Софья Прокофьева. Остров Капитанов Повесть-сказка Глава 1. КОРАБЛИК ИЗ СОСНОВОГО ПОЛЕШКА И ГЛАВНОЕ: УДИВИТЕЛЬНОЕ ЗНАКОМСТВО Весна все никак не приходила и не приходила, и Валька уже устал ее ждать. И, глядя на неторопливый крупный снег, пухлыми хлопьями тихо падающий за окном. Валька принялся из сухого соснового полешка мастерить кораблик. Он целыми вечерами терпеливо строгал его коротким перочинным ножиком. К стройным мачтам прикрепил надежные паруса. Ванты сделал из крепкого шпагата. Тонкий, а не порвешь. А когда все кончил, голубой краской написал на его борту: "Мечта". Так он решил назвать свой кораблик. Кораблик получился очень хороший, просто лучше и быть не может. Совсем как настоящий. Особенно вечером, пока мама не зажжет лампу. Сумерки зыбкими волнами вливались в комнату, наполняли ее. Таяли, исчезали стены. И тогда казалось, "Мечта" снимается с якоря и плывет по этим темным, гибким волнам, а ее паруса надувает ветер далеких странствий. Паруса "Мечты" еще слабо мерцали, но темнота постепенно гасила их, как будто кораблик уплывал куда-то далеко-далеко... "Мечта" -- отличный корабль, надежен, сделан, как надо, -- в эти минуты думал Валька. -- Такому кораблю не страшны ни шторм, ни девятый вал. И капитан на "Мечте" -- настоящий моряк. Знаю я его. Еще бы мне не знать! Он похож на... Неважно, на кого. Главное, он смелый, ужас до чего смелый. И зря болтать не любит, это вам не Петька из первого "А". Он такой загорелый, как... Ну как один человек, когда он вернулся из Крыма. Капитан, конечно, устал. От бессонницы щиплет глаза, но он уверенно прокладывает путь по старой морской карте..." Валька никому не признался бы, но в глубине души он думал, да что там -- он был просто уверен, что смелый и отважный капитан -- это как раз и есть он, Валька. Валентин Валентинович. Тин Тиныч, как любила звать его мама. "Разгулялся океан к ночи... -- изо всех сил зажмурившись, думал Валька. -- Это вам не просто неважная погодка -- шторм десять баллов! Здесь подводные рифы, ну да не в первый раз нам огибать этот мыс..." Корабль как будто проваливается в пучину. Надо шире, устойчивей расставить ноги. Громадная волна грузно нависла над "Мечтой", светясь изнутри чем-то зловещим, зеленоватым... Взвихренная водяная пыль уже упала на лицо... -- Тин Тиныч! Ужинать и спать, спать!.. -- слышался из кухни теплый, такой домашний мамин голос. -- Ф-фу!.. -- Валька с трудом переводил дух. Сердце стучало, звоном отдаваясь в ушах. Конечно, ничего не поделаешь, пока что надо набраться терпения и ждать... Но ведь наступит это время когда-нибудь! Валька вырастет и непременно станет капитаном. Это решено! А как только растают снега, он вместе с Аленкой из первого "Б" отправится пускать "Мечту" в веселых ледяных ручьях, бренчащих и тренькающих на перекатах. Правда, у Аленки недавно выпали два передних зуба. Но даже и без двух передних зубов Аленка все равно была лучше всех девчонок в классе. А если уж сказать всю правду до конца, Валька считал, что и во дворе, да и на всем белом свете нет никого лучше Аленки, потому что... Ну просто так. Нет, и все. А потом можно будет и вовсе подарить Аленке чудесный кораблик. И при этом сказать так, небрежно: -- Хочешь, забирай его себе, насовсем. Он мне и не нужен, ну вот нисколечко... Захочу, еще лучше сделаю... Наконец весна все-таки наступила. Сугробы расползлись, осели. Все вокруг потекло, заблистало и зазвенело. Торопливые ручьи покатились вниз по крутой улочке к реке. -- Пора, -- решил Валька. Денек выдался солнечный, но еще холодный. Светить-то солнце светило, но, видно, греть оно за зиму все же разучилось. Варежки Валька сразу промочил и сунул их в карман. Противная сырость от мокрых варежек скоро пробралась через пальто и штаны до самого тела. Валька пустил "Мечту" в быстрый и прозрачный ручей. Талые воды подхватили кораблик вместе с колючими льдинками, понесли. Ветер сразу же туго, до отказа надул паруса. Кораблик плыл быстро, только чуть покачивался и нырял в волну на перекатах, лихо огибая дочиста отмытые водой яркие камешки и куски кирпича. Вот он ловко миновал водоворот, где толкались и крутились какие-то бестолковые щепки и размокший спичечный коробок. Вдруг Вальке показалось, что за голыми пока еще кустами, только с мелкими кулачками почек, промелькнула Аленкина голубая вязаная шапочка. -- Аленка, Аленка, давай сюда! -- крикнул Валька. Но оказалось, что это вовсе не Аленкина шапочка, а чья-то голубая рубашка, которая висела на веревке. И эта рубашка, вместо того чтобы сушиться на солнышке, рвалась вверх, словно протягивала куда-то голубые руки и хотела улететь. Когда Валька оглянулся на кораблик, тот был уже далеко. Белые паруса, проваливаясь и появляясь вновь, мелькали где-то внизу, в конце улицы. Валька бросился вдогонку за корабликом. Ноги разъезжались по раскисшей земле, где в тени в складках, ямках еще лежали серые корочки тающего снега. В конце улицы ручей разлился целым морем. Посреди этого моря торчала из воды полузатопленная садовая скамья Рядом -- полная воды каменная ваза. На каменном ободке сидели два толстых голубя. Их гладкие шеи отливали серебром. Часто оглядываясь, голуби жадно пили воду, как будто боялись, что им не хватит. Валька понадеялся, что его кораблик зацепится за что-нибудь. Но не тут-то было. Кораблик плавно обогнул каменную вазу и скамейку. Он уплывал все дальше и дальше. Будто радовался внезапной свободе. Будто торопился куда-то. Потом ручей снова сузился, забурлил, побелел и пенным водопадом опрокинулся вниз к реке. В последний раз мелькнули белые паруса, и кораблик пропал из виду. Все. Слезы ослепили Вальку. От бессильного отчаяния сжались кулаки. Валька не выдержал и, вдохнув круглый тугой глоток воздуха, громко заревел. -- Ну что вы, что вы, Валентин Валентинович, -- послышался негромкий укоризненный голос. -- Ну как такое можно? Полноте... Ну прошу вас... Кто-то ласково притянул к себе Вальку и накрыл с головой полой широкого плаща. Глава 2. АЛЕКСЕЙ СЕКРЕТОВИЧ И ГЛАВНОЕ: КАРТА ОКЕАНА СКАЗКИ Валька оказался в темноте. Приятно поскрипывала тугая шелковая подкладка широкого плаща. -- Ну как же так? -- повторил тот же голос. -- Можно сказать, уже взрослый мужчина, первоклассник. К тому же... Ах, какая неприятность! Только не высовывайтесь. Сюда как раз направляется Елена Сергеевна. Давайте-ка лучше, пока не поздно, отойдем в сторонку. А то, боюсь, как бы она вас не узнала по штанам и ботинкам. Пожалуй, совсем ни к чему, если она увидит вас зареванным, с красным носом... Валька, прижимаясь к теплому боку незнакомца, послушно сделал несколько шагов. От удивления он совсем растерялся. Он ровным счетом ничего не понимал. -- Какая еще Елена Сергеевна? -- каким-то не своим, хриплым, словно простуженным, голосом спросил Валька. В горле у него пересохло, он осторожно кашлянул. -- Как какая! -- удивился незнакомец. -- Та самая. Ваша приятельница из первого "Б". Ну та, которой вы хотели подарить "Мечту". Валька хотел было сказать, что "Мечту" он собирался подарить Аленке, а вовсе не какой-то там Елене Сергеевне, от которой к тому же надо почему-то еще и прятаться, но промолчал. Он оттянул в сторону край плаща и глянул вверх. Владельцем плаща оказался совсем не старый человек, а даже, скорее, молодой. Такой худощавый, с длинным лицом и в очках. Но главное было не это, совсем не это! У незнакомца были необыкновенные, удивительные глаза. Валька сразу это заметил, Его глаза были теплые. Да что там теплые -- они грели! Даже через очки! Уж вы мне поверьте. Честное слово! Одна Валькина щека и один Валькин глаз сразу отогрелись. Пальцам, оттянувшим край плаща, и то стало тепло. -- Все прекрасно, но пойдемте ко мне, Валентин Валентинович, -- озабоченно сказал странный человек. -- Во-первых, вы промочили ноги, а во-вторых, эти мокрые варежки в правом кармане вашего пальто... Нет, нет, идти домой в таком виде я вам, откровенно говоря, не советую. Валька не стал с ним спорить. Идти сейчас домой, пожалуй, и вправду не стоило. Потому что мама всякий раз просто из себя выходила, когда он являлся домой с мокрыми ногами. Можно было подумать, что промокшие ботинки и варежки -- мамины смертельные враги. Так вдвоем они и двинулись по улице. Чтобы удобнее было идти, Валька прижимался к незнакомцу, а тот крепко и ласково обнимал его за плечи. Тугая шелковая подкладка плаща приятно поскрипывала. А в кармане плаща, который оказался как раз возле Валькиного уха, что-то сухо постукивало, словно там терлись друг о друга речные ракушки и мелкие камешки. В лифте наконец незнакомец выпустил Вальку изпод плаща. Они посмотрели друг на друга, и оба почему-то смутились. -- Алексей Секретович, -- церемонно представился странный человек и протянул Вальке длинную-предлинную руку. -- Впрочем, вы можете звать меня просто дядя Алеша. Валька неловко пожал руку Алексея Секретовича, потому что, по правде говоря, первоклассникам не очень часто приходится здороваться со взрослыми за руку. -- А я, с вашего разрешения, буду звать вас Тин Тиныч, -- сказал Алексей Секретович. Он зажмурился и негромко причмокнул губами, будто сунул в рот круглую конфету. -- Тин Тиныч! Ведь так, если не ошибаюсь, зовет вас ваша мама. Какая прелесть! Нет, такое может придумать только мама. Как вы считаете? О, несомненно!.. "Все-все про меня знает. Откуда? -- с некоторой тревогой подумал Валька и тут же успокоил себя: -- Наверно, в гостях у нас был. А я спал в это время. У мамы с папой всегда такая привычка, если кто интересный придет, поскорее запихнуть меня в постель. А заявится какая-нибудь соседка, тетя Клава, так сиди слушай ее. Знаю я эти разговорчики: "Ты что такой бледный? Небось совсем не гуляешь!" или: "Сколько в четверти троек! Небось все гуляешь". Как им только не надоест?" Между тем лифт, вздрогнув, остановился. Валька вышел из лифта и огляделся. Лестница была совсем обыкновенная, новая, точно такая же, как и в Валькином доме. И точно так же пахло масляной краской. Но дверь, как показалось Вальке, дядя Алеша открыл вовсе не ключом, а просто наклонился и чтото прошептал в замочную скважину. Дверь откликнулась счастливым воробьиным чириканьем и послушно отворилась сама собой. В комнате, куда вошел Валька, похоже, жил вовсе не дядя Алеша, а книги. Потому что они были повсюду: на столе, на стульях и даже на диване. "Какие книги чудные, -- подумал Валька, -- большие, старые, в темных переплетах. Им, наверное, сто лет, а может, и тысяча. Только как же дядя Алеша спит на этом диване? С книгами вместе -- тесно, на книгах -- жестко, а может быть, все-таки снимает их на ночь и куда-нибудь кладет?" Но куда он мог их положить? На полу всюду и так стопками лежали книги. Одна стена в комнате до самого потолка была завешана детскими рисунками. Некоторые были в рамочках, другие просто приколоты, кнопками. Больше всего Вальке понравилась девочка с тремя большими голубыми глазами. Два глаза у нее были веселые, а один -- грустный. Дядя Алеша снял свой широкий плащ, потер руки. -- Сейчас главное -- чай. Горячий чай. Как вы думаете? О, несомненно! -- сказал дядя Алеша. Он поставил мокрые, разбухшие Валькины ботинки сушиться на батарею, рядом повесил варежки. Потом дядя Алеша отодвинул книги, освободив кончик стула и краешек стола. Тут же появился чай, очень горячий и очень сладкий. А на ноги Вальке както сами собой наделись большие глубокие мягкие туфли, такие теплые, как будто в них только что спало по котенку. Дядя Алеша уселся напротив, положив острые локти на стол. Вальке стало тепло и уютно. Теперь он был даже рад, что все так получилось: иначе как бы он познакомился с дядей Алешей. -- Вот и прекрасно, -- словно чему-то обрадовавшись, кивнул головой дядя Алеша. -- Вы понимаете, мой дорогой, мой милый Тин Тиныч, ведь всегда-всегда, даже в самые стародавние времена во всех уголках света мальчишки пускали кораблики. И конечно, нередко случалось так, что эти кораблики уплывали от них. Что поделаешь! О, никогда, никогда не жалейте об уплывшем кораблике. Прошу вас! Никогда не жалейте! -- Дядя Алеша вдруг наклонился к Вальке и заговорил совсем тихо: -- Тут есть еще одно удивительное, почти необъяснимое обстоятельство. Почему-то получается так, что те, кто пускают кораблики, чаще всего сами становятся капитанами. Не правда ли, удивительно? Но это именно так! Дядя Алеша замолчал и резко откинулся на спинку стула. Строго, пристально поглядел на Вальку. Словно хотел убедиться, понял ли Валька как следует всю важность, всю значительность того, что он ему сейчас поведал. Валька ничего не ответил и только несколько раз старательно мигнул. -- Главное, уметь мечтать, уметь по-настоящему мечтать... О, это особый дар!.. -- тихо, так тихо, словно самому себе, проговорил дядя Алеша. "А я умею мечтать или нет? -- с невольным испугом подумал Валька. -- И не знаю даже..." Тут дядя Алеша ласково улыбнулся Вальке. И улыбка была такая, словно он похвалил Вальку за что-то. -- Скажите-ка, вы никогда не задумывались, куда, однако, плывут все эти кораблики, сделанные ребячьими руками? Куда они держат курс? -- спросил дядя Алеша. -- Нет... -- прошептал Валька. -- Так-таки, думаете, плывут себе по воле волн, неизвестно куда, без руля и без ветрил? -- Дядя Алеша вдруг развеселился, громко рассмеялся и хлопнул ладонями себя по коленкам. -- Нет, мой дорогой, нет и еще раз -- нет! Да будет вам известно: все эти кораблики плывут к одной-единственной заветной цели. К острову Капитанов! Вот куда они плывут! К чудесному острову, который со всех сторон омывает голубой океан Сказки. И маленькие отважные капитаны ребячьей мечты поднимаются на палубы этих кораблей. О, сколько благороднейших, возвышенных подвигов совершают они во имя справедливости, отваги и мечты! Валька от удивления открыл рот. К острову Капитанов! Значит, и его кораблик тоже? Валька хотел задать дяде Алеше сразу сто вопросов... Но тут дядя Алеша вскочил со стула, взмахнул своими длинными руками, как будто хотел взлететь к потолку, и громко воскликнул: -- Какой же я, право, рассеянный! Ведь нам надо, просто необходимо скорее нарисовать карту океана Сказки. Иначе как же "Мечта" доплывет до острова Капитанов? Тут уж старинным книгам пришлось изрядно потесниться. На столе разложили лист бумаги. У дяди Алеши нашлись и краски и цветные карандаши. Одна из тяжелых книг чуть было не съехала на пол. Валька вовремя подхватил ее. И хотя он был всегонавсего первоклассник, но все равно он смог прочесть, что было написано старинными, полустертыми буквами на обложке. "Волшебная энциклопедия. Том восьмой" -- вот что прочел Валька да так и застыл на месте с тяжелой книгой, оттягивающей книзу его руки. Но дядя Алеша взял книгу и отнес на диван, где лежало еще несколько таких же книг, важно и таинственно поблескивая золотыми буквами. Вдвоем с Валькой они нарисовали остров Капитанов, зеленый остров среди голубого океана. -- Здесь поблизости еще множество удивительных островов, -- любуясь картой, сказал дядя Алеша. -- Взять хотя бы остров Пряток или архипелаг Большая Перемена. Да вы рисуйте, рисуйте. Вы это сделаете гораздо лучше, чем я. Не буду вам мешать... Валька, высунув язык от усердия, рисовал голубые волны, разноцветные острова. Он обмакнул кисточку в пузырек с тушью и обвел карту широкой чертой. Карта получилась как в рамочке, и сразу же голубой океан и разноцветные острова заиграли еще ярче всеми своими красками. Валька очень старался, изо всех сил, но вдруг... Вот бывает же так: все хорошо, и вдруг... Пузырек с тушью неведомо каким образом оказался прямо возле Валькиного локтя, словно нарочно, назло сам туда прискакал. Ну, а Валька, увлеченный работой, конечно, его не заметил, нечаянно толкнул и... Пузырек опрокинулся. Черное жирное пятно, черное, как безлунная ночь, растеклось по голубому океану. -- Дядя, ой, Алеша! -- в отчаянии завопил Валька. -- Ничего не поделаешь, ничего не поделаешь, -- печально покачал головой дядя Алеша. Он наклонился над картой, разглядывая злополучную кляксу. -- Да, это так. Возле острова Капитанов, чуть восточнее, расположен Черный остров. Скалистый и неприступный. Но досаднее всего, что теплое течение, огибая с юга остров Капитанов, несет все корабли прямо к Черному острову. Особенно ночью, в темноте так легко сбиться с курса... -- А нельзя его стереть резинкой или бритвой соскрести? -- с надеждой, с мольбой посмотрел Валька на дядю Алешу... Но дядя Алеша только снова печально покачал головой: -- Тут уж ничто не поможет. Да и стоит ли нам огорчаться раньше времени? Ведь опасность, если хотите знать, мой дорогой Тин Тиныч, только оттачивает истинную отвагу... Дядя Алеша задумчиво перевел взгляд на окно, за которым густели и крепли сумерки. Сумерки вкрадчиво опускались на город, словно хотели накрыть его целиком. Но город поднимал эти темные волны светлыми головами первых фонарей. Дядя Алеша смотрел куда-то поверх домов, в глубину темного неба, и казалось, забыл о Вальке, обо всем... Валька сидел тихо, присмирев. Но тут дядя Алеша вздохнул, тряхнул головой и повернулся к Вальке. -- Теперь главное -- доставить эту карту на "Мечту", -- сказал он. -- Но как? -- спросил Валька. Глава 3. НАРИСОВАННАЯ ЛАСТОЧКА И ГЛАВНОЕ: КТО ЖЕ ОН -- ДЯДЯ АЛЕША -- Видите ли... -- начал дядя Алеша. И Валька, к своему изумлению, увидел, что дядя Алеша немного покраснел. -- Видите ли, мой уважаемый Тин Тиныч, я сначала должен вам кое-что сказать, вернее, объяснить. И мне будет очень жаль, если то, что вы сейчас узнаете, вам почему-либо не понравится или покажется странным... Дядя Алеша замолчал. Он снял очки и начал рассеянно протирать стекла мятым клетчатым носовым платком. Глаза его без очков показались Вальке еще ярче, совсем голубые. От них ощутимыми волнами пошло тепло и коснулось Валькиного лица. -- Конечно, в век техники, покорения космоса... -- снова начал дядя Алеша. -- Многие считают, что я... Но ведь одно вовсе не противоречит другому, даже наоборот! Что ж, лучше сказать прямо, если уж я решил сказать. Я... Только, пожалуйста, очень вас прошу, не вскрикивайте и не делайте удивленное лицо... Да, я -- волшебник! У Вальки даже дыхание перехватило. Он покачнулся на табурете. Хорошо еще, что это был крепкий, устойчивый табурет на четырех ножках. А то бывают такие дрянные трехногие табуреты. Сидя на таком трехногом табурете, даже нельзя чему-нибудь как следует удивиться -- непременно полетишь на пол. -- Здорово... -- прошептал Валька. Лицо дяди Алеши вдруг изменилось, даже както просветлело. Он улыбнулся с облегчением, словно Валькина радость передалась ему. -- А... ну если так, отлично, отлично! Волшебник Алеша прошелся по комнате, в задумчивости постукивая себя пальцами по губам. -- Что же нам придумать, что придумать? Как нам доставить карту на нашу бригантину! Не прибегнуть ли нам к помощи моего джинна? -- Джинна?! -- переспросил Валька. Он просто не поверил своим ушам. -- А что тут такого? -- пожал плечами дядя Алеша и слегка нахмурился. -- Почти у всех волшебников есть джинны. Это совершенно естественно. И у меня он тоже имеется. -- Джинн? -- Джинн. -- Джинн?! -- Ну конечно, джинн! -- уже не скрывая досады, воскликнул волшебник Алеша. -- До утра мы, что ли, будем повторять одно и то же? Да, джинн. К тому же отличный, знаете ли, экземпляр. Из самых древних и, можно сказать, могущественнейших. Может, сгонять его в сказку? А? -- А что? По-моему, неплохо, -- стараясь казаться спокойным и даже равнодушным, сказал Валька. Но внутри у него словно запрыгал мячик любопытства. Валька стиснул руки под столом. Хоть бы одним глазком увидеть джинна. Настоящего джинна! Вот было бы что рассказать Аленке. -- Да, конечно, с одной стороны, это так... -- Волшебник Алеша с рассеянным видом потянул себя за ухо. Было видно, что его что-то смущает. -- И говорить нечего: сказка -- это его стихия. Ему ничего не стоит отнести карту на "Мечту". И вообще он у меня тут засиделся без дела. Вконец извелся от скуки. Я все понимаю. Даже чувствую себя виноватым порой. Но судите сами: чем я могу его занять, развлечь? Что я могу ему поручить? Какое дело? В лучшем случае -- что-нибудь отнести, доставить, слетать куда-нибудь. И все. А он, видите ли, жаждет чего-то грандиозного. Хочет воздвигать разные там дворцы, хрустальные мосты и тому подобное. Оно, может быть, было бы и неплохо в некотором роде. Но как вам объяснить, мой уважаемый Тин Тиныч... Все, что он строит, мило в архитектурном отношении, но, к сожалению, совершенно непрочно. Все это сделано словно бы из мыльной пены или из взбитых сливок. Ни одна лестница не выдерживает тяжести человека, исчезает, тает прямо под ногой. Он, видите ли, рассчитывает не на земное притяжение, а на сказочное. Ну а попробуй хоть слово скажи -- что вы! Такая будет обида! -- Да ладно уж, ничего, пусть слетает, -- сказал Валька, с трудом сдерживая нетерпение. -- Легко сказать! -- Лицо волшебника Алеши страдальчески сморщилось. Он с безнадежным видом покачал головой. -- Опять же характер, характер! Вы бы только знали! Капризен, как маленькая девочка. Сварлив, как древняя старуха. К тому же ревнив. Только выпусти его -- сейчас же начнутся упреки, подозрения... Просто невыносимо! Нет, боюсь, он наломает дров в сказке. Карту на "Мечту" он, конечно, доставит, о чем разговор. Но уж по дороге непременно залетит на остров Капитанов, не упустит такой случай. И вот увидите, учинит там какой-нибудь отвратительный скандал. Наговорит капитанам кучу обидных глупостей, заявит, что все они зазнайки и выскочки. Что-нибудь в этом роде. Уж я-то его, голубчика, знаю. Нет, к услугам джинна надо прибегать только в самых крайних случаях. Как вы считаете? О, несомненно! Валька сдержался и промолчал. Хотя, не скроем, это стоило ему немалых сил. Значит, все. Значит, он так и не увидит джинна... Эх! То-то бы Аленка вытаращила глаза! Но с другой стороны, он же не маленький. Не будет же он клянчить: "Дяденька волшебник, а дяденька волшебник, ну покажите джинна, ну пожалуйста!.." -- Значит, будем искать какой-нибудь другой выход из положения... иначе говоря, другой вход в сказку, -- сказал волшебник Алеша. Он немного помолчал, что-то обдумывая, и добавил: -- А вы, кстати, отлично рисуете, мой дорогой Тин Тиныч! -- На тройку, -- мрачно буркнул Валька. -- Трояк у меня по рисованию... -- Ах, при чем тут тройка! -- воскликнул волшебник Алеша. -- Главное -- это фантазия, воображение, а тройка тут совершенно ни при чем. Сейчас, мой юный друг, вы нарисуете ласточку. Да, да, именно ласточку! А я ее... Впрочем, вы сами увидите. Нет, зря, конечно, очень даже зря волшебник Алеша не показал ему джинна. Мог бы догадаться, как Вальке хочется посмотреть. Но раз он просит нарисовать ласточку, надо нарисовать. И получше. Валька задумался, вспоминая, какие они на самом деле, эти ласточки. Он был вообще добросовестным человеком. Валька нарисовал круглую головку с коротким клювом и большим любопытным глазом. Потом нарисовал два заостренных крыла и черный раздвоенный хвост. Валька вспомнил, что головка у ласточки сверху тоже черная, и пририсовал ей черную гладкую шапочку. Валька очень старался. Он даже не заметил, как две черные круглые капли, одна побольше, другая поменьше, упали на бумагу. Но ласточка получилась очень неплохая. Можно сказать, на четверку. Или даже на пять с минусом. Волшебнику Алеше ласточка тоже понравилась. Он заулыбался, откинул голову назад, любуясь ласточкой. -- Я же говорил! Очень славная. Просто на редкость! -- Волшебник Алеша взял в руки рисунок и негромко проговорил: Все, что вижу на бумаге, -- Покорись огню и влаге! За бумагу не держись. Оживи и закружись! И в тот же миг, круто плеснув крыльями, так что качнулся лист бумаги в руке волшебника Алеши, вверх взлетела острокрылая Ласточка. Она сделала круг под потолком, метнулась в угол и вдруг ударилась о зеркало, растекаясь черными блестящими крыльями по гладкому стеклу. -- О моя дорогая! Это вовсе не окно, это зеркало. Ты ошиблась. И успокойся, пожалуйста, -- мягко сказал волшебник Алеша. Он протянул руку, и Ласточка доверчиво уселась на его палец. Валька уставился на нее во все глаза. Живая! Честное слово, живая и настоящая. И точь-в-точь как он нарисовал. В черной шапочке с острыми крыльями. Ласточка быстро повернула голову, с интересом, дружелюбно оглядела Вальку круглым глазом. И в тот же миг Ласточка перепорхнула на руку Вальке. Он почувствовал, как Ласточка переступает холодными цепкими лапками по его руке. Совсем легонькая. -- Она ведь понимает, что это вы ее нарисовали, -- улыбнулся волшебник Алеша. -- Конечно, понимаю, -- тонким голоском откликнулась Ласточка. Вот это да! Она еще и разговаривать умеет! До чего же интересно! Валька даже дышать ровно не мог, ему словно воздуха не хватало. -- А это что? -- Волшебник Алеша указал на две черные кляксы у Вальки на руке. Одна побольше, другая поменьше. -- Измазался, -- беспечно отмахнулся Валька, но волшебник Алеша озабоченно покачал головой. Валька осторожно, чтоб не вспугнуть Ласточку, послюнил палец, потер черное пятно у себя на ладони -- пятно не оттиралось. Ласточка, жалобно пискнув, взлетела и закружилась по комнате И в тот же миг оба пятна исчезли с Валькиной руки, словно их и не бывало. Ласточка уселась на резную раму старинного зеркала, сложила стройные узкие крылья Валька увидел на гладком стекле зеркала все те же черные пятна. Ласточка беззвучно и стремительно перенеслась на книжный шкаф. Черные пятна, одно побольше, другое поменьше, не отставая, полетели за ней, прочертив в воздухе черные полоски. -- Все ясно! -- горестно воскликнул волшебник Алеша и всплеснул руками -- Какой же я рассеянный! Я должен был оживить только Ласточку, а я оживил все, что было на бумаге И теперь эти черные пятна будут следовать за нашей Ласточкой всегда и повсюду, и все потому, что я такой рассеянный и вечно все путаю или забываю... -- Ну стоит ли из-за этого так переживать, -- негромко проговорила Ласточка и отвернулась. Но Валька понял, что она огорчена и сказала это только для того, чтобы утешить волшебника Алешу. "Если бы я не решил стать капитаном. Если бы я мог иначе... Я бы тоже стал волшебником, -- подумал Валька -- Но может, еще Аленка волшебницей станет? А что? У нее и глаза для этого такие подходящие..." Дядя Алеша потер ладонью лоб, словно отгоняя невеселые мысли. -- Милая Ласточка, нам нужно, мало того, совершенно необходимо доставить эту карту на бригантину "Мечта". Видишь ли, "Мечта" взяла курс на остров Капитанов. Можешь ли ты это сделать? -- Конечно, -- тонким голоском откликнулась Ласточка. -- Я отлично знаю, где это. Океан Сказки, да? Волшебник Алеша аккуратно скатал карту в трубочку. Обвязал ее тонким прочным шнурком. Ласточка ухватила клювом шнурок за петельку, вместе с картой перелетела на подоконник. Тут Валька увидел, что на улице уже совсем стемнело и опять пошел снег. Сырые, тающие звезды цеплялись друг за друга, густыми хлопьями падали, падали, будто хотели напоследок укрыть всю землю. Светлыми, размытыми шарами еле-еле сквозь снег светили фонари. -- Погодка... -- с сомнением покачал головой волшебник Алеша. -- Я полечу совсем другой дорогой... -- что-то вроде этого ответила Ласточка. Но она сказала это невнятно, потому что в клюве держала шнурок, которым была обвязана карта океана Сказки. Волшебник Алеша распахнул форточку. Пахнуло холодной, промозглой сыростью, влетел торопливый рой ледяных, колючих снежинок, как будто они притаились за окном и только того и дожидались. Снежинки закружились вокруг Вальки, ударили в лицо, норовя ослепить его. Он увидел, что волшебник Алеша помогает Ласточке просунуть в узкую форточку скатанную в трубку карту. -- Постараюсь вам присниться и тогда сообщу все подробности... Только не спите на левом боку... -- сквозь снег и свист ветра невнятно прозвенела Ласточка. Волшебник Алеша поспешно захлопнул форточку. Но тут Валька увидел, что Ласточка не улетела, а беспомощно и судорожно бьется крыльями о стекло, как будто что-то удерживает ее возле окна и не пускает. -- Так и есть! Я закрыл форточку, а одно из черных пятнышек осталось в комнате! -- Волшебник Алеша торопливо бросился к окну и снова распахнул форточку. -- О моя дорогая! Прости меня, я такой рассеянный. Счастливого пути! Ласточка легко отпрянула от окна и тут же исчезла из глаз вместе с картой, обвязанной крепким шнурком. Белый снег, точно занавес, опустился за ней. Волшебник Алеша и Валька стояли рядышком у окна, и снежинки, влетая в комнату, таяли на их лицах. Глава 4. ЧТО ЛУЧШЕ -- ДЖИНН ИЛИ ТАКСИ? И ГЛАВНОЕ: "ОН НЕПРЕМЕННО СТАНЕТ КАПИТАНОМ" Волшебник Алеша наконец закрыл форточку, зябко поежился, потер ладонями плечи. Старинные часы медленно и важно пробили восемь раз. -- Очень серьезные и умные часы, -- сказал волшебник Алеша. -- Пока мы были заняты важными делами, они тактично молчали. Обратили внимание? А теперь, слышите, бьют. Наверное, хотят мне чтото напомнить, о чем я забыл. Просто не знаю, что бы я делал без этих часов при моей рассеянности. Я думаю, что они хотят напомнить, что вам пора домой. И ваша мама, наверное, беспокоится... -- Мама... -- прошептал Валька. Валька вдруг почувствовал, что очень устал. Как будто прошел двадцать километров. Оказывается, от удивления тоже устаешь. Да еще как. А может, удивление и надо как раз мерить километрами? А чем правда, как вы думаете, надо мерить удивление?.. -- Сейчас мы вызовем такси, -- сказал волшебник Алеша. -- Или нет, нет. Мы поступим по-другому. Мы вызовем джинна. То есть не вызовем, а выпустим его из термоса, и он доставит вас в мгновение ока к вашей маме. Надо же подкинуть ему какую-то работенку, и вообще пусть побудет на свежем воздухе. Валька прямо-таки обомлел от радости. Значит, он все же увидит джинна. Вот повезло! Валька с трудом удержался, чтобы оглушительно не завизжать, не захлопать в ладоши. Хотя бы перекувырнуться через голову -- и то легче стало бы. Но нет, это все для малышни. Солидней надо держать себя, солидней. Волшебник Алеша достал с полки голубой термос, на котором сбоку было что-то нарисовано. Не то какие-то полустертые буквы, не то какие-то непонятные знаки. -- Вас, наверно, несколько удивляет, почему мой джинн обитает в термосе, а не в древнем медном кувшине, как подобает нормальному джинну? -- Волшебник Алеша проговорил это скучным, невыразительным голосом. С усталым вздохом положил руку на белую пластмассовую крышку термоса. -- Если бы вы только знали, как мне надоело это объяснять. В который раз... Ну так вот. Это все потому, что мой джинн оказался долговечнее медного кувшина. Кувшин давно прохудился, можно сказать, рассыпался в прах, а мой джинн держится еще молодцом, сможете убедиться сами. Впрочем, сколько лет живут джинны и вообще умирают ли они, это пока еще загадка, и наука ее не разрешила. Волшебник Алеша наклонился над голубым термосом и негромко, скороговоркой произнес: Джинн, яви свою мне верность И покинь сейчас же термос! Валька ухватился обеими руками за табурет, съежился, втянул голову в плечи, предчувствуя, что сейчас произойдет нечто совершенно необыкновенное... Волшебник Алеша отвинтил белую крышку термоса, вытащил потемневшую пробку и быстро шагнул к Вальке. Обнял его за плечи. Послышался нарастающий грохот, свист, треск. Качнулись, дохнув пылью, тяжелые шторы на окнах. Темная струйка дыма с завыванием стремительно вырвалась из горлышка термоса, разрастаясь, поднялась к потолку, темнея, сгустилась и превратилась в огромного джинна в полосатой чалме. У джинна было смуглое лицо, словно вытесанное из грубого, прокопченного временем камня. Глубокие морщины, как трещины, прорезали его. Он скрестил на груди могучие узловатые руки. -- Что прикажешь, о повелитель? -- прогремел джинн и вдруг добавил, капризно растягивая слова: -- Да... Не выпускал из термоса с самого вторника... а сегодня уже суббота. Сиди тут целую неделю взаперти... И без всякого дела. Волшебник Алеша с привычной тоской поднял глаза к потолку. Даже Валька понял, что такие разговоры бывают у них нередко. -- Во-первых, не со вторника, а с четверга, -- терпеливо, как маленькому, возразил джинну волшебник Алеша. -- А во-вторых, сегодня вовсе не суббота, а только еще пятница. Так что и сидел ты в термосе всего-навсего один день. -- А может быть, дни в термосе тянутся совсем не так, как на воле, ты об этом подумал? -- с глубоким упреком посмотрел джинн на волшебника Алешу. -- О, если бы ты посидел в термосе хотя бы неделю! Ты бы заговорил по-иному... Дни в термосе такие длинные, бесконечные и такие гладкие... Но тебе, конечно, это безразлично. Томись, несчастный джинн, лишь бы твои вздохи не долетали до меня. Томись без дела, никому не нужный и забытый. О, не жалейте устарелого, беспомощного джинна! К тому же, -- джинн бросил ревнивый и подозрительный взгляд на Вальку, -- к тому же нисколько не сомневаюсь, ты решил забросить волшебство и стать капитаном. И уж конечно... -- А вот ты как раз напомнил. У меня есть для тебя дело, -- поспешно сказал волшебник Алеша. -- В общем, работенка. -- Правда? -- Джинн подпрыгнул от радости. Нет, пожалуй, он зря все-таки подпрыгнул. Наверное, вы бы тоже согласились с этим. Когда джинн подпрыгнул, все в комнате подпрыгнуло вместе с ним: книжные шкафы, стол, стулья, старый диван и даже буфет с посудой. Все вещи както огорченно охнули, что-то зазвенело, отовсюду посыпались книги. Если бы дядя Алеша так крепко не обнимал Вальку за плечи, тот наверняка бы скатился со своего четырехногого устойчивого табурета. Нет, не надо джиннам прыгать от радости, это уж точно! -- Работенка? -- нетерпеливо проговорил джинн. -- Говори же, не томи душу, о повелитель! Что-нибудь воздвигнуть? Построить? Слетать? Куда? В Сахару? На Северный полюс? Может, в сказку? Давненько я собирался завернуть на остров Капитанов. О, эти капитаны! Зазнайки и выскочки! Ну, я с ними потолкую. Значит, в сказку, да? Волшебник Алеша переглянулся с Валькой и только безнадежно пожал плечами. -- Нет, голубчик, другое... -- мягко и ласково сказал он джинну. -- Ты должен доставить меня и вот уважаемого Тин Тиныча к его маме. -- Только и всего! -- Джинн надменно и разочарованно оттопырил нижнюю губу. -- Заменять собой такси. Это презренное чудовище, дышащее бензином, у которого вместо сердца стучит счетчик. -- Давай уж сразу обо всем договоримся, -- торопливо добавил волшебник Алеша, -- чтобы потом никаких претензий. Ты нас доставь только до лифта, ладно? И подождешь там. В подъезде, знаешь, тепло, батареи горячие... -- Ты стыдишься меня, о повелитель! -- громоподобно возопил джинн. Он так заскрежетал зубами, что изо рта у него посыпались хвостатые, колючие искры. Одна из них, сверкая, упала на переплет старинной книги, и волшебник Алеша ловко прихлопнул ее ладонью. -- О, какое оскорбление! Лучше бы я стал крепким чаем или кофе в моем одиноком термосе! -- продолжал завывать джинн, закатив глаза и раскачиваясь из стороны в сторону. -- О, я несчастный! Презирайте меня, топчите ногами, насмехайтесь!.. -- Ну, знаешь, мое терпение тоже может лопнуть! -- Волшебник Алеша, не выдержав, стукнул кулаком по столу. Багровое лицо джинна позеленело, он с грохотом упал на колени. -- Смилуйся, о повелитель! -- задыхаясь от ужаса, простонал он. От его испуганного дыхания завернулся край ковра. -- Прости своего неблагодарного слугу. Не карай его своей немилостью. Покорный и немой, прижавшись в уголке, я буду ждать в подъезде, у лифта, где ты прикажешь... -- Опять крайности. Уж сразу "немой и покорный"... -- недовольно поморщился волшебник Алеша. Он снял с батареи Валькины башмаки. Они были теплые и твердые, словно выдолбленные из коры. Валька сунул в них ноги, сделал несколько шагов. Жесткие башмаки скрипели, и ноги в них не сгибались, были как деревянные. -- Ничего, вы походите, походите в них, разомнутся, -- сказал волшебник Алеша и снова повернулся к джинну: -- Так или иначе -- пора! То, что случилось потом, показалось Вальке слишком быстрым, слишком невероятным, будто это был сон. Само собой распахнулось окно. В лицо пахнуло холодом, сыростью уходящей зимы. Валька почувствовал пустоту под ногами, словно пол провалился и он повис в воздухе. Когда он глянул вниз, он увидел крыши города, убегающие огни, огни, удлиненные движением. Но все время он чувствовал крепкую руку волшебника Алеши, обхватившую его поперек живота. Впрочем, Валька не был уверен до конца, чья это все-таки рука: волшебника Алеши или джинна? Он даже не успел испугаться, как за ними уже захлопнулась знакомая дверь подъезда, а джинн, стыдливо сгорбившись, приткнулся в углу возле доски с почтовыми ящиками. Валька не помнил, как он вместе с волшебником Алешей поднялся на лифте. А потом перед ним появилась мама. Она стояла в дверях квартиры, опустив руки, и казалось, совсем не рада была Вальке, такая она была бледная и такими измученными и чужими были у нее глаза. -- Мы уже не знали, что и делать, куда звонить, -- тихо сказала мама. Вальке стало обидно, что мама так говорит с волшебником Алешей. Хотя откуда ей было знать, что он волшебник. -- Во всем виноват я, один я, -- смущенно сказал волшебник Алеша, церемонно приподнимая шляпу. -- Забыл о времени, как всегда. Но поверьте, у нас были очень важные дела с вашим маленьким капитаном. С этими словами волшебник Алеша подтолкнул Вальку к маме. -- Так уж и капитаном... -- слабо улыбнулась мама. -- Да, капитаном, -- волнуясь и, как обычно, немного смущаясь, сказал волшебник Алеша. -- У меня даже нет сомнений. Понимаете, меня внизу ждет мой... неважно кто. И если кто-нибудь увидит моего... неважно кого... Особенно какая-нибудь пожилая соседка, старушка... Словом, я должен торопиться. Но если бы у меня была хоть минута времени, я бы вам непременно объяснил, какие тут имеются вернейшие признаки, что наш дорогой, уважаемый Тин Тиныч, как вы его мило зовете, непременно станет капитаном... И, произнеся эти малопонятные, загадочные слова, волшебник Алеша еще раз приподнял шляпу и стал торопливо спускаться вниз по лестнице. Теперь, друзья мои, мы простимся с Тин Тинычем, который, по-моему, очень славный, и с волшебником Алешей. Впрочем, с волшебником Алешей мы еще встретимся на страницах нашей повести. Так же, как и с нарисованной Ласточкой. А нам с вами пора в путь. Туда, где катит свои голубые волны океан Сказки. В удивительную страну Мечты и Фантазии. Прямехонько на остров Капитанов. На остров, к которому со всех сторон плывут маленькие корабли, сделанные ребячьими руками. Глава 5. В ТАВЕРНЕ "ЗОЛОТАЯ РЫБКА" И ГЛАВНОЕ: РАССКАЗ ДРЕССИРОВАННОЙ САРДИНКИ Тихо шуршали высокие пальмы на острове Капитанов. Их жесткие волосатые стволы и длинные листья казались оранжевыми от заходящего солнца. Над пальмами, устраиваясь поуютнее на ночь, еще сонно летали небывало большие, яркие бабочки. Задевали верхушки пальм хрупкими крыльями, осыпали разноцветной пыльцой. Их торопили мохнатые ночные бабочки, появившиеся едва только начало смеркаться. Толстые, неуклюжие, с короткими крыльями, похожие на кульки с пылью. -- Ишь разлетались... -- ворчали ночные бабочки. -- Сейчас наше время. Скоро зажгут свечи, лампы, фонари. Мы будем биться о стекла и кружиться, кружиться вокруг огня... Со стороны гавани доносились оживленные голоса. Там еще вовсю кипела работа. Моряки чинили корабли, которые изрядно потрепал последний шторм. Да, друзья мои, океан Сказки поистине можно было назвать капризным океаном. Мало сказать -- капризным. Вспыльчивым, даже задиристым. Шторм и бури налетали совершенно неожиданно, и предсказать их не было ни малейшей возможности. Вдруг ни с того ни с сего небо мрачнело, собирались косматые тучи. Бешеный ветер словно перемешивал их с морем. Рев и грохот в один миг сменяли тишину. А вот уже катит девятый вал, как известно, самый опасный и коварный. А за девятым валом, откуда ни возьмись, опять девятый вал, а за ним снова девятый. И прошу вас, друзья мои, не удивляйтесь! Раз уж вы отправились на остров Капитанов, вам не раз придется широко открывать глаза и говорить: ну и ну! Вот это да! А чем мерить удивление, мы с вами так еще и не решили. Во всяком случае, не километрами. Взвешивать удивление на весах тоже, я полагаю, не лучший способ. Правда, один чудак уверял меня, что он капает десять капель удивления в рюмку и принимает каждый вечер перед сном. Но я думаю, что он просто шутил. Однако не будем отвлекаться. Как всегда, во время шторма хуже всех пришлось "Веселому Троллю". Капитан Нильс, раздосадованный и злой, шагал по палубе, из-под насупленных бровей мрачно поглядывал, как ловкие матросы, взобравшись по вантам с кисточками и тюбиками клея, ставили заплаты на бумажные паруса. Да, бумажные паруса были поистине злым роком капитана Нильса! После каждой бури "Веселый Тролль" еле-еле дотягивал до гавани, и размокшие обрывки парусов, свисавшие с рей, представляли собой плачевное зрелище. "Ну почему, почему мой Нильс, когда мастерил "Веселого Тролля", сделал ему бумажные паруса? -- стискивая в карманах кулаки от безнадежного отчаяния, думал капитан Нильс. -- Ведь "Тролль" отличное судно, устойчив на курсе, прекрасно маневрирует. Но паруса?.. Терпения ему не хватило, вот что. Сделал паруса тяп-ляп. Схалтурил мальчишка. Лишь бы поскорей на воду спустить..." Но тут настроение у капитана Нильса окончательно испортилось. В гавань, неуклюже лавируя между легкими парусниками, входил "Гросфатер", надежно сделанное, тяжелое и неповоротливое торговое судно. На палубе, широко и устойчиво расставив ноги, стоял его капитан Макс Мориц Густав Теодор Фридрих, по прозвищу капитан Какследует. "Гросфатер", как всегда, пришвартовался возле "Веселого Тролля". "Нарочно же, конечно, нарочно" -- с неприязнью подумал капитан Нильс. С досадой закусив губу, глянул на измочаленные бурей обрывки бумажных парусов. Все в капитане. Как следует раздражало капитана Нильса. И самодовольная, как ему казалось, улыбка, и оранжево-рыжие веснушки, словно шляпки гвоздей, крепко вбитые в круглую физиономию. И обширные карманы его куртки, сшитой из грубого, но добротного сукна. И башмаки на толстой подошве, подбитые подковками, так что каждый шаг отдавался, как удар молотка. И главное, что особенно обижало болезненно самолюбивого капитана Нильса, -- это досадная манера повторять по любому поводу: -- Все надо делать как следует! Так всегда говорил мой покойный дедушка! Словно белокрылая чайка, к острову подошла бригантина "Мечта". Матросы лихо и ловко убрали паруса. "Пожалуй, лучший корабль здесь у нас, -- с невольной завистью подумал капитан Нильс, провожая "Мечту" глазами. -- Но и капитан на "Мечте", ничего не скажешь, настоящий моряк. Отличный товарищ, безупречно храбрый, всегда можно на него положиться. Другого такого не сыщешь, как наш капитан Тин Тиныч". У капитана Нильса как-то отлегло от сердца. И он уже бодро зашагал вверх по мощенной камнем дороге, туда, где гостеприимно и приветливо покачивался и мигал узорный фонарь над входом в портовую таверну "Золотая рыбка". Как всегда, под вечер капитаны собрались в портовой таверне. Скоро в "Золотую рыбку" пришел и капитан Валентин Валентинович, капитан Тин Тиныч, как часто в шутку любили называть его друзья. Только хочу вас сразу предупредить, дорогие читатели, что это был вовсе не тот маленький Тин Тиныч, ученик первого класса, с которым вы встретились в начале этой необыкновенной истории. Не забудьте, ведь мы с вами пересекли океан Сказки и попали на остров Капитанов, где живут капитаны ребячьей мечты. Поэтому нет ничего удивительного, что через порог шагнул взрослый человек, широкоплечий и ладный, с мужественным, пожалуй, даже несколько суровым лицом. Словом, точно такой, каким мечтал стать маленький Тин Тиныч, когда вырастет. Даже среди обветренных, прокаленных зноем и солью лиц капитанов, его лицо казалось особенно смуглым, будто выпало ему на долю больше, чем другим, и солнца, и ветра. А спокойный взгляд серых глаз говорил о редкой твердости характера. Капитан Тин Тиныч обнял за плечи капитана Нильса. Ни о чем не спросил его: ни как прошел рейс, ни как "Веселый Тролль" встретил бурю. И капитан Нильс мысленно поблагодарил его за это. Насвистывая что-то веселое, в таверну вошел капитан Жан, невысокий, стройный и ловкий. Его легкий остроносый "Альбатрос" был разрисован цветными карандашами и красками от киля до парусов. На флаге красовался Пиф в синей морской шапочке, лихо сдвинутой на одно ухо. Видно, маленький Жан боялся, что бури и непогоды постепенно смоют его рисунки, и поэтому погрузил в трюм "Альбатроса" краски и коробку цветных карандашей. Не забыл он и большую резинку, на случай, если придется что-нибудь стереть или подправить. Капитан Жан оказался отличным художником и после каждого плавания обновлял и освежал рисунки, пока его матросы до блеска драили палубу. Вскоре в таверну заявился капитан Какследует. Он с такой силой захлопнул за собой дверь, что та бухнула, как старинная пушка. Ухватив за спинку тяжелый дубовый стул, он с грохотом подтащил его к столу и уселся рядом с капитаном Жаном, широко расставив ноги. Последним в таверну приковылял, опираясь на источенную временем трость, адмирал Христофор Колумб. Снова прошу вас, друзья мои, не удивляйтесь! Да и, собственно, что тут такого особенного? Да, Христофор Колумб тоже был когда-то мальчишкой. Да, Христофор Колумб тоже мастерил кораблики. К тому же, скажем по чести, найдется ли на свете моряк, который с замиранием сердца не вспомнил бы адмирала Колумба, если вдруг синеющим чудом возникнет на горизонте неведомая земля, еще никем не занесенная на карту! Что ни говорите, а в душе каждого моряка живет открыватель новых земель Христофор Колумб, это уж точно! И если как следует вдуматься во все это, то, наверное, уже никому из вас, друзья мои, не покажется странным, что вслед за другими капитанами и старый адмирал Христофор Колумб переступил порог таверны. -- Что за холод и ветер! Видно, в преисподней нынче пусто. Все дьяволы собрались здесь и, раздув щеки, дуют так, что доброму человеку не ступить и шагу, -- проворчал адмирал Колумб. Он всегда выражался несколько возвышенно и старомодно. Впрочем, погода стояла тихая и теплая. Просто старый адмирал не слишком крепко держался на ногах, и в любую погоду у него ломило кости. Адмирал Колумб, со скрипом согнул колени и уселся на стул, подвинув его поближе к пылающему камельку. Снял шляпу с облезлым страусовым пером, оправил пожелтевшие кружевные манжеты цвета стеариновой свечки. Капитан Тин Тиныч, громко хлопнув ладонями, убил серую моль, кружившуюся вокруг знаменитого адмирала и уж слишком заинтересовавшуюся его ветхим камзолом и потертой шляпой. -- Благодарю, -- медленно и величественно кивнул Христофор Колумб капитану Тин Тинычу. -- Если бы со мной плавали люди, подобные вам, капитан, не исключено, что я открыл бы еще парочку каких-нибудь там Америк. -- Гм... -- с сомнением отозвался капитан Тин Тиныч, который несколько лучше знал географию. В трактир заглянул ненадолго Добрый Прохожий. Он всегда заходил минут на десять, не больше. Капитан Тин Тиныч усадил Доброго Прохожего возле себя, налил ему кубок темного старинного вина. Добрый Прохожий улыбнулся своей обычной рассеянной и печальной улыбкой. История его была довольно-таки необычной. Он приплыл на остров Капитанов на маленьком бумажном корабле, даже не склеенном, а просто сложенном из листа бумаги в клеточку, видимо вырванного из тетради по математике. По секрету скажем, только чтобы он этого не слышал: корабль его походил больше на бумажную треугольную шляпу, чем на корабль. Едва корабль бросил в гавани якорь, а капитан и немногочисленная команда благополучно сошли на берег, размокший корабль осел, сплющился и расползся на куски. Первая же набежавшая волна унесла обрывки бумаги в открытый океан. -- Что ж, раз я остался без корабля, -- сказал огорченный капитан, -- то я стану Добрым Прохожим. Представьте, какой-нибудь бедняга заблудился и ночью, в кромешной тьме бредет по незнакомой дороге. Ведь кто-то должен повстречаться ему на пути? Так это буду я! С тех пор Добрый Прохожий все ночи напролет бродил по дорогам острова Капитанов. Пожалуй, нельзя назвать остров Капитанов особенно большим. Но все же там было несколько дорог. Широкая прямая дорога соединяла гавань и город, где жили капитаны. -- Это дорога в город, -- любил говорить Добрый Прохожий, -- но если идти по ней в обратном направлении, то это уже будет дорога в гавань. Как ни считайте, а это уже две дороги. Была еще узкая петляющая дорожка, идущая от таверны "Золотая рыбка" к высокой неприступной скале, одиноко торчащей на северной оконечности острова. -- Это дорога к одинокой скале. Но ведь если идти по ней назад, то это будет уже совсем другая дорога. Дорога, ведущая к таверне "Золотая рыбка", -- подсчитывал, загибая пальцы, Добрый Прохожий. Так что, сами видите, работы у него было предостаточно. -- Оставайтесь с нами, отужинаем вместе, наш славный Добрый Прохожий, -- предложил капитан Тин Тиныч. -- Ночь обещает быть холодной. -- К сожалению... -- Добрый Прохожий развел руками, озабоченно глянул в окно. -- А вдруг -- вы только представьте себе -- именно сейчас, в эту минуту, кто-нибудь заблудился в темноте? Неужели он так никого и не встретит, кто поможет ему, подбодрит, подскажет верный путь? И Добрый Прохожий торопливо вышел из таверны. -- Бездельник, бродяга, -- пожала плечами хозяйка таверны. -- Замолчи, о женщина, -- сурово посмотрел на нее адмирал Колумб. -- Что ты смыслишь в этом? Твое дело цедить вино из бочки да уметь подать его с любезным поклоном. -- Бросьте, адмирал, -- усмехнулся капитан Какследует. -- Наша хозяйка, наша красотка Джина, может болтать все, что ей вздумается. Уж свое-то дело она делает как следует! А это самое главное, как любил говорить мой покойный дедушка. -- Вы очень любезны, капитан, -- с улыбкой посмотрела на него хозяйка таверны. -- И ваш покойный дедушка тоже. Да, пожалуй, хозяйку таверны "Золотая рыбка" и впрямь можно было назвать красавицей! Черные как смоль волосы были уложены в высокую затейливую прическу, и пламя свечей приплясывало среди блестящих черных локонов. Взгляд ее быстрых темных глаз порой становился таким пронзительным, таким отточенно-острым, что казалось, ее глаза могут уколоть, ужалить... Но... красотка Джина улыбалась. Улыбалась всегда и всем. Ласковая, но какая-то неподвижная, словно застывшая, улыбка никогда не сходила с ее лица. Хромой слуга с деревянной ногой, похожей на перевернутую бутылку, однажды ночью, взбираясь к себе на чердак, остановился передохнуть возле двери своей хозяйки. Просто так, из любопытства глянул в полуоткрытую дверь. Ярко светила плоская серебряная луна. Хозяйка спала, и -- в лунном свете еще бледнее казалось ее белое лицо, еще темнее черные волосы. И даже во сне она улыбалась все той же ласковой застывшей улыбкой. Старому слуге почему-то стало жутко. Ледяные колючки впились между лопаток. Он поскорее заковылял к себе на чердак. Забрался под одеяло, сверху навалил все тряпье, какое было. До утра пролязгал зубами, так и не смог согреться и уснуть... Капитан Тин Тиныч бросил взгляд в окно, за которым быстро сгущалась темнота. -- Сегодня Томми должен вернуться из своего первого плавания, -- негромко сказал капитан Тин Тиныч. -- О-ля-ля! -- Капитан Жан поднял кубок. -- За здоровье Томми, молодого капитана! -- Способный мальчишка, -- прошамкал старый адмирал Колумб. -- Куда, позвольте узнать, поплыл? -- На острове Хромого Осьминога выбросило на мель молодого дельфина. Томми взял курс на Осьминога, -- ответил капитан Какследует и усмехнулся: -- Уверен, Томми справится. Как любил говорить мой дедушка, все надо делать как следует! Не выдержав, болезненно самолюбивый капитан Нильс багрово покраснел и вскочил со стула. Ему во всем чудились намеки на "Веселого Тролля" и его бумажные паруса. -- Это уже не первый раз, и если вы хотите сказать, что... -- срывающимся от обиды голосом начал он. Но капитан Тин Тиныч со словами: "Бросьте, дружище! Никто и не думал вас обидеть..." -- ласково и твердо надавил ему на плечо и заставил снова сесть. -- Помню, как приплыл на остров мой корабль "Санта Мария", -- между тем бормотал, качая головой, старый адмирал Колумб. -- Да, прошло уже лет пятьсот, не меньше. О время, время!.. Корабль этот смастерил сам Христофор Колумб, когда еще был мальчишкой... Хозяйка таверны насадила на вертел гуся и принялась поворачивать его над огнем. Жир, треща, закапал в очаг, вспыхивая и освещая прокопченные кирпичи. Сидевшая возле нее черная, как ночь, Кошка вытянула шею и облизнулась. Но тут же со скромным, безразличным видом отвернулась, как будто ее хозяйка насадила на вертел не жирного гуся, а старый башмак. Да, эта Кошка, с которой мы еще познакомимся гораздо ближе, была отнюдь не глупа. К тому же, со свойственным кошкам лукавством, она отлично умела скрывать свои мысли. Пожалуй, и в сказке, да и на всем белом свете вряд ли вы бы нашли кошку хитрее этой. Неожиданно массивная дверь таверны широко распахнулась. Ветер, пахнущий солью, морем, водорослями, плоско пригнул пламя свечей. Через порог шагнул матрос Тельняшка, добродушный верзила с голубыми глазами. Тельняшка бережно и нежно прижимал к груди большую рыбу с чешуей крупной и блестящей, как наложенные одна на другую крупные монеты. Этот на редкость застенчивый и молчаливый человек имел одну-единственную, но поистине необыкновенную страсть. Все свободное от вахты время он учил рыб разговаривать. Надо признаться, он достиг в этом немалых успехов. Тельняшка начал с того, что научил говорить целую дюжину селедок. Но селедки оказались пустыми, надоедливыми болтушками. То там, то тут из воды появлялась селедочная голова и что-то пищала. Целый день они обменивались новостями, сплетничали, болтали всякий вздор. Почему-то больше всех доставалось Морскому Коньку. -- Вы слышали, слышали! -- А что случилось! -- Как же так, живете в море и ничего не знаете! -- Да Морской-то Конек опять плавал в коралловый грот! -- Ай-яй-яй! -- А летучие рыбки вчера куда-то улетели! Я сама видела, как они готовили бутерброды на дорогу! -- Что вы болтаете! Да я их только что повстречала! С утра до вечера над волнами неслись визгливые селедочные голоса. Хоть уши затыкай. Тельняшке пришлось прекратить с селедками все занятия. Любимой ученицей Тельняшки была мудрая Сардинка. Немногословная, спокойная, зря ничего не скажет. И вот именно с ней, с мудрой Сардинкой, матрос Тельняшка пришел в таверну "Золотая рыбка". Он нерешительно остановился у порога, прижимая к себе дрессированную Сардинку. Глаза Черной Кошки вспыхнули пронзительным зеленым светом. -- Погаси глаза! -- негромко прикрикнула на нее хозяйка таверны. Глаза у Кошки моментально погасли, стали пустые, желтые, плоские, как монеты. Не будем скрывать, в этот миг Черная Кошка подумала: "Интересно, говорящая рыба вкуснее, чем неговорящая? Сдается мне, вкуснее, гораздо вкуснее... Хотела бы я это выяснить. Мур-мяу!.." Но конечно, глядя на Черную Кошку, никто не мог бы догадаться, о чем она думает. Повторяю, она отлично умела скрывать свои мысли. Все капитаны, как один, повернули головы, с интересом разглядывая дрессированную Рыбу. Тельняшка от всеобщего внимания совсем засмущался. К тому же надо добавить, чем больше в море появлялось говорящих рыб, тем молчаливей, как ни странно, становился сам Тельняшка. -- В чем дело, матрос Тельняшка? -- спросил капитан Тин Тиныч. -- Капитан, -- волнуясь проговорил Тельняшка, -- пожалуйста, не удивляйтесь, что рыба на суше... -- Что? Рыбы насушим? -- недослышав, переспросил несколько глуховатый адмирал Христофор Колумб. -- Плавала в заливе она... -- снова начал Тельняшка. -- Заливная она? Тоже неплохо! -- заулыбался старый адмирал. -- Лучше пусть она сама все расскажет, -- окончательно смутившись, сказал Тельняшка. Тельняшка осторожно опустил Сардинку на пол, поставил на хвост. Дрессированная Сардинка несколько раз покачнулась, но все-таки устояла, растопырив плавники. Затем широко открыла рот, зашевелила жабрами. -- Пить хочет. Водички бы, -- шепотом попросил Тельняшка, -- побольше... Хозяйка, ласково улыбаясь, подала ему закопченный -- чайник с мятыми боками. Тельняшка начал лить воду из чайника прямо в широко раскрытый рот Сардинки. Рыба перевела дух, с облегчением громко вздохнула. Внутри нее что-то заскрипело с натугой, словно пришел в движение какой-то старый механизм. И вдруг Сардинка заговорила: -- Темнота, хоть рыбий глаз выколи... Корабль Томми плыл, никому не мешал. Никого не глотал. Махал себе плавниками и плыл. Течение погнало корабль в темноте на Черный остров... Там засели пираты... Они взяли корабль на або... або... Сардинка никак не могла выговорить непривычное слово. -- На абордаж, -- тихонько подсказал Тельняшка. -- На а-бор-даж... -- старательно повторила дрессированная Сардинка. -- Пираты?! Клянусь моей шпагой!.. -- взревел адмирал Колумб, потрясая седыми желтоватыми волосами, завитыми еще по моде тех времен. Дрожащими руками он вытащил из ножен свою шпагу, всю покрытую рыжими узорами ржавчины. -- Молодой капитан и все матросы всплыли кверху брюхом, -- из последних сил прошептала дрессированная Сардинка. -- Тут подоспели дельфины... Спасли... всех на берег... Потрясенные капитаны смотрели на Сардинку, ждали, может, она что-нибудь еще скажет. Но Рыба молчала. И никто не заметил, как хозяйка таверны и Черная Кошка быстро переглянулись, и Черная Кошка отвернулась, пряча зеленый торжествующий блеск глаз. Тельняшка подхватил дрессированную Сардинку на руки, прижал к груди, с нежностью погладил по чешуе. -- Умница, как все толково рассказала... Сейчас, сейчас в море выпущу... -- пробормотал он и, качая на руках Рыбу, как малого ребенка, вышел из таверны. -- Пираты... Это уже не о-ля-ля! -- растерянно протянул капитан Жан. Хозяйка таверны, красотка Джина, как ни в чем не бывало расшевелила в очаге алые угли, подкинула дров. -- Капитаны, а верите всяким бредням, -- насмешливо проговорила она. -- Право, хуже детей. Сами посудите: ну какие могут быть пираты в наших водах? -- Так-то оно так, -- хмурясь, сказал капитан Тин Тиныч. -- Я тоже не очень в это верю. Но всетаки... Капитан Тин Тиныч не успел договорить. Дверь распахнулась, и в таверну, шатаясь, вошел молоденький негр. Мокрая одежда прилипла к телу. Он остановился на пороге и, чтобы не упасть, ухватился рукой за дверной косяк. Глава 6. ПОЯВЛЕНИЕ ОДНОГЛАЗОЙ ГАДАЛКИ И ГЛАВНОЕ: "МЕЧТА" ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПЛАВАНИЕ -- Томми, мой мальчик! -- с волнением воскликнул капитан Тин Тиныч и бросился к юноше. -- Пираты захватили мой корабль, -- с трудом проговорил Томми. -- Мы сражались, как могли. Но они напали на нас в темноте, застали врасплох... -- Молодцы пираты! Все надо делать как следует! -- азартно воскликнул капитан Какследует. Но тут же спохватился, короткими пальцами смущенно почесал в затылке, с некоторым замешательством пробормотал: -- Простите, друзья... Я, кажется, сказал что-то не то. А? Да я не имел в виду ничего плохого. Поверьте, я... Но никто из капитанов даже не посмотрел в его сторону, и он надолго умолк, виновато опустив голову. -- Мой чудесный корабль из пальмового дерева. Я в первый раз вышел на нем в море... -- Губы Томми совсем по-детски дрогнули, круглые карие глаза наполнились слезами. Капитан Тин Тиныч разжал словно судорогой _ сведенные холодные пальцы Томми, обнял за плечи, чувствуя, что юноша весь дрожит, усадил его поближе к жарко пылавшему камельку. -- Все за мной! На каравеллу! В погоню за пиратами! -- дребезжащим голосом крикнул капитан Христофор Колумб. Приподнялся на дрожащих старческих ногах и тут же снова упал на стул. -- Теперь пираты будут хозяйничать в наших водах. Особенно по ночам, в темноте, -- озабоченно сказал капитан Тин Тиныч. -- Пираты... Новость не из приятных... Ну, Томми, Томми, да не вешай ты носа! Ведь ты среди друзей! -- Чем меньше, тем больше, и никаких переживаний!.. -- негромко пробормотала красотка Джина, поворачивая над раскаленными углями подрумянившегося гуся. Она частенько произносила эти загадочные, непонятные слова, такая уж у нее была привычка. Черная Кошка сидела неподвижно и только переводила глаза с капитанов на хозяйку таверны. Глаза ее быстро двигались, как два сверкающих золотистых маятника: туда -- обратно, туда -- обратно. "Кажется, я взвесила все и сделала верный выбор, -- подумала Кошка. -- Трезво рассчитала все возможности. Конечно, предвидеть все заранее никому не дано... Но, полагаю, я не ошиблась. А капитаныто приуныли... Мур-мяу!" Капитаны подавленно молчали. Капитан Тин Тиныч набил табаком трубку, но так и забыл ее раскурить. Пираты!.. Откуда они взялись на Черном острове? Неужели кто-нибудь из ребят, начитавшись книг о морских разбойниках, так, в шутку или из недоброго озорства укрепил на мачте своего корабля черный флаг с черепом и скрещенными костями? Нет, не может этого быть! Но так или иначе, теперь пираты были реальностью, жестокой реальностью. Им ничего не стоило, засев на скалах Черного острова, сделать его неприступным. А теплое течение, огибая с юга остров Капитанов, как раз несло все корабли прямо к Черному острову. Сбиться с курса было очень легко. Особенно безлунной ночью, в темноте. В окно таверны с трудом протиснулась Ласточка по имени Два Пятнышка. Ее прозвали так потому, что за ней, никогда не отставая, летели по воздуху два черных круглых пятнышка, похожих на кляксы. Одно поменьше, другое побольше. Прошло уже немало времени с тех пор, как Ласточка доставила на "Мечту" заветную карту океана Сказки. Ласточке пришелся по душе остров Капитанов. Ей нравились и высокие шуршащие пальмы, и прозрачные волны сказочного океана. А главное, она подружилась с отважными и благородными капитанами. Однажды Ласточка прилетела на остров Капитанов, держа в клюве старинный пожелтевший рисунок. -- Я надеюсь... мне кажется, вам понравится, -- радостно прощебетала она. На листе бумаги был изображен двухмачтовый бриг с туго надутыми ветром парусами. Над ним упруго изогнулась разноцветная радуга. -- О-ля-ля! Отличный корабль! -- воскликнул капитан Жан. -- Корабль нарисован как следует. Ничего не скажешь, -- одобрительно кивнул головой капитан Какследует. -- Одно досадно: ведь он только нарисован, -- с сожалением заметил капитан Тин Тиныч. -- Такой корабль украсил бы нашу флотилию. Кстати, где ты его раздобыла, милая Ласточка? -- Вы знаете, совершенно случайно, -- ответила Ласточка. -- Довольно забавная история. Вы послушайте. Ласточка рассказала, что она, навестив волшебника Алешу, решила на обратном пути залететь ненадолго в городской парк, поболтать со знакомыми птицами. Но все птицы разлетелись кто куда по своим делам, и только по пустой аллее со свистом носился Буйный Ветер, давний приятель Ласточки. Буйный Ветер был очень занят. Он играл с пожелтевшим листом бумаги, на котором был нарисован старинный корабль. Ветер то волочил рисунок по земле, то поднимал вверх и кружил в воздухе вместе со столбом пыли. -- Где это ты раздобыл такой рисунок? -- поинтересовалась Ласточка. -- Да так, залетел в чье-то открытое окно, небрежно просвистел Ветер. -- Смотрю, мой знакомый Сквознячок забавляется с какой-то старой книгой. Листает страницы, а они еле-еле держатся, того гляди, разлетятся по всей комнате. Ну, мне понравилась одна картинка, я поднатужился, налетел, вырвал ее из книги и унес в открытое окно. Но она уже надоела мне. Она слишком тяжелая, я даже запыхался. Нет, мне нравится все легкое, невесомое, то, что любит летать и кружиться в воздухе. -- Если так, то давай поменяемся, -- предложила Ласточка. -- Отдай мне этот рисунок. А взамен я подарю тебе три своих перышка. Вот увидишь, ничто так чудесно не кружится в воздухе, как ласточкины перышки. Буйный Ветер подумал немного и согласился. Он завертел, закружил три легких перышка и, засвистев от восторга, понес их куда-то высоко-высоко, наверное для того, чтобы похвастаться перед облаками своей новой игрушкой. А Ласточка отнесла нарисованный корабль на остров Капитанов. Капитаны прибили рисунок гвоздями к прокопченной стене таверны. И странное дело. То ли виной тому сырые зимние ночи и дым из очага, то ли еще что, но нарисованный корабль со временем стал меняться. Померкла, погасла многоцветная радуга. Обветшали паруса, словно от безделья, лениво повисли на реях. Перепутались, истлели канаты. Сквозь прохудившиеся борта проступили ребра шпангоутов. -- Мне кажется, он тоскует здесь на стене. Ведь он так и не стал настоящим кораблем, -- с грустью сказал как-то капитан Тин Тиныч. -- Невеселое это дело -- вечно плыть в Никуда... Капитаны, как всегда, обрадовались Ласточке Два Пятнышка. Легкая, подвижная Ласточка в тесной таверне казалась большой и неуклюжей. Тяжело, по-утиному переваливаясь, она подошла к капитану Тин Тинычу. -- Тьфу, нарисованная... -- надменно фыркнула в усы Черная Кошка. С безразличным и равнодушным видом отвернулась. "Интересно, какая она на вкус, эта нарисованная? -- на самом деле в этот миг подумала Черная Кошка. -- А вдруг еще вкуснее, чем настоящая? Ах, эти крылышки, эта нарисованная шейка!.." Но, конечно, глядя на Кошку, никто бы не догадался, о чем она думает. Два Пятнышка быстро повернула голову в черной блестящей шапочке, оглядела капитанов. -- В курсе, в курсе. Все знаю, -- быстро проговорила Два Пятнышка. В тесной таверне ей было слишком жарко и душно. Она любила полет, ветер, словно разрезанный надвое ее крылом, безбрежные просторы голубого океана. -- Это уж всем известно, -- продолжала Ласточка, -- даже селедки, которые, как мы надеялись, уже разучились говорить, трещат об этом. Правда, они почему-то во всем обвиняют Морского Конька, который тут совершенно ни при чем. Но к делу. Пираты есть пираты. И они доставят вам еще немало хлопот. Советую прислушаться к моему мнению... Конечно, вы можете считать, что если я нарисованная, то мое мнение тоже нарисованное. А нарисованное мнение нарисованной Ласточки, может быть, по-вашему, немного стоит. В таком случае я сейчас же... -- Что ты, милая Два Пятнышка, мы вовсе так не думаем, -- мягко сказал капитан Тин Тиныч. Два Пятнышка пристально посмотрела на него, серьезно кивнула головой в черной атласной шапочке. -- Тогда вот что, -- уже спокойнее продолжала она. -- В большом городе на большой настоящей реке живет добрый и мудрый человек. Волшебник Алеша зовут его. Если бы не он... но это неважно. Это не относится к делу. Важно другое. Он знает остров Капитанов, как будто много раз бывал здесь. Вы должны посоветоваться с ним. Я уверена, он вам поможет. -- А что? Неплохая мысль... -- задумчиво проговорил капитан Тин Тиныч. -- К тому же, друзья мои, у меня есть карта. Отличная карта... Но... -- Что "но"? -- хриплым голосом воскликнул капитан Какследует. Он вскочил на ноги, резко отшвырнул дубовый стул. -- Все надо делать как следует! И если у вас сердце моряка, а паруса не из... Капитан Тин Тиныч молча посмотрел на него, нахмурив брови. А капитан Жан, вытянув губы трубочкой и насвистывая что-то легкое и кружевное, незаметно, но резко толкнул его в бок локтем. Капитан Какследует, побагровев и трубно сопя от обиды, снова грузно плюхнулся на стул, проворчав сквозь зубы: -- Нянчатся тут с некоторыми... -- Вы понимаете, что я имел в виду, -- продолжал капитан Тин Тиныч. -- Да. Нарисованную Черту. Черту, которая окружает наш океан Сказки. -- Ах, тут уж ничего не поделаешь! -- с улыбкой подхватила красотка Джина. Она тряхнула головой, и в каждом иссиня-черном локоне вспыхнул короткий отблеск свечей, так что ее волосы, искрясь и мерцая, на миг из черных сделались золотыми. -- Ничего уж тут не поделаешь, Нарисованную Черту никому не дано переплыть! Это была печальная истина. Океан Сказки со всех сторон был окружен широкой Нарисованной Чертой, и немало кораблей потерпели крушение, налетев на нее беззвездной ночью или в тумане. Самое удивительное, что все сделанные ребятами корабли, со всех концов света держащие курс на остров Капитанов, переплывали ее, даже не заметив, даже не почувствовав легчайшего толчка. Но обратно... Нет, Нарисованная Черта была опасней любой подводной скалы, любого рифа. -- Я как-то не подумала... -- Ласточка Два Пятнышка с виноватым видом почесала лапкой короткий клюв. -- Я так легко ее перелетаю... -- Думать! Извините, но для этого желательно иметь на плечах нечто не нарисованное... -- не утерпев, ехидно мурлыкнула Черная Кошка. Вдруг капитан Жан громко хлопнул себя по лбу, словно убил назойливого комара. -- Я знаю, что надо делать! -- воскликнул он. -- Резинка! Ну, ластик! Ластик, который мой маленький Жан предусмотрительно погрузил в трюм "Альбатроса". Вот теперь-то он наконец пригодится! -- Постойте, постойте... -- Капитан Тин Тиныч даже привстал с места. -- Забавно! А что, если действительно попробовать стереть им Нарисованную Черту? И сквозь образовавшийся пролив выбраться в тот, другой, настоящий океан? -- В районе острова Пряток Нарисованная Черта не такая ровная и немного поуже, -- обрадованно подхватила Два Пятнышка. -- Я давно это приметила. Я полечу с вами и... -- Отлично, -- кивнул капитан Тин Тиныч. -- Спасибо тебе, милая Два Пятнышка. В таком случае на рассвете мы поднимем паруса. -- О-ля-ля! -- весело воскликнул капитан Жан и подкинул кверху свою синюю морскую шапочку. -- Счастливого плавания, дружище! Уверен, ластик моего Жана вас не подведет. Все подняли бокалы. Даже рыжий капитан Нильс. Хотя, по правде говоря, скверно у него было сейчас на душе. Нет, он не завидовал капитану Тин Тинычу. Он слишком любил его. Но с какой бы радостью он сегодня же, сейчас же направился навстречу любым приключениям и опасностям! Ах, маленький Нильс, неусидчивый и беспечный мальчишка, что ты натворил, поленившись сделать "Веселому Троллю" надежные паруса!.. Хозяйка трактира между тем, продолжая все так же ласково улыбаться, наклонилась к Черной Кошке и что-то шепнула ей на ухо. -- О чем разговор! -- благодушно промурлыкала Черная Кошка. Хотя на самом деле в этот миг она с досадой подумала: "Все, все могут сидеть здесь в тепле, у камелька, сколько им вздумается. Одна я должна идти куда-то в холод, сырость, туман... Впрочем, раз уж я окончательно решила..." Черная Кошка с обидой поглядела на весело растрещавшиеся поленья в очаге. На минуту задержалась на пороге, поежилась от вечерней сырости и исчезла в темноте. В окно влетела летучая мышь по прозвищу Непрошеная Гостья, единственная летучая мышь, жившая на острове Капитанов. Обычно она ютилась в развалинах старой башни на Одинокой скале. Зацепившись лапками за полусгнившие балки, висела вниз головой, вздыхала от одиноких тоскливых мыслей. Непрошеная Гостья что-то невнятно пропищала, словно хотела предупредить о чем-то капитанов, и вырвалась в окно. В дверь скользнула Черная Кошка, брезгливо передернула гладкой шкуркой, отряхивая мелкие белые, будто молоко, капли тумана. Прыгнула на высокий табурет. Поймав взгляд хозяйки, кивнула головой: мол, все в порядке. Потом как ни в чем не бывало принялась старательно лизать заднюю лапу. В дверь бочком протиснулась тощая, согнутая крючком нищенка-оборвашка. В руке -- веером колода карт. Видно, добывает себе кусок хлеба гаданием. Один глаз завязан черной повязкой. В ухе круглая медная серьга размером с блюдечко. Нищая гадалка робко протянула к огоньку большие красные ручищи, покрытые цыпками, жалостно замигала единственным глазом. Она была до самого подбородка укутана в дырявый цветастый платок. К его бахроме прилипли обрывки водорослей, сухие клешни крабов. Из-под обтрепанной юбки с оборками торчали большие разношенные мужские башмаки. -- Дай погадаю, золотой, хорошенький, -- басом сказала гадалка, придвигаясь к старому адмиралу Колумбу. -- Обогрейся, несчастная, да ступай своим путем, -- проворчал старый адмирал. -- Не верю я в эти ваши бесовские штучки, да, не верю. Помню, было это лет пятьсот назад. Одна такая, вроде тебя, нагадала моему Христофору Колумбу, что он ничего не откроет. А что, изволите видеть, вышло? В таверну зашел погреться Добрый Прохожий. -- Сырая ночь, однако... -- начал было он и вдруг замолчал, с удивлением глядя на одноглазую гадалку. -- Странно, признаюсь, очень странно. Я обошел сегодня весь остров, и не один раз. Но вас я почему-то не видел. Впрочем, сегодня, можно сказать, ночь неожиданностей. Только что повстречал незнакомца. Скажу одно, весьма необычный субъект. Тощий, в ухе большущая серьга, за поясом два пистолета. И представьте -- тоже одноглазый. Я шел как раз по дороге из гавани в город. -- А я шла как раз по дороге из города в гавань, -- поспешно возразила гадалка. -- Разными дорогами мы шли. Как же мы могли повстречаться? Гадалка отвернулась, прикрыла лицо шалью. -- И все-таки я не совсем понимаю... Тут какаято загадка, -- задумчиво пробормотал Добрый Прохожий. Он еще немного постоял, рассеянно глядя на легкие, летучие языки пламени в очаге, и вышел из таверны. Гадалка потерла красные лапищи, как-то бочком, крадучись вдоль стены, подобралась к капитану Тин Тинычу. -- Дай погадаю по руке, золотой, хорошенький. Всю правду открою, -- вкрадчиво проговорила она. Но капитан Тин Тиныч решительно ото гранил ее: -- Нет, уж избавьте меня от этого, голубушка. Гадалка в ту же минуту подскочила к капитану Жану, цепко ухватила его за руку. -- Я и по твоей руке могу предсказать его судьбу! -- Гадалка указала корявым пальцем в сторону капитана Тин Тиныча. Наклонилась над ладонью капитана Жана, жалобно заголосила: -- Вижу, вижу, завтра утром твой дружок Тин Тиныч хочет отправиться в опасное плавание. Что, верно говорю? Не соврала? То-то же! -- Неужели на моей руке написана его судьба? -- искренне изумился капитан Жан. -- Да еще какая несчастливая судьба! -- подхватила гадалка, жадно поглядывая на капитана Тин Тиныча. -- Клянусь преисподней, вот эта линия на твоей руке предсказывает, что с твоим дружком случится большое несчастье. Тысяча дьяволов! На него упадет бом-брам-стеньга и прихлопнет его как муху! -- Какой ужас, мадам, -- бледнея, проговорил капитан Жан. -- Неужели как муху! Нельзя ли какнибудь изменить линии моей руки? Я согласен... ради Друга... -- Бросьте, Жан, дорогой! -- усмехнулся капитан Тин Тиныч. -- Это же просто смешно, наконец. -- Дальше еще хуже, -- запричитала гадалка, раскачивая огромной серьгой. -- Черт подери, вот эта линия показывает, что будет буря и его корабль развалится на три половинки! -- Капитан Тин Тиныч, прошу вас, умоляю, откажитесь от этого плавания! -- взмолился капитан Жан. Не будем скрывать, капитан Жан был поистине бесстрашный человек, отличный товарищ, но у кого нет слабостей: верил во все приметы, гадания и, как малый ребенок, боялся страшных снов. Капитан Тин Тиныч, не обращая внимания на стоны и завывания гадалки, начал прощаться с друзьями. Крепко тряхнул руку рыжему капитану Нильсу. Осторожно, еле-еле пожал руку старому адмиралу Колумбу, словно его рука была из тончайшего стекла и могла рассыпаться от малейшего прикосновения. -- До свидания, друзья мои. Чуть рассветет, мы будем уже в открытом море. Капитан Тин Тиныч обнял Томми. Через его кудрявую голову обменялся понимающим взглядом с капитанами. Никто не обратил внимания, что хозяйка таверны наклонилась к Черной Кошке и что-то быстро прошептала ей на ухо. Капитан Тин Тиныч направился к двери. Но не успел он сделать и трех шагов, как Кошка соскользнула с табурета и, мягко перебирая бархатными лапами, словно черная тень, перебежала ему дорогу. -- Между прочим, приношу несчастье! Мурмяу! -- добродушно промурлыкала Кошка. Бледный, как бумага, капитан Жан ухватил Тин Тиныча за плечо. -- Она перебежала вам дорогу! -- дрожащим голосом еле выговорил он. -- Умоляю, послушайтесь меня, не выходите в море. Мой дед, опытнейший был моряк... пренебрег кошкой... Вот так же дорогу ему перебежала. Отплыл полмили от берега и... ко дну. Капитан Тин Тиныч, усмехнувшись, наклонился, погладил Черную Кошку. Хотел было пальцем почесать у нее за ухом. -- Уберите ваши лапы, -- мрачно буркнула Кошка. С оскорбленным видом вскочила на табурет, повернулась спиной к капитану Тин Тинычу. -- Капитан, -- негромко окликнула его красотка Джина, -- может, возьмете меня с собой? Ну хотя бы коком. Что-то потянуло в море. Знаете, хочется, чтобы щи-борщи поплескались в кастрюлях. Да разрешите уж и Кошечку с собой прихватить. Черная Кошка моментально слетела с табуретки, замурлыкала с металлическим треском, принялась, подобострастно заглядывая в глаза, тереться о ноги капитана Тин Тиныча. -- Ну что ж, не возражаю, -- кивнул головой капитан Тин Тиныч. -- Девять футов воды под киль! -- дребезжащим голосом выкрикнул старый адмирал Христофор Колумб и залпом осушил до дна серебряный кубок. Тяжело опустил его на стол. Хозяйка торопливо увязывала пожитки в узел, заодно давая последние указания одноногому слуге. Кошка, прощаясь с таверной, нюхала углы и ножки стульев. Хозяйка толкнула в спину кулаком одноглазую гадалку, которая стояла, мрачно потупившись, и грызла грязные ногти. -- Вон отсюда, коль не сумела нагадать, как было ведено, -- сверкнула глазами хозяйка. Но, поймав недоумевающий взгляд капитана Тин Тиныча, спохватилась, с улыбкой проговорила: -- Ох уж эти нищенки-побирушки! Глаз да глаз за ними нужен. Сейчас еще серебряные ложки пересчитаю. А ну-ка, выверни карманы, красавица. -- Иди, иди отсюда, тетушка, -- махнул рукой капитан Какследует. -- Не до тебя сейчас. Гадалка, уныло сгорбившись, пошла к двери. Не заметила, что ее цветастая шаль зацепилась потрепанной бахромой за угол стола. Шаль сползла с плеч. -- Ах! -- разом вскрикнули все капитаны. На гадалке оказалась мужская рубашка, распахнутая на волосатой груди. Из-под широкого алого пояса торчала пара тяжелых пистолетов. -- Каррамба, вот так тетушка! -- срывающимся голосом воскликнул адмирал Колумб. Увидев, что его тайна раскрыта, пират выпрямился, пронзительно свистнул, в мгновение ока выхватил из-за пояса оба пистолета. Прицелился в фонарь. Грянул выстрел. Фонарь погас. Вторая пуля лихо сбила пламя свечи. Таверна погрузилась в полный мрак. Послышался острый звон выбитого стекла. Стук распахнувшейся рамы. Глухие проклятия. Все смолкло. И тогда капитаны услышали голос моря. Удар волны, шипение пены и тишина. Удар волны и тишина. Глаза постепенно привыкли к темноте. Проступил бархатно-синий квадрат неба в окне. Во мраке светились белые гребешки волн. -- Надо же! Пират. Вот уж никогда бы не поверила, -- сказала хозяйка таверны, зажигая свечу. -- И ведь живем не когда-нибудь, а, слава богу, в двадцатом веке. Ай-яй-яй! Глава 7. ЮГ И СЕВЕР И ГЛАВНОЕ: ВСТРЕЧА С МЕДВЕЖОНКОМ, КОТОРЫЙ УВЛЕКАЛСЯ ГЕОГРАФИЕЙ Знаете ли вы, друзья мои, как светит солнце над океаном Сказки? Лучи его насквозь пронизывают волны и доходят до самого дна, согревая всех его многочисленных обитателей. Приблизьте лицо к воде, и вы увидите там глубоко на дне Морского Конька, осторожно выглядывающего из кораллового грота. Он не без тревоги посматривает по сторонам: нет ли поблизости болтливых селедок? А вон Краб-отшельник. Медленно чертит он клешней на волнистом песке какие-то знаки. Глубинное течение стирает их, а мудрый краб задумчиво чертит их снова. Но не будем терять драгоценного времени! Давайте скорее поднимемся на борт "Мечты". Команда уже погрузила бочки с пресной водой и провиант. По приказанию капитана прихватили целый мешок сушеных комаров и мошек для Ласточки Два Пятнышка, хотя та деликатно отказывалась, уверяя, что у нее во время плавания совсем пропадает аппетит. А главное, в трюме уже лежит самый ценный груз "Мечты о -- ластик с "Альбатроса". Матросы изрядно потрудились. Нелегко было поднять упругий скользкий ластик по трапу и затем, обмотав стальными тросами, спустить в трюм. Итак, "Мечта", подгоняемая попутным ветром, быстро удалялась от родного острова Капитанов. Море было ласковым, тихим, словно не умело капризничать и буянить. Синие и голубые медузы мягкими зонтиками медленно поднимались на волнах. Беззвучно, по-стариковски вздыхали. "Мечта" уже успела далеко уйти вперед, а медузы еще вздыхали и качались на волнах. Иногда, словно горсть серебряных монет, вытряхнутая волной, пролетала стая летучих рыбок. Капитан Тин Тиныч и старпом Сеня, длинный и тощий, по прозвищу Бом-брам-Сеня, часами простаивали, склонившись над старой картой, некогда нарисованной маленьким Тин Тинычем. Бумага сильно пожелтела, края карты пообтрепались. В этом не было ничего удивительного, ведь капитан Тин Тиныч никогда не выходил в море без заветной карты. -- Теперь возьмем курс прямо на юг. Да, да, на юг к острову Большая Перемена, -- сказал капитан Тин Тиныч, раскуривая любимую старую трубку. В каюте плавал густой слоистый дым, застилая свет иллюминаторов. Сверху, с палубы, послышались громкие голоса, протопали чьи-то тяжелые башмаки. Поднялась суетня, беготня. -- Тельняшка, кидай сеть! Плавник справа, пасть слева! Тяни! Тяни! Навалимся все вместе, братцы! -- Опять Тельняшка выпустил свою рыбу погулять, -- недовольно сказал капитан Тин Тиныч. -- А в этих широтах полно акул. Доиграется до беды. Вернется его Сардинка без хвоста. -- Хорошо, если только без хвоста, -- задумчиво кивнул старпом Сеня. Дрессированная Сардинка, серьезная и рассудительная, была любимицей всей команды. Она совершала путешествие в трюме, в бочке с морской водой. Но она тосковала по волнам, по безбрежным просторам океана Сказки. Так что иногда Тельняшка все же выпускал ее погулять. Правда, команда смотрела в оба, да и сама умная Сардинка, как ни радовалась свободе, все же поглядывала по сторонам. -- Да, кстати, пора покормить Два Пятнышка! -- спохватился капитан Тин Тиныч. В трюме "Мечты" находился еще один пассажир: Ласточка Два Пятнышка. С бедняжкой приключилась неожиданная беда. Она не на шутку расхворалась. Да и как не расхвораться, скажите на милость? Красотка Джина нечаянно выплеснула целый чайник кипятка на одно из черных пятнышек, неизменно летевших за Ласточкой. Бывшая хозяйка таверны принесла тысячу извинений. Ахала, в отчаянии закатывала глаза. Но ведь этим горю не поможешь. Ошпаренное черное пятнышко несколько расплылось, а у бедной Ласточки поднялась температура. Старпом Бом-брам-Сеня уступил ей свою каюту. Постелили на пол матрацы, к пострадавшему пятнышку приложили холодный компресс. Но Ласточка совсем приуныла и только вяло отворачивала голову от тарелки с сушеными комарами. -- Все-таки она нарисованная... -- однажды задумчиво сказал капитан Тин Тиныч. -- Может быть, она предпочтет пообедать чем-нибудь в этом роде... я имею в виду нарисованным! Да, от такого лакомства Ласточка не имела сил отказаться! И вот капитан Тин Тиныч и старпом Сеня, нарисовав цветными карандашами у себя на ладонях всевозможных мошек и жучков-паучков, каждый день навещали больную Ласточку. Два Пятнышка с наслаждением склевывала нарисованных насекомых с их ладоней. Вот и сейчас капитан Тин Тиныч и старпом Сеня, прихватив с собой коробку цветных карандашей, отправились, как обычно, навестить Ласточку. -- Пора! -- шепнула красотка Джина Черной Кошке. "Что ж, я сделала правильный выбор, -- подумала Кошка. -- На этой честности и благородстве далеко не уедешь. Хитрость и коварство -- вот сила! А если так -- надо действовать. Мур-мяу!" И Черная Кошка вслед за корабельной поварихой незаметно скользнула в капитанскую каюту. -- Ф-фу! -- Кошка недовольно фыркнула, брезгливо помахала лапой, разгоняя табачный дым. Корабельная повариха между тем склонилась над заветной картой и, ловко орудуя острым кухонным ножом, аккуратно соскребла буквы "С" и "Ю", обозначающие север и юг. Покончив с этим делом, красотка Джина помусолила во рту карандаш и нарисовала на том месте, где была буква "С", букву "Ю", а на том месте, где была буква "Ю", -- букву "С". Переменив тем самым юг и север местами. -- Чем меньше, тем больше, и никаких переживаний! -- злорадно усмехнулась красотка Джина. Через минуту в капитанской каюте уже никого не было. Скоро вернулись капитан Тин Тиныч и старпом Бом-брам-Сеня, потирая покрасневшие ладони. Ласточка хоть и была нарисованной, но клюв у нее был изрядно-таки острый и твердый. -- Нахожу, что наша пташка выглядит сегодня гораздо лучше. Перышки блестят, и аппетит у нее просто отличный, -- сказал капитан Тин Тиныч. -- Просто отличный, просто отличный... -- рассеянно повторил старпом Сеня, разглядывая карту. -- Но не кажется ли вам, капитан, что, рассчитывая путь, мы с вами допустили ошибку? -- Ошибку? Не может быть! -- Капитан Тин Тиныч тоже наклонился над картой. -- Однако похоже, это действительно так. Не понимаю, как это могло случиться. Невероятно! Мы полагали, что архипелаг Большая Перемена расположен на юге... -- А на самом деле нам надо плыть на север! -- Ха-ха-ха! -- посмеивалась в камбузе корабельная повариха. -- Будет, наверно, преизрядный толчок, когда "Мечта" ткнется носом прямехонько в Северный полюс! Посему стоит ли удивляться, что дни шли за днями, а долгожданного архипелага все не было видно, хотя у старпома Сени от бинокля появились вокруг глаз красные круги. -- Может быть, мы прошли его ночью? -- недоумевал он. -- Исключено! -- покачал головой капитан Тин Тиныч. -- А звон? -- Точно! -- спохватился старпом Сеня. -- Как я мог это забыть? Дело в том, что архипелаг Большая Перемена звонил. Да, да, друзья мои, не удивляйтесь, именно звонил. Собственно, поэтому его так и назвали. На этих цветущих островах было множество вечнозеленых деревьев. Вместо листьев на них росли зеленые колокольчики. Стройные и легкие олени, бродившие в чащах, раздвигали рогами густые ветви. И при этом их рога мелодично звенели. Только на этих островах водились музыкальные кролики и звенящие лисицы. Все зоопарки мира мечтали заполучить хотя бы одного самого маленького серого звенящего мышонка. И что же? Эти удивительные звери отлично приживались в новых условиях. Кролики, как им и положено, с хрустом грызли морковку. Котята мурлыкали, играли с бумажкой, привязанной на нитке, и охотно лакали сливки. Но к сожалению, они начинали звенеть все тише и тише. Обычно на третий-четвертый день звон окончательно умолкал. Теперь вы понимаете, почему мимо архипелага Большая Перемена нельзя было проплыть глубокой ночью, не заметив его? Острова звенели при самом легчайшем ветерке, при каждом перелете воробья с ветки на ветку. Вокруг острова плавали, слабо позванивая, всевозможные рыбы, опускались на дно -- и звон доносился все глуше и глуше. Итак, "Мечта" продвигалась на север. Стоявшие по ночам на вахте матросы, надев толстые шерстяные фуфайки, от холода отстукивали зубами нечто вроде морзянки, а канаты и реи покрывались колючей корочкой льда. -- Провиант кончается, -- доложила красотка Джина капитану Тин Тинычу. -- Сегодня на первое -- вода с мочеными сухарями. На второе -- сухари, моченные в воде. К тому же если учесть, что пресной воды осталось в бочке на донышке, а сухари на исходе... Не лучше ли вернуться назад, капитан? А? -- Ни за что, -- стиснув зубы, сказал капитан Тин Тиныч. -- Ну что ж, -- загадочно вздохнула повариха. -- Пока будем помирать с голодухи, а там видно будет... Неизвестно, чем бы все это кончилось, но на следующее утро "Мечта" чуть не наткнулась в холодном тумане на огромную круглую льдину. Впрочем, огромной она была только по сравнению с маленькой "Мечтой". На самом деле на ней с трудом помещалась Белая Медведица со своим Медвежонком. Медведица крепко держала Медвежонка, обхватив его широкой лапой, чтобы тот не свалился в воду. Тельняшка как раз в это время был на палубе. Растирал дрессированной Рыбе озябшую чешую. -- Еще немного, и я стану свежезамороженное -- грустно жаловалась дрессированная Сардинка. -- Ох и промерзла я до самых рыбьих косточек... -- Куда путь держите? -- окликнула моряков Белая Медведица. -- Прямо на север, к архипелагу Большая Перемена, а то куда же, -- солидно ответил Тельняшка, от холода переступая с ноги на ногу и дыша на окоченевшие руки. -- Ой! К Большой Перемене? -- заверещал Медвежонок. Он задвигался, зашевелился, задние лапы заскользили по узкому краешку льдины. Медведица ахнула. Прижала его к себе покрепче. Льдина чуть не перевернулась. -- Ой! Архипелаг Большая Перемена вовсе не на севере! Он на юге! -- заикаясь от волнения, принялся объяснять Медвежонок. -- Вы плывете прямо на остров Второгодников. А оттуда до Северного полюса, ой, уже лапой подать! -- Географией увлекается... -- растроганно сказала Медведица. -- Экий разумник! Ты только говори дяде матросу внятно, не торопись... Старпом Сеня доложил обо всем случившемся капитану Тин Тинычу. -- Мне тоже казалось, что он лежит где-то в южных широтах, -- добавил старпом. -- Все это весьма странно, -- капитан Тин Тиныч наклонился над картой. -- Совершенно непонятная и загадочная история. Можно, подумать, что север и юг на этой карте сами поменялись местами. И вот, распустив все паруса, "Мечта" двинулась в обратном направлении. С каждым днем становилось все теплее. С оттаявших рей и канатов падали крупные чистые капли. Наконец вдали показался прекрасный архипелаг Большая Перемена. Три дня весь экипаж отдыхал, греясь на солнышке. И вот, пополнив запасы свежей воды и набив трюмы музыкальными бананами и звенящими кокосовыми орехами, моряки, страдая от невыносимой головной боли, поднялись на борт "Мечты". Слышать звон они были больше не в состоянии. Черная Кошка, казалось, просто обуглилась, почернела еще больше. Она была мрачна, как ночь. Ей пришлось хуже всех. От жадности она в первый же день живьем заглотила маленького звенящего Мышонка. Мышонок звенел у нее в животе, не переставая, два дня и, две ночи, хотя, скажем по секрету, струхнул не на шутку. Матросы хоть уши ватой затыкали, все-таки легче. А тут затыкай не затыкай, все равно не помогает, если звенит твой собственный живот. На третий день Кошка сдалась. Легла на берегу на песок, постучала лапой по животу и сказала Мышонку, чтобы он убирался куда пожелает, только бы оставил в покое. Но Мышонок попался на редкость сообразительный. Прежде чем выпрыгнуть, потребовал от Кошки обещание, что она его не сцапает во второй раз, пока он будет оглядываться, привыкать к солнышку после темного живота. Черная Кошка была уже на все согласна. Поклялась до конца своих дней не ловить мышей и мышат. Мышонок попросил ее пошире разинуть пасть и ловко выпрыгнул на песок. Отряхнулся, почесался, пошевелил усами, вежливо пожелал "Счастливого плавания" и, беспечно позванивая, отправился по своим делам. Вот почему Черная Кошка была в таком отвратительном настроении. Но время шло. Бананы и кокосовые орехи звенели в трюме все тише и тише, а вскоре и вовсе перестали звенеть. Ни дать ни взять, обычные бананы и кокосовые орехи. "Мечта" летела по волнам. А ветер надувал паруса и свистел озорную песенку. Глава 8. ЖЕВАТЕЛЬНАЯ РЕЗИНКА И ГЛАВНОЕ: ДВА ОКЕАНА Дни шли за днями. Дул ровный пассат. Капризный океан Сказки пока что вел себя на редкость тихо и спокойно. Ласточка Два Пятнышка чувствовала себя гораздо лучше. Она перебралась на палубу, иногда даже пробовала летать и делала несколько неуверенных кругов над "Мечтой". Но ошпаренное пятнышко еще побаливало, и Ласточка жаловалась, что она неважно скользит и цепляется за воздух. Ласточка и старпом Сеня очень подружились. Только выберется свободная минута, а он уже сидит на связке канатов возле своей любимицы. Старпом Сеня рассказывал Ласточке о житьебытье на острове Капитанов. Ласточка в свою очередь делилась с ним сложностями своей птичьей жизни. -- Как трудно в наши дни воспитывать нарисованных детей, -- вздыхала она. -- Вот судите сами. Уж не скажу точно когда, кажется этим летом, залетели мои детки в чужое окно. На столе лежала открытая книжка с картинками. Так что вы думаете? Эти сорванцы склевали с картинки всех нарисованных жуков и бабочек. Представляете, в какое я попала неловкое положение? Пришлось извиняться перед хозяевами. В это утро Ласточка долго кружилась над "Мечтой". Усталая, очень довольная опустилась на палубу. -- Первый раз сегодня пятнышко мне не мешало, -- возбужденно проговорила она. -- Ну, разве, может быть, на крутых виражах, и то чуть-чуть!.. Из камбуза вышла красотка Джина. Мрачно покосилась на Ласточку Два Пятнышка. Облокотилась о планшир. Блестящие, словно металлические, черные локоны ловили голубые искры океана. Грея ее бок, к ней тесно прижалась Черная Кошка, чутко наставив треугольные уши. -- Не вышло одно, придумаем другое, -- сквозь стиснутые зубы прошептала красотка Джина. -- Какую-нибудь наихитрейшую хитрость. "Умница я. До чего же все точно рассчитала и сделала безошибочный выбор, -- мысленно похвалила себя Черная Кошка. -- Благородство и честность -- всегда одни и те же. Одинаковые. А вот обман и коварство -- они, мои лапочки, всегда разные. К примеру, сегодня -- одно, а завтра -- совсем другое..." -- Лас-с-стик! -- с каким-то змеиным присвистом прошептала красотка Джина. -- Ластик? -- с недоумением повторила Черная Кошка. -- Мы его уничтожим. Чем они тогда сотрут Черту? -- Торжество сверкнуло в мрачных глазах красотки Джины. -- Ластик должен исчезнуть! -- Но как его... исчезнуть? -- Черную Кошку даже дрожь начала бить от волнения и любопытства. -- Он исчезнет незаметно, постепенно, словно растает... -- Зрачки красотки Джины хищно сузились. -- И главное, на нас не падет даже тени подозрения. Мы останемся чистенькие, в стороне. А ластик исчезнет! Матросы его... съедят! Вернее, сжуют! -- Мур-мяу! -- не выдержав, воскликнула Черная Кошка. Она отпрянула от своей хозяйки, да так и застыла, раскрыв рот от изумления. Хотя она, как никто, умела скрывать свои мысли и чувства, но на этот раз прославленная выдержка ей изменила. -- Тс-с!.. -- Красотка Джина прижала тоненький пальчик к своим улыбающимся губам. Поздним вечером, улучив момент, когда на палубе не было ни души, красотка Джина, скинув туфли, босиком неслышно скользнула в трюм. На ощупь отыскала в темноте упругий гладкий ластик. Наступила ногой на что-то острое. Проклиная все на свете, принялась злобно кромсать ластик кухонным ножом, стараясь отхватить от него кусок побольше. Завернула отрезанный кусок ластика в передник и, никем не замеченная, вернулась назад. Потом до утра варила его в сладком вишневом сиропе. А на следующий день... -- Надоело вам, наверное, одно и то же. Уж сегодня я для вас расстаралась, такую вкусноту приготовила, такую вкусноту! -- сияя своей неподвижной улыбкой, объявила красотка Джина. -- Сегодня у нас к обеду на третье -- жевательная резинка! Сладкая, ароматная. Жуйте, мои хорошие! Вся команда принялась старательно жевать. Черная Кошка целый день крутилась на палубе и жевала с таким усердием, что у нее даже челюсти заболели. Матросы лазили по реям и жевали, старпом Сеня поглядывал на гидрокомпас и жевал, юнга Щепка чистил якорную цепь и тоже жевал, жевал, жевал. -- А вы, капитан? -- мило улыбаясь, предложила красотка. -- Нет, знаете, как-то не люблю... -- немного смутившись, отказался капитан Тин Тиныч. -- Откуда она у вас, кстати? Красотка Джина, видимо не расслышав вопроса, ничего не ответила и бесшумно выскользнула из каюты. -- Вкуфнота!.. Муф-мяф! -- отдуваясь, повторяла Черная Кошка. Жевательная резинка облепила ей всю морду, свисала с усов. -- Жуйте, мои славные, жуйте! -- вкрадчивым голосом уговаривала матросов красотка Джина, расхаживая по кораблю. Она даже бросила кусок жевательной резинки в бочку, где плавала дрессированная Сардинка. Долго и терпеливо уговаривала Ласточку взять в клюв хоть маленький кусочек. Но уже на второй день матросы жевали резинку как-то лениво, с видимой неохотой. -- Надоело! -- на третий день решительно сказал матрос Тельняшка. Все остальные матросы тоже отказались наотрез. И только юнга Щепка, начищая до блеска якорную цепь, самозабвенно жевал резинку. Это был смышленый и проворный мальчуган, но такой худенький и легкий, что капитан Тин Тиныч во время шторма запирал его в своей каюте, боясь, чтобы какая-нибудь непутевая волна не смыла его за борт. -- На одной щепке далеко не уплывешь... -- яростно гремела кастрюлями красотка Джина. -- Рухнул такой план... такая первосортная хитрость... "Нет, она должна еще что-нибудь придумать, -- с беспокойством подумала Черная Кошка. -- Просто обязана... Раз уж я сделала выбор..." -- Осталась одна ночь, всего одна... -- Красотка Джина в неистовой злобе ухватила за уголки свой белый передник, обшитый кружевами, с треском разорвала снизу доверху. -- "Мечта" подходит к самому краю Сказки. Я чувствую, все вещи стали тяжелее, а воздух -- гуще. Проклятье! Придется рискнуть! Ластик должен исчезнуть. На куски его и за борт. -- А Нарисованная? Она ведь день и ночь на палубе. Заметит, сразу донесет капитану, -- с сомнением протянула Черная Кошка. Корабельная повариха поманила Кошку к себе, нагнулась к черному треугольному ушку, чуть розовеющему изнутри, что-то шепнула. Кошка немного подумала и кивнула с серьезным видом. Едва лишь на бархатном небе высыпали звезды, крупные, похожие на снежинки, Черная Кошка неслышными шагами подошла к Ласточке Два Пятнышка. С радостным мяуканьем повисла у нее на шее, словно были они закадычными друзьями и не виделись невесть сколько. -- Вместе плывем, а поговорить по душам все некогда, -- слащавым голосом пропищала Кошка. Ее глаза, круглые, плоские, блеснули, как две з