Михайло Старицький. Облога Бушi ------------------------------------------------------------------------ Оригинал этого текста расположен в "Сетевой библиотеке украинской литературы" OCR: Евгений Васильев Для украинских литер использованы обозначения: ?, ? - "э оборотное" большое и маленькое (коды AAh,BAh) ?, ? - "i с двумя точками" большое и маленькое (коды AFh,BFh) I,i (укр) = I,i (лат) ------------------------------------------------------------------------ (Iсторична повiсть з часiв Хмельниччини)_ Ой напилися i сестри i браття кривавого пива край лугу, Та не дали нi себе, нi вiри свято? ворогам на поругу! (Iз народно? думи)_ I Це було в самий розпал велико? трагедi?, що уготувало польське панство у спiлцi з прислужниками Лойоли, завзявшися на святиню укра?нського духу, на його буття,- трагедi?, що охопила пожарищами всю Укра?ну-Русь, пронизала серце в Польщi й пiд ?? ру?нами закiнчилася. Це було то? доби, коли розпанахана Укра?на мусила у московського царя Олексiя Михайловича оборони шукати, коли вiн, уже по Переяславськiй радi, послав сво? потуги в Литву. Це було то? доби, коли знеможена вiд ненатлого гнiву Польща, закупивши татарськi загони, кинулась разом з невiрою на омитi слов'янською кров'ю кра?ни, аби сплюндрувати ?х упень i повернути геть усе на ру?ну. Це було то? доби, коли два кревних народи, призначенi на дружн? та рiвне буття, вчинили мiж себе розраду й, пiднявши стяги на стягк, стали "у дiдiвську славу дзвонити"... Це було восени 1654 року. На пiвдень вiд Могильова, за дво? гiн вiд Днiстра, на високiй скелi лiвого побережжя притулилось мiстечко Буша з тверджею-замком, що панував над околицею. На вузькiм стрiмчаку, немов орлине гнiздо, повис отой замок i на синьому небовi далеко бiлiв сво?ми зубчатими мурами, сво?ми бiйницями-баштами. Край п'яти тi?? скелi розсипались, мов курчата круг квочки, манесенькi селянськi й мiщанськi хатки, окутанi вiтами зелених садочкiв; мiж критими соломою стрiхами здiймались де-не-де й високi черепичнi дахи, що червонiли мiж яриною здалеку. Саме мiсто Буша,цебто торговий майдан,- з одного боку тулилось до стрiмчасто? скелi, а зокола було обмежоване високим земляним валом i добрим дубовим гостроколом. За мiстом уже посувавсь пригород аж до узбiччя; з двох бокiв його огортало провалля, з третього - вали, а з четвертого - великий ставок, який набравсь з рiчки Бушки i тримавсь кам'яною загатою. Отой замок "Орлине гнiздо" з мiстечком Бушею, з цiлим ключем окружних сiл i ма?ткiв належав до роду Чарнецьких; вiдтiля вони налiтали на рата?в укра?нських, на сусiднiх панкiв i шарпали в сво?х пазурах неслухняних схизматiв. Вiд самого початку пожежi, що на Запорожжi з залетiло? з Суботова iскри спалахнула i покотилася широкими вогняними хвилями аж до старо? Польщi, Чарнецькi зняли крила i до Варшави полинули, а гнiздо сво? лишили на безбаш; його незабаром, пiсля сiчi пiд Корсунем та Жовтими Водами, захопили л'евенцi, батави з Днiстровського полку, з сотником Завiстним на чолi, i озбро?ли добре як вартову надднiстрянську страж-ницю. Посерединi замкового дворища стояла досить простора, з трьома банями i окружним пiддашшям церква; вона була вже повернута панством у костьол, а потiм знов козаками на благочесний храм пересвячена; його вiдсвятив на iм'я покрови пресвято? богородицi отець Василь, якого з мiстечка Бара вивiз сотник, пан Завiстний. Стояв хмурий, глибоко? осенi, вечiр. Дрiбен дощ, мов крiзь сито, мрячив i сизими хвилями славсь по долинi, криючи широку далину млою. Часами лишень, коли вiтер на мить розривав туманисту заслону, яскрiла з одного боку в глибокiй долинi Днiстрова стяга, а з другого, навпаки, по широких згорищах i площинах чорнiли якiсь плями непевнi. Кругом церкви, на цвинтарi, стояли ватагами козаки. Голови ?м усiм були непокритi, i буйний бавився вiльно чупринами. Широкi спини огрядного та дужого люду покритi були розма?тою пiстрявою одiжжю: тут вбачалася i руда та порвана свитка, i бiлий, виложений шнуром кобеняк, i кармазиновий запорозький жупан, i короткий кожушок i замазаний в дьоготь оксамитовий польський кунтуш, i са?това рожева, з панянських цукрових плечок, накритка. В суворiм поглядi похмурих очей, в непорушних обличчях лежала якась-то дума глибока. Всi були скам'янiлi й похмурi, тiльки-но дiти з палкими, цiкавими оченятами не могли встояти на мiсцi, а нишпорили крадькома то мiж юрбою по цвинтарi, то по дзвiницi. Iз широко розчинених церковних дверей тихий спiв лине: "Святий боже, святий крiпкий, святий безсмертний, помилуй нас!" Церква свiтлом ся?. Перед намiсними образами у високих ставниках горять товстi зеленi свiчки, а кругом них i коло самих образiв миготять цiлi сотнi манесеньких свiчечок жовтих; за хвилями з кадильного диму вони яскрiють зiрками, скрашаючи сизi прозористi хмари червоними барвами, а вгорi отой дим пiд банею уже пбклубами чорнi?, оповитий у морок. Вузькi вiкна у церквi, розквiченi рiзноколiрними шибками, свiтяться тьмяно, спалахуючи часами де-не-де вiдблисками веселки. Правий притвiр i середина церкви набитi козацтвом. Засмаженi, мужнi обличчя, оберненi до ликiв святих, визирають пiд променем ласкавого тремтячого свiтла вже менше суворо, а не знаючi страху очi вогкi ?м вiд сердечного молитовного зрушення. Сивi оселедцi, пiдголенi чорнi чуприни i лисi геть голови схиляються, хрестячись, низько. Попереду перед царськими вратами сто?ть Михайло Завiстний, сотник, з золотою китицею на правому плечi; високий, широкоплечий, з сивими довгими вусами, з шрамом на лiвiм виску, вiн подiбен до могучего дуба, що нажив собi силу пiд бурхотом бур. Лiворуч за ним сто?ть молодий ще козак красень Островерхий, з чорними, ледве закрученими вусиками, з пiдголеною хвацько чуприною, з ознакою хорунжого на лiвiм плечi; праворуч вiд Завiстного молиться геть лисий, з бiлою пожовклою бородою дiд, а далi вже йде старшина та козацтво значне. В бабинцi, у лiвiм притворi, скупчилась сама-но жонота; рiдко яка голова там пов'язана стрiчкою чи хусткою, а здебiльша скрiзь кораблики та очiпки, зап'ятi довгими бiлими намiтками, що спадають до самого долу серпанками. Жiночi уста шепочуть благання; очi пiднесенi догори святобливо; iншi палають лиховiсним вогнем, iншi яскрiють сльозою, яка неслухняно зрива?ться з вiй; але в жадних не свiтиться нi жах, анi розпач, в жадних не видко безсило? жiночо? муки. Попереду скраю сто?ть у чорнiй стрiчцi сотникова дочка Орися, а поруч не? у глазетовiм кораблику - ?? подруга Катря, молодого хорунжого жiнка, що з не? не зводить очей. Орися сто?ть перед образом великомученика Степана; ?? струнка постава, закутана сизими хвилями з кадильного диму, зда?ться легесенькою, прозорою. Вродливого личенька риси i елегантнi, й шляхетнi; в чорних, стиснутих трохи бровах кри?ться непорушна воля й вiдвага; карi очi з-пiд довгих темрявих вiй палають вогнем; па мармуровiм чолi лежать не дитячi думи, хоч у виразi уст пиша? дитяча краса. Орися замислено дивиться на лик, безмiро ласкавий, осяяний свiтлом з лампади; ?й мрi?ться далеке небо безхмаре, бiлi, розпеченi палом мури, слiпуче сонячне сяйво i ревуча юрба, розсатанiлi обличчя, пiднятi з камiннями руки на глашатая правди й любовi, i на устах у мученя на сконаннi лагiдна та прихильна ухмiлка. "Так, постраждати за вiру, за правду, за сво?х друзiв-братiв, - дума вона, - непомiрна утiха! Тут, на землi, усе зрадливе й брехливе; усi присягання людськi - порожнi слова, поглум над знудженим серцем... Там тiльки i спокiй, i щастя - у сяяннi довiчного неба". Вона придивля?ться пильнiше до образа й бачить, немов очi живi у святого i зорять ?й у душу; але тi очi знайомi, ?? серце з ними зжилося, ?х промiнь тiльки й грiв ?? душу самотню... Та це ж не святого стражденника очi, а очi ?? коханка i друга, властителя радiсних мрiй, очi вродливого юнака Антона Корецького. Де вiн тепер? Нi слуху, нi вiсточки. Чи його почоломкала куля ворожа, чи вiн зрадив ??, безталанну, i забув сво? присягання? Пропав, пропав без пуття, а з ним разом пропав i життя ?? стямок... "Що це я? - кинулась раптом Орися.- У таку хвилину i де про милого стала гадати? Це ворог людський бентежить натруджене серце. Вiдступися, нечистий!" I вона почала ревно молитись. А це далеко десь раптом пострiл розлiгся, i луна покотила його по байраках та горах. Усi здригнулися i переглянулись значно; а клир тихо спiвав: "Слава в вишнiх богу i на землi мир, в чоловiцiх благоволенi?!" Скiнчилась вiдправа; отець Василь вийшов у царськi врата в ?пiтрахилi, з кипарисовим, у срiбрянiй оправi хрестом i тихим, злегка тремтячим голосом обернувсь до молiльникiв: - Братi? i друзi мо?, хреста цього оборонцi, на нем же розп'яхся за грiхи нашi син чоловiчеський, мужайтеся духом, iбо наступа? година нужденна, i возлюбивий пас страстотерпець покликав вас стати твердо i купно до останнього подиху за хрест цей i за матiр Укра?ну. Ворог цiлими хмарищами оточив наше убiжище, що донинi крилося богом, i вже погрожа нам вигуком смертодайним. Поклоняющийся хресту господньому брат покликав до помочi бузувiра, аби в спiлцi з ним повалить пiд ноги нечистi святиню... Не даймо ж ми на знущання нi хреста, нi жiнок, нi сестер, нi дiтей, а ляжмо кiстками за нашу правду i за нашу вiру! - Ляжемо, панотче, голови положимо! - перенiсся вiдклик по церквi й розлiгся на цвинтарi. - Хай пiдкрепить же вашi душi i мишцi правиця господня, хай кри? вас вiд стрiл i напастей покров пресвято? богородицi, заступницi нашо? перед престолом Всевишнього! - велебно прорiк панотець i благословив хрестом тричi весь люд. Усi почали до хреста прикладатись; спочатку пiдходила старшина, потiм - значне козацтво, за ними простi козаки й сiрома, а нарештi вже матерi, жони i сестри. Все те чинилося богобiйно, порядно, без зам'ятнi й хапанини; панувало над усiм якесь враження надзвичайне, i кожен почував над собою вже помах смертi крила. Коли всi перейшли до хреста, отець Василь вийшов з ним через вiдчиненi дверi на цвинтар; за панотцем рушила пiвча, а за нею значковi понесли хоругви й стяги, за якими вже посунули всi козаки. На дзвiницi ударили в усi дзвони; пiвча спiвала: "Отверзи очi твоя, боже наш, i внемли молящимся тобi". Процесiя обiйшла тричi круг церкви, потiм обiйшла мури в замчищу, зупиняючись край кожно? башти; потiм отець Василь з пiвчею й старшиною дiстався на самий мур до бiйниць i звiдтiля, з високостi, окропив тричi i мiстечко Бушу, i пригород. Козаки стояли пiд муром в бойовому шику, лавою. Рiзкий, пронизуватий вiтер трiпав прапори й стяги i гнав по млистому небу клочками пошарпанi хмари; з отця Василя зiрвало протягом його скуфiйку i понесло геть униз по днiстровськiй долинi, у хорунжого мало-мало не вирвало з рук хоругви i тiльки-но державно? вломило. Всi були лиховiсним передчуттям похиленi. Сонце, сiдаючи за гору по той бiк Днiстра, проглянуло з-поза хмар на хвилину i останнiм променем попрощалось з землею; вiн спалахнув жарким полум'ям на високiм хрестi i полинув, згасаючи, до високостей темрявих. Отець Василь ще раз окропив козакiв, ще раз на во?нство чесне поблагав благословення у господа i з причетом журно до церкви вернувся. Коли зачинилися дверi церковнi i всi козаки й добровольцi зiбралися на невеличкiм плацу бiля цвинтаря, а жонота стала поштиво пiвколом геть осторонь, то сотник Михайло Завiстний зняв шапку перед сво?ю батавою i до не? обернувся тихою мовою: - Панове, товаришi-громадо! Дозвольте до вас слово держати! - Держи, держи, батьку, ми слухати тебе радi! - вiдповiли всi разом, уклонившися пану сотнику, та й насунули шапки набакир. - До се? пори у цiм затишку наших жiнок i сестер боронив господь вiд нещастя; але воля божа прийшла, i поклика вона нас i наших кревних цiлком постраждати за дiло велике, i постраждать до кiнця. Двадцять тисяч щонайкращого польського вiйська пiд гетьманством Потоцького й Лянцкоронського сто?ть за пiвмилi; пан Яскульський - ' i пройда, i зух - вилазив по Бахчисараю та Царгороду, закупив башiв у султана та й приволiк сюди татарву - на грабежi наших дiбр, на гвалти й знущання над нашими сестрами i жiнками i святiй нашiй грецькiй вiрi на поглум, пригнав сорок тисяч невiрних поганцiв, i всi отi ворожi потуги накерував во?вода Чарнецький на нашу горстку нещасну, аби добуть свою спадщину - орлине Чарнецьких гнiздо. - Так, так,- пiдмiцнив сивобородий дiдусь,- учора ми добули язика; се його непохибне жадання: сiсти знову в цьому гнiздi i розносити по околицях на хрещений люд жах. - Ще б то не так, коли он геть надокола, мов вовчi згра?, розлiзлись загони татарськi,- додав хорунжий. - Знати, наважились вони,- вiв далi сотник,- або перерiзати нас усiх до ?диного, або забрати, як бидло, живцем: нас - пiд червону таволгу, на неволю i каторгу до галер, а жiнок, i дочок, i сестер - на всесвiтнiй глум, на поругу... i се моя перша рiч. - Не дамося собакам живцем! - покрикнула громада.- Хiба через наш труп переступлять поганцi! - Не вiддавайте, братцi, дешево псам i козачого бiлого тiла, а вiзьмiть з наших напасникiв добру цiну,-прошамкав по-старечому сивий кобзар, обводячи незрячими очима юрбу. - Дорого, дiду, заплатять! - зухвально покрикнув хорунжий, i юрба вiдповiла на те ухвальним гомоном. Катря гаряче пригорнула Орисю, а та тихо сказала: - Добрий козак. - Слухайте ж, панове, мою другу рiч,-знову почав сотник, i тиша запанувала. - Чотири днi тому вiд славного iашого полковника Богуна - продовж йому, господи, вiк - здiбрав я наказа, щоби ми, в разi нападу на нас сил ворожих, затримали ?х тут в iпермицерi? наскiльки мога, аби тим дати пану полковнику час дiждатися пiдмоги у Барi. То як, на вашу думку, панове, чи надовго здола?мо ми затримати злочинцiв? - А що ж, пане сотнику? - спитав середнього вiку, покарбований шрамами лицар, увесь голений, з самим лишень оселедцем, закрученим за ?дине вухо зухвало.- А скiльки приходиться на козака тi?? поганi? - Та голiв двiстi на християнську душу...- вiдповiв сотник. - Гм! Не дуже багато!-зареготавсь оселедець.-Коли в добрий час та на добру руку, так наш брат порiшив би до обiдньо? доби таку купу; ну, а щоб ?м подолати одну душу козачу, то тра часу днiв зо три або й чотири - не менше... чи так, братцi? - Так, так! - вiдiзвались деякi весело.- А такого убгати, як ти, то й тижня мало! - Так, стало буть, панове, на тому й сто?мо, щоб затримати ?х тут, та й квита,- по-мо?му, хоч навiть на тиждень, а вмирати, братцi, козакам не диковина,- сказав сотник i надiв на голову високу смушеву шапку з червоним верхом i кутасом. - Даймо,вставив старий козарлюга,- що настояще, по правдi сказати, умирати ще я не вмирав, а для того я и не можу сказати, що воно за диковина? Жартами шуткував з смертю не раз, а щоб зовсiм умерти, то ще не доводилось... Ну та це пусте - спробувати можна. - Тим паче,додав сивий дiд,- що доведеться тiльки раз на вiку скуштувати того меду! Всi засмiялися i якось весело пiдбадьорились. - Так слухайте ж мого наказу,- ?казав сотник, i все козацтво мовчки, покiрливо поздiймало шапки.- Всiми сво?ми потугами, наскiльки в нас ?, ми засядемо в пригородi: там всякого припасу досхочу. З правого боку у нас непролазний ставок, з лiвого - невилазне провалля, а просто - добре окопище з гакiвницями та гарматами; вiдтiля нас i зубами не витягнуть: прохiд до валiв i вузький, i занадто довгий; ?м розвернути сво?х потуг буде нiде, а ми ?х потроху i почнемо лущити та локшити... потiха вийде, та й годi! - Так, пане сотнику, добре ти розумом кинув! - Нащо й краще! - пiдмiцнили чупруни. - Ну, а коли нас, по божому попуску, з тi?? позицi? виб'ють, то ми перейдемо у мiстечко, i тут хоча й труднiше нам вiдбиватися буде, проте ще днiв зо два чи зо три продержимось... - Чого не продержатись? Продержимось! - пiдкреслив молодий хорунжий, що вже на новому держалнi здiймав хоругов. - А щодо замка, то ми його лишимо на дiтей, на дiдiв та на жоноту,- провадив сотник.Доки ми будемо кришить ворогiв, то й вони допомагатимуть нам з високих бiйниць, а коли ми всi поснемо сном козацьким, то нашi сестри й подружжя продержать ще замок днiв з пару, бо вiн i сам по собi недосяжен. А коли нарештi увiрветься всередину ворог, то вони зумiють не датись у руки живцем i не попустять наших святинь на поругу! - Не дамося живцем! - покрикнула грiзно жонота. - Зумi?мо вмерти,- вiдказала вiдважно Орися, виступаючи наперед,- i святинi нашо? в руки поганцiв не кинемо!! - Батькова дочка! - зауважив кобзар. - Ну, попрощайтеся хто з ким хутко, по-козацьки, i гайда у пригород, в шанцi: того й гляди, що голомозi захочуть нас навiдати. Юрба заколивалась; намiтки помiщалися з шапками, хустки i стрiчки - з шликами; стихло все, i тiльки вчувались то поцiлунки гарячi, то обiйми мiцнi, то зiтхання; але жоден стогiн, жодне ридання не вразило завзятцiв, i хiба-но крадькома на чи?х-не-чи?х чорних молодих та яскравих очах набiгла була сльоза неслухняна, та й та зронилася безгучно на землю... Сотник Завiстний протер очi, поправив вуса i обняв гаряче свою одиницю, свою останню на життi втiху - Орисю. - Прощай, доню! - промовив вiн переривчастим голосом.- Ти зна?ш... як тебе я люблю... нiхто, як бог... Його воля! А от пам'ятай, що покiйну матiр твою один пан, що на?здом мiй хутiр спалив, хотiв був до себе узяти... Дак вона сокирою йому голову провалила; побоялися приступити до не? надвiрнi та й спалили з хатою разом. - Пам'ятаю, батьку,- велебно вiдповiла Орися.- За мене не зчервонi?ш,ти, вiр! Сотник ще раз пригорнув свою доню до серця i хапливим кроком попрямував просто до брами, крикнувши всiм: - Пора! За мною! I всi, насунувши аж на очi шапки, рушили мовчки до брами. Насовувалась на землю смеркова мла, i в пiтьмi тiй ледве-ледве було запримiтити, як одномiрне коливалися списи й шапки i як довжелезна многоголова потвора, немов ба?чний той змiй, вповзала у браму широку. Орися стояла довго i нерухомо край скелi, втопивши в холодне, беззоряне небо сво? допитливi очi; але воно було невiдмовне, глухе; чорна хмара грiзно здiймалась зi сходу, i в неосяжнiй пiтьмi миготiли лишень блискавицi далеких пожарищ... II Нiч. Тихо й похмуро в Орисинiй свiтлицi, що в закутнiй баштi. Висока цiвчата середина, обмежована товстелезними мурами, дiлиться стiнами нахрест; в одному з сегментiв умiстилась кiмната, чудно? форми, з високою стелею, яка закiнчалась склепiнням. Пiд одною прямою стiною, до богiв приголiв'ям, сто?ть лiжко дiвоче; з-пiд глазетового наметика визира безлiч подушок i подушечок у бiлих як снiг пошивках. Пiд другою прямою стiною широко розсiлася груба; блискучi кахлi розмальованi хитро вiзерунками; на довгiй лежанцi грiються товстi сулi? i сушаться трави пахучi. Тут же побiч i низенькi дверi вхiднi; над ними висить мальована напрочуд картина... В третiй, вигнутiй луком, надвiрнiй, стiнi прорiзане вiкно, вузьке-вузьке та глибоке, майже не вiкно, а бiйниця; i в ясний сонячний день через ту розщiлину мало до дiвочого покою свiту сяга?, а тепер воно якось лиховiсне чорнi?. Проти вiкна, в гострiм кутку, навпаки, лагiдно й ясно: багато наставлено там богiв i в рамах, i в ризах коштовних, i ки?вського, i польського письма, а перед ними на довгiм шнурку, оздобленiм паперовими квiтами, висить лампадка. Легесеньке тремтяче свiтло ?? осяю? стиха святобливий лик божо? матерi, що сво?ю ризою закрила мир вiд напастей; променистими хисткими пасмами стелеться свiтло по мурах i по високих склепiннях, яскрить по гранястому склу, миготить на однiй сулi?, м'яко лежить на рiжку подушки i на розсипаних по ?й хвилях з русявого шовку i никне в сутiнi на круглiй стiнi; а на долiвцi, пiд лампадкою саме, тремтить пляма кругляста, вiд не? довгими смужками розбiгаються тiнi, ламаються по стiнах i збiгаються аж на склепiннi бiля залiзного гака, до якого i шнурок причеплено. Химернi довгастi тiнi маревними нарисами лежать на бiлiй сосновiй пiдлозi, повзуть по мурах, хитаються, тремтять i сповнюють кiмнату якимсь та?мничим смерком. А надворi скаженi? буря; вiтер гуде i жалiбно в коминi ви?, мов голосить по згубi когось близького, дорогого... В куточку трiскотить стиха лампадка та вчува?ться часами стогiн задавленого ридання. На лiжку, до подушки припавши лицем, Катря лежить непорушне; тiльки часами ледве примiтне здригаються плечi у не?. Спала з не? намiтка i одним кiнцем на подушцi звисла, а другим долi лягла; коса вибилась з-пiд кораблика i, звинувшись химерним вузлом, неслухняно лягла на плечi; одно крило плахти вiдхилилось свавольно i виявило огрядну нiжку, узуту в червонi чобiтки з срiбними пiдкiвками. Тiльки на частинi голiвки, на заломi коси та на одному плечi лежать свiтовi плями, а решта в темрявi з наметика потонула. Край вузького вiкна, схиливши на руки чоло i втопивши очi в чорну пiтьму, сидить мовчки Орися; вона силку?ться туди прозирнуть, куди пiшли дорогi ?? серцю люди, вона прагне дiзнатись, що дi?ться тепер у мiстечку Бушi i в пригородi; але густий морок закрива вiд не? далину чорним серпанком, i тiльки коли-не-коли на тiм морi безпросвiтно? темряви заблима якась непевна iскра i згасне... Орися повернулась до образа i зупинила на дiвi пречистiй сво? замисленi очi; вiд довгих вiй лягла сутiнь стрiляста на ?? личко блiде; руки ?й з несили на колiна впали i сплелись у стисi нервовiм; у нахмурених бровах непохибна думка застигла. Довго i нерухомо так сидiла Орися; чи вона складала з благання молитву, чи доручала небеснiй розважницi свою тугу-печаль - зосталося то та?ною. Нарештi Орися повагом перевела сво? очi, що свiтилися темним вогнем, на лiжко, на Катрю - i на ?? виду перебiгла хмарина. - Годi, Катре! - промовила вона строго.- Не плакати тепер, не в сльозах губить силу, а набиратись треба ?? для останньо? боротьби. Катря ще бiльш заридала безнадiйно i глухо, i ?? плечi заколихалися пiд хвилями збурених мук. - Грiх! От перед цi?ю святою матiр'ю грiх! - показала на образ Орися.- Вона вiддала ради нас свого сина на муки, на смерть, а ми будемо побиватись, що доведеться за вiру святу й за вiтчизну вмерти! - Не те, не те!..- вiдповiла риданнями Катря, пiдвiвши голiвку i спершись нею на руку. Кучеряве пасмо русявого шовку з-пiд очiпка впало на ?? заплаканi очi i надало молодесенькому обличчю вираз дитячий - нестотно ображене дiвчинятко заплакало, почувши ласку уперше.- Не те! А дай менi виплакатись! Дай менi в останнiй раз тут... на самотi... натiшитись сво?м лютим горем... а там уже я не заплачу! - Сором з сво?м горем тепер панькатись! - ласкавiшим уже голосом корила Орися, присiвши до Катрi i гладячи ?? шовкове волосся.- Коли б воно на тебе лишень упало саму, то тодi б могла... а воно ж на всiх нас злягло рiвним тягарем i роздавить усiх нас разом, укупi... - Не на всiх, не на всiх однаково! - гвалтовно скрикнула Катря i заломила в скрутоньцi руки. - Як неоднаково? - навiть схопилась Орися.- Та хiба у тих, що пiшли туди на певний загин, не було нi радощiв, нi втiх на землi, або що? - Може, й були, та вони вже ними натiшились, а я не нажилася ще на свiтi...- вiдмовила, рвучи слова, Катря. - А я чи нажилася? - спитала нервово Орися.- Туди... на муки... на страту... мiй батько пiшов... ?дине мо? кохання, ?дина вiдрадiсть... ?дина моя слава i втiха; але глянь - я не плачу i не збентежу його останньо? хвилини сльозою. - Ох, правда,- мовила Катря, гамуючи сльози.- I ти не нажилася, але ти й не жила зовсiм! Ти не зазнала iще того щастя, яке охоплю? райською жагою i розум, i волю, i серце, i всю людину цiлком прикову? до втiхи земно?... ти ще не кохала? - Почiм ти зна?ш? - вiдказала упавшим голосом Орися i провела рукою по бiлому чолi, немов бажаючи змести з його у?дливу болiч.- А може, кохання мо? ще страшнiшою п'явкою вп'ялось менi в серце! - Тво? кохання! - нестямилась Катря, пiдвiвши голiвку i зата?вши враз сльози: дитяча цiкавiсть перемогла ?? страждання.-Ти, моя перша подруга, посестриця, i нiколи менi про те не промовила й слова. - Суть такi рани, якi жадалось би i вiд себе само? сховати, а не то що вiд миру,- важко зiтхнула Орися, вiдвернувши вiд Катрi свiй зрушений вид. - Орисю! Рiднесенька! Зiронько моя! - обнiмала Катря свою кохану посестрицю, переставши плакати i ласкаючи свою товаришку по горю.- Скажи менi хто? Подiлись горем - легше буде... Коли виплачешся i розважиш тугу - завжди на душi легша?... - Ти пам'ята?ш того козака... Антона Корецького... що до нас при?здив у Бар? - А, пам'ятаю, пам'ятаю... Такий гарний, хороший, з русявими кучерями, синiми очима i бiлим панським лицем? - Так, так! - Як не пам'ятати! Пам'ятаю i за сто сажнiв пiзнаю! Я в його, коли признатись тобi,усмiхалась уже Катря, щаслива тим, що та?ну вивiда?,мало-мало не закохалась... Не здолала чисто й глянути на тi закрученi вусики... Тiльки тривай... - зупинилась вона, мiркуючи...- Адже ж то брат твiй? Вiн тебе називав сестрою? - Нi, вiн не брат: вiн по кровi менi був зовсiм чужий, а по серцю... ех! - Орися нетерпляче махнула рукою.- До чого цi спогадки тепер? Навiщо намучене серце вражати? - Квiточко моя, сонечко ясне! - благала Катря.- Скажи... повiдай, хоч кришечку... хоч капелиночку! - Ах, яка-бо ти! Нестотно мале дитинятко,- годилась через силу Орися.- Довго розказувати, а ще довше переживати тi муки. Бачиш, я з тобою спiзналася в Барi, а ми перше сидiли далеко на хуторi,- я там росла ще дитинкою... I так було славно, ох, як славно! Батько при?здив часто... мати жила... кохала, ласкала мене... Я ?? ледве згадаю... Потiм наш хутiр спалили... матiр теж... Як при?хав на пожарище батько, позеленiв, заскреготав зубами i знову кудись-то майнув. А за тиждень вернувся i привiз хлопчика на кульбацi, лiт дев'яти. "Знайшов,- каже,сироту без-притомного на шляху, так треба нам його приховати, за сина прийняти!"-Орися змовкла, пригнiчена вагою спогадiв давнiх. - Ну, ну! Що ж далi? - допитувалась зацiкавлена Катря. - Що ж? Звичайно... став вiн у нас мешкати... в другiм хуторi,- ми пере?хали далi вiд Бугу; росли ми вкупi, як брат з сестрою, вкупi бiгали, пустували, гулялись... ну, призвича?лись, порiднилися... ех, та що й згадувати! - Нi, нi! Докажи-бо, хоч капельку! - Ну, виросли ми; а вiн стрункий такий став, та моторний, та дужий!.. Спiвав гарно... Батько почав його вчити герцям лицарським, брав i на Запорожжя з собою в науку... Потiм вiн при?здив до нас такий радiсний та щасливий... i до Бара ото... а вже я його так ждала й виглядала, як божого свiту... Ну, ми й покохались. - Так де ж вiн, твiй Антось? - Не питай! Як вiн присягався, боже! А батько раз сам вернувся додому й сказав, щоб я отого перевертня, зрадника iз голови викинула! Для чого? Батько промовчав, але я знаю, що вiн дарма не скаже... -_ I ти викинула? Забула його? - Не руш! Годi! - сказала рiшуче Орися, зсупивши брови вiд вразько?, наболiло? муки, i Катря припала до ?? колiн i притихла, почувши незмiряне горе. Знишкли посестри, немов занiмiли, замерли, - однiй болiч здавила до нестями серце, а другу заколисала недоля, i Катря, мов дитинка, заснула безжурно у сво?? подруги на колiнах. Осiннiй дощ кропить дзвiнко шибки, i вiтер стогне - веде якийсь спiв похоронний... Немов темна мармурова фiгура, сидить нерухомо Орися; ?? погляд сягнув далеко-далеко i потонув у чорнiючiй млi... Зринають з пiтьми перед нею другi, непохожi картини, i вi? вiд них i свiтлом, i ласкою, i теплом. Тихий лiтнiй вечiр. На заходi гасне поволi рожевистий свiт. Бiля хати на килимку сто?ть ще вечеря; якась баба, не дуже стара, прибира i ложки, i миски... А сво?му коханому Орисенятку да? медовики й вишнi. На призьбi сидить молодий ще тато Орисин; вуси йому аж на перса упали, а в зубах коротесенька люлька. Схилившись йому на плече, притулилась молодиця хороша i приязно, кохано зазира йому в вiчi. Розтопиривши рученята, пiдбiга? з смiхом до татуся красунька Орися, а батько ?й пуска? назустрiч клубочками дим... ?й весело, вона залива?ться, аж дзвенить,- i навтеки, та знову-таки верта?ться з галасом на дим, поки не закашля?ться; молодиця тодi злякано хапа? ?? i притиска? до лона. - I як-таки тютюном та на дитину! - зiрвався з ?? уст лагiдненький докiр. - Нехай привча?ться до запорозького курива! Правда, доню? - зареготавсь батько i ущипнув за щiчку Орисю. - Мамо, я привчусь - засмiялась дзвiнко й Орися, визираючи з-пiд руки в матерi зухвальними оченьками i ловлячи рученятками дим. Линуть пахощi вiд бузку по садочку. Десь рипить вiз i гавка собака, над головою прогудiв хрущ. Орися схопилася його дiгнати; а це ?? перейняв другий i вдарив; вона - в сльози i зараз пiд оборону до тата. А тато ще драту? й смi?ться: - Гай-гай! I не сором тобi? Жука злякалася! Ти ж козацька дочка? Так не то, не бiйся жука, а й татарина-пса... бий ?х! I Орися, пiдбурена батьком, бiжить знов на хрущiв} а запашний укра?нський вечiр ласкаво огорта натомлену землю. А ось друга нiч... чарiвна, тиха. Над головою розсипавсь стожар; райський шлях простягсь угорi зористою стягою; все небо миготить тихими вогниками... Мама на призьбi сидить i жде тата; вiн по?хав ненадовго, а ось третiй день - i нема... А це раптом як затупотить кiньми... Розлiгся галас; хутiр прокинувся; переляканi, блiдi молодицi i дiти повибiгали з хат; вскочила нянька, кричить: "Вороги!" - Бери Орисю! Рятуй ??! Ховай! - до не? з благанням кинулась мати i передала ?й дитину на руки. Баба бiжить з дорогою ношею в лiс. Вiти хвиськають ?х, огорта? пiтьма, гонить жах... Здалеку досягають i лемент^ i крики, й пострiли, а от через прогалину видко, як на мiсцi, де хутiр, зайнялися немов великi свiчки, i полум'я вiд них полинуло аж до вогнистого неба. Червона кров... чорнi, обгорiлi трупи... жаховитi обличчя... стогiн i плач... i сиротинна самотнiсть... тиша могильна... Мамо! Мамо! Зимовий вечiр. Другий уже хутiр. Хатка заметена снiгом. Намерзлi манесенькi вiкна ледве пропускають той свiт. Баба пора?ться коло печi. Батько велику книгу чита про страдникiв божих, що за вiру святу йшли з ухмiлкою в огонь, i на страту. Кожне слово мiрно? батьково? речi запада ?й у душу; а поруч сто?ть молодий кучерявий хлопчина, названий ?? брат; почува? вона в стуканнi серця, що вiн ?й ближчий за брата... А старий батько розказу? вже про дiда Днiпра, про скаженi пороги, про син? море безкра?, про кривавi сiчi з турками та татарами, про страшезнi бурi, про турецьку неволю, про пекельнi тюрми i про смердючi галери... Але час летить. Яскраве лiто i спека. Розжеврене небо безхмаре високо знялось у безоднiй блакитi. Вiтер анi шелесне; буйне жито сво? стигле колосся до землi клонить, Мов проситься на спочивок у снопи, а не то ронитиме на землю викохане, достигле зерно. Орися бреде по цьому золотистому морю, розсуваючи його хвилi руками; на головi в не? вiночок з василькiв та волошок. Хтось крикнув поблизь: "Агов!" - i красень козак зненацька виринув ось перед нею i обвив руками ?? стан... Вона чу?, як стукотить його серце, вона чу? його поцiлунки гарячi... ?й i боязно, i хороше, i млi? солодким тремтiнням серденько... - Пусти, Антосю! Годi-бо! Що ти? Побачать! - вибива?ться вона з обiймiв. - Хай бачать! Хай цiлий свiт збереться сюди, i перед усiма, як перед оцим небом, я скажу, що кохаю тебе бiльше всяко? радостi, бiльше життя! - Коханий мiй, любий! - шепоче вона i хова на його дужому плечi свiй зчервонiлий видочок, а очi ?? таким щастям палають, яким тiльки раз на вiку займа?ться серце. - Твiй, твiй! I нiщо на свiтi нас не розлучить! - присяга?ться ревно козак, притискаючи ?? до сво?х могутнiх грудей... I знов усе лине, зника... далi, далi! Осiннiй дощ кропить дзвiнко шибки, i вiтер стогне - веде якийсь спiв похоронний... Тихо рипнули дверi, i на порозi з'явилась згорблена бабуся, пов'язана по очiпку чорною хусткою i в чорнiй намiтцi. - Не спиш усе, моя ягiдочко? - прошамкала вона, наблизившись до Орисi.- Уже швидко свiт; приляж, засни хоч хвилину... сили наберись... не сумуй! - Я, бабусю моя, не сумую i божiй волi корюсь! - промовила тихо Орися. - А тiльки не спиться менi... голову думи обсiли... - Ох, моя квiточко рожевая! Яка то гiрка твоя доля! - зiтхнула, проголосила бабуся, цiлуючи Орисю в голiвку.- Жити б тобi та радiти, а менi б у землi сирiй тлiти... Ох, а господь iнакше мiрку?... - Не надi мною одною його воля свята, а над усiма,- вiдiзвалась спокiйно Орися. - Та менi життя мого i не шкода: якi в йому радостi, якi втiхи? От тiльки тата кохала та бабусю, як неньку рiдненьку... - I Орися схопила i поцiлувала руку у баби. - Що ти, що ти, моя безталанна? - кинулась бабуся обнiмати Орисю, утираючи дрiбнi сльози, що котились з старечих очей. - Люблю, от що! А ховати нi тобi мене, нi менi тебе не випаде: похова? нас хижий звiр. - Та ще, моя ягiдко, господь один вiда, що станеться; а може, з потилицi налетить наш славний Богун Iван, дак нечисть уся вiд його шкереберть покотиться... - Сили, бабусю, у ворога дужi - не подолати! А проте - хай буде, що буде, що боговi миле... а ти от що скажи: чи молодою моя матуся вмерла? - Молодесенькою. - А як горiла вона, ти бачила? - Годi! Годi! Господь з тобою... Най ?? кри? покровом сво?м цариця небесна! Не думай... засни хоч трiшечки: ти одна тепер голова на цiле замчище та панотець... - Я засну, бабусю,- обезпечала Орися. - Засни, моя дитино! А я готую обiд i всяку страву, щоб у долину нашим оборонцям знести... - Ох, бабусю, ненько моя! Яка ти люба, хороша: все дба?ш лишень про других... а я то про себе... Готуйте, готуйте, i я пiду допомагати...- заметушилась Орися i встала, переклавши обережно на подушку голову Катрi. - Нi, нi! Ти вiдпочинь,- там помiчниць досить, а ранком i ти нам допоможеш. Вiдпочинь, послухайся тво?? бабусi, адже я тебе бiльше за рiдну доньку люблю. - Послухаюсь, бабусю,- згодилась Орися покiрно. - Пошли ?й, пораднице мати свята, хоч на хвилиноньку спокiй! - промовила побожно бабуся, перехрестившись до образа i тихо, зовсiм згорбившись, вийшла з свiтлицi. Осiннiй дощ кропить дзвiнко шибки, i вiтер стогне - веде якийсь спiв похоронний... Зупинилась Орися перед ликом небесно? i тихо навколiшки стала. - Царице безгрiшна! - шепотiли уста ?? тихо. - До тебе, до нашого прибiжища тихого лине моя остання молитва! Не вiд куль, не вiд стрiл ворожих, не вiд смертi ховай мо? серце, а вiд немочi та страху! Пошли i менi, о всепiтая мати, силу i мужнiсть з вiдважною усмiшкою на страту пiти за нашу бездольну родину, за нашу зневажену вiру i за твою, панно пречиста, вiковiчную славу! Лампадка спалахнула i погасла. Все пiрнуло в хмурiй пiтьмi, тiльки крiзь шибки в вiкнi ледве-ледве сiрiв наступаючий ранок. Коли це раптом навдалi щось блискавицею свiргонуло; через хвилину гуркiт розлiгся i полохлива луна вiдгукнула його по долинi. Задзвенiли шибки; Орися здригнулась i стала Катрю будити: - Вставай, - уже почина?ться! III Глупа нiч; проте у польськiм Обозi край намету коронного гетьмана Степана Потоцького жвавий клопiт i рух. Слуги з походнями нишпорять, бiгають вiд мажi до мажi; випаковують i припаси, i начиння всяке - куфи, барилки, пляшки; в обгорiлiй хатинi приладнались кухарi з куховарством i край яскравого полум'я готують, печуть, на рожнi шкварять i лаються. Навкруги, пiд дрiбним холодним дощем, не горять, а куряться вогнища; коло них в туманистих загравах кривавими плямами вбачаються постави людськi, - iншi лежать скорчившись, iншi сидячи сплять, i тiльки де-не-де ходять мiж ними з рушницями пильнi вартовi. А в спустошенiй каплицi бенкет iде i варом кипить шляхетське життя. Розiслано на долiвцi дорогi килими; розставлено складнi шкуратянi канапи й крiселка, розложено столи i бiлими обрусами вкрито; на них у срiбних тяженних, нюрнберзько? роботи, шандалах горять десятками свiчi восковi; на срiбнiй i золотистiй посудинi ?х полум'я миготить i блискоче зiрками, яскрi? дiамантами в кришталi. Сайгаки i голови з вепрiв стоять на столi; розма?тi потравки, бiгоси, лозанки парують i смачним пахом дратують охоту до ?жi; у куфах, сулiях, пляшках лелiють ласкаво та втiшно i старки, й наливки, i заморськi вина, i темнi та густi сорокалiтнi меди. Слуги метушаться упадливо та улесно, пiдносячи бiльше та бiльше i вигадливих страв, i цiлющого трунку. На канапi, медвежою шкурою вкритiй, майже лежить сам вельможний господар, сам гетьман коронний - Потоцький, син старого Миколи Потоцького, що завершив сумно пiд Корсунем свою бойову славу. На йому довгi сап'янцi з золотими острогами i срiбна мiсюрка, а зверху наопаш - розкiшний кармазиновий кунтуш з венецiйського оксамиту, облямований горноста?м; на головi соболевий шлик з струсевим пером, що дiамантом коштовним прип'ято. Многоцiнне камiння яскрi? i свiргоче йому на руках, i на застiбках, i на пiхвах прип'ято? до лiвого боку дамасько? шаблi. I криклива пишнота, i вираз обличчя, що довчасно злиняло на розпусних ночах, i хiтливi безсоромнi очi, i млява, знесилена постава - нагадували швидше фiгуру знуджено? повi?, нiж мужнього ватага Посполито? Речi. Поплiч Потоцького справа сидить польний гетьман Лянцкоронський; вiн, навпаки, одягнений в звичайну бойову одiж; обличчя йому повне достойностi й поваги; в очах, синiх, великих, свiтиться розум. За ним сидить в сталевих шелягах во?вода Чарнецький, на всю округу - пекло i жах; вiд його мусянжового, загартованого в боях обличчя вi? холодом зимовим, з горбинкою нiс загнувся йому гаком, нагадуючи дзьоб у хижого птаха; в зеленастих очах яскрi? сваволя i лютiсть. Лiворуч почетнее мiсце сина кримського хана Махмета-Гiрея - на цей раз порожн?: вiн чогось не прибув на сьогоднiшнiй бенкет. Далi за столами по достотам мiститься панство вельможне; убране в са?ти, ?дваби, злотоглави та в зброю блискучу, воно зiбралося тут немов на мазура з пишними красунями панями та панянками, а не на воювання суворе. Деяким не вистачило стiльцiв, так вони зiрвали зi стiн схизматськi образи, положили ?х тилом на зруби та на них i розсiлись. Одного образа вони дiстать не здолали, бо високо висiв, так вiн i зостався у них свiдком ?диним. Не дбаючи про холод i про вiтер, що вривався в розбитi шибки i хитав тривожливе полум'я свiч, обличчя у бенке-тарiв, розшаренi старкою, та добрим венгерським, та литовськими медами, палали вогнем i свiтились звiрячою втiхою. I регiт, i вигуки, i скоромнi вигадки, i дзенькiт склянок, i цокiт ножiв - все змiшалось у галас безладний та дикий. - На мо? здання, - провадив польний гетьман, запиваючи свою мову ковтками старого венгерського, - не слiд нам затримуватися тут повними силами ради яко?сь там жменi ошарпаних гультiпак - i негоже, i мети нема, та й часу жаль: Беллона страх вередлива i за марнування часу помстить жорстоко. - Найперше,сьорбаючи сонливо з золотого келиха мед, суперечив йому гетьман коронний, - панська вельможнiсть надужива? злегка правдоту: ця горстка наволочi нас затримать тут не зможе, а дасть тiльки малий вiдпочивок i сяку-таку розривку... - Не я, яснiйший графе, надуживаю правдоту, не я, - пiдкреслив сво? слова збуреним голосом Лянцкоронський. - Замок Буша - це орлине гнiздо: воно недосяжне, спитайте хоч пана Чарнецького. - Так, вельможний гетьмане, мiй батько його будував, а вiн знався на справi вояцькiй i винайшов виборну мiсцевiсть, - пiдкрепив пан Чарнецький. - Тим краще, панове,- бiльше потiхи... але я доведу його вельможностi, що над правдотою вчинено гвалт,- вiв далi Потоцький, i в його масних очах заяскрiла ненависть. - Вчора ми одного з того бидла скрутили, i вiн на сковорiдцi признався, що в пригородi засiла лиюень купка мiзерна яко?сь рванi та втiкачiв-хлопiв, а в вашому ухваленому замку лишилась-но жонота сама, розумi? пан - самi кобiти,- це раз; в замку схованi усi добра, i козачi, i окольних селян, та й награбованi у поштиво? шляхти, - це два; в замку, нарештi, ми наловимо живцем молодиць i дiвчат... а при наших похiдних нуждотах, при сiчових голоднечах-постах воно не помiха,- це три; чи не так би то, лицарство славне? - Правда, правда, яснiйший графе! - загоготiла шляхта. - Се головна рiч, i по наших нужденних трудах, ой-ой, яка ласа! - Даруйте, пане гетьмане..,- почав було Лянцкоронський. - Пшепрашам, вельможний пане,- перервав його пан Потоць.кий, i польний гетьман, ображений, змовк. - За кобiт i за любощi! - пiдняв келих Потоцький. - Вiват! - загримотiло навколо. - Хоча й отi хлопки,- вiв далi, смакуючи губами, Потоцький, - неелегантнi, грубi, незграбнi i кiзяком тхнуть... але iнодi, панове, я люблю дичину залежалу... Хе-хе-хе!! - Досконале, ясний графе! - пiдхопив, потираючи руки, червоновидий, банькатий, з закрученими догори вусами пан Яскульський.- Присягаюсь святим Паркелем, що кобiта i вино, та ще як до них додати п?ньондзи - найкращi утiхи на свiтi. За Венеру ж, Бахуса та Меркурiя, ясне лицарство! In hoc trinitario est veritas! Вiват!!! - Вiват! Вiват!! - розляглося навкруг. - Тiльки ?дину увагу додам я,- вiдмовив Чарнецький,- щоб укра?нських хлопок до кобiт не ?днати: вони - тва-рюкгi! - Мiж укра?нками i по красi, i по душевних достотах суть привабнi жiнки i дiвчата,сперечив якось нiяково i нервово молодий шляхтич, що сидiв осторонь i не доторкався до кубка. Всi звернули увагу на таке в лицарськiм колi зухвальство - на оборону пiдлих схизматок, якi у вельможно? шляхти мались за найгидшi, приниженi тварi. Зборонець був огрядний i стрункий - красень юнак; його бiле, благородне чоло обмежали золотисто-каштановi кучерi, на виразнiм обличчi свiтились ласкою i вiдвагою синi очi. - Хочай й лицарський повин боронити кобiт, але на цей раз, пане, твоя оборона занадто смiлива i дражлива,- зауважив по невеликiй паузi гетьман Потоцький. - Даруйте менi, яснiйший графе, що я насмiлився тут виявити свою думку; але мене змалку наставили говорити правду усюди,- промовив з достотою молодий лицар, уклонившися гетьману низько. - I я прошу вибачення за його,- додав Чарнецький, - тим паче, що вiн, на лихо собi, виховався у хлопiв i не змiг ще досконально спiзнати магнатських звича?в i обича?в. - Яким робом мiг шляхтич шанобний виховуватись у хлопiв? - здивувався Потоцький. - Дуже просто, ясний графе: якийсь iз сих гайдамакiв розбишака спалив, нiбито з помсти за свою бидлиську сiм'ю, у мого дiвера хутiр, вигубив цiлу фамiлiю, i захопив гвалтом одного лишень хлопчика у полон, i повернув шляхетного сина на сво? хлописько. - Вiн мене мав не за хлопа, а за свого рiдного сина,- поправив тремтячим вiд обурення голосом молодий шляхтич. - Сором, пане! - покрикнув грiзно Чарнецький.- Через тебе соромiцькою кров'ю спалахнув мiй вид: не мати гонору i перед лицарством хвалитись сво?ю ганьбою, що був змушений гвалтом сином лiчитись тi?? родини, що твою матiр, сестер i братiв поконала... У молодого шляхтича блиснули очi благородним вогнем, i вiн згорда вiдповiв: - За мене, пане во?водо, не знадобиться червонiти нiкому: хочай мене вигодовано i виховано у хлопськiй сiм'?, але тi хлопи мене змалку вчили правди, i честi, й добра, вчили, по сво?й вiрi схизматськiй, i в ворозi людину вважати i битися з ним по-лицарськи чесно. - Ого-го! - перенiсся ображений буркiт довкола. Чарнецький збурено стиснув у шаблi держак; Потоцький стукнув об стiл келихом, аж многоцiнна рiдь розлилася; один тiльки Лянцкоронський усмiхнувся самовтiшне i згорда. - Я вiрю панському слову, що гайдамаки винищили мiй рiд,- вiв далi поривчасто шляхтич,але той, що мене зрятував, чи був межи ними, то ще питання? Навiщо б вiн, панове лицарство, визволяв ворожого сина? Хiба б, може, для тяжчого катування, для гiршо? муки, але ж не задля ласки й упаду? Це непорозумiння страшенне, ця пекельна непевнiсть менi вибача? зневiр'я... В нашу добу, коли й закон, i права поваленi в крив'янi калюжi i безкрая брато-губна... - Братогубна?!-спалахнув гетьман Потоцький i брязнув шаблюкою об крiселко.- Коли б тiльки на тобi не шляхетська зброя, ти б менi заплатив головою за те, що нашими братами хлопiв назвав. Молодий шляхтич пiдвiвся i затремтiв, обурений гнiвом. - Я мушу, ясний графе, заступитись за молодого драгуна, за його щиросерде завзяття, - промовив улесним голосом Лянцкоронський. - Звичайно, i хлопи суть християни, тiльки iншого розуму, а всi християни вважаються за братiв по Христу. - Чи не набралася й панська вельможнiсть якого-небудь схизматського розуму? - процiдив пан Потоцький, повернувшись з показною погордою до Чарнецького. - В кожнiм разi, пане во?водо, я вбачаю, що юнак ма? такий небезпечний i до наших шляхетських засад не подiбний свiтогляд, на який не можна упевнитись в бо?. Поблiд вiд образи юнак, вiдкинув назад сво? кучерi пишнi, пiдголенi елегантно кружком, i вiдповiв з благородним запалом: - Мiй свiтогляд, мо? думки, яснiйший графе, менi кажуть усю кров до останньо? краплi пролити за добро i за спокiй мо?? ойчизни, за честь нашого пишного лицарства i за свободу нашо? Посполито? Речi. З дитинства ходив я до грецько? церкви i там навчився вiротерпiння; проте, дiзнавшись, що мене охрещено католиком, я зумiю чесно ним бути i зумiю вмерти, але за правду, за волю i за наш край! Присягаюсь яснiйшому пану усiм, що маю святого,- могилами батькiв i дiдiв, славою мо?? Литви i величчям Посполито? Речi, що без вагання буйну зложу, де скаже менi мiй повин. - Незле слово,- прищуривсь Потоцький,- але все ж прошу пана во?воду керувать поки новака не до бою, а до перемов; очевидячки, язиком влада? вiн лiпше, нiж мечем. Шляхтич хотiв був ще вiдповiсти на те?, але Потоцький рукою махнув, i молодий драгун, уклонившись поштиво, вийшов геть iз каплицi. - От за таку образу, - покрикнув Чарнецький, аж заша-рiвшись вiд шаленостi, - що огидне бидлисько покалiчило нанiвець мого родича, от за одно це буду мститись до сатанинського нестяму, - нi баби, нi жiнки, нi дiвчини, нi навiть дитини не ощаджу,- випалю, винищу, видавлю все, щоб i насiння вiд цього гадючого кодла не лишилося! - Ось моя рука, пане во?водо, - простяг свою руку Потоцький, - тiльки-но в винищеннi ворога до ноги i лежить благо ойчизни. - Так, так, ясний графе! - вiдiзвалася бiльшiсть, а меншiсть похнюпилась мовчки. - А я мислю, - пiдняв голос гетьман напольний, - що така бойня шалена появить за собою саму-но ру?ну, яка, нарештi, i стане могилою Польщi: не в знищеннi сво?х кревних пiдданих, якi й боронять нашi крайницi, лежить сила держави, а в спiльнiй користi та згодi. - Шкода, бардзо шкода, що ми з паном вельможним навпаки розiйшлися думками, - вiдрiзав з пихою гетьман коронний, - але тим паче я поступитись сво?ми не можу i даю наказ: сьогоднi ж уранцi всiма потугами вдарить на Бушу, сплюндрувати ??, розграбувати до пня, жодно? душi не випустити живою, жодно?, - наддав вiн, - прiч вродливиць з жоноти... а гiрших - татарам. - Я повинен коронному гетьману заявити, - напружив слово Лянцкоронський. - Iнтереси вiйни, а з того й вiтчизни потребують не забарювати тут вiйська, а лишить задля нагляду хiба одну яку коругов; нам треба хапатись до Бара i зломити борвiя у цiм кра? - полковника Богуна; тiльки в тiм разi ми з безпекою зможемо рушити на головнi сили ворожi. Всяка ж забара дасть Богуну змогу стягти потуги, скрiпитися силою; тодi ми опинимося в лабетах i нашi спiльники татари, утративши надiю на здобич, кинуться нашi кра? грабувати i на нас самих зброю повернуть... Уже недарма i на сьогоднi не прибув сюди ханський син. Слова Лянцкоронського були надто важливi i зрушили сво?м тягарем всiх; але це збурило iще бiльш непохилу волю магната. - Чудову пансько? можностi думку я заховаю на спогад, - кепливо вiдповiв крiзь зуби Потоцький, - але прецi ж я по волi славутнього сойму тут стою за коронного гетьмана, то з того на менi одному i вiдповiдальнiсть лежить за розпорядки, а панський обов'язок лишень пильнувати, аби мо? накази справлялись до слова. - Сво? обов'язки, ясний графе, я знаю! - промовив Лянцкоронський,кивнувши головою недбало. - Ну, так я наказую: зараз же удосвiта, не гаючи й хвилини, добуть Бушу i до ноги знищити всiх! - Ким не ким, а вже мною яснiйший граф задовольнений буде! - гримнув, скрегочучи зубами, Чарнецький. - Я ?м гарячого сала за шкуру заллю, потiшуся над собаками! Нагадаю ?м до сконання мого небiжчика батька. - Так, так! - злорадо зареготав гетьман.- За потiху пана Чарнецького, за його помсту преславну! - пiднiс вiн налитий джурою келих. А осяяний трiпотливим свiтлом лик богочоловiка дивився згори лагiдно на сп'янiлi i розсатанiлi вiд злоби обличчя, позирав кохано на дiтей сво?х, за яких i розпинавсь на хрестi. IV Цiлу нiч у пригородi йшла тихо, але й безупинно робота: насипались землею лантухи, плелися тури з верболозу i набивалися глиною, уставлялися в двi айв три перi? дубовi мажi, окутi добре залiзом,- найкраща оборона рухома супроти нападу кiнницi,- пiдглибшались рови i окопи, перетаскувались майже на плечах бойовi всякi прилади - гармати, дiла i гакiвницi. Поважно, порядно, без зам'ятнi, з безперечним послушенством сотниковiй волi, з епiчним споко?м i навiть веселим гумором чинилася справа. - А нуте, хлопцi, тягнiть сюди, на середину, нашу паню пузату та постелiть постiль добрячу, обложiть ?? гаразд турами та подушками, набитими глиняним пухом. - Ми нашу товстопузиху обложимо, пане сотнику, як гетьманшу, а вона за те нам подяку?, - вiдгукнулись у темрявi зiгнутi спини, що по кругляках тягли гужем широкогорлу гармату. - Ще б не подякувала? Як плюне, дак будуть ляшки-панки протирать очi! - весело додали тi, що коло бiйницi заступами та лопатами працювали. - Запорошить! - завважив, усмiхаючись, i пан сотник.- А ви ще, хлопцi, приволочiть ?й до гурту й до бесiди хоч зо двi панянки та приладнайте ?х по обiруч у панi; нехай вони втрьох завтра побрешуть та поприскають трохи на вузенький той шлях, дак менi навiть цiкаво, як до наших добродiйок дiстануться непроханi гостi. - Повинно не iначе, як рачки або шкереберть, - постановив Шрам - зналий запорозький гармаш, пiд чи?м доглядом i риштувались бойовi озбро?ння. - Вiрно! - змiцнив i пан сотник. - А ось, Шраме, я ще мiркую у цi закутки приладнати по двi гакiвницi i по двi плющихи в додачу. (Плющихами в iнших мiсцинах звалися баштовi рушницi з широкими на кiнцi i сплющеними гирлами). - Чого й краще! - згодився Шрам.- Коли б навiть i гетьманша з панянками не зупинила безглуздих, то можна буде ?х покропити ще нахрест. - А ми ще з-поза маж почасту?мо, то й будуть вiтанням контентнi, - пояснив сотник. - Потiха, та й годi! - додали з реготом ближчi чуприни. - Тривайте, братцi! - укинув з тривогою сивоусий козак. - А де ж нашi баби-цокотухи? Без них, бра, i свято не в свято! Всi сполошилися й оточили дiда кружком. - Як без бабiв? Без бабiв неможливо! Вельможнiй гетьманшi i панянкам буде скучно без баб, та й нам самим за ?хньою лайкою охвiтнiше! - загомонiли довкола. - Не турбуйтесь! Бабiв я волочу! - почувся з пiтьми голос хорунжого. - Двi захопив, а чотири на всяку пригоду лишив у мiстечку; та й важкi ж, проклятi,- по три пари волiв ледве тягнуть. - Нам i двох досить, адже й двi баби ярмарок чинять, - завважив пан сотник, i юрба вiдповiла на те спiльним реготом. - Ти от, Шраме, упорядись з жiноцтвом: ти ж коло цього дiла ходити зугарний! - Коло баб'ячого? - засмiявся Шрам. - Воно хоч у нас, у Сiчi, за цей крам частували киями, ну та ачей господь бог i неука умудрить: ми цих бабiв мiж панянками та плющихами приладна?мо, дак вони у свiй час як вергонуть галушками та горохом, то й вийде лишень "пшепрашам"! - Ух, славно! Баби нашi, верещухи-брехухи! - зрадiли козаки сво?м любим i погладили ласкаво по мiдяних пащах. - А в мiстечку що дi?ться? - спитав хорунжого сотник. - А тамечки Максим Розсадилоб з левенцями пора?ться- пiдновляють окопи, розставляють гармати i запасають припасу; а як упораються, так лишать там на сторожi вартових, а самi з припасом прибудуть сюди. - Добре,промовив пан сотник, - так ми до свiту геть-геть улашту?мось i вхитримося ще й вiдпочити, поки вилежуватись будуть вельможнi панята. Ну, а у млин пiд лотоки на чати готуються? - Авжеж, пане сотнику! Вернидуб бере десять чоловiк з левенцiв та тридцять з охочих... - О? То чудесно! - заспоко?вся сотник.- Дружнiше, хлопцi, метнiться, напружтесь та кiнчайте роботу! Всi заметушились. У хмурiй пiтьмi, завiянiй ще туманистою мрякою, на плямах мутного одсвiтку з лiхтарiв ледве мрiлися широкi плечi та могучi розхристанi перса, що згиналися й розгиналися нишком. Скаженiла негода; лютував вiтер; холодний дощ, а то й ожеледь аж рiзали по виду, а козаки в самих сорочках, що парусили на вiтрi, та в широких штанях з такою втiхою походжали, немовбито душно? лiтньо? ночi, чекаючи до розмови коханку. Коли всi землянi роботи було скiнчено, гармашню геть розставлено, бойовий припас знесено i розпайовано до потреби по торбах козачих, тодi пан сотник зiбрав усiх оборонцiв край сво?? мажi i мовив: - Ну, тепера, товаришi-братове, все готово до зустрiчi гостей - i кавуни, i галушки, i горох, i капуста, i пиво червоне, так i нам оце слiд перед бенкетом смикнуть оковито?. Тiльки слухайте мого розпорядку: ти, Шраме, заправляй панями i бабами; ти, Лобуре, засядь з сво?ю лавою в правий закуток, а ти, Жидолупе, - у лiвий; хорунжому доручаю тридцять Вернидубових левенцiв та сiм десяткiв охочих,- це задля випаду до потреби... щоб в усiх келепи, шаблi, й ножi, та пiстолi, а то й списи. Та слухайте ще, братове,- у стрiльбi не хапатись, не метушитись i не пускать набо?в на вiтер, а мiритись добре, аби кожна куля козача несла смерть, кожна бомба-погибель: адже ?х - ворогiв i поганцiв - як сарани, цiлi хмарища, так, спасибi боговi, мета буде ловка. Ну, а тепер по трудах вип'?мо. Кашовар налив перший кухоль пану сотнику, i той, пiднявши його угору, промовив: - Ну, дорогi мо? друзi i браття, - за святу вiру, за волю, за нашу матiр Вкра?ну i за вас за орлят! Хай вороги не потiшаться нашою полохливiстю та покорою, а хай у сто крат заплатять за кожну душу козачу! Покажемо, братцi, цiлому свiту, як ми умi?мо за праве дiло стояти, як ми умi?мо весело й умирати. - Покажемо, пане сотнику, покажемо! - розлiгся дружний галас навколо. - Ну, випийте ж тепер кожен по кухлю та розставте вартових на чатах, а пластунiв пошли, Шраме, на засiди; решта ж спочиньте трохи перед весiллям. - За тво? здоров'я, пане сотнику! - всi вiдгукнулися радо i по черзi, з повагою стали до кашовара пiдходити. За пiвгодини все козацтво бентежно попiд валами та пiд возами лежало, i тiльки-но буйний висвистував якусь-то погрозу. Нарештi прокинувся день i глянув на свiт божий пiдслiпуватим, сльозовистим оком; в пригородi застав вiн усiх козакiв i жвавих, i бадьорих, i веселих, при дiлi: iншi вигострювали шаблi й ножi, iншi переносили в потрiбнi мiсця припас i оружжя, iншi налздовували у рушницях кремницi, iншi чинили коротку молитву, а здебiльша лежало по валах та по мажах i, смокчучи люльки, пантрувало пильно за кожним рухом ворожим. А ворожий табiр починав уже теж ворушитись i розповзатись чорними плямами, мов збентежений той мурашник. Праворуч, за греблею, незграбною хмарою насовувались татари; лiворуч, коло польського генерального обозу, риштувались лавами польськi улани й драгуни; i в далинi млистiй можна було вiдрiзнити високi кiвери вiд живчастпх патлатих шоломiв. Посерединi густими потугами згромаджувалась пiхота. На бiлому пишному румаку у многоцiннiй збру? ви?хав граф Потоцький i зупинився на найвищому горбику; за ним тягся потужного лицарства по?зд. Гетьман глянув на башти розкiшного замку, що красували з-за широкого ставу, глянув на мiстечко i пригород, що тулились до скелi пiд крилом його i були сповитi мертвим поко?м, глянув навколо i здивувався, що й досi ще нападу не почато. Генеральний обозний пояснив яснiйшому графовi, що польний гетьман казав перетягти спочатку на греблi гармати i розгрюкати окопища, а потiм уже на здобут мiста рушити. - З такою рванню та ще церемонi? вигадав? Послать миттю татар i розчавити вiдразу гадюк у ?хнiм кублi,- спалахнув Потоцький. - Татари зреклися вiд штурму,- вiдповiв обозний. - Гi?ни падлючi! - процiдив з злобою гетьман. - Тiльки на падла збiгаються! Так женiть до напольного гетьмана i вiд мене накажiть, аби зараз п'ятсот чоловiка нiмоти i тисячу наших на пригород рушили i гарда добули,- я хочу ниньки обiдати в замку. Генеральний обозний послався вiддавати накази, i за пiвгодини на краю вузького шляху, що вiв аж до пригорода, лаштувалась уже грiзна батава. - Чого це пани-ляхи; так довго морочаться? - спитав сотник, занудившись чеканням. - Уже на шляху готуються, дурнi,- вiдповiв Шрам iз бiйницi.-Ти, батьку, дозволь менi першому привiтати ?х гостинцем. - Та тобi, Шраме, завсiгди щонайперша шана у бога,- згодився сотник, смакуючи люлькою, i сам зiп'явся на мажу, щоб полюбувати першим привiтом. - А славно обмерзли голощоком окопи,- завважив вiн, глянувши,-от для ворiженькiв буде скобзалка напрочуд. - Так, так! - вiдiзвався й Шрам.- Михайло святий нам спомiг. Шляшок до окопищ звивавсь понад берегом i тулився одним боком до ставка, а другим - до узбочi, що стрiмкою кручею зривалася вниз до страшного провалля; чим ближче до пригороду, тим урвище ставало i глибшим, i жахо-витiшим: в одному мiсцi воно вузило шлях до шести сажнiв, потiм знову вiдходило i знов наближалося, утворюючи якусь площину на взiр виспи, яко? ворогам було не примiтити. Довгастими лавами, пiд згуки литавр i сурем, напасники рушили весело, оглядно. - Гармашi, пильнуй!-командував Шрам.-Набивай бабiв дрiбною картоплею, а панiй - галушками, а гакiвницi й плющихи - горохом, наводь усi метко на тамту площину, пiдготуй на змiну набо?, i як махну люлькою - шквар! - А в вас, хлопцi, чи рушницi готовi, чи на поличках ? порох? Оглядiть, пiдсипте сухого! - обернувся до козакiв, що за возами засiли, пан сотник. - Усе, батьку, напоготовi, тiльки гукни! - вiдмовили з-поза маж веселi обличчя, хочай очi ?м блимали лиховiсним вогнем. Батава дiйшла до вузько? перейми, зупинилась у непевностi, боячися пастки; але, завваживши, що далi шлях ширшав i що, дасть бiг, не буде жодно? вiдсiчi, рушили наперед. А Шрам за ворогами пильно зорив, i коли останнi зайшли на площину, вiн махнув люлькою. Блиснув вогонь, здвигонулась земля, i здригнули, задзвенiли залiзом вози, iз пащiв у баб i панянок вибухнули довгими цiвками густi клубища бiлого диму i розiслалися по шляху широкими колами. Сила смертей, рiжучи з виском i свистом сполохане жахом повiтря, ринула на голови згвалтованих лав; пекельний борвiй змiшав i зiм'яв ураз людську зграю, за хвилину ще огрядну й грiзну, а тепера розметану i повалену в порох,- сотнi молодих, жизнедужих побратимiв скошено рукою кревних братiв, i осквернилася рiдною кров'ю омита земля, i повисли в повiтрi крики на пробi, i лемент, i обiрваний стогiн... Збилася в купу юрба i почала давить один одного; iншi зривалися з узбочi у провалля, iншi кидались у воду; решта посунули було навпаки, так трупи загородили й без того вузький перехiд, а новий вибух з баб i панянок розкидав ?х грудою навкруги; з нестяму i жаху кидали безталаннi геть зброю, кидалися ослiп зi скель, ринули у плин по крижанiй водi i, задубiвши, зразу пускалися на дно... - Tausend Teufel! - покрикнув нiмецький проводир.- Наперед! Не то вони, собаки, нас тут, як курчат перелуплять! - До збро?! Бiгцем! - розляглася i в другiм мiсцi команда. Звиклi до послушенства i до бойового вогню нiмцi рушили першi, а за ними пiшли й поляки. При виходi з другого ще вужчого, переходу зустрiв ?х вибух гарматний i вчинив жаховиту ру?ну; чавун i свинець пронизували з шкваром ряди, крушили кiстки, обляпували мазкою живих; охопленi жахом мiзернi купки вганялися i в ставок, i в провалля, i вперед... Але ледве надбiгли кiлька крокiв завзятi, як пiдпали пiд перехресний вогонь з гакiвниць i плющих який нiвечив ?х украй; проте недобитки, з палу не тямлячись i нiчого не бачачи в диму, навмання, ослiп все ще ринули до окопищ. - А нуте, хлопцi, тепера наша черга! - крикнув сотник i двiстi жерел, виставившись iз-за окопищ, затрiскотiло у перса недобиткiв могутньо? сили. Розсатанiлi, з скаженим жахом на обличчi, злиденнi останки кинулись у рiв, а звiдтiля поп'ялись на вали... I вони, сп'янiлi вiд помсти, таки дiстали б мети, i не одна б козача душа попрощалася з бiлим тiлом, коли б не пошклила валiв ожеледиця: забiсованцi кидались на окопища i склизили шкереберть у рiв, збиваючи з нiг товаришiв. - Гляньте-бо, хлопцi, як ляшки-панки скобзаються! - смiявся сотник. - Занятно! Го-го-го! - реготiли хижим реготом козаки кепкуючи над нiмцями та ляхами.- А нуте, нуте! Поскобзайтесь трiшечки ще, а ми вам носи пiдлата?мо. - Агов, хлопцi! Локшiть ?х упень! - крикнув сотник i випалив iз пiстоля у нiмецького ватажка, що кричав мов скажений: - Donnerwetter! Бийте тих хлопiв! Молодий бiловусий нiмчина тiльки руками розвiв i навзнак упав нерухомо. Почалась рiзанина, та ненатла, огидна, звiряча рiзанина коли чоловiк, сп'янiлий вiд кровi, розсатанiлий вiд гвалту, запiнившись, з хижим реготом б'? нещасного, безоружного брата, що плазу? край нiг i блага?, на бога, пощади. А з вишнього замка, з дзвiницi, назустрiч звитяжному галасу i стогону бездольних скональцiв линув урочистий дзвiн i велебний псалом славословцiв до господа, i всi отi згуки разом неслись за крайницi життя, аж до небесних осель бога любовi та ласки... V Потоцький любував з пригорку за ладним, огрядним рухом могутньо? пiшаницi i з нетерплячкою чекав то? митi, коли вона, проминувши залому, стрiмголов кинеться на вали i розчавить жменю безглуздо? рванi, що зважилась його незчисленнiй, необорнiй потузi опiр давати. А бути може, отi злиденнi тхори повтiкали i хоробра батава перейде без постраху Бушу i придба? Лянцкоронському довiчну неславу за його полохливi, пiдслiпi поради? Це зовсiм можливо: нi пострiлу, нi погуку, нi шелесту... А це враз несподiвано з далеких валiв вибухнуло i покотилося два поклуби бiлого диму, а за хвилину здвигнулася земля i розлiгся грiм у повiтрi аж до темного лiсу, розсипавшись по йому гуркотнею. Шелеснувся кiнь пiд Потоцьким убiк i захрiп, почувши, що наступа? жах. Не встиг пан гетьман вiд подиву й стямитись, як гримнув знову гуркiт другий, а потiм i третiй... Ясний граф був такий упевнений неспромогою хлопiв до добро? вiдсiчi, що не дав розпорядку припасти на пригоду пiдмогу, а Лянцкоронський нарочито виконав дослiвно необачний наказ свого верховодаря, не бажаючи пiдлатать його сво?м досвiдом. Коли ж по малiм часi прибiгло з бо?ща п'ять чоловiка i довело, що все послане вiйсько погинуло до ноги, що там, за скопищами, певно, сила гармат i повстанцiв, то скаженiй лютостi коронного гетьмана не було й краю: i забруднений гонор, i ганебна публiка, i жадоба до помсти зайняли йому перса пекельним вогнем i обарвили червоно-синiми плямами блiдi його щоки. Вiн пройняв до кровi острогами коня i полетiв навзаводи до польного гетьмана. - Панська вельможнiсть не домислилася дати пiдпомоги? - накинувся граф Потоцький, бажаючи при старшинi генеральнiй на Лянцкоронського зiпхнути вину. - Ясний граф на те? наказу менi не поставив,- вiдповiв з у?дливим усмiхом Лянцкоронський. - Коли дав я наказа до штурму, то ма?ться розумiти, що решта виника iз його: не нянька ж я, щоб показувати кожну ступiнь!..- розпалявся Потоцький. - Гадаю що на те ясновельможного пана i озбро?ла владою Рiч Посполита аби йогомосць пантрував за боями. - Але ясний граф вiдхилив мо? розпорядки, i йогомосць, - пiдкреслив ущипливо Лянцкоронський, - зауважив менi, що вiдповiда? за все гетьман коронний, а польний тiльки ма? пильно справляти його накази, отож я ?х до цяти справив... - Не час тут, пане вельможний, до елоквенцi?, а час до поновлення честi нашо? славетно? збро? i до вiдплати отим гадюкам за смерть стiлькох лицарiв мужнiх, до вiдплати тако? страшно?, вiд яко? б здригнулося й пекло! - Очi у графа Потоцького аж яскрiли пiд запалом хижого сказу, а синi губи крилися бiлою пiною.- Але ?х там не жменя; панську вельможнiсть ошукав хлоп, а з того-то й вибухло таке лихо: там, певно, цiлi полки чортяки того Богуна з немалим числом i гармат. - Там, ясний графе, нема Богуна, - це менi досконально вiдомо, - вiдповiв Лянцкоронський трохи недбало i згорда.- Там засiла манесенька купка завзятцiв; але я мав честь коронному гетьману пояснити, що Буша по недосяжнiй мiсцинi дужа позицiя i що шкода на цю забавку тратить час i людей. - Хоч кров з носа, а вона мусить бути добута! - крикнув Потоцький i аж посинiв. - Коли то необорна воля яснiйшого графа, то тра повести справу уважно, запобiгши напад гарматним вогнем - Поставте хоч усю гармашню; руйнуйте, шматуйте, рвiть на повiтря, чинiть що хочете, аби-но до вечора не лишилося там жодного озбро?ного пса, а тi, що впадуть у руки живцем, щоб корчились i скавчали вiд нелюдських тортур. - Усе буде вчинено, ясний графе; але до вечора мало часу... - До вечора! - заносливо крикнув Потоцький i вiд'?хав навзаводи, не бажаючи нiяких суперек вислухати. Лянцкоронський дав наказ во?водi Чарнецькому незабаром на кам'янiй греблi уставити дванадцять далекосяжних гармат i почать безупинно ними по валах грюкати. - Хочай ця позицiя для пострiлiв i гожа,- зауважив Чарнецький, - але захисту для гармат тут нема i дати його неспромога, а це небезпечно. - Правдiсiнько так, - згодився й Лянцкоронський. Саме найкраще було б спорудити землянi захисти ген там на площинi, але граф править конечне, аби сьогоднi мiсто добути, ergo non possumus. Чарненький кинувся безперечно чинити волю гетьманську, а Лянцкоронський доручив ще Корецькому зробить розвiдки по той бiк греблi i ставу, чи не можна було б iще звiдтiль на замок ударити?.. ?хав ходою Корецький на сво?м конi воронiм, схиливши замислену голову. Багато ?? обсiло думок з учорашнього вечора, багато болючих думок: отi бахури гвалтовнi та п'янi, отi огидливi речi, отi звiроцтва, ота пекельна ненависть i злоба до брата - та хiба ж таким виром нелюдських загар може бути владована згода в розхитанiй i облитiй кров'ю державi? Нi, тисячу раз нi! Вiн зна цей народ, який завзялось обездолити i винищить розбещене панство, - вiн разом з ним жив, вiн укупi з ним паював i радощi i болiння; отi щирозлотi серця i зимньо? мужностi, i тепло?, безкрайньо? прихильностi повнi; не чiпайте тiльки ?хньо? волi, ?хньо? вiри, ?хнiх звича?в,- i вони на сво? перса дужi здiймуть увесь тягар наскокiв хижого азiата, i славутня Польща за залiзним муром буде спокiйно цвiсти... Та хiба ж цi думки можливо натхнути навiженiй сваволi? Вiн знайшов був собi й однодумцiв, але переважне число супротивних ?х подавило... Зажуренi думки його знялись i полинули в сизу, туманисту млу... Перед очима у його снуються якимсь маревом картини малого дитинства: виринають розкiшнi палаци, бенкети бучнi, музика весела, конi баскi i згра? хортiв. Мiж думних i пишних постав туманi? одна - i хороша, й ласкава; вона ясними очима на його зорить i легесенькою рукою перебира його кучерi або плаче, притуливши його до свого лона... Аж ось за реготом i вигуками вчува?ться лемент i стогiн; переляканi, тiкають вони удвох i замикаються щiльно... Далi все захиталось i розпалося у ру?нi... Якийсь галас, i гвалт, i несамовитий жах чорно? ночi... а далi вже хата проста, тепла сiм'я i лагiдний спокiй... Минають перед його очима iншi картини; вони лишають ясними барвами, вони грiють знадливим теплом його змучену душу. Глибоке зоряне небо; мiсяць-князь високо сто?ть на яснiй оболонi й блiдне перед наступаючим ранком; схiдний край неба вже побiлiв i понявся рожевим серпанком; з сизо? мли виринають непевними очертами безлистi дерева: де-не-де блискотять зашерхлi калюжi, але снiгу нема - його змiв уже весняний подих. Сто?ть вiн у садочку з сво?ю милою i очей не вiдiрве вiд ?? хорошого личенька, зблiдлого пiд розсвiтом блакитного ранку; свiжий вiтрець пройма ?х живцем; але юнак огорта свою любу в керею i грi? сво?м духом ?? похололi рученьки; тiльки дiвчина не усмiха?ться, як колись, а зажуреними широкими очима дивиться йому в вiчi: вона хоче прозирнуть крiзь них в саму душу козачу i довiдатись, чи незгладимо там вiдзначилося слово "кохаю"? - Сьогоднi ?дете? - пита дiвчина трудним, мов надiрваним голосом. - Батько казав, до схiд сонця,- давлячись, вiдповiв юнак. - Значить... за хвилю...- По обличчю дiвчини блискавкою промайнула мука, ясною росою вiдбилася в очах.- I коли вернетесь - невiдомо... - Пiд осiнь, як завжди... - О, чи так би-то? В мене сповила серце нудьга, якесь передчуття гризе, - схрестила вона пальцi, витягла руки, вiдкинувши назад безнадiйно голiвку. - Бог милостив, скiльки раз крив вiд напастi, то й тепер на його уповай,- поцiлував юнак у мармурове холодне чоло свою горлицю,-наша доля така: аби день до вечора - так не варт заздалегiдь i тужити. - Не жах мене пригнiтив тугою,- повернулась поривчасто дiвчина, i на ?? блiдих щоках спалахнуло зарево,- не за тво? життя я боюсь, бо й про сво? не вельми-то дбаю; не того в мене серце болить, що мушу розлучитись з тобою, нi! Ти ?деш по козацькiй справi: боронити нашу питому матiр Вкра?ну, i коли, по волi божiй, поляжеш за не?, добуваючи слави, то я гордо з сво?ю мукою пiду мiж людей i вмиватимусь дрiбними, щаслива, бо все одно ти будеш жити в цiм серцi, поки воно не захолоне у грудях... - ?дина моя, навiки, навiки! - Обняв козак дiвчину i занiмiв у тих обiймах. - Слухай,поклала вона йому сво? бiлi руки па плечi, а голiвку заховала на персах,тiльки... мене не забудь... цим серце ни?... що б не сталось... пам'ятай, що воно цiлком, без роздiлу у тебе... - Тебе забути? Та хай земля розступиться пiдi мною!..- присяга?ться козак i поцiлунками глушить ?? речi. Лагiдний образ голубки-дiвчини прозорою тiиию заколивався i взявся туманом, тiльки теплий погляд хороших, щирих очей все проймав його душу; а ось знову пiднявсь якийсь нелад i розрух i скаламутив колiр прозористих мрiй. Знову пишний палац. Яскравими зорями миготить свiтло. Все навкруги розкошами i перепихом ся?. Музика луна: голосять скрипки i стогнуть суремки; з знадливими згуками злива?ться шепiт знадливий i хвилю? у теплiм та воннiм повiтрi. Мiж барвистих слiпучих кольорiв оксамиту, ?двабу, парчi малюються снiжно-бiлими плямами плечi цукровi, здiймаються високо перса, усмiхаються небесною втiхою личенька гожi, вабливi, очi залассям горять i спокушують раюванням незнаним... I вiн, бiдний сирота, козарлюга запеклий, там, мiж панством тим пишним, тiльки в якiйсь химернiй, неподобнiй одежi... вiн там, i всi йому вклоняються, всi вiтають його, бо вiн сам i ?сть властитель тi?? пишноти. Якесь сталося чудо, але те чудо сп'янило його, задурманило чарами розум; хлоп став вельможним магнатом, лихий бiдар - дукою; можна було вчадiти, i розпочався якийсь чудовий, маревничий сон, в якiм i розiбратись думками було неможливо. Вiн тiльки про одно марив: щоб прищепити сво? думки-гадки на панських гадках, але поки що вони не приймались... Якась пишна та делiкатна панянка, з бiлесеньким прозористим личком, з хвилями кучерявого темного шовку, з синiми, як волошки, очима, з рожевими устоньками, щось шепоче йому, залиця?ться i порива? до танцю; вся ?? постать, легесенька та струнка, то згина?ться, то звива?ться красно, легурно; ручка стиска його руку, голiвка лежить на плечi, а вiд не? аж пашить гарячим, запашним духом... Отрута збурю? кров, мозок туманить, а проте в серцi сто?ть якась непрохана, невгасима дратiвля... - Яка я неомiрно щаслива! - втiша?ться красуня. - Чого ж то, моя пишна кралю? -спалахнув лицар. - Того, що... хiба ж пан не бачить, серцем не чу?...- червонi?, лицяючись, краля.- Ах, ця солодка хвиля як налинула несподiвано, так незабаром i зникне... а потiм знов,- зiтхнула милесенько панна,- ще гiрша темрява i нудота... - Для чого ж панна в одну тiльки хвилину хоче замкнути цiле життя? Воно широке i ма? безлiч солоднеч i розривок, якi чергуються i тiшать нам почуття... - А коли яка радiсть,- щуриться панна так любо,- охопить усi почуття i опану? серцем цiлком... Хiба пан ще не кохав нiкого нiколи? - Я? - аж зблiд, пополотнiв пишний лицар, так його зразу здавила за серце незвана нудьга. - Так, пан! - допитувалась панянка, положивши сво? манесенькi, гарнесенькi ручки на його дужу й жилаву руку i не зводячи з його очей пронизистого погляду. - Скажiть-бо! Ну, я прошу... Чого ж пан мовчить? Хiба мо? прохання так мало варте у пана, що його можна занедбати? - Для чого вам знать те? - важко зiтхнув пишний господар i понуро схилив голову. - Для того...- у пишно? кралi здригнула брова i якась хмарина перебiгла по захололому личку... - я хочу знати, я хочу! - тупнула вона нiжкою. - Ну, коли панна править... так я кохаю... - Кого? - аж загорiлась i затремтiла красуня... - Навiщо ймення? - глухо i натрудженим голосом вiдповiв лицар.- ?? тут нема... вона далеко... - Хлопка! - скрикнула панна i зникла. Закипiло у юнака серце, нудним йому здався той бенкет, холодом повiяло вiд усього цього розубраного та пишливого панства, огида заворушилася в душi, i йому стало жаль сво?х викоханих жадань, сво?х випещених по широких степах мрiй, свого сiчового завзяття, сво?? буйно? волi... Тепер вiн тихо-тихо ?хав, попустивши повiддя, i понуро мiркував над питанням: що далi чинити? Коли б не цяцькований той шляхетський повин,- не зрадить вiтчизни, коли б не нестрачена ще надiя оздоровити шляхетськi думки народним духом, то вiн би зараз... Але справдi, за що ж вiн сто?ть i що нищити хоче? А вони, отi, що п'яничили вчора, за вiщо стоять, за яке добро, за яке благо? Нащо вони привели у надро сво?? родини сорок тисяч вовкiв-сiроманцiв, сорок тисяч хижакiв лютих? В головi у його туманилось, а на серцi тупа, неминуча болiч розпалялася зараз таким пекельним вогнем, такою нестерпимою мукою, що йому здавалось, нiби його серце гарячими клiщами рвуть на кавалки. I знову у тiм пошарпанiм серцi воскрес образ дорого? тихо? дiвчини i мрiяв вабливими барвами... "Де вона тепер, моя зiрочка ясна, моя запашна квiточка? - маячили перед Корецьким думки.- Адже вона ?дина над мо?м серцем цариця, i нiколи, довiку, до суду, у мо?й душi не згасне свiт очей ??, не змовкне срiблистий згук ?? голосу, не зникне ухмiлка ?? смiло окреслених уст... А от доля вiдiрвала мене i незагiйну рану на серцi вчинила; кому ж на потребу та мука, кому ж на рятунок офiра?" Над'?хало до Корецького два улани з десятком татар. - Прилученi до пана хорунжого во?водою Чарнецьким,- пояснили шляхтичi. Корецький здригнувся. Пасмо думок його обiрвала тяжка, огидлива дiйснiсть. Вiн пiдiбрав повiддя, торкнув острогами коня й покрикнув: - За мною, панове! VI - А що, хлопцi, чи повкладали усiх ворiженькiв спати? - запитав сотник у козакiв, що по кладках iз рову вертались до маж. - Усiх, батьку, до ?диного,- вiдповiв сивоусий запорожець,- одному нiмотi не хотiлося страх як з оцим свiтом прощатись - усе махав шаблею, боронився, дак я таки його упрохав, садонувши пiд ребро списом поштиво... ну й послухався, язика показав... - Це вiн тобi в насмiшку, на глум,- засмiявся Шрам. - Та хай йому вже господь бог пробачить, як i я дарую,- вiдповiв запорожець сумирно. - Аз наших нiхто не поцiлував землi-матерi? - спитав сотник. - Трьох-таки, клятi, уклали,- пробурчав Шрам,- спочатку вони були покидали зброю i стали валятись на пробi в ногах, а коли нашим було неспромiжно руки спинити, що замашно розмахалась i ворiженькiв, як галушки, на списи стромляла, так деякi в скрутi кинулись знову до збро? i давай вiдбиватись... ну, трьох наших кулями й цокнули... - Кого ж та кого? - Ех, славних козакiв, товаришiв добрячих,- зiтхнув глибоко Шрам: - Стецька Спотикача, Охрiма Шибайголову, Романа Гонивiтра... - Зробiм же першим новосельцям i першу честь - поховаймо ?х по-козацьки, по-лицарськи, щоб вороги над ?хнiми тiлами не знущалися, а за те, може, й нам нашi друзi вiдшукають там, угорi, по придобнiй мiсцинi: адже все одно, братцi, ми тут не забаримось. - Не забаримось, не задержимось! - вiдповiли деякi сивочубi понуро. - А мене навiть кортить туди швидше, - зауважив весело Шрам, показуючи на небо рукою, - що скiльки там нашого славного лицарства - сила! - I нiхто ж то назад до нас не верта?ться,- додав, мiркуючи, сотник. - Знати, що й там добре,- запевнив чуприндир-запорожець i почав з другими козаками копати спiльну братську могилу. Вирили незабаром яму глибоку, поклали в не? трьох товаришiв мертвих при повнiй збро? козачiй, поставили кожному в голови по пляшцi горiлки й покрили червоною китайкою. Сотник перший кинув на не? лопатою грудку землi i промовив: - Спiть, брати-товаришi, спокiйно! Нехай над вами земля пером, нехай милосердний бог пригорне вашi душi козачi, бо за його, святого, та за родину-матiр ви ?х положили. Всi побожно поздiймали шапки i понурили замисленi голови... Орися з Катрею стояли на вежi у замцi i пантрували за подiями першого нападу пильно. У стислих бровах i в холоднiм поглядi у Орисi не знати було нi цiкавостi, нi тривоги, а свiтилась лишень непохила воля та похмуре жадання продати життя найдорожче; зате нервове, ворушливе обличчя у Катрi вiдбивало на собi всi перелети бурливих сердечних почуть. Нижче по мурах, мiж бiйницями, купчилась iнша жонота i дiти; жiнки прикипiли очима до дружин сво?х, до братiв, до синiв, що скаженому напаснику-ворогу добру вiдсiч давали; по скам'янiлому виразу думних лиць було не пiзнати, якi болiння трудили ?м серце, по нiмому тремтiнню ?х уст було не рiшити, чи вони шепотiли молитву за братiв сво?х кревних, а чи прокльони на ворогiв? Самi тiльки дiти, безжурнi, цiкавi, перебiгали раз у раз з однi?? бiйницi до друго? i голосно й весело переказували одне одному сво? подиви i враження. А отець Василь з хоругвами i процесi?ю ходив по мурах i вiддаля кропив оборонцiв святою водою, благаючи у милосердного бога ласки на погибель i загин ворогiв i спiваючи йому хвальний псалом: - Помощник i покровитель, бисть мнi во спасенi?! Стара няня вийшла з закутньо? башти, а ?й ще три баби услiд; у кожно? на плечах по мiшку книшiв, паляниць, пирогiв, сала. - Я, моя дитино,- обернулась до Орисi няня, - понесу снiданок нашим заступникам, а то вони натрудились... - Неси швидше, мамо,- поквапила ?? Орися, - хай хоч трохи пiдживляться, поки вороги послупiли, а то як прочумаються, то не дадуть i шматка хлiба до рота узяти. - I я пiду з бабусею,- захвилювалася Катря, - хоч на одну мить гляну, побачусь... - I я, i я теж! - кiлькоро голосiв ще похопилося. - Нi,вiдперечила Орися, - i я, може б, жадала, ще й як, свого батька хоч раз ще побачити, проте не пiду i вас прошу не ходити: не гаразд у такi хвилини, коли душа уготувалася до смертi, хвилювати ?? свiтовими прихилами i збавляти тим ?? силу. - Воiстину так, - пiдмiцнив i отець Василь, - менi подоба? до тружденних зiйти i окрилити ?х силу хрестом, а ви зоставайтеся тут з миром. I панотець за проводом дячка i бабiв спустився з закутньо? башти в мiстечко i попрямував аж до окопищ. Сивий кобзар сидiв на мурi пiд одним зазубнем спиною до валiв i розпитував у свого проводаря i у других хлоп'ят, що робиться у пригородi й навкруги, - чи перемагають ляхи козака, чи не лама?ться, сила козача? Коли ж йому довели про славетну вiдсiч, про знищення до ноги перших напасних ватаг, то старець незрячими очима заплакав i голосно заспiвав: Лечу конем, махну мечем, списом перекину Та захищу на часину свою Укра?ну. Ой чого ж ви полягали, ворожi?-душi? Мабуть, добре напилися пiд мурами Бушi? Тихо, уважно оточили народного спiвця i молодицi, i дiти, и баби i з розчуленим серцем вчували ту думу захватну та вельбучну. А навдалi, на греблi, ворог готу? новi жахи: звозять на кам'яну загату шестериками й восьмериками устяж тяженькi гармати, повертають ?х пащами до пригороду i набивають смертодайним знаряддям; коло них гармашi метушаться i зносять усякий припас. Зауважив пан сотник, що на греблi лашту?ться грiзна грiмниця, почесав сердито потилицю i обернувся до Шрама: - А що, пане Шраме, ляшки-панки, зда?ться, готують нам подарунки? - Бачу, батьку, - вiдiзвався Шрам, - це б iще байдуже, а досадно, матерi його ковiнька, що несила нам ?м назад вiдiслати гостинцiв: панянки нашi, мабуть, що не те?, а от хiба товстопузиха чи не доплюне, та ще, може, от он баба... - А спробуй-но зараз, - сказав сотник. Заметушився з пiдручним Шрам, навернув жерлами до греблi гармати, намiрив метник добре i двигонув першим набо?м iз баби. Всi з надзвичайною пильнiстю, захистивши долонями очi, стежили за летом знаряддя, за мiсцем вибуху; але ядро, очерконувши величезну дугу, не досягло мети i шелеснуло перед греблею в воду, метнувши догори цiлi пасма яскравого поплеску. - Овва! - засмiялися козаки.- Стара баба, видко, на втори слаба! - Авжеж! - додали другi.- Розгуркалась змолоду, так тепер, як iз решета... - Або як iз вершi,- вставив запорожець. - А тривайте, хай гукне ще й панi, - сказав Шрам i приставив гнота до полички. Грюкнула панi, та так, що аж земля кругом стрiпонулася i посипалась грудками в рiв, що аж присiли козаки-гармашi; далеко дихонула вона поклубом бiлого диму i важко вiдкотилась назад. З вискотом ядро рiзонуло повiтря i невидимо полинуло наперед; вискiт хутко змiнивсь стогоном, який теж ослаб умить i завмер, а разом з ним у сподiванцi завмерло багато сердець; але плесо на ставку було все ясним, супокiйним, знати було, що ядро все ще летiло, не черкаючись поверху водяного... а це враз на самiсiнькiй греблi мiж пушкарями знялась хмарою курява i щось замиготiло в повiтрi... - Докинула, докинула панi вельможна! - зрадiли козаки. - Саме на середину греблi шерепнула! - Спасибi, добродiйко! - поклонились другi.- Вiдпасла, хвала боговi, черево, так за те ж по-панськи й гримнула! - Та он, гля, братцi,- деякi аж припали до греблi,- певно, винюхують... панський гостинець... Усi зареготалися весело. - Гей, пильнуй! Стережись! - крикнув Шрам. - Ворог запалив люльку. На греблi щось блиснуло i в одному мiсцi тоненькою цiвкою вибухнув бiлий димок; але жодного гуркоту ще не чулось у повiтрi. Деякi козаки присiли за турами й за мажами. Аж ось розляглось, наближалось хутко якесь немовби квоктання i щось недалеко вiд берега шелеснуло по водi, кинувши догори цiлий снiп з бризок, та й чавкнуло iще ближче у тванi, розляпавши ?? очертом. - Не доплюнула! - крикнули козаки. - Не радiйте ще, хлопцi, бо рано, - зауважив пан сотник. - Та то вони примiряються тiльки, - вставив Шрам,- а гармати у поганцiв подужi: ач як кашляють! Тiльки тепера долинув до них здалеку гуркiт i покотився луною в долину. - А ось, братцi, й друга закурилася, i, зда?ться, немов у лiвий куток,- постерегав Шрам.Гей, ти, Жидолупе, пильнуй! Знов у повiтрi почувся квокiт летючий, i щось важке промайнуло над головами i щезло в долинi. - От тепера вже, братцi, сподiвайтесь справдi гостинця,- повiншував усiх чуприндир-запорожець. - Поки прилетить, i ми плюнемо! - крикнув Шрам, приложивши гнота до товстопузихи. Але не встигло ще заспоко?тися сполошене грюком повiтря, як почувся рiзкий трiскот на валi, i три тури розлетiлось у скибки, обсипавши козакiв глиною та цурпалками. - Важно ляпнули! - пiдхвалив запорожець, утираючи полою собi вид, i чуприну, i вуса.- ?й-богу, добре, от хоч i ляхи, а коли добре, так добре! - Що й казати, - згодились другi, - запорошили очi. Але ось налетiв з скиготом другий вибух, посипалась i розметалась геть-геть надокола з окопiв земля; одна пiдбита панянка з дзенькотом похитнулась i заорала носом; дальнiй, аж у лiвiм кутку, вiз з дзвяком розпався... Почувся стогiн... - Ста? душно, - завважив пан сотник,- тiльки ви, хлопцi, начхайте на оцi переклики здалеку: нiсенiтниця, однi жарти. - Авжеж, звiдтiль у руки не вiзьме! - згодився запорожець.Досадно тiльки, хрiн ?м та редька, дарма стояти - руки сверблять. - Потерпи, пожди, - буде робота й рукам... Коли це вмить як шерепне ядро в найближчу мажу, так вiдбитою глиною i вiдшматувало у запорожця аж за пальцi лiвицю. - От тобi й дочекався! - засмiявся сивоусий завзятець.- Ще спасибi, що лiву, а то б за праву я лаявся здорово, ?й-богу! Ач, - роздивлявся вiн розбатовану в шмаття долоню,хоч би ж вiдтяли та по-людськи, а то тiльки понiвечили... Гей, Лобуре! Ану лишень вiдiтни ?? чи сокирою, чи шаблюкою, тiльки щоб менi рiвно! Без суперечок i без жодних вiдмов пiдiйшов Лобур, махнув по повiтрю разiв зо два ятаганом турецьким i вдарив по скалiченiй руцi, яку запорожець поклав на полудрабок; по самiсiнький згиб рiвно вiдчахнулась рука вiд сурелi i впала на землю, а з вiдрубка похлинула кров. - Оце так справно! - похвалив запорожець.- А тепер порохом та землею забивай мерщiй виразку та замотуй тугiше повивачем,- ухмiляючись у вуси, наставляв вiн свого випадкового лiкаря,- а менi, батьку, дозволь михайлик горiлки, бо трохи щипа... - Випий, голубе, на здоров'я...- стиснув йому правицю пан сотник. А ворожi ядра налiтали частiше, лягали густiше, руйнуючи все надокола, шматуючи бiле тiло козаче... VII Пiд кам'яним склепiнням на греблi, саме пiд яловим спуском, що мався на повiдь, була порожня мiсцина, яка льохом тяглась i пiд млин; з цих льохiв було вийстя одно пiд лотоками, i в них засiла Вернидубова ватага з десяти левенцiв, запеклих i завзятих у сiчi, i з тридцяти охочих, ще не скурених димом. Усi вони, зiгнувшись, навколiшках чи майже лежачи, тислись пiд темним склепiнням у печерi; тiльки через вийстя досягав туди неповним променем свiт, та й те на тепер було завалено каменем. Край само? продушини лежав Вернидуб i пильнував за ворожими рухами; на цьому просвiтку вирiзувалась показно широчезна спина i груба, жилава шия, на якiй придобно було б гнути обiддя. Вернидуб бачив, як праворуч вiд них уставлялися на греблi подужi гармати; гармашiв коло них по його рахунку було чоловiка з сотню, а мо, й бiльш, та зараз же за греблею при гармашнiм обозi вартувало з пiвтори сотнi пiхотинцiв. Найближчi ж загони головних потуг стояли за вузьким та стрiмким узвозом сажнiв за двiстi вiд греблi, а кiнниця бовванiла ще далi, сягаючи лiвим крилом аж до хмарищ татарських. Козаки на засiдах чули, як з грюкотом та брязкотом з передкiв здiймались гармати, як командував i верховодив усiм гвалтовно не лях, а якийсь чи нiмота, чи, може, француз, як прилетiла на греблю з окопищ перша бомба, як ударила з дзенькотом у щось металеве i як за вибухом розляглись i крики, i лайки, i стогiн. - Доброго гостинця прислали нашi,- засмiявся тихо Вернидуб. - То, певно, дядько Шрам так вiта?,- зауважив сусiда. - Авжеж, не хто,- пiдмiцнив Вернидуб. А на греблi хтось басом ляско зiпав: - Проворнiш! Пiднiмiть поранених i побитих! Наводь, намiрюй на тих бестiй першу й другу! Пильнуй! Готуй! От я ?х, псiв... - Але тi бестi?... молодець! Браво, браво! - проводив басовi якийсь тенор. Здригнулася гребля раз, два i грюком та громом заглушила козакiв у пiдвалi; два-три каменi зiрвалося з склепiння, i посипалась на спини козачi крем'яшня й глина. - Уже гавкнули, iроди! - прошипiв Вернидуб, коли змовк гуркiт. - А що, як нашим? Докинули? - цiкавились найближчi до його. - Не видко, братцi; та, певно, докинуть- гармати у цих гаспидiв добрi, здоровi,- з нашого добра накували. - Поскида?мо ?х у воду! - гукнув Безухий (у його таки справдi одно ухо було ятаганом вiдтято). - Пождiть трохи, хлопцi,- почав був Вернидуб, а це як грюконе з шести гармат вибух - громом забив враз його голос i так здвигонув мури й склепiння, що в деяких мiсцях засвiтилися щiлини. Зараз за цим вибухом гримнув другий, далi третiй... i почався страшенний пекельний гуркiт i гвалт; усi iншi згуки згубились у йому; козаки понiмiли й поглухли; вони в цьому страшносудному громi тiльки тiлом вчували, як зрушалось повiтря, як здвигалась земля i як з усiх бокiв ?х посипало камiння. Одна бомба з окопищ ударила саме в склепiння пiд спуском i, пробивши дiрку аж наскрiзь, застряла, але через щiлини окружнi й прозорi проступила вода i почала спадати двома чималими цiвками в льох. Збентежились козаки, почувши пiд собою воду холодну, яка хоча й поволi, а все прибувала, заметушились i, спираючи один одного, подалися всi до вiддушини, коло яко? лежав Вернидуб. - Дядьку Дубе! - кричали йому на вухо найближчi сусiди.- А чи ж нам у холоднiй водi потопати, то краще удармо! - Пождiть! Покупайтесь трохи! - вiдгукпув Вернидуб. - З холодно? купелi ще охотнiш буде грiтись; тiльки-но порохiвницi та рушницi вище тримайте, - пильнуйте, аби не замокли, - а гасло я дам! Вода все прибувала i заливала печеру; вже лежати козакам було неспромiжно в калюжi, i вони, зiгнувшись пiд низьким склепiнням, стояли майже по колiна в водi, яка рiзала ?м пекучим холодом ноги; деякi непризвича?нi хлопцi тремтiли й цокотiли зубами, другi, навпаки, були нiби контентнi з цi?? новини, - це ?х бавило. - Ач, уже за колiна сягнуло, можна буде швидко й поплавати; далебi, чудесно скупатися перед парнею! - вигукнув один чуприндир, мочачи у крижанiй водi свою голену голову. - Незабаром пiрнеш i з чуприною, - вiдповiв другий, - вода почала гаразд прибувати - певно, прорвало дiрку цiлком. Вернидуб тим часом пильно зорив, як густий дим з пострiлiв по греблi туманом слався i заволiкав ?? геть бiлою хмарою; коли вона непросяжною пеленою окрила все чисто, так що й найближчi очерети, й речi в ?й потонули, Вернидуб пiдлiз, розкидав награмасаний у пролазi камiнь i стиха гукнув: - Ану, тепер, хлопцi, за мною - пора! Нiким не помiченi, сорок завзятцiв викралися з темного льоху i нишком по скосу за млином на греблю дiстались. Тут було трохи-трохи не виявив ?х ворожий вартовий, що безпечно собi люльку палив, так курiнний похопився завчасу пронизати йому перса ножем i зупинити його сполоханий окрик на пiвгуку. Ушикувавшись на греблi, наготувавши стрiльбу i взявши кинджали у зуби, нашi запеклi шибайголови наближалися потай до гарматнi. Густий дим дозволив ?м надiйти крокiв на двадцять, i козаки, зробивши вибух смертельний, кинулися з гуком та гвалтом на переляканих жахом гармашiв. Отi голенi голови з гадюками-чупринами на повiтрi, отi виряченi пекельною лютiстю очi, отi пiднесенi руки з ятаганами, кривими шаблями, отой нелюдський регiт i гик, з яким вони в курявi на ворогiв остовпiлих метались,- здавалось, належали до втiкачiв з самого пекла i цiпили все надокола жахом. Без вiдсiчi, безборонне всi гармашi були посiченi шаблями впень, потрощенi келепами; кинулась була до помочi щонайближча сотня, так козаки ?? привiтали таким чортячим наскоком, що оборонцi вмить накивали п'ятами, та марно: здебiльша ?х лишилось на греблi i скрасили ?? геть усю червоною кров'ю, деякi попадали у ставок на гле?сте дно, i тiльки хто-не-хто вiд бiди втiк, галасуючи зопалу, що незлiчимi богунськi ватаги греблю добули. Поки Вернидуб порався з нiмцями та ляхами, левенцi лагодили гармати: заклепували цвяхами запали i вiдбивали келепами панiвки. - Гепай ?х усiх у ставок, - певнiша рiч! - верховодив Вернидуб. - А може б, хоч одну дотягти нашим? - завважив один козак, весь обляпаний кров'ю. - Чи не здурiв ти? - сперечив Вернидуб.-Та ти ще спробуй дотягти сво? ноги, то й то буде з тебе! За хвилину всi гармати з грюкотом i виплеском шубовтались i зникали пiд пiнявими хвилями у ставку. - Ну, лицарi, справили справу, а тепера час i назад в ноги, - квапив завзятцiв сво?х Вернидуб,- нам уперед через хмарища ляхiв та татар не пробитись, а марно гинути жаль, так спробу?мо по той бiк ставка прокрастись до сво?х на пiдмогу. - Чому не спробувати? Спробувати! - вiдгукнулись козаки. - "Втiк не втiк, а побiгти можна". - Тiльки ось двох наших забито, а трьох поранено,- зауважив Безвухий,- не лишати ж ?х на знущання, пане отамане? - Мертвих у ставок вкинути, а поранених узяти на плечi з собою,- постановив Вернидуб.- Та проворнiш, он уже ляхи наступають. Дiйсно, крiзь опавший злегка до землi дим можна вже було проглянути, як густими лавами пiхота насовувалась до греблi, а кiннота з другого боку бчертом наступала, аби вiдрiзати вiдступ. Козакам iще щастя сприяло, що вороги, збентеженi й здивованi зухвалим нападом степових "чортiв", надходили дуже поволi, з великою осторогою, - сподiвались на велику силу козачу. А козаки, окритi димом i млою, щасливо греблю минули i майже бiгцем прямувати стали другим берегом до окопищ; уже перейдено було бiльшу частину шляху, коли ляхи постерегли, що тiльки горстка одна забiсованих колi?в такий розрух вчинила. З прокльонами i з криком до помсти, добувши шаблi, двi сотнi драгонi? понеслося на цих зухвальцiв, i нiякий би опiр не спинив ?х смертодайно? сталi, коли б не знайшлась несподiвано по шляху ?м ковдобина, що ?? не завважила якось погоня; першi конi, що наскочили на не?, попадали, а через них i другi ряди - то перекидались, то плутались, то розбiгалися врозтiч. Тим часом, поки цi двi сотнi, повикидавши покалiчених коней, шикувались задля нового нападу, Вернидуб добiг до одно? досить вузенько? коси, що врiзалася у ставок; зупинився вiн на краю i наказав козакам покидати тяжу у воду, а самим плисти через став до окопiв, умiстивши мiж Дарами плавцiв i поранених; сам же вiн з тими, хто захоче, зостанеться тут - зупинити драгонiю i тим захищати вiдступа. З Вернидубом побажало одинадцять чоловiка лишитися, а решта вирядилася уплинь, один тiльки з поранених вiдпрохався зостатись. - Мене, братцi, не берiте з собою,- прохав вiн товаришiв,- менi перебито обидвi ноги, я i в дорозi, i вдома буду тiльки на перешкодi... покиньте мене краще тут та покладiть навкруги набитих рушниць штук п'ять, а то й десять; дак поки нашi левенцi будуть стояти, то й я, може, кiлькоро гривакiв укладу i не з порожнiми руками на той свiт прилiзу... Так i зробили: посадовили його з рушницями на купинi в кутку, а самi кинулись уплинь другого берега досягати. Не забарилася наскочити й розсатанiла драгонiя i кинулась на цих дванадцятеро шаленцiв; призначенi смертi грюкнули враз iз рушниць i пiдставили довгi списи; кiль-коро коней упало й загородило тiсний прохiд, а другi кинулись уплинь... але й тут перших зустрiчав спис або куля... Недовго, проте, здолало дванадцять чоловiка такiй силi противитись: ближчi напасники падали, але другi злазили з коней, бiгцем добiгали до обложених i навiжено кидались урукопаш. Стали козаки колом, спинами досередини, персами до ворогiв, i давай працювати списами. Не одного розсатанiлого драгуна з яскравою шаблею у руцi пiднято було догори списом i скинуто, мов снопа, у воду, не одного ще й перед списiв валив кулею додолу Безногий... Але все ж таки багато списiв уламалось вiд трупа, багато завзятцiв з сталевого кола поклонились рiднiй землi вiд куль, якими посипали ?х з берега вороги. - Посто?мо ж до краю, братцi, за вiру i вмремо, як лицарi, чесно! - покрикнув Вернидуб, ухопившись за мiцний держак. - Умремо, батьку, як слiд! - вiдгукнулись товаришi дружно. Блиснули у руках у козачих кривулi, засвiрготiли леза в повiтрi блиском холодним, та на кожне ж з них впало десять других; розлiгся в повiтрi брязкiт вiд крицi, хруст вiд келепiв, хрнп вiд прокльонiв i стогiн... Сивий запорожець Безвухий уже чотирьох шляхтичiв пишних шаблею вклав, а лiвицею встиг i двом нiмцям встромити кинджала, але догодила й йому криця шляхетська у лiвий висок, i сп'янiв козак вiд того чоломкання, випустив з дужо? руки омочене у кровi лезо i безвладно рухнув на землю. Молодий чорнобровий козак, що з ухмiлкою постачав пообiруч смертельнi дарунки, з ухмiлкою ж полiг на Безвухого; страшенно захрiп i рябий запорожець, закотивши пiд високий лоб сво? очi орлинi; повалився за ним услiд i Лопата, не постерiгшися з тилу кривулi, яка розпанахала йому спину аж до вiрного серця... Тiльки дво? ще з Вернидубом стояло та третiй, Безногий, все сидiв ще мiж трупом i часами посилав у перса ворожi незрадливу кулю... - Гей! Продаймо себе щонайдорожче! - крикнув Верни-дуб i, зiбравши останнi сили, ринувся у окружню юрбу; за ним кинулись разом i два товаришi. Осатанiвши вiд скаженого скруту, з нелюдською силою стали локшити цi леви все, що ?х оточало: ?х велетенськi пбсiки розбивали надво? голови, розкраювали молодi вродливi обличчя, розвертали перса могутнi; пораненi, покривавленi перебiйцi все ще рушали вперед пiд блискавками нависло? над ?х чолами крицi... Але ось у одного товариша якось лiниво пiдвелась шабля угору, та на пiвколi зупинилась на мить i спустилась безсило додолу, другий товариш присiв чогось i собi, самий тiльки Вернидуб все ще махав перебитим геть лезом, аж ось i йому на голову впав з хрустом тяженний обух, та похитнувся дуб i полiг, зваливши розгоном свого мертвого тiла якогось шляхтича в смерть. Озвiренi, розсатанiлi вiд страшного опору ляхи з ненавистю кинулись над козачим трупом знущатись i наскочили якось ще на живого Безногого. Завзятий ватажок батави пiдбiг до його перший, бажаючи живим узяти на дратiвлю; але напiвсконалий Безногий, що вже кров'ю зiйшов, змертвiлою рукою пiдняв ще раз пiстоля i послав ватажку у самiсiньке серце кулю прощальну... Зблiд молодий пан i посунувсь на руки жовнiрам, та покотився до нiг його i Безногий, порубаний, посiчений шаблями... А плавцi вже досягали до свого берега i радiсно вiталися з сво?ми братами, яким вони добре воза доклали; тiльки-но дво? з найтяжче пораненим серед ставу барились i безнадiйно задубiлими на кригу руками гребли по зимнiй водi, що снiговою кашкою вже шерхла. - Братцi! Пустiть! - став нещасний проситись. - Все одно не дотягти вам мене... - Як же так кинути? - сперечив йому пiдручний плавець, якому вже забивало дух вiд утоми. - Та, ?й же богу, менi на днi буде й спокiйно, а ви й там станете у пригодi. I - Чи не правду пак каже Книш? - зауважив другий. - Правду, братцi, святу правду! - стогнав поранений.- Все одно менi вже на свiтi не жити. - Ну, так бувай здоров, друже, та нас жди! - попрощались товаришi i кинули пораненого на волю; вiн зразу й пустився на дно, лишивши на плесi води кiлька кiл, якi розходились, коливаючись, i зникали навдалi.I знялась, полетiла козача душа за сво?ми подругами услiд за хмари високi до невiдомих i недосяжних просторiв... VIII Сивий, зовсiм лисий дiд стояв у бiйницi рогово? башти i пильно стежив старечими очима за боротьбою; бiля його стояла блiда, зi зцiпленими зубами, з божевiльне уткнутим в пригород поглядом Катря; вона не почувала, де вона сто?ть i ще робиться навколо. Душа ??, покинувши тiло, здавалось, тiнню лiтала над пригородом, шукаючи межи уламками свого дорогого хорунжого. Орися стояла сама, трохи вiддалiк вiд цi?? групи, спершись головою на камiнь, зосереджена в самiй собi, застигла в однiм охопившiм ?? iстоту почуттi; вона зимно дивилася на тусьменiючу далину. Скоро грiм гармат, що нiс округи смерть i розрух, зненацька несподiвано замовк i завмер перекотливою луною. Орися очунялась i обернула здивованi очi на греблю; там, в чаду, вона спостерегла щось надзвичайне, а водогра? скаламучено? води пiдказали ?й, що це штуки молодцiв-запорожцiв. Слiдуючi прояви лицарського герцю та скажено?, смертельно? боротьби визвали на ?? блiдi щоки фарбу задоволено? гордостi