Яцек Наврот. А в Патафии не очень, или Второе путешествие профессора Трикса --------------------------------------------------------------- Повесть для детей любого возраста: младшего, среднего, старшего и даже для самых старых. Пер. с польского Г.В. Языковой М., "Детская литература", 1991. Сканирование и вычитывание: Штратникова Виктория --------------------------------------------------------------- ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой мы сразу же знакомимся с одним из главных героев этой книги и узнаем оба его имени, вымышленное и настоящее Поэт Дон Пафос в глубокой задумчивости сидел в парке на скамейке и курил сигареты марки "Мустанг". Выкурил одну, вторую и в полном блаженстве потянулся к портсигару за третьей, когда к нему подошел полицейский. -- Так значит, загрязняем среду, нехорошо... Курить в таком чудесном парке, да еще бросать окурки... Пожалуйста, предъявите документы. Дон Пафос, поэт... Прекрасно. Кто бы мог подумать? Поэт -- и такой несознательный. За нарушение правил -- штраф. Надеюсь, вы все это понимаете. А в дальнейшем рекомендовал бы подумать о своем поведении. Вот ваши документы. Полицейский отдал честь и ушел. Дон Пафос огляделся по сторонам -- в парке было пусто. Повернул пуговицу на куртке два раза вправо, раз влево. От пуговицы отскочила крохотная металлическая крышечка. Дон Пафос вытащил оттуда тоненькую, свернутую во много раз бумажную ленточку и прочел про себя: "БРР-27 III 13 М ПП ЦШ". Он и без шифровального ключа отлично понимал. Что это значит. "Агенту Брр-27 специального третьего отдела капитану Арамису Фрументу. Через 13 минут после полдника явиться в Центр к Шефу." Очень немногим сотрудникам Центра посчастливилось видеть самого шефа. А те, кто его видел, ничего о нем не рассказывали. Известно было только, что, когда из ворот Центра бесшумно и мягко выезжает черный лимузин с голубыми шторками на окнах, это означало, что Шеф отправился куда-то по важным делам, о которых знал только он да еще двое или трое его заместителей. Капитан Арамис Фрумент огляделся еще раз, вынул из портсигара третью сигарету, выкурил ее, бросил окурок в урну. И с невозмутимым видом спокойным и твердым гаком направился по аллее Балбесов-Недоучек в Центр. ГЛАВА ВТОРАЯ, рассказывает о том, как безответственные доценты, грубые капралы и легкомысленный агент Ку-ку 82 расплачиваются за свои грехи Шеф покончил с полдником, открыл окно и высыпал на подоконник крошки для воробьев. Потом вынул из кармана расческу, пригладил две прядки седых волос, торчавших над ушами чуть ниже лысины, и подошел к огромному столу. На столе было семь микрофонов, пять небольших телевизоров, четыре обычных телефонных аппарата, несколько не совсем обычных устройств с клавишами и множество разнообразных кнопок. О том, что под столом, вернее, на внутренней его стороне кнопок еще больше, никто не знал. Кроме того, на столе стоял небольшой горшочек с кактусом, а также фотография пса с опущенными ушами. Шеф нажал на кнопку, послышался какой-то хриплый звук. Столик прогундосил: -- Гражданин Бенц с донесением. -- Отлично, пусть войдет, -- сказал Шеф и подтянул брюки, вечно съезжавшие с его круглого живота. Подтяжек Шеф не признавал. Стена с легким позвякиванием расступилась, и в кабинет с каменным лицом вошел косоглазый Бенц, личность настолько таинственная, что никто не знал, в каком он чине и чем занимается, известно было лишь, что он частенько заглядывает к Шефу и Шеф без него как без рук. Кроме того, если гражданин Бенц вызывал кого-нибудь из сотрудников Центра для беседы, это не сулило тому ничего хорошего. Явившийся по его вызову, будь он даже полковником, дрожал как осиновый лист. -- Какие новости? -- спросил Шеф. -- Пожалуй, никаких. Все идет нормально. Вот только вышла маленькая накладка с агентом Ку-ку 82. Пришлось его заменить. -- Почему? Что произошло? -- Он должен был самым деликатным образом позаботиться о дочке посла, проследить, чтобы она не попала в дурную компанию и не доставила папе хлопот. А он проделал это совершенно неделикатно: немедленно влюбился, потом напился с горя и кричал: "Вы меня еще не знаете!" Мои люди увидели его в холле "Суперконтиненталя" в тот момент, когда дочка посла, схватив его под мышки, тащила к такси. Девушка -- настоящая спортсменка, агент Ку-ку весит девяносто кило. -- Что ты с ним сделал? -- Понизил в чине -- он теперь Ку-ку 155, -- временно отстранил от службы и отправил на перевоспитание. -- Куда? -- В институт сливоведенья, опылять цветы сливы. Безответственные доценты отравили химикатами всех пчел, мух и всякую прочую мелочь. И опылять сливы некому. Мы туда направляем злоупотребивших своими правами полицейских и сержантов, которые грубо обошлись с новобранцами. Даем каждому в руки кисточку, они ходят и опыляют сливы. Переносят пыльцу с тычинок на пестики. С цветка на цветок. А доценты держат лесенки. -- Хорошо, что ты учитываешь психологический фактор. -- Слушаюсь, Шеф. -- У тебя есть дополнительные сведения об агенте Брр-27? -- О Фрументе? Да. Получив назначение, он выкурил три сигареты местной марки "Мустанг". Намусорил возле лавки и заплатил штраф. -- Ай-я-яй... Такой способный разведчик. Энергичный, сообразительный и, казалось бы, с железной выдержкой. -- Видите ли, Шеф, когда он нервничает, ему обязательно надо выкурить несколько сигарет. И это всегда сигареты "Мустанг". Разумеется, если есть возможность расслабиться. Но во время операции он никогда себе такого не позволит. Это исключено. -- М-да... -- Шеф посмотрел на часы. После полдника прошло целых четырнадцать минут. -- Хорошо. Зови его. Впрочем, погоди, пока я не забыл. Сегодня я здесь, в Центре? -- Нет, Шеф, сейчас вас здесь нет. Ровно два часа назад черный лимузин увез вас отсюда в неизвестном направлении. -- Хорошо, очень хорошо. Дай водителю радиошифровку, пусть возвращается завтра к обеду. И приготовь мне велосипед, знаешь, тот, старенький, складной. У него седло удобное. -- Слушаюсь. -- Ну, вот и все. Теперь зови капитана. ГЛАВА ТРЕТЬЯ, которая дает нам возможность познакомиться с творчеством молодого поэта и, несмотря на то, что над дверьми зажглись фиолетовые лампы, подслушать тайный разговор о страшной болезни, поразившей жителей Патафии Арамис Фрумент, войдя в кабинет к Шефу, со свойственной ему наблюдательностью тут же заметил несколько любопытных фактов. Кабинет, как ему и полагалось, поражал своим великолепием и таинственностью. Но Шефа, генерала с грудью в орденах и с непроницаемым лицом, за столом не было, зато у окна стоял невысокий лысый старичок в съезжавших с живота брюках и наблюдал, как на подоконнике клюют крошки и дерутся воробьи. "А этот откуда взялся? Должно быть, не секретарь даже. У Шефа секретарь наверняка посолиднее, -- подумал Арамис. -- Кто его знает, как такому докладывать?" Старичок повернул голову от окна и приветливо улыбнулся. -- Агент секретной службы Брр-27, -- сказал капитан, -- явился по вызову Шефа. -- Вот и отлично, капитан, вот и отлично, что явились, -- обрадовался старичок. -- Садитесь, прошу вас. Не хотите ли чашечку кофе? Старичок нажал на бронзовую кнопку и тихонько сказал стоявшему на столе кактусу: -- Кофе. В кактусе что-то забренчало, и приятный женский голос произнес: -- Слушаюсь, кофе. Арамис, вскочив, вытянулся по стойке "смирно". -- Капитан Арамис Фрумент явился по вашему приказу. Простите, Шеф, я... -- Но зачем же, дорогой, зачем рапортовать два раза, вы ведь уже доложили... Стена расступилась, и длинный металлический хобот протянул поднос с двумя чашками и сахарницей. -- А вот и кофе. Ставьте, ставьте чашку сюда. Сахар, пожалуйста. Кажется, ваше имя теперь Дон Пафос? -- Дон Пафос, поэт, господин шеф. -- Дон Пафос. Ну что же... Звучит неплохо. Должно быть, время от времени вы сочиняете нечто наподобие стихов? -- Так точно, Шеф. Согласно инструкции. Недавно вышла последняя моя поэма -- "Кричащая морковь". -- О-о! Это великолепно! Тогда никаких сомнений быть не может. -- Время от времени я творю также и для детей. Недавно напечатали мою детскую книжку под название "Приключения Марека". Чудо-мальчик этот Марек, Боевой и ловкий. Взял и сунул в миску с кашей Хвост боеголовки. А головка не простая, С атомным устройством... Ох, останешься без каши Со своим геройством! -- Резонно, -- заметил генерал. -- Не будет кашки. Как я погляжу, вы и в этой роли зарекомендовали себя неплохо. Но теперь она нам больше не нужна. Это задание я поручу кому-нибудь другому. Дело, которое я попросил бы выполнить вас, весьма трудное. Сложное и хитрое. Вам предстоит отправиться за границу. Я выбрал именно вас, потому что, мне кажется, вы -- человек надежный. Есть, правда, одна деталь... -- Какая, Шеф? -- "Мустанг", мой дорогой, "Мустанг"... "Боже ты мой! Генералу даже это известно?" Капитан был обескуражен. -- Собственно говоря, я вовсе не собирался вас упрекать. Я знаю: если надо кого-то догнать, вы догоните, если надо скрыться -- скроетесь, подслушать -- подслушаете, обезоружить -- обезоружите, и тогда забываете про сигареты, зато потом... буквально набрасываетесь на них. Да еще эти окурки... По этой примете вас легко узнать. Разведчик ничем не должен выделяться среди прочих людей, и вы это отлично знаете. Тем более разведчик по особым заданиям. -- Так точно. Что бы такое придумать? -- А что, если вместо того, чтобы курить сигареты, да еще наши местные, "Мустанг", вы будете сосать леденцы! Это, конечно. Совсем не то, но чего не сделаешь ради службы... Не правда ли? -- Так точно, Шеф. -- Отлично. Коробочку монпансье патафского производства мы для вас найдем. Ну а теперь я расскажу вам подробнее о предстоящем задании. Придвиньте, пожалуйста, кресло сюда, поближе... Шеф нажал на фиолетовую кнопку. На этот раз никто не отозвался, а на столе не появилась чашечка кофе. Капитан не знал, что в эту минуту над кабинетом загорелись фиолетовые лампочки, подававшие знак "никого не впускать, следить, чтобы никто не подслушивал". Потом он нажал на белый, семнадцатый по счету, клавиш на втором телеэкране. На экране что-то замелькало и появилось изображение подробной карты дружественного государства -- Республики Патафии. -- Что это такое, капитан? -- Патафия, господи Шеф, государство, с которым нас связывают дружественные отношения. -- Связывают, ох, связывают, -- вздохнул Шеф. -- Знакомо ли вам имя Бернарда Трикса? -- Разумеется. Бернард Трикс -- председатель Совета ученых, член многих заграничных обществ и академий, профессор самого крупного нашего университета. Психиатр, психолог, социолог и этнограф. Автор восьмидесяти трех книг. -- Восьмидесяти четырех. -- Ах, простите, этой последней я еще не читал, -- смутился капитан. -- О чем он? -- Прыгалки как эффективное средство в борьбе с онемением конечностей во время заседаний. -- Я должен ее непременно прочесть. Как мне кажется, недавно профессор снова куда-то уехал? -- Да. И как раз в Патафию. Профессор Трикс решил заняться научным изучением весьма важных для всех нас явлений, которые происходят сейчас в Патафии. Речь идет о странных изменениях в обычаях и поведении большей части патафчан. Вы что-нибудь слышали об этом? -- Еще бы! Разговоров и слухов хватает. -- О, да. Насколько можно судить, вся Патафия охвачена своего рода безумием, особой душевной болезнью, весьма и весьма заразной. Эта болезнь может уничтожить целый народ... А потом... кто знает... -- Понимаю. Того гляди, станет реальной опасностью и для нас. -- Не только для нас. Для всех людей, дорогой капитан. Такова правда. А потому мы должны овладеть ситуацией. Разумеется, мирным путем, не нарушая законных прав и интересов патафчан. -- Но как это сделать? -- Для начала следует положиться на научные наблюдения профессора Трикса. Он наметит план действий. Вернее, мог бы наметить. -- Значить, есть препятствия для проведения этих исследований? -- Вы угадали, капитан. В сообразительности вам не откажешь. Если бы не "Мустанг"... Так вот, слушайте внимательно: то, что я вас сейчас скажу, важнейшая государственная тайна. -- Я весь внимание, господин Шеф. -- Профессора пришлось в принудительном порядке, в сопровождении целого эскорта, отправить домой. Собственно говоря, это было почти похищение. Но другого выхода у нас не было, Трикс отказался от работы и заявил, что возвращаться домой не намерен. Всю обратную дорогу он плакал, причитал и, громко проклиная разведчиков, называл их продажными тварями, козлами, -- Шеф заглянул в блокнот, -- прохиндеями. -- Наверное... -- Да, вы угадали. Как ни странно, наш великий ученый заразился этой страшной болезнью. Он провел в Патафии всего несколько месяцев, но оказалось, и этого более чем достаточно. Сейчас рецидивов болезни не наблюдается, профессор в хорошей форме. Этот достойный человек заявил, что во что бы то ни стало желает продолжить исследования. Тем более что, отбиваясь от наших разведчиков, потерял две толстых, каждая по сто страниц, тетрадки в клетку -- с записями. Отыскать их не удалось. -- И он снова собирается ехать? -- Уже поехал. Мы решили, что профессора нельзя оставлять одного, и поручили опеку над ним нашим людям. Каждые две недели, чтобы избежать возможности заразиться, они будут сменяться. При первых же, самых незначительных, признаках болезни профессору придется немедленно покинуть Патафию. На первой стадии болезни, скорее всего, он согласится сделать это добровольно. Да... -- На минуту Шеф задумался. -- Для начала мы решили послать его с вами. Но вы можете отказаться. Предупреждаю: работа весьма и весьма опасная, связанная с большим риском. -- Спасибо за доверие, Шеф. Я согласен. -- Я знал, что могу на вас рассчитывать, капитан. Вы настоящий мужчина. На вторник намечаем отъезд. Перед этим короткая тренировка, уточнение деталей и подготовка к путешествию. Разумеется, не нужно объяснять, что вы едете с тайной миссией. Профессор тоже путешествует по Патафии с документами местного туриста. В газетах мы дали объявление, что он оправился на Творожные острова. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой появляется незнакомая личность, а с дырявой крыши доносятся здравые суждения о жизни Дорога шла все время чрез лес, в гору. Патафская граница была уже совсем рядом. Капитан обернулся. Следом за ним бодро шагал какой-то незнакомец в джинсах -- лет эдак восьми или десяти на вид. Он шел один, размахивая палочкой и то и дело поправляя лямки огромного рюкзака. Лес кончился, Арамис вышел на большую поляну, где стояло несколько десятков домиков. Дальше снова начинался лес. А за ним вдали проступали горы. На крыше одного из домиков сидел старик в старой, лихо заломленной набекрень кепке и громко напевал какую-то песенку. При этом он отрывал прогнившую дранку и приколачивал новую. Песенка была длинная, и каждый куплет заканчивался припевом -- "раз-два, раз-два-три". Под этот припев было очень удобно забивать молотком гвозди. Каждый раз он сопровождался веселым стуком молотка. Арамис сел на бревнышко неподалеку от дороги, а тем временем некто в джинсах, проследовав мимо него, с независимым видом уселся на противоположном конце бревна. Теперь Арамис мог разглядеть его как следует. У незнакомца были худые, чуть кривоватые ноги с выпиравшими коленками, не слишком густые светлые волосы, а вернее, короткие, жесткие, как перья, вихры стояли дыбом и торчали во все стороны, распределяясь равномерно по всем направлениям. На носу, напоминавшем небольшую картофелину, сидели круглые очки в жестяной оправе. Нижняя часть лица была несколько вытянутой, словно бы у кого-то остался лишний пластилин и он все лепил и лепил, пока не получился такой вот длинный подбородок. Незнакомец тоже внимательно поглядел на Арамиса и сказал: "Угу!" Арамис понял это как попытку завязать беседу. -- Далеко ли собрался? -- спросил он. -- Туда... -- Личность махнула рукой в неопределенном направлении. -- Без провожатых? -- А вот и нет, вот и нет, -- отвечала незнакомая личность, роясь в рюкзаке. -- Пора подзаправиться, -- сказала загадочная личность и с этими словами вытащила из рюкзака здоровый кусок колбасы. "Чудной какой-то ребенок, -- подумал Арамис. -- Неполноценный, наверное." А между тем старик на крыше продолжал распевать свою песенку. -- Славная песенка! -- крикнул капитан дедушке. -- И такая веселая. Ни разу прежде не слышал. -- А я всегда, когда людям крышу чиню, напеваю что-нибудь веселое. Чтоб им легче под этой крышей жилось. Легче и веселее. -- Как вы говорите? -- Проще простого. Когда что-нибудь для людей делаешь, рука должна быть легкой, а душа веселой. Песенка работе передается, а вместе с работой -- людям. Всегда, кода печешь хлеб, шьешь сапоги или чинишь крышу, нужно помнить о тех, кто будет есть этот хлеб или носить сапоги. -- Верно вы заметили! -- Само собой. В этом доме скоро учитель с женой поселятся. Понравится им здесь, ладно пойдет жизнь под этой крышей, он будет чаще смеяться. А тогда и ребятишки его полюбят, запомнят уроки... Нет, стоит петь, стоит... -- Толково вещает, -- пробурчал "неполноценный ребенок", вонзаясь зубами в колбасу. -- А хорошо ли вам заплатят за работу? -- продолжил беседу Арамис. -- Ну... -- Дедушка сдвинул кепку на затылок и почесал за ухом. -- Может, шестьсот, а может, и восемьсот дадут. Нет, восемьсот не дадут, пожалуй. Точно не знаю, ну да поглядим. Не обидят... -- И он улыбнулся от уха до уха, так что можно было бы сосчитать, сколько у него во рту осталось зубов. Арамис встал, закинул на плечи образцовый патафский рюкзак последнего выпуска. -- До свидания, счастливо вам поработать. -- Спасибо, спасибо. Пока работа есть, бояться нечего, да и горевать некогда. Арамис шел по каменистой дороге дальше. В прозрачном вечернем воздухе отчетливо проступали горные склоны. Арамис различал даже темные очертания Немых гор, у самой границы. Он прошел изрядный кусок пути и все еще слышал слова: Был и я когда-то развеселым малым, Стать мечтал, ребята, важным генералом, Раз-два... раз-два... три... -- И веселое постукивание молотка по деревянной крыше. Дорога вела теперь вниз, к асфальтированному шоссе, а оттуда к пограничной зоне. Капитан шел открыто, у всех на виду. И, только перейдя границу, должен был сменить документы, сразу превратившись в коренного патафчанина, который проводит отпуск, путешествуя с рюкзаком за спиной. Недавно по этому маршруту проследовал профессор Трикс, и теперь капитан, чтобы как можно быстрее встретиться с профессором, повторял его путь. Следующий разведчик должен был сменить Арамиса в столице Патафии Прохиндейске, где профессор собирался задержаться подольше. Каменистую дорогу отделял от асфальтированного шоссе небольшой, но шумный поток. На мостике какой-то парнишка воевал со сломанной доской. -- Заменить хотел, да только вон как заклинило, -- сказал он, не дожидаясь вопроса. -- Не поможете вытащить? Прибью новую и засыплю галькой. Арамис скинул рюкзак, схватился за другой конец доски. Вдвоем они легко вытащили ее и прибили новую. -- Тебе кто-нибудь поручил следить за этим мостиком? -- Никто ничего не поручал. Просто шел мимо и вижу: доска сломана. Пошел в деревню за новой, а то ведь тут в темноте ногу подвернуть можно. Ну, вот и готово. Спасибо за помощь! -- С этими словами он, захватив молоток и пилу, отправился домой, в деревню. Капитан Арамис вышел на шоссе; он шел, задумавшись так глубоко, что не сразу вспомнил, куда и зачем идет. Между тем граница была уже близко. ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой странная личность впервые раскрывает карты, а капитан Арамис впервые достает из кармана леденцы Граница была совсем рядом, когда капитан вдруг услышал быстрый топот сандалий по асфальту. Он оглянулся -- "неполноценный" ребенок мчался за ним по пятам, зеленый рюкзак у него за спиной подпрыгивал, а круглые очки плясали на носу. Догнав капитана, ребенок как ни в чем не бывало схватил его за руку. -- Наконец-то! Ну и несетесь же вы. Ладно, пока не перейдем границу, буду называть вас дядей. -- Это еще что такое? -- сказал капитан, пробуя высвободить руку. Но не тут-то было. "Неполноценный" ребенок вцепился в нее словно клещ. -- Спокойно, без паники. Перейдем -- и я сама вас отпущу. Неужели нужно сразу обо всем докладывать? Несу дедушке еду, он там у патафчан работает. Я всегда с папой ходила, но сегодня папа не смог, а без взрослого не пропустят. Уфф... Теперь все ясно? Капитан чувствовал себя так, будто получил взбучку от самого Шефа. Еще немного, и он бы ответил: "Так точно!" -- Ладно, ладно, -- только и пробормотал он, потому что они уже стояли возле шлагбаума и застекленной будки. Капитан протянул документы, часовой лениво взглянул на них, махнул рукой: "Проходите!" -- Порядок, -- обрадовалась странная личность. -- Теперь айда к дедушке. Честно говоря, пришлось приврать малость. Я тут в первый раз, а где сейчас папуля, не имею никакого понятия. -- Что-о?! -- Ну да, он сбежал, бросил мамулю. А потом и мамуля сбежала куда-то, а папуля взял и заявился с другой мамулей. А потом первая мамуля снова вернулась, и они опять поженились, но тут приехал какой-то тип закомплексованный, все его Стрессом называют, и тоже там как-то с ними подженился, но только скоро все взяли с ним развод и папуля слинял с обеими мамулями. Куда точно -- сказать не могу, а меня со Стрессом оставили. Это такой тип, он даже в "морской бой" играть не умеет, от него любой сбежит. На самом-то деле у меня есть только дедушка. Зато дед что надо. Короче -- пошли его искать, да? -- Послушай... детка... -- Э-эх, -- простонала детка и влезла на забор у дороги. Подперев кулаками подбородок, она с таким презрением глядела на Арамиса, что капитан вытащил коробочку с монпансье и принялся за леденцы. -- Ну так что, отказываетесь искать дедушку? Да? Отказываетесь? Зачем же тогда вас вообще сюда послали? Капитан стоял с глупой физиономией, во рту у него таяло монпансье, а сидевший на заборе подкидыш вел себя все нахальней. -- Ну а теперь разрешите представиться, господин тайный агент. Мне двенадцать с половиной, половина уже исполнилась, а зовут меня Семирамида Трикс. Да-да, такое имя придумал мне мой дедушка, профессор Бернард Трикс. Семирамида была вавилонская царица. И красавица. Вы, поручик, наверное, и не слышали о такой? -- Я не поручик, -- сказал Арамис и выплюнул леденец. Семирамида кивнула. -- Неважно. Главное, помогите дедушке, а уж мы за вас похлопочем. Девочка недооценивала его и даже понизила в чине. Капитан почувствовал себя несколько увереннее. Человек всегда чувствует себя увереннее, если кто-то другой тоже не так уж непогрешим и тоже способен попасть в дурацкое положение. -- Хорошо, хорошо. А пока слезай с забора, -- сказал он. И вдруг подумал, что не может просто так взять да и прогнать странную личность. Во-первых, она слишком много знает. Во-вторых, девчонка не похожа на овечку, которая так вот кротко уйдет. А в-третьих, ни к чему снова переходить границу, лишний раз привлекать к себе внимание. -- Слезай, и пошли, -- заключил капитан. При этом он подумал: как знать, может, девчонка еще пригодится. До сих пор ему не приходилось видеть, чтобы офицер разведки или профессор-этнограф совершал свои путешествия вместе с детьми. -- Значит, все нормально, -- сказала Семирамида. -- А как вам тот дедушка на крыше? Молодец, правда? ГЛАВА ШЕСТАЯ, из которой можно понять, что думает рядовой патафчанин о желудях, табуретках, дорожных работах, аистах, столицах, медицине и любезности Между тем день был в разгаре, солнце грело вовсю. От усталости у путников гудели ноги. -- Давайте проголосуем, может, нас кто подбросит? -- предложила Семирамида. -- Попробуем. Только в машине ни гугу. Можешь притворяться, что спишь, я скажу, что ты очень устала. Помни, никто не должен знать, что мы иностранцы. -- Ага... Несколько частников на своих машинах проехали мимо, только зеленый пикап притормозил, съехав на обочину. На дверях можно было прочитать название какого-то предприятия. -- До Эрдаля не подкинете? -- спросил капитан на патафском наречии. -- Отлично. Большое спасибо. -- Элм, -- пробормотал водитель, и машина тронулась. Вскоре спидометр показывал пятьдесят километров в час. На разбитых дорогах быстрее не получалось. -- Какие чудные дубы, -- сказал Арамис чтобы как-то начать разговор. И в самом деле, на холме у дороги росли три могучих дерева, каждому из них было лет по восемьсот, по крайней мере. -- Дубы? Кто теперь думает о дубах? Спрос на желуди давно упал. -- Да я только... -- Ясное дело, не спорю. Вот видите, тополя -- совсем другое дело. Мой свояк завел табуреточную плантацию. Сто двадцать тысяч фелеров в год чистенькими. Без хлопот, без забот. Прелесть. Золотое дно. Фелерами называли в Патафии деньги. -- Табуреточная плантация? -- А вы что, разве не слышали? Тополек средних размеров срезается пилой в двух-трех метрах от земли, остается обрубок -- сплошной голый ствол. Через год ниже среза вырастают новые ветки -- ровненькие, прямые. Приходишь и срезаешь эдакий кружок вместе с ветками. Ветки укорачиваешь до полуметра. Перевернешь круг ветками вниз, поставишь на землю, и пожалуйста -- табуретка готова. Элегантная, по последней моде. Знаете, сколько за них дают? -- Ясное дело, знаю, сам доставал для своего рабочего кабинета, -- сказал Арамис. Ведь не мог же настоящий патафчанин не знать о том, что сейчас в моде. -- То-то и оно. А на следующий год ветки опять отрастут, и пожалте -- новая табуретка. Золотое дно. А свояк всех переплюнул -- какой-то дрянью смазывает стволы, ветки растут в два раза быстрее, и он пилит два раза в год. Двойная прибыль. Только с перевозкой трудности -- веточки по скоростному методу ужас какие хрупкие, клиент до дому довезти мебель не успевает... Один раз при мне во время перевозки у половины табуреток ножки отлетели. -- А зачем людям табуретки без ножек? Водитель удивился: -- Люди? При чем тут люди? Мое дело заработать, верно? Сломались ножки, новую табуретку купят, опять заплатят. Вдруг он резко притормозил. За поворотом поперек дороги была канава. У канавы сидели покуривали двое патафчан с лопатами. -- Ребята смышленые. Своего не упустят, -- приветливо улыбнулся водитель и вылез. Один из рабочих встал. Он что-то сказал водителю. Тот вынул из кармана трешку, сунул рабочему. После этого они еще долго препирались, наконец, патафчанин сделал знак своему напарнику. Тот не спеша спустился вниз, в канаву, вытащил оттуда две толстые доски, перекинул через канаву. Машина медленно перебралась на другую сторону. -- Опять же совесть у них есть, -- развивал свою мысль водитель. -- Лишнего им не надо. Уже месяц сидят на этом участке и больше трояка ни разу не взяли. -- За одну поездку? -- Нет. Зачем? За одну доску. Доски их собственные, по трояку каждая. Две доски -- шесть фелеров. Вот и крутятся. Ничего не скажешь. Получается неплохо. -- Но зачем же они все разрыли? -- Да ведь я говорил. Готовят участок к сдаче. Дорогу выравнивают. -- Да ведь здесь ровного места нет... -- А вы будто с луны свалились... А может, из-за границы пожаловали? Я недавно вез одного чудака, солидный мужчина с бородкой, так он тоже всю дорогу над этой канавой охал да ахал. Какая, мол, людям от всего этого польза. Польза, еще чего захотел! Жить-то всем надо, верно? -- Само собой. Я только потому спрашиваю, что у нас в столице такой номер не пройдет, -- неохотно пояснил Арамис. -- Так вы из Прохиндейска? Сразу видно, столичная птичка. Ну и как у вас там -- жить можно? Теплых местечек небось полно! И клиент всегда найдется. Не то что у нас. Никакого ходу. Машина тяжело преодолевала дорогу. Водитель на минуту умолк. -- А вот и аисты, -- сказал капитан, чтобы как-то сменить тему. По лугу, склонив головы, важно расхаживали два аиста. -- Аисты? Подумаешь, невидаль! Кому они теперь нужны? Много на них заработаешь! Кстати, о птичках, -- есть у меня дружок, по кличке Аист, за длинные ноги так прозвали. Знаете, сколько он в месяц получает? Пятнадцать тысяч фелеров, запросто. А не работает вовсе. Он вот как устроился... У Семирамиды вдруг начался приступ кашля. Она лежала на постеленном сзади на сиденье брезенте и как-то странно кашляла, казалось, вот-вот подавится. -- Дочурочка ваша, наверное, простудилась, -- встревожился водитель. -- Если не пройдет, надо скорее к врачу. Врачи теперь тоже... В поликлинике такого наговорят, волосы дыбом станут, а потом домашний адресок даст, успокоит, и ты при деле, и он при деньгах. Мой дружок сына устроил в медицинский. Говорит, дело верное. Они подъезжали к окраинам Эрделя. -- Приехали, -- сказал капитан. Водитель остановил машину. -- Выручили нас, спасибо. Приятно познакомиться с таким милым человеком. Счастливого пути! Водитель остолбенел от удивления, да так и остался сидеть с широко открытым ртом. Путешественники уже бодро шагали по дороге, когда он вдруг снова обрел дар речи. -- Эй, вы! Милый, симпатичный! -- завопил водитель как резаный. -- Как это так? За "спасибо" прокатиться решил! Да таких пассажиров топить нужно. Капитан обернулся. -- Так, значит, вы подработать хотели? Простите, я думал, нам по дороге... У нас в Прохиндейске принято просто так, из любезности, на попутной... Сейчас, сейчас, минутку. Двадцать фелеров хватит? -- Хватит. А любезность, если уж на то пошло, это совсем другое -- ты мне, я тебе. Он рванул на полной скорости. Однако по дороге оглянулся еще раз и пробормотал: -- Странный тип. Ненормальный какой-то. А может, жалобу строчить собрался? Нет, номера машины вроде не записал. Псих, не иначе. Черт с ним. Главное -- денежки тут. ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой раскрываются незаурядные способности Семирамиды Трикс к языкам, а с помощью современной техники разведчикам удается расшифровать тайну специальных патафских установок -- Бедняга не в себе, должно быть, -- заметил капитан, сидя уже в ресторане, за столиком. Семирамида болтала ногами. Кресло было для нее чересчур высоким. -- Угу. С дедушкой то же самое было, точь-в-точь. Он, когда его привезли из Патафии, только деньгами и бредил. Ни о чем другом говорить не мог. -- Стоп, откуда ты знаешь, о чем говорил шофер? -- Е тпля пепто кк, бипрокрш фуф плекс. Ни бомбр кпку? -- отвечала Семирамида на чистейшем патафском наречии. И указательным пальцем поправила съехавшие очки. -- Кипку, -- повтори Арамис, с трудом приходя в себя от изумления. -- Когда ты успела выучить язык? -- Когда дед вернулся, он все по-патафски бредил. А я сидела с ним рядом и зубрила. Вообще-то у меня был словарь. Я знала, что он, как только поправится, опять поедет, а я его одного не пущу. Но только дед не захотел меня взять с собой. И когда уезжал, велел Стрессу запереть меня на чердаке. Но со Стрессом я еще поговорю, тогда не до него было. -- А как же ты выбралась? -- Как? -- в свою очередь удивилась Семирамида. -- Да очень просто. Из окошка на крышу, а оттуда вниз по трубе. Всего три этажа. Рюкзак я упаковала раньше, оставила внизу, в комнате на первом этаже. А потом нарочно стала стучать в двери, будто кто-то идет. Стресс побежал открывать, ну а я схватила рюкзак и скорее через окно во двор. -- Но как ты догадалась, что я, что... -- Да это и младенцу ясно, -- отвечала Семирамида. Уселась поудобнее в кресле, откинула челку и принялась перечислять, загибая пальцы: -- Во-первых, скажите, пожалуйста, с кем дедушка вернулся? Сколько его в Патафии разыскивали и домой приволокли, да еще всю дорогу с ним возились, а потом в больнице лечили. Главврач перед ними на задних лапках ходил, в рот заглядывал. Кто такие? И грудным детям ясно. Во-вторых, кто пришел к дедушке перед отъездом, тоже догадаться нетрудно. Нас со Стрессом дедушка прогнал вниз, а сам долго с кем-то у себя в кабинете разговаривал. Тут я Стрессу говорю: мармулийский чернослив дают, он бегом в магазин занимать очередь, ну а я девчонок со двора позвала и попросила, что они в моей комнате орали погромче, а сама побежала подслушивать. Слух у меня нормальный, говорили тихо, но все, что надо, я услышала: "Он пойдет за вами следом, дорогой профессор". Ну а в-третьих, если кто-то с патафским рюкзаком и с патафскими леденцами собирается перейти границу, дураку ясно, под кого он работает. Только я думала, вы раньше соберетесь. Я из-за вас два дня в кустах у дороги проторчала. -- Какие у тебя в школе отметки? -- спросил капитан. -- Какие там отметки, -- вздохнула Семирамида. -- Двойки. Ну, тройки тоже бывают. Только по истории пятерки. Я стараюсь говорить не по книжке и не так, как учительница продиктует, а еще что-то прибавляю, чтобы интересней было. Ну и спорю, и всегда что-нибудь спрашиваю. Если бы вы знали, сколько у меня в дневнике замечаний... Капитан понимающе кивнул головой. -- Это прекрасно. -- Чего же тут прекрасного? -- возмутилась Семирамида. -- Сплошные неприятности. Наконец к ним подошел официант и долго молча стоял за спиной, уставившись в окно. Так прошло минут пять, наконец он обиженно сказал: -- Заказывайте. Капитан склонился над меню. -- Два шницеля из свеклы. -- Нету. -- Нету? Тогда блинчики с мясом. -- Нету. -- А в меню есть. -- На то оно и меню. Если хотите, могу вычеркнуть, поставлю прочерк. Будете заказывать? -- Прочерк?.. Да, заказываю. Принесите голубцы. -- Нету. -- А повара у вас есть? -- Нету! -- Официант отвел глаза от окна. -- То есть я хотел сказать, повара есть. -- И чем же они у вас занимаются? Официант пожал плечами. -- Будете заказывать или нет? -- Две булочки с маслом и два стакана чаю. -- Масло у нас того... Свежего не завезли. Разве что для малышки... Принести свеженькое? -- Почем? -- резко спросила Семирамида. -- Какая у вас дочурка смышленая! -- На губах у официанта впервые мелькнула улыбка. -- Все понимает. Ничего, я вижу, мы договоримся. Он ушел, насвистывая что-то веселенькое. -- Запишем в дневник замечание, -- сказала Семирамида. -- Разведчик ничему не должен удивляться. В Патафии повара совсем не для того, чтобы готовить обеды. А дорожные рабочие не для того, чтобы чинить дороги. -- Чудные они какие-то... попробуем узнать о них побольше... Капитан вынул из бокового кармана рюкзака крохотный транзистор. Нажал снизу на какую-то невидимую кнопку -- выскочила маленькая антенна. Капитан поставил транзистор на стол и стал медленно вращать его. -- Прекрасно, для начала послушаем вон тех. Из микрофона донеслись приглушенные голоса, капитан осторожно отвел антеннку вправо. Слышимость улучшилась. "А я тебе говорю, -- таинственно прошептал приемник, -- не пойдут у нас колготки -- не ходовой товар. Знаешь, где на них спрос? В Хицбурге. С руками оторвут. И там же ты можешь купить модные подтяжки со штрипками, а в Бурбурии загонишь, получишь за них мормлы. Теперь это самая надежная валюта". -- Блеск! -- воскликнула Семирамида. -- Как же он устроен? -- Это очень чувствительный транзистор, но он ловит звуки только в узком диапазоне, ну, скажем, в таком, как луч прожектора. Главное -- верно выбрать направление. Ну а теперь ты давай свой дневничок... Разведчик никогда не оглядывается по сторонам. Видит все, но делает вид, будто ничего не видит. -- Учтем. Но кто это говорит? Вон та пара, в углу, возле пальмы? -- Угу. А теперь послушаем соседний столик. -- Арамис тихонько отвел антенну в сторону. "У меня с телевизорами дело отлажено. Заменяем все подряд... За полдня можно охватить тридцать клиентов, не меньше..." "Ясное дело". "А что? За новые детали три тысячи как миленькие заплатят, а если я провожусь час и увижу, что лампочка села, сколько мне дадут? Полсотни, не больше. А возни?!" Между тем к их столику шел вразвалочку официант. Арамис нажал на клавиш, в приемнике зазвучала приятная музыка. -- Вот, пожалте, булочку, маслице свеженькое, раздобыл для малышки. Лицо у Семирамиды втянулось еще больше. Она вытаращила глаза и быстро-быстро завращала ими. Но официант, как назло, отвернулся и ничего не заметил. -- Это я у нашего Стресса научилась. Он, когда заводится, точно также делает. Знаешь, сколько я тренировалась? Ужас! -- За исполнение -- пятерка. Значит так, под пальмой идет разговор о мормулах, а у колонны о том, как лучше заработать на телевизорах. А вот тут, -- капитан выключил музыку и снова навел антенну, -- вот тут, у выхода, еще двое. Может, у них какие-то другие интересы? "Разбавлять молоко водой -- это не для меня. Мелкое дело, -- тихонько сообщил транзистор. -- У нас своя фирма "Антисвежесть". Изготовляем тухлярки. Современная установка. Знаешь, как идет? Любой ресторан, любой бар, любая забегаловка берут нарасхват. Привозят масло, запускают в тухлярку и через два часа достают вчерашнее, а через четыре -- позапозапозавчерашнее... А рядышком, для желающих, пожалйста, три порции свеженького. И официанты берут, и буфетчицы. Купят тухлярку за пять тысяч, и за неделю она окупится. А потом -- прибыль в чистом виде. Золотое дно." -- До чего скучный репортаж. Давай выключим его. Над ними, держа поднос с двумя стаканами чая, склонился официант. Семирамида быстренько выключила транзистор. Неужели слышал? -- Хорошо, будь по-твоему, -- ответил теперь уже по-патафски Арамис и спрятал транзистор в боковой карман рюкзака. -- А ну, малявка, ешь, да поживее. Семирамида бросила на него угрюмый взгляд, словно бы хотела сказать: "Ну, погоди! Я тебе покажу малявку". Поставив стаканы, официант задумчиво побрел дальше. Они выпили чай, заплатили круглую сумму за свежее масло и вышли. Семирамида сморщила нос -- она всегда так делала, обдумывая что-то. -- Дядя Арамис, скажи мне, только честно, я теперь тоже немножко разведчик? -- Гм, пожалуй, так. -- А какую ты мне поставишь отметку? ГЛАВА ВОСЬМАЯ, в которой вдруг неожиданно возникает террорист, а инспектор Главнаучсуп не менее неожиданно находит в корзинке с помидорами взятку, чем страшно сконфужен В Эрдале имелись четыре гостиницы. Но, увы, к великому сожалению, все места были заняты. Впрочем, в гостинице "У моей мамули", на углу Второй Взяточной, какой-то явившийся туда вслед за нашими путешественниками тип вовсе не пришел в уныние от подобного известия! На глазах у капитана он снял один из многих висевших на доске ключей, а вместо него сунул в окошечко паспорт, в который было кое-что вложено. Да и капитан не падал духом. Спрашивая всех подряд, в какой комнате остановилась его тетя Ауспиция Бобок, он как бы невзначай заглянул в гостиничную книгу и увидел, что тетя Ауспиция в ней не числится. Зато из записей в книге следовало, что господин Белизарий Пыпло выехал из этой гостиницы всего два дня назад. Капитана это вполне устроило. Белизарием Пыпло назывался в Патафии профессор Трикс. А что касается тети, то ее вообще у капитана не было, и потому он ничуть не огорчился из-за ее отсутствия в гостиничной книге. Наши путешественники заночевали за городом, в летнем домике у огородника. За окном виднелись теплицы, а чуть дальше начинался лес. Впрочем, и здесь им сперва было отказано. Но потом, когда выяснилось, что гости из Прохиндейска, местечко тотчас же нашлось. -- Значит, вы живете в столице? -- спросила хозяйка. -- А как же, и живу, и работаю. Инспектором в Главнаучсупе. В главном научном статистическом управлении по изучению левых доходов населения. Разумеется, здесь я частным образом, с племяшкой. Провожу отпуск. Хозяйка тотчас отвела их в уютную, модно обставленную комнату с цветным телевизором. Вечером подала ужин: два аппетитных шницеля с молодой картошкой и салатик из помидоров. Да еще припасла на дорогу корзинку с помидорами. "Такая жара, вдруг пить захочется", -- ворковала она. -- Славные помидоры. Должно быть, из теплицы. Я у входа ящики видел. -- Из теплицы? -- Хозяйка замахала руками. -- Боже упаси! Да разве я могла бы предложить такое гостю, да еще столичному? Они же несъедобные, на продажу. А эти мы на грядках выращиваем, для себя. Один к одному, безвредные, чистеньки, не помидорчики -- красавцы! -- Безвредные? -- Да, грядки удобряем не пастой, а навозом, помидоры поспевают не так быстро, но ведь нам и не к спеху... -- А что за паста? -- Обыкновенная, для чистки ванны и кафельных плиток. А если к ней еще добавить пятновыводитель "Сладкие грезы"... Отрава, чистая отрава, но помидоры на этой дряни растут как бешеные. Стебли подламываются от тяжести. А сорвешь зеленые -- доходят за два дня. -- До, но ведь люди могут... Только теперь хозяйка поняла, что сболтнула лишнее. -- Знаете, господин инспектор, это другие так делают, а мы только для эксперимента... хотели узнать, что получится... Мы люди скромные, о левых доходах не помышляем. -- С этими словами огородница поспешно ретировалась. -- Ну и хапуга, -- вздохнула Семирамида, -- запросто людей травит. У нас бы ей это не сошло. Тут, я вижу, таких полно. А может, патафчанам это нравится? В темноте за окном что-то грохнуло. То ли прогремел выстрел, то ли взорвалась петарда. Послышался звон битых стекол... потом все утихло, но не надолго. Тут же в окнах зажглись огни, раздались чьи-то крики, топот... Должно быть, вся семейка огородника пришла в волнение. -- Вот видишь, значит, не всем нравится, -- сказал капитан. -- Хотел бы я знать, кто это такой? -- И я бы хотела. Ведь он бесплатно работает. Не то что другие... Не успела она договорить, как в комнату, подобно шаровой молнии, ворвалась супруга огородника. -- На помощь, спасите! -- вопила она. -- Догоните его, господин инспектор. Это террорист! -- Куда он помчался, не видели? -- В лес, куда же еще, разве в темноте разберешь? ...Утром выяснилось, что окна в теплице были разбиты в последнюю очередь, до этого террорист успел порезать ножом шины великолепного "роллс-ройса" и поцарапал дефицитный лак, который добывают за мормулы. -- Как тебе все это? -- спросил капитан. -- Не очень, чтобы очень, -- отвечала Семирамида. -- Вот и мне тоже. Того и гляди, полицию, пришлют, начнется проверка, расспросы... М-да. Все это... -- Не очень, чтоб очень, -- повторила Семирамида. Через час они были уже в пяти километрах от дома огородника и сидели на полянке, в сторонке от дороги, не слишком близко, чтобы не бросаться в глаза, но и не слишком далеко, чтобы не подумали, будто прячутся. -- Прятаться надо умеренно, без нахальства, -- сказал капитан, закусывая помидором. Семирамида, тоже всю дорогу уплетавшая помидоры, не выдержала и протянула руку за следующим. -- Фью-ть, -- присвистнула она и наклонилась над корзинкой, а потом подняла голову и взглянула на Арамиса. -- Вот это да! Держи, заработал. Ведь ты у нас Главнаучсуп, или как там еще? -- Какой еще Научсуп? -- Ну, инспектор, изучаешь левые доходы... -- А-а, Главное научное статистическое управление? -- Дожили! Значит, мы теперь нормальные, полноценные патафчане. Арамис заглянул в корзинку. Из-под помидоров скромно выглядывало несколько пачек фелеров. Как оказалось -- ровно три тысячи. -- Ты, конечно, не думаешь, что я нарочно... Я просто хотел обеспечить ночлег... Ну, чтобы нас не выгнали. -- Хорош! Инспектор из Главнаучсупа. Получил взятку, да еще притворяется, будто нечаянно. У капитана скребли на душе кошки... "Любопытно, как отреагировал бы на это гражданин Бенц?" -- подумал он. -- Не жужжи, козявка! Я сейчас же пойду к ним и все верну. -- Ой-ей! Не делай этого, тогда они и вовсе одуреют. Подумают, что ты хочешь взять под контроль их левые доходы. Или еще хуже... -- Еще хуже? -- Ну да. Подумают, что ты им платишь, чтобы они помалкивали и не сообщили о том, что было ночью. А что ночью было? -- М-да, пожалуй, ты права. -- Капитан снова сел на пенек и вынул из кармана жестяную коробочку с леденцами. -- Вот еще один помидор безвредный, без пасты. Держи! А деньги отложим, пригодятся, не нам, так какому-нибудь патафчанину, которого свои же граждане обманули. Синьор Монпансье, скажи, а у нас есть бинокль? -- Есть, а что? -- Достань, потом объясню Семирамида огляделась по сторонам, сорвала несколько цветочков и спряталась за некое укрытие в виде небольшого кустика. Растянулась на траве, приставила к глазам бинокль. И вскоре вернулась к Арамису. -- Дядя Леденец, дай еще хлебца с колбаской, -- попросила она. -- Это еще зачем? Мы ведь только что поели. -- Для террориста. Вид у него здорово голодный. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой ловкачи водители проявляют чудеса изворотливости, чтобы хорошенько подработать, а бродячий точильщик дает нашим путникам несколько странных наставлений Капитан с Семирамидой шли по шоссе, через лес, полицейских нигде не было видно, должно быть, разбитые стекла в чьей-то теплице мало их волновали. Путешественники вот уже целый час как шли молча. Семирамида размахивала тростью и сердито бубнила одну и ту же песенку. А капитан шагал сзади, хмурил брови, угрюмо размышляя над тем, почему, собственно говоря, он проявил такую слабость и взял с собой девчонку. Перед этим они серьезно поссорились. Все из-за какого-то террориста, которому Семирамида отнесла бутерброды. Они должны изображать беззаботных туристов, не привлекать к себе внимания, а тут, поди ж ты, -- террорист. Да еще на редкость беспокойный: то взрывы устраивает, то стекла бьет. Арамис велел Семирамиде вернуться, но она не послушалась. В бинокль уже ничего нельзя было разглядеть -- террорист наверняка засел где-то в кустах на опушке. Он мог напасть на нее, задушить или, скажем, похитить. Капитан побежал за девочкой следом, но встретил ее на полпути. Она с довольным видом спешила обратно. -- Синьор Монпансье, ну чего разворчался? Ничего не знаешь, а ворчишь. Он и правда голодный. -- Ты ведь могла не приглашать его, а просто оставить колбасу на опушке. Помощь террористам! Хорошенькое дело. Мы здесь не для того, чтобы вмешиваться во внутренние дела патафчан. -- А мы и не вмешиваемся. И вообще... террорист сказал, что не придет. Ну как, теперь ты доволен? -- Слава богу, что у него хватило ума не воспользоваться твоей любезностью. -- Может, еще воспользуется. Я ему сказала, пусть далеко не уходит и в случае чего идет к нам. Тут капитан и в самом деле рассердился. Да еще и обиделся на Семирамиду за ее дурацкую шутку. -- Дядя Монпансье, не злись, лучше погрызи леденец, -- добродушно заявила она. Помирились они только в Вымогальске. Впрочем, даже не помирились, просто позабыли о недавней ссоре. В Вымогальске, небольшом городишке, была мебельная фабрика. За фабрикой задний двор с кучей мусора, а дальше заросли кустарника. В этих-то кустах наши путешественники и устроили привал. Не успел Арамис достать из рюкзака бутылку с чуть подслащенным сливовым соком, как на задворки фабрики вырулил грузовик. Он вез разноцветную мебель -- столики, стулья, полки и кресла на колесиках. Из кабины вышли двое работяг. Схватили прислоненную к стене дубину и давай крушить изящные столики, кресла, полки. Причем делали это так рьяно, что гора мебели под их ударами осела; поломанные полки, столики с изуродованными ножками занимали теперь примерно треть грузовика. После этого ребята поставили дубину на место и въехали в фабричные ворота. Семирамида, сидевшая на рюкзаке, сначала завращала глазами, а потом принялась протирать стекла очков. Подбородок у нее вытянулся еще больше. -- Дядя Монпансье, ты это тоже видел или мне приснилось? -- Гм... видел, конечно, хотя и мне не верится. Тсс... Опять едут. Грузовик вернулся на то же место. Груда изуродованной мебели была прикрыта сверху новой. И снова в ход пошла дубина, и снова гора мебели осела под ударами. Работяга, помогавший шоферу, положил на груду лома несколько уцелевших кресел на колесиках, которые перед этим заботливо оттащил в сторону. Они уже садились в кабину, когда Арамис подбежал, поднял валявшуюся на земле ножку от столика и бросил в машину. -- Зачем оставлять, еще увидит кто, -- заботливо сказал он. -- Да нет, спасибо, все нормально. -- Водитель протянул Арамису сигарету, и они дружно задымили. -- Сразу видно, нездешний. В Вымогальске народ приличный, никому ни до чего дела нет. А мебель спишут за негодностью, на древесную крошку пойдет... Он завел мотор и уехал. Семирамида по-прежнему сидела на рюкзаке, подперев кулаками подбородок. -- Как ты думаешь, рабочие, которые делали эту мебель, знают, что с ней потом?.. Восемь часов стоять у станка, чтобы кто-то пришел с дубиной -- и раз... Ему мало один раз заработать на перевозке, вот он и ездит взад-вперед. -- Не пойму я их. Странные какие-то. Везут мебель в детский сад, а по дороге калечат, чтобы списать. А может, среди них есть и такие, кому не все равно? -- Много ты таких видел? -- Ну что же, пошли, -- поморщился Арамис. -- Они мне здорово надоели. Думать о них неохота. -- Ничего не поделаешь, служба... Ты сам так говорил. Слушай, а какую ты бы мне сегодня поставил отметку? Только капитан хотел сосредоточиться, чтобы подумать об отметке, как на улице, совсем рядом, раздались чьи-то вопли. Мальчишки гнались за стариком и орали во все горло: -- Эй, дед, дед, старое корыто! Держи монету! Вот тебе полфелера. -- Скорей за ними! -- всполошилась Семирамида. Вскоре они догнали всю компанию. Впереди шел старик в заплатанной одежде. На спине у него был точильный станок с педалью и велосипедным колесом. Ребятишки швыряли в старика яблочные огрызки, а он, съежившись, старался проскользнуть мимо. Навстречу шли люди, возвращавшиеся с работы, одни улыбались, другие морщились, а большинство смотрели на ребятишек и на старика, словно на табличку с надписью "стоянка запрещена" и как ни в чем не бывало спешили домой. -- Дядя Арамис, придумай что-нибудь, а то я не знаю, что с ними сделаю, -- прошептала Семирамида, и видно было, что она не шутит. Арамис схватил двух подвернувшихся ему мальчишек за шиворот, встряхнул их как следует и грозно крикнул остальным: -- А ну, кто следующий? Прошу ко мне. Мальчишек будто ветром сдуло, все разбежались. Прохожие, прежде ничего вроде бы и не замечавшие, теперь выражали явное неудовольствие. -- Шляются тут всякие, неизвестно зачем, -- ворчали они. -- Тоже мне туристы... Без колес -- а уж форсу-то, форсу. -- Какой воспитатель нашелся. Ребенок у собственного дома нормально поиграть не может. И еще что-то в том же роде бурчали им вслед, впрочем довольно громко, чтобы было слышно. Наши путешественники шагали теперь рядом с дедушкой и вскоре очутились за городом. Дедушка остановился, поставил на землю станок. -- Ножи точу, точу ножи! Арамис вытащил из кармана перочинный ножик. Семирамида, порывшись в рюкзаке, отыскала ножницы. Дедушка нажал на педаль, завертелось колесо, посыпались искры. Он работал не спеша, разглядывал ножичек на свет, снова точил. Положил нож на колено, взял в руки ножницы. Капитан хотел было забрать ножик, но дедушка не отдал: -- Нет, нет, не готово, это я так, вприкидку, а сейчас надо придать остроту. Вытащил из сумки шлифовальный камень, капнул немного воды из бутылки и снова принялся точить ножик, время от времени трогая его пальцем. Наконец широко улыбнулся, вырвал у себя на макушке волос и чик -- перерезал в воздухе. -- Ну вот... Кто вам еще так наточит? Берите -- как новенький! Теперь он принялся за ножницы. -- Сколько я должен? -- спросил Арамис. -- Сколько? -- Дедушка почесал в затылке. -- Да как сказать... На завтрак и на обед заработал, на ужин неплохо купить булку с сыром. Если дадите денег на булку, да еще на стакан чая, будет в самый раз. -- Не может быть! Вы готовы трудиться за такие гроши? -- За гроши? Знаете, я за деньги не держусь. Лишь бы не было голодно, холодно, ну и чтобы ботинки целы были. А главное, чтоб никто не попрекал. Здесь -- ну, ребятишки покричат немного вслед, только и всего, дети есть дети. -- А кто вас попрекал? -- Да стоит ли вспоминать? -- поморщился дедушка. Семирамида схватила его за рукав. -- Говорите, дедушка, -- это очень важно, это непременно нужно знать. -- Важно? А для кого? Я работал в мастерских по ремонту автомашин. И только и слышал: "Какой ретивый нашелся, передовик, подлиза, старается, видно, орден получить хочет, всех учит, думает, больше нас понимает, лучше с ним не говорите, того гляди, начальству доложит". Инструмент портили нарочно, материалы пропадали. Не с кем поговорить, пошутить, отвести душу. Рюмочку пропустить не с кем. Простить не могли, что для меня сама работа в радость. Один раз я обругал ученика за то, что испортил вещь: человек купит -- и сразу чинить придется. Боже, что тогда было... Избить меня хотели... А бродить хорошо. Кому ножик поточу, кому долото, и никому не в тягость, никому не мешаю. У нас здесь так: коли хочешь работать на совесть, работай один. А то другие злятся, да еще как... Точильщик задумался, словно что-то припоминая. -- Как-то раз портной меня чуть было не огрел аршином. Я ему ножницы наточил, он обрадовался и хотел заплатить, как за новые. А я говорю, мне и двух фелеров хватит, а если вы отблагодарить меня решили, помогите кому-нибудь еще, просто так. Ну, хоть пуговицу пришейте. Пусть человек порадуется. Бог ты мой! Как же он раскричался... Теперь я никому ничего не говорю... И ножницы, и ножик давно уже были наточены, но старик все продолжал свой рассказ. "Наверное, ему поговорить не с кем, вот он сейчас и наверстывает", -- подумал Арамис. И ему стало жаль старика даже больше, чем прежде, когда его дразнили мальчишки. -- Вот если бы у меня был такой отец, так нет же, -- пробурчала Семирамида и громко высморкалась, хотя вовсе не была простужена. А точильщик между тем продолжал: -- Люди, они неплохие. Но и хорошими их не назовешь. Про них не скажешь: человек человеку брат или, наоборот, человек человеку волк. -- А кто же? -- с любопытством спросила Семирамида. -- Это и так видно: человек человеку -- карман, пустой или с деньгами. Да, да, дочка. Так оно и есть. Ни посмеяться с ними вместе, ни поплакать, ни пошутить, да и сердиться и обижаться не на кого. Дал деньги, получил деньги. Вот и все. Две руки и карман -- весь человек. -- Совсем как болезнь, -- прошептала Семирамида. -- Верно говоришь, дочка, болезнь. И тяжелая. -- Но вы ведь не заболели. -- Вроде бы нет, -- задумался дедушка. -- Может, потому, что я не был там вместе со всеми. Болезнь эта заразная, ее подхватить легко. Но все же вылечиться можно. Пока не побывал там. Там все потеряешь -- и сердце, и голову. Впрочем, частичка ума, вроде машинки для подсчета денег, остается. Она при тебе. Снаружи вроде бы все по-старому, человек как человек, но только без души и сердца. Он их принес в жертву, оставил там. И человека уже не вылечить. Но я там не был. -- Где т а м? -- воскликнули хором Арамис и Семирамида. -- Не были т а м, и хорошо. И не надо. -- Но где? -- повторил свой вопрос капитан. -- На Золотом дне. Видно, вы приезжий, иностранец. У нас каждый ищет свое Золотое дно. Это и младенцу известно. -- А где оно? -- Не спрашивай, дочка, не спрашивай, а как услышишь, что близко, стороной обойди. Ну, мне пора, будьте здоровы. Точильщик взвалил на спину станок и побрел дальше своей дорогой. Должно быть, дальше рассказывать ему не хотелось. Только лишь отойдя шагов на десять, обернулся в их сторону, постоял немного, а потом сказал еще раз: -- Будьте здоровы! Некоторое время они сидели молча. -- Чудной какой-то, -- сказал наконец Арамис. -- Ну да, сначала интересно так рассказывал, а потом... Ничего не поймешь. Что он там болтал про какое-то дно? -- Кто знает? Бродит старик целый день по дорогам и чего только не придумает. Но посмотри -- первый человек в этой стране, непохожий на остальных. Они встали и не спеша двинулись в путь. И снова, точь-в-точь как утром шли молча. Только тогда потому, что были в ссоре, а теперь потому, что задумались. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, начинается с рассказа о том, что выпало из мусорного ящика в городке Упупа и по какой причине полицейские порвали себе штаны, а кончается появлением неожиданной и страшной ловушки Городок Упупа с великой неохотой пробуждался ото сна. Некая сумрачная тень в оранжевом подметала мостовую -- сперва сгребая какой-то мусор, а потом с помощью метлы снова разбрасывая по мостовой. Мусора кругом было полно, но казалось, метла охотится за одним и тем же обрывком газеты. На крышах глуповато и нежно ворковали голуби. Грязные трамваи громко дребезжали на поворотах, из них выскакивали полусонные, недовольные упупцы. Они шли по тротуару мимо контейнеров с мусором. Разумеется, не обращая на них никакого внимания. Мусорный ящик есть мусорный ящик, что в нем можно увидеть? Но один такой контейнер вел себя необычно. Он вежлво приподнимал крышку перед каждым прохожим. Когда упупец проходил мимо, крышка опускалась, и из-под нее доносилось приглушенное бормотание. -- Одуревший, угрюмый. Так-так. Отупевший, надменный. Загнанный, обалдевший. Унылый, равнодушный -- два раза. Потерянный, разбитый... -- вот что можно было бы услышать, приложив ухо к крышке. К контейнеру с мусором подошли двое -- большой и маленький. -- Ага. Что-то нетипичное. Внимательный, спокойный. Быстрый и весе... веселый... Ой, хорошо ли я вижу?.. Семирамида! -- вдруг во весь голос завопил мусорный ящик, перевернулся, щелкнул крышкой и вывалил на мостовую низенького бородатого человека, перепачканного с головы до ног. -- Дедушка мой, дедушка, кто тебя туда бросил? -- запричитала Семирамида отнюдь не на патафском наречии и кинулась обнимать бородача. Упупцы с угрюмыми минами обходили их и перевернутый контейнер, кое-кто бросал на них косые взгляды, а несколько человек остановились. К месту происшествия, оставив пост, спешил полицейский. Мгновенно оценив ситуацию, капитан Арамис решил, что она выходит за всякие рамки. По данной ему инструкции подобное свидание должно было состояться без свидетелей. Арамис огляделся: приближался автобус, но остановки рядом не было; капитан вытащил из кармана купюру в сто фелеров и, размахивая ею, выбежал на дорогу. Автобус остановился, дверцы отворились. Вся тройка мгновенно очутилась в автобусе, а сотня в кармане у водителя. "Опаздываем на поезд", -- пробормотал Арамис, но водитель даже не взглянул на него, прибавил газу, и автобус двинулся дальше. Дверцы уже захлопывались, когда в автобус, в самый последний момент, вскочил какой-то мальчишка, с выцветшей сумкой через плечо. -- Дедушка ты мой, дедушка, -- все повторяла Семирамида, и капитан в какой-то момент почувствовал себя здесь лишним. И почему-то вдруг разозлился на профессора. "Хороша история, нечего сказать. Уважаемый ученый, профессор, мировая величина, знаменитый путешественник, член всевозможных научных обществ вдруг, среди бела дня, на улице выскакивает из контейнера с мусором, и весь план встречи летит к чертям, -- объяснял себе Арамис эту внезапную злость. -- Даже про пароль забыл. Мучайся теперь, чтобы хоть как-то соблюсти конспирацию". Они ехали долго. Автобус, отъехав на изрядное расстояние от Упупы, остановился на берегу реки. Вокруг было пустынно. Несколько деревьев у дороги, поросший ивняком берег реки, мост, луга, а вдали -- перелески. -- Вылезаем, -- скомандовал капитан. -- Чудно, поезд у него, видите ли, уходит, -- буркнул какой-то пассажир. Они подождали, пока автобус не скрылся из виду. И тогда спустились вниз к реке. Вдоль берега, среди кустов ивы, петляла едва заметная, протоптанная рыбаками тропка. Путешественники прошли по ней вниз несколько километров, пока наконец тропинка не затерялась, вокруг были лишь кусты, ольшаник, грязь да комары. -- Надо выбраться отсюда, оглядеть окрестности, -- сказал Арамис. Они подались от реки в сторону, сразу стало суше, постепенно кустарник исчез, и перед ними открылся высокий, крутой берег. Вскарабкались по откосу, уселись на краю. Только теперь капитан смог разглядеть профессора хорошенько. У него было задумчивое, чуточку грустное лицо. Но это было лицо великого путешественника, часто стоявшего на палубе корабля, -- одна щека загорелая, румяная, другая исхлестанная пассатами. К этому еще надо прибавить густые брови и пышную бородку. Все вместе внушало доверие, Только теперь капитан смог разглядеть профессора хорошенько. У него было задумчивое, чуточку грустное лицо. Но это было лицо великого путешественника, часто стоявшего на палубе корабля, -- одна щека загорелая, румяная, другая исхлестанная пассатами. К этому еще надо прибавить густые брови и пышную бородку. Все вместе внушало доверие, и капитан почувствовал, что вовсе не злится, а напротив, очень рад встрече. Он все не решался завести с профессором разговор. Зато Семирамида болтала без умолку, объясняла, как оказалась вместе с незнакомым человеком, каким образом ей удалось удрать от Стресса и какие у них были в пути приключения. Арамис тем временем, как настоящий разведчик, изучал местность. И заметил три любопытных обстоятельства. Первое -- кругом было безлюдно, нигде никаких построек. Второе -- в том месте, где река разошлась на два рукава, был остров с деревьями и кустами. А третье -- капитан навел бинокль, так и есть: на автомашине, которая на предельной скорости мчалась по шоссе из Упупы. виднелась большая, четкая надпись: "Полицур". По-патафски это означало -- "Полиция". Это третье обстоятельство вызывало тревогу. "Если они следят за нами, то догонят автобус, узнают, что мы вышли у моста, вернутся и пойдут по следу. Правда, они не знают, по какому берегу -- по левому или правому, вниз или вверх по течению мы пошли, стало быть, разделятся на четыре группы. Могут прислать на помощь и вертолет, -- думал капитан, лихорадочно нащупывая в кармане коробочку с леденцами. Но сосать леденцы было некогда. Надо было действовать. С молниеносной быстротой. -- Остается только остров. Туда полицейские не пойдут". Арамис вскочил. -- Полиция напала на след. Еще немного, и они будут тут. Скорее, за мной! -- выпалил он. -- Проклятые полицуры! -- возмутилась Семирамида. -- Кого они ищут? Нашего террориста или мусорный ящик? -- Быстрее, быстрее! -- поторапливал капитан. Они снова очутились в кустах, под ногами зачавкала грязь, а вскоре проступила и вода. -- Смотри, дедушка, не провались в болото. Ой-ей! Мы сейчас нырнем в реку? -- Мои наблюдения, научные записи! Нет, нет, это невозможно! простонал профессор, прижимая к груди дорожную сумку. Но капитан извлек из бокового кармана рюкзака мягкий сверток с металлическим клапаном. Повернул головку клапана -- послышался резкий свист, что-то яростно зашипело. Загадочный сверток рос на глазах, пока не превратился в великолепную надувную лодку. Только не из резины, а из какого-то прозрачного пластика. -- Какая роскошь! -- восхищенно воскликнула Семирамида. Капитан бросил в воду маленькую металлическую бутылочку, из которой вышел весь газ, закрыл клапан на лодке и сказал: -- Прошу садиться! Течение относило их в сторону, еще немного, и остров остался бы в стороне. На сборку весел времени не хватило пришлось грести руками. Счет шел на секунды: ведь у полицейских, конечно, тоже были бинокли. И в самом деле, едва они успели выскочить на берег, втащить и спрятать в кустах лодку, как на мосту снова показалась машина с надписью: "Полицур". Маленькие, едва различимые в бинокль, фигурки выскакивали из машины и бежали по насыпи вниз, к реке. За кем они охотятся, не оставалось сомнений. -- Как-то это все не очень, -- вздохнула Семирамида. -- Наша теперешняя ситуации не лишена элементов драматизма и, несомненно, носит критический характер, -- сказал профессор. -- Но если абстрагироваться от конкретных обстоятельств... -- Тихо, дедушка, успокойся! -- вмешалась Семирамида. -- Он обычно говорит по-человечески, -- пояснила она Арамису. -- А сейчас устал, а может, испугался и поэтому перешел на научный язык. -- На всякий случай спрячемся в кустах, подальше от берега, -- скомандовал Арамис. Заросли ивняка, такие густые у берега, на середине острова поредели. Зато здесь росла еще ольха, на холме два старых дубу, а чуть подальше кусты бузины. Тотчас же со всех сторон налетели комары. Даже темно стало. Семирамида с проклятиями хлопала себя по шее. -- Прошу не хлопать, погоня приближается, -- сказал капитан очень вежливо, спеша предупредить профессора, чтобы он тоже не вздумал охотиться на комаров. Но профессор, видно, не зря провел полгода один в бескрайних болотах и джунглях острова Нгато-Нгато. Он стойко переносил укусы и только глазами моргал. Комары меж тем докучали все сильнее. Тогда капитан вытащил из бокового кармана рюкзака маленький, похожий на зажигалку аппаратик. Укрепил его в развилке меж ветвей, нажал на кнопку. Комариное облако, словно потеряв ориентацию, подалось в сторону, а вскоре и вовсе исчезло. Профессор дотронулся до аппаратика носом. -- Жужжит, как комар, -- с удовлетворением заметил он, оглаживая рукой бородку. -- Генератор отпугивающей информации? -- Примерно так, -- отвечал капитан, -- но с одним уточнением. Это усовершенствованная модель к угрозам добавлены еще и оскорбления, несколько обидных прозвищ. -- На комарином языке? -- удивилась Семирамида. -- Ага. -- Какие же? Дядя Монпансье, ну, скажи, скажи, пожалуйста! -- Служебная тайна. А кроме того, детям до восемнадцати слушать подобные выражения не положено. -- Ууу, значит, взрослым можно, а нам нет. Ты совсем как наш Стресс. -- Тихо, -- схватил ее за руку капитан. -- Они уже на том берегу. Он достал подслушивающий аппаратик, навел на нужный объект. Слышимость была скверная: заглушали разговор деревья, кусты, речной шум. "Скорее всего, туда... по тропе через кусты... Ну и грязища, черт бы ее побрал... Ах, чтоб тебя! Брюки порвал... Ушли вперед... километров на восемь. Быстрей... вверх по течению... брось, догоним... Вертолет, елки-палки... Ну и вляпался... брюки почти новые". И голоса затихли. Через минуту преследователи переправились на другой берег. Здесь деревья росли еще чаще, начисто заглушая голоса полицейских. -- Пронесло. -- Капитан перевел дух. -- Но на всякий случай денька два придется отсидеться. -- Проклятые полицуры!.. -- простонала Семирамида. -- Видишь ли, если встать на их точку зрения, удивляться нечему, -- сказал профессор. -- Сначала мы разбили стекла в теплице, они ведь думают, это наша работа, потом превращаем контейнер с мусором в наблюдательный пункт, и ко всему прочему выясняется, что мы иностранцы. -- Я как раз хотел спросить вас, профессор, -- оживился Арамис, -- если не секрет, что заставило вас забраться в мусорный ящик? -- Видите ли, дорогой... -- Арамис. Капитан Арамис Фрумент, -- представился разведчик. -- Вот это да! Капитан... а я думала, ну и дала я маху... Какую же отметку вы мне теперь... Но профессор перебил внучку: -- Дорогой капитан, я решил воспользоваться этим контейнером, чтобы вести оттуда наблюдения за утренним настроением патафчан. Настроение это, некоторые исследователи называют его утренней аурой, больше всего проявляется в выражении лица, в осанке, в движениях. Для измерения настроения служит простой прибор аурометр, который отмечает характер излучений, посылаемых центральной нервной системой. Если направить аурометр в сторону изучаемого лица, стрелка сразу на двух шкалах отметит его настроение. Данные я записываю вот сюда, -- профессор вытащил толстую тетрадь для записей, -- составляю особые таблицы. (Страница была разделена на множество столбцов, а часто в этих столбцах стояли сплошные многоточия.) Пожалуйста, обратите внимание, вот результаты сегодняшнего дня: больше всего записей в графе -- "угнетенный, отупевший", "растерянный, сонный", "одуревший, угрюмый", "одеревеневший, усталый". Чуть-чуть меньше, но довольно много и таких, как "настороженный, свирепый", "возбужденный, озлобленный", "удрученный, угрюмый", "испуганный, застывший". -- Невеселый итог, -- пробормотал капитан. -- Да... есть еще несколько растерянных сомнамбул. Нет веселых, оживленных, проворных, задумчивых, счастливых, добродушных, мечтательных. Таких, если говорить точно, почти нет. Попадаются изредка, но чаще всего это дети. Нет, впрочем, один такой взрослый мне попался, вот он -- "сосредоточенный, бодрый". -- Может, это точильщик, дедушка? -- А ты откуда знаешь? Да, я его хорошо запомнил, бродяга-ремесленник. После того как я соберу несколько тысяч таких показателей, можно будет сделать подсчеты, выводы и определить основные черты утреннего настроения патафчан. -- Дедушка, почему непременно утреннего, а, например, не вечернего? -- Утреннее настроение очень много говорит о человеке, это минуты его встречи с новым днем. Видно, что он думает о нем, как встречает и чего от него ждет. Результаты наблюдений весьма интересны. Уже сейчас можно сказать, что патафчане глубоко несчастные люди. Вот, глядите, это кривая Гаусса, полученная после предварительных наблюдений за жителями Вымогальска. Насколько она деформирована по сравнению с нормальной, не правда ли? -- Дедушка, а ты сможешь эту их кривую как-то выпрямить? -- А вот эта задачка намного труднее. Тут нужно еще и понаблюдать, и пораскинуть мозгами. Пока я еще ничего не зияю, отмечаю признаки болезни, частоту проявления. Далее следует определить причины и лишь потом приступить к лечению. Работа огромная... Приближался вечер, пора было подумать о ночлеге. Из бокового кармана рюкзака капитан достал довольно большой конверт из пластика, вынул оттуда какую-то легкую ткань и несколько металлических стержней, размером с карандаш. Стержни растянул до полутора метров, наподобие антенны для транзистора, воткнул в землю, накинул на них ткань, и через мгновение перед ними раскинулась прекрасная, просторная палатка "сафари" с магнитными шнурами вместо обычных металлических молний. -- Ого, дядя капитан, а что у тебя там еще в боковом кармане?! -- воскликнула Семирамида. -- Да так, мелочи... Ну, к примеру, ужин на скорую руку. Арамис вытащил из рюкзака железную коробочку с круглыми желтыми таблетками. Бросил таблетки в воду, поставил котелок на коробочку. -- Ультразвуковой подогреватель? -- спросил профессор. -- Нет, ультразвук слишком легко обнаружить, -- отвечал Арамис, -- Это конденсатор космических лучей, два часа самозаряжения дают энергию для кипячении пяти литров воды. Вода уже закипала, таблетки в котелке стили надуваться, расти на глазах. Через минуту огромные ароматные галушки были готовы. -- Еще немного жаренного луку на сале. -- Тоже синтетическое? -- Ну нет. Сало настоящее, и лучок натуральный, из моего золотого запаса. Другого не признаю. Они плотно поужинали и легли спать. Между тем в кустах хрустнула какая-то веточка, но ведь они были на острове, и капитан не обратил на посторонние шорохи никакого внимания. И может быть, поэтому путешественники проснулись лишь посреди ночи, когда таинственные тени в масках быстро и ловко связывали им руки. Не успел капитан опомниться, как уже сидел под ольхой с кляпом во рту, с привязанными к стволу руками. Ему даже не удалось использовать излюбленные приемы якакуры, которыми он владел в совершенстве. Неподалеку от него точно так же сидел связанный профессор, а рядом, под соседним деревом, -- Семирамида. Очки валялись в траве, во рту у нее тоже был кляп, но глаза говорили. Капитан поглядел внимательно -- и понял. "Не очень, чтобы очень", -- одними глазами сказала Семирамида. И Арамис не мог не согласиться с нею. Таинственные грабители в штатском выглядели весьма затрапезно и ничуть не походили на полицейских. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, в которой мы при леденящих кровь обстоятельствах знакомимся с террористом и впервые слышим жутковатое слово "мырло" Под дубом горел небольшой костер. У костра, присев на корточки, грелись четверо бандитов. Лица их были скрыты масками, но, судя но тому, как они сидели у костра, им было весело, и от этого веселья мороз подирал по коже. Огонь горел на том же месте, где прежде была выжжена трава. (Семирамида перевела взгляд с разбойников на капитана. Взгляд ее был красноречивее всяких слов: "В дневнике замечание, а в тетрадке двойка с двумя восклицательными знаками. Остров вовсе не необитаем, а наш доблестный ас беззаботно отправился спать, будто школьник в харцерском лагере". Увы, глаза ее говорили правду. Но время было упущено. Если бы удалось освободить руки... А меж тем замаскированные разбойники рылись в сумке, в которой профессор хранил свои научные записи, и в рюкзаке Семирамиды. Вытряхнули все с величайшим презрением -- тут для них ничего интересного не нашлось. Капитан стал вертеть головой, стараясь отыскать свой рюкзак. Но его нигде не было видно. "Постой-постой, надо вспомнить. Ну конечно же, рюкзак остался под кустом дикой сирени, закрыт ветками. Метрах в десяти отсюда. Потому его еще и не обнаружили". А тем временем разбойники полностью очистили сумку профессора и Семирамидин рюкзак. -- М да... -- зловеще протянул один из них, высокий и черный. -- Ну что, пора за них приниматься? Остальные трое только согласно кивнули. -- С кого начнем? Черный показал на профессора. Двое молодчиков, один с белой салфеткой, другой с большими ножницами и руках, медленно подошли к нему. Напрасно привязанный к ольхе капитан рвался изо всех сил. Чуть было руки не вывихнул -- все впустую. Одна маска ловким движением рук завязала профессору салфетку на шее -- и схватила его за голову. Другая --вцепилась в бороду, в великолепную, пышную бороду великою ученого, и медленно, с наслаждением принялась ее стричь. Семирамида тоже пыталась освободиться и кричала так громко, что даже клип не мог полностью заглушить ее воплей, а капитан с лихорадочной быстротой перебирал в памяти различные приемы и штучки, которым его обучали в Академии разведчиков. Увы, он мог заниматься этим сколько угодно: руки его были крепко связаны. А между тем последний клок пышной профессорской бороды упал на салфетку. -- Итальянский? -- Маска бросила критический взгляд на несколько поредевшую седоватую шевелюру профессора. -- Брей! -- Черный пренебрежительно махнул рукой. -- А впрочем, у того мужика паричок поприличней, итальянскому не уступит. За спиною у капитана что-то этак деликатненько зашелестело и коснулось его связанных рук. Он шевельнул пальцами и дотронулся до застежки рюкзака. И вдруг ощутил холодное прикосновение ножа, разрезавшего веревки. Еще мгновенье, и руки его были свободны. Капитан тотчас же начал искать боковой карман рюкзака, но казалось, рюкзак сам услужливо повернулся нужной стороной, карман был открыт. Одно движение правой руки в глубь кармана, и Арамис достал свою "палочку выручалочку". Вот только ноги, ноги еще оставались связанными. Нож, который только что перерезал веревки, теперь, казалось, сам прыгнул в его левую руку. Капитан молниеносно перерезал шнур и одним броском, словно тигр, ринулся к Черному, который в это время состригал и без того невзрачные перышки на Семирамидиной голове. Черный без единого звука опустился на землю. Но прежде чем он успел приземлиться, заметалась вторая маска. Третий бандит кинулся было на помощь, но стоило Арамису вытянуть вперед правую руку, и он тоже лежал без движения. Четвертый бросился бежать, но споткнулся о пень и тут же, от одного прикосновения Арамиса, застыл на месте. Капитан быстро освободил обритого профессора и недостриженную Семирамиду. Они уложили разбойников рядком возле костра. Бандиты дружно похрапывали, а здоровяк Черный даже тоненько посвистывал. -- Вы, кажется, неплохо их усыпили, -- сказал профессор, -- держась за бритый подбородок. Может, их укрыть пледом, а то еще простудятся... -- Дядя Арамис, покажи, чем ты их? -- спросила Семирамида. -- Смотри только не надави случайно, -- сказал Арамис и передал ей небольшие пасхальное яйцо из пластика, с дыркой на одном конце. -- Настоящая чихалка! Апчхи, и готово! -- воскликнула Семирамида. -- Пульверизатор мгновенного действия. Полезная вещь, обезоруживает бесшумно и безболезненно. -- Тогда держи, спрячь. А ножик? Дядя Арамис, покажи-ка! V тебя такого ножа не было. Только теперь Арамис задумался над тем, кто же его освободил. Огляделся по сторонам -- никого. Под ольхой стоял открытый рюкзак. А в руках был чей-то чужой нож. Семирамида внимательно оглядела нож со всех сторон, подняли голову. -- Я его видела, этим ножом можно проколоть шины, -- сказала она и вдруг запрыгала от радости. -- Ну конечно, это он, террорист, кто же еще... Здорово! Дядя капитан, дай колбасы, он наверняка есть хочет! Ага, говорила я, что он пойдет за нами! Говорила? Дай колбасы! Ну дай, пожалуйста... -- Никуда ты не пойдешь! -- Арамис схватил Семирамиду за руку. Семирамида рванулась в бешенстве. -- Послушай, не ходи, -- робко сказал профессор. -- Видишь, у меня нет больше бороды... останься, пожалуйста. Семирамида прижалась к нему. -- Дедушка ты мой бедненький. Отрастет у тебя борода, вот увидишь. Ладно, никуда я не пойду. Дядя капитан, позови сюда террориста. Капитан подошел к кусту сирени, возле которого прежде лежал его рюкзак. Там никого не было. Тогда он прошел еще немного и скоро оказался в лесу. -- Уважаемый террорист! -- воскликнул Арамис. -- Я хотел бы вернуть вам ваш нож! И вообще мы хотели бы пригласить вас на завтрак, ведь уже утро. В самом деле, хотя в лесу было еще темно, но на востоке в небе уже проступала узкая полоска зари. -- Уважаемый террорист! -- Еще раз повторил капитан. И снова тишина, слышно было только дружное похрапывание жуликов. Лишившийся своей пышной бороды, профессор печально сидел у огня, размышляя про себя: "Этот островок, несомненно, любопытнейший объект... Гм... Взять хотя бы такую малость, как эта случайная, мимолетная встреча... Четверо бандитов-парикмахеров встречаются, гм... назовем вещи своими именами, с тремя агентами иностранной разведки... А тут еще и террорист с ножом..." Видно было, что ученый с некоторым беспокойством ждет этой встречи. Арамис вернулся недовольный, сел у костра и сказал: -- Я вовсе не собираюсь гоняться за ним по всему лесу. Надеюсь, раз уж он нам помог, ждать от него неприятностей не следует. -- Он придет, -- сказала Семирамида. Подняла голову и заулыбалась во весь рот. -- Уже пришел. На опушке возле дуба, обняв рукой ствол, стоял темноволосый вихрастый парнишка с черными блестящими глазами. На вид ему было лет двенадцать-тринадцать. Через плечо у него висела старая, выцветшая сумка. -- Вот это и есть мой террорист, -- сказала Семирамида -- Ой, дядя Арамис, сейчас тебе в рот влетит комар! Профессор, увидев мальчика, облегченно вздохнул: -- Привет, дружище! Это ты так здорово режешь шины и бьешь стекла в теплицах? Интересное, должно быть, занятие? Верно? Он сказал так потому, что помимо всего прочего был еще и психиатром, и подумал, что мальчик не совсем здоров, коли придумал себе такое занятие. А известно, что разговаривать с больными надо очень осторожно и лучше начать разговор с похвалы. Парнишка ничего не ответил, только брови нахмурил. Семирамида подбежала к нему, схватила за руку: -- Иди сюда, не злись, дедушка шутит. Он сам, когда ходил в школу, бил стекла. Иди сюда, у нас колбаса есть, вкуснющая... -- Кажется, больше нет, жулики слопали, -- сказал капитан. -- Ну тогда дядя капитан приготовит нам галушки на сале, а лучок у него знаешь какой -- из золотого запаса! Приготовишь, дядя Арамис? А то мы есть хотим -- целая ночь прошла... И вдруг вспомнила о своей прическе. С одного боку она была чуть ли не наголо обрита, а с другого -- в самых разнообразных направлениях торчали светлые перышки. -- Чтоб им пропасть! Что же они со мной сделали?! Не смотрите на меня, пожалуйста! Мальчик стал рыться в своей сумке. Вытащил оттуда смешную белую в голубую полоску полотняную кепочку с большим козырьком и с серьезным видом протянул Семирамиде. Она схватила ее и напялила на голову. Теперь все дефекты прически были надежно скрыты. -- Ну, вот ты и выглядишь молодцом! -- улыбнулся капитан. -- А знаешь, тебе идет! Семирамида запрыгала от радости, а потом бросилась к террористу и крепко обняла. Галушки оказались на редкость вкусными, террорист проглотил целых шесть штук. Видно, здорово проголодался. Но поговорить с ним не удавалось, он упорно молчал, профессор подумал даже, не немой ли он. А может быть, вырос в лесу и его, как Маугли, о котором рассказывалось в одной увлекательной книжке, воспитали звери? Но мальчик вдруг оглянулся и коротко сказал: -- Тревога! Вслед за ним и остальные оглянулись. Черный шевельнулся, что-то пробурчал сквозь сон. Арамис подскочил к рюкзаку и тотчас же вернулся с бечевкой. Связал по рукам и ногам Черного, а потом и трех его дружков, взглянул на часы. -- Ну конечно же, действие снотворного кончается. -- И что же мы с ними сделаем? -- встревожился профессор. -- Не огорчайтесь, найдем средство... -- Но ведь это... -- Да нет же, профессор, не волнуйтесь. V меня есть инструкция не вмешиваться во внутренние дела этой страны и никому не причинять вреда, -- тихо, так, чтобы не слышал мальчик, сказал капитан. -- Я их не обижу, хотя охотно бы сделал это. Они сами побегут отсюда как миленькие, вот увидите. -- Но каким образом... тихо... Он что-то сказал. Черный повторяет во сне какие-то слова... Слышите? -- Не очень отчетливо... Какое-то слово -- то ли "бырло", то ли "мырло". -- Мырло? -- Профессор вскочил. -- Ну конечно же! Как я раньше не догадался?! Вы знаете, что это за люди? В чьи руки мы попали и отчего я вдруг лишился бороды? Мырло... Это весьма и весьма опасные люди, капитан. Вы никогда не слышали о такой шайке? Второй гангстер тоже шевельнулся. Одуревший от сна Черный открыл глаза... -- Профессор, у нас нет времени. Жалко тратить на них еще одну дозу снотворного. Надо перенести бандитов в лодку. Вы мне поможете? Все кинулись капитану на помощь, и через минуту Черный оказался на берегу. Надули лодку, перетащили туда бандита, капитан принес складные весла и поплыл на другую сторону. Там он стащил гангстера с лодки, проверил, целы ли веревки на руках и ногах, и вернулся за следующим. Перед тем как перевезти на другой берег последнего бандита, Арамис снова подошел к дубу и вытащил из кармана рюкзака какую-то штуковину. Профессор прямо-таки умирал от любопытства и нетерпения -- как на сей раз Арамису удастся обезвредить проходимцев. Но все оказалось очень просто. Сначала бандитов втащили на крутой склон, с которого еще вчера наши путешественники осматривали окрестности, а там разбудили окончательно. Капитан поставил первого из них, Черного, на ноги, спиной к реке. Вытащил из кармана небольшую металлическую бутылочку с надписью: "Шаг-гэй", поднес к самому носу разбойника. В бутылочке что-то зашипело. И тогда капитан медленно и отчетливо произнес: -- "Шаг-гэй"! Шагай отсюда! Шагай и прыгай. В страхе и ужасе. С приседаниями через каждые сто двадцать метров! С этими словами капитан молниеносно разрезал веревки. Гангстер окинул его обалделым, полусонным взглядом, сделал громадный прыжок и помчался. Бандит скакал, как кенгуру, и все любовались его прыжками. На секунду он остановился, присел и снова помчался дальше. Капитан недовольно глянул на бутылочку с газом. -- Видно, очень старая. Я запрограммировал приседания через каждые сто двадцать метров, а он пробежал не меньше ста пятидесяти. Семирамида прыгала на одной ноге и верещала от радости: -- Вот это номер! За один только "Шаг-гэй" тебя, Арамис, должны сделать полковником. Как здорово он прыгает! -- Это еще что! -- отвечал капитан. -- А ты представь себе лучше, какое это зрелище -- целая армия съезжает на задах, удирает с прыжками и приседаниями. "Шаг-гэй" -- новое боевое психотропное средство. До недавнего времени о его существовании знали немногие, оно было засекречено. Но... дорогой профессор, вы, наверное, слышали о неудачном военном нападении Бурбонии на Бурбурию? -- Еще бы, это известие облетело весь мир. -- Взволновало всю мировую общественность, -- добавила Семирамида. -- Совершенно верно, девочка. Мировую общественность. Бурбурцы хотели ввести у себя новую конституцию, более справедливую, чем старая. Но бурбонцам это не понравилось, потому что старые законы были для их торгашей выгоднее. Сначала они объявили бурбурцам ультиматум, а потом пошли на них войной. -- Ну и что? Что дальше? -- Да ничего... Вооруженные до зубов бурбонцы, выполняя приказ, перешли границу. А бурбурцы встретили их налегке, но зато из тысячи глоток раздался оглушительный вопль: "Шаг-гэй!" И целая армия в полном обмундировании зашагала обратно, запрыгала назад с оружием, да еще вприсядку. Вот было зрелище! Среди бурбурцев находились кинорепортеры, которые сняли фильм. Не знаю только: показывали ли его? -- Нет. Потому что бурбонцы в Совете наций публично просили у бурбурцев прощения и умоляли никому не показывать эту ленту. Так им было стыдно. -- Дедушка, а ведь это здорово! Ни один солдат не погиб, только устали немного... -- А теперь все военные организации работают над проблемами применения "Шаг-гэя" против танков и самолетов, -- сказал капитан. -- Но это дело не простое -- самоуправляемые резервуары с газом работают исправно, но сигнал "Шаг-гэй", записанный на магнитофонную пленку, не оказывает эффекта. -- Разумеется, голос противника, непосредственно звучащий в минуту нападения, действует куда убедительнее. Я когда-то изучал эти проблемы. Бандитов нигде не было видно. Арамис глянул в бинокль. Вдали, почти на линии горизонта, мелькнули четыре крохотные точки. -- А сейчас, похоже, начнется буря, сказал профессор. И в самом деле, с запада надвигались грозные, тяжелые тучи, вдали погромыхивал гром. Остров встретил их шквалами ветра, вслед за которыми разразился ливень. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, которая переносит нас в южный регион гор Ботунароби к событиям двадцатилетней данности, а также объясняет зловещую тайну "мырла" Третьи сутки лил дождь, а они сидели вчетвером в палатке, под пледами, грызли тыквенные семечки и без умолку разговаривали. Семечками всех угощал террорист. У него чуть ли не весь мешок был набит семечками. Но единственное неудобство заключалось в том, как обращаться к новому знакомому. "Эй ты, террорист!" -- вроде неловко. Правда, Семирамида уверяла, что это имя звучит. Но профессор до тех пор допекал парнишку своими расспросами, попутно рассказывая разные веселые истории, пока тот наконец не признался, что его зовут Адриац. Это имя было теперь в Патафии необычайно модным. Во время своего путешествия они не раз слышали, как очередная мама зовет своего Адрианчика обедать или журит за то, что он выпачкал ручки. -- Адрианчик-барабанчик. -- Тоже мне -- Семирамида! Пирамида! Вавилонская башня! -- Ах, я -- пирамида?! А по шее не хочешь? Вот сейчас как врежу! Это была их первая продолжительная беседа. Как говорят в таких случаях -- лед тронулся. II она закончилась бы не скоро, если бы не Арамис, раскинувший новую палатку, потому что та, в которой они скрывались, промокла насквозь. -- А наши бедняжки гангстеры прыгают под дождем без зонтов, -- огорчился профессор, уютно устраиваясь в новой палатке. -- Да нет, этой дозы хватает не больше, чем на полдня, -- успокоил его капитан. -- Негодяи уже давно перешли на нормальную ходьбу, а сейчас кейфуют где-то, прячутся от дождя. -- "Бедненькие"... -- поморщилась Семирамида. -- Если на дедушку нападет людоед, он и его пожалеет: "Ах, бедняжка, до чего ему неудобно -- кушает без салфетки, солонки, вилки и ножа". -- А ты думаешь, что тот, кто совершил дурной поступок, не может быть жалким? Такой человек иногда еще больше достоин сострадания, чем тот, кого он обидел. -- Все ты выдумываешь, дедушка! -- Это вовсе не выдумка, а объективная оценка. Вот, скажем, двое промокли под дождем. Один человек, другой -- гангстер. О первом все говорят: "Ах, бедняга, как он промок!" А о втором: "Ух, проклятый гангстер, так ему и надо!" Разве это объективно? Надо видеть все: "Ах, бедненький проклятый гангстер, как он промок!" Вот это было бы верно. Но люди не желают мыслить и рассуждать объективно и трезво. -- Дорогой профессор, -- сказал Арамис, -- вы что-то было начали говорить про этих мерзавцев, но они как раз зашевелились, и я прервал вас. Приношу свои извинения. Вы не могли бы теперь рассказать, что это за типы? -- По моим наблюдениям, это, скорее всего, парни из шайки торговцев мырлом. Невероятно опасная публика. -- Мырлом? А что такое мырло? -- Мырло? Хо-хо! -- Профессор рассмеялся так зловеще, что все невольно замерли. -- С мырлом я встретился впервые двадцать лет назад в южной части недоступных гор Ботунароби. Видите ли, два года прожив в хижинах племени бумбеляка, я в конце концов подружился с человеком, который был их вождем и шаманом. -- А как его звали? -- Ни-Мур-Мур. Милейший человек... -- Профессор в задумчивости провел рукой в воздухе, словно оглаживая, увы, несуществующую бородку. -- Он-то и рассказал мне по секрету, почему молодые люди его племени, с пышной шевелюрой, чуть ли не круглые сутки простаивают на верхушках высоких деревьев. Поначалу я полагал, что это часть торжественного обряда, который должен выполнить юноша, когда его посвящают в мужчины. Так сказать, проба сил... Но оказалось, что тут причины скорее экономического характера. -- У дикарей из племени бумбеляка? -- Да, да, моя дорогая! Слушай дальше. И вот, когда молодые люди спускались вниз, их пышные волосы, в которых были теперь серо-белые пятна, сначала сушили, а потом тщательно расчесывали. Все, что удавалось из них вычесать, все до последней пылинки заворачивали в пальмовый лист и заботливо хранили. -- А что же это было? -- спросил Арамис, умиравший от любопытства. -- Это и было мырло. Иначе говоря -- следы, которые оставляли людям на память птицы из вида мыролакс пилигримас. Птицы эти охотнее всего располагаются на ночлег в человеческих волосах, разумеется, если кто-то из людей проявит столько доброжелательности, как молодые люди из племени бумбеляка. -- Но кому и зачем могло понадобиться мырло? -- Даже сам Ни-Мур-Мур не мог объяснить этого. Он рассказал мне, что каждые два-три месяца мимо них проходит караван белых людей в каких-то странных одеждах и эти люди щедро платят за мырло. Правда, не деньгами, а пластмассовыми зубочистками... Вот это я и имел в виду, говоря о причинах экономического характера. У самых богатых людей этого племени волосы были утыканы зубочистками. Трудно даже было разглядеть их великолепную прическу. -- А для чего белым людям мырло? -- С большим трудом, но все же я сумел это разузнать. Бумбелякцы хранили заботливо завернутый в пальмовые листья порошок в джунглях, вдали от селений. -- Почему? -- Потому, мои дорогие, что мырло сильная приманка для клопов. Туда, где хранилось мырло, слетались целые тучи всевозможных разноцветных тропических клопов. А белые люди... У меня возникло подозрение, что, быть может, они хотели напустить полчища клопов на кого-то из своих знакомых. Ни-Мур-Мур счел мое предположение дурацкой шуткой: по его мнению, так дорого платить за возможность напакостить другому величайшая глупость. И таких дураков просто нет. -- Он просто не знал жизни, -- убежденно заявил Адриан. -- Увы, мой дорогой, ты прав. Есть в нашем языке выражение -- "очернить кого-то". Охотников очернить ближнего всегда хватало, а метод их очень прост -- насыпать у него в доме малую толику невидимого порошка и исчезнуть как дым. И вскоре в доме будет черным-черно от клопов и тараканов. Именно поэтому мырло приносит гангстерам огромные доходы. -- А патафчане тут при чем? -- В Патафии кочующие птицы -- мыролакс пилигримас -- устраивают свои стоянки. Разумеется, охотников сутками простаивать на верхушке дерева и подставлять птицам свою голову нет. Но мыролакс настолько глупая птица, что не отличает человека от куклы в парике... Вы, должно быть, помните, дорогой Арамис, что этот жулик про вас сказал? "Его паричок будет получше..." Слушать страшно... И подумать только, что и моя борода послужит столь низменным целям... -- сокрушался профессор. -- На этом острове они устроили свое логово, правда, дед? И случайно встретили нас. Они часто сюда приезжают -- остались следы костра, да и трава вокруг вытоптана. -- Возможно, вполне возможно. А ты, молодой человек, куда направляешься? -- Да никуда... так просто... Дождик перестал. В самом деле, дождь затих, лишь изредка над деревьями проносились темные, лохматые тучи. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, покраснев от негодования (разумеется, если только глава может краснеть), повествует о том, какие неожиданные находки бывают порой на пиратском острове, а также рассказывает о доверительной беседе террориста с медвежонком Пумпой -- Наверно, скоро распогодится, -- сказал капитан. -- Пора собираться в путь, а то еще какие-нибудь новые гангстеры объявятся. -- Есть собираться в путь, -- обрадовалась Семирамида. -- Но только куда подевался мой террорист? -- Пошел прогуляться, скоро придет, -- высказал предположение капитан, -- Отнеси-ка рюкзак вон к тем дубам, а я сверну палатку. Семирамида перенесла свой рюкзак и принялась вытряхивать его. Боже, чего там только не было и все вперемешку! Не спеша укладывая вещи заново, девочка озиралась по сторонам. Адриан словно сквозь землю провалился. Так, ни слова не сказав, взял да ушел. Она стояла с мыльницей в руках, раздумывая, куда бы ее сунуть, как вдруг на землю шлепнулось что-то мягкое. Рядом с рюкзаком лежало нечто напоминающее небольшую копну волос. Семирамида подняла это и даже вскрикнула: -- Ой-ей, парик! Она задрала голову -- на толстом суку дуба, чуть ли не на самой верхушке, стоял Адриан. Рядом с веткой чернело большое дупло. ---- Тут еще есть, -- сказал Адриан. -- Подожди, я сейчас тоже залезу! -- воскликнула Семирамида и быстро-быстро вскарабкалась по стволу. -- Фью, совсем неплохо, -- присвистнул Адриан, не предполагавший, что какая-то там девчонка сумеет так ловко забраться на такое толстое дерево. -- Ну-ка, дай взглянуть! -- Теперь оба сунули носы в дупло. Между тем к дубу мчался перепуганный профессор. -- О боже, дети, где же вы? -- начал было он, но, увидев на рюкзаке парик, умолк. Взял его в руки, оглядел со всех сторон, А между тем сверху снова, как из рога изобилия, посыпались парики, их оказалось десятка полтора. Почти все короткие и темные. А среди них и один длинный -- две косы. -- Вы как в воду глядели, -- сказал профессору подоспевший к месту событий Арамис. -- Семирамида, вон та ветка сухая, смотри не схватись за нее! -- предостерег он девочку. Семирамида наподдала кулаком, сук с хрустом обломился. -- Хоть бы они спустились поскорее! -- простонал профессор. -- Сейчас, дедушка, сейчас, тут еще что-то есть! -- Семирамида изо всех сил тянула это что-то из дупла, а оно не поддавалось. -- Дай я попробую. -- Адриан тоже сделал попытку залезть в дупло, но вдвоем там было тесно, а таинственное что-то хранилось очень глубоко. -- Стой, прекратить операцию! -- сказал капитан решительно. -- Подождите минуту! Он принес кусок крепкой веревки с узлами и накинул ее на сук, чуть пониже дупла. -- Привяжите веревку к суку. Нет, этот слишком толстый. Давайте вон к той ветке, выше, левее. Спускайтесь. Семирамида, сперва ты. Держась за узлы, девочка медленно сползла вниз. А за ней следом, точно так же держась за веревку и болтая ногами в воздухе, опустился на землю Адриан. Капитан ухватился за узел над головой и -- гоп-гоп-гоп -- на одних руках, как образцовый гимнаст, забрался на сук. Тоже нырнул в дупло. Видно было, как он изо всех сил тянет что-то на себя. Наконец вытащил. Это что-то оказалось серым продолговатым брезентовым мешком. Арамис развязал шнур, заглянул в мешок. Ну конечно... Раз уж имеешь дело с гангстерами... -- Арамис, что там, скажи? Арамис мгновение молча стоял на ветке. Потом снова завязал мешок и сбросил на землю. Ребята одним прыжком подскочили к нему. -- Дай, я! -- Нет, я! Шнур развязался. На траву посыпались зеленые и коричневые бумажки. Некоторые изрядно помятые. Банкноты в одну и в пять тысяч фелеров. Мелких денег здесь не было. Словно забыв про шнур, Арамис, совсем как на тренировках, прыгнул вниз с высоты второго этажа. Но никто даже не заметил этого. -- М-да, -- сказал наконец профессор, -- Здесь несколько сотен тысяч фелеров. -- Больше, -- возразил капитан и добавил: -- А теперь давайте быстро решать, что мы будем с этим делать. Хотя эти деньги найдены у бандитов, но по инструк... мы никому не хотим причинить зла. Никому, даже преступникам. Адриан тем временем, словно опавшие листья, сгребал деньги и кучу. Потом встал, подошел к капитану и негромко сказал: -- По-моему, мешок нашел я. На минуту наступила тишина. -- Это правда, -- с легкой заминкой сказала Семирамида, -- деньги нашел он. И теперь, если захочет, может устроить гангстерам сюрприз. Путешественники молча смотрели друг на друга. Всем стало как-то неуютно и душно. Адриан, сидя на корточках, заталкивал деньги обратно в мешок. "Хорошенькое дело, -- размышлял капитан, -- если так будет продолжаться дальше, нам из этой Патафии благополучно не выбраться. II вообще раз уж этот борец с машинами решил тащить за собой мешок, лучше от него отколоться. Надо уносить отсюда ноги, и побыстрее". -- М-да, -- задумчиво произнес профессор. Волоча по траве мешок, Адриан подошел к палатке. Опустил за собой полог. Семирамида, словно