шь!.. - слышалось в узловатых ветвях дуба. Словно кто-то наберет воздуха и выдохнет. И тоже будто предупреждает: "Ох, вернись! А там думай сама, как хочешь..." Комары звенели около лица, упруго бились о щеки, как шарики, скатанные из воздуха. Катя осторожно отгоняла их, боясь нечаянно смахнуть Веснушку. Сердце у Кати то билось где-то высоко в горле, то падало куда-то вниз и замирало. Веснушка забрался поглубже под косичку и там затаился. Наконец, между деревьев рябым зеркалом засветился пруд. У берега тихо покачивались привязанные лодки, терлись друг о друга бортами. В одной лодке кто-то забыл весло, и уключина тоненько и жалобно поскрипывала. От пруда вела узкая тропинка. Медвежьи лапы елей жадно тянулись к ней, и она исчезала, будто проглоченная мраком. Катя ступила на тропинку. - Стой! Стой! - вдруг быстро зашептал ей на ухо Веснушка. - Передумал я. Пошли домой. Поворачивай назад. Катя споткнулась о корень. Повернула обратно. В глубине души она даже обрадовалась, что не надо идти дальше. Она представила себе свою комнату, теплый, спокойный кружок света на потолке от настольной лампы, и ей захотелось скорей очутиться дома. - Ну, что ты тащишься, - нетерпеливо шептал Веснушка. - Лучше бы я улитку нанял, чем с тобой связываться. Шевели ногами, пошли скорей... И вдруг Катя вспомнила тот загадочный разговор, перед самым уходом из дома. Теперь она поняла, что ему обещала. Катя остановилась. - Нет, нет, Веснушка, милый, - тихо, но настойчиво сказала она. - Нельзя. Давай уж сделаем, как решили, да? - Все равно мы зря идем, - торопливо проговорил Веснушка. - Я забыл дома одну вещь... Из-за которой мы и пошли... Самую главную... - Какую? - А тебе не все равно? - Нет, ты скажи! - Но я прошу тебя, умоляю. - Веснушка копошился где-то у шеи, прижимался к уху. - Я не хочу идти. Я передумал, слышишь? Но Катя упрямо шла по тропинке. "И вовсе не страшно, - удивляясь, подумала она. Было страшно, а теперь нет. Наверно, потому, что Веснушка боится и я его защищаю. Он ведь такой маленький, пугливый..." - Пошли назад! Не надо! Это ты нарочно! Хочешь, чтобы я погас! - задыхаясь, вскрикивал Веснушка. Но не громко, видно, громко кричать боялся. - Убегу от тебя! Завтра же. Вот только Солнышко увижу!.. - Ну, тихо, тихо. Это ничего, это бывает... - ласково уговаривала его Катя. - Хочешь, я закрою тебя ладошкой. Подышу на тебя, спрячу. Ну чего ты?.. Ведь я с тобой... Веснушка стал нестерпимо горячим. Катя втянула воздух сквозь стиснутые зубы... Тропинка резко оборвалась на крутом обрыве, прямо над прудом. В лунном свете плавали круглые листья кувшинок. Тихие зеленые блюдца, и почти в каждом - горстка сверкающей воды. - Ку-ак! Ку-ак!.. - неслось со всех сторон, будто лягушки откупоривали бутылки, бутыли, маленькие бутылочки. - Вот мы и пришли! Вот мы и пришли! - ликующим голосом вдруг закричал Веснушка и запрыгал у Кати на плече. - Смотри, вот он, мой друг! Он сбежал вниз по Катиной руке, задержался на указательном пальце, присвистнул, спрыгнул на землю. На длинной, тонкой травинке сидел светлячок. Травинка чуть провисала, прогибалась под его тяжестью. Он светился живым особым светом. Маленький зеленый фонарик. Веснушка остановился под травинкой, задрал голову кверху. - Здравствуйте - крикнул он светлячку. Фонарик разгорелся ярче, будто подули на уголек. - Здравствуй! - снова крикнул Веснушка. - Уф!.. - Веснушка снова забрался Кате на плечо, с облегчением перевел дыхание. Заговорил рассудительно, спокойно, как ни в чем не бывало. - Теперь можно и домой со спокойной совестью. Я ведь каждый год прихожу сюда, чтобы сказать ему: "Здравствуйте". - Ох! И ты приходишь сюда только для этого? - вырвалось у Кати. - Глупая девчонка! - так и вспыхнул Веснушка. - Да ты знаешь, как это важно, не испугавшись никаких опасностей, прийти к другу сквозь страшную, непроглядную ночь и сказать ему: "Здравствуй!" Кате очень хотелось спросить, какую вещь Веснушка забыл дома. Ведь он сам сказал: "Самую главную". Но она не знала, как спросить, чтобы он не обиделся. Тем более ночью, в темноте. Другое дело - при Солнышке. Но Веснушка будто прочитал ее мысли. - Понимаешь, по дороге мне показалось, что я забыл дома свое "здравствуй!", - серьезно сказал Веснушка. - А ведь у каждого свое собственное "здравствуй". У некоторых оно холодное, у других равнодушное. А у меня оно горячее-прегорячее. У тебя, в общем, тоже неплохое "здравствуй". Конечно, в крайнем случае я бы мог одолжить у тебя твое "здравствуй". Но сказать другу чужое "здравствуй"! Нет, это не в моих правилах. Вот я и стал его искать. Смотрю: в карманах нет, за пазухой тоже никакого "здравствуй". А потом я его нашел. - Веснушка с важным видом постучал пальцем себя по лбу: - Оказалось, оно вот где. Конечно, ведь я всю дорогу держал его в голове и все думал, думал, как я приду к своему другу и скажу ему: "Здравствуй!" Катя ничего не ответила, только отвернулась, пряча улыбку. Глава 23. "Летающее золото" - Вот это да! - Катя запустила обе пятерни в волосы. - Тут написано: "Луч света долетит до Марса примерно за восемь минут". Ой, Веснушка, какая же я бестолковая! Я только сейчас сообразила: ведь ты и есть как раз тот самый луч света! Послушай, чем тебе на разные командировки время тратить, ты бы лучше слетал быстренько на Марс, или на Венеру, или еще куда-нибудь. Разузнал бы, что там делается: есть ли жизнь, разумные существа, цивилизация и все такое прочее... Потом бы мне все рассказал, а я записала в тетрадку. Нам бы все "спасибо" сказали. Мы бы даже прославились... Катя взглянула на Веснушку и запнулась на полуслове. Веснушка смотрел на нее укоризненными, скорбными глазами. Он сразу как-то по-стариковски сгорбился, побледнел. - Насчет славы это я просто так, - виновато сказала Катя, стараясь быстро сообразить, что именно в ее словах могло так огорчить Веснушку. - Гонишь - меня, - глухо проговорил Веснушка. - Гонишь меня с этой маленькой теплой планеты. Такой живой и зеленой. - Я?! - изумилась Катя. - Куда я тебя гоню? - Конечно, я всего-навсего обыкновенный солнечный луч, каких много. - Веснушка потускнел, стал еле-еле виден. - Меня и обидеть не жалко. Пошел прочь, Веснушка, со скоростью триста тысяч километров в секунду... "Что это с ним? - ужаснулась Катя. - Уж лучше бы рассердился, прожег что-нибудь..." - Даже если я как-нибудь разыщу этот Марс, на который ты меня гонишь, как, интересно, я вернусь обратно? А если я промахнусь и пролечу мимо Земли? - Ой, я не подумала!.. - с испугом воскликнула Катя. - Не подумала, - кивнул Веснушка. - Я так и знал. Думать обо мне? Стоит ли тратить драгоценное время? А знаешь ли ты, сколько несчастных лучей вообще пролетело мимо Земли? Они летят и летят в пустоту. Вечно, всегда. А Темнотища постепенно поглощает их. И скорее всего они никогда не встретят ни одного цветка, даже пыльного листа подорожника. Ничего живого. Пустота и мрак. И ты меня посылаешь туда, вышвыриваешь. - Никуда я тебя не вышвыриваю, - в отчаянии проговорила Катя. - Я чувствую, что сейчас погасну. Все... Этого мне не пережить... Я думал, ты мой друг... И Веснушка словно подернулся серым пеплом. Угасающим угольком вспыхивал еле-еле и совсем исчезал, пропадал из глаз. Тут уж Катя не выдержала. - Кап! - на стол тяжело шлепнулась слеза. Веснушка с опаской покосился на слезу. Катя никогда еще при нем не плакала. - Кап! - упала вторая слеза, чуть не накрыв Веснушку. - Ладно, ладно, - забормотал Веснушка. - Ну, я верю, что ты не хотела меня прогнать. Может, я и зря на тебя обиделся. Может, ты отчасти и права на этот раз. Наверное, случайно, по ошибке. Но уж зато должен тебе признаться: ну и характерец у тебя. Чуть что - и сразу в рев. Нет, плакать по пять раз на дню! Это, знаешь ли, у меня никаких нервов не хватит. Катя не стала с ним спорить, только отчаянно шмыгнула носом. Главное, что Веснушка не погас. Веснушка, как обычно, пристроился на Катином плече. - Понимаешь, нас очень мало, тех, которые попали на землю. Счастливчики мы. Я и в командировку лечу - обязательно-непременно-во что бы то ни стало стараюсь зацепиться за какой-нибудь попутный самолет. Опасаюсь я лететь своей личной скоростью. Еще, чего доброго, зазеваешься, задумаешься, оторвешься от земли, поминай как звали... Кстати, о командировке. Мне как раз сегодня надо... Катя глубоко вздохнула. Веснушка посмотрел на нее с досадой. - Мне в Ленинград слетать надо к одному ученому. Ну, что ты молчишь? Но Катя ничего не ответила. Она все вздыхала и вздыхала, да так еле слышно, слабенько, как будто у нее уже и сил не было вздохнуть как следует. Веснушка нетерпеливо топнул ногой. - Понимаешь, у него там во всех склянках-пробирках что-то светится. Наверное, он сделал гениальное открытие, если уж у него даже пробирки светятся. Погоди, погоди! - закричал Веснушка, увидев, что Катя уже набрала воздуха, приготовившись вздохнуть. - А я сам знаешь сколько сделал открытий? - Ты?! - изумилась Катя. - А то кто же? - Веснушка с гордым видом ткнул пальцем себя в грудь. - Цветок какой-нибудь отогрею - он и откроется. Утром спит человек, я ему на лицо упаду. Так он сразу проснется и глаза откроет. А однажды я открыл дверь. Просто прожег ее насквозь. Разве это не открытие? - Ну, не совсем, - протянула Катя. - А одного ученого я просто спас. Вот так взял и спас, - небрежно бросил Веснушка. - Ой, ой, Веснушка, расскажи! - не выдержала Катя. - Да ничего особенного, - улыбнулся Веснушка. - Это было совсем недавно. Наверно, вчера. Во всяком случае на мамонтов уже не охотились, но на воздушных шарах еще не летали. - Для тебя все недавно, - вздохнула Катя. - А для тебя все давно, - строго одернул ее Веснушка. - Так вот. Залетел я как-то к герцогу Брабантскому. - Слушай, Веснушка, - не утерпела Катя, - вот ты всегда говоришь: "Он меня увидел и до того удивился!.." Да как же ему было не удивиться, герцогу, когда он видел тебя вот такого: в джинсах, в куртке на "молнии"? - Скажешь тоже! - возмутился Веснушка. - Я всегда одевался по моде. Какая-нибудь шкура или плащ, шляпа с перьями или еще что-нибудь. Вот однажды мне пришлось надеть камзол, на котором было пятьдесят пуговиц. Представляешь, какая была тоска застегивать его! Ведь я должен был каждую солнечную пуговку просунуть в солнечную петлю! А что поделаешь, если все в ту эпоху с этими пуговицами мучились? Впрочем, это было бы еще полбеды, если бы люди удивлялись на то, как я одет. Беда в том, что они удивляются на самого меня. На то, что я существую. Вот что самое обидное. - Да... - задумчиво кивнула Катя. - И не перебивай меня, пожалуйста, - нахмурился Веснушка. - Так на чем я кончил? Ах, да. Залетел я, значит, к герцогу Брабантскому. Худеньким и стройным никто бы не смог его назвать. Три подбородка сползали один на другой и тонули в кружевах. Пальцы белые, мягкие, жирные. Придворные ювелиры каждый месяц расширяли его кольца - так толстели пальцы герцога Брабантского. Уж не могу сказать тебе, какая связь между толщиной и жадностью, но чем больше толстел этот самый герцог, тем больше он требовал золота. Эх, обсудить бы этот вопрос с Солнышком!.. Впрочем, я знаю столько же толстых жадин, сколько и тощих, как жердь, скупердяев. Был, конечно, у герцога Брабантского свой алхимик. - Ал... кто? - переспросила Катя. - Алхимик. Так называли ученых в те времена. Алхимики. - А алфизики тогда были? - не утерпела Катя. - Опять перебиваешь? - подозрительно прищурился Веснушка. - Молчу, молчу. - Катя крепко прижала к губам ладошку. Веснушка с минуту испытующе смотрел на Катю, но та даже не шевельнулась, зажмурилась, застыла. - Ладно уж, - смягчился Веснушка. - Так вот. Этот герцог засадил своего алхимика в подземелье, чтобы тот не удрал, да заодно не отвлекался, не глядел по сторонам, а день и ночь старался открыть секрет, как из всякой ерунды делать золото. Ну и подземелье, я тебе доложу. Если хочешь, спроси у Темноты. Она тебе ответит: "Ах, местечка лучше не найти, просто душа радуется, прелесть!" Но я тебе скажу: дыра - хуже не придумаешь. Стены мокрые, липкие. Ступени скользкие. Даже пауки по углам скучные, унылые, опухли от сырости, жалуются на ревматизм. Дверь скрипит так, что выть от тоски хочется. - Луч солнца! О, если бы я мог увидеть хоть один луч солнца! - услышал я однажды, как молил герцога старый алхимик. "Эге-ге! - смекнул я. - Алхимик-то, оказывается, рыжий! Придется что-нибудь придумать..." Я тут же решил свести знакомство с этим алхимиком. А уж если я что решил - меня и затмение Солнца не остановит. Ты, конечно, знаешь, ну кто же этого не знает, что у герцога Брабантского имелся перстень со знаменитым бриллиантом. Вот я и скользнул прямо в этот бриллиант и свернулся на самом его донышке. Таким образом, я преспокойненько въехал в подземелье на пальце герцога с таким же удобством, как он сам въезжал во двор своего замка в карете, запряженной шестеркой откормленных лошадей. Только лошади знали, что они везут герцога, а герцог не знал, что он везет меня. Вот и вся разница. Чтоб не вызывать лишнего шума, я незаметно перебрался на горящий факел и там грелся, пока герцог обзывал моего алхимика "нерадивым слугой", "лентяем" и "старым упрямым ослом". Во всяком случае герцог утверждал, что моему алхимику здорово надоела его собственная голова и он поможет ему от нее избавиться. Потом герцог заявил, что у него поясницу прямо-таки разломило от сырости, но он клянется всеми своими предками, что не видать алхимику ни одного солнечного луча, пока он не раздобудет для него целую гору золота. Ну, насчет луча он в любом случае ошибся, потому что, как только он со своей свитой и стражей выбрался из подземелья, я тут же вскарабкался на колено моему алхимику. Поначалу алхимик меня, конечно, смертельно оскорбил и обидел. Можешь не сомневаться, он мне тут же заявил, что такое бывает только в сказке и скорее всего это просто-напросто чудесный, удивительный сон. Но когда он понял, что я ему вовсе не снюсь, он до того обрадовался, что чуть было с ума не спятил. Я крепился, крепился, но все-таки не выдержал и простил его. - Будет тебе заниматься всякой чепухой, переливать из пустого в порожнее, из колбы в реторту, - заявил я ему. - Ни крупицы золота ты все равно не добудешь. - Мне тоже кажется, что у меня ничего не выйдет, - в глубоком унынии сказал мой алхимик. - Странный человек! - воскликнул я. - Тогда чего же ты тут сидишь? - Но как отсюда выйти, дружок? - алхимик вскинул на меня глаза. А глаза у него были усталые и печальные, словом - рыжие глаза. - Ну, тогда предоставь это дело мне, - сказал я, внимательно оглядев его. - А то, я вижу, ты впал в мерехлюндию. Ты только делай все, как я тебе скажу, и увидишь, что получится. На следующее утро мой алхимик принялся что было силы колотить обоими кулаками в окованную железом дверь и вопить что было мочи: - Золото! Золото! Я открыл секрет золота! Нечего говорить, что не прошло и десяти минут, как в подземелье влетел сам герцог Брабантский со своими придворными и десятком стражников. Видно, герцога оторвали от завтрака, потому что он еще что-то жевал. В одной руке у него был кубок, а в другой - недоеденная ножка жареного гуся, румяная и сочная. Его губы и три подбородка жирно блестели. - Ваша светлость, я исполнил то, что вы требовали! - торжественно заявил мой алхимик. - Но так как золото добыто волшебным путем, то и золото получилось, к моему великому сожалению, чуть-чуть волшебным. - Покажи мне золото! Скорее! - в нетерпении потребовал герцог. Тут мой алхимик показал герцогу большую колбу, на дне которой лежал я, свернувшись калачиком. Лежал тихо, скромненько, подтянув коленки к подбородку, совершенно не шевелясь. - Но здесь его слишком мало! - разочарованно сморщил нос герцог. - Вы забыли, ваша светлость, что оно волшебное. Этот кусочек золота обладает способностью расти и увеличиваться... Тут в глазах герцога Брабантского засветился алчный красноватый огонек. - Но я должен предупредить вас, господин герцог, - тихо сказал мой алхимик. - Это золото умеет летать. - Черт побери! - герцог злобно сжал кулаки. - Мне вовсе не нужно золото, которое умеет летать. Мне нужно золото, которое умеет лежать. Причем, заметь, не где-нибудь, а в моих сундуках. - Успокойтесь, ваша светлость, - улыбнулся мой алхимик. - Это золото совсем ручное. Оно привязчиво, как какая-нибудь бездомная собачонка. Того, кто коснется его первым, оно будет считать своим повелителем. И тогда вы можете кричать ему: "Пошло прочь, золото! Марш отсюда в чужой карман!" Вы можете гнать его от себя, пинать ногами, все равно золото вернется к вам снова. Да, это золото будет во всем послушно тому, кто первый его коснется! - Так первым его коснусь я! Я буду его повелителем! - взревел герцог Брабантский и зубами вытянул затычку из колбы. Я тут же быстренько вылетел на волю и принялся носиться по всему подземелью, как угорелый. Но можешь себе представить, что тут началось! Со всех сторон ко мне потянулись дрожащие от жадности руки. Каждый старался поймать меня, схватить. Никто не разбирался, где тут герцог, а где простой слуга. Все толкались, отпихивали друг друга. Одному из стражников удалось вскарабкаться на шаткий табурет, самый проворный вскочил на стол. Посыпались на каменные плиты колбы и реторты. Отовсюду неслись проклятия, злобное сопенье, тонкий звон и хруст битого стекла. Серебряный кубок герцога нашелся потом сплющенным в лепешку где-то в углу, а жареная гусиная ножка вообще так и не отыскалась. - Летающее золото! Оно мое! - Золотце, миленькое, иди ко мне! - Нет, ко мне! - Ты будешь расти у меня в замке! - А я на тебя куплю замок! Герцогу Брабантскому в суматохе изрядно намяли бока. Он так тяжело пыхтел и отдувался, что факелы на стенах шатались и чадили. Тут я убедился: хоть он и герцог, но малый не промах и, если уж дело дошло до золота, постоять за себя он сумеет. В конце концов он всех расшвырял в стороны и чуть было не схватил меня. Ясное дело, в этой неразберихе никто не обращал внимания на моего алхимика и на дверь, ведущую из подземелья. А если имеется дверь и имеется тот, кто хочет удрать в эту дверь, и если к тому же на них никто не смотрит, то они быстренько договорятся. Ну-ка, реши задачу! Катя даже вздрогнула от неожиданности, с удивлением посмотрела на Веснушку. - Если из двери вычесть алхимика, кто останется? - спросил Веснушка, строго и холодно глядя на Катю. Маленькие ручки с важным видом заложил за спину. - Не знаю, - растерялась Катя. - Остался алхимик, - назидательно сказал Веснушка. - Как ты не понимаешь? Алхимик остался в живых. Герцог так его и не казнил. А дверь не может остаться в живых. Ведь она и так неживая, поняла? - Поняла... - Ну, повтори! - Остался алхимик, - послушно повторила Катя. - И ничего не остался! - ликуя, воскликнул Веснушка. - Не остался он у герцога Брабантского. Он в тот же день укатил далеко-далеко. Да, я вижу, математику ты совсем запустила. Неплохо было бы тебе со мной хоть немного подзаняться. Ну, конечно, - Веснушка обиженно выпятил нижнюю губу. - Ты считаешь, что я всего-навсего обыкновенный солнечный луч, каких много. Считаешь, что я и математикой с тобой недостоин заниматься. Хотя сама не можешь решить простейшей задачи. Ну? Катя в полной растерянности не знала, что ответить. - Самолет! Самолет! - внезапно закричал Веснушка и вскочил на подоконник. - Как раз Москва-Ленинград, то, что мне надо. Зацеплюсь за него и через сорок минут - на месте! - А когда прилетишь? - поспешно спросила Катя. - Через две-три темноты. В крайнем случае через четыре! Это значило на Веснушкином языке: "Через два-три дня. В крайнем случае через четыре". - Честное рыжее? - Честное рыжее! - он произнес эти слова торжественно, как клятву. - Осторожней, не промахнись! И не лети с собственной скоростью! - с тревогой воскликнула Катя. - Слышишь, что тебе говорят? - Что я, маленький, - весело откликнулся Веснушка. - Ты только не забудь: оставь окно открытым! Катя с тревогой проводила глазами сверкнувшего в форточке Веснушку. Солнечный свет ласково принял его, растворил в себе. "Бедняги, у них, оказывается, тоже не такая уж легкая жизнь, у этих лучей!" - с жалостью думала Катя. Она посмотрела в окно на молодую, еще молочно-зеленую траву. Из травы торчали желтые бархатные беретики одуванчиков. Лаковые, клейкие листья тополя были неподвижны. Солнце свило в их просветах слепящие золотые гнезда. Как хорошо, что она попала на эту землю! Не пролетела мимо, не промахнулась, не летит в Темноту, которой нет конца, не плутает между звездами... И Веснушка вернется. Обязательно вернется. Раз уж он дал "честное рыжее"... Глава 24. Ученый Петя и ночной разговор Веснушка вернулся из Ленинграда на четвертый день. Усталый, но довольный. - Ну, как там твой ученый? - спросила Катя. - В двух словах не расскажешь. Это целая история, - с важностью сказал Веснушка. - Он - рыжий, этот ученый Петя. В этом нет сомнения, Это я сразу понял... Сначала мне понравилось, что у него во всех склянках-пробирках что-то светится. А потом мне понравилось, что он по ночам не спит. - Как не спит? Совсем? - удивилась Катя. - Так, не спит. Одну ночь не спит, вторую ночь не спит, третью ночь... Совсем, как я... Все сидит за столом и смотрит на свои пробирки. Я даже подумал: уж не родственник ли он мне, право? Ведь мы, солнечные лучи, тоже не спим по ночам. А тут как раз звонит по телефону его жена Наташа и говорит: - Петя, я тебя умоляю. Ты себя просто вконец измотаешь этими опытами. Приди домой, отоспись хоть одну ночь. А он ей отвечает: - Это совершенно невозможно, Наташенька. Я же ни на минуту не могу отлучиться. Это для меня так важно. Я столько ждал. Ты же знаешь. И потом у нас в лаборатории есть чудесный диван. - Ты, наверное, на нем не умещаешься, - сомневается Наташа. - У тебя ноги такие чересчур длинные. - Прекрасно умещаюсь, Наташенька. Просто замечательно умещаюсь, - успокаивает ее Петя. На самом деле, какое там. Когда Петя на диван ложится, ему приходится к дивану подставлять еще табуретку и стул. Но он все равно не спит. Руки за голову закинет и смотрит на свои склянки-пробирки. А под ними скачет синенький огонек, их подогревает. Полежит немного Петя - и опять за стол. Зачем-то книжки читает, пишет разные закорючки и следит, чтоб не погас синий огонек. На четвертую ночь... Тут понял я: нет, не родственник мне Петя. Сидел он, сидел, тер глаза кулаками. И вдруг уронил голову на руки и уснул. А я пристроился у него на плече и любуюсь, как славно пробирки светятся. Только смотрю: все ниже и ниже синий огонек. Совсем обленился, гореть не желает. То поднимется, то книзу прижмется. Вот-вот погаснет. Уж я его и так и эдак: и стыдил, и уговаривал. А он мигнул еще разок напоследок и погас. Хотел я было разбудить моего ученого Петю, потом пожалел. "Пускай, - думаю, - поспит. Все-таки не луч он, а человек. С этим же делом я и сам справлюсь. Подумаешь, важность, под пробирками прыгать. Триста-четыреста градусов - это для меня пара пустяков!" Однако прошло немного времени, и я вижу: что-то не то у меня получается. А почему, не пойму. Вроде я все правильно делаю, температуру держу ровно: не выше, не ниже. Но почему-то мои пробирки вдруг перестали светиться, и во всех них что-то забулькало, зашипело, забурлило. Тут я решил, что все испортил, и чуть не погас с перепугу. Заорал во весь голос. Петя вскочил, глазами спросонья хлопает, ничего не понимает. Потом посмотрел на пробирки, да как схватит их и давай скакать по комнате. Радуется чему-то, смеется. И Наташе своей позвонил по телефону. Кричит в трубку: - Получилось! Понимаешь ты это, Наташенька? Я все рассчитал и все-таки до конца не был уверен. Сомневался! Понимаешь, это же открытие! Это же новое слово в науке. - Вот так, - Веснушка повернулся к Кате и строго посмотрел на нее. - Видишь, что бы он без меня делал? А ты всегда твердишь: Веснушка, он такой-сякой, никудышный... - Никогда я так не говорила! - горячо воскликнула Катя. Уже наступил вечер. Веснушка, как всегда, забрался к Кате под подушку. Он еще долго ворочался, что-то бормотал насчет загадочного- непонятного-необъяснимого ученого Пети. Но Катю как-то быстро сморил сон. Проснулась она от тихих шелестящих голосов. Катя приоткрыла глаза. В комнате было темно. На подоконнике слабо светился горшок с мамиными фиалками. Ах, да это же Веснушка! Вскарабкался на подоконник. От него и свет. Веснушка стоял, почтительно согнувшись, опустив руки и вытянув шею. В открытую форточку падал прямой красноватый луч, тонкий, как волосок, и упирался в подоконник. - Я так счастлив... - прошептал Веснушка дрожащим голосом. Он глядел на тонкий луч чуть ли не с благоговением. - Я так давно мечтал о встрече с вами. Это такая честь для меня... - Э-э... мальчишка, - продребезжал хрупкий старческий голос. - Для тебя это, конечно, большая честь. А мне что за корысть тратить на тебя мое драгоценное время. Кто ты такой вообще? Какой-то жалкий молоденький лучик. Детский сад. Да я помню твое Солнышко еще в пеленках. "Ну, сейчас ему Веснушка выдаст, - Катя сжалась под одеялом. Сердце у нее замерло. - Ох, сейчас начнется стихийное бедствие! Разве Веснушка потерпит, чтобы о его Солнышке так отзывались?" Но, к ее удивлению, Веснушка безропотно выслушал эти ужасные слова и только еще ниже склонил голову. - Я - луч древнейшей звезды в нашей Галактике, - прокаркал все тот же старческий голос. Голос был такой старый и древний, будто его вытащили из какого-то ветхого сундука, где он провалялся неведомо сколько. Кате даже показалось, что он пахнет нафталином. - О, кто же спорит, - поспешно согласился Веснушка. - Молчать, когда говорят старшие! - Молчу, молчу... - Веснушка быстро оглянулся через плечо, окинул Катю подозрительным взглядом. Но Катя успела зажмуриться, сделала вид, что спит крепко. "Бедняжка, - страдая за Веснушку, подумала она. - Он ведь не привык, чтобы с ним так разговаривали". - Э-э... - брезгливо тянул старинный голос. - Что такое вообще Солнышко, если как следует разобраться? Заурядная звезда в хороводе светил. Какие-нибудь редкие достоинства? Личные качества? Обаяние? Ничего подобного. Серость. Посредственность. А температура? Какие-то жалкие миллиончики! Лягушка, а не звезда. Ну, отогрело оно эту маленькую планету, не спорю. Но тут же устроило себе рекламу. Все тут у вас словно с ума посходили. Только и разговору: "Ах, Солнышко!", "Чудное Солнышко!", "Как я мечтаю о Солнышке!" Дети поют о нем песенки. Кошки пошло мурлыкают, пригревшись на припеке. Я считаю, что все звезды должны отвернуться от такого зазнайки! Видно, этого Веснушка уже не мог вытерпеть. - А зато... а зато... - звенящим от обиды, высоким голосом проговорил Веснушка, - ходят слухи - ваша звезда уже погасла! - Замолчи, щенок! - злобно прошамкал старческий голос. - Если бы звезда погасла, то моим пяткам стало бы холодно. - Все равно ученые утверждают!.. - с отчаянным упорством твердил Веснушка. - Не тебе, сосунок, это повторять, - яростно прошипел древний голос. - Звездные сплетни. Интриги! Знаю я, чьи это штучки. Это все кометы. Разносят на хвостах всякие нелепые слухи. Но я им выскажу все, что я о них думаю... Злобное шипенье стало затихать, красноватый луч начал постепенно бледнеть, гаснуть. Стал как тонкий седой волосок и, наконец, исчез из глаз. Веснушка медленно повернулся к Кате. У него было мрачное, оскорбленное лицо. Он вскарабкался на постель, заполз под подушку. Катя боялась, что Веснушка по звонкому стуку ее сердца догадается, что она не спит. "Если Веснушка узнает, что я все слышала, ему будет еще тяжелее, - подумала Катя. - Он такой гордый. Решит, что совсем опозорен". На следующее утро Катя проснулась рано. Только скрипнула и захлопнулась за мамой дверь, сбросила подушку на пол. Веснушка был весь какой-то мятый, глаза сердитые, нижняя губа оттопырена. - Ты что, за тучку зашел? - осторожно спросила Катя. - Пожалуй, я сегодня на юг слетаю. Купнусь пару раз в море, - заявил Веснушка, капризно растягивая слова. - Надоело, весна у вас тут не идет, а ползет, как улитка. - Конечно, слетай, - охотно согласилась Катя. - А? - Веснушка въедливым пронзительным взглядом уперся в Катю. - А ты ночью... ты ночью... не спала, что ли? - Почему не спала? - Катя старалась говорить как можно естественней, но боялась, что голос или глаза ее выдадут. - А что было ночью? - Ничего, - мрачно отвернулся Веснушка. - Нет, ты все-таки скажи, - нарочно пристала Катя. - Сказано тебе, ничего! - резко крикнул Веснушка. Но он как-то с облегчением перевел дыхание. Вдруг он снова нахмурился, подозрительно глянул на Катю. - Постой! Постой! А ты почему не вздыхаешь? Я же в командировку собираюсь. "Вот те на! - изумилась Катя. - То злится, просто из себя выходит, когда я вздыхаю, то, извольте, сердится, что я не вздыхаю. Ну, не луч, а не разбери-пойми!" - А, понятно, - Веснушка горько усмехнулся. - Некоторым все равно: где их друзья, на каком конце света... Им безразлично: вернутся их друзья до темноты или будут, одинокие и озябшие, метаться во мраке! Делать было нечего. Катя протяжно вздохнула. - А!.. - тут же вспыхнул Веснушка. - Никуда меня не пускаешь! Связала по рукам, по ногам! Катя опустила голову, завздыхала еще печальней. Но краем глаза она незаметно следила за Веснушкой. "Неужели ему нравится, что я вздыхаю? - все-таки закралось в ее душу сомнение. - Неужели он только для виду злится, а на самом деле ему приятно. Может, когда я вздыхаю, он чувствует, как я его люблю, беспокоюсь за него, скучаю?.. Вот путаник!" В конце концов после долгих споров сошлись на том, что Веснушка самолетом слетает к Черному морю и сразу же назад. - Простудишься ведь! - горестно воскликнула Катя. - Простужусь! - надменно сверкнул глазами Веснушка. - Да я же никогда не болею. Вот придумали люди себе развлеченьице. Всякие там насморки, "ап-чхи" и все прочее. Глупая глупость все это, так полагаю. Помнишь, у тебя была температура тридцать восемь градусов? Так твоя мама за голову хваталась. А у меня запросто может быть температура две тысячи градусов, и моя ма... В общем, никто за голову не хватается. Веснушка нахмурился, быстро отвернулся. - Я схвачусь, - прошептала Катя. Веснушка посмотрел на нее и улыбнулся. Глава 25. Новые друзья и почему Катя им не обрадовалась День был ясный, но с порывами холодного, еще не прогретого ветра. Катя вышла погулять во двор. Дорогу Кате перешел Кот Ангорский. Равнодушно и лукаво посмотрел на нее серебряными глазами. Посмотрел даже не на нее, а как-то сквозь нее, будто она была прозрачной. Катя села на серые от старости бревна, сваленные у сарая. Под бревнами что-то прошуршало и затихло. Все ребята знали, что в бревнах живет пожилая, всеми уважаемая мышь. Ее никто не беспокоил. Даже коты и кошки, расположившись на бревнах, безразлично глядели по сторонам. Делали вид, что не слышат сладостный, умопомрачительный шорох мышиного хвоста. Но тут у Кати разом испортилось настроение. Из дома вышел Взялииобидели. Огляделся, нерешительно поскреб колючий подбородок, будто заросший репейником. Подошел к скамейке, аккуратно расстелил на ней газетку и сел. Скучающим взором обвел двор. Увидел Катю, прищурился. Катя не стала на него смотреть. Очень надо! Отколупнула кусочек коры от бревна. Понюхала. Пахнет сосной. - Пудель, - добрым печальным голосом позвал Взялииобидели. - Сюда, моя собачка. Моя собственная собачка. Из подъезда вышел Пудель. На мгновение его глаза задержались на Кате. Потом он послушно, но без всякой охоты подошел к хозяину. - Сюда, сюда! - Взялииобидели ладонью похлопал себя по коленке. Пудель подошел поближе. Взялииобидели больно ударил его ногой. Пудель взвизгнул от неожиданности и отскочил. Взялииобидели рассмеялся свои дрянным алюминиевым смехом. Бряк-бряк-бряк! - Поди, поди сюда! - снова позвал он Пуделя. Пудель затряс длинными ушами, попятился. - Пудель, ко мне! - грустно и ласково позвал Взялииобидели. - Ближе, ближе. Моя собачка, что хочу, то и делаю. Еще ближе, моя хорошая... Пудель, будто его тащила невидимая веревка нехотя сделал несколько шагов. - Ему же больно! - не выдержала Катя. Она скатилась с бревен. Бросилась к Пуделю, присела около него на корточки, обхватила руками за шею. - Для того и бью, чтобы больно, - теплым, задушевным голосом сказал Взялииобидели. - Не пущу его! Нет! - крикнула Катя. В рот Кате лезла жесткая шерсть Пуделя, но она только еще крепче прижала Пуделя к себе, не давая сделать ему ни шагу. - Правильно, Катька! Катя увидела около себя ноги в белых босоножках. Подняла голову. Рядом с ней стояла Нинка-блондинка. Катя даже не слышала, как она подошла, Нинка-блондинка так резко наклонилась, что они стукнулись с Катей лбами. Довольно-таки здорово. Но Нинка-блондинка не отодвинулась, а только обхватила Катю и Пуделя руками. Через двор к ним со всех ног бежали Галя и Валя. - Мне мой дедушка пугач купил! - заорал Васька, сваливаясь с крыши сарая. Это просто удивительно, как этот человек умел откуда-то падать чуть ли не на голову. - Пробками стреляет. Сейчас сгоняю за ним! - Во-о... Во-о-оу... Во-оруженное нападение! - приподнимаясь и снова садясь на свою газетку, дрожащим голосом проговорил Взялииобидели. - Знаю я вас. Застрелите, а потом скажете: так и было! Хулиганы! Нинка-блондинка держала Катю за руку. Васька так пихнул Катю кулаком под ребро, что у той перехватило дыхание. Но она поняла. Это Васька не просто так, а чтобы подбодрить ее, чтобы она не падала духом. Валя и Галя гладили Пуделя, пальцами разбирали свалявшуюся на загривке шерсть. - На вас надо в милицию пожаловаться, - сказала Нинка-блондинка, - чего вы над собакой издеваетесь? - Еще кто на кого! Еще кто на кого пожалуется!.. - злобно озираясь, заговорил Взялииобидели, медленно втягивая голову в косматый шарф. Он вскочил и быстро засеменил к подъезду, невнятно бормоча: - Обидели... Взяли и обидели... Наверно, если бы это случилось с ней вчера или сегодня, пораньше утром, Катя была бы потрясена и счастлива, что Нинка-блондинка вот так запросто держит ее за руку. А Васька так здорово пихнул ее в бок. И Галя и Валя тоже рядом с ней, и все вместе. Но сейчас ничто не могло ее утешить. Бедный Пудель. Глаза ее по края наполнились слезами. Она даже боялась качнуть головой, чтоб не расплескать их, не заплакать при Ваське. Глава 26. "Летающий букет" Знаете что? Давайте-ка мы с вами не будем никуда торопиться. Ну что хорошего рассказывать так, будто бежишь со всех ног, да еще вприпрыжку. А мне как раз хочется рассказать вам все по порядку, со всеми подробностями. Потому что то, что случилось в это утро, случается вовсе не так часто. Итак... В это утро Взялииобидели встал пораньше. Перед тем как выйти из дома и уже сунув одну руку в рукав теплого пальто на стеганой ватной подкладке, Взялииобидели по привычке взглянул на уличный термометр. Взглянул и вытянул руку из рукава. В удивлении поскреб колючий подбородок. Денек был неяркий, то что называется серенький, а между тем термометр показывал 30 тепла. Если бы Взялииобидели не был так рассеян в это утро, он бы без труда рассмотрел Веснушку, сидящего верхом на градуснике. "Вот и лето подошло, - сам себе сказал Взялииобидели. - Жарища наступила. Ох, бежит времечко... А куда бежит, бестолковое?" Он повесил теплое пальто в шкаф, а вместо него накинул легкую светлую курточку, водрузил на голову круглую соломенную шляпу с ленточкой и вышел во двор. Но тут же вокруг него завертелся возмутительно холодный ветер. Дунул в рукава и моментально добрался до подмышек. Бросился за шиворот, колючими шариками скатился вдоль спины. А тут еще этот негодник ветер сорвал с его головы соломенную шляпу, и глупая шляпа, ни с того ни с сего вообразив себя колесом, подскакивая, покатилась по асфальту. Пока Взялииобидели старался поймать легкомысленную шляпу, он совсем окоченел и бегом вернулся домой. Взглянул на термометр и просто глазам своим не поверил. Никаких тридцати градусов не было и в помине. Градусник показывал всего три градуса тепла и ни на один градус больше. - И по радио передавали: "Резкое похолодание", - вспомнил Взялииобидели. - Неужели так резко похолодало, пока я за шляпой гонялся? Нет, это уже, пожалуй, чересчур резкое похолодание. А может, это даже нарочно - резкое похолодание? Ведь этому похолоданию лишь бы обидеть уважаемого человека... Взялииобидели снова надел теплое пальто, обмотал шею своим знаменитым косматым шарфом, натянул теплые боты, потопал ногами и вышел на улицу. Куда он отправился? А? Да, вы не ошиблись. Взялииобидели отправился в милицию. Дойдя до перекрестка, Взялииобидели остановился. Он поднял голову и второй раз за это утро в недоумении поскреб подбородок. Подвешенный на проводе, над улицей сверкал ярко-красный огонек. - Хм, новый светофор повесили, - задумчиво пробормотал Взялииобидели. - Вчера я за кефиром шел, его еще тут не было. Красный светофор все горел и горел и как будто глядел на Взялииобидели. А Взялииобидели тоже глядел на него и терпеливо стоял на месте. Он даже не заметил, как мимо него быстро прошмыгнули Нинка-блондинка и Катя, за ними Валя и Галя, а за ними Васька. Добавим для точности, из заднего кармана Васькиных джинсов торчал пугач, заряженный пробкой. И тут произошло нечто невероятное. - Не могу больше, - плачущим голосом заговорил вдруг светофор. - Сил моих больше нету. Попробуйте-ка сами повисеть тут целый час. Да еще светить красным светом. Да еще быть при этом совсем круглым. Посмотрел бы я на вас... Красный огонек исчез, и по проводу золотой запятой пробежала знакомая светящаяся фигурка. Взялииобидели несколько раз злобно дернул себя за шарф и, шаркая теплыми ботами, торопливо перебежал через улицу. Между тем старший лейтенант Петров Василий Семенович сидел у себя в кабинете. - Да, да, совершенно непонятно... - озабоченно пробормотал он, разглядывая графин для воды, ставший на круглом столике в углу комнаты. Уборщица тетя Зина, маленькая старушка с кротким серым лицом, каждый день наливала туда свежую кипяченую воду. По правде говоря, она очень любила этот графин. В нем было что-то домашнее, уютное, и она по два раза в день тщательно обтирала его чистой тряпочкой, так, что он просто сиял каждой своей гранью. Этот графин с водой был совершенно необходим в кабинете Василия Семеновича. Иногда посетитель, взволнованный разговором с Василием Семеновичем, залпом осушал целый стакан воды. А бывало и так, что Василий Семенович сам подносил кому-нибудь полный стакан, а тот, от волнения стуча зубами, с трудом делал один глоток. Но что же так смутило Василия Семеновича на этот раз и почему он с таким вниманием рассматривал знакомый, привычный ему графин? - Ах, тетя Зина, голубушка, - с досадой покачивал головой Василий Семенович. - Ну зачем она поставила в графин букет цветов? Право, чудачка. Цветы здесь совсем неуместны, в моем кабинете... Здесь должно быть все подчеркнуто строго, деловито. При чем тут цветы? Василий Семенович не очень разбирался в цветах. Но скажем прямо: ни один самый знаменитый ботаник или садовод не смог бы определить, к какому виду относятся эти необыкновенные растения. Это была какая-то удивительная помесь тюльпана, ландыша и анютиных глазок. К тому же они были разноцветными, и каждый чуть-чуть светился. Хочу еще добавить, что их было ровно семь. Обратите внимание, именно семь, ни больше ни меньше. Василий Семенович хотел уже кликнуть тетю Зину, как вдруг в дверь кто-то негромко, вкрадчиво постучал и в кабинет вошел Взялииобидели. - На меня было совершено во-о... во-о-оу... вооруженное нападение, - шепотом сказал Взялииобидели и затравленно оглянулся, как будто ему могли выстрелить в спину. - На меня напала целая банда хулиганов, вооруженных с ног до головы, в общем до зубов. - Может быть, все-таки не до зубов? - болезненно морщась, проговорил Василий Семенович. - Может быть, и не до зубов, - грустно согласился Взялииобидели. - Но все-таки все они были вооружены. - Но, может быть, все-таки не все? - хмурясь, спросил Василий Семенович. - Может быть, и не все, - уступил Взялииобидели, но лицо его при этом стало еще печальней. - Но один-то уж, во всяком случае, был вооружен... - Может быть, и он не был вооружен? - с сомнением покачал головой Василий Семенович. - Может, и не был, - уже с раздражением прошипел Взялииобидели. - Но он сам признался, что дома он тайно хранит... не имеет значения, какой именно вид оружия. Важно, что этот пу... этот пу... стреляет! - Пробками! - спокойно уточнил Василий Семенович. - Неважно чем, - завизжал Взялииобидели. - Но я не желаю, чтобы мне угрожали всякими пу... которые стреляют всякими про... Взялииобидели вытянул из кармана бумажку, со злобной ухмылочкой развернул ее и торжественно положил на стол перед Василием Семеновичем. - Вот. Мое заявленьице. Здесь все написано. Так что извольте принять меры против банды вооруженных хулиганов!.. В этот момент Василию Семеновичу показалось, что букет цветов сам собой поднялся над графином и превратился в разноцветную радугу. Радуга пролетела через всю комнату прямо к его столу в потоке солнечного света, падавшего из окна. "В отпуск пора. Переутомился, - с огорчением подумал Василий Семенович и потер лоб. - Не поймешь, что мерещится". Вдруг в лицо ему пахнуло жаром и дымом. Заявление Взялииобидели ярко пылало посреди его стола. Языки пламени как-то радостно трепетали, скручивая бумагу, заворачивая черные уголки. В один миг оно превратилось в тончайшую, невесомую корочку черно-серого пепла. - Значит, так, - Василий Семенович встал, легко касаясь кончиками пальцев лакированной поверхности стола. - Были у меня сегодня эти ребята, были. - Вот оно что! - Взялииобидели злобно прищурил колючие глазки. - значит, эти хулиганы меня опередили. - Они не хулиганы, - устало хмурясь, сказал Василий Семенович. - Выдумщики, шалуны, фантазеры, но не хулиганы. А собаку мучить мы вам не позволим. Вы это учтите. - Сами своих собак учитывайте, - захлебнулся от ярости Взялииобидели. Он быстро засеменил к двери, бормоча: - Взяли и обидели... Ни за что обидели... - Это ты правильно, - одобрительно произнес чей-то негромкий голосок совсем рядом. Василий Семенович вздрогнул и тихо опустился в кресло. На пресс-папье, спустив вниз тонкие ножки, спокойно сидел маленький человечек. Василий Семенович сразу узнал его. Василий Семенович не мог не узнать его! Это был тот самый человечек, который в ту темную ветреную ночь столь загадочно очутился на кончике его папиросы. Да, это был он. - Качни, пожалуйста, пресс-папье, - задумчиво попросил человечек. Василий Семенович послушно нажал пальцем на край пресс-папье, отпустил. Пресс-папье лениво качнулось и остановилось. - Нет, на качели совсем непохоже, - разочарованно протянул человечек. Василий Семенович провел ладонью сверху вниз по побледневшему лицу. - А я думал, мне это только приснилось, - слабо улыбнулся Василий Семенович. - Терпеть этого не могу, - сердито скривил губы маленький человечек. - Ну почему, почему все говорят, что я им только снюсь! Конечно, я тоже могу присниться, как и всякий другой, чем я хуже? Но в данном случае это вовсе не сон! Василий Семенович с тоской посмотрел на человечка, потом на графин, где уже не было никаких цветов. - Цветы - это тоже был я, - скромно сказал человечек. Василий Семенович почувствовал, что у него больше уже нет сил удивляться. И если сейчас произойдет еще что-нибудь непонятное или необыкновенное, нервы его просто не выдержат. Человечек пристально посмотрел на него. - Да ничего особенного, - неохотно объяснил человечек, - графин хрустальный, к тому же чисто вымытый. Вот я и воспользовался его гранями, как призмой. О чем речь? Я скорее-быстрее-сейчас же-немедленно разложился на семь составляющих меня цветов. Потом немного фантазии, всякие там цветочки-листочки - и все. Просто, как Солнышко! - Так вы?.. Оказывается, вы!.. О, как я рад! - не себя от волнения воскликнул Василий Семенович. - Да, - вздохнул человечек. - Я же тебе говорил: ничего особенного. - Так вы?.. Так вы... луч? - Ну, конечно, - снисходительно улыбнулся человечек. - Тогда я могу ехать в отпуск! - с облегчением воскликнул Василий Семенович. - А почему это раньше ты не мог? - нахмурился Веснушка, подозрительно оглядел Василия Семеновича. - Чем это я тебе мешал? Никогда еще я не слышал, чтобы солнечный луч мешал кому-нибудь ехать в отпуск. Может, ты слышал, а я нет. - Нет, мой дорогой, глубокоуважаемый солнечный луч, - широко улыбнулся Василий Семенович. - Тут вся загвоздка в моем несчастном характере. Я должен все понимать. А если мне что-то непонятно, я просто заболеваю. Я думаю об этом непонятном день и ночь и не могу остановиться. И вот я все думал, думал, думал, кто же это все-таки сидел на кончике моей папиросы в ту темную, ненастную ночь? И если бы я поехал в отпуск, я бы все равно не отдыхал, а только думал, думал, думал об одном и том же. А теперь я все знаю и могу спокойно ехать в отпуск. Глава 27. Разговор по-кошачьи Катя от смеха не могла устоять на ногах. Она без сил повалилась на свою кровать. Но, вспомнив, как мама не любит измятое покрывало, вскочила, расправила складки, чтобы покрывало лежало ровненько, но, не выдержав, от смеха тут же снова кувыркнулась на кровать. Веснушке пришлось раз десять, не меньше, повторять Кате, как он спалил заявление Взялииобидели. - Ой, Веснушка, какой ты умный, ужас! - с восхищением сказала Катя. - Надо же догадаться и разложиться на семь цветов. - А, велика важность, это все лучи умеют, - Веснушка беспечно махнул рукой. - Вот тебе, я уверен, слабо разложиться на семь цветов. Сколько бы ты ни старалась. Интересно, а кто, по-твоему, радуги устраивает после грозы? А на ледниках что мы творим! Альпинисты только пищат от восторга. Ох, чего я только не умею! А сколько я знаю... Сколько я всякого повидал! - Лицо Веснушки вдруг стало печальным. - Знаешь, я даже устал все помнить. Наверно, потому, что я видел слишком много... Лицо у Веснушки почему-то стало грустным, он замолчал, задумался. В этот момент на подоконник мягко, будто у него было четыре пружины, а не четыре лапы, взлетел Кот Ангорский. Кот Ангорский посмотрел на Веснушку, весь напрягся и вдруг... и вдруг... Кот Ангорский заговорил. Именно заговорил. Катя это сразу поняла, хотя Кот Ангорский, конечно, заговорил на кошачьем языке. Он замяукал на разные лады, то сипло, то визгливо. Веснушка весь с ног до головы побледнел. Резко повернулся к Коту Ангорскому. - Откуда узнал? - быстро спросил он. Кот Ангорский тоскливо мяукнул и даже застонал с подвыванием. - Надо бежать к милиционеру Василию Семеновичу. Он - рыжий! - торопливо сказал Веснушка. Кот Ангорский протяжно, с присвистом мяукнул. - Уже уехал? В отпуск? - со страхом посмотрел на него Веснушка. "Интересно, как это по-кошачьи будет "в отпуск"? - подумала Катя. - "Мяу-мяу" какое-нибудь?" - Что, что случилось? - Катя все-таки решила вмешаться в их разговор. - Тут такое дело... - неохотно сказал Веснушка. - Только, пожалуйста, не вздумай реветь или падать в обморок. Понимаешь... Взялииобидели хочет Пуделя... утопить. - Ой! - Катя бросилась к Коту Ангорскому. - Правда?! Кот Ангорский с трагическим видом закатил глаза. - Говорит: сам слышал. При нем Взялииобидели сказал: "Пойду утоплю Пуделя, и хвост в воду". То есть концы в воду, - угрюмо объяснил Веснушка. - А Василий Семенович в отпуск укатил. Кому они только нужны, эти отпуска? Вот уж правда, глупая глупость. Взяли бы лучше пример с Солнышка. Всегда светит без всякого отпуска. Посмотрел бы я на вас, если бы Солнышко уехало в отпуск. - А куда он пошел топить? - глупо спросила Катя. - Ах, милая, наверняка-безусловно-вне всякого сомнения в блюдце с водой, - сердито огрызнулся Веснушка. - Впрочем, я никогда не слыхал, чтобы собак топили в блюдце с водой. Может быть, ты и слыхала, а я нет! Катя вдруг вспомнила, как они вчера до позднего вечера сидели на лавочке под тополем: она, Нинка-блондинка, Валя и Галя. Васька, вытянувшись, лежал на бревнах и плевал в них горохом через стеклянную трубочку. Он смотрел на Катю, почему-то только на Катю, на нее одну. Правда, ей и гороха доставалось больше, чем другим. Сколько она ни отворачивалась, правая щека вся так и горела. Васька стрелял пребольно. Как все было чудесно! О чем они только не спорили! А потом договорились каждый день по очереди подкармливать Пуделя. - Может, ребятам позвонить? - неуверенно сказала Катя, глядя на Веснушку. - Как ты насчет ребят? Может, мы все вместе? - Звони, - озабоченно кивнул Веснушка. - А я на минутку отлучусь. Я - мигом. - Не отлучайся, пожалуйста, - взмолилась Катя. - Если бы ты моим мигом, а то твоим... Знаю я твой миг. Тебя потом не дождешься. Через три минуты на лестнице послышался топот и грохот. Звонок зазвонил, захлебываясь, надрываясь. В дверь бешено забарабанили кулаки. Это были Васькины кулаки, тут не было никакого сомнения. "Как ребятам про Веснушку сказать? Они, конечно, решат, что им только снится и все такое... Эх, надо было их заранее предупредить..." Катя открыла дверь. - Ребята, честное слово, вам это не снится... Я вам потом объясню... - начала Катя и оглянулась. На подоконнике никого не было. Ни Веснушки, ни Кота Ангорского. Так, пустой белый подоконник с дыркой, замазанной пластилином. - Что же будем делать, ребята? Может, с дядей Федей посоветоваться? - растерянно сказала Катя. - Он - рыжий! То есть я хочу сказать: он - хороший! - Точно, - завопил Васька. - Я вчера за хлебом тащился, а дядя Федя меня на своем "Москвиче" до булочной подкинул. Раз - и булочная! Глава 28. Не топите благородных, милых собак! Теплый, мягкий вечер опустился на город. Весна уже напоила листья зеленым молоком. Теперь листва стала гуще, темней, уже научилась шелестеть под ветром. Улицы были полны народа. Многие шли быстро, окончив свои дела, торопились по домам. Другие, наоборот, вышли прогуляться и шли медленно, не спеша, рассматривая изумрудную листву, окружавшую фонари. - Что это?! - в удивлении пробормотал милиционер Прохоров Семен Васильевич, который стоял на том самом перекрестке, где обычно дежурил Василий Семенович. Действительно, было чему удивиться. На высоком здании гостиницы, как всегда ярко и внушительно, сияли оранжевые неоновые буквы: ГРАЖДАНЕ, СОБЛЮДАЙТЕ ПРАВИЛА УЛИЧНОГО ДВИЖЕНИЯ Семен Васильевич всегда с удовольствием читал эти яркие оранжевые слова. Но на этот раз под привычными четкими буквами светили, дрожа и кривясь, еще какие-то тонкие, как волосок, буквы. И если прочесть все вместе, то получалось что-то уж совсем странное и непонятное: ГРАЖДАНЕ, СОБЛЮДАЙТЕ ПРАВИЛА УЛИЧНОГО ДВИЖЕНИЯ И НЕ ТОПИТЕ БЛАГОРОДНЫХ, МИЛЫХ СОБАК - Н-да... - в недоумении протянул Семен Васильевич. - Однако... - Ах! - воскликнула молодая - девушка в короткой красной юбке и с испугом подхватила на руки белого пушистого песика, который мелко семенил рядом с ней. Если бы через полчаса вы очутились на соседней площади, вы бы удивились не меньше. Толпа народа собралась на углу и, затаив дыхание, читала удивительную световую рекламу: ПЕЙТЕ ФРУКТОВЫЕ СОКИ И НЕ ТОПИТЕ БЛАГОРОДНЫХ, МИЛЫХ СОБАК - Что такое? - в недоумении развел руками пожилой человек с аккуратной бородкой. - Какие соки? Какие собаки? Кого пить и кого топить? Он с обиженным и сердитым видом стал оглядываться по сторонам, словно требуя, чтобы все стоявшие вокруг тут же кинулись объяснить ему, что все то значит. - Э... постой-ка! - парень в спортивной куртке ухватил за плечо худенького мальчишку, который держал на поводке большую овчарку, черную, с беловатыми подпалинами. - Куда это ты идешь? Уж не надумал ли ты, а? Мальчишка вывернулся из-под его руки и с глубокой обидой посмотрел на него. Овчарка, словно догадавшись, какое смертельное оскорбление нанесли ее хозяину, преданно лизнула мальчишку в щеку. - Извини, брат, ошибся я, - парень в спортивной куртке виновато развел руками. - Вижу, вижу... Вас небось водой не разольешь, не то что топить... - Нет, вы все-таки извольте мне объяснить, при чем тут соки и собаки? - раздраженно твердил пожилой гражданин с аккуратной бородкой. - Топить собаку в соке? Абсурд. Поить соком собаку? Тоже абсурд. Ну, объясните же мне, наконец, что все это значит? Тем временем загадочные дрожащие буквы рассыпались и погасли. Между тем за два квартала от этого места тоже толпились люди, с удивлением глядя кверху. В чистом вечернем небе горели голубые слова: ГРАЖДАНЕ, ХРАНИТЕ ДЕНЬГИ В СБЕРЕГАТЕЛЬНОЙ КАССЕ А под ними тряслись, как в ознобе, тонкие кривобокие буквы: И НЕ ТОПИТЕ БЛАГОРОДНЫХ, МИЛЫХ СОБАК - Как это можно, топить собак? - с возмущением воскликнула маленькая старушка в шляпе, похожей на сушеный гриб. К ее ногам жалась дряхлая раскормленная собачонка. - Утопить мою Пальмочку?! Господи... В это мгновение дрожащие буквы на крыше дома печально мигнули, сбежались все вместе и разом погасли. И многим из стоящих на улице почудилось, что перед тем, как погаснуть, буквы горестно прошептали: - Не то! Опять не то! Но где же он?.. Конечно, я ничуть не сомневаюсь, что все вы отлично понимаете, чьи это были проделки! Впрочем, предвижу, что кое-кто с сомнением спросит: как же это Веснушка смог написать целую фразу, да еще без единой ошибки, когда всем известно, что Веснушка не знает ни одной буквы? Как же так? Друзья мои, я вовсе не собираюсь что-либо о вас скрывать. Минутку терпения, и я вам все объясню. Итак... Профессор Иван Христофорович Ми... Нет, нет, нет! Я ни за что не назову его фамилию. Веснушка убедительно просил меня не делать этого ни в коем случае. Важно совсем другое. Важно, что Иван Христофорович был настоящий профессор. В черной бархатной шапочке. С седой бородкой клинышком. К том же самый крупный специалист в мире по солнцу, солнечным затмениям, пятнам на солнце и уж, конечно, солнечным лучам. Он так великолепно знал температуру солнца, как если бы каждый день собственноручно измерял ее градусником. Иван Христофорович, будучи человеком уже далеко не молодым, любил иногда после обеда немного подремать у себя в кабинете в удобном мягком кресле. Так случилось и на этот раз. Иван Христофорович задремал в кресле. Он вытянул ноги и негромко высвистывал носом нечто, отдаленно напоминающее старинный вальс. Что-то теплое скользнуло по его носу, пощекотало правую ноздрю. Иван Христофорович чихнул, приоткрыл глаза и увидел маленького человечка. Человечек сидел на хрустальной чернильнице и слабо-слабо светился. - Очень мило, - сказал профессор. - Хотел бы я знать только одно: кто вы такой? - Я - солнечный луч, - серьезно ответил маленький человечек. - Очаровательно, - лукаво улыбнулся профессор. - Какой, однако мне снится очаровательный сон. - Ну, сон так сон, - безнадежно махнул рукой человечек. - Некогда мне сейчас доказывать-разъяснять-убеждать-уговаривать... - Боюсь только, моя супруга Зоя Никандровна мне не поверит, - вдруг опечалился старый профессор и удрученно покачал головой. Дело в том, что профессор очень любил по утрам рассказывать Зое Никандровне свои сны. Зоя Никандровна иногда верила, а иногда нет, чем очень огорчала старого профессора. - По-моему, ты тут немного того... прифантазировал... - снисходительно говорила Зоя Никандровна и при этом удивительно обидно шевелила пальцами правой руки. - Уж слишком логично. Что-то на сон не похоже. - Только бы не проснуться раньше времени! Только бы этот человечек не исчез, - озабоченно проговорил профессор и улыбнулся довольной улыбкой. - Такое мне никогда еще не снилось. Это что-то новенькое... - Нечего сказать, новенькое... Пожалуй, старее не придумаешь. Ну, да ладно уж... - недовольно буркнул человечек. - Однако, какая странность, - засомневался профессор Иван Христофорович. - Обычно, когда человек видит сон, он не отдает себе отчета, что он видит сон. Тем более странно, если человек во сне обдумывает, как он будет рассказывать этот сон, когда проснется. Может быть, это все-таки не сон? - Да сон это, обыкновенный сон! - нетерпеливо воскликнул человечек и весь даже покраснел от досады. - Вот несчастье! Теперь его надо убеждать, что я ему снюсь. Уверен, что никогда ни один солнечный луч не попадал в такое глупое положение! Лучше скажи: ты умеешь писать во сне? - О, конечно! - улыбнулся профессор счастливой улыбкой. - Мне еще с юных лет постоянно снится один и тот же сон. Что я пишу контрольную по математике и не могу решить ни одной задачи. Ах, эти двойки во сне! Сколько в них от моей юности!.. Человечек вдруг застенчиво улыбнулся. - Тогда напиши мне, пожалуйста, вот на этом листе бумаги. Но чтобы закорючки, я хочу сказать - буковки, были покрупнее. Ты напишешь, а я запомню. Я такой запоминательный. - Хорошо, - сказал профессор и приготовился писать. - Ну-с! Человечек на минуту задумался. - Напиши так: "И не топите обаятельных"... Нет, лучше так: "И не топите благородных, милых собак". - Прелестно! - восхитился профессор. - "И не топите благородных, милых собак". Это так нелогично. Такое может только во сне привидеться. Уж в жизни это никак не может случиться. Тут уж Зоя Никандровна при всем желании не сможет придраться. Не скажет, что я немного того... прифантазировал... Профессор написал крупными буквами то, что попросил его маленький человечек. После этого он с блаженной улыбкой откинулся в кресле и закрыл глаза. Прошло совсем немного времени, и его нос снова стал насвистывать нечто, слегка напоминающее старинный вальс... А между тем по отдаленной глухой улочке шел Взялииобидели и вел за собой Пуделя, обвязав его шею толстой жесткой веревкой. Он обогнул строящийся дом. Ему показалось, что высоченный подъемный кран поглядел на него сверху вниз с угрозой и неодобрением. Взялииобидели втянул голову в плечи, убыстрил шаги и вышел на площадь. Сердце его нетерпеливо сжалось. На той стороне площади виднелись ворота в парк, круглые головы лип. И вдруг он замер, как вкопанный. Пальцы его скрючились, ногти впились в ладонь. Он вздрогнул, попятился, ногой отталкивая Пуделя. Над новым домом высоко вознесся в небо сияющий неоновый самолет. Под ним мерцали нарядные голубые буквы: ПОЛЬЗУЙТЕСЬ УСЛУГАМИ АЭРОФЛОТА А под ними, еле заметные, приплясывали тоненькие, как паутинка, желтые буковки: И НЕ ТОПИТЕ БЛАГОРОДНЫХ, МИЛЫХ СОБАК На площади толпились люди. Слышался взволнованный лай собак. Горько плакала маленькая девочка, отчаянно прижимая к себе гладкую коричневую таксу. Длинная такса растянулась. Передние лапы она положила девочке на плечи, а задние лапы стояли на асфальте. - Да никто ее не утопит. Пожалуйста, не бойся! Никто ее не утопит! - успокаивали девочку стоявшие вокруг люди. Девочка подняла круглые карие глаза, полные слез. Они были похожи на блюдца с крепким чаем. - Вы не знаете... Она как раз такая милая и благородная! - всхлипнула девочка. Взялииобидели в растерянности топтался на углу, не решаясь пересечь площадь. На него и на несчастного Пуделя уже начали подозрительно поглядывать. - Извините, гражданин... - сказал высокий широкоплечий мужчина, направляясь к нему. - Такси! Такси! - отчаянно закричал Взялииобидели, увидев зеленый огонек, медленно выезжающий из переулка. Он прыгнул на заднее сиденье, втянул за собой покорного, вялого Пуделя, ослабевшей от страха рукой захлопнул дверцу. Машина рывком тронулась с места. Через полминуты она остановилась у ворот парка. - Сколько с меня? - надменно спросил Взялииобидели. - Да чего там... - пожал плечами шофер. - Идите себе... Взялииобидели пинком вышвырнул Пуделя из машины. - Еще деньги за тебя плати, - проворчал он. Они вошли в ворота и углубились в темную аллею. Позади остались голоса людей, шелест машин, ласковый теплый запах хлеба из булочной. Сердце Пуделя глухо билось. Он шел и мучительно думал: как должна поступить настоящая, уважающая себя собака, если она знает, что хозяин решил ее утопить? Должна ли она покорно идти на верную гибель или, нарушив свой долг и все собачьи законы, вырваться от хозяина и бежать куда глаза глядят? Пудель то шел около ног хозяина, то отставал, с задумчивым видом обнюхивая скамейку или ствол липы, обмазанный белой краской. Взялииобидели грубо дергал его за веревку. Кусачая жесткая веревка впивалась в шею. Пудель, погруженный в тяжелые думы, не чувствовал боли, рассеянно брел дальше. Вдруг Пудель гордо поднял голову и уже по-другому, твердо и спокойно, зашагал рядом с нечищеными ботинками Взялииобидели. В глазах его засветилось благородное мужество и обреченность. Он принял решение. Глава 29. Чтобы найти пропавшую собаку, нужен опытный кот Если вы меня спросите, могут ли пятеро ребят войти в одну дверь, то я вам отвечу: нет, нет и нет! Потому что они обязательно захотят протиснуться все сразу и, конечно, застрянут в дверях. Так случилось и на этот раз. И если бы дядя Федя не потянул довольно сильно Катю за руку к себе, оттолкнув при этом Ваську немного назад, просто не знаю, сколько бы они там проторчали. Но так или иначе, в конце концов все ребята, потные и растрепанные, ввалились в комнату дяди Феди. - Да, Взялииоби... да, я хочу сказать, он ушел и Пуделя увел с собой, - растерянно сказал дядя Федя. У Кати задергались губы. Она быстро отвернулась и прижалась лбом к старому шкафу, набитому растрепанными нотами. - Погодите, ребята, может, мы еще что-нибудь успеем, если он еще чего-нибудь не успел... - не очень вразумительно сказал дядя Федя. - На набережную он не пойдет. Там народу много, - закричал Васька. Он умел только кричать. Тихо сказать не мог ни словечка. - Он, наверно, на пруды пойдет. - Там будет Пуделя то... Васька не смог докончить последнее слово, потому что дядя Федя поглядел на Катю и быстро прикрыл ему рот и нос ладонью. - Вот и прекрасненько, ребята. И мы туда тоже поторопимся, - сказал дядя Федя. Все побежали вниз по лестнице. Первым - Васька, дикими первобытными скачками. Последним - дядя Федя. Он ощупывал на бегу свои карманы и заодно тихонько ругал портных, которым, наверно, делать нечего, и от этого появляется масса лишних, ненужных карманов. И вот теперь попробуй-ка, если надо, быстро разыскать ключи от машины... Над крышами висела красная кособокая луна. Она показалась Кате страшной и зловещей. Ребята, толкая друг друга, забрались в машину. Мотор зафыркал, "Москвич" тронулся и тут же остановился. - А, черт, - с досадой воскликнул дядя Федя, - фары почему-то отказали. Придется искать такси, ребятки. - Опоздаем, - с тоской прошептала Катя. - Другого выхода нет, - огорченно развел руками дядя Федя. - Другой выход есть! - послышался знакомый тоненький голосок, и на руку Кате вскочил Веснушка. Веснушка! Ох, как хорошо, что он вернулся. Кате сразу стало как-то спокойней, отлегло от сердца. - Это вы! Я вас сразу узнал, - немного задыхаясь, сказал дядя Федя. - Вы прилетали, когда я играл на скрипке... И потом... эти цыплята... - Маленький человечек! Ура! - заорал, подскакивая, Васька. - Можно потрогать? - шепотом спросила Нинка-блондинка. - Нельзя, - сухо отрезал Веснушка. - Я горячий, жгусь, и вообще пока неизвестно, рыжая ты или нет. Но в целом все получилось даже лучше, чем Катя смела надеяться. Ребята почти что и не удивились. - Ну, что там у тебя? Фары отказали? - спокойно и деловито спросил Веснушка, повернувшись к дяде Феде. - Ну, ничего, сейчас наладим. Лицо Веснушки вдруг сморщилось, - словно от сильной боли. - Ы-ых! - с усилием выдохнул Веснушка, будто он поднял огромную тяжесть. И в тот же миг Веснушка раздвоился. Честное рыжее! Их стало два. Только оба они были поменьше ростом и потоньше. - Терпеть не могу раздваиваться, - проворчал один из Веснушек. - Сразу поглупел в два раза. - И люблю Катю сразу в два раза меньше, - сердито подхватил второй. Оба Веснушки с недовольным видом уселись, скрестив ноги над темными фарами. Два желтых луча легли на дорогу. - Мяу! Прямо перед машиной на задних лапах стоял Кот Ангорский, выставив вперед тощий живот со свалявшейся шерстью. Передние лапы он даже развел немного в стороны, как бы преграждая машине путь. Дядя Федя резко затормозил. - Разрешите вам представить: редкий экземпляр плута и обманщика, - сказал правый Веснушка. - Похититель котлет и сосисок, - кивнул головой левый. Кот Ангорский издал укоризненное и протестующее мяуканье. - Веснушка, Веснушки!.. Надо ехать скорей, - в нетерпении воскликнула Катя. Она не знала, как теперь обращаться к Веснушке: в единственном числе или во множественном. - Ангорского возьмем с собой, - вдруг решительно сказали оба Веснушки. Дядя Федя приоткрыл дверцу машины. Кот Ангорский прыгнул к нему на колени. Равнодушно прошелся по Ваське, как будто это было что-то неодушевленное, подушка или спинка кресла, и устроился у Кати на руках. Кончики лап у него были холодные и мокрые. Катя почувствовала, что он весь дрожит. "Москвич" быстро покатил по улице. - Эй, ты о чем думаешь? - с тревогой крикнул правый Веснушка. - Я? О Пуделе! - отозвался левый. - И я о Пуделе, - успокоился правый. Машина свернула за угол. - А сейчас о чем думаешь? - окликнул правого Веснушку левый. - Да всю дорогу раскопали. Как бы колесом в яму не угодить. - Так не пойдет! - левый Веснушка даже подпрыгнул от беспокойства. - Мы должны об одном и том же думать. - Ладно. Давай думать о яме на дороге. - Нет, о Пуделе! - Не согласен! - И я не согласен! - А ты и уступить раз в жизни не можешь. Я тебе не кто-нибудь, твоя половинка. - И ты можешь уступить. Я тебе тоже не чужой. - Я все-таки был "И не топите благо..." - А я был "...родных, милых собак". - А твое "Ы", когда мы были под фруктовыми соками, потеряло палочку. Позор! - А твое "Д", когда мы пользовались услугами Аэрофлота, перевернулось. И не стыдно тебе? Веснушки заспорили и направили лучи друг на друга. Дядя Федя затормозил. - Нет, друзья, так дело не пойдет, - беспомощно сказал он. - Нашли время спорить! - в отчаянии крикнула Катя. Оба Веснушки мигом устыдились, виновато отвернулись друг от друга, принялись изо всех сил светить на дорогу. Через несколько минут машина подкатила к воротам парка. - Сколько тут дорожек, тропинок, - растерянно оглядываясь, сказал дядя Федя. - Вот эта к новым прудам, а та, заросшая, видимо, к старому пруду. Ума не приложу: куда же он мог направиться? Катя молча стиснула руки. - И я не знаю! - завопил Васька. - Вот теперь можно и соединиться! - послышался тоненький голосок. Два человечка одновременно улыбнулись с каким-то счастливым облегчением и, вытянув вперед руки, побежали навстречу друг другу. Они крепко обнялись и слились вместе, превратившись в одного светящегося человечка. Веснушка потопал ногами, словно проверяя: не развалится ли он на части, если вдруг, например, споткнется. - Эй, Кот Ангорский! - строго позвал Веснушка. Кот Ангорский с важным видом вылез из машины. Можно было подумать, что это он владелец "Москвича" и именно он сидел за рулем. - Ну что, плут? - внимательно посмотрел на него Веснушка. Кот Ангорский испустил протяжное "мяу" с соловьиными переливами. - Что? Что он сказал? К сожалению, я не совсем понял, - наклонился дядя Федя к Веснушке. - Просто не устаю удивляться на вас, на людей, - с досадой поморщился Веснушка. - Такой прекрасный благозвучный язык, и никто из вас его толком не знает. И в школах его почему-то не проходят. Ну, ладно, переведу с кошачьего на человечий. Он сказал: "Чтобы найти собаку, нужен настоящий опытный кот". - И это все? - дядя Федя не смог скрыть своего разочарования. - Не совсем. Он утверждает, что учуял на асфальтовой дорожке следы Взялииобидели и Пуделя. - Так скорее! - вне себя от нетерпения воскликнула Катя. Вверх по Катиной руке пробежало что-то горячее. Веснушка взобрался Кате на плечо, уселся, как всегда, ухватившись за ее воротник. Конечно, хитрец и кривляка Кот Ангорский и тут не обошелся без своих шуточек. Было ясно, что ему нравится изображать из себя собаку-ищейку, с такой солидной деловитостью он обнюхивал дорогу. То останавливался, будто что-то обдумывая и сомневаясь, то вновь устремлялся вперед. Скоро он свернул на глухую тропинку. Тропинка запетляла между темными, разлапистыми елями. Катя почувствовала: Веснушка забрался куда-то за ухо, под косичку и там спрятался. - Не боюсь, не боюсь, ни чуточки не боюсь, - еле слышно бормотал Веснушка. - Нас много - и все рыжие. А Темнотища - она боится, когда сразу много рыжих... Вдруг Кот Ангорский, словно предупреждая об опасности, хрипло и тревожно мяукнул и помчался по тропинке длинными скачками. Все бегом заторопились за ним. Между ветвями тускло блеснуло озеро. Запахло сырыми прошлогодними листьями, гнилью, стоячей водой. Дядя Федя резко остановился. Катя налетела на него. На Катю навалилась Нинка-блондинка, на которую сзади напирали Галя и Валя. Васька проскочил где-то под локтем. На низком, глинистом, скользком бережке около самой воды сидел на корточках Взялииобидели. У его ног лежал перемазанный глиной Пудель. Он лежал, закрыв глаза, будто неживой. На его шею была накинута петля из грубой веревки. К другому концу веревки был прикручен старый, изъеденный сыростью кирпич с отбитым уголком. - Что это вы делаете? - каким-то бесцветным голосом спросил дядя Федя. Взялииобидели так и остался неподвижно сидеть на корточках и только поднял голову, снизу вверх диким взглядом глядя на дядю Федю и ребят. Видно, он никак не ожидал их тут увидеть. Он несколько раз растерянно мигнул, и вдруг лицо его исказилось от стыда и бессильной ярости. - Пудель, Пудель, - срывающимся голосом позвала Катя. Пудель вяло шевельнул тяжелым хвостом, облепленным глиной. Дядя Федя шагнул вниз, распустил петлю на шее Пуделя, стянул ее через голову. Но Пудель даже не открыл глаз. - Права не имеете! - завопил Взялииобидели. Он протянул руку, чтобы схватить Пуделя за шерсть на загривке, и вдруг с визгом отдернул руку назад. Кот Ангорский своими когтями провел четыре рваные полосы на руке нежно любимого хозяина. После этого Кот Ангорский, как безумный сверкая серебряными глазами, испустил поистине львиное рычание. Возможно, в это мгновение он вспомнил своего приятеля льва Нептуна. - Змею, змею пригрел у себя на груди! - заголосил Взялииобидели. - Молоком вспоил, котлетами вскормил! Обидели! Ох, как обидели! Где, спрашивается, справедливость на этом свете? - Не вам бы говорить о справедливости, - тихо сказал дядя Федя. И уже погромче, повелительным голосом позвал: - Пудель, сюда! Пудель с усилием поднял голову, посмотрел на дядю Федю мутными, страдальческими глазами. - Пудель, ни с места! - визгливо крикнул Взялииобидели. Пудель с несчастным, растерянным видом поворачивал голову то в одну сторону, то в другую. Было очевидно, что в душе у него царит настоящая буря и смятение. - Пудель, сюда! - Ни с места, дрянная собака! - Пудель, миленький, иди ко мне! - всхлипывая, позвала Катя. Пудель одним прыжком очутился возле нее. - Воры! Грабители! - закричал Взялииобидели. - Собак воруете неутопленных! Старика обидели! Взяли и обидели!.. Но никто уже не слушал его. Все повернули назад по тропинке. Катя шла, согнувшись в три погибели, обнимая Пуделя за шею. Пудель шел, как во сне. Ребята сгрудились вокруг него, наклонились над ним, толкая друг друга коленками. Их руки тянулись к нему со всех сторон, гладили, ласкали, мешали идти. Вдруг позади послышался короткий отрывистый крик и громкий всплеск. Взялииобидели поскользнулся на топком глинистом бережке и свалился в воду. К луне поднялся грузный фонтан брызг. В пруду со всех сторон тяжело и сочно зашлепали перепуганные лягушки. Дядя Федя бросился назад к пруду. Одной рукой ухватился за кусты, другую протянул Взялииобидели. Но пруд в этом месте был неглубок, и Взялииобидели уже сам карабкался на берег. Он был весь облеплен зеленой тиной. К щеке прилипла болотная трава, а голову венчал широкий лист водяной кувшинки. Поздним вечером Катя сидела у себя в комнате. От волненья то принималась по привычке грызть кончик косы, то крепко зажимала обе ладони между коленями. Веснушка уже забрался под подушку и там затих. То ли ему было все равно, то ли просто устал от этой прогулки в темноте. В соседней комнате вполголоса разговаривали дядя Федя и мама. Катино сердце так и замирало. Ей казалось, еще минута, и она не выдержит этого мучительного ожидания. Время от времени она ногой касалась Пуделя, неподвижно лежавшего под столом. Чувствовала твердую, как корка, слипшуюся от глины шерсть. Ну, сколько же можно разговаривать? - Катя! - позвала мама. Катя не помнила, как вошла в комнату. Лицо у мамы было строгим, недовольным, будто она за что-то сердилась на Катю. - Вполне возможно, что я еще пожалею об этом... - холодно сказала мама. - Конечно, ничуть не сомневаюсь, все это, как всегда, ляжет на мои плечи... Катя, еще не смея верить своему счастью, взглянула на дядю Федю. Дядя Федя кивнул головой. Катя бросилась маме на шею. - Совершенно уверена, выводить эту собаку придется мне, - задушенно, еле-еле выговорила мама, с трудом разжимая Катины руки. - Что ты, мамочка! - Знаю я эту "мамочку". Через три дня тебе надоест, и все будет, как всегда, на мне. - Как все удачно образовалось, - улыбнулся дядя Федя своей особой, застенчивой улыбкой. - А что до Кота Ангорского, то его согласилась взять Васькина бабушка. Когда дядя Федя ушел и мама уже потушила свет в своей комнате, Веснушка неожиданно вылез из-под подушки и встал перед Катиным носом, гордо скрестив на груди руки. - Может быть, ты думаешь, что солнечные лучи никогда не ошибаются? - сердито и подозрительно спросил он. - Ничего я не думаю, - сказала Катя, которая на самом деле думала что дырка на новой наволочке будет совсем ни к чему. - Мы, солнечные лучи, нисколько не хуже других и тоже можем ошибаться! - с обидой воскликнул Веснушка. Катя промолчала, не очень-то понимая, к чему клонит Веснушка. - Ну, так вот, - Веснушка строго и назидательно поднял палец. - Раньше я думал: чтобы уговорить маму взять собаку, нужно, чтобы собака спасла тебя. Но я ошибся. Оказывается, все наоборот: чтобы уговорить маму взять собаку, нужно, чтобы ты спасла собаку. Но когда, лежа под подушкой, все это хорошенько-как следует-не спеша обдумал, понял, что так гораздо лучше. Просто несравнимо лучше! Глава 30. В которой выясняется, чей нос достоин веснушек Утром Катя проснулась от того, что в открытую форточку что-то влетело и упало на скомканный коврик у ее постели. Катя нагнулась - красный тюльпан. Весь помят, растрепан. Стебель сломан, и поэтому красная головка жалко повисла набок. Да еще похоже на то, что кончик стебля кто-то старательно и долго жевал. - Васька, - догадалась Катя и почему-то покраснела. Катя задумалась - что с ним делать? Может быть, засушить? Положила тюльпан в старый учебник. Сверху навалила стопку книг. Пусть там лежит. Жалко, что ли? Вечером все друзья собрались за сараем. Дядя Федя приволок пустой ящик. Катя присела рядом с ним на краешек. У ее ног - Пудель, вымытый, расчесанный. Он то и дело с волнением нюхал Катину туфлю, чтобы лишний раз убедиться в своем счастье. Веснушка устроился, как он любил, на Катином плече, сидел, держась за воротник. Кот Ангорский с оскорбленным и мрачным видом развалился на крыше сарая, щурил пустые серебряные глаза. Живот у него вздулся, как будто он проглотил футбольный мяч. - Он сам на себя обиделся, - объяснил Васька, лежавший на крыше сарая около него. - Моя бабушка налила ему сливок и сказала: "Пей, дрянь ты эдакая, сколько влезет". Он три пакета вылакал, а четвертый не одолел, сколько ни старался. Вот он и обиделся на свой живот: почему четвертый пакетик не влезает. - Уважаемый Веснушка, - негромко проговорил дядя Федя. - Я еще вчера обратил внимание, что ваши карманы чем-то набиты. Может быть, это бестактный вопрос... в таком случае... заранее приношу извинения... - Ничуть не бестактный! - воскликнул Веснушка. - Я просто удивляюсь-поражаюсь-не могу прийти в себя от изумления, почему меня так редко об этом спрашивают! Да, не буду скрывать, мои карманы набиты не какими-нибудь там деньгами, носовыми платками, кошельками и расческами. В них полным-полно изумительных, чудесных, отборных веснушек! - Да что вы?! - искренне изумился дядя Федя. - Подумать только! Полные карманы веснушек. Знаете, в детстве у меня тоже были очень симпатичные веснушки, но, к моему прискорбию, почему-то с годами они исчезли... Веснушка глубоко задумался, хмуря брови, пристально и молча рассматривая дядю Федю. - Он рыжий... - как бы про себя пробормотал Веснушка. - Это несомненно-безусловно - и даже спорить нечего. - Ладно, я, может быть, и помогу тебе, - улыбнулся Веснушка, но тут же снова нахмурился, - если, конечно, ты просто жить без них не можешь, умираешь от желания, мечтал всю жизнь... - Да, это правда, я бы очень хотел, - серьезно сказал дядя Федя. - Тогда нагнись! Ниже, еще ниже. Я же не виноват, что ты вымахал такой длинный! - Веснушка, заволновался, забегал по Катиному плечу. Дядя Федя благоговейно склонил голову. Веснушка сунул руку в карман, зачерпнул полную горсть чего-то легкого, сверкающего и торжественно поднял руку кверху. Все ахнули. Из его руки струйкой посыпались мелкие золотинки на нос и щеки дяде Феде. При этом Веснушка еще шевелил пальцами, точь-в-точь как мама, когда она солила яичницу или картошку на сковородке. Золотые веснушки сверкали в воздухе - легкие, невесомые, как пятнышки солнечного света. Некоторые из них восторженно и жадно подхватывал ветер, радостно кружил, уносил куда-то далеко-далеко. - Ой, а мне можно? Немножечко... - робко спросила Нинка-блондинка. Спросила и покраснела. - Можно! - великодушно согласился Веснушка. - Уж так и быть. Подставляй нос. Хоть на человека будешь похожа. Нинка-блондинка наклонилась к Веснушке. Он щедро посыпал ей нос золотой пыльцой. - А они не смоются? - с тревогой спросила Нинка-блондинка. - Если с мылом? - Что она говорит? Слушать тошно! - возмутился Веснушка. - Это уж навсегда. Забито, как гвоздики. - А мы? - не выдержали Галя и Валя. - Ладно уж, пользуйтесь. Я сегодня добрый! - сиял Веснушка. - Ой, Веснушка, - с испугом воскликнула Нинка-блондинка. Она отвернулась, незаметно вытащила из кармана круглое зеркальце и теперь гляделась в него. - Смотри-ка, на правой щеке вон сколько, а на левой почти ничего. Подсыпь еще, пожалуйста. - А я что, не человек? - завопил Васька и свалился с крыши сарая прямо на дядю Федю. Просто удивительно, как он умел сваливаться кому-нибудь на голову. Васька тоже получил три полных пригоршни. Все с растерянными и счастливыми улыбками оглядывали друг друга, ахали, передавали из рук в руки зеркальце. Дядя Федя потрогал щеки пальцами, пальцы остались чистыми, веснушки держались крепко. Кате стало почему-то грустно. Как будто она ни при чем, как будто у нее и веснушек нет. - Все равно у тебя их больше! - жарко шепнул ей на ухо Веснушка. И Кате вдруг стало хорошо и весело. Как здорово: теперь у всех ее друзей веснушки! Пудель блестящими глазами следил за всем происходящим. Застенчиво и деликатно тявкнул. Совсем тихо, почти шепотом. - А что?! - так и вспыхнул Веснушка. Гневно, возмущенно оглядел всех. - Это еще неизвестно, чей нос достоин веснушек, а чей нет! Кто это посмел сказать, что если ты собака, то тебе ничего хорошего в жизни не положено? Пусть тот, кто так считает, если он не трус, выйдет вперед, а не прячется за чужими спинами! Пусть честно скажет это мне в лицо! Все молчали, надо признаться, несколько растерянно. - Тем более я никогда не встречал собак с веснушками. Никогда! - Веснушка вдруг подозрительно скосил глаза на Катю. - Хотя эта спорщица наверняка-обязательно-несомненно-сейчас же начнет утверждать, что каждые пять минут на каждом перекрестке встречает собак с веснушками! Веснушка с горькой улыбкой скрестил на груди руки. - Ну, что же, говори, я жду. Собаки с веснушками. Продаются в магазине пачками. Дюжинами сидят на заборах. Квакают в пруду. Ну, говори, говори! - Что ты, Веснушка! - Катя с трудом сдержала, улыбку, сделала серьезное лицо. - Да я ничего такого и не думала. Веснушка широко улыбнулся, вывернул оба кармана и вытряхнул все, что осталось, прямо на морду Пуделя, словно обрызгал его золотой краской. - А ему идет, правда? - Очень! - воскликнули все хором. И только Кот Ангорский с мрачным, отсутствующим видом взирал на них с крыши сарая. Веснушка встал на цыпочки, закинул руки за голову, потянулся. Взглянул на голубое небо, которое беззвучно пересекал самолет, попыхивая то красным, то зеленым огоньками. - Сумерки... - печально, почти с недоумением протянул Веснушка и вдруг сердито повернулся к Кате. - Ты что, всю ночь тут сидеть собираешься? - напустился он на Катю. - Обо мне ты не думаешь. Это ясно. Я всего-навсего обыкновенный солнечный луч, каких много. Меня и обидеть не жалко. А вот о Пуделе ты подумала? Недавно ты утверждала, что он вообще не собака. Интересно, что ты скажешь сегодня? Что он сова или, может быть, летучая мышь? Нет, конечно, ты будешь утверждать, что он ночная бабочка, и спорить со мной до утра! Кате совсем не хотелось домой. Так хорошо было тут, за сараем, с дядей Федей и ребятами. Да и Васька сразу скис. Опустил голову, стал раздирать пальцами дырку на локте. Все-таки Катя слезла с ящика. Уж кто-кто, а она-то отлично знала, что, как только совсем стемнеет и выглянут звезды, Веснушка начнет снова тосковать и беспокоиться. И уже сидя, как всегда, на Катином плече и держась за ее воротник, Веснушка оглянулся и крикнул дяде Феде: - Так и быть, возможно, я когда-нибудь, очень скоро, а скорее всего, очень-очень скоро загляну к тебе полетать вместе с твоей музыкой. Ты только сыграй мне, как огромное чудовище идет по лесу и ломает деревья. А где-то бренчит ручеек. Только учти, другую твою музыку я и слушать не стану. Скрипач дядя Федя тихо улыбнулся в темноте и кивнул головой.