скать через  призму  своей  поэтической
фантазии. Простой убегающий гриб в лесу или жареный петух, вылупляющийся  из
обеденного стола, непременно вдохновляли поэта на создание нескольких метров
корявых образов.  Сам себя Мизерабль с  недавнего  времени  стал  уподоблять
ослепительному  бриллианту,  парящему  над  толпой  слепцов.  И  вот  теперь
неземной  красоты рука готова убрать повязки, приросшие к  глазам обитателей
Фантазильи... Да, судьба поэта волшебно изменилась с тех пор, как в его снах
впервые появилась дама в черном.
     Самый страшный миг в своей жизни Сморчков-Заморочкин  отчетливо  помнил
вот уже двести двадцать лет. Крепостной из Шипиловки, небольшой подмосковной
деревеньки, последние два года в ту пору он состоял в услужении у барина.
     Михаил Анатольевич Шипилов-Трудный, блестящий лейтенант флота,  вышел в
отставку после  знаменитого Чесменского сражения. Военный  талант, мужество,
отчаянная,  граничащая  с  безрассудством храбрость --  все  предвещало  ему
завидную,  стремительную  карьеру.  Чудом  спасшись с  взорванного  линкора,
раненый,  Шипилов не оставил поля  боя. Перейдя на брандер, молодой  офицер,
вместе с однокашником, лейтенантом Ильиным, сумел  в дерзкой вылазке поджечь
вражеский  корабль. Вспыхнувший  пожар охватил  другие  турецкие  суда,  вся
неприятельская эскадра  запылала. Победа была полной.  Русский флот завоевал
безраздельное господство в Эгейском море.
     Чины,  ордена,   богатства  --   милости   императрицы  щедро   осыпали
победителей. Всех...  кроме  Михаила. Контр-адмирал  Грейг, невеста которого
была  неравнодушна к красавцу  лейтенанту,  из зависти  оклеветал удачливого
соперника...
     Выписавшись из госпиталя, Шипилов  подал в отставку, поставив  крест на
военной карьере.
     Пощечина  адмиралу,  отказавшемуся  стреляться,  стала единственным его
утешением. Любовь обворожительной барышни -- увы -- оказалась недолговечной.
Добровольный  изгнанник  в  расцвете  лет,  сил  и талантов  засел  в  своей
Шипиловке и там, чтобы  не спиться  от тоски, вскоре  поставил выписанный из
Голландии лесопильный завод.
     Энергия  и  деловая  хватка  стосковавшегося  по активной  деятельности
отставника  совершили  необычайное,  поставив  на  уши  сонную  деревушку  с
населением  в семьдесят восемь  душ. Дело, словно на дрожжах,  разрасталось.
Появились  обширные  заказы для флота.  В Шипиловку  на заработки потянулись
окрестные мужики, отпущенные хозяевами на оброк. Шипилов-Трудный в считанные
месяцы баснословно разбогател, приобретя  вместе с деньгами легкие  признаки
классического русского самодурства...
     Князь  Пимен  Пименович  Сморчков-Заморочкин  в  княжеское  достоинство
некогда возвел  себя сам. Это случилось  довольно давно, в  обстоятельствах,
которые когда-нибудь стоило бы описать отдельно. Древняя и аристократическая
(так казалось ее новому обладателю) фамилия Заморочкин тоже упала не с возу,
а  была  самым  наглым  образом  присвоена.  Во  времена  же, о  которых  мы
рассказываем сейчас,  Пимка Сморчков, двадцатилетний  белобрысый оболтус  из
Шипиловки, час назад проводивший хозяина по  срочным делам в Москву, лежал в
сапогах на любимой хозяйской оттоманке и куражился над ключницей Агафьей.
     -- Да нешто ж  это дело  --  гишпанские маслины  трескать! -- убивалась
сухонькая ключница. --  А вино-то рейнское, бутылка  по  рупь и два  алтына,
телку за такие деньжищи впору сторговать! А сапогами насвинячил, ой, матушка
моя! Пришибет тебя барин, Пимка!
     --  Нишкни, старая, --  лениво цедил  сквозь зубы  молодой  хам.  --  Я
хозяйский  любимец! Кому пожелаю, могу по шеям  навернуть,  потому мне права
дадены!  Никто, как я, не  способен Михал Анатольичу  сладко  пятки чесать с
приговором.
     Запустив немытую пятерню в заветную кадушку  Шипилова, лакей  извлек  и
ловко забросил в рот полную пригоршню нежных, угольно-черных ягод.
     Плюм! -- Первая косточка, не попав в Агафью, ударилась о край китайских
костяных  ширм  с  монахами  и  лукавыми  красавицами, купленных  барином  в
неопределенных мечтах о прекрасном.
     Плюм! Плюм!  -- Вторая косточка  угодила в люстру, третья  в фарфоровую
тарелку на стене. Подобрав юбки, ключница пустилась наутек.
     Четвертая косточка  никакого  звука  не  издала, поскольку,  вылетев из
гостиной, исчезла в распахнувшейся двери,  вслед за проворной  старушкой. Но
вот пятая!..
     Плюп!..  Сам  барин,  Шипилов-Трудный,  детина,  ростом  под притолоку,
казавшийся  еще  огромней  в  шубе  на собольих  пупках,  застыл  в  проеме,
недоуменно выковыривая из глаза черную влажную косточку.
     -- Нне по-онял!..  --  протянул он  любимое присловье, остолбенев перед
открывшейся картиной.
     Самым  малым, что  обычно  следовало  после  этих  слов, даже сказанных
хозяином спокойно, было суровое наказание плетьми. Сейчас же слова раздались
с такой страшной, леденящей  душу интонацией, что  в нижней части  костюма у
Сморчкова возникла лишняя тяжесть.
     -- Не по-онял! -- повторил Шипилов, переводя бешеный взгляд  с косточки
на полупустую  кадушку маслин.  Круглые  глаза  его,  как  показалось лакею,
источали зеленое пламя. Под правым багровела ссадина.
     Пронзительно  вереща,  Сморчков ринулся  бежать, ужом попытался юркнуть
между  ног у  господина, но в  последний миг был пойман за  косицу  и  резко
вздернут вверх.
     -- Ванька! Прохор! -- зычно выкрикнул барин.
     Два дюжих молодца залетели в коридор, немилосердно грохоча подкованными
сапогами.
     -- В  холодную его!  -- Шипилов-Трудный брезгливо кинул холопа под ноги
дворовым, понюхал пальцы правой руки и вытер их о полу шубы. -- Есть-пить не
давать! Отпитался, каналья! За маслины заветные душу из тебя завтра  выну!..
Что  за  день такой  окаянный?  -- пожал он  богатырскими плечами.  -- Возле
Белорусовки  лошади понесли,  под Щербининкой  две  кошки  черных  -- хвосты
трубами -- дорогу перебежали. Ну,  думаю,  шабаш, поворачиваем, не  к  добру
это. И точно!.. Агафья! -- позвал хозяин. -- Волоки шотландского, освежаться
будем!
     Белесый  зимний  свет лился  в  полутемный коридор  из гостиной,  и еще
несколько  мгновений Сморчков,  уносимый из  коридора  навстречу  возмездию,
видел в дверях темный силуэт господина. Шипилов стоял по-матросски, широко и
прочно,  словно  три  года  назад,  на   мостике  блаженной  памяти  линкора
"Евстафий"...


     Князь   Сморчков-Заморочкин,   помощник   Великого   Мага   Фантазильи,
сморщился,  поправляя  на лбу повязку с  целебной  мазью  от ожогов.  Забыть
позорное  треклятое  прошлое не удавалось  никак... В  ту ночь,  расшатав  и
выдернув доску, забивавшую  крошечное низкое оконце  холодной, он, благодаря
малому  росточку  и  щуплому сложению,  сумел протиснуться в него  и бежать.
Далее события завертелись, как в калейдоскопе.
     Встреча с разбойничками на  большой дороге. Вольная,  удалая, но  почти
всегда  голодная  жизнь  в  шайке. Захват  кареты  с  погибавшим от  чахотки
захудалым дворянином поручиком Заморочкиным. Новое бегство -- из ватаги -- с
документами  поручика  и  разбойничьей казной. Знакомство на постоялом дворе
близ Санкт-Петербурга  с  челядью  графа Калиостро  --  знаменитого  мага  и
авантюриста.
     Граф  оценил  ловкача и прохвоста по достоинству,  взяв  на  службу для
исполнения  мелких,  но  постоянных  поручений,  не   требовавших   излишней
щепетильности. Разъезжая с Калиостро по всей Европе,  шипиловский крепостной
приобрел некоторый внешний лоск и впервые познакомился с тайнами магии.
     Спустя  несколько лет,  в  Трансильвании,  чудом не попавшись на  краже
алмазов  у  графа, Сморчков-Заморочкин  вынужден был бежать в очередной раз.
Теперь уже он, наняв прислугу, колесил по городам и весям,  выдавая себя  за
бывшего господина. Удача долгое время благоприятствовала негодяю.
     И   вот  однажды,   под  Толедо,  Калиостро,  неустанно   разыскивавший
отъявленного мошенника, настиг  его прямо на тракте, у разрушенной мельницы.
Граф проклял  предателя и, призвав на помощь все  свое мастерство, в грохоте
стихий и сверкании молний отправил Сморчкова непосредственно в ад.
     Однако  хитрый слуга  сумел многому научиться у господина.  Силы черной
магии,     подвластные    проходимцу,    смягчили    заклятье.    В    итоге
Сморчков-Заморочкин,  хоть и исчез под  землей,  но остановился  не в аду, а
значительно выше -- в Волшебной стране Фантазилье.
     Первые  годы  Пимен  Пименович  существовал тихо  и  незаметно. Если им
интересовались,  прохвост изображал  мелкого алхимика, жертву интриг знатных
вельмож.  Изучение   древних   магических   книг   будто   бы  открыло   ему
незначительные магические  чары, а  с ними и путь в благодатную спасительную
страну. Обитатели Фантазильи не  привыкли без крайней необходимости ворошить
чужое прошлое, поэтому жизнь беглеца текла размеренно и  спокойно. Почти  на
двести  лет  он  затаился  в  глуши,  выжидая,  накапливая  опыт  и  немалые
колдовские познания. Затем начал действовать. Исподволь. Не спеша.
     Сморчков  перебрался  в  столицу.  Постепенно  завел  знакомства  среди
известных    лиц,    умея   оказаться   нужным,    участливым,   заботливым,
необременительно интересным. Проявлял самопожертвование так ловко, что никто
не   чувствовал  себя  тягостно  обязанным  новому   обаятельному  знакомцу.
Незаметно  лгал,  ненавязчиво  льстил,  подавал,  подносил,  подсказывал, не
унижаясь и  не унижая. Умел  ждать,  но  никогда  не  упускал  благоприятный
случай. Короче говоря, не прошло  и года,  как  самозваный князь,  никому не
известный дотоле, оказался ближайшим помощником Великого Мага Фантазильи.
     И  тем  не  менее  будущее  свое  Сморчков-Заморочкин не  видел  вполне
определенно. Должность Великого  Мага  влекла хитреца,  но  была выборной, а
следовательно, не  постоянной. Мечтал же он о прочном  надежном благополучии
на  месте возможно более высоком.  На  таком, где  можно  было бы,  наконец,
сбросить маску, не стесняясь выпустить наружу грязную и наглую хамскую суть.
Но мечты оставались мечтами, реальной почвы для их воплощения не находилось.
Не  находилось...  до  той  поры,  пока в  одну  из мартовских ночей  во сне
помощника Великого Мага не появилась впервые дама в черном...



     Глава пятая

        АРХИВ ПЕЧЕНЮШКИНА

     Лиза  заметала следы. Выйдя из магазина,  она  прошла  целый квартал  в
противоположном  направлении,   все  больше   удаляясь  от  домика  тетушек.
Собакомедведь  вполне мог выглянуть  в окно. Если б он  заметил, что девочка
идет не  в  ту сторону,  которую  указала, то  уж точно  навязался бы  ей  в
провожатые. Такой вариант совершенно не подходил Лизе.
     Дойдя  до  угла, она  резко обернулась. Вокруг  не  было  ни души, лишь
неподалеку,   метрах   в   трех,   почти    над    самой   землей,   порхала
бледно-золотистая, с черными прожилками на крылышках, бабочка.
     Путешественница наша слегка успокоилась  и, повернув налево, прошла еще
полквартала,  затем обернулась снова. Странно --  бабочка  по-прежнему  была
неподалеку,  правда, сейчас  уже  на другой  стороне узенькой,  утопающей  в
зелени улочки.
     -- Эй, послушай,  ты что, следишь за мной?! -- вырвалось у Лизы, помимо
ее воли.
     --  Больно надо! -- неожиданно  возмутилась бабочка. -- Я,  если хочешь
знать, с девчонками вообще не вожусь!
     -- Над цветком мотылек порхал, --
     запела  она  (или  он) независимо, в  ритме  фокстрота,  демонстративно
располагаясь на розе. --
     Лепестков аромат вдыхал,
     Сел на розовый ле-е-песток
     Мо-о-лодой мотылек!..
     Вздохнув, Лиза пошла дальше, поминутно оглядываясь,  но теперь все было
спокойно.  Нахальный мотылек, похоже, отстал окончательно. А вот подумать ей
хватало над чем.
     Таинственный  заговор, паутины которого Лиза нечаянно  коснулась рукой,
точнее ухом, вполне мог затрагивать последние события в Фантазилье, или даже
быть  их причиной. Имелся телефон  безымянного заговорщика --  "Моргенмильх,
семнадцать-сорок", имя другого заговорщика  -- Розарио и понимание того, что
в заговоре участвовала дама.
     "С  такими данными Печенюшкин  раскрутил бы  все  за  полчаса, -- уныло
размышляла  героиня. -- А мы с Аленой, ударившись в сыщики, наверняка кончим
тюрьмой. Как всегда. Если не хуже... Нет,  надо искать Пиччи.  Кинуться, что
ли, с горы в пропасть,  чтобы спас? Ох, что-то страшновато... Так, последний
поворот остался. Надо бы шагу прибавить, а то бидончик что-то потяжелел..."
     Благополучно добравшись до домика старых фей, Лиза позвонила в дверь.
     -- Кто  там?! Ты, Лизка?! --  шустрая Алена,  отодвинув засов, впустила
сестру. -- Принесла? Молодец! Я уже две главы  прочитала. Бабушкам нравится!
Будешь слушать?
     -- Принесла? Какая умница! -- Тетушка Хлоя перехватила у Лизы  бидончик
и чуть не уронила  его.  Аленка тут  же  ухватилась за ручку,  не дав молоку
пролиться. Вдвоем они доставили бидон на кухню.
     Вооружившись  серебряной  разливательной  ложкой,  тетушка  Хлоя   живо
зачерпнула  молока,  понюхала  его  с  невероятно  подозрительным  видом  и,
наконец, чуть пригубила.
     -- Вы знаете,  это же от  Цецилии!  -- победно воскликнула  она, словно
сделала  замечательное открытие. --  Я узнаю вкус! Флора,  Лизонька принесла
нам  парного молока  от Цецилии! А как ее  Пумси?!  -- обернулась старушка к
девочке. -- И что тебе сказали  про разносчика? Он  действительно болен, или
Флора, как всегда, попала пальцем в небо? Ты кого-нибудь встретила на улице?
Сегодня сильный ветер? Тебе не надуло в уши?
     По дороге Лиза  частично подготовила себя к трудным вопросам,  придумав
убедительную ложь. "Разносчик, -- хотела сказать она, -- настолько сдвинулся
от ненависти к Пиччи, что попал в психушку и там щелчками все время  сгоняет
с  себя  невидимых малюсеньких рыжих  обезьянок. Хозяин  магазина  решил  по
ошибке, что старушки отказались от свежего молока, боясь микробов, и сделали
большой запас концентратов. Лиза  ошибку исправила, и  теперь  молоко  они с
Аленой будут приносить  по очереди,  так  как в их  возрасте полезно  ходить
пешком. К тому же в магазине  очень  уж  вкусное  мороженое.  Телефон сломан
от-того, что под землей появились  зубастые железные  тараканы и сожрали два
километра кабеля. Сейчас  их вылавливают магнитом и, когда выловят, тогда  и
заменят кабель, поскольку раньше менять нет смысла -- все равно сгрызут".
     Всю эту чепуху Лиза приготовилась  выпалить единым духом, но, внезапно,
с открытым для обмана ртом остановилась.
     "Честность  -- лучшая  политика", --  любил цитировать  папа кого-то из
великих.
     "  Если не знаешь что сказать -- говори правду", -- неизменно добавляла
мама.
     То ли вспомнив родителей, то ли подумав о том, что тетушка Флора  могла
получить по радио иную информацию, но Лиза резко сменила курс.
     -- Я не спрашивала о Пумси, -- призналась  она. -- И  про разносчика не
узнавала, и про ваш видеотелефон. Ни в магазине, ни Цецилии не говорила, что
от вас. Сказала  -- новенькая, мол, приезжая, зовут Бетси, хожу, осваиваюсь,
к  ним  попала  случайно.  А  все  дело в  том,  что мне кажется, будто вас,
бабушки,  специально  забыли.  Слишком  много  совпадений  -- и  телефон,  и
продукты, и никто к вам не приходит все эти дни. Точно? Пари держу, никто не
приходил! Только зачем,  кому  это надо?  Давайте  вместе  подумаем,  вы  же
столько знаете!
     -- Хлоя, девочка  совершенно  права! -- тетушка  Флора медленно,  боком
протиснулась в кухню и  с трудом,  поддерживаемая Аленой,  уселась на стул с
прямой высокой спинкой. -- Пока не стала почти совсем слепой, я больше всего
любила разгадывать  кроссворды...  Очень  много вопросов, давайте соберем их
вместе.  В  любой  последовательности.  Итак,   первые  два:  кому  и  зачем
понадобилось изолировать нас от мира?
     --  Кто  и  зачем  разжег  в  фантазильцах  злобу  на  Печенюшкина?  --
подхватила Лиза. -- Где он сам теперь? Какие  у него планы? Что происходит с
Федей? Почему Мануэла сошла с ума? Что за  факелы горят на Главной площади и
откуда там гул?  Почему вся страна в  темноте, а ваш  домик --  нет?  Почему
троллейбус оказался в горах,  около домика Печенюшкина? Он что, нас видел?..
И  еще, помнишь,  Алена,  ты говорила -- что  за странная жидкость у Феди  в
бутылке?
     -- А что за жидкость у Феди в бутылке? -- живо поинтересовалась тетушка
Хлоя. -- Неужели алкоголь? Боже мой, это так пагубно в его возрасте!
     Алена, считая вопросы, загибала пальцы.
     Лиза хотела ответить тетушке Хлое, но младшая сестра перебила ее.
     -- Я  насчитала  четырнадцать!  --  объявила  Аленка. --  Только  можно
пятнадцатый задать,  для  круглого  счета?  Скажите, бабушки,  у вас в  доме
компьютера нету?
     --  Я  всегда  говорила: "Флора,зачем  нам  компьютер!" --  воскликнула
тетушка Хлоя. -- Так она  мне отвечала:  "А чем мы хуже  других!"  Он есть у
нас, этот самый компьютер,  и это, конечно,  красивая вещь, но сколько можно
бесполезно стирать с него пыль?! Вон он  стоит себе в кабинете на письменном
столе у Флоры, за которым она сидела в последний раз лет двести назад, а  мы
не включали его ни разу, и даже не знаем, как это делается!..
     Тетушка разволновалась.
     --  Аленушка, девочка, скажи, ты что, хочешь  его включить  в сеть? Так
там  же проходит электрический ток, и  пишут, что  сила  тока  смертельна! Я
боюсь, там такие толстые провода!..
     Алена подняла  с пола свой похудевший рюкзачок, запустила руку внутрь и
извлекла красную коробку  из  твердого  пластика.  Коробка была  толщиной со
спичечный коробок, длиной и шириной же -- сантиметров по пятнадцать. Один из
четырех углов скруглялся, другой заканчивался белым треугольником.
     -- Это же футляр для дискет! -- Основы компьютерной грамотности входили
в полученное Лизой образование. -- Ленка, где взяла? Из дома, что ли?
     --  Наша мама -- программист, -- объясняла тетушкам  младшая сестренка.
-- Когда я искала продукты у Пиччи  в каюте, в скале,  то среди консервов на
футляр наткнулась и сразу вспомнила, что это такое. Там есть дискета внутри,
а компьютера в  комнате у  Печенюшкина  не было. Вот я и подумала  -- или он
спрятал, или для нас оставил?.. Лизка, ты же не обижаешься, что я тебе сразу
не показала? Мы же торопились...
     -- Самостоятельной  становишься, --  вздохнула Лиза по-взрослому...  --
Скоро мы с мамой  тебе  и  вовсе  не будем нужны... Ладно, шучу. С этим,  во
всяком  случае, ты  без меня  пока не  справишься. Тетя Хлора, ой, извините,
тетя Хлоя, можно на ваш агрегат взглянуть?..
     Компьютер тетушек напоминал  привычную  для россиян "эйтишку". Слоновая
кость корпуса выглядела, как пластик. Инкрустации из драгоценных  камней  --
сапфиров,  рубинов  и  изумрудов  --  сделаны были со вкусом  и  ненавязчиво
радовали глаз.
     --  Где у  вас  программа  "Антивирус"?!  --  испугала  старушек  Лиза,
уверенно расположившись за столом. --  Нету? Должна быть. Не  знаете?  Жаль.
Первым  делом  нужно  проверить на компьютерный вирус  -- дискета может быть
заражена... Хотя ладно... Я  думаю, Печенюшкину можно доверять... Нормально,
читаем содержимое...
     Всем показалось, что  в комнате стало светлее. Экран  засиял крамольным
оранжево-золотистым светом,  и синие яркие буквы проступили на  нем.  Справа
вверху в синем кружке сидела золотистая обезьянка. Текст открывался словами:
"АРХИВ ПЕЧЕНЮШКИНА". Тетушка Хлоя, неистребимо любопытная, словно киножурнал
"Хочу все знать",  прижалась к Лизе, впиваясь сквозь очки  взглядом в экран.
Верная  себе Алена прочитала с выражением,  вслух, название первого раздела:
"Дракон, как явление".
     -- Ну-ка, поглядим, -- Лиза уверенно давила кнопки.
     "Дракон -- очень сложное  и  многообразное явление. Всякие попытки дать
ему единое  объяснение  заранее  обречены  на неудачу.  Общее  заключение же
всегда  сводит  разнообразие  к  единству  и  тем  самым  искажает  сущность
дракона." Лю-Ци-Фер. "Заметки натуралиста".
     Первый  раздел  состоял  только  из   одного  листа  и,  кроме  абзаца,
приведенного выше, ничего не содержал.
     --  В  дракона  можно   только  верить...   --   неглупая  Лиза  прочла
малопонятные  фразы  дважды,  запомнить их все  равно не  смогла,  но все же
попыталась выразить увидевшийся смысл.
     --  Это  он  искал, как Дракошкиуса оживить!  -- догадалась  Аленка. --
Смотри другой раздел, тут хипло!
     -- Какой возьмем? -- сестра ее вернула оглавление.
     -- Давай...  -- Аленка ткнула  пальцем наугад. --  О!"Сотворение мира".
Нам про него читали! Включай.
     "Хаос  (Хунь-Дунь) был  подобием яйца. Яйцо раскрылось и небо с  землей
разделились.  Влияя  на  землю,  небо породило сына"...  -- Лиза  заскучала.
Предчувствие долгого  и, возможно, бесплодного сидения в  полутемной комнате
не радовало ее.
     -- Алена, -- жалобно позвала Лиза, -- ты поняла, как возвращать начало,
как  нужные  разделы вызывать и страницы  листать? Ну  и  ладушки. Можно,  я
посплю маленько? Если что, буди. Всем привет! -- Она перебралась со стула на
диванчик, стоявший  тут  же, в  кабинете,  свернулась калачиком,  зевнула  и
немедленно растворилась в мягком блаженстве дремы...

     --  ...Это ты?.. -- прошептала Лиза, не  веря  собственным  глазам.  --
Скажи, ты живой?.. Ты живой! Какое счастье!
     Медленно-медленно взмахивая крыльями, трехглавый полосатый дракон летел
над  синей  бескрайней  гладью.  Он  был   так  велик,  что  девочка,  уютно
покоившаяся в длинной теплой шерсти на спине исполина, напоминала  воробышка
в гриве у льва. Молодое солнце всходило над морем.
     Рыжая голова спокойно обернулась к девочке.
     -- Мы с тобой во сне, Лизонька, -- тихо проговорил Дракошкиус.  Зеленые
глаза его  смотрели на ребенка грустно и чуть виновато. -- Я тебе снюсь.  Ты
уж не пугайся, родная моя.
     -- Не может быть!  -- Лиза пыталась  стряхнуть оцепенение. -- Не хочу я
так! Я проснусь, и ты исчезнешь?! Нет!! Не пропадай, пожалуйста!
     --  Лиза, она  и  во сне Лиза, -- улыбнулся  дракон. --  Лучше выслушай
меня, милая,  времени  у нас мало. Очень непросто было попасть в твой сон из
небытия.
     --  Конечно!  --  девочка  немедленно  вскочила,  покачнулась   и  села
по-турецки,  не  удержав  равновесия.  --  Что-то  нужно сделать?  Говорите,
Мурлыка Баюнович, я все-все запомню!
     --  Ни в  коем  случае,  -- промолвил  Дракошкиус  негромко,  но  очень
убедительно. -- Наоборот, ты все-все забудешь, когда проснешься. Только один
Пиччи-Нюш  сможет  восстановить  то, что  я  скажу  тебе. Это  благодаря его
стараниям,Лизонька, мы  смогли увидеться. Сейчас злая воля, та, что окружает
вас с Аленкой и всю Фантазилью, почему-то ослабла. Но едва ли надолго...
     -- И я у вас приемник-передатчик? Вот интересно! А почему?
     -- Пиччи, любезный друг мой! -- Дракон внезапно заторопился.  Слова его
звучали удивительно четкой скороговоркой. -- Оказывается, при жизни я хранил
ужасную тайну,  сам  не  зная  о том.  В последний  миг  перед  гибелью  она
открылась  мне, прорезавшись нежданно  из подсознания. Опасность, чудовищная
опасность... И опять ушло из памяти имя зла... А зло возвращается... Времени
нет...  Запомните:  мой  дядя,  Дракошкиус  Базилевс... юность...  фамильные
предания... Тюнь-Пунь,  китайский  чародей...  Коробочка  с гримом,  зеленая
крас...
     Голос  дракона  становился  все тише,  и  вот пропал  совсем.  Тело его
бледнело, сквозь полупрозрачную шерсть можно было различить море -- внизу, в
невозможной дали. Лиза поняла, что сейчас упадет и будет лететь долго-долго,
вопя и кувыркаясь, пока всмятку не разобьется о воду.
     "Интересно, -- мелькнула у нее последняя мысль,  -- волосы за это время
успеют поседеть от страха?.."

     ...Бух! Толстый коврик у дивана смягчил  падение, Лиза не ушиблась. Она
села на полу, зевая, осматриваясь и почесывая затылок.
     Теперь  дремали  и  тетушки. Их мерное  хрипловатое дыхание слышалось в
комнате, словно  два холодильника работали в унисон. Алена водила пальцем по
экрану, беззвучно шевеля  губами. Неслышно подойдя к сестре, Лиза вгляделась
в изображение.
     "Древнейшими и  универсальными предикатами  дракона вне зависимости  от
того, где рождался этот образ -- на Востоке  или на Западе,  является  свет,
как таковой, как особая эманация, а также, как видение..."
     -- Бабушка Флора! -- жалобно позвала Аленка. -- Что такое предикаты?!
     Тетушка Флора дернулась на стуле.
     -- Предикаты, --  громко  сказала она неожиданным басом, со сна, -- это
неразрывно связанные функции и атрибуты! -- и вновь задремала.
     -- Понятно... -- невесело протянула Алена.
     -- А что такое атрибуты? -- ехидно  прошептала Лиза сестренке в ухо. --
А функции? А эманация? Понятно? Ври больше...
     -- Проснулась! -- обрадовалась младшая. -- Знаешь, если честно, мне все
непонятно. Я и не думала, что Пиччи ТАКОЙ умный.
     -- Выключи его  совсем, -- Лиза опять  зевнула. -- Ой, вроде поспала, а
как будто еще больше устала. И сон какой-то видела... Ничего не помню.
     -- Пойдем на кухню, -- внесла Алена деловое предложение. -- Надо молоко
на холод поставить, а то бабушка Хлоя про него забыла. И перекусим заодно.
     -- Очень солидная мысль,  -- одобрила Лиза. -- Голосую за персики.  Или
тебе милее банановый крем?
     -- Можно  и то и другое, --  вдумчиво  определила сестренка.  --  Потом
колбасы, а на закуску вишни с паштетом...
     Переговариваясь шепотом,  чтобы  не разбудить  старушек, сестры Зайкины
тихонько выбрались из кабинета тетушки Флоры.


     Домовой  Федор  Пафнутьевич,  Великий  Маг Фантазильи,  которого Лиза с
Аленой на правах  старых подруг звали просто Федей, страстно мечтал искупить
свою вину.
     Читатели  книги "Смертельная  кастрюля"  наверняка помнят захватывающее
сражение в Индийском  океане, близ Мадагаскара,  на  острове  Люгера. В этот
день  объединенные силы Земли и  Фантазильи  одержали победу над  самозваным
вождем картоморов, хитрым и злобным чародеем Очистком. Колдун был уничтожен,
сгинул  без  следа, но в жестокой схватке с ним погиб  благородный и  мудрый
любимец сестер Зайкиных трехглавый кот-дракон Мурлыка Дракошкиус.
     Коварный Очисток вызвал дракона  на ЧЕСТНЫЙ бой и победил его с помощью
подлой увертки, нарушив собственную клятву. Федя же, перепутав время высадки
на остров Люгера, позволил тем самым Очистку застать атакующих врасплох. Вот
почему нынешний Великий Маг считал себя невольным виновником гибели друга.
     Никто не пытался уличить домового в  преступной  небрежности, смещать с
поста и тем более судить народным судом. Деликатные  товарищи  понимали -- в
тогдашней  тяжелейшей  обстановке  ни один  из  них  не  был  застрахован от
случайных  ошибок.  Великого Мага берегли, избегая при нем даже разговоров о
Дракошкиусе, и от этого Феде было еще горше.
     Иногда  ему представлялась  неопределенная,  но  грозная опасность  для
страны,  возможно,  вражеское  нашествие. Чистое поле, войска, схватка и  во
главе передовых  отрядов он, на  белоснежном  скакуне, рубающий неприятеля в
лохмы. "Да, -- скажет  Печенюшкин после  битвы, --  вот, Федор  Пафнутьевич,
недооценивали мы  тебя,  сомневались, а ты, герой  наш народный,  Фантазилью
спас!.."
     Но  не случалось  ни  нашествия,  ни схватки,  равномерно  текли  самые
обыкновенные сказочные будни, и повседневное управление страной не давало ни
отдыха, ни удовлетворения.
     И вот,  когда  новая беда пришла  в  Фантазилью, вышло  так,  что Федя,
обостренно  ждавший  неприятностей  и  готовый  к  ним,  задолго  до  прочих
почувствовал зловещие признаки несчастья.
     Как ни странно, все началось с соленых рыжиков.
     Засидевшись  за  государственными  делами  допоздна,   Федя  не   успел
поужинать  вовремя. Перед сном он почувствовал  зверский  голод, спустился в
дворцовую кладовую и нагреб самолично  из кадушки миску ароматных рыжиков из
Берендеева  леса,  посоленных  с  чесночком, укропом,  тмином,  смородиновым
листом и  еще кучей всяческих специй. Поразмыслив, домовой богато  приправил
кушанье  лучком,  постным маслом,  французским  соусом  корректюр, прихватил
ковригу  ржаного  хлеба,  жбан  кваса  и  направился в  спальню,  где  все и
употребил. Затем Великий  Маг,  охая  от обжорства,  переоделся в  роскошную
красную пижаму с  ярко-зелеными отворотами, выключил  лампу  и  благополучно
погрузился в сон.
     Посреди ночи Федя вдруг  резко сел в постели и зашарил рукой по  стене.
Несколько  мгновений,  впотьмах, ему  никак  не  удавалось  нащупать  кнопку
ночника.  Ненависть к Печенюшкину захлестывала домового. Почему-то сейчас он
отчетливо понимал -- это Пиччи, лживое  обезьянье  отродье, устроил путаницу
со  временем высадки на остров  Люгера.  Знал,  что  Федя ошибается,  но  не
предупредил  его. Именно  так  он  погубил  Дракошкиуса  и  сделал невинного
домового презренным  посмешищем для всей Фантазильи. Устранив же  дракона  и
Великого  Мага, Печенюшкин  получил  стопроцентную возможность самому  стать
правителем Волшебной страны. Подлец! Негодяй!..
     Вспыхнул свет, и наваждение,  окутывавшее рыже-седую встрепанную голову
правителя, исчезло в один миг.  Остался только огонь в желудке и пищеводе --
дикая, невыносимая изжога. Она-то и пробудила Федю посередине тяжелого сна.
     Прошлепав  к  столу,  он зачерпнул  чайную  ложку  соды из  берестяного
туеска,  всегда  бывшего  наготове,  разболтал  лекарство  в  воде,  залпом,
морщась, выпил и опустился на стул, протирая глаза.
     Казалось  совершенно непонятным, как в мысли Феди,  даже во  сне, могла
прийти  такая  чудовищная,  несусветная  чушь.  Именно  Печенюшкин,   вообще
отсутствовавший тогда на Земле, никаким  образом не мог знать о перепутанном
времени начала операции. Печенюшкин, которому пост Великого Мага предлагался
не один раз, постоянно и  искренне  отказывался от этой чести. Печенюшкин --
предатель?!.  Печенюшкин  --  негодяй?!.  Да,  Федя  частенько  обижался  на
веселого,  озорного,  любящего  дружеское  подтрунивание  Пиччи-Нюша,  но  в
честности его и добрых помыслах был уверен непоколебимо.
     Изжога  прошла, оставив  тяжесть  и  нарзанное  покалывание  в  животе.
Плюнуть, лечь, продолжать спать? Завтра трудный день. Мало ли что привидится
после чересчур острого, избыточного ужина...
     Однако тревога не отпускала.
     Подойдя  к  кровати,  но не  ложась,  домовой выключил свет и, не успев
досчитать до пяти, включил кнопку снова. Дьявольский морок накинулся на него
в  темноте,  как  стая  изголодавшихся  хищников.  Для того,  чтобы осветить
комнату, вновь потребовалось серьезное усилие.
     Этой ночью Великий Маг не рискнул продолжать опыты. Мучимый раздумьями,
он уснул с трудом, под  утро,  при ярко горевшей люстре. Когда  приближенные
разбудили его, как обычно, в семь, Федя, сославшись на болезнь, поручил  все
дела  на  ближайшие  два дня помощникам.  Доверившись безгранично  преданной
крысе  Мануэле,  плутовавшей  лишь  в  отдельных  продуктовых  вопросах,  он
принялся за тайные исследования.


     Перекусив, Лиза  просмотрела  "АРХИВ  ПЕЧЕНЮШКИНА"  до конца. Никто  не
мешал  ей.  Тетушка Хлоя, проснувшись, занялась  на кухне  омлетом  и манной
кашей. Аленка в  гостиной читала тетушке Флоре третью  главу книги "Вдоль по
радуге". Некоторых героев старенькая фея узнавала и  попутно рассказывала из
их биографий немало интересного.
     А  вот Лиза  ничего интересного,  нужного,  в  записях  Печенюшкина  не
находила. Конечно,  занятные  места  попадались.  Природа  северного сияния,
например, объяснялась так:
     "На  Крайнем Севере, куда не заглядывает солнце, есть ЧЖУ-ЛУН,  дракон,
держащий  во  рту  свечу  и  освещающий  ею  темные  полярные страны.  Когда
поднимается  ветер, пламя  драконовой  свечи,  делаясь  сильнее,  становится
видным и людям более южных территорий".
     Много нового выяснилось о землетрясениях:
     "Сокровища земных недр охраняет особый дракон  ФУ-ЦЗАН-ЛУН. Родственный
ему  дракон  ЦЗЯО  проводит  в горах ранний период  своей  жизни.  Достигнув
расцвета, он ищет выхода на вольный воздух, прихватив сокровища, и тем самым
производит землетрясение".
     Отдельные слова, порой даже абзацы, не понимались, хоть убей.
     Разумеется,  значения  непонятных слов  могла объяснить  тетушка Флора.
Однако Лизина интуиция подсказывала, что это не приблизит  ее  к разгадке ни
одного из четырнадцати недавно поставленных вопросов.
     -- Флора, девочки! -- позвала из кухни тетушка Хлоя. -- Ужин на столе!
     Лиза со вздохом выключила компьютер.
     -- Я не буду, спасибо! -- крикнула она  в  полуоткрытую дверь.  -- Мы с
Аленкой недавно ели!
     --  Я  не слышу, детка! -- раздалось в ответ.  --  С каким  вареньем? С
ежевичным? Ой, ты, наверно, не станешь есть, оно немного засахарилось!
     Лиза зашла на кухню. Аленка уже крутилась там, пританцовывая, поднимала
крышки у кастрюлек и  втягивала носом ароматы  пищи. Вот появилась и тетушка
Флора.
     -- Мне совсем немного, -- сдалась Лиза. -- Самую капельку!
     -- Хватит всем и  еще останется. А завтра можно снова  принести молока.
Теперь  у  меня две таких чудесных помощницы. --  Торжествующая тетушка Хлоя
расставила  дымящиеся тарелки с  манной кашей  и бережно  водрузила  на стол
вазочку с вареньем.
     -- Очень  вкусно!  -- объявила  она. --  Это  из винограда  с  грецкими
орехами. Грузинский рецепт. Флора, тебе нельзя! И не говори ничего,  я знаю,
что ты  скажешь!  С твоей  больной печенью  орехи исключаются.  Можешь взять
немножко морковного сиропа.
     -- Это у Хлои больная печень, -- шепнула девочкам младшая фея. -- Я  не
очень люблю  морковный  сироп,  но с ней за компанию он кажется мне вкусным.
Всю жизнь Хлоя обращается со мной, как с младенцем, а я терплю -- ведь своих
детей у нас никогда не было. У моей  сестры бывают невинные чудачества -- не
обращайте внимания. До сих пор она боится спать в темноте, и всю ночь  у нас
горит лампа. Я уже  привыкла. Если что-то не понравится,  вы  не обижайтесь.
Она очень добрая.
     --  Кто  добрая?  Каша?  --  Тетушка  Хлоя,  вынося  сироп,  расслышала
последние слова. -- Не может быть! А мне кажется, я пересолила. Нет? Правда?
-- Она недоверчиво попробовала. -- Вы знаете, да! По-моему, можно есть!..
     -- ...Что же делать? -- Лиза быстро насытилась. -- Дорогие  бабушки, мы
вас, конечно, ни  за что не бросим, только  пора и другими делами  заняться.
Завтра с утра я натаскаю молока  и всего, чего нужно, Алену оставлю здесь, а
сама погоню разбираться. Появился у меня солидный планчик!
     Лизины слова потонули в общем шуме протеста. Алена наотрез отказывалась
расставаться  с  сестрой,  аргументируя  это заявление  ревом.  Тетушка Хлоя
указывала на внешние опасности  и выражала робкую надежду, что все обойдется
и так. Тетушка  Флора проявила интерес  к Лизиному плану, тактично предложив
убедиться сначала в его состоятельности.
     -- Я  даже  хотела  сейчас отправиться, --  защищалась Лиза, обладавшая
значительно меньшим  тактом,  чем тетушка Флора.  -- Здесь все  равно сидеть
тоскливо.
     Аленка пнула ее ногой под столом.
     -- Конечно! -- загрустила тетушка Хлоя. -- Какое веселье со старухами?!
     --  Порой и  здесь бывают  развлечения,  --  несмело  возразила тетушка
Флора. -- Сегодня на нашей улице ожидается процессия.  И даже с оркестром. В
Феервилль приехал новый цирк -- только что передавали по радио.
     -- Цирк! -- завопила Алена.  -- Ура!  А почему на этой улице, она такая
узенькая?
     --  Самая  удобная дорога, -- объяснила тетушка  Флора. --  От Западных
городских ворот -- там  цирк расположился лагерем со  своими фургонами -- до
Главной площади. На площади будет рекламное  представление, потом процессия,
с факелами, с музыкой, двинется обратно. Есть  возможность посмотреть на них
дважды.
     -- Не криво! -- одобрила Лиза. -- Отложить, что  ли, планчик до завтра?
Понимаете, одна  я,  видимо, смогу  уменьшить троллейбус  вообще до размеров
скафандра. И  никто  мне ни фига... ну, словом, никто  не повредит. И  я для
всех,  кроме  друзей,  стану  невидимой.  Лягу  на  дороге  --  кто  вот-вот
наткнется,  буду подскакивать. Кто станет обходить -- из тех сделаю отряд. У
всего отряда найду общее качество и узнаю, как оберегаться от  злых  мыслей.
Расколдую фантазильцев, они прощения попросят, Пиччи вернется, а уж там, все
вместе, мы такого шороху среди врагов наведем!..
     -- Ребенок на  дороге!  --  воскликнула  тетушка  Хлоя. -- На  холодных
камнях! Этого я категорически не одобряю!
     --  Буду  висеть  в воздухе!  --  нашлась  Лиза.  --  На  уровне  глаз!
Нормальненько?! Ту-ту-ру-рум, трам-там-там-там, та-ра-ра-рам-пам-пам!!
     -- Ту-ту-ру-рум...  --  Аленка  машинально, не понимая почему,  подпела
сестре.
     -- Это же на улице! -- вскочила Лиза. -- Марш! Слышите?! Цирк приехал!
     Стремглав она бросилась  в  гостиную и навалилась  на раму,  распахивая
окно, выходящее в кукольный палисадник.
     Марш загремел оглушительно. Аленка, вбежавшая следом за сестрой, встала
у окна. Тетушки, маниакально боявшиеся сквозняков, нерешительно  застыли  на
кухне.
     Оркестранты в  атласных  костюмах арлекинов шествовали впереди. Вот они
миновали  домик  фей, и  марш зазвучал глуше.  За  ними  следовали жонглеры,
перекидывая друг другу охапки цветов.  Жонглеров сменила движущаяся пирамида
акробатов. Девочка  наверху пирамиды вращала  над головой пучок разноцветных
лент, переливавшихся  в воздухе. Клоуны, сменившие рыжие парики на  зеленые,
хохотали, подпрыгивая на ходулях...
     Замыкал процессию  огромный боевой слон  с  подпиленными до  кинжальной
остроты бивнями. Серая, чуть осклизлая шкура его блестела на солнце. Тяжелая
голова с маленькими, налитыми  злобой  глазками медленно  поворачивалась  из
стороны в сторону. Тумбообразные ноги животного  обматывали тусклые стальные
цепи --  дюжина силачей по бокам  держала их  концы.  На  боку у  слона  был
прикреплен угрожающий плакат: "Не приСЛОНяться!.."
     -- Стой!! -- Зычный голос из  мегафона разнесся над улицей,  перекрывая
оркестр. -- Всем стоять! На месте! Музыка -- стоп!! Приказ Совета Магов!
     Шествие в растерянности замерло.
     Возникшую  на мгновение тишину тут же сменил гулкий стук в дверь --  со
двора -- и пронзительное дребезжание звонка.
     -- Именем народа Фантазильи! -- раздался с крыльца тот же металлический
голос. -- Отоприте дверь немедленно! Требую выдать девчонок!
     Путь к троллейбусу был перекрыт.
     Удирать  в окно сестры не решились, слон возвышался в нескольких метрах
от них,  напротив дома.  Торопясь,  девочки  вытаскивали  из  тугих карманов
джинсов  свой арсенал -- цилиндрик с  таблетками и  перстень. Тетушка  Хлоя,
забывшая  страх  перед  сквозняками,  на  легких ногах  буквально влетела  в
комнату.
     -- Там  в коридоре подпол!  Скорее! Надо прыгать! Такая тяжелая крышка,
мне не поднять!
     Лиза растерянно провела пальцем  по цилиндрику, напрочь забыв от испуга
-- какая же таблетка дает силу.
     Тяжелые удары раздались поблизости -- похоже, входную дверь ломали.
     Лиза и Аленка переглянулись в панике.
     Вдруг со  змеиной  быстротой  голова  слона  повернулась  к ним,  серый
длинный  хобот  метнулся  в  раскрытое окно, толстым кольцом  обвил  сестер,
прижав друг к дружке, и легко выдернул из гостиной.
     В  следующий  миг  исполин топнул  ногами,  вырвав  цепи  у  попадавших
атлетов, растопырил уши, как паруса, и взмыл в воздух.
     Тетушка Хлоя  вцепилась в подоконник, боясь упасть. Еще через несколько
мгновений   даже  ее  дальнозоркие  глаза  смогли  разглядеть  в  небе  лишь
крохотный,  величиной  со  шмеля,  силуэт  толстой  нелепой  птицы, неистово
машущей чересчур маленькими крыльями.



     Глава шестая

        "ТВОЙ БРАТ ФИНДЕЛЯБР"

     Два дня Великий  Маг,  сказавшись больным, не  выходил из своих покоев.
Все  это время он и Мануэла беспощадно экспериментировали на себе, сравнивая
и дополняя ощущения.  Изредка  впуская помощников, советников,  врачей, Федя
узнавал,  что  ненависть  к Печенюшкину,  пронизывающая,  как ливень в поле,
охватила внезапно весь фантазильский народ... На исходе вторых суток домовой
подвел некоторые итоги.
     Наваждение, возникавшее в  темноте,  мгновенно  проходило у  Феди, едва
включался свет, у Мануэлы же сохранялось.
     Ласковые  уговоры  Великого  Мага,  железная  логика  его  построений и
деревенское красноречие лишь озлобляли крысу.
     Гневные  приказы  (--  Повтори:  "Хор-ро-ший  Печенюшкин!"  )  вызывали
истерику.
     Новые погружения в темноту усиливали ярость.
     Так продолжалось  до  тех пор,  пока  Федя, исключительно ценой  своего
авторитета, не  заставил Мануэлу с омерзением проглотить  соленый  рыжик  из
Берендеева леса...
     Доев последний кусок и преодолев мучительный горловой спазм, крыса села
на задние лапы, передними  сильно потерла  морду,  коротко свистнула в усы и
уставилась на правителя прояснившимися глазами.
     --  Как  же  он мог  детей моих на  Рождество утопить,  --  возмутилась
Мануэла,  --  когда  они  вчера  только  по  кладовой  как  молнии  шастали,
проглотики ненаглядные? Ох, дурь моя бабья!
     Федя,  спрятавший к  тому времени рыжую шевелюру под  зеленым  беретом,
чтобы не тревожить окружение, немедленно вызвал помощников.
     Приказ был необычен:  в  течение восьми часов  доставить во  дворец ВСЕ
рыжики  из  Берендеева леса,  включая  и заготовленные населением,  с  целью
последующего  их  уничтожения.  Кроме этого  домовой  затребовал  рыжики  из
Молодильного Бора,  Нарбутовских  ельников и  Кощеевки --  самых урожайных и
знаменитых мест.
     Грибы, согласно повелению правителя, привозились посоленными на местах,
быстрым методом -- чтобы не зачервивели перед сжиганием.
     Ночью Мануэла с Федей продолжили опыты.
     К великому сожалению, лишь берендеевские рыжики действовали эффективно,
прочие же едва  ослабляли  наваждение.  Огненные, сочные  финтикультяпинские
апельсины, которыми  Федя  запасся  втихаря, и  рыжая морковка из  дворцовых
парников, похищенная Мануэлой, вовсе не помогали. Попутно домовой обнаружил,
что целебные  рыжики  улучшают  его самочувствие  быстрее  и  надежнее,  чем
крысиное. Очевидно, немалое значение имел цвет волос испытуемого.
     А потом случилось несчастье -- доедая третью морковку, Мануэла сошла  с
ума. Федя, сам чуть не помешавшись от  горя, испробовал на ней все доступные
чары,  но вернуть рассудок несчастной  оказался бессилен.  Единственное, что
удалось домовому  -- заколдовать  крысу так,  чтобы  она  не проболталась  в
бессвязном бреду, жертвой каких экспериментов оказалась. Теперь Великий  Маг
вынужден был действовать один.
     Апельсины,  морковь  и  неберендеевские  рыжики  сжигались  на  Главной
площади  торжественно,  под аплодисменты  ликующей  толпы. Федя, вынужденный
перекрасить  волосы,  раскланивался, посылая  в  публику воздушные  поцелуи.
Печенюшкин все еще не возвращался из прошлого.
     Великий Маг издал секретный указ -- без шума, по  ночам собирать  рыжих
со всей страны и прятать в  обширные дворцовые, давно пустовавшие, казематы.
Скрытые рыжие подлежали выявлению и  разделению  участи  явных  рыжих. Таким
образом их как бы защищали  от справедливого народного гнева, причем держали
-- Федя проверял -- в сытости и довольстве.
     Волшебные рыжики из Берендеева леса домовой высушил, растер в порошок и
спрятал  в надежнейшем  тайнике.  Порошок он понемножку добавлял в винегрет,
угощая  любимым  блюдом  членов Совета Магов в перерывах  между заседаниями.
После этого с коллегами можно было хотя бы некоторое время спокойно общаться
и рассудительно принимать решения.
     Федя  понимал  -- времени в обрез.  Рано  или  поздно  ему  не  простят
прежнего цвета  волос  и совместных  с Печенюшкиным дел. Пока Великого  Мага
защищал главный в стране пост и -- по инерции  -- уважение  сограждан. Долго
ли это продлится?
     "Очевидно,  рыжесть  есть  внутренняя  суть  личности,  --  догадывался
правитель.  --  Отвага,  смелость,  благородство,  глубина  и  дерзость  ума
окрашивают также и волосы. Внутренний огонь души перерастает во внешний.  Не
случайно  и  сейчас  рыжие меньше  всех  подвержены колдовскому  заклятью...
Пиччи-Нюш,  Мурлыка Дракошкиус -- какие фигуры!  И  ведь рыжие...  Да  и моя
скромная персона... все же немало сделано для народа..."
     Федя  собрался дождаться Печенюшкина и рассказать ему  все, что  узнал.
Потом, вместе, они, конечно, найдут  источник зла,  выведут рыжую гвардию из
подвалов,  достанут из тайника грибной порошок и... спасут  многострадальную
Фантазилью в очередной раз. Пусть первая роль вновь достанется не ему -- это
неважно. Ведь главное -- общее благо!..
     Домовой  был  совершенно прав.  Поступи  он так, как собирался,  многим
героям  этой  истории   удалось  бы  избежать  длинной  вереницы  опасных  и
неожиданных  приключений. Но обвинять Федю  не стоит. Кто  мог подумать, что
незадолго до возвращения Печенюшкина во сне Великого Мага Фантазильи, спутав
все его планы, впервые появится дама в черном?


     Со времени удивительных открытий Федя больше не спал  в темноте. Ночник
в изголовье, две пригоршни  порошковых  рыжиков да зажатый в кулаке талисман
-- медный, ярко начищенный пятак -- надежно  хранили его забытье. Но  в  эту
ночь, в  начале новых суток, едва  часы на башне  дворца прозвонили  дважды,
ночник в спальне домового  вдруг мигнул один раз, другой, третий и сам собой
погас. Федя повернулся во  сне, разжал кулак, пристраивая ладонь под голову,
медный пятак, сверкнув маленькой луной в последнем блике лампы, покатился по
постели и  упал  в  щель  между  стеной  и  кроватью. Мягкая вкрадчивая тьма
заполнила комнату.
     -- ...Что за черт! -- домовой одним рывком сел на скомканных простынях.
--  Почему  темень?!  --  он  нашарил кнопку выключателя. --  Не горит!  Вот
напасть бесовская!
     Федя вскочил с кровати, босиком, путаясь в длинноватых пижамных штанах,
бросился к дверям, туда, где включалась люстра, захлопал рукой около косяка.
     -- Сядьте вы, Федор Пафнутьевич! -- женский голос, хоть и раздраженный,
сразу запоминался редким бархатным  тембром. --  Свет  не загорится.  Где-то
провода повреждены. Да и полно, неужели вам меня не видно?
     Обернувшись, домовой ахнул. Его уютную качалку напротив камина занимала
дама в  матовых черных  шелках.  Две странности в  облике  гостьи немедленно
бросались в глаза.
     Сама она была прекрасно освещена,  до малейшей складочки  на платье, но
свет исходил непонятно  откуда. Все остальное тонуло в  кро-мешной тьме. То,
что визитерша расположилась в его любимом кресле, Федя понял лишь по легкому
покачиванию силуэта. Вторая  же  странность заключалась в  вуали.  Она  была
совершенно   прозрачной  и  не   скрывала  великолепный  горделивый  профиль
неизвестной  дамы. В  то же  время ощущение  непонятной ряби  на поверхности
ткани мешало этот профиль  запомнить. Гостья повернула голову, и Великий Маг
обомлел от ужаса.
     Глаза  незнакомки,  серые,   прозрачные,  чуть  приподнятые  к  вискам,
казалось, впились правителю в душу, до самого дна, наполнив ее  запредельным
пронзительным холодом. Чувство это тотчас прошло, но дрожь, охватившая Федю,
заставила его зубы легонько застучать.
     -- Кто вы, гражданка?! -- завопил Великий Маг, вцепившись в портьеру.
     -- Я ваш  добрый ангел, Федор Пафнутьевич!  -- отозвалась дама немедля.
-- Скоро вы это поймете. Садитесь же, поговорим.
     Она развернула кресло, и Федя послушно присел  напротив. Чувство  ужаса
забылось совсем.  В  глаза  неизвестной  гостьи, чистые, словно  два  горных
источника, хотелось смотреть и смотреть, не отрываясь.
     -- Давным-давно,  -- начала рассказ  незнакомка,  --  на  юге Волшебной
страны правил вольным городом  Циклополем  мудрец,  чародей и воин  Охлофил.
Многотрудная героическая жизнь, полная трудов и забот о ближних, долгие годы
мешала  ему  обзавестись семьей.  Он  женился  поздно,  убеленный  сединами,
пленившись юной красавицей Арнольфиной. Она же любила его  с детских лет  --
тайно, самозабвенно и беззаветно...
     Их  брак  был  на редкость счастливым, но  длился всего лишь  три года.
Видимо, иначе и быть не могло. Блаженные мгновения обычно коротки,  редки  и
прерывисты.  Счастье  же Арнольфины и Охлофила походило  на теплое и  ровное
пламя   очага,  не   колебавшееся   и  не  затухавшее  ни   на  миг...  Двое
детей-погодков росло у супругов -- неугомонный двухлетний крепыш Финделябр и
нежная годовалая крошка Фуриана.
     Трагедия Циклополя  началась в  доме неудачника  Бедовара. Горе-ученый,
изобретатель и экспериментатор,  он  постоянно носился  с  проектами великих
открытий, которые  должны были невиданно приумножить  славу родного города и
благополучие его жителей.
     Много  писали  в  свое время про "Самодвиг  Бедовара",  автомобиль  без
мотора,  способный  молниеносно  продвигаться сквозь  воздух, воду,  землю и
скалы,  собирая при этом  со  встретившихся  грядок редиску,  а  с  пальм --
кокосы.
     Первый  и единственный опытный образец  ученый испытывал сам. На глазах
болельщиков он забрался в  машину, хлопнул  дверцей,  затем  дернул какой-то
вялый рычаг перед собой, похожий на селедочный хвост. Раздался взрыв, словно
лопнула  тысяча  воздушных  шаров,   и  едкий  черный  дым  окутал  полигон.
Болельщики зашлись  в выворачивающем кашле. Дым понемногу рассеялся, и перед
их глазами предстала удручающая картина.
     Машина  пропала. В  центре  площадки  стоял  Бедовар,  голый  по  пояс,
босоногий, в грязных  меховых  трусах до колен. Шевелюра и борода  на  левой
части его головы исчезли начисто. Тем не менее изо рта у него  действительно
торчал кокос,  отчего  глаза были  выпучены,  а  левая  рука  сжимала  пучок
переросшей  редиски.  Почему-то  в  правой   руке   изобретателя  трепыхался
неизвестный заяц, отчаянно пытавшийся вырваться и на  трех  языках виртуозно
ругавший судьбу...
     Сплав колбасы по реке  Помидорке,  создание  Единого  Всефантазильского
Сырномышиного  Завода,  обменный  банк  "Шарики  за  Ролики",   строительный
кирпич-бумеранг -- фантазии у Бедовара хватало.
     Следовало бы заковать  его  в  цепи, бросить  в  подземелье, в темницу,
навсегда! Все эти  идиотские  затеи, начиная  с  самой первой, ничего, кроме
вреда, не приносили! -- Гостья Великого Мага неожиданно разволновалась. -- О
боги! Почему  не дано  нам  провидеть будущее?! Так  вот,  последней  затеей
дурака стал проект "Травка на троих".
     Есть  такое  растение,  точнее,   кустарник,  называемое  базилик.  Его
листочки источают пряный тонкий аромат и служат неоценимой приправой к пище.
Масло  же,  выжатое  из  листьев, применяется  как  основа  для  изысканных,
кружащих голову благовоний, а кроме того исцеляет многие тяжелые недуги.
     Но  нигде  в Фантазилье базилик не рос. Не принимался, как ни старались
садовники и  маги. Побеги его с темными, отливающими фиолетовым,  листочками
доставлялись сверху, с Земли, и ценились дороже золота.
     Бедовар задумал получать базилик у себя  дома охапками, сотнями  связок
-- путем изобретательного, строго научного  колдовства. Ему уже виделись три
лавровых  венка,  увенчивающих  его  ученую  лысину,  как  награда  будущему
великому  кулинару, врачевателю и парфюмеру. Полгода  изобретатель  рылся  в
старинных пергаментах, пытаясь на древнехалдейском языке, как было положено,
составить  магическую  формулу  добывания  из  ничего  огромного  количества
"травки на троих". А поскольку на Земле  известно около ста пятидесяти видов
базилика, Бедовар -- для дальнейших экспериментов -- решил заказать их все.
     И,   представьте,  на  всеобщую  беду  он   добился   успеха!  Формула,
вычисленная горемыкой,  оказалась  верной. Но по вечной своей рассеянности и
недостаточному знанию  древнехалдейского,  вместо "базилик" Бедовар вывел  в
тексте  созвучное  слово  "василиск".  И  вот в назначенный час вокруг  дома
ученого  вместо  зеленых кустов  возникли  во  вспышках  холодного  зеленого
пламени маленькие страшные чудовища -- василиски.
     Полтораста  чудищ с  петушиными  головами,  туловищами жаб  и  змеиными
хвостами стремительно  расползлись по  Циклополю.  До  рассвета  они  успели
передушить и  сожрать  всех петухов  во  всех  курятниках.  С первыми лучами
солнца  жуткие твари, выросшие до размеров двухгодовалых быков, появились на
улицах города.
     Борьба  с ними казалась  невозможной. Василиски убивали ядом, взглядом,
дыханием, от которого сохла трава  и  растрескивались камни. Десятки жителей
Циклополя  пали жертвами  кровожадных  тварей в первый  же  день  внезапного
нашествия. Остальные прятались  за глухими  ставнями,  дверьми,  засовами, в
подвалах,  каменных башнях,  заброшенных колодцах и холодных погребах. Отряд
лучших  воинов города, ведомый Охлофилом,  полег  в схватке весь,  сдерживая
натиск василисков.
     Неизвестно, что бы случилось  дальше, но тут высоко  в  небе на крыльях
ураганного  западного ветра пронесся воздушный  змей, даже  снизу  кажущийся
огромным,  словно бы  не принадлежащим  этому  привычному  миру.  Две  точки
отделились от  него и поплыли вниз, превращаясь в радужные купола парашютов.
На  стропах одного  болтался  здоровенный тюк, другой парашют, поменьше, нес
рыжеголового  мальчишку в  зеркальных  ослепительных  доспехах с  обнаженной
шпагой в руке.
     Коснувшись  подошвами брусчатки центральной  площади,  мальчуган  ловко
обрубил  стропы, увернулся  от  спускавшегося полотнища,  чуть не окутавшего
его,  и  застыл,  готовый к  бою.  Рядом с  ним мягко  приземлился окутанный
веревками тюк.
     Несколько василисков,  роняя пену  с  оскаленных морд,  со всех  сторон
кинулись на небесного гостя. Тот не  изменил позы, лишь выставил перед собой
зеркальный  щит,  чуть пригнув его вниз,  так, чтоб солнце  не  отражалось в
зеркале.
     В последний  миг, когда чудовища  были  уже в метре от  него, мальчишка
лихо крутанулся на каблуках, так что щит его описал полную окружность.
     Василиски, увидев  собственное  отражение, замерли,  словно  налетев на
стену, затем рухнули оземь и с дьявольским воем испустили дух.
     Десятка  три  тварей   поодаль  медленно  и   нерешительно   наступали,
переглядываясь меж собой.
     Одним  прыжком  подскочив  к  гигантскому  свертку,  неизвестный  герой
ухватился за витой шнур, выходивший из стенки, и резко дернул его.
     Пронзительное разноголосое кукареканье, многократно усиленное невидимым
приспособлением, раздалось изнутри.
     Атака василисков захлебнулась. Пошатываясь,  воя, запрокидывая морды  к
небу в агонии, чудовища падали, подыхая и обращаясь в прах.
     Окна  домов,  выходивших фасадами на площадь  и тесно лепившихся один к
другому, начали распахиваться то тут, то там. Вооруженные мужчины спрыгивали
вниз и присоединялись к рыжему мальчугану.  Отряд  увеличивался. Сдержанные,
немногословные  благодарности,  удивленные  вопросы перерастали в нестройный
хор.
     --   Добрые  циклопольцы!  --  заявил  наконец  мальчишка.  Он  говорил
негромко, но  звук его голоса был слышен  всем. Несмолкаемые  крики  петухов
служили ему фоном. -- Беда застала вас врасплох. От неожиданности вы едва ли
задумались, с каким  врагом имеете дело. Рано или поздно кто-нибудь заглянул
бы в старинные справочники и  узнал, что  василиски погибают от собственного
отражения в зеркале и  также от петушиного взгляда и крика. Я лишь сэкономил
вам  время.  В  этой  коробке три дюжины самых горластых петухов Фантазильи,
усилитель  звука и  кувшин  живой воды из Драконьей  пещеры  для воскрешения
погибших. Детей и женщин на улицы пока не выводите. Будьте внимательны, и за
пару дней вы уничтожите всех страшилищ. Главное -- не смотрите им в глаза. В
сущности,   --   герой   пожал  плечами,  --  они  чересчур  уязвимы,  плохо
приспособлены  к  жизни. Не случайно  василиски  истребили  до рассвета всех
городских  петухов, иначе погибли бы сразу... Извините, мне надо торопиться.
Если случатся неприятности, я появлюсь опять...
     -- Назови свое имя, герой! -- выкрикнул кто-то. -- Откуда ты родом?!
     -- Я новенький, -- смутился мальчик.  -- Месяца полтора в стране. Зовут
меня Пиччи-Нюш, прозвище -- Печенюшкин. Родился в Бразилии, дикой обезьяной.
Вот и все...
     --  Скажи нам, -- раздался  другой голос. -- Кто  породил этих чудовищ?
Как поступить с преступником?
     --  Судить  --  не мое  ремесло,  --  покачал  головой  Печенюшкин.  --
Разберетесь сами. Удачи вам, горожане!
     Он выхватил из ножен шпагу  и с силой метнул ее вниз. Сноп искр растаял
над  брусчаткой, острие вонзилось в  щель между  камнями, клинок покачался и
замер наклонно, эфес его указывал на солнце.
     Лезвие  засияло  нестерпимо,  мешая  разглядеть шпагу,  и вот  уже  она
пропала, обратившись в золотой луч, уходящий в небо.
     Исчез  и сам мальчуган. Вместо него на луче, как на канате, повисла над
головами   воинов  голубоглазая  рыжая  обезьянка.   Она  помахала  хвостом,
прощаясь, вскочила на луч, выпрямилась, растопырив  передние  лапы, и вдруг,
раскрутившись пушистым огненным колесом, унеслась ввысь.


     Незнакомка сделала паузу. Федя, напряженно слушавший ее, обнаружил, что
сидит неудобно,  на самом краешке стула, что ноги его затекли,  а в пояснице
начинается ломота.
     --  Да-а, были времена...  --  осторожно протянул домовой,  устраиваясь
поуютнее и с наслаждением  выгибая спину. -- История, вестимо, поучительная.
Ну а в чем вы, ежели к примеру, смысл ее видите?
     -- История не окончена. --  Дама в черном вздохнула. -- Осталась вторая
часть. В ней и будет смысл, Федор Пафнутьевич. Вы позволите мне продолжить?
     -- Давай, гражданка,  -- согласился Федя, позевывая  для  виду. -- Коли
недолго, так  чего  там, выдержим. Одного я в толк  не  возьму --  по-твоему
выходит, что Печенюшкин-то герой, али нет?
     -- Не  хитрите, Великий  Маг, -- незнакомка тонко улыбнулась. -- Вам не
так  уж хочется  спать...  Я закончу рассказ, и  вот  тогда  мы приступим  к
диалогу. Согласны?
     --  Валяй! --  махнул рукой  правитель, избегая смотреть  в  прекрасные
глаза гостьи, вовсе не похожей на василиска.


     -- Как и предсказывал  Пиччи-Нюш,  жители  Циклополя за несколько  дней
полностью избавились от дьявольских тварей. Вода из Драконьей пещеры вернула
к   жизни  погибших  горожан.   Громкоголосые  петухи   дали  многочисленное
потомство.  Бедовар, потрясенный всем случившимся,  оставил изобретательство
навсегда и стал смотрителем зоопарка. Все могло бы окончиться хорошо, но...
     Гордый Охлофил  не вынес позора. Правитель Циклополя, считал он, обязан
был вовремя  предотвратить  опасность и не допустить появления василисков. А
коль  беда  произошла, ему,  отвечавшему перед  богами  за  жизни  и  судьбы
подданных, а  не  какому-то  пришлому новичку-юнцу следовало  вовремя  найти
средство для защиты.
     В  считанные  недели  правитель  постарел  на  сотню  лет.  Волосы  его
побелели,  спина  согнулась, а  взор,  ясный и  проницательный прежде,  стал
теперь рассеянным и виноватым.
     После мучительных страданий  Охлофил  покончил  с  собой, пронзив грудь
мечом  на  вершине  скалы,  нависшей над  морем.  Тело  несчастного упокоила
пучина.  Недостижимая  глубина  под  скалой  не   позволила  бы  найти  тело
самоубийцы и воскресить его. Да никто и не  предпринял таких попыток, уважая
последнюю волю Охлофила.
     В предсмертном  письме правитель  молил  жену понять  и  простить  его,
заботиться  о детях, а  по истечении времени  траура выйти замуж, найдя себе
молодого достойного избранника.
     Но надежды  его не сбылись.  Меньше  чем  через год со дня  гибели мужа
красавица Арнольфина  тихо угасла от  горя, оставив  дочь  и  сына  круглыми
сиротами.
     Мальчика  и девочку  забрала к себе  бездетная семья  нового  правителя
города. До совершеннолетия Финделябра дети считали приемных родителей своими
настоящими отцом и  матерью. Когда  же  юноше  исполнилось  восемнадцать, на
Совете  Старейшин Циклополя  брату и сестре  сообщили правду  об их прошлом.
"Никто не может быть лишен истинного происхождения", -- решил Совет.
     Потрясение,  испытанное  семнадцатилетней  Фурианой, со  временем почти
рассеялось.  Юный же Финделябр унаследовал  отцовскую гордость и материнскую
неспособность забывать. На могиле Арнольфины он тайно, известив лишь сестру,
поклялся   отомстить  тем,   кого   считал  виновниками   гибели  родителей:
Пиччи-Нюшу, свалившемуся с небес, и злосчастному изобретателю Бедовару.
     Девушка пыталась  отговорить брата, доказывала ему, что все случившееся
-- только воля судьбы, что мнимые враги его на самом деле неповинны в участи
Охлофила и Арнольфины. Финделябр, тронутый слезами и просьбами сестры, хмуро
обещал подумать... Прошло несколько лет.
     Неожиданная трагедия всколыхнула  мирный Циклополь. Смотритель зоопарка
Бедовар, чистивший как и тысячи раз до этого вольер с гиенами, был растерзан
в клочья на глазах у посетителей взбесившимися вдруг зверями.
     Финделябр в  ту  пору  заканчивал  магический  факультет в университете
Чуденбурга, соседнего с  Циклополем города, и как  раз  в день  происшествия
сдавал экзамен по многомерной алхимии. Казалось бы, ничто не связывало юношу
с гибелью Бедовара, однако в сердце Фурианы надолго  поселился тревожный, не
отпускающий холодок.
     Получив  диплом,  Финделябр  не соблазнился возможностями, открывшимися
перед молодым, блестяще  образованным  талантом. Он  выбрал путь кабинетного
затворника, обосновавшись  в  Чуденбурге в своем домике, рядом с  богатейшей
университетской  библиотекой. Очень редко навещая сестру, Финделябр неохотно
и скупо рассказывал о своих исследованиях, о работах по теоретической магии,
о системе уравнений  волшебных пространств, над решением которой он трудился
давно и безуспешно.
     Фуриана, ставшая  известной  журналисткой, через несколько десятков лет
перебралась  из  Циклополя  в  знаменитый Усть-Бермудьевск,  город-гигант на
другом  конце  Фантазильи. Усть-Бермудьевск известен был тем, что  у жителей
его постоянно пропадало все  ненужное,  от  морщин  и болезней  -- до старых
тапочек,  которые вроде  бы  и  надо выбросить, да  жаль.  Город,  возникший
недавно, быстро разрастался. Особенно любила селиться здесь молодежь. Зрелые
фантазильцы, с  устоявшимися привычками и традициями, предпочитали все же не
срываться с насиженных мест.
     Сделавшись  репортером  отдела светской хроники  любимой по всей стране
газеты "Волшебный  фонарь",  Фуриана  чаще  всего  находилась  в  разъездах.
Скоропалительный брак ее с  популярным  магом-гипнотизером  Симплициссимусом
оказался  неудачным  и недолговечным.  Постоянная  суета репортерских будней
никак не  совмещалась с обязанностями жены.  Через  некоторое  время супруги
расстались, сохранив  взаимную  дружескую приязнь.  Фуриана  успела, однако,
перенять немало из  познаний и секретов мужа.  Часто,  добиваясь  интервью с
капризной или умученной  знаменитостью, журналистка пускала  в ход -- совсем
чуть-чуть, порой и незаметно для себя -- гипнотические чары. Редактор отдела
не мог нахвалиться лучшей своей сотрудницей, не знающей слова "неудача".
     Изредка  оказываясь  в Чуденбурге, постоянно спешащая Фуриана никак  не
успевала навестить брата. Он же, со своей стороны,  вообще не искал встреч с
ней. Все их общение ограничивалось ежегодными  поздравительными открытками к
дням рождения друг друга.
     Пиччи-Нюш, ставший постепенно славой  и гордостью  Фантазильи,  не  раз
оказывался  объектом  внимания Фурианы.  За три  с  лишним сотни лет  удалая
репортерша сумела взять у героической обезьянки несколько десятков интервью.
А  это было  совсем не просто,  ведь Печенюшкин, постоянно исчезая по  самым
невероятным причинам, находился на одном месте еще меньше, чем Фуриана.
     Так  и протекала  жизнь -- беспокойная,  хлопотливая, беспорядочная, но
зато согретая радостью любимого дела. Годы не старили  журналистку, седина и
морщинки пропадали, едва наметившись, любимое зеркальце, как, впрочем, и все
другие зеркала, постоянно отражало все то же прекрасное молодое лицо.
     И  вот  две недели назад,  в  свой день  рождения, Фуриана обнаружила в
почтовом  ящике  вместо  привычной открытки  плотный  запечатанный  конверт,
надписанный рукою брата.
     Лихорадочно вскрыв письмо, Фуриана с бешено колотящимся сердцем присела
на  пуфик  под  вешалкой,  прямо у дверей прихожей, и  развернула большой, в
восемь раз сложенный лист.


     "Милая сестричка моя, шлю тебе свои прощальные поздравления!
     Вероятно,  когда  ты  прочтешь сие послание,  меня уже не  будет  среди
живых. Ты --  единственная  на этой земле, кого  я горячо любил и кому  хочу
исповедаться напоследок.
     Знай  же, Фуриана,  -- я  никогда  не забывал  о клятве, которую  дал в
юности  над могилой  матери. Ненависть  к  двум  подлецам, погубившим  наших
родителей,  разрывает  меня  и  сейчас.  Гиены,   разорвавшие  Бедовара,  не
причинили ему тысячной доли мук, испытываемых  мной от  того, что второй наш
враг невредим до сих пор.
     Как просто оказалось уничтожить смотрителя зоопарка! Став невидимкой, я
переместился в Циклополь, взбесил  гиен и, убедившись в  возмездии, вернулся
через четверть часа к дверям экзаменационного зала.
     Остальное было куда сложней. Много раз я расставлял на пути Печенюшкина
смертоносные ловушки. И  всякий  раз мерзавец, словно  оберегаемый дьяволом,
оставался  цел. Я изучил  все  материалы,  связанные с  ним (включая и  твои
интервью), собрал  информацию  из  всех  хранилищ  страны  и  свел  воедино.
Оказалось, что Пиччи-Нюш неуязвим. Неуязвим, пока существует на Земле Зло...
     Тогда-то, вероятно от  отчаяния, и явилась ко мне гениальная мысль. Зло
на Земле может быть уничтожено ВМЕСТЕ С САМОЙ ЗЕМЛЕЙ!.. Если в небытие канет
вся планета, Печенюшкин не спасется!
     Поняв это,  я  принялся  работать  как вол,  упорно  двигаясь  в  одном
направлении.  Время,  терпение,  воля, талант, цель  -- отшельник, я  не был
одинок с этой пятеркой близких...
     Труд мой закончен, все  готово к последнему аккорду. Я открыл  страшную
субстанцию,  существующую  равно во всех четырех стихиях --  земле, воздухе,
воде и огне.
     Наша  планета не взорвется в  пламени, она мгновенно и тихо обратится в
ничто. Начиная с июня, с  самой короткой ночи, конец Мира может  наступить в
любой  миг. Раньше  этого  числа  необратимый процесс,  запущенный  мной, не
получит завершения.
     Но я не хочу, чтоб все живое погибло зря. Ненавистный рыжий оборотень с
легкостью  гуляет  по Вселенной,  словно  по  родной  пальме  в  бразильских
джунглях.  Земля исчезнет, как  только  Пиччи-Нюш,  после определенного мной
срока,  окажется  в  Фантазилье.  Самое  сложное  как раз  и  заключается  в
сопряжении конца света с присутствием Печенюшкина в стране.
     Ты  сочтешь меня  безумцем -- пусть! Я  раб своей клятвы, жертва  ее  и
верноподданный. Пойми  -- если б я мог иным  путем содеять обещанное матери,
не повредив  и  былинки, я  бы не  стал уничтожать все и вся. Другого выхода
просто нет. Ты можешь  не прощать, не понимать меня, Фуриана, знай лишь -- я
всегда  любил  тебя и люблю. В последний  раз прими мои поздравления  с днем
рождения.
     Твой брат Финделябр.
     Р.S.  Силы  мои  истощены.  Приготовления  к событию  потребовали  всей
жизненной  энергии.  В моих  опытах нужна  была  живая  вода  --  я  отыскал
неизвестный никому  лаз  в Драконью  пещеру, закрытую  для  жителей  страны.
Сейчас  я  отправляюсь туда.  Повезет  --  доберусь до живого  озера,  тогда
целебная влага даст  мне дожить до конца  Земли и убедиться самому  в успехе
моей мести. Нет  -- умру там.  Есть  лишь одно узкое место  в моих расчетах.
Если  тело  мое  до самой  короткой  ночи найдут  и предадут огню,  перемены
остановятся, и враг  мой  останется жить.  Зачем я сообщаю тебе это? Хочется
перед кем-то открыться до конца. Доказательств нет. Тебе же, сестричка, зная
страсть газетчиков к раздуванию фальшивых сенсаций, едва  ли поверят. Выживу
-- дам знать, но это, по-видимому, призрачная надежда.
     Прощай".
     Фуриана дошла до конца, жадно, не веря себе перечитала письмо  еще раз,
хотела прочесть в третий, но лист и конверт растаяли в ее руках.
     Внезапно она как бы оказалась в черной пустоте, томительной и зыбкой, и
там, эхом откатываясь от  невидимых  стен, повис над  ней жалобный умоляющий
крик.  Вот  замерли последние  его  отголоски,  и  немыслимое, непереносимое
чувство одиночества сдавило  сердце Фурианы. Держась за стену, она поднялась
на дрожащих ногах, наткнувшись остановившимся взглядом на мертвое, ничего не
отражавшее зеркало  в  передней...  Неведомо откуда,  но  Фуриана совершенно
точно ЗНАЛА -- это брат позвал ее в последний раз, уходя в небытие.

     Федя  давно  уже бегал  по спальне и нервничал, натыкаясь в  темноте на
мебель. Когда дама в черном печально умолкла, закончив свою историю, Великий
Маг, забывшись, больно ударился об угол кровати.
     -- Ох,  черт! -- завопил он сгоряча. --  Да  сплю я  или нет! Нешто все
правда?! А доказательства где?! Нет! Быть не может! Не верю!
     Вместо ответа незнакомка медленно откинула вуаль.


     Глава седьмая

        ОГУРЕЦ,
     КОТОРОГО СТОРОНИЛИСЬ

     Как  только слоновий хобот  прикоснулся  к  ним,  сестры Зайкины весьма
кстати потеряли сознание.
     На  спине у животного  крепилось сооружение в виде  полусферы с жестким
каркасом, обтянутое розовым шелком и походившее на крохотный шатер. Туда-то,
уже  на лету, слон осторожно опустил девочек. Сиденья двух креслиц  послушно
приняли  форму  тел  Аленки  и  Лизы, подлокотники вытянулись  и сомкнулись,
надежно и мягко обхватывая их.  Постепенно обморок сестер перешел в глубокий
и ровный сон без сновидений...
     Первой очнулась от забытья Лиза. Осмотревшись, она попыталась выбраться
из  кресла,  чтобы заглянуть  за розовый  полог  шатра. Кресло,  не выпуская
девочку, само, как живое,  продвинулось  вперед. Отведя плотную  ткань, Лиза
вскрикнула от неожиданности.
     Слон  медленно  летел  над   морским   побережьем,   совсем  низко  над
кустарником,  поросшим  крупными синими  цветами. Слева уходила  за горизонт
бирюзовая  вода,  справа за широкой  полосой кустов простирались желто-бурые
пологие холмы.
     Животное  повернуло,  сколько могло, голову и  попробовало взглянуть на
Лизу. Теперь в его облике не было ничего грозного. Исчезли осклизлость кожи,
свирепое  выражение на морде, а правый, видимый  девочке глаз  был теперь не
красным, а серым, любопытным.
     --  Проснулась?  --  голос  слона  оказался низким  и  добродушным.  --
Наверное, еще боишься?  Ты уж прости  за это  похищение --  пришлось  менять
планы на ходу, в последний момент.
     -- Ты кто?! -- согнувшись, Лиза подозрительно ощупывала спину великана.
--  Кто   тебя  послал?...  Послушай,  ты   что...  не   может   быть...  ты
ненастоящий?!.
     -- Игрушечный я, надувной, -- признался слон с готовностью  и некоторым
даже оттенком гордости.  --  Зовут Никтошкой.  Имя не  слишком звучное, но я
привык... Конечно, "Гектор" лучше. Это тот настоящий слон из цирка, которого
пришлось подменить. Усыпили беднягу, теперь сутки не  очнется, представление
сорвали, переполох  сейчас в  Феервилле жуткий... Еще  у меня был  один слон
знакомый, -- вздохнул Никтошка. -- Громоступ. Тоже красивое имя...
     -- Сколько можно?! --  возмутилась Лиза. -- Ты мне  про  всех  знакомых
слонов собрался рассказывать? А потом про бегемотов? А потом про крокодилов,
да?! Ну что ты время тянешь?! Куда мы летим?!!
     -- Как куда?!  -- растерялся Никтошка. -- Я думал, ты сама все  поняла.
Конечно, к Печенюшкину!

     Дверь висела прямо над ромашками, невысоко.  Покрашенная белой масляной
краской,  с  бежевым  косяком, с круглой  рифленой металлической ручкой, она
походила  на дверь  в  детскую  в  квартире Зайкиных,  разве  что  была чуть
побольше.
     -- С  той стороны ручки  нету! -- Алена, стараясь не ступать по цветам,
обошла полянку кругом.  -- Она что, легче воздуха? Почему висит? Никтошка, а
ты как в нее пройдешь?
     -- Она в другом измерении. -- Голова слона находилась как раз на уровне
входа. -- Печенюшкин мне  объяснял,  но я  не понял. Что-то про параллельный
мир, который здесь  соприкасается с  нашим. Башка-то  надувная,  пустая,  --
пожаловался он. -- Да и в школе я не учился. Вы, поди, больше знаете?
     Празднично-яркий клочок земли обступали  высокие корабельные сосны.  За
ними  --  девчонки  видели  это,  подлетая  к  заветному  месту  -- на много
километров вокруг  тянулся непроходимый бурелом с  островками болот. Сюда от
побережья моря,  близ которого  проснулась Лиза, лежал еще час неторопливого
слоновьего полета.
     --  Вы сначала  сами  пройдете, -- продолжал Никтошка, --  а потом меня
втащите.   За  хобот,  без   ложного  стеснения.  Я  слон  легкий,  удобный,
самонадуваемый и самовоздуховыпускаемый.
     Хоботом он  негромко постучал в дверь, и  та  сразу открылась.  В  раме
косяка  виднелись светлые стены  коридора и  высокий  белый  потолок.  Разом
подхватив Лизу с  Аленкой,  Никтошка поставил  девочек  за порог.  В  другое
измерение сестры перешли естественно и непринужденно.
     Затем  слон  поймал  хоботом  собственный  хвост,  кончавшийся  красной
пластмассовой пробкой, легко  вывинтил  ее и тут  же закинул хобот в дверной
проем, уцепившись за прибитую  к стене вешалку. Голова его уперлась в дверь,
затряслась,  уменьшаясь,  прошла  внутрь,  передние  лапы обхватили  порог и
повисли на нем, становясь все площе, как два пустых пожарных ствола.
     Пыхтя  более от усердия, чем от натуги, девочки втащили за собой нового
друга. Лиза аккуратно разложила на полу уменьшившегося Никтошку, не зная,что
с ним делать дальше.
     Никтошка чуть приподнял плоскую, как у камбалы, голову.
     -- Я выполнил свой долг, -- тихо объявил он. --  Полчаса отдохну, потом
немножко самонадуюсь. Так, примерно до уровня очень среднего тигра. За шатер
не беспокойтесь, в такой глухомани  его никто  не  тронет.  Вот только дверь
прикройте. А я полежу... вместо коврика.
     Слон затих.  Лиза, держась  за  косяк,  высунулась  наружу,  безуспешно
пытаясь дотянуться до дверной  ручки. Неожиданно умница-дверь сама двинулась
ей навстречу и  плотно закрылась.  Наконец-то сестры  смогли начать изучение
нового своего обиталища.
     Коридор  начинался  обычной  прихожей,  с  зеркалом, пустой вешалкой  и
плафоном под потолком, затем под  прямым  углом уходил вправо. Девочки робко
повернули за угол, прошли еще с десяток шагов и, толкнув единственную дверь,
неожиданно оказались  в  квадратном,  колоссальных  размеров  зале.  Верхние
половины стен и потолок были застеклены, причем солнечный свет лился в зал и
сверху,  и со  всех четырех  сторон. Казалось,  что пять солнц  одновременно
висят в небе --  одно над головой, два восходят и  два  заходят, освещая без
теней убранство студии. А в том, что сестры попали именно в студию, сомнений
не было.
     Картины висели на стенах, громоздились по углам и у подножий скульптур,
во множестве расставленных по мастерской, стояли там и сям незаконченными на
мольбертах. Посередине возвышалась глыба зеленоватого мрамора неопределенной
формы, от  которой неизвестный мастер,  вероятно, не  успел  еще отсечь  все
лишнее.  Свернутые в трубку  холсты валялись порой прямо  под ногами. Лиза с
Аленой, присмирев, держась за руки, бродили по залу и то и дело тихо ойкали,
узнавая изображения друзей.
     Бронзовый  Диего  Морковкин  с  крыльями,  мечущий  ядро. Необыкновенно
внушительный, написанный маслом,  в богатой тяжелой раме -- Федя  на страусе
посреди  бескрайних  хлебов.  Белая   мраморная   прекрасная   Фантолетта  с
барабаном.  Скульптурная композиция из голубых  загрызунчиков, протягивающих
фее Мюрильде драповый отрез и гроздья винограда. Портрет Глупуса,  играющего
на арфе, выполненный в манере Сезанна...
     Сестрам  Зайкиным была  посвящена нежная  акварель.  На  ней  девочки в
воздушных   нарядах,  с   рожицами  лукавыми,  важными   и  таинственными  в
предощущении праздника, украшали новогоднюю елку.
     Множество  лиц, запечатленных  таинственным маэстро,  сестры  вовсе  не
знали.
     Любопытная особенность  характеризовала последний, судя по неоконченным
полотнам  на  мольбертах,   творческий   период   художника.  Все   предметы
изображались  им  в виде огурцов  --  зеленых,  желтых,  белых,  фиолетовых,
красных -- со всевозможными оттенками и переливами.
     Надо сказать, что, несмотря на отсутствие рук,  ног и лиц, фигурки  эти
выглядели необычайно  выразительными,  прекрасно передавая страх  и веселье,
восторг  и гнев, смятение, торопливость,  гордость... да  все качества живой
натуры.
     Возле  одного  из  холстов  девочки остановились надолго. Поток огурцов
радостно двигался под фонарями по широкой улице, обтекая маленькую печальную
фигурку  с поникшей  рыжей  верхушкой. Овал темной пустоты вокруг  замершего
огурца,  тянувшегося  к  собратьям,  оставлял  у  зрителя  чувство  тоски  и
невероятной  пронзительной  безнадежности.  Внизу   картины  было  аккуратно
выведено название: "ОГУРЕЦ, КОТОРОГО СТОРОНИЛИСЬ".
     -- Где же он, Лизка? -- вздохнула Алена, не отрывая взгляд  от полотна.
-- Думаешь, он нас не видит?
     -- Может, спрятался? -- неуверенно предположила старшая сестра.  -- Как
Златовласка. Только зачем?.. Поди найди его тут...
     -- Нет уж, поищем... --  Аленка, упрямо поджав губы, вернулась к двери,
затем  медленно  принялась  обходить  зал  по  периметру,  постепенно  сужая
квадраты. Лиза следовала за сестренкой.
     Возле  каждой  картины,  скульптуры, изваяния Аленка  задерживалась  на
несколько секунд, затем двигалась дальше. Так продолжалось долго, но вот она
остановилась возле очередной группы фигур и прочно застыла на месте.
     Гипсовая   раскрашенная   композиция,  судя   по   табличке  на  низком
постаменте, называлась  "СЧАСТЬЕ". Изготовлена она была в  духе примитивного
соцреализма и в других условиях Лизу бы не заинтересовала.
     Молодая женщина держала  на  руках рыжеватого голубоглазого младенца  и
умиленно  его  разглядывала.  Мускулистый  человек  в  кепочке-восьмиклинке,
вероятно, отец,  обняв  женщину  за  плечо, зубасто  ухмылялся  во весь рот,
взирая на  ребенка  с  еще большим  умилением.  Пара постарше,  стоявшая  за
скамейкой, на которой  восседали родители, явно представляла из себя дедушку
с  бабушкой.  Лица бабули в  ситцевом  платочке и седоусого  почтенного деда
излучали умиление прямо-таки невероятное.
     Две минуты... три... пять... Алена все молчала, изучая группу "СЧАСТЬЕ"
с  каким-то  печальным  недоумением.  Наконец  она  сделала  шаг  вперед   и
осторожно, бережно погладила по голове... бабушку в платочке.
     --  Печенюшкин...  -- ласково  шепнула  девочка.  -- Выходи... Мы  тебя
нашли...


     Незнакомка медленно откинула вуаль.
     --  Фуриана!  --  вскричал  домовой.  --  Чувствую,  знакомое что-то, а
угадать  не могу. Странной  тряпицей ты личность свою завесила.  Вроде она и
прозрачная,  а все равно  струение по ней, понимаешь, идет и взор любопытный
туманит. Где брала? Мне бы полог такой в опочивальне изладить.
     --   Последнее   творение   феи  Мюрильды,   --   любезно  откликнулась
журналистка.  -- Свет  погибших  звезд,  круги по воде и закатное  солнце  в
хрустальной призме -- из этого прядутся нити... Сейчас Мюрильде не до пряжи,
Великий Маг. Она митингует вовсю, обличает  Печенюшкина. Погодите с пологом,
Федор Пафнутьевич. Поговорим о спасении героя.
     --  Так я ведь с дорогой душой,  -- заторопился Федя. -- С полной своей
готовностью. Прожект-то есть у тебя какой? Не таи, подруга!
     -- От вас, правитель, у меня  нет тайн, -- щеки красавицы тронул слабый
румянец. -- С доказательствами  опасности я сразу пошла бы к Печенюшкину. Но
даже  письмо  Финделябра растаяло,  как  дым... Наш Пиччи-Нюш слишком смел и
безрассуден. Он может недооценить  личную угрозу, станет отвлекаться на дела
менее срочные,  да и нам не позволит заниматься его спасением.  Единственный
выход -- сыграв на самолюбии героя, временно удалить Пиччи из Фантазильи.
     Мой  бывший  супруг  Симплициссимус  -- великий чародей  и  гипнотизер.
Заручившись его помощью, но  не раскрывая всех секретов, мне удалось окутать
нашу Землю ненавистью  к Печенюшкину. Если Волшебный Совет (здесь необходима
ваша  поддержка)  решит изгнать  его, Пиччи из гордости  немедленно  покинет
страну.  Тогда  мы сами  справимся с бедой, затем  развеем чары, свалившиеся
нежданно  на  бедных  фантазильцев, и  с извинениями  призовем  Печенюшкина,
рассказав ему все. Эта история несказанно возвысит вас, Федор Пафнутьевич, в
глазах народа. Недаром я назвалась вашим добрым ангелом, -- Фуриана открыто,
подкупающе улыбнулась.
     -- Стой! --  поморщился Федя. -- Что ж ты объявилась так по-непутевому?
Ночью, в темноте, без предупреждения. Перепугала меня, старика.
     --  Подумайте, -- возразила  гостья,  --  добивайся  я встречи  с  вами
открыто,  кто допустил бы  сюда назойливую  репортершу?  Всем известно,  что
правитель  болен и не принимает зачастую даже  близких помощников.  Пришлось
пойти на хитрость. Промедление невозможно. Мне стало известно, что дня через
два наш солнечный победоносный Печенюшкин вернется в Фантазилью!..
     --  А-а,  --  протянул  домовой,  --  вот  оно  как...  Ну  что  ж,  ты
концовочку-то  задумки  своей  подытожь.  Как  это  по-книжному  говорят  --
резюмируй.
     -- На первый взгляд, все просто,  -- откликнулась Фуриана. -- На Совете
Магов вы  добиваетесь  изгнания Пиччи. Далее мы  открываем  Драконью пещеру,
выносим  оттуда  тело моего  злосчастного  брата и предаем безумца огненному
погребению. Затем я расколдовываю народ, а вы  сообщаете фантазильцам правду
и  встречаете  спасенного изгнанника  с почестями. Такие заслуги,  я  думаю,
позволят вам остаться Великим Магом пожизненно.
     --  Ух,  сказанула! --  Федя  подскочил, как на  пружинах.  -- В пещеру
попасть никак невозможно!  За много лет ее только в прошлом годе  открывали,
когда останки Дракошкиуса, Мурлыки Баюновича нашего незабвенного, доставляли
в усыпальницу.  И  то Волшебный Совет трое суток заседал без  просыпу. Когда
маги решение свое  прежнее  отменяют,  у  каждого из  них  десять лет  жизни
убавляется. Потому и стараемся судить  разумно да взвешенно... Год назад все
члены Совета убыток  жизненный потерпели, нынче  и вовсе  наотрез откажутся.
Тем более причину  истинную  нельзя им пока объяснить. Да  и  ненавидят  они
теперь Печенюшкина!
     -- Лучше потерять десять лет из тысячи, чем погибнуть, -- заметила дама
в  черном.  -- Правда,  многие Советники уже далеко  не юны... Есть и другая
возможность,  Федор  Пафнутьевич.  Что, если  ПОЛНОСТЬЮ  обновить  Волшебный
Совет?..
     --  Бунта не допущу! -- веско  произнес домовой. -- На то и поставлен я
на пост высокий населением, чтобы, значит, бдить и  смут избегать!.. Это что
же, и меня побоку?!
     -- Волшебный Совет мы заменим временно! -- Фуриана, казалось, продумала
все. -- А вы, правитель, получите от новичков расписки с клятвой подчиняться
именно вам.
     -- Мятеж!! --  завопил Федя. -- И я во главе! Да лучше  жизни лишиться,
обернуться в старый пень осиновый!..
     --  Благо народа, --  убеждала журналистка,  --  выше личных тягот.  Вы
нужны стране, Федор Пафнутьевич. Да и  опасен сейчас  ЭТОТ, старый Совет. Не
простят они вам ни цвета волос, ни хитростей с берендеевскими рыжиками.
     -- Ты... -- домовой задохнулся. -- Откуда ведаешь?..
     --  Собирать информацию -- моя работа, --  вкрадчиво объяснила Фуриана.
-- Едва ли не каждый стремится стать героем газетной полосы. Вы не поверите,
сколько  сведений приходит мне из дворца. Остается лишь  сложить картинку из
обрывков...
     -- Эй! -- вскричал Великий Маг. -- Караул, сюда! Взять супостатку!
     -- Они будут спать до утра. -- Дама в  черном даже не изменила позы. --
Подумайте, если б я не заботилась о  Фантазилье, равно как и  о Печенюшкине,
могла  бы  давно  выдать   вас   приближенным.  А  что   касается  ареста...
Прикоснитесь ко мне!
     Разгневанный  домовой  вскочил,  пытаясь  схватить  за плечи непрошеную
гостью, но руки его сомкнулись в пустоте.
     -- Считайте  мой  сегодняшний визит неполным, -- продолжало видение. --
Успокойтесь. Поразмышляйте на  досуге. Следующей  ночью я появлюсь  здесь во
плоти, и заверяю, правитель, мы сойдемся в наших помыслах. До встречи...


     В назначенную ночь встреча не состоялась.
     Не состоялась она и  в другую ночь, ту, что  следовала  за назначенной.
Совет Магов заседал двое суток без  перерыва, и спальня правителя Фантазильи
пустовала. До начала заседания Федя  успел лишь раздобыть некоторые сведения
о Фуриане.
     Все,  что  можно  было  проверить,  в  рассказе  журналистки  оказалось
правдой. Брат  ее, ученый-затворник, некоторое время назад бесследно пропал.
Идеально прибранная лаборатория Финделябра не  позволяла определить,  какого
рода исследованиями занимался  тот. Личная библиотека ученого содержала лишь
труды по теории магии общего характера. Часть полок зияла пустотами.
     Создавалось  впечатление,  что,  закончив  многолетний труд,  Финделябр
тщательно уничтожил  все  следы и навел порядок в  доме,  готовясь  к  новой
работе. Тайна исчезновения брата Фурианы казалась неразрешимой.
     Федя, перекрашенная голова которого трещала от сомнений, тщетно пытался
установить  порядок  на  Совете.  Почтенные  мужи  заходились  в   отчаянной
перебранке, только что не дрались между собой.
     Порошок  из  рыжиков,  тайком  добавляемый  магам  в  винегрет,  сыграл
несомненно благотворную  роль.  Гибели Печенюшкина  советники  жаждали вяло.
Тюрьма,   ссылка  на   дно  океанской  впадины,  лишение  волос  навсегда  с
запрещением  превращаться в обезьяну, вывод на околоземную орбиту в качестве
спутника связи  --  эти предложения  и еще много  всяких других поступали  и
отвергались  в  ходе  многочасовых   дебатов.   Настаивал   на   казни  лишь
Сморчков-Заморочкин, питавшийся  отдельно -- молоком  и  паровыми котлетами.
Впрочем,  и  он,  быстро  уловив  общее  настроение,  подключился к  группе,
требовавшей  посадить обезьяну в заколдованную клетку,  но  дать, однако же,
бумаги и чернил.
     В  конце  концов вариант  изгнания  из Фантазильи, предложенный Великим
Магом, устроил всех...
     Федя   надеялся   выиграть  время.   История,   рассказанная  Фурианой,
представлялась  ему   вполне   возможной,  хотя  и  необязательно  истинной.
Случались в  Волшебной стране дела  и почище. Домовой надеялся сам  отыскать
следы  Финделябра и, может быть, обнаружить тайный лаз в Драконью пещеру.  В
случае  неудачи  оставался  еще  один  шанс  проникнуть туда, не  упомянутый
Фурианой.
     Пришлый,  живущий в стране не более  двух лун, мог  проникнуть в пещеру
беспрепятственно. В свое время это проделали сестры Зайкины и принесли живую
воду  для победы  над  коварным Ляпусом.  Ради святого дела можно было вновь
прибегнуть  к услугам сестренок,  хотя подвергать их опасности Феде отчаянно
не  хотелось.  Эту возможность домовой  решил  оставить на черный день  и не
сообщать   о  ней  чересчур   активной  колдунье-журналистке  ни  при  каких
обстоятельствах.
     В  завершение  Совета   Великий  Маг   поставил   на  голосование  один
незначительный вопрос.  Он предложил  еженощно зажигать  на Главной  площади
факелы и  транслировать из динамиков дикий рев возмущенной толпы, записанный
на  антипеченюшкинских митингах.  Это,  по словам Феди, должно было  отвлечь
жителей столицы от шумных собраний, отнимающих время и силы, и показать, что
правительство всецело разделяет народный гнев.
     На  самом деле домовой хотел как можно  ярче осветить окно  собственной
спальни, надеясь, что свет и шум помогут ему  ослабить наваждение, посланное
Фурианой.
     И вот на третью  ночь,  уже пережив  изгнание  Печенюшкина, Великий Маг
добрался, наконец, до своих покоев.
     Прекрасная  заговорщица возникла в его  кресле ровно в два часа, как  и
прежде, но  на сей  раз домовой не спал. Натерев виски  бодрящей  мазью,  он
лежал на высоко подоткнутых подушках в свете ночника и отблесках факелов  за
окном, перечитывая сентиментальную повесть о приключениях домовенка Кузи.
     Федя коснулся  губами узкой прохладной  руки  гостьи,  вежливо  прервал
фразы благодарности и одобрения и решительно потребовал  знакомства со всеми
участниками заговора.
     Ответ Фурианы  был мягок, но  категоричен. Домовой услышал, что будущая
команда  еще не сложилась  окончательно, и далеко не  все кандидаты  знают о
возможной  смене Волшебного Совета.  Ему же, Великому  Магу, желательно пока
заниматься делами страны и  стараться  больше  отдыхать. Недельки через две,
когда заговор дозреет, дама в черном появится опять с

     подробнейшим  планом  переворота, именами будущих  Советников  и полным
набором сведений о каждом...
     После нового исчезновения гостьи правитель  Фантазильи,  вляпавшийся по
уши  в  весьма  сомнительную авантюру,  сел  в  кровати и  затосковал.  Федя
отчетливо  понял,   наконец,  что  ум,  хитрость  и  твердая  воля   Фурианы
значительно  превосходят   его   собственные...   Действия  Великого   Мага,
предпринятые им со следующего утра, были частично вызваны тихой паникой.
     Гласно  по  тревоге  подняв  гвардейский  полк,  он   отправил  его  на
коврах-самолетах к Драконьей пещере,  приказав осматривать каждую пядь земли
вокруг в радиусе десяти верст.
     Распоряжение  наделало много  шума,  но  вряд  ли могло  быть выполнено
вскоре,  а  тем более принести  плоды.  Крутые  и  каменистые  горные отроги
изобиловали  множеством  трещин,  впадин, мелких  пещер  и  пещер покрупнее,
расположенных  в самых  труднодоступных местах. Разведать  их все, да еще  в
кратчайший  срок,  представлялось  немыслимым даже  для  отборных  сказочных
удальцов. К тому же тайный подземный ход, если он действительно существовал,
мог вести в Драконью усыпальницу из любой точки Фантазильи.
     Управившись  с горем пополам к закату  с накопившимися государственными
вопросами,   Федя   почувствовал  себя  так  скверно,  как  никогда  раньше.
Вернувшись к себе, он выгородил закуток в зале, примыкавшем к опочивальне, и
собственноручно побелил  его.  Путем несложного колдовства  домовой обставил
полученную комнатку мебелью -- столом и лавкой, соорудил в углу русскую печь
и намалевал на стенке фальшивое окно с фальшивым пейзажем в нем.
     В  этой  каморке Великий  Маг проводил  теперь все  свободное время. На
второй  вечер  князь  Сморчков-Заморочкин,  понимавший  как  никто  проблемы
славянской  души, притащил хозяину иконы,  бутыль зловонной, сшибающей с ног
"Душечки" и гармонику-трехрядку.
     Увидев  такое  рвение,  Федя понял, чего  хочет  от  него  старательный
помощник,  и попытался оправдать  надежды  Сморчкова. Все вечера напролет он
играл на гармонике, протяжно и заунывно пел, тускло воззрившись на образа, и
глушил "Душечку" кружка за кружкой, предварительно  обращая ее в воду.  Ночи
же он проводил  в спальне, почти  без сна, мучительно пытаясь отыскать выход
из запутанного лабиринта, в который завела его дама в черном.
     Обнаружив  в  своем  убежище  Лизу  с  Аленкой,   Великий  Маг  страшно
растерялся.  Сестры  могли  оказаться  ненастоящими, подосланными  Фурианой,
узнавшей об этом способе  проникнуть  в Драконью  пещеру. Опасаясь  ловушки,
Федя начал валять дурака,  размышляя тем временем  -- как проверить  сестер?
Появление  Сморчкова и неожиданный  пожар смешали  все карты домового, внеся
окончательный разлад в его добрую простую душу...
     Быстро  залечив  легкие  ожоги,  домовой  следующей  за  пожаром  ночью
ворочался в постели, безуспешно стараясь забыться. Новое открытие, сделанное
накануне, жгло  его,  сдавливало,  царапало по сердцу когтями.  Впервые Федя
жаждал встретиться с Фурианой, бросить  страшную правду  ей в лицо и увидеть
реакцию  зловещей  дамы  в  черном.  Но как  найти  ее?  Повелеть  разыскать
журналистку и доставить во дворец? Сейчас  правитель не был уверен  до конца
даже в  том, что репортерша "Волшебного фонаря" и его таинственная гостья --
одно и то же существо...
     Часы на башне глухо пробили дважды. Тяжелые шторы поползли навстречу из
углов спальни и  сомкнулись, закрывая окно и всполохи факелов за ним.  Умолк
рваный гул на площади.
     Фуриана  сидела на прежнем своем месте  у камина, странно светлые глаза
ее смотрели на домового не мигая, с пытливой непонятной жалостью.
     -- Время пришло, Великий Маг. Все подготовлено, списки у  меня.  Угодно
ли вам ознакомиться с бумагами или сначала прикажете доложить устно?
     Федя медленно поднялся с  постели, развернул стул и сел на него верхом,
обхватив  дрожащими руками спинку. Воля  его и решимость таяли под  взглядом
гостьи, сочились вниз ледяными каплями, колющими гортань.
     -- Прочел я нынче, дурень старый, одну историю, -- шептал домовой, хотя
впору было кричать. -- Давно это случилось, во времена Гореванской Смуты. Не
слыхала? Тогда, значит, тоже правительство свергла кучка  злыдней осиновых и
народом  володеть  уселась.  Ох,  нарубили  они дел,  и  посейчас  мороз  по
коже......  Ну, управились с ними все ж, потом  все и забылось, за тысячи-то
лет. А указ незаметный остался, затерялся в бумагах.  И никем до сей поры не
отменен. Маленький такой, коротенький,  зато смысл в нем глубокий. Ежели кто
власть справедливую порушит, да сам править вознамерится,  да законы прежние
отменит -- у того ничего  и не  сбудется. Не сбудется... если крови невинной
не прольет... А мы, фантазильцы, к крови не способны, легче  самому голову в
петлю. Уж самая лютая казнь -- в пень превратить... Вот и скажи  мне, гостья
незваная,  будем  мы с тобой  все замыслы менять? Молодая ты, об указе  том,
поди, и не ведала?
     --  Указ  мне известен!  -- жестко молвила  Фуриана,  и  зыбкий  клочок
надежды в сердце домового растворился вовсе. -- Жаль, что  вы,  Великий Маг,
узнали о нем слишком рано. Ничего не сделаешь... Выбор невелик. Либо с нами,
либо гибель.
     -- Выбираю гибель лютую! -- Домовой попытался встать, но не смог.
     --  Это нам  невыгодно,  -- усмехнулась  гостья.  --  В  плане заговора
нынешнему Великому Магу отведена завидная роль. А  я  стану вашим  суфлером.
Начинаем пьесу. Итак, где меч?!
     В  руках  ее  появился,  упершись в пол  острием,  светлый обоюдоострый
клинок. Под леденящим взглядом Фурианы Федя медленно поднялся, на негнущихся
деревянных ногах прошел к креслу и послушно взял меч.
     -- Страдать осталось несколько минут, -- подбадривала дама в черном. --
Потом муки совести прекратятся, и мы  наконец-то станем друзьями... Мануэла!
-- позвала она внезапно. -- Мануэла! Мануэлина!..
     Спальню  озарил  призрачный и слабый красноватый свет. Одна из паркетин
пола приподнялась,  и  в  отверстие  просунулась безумная крысиная  морда  с
выпученными в  ужасе глазами и засохшим венком на голове. Вот крыса влезла в
комнату   и,  словно  кролик  на  удава  уставившись  на  Федю,   неровными,
дергающимися шажками двинулась к нему, напевая тоненько и хрипло:
     -- Улеглась на сердце боль,
     Как листок в воде.
     Потеряли мы любовь,
     И не знаем, где.
     Ищем в марте -- нет ее,
     И в апреле нет ее,
     И в июле тоже нет,
     Где ж она, любовь?..
     -- Смелее... -- шипела Фуриана. -- Одним  ударом! Пополам! Сумасшедшая,
никчемная тварь... Убейте ее, зато спасутся сотни тысяч. Вперед же! Ну!..
     -- Я боюсь!! -- закричала вдруг Мануэла. Огонек сознания забрезжил в ее
зрачках. -- Я боюсь!.. Не надо!.. Пожалуйста!..
     Великий  Маг  невероятным  усилием  собрал остатки  мужества. Он  решил
обрушить  клинок  на колдунью,  а если та  ускользнет,  пронзить собственное
сердце.  Наивный  домовой  не  знал,  что  желание  его  было  предусмотрено
Фурианой. Взметнув оружие над головой, он полностью лишится воли и неизбежно
выполнит приказание дамы в черном.
     -- Я боюсь!.. -- пена показалась  на  губах Мануэлы. -- Пощадите!..  Не
убивайте!.. Что я сделала вам?! Не на-адо!..
     Федя поднял меч.

        КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ




        <i>ЧАСТЬ ВТОРАЯ</i>

        Миссия в Портфей

     <i>Глава первая</i>

        <i>ИМЯ ЗЛА</i>


     Скамейку, только и оставшуюся  от пестрой гипсовой композиции, занимали
сейчас сестры Зайкины и Печенюшкин.
     -- Похудел... -- бормотала Аленка. -- Глаза  ввалились... Ты  голодный,
скажи честно? У  меня шоколадка в кармане,  она растаянная, но  питательная.
Будешь?..
     -- Пиччи! -- Лиза горела нетерпением.  --  Так жить  нельзя!  Ты должен
мобилизоваться. Когда меня  в третьем классе выгнали на неделю  из  школы за
поведение, я сначала  решила бесалолом отравиться, а потом подумала -- фиг я
вам отравлюсь! Все равно не увижу, как  меня, отравленную, все будут жалеть,
хвалить и плакать горючими слезами. Всю неделю лежа телевизор смотрела, пока
родителей не было, потом вернулась в  школу, как героиня, и еще завучу Гоше,
который исключал, стол чесноком натерла!
     --  Лизок, --  мягко  спросил  Печенюшкин,  --  а почему  собственно ты
решила, что я скис?
     -- Привет! Тебя же все возненавидели, такое разве выдержишь? А изгнание
твое? А картина про огурец? А прятки эти хиплые, как Аленка говорит? Знаешь,
я  у  картины чуть не разревелась! Ну где  твои все...  смешинки, чепушинки,
печенюшинки?..
     -- Я исправлюсь! -- заверил Пиччи. -- Просто не успел переключиться. Не
смеялся, точно, давно.  И возиться приходилось со  всякой  мерзостью...  Три
бочки ненависти, -- зловеще произнес он, подражая кому-то, --  восемь связок
сушеных кошмаров, цистерна  зависти, черной, как деготь, сто мешков отборных
проклятий и тысяча дюжин склянок  со всеми страхами мира.  Глаз медузы и пух
из крыла сатаны...
     -- А почему  ты так одет? -- не унималась Лиза. -- Странно, но солидно.
Слушай, я начинаю любить огурцы! Тебе кто придумывает костюмы  -- Сен-Лоран,
Карден, Зайцев? Я тоже хочу такую жилетку...
     Печенюшкин недоуменно оглядел  себя. Наряд его состоял из черно-зеленых
башмаков  на  толстой подошве с  тиснеными огурцами, черных, узких в  бедрах
клешей, белой  привычной сорочки с кружевами, длинного  зеленого  в  золотых
огурцах жилета и  зеленого шейного платка, чуть светлее  жилета, с  мелкими,
тоже золотыми, огурчиками.
     -- Тебе нравится? -- спросил Пиччи с неподдельным интересом. -- Вообще,
костюм  удобный.  Это  я  так, на ходу сочинил. Бедный рассеянный  художник,
изгнанник, целиком занятый искусством, безжалостно  оторванный от родины, от
друзей...
     --  У тебя же Никтошка  есть, -- Алена протянула на ладони развернутый,
подтаявший слегка,  но сохранивший  форму "Марс". --  Откуси! Мама  такой  в
командировки берет, чтобы не отвлекаться на столовые.
     --  Спасибо! --  Печенюшкин  честно  откусил  треть,  передав остальное
сестренкам.  --  Очень  вкусно!  Но шоколада я  бы добавил...  Да, Никтошка,
конечно, замечательный друг.  Светлая голова! Внутри он  покрыт  пудрой,  --
объяснил изгнанник, -- чтобы  не слипался после самовоздуховыпускания, пудра
содержит фосфор и в темноте светится.
     -- Здорово! -- одобрила Лиза. -- Так у него и эта... корма светлая?
     --  А  что  плохого?!  Спрячешься --  не  заблудишься. Троянский  конь,
Феервилльский  слон... кто знает, может, и Никтошка  когда-нибудь  войдет  в
Историю. Преданный друг одинокого, всеми забытого художника...
     --   Смотри!  --  воскликнула  Аленка.  --  Бабочка!  Та,  с  горы,  из
троллейбуса!
     --  Бабочка...  --  растерянно  прошептала Лиза. --  Та,  нахальная,  с
улицы...
     Печенюшкин  щелкнул  пальцами, из  пола перед скамейкой вырос мраморный
витой столбик, и знакомый читателю  мотылек  уселся на него, в  полуметре от
всей компании.
     К несказанному  изумлению  девочек  вблизи мотылек  оказался  крошечным
человечком с крыльями. Это был эльф, хорошенький, словно кукла, со светлыми,
почти  белыми  кудрями до плеч  и васильковыми  глазами. Новоявленный  гость
церемонно поклонился сначала сестрам, затем Печенюшкину.
     -- Фантмейстер, приказ ваш  исполнен! -- доложил он звонким  и  нежным,
как серебряный бубенчик, голосом. -- Стареньких фей -- ваших подопечных -- я
успел  обо всем предупредить  до того, как стражники выломали дверь. Тетушка
Хлоя  прирожденная  актриса.  Как  она  возмущалась двумя юными  бандитками!
Обманом проникнуть в  дом, уничтожить почти все съестные припасы  и запереть
двух  несчастных  старух  в  кабинете,  не  дав   им  радостной  возможности
немедленно отворить  представителям  законной  власти! Все это она высказала
стражникам, во  главе с князем  Заморочкиным, а под конец  раскричалась так,
что  князь  лично  починил  им  замок. Итак, нападавшие  убрались  восвояси,
натащив перед этим кучу продуктов для старушек. Троллейбус ваш переправлен в
указанное  место. Возле  дома тетушек мной оставлена незаметная  охрана. Жду
дальнейших инструкций, -- эльф склонил голову, свел каблуки, коротко звякнув
шпорами.
     -- Значит, мы снова перешли на "вы"?  -- удивился  Пиччи. -- Как только
начинается работа, -- пожаловался он девочкам, -- мой коллега становится так
официален,  что  у  меня  мурашки бегают  под  коленями.  Но  это,  пожалуй,
единственный недостаток.  Знакомьтесь, вы его непременно полюбите. Лампусик,
принц эльфов, мой давний, надежный друг.
     -- Фантмейстер льстит мне! --  горячо заговорил Лампусик,  обращаясь  к
Алене с Лизой.  -- Он слишком добр.  Начать с того, что я, строго говоря, не
принц. Небогатый дворянин,  по земным меркам. Замок,  приходящий  в  упадок,
клочок земли вокруг и десяток вассалов... Сорок шесть, если считать с чадами
и домочадцами. Одиннадцать сабель -- это наш летучий отряд.
     --  И какой отряд! --  подхватил Печенюшкин. -- Лихие  разведчики,  мои
руки, глаза  и уши  по  всей  Фантазилье. Честно  говоря, не только  они, --
добавил  он  скромно,  --  но  без  принца  Лампиона  Могучего  и  Грозного,
Повелителя Огня в Ночи, мне бы сильно туго пришлось.
     --  Вот такое имя мне  дали  при  рождении, --  смутился  Лампусик.  --
Смешно?  Оно гораздо длиннее меня самого. Ну,  не ростом, так умением, -- он
взлетел  со  столбика.  --  Все  кончится  добром, сестренки,  вы  только не
огарчивайтесь... Я буду поблизости, фантмейстер, кликните, если понадоблюсь.
     -- Лампусик очень  деликатен, -- объяснил  девочкам Пиччи,  когда  эльф
покинул студию.  --  Чувствовал, что нам надо  поговорить, и  оставил одних.
Хотя от него  у  меня  нет  секретов. Как-нибудь  я расскажу  историю нашего
знакомства  -- иной сочинитель сделал бы из нее роман. Причем лучше расскажу
я, чем  Лампусик. Его вариант я однажды слышал. Сплошной сироп в мой адрес и
почти никаких приключений -- в жизни все было  наоборот... Ладно, это потом.
Рассказывайте.
     --  Погоди! -- перебила  Лиза. -- Так это он караулил  в троллейбусе на
вершине Тики-Даг? И за мной на улице он следил? Так ты, выходит, все про нас
знаешь?
     -- Далеко не все. Понимаете, я  сразу определил, что лютая ненависть ко
мне,  охватившая  фантазильцев, возникает в темноте.  Потом,  при свете, она
только  сохраняется,  не  усиливаясь.  А  с  новым наступлением  темноты  --
постоянно  добавляется...  Эльфы светятся  во тьме,  как  фонарики -- на них
колдовство не действует. Поэтому я просил Лампусика и его приятеля Светолика
подежурить в машине  -- пре