квiток: здалося йому, що це тi ж таки самоцвiти, яких тiльки-но торкався, але пахливi. Чорт захоплено вдихнув повiтря. Тодi сiв на пеньок, поклав на щоку долоню, i йому захотiлося плакати. Вiд радостi й надмiрного розчулення; вiд того, що ? отаке золоте кружало, котре грi? i так свiтить, що несила на нього дивитися; вiд дивного камiння, що розпада?ться, як торкнешся його пальцем, i вiд ще дивнiшого камiння, яке пахне. "Свiт значно багатший од наших первiсних про нього уявлень", - подумав юний чорт. Дивився на свiт широко розплющеними очима: перед ним хиталося зелене море. Було в ньому щось пота?мне, щось таке, вiд чого чортова душа зiщулювалася, хоч вiн нiколи не втрачав поважностi. Його пустили на землю з пiдозрою, що вiн так i не втямив урочистих настанов, хоч i сказав: "Я буду старанний!" - "Ти можеш стати бiлим хортом, - казано було йому, - вужем а чи гарним парубком. Можеш перетворитись у коня й помчатись, як вiтер. Тобi нада?ться сила для перетворень!" Юний чорт пiшов через стежку. "А що, як справдi перекинутись у коня й помчати, мов вiтер?" - подумав вiн, чуючи, як боязко завмира? душа. "Та коли ти порушиш закони нашого iснування, - застережено було його, - залишишся тим, ким став. Став конем - будеш конем, став парубком - будеш ним, став хортом - у хорти перейдеш. I переймеш ?хню долю". Вiн був конем i дивувався на сво? розкiшне лискуче тiло. А тодi побiг. Застугонiла пiд ним земля, а вiн пiзнав неземну радiсть. Вiтер гостро бив йому в обличчя. "Я можу так домчати бозна-куди, - радiсно подумав вiн. - Я вiльний. Можу бiгати й казитися, можу танцювати". Звiвся дибки i затанцював на лiсовiй галявинi. Але танцювати конем було незручно, i вiн став парубком. Ударив у закаблуки, метнув полою свити i задрiботiв пiдборами. Йому весело закрутилася голова, тодi вiн упав на землю, обiймаючи ?? обiруч, - дихав запахом пахучого зела. I поповз мiж бадилля золотим вигинливим вужем, свiтячи розпаленими оченятами. Проте й цього було йому мало. Скрутивсь у бублик i покотився стежкою, а коли не стало сили котитися хуткiш, перекинувсь у бiлого хорта, який мчить через лiс швидше за вiтер i ма? собi за помiчника й невiльника й той вiтер, i сьогоднiшнiй настрiй, i це, вiн зупинився й кинув оком догори, сонце. Його заслiпило промiння, залило з головою, i юному чортовi здалося, що в нього розiрветься вiд щастя серце. Ранок привiв до них студента, чорного i смаглявого. Зайшов до них наче ненароком, попросив води, й сотникiвна винесла йому глибокого глечика - вiн пив i зорив поверх глечика на чарiвну дiвчину. День видався сонячний, перед цим сотникiвна ходила по садку, намагаючись збагнути вчорашню нiч i свiй неспокiй, який так i не полишив ??. Може, тому той пильний студентовий позир ?? схвилював, тож коли пiшов, гречно подякувавши, вiдчула жаль. Цвiли вишнi, мов оббiлятi молоком, i цей колiр знову нагадав ?й минулу нiч i той спалах, коли все свiтилося таким чудним свiтлом. Стояла в саду й бачила крiзь дерева струнку постать студента, котрий вiддалявся, - аж дихати ?й не стало чим. Так минуло кiлька днiв, у суботу пiд вечiр за?хав до них козак. Був шляхетного роду, про це промовляли одежа та зброя, золотий пояс та срiбнi остроги. - А може, дасте менi кухоль води! - гукнув вiн голосно, i сотникiвна аж рота розтулила вiд здивування: був цей козак одного обличчя зi студентом. Це знервувало чи роздратувало ??, але води вона винесла, i козак довго пив, зирячи на не? з-над кухля. Уздрiла вона в тому поглядi несподiвану тугу, i стало ?й на мент страшно. Швидко пiшла, як тiльки вiддав ?й до рук кухля, - чула всi?ю постаттю: той погляд пронизував ?й тiло. Потiм вона довго кружляла по садку й дивилася, як скрапують на землю, наче сльози, бiлi пелюстки вишень. Жаль було вiд оцього опадання, через цi сльози, i вона, схилившись на лавi бiля найбiльшо? й найстарiшо? вишнi, даремно хотiла впоратися зi сво?ми почуваннями. Стискувала ?й серце тривога, в'ялила тiло, i вона заклякла, облита травневими пахощами й обсипана вишневими пелюстками. Захотiлося ?й утекти а чи просто зiрватись i побiгти. Через луки i яри, через долини, кудись у незвiдь, але вона сидiла нерушно й дивилася, як гра?ться вiтер iз леглим цвiтом... По кiлькох днях попросив пити третiй подорожнiй. Був у мiщанському стро?, високий i вродливий, як i першi. I знову здалося сотникiвнi, що й вiн, i козак, i той студент, який прийшов перший, схожi один на одного, як три краплi води. Що й обличчя в них однаковi, й постави, й голоси. I тiльки добре розмiркувавши, вона вирiшила, що були вони й рiзнi: два високi, а третiй - нижчий, у студента синi, в мiщуха чорнi, а в козака зеленi очi. Однак боялася вона ?х однаково: не простi це подорожнi, та й не випадковi, подумала вона, нинi - щось iнше... Мiщух також пив воду, в цього погляд був благальний. Звiдкiлясь усi тро? знали сотникiвну, бо назвали ?? на ймення, - вона ж бачила ?х уперше. А може, хвилювали ?? не так цi перехожi, як ночi, якi перетворились у не? на несподiванi гульбища, коли вона танцювала, гарцювала, спiвала, гралася з зайцями, коли до не? злiталися пташки i сходилися звiрi, а вона чулася помiж, них царiвною... Тiльки пiд ранок ?й снилося щось темне й тривожне, i прокидалася вона з важкою головою. Оголювала груди й помiчала на них новi синцi. Проте вiд синцiв груди не болiли, а тiльки солодко вiдчувалися, начебто ось-ось бризнуть молоком i заллють цiлий свiт. Вишнi вже були залитi таким молоком, i коли опадало пелюстя, вона тихо й упокорено смутилася. Ворожчина хата була зсередини така бiла, що аж слiпило. Величезна пiч виставляла, наче роти, кiлька жерел, з них курiло синьо-брунатним димом, що пах сосновою живицею; попiд стелею навiшано пучкiв сохлих квiтiв та трав, а сама знахарка, пухкенька добродушна бабуся, здавалася скорiше старою служебкою, а не чарiвницею. Незвичайнi в не? були тiльки очi. Великi й молодi, в якi важко зазирнути, були вони настороженi й несподiвано бездоннi. Сотникiвна сидiла на лавцi й дивилася, як стара порядку? бiля печi. Нарештi повернулася й кинула на стiл пучечок квiтiв. Квiти розсипалися на дошках золотими монетами. - Чiт чи лишка? - спитала ворожка. - Лишка, - прошепотiла сотникiвна. Звела погляд на стару, i мороз пробiг ?й поза спиною. Перед нею стояла суха, зморщена, височенна баба. Волосся вибивалося з-пiд очiпка сивими пасмами, а очi... жахнулася чудернацького полум'я, що хлюпало з них. Вiд печi бухнув густий клубень диму. - Плесни в долонi! - наказала ворожка. Сотникiвна сплеснула: в димi зблиснув, наче золота смужка, вуж, впав на пiдлогу й зойкнув, шалено викручуючись. - Наступи! - скрикнула ворожка. Сотникiвна скочила, заплющилась i вдарила пiдбором. Вiдчула, як провалю?ться ?? нога в щось липке та м'яке, й кинулась убiк. ?й стало легше дихати, тодi вона звела очi й помолилася, шепчучи пересохлими вустами молитву. Перед нею розгорнувся такий ясний блават, наче не стояла вона в хатi, а в просторому степу. На вiкнi не було перехрестя рами - зяяла в простiр голуба пройма, з кутка, де мали б висiти образи, всмiхалося до не? обличчя. За мить на його мiсцi з'явилося друге, а тодi трет? - вона впiзнала всiх трьох сво?х гостей: студента, козака i мiщуха. - Вони? - спитала гостро ворожка. Сотникiвна хитнула. - Не думай про них, i покинуть тебе. - Я боюся, - прошепотiла сотникiвна. - Саме тому треба про них забути, - повторила ворожка. - А забути - це значить спровадити. - А потiм? - Потiм звiльнення дiстанеш. Купайся щодня у рум'янку й чебрецi. - ?й терпко запахло сухими травами. - Бабусю моя мила, - сказала вона. - Ви такi добрi... - Таке вже мо? ремесло, - мовила стара. Вони сидiли в порожнiй хатi мiж бiлих стiн, заклечаних сохлим зiллям. З жерел печi пахло сосновою глицею, а стара ворожка знову стала пухленькою добросердною бабусею. - Нелегка моя праця, - зашамотiла вона. - Живу, донечко, мiж зiлля i мушу знаходити серед нього лад. Пристосовую до людини - мусять по?днуватися. Кожна людина теж як зiлля, i до не? треба ключа. Твiй ключ, тво? зiлля - рум'янок та чебрець. Спершу гадала, що м'ята, але м'ята вiдштовхнулась од тебе. Свiтла в тебе душа, доню, - сказала стара, а на свiтло завше нетля летить. Не пускай ?? в душу, щоб не очорнила... Сотникiвна злякано зойкнула. - Серед зiлля, як i серед людей, змагання йде, - сказала ворожка. - Дня й ночi, темного i свiтлого. Але щось у тво?й долi чудне прозира?ться... Дiвчина глянула у вiкно: рами стояли на мiсцi. Тодi вона поцiлувала ворожцi руку й пiшла через залиту сонцем стежку туди, де розливали бiле молоко цвiту вишнi. Опинившись на землi, юний чорт став веселий i розбишакуватий. Як тiльки запалювалася край неба зоря, вже хотiлося йому розгулятися, вдарити об землю лихом i сколошматити свiт. Може, тому так нетерпляче чекав вечора, а коли спадали сутiнки, крався до мосту: тут бiля води завжди можна було перепинити й полякати подорожнього. Любив вiн i посидiти у легкому смерку, слухаючи мелодiйний дзюркiт води, аж забував часом про замисленi пустощi. У легкому димi, коли так любо дзюркоче, йому ставало затишно й добре. Мрiялося про далеке й несподiване, але був вiн ще юний, тож i мрiяти не вмiв. Тодi знову виникав бешкетливий настрiй, i з нетерпiнням очiкував на подорожнього. Одного вечора вiн застав бiля себе жабу. Лупила на нього баньки, намагаючись збагнути, що це за проява залiзла пiд мiст, а коли зрозумiла, вирiшила, що краще сховатися пiд воду. Майнула перед чортом зеленим кажаном i вже досягла в летi води, коли якась сила повернула ??, i жаба плеснулася на те ж таки мiсце, де сидiла передоцiм. Чорт засмiявся - йому те сподобалося. Жаба, проте, занепоко?лася. Вдруге метнулася зеленим вихором до води, але вдруге плеснулася на старе мiсце. Вiд цього вона вмерла, бо не витримало такого страху серце, i чортовi на хвильку стало ?? жаль. В цей час через мiст загуркотiв вiз, i вiн миттю забув про жабу. Вискочив на дорогу бiлим хортом i помчав за возом. Дядько, що сидiв на передку, побачив бiлого хорта i вдарив по конях. Це була шалена гонитва: стугонiла земля, iржали конi, кричав дядько, курiла пилюка, кiнськi копита гупали по дорозi, наче хотiли пробити ?? наскрiзь, - чорт повiв воза вбiк на забутий путiвець, а звiдти погнав його через поле. Конi мчали по рiллi, як по дорозi, трощили молодий хлiб - навколо котилися зеленi хвилi. Конi швидко втомилися i вже брели по колiна в зеленiй водi, iнколи й по круп, i голосно iржали, злякано озираючись. Дядько впав на воза i хрестив небо, а воно осипало на нього зеленi краплi. Тодi дядько признався боговi в усiх грiхах, а коли й це не помогло, забився пiд передок - конi наче через бурхливе море пливли. Роздимали нiздрi й хапали губами повiтря - очi аж з орбiт вилазили... Чортовi дивно стало на цей страх. Вiн зiскочив з пiдводи, i та викотилася на дорогу. Спинилася; розкуйовджений i наляканий, злiз iз воза дядько, перехрестився широко й роззирнувся. Мiсця йому були незнайомi, i вiн зачухмарив роздумливо потилицю... "Чого мене бояться? - думав чорт, бредучи через хлiб. - Адже я тiльки бавлюся!" Йому самому захотiлося стати отаким дядьком на возi, отож покотився дорогою, повiльно впливаючи в кучерявi задимленi сутiнки. Минав сади, що квiтли, минав тихi, соннi села, пере?здив мости. "Ото було б любо, - блиснуло йому в головi, - коли i мене хтось полякав!" Озирнувся, i серце його радiсно тьохнуло - за ним таки помчав бiлий хорт. Ударили копитами конi, закрутився, замиготiв довкола свiт. Наче в каруселю потрапили й вiн, i хорт - помчали, ламаючи зiлля й кущi, блакитнi сутiнки плеснули на них такою потужною хвилею, що юний чортi сп'янiв, перекрутився кумельгом i сам ударив копитами - помчав конем, а хорт iззаду вже вивалив язика, втомився i знесилiв. Тодi стрибнув угору юний чорт, зчухрав з тополi листя й вичавив сiк iз того зела над хортовою головою. Хорт заскавучав, облитий зеленою фарбою, прикле?вся до дороги i обернувся старим як свiт дiдом. Вiдтак скочив юний чорт дiдовi на спину, але той знесилiв до решти, упав i закотив очi. - Ти чого? - засмiявся юний чорт. - Умирати задумав? - Тьху на твою голову! - втомлено звiвся старий. - Думав, хтось iз людей вичворя?. Витер рукавом пiт i сумно похилив голову. - Заганяв я тебе, дiду! - спiвчутливо сказав юний чорт. Опiвночi, коли найяскравiше загорiвся мiсяць, стара ворожка вибралась у лiс по та?мниче зiлля. Крадькома пробралася через стежку, щоб ?? не побачив сусiда, теж характерник, який уже кiлька мiсяцiв ?? вислiджував, i з полегшею зiтхнула, коли ступила на бiлу пiд мiсяцем дорогу. Iшла повiльно, нiч була мiсячна й тепла, а вона виспалась удень i бурмотiла заклинання супроти лихого наслання. Думала про сво? домашнi клопоти й про сусiда, який заповзявся проти не?, i спершу не помiтила, що ?? залило яскраве свiтло. Але розгорялося все дужче i нарештi стало таке яскраве, що вона спинилася, пiдвела голову i сторопiла. Але зметикувала кинутися вiдразу ж пiд тин, бо повз не? промчав з шаленою швидкiстю вогняний смерч. Забилась у бур'ян i злякано звiдти зорила: свiтло розливалося все бiльше, мiсяць розрiсся на пiвнеба i кипiв, наче молоко. Ворожка приплющилася, боячись, що ослiпне вiд цього сяйва, але цiкавiсть перемогла, i вона знову розплющилася. I здалося ?й, наче йде землею величезний бiлий чоловiк. Вимаху? велетенськими чобiтьми, аж нiчого, крiм них, не видно. Стара ворожка тричi перехрестилася i знепритомнiла. Чорти сидiли в пустицi з забитими вiкнами, дiд палив люльку, було затишно, лагiдна пiвтемрява голубила ?х i заспокоювала. Дiд пихнув димом i несподiвано всмiхнувся беззубим ротом. - Нелегке наше життя, хлопче, - прошамрав вiн. - Але як ти мене, старого, пiдвiв! I треба, щоб удалося таке капосне! Юний чорт загорнувсь у сутiнок i дрiмав. За вiкном плюскотiв дощ, а тут було м'яко й сухо. - Багато я бачив за сво? життя, - сказав дiд, посмоктуючи люльку, - а от не пiдводив мене так, як ти, нiхто. Був, правда, колись один чоловiк... - Розкажи, - попросив юний чорт, поринаючи в солодкi хвилi дрiмоти. Пiсля сьогоднiшнiх жартiв тiло болiло, i вiн з насолодою вiдпочивав у сутiнку, що його привiяв сюди знадвору дощ. - А хто це там носом сопе! - скрикнув, аж пiдстрибнув юний чорт, дiд. - Ану вилазь! - Хто, хто! - забурмотiло з розваленого комина. - Розгалакалися тут... Юний чорт здивовано помiтив, як з-за цеглини висунулася чудернацька вусата голова, а за хвилю на долiвку скочило, стукнувши ратицями, дивне розколошкане створiння. - Прийшли в мою господу, ще й гарикають! - Сiдай до гурту, - мирно сказав дiд. - Домовик, - сунуло юному чортовi лапу створiння. - Я тут хтозна-скiльки, показалися мо? господарi й покинули мешкання... Живеш, як собака! - Домовик зачухмарився. Дiд пихнув димом, а юний чорт знову заколивавсь у дрiмотi. - Дай тютюнцю, - сказав домовик. Дiд дав йому торбинку, i домовик заклав у нiздрю здоровенну нюшку. - Тiльки не чхай! - сказав дiд. - Як то не чхати? - домовик розтулив рота i ловив повiтря, вибалушивши очi. - Апчхи! - вибухнув вiн, i юний чорт знову здригнувся. - А в цього малого, - сказав домовик, - нерви!.. Вже, як нюхати, - повернувся до дiда, - то й чхати... - Не нерви, - сказав поважно дiд, - а молодий ще... То от я й розказую. Наша доля незавидна: вiрять у тебе - живеш, не вiрять - умира?ш. Скiльки вже нашого брата переставилося нi за цапову душу... - А мене дороги вабили, - сказав домовик. - Ну от i сталося: господар петлю собi накинув, а його жiнка вiд того розумом розслабла. Отак i сиджу на пустицi... Коливались у сутiнi, й кожен думав про сво?. Здалося тодi юному чортовi, що десь на днi його ?ства щось пробудилося. Подумав, що варто розплющити очi - i свiт залл? такими барвами, що не витрима? його молоде серце. "Хочеться менi чогось незвичайного, - подумав вiн. - Що цi жарти менi, коли вiд них нема доброго задоволення!" Вiн довго сидiв i думав, п'ючи солодкий сутiнок. Грала в ньому кров, i це так при?мно було! - Малий твiй? - спитав домовик. - Та н?, - сказав старий. - Якийсь вiн трохи не те?... Спить, чи що? - Спить. Але юний чорт не спав. Коливало його в ласкавих хвилях, понесло через яри й долини, а на душi стало тривожно й смутно. Тодi вiн i побачив перед собою панну. Стояла серед саду, а довкола цвiли, наче срiбнi, вишнi. Стислося в юного чорта серце, й важко дихати йому стало. Завмер, вдивляючись до болю в очах у чарiвне видiння. Панна була гарна, тако? краси ще не зустрiчав вiн на цiй землi, тож, дивлячись на не?, вiдчув на душi смуток i щастя. На те заграли над його головою труби. Ревнули, наче сотня волiв, а по тому загупали бубони. Застрибали тисячi тiней, чорних i вигинливих, якi затанцювали шалений танок. I серед цього стукоту, реву, полиску тiл, серед цих срiбних вишень, бiля чарiвно? панни, що витанцьовувала найшпаркiше, упало його роз'ятрене, закривавлене серце... Вчинити так навчила панну сотникiвну ворожка. Мала пiднятися, щоб нiхто не бачив, опiвночi й прокрастися до церкви, а там помолитися за спокiй душi. Можливо, тодi знову почне спати спокiйно i прожене сво?х залицяльникiв, якi почали приходити до не? щоночi. Часом приходили всi три, а часом зливалися в одного - примушували ?? танцювати й веселитися цiлу нiч. Вiкно було заздалегiдь вiдчинене, i вона спустилася через нього до саду. Сад дихав утомою i сном, зiтхав, шелестячи змореним листям, кущi витиналися, наче велетенськi жаби, облитi цвiтом вишнi нагадували сивi голови. Пiшла помiж тих голiв, обережно ступаючи босими ногами, i ?й здавалося, що це сниться ?? важкий сон. В грудях жив неспокiй, знайомий з ночей, коли до не? почали приходити чуднi видiння. Вона сiла на садовiй лавi й приплющилася, щоб угамувати хвилювання. Перед нею попливли синi смуги, i вiдчулася вона, немов на днi моря. Довкола плавали великi риби, а на них, наче на конях, перекинувши хвости через круп, сидiли русалки й покурювали маленькi тонкi курички. Мали довгi, пофарбованi в зелене нiгтi, а груди було пiдперезано лискучими нашивками. Риби пiдпливали до не? й тупалися носами в скло - були наче у велетенськiй прозорiй коробцi. Внизу хиталися водоростi й сидiв зелений, зарослий мохом водяник... Сотникiвна розплющилася i скочила на ноги. Перебiгла стежку до виламано? в парканi дiрки й обпеклась у кропивi. Це остаточно ?? остудило, i вона завагалася: йти далi чи повернутися? Але ноги самi повели ?? до церкви, i за хвилю вона прослизнула досередини. Впала перед образами, але помолитися не встигла: знадвору почулися важкi кроки. Зайшов студент. Тягнув на плечах труну, а коли поставив ?? на узвишшi посеред церкви, роззирнувся. Мiсячне свiтло проливалося через вiконця й трiпотiло на пiдлозi та помальованих стiнах. Святi й титарi з оселедцями на головах дивилися чорними незмигними очима, наче хотiли зрозумiти цих людей, що так невчасно прийшли до церкви. Вгорi залопотiли крила, i студент здригнувся. Стояв у мiсячнiй стязi високий, гарний i смутний. Зiтхнув тяжко i полiз до труни. Стало тихо, дивно тихо, i сотникiвна боялася дихнути, аби не виказати себе. Знову пролопотiли крила, а за тим вдруге почулися важкi кроки. У церкву зайшов мiщух. Був у бiлiй одежi й тримав перед собою свiчку. Свiтло вiд не? падало знизу, i його обличчя через те було страшне. - Ти вже тут? - спитав глухо. - Хочеш умерти, бо не полюбила вона тебе? Сотникiвна молилася. Гаряче вишiптувала слова, а на не? так само непорушне дивилися зi стiн святi й титарi з оселедцями. Втрет? затрiпотiли крила, i прийшов козак. Був у чорному й безшумно почав крастися до труни. Мiщух рiзко повернувся, i вся церква раптом освiтилася яскравим свiтлом. Воно потекло через усi вiкна, спадало з банi й залило церкву так, що та аж захиталася. Захиталися образи й мальованi козаки. В глибинi церкви щось ухнуло й кинулося. В трунi трупом лежав студент, а мiщух раптом закричав, дико вимахуючи руками. Козак дивно пiдстрибнув, i сотникiвна болiсно зойкнула. Позаду в нього тягся довгий хвiст, а замiсть нiг виглядали бруднi ратицi. Сотникiвна боролася з хаосом у собi, а може, боролись у нiй сни. З'явилися золотi павуки на довгих тремких лапах, вони сплiтали мiж сонцем та землею золоте павутиння, яке обплутувало дерева, як струни бандуру. I коли вона вистрибнула босонiж на iскристу росу, коли завмерла, зачарована довколишньою красою, з золотого присмерку виступили одягненi в барвисту одежу дiвчата. Розсiлися по цiлому небi, зайнявши простiр од землi до сонця, а бiля сонця сiв бiлий дiд. Дiвчата торкали струнипавутиння, лунала срiбна музика - лилися чудовi пiснi. Дiд ударяв раз по раз у сонце золотою булавою, i згори сипалися iскри; м'яко подзенькували дзвiночки, що ?х безлiч було розвiшано довкола сонця. Похитувалися дiвчата, плакали пiд ?хнiми пальцями золотi струни, а до сотникiвни пiдiйшов бiлий кiнь i став, кланяючись, на колiна. "Сiдай на мене, - сказав кiнь, - я хочу тобi свiт показати". Вона сiдала у верхи i мчала, наче вiтер, i заспiвувала й сама. А тодi танцювала на спинi бiлого коня, i було ?й свiтло, аж очi заплющувала. Тодi надбiгав чорний кiнь, сипав вогнем iз нiздрiв i мчав за нею, а сотникiвна обхоплювала руками свого бiлого, i ?? душив страх. Може, через те опинялася на спинi в чорного коня, вiдтак мчав за нею бiлий, але не мiг наздогнати - вороний увозив ?? в царство тiней. Вона потрапляла на вiдьомський шабаш, де вигиналися чорнi стрункi красунi, де струни викидали зруйнованi мелодi? i вила труба. Звук труби нагадував ?й вовче виття, а може, й плач над померлим. Навколо вiдьом вистукували ратицями чорти i вимахували хвостами, розкидали шматки полум'я, яке сплiталося й творило довкола танцiвникiв вогняне коло, - по той бiк поля стояв бiлий кiнь i тужно, заклично iржав. Тодi до не? i пiдiйшов юний чорт. - Я тобi показую все це недарма, - сказав вiн. - Хочу вiдкритися перед тобою - полюби мене! Вона побачила його темнi чудовi очi, в яких палав глибокий сум. - Нам вiдведено мало часу для життя, - мовив вiн. - I ми, i ви, люди, пiдданi одному прокляттю: прийде огненний чоловiк i потопче нас. Не губiмо часу, панно, вiддамося коханню, бо ж i ми, i ви однаково живi iстоти. - Але в нас ? душа, - сказала сотникiвна. - Душа - це байка, - зашепотiв чорт, простягаючи до не? руки. - Йдеться про мент. Хапай його, вдовольняйся, iнакше ловитимеш самi хвости. Тодi ?й стало страшно. - Не торкайся мене! - закричала вона, вiдштовхуючи гарячi руки, що бралися ?? обiйняти... Прокинулася серед ночi. Мiсяць густо заливав помешкання, в його холодному трепетi грали узорами килими. Довго дивилася крiзь вiкно на отi зорi в дрiбних шибках, i душу ?? поймав дивний жаль. Тодi вона заплакала, бо в нiй зiбрались у цю мить усi свiтовi болi, усi жалi, бо вiдчула вона на душi високе одкровення, яким обдарову? смертних життя один лише раз. - Я не пiддамся тобi, чорте, - прошепотiла вона, - бо любов свята. Я хочу жити для щастя, а не для задоволення, адже справжн? щастя - це як чисте небо над головою... До не? пiдходив бiлий кiнь, i знову починалася шалена гонитва: мчав, як стрiла, спiвали пiсень дiвчата, дзвонили дзвоники бiля сонця, сонце саме було велетенським дзвоном, а сивий дiд тримався за промiнь i хитав той чудовий дзвiн. Дзвонив вiн, як на Великдень, а сотникiвна опустилася на колiна i звела очi догори - душа ?? заспiвала разом з дiвчатами. Тодi пiдповз до не? чорний вуж i став навпроти на хвоста. Ударив темною головою ?й у груди i скинув ?? з бiлого коня. Летiла, повiльно обертаючись, у запаморочливу прiрву, а бiля не? бiгли чудовi сумнi очi юного чорта, який дивився на не? i нiяк погляду вiдвести не мiг. - Слухай мене, кохана, - шепотiв вiн. - Ми народженi у свiт через випадок: i ти, i я. Ми прийшли сюди насолодитися мiсяцем та сонцем, росами й деревами... Дозволь, я тобi ще одне чудо покажу... Вона сидiла на пеньку, що нагадував зручний услон. Перед нею лежала галявина з темно-зеленою травою й бiлими вогниками ромашок. На нiй стояв чорний кiнь, вiн голосно заiржав, а тодi метнувся через зелене поле. Пiдстрибнув угору, вище за дерева, впав на колiна i почав танцювати на заднiх ногах. Срiбнi копита кресали iскри, i сотникiвна зачудовано вдивлялася, як перетворю?ться кiнь у красеня парубка. Вдарив парубок шапкою об землю, замиготiв срiбними пiдборами, застукотiла земля, заплакали дерева, гублячи, наче сльози, листя; тодi впав парубок на землю, i вона впiзнала того вужа, що бив ?? у груди. Зцiпила, щоб не закричати, зуби i непевно намалювала перед собою хреста... Iшов дощ, а юний чорт забивсь у куток пустицi й печально звiдти зорив. Дiд викресав вогню, запалив люльку й пахнув димом. У цьому димi, серед м'якого затишшя пустицi, думав юний чорт тяжку думу. Зальоти до сотникiвни йому не вдалися. Все, на що був здатний, виклав, i нинi, коли в тiлi не було сили, його опанувала нудьга. Сотникiвна вiдтрутила його, це вiн добре зрозумiв, але те, що почав вiн сво? життя поразкою, не давало йому спокою. "?х не зовсiм можна зрозумiти, людей, - думав вiн, - адже я для не? всього себе клав!" - "Треба було взяти ?? одуром", - майнуло йому в головi, але здригнувся вiд цi?? думки: не хотiв бути схожим на iнших. За вiкном iшов дощ, а чорт думав про сон, який побачив пiсля останнiх вiдвiдин сотникiвни. Приснився йому гарбуз, величезний, як бочка, той гарбуз котився на нього i ледве не роздушив. "Менi не заходило на звичайнi зальоти, - думав юний чорт, - хотiлося розбудити у нiй потяг до волi". - Таки не вдалося тобi взяти ту дiвку, - сказав, попихуючи куривом, дiд. - Бо дурний ти i несвiдомий... Зi свого кутка вилiз домовик, зачухмарився i сiв бiля дiда. - Що зi мною буде далi? - сказав вiн. - Хата валиться, i менi вже до того байдуже ста?... Дай-но нюшку! Дiд дав тютюну, i домовик голосно чхнув. - Оце я з малим балакаю, - сказав дiд. - Не взяв-таки то? дiвки. "Хiба вона дiвка? - смутно думав юний чорт. - Вона красуня, яко? свiт не бачив". - Гарбузяку дала! - домовик колупнувсь у зубах. - Чув, як кидався тут увi снi... Не з того боку, певне, танцював... "Хай би вона була вiдьма, - думав юний чорт, - тодi б ми й зiйтися могли. Або ще простiше: вона дiвчина, а я парубок..." - Хотiв ?? умовити, хе-хе, - захихотiв дiд. - А в нашому дiлi так нiчого не вiзьмеш... Кублилися сутiнки, пихкала люлька, а домовик чистив патичком ратицю. "У свiтi повиннi бути вiдповiдностi, - думав юний чорт, - iнакше вiн не триматиметься купи. Свiт без гармонi? нi до чого, бо, коли порушиться в ньому одна ланка, розсиплеться на смiття". - Певне, i в коханнi ?й освiдчувався, - глумливо сказав дiд. - Мовляв, я таки чорт, але не чортiвська моя любов, хе-хе... - Я випробовував закон вiдповiдностi й гармонi?, - сказав юний чорт. - Що-що? - здивовано вирячив очi дiд. - Щось ти заговорю?шся, хлопче... Закон... як ти сказав? - Закон вiдповiдностi й гармонi?, - смутно повторив юний чорт. - Я не хотiв ?? дурити... Вони сидiли в темрявi, замисленi й похнюпленi. Дiд смоктав люльку, домовик чистив ратицю, а юний чорт думав. Несподiвано вiдчув - щось дивне ко?ться з ним. Здалося йому, що розчиня?ться в повiтрi, вже розтала одна нога й почина? розтавати друга. З жахом зирнув - ноги й справдi зникали, наче горiв чорний папiр. Хльоснув юного чорта жах, але за хвилю стало спокiйнiше. За якийсь час вiн мав уже саму голову, а замiсть тiла - чорну купку попелу, що нагадувала форми його тiла. "Як мало я жив, - думав вiн, вiдчуваючи, як звуглю?ться його язик, - i ще нiчого не встиг удiяти. Певне, не годиться нашому братовi так захоплюватися красою - от i учинив я щось негаразд". По пустицi потягло продувом, i вiн помiтив, що вiтер здува? його згорiле на попiл тiло. Лежала на пiдлозi сама голова. "Хай би лишилася голова, - подумав вiн. - Менi ще потрiбно додумати одну важливу думку. Хвилинку, хвилинку, - попросив вiн, - я зараз ?? скажу. Нема? ж нiяко? рацi? вiдходити, коли тiльки прийшов, коли тiльки почав усвiдомлювати себе, нема ж нiяко? рацi?..." Але голова його трiснула, як старий горщик пiд важким чоботом. Величезний, важкий ступак налiг на пустицю й розтер ?? на порох. Велетенська iстота пронесла вслiд за собою хвилi скаженого вiтру - вона поспiшала. Десь гримнув грiм, а навколо задвигтiла земля. Вранцi сотникiвну випроводжували в монастир. ?? посадили на вистеленого килимами воза, i вiзниця вдарив батогом, поганяючи коней. Вони ?хали довго, здалося сотникiвнi, кiлька рокiв, а може, кiлька десяткiв рокiв бо коли панна витягла з-пiд килима люстерко, побачила раптом старе обличчя незнайомо? жiнки. - Скiльки минуло часу, дядьку? - спитала у вiзницi. Той не вiдповiв, тодi вона торкнула його. Вiзниця похитнувся i звалився з передка: з витрухло? одежi випав на дорогу давно висохлий кiстяк. Вона, проте, не здивувалася. Зiйшла на дорогу, i ?й здалося, що побачила перед собою якесь сяйво. Звела руки, щоб помолитися, але помiтила велетенського чоловiка в бiлих розметаних шатах - рушив на не?, махаючи в повiтрi величезними чобiтьми. Свiтло заливало простiр рiвномiрно й монотонне, вiд того незвично знебарвлювалися дерева, що стояли обiч шляху. Побачила, як побiгли по гiлочках швидкi бузковi тiнi, i дерева раптом спалахнули малиновим вогнем, який одразу ж ?х спопелив. Тодi сотникiвна побачила, що навколо не? згоря? цiлий свiт, вона впала ниць, але ще зберегла ту мить, коли свiдомiсть нагаду? спалах блискавки, яка немов застигла в небi. Пожадно вбирала все, що вiдбува?ться, в очi, бо ?й раптом стало треба навiчно це закрiпити: попiл згорiлих дерев, попiл згорiло? дороги, що скручувалася, нiби зотлiла тканина, кiлька червоних гiр i могутнi вихори, що несподiвано плюснули на не?. Вона встигла подумати, що все те може вiдбуватися не поза нею, а в нiй самiй, що життя ?? вiд якогось часу перетворилося на забуття; що вона в ньому, може, щось перебачила - ?? захопили швидкi палахкотючi червонi крила й пiднесли над землею. I коли вона падала долi, уздрiла раптом дуже чiтко й близько вiд себе великi, чорнi, повнi ясного вмиротвореного свiтла чоловiчi очi, якi вона знала колись давно, якi, можливо, й полюбити могла б, але досягти яких так i не спромоглася. ДЖУМА Мандрiвний цирульник вiдчув утому. Вiн зiйшов з дороги i прилiг у холодку бiля самотнього куща глоду. Простерлося над ним високе небо, дзвенiли жайворонки, кущ уже був обплутаний вересневою павутиною, сюрчали коники, швидко пролетiла зграя горобцiв, великий лелека проплив над головою, виставивши довгого дзьоба. Цирульник заплющився: в очах замиготiли червонi смуги й плями. Вiн подумав, що цього разу шлях од села до села виявився надто довгий, - був уже голодний, але не хотiлося рухатися й турбувати цю тишу й спокiй. Не зле було б i напитися, думав вiн, та криницi поблизу все одно нема; пливли перед ним червонi смуги й плями, розжарюючи темряву, в яку поринув. Врештi, темрява теж була червонувата, i вiн розгледiв у нiй обрис - чи машкара, чи колода. Далi побачив незнайомi обличчя: одне, друге, трет?, - були спокiйнi й холоднi, тiльки в кожного надмiр розширенi очi... Цирульник розплющився й сiв. Рiзонуло в очах вiд яскравого свiтла - з-за хмари визирнуло сонце. Хотiв звестися, але незримий тягар зiгнув його. - От тобi й на! - пробурмотiв вiн, упираючись обома руками в землю i знову намагаючись пiдвестись. Але тягар так само гнув його до землi. Цирульник обмацав собi плечi, латану сорочку на спинi, роздивився навкруги - на глодовому кущi червоно палали ягоди, i йому аж очi заболiли вiд цих вогникiв. Одначе треба було встати, i вiн, спершись на руки, напружився, скiльки мiг. Ледве-ледве розiгнувсь, од напруги зросився лоб, тремтiли руки, вiддих став важкий i нерiвний. Перехрестився, зирнувши на небо, i йому наче полегшало. Пiдняв iз землi торбу зi струментом i здивувався, яка вона легка. Тягар зi спини, проте, не спав, гнiтив його так само, але вiн вирiшив iти - до того ж вiддалiк виднiлись уже першi хати села. Вийшов на дорогу i спробував закинути торбу на плечi. Але вона нiби вдарилась об щось тверде i знову злетiла йому до рук. Повернув голову, зазираючи за спину, проте не побачив нiчого, хiба що туман простелявся за ним, не дуже густий, однак непроглядний. Цирульник накрутив на руку шворку вiд торби й налiг на цiпок. Тягар зi спини не спадав, вiн крекнув, пiдкинув його, мов лантух, i ступив крок. Iшов важко й повiльно. Навколо блимотiли квiти. Розросталися, бiльшали на очах i ставали волохатi; ромашки гойдалися десь над головою, гули великi, як лелеки, бджоли - цирульник бачив ?хнi виряченi очi, - трава здiймалася, нiби дерева, шумiв вiтер, i цi дивнi дерева гули. Вилiз здоровенний, як теля, цвiркун i подивився на нього з тупою байдужiстю. Позiхнув, розтуляючи сiрого беззубого рота, й почухмарився. Цирульник витер з чола пiт i зненацька вiдчув, як щось лоскоче йому шию. Змахнув рукою, тодi наблизилося до вуха щось жорстке, наче губи. - Зараз тобi полегша?, - сказав чи то вiн сам, чи то iнший голос. Знову озирнувся - туман нiби порiдшав, квiти швидко меншали, дрiбнiшали цвiркуни та бджоли, пташки з шурхотом зiрвались у повiтря, i вiн вiдчув з полегшею, що тягар йому трохи спав. Сiв на узбiччi й передихнув. "Такого менi ще не траплялося", - подумав, поступово доходячи тями. Село вже було недалеко, i вiн знову взявся за цiпок. Ззаду на нього кинулося довге вечiрн? промiння - тiнь його видовжилася й лягла на дорогу. Цирульник здивовано вдививсь у ту тiнь - бiгла перед ним, наче стежка. Ступав на не?, а вона рвалася з-пiд нiг, ваблячи й принаджуючи. Мала дивну голову - машкара чи колода, а на нiй стримiв великий, мов лантух, горбисько. Вранцi цирульник вийшов на сiльський майдан. Iшов порожньою вулицею й дивився, як сходить сонце. Було веселе й умите, блищала трава, довкола стояла тиша - село iще спало. Вiн не гаяв часу, навiть не зайшов до хазя?в, у яких ночував, а вiдразу ж поспiшив на майдан. Сiв пiд крислатою липою й розклав свiй струмент. Але люди до нього не сходилися - майдан був порожнiй, порожнi були й вулицi. Вчора прийшов сюди й був гостинно стрiнутий. Переспав, прокинувся просвiтлiлий, здавалося, полегшало й спинi. Однак навколо дивно порожньо. Сидiв бiля свого струменту, i до нього нiхто не приходив. Вiн навiть гукнув: - Гей, хто хоче причепуритися! - Але вiтер погасив його голос. Висла густа тиша, сонце вже пiдбилося високо, вiтер схитнув липу й затанцював на листi. Цирульник скинув брилика, вiтер скуйовдив йому чуба. Хати стояли принишкло й насторожено, а над ними не курилося димком. Обличчя в цирульника видовжилося. Ще посидiв якийсь час, приглядаючись чи принюхуючись, а по тому звiвся. Був здивований i посмутнiлий, i це здивування повело його до першо? хати. Обережно зайшов на обiйстя, наперед вiдчуваючи щось лихе. Ще бiльший подив охопив його - серед двору лежав, виваливши язика, мертвий собака. Цирульник вiдчув, що й хата дихнула на нього пусткою. Торкнув дверi - все в ньому напружилося, - але довкруг було тихо. Дверi вiдхилилися з рипом, i вiн здригнувся. Переступив порiг, тремтячи, - в нiздрi вдарив дух мертвого тiла й пустинi. На столi лежала хлiбина, грудка солi й стояв штофик горiлки. - Чи вдома пани господарi? - спитав тонким голосом. Його починало трусити. Було тихо, так тихо, що чув власне дихання. - Гей! - гукнув тим-таки тонким голосом. - Чи вдома пани господарi? Боявся ступити до свiтлицi - лише наблизився до дверей, безсилий спинити трем у колiнах. Зазирнув досередини й заплющився, бо хвиля нудоти прокотилася по тiлу. - Ну, звiсно! - пробурмотiв, уже повертаючись до виходу. Йому бракувало повiтря. Цирульник вийшов надвiр. Чудне зацiпенiння охопило його. Сiв на ганковi й утопив обличчя в долонях. Пальцi йому все ще тремтiли, а перед очима пропливали якiсь незнайомi обличчя. I вiн вiдчув жах. Хлюпнуло межи очi чорним димом, чорною водою, слизькi вужi поповзли йому в душу, i вiн зрозумiв, що не витрима? всього цього. Скочив на рiвнi й кинувся на вулицю. Тут було так само порожньо. Знову не мiг отямитися: вчора вiн прийшов сюди - село було спокiйне й мирне. - Гей! - загукав раптом цирульник на все горло. - Чи ? тут хто живий? Прокричав це ще раз i ще. Але вiдповiддю було безгомiння, i вiн став задкувати, вiдчуваючи, як хльоска? його, мов батогом, той-таки жах. Стояв серед порожньо? вулицi у полотняних штанях та сорочцi, i йому здавалося, що вiн ще й досi спить, що це тiльки страшний сон, який зникне, варто тiльки прокинутися. Цирульник сiв бiля якогось тину й заплющився. "Треба заснути, - подумав вiн, - перебити цей сон iншим". Однак навколо стигла та ж таки моторошна тиша, а цирульник був людина твереза. Вiн бачив, що тин, на який спирався, був справдi тин, покритий дорожньою курявою, - з потрiсканого палiччя лущилася кора. Перед ним стояла хата, i вiн уздрiв ?? посинене вiкно й шибку, складену з двох шматкiв скла; бiлу стiну, обляпану брудними цятками вiд дощу; солому, що вкрилася зеленим мохом, а з не? вибилася блiда й хирлява травинка. Це все було надто зриме, як i його закiптюженi босi ноги, як слiд од воза, вчавлений у сiрiй землi. Побачив ще свiжi кiнськi кiзяки й застромлену кимось у тин жовту квiтку. "Треба тiкати, - стукотiло йому в скронi, - а то ще не вийду звiдси". Згадав про струмент, розкладений на майданi, - могли б украсти, доки вiн ходить. "I то було б добре", - пробурмотiв, з острахом позираючи на хату з обляпаною стiною. Звiвся й обтрусив порох зi штанiв. Хотiлося, щоб ця тиша хоч якось сколихнулася, хай би й напали на нього собаки. Але йшов порожньою вулицею, i навколо не чути було анi звуку. "От би зустрiтися з кимось, - уже з вiдча?м подумав вiн, - i попросити хоч би тютюнцю до люльки". Цирульник знову вийшов на порожнiй майдан - тут i досi гуляв вiтер, звiюючи куряву. Пiд липою лежав струмент, якого нiхто не зачепив, - вiтер устиг завiяти його сiрим попелом. Вiн згорнув шматину, струсив куряву i вклав струмент у торбу. Тодi ще раз обдивився довгим поглядом хати, порожнiй майдан, вулицю, що тяглася вглибину, - здалося, йому зовсiм небагато треба, щоб почутися щасливим: хай би загавкали собаки чи заревiла худоба. Але навколо було пустельне, аж холодно, i вiн розбито й утомлено рушив iз села, вiдчуваючи на плечах осоружний тягар, а на душi скiмливий жаль. Мандрiвний цирульник був немолодий. Хтозна-скiльки блукав вiн дорогами, обличчя його обвiтрилося й покрилося густим закальцем, лоб був помережаний зморшками, очi - наче зашнурованi в мiшечки, великi губи потрiсканi й сухi, а над ними - сiрi кущики вусiв. Одежа завжди абияка - полотнянi штани й сорочка, на головi - брилик. У торбi - пара чобiт та струмент, зiлля та лiки. Вiн ходив дорогами, зiгнутий i замислений, - його вже знали по селах давно. Коли з'являвся, до нього валом iшли люди, - на сiльському майданi ставало весело, бо вiн, працюючи, завше пританцьовував i наспiвував. Заможнiшi хазя? кликали його до хати, частували обiдом i чаркою, а тодi вже - всiлякi замовлення, ради й чепурiння. "Хто хоче чепуритися, - гукав вiн веселим голосом. - Дiдiв роблю хлопцями, а бабiв дiвками!" День був сухий, з рiзким теплим вiтром. Цирульник iшов дорогою, важко переставляючи ноги. Довкола нiмiли лани, ощетинившись високими стернями, бовванiли самотнi дерева й кущi, розтиканi тут i там, - вiн плентався вiд одного дерева до другого; вiтер кидав в обличчя курявою, хрумтiло на зубах, а йому нестерпно болiли плечi - тягар зi спини не спадав. З кожним кроком начебто наростав i притискав дужче: горб був високий та гострий - вiн це бачив на власнiй тiнi. Але треба було йти, - не мав у ротi сьогоднi нi крихти. Село, яке так тяжко вразило його, вже сховалося з очей, i вiн плентався полем, вислаблий i знiчений. "Чи не смерть то моя?" - подумав, зупиняючись бiля невелико? обскубано? грушнi. Пiд нею було густо грушок, i вiн став ?х жадiбно ?сти, не помiчаючи нi терпкоти, нi смаку. Лiг на траву, вiтер обвiяв обличчя, i вiн подумав: отак би лягти й заснути навiки або ж заснути i, прокинувшись, переконатися, що все це тiльки запаморока. Вiн лежав, i йому важко нила спина, болiли плечi й вiддавало в шию. Голова каламутнiла, вiн дивився щiлинками напiврозплющених очей туди, де громадилися хмари й подекуди зблискували синi латки неба. В цiй хвилi не було в нього нi болю, нi урази - тiльки глухе здивування, з яким дививсь у небо, i глуха туга, що гойдала його й пригашувала мозок, який заволiкався м'якою вовною. Здавалося, що нею заросло все небо й земля, мло?лося в очах, судома стискала горло, i вiн тiльки тепер вiдчув, якi терпкi були грушки, що ?х на?вся. Але не мiг лежати - до вечора хотiв утрапити в село, де сподiвався на вечерю й звiльнення вiд цього наслання. Звiвся, спираючись на руки, й розбито почвалав дорогою. Як i того разу, побачив на узбiччях велетенськi, бiльшi за людину, ромашки, бджiл, як лелек, що гули над тими квiтами, врештi, й самого лелеку, котрий стояв, як журавель, бiля криницi. Цирульник згадав, що його давно палить спрага, схопив лелечий дзьоб i спустив його в темну прiрву криницi. Лелека пив воду, а вiн зазирав до того джерела, безсило черкаючи долонями прохолодну вiльгiсть. - Ну, годi! - пробурмотiв вiн, втираючи сухi вуста. Десь близько уже мало бути село, воно й справдi з'явилося попереду - мерехке, як марево, з липами, в'язами й бiлими, наче мальованими, хатами. Путiвцем гнали худобу - знялася сива курява, пастухи й череда пливли в нiй, наче по водi йшли. Цирульник повеселiв, вiдчув на губах смак свiжого молока, аж слина потекла, побачив його теплу густину й бульбашки поверх на краях кухля. Наддав ходи, височезна трава зашелестiла услiд, наче очерет, i вiн пiшов мiж того очерету, змагаючись iз вiтром, який дув в обличчя, i вiдчуваючи, що геть вислаб i йому ста? все важче долати цю дорогу. Цирульник любив входити в село, коли спуска?ться блакитний сутiнок, затиха? вiтер, змовка? худоба, чоловiки виходять iз хат i сiдають на призьбах, жiнки стелють у садках обруси на столи - пахне вечерею, теплим молоком, спiлими яблуками. Чу?ться рип журавля бiля криницi, неголосна жiноча розмова, покашлювання дядькiв, якi смалять на призьбах люльки з вишневого кореня, погуки матерiв, дитячий гамiр, поквоктування курей, що всiдаються на сiдалi. Хати вiдпочивають, розхиливши дверi, - всерединi гуля? темна сутiнь. Люди в цю пору м'якшають i добрiшають, завертають подорожнього й запрошують на вечерю, особливо коли йде цирульник. Вiн постриже й виголить, причепурить вуса й бороду, дасть жiнцi трави на немiч. Питиме молоко й оповiдатиме дiтям казки. А молоко, яке вiн вип'?, буде свiже й тепле, за це молоко вiн ладен вивернути всю свою торбу, вiн щедрий, як щедрi до нього й господарi. Цирульник бачить все це, приплющивши очi, - до села вже зовсiм близько, вiн хоче насправдi до нього дiстатися. Не любить турбувати господарiв, коли тi облягаються. Запах сiна, на якому вiн спатиме в повiтцi, вже й зараз лоскоче нiздрi, як i запах молока. Сонце б'? йому в спину, вiн бачить перед собою довгу горбату тiнь й напружу? силу, бо попереду село, його вечiрнiй молочний дух, його теплi сутiнки, що пахнуть сiном та яблуками. В таку хвилю цирульник i сам добрiша?, дивиться лагiдним зором, хоча тягар так само чавить на спину. Пригаду? знайомi обличчя: вiн зна? це село так само давно, як зна? його воно. Дерева ближчають, бiжить бiла дорога, стелються смужки вiд колiс, вони теж бiжать, начебто ?де вiн возом. Цирульник зустрiча? першого чоловiка й вiта?ться. Той вiта?ться також, i цирульник задоволений - за кiлька хвиль увiйде в село, де його зустрiне добрий дух сiна й молока, добрий дух людсько? працi й гостинностi. Але вранцi цирульник знову вiдчув страх, що вповз йому в груди слизьким вужем. Навiть здалося: тут, серед майдану, осiлося безлiч гаддя, яке обплутало його тiло, сичить ув очi, а вiн, мов кам'яний, сидить серед нього, даремне розклавши струмент. Гаддя холодне й гидке, а вiн виповнений здивуванням та болем. Й досi наче спить, бо де це бачено, щоб було стiльки гаддя i щоб воно обплутало так людину, хай навiть вона й кам'яна. - Був один хлопець, - шепотiв його сухий язик, начебто оповiдав дiтям, - який скликав гаддя... "Повелитель гаддя!" - подумав вiн. Танцювало листя на липi, струмент укривався курявою, вiн сам покривався тi?ю курявою, i там, де пролазили вужi, курява злизувалася - залишалися смуги, а може, це так темнi? йому в очах? Були тi смуги наче дороги в степу, i по них повзли великi, мов ягнята, мурахи, дивилися на нього й на свiт, i вiн раптом злякався: а що, коли все повторилося? Вiдчув, як закололо йому пiд серцем. "Вже добралися й туди", - подумав вiн про мурах. Сидiв на порожньому майданi й думав, що таке не може повторитися двiчi, голова в нього надто втомлена, щоб удруге витримати той жах. - Вже час би й худобу виганяти, - сказав собi. З двору, де вiн ночував, теж не вигонили корiв, i вiн пожалкував, що таки не зайшов до хати, як прокинувся, - не хотiв набридати. Звiвся на ноги й рушив порожньою вулицею. Дивна тиша огортала його - нi гавкоту, нi запаху диму, нi квоктання курей, нi пiвнячого спiву, нi iржання коней, нi мукання корiв. Голова його була втомлена. - Двiчi нiчого не повторю?ться, - сказав вiн. Нiмi вулицi, нiмi городи й двори, нiмий майдан, лише дерева говорять - лопотять i лопотять, начебто не можуть нагомонiтися. Нiмували журавлi бiля криниць, опустивши дзьоби в студеницi й безперестанку п'ючи воду. - Гей, скiльки можна пити то? води! - пробурмотiв вiн, все ще намагаючись утримати свiй чудний настрiй сну. Бо то не може не бути сон. Вiн раптом озирнувся: за ним повзло, аж дорога стала чорна, гаддя. Всi разом пiдняли голови й сичали. Вiн майже побiг, щоб позбутися цього видива, - боявся вiрити й не вiрити, боявся розумiти те, що накладалося одне на одне з такою нещаднiстю. Ускочив у двiр, де ночував, його гнав бiль, гострий та холодний, мов шабля. Побачив садок бiля хати i стiл, за яким учора вечеряв; собаки не було - лежав, певне, в будi; побачив зачинений хлiв, а звiдти - нi звуку; побачив зачиненi дверi й завiшанi вiкна, а на стрiсi - порожн? лелече гнiздо: нi лелеки, нi лелеченят. Вiн позадкував з двору, бо душа його вже осягла те, чого не розумiв мозок; врештi вiн давно це знав - ще коли побачив порожнiй майдан; вiдчув, як лопнула тихо, без звуку, наче хто дихнув, ота павутинка, ?дина квола сподiванка, що двiчi нiчого не повторю?ться. Цирульник згубив брилика, волосся було геть сиве, розтрiпане вiтром i скле?не потом; йому здалося, що на спинi в нього кривава рана, i вiн став скрадатися попiд парканом, щоб тихцем вискочити iз села. - Це я, я! - казав вiн. - Все це треба було зрозумiти ранiше - той горб не просто горб! - Вiн повторював однотонно, наче крапала вода: - Це я, я! Недаремно все довкруж розросталося й ставало таким чудним. "Все це , один вузол, - подумав вiн. - Це я, я погубив обидва села!" "Ну от, - подумав вiн зморено, коли вiдбiг так далеко, що не бачив поселення, - знову те саме!" Перед ним здiймалася стерня ледь не людського зросту, вiн iшов мiж цього дивного лiсу рурок, у якi свистiв вiтер, на плечi боляче тиснув тягар. Вiн раптом спинився: сiрi хмари повили небо, сiрi гуси летiли по ньому - все це сповнювало свiт сiрими драглями. Вiн обдивився поле - навколо нi душi, а збоку - заростi верболозу. "Рiчка!" - подумав вiн. Поступово спадало збудження - стерня бачилася мов стерня, а небо як небо, набрякле й сiре. Вiн довго стояв у тому полi серед почорнiлого пагiння; над головою крикнула сорока - вiтер схопив ?? i жбурнув убiк. Стояв серед великого порожнього поля, вiтер гнув на межi вибiлену траву - вижухлу й суху. Вiн згадав, яке село лежало перед ним, i тихо прошепотiв його назву. Вже надходив вечiр. "У селi вечеряють", - подумав вiн. Спада? сутiнок, м'який, голубий, затиха? вiтер - чоловiки виходять iз хат, сiдають на призьбах, жiнки стелють у садках обруси на столи. Вiн бачить обвiтренi обличчя, зарослi щетиною, чуби, яких давно не торкалася рука цирульника, чу? неквапнi розмови про бiлий свiт. А це вже вiн оповiда? казки дiтворi, що аж вуха порозвiшувала; ось потай прибiгла до нього по жiноче зiлля молодичка, зазирнули дiвка чи парубок, якi захотiли любасного зiлля... Вiн стояв серед голого поля, малий, зiгнутий, у простiй полотнянiй одежi, його босi ноги були темнi, неголене обличчя обросло густiше, пiд кущастими бровами свiтилися настороженi очi. Вже не мiг нести на плечах той горб - знав, що не вступить iз ним у жодне село. Згадував знайомi обличчя, i дивна лютiсть поймала його. - То оце б я мав пiддатися! - гукнув вiн, намагаючись обхопити себе руками за спину. Ляпав по спинi долонями, тодi упав на стерню й почав качатися: бився горбом об землю, дряпався об колючки, аж сорочка подерлася, ковзав спиною, намагаючись зчесати той проклятущий горб, але тiльки-но зводився, тягар знову клався йому на спину. Лютiсть торсала його дрiбне тiло, вовнянi клубенi забивали мозок, вiн бiг i падав, знову качався по стернi, а тодi знову бiг, кричав, аж кривавилися йому вуста, очi палали болем та жахом, сорочка вже висiла на ньому клаптями. Але тягар не спадав: вiдчував його усiм сво?м збуреним ?ством, хоч не знав: була то жива iстота чи мара? Часом йому здавалося, що зшурову? з себе ту бридоту, але це була омана. Тодi вiн побачив палицю. Лежала на стернi, жовта й довга. Схопив ?? i люто вдарив себе по спинi. Бив i гатив себе, - палиця вже горiла червоним вогнем, - аж доки стратив усю силу i впав обличчям на сиру прохолодну землю. Лежав долiлиць, розкинувши руки й ноги, поклав пiдборiддя на траву й дивився. Вже перейшов поле й був бiля верболозу. Шумiло листя, вiн побачив мiж гiлля синю смужку води - торкнулася ?? швидка синя пташка. Вiн подумав: "Воно перемогло!" Вже не мав сили боротися, а важкий горб, як ранiше, давив його. Обливався холодним потом i намагався не згадувати про нову дорогу й про нове село. Бачив знову людей, з якими прожив усе життя, яких чепурив та лiкував. "Цi люди приймуть мене, - подумав вiн. - Воно зна?, що цi люди приймуть мене!" Дивився на верболози, на смужку води, i в ньому знову закипала лютiсть. "То оце б я мав пiддатися?" - подумав вiн. Тодi нова сила влилась у його змучене тiло, молода й мужня. Вiн аж скрикнув, як звiр, що виклика? ворога на герць. - I ти, i я! - проказав крiзь стиснутi зуби й, напружившись, поповз по травi, тягнучи сво? тiло й тягар, що сидiв на ньому. - I ти, i я! - бурмотiв вiн, помалу вповзаючи у воду. Повз по дну рiчки, вiдчуваючи, як тiло його залива? водою, i знаючи, що разом з ним порине й воно. Вхопився руками за водоростi й ковтнув води. Пив з дивною насолодою й пожаднiстю, аж доки розчинилося перед ним каламутне марево. Тодi вiдчув, як вода перетворилася на вогонь, що обхопив його голову й тiло. Вогонь спалював i зiлля, за яке цупко тримався руками. Пiдхопила його хвиля й понесла. Вiн побачив, як розкришився пекучий бiль i заблищало голубе, червоне й жовте скло - в цю мить над ним оглушливо вибухнула глупа темрява, i вiн покотився в ?? неозорiсть. ВIДЬМА Князь Долинський часом мав дивнi забаганки. Коли йшлося про надзвичайних людей або й узагалi про страшне й та?мниче, завжди вiдчував хвилювання. Без цього його за?дала нудьга - намагався покинути в таку хвилю товариство й вiдiйти до себе, щоб вiддатися химерним та рожевим маренням. Врештi, жив самотньо: жiнка вмерла, дiтей не було, тож дозволяв собi й химери. Ма?ткiв у нього також не густо, що не зовсiм пасувало до його високого титулу князя, але вiн знав князiв ще убогiших. У глибинi душi мав сподiванку на майбутн? вивищення, але на те в пана Долинського не було нi сили, нi хисту. Проте яка то втiха сiсти бiля вогню й помрiяти! Щоб вiдступився вiд тебе будень з його незмiнними клопотами (гей, як не любив отих клопотiв!) i почалося щось таке дивне й цiкаве, вiд чого аж голова крутиться. Пiд таку хвилю закликав до себе старенького, давно зубожiлого пана Твардовського, що вмiв чудово оповiдати небилицi, й садовив проти себе. - От ви, - казав глибокодумно, посмоктуючи цибушок, - усе розказу?те про упирiв, вiдьом та чортiв. А те?-то, - пан Долинський хихикнув, - чи бачили насправдi хоч одного? Пан Твардовський, звiсно, бачив ?х не одного, вiн iз ними всiма запанiбрата, але князь не слухав того патякання. Дивився просто себе невеличкими чiпкими очима й бачив, що над головою в пана Твардовського вироста? якесь чудне обличчя. У ньому все навиворiт: очi - де рот, а рот - де очi, i воно смi?ться навзаводи й пiдморгу?. Звiсно, пан Долинський вигадував те обличчя, йому самому ставало смiшно на простуватi брехнi Твардовського, але що, коли любив i брехнi, й тихий розважливий голос того-таки Твардовського. - Такий ви всесильний, пане Твардовський, - сказав якось, - то привели б менi до ма?тку хоч яку вiдьму! Сказав це i зомлiв, настiльки сподобалася йому власна думка. Твардовський примовк. Подивився на князя темним, мудрим поглядом i мовчав. - То я питаю, - сказав Долинський, - чи не змогли б ви привести яко?сь вiдьми до мого двору? В очах Твардовського мигнули лукавi iскри. - Я мiг би, - мовив вiн обережно, - але... - Ну що "але", пане Твардовський. Коли можете, то приведiть. Твардовський мовчав ще довше, вiн дивився пiд ноги, наче набивав собi цiну, а коли звiв погляд, очi його палали. - Я б змiг, - сказав вiн, - але чи, пане, не бо?теся того? Князь зареготав. Так весело, що Твардовський в догоду за ласку, виказану князем, пiдхихикнув. - Але це коштуватиме немало труда, - поважно сказав Твардовський, i, як завжди, коли ходило про грошi, Долинський скривився. - Я обiцяю вам свою ласку, - сказав вiн бундючно й позiхнув: не було про що говорити бiльше. Але виспатися йому сьогоднi не пощастило. Власне, завжди, коли находила на нього нудьга, його починали зморювати снища. В цю нiч борсався серед пiскiв, над ним горiло спечне сонце, а в небi кричали великi чорнi птахи. Довкола палали багаття, i князь побачив проти себе те саме обличчя, що з'явилося було над головою Твардовського. Те обличчя покривалося язиками полум'я й начебто втiху вiд того вiдчувало. "Дивiться, дивiться, - шепотiло воно, - ви бачите, я горю. Це так чудово - горiти!" Вогонь уже пiдповзав до князя, i вiн з жахом побачив, як почина? тлiти одежа. "Згинь! - закричав вiн. - Згинь, пропади, нечиста сило!" Тодi вiн уздрiв, як тiка? од нього, лукаво озираючись, пан Твардовський. Вишкiрився до нього й показав здоровеннi, наче в кабана, iкла. Долинський прокинувся. Ще миготiли в очах вогнi, ще дивилося на нього страшне обличчя, а вiн, мокрий i переляканий, лежав на сво?му ложi й бубонiв задублими губами молитву. Потiм важко встав i пiдiйшов до вiкна, за яким холодно палав мiсяць. Круглий i легкий, вiн тремтiв, розсипаючи довкола холодне срiбло. Князевi захотiлося ковтнути свiжого повiтря, i вiн потьопав у сiни. Поруччя ганку були мокрi вiд роси, i пан Долинський солодко позiхнув. Сiв на лавицю й кресонув вогню. Сидiв на ганку, смалячи люлечку, i нудьга покривала його душу. Попри все, його думки крутилися навколо вчорашньо? розмови з Твардовським, i вiн поволi почав вiддаватися солодкому мрiнню. Сидiв, огорнений прохолодою, наповнений, як глек, мiсячним промiнням, i уявляв, як переступа? порiг справжня вiдьма i як почина?ться в нього казкове й незрозумiле життя... Князь вибив попiл зi сво?? люлечки. Йому стало ще сумнiше, бо мiсяць сьогоднi царював. Дерева тяглися до нього з безнадiйною тугою, витягували гiлля й листки, немов хотiли вiдiрватися вiд землi й полинути вгору, де вiльно гуля? той чарiвник. Князь навiть уявив собi, як з трiском рветься ?хн? корiння i як починають пiдiйматися вони, немов бульбахи, зi сво?м витягнутим догори гiллям та листям, з розчепiреним корiнням, з якого осипа?ться земля, i повiльно пливуть у небо, меншаючи й меншаючи, доки не згинуть зовсiм. Вранцi вiн довго лежав, доки дiйшов сяк-так тями. Встав i, важко позiхаючи, поплентав зi спальнi. Йому назустрiч уже бiг слуга з мисою та втиральниками, але вiн вiдсторонив його. - Пане Твардовський! - загукав вiн. - Пане Твардовський! Йому нiхто не вiдповiв, i Долинський невдоволено почухмарився. Тодi до нього пiдскочив поко?вий i, вклонившись, почав щось швидко торохкотiти. Але Долинському зi сну позакладало вуха, тож вiн покрутив головою: - Га? - Просив передати... Встав рано й по?хав, як велiв ваша милiсть... - Хто по?хав? Куди? - Прошу ласкаво, як велiв ваша милiсть. По?хав пан Твардовський разом зi слугою... - Так скоро? - буркнув князь i сiв на услона. - Зволив сповiстити вашiй милостi, що так велiв ваша милiсть! - Гаразд! - буркнув князь, i йому раптом все зрожевiло навкруги. Здивовано й зачудовано звiв брови, розтулив рота, тодi замотав головою i задоволене, щасливо прорiк: - А хай йому чорт! Князь, зда?ться, довго пам'ятатиме той момент, коли пан Твардовський привiз йому Меланку. Бо коли вона ступила до нього у двiр, вiн аж закляк на ганку - на нього зорiли темнi, морочнi очi й бiля них зарубенiли чудовi вуста. Волосся розсипалося по плечах, хоч за мить побачив, що воно заплетене; вся ?? постать наче виринула з-пiд землi. Меланка всмiхнулася, i князь раптом вiдчув, що всi його роки змиваються з нього, як пiсок, що вiн i досi молодий та моторний, а над його головою - дивне небо, чудове сонце й палахкотющi срiбнi хмари. Його обплутувало недовiдомим чаром, а може, це вiд того, що дiвчина невiдривне на нього дивилася. У не? було добре намисто на грудях, а з голови спускалося на спину кiлька стрiчок. За Меланкою стовбичив задоволений пан Твардовський - враження, яке справила Меланка на князя, його тiшило. - Вона справдешня вiдьма, - сказав вiн. - Ми напитали ?? аж у Барському староствi. - Ти справдi вiдьма? - спитав суворо Долинський. Вона хвацько мотнула головою, i вiн помилувався вiдчайдушними вогниками, що спалахнули в ?? зорi. - А що вмi?ш робити? - Все, ваша милосте, - смiливо вiдказала дiвчина, i пан Твардовський задоволене засмiявся. - Можу напустити мор, позбавити ваших корiв молока, я вчена й можу бути вiд корiв, гусей, кiз, риби, гаддя, бджiл та грибiв. Можу наслати град, що виб'? пановi посiви, й наслати на пана жаб. А ще можу попортити вашi конi, корови, кури й пси, - вона раптом усмiхнулася до князя радiсно й просто. Вiн не витримав то? всмiшки й вiдповiв ?й такою ж. - Ти вiдважна дiвка! - сказав лагiдно. - А чому тебе досi не спалили? Вона струснула волоссям (пановi Долинському здалося, що воно знову розсипалося по плечах) i засмiялася: - Бо не вчинила нiкому зла! - Вiдьма повинна чинити зло, - знову посуворiшав князь, - бо з чого тодi виказу?ться вiдьмацтво? - З того, що я можу все, - сказала Меланка. - От захочу й перелякаю пана. - Ха-ха-ха! - зареготав пан Долинський. - Ану, перелякай! - Нi! - Меланка зморщила носика. - Я перелякаю вас iншим разом - цього не повиннi бачити стороннi очi. Твардовський задоволене закивав головою. Вiн хихотiв, i його очi були наче шкварки в салi; пановi Долинському вiн уже заважав: князь був надто зачарований з'явою цi?? дiвчини. - То ти при?хала насилати на мо? ниви град i вбивати мо? корови? - спитав весело вiн. - Отако?! - вiдказала Меланка. - Я не хотiла нiкуди ?хати. Це вони притягли мене сюди, - вона хитнула на задоволеного пана Твардовського. - Але, коли хочете, пане, я вам це зроблю... - Ну-ну! - спохмурнiв Долинський. - Iди, хай тебе нагодують. Ми поговоримо про це опiсля... Пiшов з ганку, а коли озирнувся, щоб ще раз зирнути на вiдьму, обпiкся ?? гарячим поглядом i ?? надзвичайною, справдi чарiвницькою вродою. Вiдтодi в ма?тку пана Долинського все перевернулося. Вiн сам ходив, наче очманiлий, бо скрiзь бачив перед собою гарячi, лискучi Меланчинi очi. Коли ж справдi вони здибувалися, пан Долинський не мiг витримати чарiвливого струму, що плив од дiвчини, й тiкав. А Меланка миттю заволодiла домом пана Долинського. Пересовувала речi, поганяла слугами, понаносила квiтiв та зiлля - вiд статурного спокою й ладу в домi Долинського не лишилося й слiду, i вiн, який не дозволяв i услоновi зсунутися з мiсця, мовчав, лише сопiв i ховався. Не мiг навiть розмовляти з нею, бо усмiшка сама налiтала йому на вуста, i князевi, вже немолодому чоловiковi, хотiлося жартувати, як парубковi, й говорити дурницi. Твардовський подався зi сво?м слугою в сво? подальшi мандри, i Долинський був йому вдячний, що не мозолив очей - чим далi, тим менше терпiв стороннi очi. Ще особливiше життя у них починалося, коли вечорiло. Вночi Долинський зовсiм тратив тямку, бо, як тiльки запалювався мiсяць, Меланка з'являлася серед двору зовсiм гола. Розпускала на спину волосся i, вклякаючи, шепотiла якiсь заклинання. По тому скрадалася до хлiва, де стояли спокiйнi й соннi корови, вибирала найкращу, i пан Долинський, сховавшись поблизу, чув, як лагiдно вона з твариною розмовля?. Пестила ?? й цiлувала морду, а тодi тулилася до не?, i Долинському здавалося, що пiд ним розверза?ться земля, що йому хочеться схопити ручницю й убити вiдьму разом з ?? коровою. Меланка ж смiялася й плакала, корова покiрно приймала ласки, а потiм виходили вони у двiр. Iшли через подвiр'я - гола вiдьма й мовчазна, тиха корова. Ступали, наче соннi, немов сковував ?х мiсяць; Меланка погладжувала коровi спину, - пан Долинський дивився на все це широко розплющеними очима, а коли обряд кiнчався й Меланка ховалась у домi, вiн крався, наче злодiй, до себе в поко?ць i цiлу нiч не мiг склепити очей, вiдчуваючи, що весь тремтить, що збудження забива? йому до горлянки язика, що в ротi в нього сухо й палко i що вiн ось-ось збожеволi?. Вiн повiдпускав слуг - це сталося пiсля того, як помiтив, що й вони стежать за нiчними Меланчиними походеньками, - i несподiвано лишився сам на сам з чарiвницею. В той вечiр, коли вони опинилися сам нам сам, вона повелася, як завжди. Вивела корову, за нею потягся зачумлений i очманiлий Долинський, i вони проблукали так доти, доки зник з неба мiсяць. Тодi Меланка впустилась у траву й почала плакати. Корова покiрно стояла бiля не?, вiддалiк ховався пан Долинський, i серед цього плачу, серед ночi вiн раптом зрозумiв, що його опанову? непевнiсть. Вiн раптом повернувся й пiшов додому, а вона сидiла в травi, заломивши руки, й безмовно дивилася. Вранцi й увесь день вона порала голодне князеве господарство й приносила пановi ?сти. Вiн мовчки приймав ?? послуги, але в розмови не входив. Так тривало цiлий тиждень, врештi, не витримала й вона i, коли вiн порпався в ?ствi, що нiяк не лiзло йому в горло, запитала, чого вiн трима? ?? бiля себе. - Хочу побачити справжню вiдьму, - сказав вiн, ледь-ледь усмiхаючись. Вона не вiдповiла, а вночi, коди вийшла гола до сво?? корови, вiн також ступив на ганок. Стояли пiд мiсячним свiтлом, облитi неземним його трепетом, пан Долинський уперше не ховався, а Меланка вперше не вдавала, що не зна? про його пiдглядини. Вони дивилися одне на одного з глибоким, аж болючим сумом, вiн оглядав, не соромлячись, ?? тiло, ?? тугi й великi перса й густу темноту в паху -волосся ?? струмувало в нiч, чорне, як почуття, що давно тримало в лабетах пана Долинського. Очi ?? дивилися темно й морочно, i вiн пiдiйшов до не? впритул. - Не треба! - сказала вона пошепки, i вiн звалив ?? на траву. Рвав iз себе одежу, а коли впустився в ?? розжарену темноту, вiдчув, що земля закрутилася щосили, що вона стала глибока-глибока, що груди ?? печуть, як жар, а волосся сплуталося з травою. Меланка застогнала, застогнав i вiн, i вони покотилися разом iз землею й мiсяцем у неозору безвiсть, якiй нема? нi кiнця нi краю i в якiй горить чорний вогонь, що спалю? i нiч, i його обiйстя, i небо, i все живе та неживе. - Ти не вiдьма! - сказав вiн пiсля всього. Вона втупилась у землю й ридала. Тодi вiн схопив ?? за плечi й повернув до себе. - Чу?ш ти! - закричав вiн. - Ти не вiдьма, не вiдьма! - Я вiдьма, - прошепотiла вона крiзь сльози. - I ваша милiсть у тому ще перекона?ться... Щоразу, тiльки починало сутенiти, вона вiдчувала неспокiй. Потай вибиралася з дому (вже поповерталися слуги, i вона покинула водити корову) i, вилiзши крiзь дiрку в парканi, повiльно йшла геть. Простувала вузькою стежкою в просi аж до просторо? левади, за якою темнiв, як гребiнь для неба, гай. Пан Долинський iшов слiдом, а коли вона помiчала переслiдника, прибавляла ходи. Нарештi кидалася бiгти, але вiн був немов прив'язаний до не?. Вiдчувала жах, що немилосердно стьобав ??, до того долучалося хвилювання й солодка тривога, i вона бiгла, наче заслiплена. Але за нею, мов тiнь, плелася кощава князева постать, i вона вже бiгла понад силу. Колола ноги в будяки й траву, навколо сюрчали, мов божевiльнi, коники; з-за гаю випливав мiсяць, великий i червоний, як розпечений кавун, - вона вiдчувала трепет перед цим чудним свiтилом i впала б ниць помолитися його холоднiй порожнечi, коли б за нею не тупотiли чоботи князя Долинського. I вона знову бiгла, цього разу через заростi кущiв. Ховалася за тi кущi, але чорна князева постать знаходила ?? скрiзь, i вона бiгла далi, задихана й перестрашена, волосся ?? чiплялося за гiлки й боляче смикалося, одежа розтрiпувалася, босi ноги збивались у кров; чула на карку гаряче дихання. I знову бiгла, рвала сплутане гiлля, часом падала, але миттю зводилася, бо над нею нависала чорна постать i вже тягла руки, щоб схопити ??. I вона бiгла, а за нею ступали важкi чоботи, i важке дихання обпiкало ?й спину. Тодi Меланка вiдчувала, що вже не в силi бiгти, й повертала до темного переслiдника перекошене з жаху обличчя. А вiн iшов до не?, швидко й упевнено, вона ще бiгла мiж дерев, в гiллi плутався мiсяць, гукав пугач, шелестiли крилами кажани, - сильнi руки жбурляли ?? раптом у траву. Ридала, коли з не? зривано одежу, й боронилася, дряпаючись i випручуючись, доки не втиснено ?? в землю й доки рештки сили не витiкали з не?. I вона вiдчувала, як пахне земля, як чавить ?? страшенна вага, як проходить крiзь не? пекучий струмiнь i захоплю? ?? тiло важкий ритм. Вгорi гойдалися мiсяць i дерева, сльози мочили ?й лице, i вона просила, молила не займати ??, хоч уже давно була займана i хоч нiкуди уже ?й утекти. Потiм лежала, розтерзана й переможена, а вiн смiявся. - Ти не вiдьма! - чула вона твердий i, ?й здавалося, радiсний голос i не могла стриматися, щоб не ридати ридма. Вiн стояв над нею, великий i темний, а тодi повертався й iшов. Вона зводилася з землi, збирала одежу й покiрно, як приборканий кiнь, плелася за ним слiдцем. I все ставало навпаки: вiн iшов попереду, а тiнню його ставала вона. Вiн навiть не повертався в ?? бiк, i вона вже бiгла за ним, дряпаючи й ранячи тiло, доки опинялися перед дiркою в парканi. Тодi вiн наказував ?й одягтися, i вона одягалася тремтячими руками, а потiм, уже в його лiжку, коли ?? знову чавив страшний тягар, вiдчувала ще сильнiший трем i вiддавалася йому з таким гарячим палом, що вiн безсило вiдкидався на подушки й вiдразу ж засинав. Дивилася на його одутле, немолоде обличчя, i ?й хотiлося вбити його пiд таку хвилю. Тiло ?? струшувала ненависть, але покора розтоплювала ту зненависть, i вона довго й важко думала, як би ?й утекти. Вже вiдчувалася, мов стеблина на вiтрi, ще один подув, ще удар - i вона злама?ться навiки. Але прийшов мент, якого вона не сподiвалася. Одного вечора, коли покликав ?? вiчний княженко-мiсяць, вона не почула за собою крокiв. Довго йшла, весь час озираючись, але довкола стигла пустка, i все пiд мiсяцем поперетворювалось у ру?ни. Наче потрощенi фортецi, витиналися дерева; мов розритi вали, тяглися кущi, i вона опинилася раптом вiч-на-вiч з мiсяцем, iз сухим шелестом кажанячих крил i з тужливими та розпачливими гуками пугача, ?й здалося, що тут, у цiй дивнiй ночi, коли втратила власну тiнь, вона руйну?ться, як i все навколо, розпада?ться й переста? iснувати. Бо й справдi, була сама i ще не могла прийти до тями, ще сподiвалася важкого хрускоту за спиною, ще сподiвалася, що ?? схоплять сильнi, ведмежi руки й розчавлять, мов квiтку, але довкола розляглися ру?ни, мiсяць також був поруйнований, навколо вмирала трава, i Меланка кра?чком мозку зрозумiла, що на не? диха? холодним ротом осiнь i що все навколо не? жовте. Дерева теж майже вмерли, так само, як i цiла земля. I ?й стало холодно, пропасниця струснула ?? тiло - вона впустилася на опале листя. Зимно дихав лiс, зимно горлав пугач, - була беззахисна й нiкчемна, сльози роз'?дали ?й обличчя, i вона перетворювалась у засипану листям землю, по якiй течуть крижанi струмки. Мiсяць збуджував i гнiтив ??, вона вже ледве-ледве дихала i ставала пiд цим небом i пiд цим мiсяцем наче заблукла мураха, що втратила надiю розшукати свiй мурашник. I вона почала проказувати в цю нiч i до мiсяця лихi слова, вiд яких терпла в не? на спинi шкiра i якi до решти руйнували ??. - Хай виздихають у тебе корови, - шепотiла вона, - хай найдуть на тебе й на твiй дiм жаби i зжеруть тебе разом з усiм майном тво?м, хай паде тобi на голову страшний мор i хай зрiвня?ться з землею рiд твiй! Хай оточить тебе гаддя, i ходи в тому кiльцi, поки не задубнеш, ходи i плач, ходи i хай не ляже тобi на вуста усмiшка, хай розпадеться тiло тво? i хай станеш ти живою ру?ною. Нехай жiнкою той буде собача кропива, а товаришем колючий будяк! Шепотiла все пристраснiше, i ?й здавалося, що навколо повзають жаби й гаддя, що пугач б'? ?? тупим дзьобом у тiм'я, що вона вже зовсiм не живе у цьому свiтi, хiба що лишилися цей мiсяць i зруйнований лiс. Бо вона тремтiла дрiбним дрожем, i ?й було навiть жаль од тих слiв, якi вимовила. Але холодна рiшучiсть знову заволодiла нею, i вона повiрила в те, у що досi не вiрила сама i в що нiяк не хотiв вiрити князь: ставала серед цi?? ночi вiдьмою, належала цiй теменi й належатиме ?й завжди. Вiд того дивний жах заколисав i запестив ?? душу, вона побачила, що ?? тiло - суха гiллячка, що ?? руки - хмиз, а ноги - поламанi пагони. Очi ?? - зорi в небi, а волосся ?? - нiч, у якiй спить криниця, вуста ?? i журавель бiля криницi - жах ??, вуха ?? - крик пугача, а шия ?? - шумкий осiннiй лiс. Жила в усьому тому дивним життям, поволi збирала в себе мiсячне сяйво, щоб залишити там, у небi, холодну зиму й крижану вистиглу тарiль, яка поки що сипле й сипле неживе срiбло, хмiльне, немов трунок, i нещадне, як крик... I мор прийшов. Ще зранку в селi забили в дерев'янi калатала. До пана примчав вершник вiд сiльського уряду i сповiстив, що з села вже вивозять перших мертвих. Запахло димом, горiли хати уражених, калатала не стихали нi на мить, сонце в небi посiрiло - дув важкий вологий вiтер. Дерева теж вiдчули пригнобу, бо все наче попелом покрилось i змертвiло. Меланка зачинилась у сво?му поко?ку, i коли князь застукав до не?, не вiдповiла. Вiн довго лаявся, грозився висадити дверi, але в поко? чулися тiльки зiтхання й плач, i Долинський наказав слугам позачиняти всi хвiртки й ворота. Слуги дивилися спiдлоба, жах уже доповзав i сюди, вили собаки, й неспокiйно ревла худоба - в цей тривожний ранок ?? забули погодувати. Конюший пана Долинського пiдiйшов до господаря, коли той вилiз на вежу над ворiтьми. Видно було дими пожеж, бiгали, збираючи пожитки, люди, ладнали вози, щоб утiкати. - Ваша милiсть, певне, вiда?те, звiдки це нещастя? - спитав конюший. - Всi нещастя, - задумано вiдповiв князь, - вiд руки господньо?. Конюший усмiхнувся, його обличчя освiтилося твердою затятiстю. - Вiд руки господньо? чи вiд руки нечистого, - пробурмотiв вiн... Вiд села вже ?хало до них кiлька вершникiв. Князь побачив той хiд одразу, уздрiв сивi бороди дiдiв, що сидiли на конях, юрбу селян, що зiбралася серед сiльського майдану. - ?де сюди копний суд, - сказав конюший. - Не мели дурниць! - обiрвав його князь. - Я тiльки сказав, - з притиском повторив конюший, - що ?де копний суд. - Чхати менi на копний суд! - буркнув князь Долинський, проте з вежi не сходив. Бо його пойняло раптом розкаяння. Рiдко коли вiдчував його, але коли вiдчував, мучився. Вершники вже були зовсiм близько, i вiн, не повертаючи голови до конюшого, наказав привести Меланку. Конюший мов чекав цього наказу, бо вiдразу зник, i пан Долинський удруге вiдчув розкаяння. "Ну й хай!" - подумав вiн. Вершники до?хали до рову, i вiн побачив ?хнi схвильованi обличчя. - Що скажете, люди? - голосно запитав вiн, - Ти хова?ш вiдьму, пане, - сказав йому найстарший. - Це вона наслала нещастя... Долинський озирнувся - вiд будинку уже вели Меланку. Була розстрiпана, а одежа подерта. Але краса ?? так само паленiла, а може, навiть бiльше, нiж звичайно. Горло Долинському стисла ядуха, i вiн хапнув ротом повiтря. - Вона не вiдьма! - сумирно сказав вiн. - Ми позива?мо ?? на суд, - сказав найстарший з дiдiв. - Гаразд! - сказав князь. - Ви ?? судитимете!.. Суд уже в'?жджав у браму. Долинський спустився донизу й зирнув похмуро на Меланку, Та вiдповiла йому iскристим поглядом, i вiн вiдчув, як кольнуло йому всерединi - всi тi ночi, якi провели вони разом, прийшли раптом у цю квилю; ?хнiй бiль та радiсть. Але довкола стояла сутiнна мла, довкола сутiнно плавали обличчя членiв копного суду й слуг. Вiтер був аж мокрий, i через те важко дихалося, хмари вже заволокли небо й, здавалося, от-от мали брязнути дощем. - Слухай, дiвчино, - сказав князь. - Цi люди з села. У них мор. Це ти накликала нещастя? Вона подивилася на нього незмигно й майже радiсно. Губи ?? торкнула легка, як тремтiння стебла, всмiшка. Пан Долинський опустив очi. - Тебе питають! - крикнув люто конюший. - Так! - твердо сказала Меланка. - Це я накликала нещастя! Я, i менi допомагали ?хнi сiльськi вiдьми... - Це копний суд, - сказав князь, показуючи на селян. - Вони прийшли судити тебе. - Я стану перед ним, - тихо сказала Меланка. - Я вчинила грiх, i вони можуть судити мене... Вiн мовчав, тiльки дивився на не? з холодним здивуванням. - А чи зна?ш, що чека? тебе? - Те, що вони присудять, - сказала Меланка з викликом. - Менi i вiдьмам ?хнього села. - Хто допомагав тобi? - спитав найстарший з селян. - Палагна i Ганна, - твердо сказала Меланка. - Чи вести тут зiзнання, чи, пане, накажете забрати ??? - спитав найстарший. Князь промовчав. Подивився на Меланку, в не? було пiдбите око й роздерта бiля ши? сорочка. Руки ?? стискались у кулаки, а босi ноги мiцно стояли на сухiй безросiй травi. I його гойднула раптом хвиля незрозумiлого презирства, незбагненного зла i яростi. Вiдчув майже на плечах це розтривожене небо, вiтер i хмари, вiдчув тупу нерозважну самотнiсть та порожнечу. - Забирайте! - коротко сказав i пiшов геть. I йому здалося, що чу? за собою гаряче Меланчине дихання, що все це лише мана, а вони повертаються з нiчних сво?х гульок, що вiн зайде зараз до свого покою i прийме ?? в лiжко. А тодi все закрутиться, завертиться, все розтопиться i зникне, лишиться тiльки ?? палючий вогонь i ?? неймовiрно прекрасне обличчя. I вiн вiдчув, що йому хочеться тiкати з цього двору, вiд цi?? трави, по якiй ступають його ноги, i вiд цього неба, що лежить на плечах: йому конче треба утекти вiд цього навадження й сну, щоб знову нудьгувати довгi вечори, слухати патякання слуг чи принагiдних гостей i кликати до голови найрiзноманiтнiшi марення. Тодi не буде нi цього пломеню, нi цi?? важко?, як нiч, i незрозумiло?, як нiч, порожнечi. Вiн тiкав до сво?? затишно? оселi i щоступня все бiльше вiддалявся вiд сво?? дивно? пристрастi i вiд свого, може, останнього божевiлля. Але до свого дому вiн не дiйшов. Спинився раптово й вiдчув, що заповза? йому в душу незбагненний страх. Здалося йому, що у темних сiнях хтось чи щось його чека?. Здалося йому, що то жiнка iз темним обличчям i дивовижно морочними очима. Чорна жiнка простягла до нього руку й поманила до себе пальцем. СИВI ХМАРИ Свояк пана Ходачкiвського Никифор Твардовський при?хав до нього надвечiр. Кинув повiддя слугам i ледве не вбiг у покiй, де пан Ходачкiвський догризав ногу дикого вепра. Густо заливав м'ясиво мiцною наливкою, i вiд того обличчя в пана Ходачкiвського було набрякле й червоне. За столом сидiло ще з шестеро, тож Никифор Твардовський пiдсiв до самого господаря i шепнув йому, що привiз важливi вiстi. - Зачекайте, пане Твардовський, - задоволене й сито вiдповiв йому Ходачкiвський, - я дослухаю, що менi розказу? цей кабанець! Позавчора, пане, у кас були чудовi лови! Всi шестеро, що сидiли за столом, зареготали на той жарт, але пан Твардовський сидiв, мiцно стуливши вуста. - У пана такий та?мничий вигляд, - сказала гарненька донька Ходачкiвського. - Може, розкажете про новини й нам? Пан Твардовський не вiдповiв. - Хiба то щось невеселе? - перепитала донька Ходачкiвського. Всi знову засмiялися, а Твардовський сидiв - анi пари з вуст. Ходачкiвський позирнув на нього червоними бичачими очима й шумливо звiвся з-за столу. - Ходiмо, пане Твардовський, - вiн гикнув i втерся рукавом. - А то панство помре з цiкавостi... Застiльники ввiчливо ошкiрилися, а Твардовський застрибав, як ворон, за тiлистим Ходачкiвським. - Ах, цей пан Твардовський! - манiрно сказала донька Ходачкiвського. - Завше вiн зi сво?ми та?мницями. У свiтлицi, де вони опинилися, Твардовський обнюхав усi кутки, навiть за дверi визирнув. - Все бо?теся пiдслухiв, пане Твардовський, - пробурмотiв Ходачкiвський. - У мо?му домi нема пiдслухачiв. - Я дбаю про вас, пане! - спалахнув Твардовський. - Ну, гаразд, - заспоко?в його Ходачкiвський, увалюючись ув услон. - Можете розповiдати, тут i справдi нiкого нема. Твардовський умостив дрiбне тiло на дзигель, i його обличчя споважнiло. Позирнув на Ходачкiвського гострими оченятами i нарештi розтис тонкi пошерхлi вуста: - Привiз вашiй милостi вiстi, яких сподiвалися... Ходачкiвський засопiв i насторожено поставив до Твардовського червоне обличчя. - Пан Долинський... - Що пан Долинський? - жваво пiдхопив Ходачкiвський. - Пан Долинський за тиждень вибира?ться зi слугами до Луцька. Ходачкiвський дивився на Твардовського червоними, набряклими очима, наче хотiв просвердлувати цього задрипанця. Той, однак, спокiйно витримав панський погляд. - Це певнi вiстi? - спитав нарештi Ходачкiвський. - Як те, що сиджу перед вами, - спокiйнiсiнько вiдмовив Твардовський. - ?хав до вас, два днi не злазячи з коня. - Достойнi речi достойно винагороджуються, - буркнув Ходачкiвський. Пан Твардовський давно шаландався волинськими шляхами. В кишенях у нього гуляв вiтер, але то не завдавало турбот пановi: мав-бо кебету в головi i завше вмiв це доказати. Вiн ви?хав вiд Ходачкiвського задоволений. У кишенi побрязкувало кiлька талярiв, i Твардовський усмiхнувся куточком рота. Позаду телiпався на охлялiй, майже слiпiй клячi слуга, i Твардовський задоволене подумав, що вони можуть пропити сво? таляри у Звягелi. Його кiнь був теж абиякий, хоч ронди й мали срiбне цяткування. Але вже сколупалися й поламалися, i пан Твардовський оце тепер, задоволене ?дучи по дорозi, подумав i про новi ронди, й про коня. Одежа в нього також не раз латалася, але дружина робила це вправно - пан Твардовський мiг носити голову гордо. Вiн iще вб'?ться в колодочки i покаже цьому нiкчемному панству, яка сила та?ться в його мiзерному тiлi. Поки що мусив волочитися зi слугою дорогами - той прирiс до нього, як реп'ях до собачого хвоста, мав виживляти i його; вони об'?жджали свiй звичний шлях вiд пана до пана, де Твардовського все-таки гощено, хай i без пошанiвку. Зате привозив часом гостинцi й сво?й жiнцi, що влаштувалася в панiв Грунських господинею i могла прогодувати й десять таких, як ?? чоловiк. Але пан Твардовський мав свiй гонор, вiн не здолiв би витримати пiднiжкового становища i ладен був мiряти курнi шляхи, доки носить його старий кiнь. Коня й справдi треба було мiняти, не так його, як оту служкову слiпу й обiдрану шкапу, з-за яко? супроти них найбiльше скалять зуби. Зараз Твардовський ?хав до пана Долинського. Вони вступлять у те змагання, думав Твардовський, а вiн погрi? руки. Рiч вiри гiдна: не треба лише втягати в те можновладних... Був задоволений iз сво?? вдачi, його дрiбне лице спогiднiло, i це а чи його задума приспали його бачнiсть - бiля вуха раптом просвистiла стрiла, i пан Твардовський перелякано спинив коня. Друга стрiла зачепила його за рукав - притьма скотивсь у дорожнiй порок. Його слуга зробив те саме, i ?х миттю обскочили вусатi обличчя. - О пане Твардовський! - зареготав провiдник розбишак. - А я гадав, натрапили на великого пана! - Любите, пане Ясинський, жартувати! - обурено сказав Твардовський, все ще не встаючи з куряви. - Вставай, пане! - реготав Ясинський. - Будь певний, такому вельможцевi не вчинимо лиха. - Ще б пак! - криво всмiхнувся Твардовський, встаючи й обтрушуючися. - Зрештою, я i ?хав, щоб зустрiтися з вами... Розбiйники ошкiрили зуби, i Твардовський сумно подумав, що всюди, куди не втрапля?, блищать проти нього оцi ошкiренi зуби. - Але я й справдi розшуковую вас, пане Ясинський! - То ходiмо з дороги, - весело сказав Ясинський. - Гадаю, пане, не вiдмовитеся й пообiдати з нами. Слуга Твардовського стояв за спиною свого володаря й дурнувато, але радiсно всмiхався. Твардовський теж вiдчув, що в його животi заграли сурми. - О, так! - сказав вiн. - Вiд гостинностi ясного пана я не посмiю вiдмовитися. Розбiйники зареготали, а Твардовський полiз на коня. Зiрвався, стрибнув удруге i, опинившись у сiдлi, полегшено зiтхнув. Вони в'?хали в лiс. Розбишак було п'ятеро, i Твардовський зазначив мимохiдь, що п'ятого вiн не зна?, певне, прибився недавно. Ясинський ?хав попереду, в нього була широка сiдниця, а вгодована шия морщилася сальними набрезками. Врештi, Ясинський мав i свою ма?тнiсть, хоч про його розбiйництво знали всi. Але тримав носа до вiтру - ма?тностi його не чiпано зi страху: пан Твардовський подумав про це не без заздростi. Шумiли високi сосни, наче там, угорi, велася та?мна розмова неба з землею. Зiлля плутало ноги коням, навколо все бiльше сутенiло. Лiс дихав вогкою прохолодою, запахом розкладеного бадилля й листя. Мiж сосон почали замiшуватися дуби, аж доки не втрапили вони в густий недобiр: чувся трiск ломаччя пiд копитами, густе дихання коней i людей. ?хали довго, i Твардовський обмислював, як сховати отi кiлька сво?х талярiв. Плiвся у хвостi розбiйницького пiд'?зду, позаду ще шаландалася шкапа слуги, i цей момент треба було використати. Один по одному повпускав таляри в чоботи, а коли зник останнiй, полегшено зiтхнув i гукнув до Ясинського фальцетом: - То чи довго ще ?хатимемо? Ясинський повернув до нього засмагле обличчя й показав зуби: - Бiльше протрусишся, пане, бiльше з'?си! Звiддалiк потягло димом i добре знайомим запахом смаженi. Слуга вдихав його на повнi груди i аж зiтхав млосно. - Гей, хло! - суворо повернувся до нього Твардовський. - Тут не впиватися! - Чи ж я не знаю? - невдоволено протяг слуга. - А де? - Де, де! - Твардовський сплюнув. - Мусиш уже тямити!.. Обличчя в слуги стало печальне. - Вже, пане, приступа? до мене, - сказав вiн тужно. - Вже я, пане, сам не свiй! Вже навiть покинути вас годен! Твардовський зирнув на нього гостро, i слуга понурився. -Ти менi, хло, диви! - процiдив Твардовський крiзь зуби... На галявi горiло вогнище, слуги смажили сарну. Розбiйники весело стрибнули з коней, лише Твардовський та його слуга непорушно стовбичили верхи. - О, нашi гостi поклону чекають! - зареготав Ясинський. - Злазьте, вашi вельможностi! - Може б, ми перемовилися з паном, - сказав сухо Твардовський, - i ми б собi по?хали! - Так дуже поспiша?ш, пане? - подивився зизом Ясинський. - Дуже! - сказав пан Твардовський. - Маю за день утрапити до Звягеля. - Що у Звягелi? - Ярмарок. - Ну? - А на ярмарку буде Гозьський. - Хо-хо! - проквоктав задоволено Ясинський i вдарив батогом по халявi. - Звiстка добра, пане Твардовський, - вiн блиснув слiпучими зубами. - I, як вiдомо пановi, я не звик не вiддячувати за добрi звiстки. Злазь! Слуга вже зiскочив з коня й пiшов до вогнища. Розбiйники вiдрiзали вiд тушi кавалки печенi. Твардовський зiтхнув i покiрно сповз з коня, - в животi в нього голосно грали сурми. Перед воротами князя Долинського вони зупинилися передвечiр. - Ага, - закричав Долинський, - саме вас, пане Твардовський, я й очiкую! В цiй господi нiхто не може зiграти зi мною в шахи! Твардовський був звiсний мастак до шахiв, зрештою, як i князь. - Радий вiтати вельможного пана в мо?й господi! - кричав Долинський, i Твардовський добродушно не зважив на насмiшку. Кинув повiддя слузi, i то був величний рух. - Можна вмерти з нудьги, - голосно балакав князь. - Тi ляшки, що ваша милiсть рекомендував, цiлковитi нiкчеми. Я ?х порозганяв, прошу пана, бо вони тiльки й умiють жерти, пити i до чужих жiнок око ставити. - Це новочасний звичай, - ввiчливо сказав Твардовський. - В кожного мостивого пана тепер цiлi згра? ляшкiв. - А чхати я хотiв на цi звича?! - вигукнув Долинський. - Теперечки i справдi все мiня?ться. Не встигнеш сiсти до столу, як лiзе туди ж таки слуга. Це вже псування звича?в, пане Твардовський! Не встигнеш з господи вийти, а той кiт на пiдборах до тво?? жiнки моститься. - Але пан Долинський давнiй удiвець! - Твардовський вiдчував задоволення: князь був у доброму гуморi, коли лаяв новi звича?. - Це я до прикладу, пане... А де це вельможного так довго носило? Мав до вас дiло... Твардовський умiв при?жджати вчасно: слуги накривали столи. Цього разу в Долинського гостей не було, i Твардовський задоволено це вiдзначив. - Нiмчика я теж спровадив, - сказав князь, усiдаючись до столу й дивлячись на Твардовського iз властивим собi презирством та насмiшкою. Але Твардовський, коли треба, не мав почуття гумору, його обличчя лишалося поважне. - Нiмчик виявився надто розумний для мене. Тобто говорив такi мудрi речi, що я майже нiчого в тому не тямив! - Долинський зареготав. - Що чувати у свiтi, пане Твардовський? Слуги заставляли стiл м'ясивом та кашами. Твардовський не поспiшав вiдповiдати. Взяв шматок волятини i вiдкусив добрячий клапоть. За спиною стояв його слуга й ковтав слину. Твардовський повагом набрав м'яса у мису й сунув слузi. Той кинувсь у куток, i звiдтiля почулося голосне чавкання. - Я вже давно нiкуди не ви?жджав, - сказав князь. - Все цi клопоти, кат би ?х погриз, все клопоти! А треба було б розiгрiти кров! Пам'ята?те, пане Твардовський, що сталось у дворi Ганицьких? - Долинський зареготав. - Кого це там пiдстрелили? - Кiлькох слуг, ваша милосте, - вiдповiв Твардовський. - А що Меланка? Питання було недоречне: пан Долинський побагровiв. Нахилився через стiл до Твардовського i сказав злiсно: - То не Меланка, а вирвикорiнь. Треба було б, щоб разом з нею згорiли i ви, пане Твардовський! - Ваша милiсть забажали жiнку гарячо? кровi! - незворушно вiдказав Твардовський, обсмоктуючи каплуняче стегно. - Я вам i вистарав ??... Князь зирнув на Твардовського, i його вуста покраяла всмiшка. - А ви, пане Твардовський, чи не заклада?те з чортом? Кажуть, з вас немалий чарiвник? - З мене нiякий чарiвник, бо я добрий християнин, - серйозно сказав Твардовський. - Звiсно, коли казати про кебету... - Але ж, пане, ?здите на цiй нiкчемнiй шкапi. Ма?те порванi ронди, а про пановi ма?тки оповiдають на дорогах вiтри. Чи, може, ви так само мудрий, як той нiмчик, котрий i сам не розумiв, що патякав? Твардовський сидiв за столом, як бог. Пив пиво й спокiйнiсiнько поклiпував каправими очицями. - Ваша милiсть, - прорiк вiн байдуже, - теж абиякий пан. Хай i князь, але чи ви?здите, ваша милiсть, каретою у вiсiм коней? Долинський хапнувся за бiк, де мала б бути шабля. Його обличчя наливалося кров'ю. - Хочете, пане, - сказав вiн iз притиском, - щоб ваша вельможнiсть перекинулася догори ногами за дверима? - Нi! - спокiйно вiдповiв Твардовський, кладучи собi в мису шмат лосятини. - Я хочу пограти з вашою милiстю в шахи. Крiм того, ваша милiсть цiкавиться новинами. ? неабиякi, i заради них я й при?хав, бо шаную вашу милiсть не за статки, а за добру натуру й щедру душу. Князь усмiхнувся: йому подобався цей баламут. Мабуть, вiн справдi ма? кебету. Часом при?жджа? з доброго дива: пан Долинський чудово зна?, що хоч i водить Твардовський за собою слугу, за душею в нього нi шеляга. - А я вже хотiв ставати з паном на герць, - сказав князь насмiшкувато. - У Звягелi, - вiдповiв весело Твардовський, - на мене нарвався один ляшок. Я розпоров йому черево... - Га-га-га! - реготав Долинський. - Ото пан такий герой! I що там, у тому черевi, пан випоров? Твардовський, однак, коли треба, не мав почуття гумору. - Я вибив йому з рук шаблю, - сказав вiн незворушно, - i випустив з нього тельбухи... Але я не про те. Я про новину, яку привiз вашiй милостi, - вiн схилився над столом i засипiв, вiючи на князя перетравленим м'ясивом та вином. - Ваш лютий ворог за тиждень вибира?ться у Луцьк до сво?? рiднi... Долинський захоплено скочив. - Ота свиня - Ходачкiвський? То це ж чудова новина, пане Твардовський! - Я два днi не злазив з коня, щоб якнайшвидше сповiстити ?? вам. - О, я пана не забуду! - забiгав Долинський. - У мене, пане, зовсiм застоялася кров, i я вже давно думаю, як би ?? розiгрiти! - Радий посприяти вашiй милостi, - схилив голову Твардовський. - Може, складете зi мною компанiю? - запитав глумливо князь. - Такий славний герцiвник, так славно порете животи... Вуста Долинського розповзлися, показуючи щербатi зуби, а очi стали вузькi. Пан Твардовський сидiв незворушно. Долинський тим часом реготав. Брався за живiт i тицькав пальцем у спiвтрапезника: - Я порву собi через вас тельбухи, пане Твардовський! - гукав вiн фальцетом. - Нi, з вас таки славний вояк i лицар! Твардовський уже дивився на Долинського зизом. - Даремно обража?те, ваша милосте, - сказав вiн сухо. - На жаль, мене чекають невiдкладнi справи, а коли б не це... я б i справдi не вiдмовився б доказати пановi силу сво?? шаблi. Князь перестав реготати. - Сподiваюся, не супроти мене, пане? - ошкiрився вiн. - Чи б змiг я таке подумати? - так само сухо вiдказав Твардовський. - Я б доказував силу сво?? шаблi на ворогах вашо? милостi... Долинський пiдiйшов до Твардовського й ляснув його по плечах. . . - З вас добрий шляхтич, - сказав миролюбиво. - Я б навiть узяв вас собi за пiдчашого. - Була б менi честь, - сказав пан Твардовський, схиляючись. - Але поки що я волiю сидiти на власних добрах. Пан Долинський здивовано витрiщився. Коли заводились у Твардовського грошi, його починала змучувати спрага. О, та спрага, вона зведе його колись зi свiту! Недаремно покинув вiн i рiдну стрiху, лишивши жiнку напризволяще - бог дiтей ?м не дав, - i пiшов волочитися. Тепер, коли ви?жджав вiд Долинського, в його чоботях було вдво? бiльше талярiв, на якi мiг купити й два коня, але йому про те думати не хотiлося - вже допiкала спрага. Недалеко був Звягель, а для спраглого там мiсце знайдеться завжди. Стара Ганна, що хазяйнувала у корчмi, була запобiглива перед усiма, в кого бряжчало в кишенi. Вона побачила свiту, пошепки переказували, що не проти вона й повiдьмувати, а коли всi спiвали пiсень, i вiд себе доливала грубого голосу, викликаючи такi веселощi, що хотiлося випити вдво?. Дасть пан Твардовський грошей i слузi, той пiде в простiшу корчму i теж вiддасться тiй-таки пристрастi, яка палила слугу не менше, нiж пана. Вони обо? вдосталь наспляться пiд столами, аж доки не засвистить у кишенях вiтер i доки Твардовський знову зачуха? голову, думаючи про завтрашнiй день. Але вiн не страшився завтрього - знав, що завжди потрiбний там чи тут i таки заробить; - хоч i пив, але тямки не тратив i мав зовсiм некепську звичку слухати, про що балакають навкруги. Адже в шинках зачинаються всi оборудки, крiм того, пани, хоч i знали непевну вдачу Твардовського, нiколи не зважали на нього - в шинках людськi мiзки забива? хмiльна пара i кожен наче обгороджу?ться кам'яною стiною. Нiхто i в гадку не кладе, що пан Твардовський, який хропе пiд столом, ма? одне око розплющене, а одне, вухо насторожене. Через це не одному з уроджених фатально не щастило в його задумах та оборудках, через це гультiпака й розбiйник Ясинський так учасно переймав по дорогах пере?жджих. Не один з панства мав i з Твардовським пильнi справи i не звiряв тих справ навiть близьким собi - хто ж бо знав, що Твардовський живе для всiх вiдразу? Його мовчазний, як риба, слуга теж знав що до чого, - пан Твардовський до всього зовсiм не був скупий. Слуга мав добре око й вухо, його коло знання - в iншому осередку: терся помiж мiщан та козакiв. Тож Твардовський мiг вряди-годи гордо всмiхнутися, ?дучи на сво?му потертому конi: хто зна, чи вже таку нiкчемну роль гра? вiн у життi? Во?води й старости навiть гадки не мали про таке суперництво, але ?х те, як i пана Твардовського, не обходило. ?хали польовою дорогою, над ними стояло чисте й палке сонце, курява вкривала ?х з голови до нiг, але дзвiн жайворонка був сьогоднi для Твардовського особливо при?мний. Вiн усмiхнувся й замугикав. Дивився на свiт крiзь вузькi пролази очей, часом йому ставало й смiшно, хе-хе, хихотiв вiн, я зроблю тим добродiям добру оголоску! З цього не нагребеш купи грошей, але кожен щось усуне в руку. Зате яка втiха буде, коли вони почнуть, хе-хе, гризтись, мов собаки! Вiн ?хав, i похихикував, i похитувався на конi - було йому затишно, бо й сонце над головою похитувалося, соковите, при?мне й затишне; цвiли над головою блискучо-чистi хмари, а помiж них розливався блакитний шовк. Вiн закинув голову й ковтнув слину: в горлi палило. Слуга мовчки трюхикав ззаду, вони майже нiколи не мололи даремно язиками, адже ?хня спiлка - не просто стосунки пана i слуги! Твардовський не дуже покладався на охорону ззаду, але йому треба було вiдчувати той хвiст i живе дихання вiрно? iстоти. Слузi теж треба було бачити перед собою мiцну спину i мати за ким скеровувати коня. Зараз слузi було при?мно, що його пан так радiсно похлюпу? смiшцем, вiд того його велике кiнське обличчя розпогiднiло, а широкi, полущенi, як i в Твардовського, вуста ледь-ледь посмикувалися. Перший день Твардовський пив. Був, як i всi, вiдгороджений вiд iнших кам'яною стiною, вливав у себе горiлку й мед, горлав i сварився, раз навiть вийняв шабельку до якогось за?жджого, але ?х розборонили. Панство було не проти побачити цей герць, смiху було б, певне, на всю округу, але кожен мав пiдстави берегти пана Твардовського. Через це з зайдою завiвся пан Гозьський, найкращий герцiвник з-помiж волинсько? шляхти. За?жджий утратив зброю ледве не вiдразу й перелякано втiк, забувши й про гонор, i про честь уродженого. Пан Гозьський теж добряче кружлянув: вiн вибрався на ярмарок i зовсiм непогано зорудував справи. Тож дозволив собi жарт, який тримав на крайнiй випадок: шаблею вiн розпоров зайдi штани, коли той тiкав, i панство провело невдатного герцiвника таким реготом, що Твардовський ледве не виблював. Зi сльозами на очах вiн поцiлував Гозьського, i вони довго пiсля цього пили й оповiдали сво? пригоди, доки не поснули, обiйнявшись, пiд столом. По них бiгали ситi й задоволенi щури, але вони дружно прохропли цiлу нiч, не поворухнувшись. Вранцi свiт для обох став матовий i хиткий; пахло кислим пивом та блювотинням, заспана Ганна вже лаяла служницю, яка шпарко витирала пiдлогу, - певне, заспали й вони. Твардовський з Гозьським випили пива, i поки в шинковi нiкого не було, Твардовський вирiшив зiрвати стиглий овоч. - Кажуть, суд не вволив вашого подання, - сказав вiн, купаючи в пивi рiдкi пшеничнi вуса. - Песю маму! - буркнув Гозьський. - То така бестiя, прошу пана! Вiн десь видряпав писану собi даровизну. Те, що моя сестра за його свояком одержала помiстя собi, вже, бачте, й розгляду не варте. Запопав мою сестру, i вона склала перед луцьким судом зречення... Песю маму! - Та-та-та! - ввiчливо потакнув Твардовський, його голова вже працювала чiтко i злагоджено. - Мо? найщирiшi спiвчуття!.. - Що там спiвчуття! - загорлав пан Гозьський. - Я втратив добрячий кавал ма?тку! - Я попереджав пана, - тихо, але твердо сказав Твардовський. - Зневажили мо? перестороги, адже я точно вказав час, коли Шимкович вибирався на лови. Я казав, що це не простi лови, але ваша милiсть пошкодували вдiлити менi кiлька талярiв. - Мене завiв Хрустицький, - буркнув Гозьський. - При?хав зi сво?ми яструбами, i ми тодi славно пополювали. Хто ж знав, що та гадюка з ними у змовi? "Гадюку" вмовив утекти пан Твардовський. Гозьський про те нiколи не взна?, бо чинив те не сам. Подивився на Гозьського зi спiвчуттям i голосно зiтхнув. - Тепер у вас, пане, ?диний вихiд, - тонко сказав. Замислився, щоб Гозьський устиг зацiкавитись, а тодi поцмокав. Пив пиво, дивлячись перед собою дрiбними гудзиками оченят. Гозьський глянув на нього очiкувально. - Еге ж, - сказав Твардовський. - Шимкович - велике зло нашого краю. Коли пан не замислить на нього загладу, то вiн ?? замислить на лана. Зрештою, менi не важко дiзнатися, куди заховано вашу сестру. О, я ще нiчого не знаю, мо? дiло попередити, i я охоче пана попереджу... - Цього разу ви не пошкоду?те! - буркнув пан Гозьський. - I в гадцi не маю! - Твардовський знову прицмакнув. - Ваша честь, пане, тяжко ущерблена, i цього не варто попускати, - наблизив до Гозьського веселi округлi очi, i його пшеничний вус смикнувся. - Я ваш вiрний слуга й не плескатиму даремно язиком. Але все залежить вiд вашо? похопливостi та вправностi. Зрештою, вам цього не позичати... Гозьський слухав. Перед ним зокруглювалися чи вужчали захопленi оченята Твардовського, i вiн думав, що недаремно захистив його вiд зайди. Звiсно, треба буде щось укинути йому в руку, небагато, щоб не розiпсився, але тра. Пан Гозьський мiцно задумався, а Твардовський тягнув смаковите пиво. Так, другого дня Твардовський, як завжди, тягнув тiльки пиво. Пiд вечiр, правда, його знову закутало зеленими сiтками, але це йому не шкодило. Був наче велика слухавка, мов дивна черепаха, що приросла до лавки i, як ?жу, перепускала через себе слова. Жив, нiби квiтка в степу, тремтячи вiд розкошi; його мозок пiд цю хвилю й справдi ставав мережею, в яку ловилася велика й мала риба. Час торгу ще надiйде, хоч i зараз ярмарок кипить покупцями. Тодi в його руку почнуть скрапувати золотi й срiбнi монети, i вiн зможе, вiдвернувшись, задоволене хлюпнути смiхом: часом рибою ставали покупцi тi?? риби. Тож сидiв, оповитий зеленим серпанком, i солодко марив. Заради тако? втiхи мiг забути й матiр рiдну - та й свiт тодi ставав отакий: була там порожнеча, сухий дзвiн i нiщо. Звягель шаленiв. Ще зранку мiський майдан був засипаний п'яною ще звiдучора шляхтою. Слуги закладали входи до майдану, дехто з панiв сам засукував рукава. Тягяи колоди, дошки, столи iз шинкiв. Мiщани мiцно позачиняли ворота, бо слуги знiмали й ворота, без пошанiвку вривались у доми й витягували звiдти все, що могло служити для загати. Ламали паркани, а довколишнi собаки зняли такий гвалт, що здавалося, надходив кiнець свiту. Всi п'ятеро виходiв заклали мiцними засiками, пани i ?хнi слуги гарячково горлали, пiдганяючи мiщан, яких устигли зловити на вулицi чи повитягали з домiв. Зрештою, й вони перейнялися святковим настро?м, щедро причастившись вiд бочки. Твардовський блукав по майданi, похитуючись,порядкував усiм Гозьський, та й бики були його. Прохiд лишили тiльки в одному мiсцi, щоб заганяти бикiв, тут зiбралася юрба, i в передчуттi велико? розваги не в одного потрiпувалося пiдборiддя. З шинку викотили кiлька кухв горiлки, а коли засiки було споруджено, до кухв пiдходили по черзi i жадiбно припадали до корця