчас его разыщем, -- сказал он наконец, взял Травку за руку и повел через калитку с вывеской, на которой было написано: +------------------+ | СЛУЖЕБНЫЙ ПРОХОД | +------------------+ Он провел его через несколько комнат и довел до двери с другой вывеской: +--------------------------------------+ | СЛУЖЕБНЫЙ КАБИНЕТ НАЧАЛЬНИКА СТАНЦИИ | | Посторонним вход воспрещается | +--------------------------------------+ Начальник станции смело отворил дверь. А Травка волей-неволей остановился. Ему приходилось ждать, хоть и не хотелось оставаться одному. Но начальник обернулся к нему и сказал: -- Ну, иди! Что же ты стал? Иди, не бойся. -- А здесь написано: "Посторонним вход воспрещается". Начальник станции опять улыбнулся: -- Со мной никто не посторонний. Иди! Травка вошел в комнату. Там стояли странные машины. Таких Травка раньше никогда не видел. Он хотел спросить у кого-нибудь, зачем они, но все были очень заняты. То и дело раздавались негромкие звонки и гудки. Железнодорожник в форме распоряжался по телефону: -- Двадцать шестой примите на девятый путь. Маневровый отведите в тупик... Начальник станции взял телефонную трубку с другого аппарата и приложил ее к уху. Крючок, на котором висела трубка, поднялся, концы проводов в телефонном аппарате соединились, и по ним побежал электрический ток прямо на вокзальную телефонную станцию. Там стояла большая черная доска с крошечными гнездышками. К этим гнездышкам подходили провода всех вокзальных телефонов. На доске загорелась малюсенькая лампочка. Перед доской сидела телефонистка. На голове у нее был обруч со слуховыми наушниками и черной трубкой, в которую она говорила. Телефонистка увидела горящую лампочку, присоединилась к телефону начальника станции и сказала; -- Центральная. В ответ она услышала голос начальника станции: -- Дайте радиоузел. Телефонистка взяла шнур с блестящим наконечником. В этом шнуре оканчивался провод телефона, по которому говорил начальник. Перед телефонисткой на доске было сто шестьдесят четыре гнездышка. Это очень много. Но она отлично знала, в каком именно гнездышке оканчивается провод каждой комнаты вокзала, и, почти не глядя, вставила наконечник шнура в нужное гнездышко. Потом она нажала кнопку, и в комнате радиоузла раздался звонок. Этот радиоузел был устроен для того, чтобы пассажиры, находящиеся на вокзале, могли слышать разные железнодорожные справки и распоряжения. Здесь был служащий -- диктор, который говорил по радио все, что нужно было услышать пассажирам. Диктор взял телефонную трубку. С ним заговорил начальник станции: -- Мм... мм... Видите, какая штука, я подобрал на перроне мальчика. Он говорит: папа у него потерялся. Нельзя ли этого папу разыскать? А мальчик у меня здесь, в кабинете. -- Сейчас я дам оповещение, -- сказал диктор, положил трубку и подошел к маленькой коробочке -- микрофону. Диктор начал говорить, и заработали громкоговорители, установленные на вокзале. Начальник станции взял Травку за руку и вышел с ним за дверь. Из большой посеребренной трубы радио послышался усиленный голос диктора: Внимание! Граждане пассажиры! Отставший от родителей мальчик находится в кабинете начальника станции... Травка слушал и ничего не понимал: какой мальчик? От каких родителей? Радио будто знало, что с первого раза Травка ничего не поймет, и заговорило опять: Внимание! Повторяю! Граждане пассажиры! Отставший от родителей мальчик находится в кабинете начальника станции... -- Это о тебе говорят, -- сказал начальник станции. "Верно ведь! -- подумал Травка. -- Если папа уехал без меня, значит я от него отстал. А папа -- мой родитель". Во всех помещениях вокзала были такие же трубы -громкоговорители. Голос диктора раздавался и в первом, и во втором, и в третьем зале, на перроне и в вокзальных коридорах. Пассажиры, сидевшие с детьми в зале ожидания, порадовались за папу: вот и нашелся пропавший сынишка. Даже тот мальчонок со светлыми кудряшками и то порадовался. Остальные пассажиры слышали голос диктора и при встрече осматривали друг друга. Каждый будто хотел спросить другого: "Скажите, не от вас ли отстал мальчик?" А Травкин папа отправил телеграмму и снова бегал в это время по вокзальной площади -- все искал своего сына. Он совсем не слышал извещения по радио о мальчике, отставшем от родителей. Если бы работала мощная московская радиостанция, начинающая передачу певучими колокольчиками: "Широка страна моя родная..." -- ее голос был бы слышен по всей Москве и даже по всему СССР. Невидимые электромагнитные волны несутся с нее во все стороны без всяких проводов. Они задевают антенны и заставляют звучать радиоприемники, соединенные с этими антеннами. А на вокзале работал совсем маленький радиоузел. Голос диктора передавался по проводам и был слышен только внутри вокзала. И даже на площади перед вокзалом из-за городского шума его было слышно плохо. Травка стоял рядом с начальником станции. Они ждали. Но никто не шел в кабинет начальника отыскивать отставшего мальчика. Травке стало скучно. Ему надоело все ждать да ждать. Он заговорил с начальником станции: -- А скоро он придет, как вы думаете? -- Ммм... не знаю. -- А я придумал! -- сказал Травка. -- Знаете что? Пойдемте к нему навстречу. Он будет идти сюда, а мы -- в его сторону и первые увидим его по дороге. Начальник внимательно посмотрел на Травку, опять улыбнулся, но согласился с ним: -- Ну что ж, пожалуй, пойдем. Я только скажу здесь, что мы пошли на вокзал. Напали на след Травке было очень приятно, что такой важный человек провел его через служебный проход и даже впустил в свой кабинет, куда посторонним вход воспрещается. Он решил стать совершенно самостоятельным. Когда они вышли из кабинета, Травка шел с гордо поднятой головой. Но все-таки он незаметно поглядывал по сторонам, не покажется ли где-нибудь папа. Они пришли на вокзал. Травка без труда узнал то место против вокзальных часов, где он стоял с лыжами и дожидался папу. Он остановил начальника станции и попросил его минуточку подождать, чтобы посмотреть на часы. Большая стрелка прыгала по-прежнему. Она подходила к цифре "б". Маленькая стрелка застряла где-то между цифрами "10" и "11". Около лавки не было ни папы, ни лыж. Начальника станции все знали и здоровались с ним. Он спросил швейцара с золотым галуном про Травкиного папу. -- Да-да! Точно, товарищ начальник. Бегал гражданин, искал мальчика. А вот куда он делся -- право, не могу знать. Что же вы мне раньше-то не сказали? Я бы спросил, куда он пойдет. Другой служащий, сторож, долго прислушивался, как Травка рассказывал про папу и про лыжи, и наконец вмешался в разговор: -- Видел я твоего папу. Лыжи он взял в охапку -- и бегом на поезд. Я уж подумал: свои ли лыжи он взял? Он все смотрел по сторонам. Теперь понятно: видно, он искал тебя. Не нашел и уехал. Травке стало обидно, что папа все-таки уехал один. Но нужно было действовать решительно и быстро. Вот поэтому-то Травка очень решительно обратился к своему другу -начальнику: -- Товарищ начальник, у меня есть рубль и еще гривенник из автомата. Дайте мне, пожалуйста, билет до станции Пролетарская. Оттуда я дорогу знаю. По правой стороне, как пруд пройдешь, против колхозной палатки, дача номер шестнадцать. Начальник улыбнулся и сказал: -- Билетами я не торгую. И поезд туда идет только вечером. -- Как же нам быть? -- спросил Травка, закинул голову и посмотрел начальнику прямо в лицо. Начальник станции почесал кончик носа, подумал, помычал и наконец решил эту задачу: -- Ну, да ладно. Хоть это не по правилам и не полагается, но раз уж такой случай... Скоро туда идет служебный паровоз. Посажу тебя -- к обеду успеешь. Не боишься ехать на паровозе? -- Я даже на автомобиле рядом с шофером не боюсь. И потом, я сегодня сам ездил на эскалаторе и дожидался папу в метро. И прямо ни капельки не испугался. Делать нечего, начальнику станции приходилось помочь Травке. Травка пускается вдогонку папе И вот начальник станции повел Травку куда-то в сторону от перрона. Идти было трудно. Один раз Травка больно ударился ногой о рельс. Хотелось заплакать, но Травка не заплакал, а только потер ногу. -- Почему так много рельсов? -- спросил он. -- То и дело попадаются под ноги. -- А это потому, что тут много поездов собирается. Для каждого поезда свой путь. Видишь, сколько паровозов стоит? -- Вижу. А скоро наш паровоз? -- Да вот он. Они подошли к громадному черному паровозу. В паровозе что-то громко шипело. Пахло раскаленным металлом и горячим смазочным маслом. Травке сделалось немножко страшно. Он крепко схватил начальника за руку. -- Ну-ну, не бойся, малыш! -- ласково сказал начальник, совсем как папа, и громко закричал: -- Эй, Беляков. Травка только хотел сказать, что он ничуть и не боится, как в паровозном окошке показался человек, с виду совсем не похожий на Белякова. Травка думал, что Беляков должен быть обязательно белым, а на этом человеке были черная кожаная куртка, черная фуражка, в руках он держал тряпку с черными пятнами, и даже лицо у него было не белое, а загорелое, красноватое, с черными усами. -- Что скажете, товарищ начальник? -- закричал черный Беляков, стараясь перекричать свою машину. -- Вот, пассажира тебе привел. Возьми его с собой. На Пролетарской ссадишь. Только смотри не потеряй его по дороге, как родной папаша потерял. Скоро отправляетесь? -- Семафора ждем, товарищ начальник. Пока полную протирочку сделал своему красавцу. -- Ага... мм... -- промычал вместо ответа начальник и протянул Травке руку. -- Ну, прощай, брат! -- сказал он. -- Да как тебя звать-то? -- Травка. -- Травка? Чудно что-то. В честь кого же тебя так назвали? -- Не знаю. Просто так. А вас как зовут? -- Меня Николай Иванычем зовут, -- ответил начальник станции. Он взял Травку под мышки, высоко поднял на руках и посадил на паровоз: -- Ну, прощай, брат Травка. Не забывай! Кланяйся своему папаше. Травка решил никогда не забывать Николая Ивановича и даже подумал: как жаль, что он раньше не познакомился с этим хорошим человеком! Вот было бы интересно! Мама никогда ничего не позволяет и всего боится. Папа редко когда бывает свободен. Травка ходил бы к Николаю Ивановичу в гости и все-все узнал бы про железную дорогу. На площадке паровоза было темно и жарко. Прямо перед Травкой оказалась громадная черная машина с ручками, с ярко начищенными медными трубками и кранами, с круглыми коробками вроде часов. Все это сияло, шипело и полыхало жаром. Железный пол трясся. Травка стоял перед машиной и боялся пошевельнуться. Вдруг сзади него раздался громкий голос: -- Ну-ка, с дороги! Зашибу! Травка и не заметил, что, кроме Белякова, на паровозе был еще один человек, наверно помощник Белякова. Он подошел откуда-то сзади. В руках у него была большая черная лопата, похожая на совок. Он открыл круглую чугунную дверь машины, и Травку обдало таким светом и жаром, что он поневоле отскочил, закрыл лицо руками и отвернулся. Незнакомый человек стал быстро подхватывать лопатой черный блестящий каменный уголь и бросать его в топку машины. Запахло чем-то вроде газа из кухонной газовой плиты на новой Травкиной квартире. От скрежета и лязга у Травки зазвенело в ушах. Наконец круглая дверь с грохотом закрылась, и Травка осторожно обернулся. Незнакомый человек смотрел на стрелку машинных часов и постукивал по ним пальцем. Беляков вытер руки тряпкой, высунулся наполовину из паровозного окошка и совсем как будто забыл о Травке. Травка подошел к Белякову и решился заговорить. Он тронул Белякова за ногу. Беляков склонился к нему. -- А это ваш красавец? -- спросил Травка, незаметно показывая на незнакомого человека. -- Вы говорили, полную протирку ему сделали. -- Да нет, что ты! -- улыбнулся Беляков. -- Это мой помощник. Он же и за кочегара ездит. А красавец -- вот он! Видишь, как блестит! Видишь, как сияет! -- И он любовно хлопнул тряпкой по машине. Потом он выглянул еще раз в окошко и сказал: -- Ну, можно отправляться. Есть семафор. -- Вы быстрее поезжайте, -- попросил Травка. -- А то мы не догоним папу. Беляков повернул рукоятку. Паровоз заревел так, что у Травки даже задребезжали зубы. Беляков повернул какое-то колесо, потом потянул к себе рукоятку, и паровоз медленно тронулся со станции. Папа действует решительно и быстро В это самое время папа ходил быстрыми шагами мимо телеграфного окошка. Он очень волновался. По телеграфу должен был прийти ответ со станции Пролетарская. Но ответа все не было. Папа хотел уже посылать вторую телеграмму, но аппарат перед телеграфисткой вдруг застрекотал, и из него поползла узкая бумажная лента. Тут папа не выдержал. Он открыл дверь с надписью: +-------------------------------+ | ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩАЕТСЯ | +-------------------------------+ и бросился к аппарату. Он схватил ленту в руки, но на ней стояли только точки и черточки, черточки и точки. Телеграфистка удивленно посмотрела на папу и сказала: -- Гражданин, прочли? Нашелся ваш мальчик? -- Но я не понимаю... по-вашему, -- произнес папа. -- Прочтите мне, пожалуйста. -- А... Не понимаете, тогда подождите, -- сказала папе телеграфистка, положила перед собой ленту и начала писать, ворча себе под нос: -- Привыкли к буквопечатающим аппаратам... А здесь железнодорожный телеграф... Здесь азбуку Морзе знать нужно. Она говорила так потому, что существуют телеграфные аппараты, печатающие на ленте вместо точек и черточек сразу обыкновенные буквы. Тогда каждый может легко прочесть, что напечатано на ленте. -- Вот вам ответ! -- громко сказала она и протянула за окошко сложенный листок. Папа вышел из комнаты, стараясь ничего не задеть на ходу, и взял с полочки у окошка листок. Это был телеграфный бланк. На нем было написано: "ОБЫСКАЛИ ВЕСЬ ПОЕЗД ПОИСКАХ СЛУЧАЙНЫХ МАЛЬЧИКОВ ТОЧКА ТАКОВЫХ НЕ ОБНАРУЖЕНО ТОЧКА НАХОЖДЕНИИ ВЫШЛЕМ ТОЧКА" Ответ был написан непонятно. Но папа все-таки понял, что Травки в поезде нет. "Уж не поехал ли он домой? -- подумал папа. -- Соскучился по маме, захотел кушать, встретил знакомого... мало ли что еще могло случиться... вот он и решил поехать домой. Ведь он у меня самостоятельный... Нужно позвонить домой по телефону". Он просунул голову в телеграфное окошко и попросил тихим и жалобным голосом позволения поговорить по телефону. Телеграфистка видела, что папа очень расстроен, и позволила. Папа снова вошел в комнату, взял с рычага телефонную трубку и приложил к уху. В трубке раздался гудок. На телефонном аппарате был черный диск с отверстиями. В каждом отверстии виднелась цифра, а на самом диске стояли выпуклые буквы. Папа вставил палец в отверстие возле буквы "Д" и повернул диск. Только он вынул палец -- диск сам собой повернулся обратно. Тогда папа вставил палец туда, где была цифра "4", повернул, отпустил, и диск снова встал по-старому. Так папа поворачивал диск у цифр "1", "8", "б", "8", пока не набрал номер телефона своей квартиры: Д 4-18-68. Тогда по проводу побежал электрический ток, и вокзальный телефон соединился с телефоном папиной квартиры. Провода всех московских телефонов подходят к автоматической телефонной станции. Здесь, на автоматической станции, люди только наблюдают за работой автоматов. А соединение происходит само собой, если только на телефонном аппарате поворачивать диск так, как нужно, то есть, как говорится, правильно "набрать" номер. Папа услышал в трубке гудки, будто громадный шмель пожужжал-пожужжал и перестал. Потом снова принялся жужжать и опять перестал. Папа понял, что соединение произошло правильно. А эти шмелиные гудки показывали, что в их квартире раздаются звонки. Мама взяла трубку, и между ней и папой начался разговор: -- Я слушаю. -- Скажи, пожалуйста, ты Травку уже накормила? Мама не узнала папиного голоса. Она подумала, что говорит ее брат (Травкин дядя), и ответила: -- Травки нет дома. Он уехал с папой на дачу кататься на лыжах. Папин голос: -- Да нет... Он решил вернуться... Встретил знакомых... Вспомнил, что ты без него скучаешь... Захотел кушать... Мало ли что могло случиться... Это говорю я -- папа! -- Он не возвращался... Как же ты отпустил его одного? -прошептала мама очень испуганно и чуть не выронила трубку из рук. Папа хотел рассказать всю правду, объяснить, что Травка потерялся нечаянно. Но мама не откликалась. Папа еще и еще нажимал рычаг, потом начал колотить по нему так, что телеграфистка заступилась за телефонный аппарат: -- Гражжжжжданин!.. Папа присмирел, посмотрел на телеграфистку виноватыми глазами и тихонечко продолжал слушать. В трубке раздавались какие-то шорохи и тихие стуки. Вдруг ему представилось, что как раз в это время в их квартиру в Новых домах вернулся Травка. Поэтому мама и не отвечает. А может быть, он и не сам вернулся, а его привели... или даже... принесли... Папа быстро положил трубку на рычаг и бегом бросился из комнаты. x x x У железнодорожного склада стоял грузовой автомобиль. Рабочие уложили на платформу грузовика много мешков с мукой. Погрузка кончилась. Рабочие закрывали железными крюками откидной борт платформы. Папа подбежал к рабочим. Он очень волновался. От волнения он с трудом выговаривал слова: -- Братцы! Товарищи! Вы не в Петровский парк? -- Ну да, в Петровский, -- ответил один рабочий. -- Муку везем на хлебозавод. -- Может быть, меня подвезете? -- попросил папа. -- На трамвае очень долго, от метро квартира далеко, такси, как на грех, возле вокзала нет. А у меня несчастье, видите ли... Наверно, и впрямь было видно, что у папы случилось несчастье. Старший рабочий сказал: -- Ну, садись, что ли. Довезем. Папа залез на мешки. Шофер сошел со своего места, завел ручкой мотор, потом сел за руль. Рядом с ним была рукоятка с круглой черной головкой. Шофер передвинул эту рукоятку, нажал ногой педаль, и машина тронулась. Вскоре она понеслась по улице, широкой, как река. Улица до самых берегов была наполнена мчащимися автомобилями. Через двадцать минут папа уже звонил у дверей своей квартиры. Он нажимал кнопку еще, еще и еще. Никто не откликался. Тогда папа своим ключом отпер дверь и вошел. Все три комнаты были пусты. Мамы не было нигде. Что случилось с мамой Когда папа спрашивал по телефону про Травку и мама поняла, что Травка пропал, она очень испугалась. Она чуть не выронила трубку из рук, да так и сидела с трубкой в руке. Потом она немного оправилась от испуга, положила трубку на место и решила, что Травка, конечно, поехал к дяде. Она часто возила его туда в гости. Особенно по воскресеньям. Там у Коли, Травкиного двоюродного брата, был очень интересный живой уголок. Коля учился уже в третьем классе, и Травка любил бывать у него в гостях. Жили они недалеко от вокзала. И если папа с Травкой опоздал на поезд, то вполне естественно, что он должен был отправить сына к дяде. Но только почему же папа спрашивал, не вернулся ли Травка домой и покушал ли он? Неужели папа думал, что у дяди Травку не покормят? Телефон разъединился. Откуда звонил папа -- неизвестно. А у Травкиного дяди (маминого брата) телефона в квартире не было. Она подождала, не позвонит ли папа еще раз. Однако никто не звонил. Вдруг снизу, со двора, донесся такой шум и треск, будто стреляли сразу из десяти пистолетов. Мама открыла дверь на балкончик. Ключ от балкончика она всегда носила с собой, чтобы он не попал в руки Травке. Внизу, на дворе, комсомолец Володя налаживал свой мотоцикл. -- Володя! -- крикнула мама. -- Подождите меня минуточку! Она оделась и спустилась во двор. -- Ну что, работает ваш мотоцикл? -- спросила мама. -- Работает! -- с гордостью ответил Володя. -- Вот, собираюсь его обкатать, чтобы он не застаивался. Володя только недавно получил премию на заводе, добавил к ней свои сбережения и купил мотоцикл. Он каждую свободную минуту разбирал свою машину, чистил ее и обкатывал. -- У меня к вам просьба, Володя, -- нерешительно начала мама. -- Вам ведь все равно, куда ехать. Не съездите ли вы в Дорогомилово, не отвезете ли записку? Дело в том, что там, очевидно, Травка... -- Пожалуйста! -- с готовностью воскликнул Володя. -- Да зачем записку! Садитесь, у меня вместо багажника второе седло. Я вас с удовольствием доставлю и туда и обратно. Далеко ли здесь! Всего каких-нибудь восемь километров. А я развиваю шестьдесят. За двадцать минут обернемся. -- А ничего? -- робко спросила мама. Володя стал ее уговаривать: -- Конечно, ничего. Великолепное ощущение! Правда, это не автомобиль "Москвич", но и в мотоцикле есть своя прелесть. Главное -- сидите совершенно спокойно. Можете держаться за мои плечи. Я вот получу еще премии три и обязательно куплю "Москвич". Но и это тоже машина. Мама поудобнее уселась на "второе седло". Володя нажал педаль, начал вертеть ручки, послышались взрывы, и мотоцикл осторожно выехал со двора. Ехать было не страшно. Маму слегка подбрасывало на мягких пружинах седла, и это было только занятно. Но вот мотоцикл вышел на шоссе, по которому ходили троллейбусы. Володя повернул ручки. В моторе мотоцикла стали все чаще раздаваться взрывы. Мотор заработал быстрее. Володя повернул еще, и мотоцикл взревел так, что не стало слышно отдельных выстрелов и хлопков -- один сплошной дикий вой. Ветер рванулся маме в лицо. Шапку с нее сорвало, волосы растрепались; с непривычки ей стало трудно дышать. Душа ушла в пятки. Мама забарабанила кулаком Володе в спину и барабанила до тех пор, пока Володя не остановил машину. Мама спрыгнула с запасного седла и запросила пощады: -- Я больше не могу! Вы уж, Володя, лучше отвезите записочку. -- Как хотите, -- обиделся Володя. -- Правда, это не "Москвич"... Мама написала на клочке бумаги красивым почерком, нарочно поразборчивее, чтобы мог прочесть Коля: "Нет ли у вас Травки? Ответьте немедленно". Мама не была трусихой. Она поехала бы и дальше, разве только попросила бы Володю ехать не так быстро. Но она подумала: "Вдруг Травка сейчас уже вернулся, а квартира заперта! А вдруг его привели чужие люди... или даже... принесли..." Она сказала: -- Поезжайте, Володя, скорее. А то у меня сердце не на месте. Но только, Володя, если он там, ни за что не берите его с собой. Пусть он просит, обещает сидеть спокойно, а вы не берите. Скажите: "Мама не разрешила", и все. -- Ладно, не возьму, -- успокоил ее Володя. -- Хотя он у вас, кажется, не трус. Не такой, как... -- Володя замялся немного, покраснел и продолжал: -- Вы уж извините, что мотоцикл вам не понравился. Правда, конечно это не "Москвич", но и это тоже вполне машина... -- Помните, Володя! -- перебила его мама. -- Вы дали слово! Володя только кивнул, нажал педаль; мотоцикл затарахтел, заурчал и помчался так быстро, что вскоре скрылся из глаз. А мама быстренько пошла домой. По дороге она подобрала свою шапку. Травка, кажется, нашелся Бледный и взволнованный, папа встретил маму в дверях. Он был весь в муке. Он не мог выговорить ни слова. Все не знал, как начать. Мама хотела его поругать за то, что он так неосторожно отпустил Травку одного, но увидела, что папа очень расстроен, и промолчала. Она только произнесла печальным голосом: -- Ты хоть бы почистился! -- и дала папе щетку. А когда папа рассказал все по порядку, рассказал про телеграмму, про то, что лыжи исчезли, мама опять сильно заволновалась: что же, наконец, случилось с Травкой? Вдруг на дворе раздался такой стук и треск, будто стреляли сразу из десяти пистолетов. Мама вышла на балкончик, взглянула вниз и увидела Володю на мотоцикле. Она сказала, немного повеселев: -- Это ответ от дяди. Сейчас мы все узнаем. И действительно, послышался гул поднимающегося лифта. Лифт остановился. Не дожидаясь звонка, мама бросилась к дверям и впустила Володю. -- Все в порядке! -- сказал Володя. -- Получите ответ. И он протянул маме бумажку, на которой не очень красивыми, но разборчивыми буквами было написано: Травка ест сколько угодно. Завтра утром привезу. Коля. -- Ну вот, я же говорил, что он проголодался! -- сказал папа с невольной радостной улыбкой. -- Нагулял на воздухе аппетит. Я всегда говорил, что загородные прогулки полезны. -- И как это тебе не пришло в голову купить ему по дороге хоть пирожок! -- сказала мама и обратилась к Володе: -- Ну, как он там? Видели вы его? Он ничего на словах не передавал? -- Да нет, я его не видел, -- ответил Володя. -- Там столько собралось ребятишек вокруг машины, что я никак не решился ее оставить. Это не то что у нас: сдал машину Вовке-морячку или тому же Травке с Ваней -- и спокоен. А там -- кто их знает, какие они. Но услужливые. Записку чуть не все бросились относить. Я хотел, чтобы и Травку вызвали, да ведь вы сами сказали, что не надо... Вот если бы у меня был "Москвич"... Володя ушел. Ждать до завтра было невозможно. Папа и мама посмотрели друг на друга и без слов решили: нужно ехать к дяде сейчас же. -- Едем? -- спросила мама. Папа ответил: "Хорошо", и оба они начали спешно надевать калоши. Мама все попадала правой ногой в левую калошу и очень сердилась, что калоша не надевается. Папа не смел сказать ни слова. -- Это все ты! -- сердито проговорила мама, нагнулась и надела наконец калоши как следует. На шоссе троллейбуса очень долго не было. Недалеко от троллейбусной остановки стоял серый автомобиль, опоясанный полосой из белых и черных шашечек. За стеклом, рядом с шофером, горел небольшой зеленый фонарь. Папа сказал: -- Хочешь, поедем на такси? Это гораздо скорее и не очень дорого. Мама кивнула головой. Она любила ездить на такси. Они подошли к автомобилю. Шофер открыл им дверцу. Они уселись, сказали, куда ехать. Шофер включил счетчик, и сразу потух зеленый фонарь, показывая этим, что автомобиль занят. Тогда шофер завел мотор. Ему не нужно было для этого вылезать и крутить ручку. В его автомобиле был маленький электрический моторчик, так называемый "стартер". Шофер нажал кнопку стартера. Стартер провернул большой мотор, а дальше большой мотор стал работать сам собой. Шофер передвинул рукоятку с круглой белой головкой, нажал педаль. Колеса автомобиля завертелись. Автомобиль проезжал километры, а колесико в счетчике отщелкивало цифры. Когда папа и мама садились на такси, в окошечке счетчика были видны белые цифры и буквы: "00 руб.". А когда подъезжали к дядиному дому, появились новые цифры, и получилось: "12 руб.". Это счетчик показал, сколько нужно платить за проезд. Ученик третьего класса Дядя был дома и читал газету. Коля работал в своем живом уголке. Он красил ящик с какими-то всходами. Ученая галка Галина Карковна посматривала на него то одним, то другим белесым глазом. Ежик Махрютка проснулся сегодня в первый раз за два месяца и, не обращая ни на кого внимания, похрюкивал и уплетал из блюдечка молоко с белым хлебом. Раздался звонок. -- Коля, отопри! -- сказал дядя. Коля побежал отпирать, и следом за ним заковыляла галка, помогая себе на ходу одним крылом. Другое у нее было подшиблено. -- Галина Карковна, на место! -- крикнул Коля. Галка послушно заковыляла обратно и принялась таскать куски хлеба из-под носа у ежа. Махрютка удивленно поднял на нее свою свиную мордочку, ничего не сказал и пошел, стуча коготками, в свое гнездо, сделанное из газет. Наверно, снова спать. Коля отпер дверь. В переднюю торопливо вошли Травкины папа и мама. Еще не раздеваясь, мама спросила: -- Ну, как Травка? -- Сейчас, сейчас! -- ответил Коля, будто только и ждал этого вопроса. Он побежал к себе и через некоторое время торжественно вынес аккуратный, только что выкрашенный ящик, в котором росла густая, высокая, ярко-зеленая трава. -- Сам растил! -- сказал Коля, сияя от удовольствия. -- Вы, наверно, хотите подарить ее кому-нибудь на рождение? Пожалуйста! Он был рад услужить, и вообще он был хороший мальчик. -- А Травка? Травка где? -- проговорила мама с последней надеждой. Коля почувствовал, что он что-то напутал. -- Так это вы про братика-матика писали? -- испуганно догадался он. Когда Травка был малюткой, он никак не мог выговорить "мальчик", а говорил "матик". Так Коля и привык звать его -"братик-матик". -- Ну конечно, -- объяснил папа. -- Ты ведь и сам пишешь: "Травка ест сколько угодно..." Посмотри записку. "Травка есть, -- прочел Коля. -- Сколько угодно". У меня и правда ее сколько угодно. Еще три таких же ящика осталось. Скоро все они покроются голубыми цветочками. -- Так где же здесь "есть"? Где же здесь точка после твоего "есть"? -- с отчаянием в голосе спросил папа, потрясая запиской. Коля понял все. -- Это я пропустил мягкий знак! -- в ужасе прошептал он. -Не поставил точку... А после точки нужно заглавную букву! Три ошибки! Да за это дело в школе верная двойка! Тут из комнаты вышел дядя. Папа и мама стояли в передней и не раздевались. Они были очень расстроены. Большие мамины глаза наполнились слезами и от этого казались еще больше. А слезы все прибывали, и первые слезинки дрожали уже на ресницах. Даже и дядя растерялся. Он взял записку, понял, в чем дело, и укоризненно сказал своему сыну: -- Хорош, нечего сказать! Не видел, что ли, ты в тетиной записке -- "Травка"-то с большой буквы! И это ученик третьего класса! Вы подумайте только: третьего класса! Потом он обратился к папе и маме: -- Во-первых, успокойтесь. Во-вторых, раздевайтесь. Мы сейчас все разберем и все обсудим. Вы сообщили в милицию? Нужно немедленно сообщить. На паровозе Паровоз с Травкой шел в это время к станции Пролетарская. Машинист Беляков рассказывает: -- Оттого и называется паровоз, что паром возит. -- Это-то я знаю... -- говорит Травка. -- Внутри машины котел. В котле -- вода. Вода кипит, из нее получается пар. Пар хочет вырваться, идет по трубам, попадает к поршням. И вот выталкивает то один поршень, то другой. Как пробку из деревянного пистолета, только гораздо сильнее. Поршни соединены с колесами и вертят колеса. Вот паровоз и идет, глупенький! -- Понимаю, -- говорит Травка очень решительно. Ему совсем не хочется быть глупеньким. -- А электрические паровозы бывают? -- Да нет! Говорил я тебе: паровоз -- он паром работает. А если работает электричеством, это будет электровоз. Бывают электровозы, конечно бывают. Но только там, где линия оборудована. Вот у нас на главной-то линии провода протянуты, электричество пущено. Там ходят электропоезда -- "электрички" называются. А эта, Пролетарская, ветка -- новая. Недавно построена. Но и по этой ветке скоро пойдут электрические поезда. Планом твердо намечено. Как же иначе? Вокруг всей Москвы электрички пойдут. Москве без этого нельзя. -- А электрокар? -- спрашивает Травка. -- Над ним и проводов-то никаких нет. -- Электрокар -- это на вокзалах. По гладкому полу. Он запас электричества возит с собой. Не очень большой ящик, но тяжелый -- страсть! Главные части в нем все как есть свинцовые. Аккумулятор называется. Его электричеством заряжают. А от аккумулятора и моторчик работает. Вот тебе и электрокар! А ты небось думал: "кар", "кар" -- ворона на хвосте электричество носит? -- посмеивается Беляков. -- А слово "кар" обозначает маленькую каретку -- тележку, попросту говоря. -- Понимаю, -- смущенно говорит Травка. На поворотах Беляков поворачивает рукоятку. Паровоз ревет, и рев его отдается в зубах. Зубы дребезжат по-прежнему. Но Травка уже привык. Из-под паровозных колес вырывается пар: пафф-паф-паф! Пафф-паф-паф! На маленьких станциях паровоз ревет и не останавливается. Телеграфные столбы бегут мимо паровоза, словно кто-то тянет их веревочками. А веревочки -- это провода. Сзади столбов вертятся белые снежные поля. А совсем далеко стайки домиков несутся с паровозом наперегонки. Вот перед станцией Пролетарская поднялся семафор. Пожалуйте! Есть для вас свободный путь. Беляков передвинул рукоятку, повернул колесо на машине, и паровоз плавно остановился. Травке не хотелось уходить с паровоза: уж очень интересно Беляков про все рассказывал. Помощник машиниста был тоже хороший, хотя с виду и сердитый. Он дал Травке в дороге стакан теплого чая из жестяного чайника, маленький кусочек сахару и большущий ломоть ароматного серого хлеба. Травка положил сахар в рот и запивал чаем. А хлеб съел весь, без остатка. Было гораздо вкуснее, чем дома. Травке нужно было сходить с паровоза. Помощник машиниста был уже на земле. Он подхватил Травку на руки и поставил на землю. -- Спасибо, -- сказал Травка и потом крикнул: -- Прощайте, товарищ Беляков! -- Прощай, прощай, мальчуган! Дорогу-то знаешь? -- Знаю!.. Прощайте, товарищ помощник машиниста! Беляков был высоко на паровозе, и ему Травка сделал пионерский салют. Помощник стоял рядом. Травка протянул ему руку. Помощник снял черную кожаную рукавицу, пожал Травкину руку и погладил его по щеке. Рука помощника была жесткая, как железо, и от нее пахло паровозом. Но Травке было приятно. Волк Травка быстро прошел мимо деревянного здания станции и направился по дачной дороге. Здесь все было не так, как летом. Вместо широкого песочного тротуара вдоль забора вилась узенькая, протоптанная по снегу тропинка. Дачи были заколочены и совсем не похожи на летние дачи. Летом на террасах висели белые занавески. Летом многих дач совсем не было видно из-за зелени акаций, сирени и жасмина. А теперь все было голо и пустынно. Травка отошел довольно далеко от станции. Ларька нигде не было. Пруда тоже. Туча затемнила солнце. Подул ветер. Стало холоднее. Травке сделалось неуютно и тоскливо. Он прислонился к дереву. Посмотрел направо -- никого. Посмотрел налево -- никого. Он крепился, крепился, да и заплакал. Вдруг раздался тоненький голосок: -- Как тебе не стыдно, мальчик! Такой большой, а плачешь! Вот стыдно! Травка протер глаза и увидел прямо перед собой девочку, тоже не очень маленькую, а среднюю. Неизвестно, откуда подошла девочка. Она тащила за веревочку игрушечные санки, а в санках сидела кукла. У Травки сразу высохли слезы. Он шмыгнул носом и ответил: -- И вовсе я не плачу! А потом, может быть, я волка видел! -- Здесь волков нет, -- сказала девочка довольно громко. Потом помолчала и спросила шепотом: -- А какой волк, большой? -- Громадный! Больше рояля! -- сказал Травка и уже представил себе, как прямо на них ковыляет на трех ногах волк больше рояля ростом, открывает широченный рот, и зубы у него, как клавиши рояля, черные и белые. -- Но ты не бойся, я тебя защищу! -- проговорил Травка и похлопал себя по карману: в кармане у него был маленький перочинный ножичек с костяной ручкой. Девочке очень понравилось, что Травка такой бесстрашный. Она решила с ним поближе познакомиться и спросила: -- А что ты тут делаешь? -- Я приехал в гости к знакомым. -- К каким знакомым? -- К Измайловым. -- А Измайловы ушли на лыжах. Да-да! Они ждали гостей, а к ним никто не приехал. Вот они и ушли кататься на лыжах. Ушли на целый день и дачу на замок заперли. -- А где их дача? -- Их дача дальше по дороге. -- А где же пруд? -- Пруд -- вот он. Только сейчас он под снегом; И девочка указала на большую белую полянку, вокруг которой стояли невысокие темные сосны. На их широких ветвях лежали маленькие сугробы снега. Совсем как зайцы с поджатыми ушами. -- Подожди минуточку, -- сказал Травка. -- Я только сломаю ветку для мамы. Тут снег глубокий? -- Порядочный. Травка начал пробовать снег. Если в валенки немножко набьется -- не страшно. Травка смело направился к соснам. Девочка подумала-подумала и пошла за ним, стараясь ставить ноги точно в его следы. Куклу в санях она оставила на тропинке. Травка выбрал сосновую ветку с хорошим, пушистым зайцем. Но только он ухватился за нее -- заяц рассыпался и обдал ему лицо холодной снежной пылью. Но Травка и виду не показал, что ему неприятно. Наоборот, он скинул варежки, схватился за ветку покрепче и начал ее ломать. Потом раскрыл ножичек и стал резать ветку, пилить ее, рубить. Пальцы у него закоченели, ладошки запачкались липкой сосновой смолой, но ветка не поддавалась. -- Это очень толстая ветка, -- сказала девочка. -- Давай лучше отломим просто лапочку. -- Да я и сам думаю -- лучше лапочку, -- согласился Травка. -- Куда же я понесу такую громадину! Он обернулся. Девочка всплеснула руками: -- Батюшки мои! Да у тебя все лицо мокрое! И глаза! -- Это вовсе не слезы, -- сказал Травка. -- Это снег. И не думай, пожалуйста... -- Я не думаю. Давай-ка я тебя вытру. Девочка достала чистенький платочек с кружевцами по краям и старательно вытерла Травке лицо. Потом она полюбовалась на свою работу и сказала: -- Хочешь, пойдем к нам в гости? -- Пойдем, -- сказал Травка. -- Только сначала я отломаю лапочку для мамы. Он отломил пышный кончик сосновой ветки, и вправду похожий на лапу какого-то большого мохнатого зверя. Солнечка Они сложили лапочку, чтобы она не кололась. Травка упрятал ее в карман и сказал: -- Тебя как зовут? А то как же я пойду в гости и даже не знаю к кому! -- Меня зовут Сонечка. А тебя? Травка не успел ответить. Туча ушла с солнца, и на лицо девочки вдруг упал яркий солнечный луч. Он защекотал ей глаза и нос. Сонечка сощурилась и чихнула так громко, что с веток даже посыпался снег: -- А-а-а-апчхи! Травка засмеялся и сказал: -- Солнечка, как тебя солнышко чихать заставляет! -- А потом засмеялся еще громче: -- Как у меня вышло-то смешно: Солнечка! Ну, я тебя так и буду звать -- Солнечка. -- Откуда ты узнал? -- удивилась девочка. -- Меня папа и мама правда часто так зовут. -- А меня зовут Травкой. -- Папа и мама? -- Нет, все. Девочка засмеялась: -- Травка! Травка тоже засмеялся: -- Солнечка! Дети взялись за руки и пошли к Солнечке в гости. Куклу в санях вез Травка. x x x Через некоторое время Солнечкина мама услышала звонкий голос: -- Мамуся! Мамуся! Она вышла на крыльцо и увидела такую картину, что ей показалось сначала, что она видит сон: ее единственная дочь Сонечка сидела на заборе; недалеко от нее сидел неизвестный мальчик в шапке с ушами и в зимнем пальтишке с меховым воротником. -- Уезжаем! Уезжаем! Обедать не приедем! До свиданья! -- крикнула дочь и вдруг двинулась и поплыла вдоль забора, как на лодке, помахивая своей маме на прощанье рукой. Неизвестный мальчик тоже помахал рукой и двинулся вслед за девочкой. Он раскачивался так, будто греб веслами. Сонечкина мама выбежала за калитку, поняла, что происходит, рассмеялась, тоже замахала рукой и закричала: -- Ужинать обязательно приходите! Товарищ капитан, я вас жду! Обязательно! Она долго еще качала головой и смеялась над тем, что не сразу поняла, в чем дело. А нам с вами и совершенно этого не понять, если мы не узнаем, что произошло немного раньше. А раньше произошло вот что. Новое знакомство Травка и Солнечка шли и всю дорогу болтали. Было похоже, что чирикают воробьи. -- Твою куклу как зовут? -- Машка-замарашка. Видишь, какие у нее щеки грязные. И нос. Уж я их мыла, мыла -- и водой и слюнями, а они все не отмываются. -- А у нас есть кукла Мальвина. Волосы у нее оранжевые. Глаза с настоящими ресницами. Она их открывает и закрывает. У нее кружевное платье, а в платье веревочка с фарфоровой горошиной. Дернешь -- она говорит: "Папа! Мама!" У Солнечки разгорелись глаза. Она тяжело вздохнула. Травка понял, что ей, наверно, очень хочется иметь такую куклу. Он сказал: -- Но твоя Машка гораздо лучше. Что Мальвина! С ней и играть-то нельзя: она бьющаяся. А потом, разве она разговаривает? Вместо "папа" -- "ква-ква"! Как лягушка. А вместо "мама" -- "мяяяу"! -- Травка мяукнул котенком. Солнечка рассмеялась. -- А твоей Маше, хочешь, я выкрашу волосы в любой цвет? Я все цвета знаю. И рожицу ей выкрашу белым, а щечки розовым. Краски есть? Мы с Ваней хотели сделать, чтобы Мальвина разговаривала как следует. Попробовали... Теперь она совсем молчит. Сколько ни дергай. Солнечка опять засмеялась. -- А ты на каком поезде приехал? -- Я не на поезде приехал, а на паровозе. Вот страшно было! Но я ничего не боялся. У меня есть знакомый машинист, Беляков. А потом еще начальник станции знакомый, Николай Иваныч. Травка все это рассказывал очень важно. Но Солнечка ничему не удивлялась: -- У меня самой папа начальник станции. Я всегда здесь живу и знаю все поезда. Да, да! -- вдруг она вскрикнула: -- Папа! Папа! -- и бросилась куда-то в сторону. У Травки екнуло сердце. Он посмотрел туда, куда побежала Солнечка, но вместо своего папы он увидел двух лыжников в лыжных костюмах, с ремнями, биноклями на груди и полевыми сумками через плечо. Лыжники шли Солнечке навстречу. Она бросилась на шею сначала одному, потом другому и крикнула: -- Травка! Травка! Иди скорее сюда! Оказывается, это был Солнечкин папа с товарищем. Дети рассказали им, как они встретились, и все Травкины приключения. Солнечкин папа внимательно посмотрел на Травку и сказал: -- Так ты, значит, и есть тот мальчик, который потерялся? По линии была телеграмма. Родители о тебе беспокоятся. -- Нет, это не я потерялся, -- ответил Травка, немного обидевшись. -- Это папа потерялся. А я -- вот он. И он, чтобы было понятней, ткнул себя пальцем в грудь. Солнечка постаралась все объяснить: -- Ну да. Папа потерялся у него, а он -- у папы. Солнечкин папа раздумывал вслух: -- Как же мне с тобой быть? Поезд в Москву пойдет только в семь часов вечера... Измайловы ушли на Московскую гору, это ясно... А ты небось кушать хочешь? -- Пусть он идет к нам, -- решительно сказала Солнечка. Но Травка начал отказываться: -- Да что ты! Я вовсе не обедать шел к вам. Я на паровозе почти что пообедал. Тут вмешался другой лыжник: -- Разговаривать больше не о чем. Идем все на Московскую гору. Разыщем там Измайловых. А оттуда до моей электростанции рукой подать. Пообедаем у меня. Забирайте, лейтенант, свою дочку, а я -- этого мужичка. Солнечкин папа взглянул на Травку и спросил: -- А вам не тяжело будет, капитан? -- Забыли, дорогой, как на фронте ходили: с винтовкой за плечами, с вещевым мешком, с запасом гранат, да еще, бывало, и пулемет на себе. По сорок километров делали, и никто не говорил, что тяжело! А теперь двое ребятишек для нас тяжелы? Да не за них ли мы и воевали? -- Есть, капитан! -- сказал Солнечкин папа. -- Ну, дочура, прячь свою Машку. Или ты с собой ее возьмешь? -- Пусть тут остается, -- решила Солнечка. -- Только бы не простудилась! Она потеплее завернула Машку в одеяльце, засыпала ее вместе с санками снегом и нарисовала на снегу букву "М". -- А здесь ее никто не возьмет? -- забеспокоился Травка. -- Нет, что ты! -- убежденно сказала девочка. -- Все же знают, что она у меня живет. Если нечаянно кто-нибудь ее найдет, сразу отвезет ко мне домой. -- Ну-с, занимайте места согласно взятым билетам! -- весело сказал тот лыжник, которого Солнечкин папа называл капитаном. Он схватил Травку, поднял его высоко над головой и посадил себе на плечи. Поход на Московскую гору И они вышли в поход. Впереди -- Солнечкин папа с дочкой на плечах. А за ним неизвестно чей папа; известно только, что капитан. А на плечах у него -- Травка. По дороге они остановились у забора Солнечкиного дома, чтобы сказать Солнечкиной маме, что они уходят. Вот тогда-то и напугали ее. И удивили и рассмешили. И пошли дальше, громко смеясь. Но вот дачи кончились, и они вышли в чистое поле. Здесь был хорошо накатанный лыжный след. Солнечкин папа, лейтенант, быстро шагал, помогая себе палками. Капитан не отставал от него. Ехать было весело, легко и совсем не страшно. Солнечка то и дело оборачивалась, что-то кричала Травке и смеялась тоненьким голоском. Видно, она уже давно привыкла ездить на плечах у лыжников. Но и Травка смеялся тоже, хоть ему и приходилось держаться за наушники капитановой шапки, как Иванушке-дурачку за уши Конька-горбунка. Вдруг лыжные дорожки разделились: одна пошла правее и скрылась в лесу, а другая шла все дальше и дальше, в чистое поле. Путешественники остановились в раздумье. Куда идти? Измайловы могли вернуться и по той и по этой лыжне. Было бы досадно разминуться с Измайловыми по дороге. -- Я пойду правой, -- предложил капитан. -- Здесь и подальше, но через лесок. А я люблю через лесок. Встреча на горе в пятнадцать ноль-ноль. -- А где именно? -- спросил Солнечкин папа. -- Гора велика. -- У старой трансформаторной будки. Знаете? -- Знаю. Сверим часы. Лыжники посмотрели на часы, каждый на свои. Травка заметил, что на часах у капитана маленькая стрелка была между цифрами "1" и "2", а большая -- около цифры "8". -- Тринадцать сорок две, -- сказал капитан. -- Точно, -- подтвердил лейтенант. -- Итак, до встречи. -- Травка! -- крикнула Солнечка. -- Ты смотри опять не потеряйся! -- Сама не потеряйся! -- ответил Травка. Он вспомнил, как папа шутил, когда они переезжали в Новые дома. Он вспомнил маму. Где-то она теперь? Ему стало немного грустно. Хорошо, что сейчас они встретят Измайловых, а с ними, наверно, и папу. Он побывает в гостях и привезет маме хоть не целую ветку, но все-таки настоящую сосновую лапочку. Лапочка -- вот она. Колется даже сквозь варежку... Капитан с Травкой на плечах шел теперь через лес, прямо по цельному снегу. Белые клубы снежной пыли вырывались из-под его лыж, словно пар из-под колес паровоза. Иногда Травка задевал ветку головой, и их обоих осыпало холодным пушистым снегом. Но им было жарко, и снег их только веселил. Деревья стали реже. Впереди открывалось синее небо. -- Вот мы, кажется, и у цели, -- сказал капитан. -- Слезай, приехали! Солнечный день Травка слез и огляделся. Перед ним расстилалось ослепительное снежное поле. Во все стороны бежали дорожки лыжных следов. -- А где же Московская гора? -- спросил Травка. -- А это она и есть. Смотри: видишь, что там делается? Травка поглядел вдаль и увидел, что поле действительно будто поднимается в гору. А там, на краю, у самого неба, копошились крошечные фигурки людей, ростом чуть побольше муравьев. Они горохом катились по снежной скатерти поля, карабкались кверху, останавливались, перемешивались, словно играли в какую-то веселую игру. -- А ну-ка, возьми бинокль, -- сказал капитан и достал из футляра на груди такой бинокль, какого Травка раньше никогда не видел. Мамин бинокль, с которым она ходила в театр, был гораздо меньше, проще и легче. А этот едва-едва можно было удержать в руках. Сначала Травка ничего не мог рассмотреть в бинокль. Он видел только какой-то белый круг и больше ничего. Но капитан что-то повертел, приладил, и вдруг в этом кругу появился лыжник в красной фуфайке, в синих штанах и с цифрой "16" на груди. Лыжник остановился, оперся на палки, достал из кармана плитку шоколада, отломил кусок и начал жевать. Это было очень занятно: на таком громадном расстоянии видеть, как человек ест. Травке почему-то показалось, что он и раньше встречал этого человека. Он опустил бинокль и засмеялся: -- Шоколад кушает! -- И правильно делает! -- сказал капитан. -- У опытного лыжника всегда должен быть в кармане запас шоколада. Он достал из сумки плитку шоколада и с треском переломил ее, так что обертка лопнула. Половину -- Травке, половину -себе. Травка поблагодарил, откусил кусочек, остальное сунул в карман и снова принялся смотреть в бинокль. Лыжники и лыжницы в разноцветных костюмах с номерами и без номеров скатывались с горы, падали, поднимая облака снежной пыли, боролись, бросались снежками. Кое-кто с лыжами на плече поднимался на гору пешком. Другие учились взбираться на гору "елочкой", расставляя лыжи, как ножницы, или "ступеньками" -бочком. Травка начал потихоньку поворачиваться влево и постепенно осматривать весь горизонт. Лыжников становилось все меньше и меньше. Потом они совсем перестали попадаться. Появились пустынные снежные лужайки, темные кустарники, небольшие лесочки. Вдруг перед Травкой совсем близко (крикнешь -- обязательно обернется) появился большой мальчик в коричневом свитере. В руках у него были два красных флажка. Он резко взмахивал ими -- то одним, то обоими сразу. Флажки так и мелькали. Травка протянул бинокль капитану: -- Товарищ капитан, посмотрите, что это такое? -- Да я уже смотрю, -- сказал капитан. -- Давно смотрю и любуюсь. Вот молодец! Как он быстро передает! -- Что передает? -- заинтересовался Травка. -- Разные команды. Вот видишь... Травка опять взял бинокль и разыскал мальчика. Мальчик ничего не говорил, а только размахивал флажками. Капитан сказал: -- Вот он передает: "Второму... взводу... занять... лесок... слева..." Травка поднял лицо к капитану: -- Как же он передает? -- Вот так флажками и передает. Телеграфной азбукой. У телеграфистов своя азбука: из черточек и точек. Он махнет одним флажком -- это точка. Двумя флажками сразу -- тире, черточка. Это пионеры из железнодорожной школы. Они хорошо выучили телеграфную азбуку. Этот парень меня знает. Ишь ты, молодец! Как хорошо работает! У них сейчас лыжный поход. Подойдем к нему поближе. Я с ним поговорю, и вдруг они нам помогут! Как ты думаешь, помогут? -- Ннне знаю... -- неуверенно ответил Травка. -- Наверно, помогут. Ведь пионеры же... А в чем помогать? Они подошли к пионеру поближе. Капитан вынул из кармашка своей полевой сумки пузатый серебряный свисток и свистнул три раза так громко, что пионер невольно обернулся. Распоряжения капитана Калашникова Вместо флажков капитан взял свой синий клетчатый платок и достал из полевой сумки лист синей чертежной бумаги. Он взмахнул этими сигналами над головой крест-накрест три раза. Пионер проделал то же самое своими флажками. Этим оба показали, что готовы к переговорам. -- Ну, теперь посматривай и слушай, -- сказал капитан. -- И сам скорее учи телеграфную азбуку. Всегда может пригодиться. А пока я буду говорить тебе обыкновенными словами все, что передаю. -- И что он отвечает, тоже говорите, -- попросил Травка. -- Ну конечно, а как же! Вот я говорю... -- Капитан замахал своими сигналами: -- "Я капитан Калашников. Слушай мои распоряжения. Будь готов!" "Всегда готов!" -- просигналил пионер. -- А теперь я попрошу, чтобы они нам помогли, -- сказал капитан Травке и снова засигналил: -- "Необходимо разыскать двоих граждан: мужчину и женщину. Приметы неизвестны. Фамилия -- Измайловы. Фамилии они не скрывают. Обнаружить их любой ценой среди всех лыжников". Пионер подтвердил: "Есть обнаружить Измайловых любой ценой! А потом что с ними делать?" -- "Где у вас штаб?" -- просигналил капитан. Пионер в ответ просигналил что-то такое, от чего капитан весело расхохотался. -- Что, что такое он сказал? -- заинтересовался Травка и даже затеребил капитана за ногу. -- Он сказал... -- ответил капитан, -- он сказал: "Дураков нет. Это военная тайна". Травка обиделся за капитана: -- Передайте ему, что ругаться стыдно! -- Наоборот, -- улыбнулся капитан. -- Смотри, я ему передаю: "Молодец! Расположение штаба не обнаруживайте. Отведите их к старой трансформаторной будке". "Есть отвести к старой трансформаторной будке!" -подтвердил пионер. -- "Подожди! -- просигналил капитан. -- Будут еще распоряжения". Он обратился к Травке: -- Послушай, Травка-мужичок: знаешь, что я думаю? А не поехал ли твой папа прямо сюда, на Московскую гору? Ведь от электрички сюда всего два километра, электрические поезда ходят часто. А отсюда на лыжах прямо к Измайловым. -- А у него и лыж с собой нет, -- сказал Травка. -- Разве только мои. Но они ему малы. Он на них будет проваливаться. -- Лыжи он мог достать, -- сказал капитан. -- Здесь дают напрокат. Нет, совершенно возможно, что он именно здесь. Ну, отсюда-то мы его не выпустим! Какой он у тебя с виду? -- Ну какой... -- сказал Травка... -- Добрый... Такой дорогой-дорогой... Травка представил себе папу. Да, он был добрый-добрый и дорогой-дорогой... И ему захотелось, чтобы он поскорее нашелся. -- Ну, а одет-то он во что? -- Одет обыкновенно. В очках. -- Погоди. Давай по порядку. Что у него: лыжный костюм, пальто? -- Курточка, -- вспомнил Травка. -- Пушистая, с длинной шерстью. Черная. А на голове кожаная шапка, как у вас. С меховыми ушами, а сверху пуговка. -- Вот это уже ближе, -- сказал капитан и снова замахал своими синими сигналами: -- "Разыщите гражданина в черной меховой куртке. На голове кожаная шапка с пуговкой. Понятно?" "Понятно", -- просигналил пионер. -- "На носу очки, с виду добрый. Разыскивает сына, по имени Травка". "Повторите имя сына". -- "Травка". "Понятно". -- "Этого гражданина отведите тоже к трансформаторной будке. Скажите, что там его ждет интересная встреча". "Понятно". -- "Исполняйте!" "Есть, товарищ капитан!" Пионер засигналил в сторону, и сейчас же к нему подбежали несколько мальчиков. -- Теперь пойдет работа, -- сказал капитан. -- Уж эти-то, конечно, разыщут нам и Измайловых и твоего папу, будь он хоть за три километра отсюда. А мы с тобой пока пойдем посмотрим Москву. Я знаю одно местечко, откуда ее особенно хорошо видно. Великий город Москва Они пошли по направлению к большому темному лесу, который был виден невдалеке. Здесь были сосны такой вышины, что Травка никак не мог посмотреть на верхушки тех сосен, под которыми они шли: он боялся свалиться с плеч капитана. И вдруг между деревьями он увидел самую настоящую высокую гору. Издали ее совсем не было видно -- ее загораживали сосны. А здесь, вблизи, она оказалась выше всякой сосны! С такой крутизны не скатишься на лыжах! Да и некуда было ехать, если бы кто-нибудь и захотел попробовать: кругом был лес -- обязательно ударишься в дерево. Но все-таки здесь часто бывали люди: кругом было много лыжных следов. По склону горы была проложена деревянная лестница с перилами. На самой верхушка горы стояла скамейка. Капитан воткнул лыжи в снег, рядом с ними поставил палки кружками кверху, а сам вместе с Травкой поднялся на гору. И, конечно, Травка не сидел тогда у него на плечах. В лестнице было сто восемьдесят ступенек. Капитан сам еле поспевал за Травкой. Они расположились на скамейке. Капитан дал Травке бинокль. Травка увидел полоски железных дорог, по которым ползли крошечные поезда с паровозами и без паровозов, наверно электрические.