Евгений Наумов. Коралловый город, или Приключения Смешинки ------------------------------------ Повесть-сказка Илл. Кошелев В.И. Магаданское кн. изд-во, 1974 г. OCR: Виталий Шпигорь (vitek_@mail.ru) Корректура: Дмитрий Кузьмин (info@vavilon.ru) ------------------------------------ РОЖДЕНИЕ СМЕШИНКИ Было то или не было, а может, будет - не знаю. Приснилось это мне или в действительности приключилось - не ведаю. А только говорят, что... Жили-были в одной стране веселые, беспечные люди. Жили они не тужили, работали, песни распевали и громко смеялись. Засмеется один - засмеются все. А у веселых и работа спорится. Любое дело горело у них в руках: на что другому человеку потребовался бы целый день, тут в полчаса делалось. Потому и работали в этой стране люди лишь до полудня. А потом танцевали, пели и веселились. Но вот появилась в той стране злая ведьма. Только никто не знал, что она ведьма, да еще очень злая: прикинулась она маленькой, слабенькой старушкой. Ходит по дворам старушка, сгорбленная, вся в черном. Платок на лицо насунут, так что один крючковатый нос видно, салоп плюшевый, выгоревший, длинная юбка с бахромой на подоле и большие порыжевшие сапоги. Идет, клюкой постукивает, на спине мешок несет. А в мешке что-то позванивает. Входит она во двор, обращается к хозяевам: - Шла мимо, услышала, как вы хорошо смеетесь, и подумала: а не продадите ли мне свой смех? - Что ты, бабушка! - удивляются хозяева. - Как же мы продадим смех? Он ведь - ха-ха-ха! - не корова, не яблоко, не зонтик. Разве можно его взять и продать? - А это уж моя забота, - говорит ведьма. - Вы только согласитесь и золотой у меня возьмете. Каждому за смех я по золотой монете плачу. Получите ее - и целый год работать не будете. - Да мы и так не много работаем! - Берите золотой! Целый год отдыхать будете! - убеждает старуха. Кто из любопытства, кто по легкомыслию, а кто просто так, за компанию, брал у старухи золотой и говорил, как она велела: - Отныне золотой будет мой, А веселье и смех продать не грех. И тотчас в жадную руку ведьмы падало маленькое белоснежное зернышко - сверкающее и переливчатое. Она бережно прятала его и шла дальше. А человек любовался золотой монетой и думал: "Вот теперь год отдыхай, заботы не знай. А веселье... что ж, веселья мне хватит. Мало его у меня, что ли?" Но уже мрачно и тоскливо было его лицо, глаза не озаряла улыбка. И не знал человек, что проданное веселье не возвращается... Да и без работы какая у человека жизнь? Хиреет его тело, слабеют мускулы. Вот уже становится он хилым да унылым - тут и болезни подкрадываются. И пошли по селам и городам несчастья да беды, плач и горе. Собрались люди, стали думать и гадать: что делать, к кому обратиться? А на крыше большого дома жил старый аист Остроклюв. Вот к нему и пришли люди, поклонились: - Добрый, мудрый аист! Ты приносишь нам счастье и детей. Сжалься над нами, помоги! Верни нам веселье и здоровье! Подумал аист, тяжело вздохнул. Хотел упрекнуть людей, почему они были такими легкомысленными, да передумал. И так тяжело им... Да и много ли толку ругать того, кто попал в беду? - Ладно, - сказал он. - Слетаю, посмотрю. Может, и удастся что-то сделать. Взмахнул широкими крыльями, поднялся в воздух и полетел на запад - туда, где садилось солнце, собирались тучи, куда ушла ведьма. А порядком уставшая ведьма в это время подходила к последнему, стоявшему у самого дремучего леса селу. Мешок с весельем был у нее переполнен. И каждый, глядя со стороны, дивился, как это старушка тащит такой тяжелый мешок. Только был он совсем не тяжелым. Ведь веселье никогда тяжелым не бывает. И чем больше его, тем легче оно становится. Мешок даже слегка приподнимал ведьму, словно воздушный шар, и она шла приплясывая и скрипучим голосом что-то напевала. Скупив смех у жителей последнего села, она уж собралась было идти, но вдруг будто золотой звоночек прозвенел. - А это что? Еще кто-то смеется? - Это моя дочка, - сказала одна женщина, пытаясь улыбнуться. Но улыбка у нее вышла печальной, потому что свое веселье она уже продала ведьме. - Так пойдем к ней! - закричала ведьма и, пыля сапогами, помчалась по улице. Они вошли в дом и заглянули в детскую кроватку. Там, освещенная солнцем и цветами, лежала золотоволосая и голубоглазая девочка. Она смеялась, глядя на игру солнечных зайчиков. - Продай ее смех! - попросила старуха. Но мать только покачала головой. - Нет. Я уже сделала одну глупость: продала свой. А радость дочки я не продам. - Я дам два золотых! Три! Десять! - шипела старуха. - Сто! Тысячу золотых! - Ни за что на свете, - сказала мать. - Ока смеется с тех пор, как родилась. Она смеется так, будто смешинки сыплются. Слыша ее смех, я забываю о своих огорчениях. Если ты заберешь ее смех, это будет уже не моя дочка. - Ты говоришь, что она ни разу не плакала? - зловеще спросила ведьма. Хорошо же! Я подожду, пока она заплачет, - и тогда ее смех станет моим. - Она никогда не плачет, - с гордостью сказала женщина. - Родившись, она не закричала, а засмеялась. - Не может быть, - заскрипела ведьма. - Все маленькие дети плачут. Так противно, надсадно, визгливо... Фу! Села рядом с кроваткой и стала ждать. А по другую сторону кроватки сидела мать девочки. Она смотрела на дочь и грустно улыбалась. Девочка играла с солнечными лучами. И казалось, смех ее - звонкий, золотистый - рождается из этих лучей. Ничто не могло ее огорчить. Муха села на лоб и укусила девочку, а она засмеялась пуще прежнего и согнала злодейку ладошкой. Проголодавшись, засунула палец в рот и, улыбаясь, стала причмокивать. Мать покормила ее, и девочка заснула. Проснувшись, она засмеялась еще звонче. А ведьму прямо трясло от злости. Лицо ее стало желтым, а нос - синим от ожидания. Пальцы нетерпеливо дрожали. Она ждала, пока заснет измученная мать: голова женщины клонилась все ниже и ниже... Тут прилетел Остроклюв, сел на дерево под окном и заглянул в комнату. Женщина спала, уронив голову на спинку кровати, а скрюченная рука ведьмы уже тянулась к девочке. Аист громко защелкал клювом, и женщина встрепенулась. Ведьма сделала вид, что гладит ребенка. - Какая занятная девочка! Все смеется... даже не верится. Мать устало улыбнулась и снова закрыла глаза. Ведьма наклонилась над кроваткой, и снова Остроклюв подал сигнал тревоги. Мать подняла голову. - Что вы делаете? - спросила она старуху. - Одеяло сбилось, вот и поправляю, - притворно озабоченно ответила та. И в третий раз опустилась голова матери. Но как ни щелкал клювом аист, как ни махал крыльями, он не мог разбудить ее - так крепко она спала. Тогда ведьма изо всех сил ущипнула ребенка за руку. Девочка заплакала. Мать мгновенно проснулась и бросилась к ней: - Что с тобой, золотце? Кто тебя обидел? Женщина оглянулась, но ведьмы и след простыл. Она убегала в это время огородами к лесу и вскоре скрылась между деревьями. Но за ней неотступно летел аист Остроклюв. Осматривая ребенка, мать вдруг заметила на розовой ручке черно-коричневое пятнышко - след злобного щипка ведьмы. (С тех пор родинки так и зовут в народе - "щипок ведьмы".) - Ничего, дочка, - сказала она. - Эта старуха еще поплатится за то, что обидела тебя. Зло не может остаться безнаказанным... На берегу моря сидела на большом черном камне ведьма и пристально смотрела на солнце. Багровый шар его медленно опускался за горизонт. Руки ведьмы крепко сжимали завязанный мешок с весельем и смехом. У ног стояла клюка. А на одном из деревьев, спрятавшись среди листьев, сидел Остроклюв и за всем наблюдал. "Зачем старуха собрала людской смех? - думал он. - Зачем пришла на берег моря и кого ждет здесь? Удастся ли мне вернуть людям радость?" В верхушках деревьев метался ветер, словно кто-то сердито гонял комаров ветками. Солнце село, и взошла луна. Бледный свет ее озарил сгорбленную зловещую фигуру на берегу. Остроклюв надеялся, что старуха заснет, и тогда ему удастся унести мешок. Но ведьма не спала, она поглядывала на луну, которая поднималась все выше и выше. Далеко на болоте охнул, вынырнув, водяной Ханурик: наступила полночь. Старуха оживилась, вытащила что-то из-за пазухи, пробормотала заклинания и бросила в воду огненную точку, описавшую дымную дугу. Тотчас закипела, забурлила в том месте вода, и черная, будто лакированная, шапка с горящими под ней глазами поднялась из воды. Стремительные черные змеи-щупальца извивались вокруг, поблескивая в лунном свете. - Это ты, Лупибей? - вглядываясь подслеповатыми глазами, спросила ведьма. - Можешь не сомневаться, - раздался сиплый голос. - Это я! И спрут, протянув гигантское щупальце, коснулся старухи - та отшатнулась и чуть не свалилась с камня. - Не трогай меня, холодное липкое чудовище! - завизжала она пронзительно. - Мне противно! - Ну, и тебя касаться - приятного мало, - пробурчал спрут, убирая щупальце. - Мои нежные присоски обожжены ядом, которым пропитана даже твоя одежда... - Хватит! - топнула ногой старуха. - Поговорим о деле. Вот то, что я обещала тебе. Смех людской весь собран здесь. Самый разнообразный, волнующий, заразительный и беззаботный - вот он, в мешке, превращенный моими заклинаниями в лакомые зернышки. Достаточно проглотить одно из них - а нет ничего приятнее этого лакомства, - тотчас веселье разольется по тебе как вино, как солнце, как жизнь. Где твоя награда, Лупибей? Давай ее скорее - и мешок твой! - Погоди, - остановил ее Спрут. - Я никому не верю на слово. Покажи свою добычу. Старуха, торопясь, развязала веревки, и ласковый свет разлился вокруг. Зернышки, словно полупрозрачные, горели изнутри, испуская волны голубого сияния. Спрут подвинулся ближе, вглядываясь глазищами, замерцавшими отраженным светом веселья. - Чудно, чудно! - защелкал он кривым попугайским клювом. - Как на подбор... А почему это зернышко золотистое? Старуха вгляделась: то было украденное веселье девочки. - Это редкостный смех, - заскрипела ведьма. - Я с великим трудом достала его. - Ну-ка, дай мне его на пробу. Рука ведьмы долго шарила в мешке, но зернышко ускользало от ее сухих жадных пальцев. Она схватила тогда первое попавшееся и сунула в клюв Лупибею. - О-о-о! - волны удовольствия прошли по осклизлому телу, а щупальца извивались, взбивая вокруг пену. - Как это вкусно! Я наполняюсь силой и радостью! Глаза мои застилает пелена чего-то прекрасного - все цвета моря сосредоточены в ней! Мне хочется кувыркаться в прибое! Пораженная неожиданным зрелищем, ведьма забыла обо всем, и этим мгновением воспользовался Остроклюв. Подобравшись поближе, он вытянул шею и точным броском схватил золотистое зернышко, но тут же отпрыгнул в кусты. Старуха опомнилась и снова завязала мешок. - Где же обещанная награда? - взвыла она. Гогочущий Спрут взметнул в воздух щупальца: - Эй, слуги! Тотчас приземистые Каракатицы, темные и неслышные, как ночь, стали выползать из моря и укладывать на берегу большие раковины, потом, как по команде, распахнули их. Словно день пришел на берег - так засияли груды жемчуга, лежавшие в раковинах. Лучшие жемчужины моря были собраны здесь, и каждая сверкала неповторимыми оттенками. Розовые, цвета первого робкого луча зари, голубые, как дымка на дальних сопках, белоснежные, шелковисто-серые, словно нежный мех, и черные, чернее самого мрака, лежали эти драгоценные дары. А посредине, в самой большой раковине, горела, затмевая всех, Лунная жемчужина, и ночное светило на небе по сравнению с ней казалось тусклым блюдцем. - Ну как? - Лупибей от избытка чувств даже выпрыгивал из воды и плюхался в море снова, словно большая, пропитанная жиром тряпка. - Хороша награда, старуха? А ведьма обезумела от жадности. Она металась от одной груды сокровищ к другой, трогала их дрожащими руками, гладила, шевелила. - Мое! - вскрикивала она. - Мое, мое! Никому не отдам! Остроклюву в это время пришлось туго: спазмы смеха сжали его горло, грозя вырваться наружу и выдать его присутствие. Он крепко сжимал клюв, но это не помогало. Ужимки и прыжки ведьмы, кривляния Лупибея, резвившегося в прибое, - все это было и без того достаточно смешно, а тут еще на него начало действовать золотое зернышко. В отчаянии аист закрыл глаза и сунул клюв под корягу, чтобы не уронить драгоценное зернышко. Минуту он еще терпел, пока не потекли слезы и не потемнело в глазах. Тогда он раскрыл клюв, и золотая маковка просверкнула в густую траву. Аист запрокинул голову на спину и принялся щелкать клювом, словно схватил горячего. (Именно с тех пор аисты всегда так делают, когда им очень смешно.) Каракатицы тем временем забрали на берегу мешок со смехом людским и ушли в волны. Вслед за ними, разразившись диким гоготом, нырнул в глубины и Лупибей. А старуха, воровато озираясь, сновала вдоль раковин, хватала жемчужины горстями и совала себе за пазуху, в карманы. - Теперь я богаче всех на свете... - бормотала она. - Мои сокровища! И тут появились лесные хулиганы. Лохматые, неопрятные, гривастые черти Шишига и Выжига даже среди нечисти в лесу пользовались дурной славой. Они были способны на любую выходку, без конца затевали со всеми скандалы и не проходило ночи, чтобы где-нибудь в лесу они не накуролесили. Другие черти не раз били их скопом, но это не помогало - наоборот, Шишига и Выжига после взбучек с еще большим жаром и пылом принимались за новую пакость. Вот и сейчас, обнявшись, напевая какие-то разухабистые песни без складу и ладу, черти вывалились на поляну и застыли, глядя на ведьму, настороженно присевшую у своих сокровищ. - Кыш, кыш... - тихо сказала она. - Это мое, кыш! Нечего пялиться, уходите... Булавочные глазки ее горели такой злобой, что черти было попятились. Но старая закваска дебоширов и хулиганов тотчас взыграла в их темных душах. - А ты чего гонишь? - взъерепенился Шишига. - Купила место, да? - Я теперь весь лес куплю! И болото куплю, и горы поднебесные, и речки быстрые! Видите? Это мое богатство. Нет ему равного в мире! Выжига толкнул локтем Шишигу. - Ишь, разошлась ведьма... Шишига в ответ лягнул Выжигу: - Покажем ей богатство, а? И оба проворно бросились к грудам жемчужин. Они принялись пинать их, расшвыривать горстями, втаптывать в песок. Словно искры взлетали из-под кривых косматых ног! Жемчужины сыпались в море с тихим бульканьем. Ведьма сначала остолбенела, но лишь на миг. Затем, испустив страшный вопль, обрушила на хулиганов свою клюку и проклятия. Она осыпала их хлесткими ударами - эхо разлеталось в лесу, словно по тугим мешкам молотили. Но хулиганы только посмеивались да поеживались, будто их щекотали. Что для их дубленых шкур были старушечьи удары! За минуту все было кончено - от сокровищ ведьмы не осталось и следа. Гнусно похохатывая, черти бросились улепетывать в лес. За ними с воем мчалась карга, размахивая клюкой. Тьма под деревьями сгустилась, но Остроклюв не спал. Он с нетерпением ожидал рассвета, чтобы найти утерянный смех золотоволосой девочки. В лесу гукали нечистые и лешие, по временам Дед Филин с тускло горящими глазами возникал и неслышно парил в воздухе, высматривая добычу. Когда луна встала над головой Остроклюва, под ногами его неожиданно расцвел папоротник. Дрожащий алый свет разлился вокруг из-под широких листьев столетнего папоротника, которые трепетали при полном безветрии. Удивленный Остроклюв невольно отступил в сторону. Шарахнулся прочь Филин - он не любил света и поспешил укрыться в чаще. Остроклюва ослепила яркая вспышка, и показалось ему, что раздался тихий колокольчиковый смех девочки. Но тут же наступил мрак - листья папоротника, сомкнувшись, погасили свет. Издали, нарастая, несся свист и зловещий гул - то летела на клюке ведьма. Не успев приземлиться, она бросила в море светящийся колдовской камешек. Снова забурлила вода, и показался Лупибей. Вид его был жалок. Весь посинев, он кашлял, глаза чуть не вылезали из орбит. При каждом приступе щупальца от боли сучили в воде. - А, старая обманщица! - прохрипел он. - Ты... кха-кха?.. пожалеешь, что кхе-кхе!.. меня, великого... Ведьма, не слушая его, запричитала: - Изобидели меня, обобрали негодные лесные хулиганы Выжига да Шишига! Жемчуг в море побросали, раковины растоптали да еще посмеялись вволю! Защити меня, Лупибей, прикажи собрать и вернуть мое богатство... Глаза Спрута торжествующе блеснули. - Ага, и тебе не впрок! То-то же! Только тут заметила ведьма его плачевный вид. - Что с тобой, милый да любезный? - Теперь я милый... любезный, - пробурчал Лупибей. - А был противный да скользкий! - Я ведь не со зла... - залебезила старуха. - Ладно! - прервал ее Спрут. - Эй, слуги! Прибыл ли царевич наш Капелька? - Едет... едет... - донеслись из глубины тихие почтительные голоса. Вода расступилась и с шипением хлынула на берег. Шесть Каракатиц медленно, торжественно вынесли на берег большую перламутровую карету, сиявшую в лунном свете. В ней, скрестив ноги, на перине из мягчайших губок, сидел юный царевич Капелька в белоснежной накидке, заколотой на плече булавкой с крупной розовой жемчужиной. Не сходя на берег и не меняя позы, царевич обратился к ведьме: - Чужое веселье - не веселье, - голос его был тих и печален. - Я говорил это Лупибею, но он не верил. Десятки подданных моих мучаются сейчас. Те, кто вкусил твоих зернышек, радовались и веселились вначале, потом кашляли и задыхались. Нет, не то принесла ты нам, не то... Голова его поникла, черные кудри закрыли бледное лицо с жаркими глазами. На зубчиках его тонкой золотой короны, словно капельки чистейшей росы, сверкали и переливались алмазы. - Кто же знал, касатик мой? - всплеснула руками ведьма. - Зернышки те взаправдашние, неподдельные. Целый год трудилась я от зари до зари, собирая их по селам и городам. Для вас старалась. А что за труды? Опять бедна я, как сучок отломанный, в тряпье да рванье. Ограбили нечистые, надсмеялись! Царевич молчал. Старуха подступила ближе. - Смилостивься надо мной, бедной! - крикнула она так, что юноша вздрогнул. - Прикажи вернуть богатство! Капелька покачал головой. - Другое меня занимает - как одарить весельем моих подданных. Не я, а Уныние царит в моем Коралловом городе. Почему так? Он дал знак, чтобы его несли обратно, но старуха затараторила, перемежая просьбы и лесть скрытыми угрозами. Царевич слушал, не перебивая, слушал и Остроклюв, укрывшись в чаще и содрогаясь от омерзения к злобной старухе. Ему так и хотелось крикнуть царевичу: "Так верни веселье людям - ведь оно вам не нужно!" Внезапно тот же тихий колокольчиковый смех раздался у его ног. Он нагнулся, всматриваясь. Листья папоротника распахнулись. В самой середине, протирая глаза, стояла золотоволосая девочка в платье из розовых лепестков. Она взглянула на Остроклюва яркими голубыми глазами и снова засмеялась. - Какой ты смешной, остроносый... - пробормотала она сонным теплым голоском. - Молчи... - прошептал аист. - Молчи или погибнешь! Злые чудовища собрались у твоей колыбели! Но маленькая девочка, родившаяся ночью, не знала унижающего страха: она засмеялась пуще прежнего. В это время ведьма, пытаясь доказать, что "товар" у нее был хороший, кричала, что такое уж веселье у людей - судорожное, кашляющее, что люди веселятся на свой странный лад. - А хорошего, настоящего смеха у них вообще нет! - вопила она. И тут раздался смех девочки. Все на берегу сразу насторожились. - Кто это? Кто смеется? - Это я, - объявил громко Остроклюв и выступил из чащи, широко распахнув крылья, чтобы заслонить девочку. Он надеялся этим спасти ее. - Как хорошо ты смеешься, - сказал царевич. - Будто ласковая рука коснулась сердца. И стало спокойно. - Это птица, - поспешила заявить ведьма. - Глупая тонконогая птица, поедающая лягушек. - Все равно, - отмахнулся Капелька и повернулся к аисту . - Засмейся еще. А? Прошу тебя! Но аист не мог смеяться так, как смеялась девочка. - Да он не умеет! - загоготал Лупибей злобно. Квакающими голосами ему вторили Каракатицы. Царевич нахмурился. Тогда аист в отчаянии запрокинул голову и упоенно защелкал клювом. - Фу! - отвернулся царевич. - Как будто крабы трутся панцирями. Нет, это не ты смеялся. Но кто? И тут на опушке леса появилась золотоволосая девочка. - Ой, сколько вас здесь собралось! - сказала она радостно и даже хлопнула в ладошки. - Как интересно! Что вы делаете? Она улыбалась. И при виде ее улыбки лицо царевича осветила радость. - Кто ты? Как тебя зовут? - спросил он. - Зовут? Не знаю, - пожала она плечиками. И, подумав, добавила: - Я очень люблю смеяться. Наверное, меня зовут Смешинка. И она опять засмеялась. - О, как это прекрасно! - воскликнул Капелька. - Я никогда не слышал такого смеха. Я... вообще не слышал смеха. - Почему? - спросила Смешинка. - Потому что никто в Коралловом городе не смеется, - голос его потускнел. - Не умеет смеяться... Мы думали, людской смех нам поможет, но... - Правда? - спросила Смешинка. - Это очень смешно! - И она снова засмеялась, сначала тихо, потом все звонче и звонче. Она смеялась заразительно, очаровательно, просто-душно, лукаво, жизнерадостно, буйно, весело... - И никто никогда не смеется? Все унылые и мрачные? - Она смеялась, будто бриллианты сыпались на хрусталь. Смех ее благоухал и дрожал в воздухе, он был розовым, лиловым, дымчато-росистым, он порхал, как яркие бабочки, он струился и журчал, он взвивался в бледное рассветное небо и опускался парашютиками одуванчика, он таял бесследно. - И все ходят, повесив носы? И вид каждого нагоняет тоску? Как мне их жаль! Смолкли робкие первые соловьи, прислушиваясь к ее смеху, листья поворачивались к Смешинке, и муравьи открывали свои муравейники, думая, что утренние лучи солнышка согрели их, - но то были лучи смеха. Полегла трава на мокрой луговине, и стал виден вдали болотный дух - водяной Ханурик, выставивший шишковатую, черную, как сырая коряга, голову из бездонного, затянутого ряской "окошка". Глаза его были прищурены от удовольствия, водоросли, свисавшие с ушей, дрожали... Как только все стихло, очнулся он и сказал: - Большую силу ты имеешь, девочка... Если засмеешься язвительно над кем-нибудь, язвы усеют его тело, если презрительно - все живое отвернется от него. Когда же захохочешь гневно - сквозь землю провалится тот, кто осмелится вызвать твой гнев! И, сказав так, Ханурик с вздохом булькнул в глубину. Юный царевич тоже вздохнул прерывисто, словно просыпаясь от чудесного сна. - Ах, что за диво твой смех! - воскликнул он. - Как будто я побывал в стране вечных цветов. Я словно парил в воздухе, и вокруг было тепло и радостно... Он подбежал к Смешинке и порывисто схватил ее за руки. - Поезжай с нами! - попросил он, заглядывая ей в глаза. - Ты научишь жителей подводного царства смеяться. Всем будет весело и приятно! Девочка, улыбнувшись, закивала головой: - Я согласна! Конечно же, поедем! - Нет! - раздался противный голос колдуньи. - Она моя, эта девчонка! Я спросила свое закопченное волшебное зеркало и узнала, что она родилась из зернышка радости, того самого золотистого зернышка... - Которое ты украла! - раздался возмущенный голос Остроклюва. - Это мое дело, - захихикала старуха. И она обратилась к царевичу: - Могу продать ее. Верните мне все жемчужины да еще добавьте три лунные, и я отдам девчонку. - Хорошо, - махнул рукой Капелька. Но Смешинка воскликнула: - Нет! Я не хочу, чтобы меня продавали. Тогда... тогда я не буду смеяться. - Видишь? - сказал царевич ведьме. - Она не хочет. Уходи! - Моя власть над ней еще не кончилась, - угрожающе сказала колдунья и трижды взмахнула руками над головой Смешинки. - Берли, верли, резецуй! С первым лучом солнца ты исчезнешь! В отчаянии бросился вперед Остроклюв, чтобы защитить девочку, но в руках ведьмы появилось тусклое волшебное зеркало. - Ага! Так это ты мешал мне! Будет и тебе наказание. - Она швырнула в него горсть желтого порошка, и мерзкий удушливый запах пополз по лесу. - Последуешь за девчонкой! Она заплясала, завыла и крикнула, указывая на посветлевшее море: - Солнце встает! Гибель идет! Остановившись перед Смешинкой, ведьма прошипела: - Согласись быть проданной или погибнешь! - Смерти я не боюсь! - сказала Смешинка, улыбаясь светло и спокойно. - Хочу быть свободной! - Так пропади пропадом! - и с диким воем, взвившись на клюке, ведьма улетела. Минуту царило молчание. Старый аист молча плакал, глядя на прекрасную девочку. О себе он не думал, ему было бесконечно жаль Смешинку и обидно, что ничем он не сумел помочь людям. Спрут Лупибей шумно возился у берега. - Пора, - пробурчал он, пуская пузыри. - Солнце уже окрасило верхушки деревьев. Еще немного - и лучи обожгут мне макушку. Девочка вздрогнула и рассмеялась, глядя на обеспокоенного Лупибея. - Не бойся, - царевич взял ее за руку. Быстрым движением он надел на тонкий ее пальчик витое золотое кольцо. - Если ты ступишь в воду, это волшебное кольцо спасет тебя от чар колдуньи. Ничто не может сравниться с ним силой в подводном царстве. - Значит, я должна остаться навсегда в подводном царстве? - задумчиво спросила девочка. - Нет. Пробыв тридцать и три дня, ты навсегда избавишься от проклятия и сможешь, если захочешь, вернуться на землю. Смешинка сняла кольцо и со вздохом протянула его Капельке. - Все равно нет. - Но почему? - с отчаянием воскликнул царевич. Девочка подошла к Остроклюву и обняла его. - Потому что я спасусь, а он погибнет. Из-за меня. Царевич обернулся и что-то быстро сказал Спруту. Тот погрузился в воду и, тут же вынырнув, протянул юноше переливчатый шнур зеленой водоросли. - Нет ничего проще, чем спасти Остроклюва, - сказал царевич. - Мы повяжем ему "галстук гостя", и он сможет превратиться в любую рыбу, в какую захочет. Он может стать доброй покладистой Камбалой, стремительным Угрем, глазастым Окунем... - Я хочу быть самим собой, - покачал головой Остроклюв. - Можно, я останусь аистом? Или, если угодно, рыбой-аистом? - Такой рыбы у нас нет, - задумчиво сказал Капелька. - Но почему бы и не быть? Есть же морской кот, морской петух, морская ласточка... - А он будет морским аистом! - звонко подхватила Смешинка, и все развеселились. Царевич обвил длинную шею Остроклюва шелковистой водорослью и завязал замысловатый узел. Смешинка вошла в волны, взяла у принца волшебный перстень и надела его на палец. Цветочные лепестки платьица осыпались к ее ногам, но чудным перламутром заблестел новый наряд. В тот же миг луч солнца упал на ее лицо, но она уже была вне чар злой колдуньи. Не сводя глаз с нежно порозовевшего лица девочки, Капелька взял ее за руку и подвел к карете. За ними важно шагал аист Остроклюв. ВСТРЕЧИ В КОРАЛЛОВОМ ГОРОДЕ На передке кареты сидела рыба Четырехглазка и правила девятью пестрыми Крылатками, запряженными цугом. Справа и слева от кареты, в которой ехали девочка Смешинка, царевич и Остроклюв, стремительно неслись шесть Каракатиц. Пыхтя, поспешал следом Спрут Лупибей. Оглядываясь на него, девочка не могла удержаться от улыбки. Царевич с гордостью показывал Смешинке красоты подводного царства. Раковина словно парила в лазоревой воде высоко над равниной. Кое-где виднелись островки водорослей, груды камней или одинокий затонувший корабль, облепленный ракушками. Потом показались уступы, и на террасах расцвели алые ветви кораллов, зеленые кактусы губок, причудливые розовые воротники актиний и пушистые шары морских ежей. Разноцветные звезды самых диковинных форм виднелись там и сям. Пышные медузы будто висели в воде, как большие удивительные белые цветы. Крылатки взмахивали широкими алыми плавниками, словно крылышками, и быстро несли карету вперед. Царевич протянул руку: - Смотрите, вот он - Коралловый город! Вдалеке сквозь синий туман сияли белые колонны и исчезали вверху в ослепительном блеске волн, будто вызолоченных изнутри. По знаку Лупибея две Каракатицы отделились от процессии и умчались по направлению к городу. Через мгновение после того, как они скрылись из виду, донесся сильный гул. - Пушка извещает о нашем прибытии! - крикнул царевич. Вскоре город стал ясно виден, и Смешинка улыбнулась от восхищения: он был прекрасен, этот Коралловый город. Внизу, там, где коралловые стены скрывались во тьме глубин, шла широкая черная полоса. Выше она имела фиолетовый оттенок, затем разливалась синими и голубыми озерам, а оттуда поднимались ветвистые зеленые и изумрудные фонтаны, увенчанные ярко-желтыми и огненными сполохами... Снежно-белые колонны на стенах, казалось, были выточены из застывшей пены - вот-вот заколышутся и растают. - Как чудесно! - захлопала в ладоши Смешинка. - Жить в этом городе - это же великое счастье! У черного подножия стены что-то зашевелилось, какие-то сгустки всплывали со дна и приближались к карете. Потом они выстроились правильными рядами и оказались стражниками - Спрутами. На выпуклой большой голове каждого красовалась каска с причудливым серебряным украшением, туловище было перепоясано широким ремнем из ламинарии - морской капусты. Сбоку висел громадный водяной пистолет. В каждом из семи щупальцев стражник держал дубинку, и только восьмое было свободно и поднесено к каске для приветствия. Из-под каски смотрели выпученные водянистые глаза. Четырехглазка взмахнул длиннющим бичом, и Крылатки еще быстрее понеслись мимо вытянувшихся стражников. Каракатицы заняли свои места в эскорте кареты, лениво шевеля щупальцами с изогнутыми крючьями. Вот и вход в город - широкие ворота, распахнутые настежь. За ними - пестрая толпа. Указав на нее, царевич сказал: - Жители города вышли встречать нас. Как только карета показалась в воротах, неистово грянули барабаны. Смешинка на миг зажмурилась и от обилия ярких красок и от громких звуков. А потом раскрыла глаза широко-широко! Сразу же от ворот справа и слева она увидела массы и массы подводного народа. Каких только рыб и морских животных здесь не было! Могучие Чавычи и Белухи молча пялили глаза на процессию, выделяясь в толпе, как большие дубы в лесу. Серая Треска, острорылые Осетры, серебристые Лососи, зябкие блестящие Гольцы, толстые морские Караси-Ласкири. Плотно, одна к одной, толклись Сардины, Кильки, Селедки. Приплясывала от любопытства изящная Корюшка, изумрудно поблескивала Зеленушка. Бычки упрямо протискивали вперед лобастые головы. Топырили колючие иглы Колюшки и Ерши, лезли прямо по спинам морские Коньки и Креветки. Смешинка глянула вниз, и ей показалось, что под каретой проплывает дорога, вымощенная булыжником. Но когда она присмотрелась, то поняла: это были плоские тела Камбал и Палтусов. Они лежали внизу, потому что так им было удобней наблюдать процессию. И их совсем нельзя было бы отличить от камней-булыжников, если бы не глаза, сверкавшие на этой живой дороге. Изо всех сил барабанили Крокеры и Барабанщики. Скаты ухали, Сциены пищали, урчали и мычали, Караси крякали, Ставриды лаяли, Кильки гудели, Треска тихо чирикала. Там и сям свистели Свистульки. А снизу несся торжественный, будто колокольный звон - то показывали свое искусство Камбалы и Палтусы. Царевич стоял в карете, подняв руки вверх, и приветствовал всех. Время от времени из толпы встречающих вылетала цветная веточка коралла и падала на плотную ленту Камбал, не долетев до кареты. Спруты бдительно следили за порядком, подравнивали ряды морских жителей и, покрикивая: "Не напирать! Не напирать!" - пускали в ход свои дубинки. Стражников было много, и они стояли друг от друга на расстоянии протянутого Щупальца - так, чтобы никто не мог выбраться из толпы. Как только кто-нибудь чрезмерно любопытный высовывался из толпы, увесистая дубинка тотчас опускалась - и несчастный с писком исчезал. Вдруг впереди заволновались. Прорвав кольцо Спрутов, на дорогу выскочила серая встопорщенная рыбка и неистово заорала: - Воры! Спруты-эксплуататоры! Дармоеды! Всех вас на чистую воду нужно вывести! Звуки музыки смолкли. Толпа глухо загудела. - Долой Лупибея и его стражников! - еще громче крикнул бунтарь. К нему бросилось несколько Спрутов, но толпа качнулась и обрушилась на них. Со дна поднялась муть, закипела вокруг дерущихся. Раздалось кряканье, визг и глухие удары. - Кто это? - спросила Смешинка. - Бунтарь Ерш, - процедил Лупибей. - Известный мутильщик воды. Ну, ему сейчас зададут! Из мутного клубка вырвалась рыбка-забияка и припустила во всю прыть вдоль улицы. - Вот он! - рявкнул, бросаясь вперед, Лупибей! - Держи его! Хватай за жабры! Он несколько раз оглушительно выпалил из пистолета. Но Ерш ловко воспользовался паникой. Он нырнул в толпу - и был таков. Кучер Четырехглазка щелкнул кнутом, и приостановившиеся было Крылатки рванули вперед. Опять мерно загудели барабаны Крокеров. Смешинка хлопнула в ладоши: - Сбежал! Вот молодец! Спрут Лупибей, отдуваясь, хмуро посмотрел на нее. Девочку Смешинку и Остроклюва поселили в нижнем этаже Голубого дворца - самого большого дворца Кораллового города. Царевич жил в верхнем этаже. Вокруг дворца была выставлена усиленная охрана. Каждый раз, когда Смешинка выглядывала в узкие высокие оконца, забранные прозрачными створками раковин плакун, она видела блестящие черные каски Спрутов. Они день и ночь топтались внизу. На следующий вечер во дворце был устроен бал. В просторном зале на стенах висели ярко сиявшие звезды Офиуры, в воде плавали светящиеся Медузы, к потолку были подвешены окутанные красными облачками света Креветки, в углах зала колыхались чудные и пышные Морские Перья, горевшие слабым чистым огнем. Каракатицы курсировали взад и вперед по залу, наблюдая за темными окнами. Царевич подошел к Смешинке и церемонно поклонился ей, приглашая на танец. Она улыбнулась, подала руку, и оба вышли на середину зала. Тотчас заиграл скрытый оркестр. Краб Дромия, стоявший на балконе, приподнимаясь на тоненьких ножках, взмахнул клешнями. Медузы запели пронзительными голосами. Смешинка, выждав такт, положила руку на плечо царевичу Капельке и... все закружилось в ее глазах. Тотчас важные надутые Пузанки, стоявшие у стен зала, приблизились к стайке Плотвичек-Гимнасток и пригласили их танцевать. Плотвичкам явно не хотелось танцевать с Пузанками, но они, видимо, уже привыкли к этому. Пары закружились. Пузанки кряхтели и пыхтели. Плотвички сочувственно улыбались друг другу, когда пары встречались в танце. Вдоль стен стояли Спруты в форменной фиолетовой окраске. Мимо них прохаживался начальник стражи Лупибей, и при его приближении Спруты меняли окраску на подобострастно-желтую. А когда, кружась в танце, подплывал к ним царевич Капелька, Спруты подхалимски повторяли цвета его одеяния - голубой и серебряный. Смешинку это очень веселило. - А почему начальника стражи так странно зовут - Лупи-бей? - спросила она. - Потому что он чаще всего употребляет эти слова, - ответил царевич и продолжал: - Это имя пожаловал ему мой отец, владыка океана, Великий Треххвост. - Великий Треххвост? - повторила удивленно Смешинка. - Разве у него три хвоста? - Да! У него три хвоста, что свидетельствует о царском происхождении. Не зря он называется Великим Треххвостом. Они проплыли мимо двери в соседний, меньший зал. Там стояли накрытые столы, вокруг которых толклись Ротаны и Горлачи. Гости торопливо пожирали угощения. Под столами шныряли морские Собачки и хватали падавшие со стола куски. - А где же он, твой отец? Почему его нет на балу? - Он живет не здесь, а далеко отсюда, в неприступном замке. Потом мы поедем к нему в гости. - Хорошо, - кивнула Смешинка. В распахнутые окна дворца время от времени заглядывали любопытные жители города, но бдительные Спруты с бранью набрасывались на них. Аист Остроклюв стоял неподалеку и внимательно наблюдал за действиями Спрутов. - Скажите, - обратился он к Плотвичке-Гимнастке, пританцовывавшей под музыку, - что делают с теми, кого хватает стража? - Вы разве не знаете? - удивилась Плотвичка-Гимнастка, прихорашиваясь. - Их отправляют в морские пещеры. - А потом? - Потом? - Гимнастка задумалась. - Потом... я не знаю. И никто не знает. - То есть они уже не возвращаются, - сказал Остроклюв. - Значит... Плотвичка-Гимнастка испуганно вздрогнула. Остроклюв проследил за ее взглядом и увидел: неподалеку высунулись чьи-то глаза на стебельках. Они пристально уставились на них. - Тс-с! Это Дракончик-шпиончик, - зашептала Плотвичка-Гимнастка. - Вас могут услышать, и тогда не миновать вам морских пещер за такие речи... Уйдем отсюда. - Но к ним уже приближался начальник стражи. - О чем беседуем с милой дамой? - осклабился он. Плотвичка-Гимнастка, онемев от ужаса, молчала. Но Остроклюв невозмутимо ответил: - О музыке. И поклонившись со старомодной учтивостью, пригласил Плотвичку-Гимнастку на танец. Пара закружилась в упоении и вскоре оказалась рядом с царевичем и Смешинкой, поглощенными танцем и беседой под тончайшую мелодию скрипки, которую выводил в полной тишине краб Дромия. Они сделали несколько па и взмыли под потолок в красноватый сумрак, где мерцали глубоководные Креветки. Смешинка была так прекрасна в дивном свете, что царевич не удержался и робко поцеловал ее. - Ты мне очень нравишься! - шепнул он. Девочка в ответ весело засмеялась. Музыка смолкла. Царевич подвел Смешинку к распахнутому окну, в которое вливалась ночная свежесть, а сам направился к музыкантам, чтобы заказать новый танец. Девочка задумчиво смотрела на огни Кораллового города. Вдруг в окне одна за другой показались три чумазые мордашки. Они с удивлением уставились на Смешинку и молча таращили глаза. - Кто вы? - улыбнулась девочка. - Не скажем, - пробасила средняя мордашка, побольше. - И не спрашивай... - Почему? - Потому что нас Лупибей ищет, - простодушно пояснила другая мордашка. А третья с шумом вздохнула: - Ой, как вкусно пахнет! Смешинка оглянулась. - Подождите! Сейчас я принесу вам что-нибудь поесть. Вы, наверное, голодны? - Конечно! - сказала простодушная мордашка. - Ну, тогда я накормлю вас! Та, что посерьезнее, насупилась: - Ага, а если ты нас выдашь? Скажешь Лупибею или какому-нибудь Спруту, что мы здесь? - Ни за что не скажу! - загорячилась Смешинка. - Честное слово! - Честное слово? - переспросила серьезная. - А что это такое? - Это... честное слово, - растерялась девочка. - Ну, как вам объяснить? Честное слово говорят тогда, когда не хотят совершать плохих поступков: ни выдавать, ни красть, ни обманывать. - Вот здорово! - воскликнула наивная мордашка. - Честное слово! Какое же оно хорошее, честное слово. А нельзя ли... всех научить этому честному слову? - Нет, нельзя, - грустно сказала Смешинка. - Честное слово могут говорить только честные. - Значит, ты говоришь нам честное слово? - переспросила серьезная. - Да, да! Честное слово! - Ну, тогда иди. Мы подождем. Смешинка выбежала в соседний зал и посмотрела на столы - там было уже пусто. В темном углу три Собачки дрались из-за объедков. Она остановилась в нерешительности, и тут ее заметил толстый буфетчик Маслюк, который раньше уже видел девочку с царевичем. - Что прикажете, дорогая гостья? Хотите покушать? - Но я вижу, что уже ничего нет... - повела рукой Смешинка. - Для вас все будет! - многозначительно просипел Маслюк. Он нырнул под стойку и вынырнул с другого ее конца, нагруженный раковинами с икрой, салатами и белым съедобным илом. Дравшиеся в углу Собачки замерли и, разинув рты, смотрели, как девочка берет у буфетчика лакомые кушанья. - Всегда обращайтесь ко мне, - шептал Маслюк, елозя брюхом по стойке. - Для вас, для царевича я на все готов! Так и скажите ему... - Хорошо, скажу, - пообещала Смешинка и, проходя мимо Собачек, бросила им три раковины. Они взвыли от восторга и кинулись было драться, но увидели, что каждой достанется по раковине, и принялись пожирать содержимое, ворча друг на друга. Дойдя до окна. Смешинка остановилась: загадочных незнакомцев нигде не было видно. Однако они тут же появились: наверное, наблюдали за окном откуда-то из укрытия. - Не поверили моему честному слову? - упрекнула их Смешинка. - Поверили, - ответила серьезная мордашка. - Но мы не знали еще, насколько можно верить, вот и спрятались. Они быстро разделили яства и стали уплетать их, дружелюбно угощая друг друга самыми лакомыми кусочками. Из другого зала донеслись вой и визг - то снова подрались Собачки. Но тут Смешинка услышала тяжелое пыхтение и постукивание. - Ой, сюда идет Лупибей! - воскликнула она. Незнакомцы мгновенно исчезли в темноте. - Спасибо, девочка! - донеслось издали. Подошел начальник стражи. - С кем это ты беседуешь, дорогая гостья? - спросил он, шаря глазами по темным закоулкам за окном. - Ни с кем, - пожала плечами Смешинка. - Просто так стою. Спрут трижды ударил в дно дубинкой. Тотчас из-под стенки выскочил Дракончик-шпиончик и, не протеев глаз от грязи, в которой сидел, затараторил: - Докладывает агент номер тринадцать-тринадцать! Со Смешинкой разговаривали небезызвестные вам преступники Барабулька, Бекасик и Бычок-цуцик. Она угощала их лакомствами! - Понял, - нахмурился Лупибей, и Дракончик-шпиончик проворно закопался опять под стенку. - Значит, в то время, когда мы сбиваемся со щупалец, разыскивая преступников, ты спокойно встречаешься с ними? И даже вдоволь кормишь их за наш счет? - Но я не знала, что это преступники! - сказала Смешинка, улыбаясь. - И даже не знала, что их так мило зовут: Бекасик, Барабулька и Бычок-цуцик. - Она не знала, - сказал царевич Капелька, появляясь. - Так что оставь нас, Лупибей. И он снова увлек девочку танцевать. А Лупибей, глядя им вслед, скрипнул клювом. ПОХИЩЕНИЕ ОСТРОКЛЮВА Глубокой ночью Смешинка проснулась от какого-то непонятного звука. Ей показалось, что кричал Остроклюв. Она приподнялась на локте и прислушалась. Девочка лежала на просторной полупрозрачной кровати из стеклянной губки, над ней балдахином нависали морские лилии, а рядом светился ночной столик-актиния. В этом приглушенном свете виднелся темный провал окна. Снаружи доносились странные звуки: "хряп-хряп-хряп...". Видно, где-то поблизости шатались Горбыли. Девочка решила все-таки навестить Остроклюва. "Если я и разбужу его, он не обидится", - подумала она. Смешинка откинула легкое одеяло, сотканное из мантий ракушек-блюдечек, и подбежала к окну. Распахнув его и высунув голову, она увидела рядом одного из дворцовых стражей - Спрутов. Поджав под себя щупальца, он колыхался в воде бесформенным комком, и не понять было - то ли он спит, то ли притворяется. Вдаль уходила узкая улочка города, освещенная тусклыми огнями прилепившихся на стенах Звезд. Медленно проплыла широкая тень электрического ската Торпедо. На ходу он касался хвостом Звезд, заряжая их, и улица ярко вспыхивала огнями. Гоня перед собой темноту, Торпедо уплыл в город. Девочка взяла в руки ночесветку и направилась к двери. Почти всю ее заслонял собой телохранитель Смешинки, до того жуликоватый стражник, что его так и называли - Крадимигом. Появившись в комнате Смешинки, он первым делом украл две ночесветки и спрятал их себе под каску, отчего вокруг головы его появилось сияние. Убедившись, что больше стянуть нечего, он безмятежно заснул, уцепившись щупальцами за косяки двери. Смешинке удалось прошмыгнуть в узенькую щелку между щупальцами, не потревожив телохранителя. "Ничего себе страж!" - хихикнула она. Смешинка шла по длинному коридору, держа перед собой ночесветку. В одном месте из-под ног шмыгнуло в темноту какое-то длинное лоснящееся тело. "Липарис, слизень", - девочка вздрогнула от отвращения. То там, то здесь на стенах поблескивали чьи-то глаза. Вот и комната Остроклюва. И тут часовой спит! Этот даже раскинул щупальца и глаза закатил от удовольствия. Хотя нет... глаза какие-то безжизненные. Девочка оттолкнулась посильнее и перепрыгнула через него в комнату. Остроклюва не было! На полу белело несколько перьев старого аиста - их чуть покачивали тихие донные сквозняки. Кровать расползлась - две стеклянные губки валялись в стороне, в углах комнаты еще не улеглась муть, - видимо, здесь была жестокая схватка. Только тут Смешинка заметила, что в боку лежавшего у порога стражника торчит длинная острая рыба-Игла. Девочка подняла тревогу. Примчался заспанный царевич, за ним поспешал Лупибей, пыхтя и стуча дубинкой. Он бегло окинул комнату взглядом и с порога уверенно заявил: - Это дело шайки грязного Ерша. Ткнул щупальцем в тело лежавшего у порога Спрута. - Осмотреть! Над телом озабоченно захлопотала рыба-Хирург в золотых очках. - Без сознания, - дал Хирург заключение. - Ранен, но неопасно. - Запиши! - рявкнул Лупибей. - Опасно ранен грязным Ершом! - Опасно ранен грязным Ершом, - послушно прошлепал губами Хирург. - А из чего видно, что тут замешан Ерш? - спросила Смешинка. - Кто же еще? - удивленно выпучил глаза начальник стражи. - Ведь он преступник! Мы ведем его розыск! - Но как он мог справиться со старым аистом? - спросила девочка, глядя на развороченную постель. - Он не один! У грязного Ерша целая шайка - Бекасик, Барабулька и Бычок-цуцик. Они способны на любое преступление. - Способны? - вмешался царевич. - Значит, они пока еще не совершили ни одного преступления? - Как видите, уже совершили, - торжественно заявил начальник стражи. - Но ведь это еще не доказано! - воскликнула Смешинка. - А мне и доказывать не надо, - ухмыльнулся Лупибей. - Все и так ясно. - Ладно, оставим спор, - махнул рукой Капелька и повернулся к Смешинке. - Все равно мы ничего не поймем в этих темных делах. Пойдем. Лупибей найдет преступников и накажет их... - А Остроклюв? - стиснула руки Смешинка. - Главное - найти его! - Он и Остроклюва найдет, - царевич увлек девочку за собой. - Поверь, Лупибей очень крупный специалист по преступлениям. Печальная вернулась Смешинка в свою спальню и разбудила храпевшего в двери Спрута Крадимигом. Тот замахал всеми щупальцами, стал протирать глаза и даже выронил из-под каски украденные ночесветки. - Что? Я разве спал? - бормотал он. - Нет, ты просто замечтался. - О чем... замечтался? - тупо спросил стражник. - О том, как ты станешь таким же великим, как Лупибей, - язвительно сказала девочка. Спрут расплылся в блаженной ухмылке: - А ведь верно! Я как раз думал об этом... Смешинка кивнула ему и вошла в комнату. Но тут же остановилась пораженная. Глаза ее расширились. Посреди постели, там, где она обычно спала, свернувшись клубочком, торчала, наполовину вонзившись в перину, рыба-Игла. - Что это?! Спрут Крадимигом в ужасе заморгал: - П-покушение! Тебя хотели убить! Тревога! Тре... - Тише! - остановила его Смешинка. - Не надо поднимать тревогу. Ведь меня никто не убил. Я жива и здорова. Спрут вытащил из кровати одеревеневшую Иглу и со злостью выбросил за окно. Потом загородил широкой спиной дверь и принялся сердито вращать глазами. Девочка устало присела на кровать и задумалась. Где же Остроклюв? - Смешинка! Слушай, девочка Смешинка! - раздался вдруг тоненький голосок. Она посмотрела вниз и увидела рядом с кроватью маленькую рыбку с крылышками. - Кто ты? - шепотом спросила она, чтобы страж не услыхал. - Я рыба-мышь Альмина. Живу в комнате, где поселился старый аист Остроклюв. Он был очень добр и кормил меня крошками со своего стола. - Как ты сюда попала? - Для мышки нет ничего трудного. Здесь под стенами много норок... Я пришла передать тебе то, что крикнул Остроклюв, когда на него напали преступники. - Кто? Кто на него напал? - Я не видела. Они сразу выбросили за окно все ночесветки. Остроклюв боролся с ними, но их было много. Тогда он крикнул: "Альмина! Передай Смешинке, чтобы она искала мои перья!" Я не поняла, что он хотел этим сказать, но передаю его слова точно. - Спасибо, дорогая Альмина! - горячо воскликнула девочка. Крадимигом повернулся, настороженно схватившись за пистолет: - Кто здесь? С кем ты разговариваешь? - Я иду искать Остроклюва! - девочка поднялась. - Сейчас же! - А как же я? - спросил страж. - Я должен охранять тебя. - Вот и охраняй. Разве я тебе мешаю? Заодно будешь вместе со мной разыскивать преступников. - Как я могу одновременно и разыскивать преступников и охранять тебя? Я могу делать только что-то одно... - Странно же вы, Осьминоги, устроены! - удивилась Смешинка. - У вас по восемь щупальцев, а вы не можете делать два дела сразу. - Щупальца у нас не для того, чтобы что-то делать, - наставительно произнес охранник. - А для того, чтобы хватать и тащить! - Ладно. Ты охраняй меня, а я буду искать своего друга. Вот и получится, что ты тоже ищешь его. Перо они нашли неподалеку от дворца, 0но белело прямо под фонарем-Звездой. Девочка схватила его и прижала к груди: - Вот и первый привет от друга! Целую ночь бродила Смешинка по Коралловому городу. Она открывала его заново - для себя. Это был совсем не тот прекрасный город, который она видела издали: сверкающий всеми красками, нарядный, загадочный. Кораллы всех цветов прикрывали убогие лачуги и норы, где ютились жители. Улицы были тускло озарены редкими ночесветками, какие-то тени шарахались прочь и скрывались в зарослях. Смешинка храбро стучалась во все двери и спрашивала сонных жителей об аисте Остроклюве, но никто ничего не знал о нем. Спрут Крадимигом тащился следом, недовольно ворча что-то под нос, и оживлялся лишь тогда, когда оказывался в чьей-то хижине или норе. Пока Смешинка разговаривала с хозяином, Крадимигом запускал щупальца во все углы и шарил, таща что попало: остатки съестного, красивую раковину-побрякушку или убогую одежонку. Заметив это, Смешинка перестала стучаться в хижины и брела по улице, глядя себе под ноги. Рассвет застал их на окраине, у подозрительных мрачных развалин. Из-за груды камней выскочила пестрая рыбка и устремилась куда-то с деловитым видом. Во рту у нее Смешинка увидела белое перышко. - Постой, рыбка! - крикнула она. - Слышь, Перепелка! - рявкнул Спрут. - Тебе говорят, замри! Несчастная действительно замерла, только дрожали ее плавники. Девочка успокоила Перепелку-Зеленушку и взяла у нее изо рта перышко. - Где ты нашла это? - Там... - Перепелка махнула зеленоватым хвостом. - Это лежало у входа. Она указывала на мрачные развалины. Смешинка потрепала рыбку по плавникам и решительно направилась дальше. Спрут поспешил за ней. Они остановились у темной дыры, уходившей под землю. - Это остатки Дворца рыбьих плясок, - сказал Спрут, нервно передвигая кобуру пистолета. - Сейчас пристанище самых отпетых шаек преступников. - Он понизил голос: - Говорят, здесь скрывается бунтарь Ерш... Опасно! Может вернемся за подмогой? Пушки захватим, а? Смешинка улыбнулась. - Нельзя терять время. Вперед! Она ступила под разрушенные своды. Спрут, пыхтя, двигался за ней. Из-под ног шмыгали и разбегались в стороны какие-то пауки, неясные темные силуэты. Стражник брезгливо отшвырнул прочь Рака-отшельника вместе с конурой, когда тот попытался выставить свои клешни. Слабый свет пробивался далеко впереди, и путешественники направились туда. Вскоре они услышали крики и брань. - Это преступники! - крикнул стражник, оглушительно выпалил из пистолета и храбро... попятился назад. Смешинка чихнула от заклубившейся мути и крикнула: - Где ты, Остроклюв? Она побежала вперед, свет все усиливался, и вот она очутилась в большой-большой мрачной пещере. В углах ее жутко мерцали зубы глубоководных светящихся рыб, которые даже во сне разевали пасти в ожидании добычи. А посреди пещеры в этом призрачном свете толклись какие-то колючие существа и визгливо ругались. Увидев Смешинку, они замерли от неожиданности, выпучив водянистые глаза. Но Смешинка не растерялась. Обернувшись, она крикнула: - Где мое войско? Быстрее несите сюда пистолеты, тащите пушки, закрывайте выходы! Я нашла бандитов! Ох и паника же началась в пещере! Злоумышленники кинулись в угол и, толкая друг друга, исчезли в щели. Последний из них так торопился, что впопыхах сорвал с себя колючие иглы, и они веером опустились на дно. А девочка хохотала во все горло! Но вдруг она увидела, что пещера усеяна белыми перышками. - Это перышки бедного старого Остроклюва! Смешинка опустилась на колени и бережно собрала их. В это время кто-то коснулся ее плеча. - Не горюй о том, в чем ты до конца не уверена, - сказал дребезжащий насмешливый голос. Девочка подняла голову и увидела белую рыбку с черными плавниками, которая смотрела на нее большими мудрыми глазами. На ней жестким морским узлом был повязан зеленый галстук, такой же, как у Остроклюва. - Кто вы? - удивилась Смешинка. - Мичман-в-отставке. - Кто?! - Разве ты никогда не слыхала о рыбе, которая называется Мичманом? Я и есть Мичман, но поскольку уже стар и не гожусь для службы, то вышел в отставку. Девочка улыбнулась. Какое странное создание! - А вы случайно не видели здесь моего доброго друга, аиста Остроклюва? - Видел, - спокойно ответил Мичман-в-отставке. - Злоумышленники привели его сюда. Какой-то противный тип, которого все называли Троегубом, задавал ему каверзные вопросы, а рыба-Кнут и рыба-Ремень грозили отстегать его, если он откажется отвечать. Девочка закрыла лицо руками. - Бедный мой друг! - Не печалься! - Мичман-в-отставке подобрал что-то со дна и внимательно осмотрел находку. - Остроклюв не из тех, кто дает себя в обиду. Когда ему все это надоело, он взял и исчез. - Исчез? Куда исчез? - оторопела девочка. - Исчезают обычно без всякого направления, - наставительно произнес Мичман-в-отставке. - Просто тают в воде, как сахар. - А вы сами видели это? - Видел, - незнакомец смотрел мимо нее, - точно так же, как вижу вон то щупальце за камнем, дрожащее от испуга. Выходи, доблестный страж порядка! Все злоумышленники сбежали. Спрут Крадимигом показался из-за камня, свирепо вращая глазами и потрясая дубинками. - Я неслышно подкрадывался, чтобы застать бандитов врасплох! - объявил он. - Жаль, что они сбежали, иначе я обрушился бы на них как скала! А ты случайно не злоумышленник? - Нет. Не знаешь, на кого обрушиться? - добродушно спросил Мичман-в-отставке. - Обрушься пока на этот камень, потому что я вижу, у тебя от напряженного подкрадывания дрожат щупальца. Крадимигом опустился на камень и погрозил незнакомцу. - Ты мне клюв не затоваривай! Отвечай, кто такой, как сюда попал, что делал в компании бандитов? - Охотно отвечу, если меня поймут. Я случайный свидетель, видел, как бандиты схватили старого аиста. - Ага! И что же они выпытывали у него? - Они спрашивали, откуда он прибыл и с какими целями, кто такая Смешинка и что она замышляет против Великого Треххвоста. Держа в щупальцах лист морской капусты, Спрут старательно записывал рассказ "свидетеля", макая щупальце в свой мешочек с чернилами. - Довольно странные вопросы для бандитов, не правда ли? Мне кажется, настоящих бандитов интересовали бы драгоценности или что-нибудь другое... - Что ты там бормочешь? - недовольно прервал его Спрут. - С чего ты взял, что это не настоящие бандиты? А? - Да вот посмотри! - И Мичман-в-отставке протянул Спруту колючки, обротанные одним из злоумышленников. - Это ведь не настоящие колючки, они уже были давно сняты с какого-то Ерша, быть может, попавшего в морскую пещеру. Вот тут на концах болтаются веревочки, которыми их привязывали к чьей-то гладкой спине. - Дай сюда! - Спрут пристально рассмотрел колючки, потом спрятал их. - Вещественное доказательство... По нему мы найдем бандитов! - Гм, - с сомнением посмотрел на него Мичман-в-отставке. - Я не знаю ни одного бандита, который носил бы накладные колючки. У них есть свои... - Ага! - подскочил Спрут. - Вот и проговорился! Оказывается, ты знаешь всех бандитов? Ты арестован! Мичман-в-отставке повернулся к Смешинке. - Ведь я не говорил ничего подобного! - Говорил, говорил! - бесновался Крадимигом. - Не отвертишься! Твои слова я записал. Вот они! - Он заглянул в листок и прочитал: - "Я не знаю ни одного бандита..." - Довольно! Видите, вы сами подтверждаете мою невиновность. Да, я не знаю ни одного бандита. - Что же это такое? - очумело бормотал Спрут, вновь и вновь перечитывая запись. - Я ведь ясно слышал, что он сказал, будто знает всех бандитов. А записано, что не знает ни одного! Это какое-то мошенничество! - Успокойтесь, - сказал Мичман-в-отставке. - Слово сказанное иногда сильно отличается от слова написанного... - Но я все равно тебя арестую! - упрямо стукнул дубинкой по камню Крадимигом. - Там разберутся. - Не надо его арестовывать, - попросила Смешинка. - Ведь он не сделал ничего дурного. Он рассказал нам все, что знает. - Слишком много он знает! - сверкнул глазами Крадимигом. - А ты, девочка, не мешай... Сжимая в руке маленький пучок перьев старого аиста, Смешинка шла впереди и думала, как освободить ни в чем не повинного Мичмана. Попросить царевича Капельку! Но он целиком доверяет Лупибею и не захочет вмешиваться в его дела. Для него главное - танцы, балы, веселье... А Смешинке так не хотелось сейчас веселиться! Она вышла из развалин и зажмурилась. Из-за громадного Голубого дворца струился свет поднимающегося где-то над морем солнца. Даже развалины в его лучах не казались такими уж мрачными. Утро озаряло Коралловый город. Настороженно озираясь, появился Крадимигом, подталкивая бедного Мичмана-в-отставке. Одно щупальце его лежало на кобуре с пистолетом. И вдруг откуда-то сверху на его каску обрушился увесистый камень. Оглушенный ударом. Спрут упал как подкошенный. Раздались крики, шум, и в одно мгновение Смешинка и Мичман-в-отставке были окружены свирепыми колючими рыбами в масках из красной филлофоры. - Те самые бандиты... - шепнул девочке Мичман-в-отставке. - Сдавайтесь! - крикнул бандит, у которого маска была завязана на затылке бантиком. - Эй ты, девчонка, и ты, старикашка! Слыхали? Смешинка повернулась к нему спиной и презрительно бросила: - С таким грубияном я не желаю разговаривать! Бандит с бантиком закипятился. Но Мичман-в-отставке невозмутимо произнес: - Хорошо, хорошо. Но кому сдаваться? Бандит с бантиком, размахивая пистолетом, закричал - Ты что, не узнаешь меня? Я грязный Ерш! - Так его называют Лупибей да и другие стражники. - задумчиво сказал Мичман-в-отставке. - В народе его зовут иначе: Храбрый Ерш. И если ты хочешь быть на него похожим, то тебе нужно добавить к своему наряду еще кое-что. - Он наклонился к лежавшему Спруту и достал из-под каски "вещественное доказательство". - Вот, возьми, ты, кажется, потерял это. Бандит растерянно смотрел на колючую коронку с веревочками, которую протягивал ему Мичман-в-отставке. Его собственный жалкий спинной плавник вдруг испуганно затрепыхался. - А то посмотришь на тебя, - продолжал Мичман-в-отставке, - и подумаешь, что ты не Храбрый Ерш, а вылитый Пузанок, нарядившийся бандитом. - Нет, я Храбрый Ерш! Храбрый Ерш! - визгливо закричал бандит с бантиком. Но тут сверху донесся голос: - Кто там треплет благородное имя Храброго Ерша? ОБВИНЕНИЯ ХРАБРОГО ЕРША Все подняли головы и увидели, что на выступе коралловых зарослей появился встопорщенный колючий силуэт. - Храбрый Ерш! - ахнул кто-то. Да, это был действительно Храбрый Ерш. Он, улыбаясь, воинственно размахивал чем-то длинным, плоским, черным. Бандит с бантиком, дрожа, принялся поднимать пистолет, но Храбрый Ерш взмахнул чем-то черным, и оно, со страшной скоростью разрезав воду, выбило у бандита пистолет и вонзилось в грунт. То была гимнотида, или рыба-Нож. Храбрый Ерш мастерски владел ею, и это знали все. Вдруг из-за развалин выскочили три перемазанных незнакомца и завопили: - Держи их! - Хватай! - Не пускай, честное слово! Услышав это. Смешинка так и прыснула. Она сразу же догадалась, что это те незнакомцы, которых она кормила остатками от пиршества в Голубом дворце. Видно, "честное слово" так им понравилось, что они к месту и не к месту принялись щеголять им. Но бандитам было не до смеха. Визжа от ужаса, они бросились бежать. А три чумазые рожицы, смыв грязь, оказались Барабулькой, Бекасиком и Бычком-цуциком. Смеясь, Бычок-цуцик оглушительно свистнул вслед убегавшим. Храбрый Ерш, оттолкнувшись от скалы, плавно опустился вниз к Смешинке. - Я слышал от своих друзей, что вы добрая, - хмурясь, сказал он. - Но, наверное, очень глупая. - Почему? - удивилась Смешинка. Храбрый Ерш настолько понравился ей своей смелостью, что она даже не обиделась. - Потому, что водитесь с царевичем и особенно с этим ужасным Лупибеем. - Царевич и Лупибей совершенно разные... - начала девочка. - Одна компания! - оборвал ее Храбрый Ерш. - Царевич - бездельник, который любит лишь веселье, а Лупибей - его верный слуга. Эх, узнал бы мудрый Великий Треххвост, что творится в городе! Он бы взгрел их как следует! Смешинка в нетерпении прервала его: - Вы не видели старого аиста? - А, это та странная рыба с большими, как у Ската, плавниками? - оживился Ерш. - Мы случайно слышали, как Лупибею докладывал Дракончик-шпиончик, что эта странная рыба говорит дерзкие речи, ругает стражу. И Лупибей поклялся отомстить ему. Мы хотели предупредить старого аиста, но не успели... Мичман-в-отставке успокаивающе погладил девочку по плечу: - Не волнуйся, Смешинка, твой друг вернется, когда ему захочется. Он сказал это перед тем, как исчезнуть. - Правда? Значит, он вернется? И я снова увижу старого доброго Остроклюва? - засмеялась Смешинка. Своим смехом она заразила Бекасика, потом захихикала Барабулька, за ней хохотнул Бычок-цуцик, и, наконец, веселье коснулось и Храброго Ерша. Его колючки пригладились, рот растянулся, и весь он стал добрым и симпатичным. Улыбался и Мичман-в-отставке, глядя на всех. - Хорошо смеется тот, кто смеется первым, - сказал он, покачивая головой. - Много ума не надо, чтобы все время быть злым и надутым, а вот первым засмеяться и подарить веселье другим... - Давно мы так не смеялись, - сказал Бычок-цуцик. Храбрый Ерш при этих словах помрачнел. - Не печальтесь! - объявила Смешинка. - Скоро все жители города будут смеяться и радоваться. - С чего бы это? - насторожился Храбрый Ерш. - Я научу их. Барабулька пришла в восторг: - Вот здорово, честное слово! Мы будем смеяться! Но Храбрый Ерш насупился и так посмотрел, что Барабулька забулькала от испуга. - Ах вот как... - процедил он, поворачиваясь к Смешинке. - Ты научишь жителей смеяться? А кто тебя об этом просил? - Царевич, - девочка недоумевающе смотрела на него. - Он и пригласил меня в Коралловый город, чтобы я научила жителей смеяться. А то они какие-то унылые. - Ага! - Храбрый Ерш даже подскочил от ярости. - Так вот зачем ты приехала сюда! Теперь все понятно! - Что тебе понятно? - Я ошибся. Ты не такая, как царевич или Лупибей. Нет, - голос бунтаря выражал презрение: - Ты хуже! Ты во сто раз хуже, чем Лупибей, чем все эти Спруты, чем Дракончики-шпиончики, чем Прилипалы и Прихвостни, чем Пузанки, Ротаны, Горлачи, хуже, чем самый гадкий Слизень! Сначала Смешинка добродушно улыбалась, потом побледнела, улыбка исчезла с ее лица... - За что? За что ты так меня оскорбляешь? - спросила она дрожащим от возмущения голосом. Но Храбрый Ерш молча отвернулся от нее. - Поясни мне. Храбрый Ерш, - вмешался Мичман-в-отставке, - почему милая девочка Смешинка кажется тебе такой плохой? - Потому что она будет учить всех смеяться в то время, как жители стонут и плачут от горя и страданий. Зачем нам ее смех? Он будет только на руку этим восьмируким и десятируким, которые захватили власть в Коралловом городе! Да знаешь ли ты, какую клятву дал я себе в тот день, когда Спруты и Каракатицы наводнили наш прекрасный город? - Какую же? - Не смеяться нигде и никогда до тех пор, пока хоть одно их щупальце находится в городе. Вот! А она заставила меня нарушить клятву. - И ты думаешь, что если все время будешь мрачным, то этим поможешь жителям города? - задумчиво опросил Мичман-в-отставке. - Я не должен забывать, как страдают морские жители, - упрямо твердил Храбрый Ерш. - И всегда должен воевать, чтобы плохо было всем тем, кто заставляет их постоянно страдать. А если я буду весело посмеиваться, то мне и воевать расхочется! - Че-пу-ха! - отрезала Смешинка. - Когда я научу жителей смеяться, то им легче будет переносить страдания, легче жить. И они с веселой улыбкой будут... - ... гнуть свои спины на поработителей? - с возмущением крикнул Храбрый Ерш. - Нет, не бывать этому! Мы заставим тебя убраться из нашего города! В тот же миг из-за развалин взметнулось длинное черное щупальце и обвило его поперек туловища. - Преда... - захрипел было Храбрый Ерш, но другое щупальце приставило к его носу пистолет. Бекасик, Барабулька и Бычок-цуцик тоже были скручены. Не избежал этой участи и Мичман-в-отставке - он трепыхался в объятиях здоровенного стражника. - Так-так-так! - Из-за камней показался Лупибей, опираясь на дубинку. - Попались наконец! Всю шайку накрыли в полном сборе! И как раз в тот момент, когда они угрожали нашей драгоценной гостье Смешинке! Храбрый Ерш отчаянно барахтался, пытаясь вырваться из цепких объятий Спрута. - А это кто такой? - Лупибей остановился возле Мичмана-в-отставке. - Его отпустите! - рванулась к нему девочка. - Он защищал меня! Он со мной! - Тогда совсем другое дело, - Лупибей дал знак стражнику, и тот освободил изрядно помятого пленника. - Кто же ты все-таки? - Мичман-в-отставке, - просипел тот, с трудом расправляя плавники. - Гм... в отставке, - начальник стражи с сомнением рассматривал его. - А почему, собственно, отставили? За какой проступок? - За старость... кхе-кхе! Этот проступок совершает каждый в своей жизни... рано или поздно. - Оставьте его здесь. Он будет напоминать мне о старом аисте, - Смешинка погладила Мичмана-в-отставке, - который исчез, спасаясь от бандитов. - И из-за которого пострадал наш славный Крадимигом. - Начальник остановился над оглушенным Спрутом и велел его унести. - Ничего, бандиты за все ответят! - Но они не виноваты в гибели старого аиста и ранении стражника, - возразила Смешинка. - То были другие... бандиты. - Бандиты есть бандиты, дорогая девочка, - веско сказал Лупибей. - Они не могут быть одними, а потом другими. Они всегда бандиты и будут отвечать за свои преступления. - Но они не совершали никаких преступлений! - воскликнула девочка. - Клянусь вам! Наоборот, они спасли меня! - Когда мы подкрадывались сюда, я хорошо слышал, как бунтарь Ерш угрожал тебе! - настаивал начальник стражи. Вдали показались Крылатки, взмахивающие алыми плавниками. - Сюда спешит царевич! - воскликнул Лупибей. Действительно, то была карета Капельки. Он на ходу соскочил и торопливо подбежал к Смешинке. - Моя маленькая девочка! - он порывисто схватил ее за руки. - Ты здорова? Как я рад! Почему ты убежала из дворца, ничего не сказав мне? О, я был в ужасе, когда мне сообщили об этом - ведь в городе столько опасностей! - Я искала своего друга, - грустно сказала Смешинка. - И нашла? - Нет, это мы ее нашли, - почтительно вмешался начальник стражи, прикладывая сразу три щупальца к каске. - И как раз в тот момент, когда шайка грязного Ерша угрожала ей вот этим. Царевич брезгливым движением оттолкнул от себя гимнотиду, которую совал ему Лупибей. - Уберите! Какой ужас, какой ужас! - повторял он, не сводя встревоженных глаз со Смешинки. - И где же эти преступники? - Взяты под стражу. Вот они, полюбуйтесь, - победоносно заявил Лупибей, указывая на пленников. Но царевич замахал руками: - Что ты говоришь! Я не хочу смотреть на этих гадких бандитов, а ты предлагаешь еще ими полюбоваться! Лучше позаботься, чтобы в городе не совершалось преступлений. - Будьте уверены! - рявкнул Лупибей и, обернувшись к подчиненным, приказал: - Посадить их в темницы-одиночки! Я сам займусь ими! Царевич Капелька взял девочку под руку: - Пойдем отсюда скорее. Смешинка таяла от удовольствия. Она не могла не оглянуться торжествующе на Храброго Ерша: вот, мол, как нужно обращаться с девочками, а не кричать и грозить. Но бунтарь только презрительно отвернулся. - Пойдем, Мичман-в-отставке! - крикнула она старичку. И объяснила царевичу: - Я хочу, чтобы он был со мной. Четырехглазка взмахнул длинным бичом, и карета тронулась. ВЕСЕЛЬЕ НА ПЛОЩАДИ С утра по городу ходил глашатай Большая Глотка в сопровождении Крокеров и Барабанщиков и оглушающе орал: - Собирайтесь, собирайтесь к Голубому дворцу! Сегодня Смешинка научит вас смеяться! Хватит тоски и плача! Теперь вы будете веселиться - везде и всегда! Да, да, да! И вот на площадь потянулись вереницы морских жителей. Они оделись во все лучшее, как велела Большая Глотка, шли чинно, с детьми. Вокруг площади стояла двойная цепь Спрутов. - Тише, тише! - время от времени покрикивали они. - Соблюдайте порядок! Смеяться только по команде! Но никто и так не шумел. Все стояли, хмуро переговариваясь и уставясь в землю. То и дело проносился приглушенный шепот: - А что это такое - смеяться? - Зачем? - Наверное, очередная выдумка Спрутов. - Мало нас притесняют! А из дворца смотрел на волнующуюся толпу Мичман-в-отставке и задумчиво качал головой. Он не разделял уверенности Смешинки в том, что она научит веселиться этих хмурых, усталых, забитых морских жителей "Нет, даже ее волшебный смех здесь бессилен!" - думал он. Смешинка торопилась. Она прихорашивалась перед зеркалом, думая: "Храбрый Ерш запретил мне учить жителей смеху! Какой нахал! Вот я ему покажу!" Она вышла в зал, и царевич Капелька ахнул от изумления. Пышные золотые волосы Смешинки водопадом струились на плечи, щеки ее разрумянились, глаза сияли. - Один твой вид вызывает радость! - сказал он, невольно склоняясь перед девочкой. - Морской народ будет в восторге! Действительно при появлении Смешинки на балконе дворца все вокруг оживились. У многих глаза посветлели при виде прекрасной золотоволосой волшебницы. Смешинка заметила это и сказала, протягивая руки: - Скажите, почему вы такие грустные? Почему не смеетесь? Забудьте о своей усталости, о своих заботах. Ведь жизнь так хороша! Не нужно думать о плохом, давайте думать и мечтать о самом чудесном, самом лучшем... Давайте смеяться, петь и веселиться! И она залилась своим самым заразительным смехом. Царевич, стоявший рядом, тоже засмеялся - он не мог не засмеяться! И так они стояли на балконе, смотрели друг на друга и смеялись. И глядя на них, красивых, молодых и жизнерадостных, морские жители сами стали понемногу улыбаться, глаза их заблестели. Но тут Лупибею, стоявшему на нижнем балконе и наблюдавшему за порядком, показалось, что все радуются недостаточно, плохо выполняют призыв Смешинки. - Смеяться! - заорал он. - Хохотать во все горло! Выполняйте приказание, ну! Вы слышали, что вам говорят: веселитесь, радуйтесь! Он дал знак, и первая цепь Спрутов врезалась в толпу. Раздались крики, кто-то упал, кто-то побежал в страхе. Жители испуганно переглядывались - тут уж всем стало не до смеха и веселья... Смешинка в отчаянии смотрела на свалку, которую устроили Спруты. - Прекратите! Прекратите сейчас же! - кричала она, но ее никто не слышал: топот, шум оглушали всех. Тогда царевич перегнулся через перила балкона, сказал что-то Лупибею, и тот замахал белым жезлом. Спруты ворча вернулись на свои места. Расстроенная Смешинка убежала с балкона. За ней поспешил царевич: - Подожди, девочка! Послушай, случилось недоразумение! Но она бросилась в свою комнату. Рыдая, упала на кровать и повторяла: - Ох, я несчастная! Из-за меня им попало, из-за меня! Обессилев, Смешинка заснула. Долго ли спала, она не знала. Только неожиданно поднялась и стала протирать глаза. Рядом, в кресле, сидел Мичман-в-отставке. - Выспалась? - приветливо улыбнулся он. - А почему такая заплаканная? Смешинка вспомнила все и снова огорчилась. Опустив голову, она сплела пальцы рук на коленях. - Ничего не получилось... - прошептала она. - Я принесла жителям не радость, а горе... И она горячо заговорила: - Давай уйдем куда-нибудь, а? Чтобы царевич Капелька не знал, чтобы никто-никто не знал! Куда-нибудь далеко... Мичман-в-отставке ласково погладил ее по головке. - Бедная девочка! Не надо падать духом. Вчера ты все сделала правильно, только несколько подробностей забыла. - Каких подробностей? - А вот слушай... И через некоторое время Смешинка передала через стражников царевичу Капельке, что она хочет видеть его и начальника стражи. Встреча произошла в небольшом Сиреневом зале дворца. Смешинка вошла вместе с Мичманом-в-отставке, и Лупибей, стоявший у кресла царевича, невольно поморщился. Капелька радостно приветствовал Смешинку. Вскочив, он подбежал к ней, пристально всматриваясь в ее лицо: - Вчера ты была расстроена... Я тоже очень, очень огорчен! Как ты себя чувствуешь? - Хорошо! - объявила Смешинка, лукаво улыбаясь. Царевич подвел Смешинку к креслу. Она поерзала, устраиваясь удобнее, и сказала: - Соберите опять всех жителей. Теперь-то они будут смеяться! Только перед этим нужно... - Вызвать на площадь дополнительный отряд стражников, - вмешался быстро Лупибей. - И прикатить пушку для устрашения! Тогда они живо засмеются! И он загоготал, довольный, запрокидывая кверху попугайский клюв. - Нет! - резко сказала Смешинка. - Если вы хотите, чтобы я научила всех смеяться, то никаких пушек, никаких запугиваний! Слышите? Каждый стражник должен вооружиться цветами морской лилии... - Морской лилии? - крякнул Лупибей. А Мичман-в-отставке уточнил: - В каждом щупальце по три цветка - ни больше, ни меньше. - Дальше, - продолжала девочка, - всем жителям выдать завтрак, обед и ужин. - По раковине ламинарии и морского винограда каждому, - добавил опять Мичман-в-отставке. Лупибей воздел кверху щупальца: - Придется опустошить склады дворца! - Иначе ничего не получится, - сказала веско Смешинка. И царевич повторил, глядя на нее влюбленными глазами: - Иначе ничего не получится. - Можно и не опустошать склады, - вкрадчиво вставил Мичман-в-отставке, - если приказать стражникам у ворот города не отбирать у жителей ту еду, которую они соберут на морских лугах. Лупибей недовольно заворчал. - И, наконец, созвать жителей города не криками Большой Глотки, которые нельзя слушать без отвращения, а специальными пригласительными листками. - Эти листки вручат каждому Красавки, приятные и вежливые, - снова вмешался Мичман-в-отставке. - Да! - сказала Смешинка. - Вот необходимые условия, при которых я научу жителей смеяться. Иначе вся волшебная сила смеха моего пропадет. - Ты понял? - спросил царевич Лупибея. Тот мрачно поплелся к выходу выполнять условия Смешинки. И вот по городу засновали быстрые симпатичные Красавки. Они вручали каждому жителю - малому и большому - красный листок порфиры с именным приглашением (Лупибей засадил всех Каракатиц надписывать листки, и они строчили в десятки щупалец, бочками расходуя свои чернила) и ласково щебетали, советуя прийти на прекрасный бал. В то же время в воротах города происходило удивительное: Спруты не отбирали ни у кого добычу, а лишь тоскливыми глазами провожали вороха еды, которые несли жители. Мало того, тут же стоял Омар-пушкарь и громадной клешней накладывал каждому неудачнику, возвращающемуся с пустыми плавниками, раковину капусты-ламинарии и раковину морского винограда - саргассов. Сытые, довольные и недоумевающие собрались жители города на площади. Они с изумлением смотрели на стражников: Спруты держали в щупальцах цветы морской лилии и, не зная, что с ними делать, то и дело нюхали их. Многие одурели от густого запаха лилий и тупо вращали мутными глазами. В толпе при виде такой картины то там, то здесь возникал смех. Он нарастал, рос, и вот уже все на площади смеялись, хватаясь за животы и утирая слезы. Тут по знаку Мичмана-в-отставке грянула веселая музыка. Минуту все стояли, в растерянности глядя друг на друга, потом какая-то бесшабашная Перкарина пустилась в пляс, вокруг нее, приговаривая "топ-топ-топ!", закружился Чоп. И вот уже вся площадь поет и пляшет. - Но... как же это? - спросил царевич Смешинку. - Ты даже не выходила на балкон! Смешинка и сама с удивлением смотрела на веселящихся жителей. Никто не призывал их смеяться, а они смеются, никто не приглашал их танцевать, а они пляшут - да так лихо! Что случилось? - Дело в том, - пояснил с ученым видом Мичман-в-отставке, - что волшебная сила смеха нашей чаровницы Смешинки достигает полной силы только на второй день, но при соблюдении тех условий, о которых я говорил. Подошел хмурый Лупибей. - Можно страже снова вооружиться? - спросил он царевича, прикладывая щупальце к каске. - Нет, - сказал Мичман-в-отставке. - Если вы хотите, чтобы морские жители были веселыми и впредь, стражники должны быть вооружены лишь цветами, не посягать на еду жителей и наводить порядок только с помощью шуток. Они действуют сильнее пушек. - Вот как? - сказал Лупибей и удалился в глубоком раздумье. Мичман-в-отставке проводил его настороженным взглядом. НЕУДАВШИЙСЯ УЖИН - Как я рад! Как я рад! - приговаривал царевич. От восторга он даже протанцевал круг. - Все смеются, всем весело. Приятно посмотреть. Сегодня продолжим наш грандиозный бал! Позвать немедленно портных! Через минуту Лупибей притащил трех Коньков-тряпичников. Их тоненькие хвостики дрожали от испуга. - Сейчас же сшейте девочке Смешинке бальное платье из ресничек медузы Аурелии! - приказал Капелька. - Чтобы к ужину оно было готово! А Лупибей, наклонившись к портным, что-то тихо добавил, и они опрометью бросились к дверям. Вечером царевич пригласил Смешинку на ужин и повел ее, бережно держа за руку. По пути он рассказывал о роскошном платье, которое сшили ей для бала придворные портные. - Ах! - воскликнула девочка, увидев платье. - Оно действительно чудесное! Платье переливалось и струилось между пальцами, невесомое, мерцающее бесчисленными искрами. - Я сейчас же переоденусь! - заторопилась Смешинка. Но царевич возразил: - Сначала поужинаем. Иначе, если ты наденешь платье, мой шеф-повар Судак оторопеет и перебьет всю посуду. Окна обеденного зала были распахнуты настежь, чтобы слышен был доносившийся из города веселый смех. - Как он бодрит, как радует! - воскликнул царевич, усаживаясь за стол. Толстый Судак повязал салфетку вокруг его шеи и подал блюдо, наполненное зелеными листьями. - Что это? - спросил царевич. - Салат из ламинарии и саргассов, - почтительно ответил Судак. - С приправой из планктона и соусом "букет хлореллы". Легчайшая и полезнейшая закуска, как утверждает наш уважаемый Хирург. Смешинка, улыбаясь, попробовала. Салат ей понравился, и она с аппетитом принялась есть. Судак, лоснясь от удовольствия, глядел на нее. - А сейчас будет коронное блюдо ужина! - объявил он торжественно и подал знак. Распахнулись двери, и две официантки Прилипалы, изгибаясь, внесли громадное блюдо. На нем лежал, подпрыгивая и хихикая, большой Палтус. - Внимание! Улыбающийся Палтус! Сейчас мы отправим его в печь... Смешинка, побледнев, приподнялась со стула. - В печь?! Этого веселого доброго Палтуса? - Ну да! - подтвердил Судак. - Он будет запечен с улыбкой на устах. Я думаю, этот Палтус будет очень-очень вкусным. - Какой ужас! - Смешинка закрыла глаза руками, чтобы не видеть улыбающегося Палтуса. Судак встревожился: - Что случилось, дорогая гостья? Вы не любите Палтусов? - Я их очень, очень люблю, - ответила тихо девочка. - Они такие толстые и забавные... - Так в чем же дело? В печь его! - Нет! - крикнула Смешинка. И добавила: - Я люблю их живых. Судак от удивления выронил черпак: - Как? Живых? Но будет очень неудобно... есть его живым. Нужно крепко держать... - Что вы говорите?! - возмутилась Смешинка и повернулась к царевичу. Царевич недоумевающе развел руками: - Я ничего об этом не слышал. - Он обратился к Судаку. - В чем дело? - Сейчас все объясню, - засуетился тот, глядя на Смешинку. - Пока морские жители не смеялись - мы не готовили во дворце рыбных блюд. Эти блюда невозможно было есть - такие они получались горькие и невкусные, ибо были пропитаны желчью, которая разливается от плохого настроения. "Вот если бы вы заставили всех жителей смеяться..." - однажды посоветовал я Лупибею. Но он только отмахнулся: дескать, никто из жителей этого давно не умеет. Но через несколько дней он позвал меня снова и сообщил, что знакомая ему ведьма согласилась скупить для него весь смех у людей, а за это он должен отдать ей лучшие жемчужины Кораллового города. "Тогда, - сказал он, - мы заставим жителей проглотить этот смех и они станут веселыми и вкусными-вкусными". Но, как известно, ничего не получилось с чужим смехом - на подводных жителей он не действовал. А теперь наша драгоценная гостья научила наконец жителей веселиться. Смешинка вздрогнула и широко раскрытыми глазами посмотрела на царевича Капельку. - Сегодня я увидел, что все морские жители здоровы, веселы и жизнерадостны, - продолжал разглагольствовать Судак. - Это все действие вашего чудодейственного, волшебного смеха! И я решил порадовать вас сегодня и приготовить это несравненное блюдо - "улыбающийся Палтус с витаминным гарниром". Смешинка стала бледной, как морская звезда Офиура. - Так вот зачем... так вот для чего понадобилось тебе учить жителей смеяться, - прошептала она, глядя на царевича. - Чтобы улучшить вкус твоих кушаний! - Клянусь, я этого не думал! - воскликнул Капелька. - Я ничего не знал. Поверь мне! Но Смешинка, не слушая его оправданий, выскочила из-за стола и убежала. Царевич грустно смотрел ей вслед. Потом сорвал с себя салфетку и бросил в толстого Судака: - Какого морского черта! Что за дурацкое блюдо "смеющийся Палтус", я спрашиваю? Судак упал ниц. - Я думал... я видел, как приятно царевичу, что все вокруг смеются, вот и решил сделать сюрприз... - бормотал он испуганно. - Я люблю, чтобы смеялись вокруг, а не на моем столе! - закричал в ярости царевич, и Судак мгновенно исчез. - Что же делать? - царевич в волнении ходил по залу, ломая пальцы. - Как мне теперь вернуть радость девочке Смешинке? А Смешинка опять горько плакала в своей комнате. - Ах, зачем я научила жителей города смеяться? - жаловалась она Мичману-в-отставке, сидевшему в своем кресле. - Прав был Храбрый Ерш: я хуже, хуже Лупибея, его стражников. Я научила всех смеяться, а они по-прежнему страдают. Что сказал бы Храбрый Ерш, если бы узнал, как все получилось? Что бы он сказал? - Зачем гадать? - усмехнулся мудрый старец. - Надо спросить его самого. Девочка с недоумением посмотрела на друга. - Но ведь он сидит в темнице! - Да, и в самой неприступной - темнице Тридакне. Никто не в силах открыть ее, кроме Лупибея... Смешинка опустила голову и надолго задумалась. В двери показался Спрут. Он осторожно нес в щупальцах платье из ресничек медузы. - Вот... прислал светлейший царевич. Просит надеть его и прийти на бал. Девочка гневно махнула рукой на Спрута. - Нет! Неси прочь! Не нужно мне это платье. Не пойду на бал! Спрут топтался на месте, недоуменно хлопая глазами. - Но царевич приказал вручить платье... - жалобно пробормотал он. Видно было, что он боялся возвращаться, не выполнив приказания. - Не хочу платья! - повторяла девочка. Тут подал голос Мичман-в-отставке. - Чудесный наряд! - сказал он, осматривая платье. - Будет неразумно его вернуть. Подожди за дверью, спрут, а девочка в это время подумает. Спрут обрадованно шмыгнул за дверь. Смешинка с недоумением посмотрела на своего друга. - Почему ты решил, что я подумаю? - спросила она запальчиво. - А ты разве совсем отказываешься думать? - удивился Мичман-в-отставке. - Я буду думать, только не о бале и нарядах! - Верно. Именно это я и имел в виду. Давай подумаем, например, о Храбром Ерше и его друзьях. О том, как их спасти. Ты согласна подумать об этом? - Конечно, согласна! - обрадовалась Смешинка. - Но как их спасти? Ты же сказал, что из Тридакны никто не может вырваться. Ее нельзя открыть! - А мы и не будем стараться ее открывать, - возразил старец. - Мы взломаем ее. - Тридакну? - Точнее, не мы, а вот эта маленькая ракушка, - и он показал Смешинке овальный камешек. - Маленькая, слабенькая ракушка взломает громадную Тридакну? - воскликнула в изумлении девочка. - Каким образом? - Ракушка называется "морской финик", - пояснил Мичман-в-отставке. - Перед ней не устоит и гранит. Она легко просверлит дырочку в самой крепкой Тридакне. - Но она просверлит маленькую дырочку! - покачала головой Смешинка. - В нее не пролезет даже Бекасик! - Один финик просверлит маленькую дырочку. А сто фиников? Девочка захлопала в ладоши: - Сто фиников просверлят сто маленьких дырочек или одну большую дыру! - Она вдруг посерьезнела. - А зачем все-таки ты велел Спруту остаться? При чем здесь платье? - Ох, маленькая глупая девочка, - покачал головой Мичман-в-отставке. - Задачу с финиками ты решила, а вот о другой задаче даже не думаешь. - О какой? - Как нам потихоньку выбраться из дворца. Позови Спрута и скажи, что берешь платье и будешь переодеваться, а он пусть встанет у двери и никого не впускает, да еще кликнет на подмогу других стражей. Мы выберемся в окно, спустимся вниз и незаметно выскользнем за ворота. Поняла? УЗНИКИ ТРИДАКНЫ СВОБОДНЫ Упорно размышляя над новыми порядками в городе, Лупибей не забывал и о своих пленниках. Каждый из них сидел в одиночной узкой пещере в скале, которую Спруты завалили тяжелыми камнями. Лупибей таскал пленников к себе на допрос, чтобы узнать, какое восстание в городе они готовили, кто из жителей дружил с бунтарями. Но пленники держались стойко и ничего ему не говорили. Тогда он приказал перевести друзей в одну большую темницу - раковину Тридакну и приставить к ней самого чуткого Дракончика-шпиончика 13-13, чтобы слушал не переставая днем и ночью. "Наверняка при встрече они разговорятся и назовут хоть одно имя, - думал Лупибей. - И тогда я уж раз-делаюсь с ними!" Но Храбрый Ерш разгадал хитрость Спрута. И как только друзья встретились в темнице, он сделал им знак: "Тс-с!" И глазами указал наверх, на потолок раковины. Друзья все поняли и замолчали. Слабое фосфоресцирующее сияние от стенок Тридакны едва освещало их. Так сидели они долго-долго, тесно прижавшись друг к другу. Вдруг они услышали где-то вдалеке непонятный глухой шум. Он все нарастал, приближался. Храбрый Ерш напряженно прислушивался, закипая от ярости. Колючки на его спине встали дыбом. - Что с тобой? - не выдержала Барабулька. - Вы слышите? - возмутился бунтарь. - Они смеются! Хохочут во все горло, как будто нет ни Спрутов, ни Пузанков, Ротанов и Горлачей! Как будто их не отправляют в пещеры! Как будто им живется лучше некуда! Он выкрикивал это, не обращая внимания на то, что Дракончик-шпиончик наверху слушает и запоминает каждое его слово. Пусть! Все равно сегодня последняя ночь... - Значит, Смешинка все-таки научила их смеяться, - тихо сказала Барабулька. Раздались шаги - осторожные, крадущиеся. - Кто бы это мог быть? - Храбрый Ерш напряг слух. - Стражники так не ходят, топают изо всей силы. Шпиончики ползают... Жужжание продолжалось. То один, то другой узник прислонялся к стенке Тридакны и чувствовал едва заметное дрожание, но понять, откуда оно и зачем, не мог. Вдруг на голову Бычка-цуцика посыпались легкие крошки. Он поднял глаза и увидел светлую точку. - Что это? - он приник к точке и почувствовал свежую струю. - Братцы, кажется, кто-то продырявил Тридакну! Толкая друг друга, узники рассматривали маленькую дырочку, сквозь которую струился слабый свет морских Звезд. - О, еще одна появилась! - завопил Бекасик. - Смотрите! - И здесь! И здесь! - наперебой кричали узники. Дырочки возникали одна за другой, как будто кто-то невидимый нанизывал жемчужное ожерелье. Все новые и новые жемчужины укладывались одна возле другой. Они образовали большой кружок. Снаружи кто-то изо всех сил топнул, кусок раковины, обсверленный со всех сторон точками-дырочками, легко отвалился и упал на дно темницы, а в образовавшееся отверстие хлынул свет. - Выходите, друзья! - воскликнул звонкий голос, и узники увидели склонившуюся над отверстием Смешинку. - Быстрее, пока не пришли Спруты! Барабулька, Бекасик и Бычок-цуцик кинулись к девочке и принялись нежно благодарить ее. Она, смеясь, отбивалась: - Это не я вас спасла, я только помогала... Это он! - и Смешинка указала на Мичмана-в-отставке, который заботливо собирал свои финики. - Он придумал, как спасти вас! - А где Шпиончик? - Храбрый Ерш, сердито встопорщив колючки, рыскал вокруг, и глаза его горели яростным огнем. - Сейчас я расправлюсь с ним! - Увидев нас, он бросился улепетывать к дворцу, - улыбнулась девочка. - Давайте и мы, братцы, разбегаться, - мрачно сказал Храбрый Ерш. - Дракончик поднял уже, наверное, всех на ноги. Он кивнул на прощание своим друзьям и исчез во мраке. Смешинка и Мичман-в-отставке направились в другую сторону. - Свободны! Свободны! - крикнула Барабулька и поспешила вслед за Бекасиком. Но для Храброго Ерша эта радостная ночь освобождения оказалась тяжелой и мрачной. Когда беглецы разделились, чтобы легче было идти через город, кишащий Спрутами и Каракатицами, к старым развалинам, где они обычно прятались, Храбрый Ерш направился к дворцу, куда двигались все жители города. Они смеялись и шутили на ходу, плясали и радовались. С горечью смотрел бунтарь на непонятное веселье. На площади перед Голубым дворцом бурлила громадная толпа. Все перемешалось здесь: крупные Чавычи и Белухи двигались степенно, юрко сновали Гольцы, Ласточки, Сайры, Кильки, Караси. Рядом с плоскими неповоротливыми Камбалами мелькала быстрая Корюшка. Морская толпа - это была стихия Храброго Ерша. Он сразу же нырнул в нее, но - странное дело! - не почувствовал здесь прежнего яростного напряжения. Раньше повсюду он видел только озлобленные, мрачные глаза, и стоило ему, проплывая мимо, бросить какое-нибудь едкое слово о дворцовых прихвостнях или жестоких стражниках, как глаза вспыхивали гневом и вся толпа устремлялась за ним. А сейчас, как он ни изощрялся, как ни подстрекал, шепча жителям города разные призывы к бунту, никто не слышал его. - Да брось ты! - хлопнул его по спине какой-то Карась-Ласкирь. - Не хотим мы сегодня думать о плохом. Жизнь и без того довольно тяжелая штука. Сегодня будем все веселиться! - Да, веселиться! - загорланил какой-то бесшабашный Минтай. - Хватит нам все думать и слезы лить по каждому пустяку. Пришел и на нашу улицу праздник! - Он еще не пришел, глупцы! - заорал изо всех сил Храбрый Ерш и этим на минуту привлек внимание окружающих. - Рано еще говорить о празднике, рано плясать и веселиться! Запомните: праздник наш будет тогда, когда выкинем из города всех Спрутов. - Ну а пока мы все равно будем веселиться! - крикнул кто-то из толпы. - Нет! - рявкнул Храбрый Ерш. - Мы не будем веселиться! Вспомните убогие лачуги, в которых вы живете! Вспомните о наших братьях, которые томятся в морских пещерах! - Еще не хватало на празднике об этом думать! Гоните его в хвост и в жабры, - крикнула какая-то Собачка. Из распахнутых окон дворца полилась чудная мелодия. Храбрый Ерш с отчаянием увидел, как редеет вокруг толпа. Все закружилось перед его глазами... нет, это кружатся пары. Они танцуют, они веселы, они не слушают его, бунтаря и бывшего узника Тридакны. - Пойдем с нами в хоровод! - пригласила его толстая рыба-Кабан. Но Ерш раздраженно оттолкнул ее и бросился прочь... ТАИНСТВЕННОЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ Бал уже был в разгаре, когда в зал ворвались два Спрута: - Беда! Грязный Ерш сбежал! Бунтарь на свободе! Лупибей, стоявший посреди зала и наблюдавший за порядком, вздрогнул. - Как сбежал? Ведь он в Тридакне! - Только что видели его в толпе... мутил воду. - Почему не схватили? - Лупибей так потряс обоих Спрутов за пояса, что цветочки посыпались из их щупалец. - А как... мы схватим... у нас ор-ружия нет... - лязгали клювами Спруты. - Прекратить бал! Тревога! Всем вооружиться! Из темницы Тридакны сбежал преступник грязный Ерш! К нему подошел царевич, ведя под руку Смешинку. - Зачем ты прекратил бал? - Капелька был очень недоволен: только-только девочка снова стала веселой, а тут бал прекратился. Ему стоило больших трудов добиться у Смешинки прощения. И то после того, как царевич торжественно поклялся, что он ничего не ест, кроме салатов. А Смешинка думала: "Надо убедить его, чтобы он приказал Спрутам тоже перейти на салаты, а морские пещеры закрыть". - Сбежал грязный Ерш! - выкатывая глаза, сообщил Лупибей. - Его не могли задержать... Вот они, ваши цветочки! - Экая беда, - пожал плечами царевич. - Твое дело - ловить его, а наше дело - веселиться. - Но преступник мутил воду на площади перед дворцом! Вон те доблестные стражи видели его. Двое Спрутов, заискивающе кланяясь, подтвердили, что грязный Ерш мутил воду и подбивал жителей ворваться во дворец, напасть на стражников. - Пока они безоружны, - многозначительно добавил Лупибей. - А жители что? - полюбопытствовала Смешинка. - Они не стали слушать мутильщика. Заиграла музыка, и они пошли танцевать. Если бы царевич наблюдал за Смешинкой, то его удивило бы, как она внезапно опечалилась. - Ну вот видишь! - сказал Капелька начальнику стражи. - Нет причин тревожиться. Продолжаем бал! Лупибей с недовольным видом ушел. За ним поспешили "доблестные стражи". Опять заиграла музыка. О недавнем переполохе быстро забыли, и веселье продолжалось. Пронзительный визг Плотвички-Гимнастки заставил всех вздрогнуть и разом остановиться. Стихла музыка. В наступившей тишине, замерев, все смотрели на одно распахнутое окно. А там на подоконнике стоял Храбрый Ерш, держа черную гимнотиду. Вид у него был зловещий и решительный. Храбрый Ерш пережил ужасный вечер. Куда бы он ни направился, везде видел веселье, пляски, радость. "С чего это они радуются? - думал он с горечью. - Ведь все в городе осталось по-прежнему: Спруты и Каракатицы не выпустили власти из своих щупалец". Потом им овладел гнев. "Это все подстроила Смешинка! Она заставила жителей смеяться вместо того, чтобы проклинать грабителей и бороться с ними. Пока она в городе, нам не удастся прогнать Спрутов и Каракатиц. Но из города девчонка не хочет убираться. Ей хорошо во дворце, вместе с царевичем разъезжает в карете..." И Храбрый Ерш решил расправиться за это со Смешинкой. Правда, его очень угнетала мысль, что именно она помогла ему и его друзьям освободиться из темницы. "Но я должен думать прежде всего о жителях Кораллового города! Уничтожив Смешинку, я подниму всех на борьбу с угнетателями!" С этого момента все сомнения отпали. Храбрый Ерш действовал, как всегда, дерзко и решительно. Никто не заметил, как он проник в зал. Видимо, зараженная общим весельем, дворцовая стража утратила бдительность. Этим и воспользовался бунтарь. Он появился в окне в тот момент, когда рядом с ним оказались, проплывая в танце, царевич Капелька и девочка Смешинка. - Теперь-то я рассчитаюсь с вами за все! - сказал Храбрый Ерш, не сводя с них глаз. - Как раз вы-то мне и нужны! Он выразительно поигрывал гимнотидой, и никто, даже стражники, не посмели к нему приблизиться, зная, что бунтарь бросает рыбу-Нож без промаха. Только какой-то Пузанок стал суетливо пробираться к выходу, оставив танцевавшую с ним Плотвичку. - За страдания морских жителей, за их обман, за грабеж! За издевательский смех! - Голос бунтаря повысился. - Получайте! Все переполошились, бросились к дверям, началась давка. Орали Горлачи, пыхтели Ротаны, визжали Миноги. И только царевич и девочка стояли неподвижно, бесстрашно глядя в глаза опасности. Брошенная Храбрым Ершом плоская и острая гимнотида неминуемо пронзила бы обоих, если бы не Мичман-в-отставке, молниеносно заслонивший их собой. Гимнотида смертельно ранила его, отскочила и косо унеслась вверх. - Мой друг! - воскликнула Смешинка, бросаясь к несчастному, который медленно опускался к ее ногам. Она встала на колени. Глаза Мичмана-в-отставке уже мутнели. Он с трудом шевелил губами: - Проведи по ране... перьями... старого аиста, - услыхала девочка еле слышный шепот и вскочила. - Быстрее, быстрее отнесем его ко мне! - закричала она. - Перья у меня в комнате. Вдвоем с царевичем они осторожно перенесли раненого в комнату Смешинки и положили на кровать. Девочка достала из двухстворчатого шкафчика пучок перьев, которые она хранила с тех пор, как подобрала в развалинах, и бережно приложила их к зияющей ране на груди у Мичмана-в-отставке. Но он даже не пошевельнулся. - Ох! Он погиб! Мой Мичман-в-отставке умирает! - Не расстраивайся, - утешал ее Капелька. - Я прикажу, и завтра у тебя будут десятки Мичманов, и не в отставке, а молодых, жизнерадостных... - Не нужны они мне! - Смешинка заплакала. - Как ты можешь так говорить? Он единственный... - Надо найти Хирурга! Но тщетно искали они Хирурга по всему дворцу - трусишка где-то надежно спрятался от передряг. Печальные возвращались они к умирающему... Смешинка в изумлении остановилась на пороге. Мичман-в-отставке исчез. Вместо своего друга Смешинка увидела пестрое желто-красное создание с длинными черными плавниками. Над большими выразительными глазами незнакомца