ить так, як лежала тодi, коли в нiй спали во?ни чужого народу, i навiть тi скинутi зi стiни чорнi олiйнi образи з прохромленими обличчями, все це говорить винятково дивною мовою, мовою, яка влазить у святе святих людини i розроста?ться там до неймовiрних розмiрiв. Пiднiмаючись мiж колонами печерцiв по сходах нагору, Володько не чув святостi. Поведiнка ченця, прохромленi святi, солома... Яка це святiсть? Чому не встане Йов i не прожене тих, що поневiряють людським побожним наставлениям? I аж на галерi?, з яко? вiдхиля?ться перед зором ширiнь рiдно? землi, Володько знов бере себе в руки. Тримайся, хлопче! Ще не час тобi спотикатися i падати. Дивись, сонце яке i як горить воно великим огнем. I дивись, яка держава лягла направо й налiво, взад i вперед вiд стiп тво?х. Вона ? державою духа i вiри. Iди вперед i будь... Зазначи сво? буття вогнем ново? вiри, розложеним на попелищi старого вогнища. Iди i будь!.. Обтяженi свистунами, кониками, iконами, шкляним намистом i всяким подiбним поча?вським крамом, вертаються мандрiвники у сво? села. Спека добiга? до найвищо? точки. Захiд прорива?ться, з-за обрiю догори рвуться гнiдо-чорнi клуби, розмальовують небо на бронзу, i ста? шумно. Громи трiскають хльостко, сердито i несподiвано. Дощ люрить нараз потоками. Мандрiвники серед чистого поля, щойно минули шпилясту, на рiвнинi одиноку, гору Гостру. На нiй високий хрест i кiлька химерно покалiчених iнвалiдiв вiйни у виглядi дерев. Мандрiвники всi бачать, як гатять у тi нещаснi рештки гiрсько? окраси небеснi сили свiй гнiв i стрiли. На голову, за комiр, у рот, мов iз ринви, лл?ться теплувата безсмачна вода, i по короткому часi всi подiбнi на топленикiв, яких щойно врятували. Спiдницi дiвчат липнуть до нiг i перешкоджають у ходi. Вони пищать, гнуть голови, нiби при купаннi, коли бавлячись люди хлещуть один другому у вiчi воду. Але Володьковi це не шкодить. Навпаки. Вiд спеки розболiлася голова, потоки води охолодили жагу i вибухи кровi втихомирились. Жита похилилися, трава заярiла, лiс шарнувся сюди й туди, нiби бажа? вихитатись iз грунту i вiдлетiти пiд гуркiт i свiтло неба, в невiдоме... Додому дотягнулися пiзно вночi. Кожний суглоб, кожний шматок м'язiв, кожна кiсточка щемить, догоря?. Втома звалю? людей у провалля твердого сну. Сплять у клунi на соломi, а над клунею б'ють громи, котить хмара за хмарою, лл? ударно дощ. I так трива? до рання. Спати в таку нiч мертвим сном у сухому i теплi, це втiшатись великою насолодою кпин з лютi могутнiх сил неба i землi, в певному переконаннi, що всi ?х намагання безсилi перешкодити нам... Наступають жнива. Перед Петром приходить додому Василь. Вiн став справжнiм вояком. У його посвiдцi звiльнення написано "козак (такого-то) полку"... Говорить Василь по-укра?нськи. Слова "загально", "головний" i багато iнших, невживаних на селi, замiнили йому "вобще, главний"... Вiн вирiс, став розумнiший. Батько спитав: - Що ж вас розпустили? А як же "государство" буде? Без войска?.. Нiмцi господарять?.. Василь оповiв, як ?х полк подiлився, як укра?нцi вiдiйшли i сказали: "Не бажа?мо бiльше разом iз кацапнею! Дайош нашу армiю!" До Винницi сила москалiв стягнулось. Так ми викотили нашi "максими", як брязнули по них - не стало москалiв. Зброю, сучi коти, зложили i в Кацапiю вiдiйшли... - А проти нiмцiв так i не встояли?.. - Нi. Чому. I нiмцiв не боялися, та наказ прийшов. Склали зброю i роз'?халися. Матвiй крутить головою, морщить широке чоло, маца? його цiлою долонею, нiби воно гаряче. Видно, вiн невдоволений. Жнива минають. Поля криються гострими стернями. Яснi, дзвiнкi днi, коли рiдке повiтря далеко переносить кожний звук. Падають з неба зорi. IX Цi?? осенi до школи в Дерманi виправляють Довбенки двох членiв сво?? родини. Хведот скiнчив сiльську початкову школу, але що вiн там того навчився. Тепер чоловiк з такою наукою все одно що й без не?. Пiдросте дитина, пiде мiж люди - скрiзь розторопнiший той, хто грамоту зна?. А хто сво?й дитинi ворог. Хай iде, вчиться, росте, набира?ться розуму. Двадцять дев'ятого серпня ви?хали Володько з Хведотом з Тилявки. Везе ?х сам Матвiй. Обидва хлопцi мiцнi, загорiлi, з мозолистими долонями. Володько лиша?ться по-старому в дядька ?лисея на помешканнi, а Хведота дають до тiтки Зiньки на Залуже. Це досить далеко вiд школи, геть аж пiд верхiвським лiсом. Але що робити. Батько вiд'?жджа?... Володько знов у Дерманi. Знов рiднi сади, лiшники, займиська, стежки й перелази. Любить Володько це розлоге, хороше село. Сади знов сипнули овочем... Стоять яблунi, мов розцiлованi дiвчата. Ранок. Сонце зводиться над монастирськими шпичастими смереками. З листя яблунь скапують сльозини холодно? роси. Десь-не-десь вдарить об вогку землю твердий соблук[15], чи воскова довгощепа, або золота ренета. Грушi хунтiвки, мов зеленi дзвiнки, обчiпляли галузки дерева. Сливи наливаються синiм вином i, коли п'?ш оком ?х барву, мимохiть п'янi?ш. По взгiр'ях, по горбках та ярах розкидалися садиби. Здебiльша мурованi хати - критi бляхою. Клунi на мурованих стовпах. Кам'янi хлiви. Кожна садиба втопилася й захлинулася садом. Вiд садиби до садиби перелаз. Стежки збiгають садами, лiшниками, поплутанi без пуття i лiку. По них ходять босими ногами моторнi й химернi дiвчата, голоснi молодицi, стрункi та дужi парубки. Дерманцi не знають смутку. Життя ?х пружне та метушливе. Палке кохання, буревiйна гульня i така ж ?х революцiя. Нi одно село не зна? стiльки сходок, стiльки крику, стiльки гамiру, як Дермань. Нiмцi дещо збили пиху того села, але бундючнi матроси, що зграями прибувають зо всiх морiв та океанiв, заповiдають буревiй. Щонедiлi коло церкви та монастиря юрбами стоять цибатi вiйськовики. Мова ?х терпка. Бiда вам, нiмцi, буде... По гаях, лiшниках стрiляцина. Навiть Володько з Петром частенько беруть сво? обрiзи, напихають кишенi "патронами" i тарахкають "по чом зря" у стару черешню пайкового липнику. Всадив патрон, тарах!.. Луна геть покотилася, а черешня рану нову дiстала, скорше зi свiта зiйде. I так порохнява. Досить настоялася, народилася. У Пилипiвку зчиня?ться метушня. Кажуть, нiмцiв пiд сто чортiв женуть. Повстанцiв веде якийсь Петлюра. Хай. Досить нiмецького "правл?нiя". Давай "рабоче-крестiянску" власть. Молодшому Володьковому дядьковi Пархвеновi бракнуло олiю. Всипав у мiшечок на макуху рiпаку, взяв баньку в руку i поклигав до Мiзоча. Пiшов i нема. Дядина Мотря метушиться, бiга?. - Щось менi, чу?те, так сутужно... Щось так не по менi... Хилиться до вечора день, вечорi?, смерка?... Нема Пархвена. По смерку прибiга? хтось i гука?: - ?дьте скорше, бо пiд Мiзочем нiмцi Пархвена ранили. Дядько ?лисей за конi i гайда. За годину привезли Пархвена. Лежить на санях блiдий, мов iз крейди рiзьблений. Пiд носом кров, на чолi кров, руки в кровi. Ноги замотанi замерзлою в кровi рядниною. Права нога його перебита. Ледве живим довезли. Кажуть: у Мiзочi "отряд" Рикуна напав на нiмцiв. А вони лютi, мов роздратованi оси. Оточили Мiзоч i нiкого не випускають. Винесли над гору вiд Мiзоча кiлька кулеметiв, сiкнули по жидiвських хижах. Тiльки вiкна висипались, а з людей нiкого не чiпило. Пархвен олiю набив i несе спокiйно в баньцi. Пiшов стежкою i якось минув нiмецьку заставу. I вже коли був далеко пiд пригiрком, побачив його нiмець. - Гальт! - крикнув вiн. Пархвен не чу?. Вiн спiшить з олi?м додому. Там чека? на нього Мотря. Нiмець прицiлився, бабахнув, i пропала Пархвенова нога. Впав у рiв коло дороги. Холод, снiг. З ноги тече рiчка. Навкруги нi одно? людини, тiльки вiд Мiзоча кулi посвистують. Щастя, що хтось його там побачив. А нi, то гегнув би й кiнець. Одвезли Пархвена до Острога. Хто зна?, чи вилiкують. У селi шириться iспанка. Мруть люди. В сусiда Iвана помира? одна за другою три молодi дiвки. Плач, похороннi спiви. Одночасно по займиськах курить дим. Це самогонщики. Юрба людей у кожухах та "шинелях" оточила "куб" i очiку? "перваку". Куб сто?ть, побульку? всерединi. З рурки холодильника попшику? пара. Пiд рукою вже приготована пляшка. Ще хвилина, друга, i пара переста? йти, а натомiсть тоненьким цюрком линувся первак. Червона, зашкорупла рука пiдставля? чарку, трима?, поки набiжить повна i несе ?? пiд зарослi вусом уста. Хильнула... Ааах! Ух! Мiцний чортяка! Пробуйте, куме! Кум пробу?, сусiд пробу?, всi пробують. Було мовчки, а по пробi ста? гамiрно. Вечорами в хатi ?лисея "зборня". Вернувся матрос Балтiйського флоту, Сергiй Корнiйчук. Вiн одинак. Хату ма?, кiлька десятин землi. Але не ма? нi батька, нi матерi. Прийшов додому i "повний пролетар". Одна з вибитими вiкнами пустка в садку i це все. Але iз себе "герой первого сорта". Карк, пика. На руцi годинник. 1 грамоту зна?, на крейсерi писарем був, а пише здорово. Виведе стрiчку i без лiнiйки, а як струна проста. Бував у Кронштадтi, Петроградi, Гельсiнгфорсi. Зна?, чим вiдрiзня?ться Корейський вiд Ленiна. Перший - сукин син, буржуазний прихвостень, другий - товариш Л?нiн, вождь большевикiв-комунiстiв, що несе всьому трудовому народовi свободу, рiвнiсть i братерство. Селянам усiм несе вiн землю без викупу, скiльки кому треба. Касу? приватну власнiсть, бо земля не належить нiкому, тiльки тому, хто на нiй працю?. t ще зна? вiн, хто такий Троцький, Мiлюков, Гучков, Терещенко. Перший пролетар, решта буржуазiя i капiталiсти, що ссали кров трудящого прол?тарiяту. Зна? вiн i про Петлюру. Контрреволюцiйна зволота, кiлька тисяч десятин на Полтавщинi. Не менша "гидра контрре- 454 волюцi?" i Грушевський. Кому не вiдомо, що в Ки?вi його миловарний "завод". Це ж тi, що хочуть "самостiйно?". Це ж вони, що пишуть "мовою оголошення". Але нас не вiддiлиш вiд "руского брата, з котрим чотири роки разом кров проливав, з одного ко- тьолка ?в". - А я ж що кажу,- зазначу? ?лисей.- Куди його вiддiлятись. На яку погибель, сто болiв ув його ма', дiлитися. Сказано: чим бiльше хазяйство, тим i "пользи" бiльше. Нi? - 1, виговоривши сво? переконання, ?лисей по-свойому кутом рота прудко спльову?, що значить поважне ставлення справи. Володько горить, мов сiрник. У нього нема? нi слiв, нi вiдваги, але казати щось треба. Не можна про такi речi мовчати. - Не треба, кажете, дiлитися. Бо ви не зна?те... Вам зда?ться, що москаль ваш брат, а вiн ваш "експлостатор". (Оо, Володько вмi? i вчене слово пiдпустити). Подивiться: де на Укра?нi великi фабрики чи заводи? Де "оружейний завод"? В Тулi, в Iжевську. Де обробляють укра?нське залiзо? У Москвi, Петроградi, бо в Укра?нi, бачте, небезпечно. З не? тiльки хлiб та хлiб помпують, всi заграницi, всi чужi держави кормлять та московську казну поповняють. Володька слухають, мов старого. Раз вiн i за укра?нське залiзо зна?, tq чого ще треба. Навiть Сергiй нiчого лiпшого не втне. Тiльки Сергiй "сам був, сам бачив", а Володько? Хiба з книжок. А книжка хiба що? Бог? t книжка бреше. Та Володько не дума? пiддаватися без бою. Вiрять йому, не вiрять - все одно. Слово по слову, ступ за стулом, в гущу, в незнання, в несвiдомiсть! Вперед, Володьку! Сергiй пригаду? про "залiзяку на пузяку, геп!" Це, мовляв, "мова" зi "самопер попер до мордописнi". Регiт. Володько гарячиться. Вiн чу? в цьому щось жорстоко дике, але йому браку? витривалостi, такту переслухати, стати понад це, злегковажити тих близьких i дорогих людей. Володько вибуха?, мов динамiт. Вiн хотiв би побити того матроса, але не чу? досить сили, тiка? у другу темну кiмнату i там пiд буга?м на тапчанi реве ревом лютi, болю i жалю. Тут уперше вiдчува? Володько трагедiю свiту, з котрого вiн походить, але який вiн любить i в який вiрить. Тато, дядько, Сергiй i безлiч Сергi?в. Всi вони яскравi, виразнi здоровi постатi, справжнi геро? працi i якiсь самi не сво?. Хтось сидить у ?х душах i говорить ?х власними устами хулу i зневагу на самих себе. Хто? Хто ти, бiсе, що сидиш у душах мо?х батькiв, дiдiв?.. I Володько почина? гарячкове шукати вiдповiдi на пекучi питання. Почина? вiд себе i того вогнища, коло котрого зав'язалось i розрослось його життя. Почина? згадувати кожний виразнiший мент свого короткого житт?вого шляху, починаючи вiд того цвiркуна в печi, що навiв його i батька на розмову про Росiю i рускiсть... Так. Вони були рускi... "Не такi рускi... Не кацапи... Нi. Ненастоящi... А хахли, люди, простий народ"... Але укра?нцi? Нi. Укра?нцями вони нiколи не були, тому яка жура, що честь i шана того iменi топчеться. Але як тiльки ?х свiдомiсть приняла цю нову назву, коли вiдчули ?? близькiсть, вони зненацька оберталися "до фронту" iншою, незнаною, новою стороною i на обличчi ?х родились: самоповага, гострота зору в майбутн?, гордiсть iз того, що належать вони до цього обновленого, воскреслого з небуття народу. Це Володько перший зi свого оточення пiшов незнаною дорогою самопiзнання. I, переболiвши першi прикростi, вiн навiть не гнiва?ться на сво?х батькiв. Вiн iде далеко наперед i, виперши дурну сльозу образи, гука? веселим дзвiнким голосом: таату! дядьку, Сергiю! Сюди! Не бiйтесь. Тут обiцяна земля! Тут сонце i виноград! Ну й чого я сварюся? - дума? Володько. Так нiби менi не ясно, як два рази два, що перемога за мною. Терпiння! Праця! На цьому ось Запорiжжi родились, росли, дiставали iмена та прiзвища безлiч цiкавих, дужих людей. Вони геть-чисто такi, як треба ?м бути, тiльки на очах полуда. Зiрвати! Мова, старi хати, призьби.. Солома мiня?ться залiзом. Поволi, крок за кроком. Не можна дико обертати думок. Розум треба тримати при собi, як вiрного слугу свого. Бо все те, i хати, i призьби, i мова, творить цiлiсть одну, велику, нерозривну з тим, що було, з тим, що ?, i з тим, що буде. I чого цi слова пруться наввипередки? Хай пруться. З них буде дiло. Велике буде дiло. Прийдуть люди колись, дивуватимуться, що були великi майстри, якi творили такий величний, такий хороший твiр у вогнi найбiльшо? з пожеж... Разом iз хуртовиною женуться у безвiсть днi. Нема часу на довгi думки. Бризка? у вiкно льодовий дощ. Мов божевiльний, шарпа?ться перед вiкном горiх i шкряботить пазюринням по огольоденiй блясi стрiхи. На повiки нижуться голочки iнею, ломляться, падають на червонi гарячi щоки i стають перлистими краплинами. Ще вчора, сидячи самiтно в темнотi, Володько кулився вiд прикрих розмов. Сьогоднi знов, радiсний i повний надiй, женеться з Петром до школи. Там остаточно "укра?нiзацiя". Читанки Курила, прикметники, дi?слова. Зникли "глаголи" й "прилагатiльни?". Все пiдда?ться, бо йде Укра?на, так, як повiнь, як буревiй. Нема перепон ?? шаленому маршевi. Один Ферапонт Яковлевич - кам'яна душа, "так сказать", малорос, чiпля?ться за кожний сантиметр сво?? глупоти. Класи, коридори, дроворуби, кухарка Грущиха i навiть е-е - Михайло Петрович "в?лiкiй прiкм?тнiк" - всi проти нього. Очi й нiс Ферапонта виявляють неспокiй. Усмiх його гiркий. Двадцять рокiв учив вiн про "Ст?пни? края, Чернозьомную полосу", i тут зненацька Укра?на. Дiд Днiпро, Тарас Шевченко, мова... З невiдомого, з пiдземелля, з туманiв минулого виступа? й залива? класи, коридори, обступа? навкруги пана географа та iсторика Ферапонта ненависна Укра?на. Вiн не ходить, не сидить, не спить. Вiн гаса? з класу в клас, брязка? невинними дверима, шарпа? старенького Iванова, в якому короткi й довгi Пiпiни починають балакати "мовою". I не видержав Ферапонт. Цього особливого ранку з'явля?ться в класi, робить кiлька напружених зусиль i почина?: - Панов?! Вiд сьогоднi пiчнемо вiкладати iсторiю й географiю на укра?нськiй мовi. Всi класи, зали й коридори розносять нечувану вiсть. Ферапонт упав! Великий малорос не видержав. Матроси i Пушкiн не помогли, зрадили. Йде мова i валить язик. Нема ради... По Водохрещах поверта? з нiмецького полону дядькiв Василь. Вечiр. У свiтлицi на комiнку блима? маленька нафтова лампочка. На лавах куня? кiлька сусiдiв, що зiйшлися "посидiти", полаяти погоду, оповiсти, хто де помер на iспанку, згадати Петлюру. Переговорили все i замовкли. Одарка сидить на печi, ?лисей пiд буга?м на тапчанi "пiдбива?" мотузом постiл. Йому зовсiм нiчого не видно, але свою роботу вiн зна?, i пальцi зовсiм добре замiняють очi. Вiн виводить пiд носом якусь стару протяжну пiсню... У кухнi зовсiм темно, тiльки маленька смужка кволого свiтла продира?ться через напiввiдчинену половинку дверей. Сiннi дверi рипнули i хтось увiйшов до кухнi. Всi пiднiмають голови. Володько вста? зi стiльчика, що сто?ть перед горiючою грубкою, i вiдхиля? дверi. З темноти виступа? Василь. - Добрий вечiр вам! - каже вiн повiльною мiшаною мовою. Вимовив i сто?ть, огляда?ться, нiби хоче отямитися, куди вiн попав. Маленька хвилинка тишi. З тапчана вста? ?лисей. З лав зводяться сусiди. З печi злазить Одарка. Очi в не? великi, здивованi. Вираз нiби переляканий. Палажки нема дома. Вона десь вийшла, може, до Харитини. - Василю! Це вирива?ться майже одночасно в усiх присутнiх... Боже! Василь! З нiмецького "пл?ну" вернувся. Нiхто не вiрив, що живий. Так. Вiн живий, але вiн ледве трима?ться на тонких, мов патики, ногах у черевиках та обмотках. На ньому чорна по колiна "шинеля" з жовтим нарукавником на лiвому рукавi. Щоки повпадали, вiд чого вип'явся наперед великий, злегка горбатий нiс. Пiд носом великi вуса. Обiйми. Одарка плаче. Ну, ну... Чого? Вiн же вернувся. Не було i вернувся. Чотири роки не було. Ходив далекими дорогами, чужими краями, страждав, а ось живий вернувся i знов у рiднiй хатi, серед рiдних людей. Зняв чорну "капоту", сiв на лавi, опер довгi висохлi руки на колiна i дивиться глибоким зором по стiнах, по стелi, по долiвцi. - Знов дома,- проговорив.- Часом навiть не вiрилося, що буду тут...- I повiв широкою плиткою долонею перед собою.- Був у Остпройсен. Схiднiй Прусi?...- добавив. Одарка, мов задубiла, сто?ть перед ним, ?лисей опритомив ?? - давай йому ?сти!.. Чого ж ти!.. - Охляв,каже Василь.- Три тижнi в дорозi. По станцiях повно народу. Тьху!.. У Гомелi два тижнi в "лазаретi" пролежав. Тиф. Недавно встав. Трудно. Зi Здолбунова, коли б не пiдвiз отой... Вже й забув... Зi Шинковцiв один... Мабуть, не дiйшов би... Да. Одарка смажить нашвидку я?шню. Василь роззува? поволi черевики, розмоту? отбмотки. Кожну рiч обережно i байдуже бере довгими бiлими пальцями i склада? купкою на боцi. - Все вошиве. На станцiях без перерви сунуть. Зi Сибiру, з Германi?... Туди й назад. Валить народ. Отак клякне десь коло куба з кип'ятком i лежить, як стерво. Розмотав з нiг промоченi ганчiрки, стягнув протоптанi вовнянi панчохи, виглянули бiлi, кiстлявi, з довгими покоцюрбленими пальцями, ноги. Одарка цебричок тепло? води пiднесла. Василь ми? ноги, всi дивляться на нього. Володько слiдку? за кожним його рухом. Вiн не може погодитися з думкою, що це Василь. Веселий, радiсний Василь, якого вiн так любив, якого стiльки разiв згадував. Життя, видно, не проста рiч. Зiмне, зiбга? тебе, видушить iз тебе форму, яку захоче, i все... Ось Василь помився, пiшов у кухню, передягнувся у чисте сво?. На столi чека? на нього ?жа. - Ви менi, мамо, не давайте такого одразу. Це тлусте,- каже вiн, дивлячись на я?шню, на смажену ковбасу. - Ну а що ж? Що ти хочеш? Я думала як найлiпше... - Дайте менi молока... - Молока? Боже мiй! То ж нi одна корова тепер не до?ться. Сиру хiба солоного, масла... Одарка побiгла до комори за сиром i маслом. Прийшла Палажка. Побачила Василя i залилася сльозами. ?лисей знов одвернувся... На очi набiгають сльозинки радостi, i вiн сам не зна?, що казати. - Ферштеген зi дойч? - чомусь вставив якийсь мудрагель зi сусiдiв. - Я, я! - хита? Василь головою.- Яволь!.. - Ах, кiчкiне! Сусунате мутелi,- бурмоче ?лисей.- Ах, май лiбер гот! - Вiн тепер знов ма? сина. Пропадав i знайшовся. Був мертвий i воскрес. I як не радiти, як не витирати шорстким кулаком мокрих очей i, не знаходячи справжнiх слiв, як не бурмотiти хоч чужi, незнайомi, в яких так само та?ться i блищить велика радiсть, як у кам'янiй рiнi ховаються й блищать зернинки щирого золота. Днiв цих не забудуть нiколи. Вони нагадують дивну книгу, писану великим мрiйником. Зима лагiдна i небезпечна, мов тигриця. Вiтер заходу несе теплi хвилi, топить снiг. Льодовi фреидлi звисають пiд стрiхами там, де хороняться пучечки червоних китяг калини "прялкам на слину". З пiвночi чутки йдуть. Там десь петлюрiвцi курiнями, полками засипали станцi?. Звiдтiль прибувають матроси, що прагнуть великих чинiв, промов, походiв... Село нi. Село бажа? землi та "твердо? влади". Осточортiла вже ота западенна "слабода". Хоч i можна даремно рубати лiс, дiлити панський лан, зате порядку нiякого. Карбованцi пiшли. "Осиковi" папiрцi, а "микола?вки" купами трухлявiють за образом, i не зна?ш, чи ховати далi, чи викинуть... Був Нiколка, знав чоловiк, що хтось над тобою ?... Хтось чату?, стрим робить. А тепер чортзна-що. Нi Бога, нi царя. "Послушанi? й почот" все тобi отак - тьху!.. Хал?ра зна? - що... Бувало, приказ... Висить тобi бамага - номер, орел, печать... Чу?ш, що уряд з тобою говорить, що тверда власть, хоч шапку з голови далой! А то: товаришi селяни! Громадяни!.. Сповнiть ваш обов'язок! - В'язало б тебе, недуга в твою м', до банти!... В недiлю на церковнiй та монастирських брамах появляються оголошення. "Товаришi с?лян?! Петлюра зi сво?ми радами не встановля? настоящого режиму. Вiн несе безвладдя, бандитизм, непорядки. Права селян i робiтникiв загроженi, бо до влади знов приходять рiзнi пам?щикi й капiталiсти. Далой з пам?щицькими та капiталiстичними акулами. Заклика?мо вас усiх з оружi?м в руках встати для захисту народу. Хай живе соцiялiстична радянська республiка!.." Пiдписаний народнiй повстанчий комiтет села Дерманя. Заклик цей, мов блискавка, пролунав селом. Заповiдають мiтинг. Лави сiрих шинель заливають площу коло Яна. Виступають оратори. "Петлюра самозванець об?дiнiлся с галiчанамi, австрiйцамi, н?мцамi. Он продайот наш народ в капiталiстiческую кабалу... Далой Петлюру!.." - Далой! Далоой!.. Камiняка дивиться люто на юрбу. Матроська його шапчина збилась назад. Чоло всiяв пiт. Вiн обiця? пiдняти Дермань, повiт, цiлу Волинь. Вiн поведе народ визволяти Укра?ну, встановить порядок, спокiй. Перший похiд на Здолбунiв. Там на станцi? цiла "батарея" гармат, скорострiли i навiть три лiтаки. Дермань готу?ться до повстання. Он той двоповерховий будинок, що зветься "корпус"-ом, живе вдень i вночi. Там трiскотать "Адлер", там дзвонить дзвiнок телефону. Кабель його пролiз через вiкно, в'?ться мiж гiллям слив i десь зника?. У штабi Сергiй Корнiйчук. Там i Камiняка. Не ?сть, не спить, лиш курить цигарку за цигаркою, жу? мiцними зубами папiросницю. Барва його обличчя нагаду? барву шинки. Чоло зрiзане пругами випнутих жил i зморщок. На попрузi два нагани. Зi Здолбунова прибув Комаров. Куций, барчистий обрубок у соляному овечому кожушку. Очi сiрi й гострi. Неголена щетина бороди вiдлива? золотом. Пiд носом "фузики", нiби повбиванi... Жижлик Гнатюк у галiфе, мов аероплани, в хромових чоботях. На френчi слiди "пагонiв". Весь чорний, мов баняк. Наолi?на голова розсiчена рiвним бiлим продiлом, а очi, мов двi шротини. Це штаб. Це своя "тверда власть" республiки Дермань. Коло корпусу щоденно юрби ?? громадян. Сходяться, зносять зброю, харчi, шикуються в роти, батальйони. З околичних сiл прибувають вiддiли, при?днуються. На перший день великого посту армiя дермансько? республiки виступа? в переможний похiд. Перша мета здобуття Здолбунова. Завтра Дермань покаже, що варта сила його в захистi здобуткiв Велико? Революцi?, Вiн запише себе в iсторiю тривким чином... На семiнарському подвiр'? шикуються батальйони. - Смiррнааа! Равн?нi? напррава! Смiрна!.. На крраул!.. Обвiшений наганами, у матроському бушлатi, Камiняка огляда? хоробру революцiйну армiю. Вiйсько муром сто?ть i проводить зором свого вождя. Промова, наказ. Сурмач сурмить "вiльно" i розхiд. Останнiй день масляно?. У монастирi бамка? дзвiн, правиться перша постова вечiрня. Але церква порожня. Все там, у вирi революцi?. Нiч надходить. Ясна зоряна з приморозком нiч. До штабу прилiта? вiстка, що до Будаража прибув вiддiл кiнних петлюрiвцiв. Командуючий збройними силами республiки Дерманя негайно засила? вiддiл вiйська для лiквiдацi? противника, що мав смiлiсть зайти на терен республiки. Над ранок геро? вертаються переможцями. Вiсiм петлюрiвцiв попало ?м у полон з кiньми, шаблями, сiдлами, добрими кожушками та чобiтьми. На першому поверсi корпусу замкнули полонених. Конi, чоботи й кожушки пiшли у "строй". Це перша кiнна сила республiки. Другий день - день виступу. Сурма склика? усiх громадян на майдан пiд монастир. Армiя у зборi. В саду закопанi казани, в яких вариться обiд. Нагода хотiла, щоб у той час мiзоцький жидок Янкель купив пару ялiвок i вiв ?х попри табiр революцiйних сил. Варта затримала Янкеля та повiдомила про це уряд республiки. Той не завагався виявити цiлу велич сво?? влади. Iменем революцiйного командування обидвi Янкелевi ялiвки беззастережно мандрують у казани армi?, а Янкель дiста? "талон" з печатями i пiдписами до скарбу велико? республiки. В полудень з високо? дзвiницi сурмач сурмить "призив". Усi, хто ?, хоч-не-хоч мусять кинути батькiв, жiнок i дiтей та пожертвувати себе для великого дiла. Не минуло це й ?лисе?вого Василя, Вiн уже поправився i мусить також вiдiйти. Одарка з Палажкою витирають мокрi очi... - Тiльки що, люди мо?, прилiз... Ледь живий був... Ще не огрiвся, не обувся i знов. Нема часу. Там вiйсько шику?ться в лави для виступу. На лiквiдованих конях гарцю? начальство й розвiдка. Комаров наперед подався до Здовбицi пiдготовляти грунт. Там чека? на нього любка його - жiночка. Вона, мабуть, i не зна?, що коханий ?? зненацька президентом республiки став. Надвечiр востанн? стали перед корпусом батальйони. Половина без збро?. Нiчого. Прийдуть, побачать i переможуть. Буде зброя. Там гарматна батарiя, лiтаки, скорострiли. - Поротно! Смiррна! С п?снямi шагом мааррш! - Раз-два-три! Л?вой! Л?вой!.. Гримнула перша озбро?на рота. Хитаються сiрi шапки, хитаються рушницi на смiрно, разом з помахом рук... За нею друга рота, третя!.. Кожна пiсню виводить, ноги самi вибивають крок, а за ротами юрби дiтей, дiвчат. Позаду два вози i пара кiннотникiв. Пiзно вечором верта?ться Володько до дому. Цiлий день сторчав коло монастиря, придивлявся до всього, що дiялось на його очах. Спочатку навiть захопився рухом, гармидером. Повно народу, гутiрки, промови. I аж вечором, коли йшов додому, на нього сходить незрозумiлий острах за наслiдки всього, що власними очима бачив сьогоднi. Острах побiльшу?ться дома. У хатi тихо i сумно. На комiнку, як звичайно, свiтиться маленька лампочка. Коло печi на стiльцi сидить ?лисей i чита? якусь книжку. Одарка лежить на печi, Палажка десь пiшла. Лампочка да? дуже мало свiтла i куцозорий ?лисей трима? книжку обома руками пiд самим носом. Почувши Володька, вiн пiдводить голову i пита?: - Ну що? Пiшли? - Пiшли,вiдповiда? понуро Володько i ходить по хатi. - А нашого не бачив? - пита? Одарка.- Ми вже вечеряли. Отам картоплi в горщику й огiрки з олi?м,- дода?... - Бачив,каже Володько.- Скиданець на конi... Пiшли всi, а половина з них без "вiнтовок". Чорт ?х зна?, що вони там робитимуть... Володько бере картоплю, огiрки i ?сть. Одразу видно, що настав великий пiст. Одарка суворо притриму?ться постiв. - А я от тут сиджу i читаю,- каже ?лисей.- Взяв у Iванового Захара оцю книгу. Iсторiя... Ото, як то воно, рiзун його матерi, i колись те саме було. - Так,- каже Володько.- I колись нашi на наших походами ходили, билися, нищились. ?лисей приклада? носа до само? книги i вголос прочиту?: "i всi городи, i всi села, i весь люд хрещений, що назива? себе русо-укра?нським, вста?, як один муж, для захисту краю сво?х батькiв i дiдiв. Ворог не видержав велико? сили i побiг. Шлях уступу його вкрився трупом, на котрiм виросла i розцвiла воля переможцiв". "Здавалось, треба тiльки прикласти рук i розуму, щоби на ру?нах звiльнено? батьковщини будувати й закрiпляти силу й потужнiсть свою. Так нi. Воля слiпила очi, п'янила розум. Надто довго предки нашi несли ярмо неволi, щоби, визволившися, втримати присутнiсть розважностi та рiвноваги. Всi стали, як були числом у сотнi тисяч, панами. I не один не хотiв признати зверхностi другого. Що вiн менi? - казав перший. Вiн так само говорить, як я, так само одяга?ться, як я, так само молиться, як я... I чому я маю коритися йому? Другий казав: вiн не ? нi князь, нi во?вода, анi пан великий. Його iм'я таке ж просте i зрозумiле, як мо?. Як може бути вiн зверхником мо?м? Були й iншi голоси. Вони подiбнi на цi, що я сказав вам. Всi зворохобилися... Встав брат проти брата i вбив один другого пiдступною кулею. I як холодний лик мiсяця з плямою вiчно? ганьби перед цiлим миром сто?ть, так холоднi тепер серця мертвих братiв, що лежать на землi. Нiхто не сказав ?м: брати! Вас родила одна мати i старший хай буде старшим, а молодший його опорою. Брати! Вчините ганьбу велику, коли станете один проти другого з пiною лютi на устах i вогнем зненавиди в очах. Ви прохромитесь на вашi списи i ворог лютий реготатиме над вашими кiстками". Володько переста? жувати i слуха?. Якi правдивi слова. Де взялися вони тут, якраз цього вечора? ?лисей зупинився. Володько пита?: - А де ви взяли цю книжку? - Кажу ж - Захар принiс... Прийшов, i ми посперечалися. Я одно, вiн друге. Ну, каже. Принесу вам, каже, iсторiю. Пiшов i з монастиря принiс. По короткiй перервi ?лисей пристрасно спльову? i кива? головою. Вiн, видно, сам собою невдоволений. Пiсля без нiяких передмов висловлю? продовження сво?? прикро? думи вголос: - А який чорт зна?, що ми не рускi, а укра?нцi?.. Я за руского царя воював, чин носив, татарами командував. Дiд наш польських харцизяк, що збунтувалися, по лiсах косою витинав... Звiдки я мав знати, що син мiй ма? за Укра?ну встати? Га? Що, я Бог чи пророк? Правильно! Ми ось бунту?мо! Може, там i ? яка власть, що дума? добре, а хто ?? в нас бачив чи зна?? Чому нiхто не покажеться, не скаже: народе, чорте, бiсе, чи як там!.. Так i так. Ми от, мовляв, задумали царя i Росiю збурити, а на ?х мiсце Укра?ну встановити. А пiсля розкажи все честь честю про ту саму Укра?ну. Кожний, i такий i сякий, мусить знати, за що воювать ма?. А не отак на галай-балай...У кра?на! Укра?на! А яка Укра?на, що за Укра?на, звiдки Укра?на!? Здраствуйте вам... Ось ми за Укра?ну, мовляв. Добро пожалувати, будьте з нами, бо ми так само говоримо, як i ви... Мало хто сьогоднi не так само, як ми, говорить... Н?, н?... Це ще не все. А от iз цi?? книжки видно: царi й королi гризлися за нашi землi, а ми ?м помагали. От i так. Але царство наше, царство руске знали ми всi i в душi носили його. Осьдечки Хмельницький Богдан до царя московського царство руске прилучив i я сам у Ки?вi бачив його пам'ятник. На баскому конi, нiби на небо виплигнути хоче... I на пам'ятнику виховано: "?диная недiлимая Росiя". От що... А я ще, як в Якутському полку старшим унтер-официром служив, не раз бачив: не ?дино недiлимая. Кацапи були кацапами. Ми хахли - хахлами. Татари, яких я сам учив, татарами. I раз Хмельницький управляв нашим кра?м, значить, вiн був наш князь рускiй, що до Московщини зi союзом пiшов. От як... I Московщина, як з цi?? книги бачу, союз зламала, землю нашу в пустиню обернула, iм'я наше собi присво?ла, а нас назвала хахлами - значить, кiнець. Значить, нема бiльше дружби. Значить, ти менi, а я тобi вороги смертельнi i нiчого нам не поможе, хiба брань войскова! А за той час, потайки вiд народу, край наш Укра?ною став. Хто знав про це? Спiвали ми: повiй вiтре на Укра?ну... Але то десь там далеко земля та лежала... Так звалась вона. Сьогоднi, видно, все так звати хочуть. От як... А власть укра?нська, може, зараз i ? в Ки?вi... Але в нас нi... У нас ще Росiя. Нiхто у нас не пройнявся Укра?ною, тому i не диво, що ми бунту?мо. Хай би не боялися нас, а прислали якого оратора i все... Хiба ти не бачив, скiльки книжок розкидали мiж людьми отi-о, що революцiю повели... А що ж укра?нцi? Чому нiчого нема?.. - ?,- каже Володько.- Он i Захар зна?. У семiнарi? "Просвiту" роблять. Хуру книжок привезли... - Мало! - рiзко i твердо заявля? ?лисей.- На Дермань не хуру, а сто хур треба. У кожну хату. Хай не пожалують грошей. Осики хватить на папiр, а книжка хоч чорта впече. Та й не одна книжка. Живе слово повиннi мiж люд пустити. Скажiм, хто не зна? читати... А ? такi,- взяв книжку i скурив. А живе слово всiх сягне. Чому Петлюра цього не робить?.. - Сам вiн усього не може робити. Стiльки мiст, стiльки сiл,- пробу? захищати Петлюру Володько. - То... Хм... Сам. Сам нi. Наказ треба дати. Послати когось. Мало горла?в? Дивним став ?лисей. Вiн нiби сам на себе сердиться. Книжку цупко трима? у правiй руцi. Вiн сердиться, що все так нiби просто, а нiхто як слiд не зробить. Чому, мовляв, нема нiде чоловiка. Сказав так i ? так. Не бере цi?? ночi сон. Усi знають, що дi?ться сьогоднi на свiтi. Володько довго вичiку?, поки дядько пiде спати, щоби скористати з його та?мничо? книжки. Нарештi до справи втруча?ться Одарка. Вона сердиться: Старе дупло, а вiчно з отими книжками носиться. I нащо воно тобi?.. Хоч це вiдноситься до ?лисея, але ж йому не догаря?, бо це не первина. Як розтолку?ш "?й", що значить книжка? Де ? таке слово? Чи ж зрозумi? вона, сухенька, оточена клопотами, горшками, кумами жiнка, що поза тим iсну? величний свiт - вширiнь, вдовжiнь, взад i вперед, на безлiч вiкiв i верстов... Що в тому свiтi живуть люди... I люди творять iсторiю, вбрану ось у цю купку пов'язаного паперу. Вiзьмеш його, пiднесеш пiд нiс i твiй короткий погляд ста? безконечно довгим. I вiдкрива?ться перед ним страшна картина, подiбна на страшний суд. I чу?шся ти великим судi?ю з насупленими бровами, бо серце тво? болить - чому так, а не так, сталося? Береш вагу, кладеш на терези добро i зло й бачиш безлiч зла i так мало добра. I дума?ш: нi. Далi так не смi? бути. Моя мудрiсть - велика мудрiсть. Я зроблю так, як сам Бог хоче. Перед мо?ми очима тисяча помилок, якi я розумiю, вiдчуваю i якi напевно тепер обмину. Предки! Я болiю вашими хибами, але я благословлю вашу вiдвагу, з якою ви ?х робили, щоби показати менi, як ?х обминути. ?лисей дума?. Пiсля кладе книжку i виходить надвiр. Поки вернувся, Володько вже заволодiв книжкою, вiдхилив першу завiсу до входу ?? великого свiту i захлинувся ним. Увiйшов ?лисей. Постояв коло Володька, а пiсля каже: - А зна?ш... Коли вони збиралися, сам радiв. Треба ж нам твердо? влади. А ось тепер. Вийшов, зна?ш, надвiр, щоби послухати на Здолбунiв... Чорна нiч i тихо. Шкода, що вони пiшли туди. Вони ж пiшли, щоби покласти на наше село i на наш люд вiчну пляму ганьби... А хiба ж це справедливо?.. А хiба ж наше село не лiпше зi всiх сiл, що ? навколо? I як то так? Цi питання заскочили Володька, Як на них вiдповiсти? Вiн подумав i сказав: - Може, то тому, що тут стрiлося двi сили. Сила порядку i сила непорядку. Сила непорядку взяла верх. А зрештою, хто зна?. Отi матроси... Самi ж ви сказали, що Сергiй все зна?, бо вiн усе бачив. Вiн бачив хтозна-що. Вiн усе торочить про Л?нiна i Маркса. Ви ж чули. А хiба ж наше село це потребу?? Село хотiло твердо? влади... Правда ж? А Камiняка з Корнiйчуком Маркса. Дурнi дурних пiзнали i пiшли валити Петлюру. А Петлюра... Хто зна?, хто вiн... Але, що вiн не помiщик, це вiдомо. Вiн за Укра?ну i все... - Бо вiн сам винен... Сам i бiльш нiчого. Я це казав, кажу й казатиму! - сердито з притиском зазначив ?лисей.- Раз берешся за дiло, то роби так, щоби пальцi тво? на всьому видно було. Щоб усi чули, що ти господар. З нашим народом усе можна зробити, але треба руки... Хiба не зна?ш, як твiй батько перебирався до Тилявки. Поки давав попуст - все розповзалось. А взяв у жменю вiжки, закрутив на п'ястук i по?хав. От як треба. Пiсля цього ?лисей ще раз сердито спльову? i вiдходить до кухнi, де пiд буга?м кладеться. Але спати не спить. Чути, як переверта?ться з боку на бiк, щось бурмоче пiд нiс, ла?ться. А Володько пiшов у книгу. До нього заговорив його вiчний голос, голос бажання знати. Кожна картка це ступ у невiдоме. Вiн чита? i бачить перед собою стару Укра?ну. Степи, луги, пралiси, дикi трави. Це рай, повний звiра всякого, повний меду i квiтiв запашних. I ходить у тому пралiсi чоловiк, що зветься козак. У очах його далечiнь, за якою не бачить того, що перед ним. А коли гляне в землю - забува?, що, крiм цi?? плямки, на якiй спинилось око його, iсну? великий мир навкруги. Нiхто не взяв козака за свого i нiхто не випустив його з рук сво?х. I так тягнулось лiт триста. Ще оповiда? Володьковi книга про царства та королiвства. Встають в уявi якiсь, не то хижi, не то дикi царi. Набубнявiлi сiрi очi дивляться в чорну безодню, де плач, муки, слизька плiснява здовж i вширш безконечно? тюрми. Сатана по нiй верхи на дикому огирi гаса?, топче погнутi спини сво?х пiдданих, сiче живi голови сатанинським мечем. I нiхто не вирве з його рук влади, бо за ним диявольськi, заклятi великим прокльоном, легiони. Вони такi ж безогляднi, як смерть, i рятунку вiд них нема нiкому. Володько бачить ще королiв. Нiщо в свiтi не може бути бiльш бундючне, зi закопиленою навмисне для показу губою, нiж цi безкостi постатi. Вони сходять угору i вниз по сходах, що нагадують мармур, а в дiйсностi ? звичайним деревом, критим дешевою барвою, що наподоблю? барву того каменя. I це якось так дивно вигляда?, нiби в комедi?. Кунтушi, лемент, штучнi слова, штучнi постави, штучнi рухи. Одна, друга, третя дiя i пада? завiса. Все зника?, тiльки лишаються спогади, лiси, повстанцi, дивна мова, химерна тiнь, чи свiтло, що час вiд часу вибухне i згасне. Далi Володько все зна? сам. Зна? iмперiю, що все пiд себе взяла: i короля, i козака, i самого сатану. Назвалась iм'ям предкiв цих самих, що сьогоднi, в цю страшну нiч, трощать ту назву i в боротьбi кують нову пiдвалину ново? iмперi?. Бо сила цих людей - вiчна сила. Вона родить нову назву, що стане знов назвою усiм королям, козакам, царям... Так хоче вище Велiння. Одарка вже давно спить. Прийшла Палажка... Захекана, перелякана. - Стрiляють! - кинула вона одно слово. Володько шарпнувся i вирвав себе з цупких обймiв книжки. Його чоло, щоки, очi в огнi. Як сидiв, зiрвався i бiжить. У кухнi зрива?ться ?лисей, натяга? босонiж чоботи, накида? куцана. Всi бiжать надвiр. Там чорна, дзвiнка, зi зорями нiч. Там, де на небi Великий вiз, видно заграву вогню, що пiднiма?ться i промiню? знизу уверх. Звiдти ж чути глухе, довге, майже безупинне тукотiння, так нiби з яко?сь ями. Всi знають цi звуки. Луна ?х ще не ущухла у вухах вiд часу, коли геть упоперек цiло? землi лежала лiнiя смертi, з назвою фронт. Це кулемети. Вони тукотять без перерви. Час вiд часу двократно вибухають сильнiшi звуки. Буувуу-буух! Буувуу-буух!.. Ту-ту-ту. ?лисей, Володько й Палажка стоять зi запертим диханням. Нема слiв i не тра слiв. Все ясно i зрозумiло. Там, у ту сторону, лежить Здолбунiв. Туди пiшли дерманськi хлопцi шукати, однi - твердо? влади, другi Маркса i Л?нiна... Вернувшись до хати, Володько ще довго сам собi мiрку? над тим усiм, що дi?ться на рiднiй землi в цей час. Пiсля заснув. Прокинувся вдосвiта. Ледь свiт побiг до монастиря. Там уже рух. Щойно привели полонених "петлюрiвцiв". Привiв ?х Скиданець. Цей подiбний на справжнього рубаку. В кожушку, на раменi револьвер, через плече карабiнка, при боцi шабля. Зда?ться, його куций зрiст створений на кiннотника. Просто вроста? в сiдло. Полоненi, мабуть, старшини. Одяги все новi. Чоботи зi жовтого ременю. ?х долучили до тих, що привели перед парою днiв. Вiстки, якi привiз Скиданець, пiдняли дерманцiв. Успiх повний. Здолбунiв зо станцi?ю в руках повстанцiв. До них пiдходять усе новi i новi ватаги. Захопленi цiлi потяги збро? та набо?в. Завтра вимарш на Рiвне. Пiд вiкнами "корпусу" мiтинг. Захопленi вiсткою дядьки вимагають "повно? мобiлiзацi? всiх до п'ятидесяти лiт". Хто не послуха? - пiд польовий суд i амба! В полудень прибува? начальство. З'явився Комаров, Камiняка. Серед полонених перевели ревiзiю i все, що знайшли, включно до чобiт, конфiскували на потреби армi? дермансько? республiки. Пiшли чутки, що конфiсковано двадцять п'ять тисяч гривень, якi знаходяться на схованцi у Комарова та Камiняки. Одночасно перед "корпусом" почали все бiльше i бiльше прибувати й гуртуватися учасники походу. Коли i як встигли вони вернутися - невiдомо. У декого при поясi бомби, через плече кулеметнi стрiчки. Чоботи, руки, обличчя залiпленi грязюкою. Почали ширитися новi чутки, що успiхи дерманцiв зовсiм не такi блискучi, як це видавалося Скиданцевi. Кажуть, той сукин син навiть i не бачив бою. Вiн крутився з конем позаду, а коли на станцi? зупинили по?зд, що вирушував саме на Рiвне, в якому затримано вiсьмох старшин, так Скиданець першим кинувся шукати по вагонах, чи не знайде чого. А пiсля визвався провести полонених. Дома, куди Володько прибув на обiд, заста? Василя. Вiн тiльки що вернувся разом з кiлькома сусiдськими товаришами. Усi вiд нiг по вуха в грязюцi. Усi лаються останнiми словами. - Комаров! Брехун, самозванець проклятий. Людей без оружжя пiд "пул?мьот" пiслав, а сам у Здовбицi з лярвами цiлу нiч пиячив. Ми вночi пiдiйшли пiд Здолбунiв. Зо станцi? саме руша? по?зд. Нам подали команду: хто ма? "вiнтовки", смали по по?зду. Сипнули кiлька "залпiв". По?зд став. Кинулись до нього. Найшли один вагон "вiнтовок", але всi без "затворiв". Корнiй i ще кiлькох вдерлися на перон. Там стояло кiлька "орудiй" i скриньки "снарядiв". Корнiй одразу за комiр, обернув ?? лицем до цементового заводу i почав кресати по комину. А там петлюрiвцi. Засiли в заводi i строчать, сукини сини, з кул?мьоту. Нашi крикнули ура, але що онте ура, коли ми без вiнтовок. Ми тiльки за залiзничний вал показались, а тут по нас як сипнуть... Ми назад. Один Корнiй кашля? та кашля? по заводському комину. Ми ж прилипли до землi i лежимо. Холодно, мокро. Нарештi над ранок чу?мо десь крик: "Слааавааа!" Послали кiлькох хлопцiв у розвiдку. Через пару мiнут тi летять: "Хлопцi! Спасайтесь, хто як може. Вiд Здовбицi "цепю" наступа? петлюрiвська пiхота". Сучо? матерi! Ще погибнемо тут, чорти знають защо. Зiрвалися i в ноги. - Гади! - закiнчу? Василь.- Розстрiляти мало. Все Камiняка, чортова заволока, збурив людей, а тепер хто зна?, що буде. Прийдуть, спалять село i все. Бо ж якого диявола ми туди йшли? То армiя, регулярна, вооружена, а ми, як барани, з голими руками... Тьху, бий тебе всi громи!.. - А я хiба не казав! - пiдхоплю? Василеву злiсть ?лисей, забувши те, що сам радив iти на Здолбунiв.- Казав я: не йдiть! Не зна?те, проти кого i за ким - сиди один iз другим у запiчку i не рипайся. Нi, пiшли, всунули голову в багно й от ма?мо. Йди його тепер одного й другого вкуси за зад. Комарова й Камiняку пiд народний суд. Пiд суд ?х!.. Надiйшов вечiр. У кожнiй хатi мiтинг. Село гуде i буриться. Невдоволення, протести, вимоги кари на "верховодiв". На другий день усiх скликають на велику сходку. "Верховоди" будуть виправдуватися за сво? вчинки. Тьма-тьмуща народу посунула до монастиря. Там уже знову зiбрано роту вiйська, переважно зi сусiднiх сiл - Бущi, Борщiвки, Будаража. Вони не втекли додому, а лишилися при штабi. Першим виступив Комаров. Говорить з ганку "корпусу". - Товарiщi салдати й крестьяне! Да здравствует робоче-кр?стьянская повстанческая армiя. До нашiх св?д?нiй дашло, что в?дьотся протiв нас пропаганда. Гаварят, что ми про?гралi п?рвий бой. Какой бой? Кто гаварiт? Виступай, кто гаварiт, что ми про?гралi. Д?з?ртiри, труси, хами, бужуазни? прихвости так гаварят. Ho eтa явная лож! Ми iм??м ва?нний атд?л лучшiх революцiонних сiл. Ми iм??м пл?нних петлюровцев, над каторимi сейчас устро?м наш народний салдатско-кр?стьянскiй суд. За намi сiла народа! От Б?рдiчева наступает руская рабоче-кр?стьянская красная армiя, которая см?тьот всю петлюровскую сволоч з лiца землi. Кто т?п?р скажет, что ми про?гралi? Виступай, сукiн син! Я сам п?рвий вганю тому мерзавцу пулю в лоб вот с етаво нагана... I Комаров вишарпнув з кобура револьвера. Обличчя його люте, червоне. Говорить рiзко. Дикий крик разом iз бризками слини вирива?ться з його широких розтяжних уст. Це вплива? на юрбу. Помiтне схвилюйання. Камiняка зiбрав гурт бабiв, вимаху? перед ними револьверами: - Щоб менi до завтра був тут хлiб! Зрозумiли? А нi, куля в лоб! Комаров пiдда? думку зараз розпочати суд над полоненими. Завести ?х у залу в семiнарi?. - Пiд суд ?х! Правильно! Чого лазять по наших селах i обдирають народ!..- почулися вигуки... - Що там з ними довго цяцькатись! На дзвiницю ?х - вниз головою i амба!.. Комаров знайшов вихiд для народного обурення. Все захоплю?ться новою подi?ю. У кожного заграли очi. Полонених вивели з "корпусу",- завели в залу семiнарi? i примiстили на театральному пiдвищеннi. Юрба хильнулась в залу. Через пару хвилин велика зала набита людьми. На сценi коло полонених прокуратори - Комаров, Камiняка i весь штаб. Стiл. На столi револьвер i кусень паперу. Секретарю? Сергiй Корнiйчук. Юрба хвилю?, мов розбурхане море. Що там ще, мовляв, довго з ними. От виведемо на могилки i дрючками ?х!.. Поб'?мо i все!.. Нi! Нi! Розстрiлять! На дзвiницю! Вниз головою. Виступа? ще раз Комаров. Вiн з'ясову? провину контрреволюцiйних прихвостнiв буржуазi?. Вiн вимага? для всiх петлюрiвцiв кари смертi. - Правильно! - реве юрба.-- Бий ?х! На дзвiницю i вниз головою! Смерть ?м!.. - Хто проти смертi петлюрiвцiв? Нiхто. Секретар. Прошу запротоколувати одноголосний присуд. Полоненi тихо сидять купою на сценi. Деякi хвилюються, iншi спокiйнi. Один, високий i стрункий, бiльше всiх виявля? неспокiй. Хвилю?ться, порива?ться щось сказати, просить слова. Але слова йому не дають. Аж коли запротокольовано смертний присуд, Комаров зверта?ться до людей: - Чи ма?мо дати останн? слово тому петлюрiвцевi? - Дати! Нi! Дати! На останн? слово ма? кожний право! Хай говорить!.. - заревла юрба. Неспокiйний полонений зрива?ться з мiсця, вибiга? на край сцени перед стiл i запальним, гострим голосом почина?. - Люде добрi! Укра?нцi!.. Чи зна?те, кого судите сьогоднi? Чи зна?те ви, що перед вами сидять найлiпшi сини таких саме людей, як ви, якi так само говорять, як ви, так само моляться, як ви! Ми не ? петлюрiвцi, а вояки укра?нсько? армi?, яка бореться за нашу хату, за нашу державу, за нашу землю i волю. Ви не зна?те, що ми боремося не за помiщикiв та буржу?в, а за Укра?ну, за цю землю, на якiй тисячi лiт живе наш народ. Але наш народ був цiлi столiття в московськiй неволi. Ним правили царi, що звели нас на хахлiв, на гнiй, на пiднiжкiв, на отаких от, як ви, дурнiв, баранiв, що слуха?те кiлькох оцих каторжанiв... - Стой! - гримнув Комаров. - ...Якi ведуть вас на загибель... - не слуха?, а ще сильнiшим голосом кричить полонений.- Ви нас уб'?те, але знайте, що завтра прийде сюди... - Стой! - гука? Камiняка i хвата? револьвер. - Хай говорить!.. Далой!.. Хай говорить... Кожний ма? право на слово! Слабода! - вибухнула юрба.- Слово! Слово! - ...А завтра,- продовжу? полонений,- прийде сюди полк укра?нського вiйська i вашi хати зрiвня? з землею. Але мало хати... На вас i дiтях ваших лишиться вiчна чорна пляма, що ви в цей страшний час, коли наша молода Укра?нська Держава веде смертельну боротьбу з одвiчним нашим ворогом, москалями, виступили проти свого вiйська, сво?? власно? Держави Укра?нсько?... Подумайте, що це значить! Подумайте! Тут Камiняка не видержав, напнувся i, як тигр, плигнув на промовця... "Малчаать!" - ревнув його страшний голос. Але промовець, видно, не бачив перед собою нiчого, крiм лютi, жаху смертi i безоднi людсько? темноти... Всi сили його досягли найбiльшого напруження. Блискавичним помахом руки вiн вибива? з руки Камiияки револьвер, який летить мiж публiку. Сотнi голов ревли невиразними голосами. На допомогу Камiняцi кинулись Комаров i секретар, але проти них муром, як один, стали всi полоненi, якi зовсiм забули про небезпеку. Постава i вчинок полоненого миттю прихиля? до себе цiлу юрбу. Кiлька десяткiв чоловiкiв ринуло до сцени. - Стой! Не смiй пiднiмати руку на пленного! - гримнув дебелий дядько Сидiр, хватаючи Камiняку за руку. - Раз свобода - всiм свобода! Кожний ма? право слово сказати. Чи так, люди? - Правильно. Хай говорить далi! Далой Камiняку!.. - реве народ. Повстанчий штаб бачить, що справа сто?ть кепсько. Промовець входить у силу. Вiн вiдчув вагу слова свого, вiдчув голод отих усiх, що стоять перед ним, на правдиве щире слово. I коли Камiняку з Комаровим вiдзбро?ли i посадили збоку, промовець почав говорити далi... - Люди добрi! Я, ми всi i цiла Укра?на не обвинувачу?мо вас. Ви ?, може, тi найлiпшi сини сво?? держави, бо ви з ризиком життя свого йдете шукати "твердо? влади", Ви хочете порядку i ми розумi?мо це... Але вас обдурюють i бунтують усякi темнi продажнi типи на подобу ось цих, що судять нас ось тут в мурах цi?? укра?нсько? учительсько? семiнарi?... Нас, старшин укра?нсько? армi?! Нас, що несуть життя сво? за визволення цiлого нашого народу з неволi московсько?, нас, що хочуть привернути цiлiй Укра?нi спокiй, владу i порядок. А цi мерзотники обдурюють вас. Вони ограбували нас, забрали нашi одяги, грошi, а чи зна?те, для кого вони то забрали?.. - Правильно! Гу-гу-гу! Ага... Де, сукини сини, грошi? - заревiла юрба. Це влуча? в саме серце народу. Дядьки приходять до притомностi, й один, той саме Сидiр, вискочив на сцену, високо здiйняв п'ястука i крикнув: - Люди! Прошу слово!.. - Говори! - крикнула юрба. - Правильно сказав цей укра?нський охвицер. Подозволю собi поставити товарищевi Камiняцi i товарищевi Комаровi следующий вопрос, де, спрашу?ться, тi д?нгi, якi ви забрали в оцих людей? - Нема! Забрали! Пропали! - загомонiло скiлька голосiв. - Стоп, люди! - пiдняв руку Сидiр.- Ще вопрос. Камiняка зiрвався i почав кричати: - Я тебя, сукин син, на мiсцi вб'ю!.. Як собаку!.. Ти!.. Але Сидiр сто?ть непорушне, мов кам'яний стовп. Старшина промовець за ним. Решта полонених напружено чекають, що буде далi. Вони чують, що бiльшiсть у залi на ?х боцi. Виразно помiтно гнiв народу проти Камiняки... Комаров уже не пнеться бiльше наперед. Цiла його хробрiсть погасла, мов свiчка. Блiднуватий, прищулений, вiн забився пiд самi лаштунки сцени i звiдтiль визира?... Сидiр розтягнув широкi, барви буряка, губи, внизив зiр у Камiняку. - Тии! Як ти не замовкнеш... - зашипiв вiн люто.- Досить iз тебе, зволота ти проклята, народ дурить. Бандити!.. Ууу!.. Де грошi дiв?.. Народе! - звернувся Сидiр до людей.От моя думка... Всiх оцих пл?нних товарiщов вiдпускаймо на всi чотири сторони. Хай iдуть собi, звiдки прийшли. А щоби вони не наробили нам у селi какiх бешкетiв, то виведемо ?х за село i пустiм... Кто жела?т, може пригласiтся в конвой. Тольки за село i досить... А оцих,- показав на Камiняку i товариство,ма?мо посадити на ?х мiсце, бо вони не отв?тiли на наш вопрос... Чи не правильно я кажу?.. - Правильно!.. Само собою... Де д?нгi народни??.. Хай вiдповiдають... Виступив Камiняка. - Товаришi крестьяне! Д?нгi ?сть!.. Я прi с?б? не iм?ю, но анi сховани на потреби войска. Пл?нних можете вiдпустiть... Як хочете... Але дозвольте нам з товарiщом Комаровим пiти до штабу i принести всi нашi отчета. Сидiр на таке не погоджу?ться, але юрба дiлиться надво?. Однi дозволяють Камiняцi й Комарову пiти до штабу. Iншi нi. Врештi всi годяться вiдпустити ?х. Полонених вiдпуска?ться також на волю. В допровiд зголошу?ться знов-таки Скиданець... Вечорiло. Люди наговорились i почали розходитись. - Еет... Чорти зна що... Хай про мене один другого живцем зжере.. Хал?ра ?х бери всiх разом. - Однi так, другi отак... Однi за Ордiя, другi за Овсiя, i розберися в них. Чесному чоловiковi спокою не дають... - А все-таки той "Петлюра" здорово того... Молодець!.. Я покметив, що вiн рехтельний чоловiк. Коб заслати отаких на села бiльше, i знав би чоловiк, за кого i що держати... А то ж стовпотворенiя. Чи ж не ганьба, щоб отакий Камiняка, шмаркач, пробачте, якого я знаю ще отаким зiркатим бахуром без штанiв, цiлою громадою кермував. Де ж таке видано? I батько його не був господарем, i дiд, кажуть, зi Знахорцем кiнською полiтикою через Бущенщину управляв. Хiба люди забули, як якого дiдовi по смертi Доманиха зуби коцюбою вибила. Оце, каже, за мо? гуньки! А це за кожухи! А це за намiтки та полотно! Бразь, бразь по зубах коцюбою, i поки люди бабу вiдволокли - у мертвого злодюги зуби висипалися. Але нiчого не сталося. Люди його ломаками прилюдно забили, щоб на Сибiр не заслали. Бо що, кажуть, Сибiр. Завезуть туди, пошля?ться мiж каторжниками, набереться ще бiльше злодiйського ремесла, вернеться i знов бiда. Кажу. То вже кров така. Большевики... Кажуть, дають без викупу землю. Го-го-го!.. Якщо ними такi Камiняки управляють, то та даровизна в сто раз боком вилiзе... - Ну, а куда ж?.. За ким пiдемо?.. - Куда. Нiкуда! Пока незв?сно, хто управля? - нiкуда! Коли темно навколо - люди сплять... От i все... Просв?щенi? треба людям дать... А з Камiняками нам не по дорозi. От забрали у людей грошi, й уже, один з другим, у кулацi затиснув. Дiдова кров... Твойо - мойо, а мойо - не твойо!.. - Хо-хо-хо! Правильно, кольки його матерi. Так гуторять дядьки i поволi розходяться. Камiняка з Комаровим i рештою штабу подалися до "корпусу". Полонених з мiсця вирядили в дорогу. Скиданець миттю з'явився з конем i повiв ?х. Дорога мокра. Поволi розта? снiг. У деяких мiсцях земля випнулась назовнi чорними м'якими латами. Полоненi почвакали вимiняними чобiтьми в напрямку Мiзоча. За ними на конi бундючне ?де Скиданець. У приходськiй церквi ударили в рейки та щити на вечiрню... Володько вернув додому i не встиг до?сти сво?? вечерi, як до хати увiгналась Тетянина Харитина i крикнула: - Петлюрiвцi! Всi - ?лисей i цiла родина - зiрвалися мов опаренi. -Де? - На Поповому! Он на Тихонах уже ловлять людей. Чути стрiльбу... Люди вибiгають на поле i бачать: вiд Мiзоча наступа? на Дермань видимо-невидимо петлюрiвцiв! Тiкайте, хто куди може!.. - Чорт зна що! - вирива?ться у Василя. Куди пiдеш вночi? В Бущенщину!.. I Василь побiг надвiр. За ним вибiгли всi. Надворi рейвах. На всiх подвiр'ях люди. До Володька прибiг Петро... - Ну, що?..пита? Володько... - Петлюрiвцi! Наступають... Вiд Попового!.. Бiжiм до монастиря... - Нi! - каже Володько.- Вибiжiм "пiд гору" i подивимось. - Добре! Володько гукнув, що вiн з Петром женуться на розвiдку... Вибiжать за Тетянину хату, подивляться, прибiжать i скажуть. Добре. Раз-два i хлопцi за селом "пiд горою". Темно. Повiва? захiдний вiтер. Пiд ногами мокро. Засапанi, зупинилися. У грудях сильно калата? серце. Заперли дихання i слухають... У темнотi за ровiцькими хуторами чути бiганину, рейвах. Хлопцi присiдають до землi. - Бачиш? - пита? шепотом Петро. -Нi. - Не бачиш! Дивись... Отам... Отам... Лавами... Оооо! Встають, бiжать i падають знов... Наступають... Бачиш? Володьковi виразно мигнули в очах якiсь чорнi постатi на ровiцьких полях, що зриваються вiд землi, бiжать i знов падають... Саме в той мент з Тихонiвських займиськ вирива?ться i розноситься в темнотi вечора протяжне: - Рятууууйте!.. Ратууууйте!.. Гвааалт!.. Нема нiякого сумнiву. На село напали петлюрiвцi. В очах хлопцiв мигнули страшнi картини. Пiдпаленi хати, стрiлянина... Тiкати! Бiгти до монастиря. Бити на сполох. По цiлому тiлу, мов блискавиця, пробiга? жах, сила й бажання життя. Де рятунок?.. Мов шаленi, хлопцi бiжать до села i кого не зустрiнуть, гукають: - Спасайтесь! На село наступають петлюрiвцi. Люди метушаться. Баби в плач. - Бач! Не казала я... Сидiть тихо. Не рипайтесь, поки вас не зачiпають. Нi! Що то ви, дурнi баби... Ми ось вам!.. I бачите. Послухали отого каторжанина, отого западющого безбожника, отого злодюгу... А тепер ?х хал?ра найде, а ми за все покутуй!.. Молодшi, особливо учасники славетного здолбунiвського походу, накинувши на себе, хто що мав теплiшого, дали чосу в Бущенщину. Поважнi дядьки хапаються за палицi i палкують до монастиря. Володько з Петром поперли також туди. Коло монастиря Содом i Гоморра. Перед "корпусом" велетенська юрба дядькiв. Гукають, вимахують руками. До них прилучаються все новi i першим питанням ?: - Де той сукин син? Де вiн?.. - Втiк! Втiкли всi. I грошi забрали... - А хто вартував? Такi ж собаки, як i тi, кого вартували. Давай ?х! З-пiд землi давай! Он село в "опасность. Пiдпалять село, а тi каторжани втiкли. Давай ?х!.. Але крики дядькiв даремнi. Камiняка i вся чесна кумпанiя встигли щезнути, як вiск вiд лиця вогню. Дядьки ввiрвалися до "корпусу", рознесли на трiски штаб, розбили машинку. Сидiр, який i тут виявив найбiльше притомностi духа, почав кричати, щоби втихомирились, бо вiн просить слова. Поволi втихомирились. Сидiр пропону? вислати напроти петлюрiвцiв депутатiв вiд села з бiлим "хлагом". Не татари ж вони. Зрозумiють нас. - Добре! Правильно! - Наскоро вибирають депутацiю, але як тут серед ночi йти з бiлим "хлагом". Все одно не побачать. - Ну, а що ж тодi? Зложити руки i чекати Божого змилування? Село! Люди! "Обчество!" Я вам кажу... Коли ми такi будемо, коли: а що? а як? А...аа!.. Тьху! Бий тебе сила Божа! Загорнуть нас в онучу всi, кому тiльки захочеться. Бо ми гречкосi?, хлiбаки, борозняна черва... Ось пожалуста!.. Явиться вам такий паскуда - ось iз тамтого кутка, надягне тобi матроське кльош, i вже йому цiла громада в ноги... Проше пана капiтана! Веди нас, баранiв, хоч у прiрву... I ми лiземо в прiрву... Найшли рай! Рай! Земля даром, море по колiна, грушi на вербi... От що! I вже ми роззявили рота i вже повiрили. I вже дайош Здолбунiв, батарею, ароплани. Вже готовий у прiрву. А шубовснув з головою, попав у халепу - розум тодi вилетить з макiтри на плечах i хоч патиками його бери... Ради нема... Сидiр аж засапався. Дядьки слухають, ахкають. Пiсля вирива?ться один iз натовпу: - А куди пiдеш? Не бачиш?.. Нiч навколо... Тьма! Тьма-тьмуща!... Гада?ш, вийдеш на горби, станеш i гукнеш: сонце, зiйди! Освiти нас i наш "хлаг", бiлий, невинний, чистий "хлаг"! Дiти ми! От що! I ще раз кажу: дiти! I сонце нам не зiйде, а поки не дочека?мся його сходу. Бог сам пiднесе його i з ночi стане день. Кричиш, Сидоре... Ми всi кричимо, а крик криком i ?... Справа, злiва, звiдти, звiдци наступають - петлюрiвцi, большевики, Камiняки всякi... А от ти вийди i крикни нам так, щоб одразу пiзнали ми: це вашi, а це не вашi. От ти господар первий сорт, а Петлюри од Ленiна не розрiзниш... Не ? це, скажете, саме главне?.. - Чекай, поки воно зiйде... Поки Бог його сам пiднесе... Роса очi тво? вигризе... Нiч не сто?ть. Село кипить, клекоче. Всi, хто чувся молодим i винним, покинули сво? хати i подалися в Бущенщину. Там лiс, яри, ? де знайти притулок у цей терпкий час. У вiкнах хат блимають слабенькi вогники свiтла. Жiнки ломлять руки, нарiкають на нерозважних сво?х чоловiкiв. Всi сподiваються: ось увiйдуть, оточать, запалять першу хату вiд заходу, пустять огонь з вiтром, i не стане Дерманя на цих пригiрках, ярах, лугах. Згинуть сади, а працьовитi люди кинуть селище i пiдуть на всi чотири боки шукати мiсця, де би притаковити свою голову. Нiч. Жорстока, чорна, цвяхована зорями. Непевнiсть, рейвах, виття собак... Мина? час. Година за годиною проходить над селом засудженим, як Содом i Гоморра, на пожертя вогневi пекельно? помсти. Та все це скiнчилося значно простiше. Переляк i рейвах зчинили ж тому, бо товариша Скиданця, того "морового" кавалера i вiдчаяного революцiонера, спiткала дивна пригода. Вiн привiв зi Здолбунова полонених i визвався ?х провести назад, поза володiння дермансько? республiки. Коли опинилися на полi, полоненi легенько пожартували з ним. Стягнули Скиданця зi сiдла, зняли з нього все, до сорочки включно, i пустили стрибати босонiж по примерзлому рiзучому снiжку через ровiцькi поля до села. До всього котрийсь халамидник пустив за стрибуном кiлька шворких куль з його власно? карабiнки. Кулi продзижчали пiд самим вухом Скиданця, але намiри ?х були виключно виховничi та заохотливi. В той час в очах Скиданця постали лави, полчища петлюрiвцiв, що ринули на нього зо всiх сторiн. Вiн не жалував нiг сво?х, гнався через поля, мов божевiльний, i, прибiгши до першо? хати, наробив шелесту на цiле село. А Камiняка, Комаров, весь штаб i хоробре во?нство республiки залишили свою столицю на волю Божу. Дядьки гострять зуби: - Ех, коли б так одного з другим розклав на стiльцi та вилiчив кожному пiвсотню шомполiв... Отодi знав би, як чесний народ з пантелику збивати. Минула нiч, а село стояло собi, як i до цього часу. Навпомацки вертаються втiкачi. Деякi одразу, щоб не гаяти часу, беруться за працю. Грицько Сидорчук потребував до млина. Наклав на вiз мiхiв, всунув пiд солому "люшню" i пособкав до мостиського млина. При?хав, знiс мiхи, зважив i очiку? на чергу. Стоячи коло воза, Грицько бачить, що дорогою широким кроком палку? хтось нiби знайомий. Iде, зрiвнявся. Сiра вовнянка на потилицi. Комаров! ?й-Богу, вiн... I як вiн сюди в це глухе село попав? - Ей! Товариш Комаров? Куди? - гукнув Грицько. Але Комаров не чу?. Це розбира? Грицька. Вiн же зна?, як радо поговорили б тепер дерманцi зi сво?м проводирем. - Стой, Комаров! - крикнув Гриць рiшуче. Комаров почув, але одразу в ноги. Гриць висмикнув iз соломи "люшню", приложив до плеча, прицiлився - бац!.. Влучний був той бац... Комаров пробiг ще кiлька десяткiв крокiв i клякнув до мерзло? землi, влучений пiд саму лопатку. Зчинився рейвах. Повибiгали з хат, iз млина люди. Он на дорозi на мерзлiй гно?вцi лежить чоловiк. Вiн вовтузиться. Ноги його совгаються по землi. З грудей вириваються тi звуки, в яких не чути вже нi гордощiв, нi злоби, нi любовi... Це тi звуки, якими людина ловиться за останню можливiсть, щоби втриматися на цьому свiтi. Вiн не хоче вмирати... Нi, нi. Зовсiм навпаки. Йому неймовiрно хочеться жити i, почувши коло серця дотик смертельних щупок, вiн згадав усiх, хто б тут не був, i кличе на допомогу сво?м стогоном... Гриць сам отетерiв. Вiн i не думав, що за чотири во?нних роки його зiр навчився так непомильно вцiляти. Кинувся до коней, поправив ?х i пiд'?хав до Комарова. Люди допомогли йому положити раненого в обшивнi, i Грицько повiз свою здобич на вiчний суд. Вечорiло, коли Грицько довiз Комарова до Дерманя. В останнього ще жеврiла iскорка життя, хоч стогнати перестав. Його рот наповнявся червоною пiною, що переливалася кутками уст i стiкала по щоках до вух. Шкiра його обличчя набрала барви чищеного воску i вiдрослi волосинки неголено? бороди стирчать на?жено... - Комаров! Комаров! - загули тi, що чапiли коло "корпусу". - Давай його! Давай, сучого сина! Втiк! Обдурив, обiкрав i втiк!.. Ууу! Кiлька десяткiв дядькiв хижо кинулося на Комарова, муром оточили залубнi Грицька. Здавалось, вони всi накинуться i розiрвуть Комарова на шматочки... Але Комаров уже не бо?ться. Вiн лежить горiлиць у залубнях, ворушить губами, повiльним рухом язика випиха? з рота кров. Вiн силиться щось промовити. - Та-ва-рi-щi! - зовсiм тихо вирива?ться з його кривавих уст.- Та-ва-ри-щi!.. Атв?-зi-т? меня к Гна-тю-ку!.. Мур дядькiв миттю холоне i нiмi?. Вираз облич мiня?ться... - Вмира?! - хтось, майже пошепки, промовив... - Може б, кликнути попа?.. - додав другий. - Куди там... Цей в Бога не вiрив. Каманiст же... Не зна?ш? - А все-таки, хто зна?... Може б, його й... - слова останнього дядька не вийшли назовнi. Комаров якось особливо захарчав... -- Ей! Хто там привiз його? Ти, Грицьку? При його до Гнатюка! Бач, вiн просив... - голосно i зненацька гукнув один дядько i тикнув пальцем на Комарова. - Проступiться! - поганяючи конi, заговорив Грицько. Всi, без одного слова, розступилися. Обережно рушили конi, сани поповзли по мокрiй голольодицi дороги. За ними пiшли дядьки... - А... зна?те... Воно, як сказати правду... Хто його розбере... Може, вiн i не був такий... - Який? - Ну... Отакий... Хто там бачив, чи вiн тi самi грошi того... Дядьки виразно розчулились. Вечiр все смiлiше огорта? землю. Над хрестом .приходсько? церкви сторчить серп молодика... Всi днi трива? одлига. Небо обложило. Дме вiтер заходу. Верхами садiв котять хвиля за хвилею вогкi подихи далеких морiв. Комаров сконав. Знайшлися теслi, що збили йому домовину зi соснових пiвторачок. Два днi простояла вона у "корпусi". Сходилися дядьки, гуторили так i так, мiркували. Нарештi прибула жiнка покiйника i забрала його. Не в щасливий, мабуть, час прийшов вiн до цього дивного села. Ще через пару днiв, у суботу надвечiр, з пiвнiчного сходу, там, де за пригiрками та лiсами села Лебедi та Гiльче, почулися першi потужнi вибухи гармат. Люди виходять з хат. - Бууувв-шшш! Фi-ii! Пааах!.. Пахнуло десь там за могилками. Луна хльостко вдарила i вiдбилася вiд семiнарсько? будови. За хвильку знов. Чути, як у повiтрi свистить стрiльне. Чути, що неухильнi його дорога та мета. З Iваново? пасiки бiжить Трохим. Вiн без шапки. Вiтер патла? його волосся. - Б'ють! - гука? вiн, не дивлячись на те,що всi бачать i чують, як у лузi та пiд семiнарською горою лускають усе новi i новi стрiльна. Метушня. Люди з долини бiжать на гору. З гори в долину. - Це вони в семiнарiю б'ють. Нi. В корпус. Е, нi. В монастир. Кажуть, дзвiницю зсадити хочуть... - Та нащо? - Нащо? Щоби показати. Ясно... Он завтра в село прийдуть i каменя на каменi не лишать. А стрiльна все виють над Дерманем. Рвуться i рвуться. Володько з Петром з цiкавостi бiжать до монастиря, не дивлячись, що туди саме стрiляють. Коли в повiтрi засвистить, хлопцi зупиняються, напнято вслухуються в посвист i вгадують, куди паде. - В лiшник, в лiшник! - викрикнув Володько. В ту саме мить внизу, в лiшнику, коло самого лугу, де росте гурток густих струнких осичок, з демонiчним рокотом бризнуло стрiльне. Хлопцi самохiть дали сторчака i припали до пня коронатого дуба. Черешнi, клени, берези шарпнулися назад, нiби дiстали поливника, а молода осичина, куди шелепнуло стрiльно, наполовину вилетiла в повiтря. Хлопцi бачать, що це не жарт. З гори через городи бiжать парубки. Вони шукають кращого мiсця для сховки. Володько i Петро зриваються i женуться до монастиря. Там повно народу. Вже вислано до Гiльча пiсланцiв з бiлим "хлагом". Через деякий час стрiлянина вмовкла. Коло семiнарi? в саду лишилися двi лiйки вiд зриву стрiлен i вiкна другого поверху висипалися. Рейвах, розгубленiсть. Молодих нiкого не видно. Самi старi i жiнки. Люди йдуть на вечiрню. На обличчях острах i непевнiсть. Володько i Петро знаходять сво?х товаришiв. Цi не виявляють анi найменшого страху. Вони навiть вдоволенi, що от нарештi прийдуть в село справжнi укра?нськi вояки. Бачили салдат-москалiв, бачили большевикiв, бачили нiмцiв, а укра?нського вiйська до цього часу не бачили, хiба тих полонених... Але полонений нiколи не да? повного образу вояка... Тому хлопцi тiшаться, що прийдуть "петлюрiвцi". Хтось рознiс чутку, що вони приймають до себе молодих хлопцiв, i помiж учнями з'явилося одразу кiлькох, що виявили бажання "повоювати". Майже цiла нiч у непевностi й журботi. Як розвиднiлось, до монастиря пiшло все, що не хотiло ховатися в Бущенщинi. Рано до села, вулицею вiд "Лисiв", увiйшов перший сiчовий полк. Молодi, веселi, у сiрих чемерках, хлопцi. На головах кашкети з тризубами. Спереду везуть кулемети. При входi в село поставили заставу. Коло монастиря на перехрестi вулиць кiлька "максимiв" з приготовленими стрiчками. Але дуже суворого вигляду в цих воякiв не помiтно. Проходять святочно одягнутi, дiвчата смiються, жартують... - Ей, дiвчата! А куди?.. - пита? молоденький сiчовик... - А до церкви. Ходiть i ви з нами. - А воювати нас не будете?.. - Ха-ха-ха! А що ви за вояки, що бо?теся дiвчат? - А де то вашi хлопцi?.. - Нашi хлопцi такi, як i ви... В лiсi... - Ну... Попадуться вони в нашi руки... I дiвчата пiшли. Володько i гурток його приятелiв пiдходять до воякiв. Пом'явшись, Володько несмiло виявля? бажання вступити до "петлюрiвцiв". Тi регочуть. - А що ж, синку, ти в нас робитимеш?.. - питають... - Воювать... Воювати будемо! - горда вiдповiдь. - Кого? - Та всiх, хто проти Укра?ни... - От так-так! А де ж ви були, коли вашi он на Здолбунiв iшли?.. Хлопцi вияснюють, як то сталося. Вояки вдоволенi. Володько знаходить одного земляка з Крем'янеччини. Той карта? дерманцiв. Таке чудове село, а таке несвiдоме... Пiсля церкви проглосили велику "сходку" в залi семiнарi?. Покликали старостiв обох частин села. Гострий наказ, щоб з'явилися усi господарi. Зала набита. Прибув полковник. Молодий, меткий i рухливий вояк. На обличчi великий шрам. Одягнений у жовтий кожушок, штани-галiфе. На ногах жовтi елегантнi чоботи. При його появi в залi народ розступа?ться на двi лави. Посерединi лиша?ться порожн? мiсце. Не входячи на пiдвищення, полковник почина? з мiсця енергiйним, рiзким тоном свою промову: - Селяни! Не бачу мiж вами нi одного молодого обличчя. Це добре. Добрi з ваших синкiв геро?. Заварили, мовляв, кашi, а ви, батьки, розхльобуйте. Дуже менi прикро, що я, полковник укра?нського вiйська, мушу знiмати свiй полк iз фронту проти москалiв i обертати його проти сво?х збунтованих, збаламучених несумлiнними агiтаторами селян... Бо чи ви зна?те, проти кого ви бунтувалися? Чи зна?те, на чий млин лили i лл?те ви воду? Нi. Напевно не зна?те. Ви не зна?те, що пiшли ви зi збро?ю в руках проти свого ж вiйська, в якому служать такi ж саме укра?нськi селюхи, як i ви... Ви не зна?те i вашi проводирi вам напевно цього не сказали, що те вiйсько, проти якого ви виступили, боронить вас, ваших дiтей i ваш добробут перед большевиками, московськими бандами, якi напирають на нас iз Московщини i якi хочуть знищити вас, як господарiв... Вони хочуть заперти вас усiх до комуни, забрати од вас усе i зробити з вас слухняних рабiв сво?х, наймитiв, щоб могли вами, як ?м захочеться, каверзувати. От на чий млин лили ви воду, от кого слухали! Большевики, комунiсти розпускають скрiзь сво?х агiтаторiв, якi бунтують народ проти нас... Але ми докажемо, що ма?мо ще силу в руках. Знайте, що за те, що ви зробили, наша укра?нська влада по головцi вас не погладить. Вона покара? вас i то покара? суворо. Ми вимага?мо вiд вас, щоб протягом двадцяти чотирьох годин ви видали в нашi руки всiх сво?х головарiв, яких список ми ма?мо зi собою. Iнакше ми знайдемо спосiб, як вiддячитись вам за нашi сьогоднiшнi у вас вiдвiдини. Я не погрожую, а кажу: коли не послуха?те сво?? влади, будете вiчними невольниками чужих влад, якi розмовлятимуть з вами iншою мовою, Я маю великi повновластi i можу зробити з вашим селом те, що в ньому не лишиться камiнь на каменi. I це собi зарубайте на носi. Всi тi люди, що списанi на ось цьому паперi, мусять бути в наших руках. Старости! Наперед! - скомандував полковник. Вiд тако? мови селяни споважнiли. На кожному обличчi з'явився острах. Обидва старости, цi вiчнi мученики революцi?, без ?диного слова спротиву виступили наперед перед очi сердитого полковника. Очi ?х широко вiдчиненi, чола напруженi думкою. Полковникенергiйно пiдступив до них i рвучко запитав: - Видасте нам оцих харцизяк? - Господин... Ваше високоблагородi?! - заговорили обидва старости нараз. Вони не знають, як ?м говорити. "По-мужицькому" нiяково, а по-русски зле. Пан же перед ними i то справжнiй, бо сердитий. - То пожалуста. Очiнь радо i даже з приятнiстю видали б ми вам отих сволочiв... Але змилуйтесь. Вони ще перед кiлькома днями втiкли. Одного, дякувати Боговi, пiдстрелили, а решта повiялись... А куди - хто його зна?... Ось людей спитайте!.. - Правда, правда... Правильно! - загула сотня голосiв. Полковник не зда?ться, хоча бачить, що мова i вираз ?х облич щирi. Вони знають, що зробили помилку, але як ?? направити? Та й вчора мали нагоду безпосередньо вiдчути, що то значить, коли над тво?ю хатою, де тво? жiнка та дiти, прогуде ота пекельна страшна видумка. Нарештi полковник зменшу? сво? вимоги. Вiн заявля?, що в скорiм часi селяни помiтять самi свою помилку. Вiн не буде нищити села, але вимага? яко?сь нагороди за втрати, спричиненi цими подiями. До другого ранку до монастиря мусять знести таку-то й таку кiлькiсть сiна, вiвса та iнших необхiдних для вiйська продуктiв. Селянам нема iншо? ради, як погодитися. Слава Богу, що хоч на тому скотилося. Могло бути значно гiрше... Багато помiг випадок Грицька коло млина на Мостах i та кулька, що одним доторком перетяла биття серця, зараженого страшним трунком зловинно? iде?... За пару день зi школи зник один з Володькових приятелiв. Кажуть, вiн "подався в петлюрiвцi". Також кiлькох парубкiв зi села пiшли до Здолбунова i там зголосилися до вiйська. Х Семiнарiя готу?ться до великого свята. День-денно пiсля лекцiй вправля? хор. Прибира?ться зала. На стiнах з'являються плакати: "В сво?й хатi своя правда, i сила, i воля", "I чужому научайтесь, свого не цурайтесь", "Встане Укра?на i розвi? тьму неволi", "Обнiмiться, брати мо?! Молю вас, благаю!.." Мають жовто-синi прапори. Нарештi з'явля?ться на сценi бюст. Це вiн. Це той, чи?м словом, волею повстала з мертвих приспана, окрадена... Повстала в огнi i муках. Найяскравiша Правда Правд... Великий Творче неба i землi? Зниспошли свою ласку на народ сей i дай очам його узрiти Правду вiд духа Твого iзшедшу. Ти благословив крiпачку матiр, що завагiтнiла i дала спiвця правди i волi, благослови i той чин, що вирiс зi слова любовi, слова страждання, слова, вирваного з мiльйонiв душ... Боже Великий! Ти хотiв, щоб малий пастушок ягнят пiдслухав мову кожно? билинки степу, кожно? пташини гаю, кожно? сироти, кожно? матерi - всiх, хто був, хто ? i хто буде на цiй нашiй землi... Благослови ж, о Боже, днi сi? i сi? ночi, в якi над всесвiтом зводиться нова зоря, що ?дина освiтить темноту неволi... Ти хотiв, щоб син темноти i неволi встав, розторощив трон, порвав порфiру i на сторожi отих рабiв нiмих поставив сво?: слово - правду, слово - волю, слово - любов. Хай тричi буде благословенний той день, коли родилось те слово. I ще раз благаю тебе. Творче Всесвiту, вiдкрий вуха всiм живим тепер i тим, що будуть пiсля, щоби чули Слово Правди Правд. Пошли згоду, мир, пошли ?м свободу i те, що да? право на не? - розум, силу i хоробрiсть. Та буде святе iм'я Тво? во вiки вiчнi!.. Так молиться Володько, слухаючи концерт. Не цими словами. Нi. Але душа його повна молитви, повна прагнення великого. Вiн не згаду? слова Бог. Нащо? Хiба не при?мнiше зацiпити уста, зуби, заплющити очi, забути всi слова i тiльки всупереч усьому i всiм вiдчути найбiльше зближення з Найвищою Силою. 1 тодi не страшне безвiр'я. I тодi навiть не страшне все те, що твориться там, за муром зали в селах, мiстах, степах широко? його батькiвщини. Вiн добре зна? цей мент i ма? готове для нього iм'я. Не лякайся, хлопче, мук народження. Лякайся кiнця, смертi, забуття... Он вийшов на сцену хор. Мають барви, тi самi барви, яких повно серед ланiв, га?в, степiв. Тi самi радiснi барви. Бризнули голоси. Такi голоси родяться тiльки в одному мiсцi на землi: там, де небо i земля широкi без меж... Вiнок дiвчат дзвiнких, мов струни... Якi щасливi мужi тi?? землi, на якiй виросли тi пишнi квiти. Якi радiснi дiти будуть сходити по сходах вiчностi зi самого низу до самого верху, ?м вiчнiсть, ?м слава, ?м будуччина... З глибини грудей, з плотi i кровi вирива?ться кантата: "Б'юууть порооги!.. Мiсяць схооодить!.." Цiла зала повна, повна людей, зника?... Нема вже нiчого в очах, тiльки Днiпро, тiльки пброги, тiльки величний, жорстоко? барви мiсяць ма?статно вста? з-за чорного муру дубового лiсу, пiдноситься вверх i зупиня?ться над самою серединою могутнього Днiпра. Неухильною лавою котять води. Тисячi самоцвiтiв знизу i згори сполучують низинь i вишiнь, мiж котрими гнучко рине велична рiка... Он каменi на дорозi. Скелi. Рiка не зна? перешкод. Вона зводиться дуба, кра? на тисячу скалок мiсяць, зорi i з лютим ревом плига? у пiнну безодню... I хочеться далi дивитися великим оком душi, i хочеться бачити: свобода, гiднiсть, честь. Бо так наказу? закон землi. Так наказу? кожна мить великого часу i простору всiх вимiрiв. Так у тому синовi крiпачки, бюст котрого сто?ть, умаяний прапорами того народу i тi?? держави, про якi снився йому чарiвний сон. I який короткий час вiд сну до дiйсностi. Там, у цiй ночi, на полях бо?в рев гармат говорить: "Встаньте! Кайдани порвiте!" Там вражою злою кров'ю кроплять волю. А тут, у великiй родинi, безлiч душ згаду? незлим тихим словом ту дивну, ту особливу, ту незрозумiлу людину, що вiщувала цi страшнi й незабутнi днi. Концерт кiнча?ться. Володько вста? зi свого мiсця, весь спо?ний образами, думами. До нього пiдходить його брат Хведот, i Володько не втриму?ться. Кида?ться до брата, тiсно обнiма? його i на очах безлiчi товаришiв i незнайомих людей мiцно цiлу?. Який немужицький прояв захоплення. Яка ганьба сентименту. Але що зробить Володько, коли ним так сильно заволодiв Бог любовi, вiри i прагнення. - Буде Укра?на! Буде, буде! - вирива?ться з його уст. Вирива?ться голосно i так певно, що Хведот i вся решта товаришiв не втримуються i починають гукати: - Слава Укра?нi! Слава, слава, слава!.. Це пiдхоплюють iншi i сотнi голосiв одним звуком вигукують славу. Зi середини натовпу вириваються слова гiмну, всi пiдхоплюють, зупиняються, i звуки пiснi народу стихiйно заливають залу. Всi стоять, спiвають. Щоки червонi. Горiючi очi. Вираз натхненний. Спiвають старi, малi. Спiвають навiть тi, якi ще недавно глумилися з мови, прагнень свого власного народу. Он сто?ть, витягнувшись, Ферапонт Яковлевич. На ньому ще старий "сюртук" бувшо? iмперi?. Той сюртук прилип до кожного сантиметру його тiла. Вiн зрiсся з ним в одно, але все-таки i Ферапонт сто?ть струнко i спiва?. Бо ж як не спiвати? Сила вiдродження страшна, неухильна. Нема ?й спротиву i нема ?й кайданiв. За пару днiв Василь iде до Острога навiдати Пархвена, який все ще лежить у лiчницi. Володько й собi бажа? по?хати з ним. Добре. Одягаються. День гарний, соняшний, хоч по полях ще скрiзь снiг. Дорога санна, але попсута близькою весною. Володько не був ще в Острозi вiд того часу, коли малим хлопцем ?здив туди з батьком. Пригаду? виразно те захоплення i тi переживання, якi викликав у нього кожний новий шматок простору, кожна нова подiя. Як далеко пiшов вiн наперед тепер! Мiсто для нього не ма? вже такого значення, як тодi. Пригаду? ту жидiвку, що воювала з батьком за пiвня, пригаду? пана на велосипедi, москалiв, що спокiйно маше-рували на подвiр'? казарми, панночок, вiтрини. Зовсiм не те тепер. Перше, що кинулось, це полк вiйська, що вступав у мiсто. Василь зумiв з'?хати на сторону i перечекати, поки пройде вiйсько. Володько не може сидiти, захопившись тим полком. Звiдки взявся вiн. I наплiчники, i патронташi, i лопатки - все, честь честю, справжн? вiйсько, якого вже давно не бачив Володько вiд початку вiйни. ?дуть та йдуть вояки лавами, бадьорi, червонощокi, веселi. На вовняних шапках жовто-синi значки з тризубом. - Звiдки йдете? - пита? Василь воякiв. -З фронту. На вiдпочинок. Дивно. Зовсiм не видно на них слiдiв фронту. Такi радiснi, такi голоснi. Володько не сидить. Нема сили сидiти. Вiн же власними очима бачить вiйсько Укра?ни, сво?? держави, сво?? велико? батькiвщини. Володько вста? i зовсiм близько пiдходить до лав вiйська. I, побачивши його кiнець, кида? Василя зi саньми й iде побiч машеруючих лав у напрямку мiста. Там, коло казарм, назустрiч полковi виходить вiйськова оркестра. Блищать на сонцi мiдянi труби. Спереду чути команду: - Струнко!.. Рушницi на плече!.. По лавах пробiга? вогонь. Всi випростовуються. Рушницi з понасаджуваними на них багнетами вкрили щетиною вiйсько. Оркестра вдарила марш. Серце Володька затрiпотiло i вiн виразно вiдчув дуже при?мний бiль у нiм. На очi зiйшли сльози радостi. Коло оркестри завважив начальство i багато людей, здебiльша молодi. По одягах Володько пiзна? учнiв i учениць мiських гiмназiй. У кожного пришпилена жовто-синя стрiчка. Перед начальством сотня за сотнею проходить полк. Молодi козаки вибивають крок. Рушницi на струнко. Зближаючись до начальства, сотенний команду?: - Вправоо д'вись! Всi очi звертаються направо. Головний начальник сто?ть струнко i вiта? пiднесенням долонi на рiвнi правого плеча. Молодь скида? кашкети i дружн? "слава" змага?ться з маршем оркестри. Полк заходить до казарм. За полком ще обоз. На санях гурт веселих козакiв. В одного видно гармонiю. На самому кiнцi iде кiлькох кiннотникiв на гарних гнiдих конях... Коли скiнчився похiд, Володько пiдiйшов до Василя, що поволi ?хав позаду вiйська разом з безлiччю iнших пiдвод. - Ну, що, Василю? - пита? Володько, знаючи, що Василь не раз кепкував з "петлюрiвських козакiв". Василь не вiдповiда? нiчого, але з усмiшки, що ся? на його обличчi, виразно променить радiсть. Це Укра?на! Вона виросла зненацька з небуття. Це укра?нський полк, зроджений з простору, з туману. Якийсь генiй захотiв, щоб вiн став, i вiн став. Ще бiльше несподiванок чекало ?х у самому мiстi. На всiх будинках, на всiх крамницях жовто-блакитнi прапори. На хiдниках повно народу, бо недiля. Видно гiмназистiв, що чiпляють всiм якiсь карточки i за те ?м кидають до скарбонки грошi. Володько й собi пiшов на хiдник, щоб i йому причепили карточку. Але вигляд Володька зовсiм не нагаду? грошовиту людину, тому його обминають. Тодi вiн пiдiйшов до одно? пари. - Дайте i менi карточку,- сказав вiн i вкинув до скарбонки п'ять гривень... Чудова, кучерява, чорноока панночка пришпилила нiжними бiлими руками Володьковi значок. Володько зовсiм вдоволений, бо, крiм цього, панночка обдарувала його дуже милою усмiшкою i не менш милим "дякую". Володько чита? напис карточки: "На Просвiту". Чудесно. Вiн, значить, дав щось також на Просвiту. Шкода тiльки, що так мало. Згадав, що ще ? й Василь. Той ?де поволi обережно правою стороною вулицi, бо скрiзь повно пiдвод. Володько пiдбiга? до нього. - Василю! Ма?ш пару карбованцiв? - гука?. - На що?.. - На Просвiту. Дивись, он там збирають. - Не можу стати, щоб видобути з кишенi пуляреса. Бач, вiжки в руках. - Давай сюди вiжки... Хоч-не-хоч, а Василь витягнув таки два микола?вськi карбованцi. Шкода тiльки, що зникла та чудова панночка, яко? дотики такi при?мнi. Он iнша парочка. Пiдбiг i втиснув у скарбонку грошi. Вона вже повна. Як радiсно, як просторо. Володько аж надто пройма?ться живою, бадьорою атмосферою мiста. Написи, барви, мова... Все рiдне, все сво?. Де зникла Росiя, ?? городовики, ?? мова? Де взялася так швидко незнана, забута Укра?на? Пiд'?хали до невеликого одноповерхового будинку з написом "Повiтова лiкарня". За?хали на подвiр'я. Лишили конi i пiшли всередину. Одягнена в бiле сестра вводить ?х до "палати". Повно лiжок. Хоч свiтить ясно сонце i вiдчиненi у вiкнах кватирки, повiтря в кiмнатi тяжке. На лiжках тяжко раненi, покалiченi. Он i Пархвенове лiжко. Жовтий, мов вiск, лежить горiлиць. Вiн уже поправля?ться. Порозмовляли, оповiли новини зi села, про повстання й iнше. Довiдалися, що он на тих двох лiжках гояться два тяжко раненi большевики. ?х гоять, а пiсля мають розстрiляти, бо то якiсь важнi злочинцi. Володько диву?ться: нащо ж ?х гоять, щоби пiсля розстрiляти. Хiба ж ?м не все одно вмирати? - Нi,сказав Василь,- ?х поставлять перед суд. Вони десь. там нiби зiрвали залiзничний мiст, щоб затримати укра?нський панцерник, що спiшив на фронт пiд Хвастiв. Один iз них жид. Громада жидiв Острога хоче його визволити, але лiчницю день i нiч береже мiлiцiя. Поранили ?х, коли тi хотiли тiкати. Одному куля пройшла через живiт, другому через праву лопатку. Володька ця iсторiя цiкавить. Вiн навмисне намага?ться стати, як може, ближче коло лiжок тих злочинцiв. Вони обидва лежать навзнак. Жовтi, висохлi. Уста спраглi. Жид весь чорний, давно голений, з твердою вiдрослою бородою. Володько дивиться на нього i дума?: - Ну й чому жидовi втручатися в нашi справи? Яке вiн ма? на це право? Бозна-звiдки прийшов на нашi землi, може жити i торгувати... Так нi... Йому того мало. Вiн ще задумав шкодити молодiй державi... Йому хотiлося б, щоби народ цей нiс вiчно ярмо неволi... Повний вражень верта?ться Володько з Василем додому. Коли ви?хали в чисте поле, йому робиться нудно, холодно. Сонце над заходом, тому холоднiша?. Володько щiльнiше захристу? свiй одяг. Але вiн чу?, що в головi ста? неясно. У очах нiби туман. По цiлому тiлi, зда?ться, хтось лл? холодну воду. На обличчi з'явля?ться блiдiсть так, що навiть Василь помiча?. - Що тобi, Володьку?.. - пита? вiн. - Щось зле... Трясця трясе... - Йди сюди... Сiдай осьде... Василь огорнув Володька кожухом, вкрив ноги i вдарив по конях. Вiн бо?ться за Володька. Вiн сам не раз бачив i пережив рiзнi хвороби. Тиф. Страшне слово. На ньому дуже виразно помiтно тиф... Як до?хали додому, як злазили зi саней, все це Володько ледь пригаду?. Йому постелили на печi на гарячому черiнi. На чоло виступив пiт, але пропасниця не вгавала. Почали лiзти на думку рiзнi нiсенiтницi. Якесь чорне пооране зi широкою борозною поле. Вiн iде ним, стриба? зо скиби на скибу... Перед ним, над ним, за ним безлiч чорного галач-чя. Чорнi птахи лiтають, кричать, торкають його крилами, застеляють вiд зору небо i сонце. Йому зда?ться, що вiн не дiйде до кiнця того поля, що впаде. Але вiн мусить дiйти. Мусить! Вiн зна?, що як не видержить, як тiльки спiткнеться, як тiльки впаде чи присяде, на нього накинеться i заклю? все те хиже галаччя. Тому вiн мусить йти... Далi вiн бачить стару свою хату в Лебедщинi. Виразно пiзна? лаву, стiл, образи. Бачить той головний образ Бога-Саваофа на покуттi i бачить ледь помiтне червоне свiтло перед ним. У хатi i не свiтло, i не тьма. Жовто так, нiби всi вiкна зi жовтого шкла i через них переходить свiтло сонця. Вiн ще зовсiм малий, ходить сам один по хатi i чогось шука?. Ходить навкруги коло лавиць маца? щупками сво?х пальцiв кожний предмет, мов слiпець, i йому зда?ться, що в цiй хатi вiн забув чи загубив щось неймовiрно дороге. Зда?ться, що вiн мусить те знайти i винести на денне свiтло. У головi шумить. Поволi вриваються останнi ниточки свiдомостi, i вiн грузне в безконечну безодню темноти. Дивне було його пробудження. Перше, що кинулося в очi, це яскравiсть соняшного промiння, що товстим стовпом врива?ться до кiмнати. Вiдкриваючи бiльше очi, вiн нiби жаха?ться. Зда?ться, що то далi тягнеться непритомнiсть i кошмар. Перед сво?ми очима виразно бачить обличчя батька. Велике, порiзане зморшками, заросле бородою. - Ну? Ну, як же тобi? - чу? батькiв голос. Володькове обличчя стяга?ться... Вся його сила збiга?ться до уст, якi хочуть виявити хоч яку-небудь усмiшку. Бо через сон, слабiсть i свiтло сонця бачити батька i ? йому дуже при?мно. Зда?ться, що вiн десь довго блукав серед буревi?в та революцiй, попав на якийсь новий тихий свiт, де затишно i так байдуже. Сонце i бiльше нiчого. I ще, правда, батько... Любий мiй, коханий батько!.. Володька оточили всi присутнi. Матвiй почув лиху вiстку i прибув. Застав Володька вже пiсля кризи, яка пройшла щасливо. Сiм днiв лежав у непритомностi. Тепер опритомнiв i вiдчув голод. Йому дали пареного молока. Випив трошки i дуже швидко почув, як прибува? сила. Вже вiн може поворушити язиком, пальцями рук i нiг. Смак молока видався дуже гiрким. Хочеться чогось солоного або кислого. Одначе такого йому не дають. За вiкном уже весна. На рiчках рухнув лiд. На полях зника? снiг. Сонце лл? i лл? гарячi променi на землю, залива? ними кожну травинку, билинку, камiнь. Ожива? природа, бринить, барвi?. Матвiй при?хав ще саньми, але тепер квапиться вертати, бо бо?ться, що зникне останнiй снiг i не буде можна ?хати. Оповiда?, що i в Тилявцi люди на тиф нездужають. Довiду?ться, що в Дерманi за цей час багато похворiло. Багато людей померло. Матвiй хоче забрати Хведота додому. Василя вислав до вiйська. Це дуже всiх здивувало. Як же так? Нема нiяко? мобiлiзацi?, i порядний господар висила? свого найстаршого сина до вiйська. Хай там вовтузяться всякi волоцюги. А хазя?новi не мiсце там... На це Матвiй: - Воно, я помiркував так: бачу, що минуло вже наше. Тепер, люди мо?, мало за землю битися.... Тепер, зна?те, наперед ту землю вiдвоювати треба. I я так кажу: за нашу землю вою? тепер всяк, кому тiльки не заманеться. А господар ??, наш мужик сидить зложивши руки i чека?. Дума? собi, хай, мовляв, б'ються, а я перечекаю. Нi. Тепiрка не те. Тепiрка не перечека?ш... Тепiрка хто кров пролл?, того земля... Я цiлий свiй вiк лив за не? пiт свiй, а тепер сина пiслав, хай кров пролл?, як треба буде. Не чийого сина, а свого-таки... - Так Василь у вiйську знов? - не витерпiв i через силу радiсно пита? Володько. - Еге ж! - коротко вiдповiв Матвiй.- А Хведота заберу. Он весна йде... Може, хоч бороною поволочить трохи. Посiяти сам ще потраплю... Володько чу? безсилiсть. Вiн не може втримати слiз сво?х. Може, то слабiсть, може, щастя велике. Вiн ще i ще раз перекону?ться, що отой суворий, простий, з розумними очима дiд, то його власний батько. Йому при?мно вiд цього, бо бути сином такого батька це найбiльше щастя на землi. Володько не зна? добре, що з ним твориться. Оголенi його нерви так само, як i колись в дитинствi, гостро сприймають кожний звук, кожну барву... До голови приходять возвишенi думки, якi немов вiдкривають перед ним новi, невидимi до цього часу, простори. I от тепер, бачачи перед собою рiдного батька, чуючи його мову, йому хочеться зiрватися з постелi, обняти батька i цiлувати його твердi мозолистi руки, його широке чоло, його благороднi, зi щирим, одвертим поглядом, очi. Вiн помiтив; що батько не тiльки працю?, але й дума?. Вiн не виявля? сво?х дум назовнi. Зда?ться, все робиться так, як йому хочеться. Але коли приглянутись, то вiн цупко трима? житт?ве стерно у сво?х мiцних п'ястуках i пильно стежить, щоб нi одна хвилина його життя не лишилася неоплiднена творчою думкою. Шкода, що Володько не може встати, щоб довше побути з батьком. Тих кiлька днiв, якi тут проведе, надто мало для Во-лодька, а до всього вiн бачить батька лише пару разiв на день. Все вiн десь ходить, ?здить, говорить з людьми. Володько не од-важиться сказати батьковi, щоб вiн лишився коло нього... При?хав iз Залужжя Хведот. Вiн вдоволений, що ?де додому. Наука не цiкавить його. Його бiльше тягне до господарства. А Матвiй каже: - То, зна?те; кому що... Кому кадило, а кому цiп. Кожна людина ма? те робити, до чого лежить ?? душа. Силуваним волом не наробишся... Мо? сини мусять самi собi вибирати житт?ву дорогу. Я маю допомагати ?м так довго, поки буде на це потреба. Далi хай самi борються. Вечором сходяться до ?лисея люди... - Ну, а як там у вас? Що там Петлюра?.. - У нас тихо. Он тiльки зле самогон женуть. Нема кому припильнувати. Довго гуторять, мiркують. На весну мають дiлити панськi землi. Матвiй заявив, що вiн у тiм "неконтентний". Хай, хто хоче, бере, а вiн на дароване не ласу?. Вiн на свому прожив, дiтей сво?м хлiбом вигодував, хотiлося б на свому i костi зложити. Матвiй з Хведотом вiд'?хали. Володько ще не вста?, хоч виразно поправля?ться. Дуже тяжко дiткнула його вiстка, що померла тiтчина Катерина. Ще недавно була здорова. Матвiй був у тiтки, вiдвiдував, забрав Хведота. Все було як слiд... А минуло пiвтора тижня, Катерина лягла i по кiлькох днях не стало ??. Лишилася ?? маленька дочка сиротою. Володько згаду? ту людину. В очах його вона все та весела щебетуха, ясноока дiвчина, яку знав ще в Лебедщинi. Чого побоювалась Настя, те i не минуло. Не мала вона щастя замужем. Чоловiк не шанував ??. Родилась дочка, а вiн хотiв сина. Мало не вигнав ?? разом з дитиною. Катерина поплатилася за нерозважне кохання, мов той метелик, що легковажно летить на вогонь. Скiльки пiсень виспiвала вона. Скiльки не доспала ночей. Скiльки вилилося з ?? синiх очей гарячих дiвочих слiз. Всьому тепер кiнець. Володько нездужав навiть пiти на похорон... Але весна сильнiша вiд смертi. Коли змiг зводитися на ноги, навколо було повно тепла, сонця, квiтiв. Виходив поволi на садок, в лiшник. Пiсля хвороби життя зда?ться обновленим i яскравiшим. На грядках витика?ться городина. У квiтнику пнуться догори турецький часник, пiвонiя, зiрка, м'ята. По садах вештаються кури i розгрiбають усе, що, на ?х думку, гiдне уваги... Бундючнi пiвнi вискакують на вищi мiсця i звiдтiль урочисто передають один другому сво? захоплення весною i життям. Он у бгiжi молода черемуха, ?? галузки обсiли липкi зеленi метелики всумiш iз мережками чарiвно? тонко? роботи, що ?х за два-три днi сонце зробить справжнiми китягами цвiту. I бузина не дарму?. Вовчi ягоди також здобляться. Лiщина молодече i на?вно чепуриться, а гурт кучерявих кленiв - мов ватага парубкiв... Зда?ться, от-от гримнуть пiсню. Берiзки моторнi, усмiхненi радiють цiлим сво?м ?ством... Хiба що ота прамати ?х, ?? величнiсть береза, дещо сумнiше дивиться на свiт Божий, i не диво. Багато рокiв зустрiчала вона таку весну. Кора ?? постарiлася й порепалась. Коси вiдросли i звiсились додолу. Чешуть ?х хiба вiтри... Стовбур ?? поверчений i протиканий цiвками. Люди точать ?? солодку кров i нема ?м спину... Так Володько мандру? по садках та гаях, придивля?ться до творчостi весни. Життя минуло? зими було надто бурхливе. Жив нервами. Хвороба зложила його, мов складаний ножик, i вложила до кишенi на вiдпочинок. Тепер ось видряпався на свiт Божий i знайшов його, як завжди, невблаганно хорошим. I хоч ноги його ще слабi, хоч руки тонкi i бiлi, мов iз земного воску, хоч очi вгрузли пiд чоло i звiдтiль починають наново синiти, та проте цiла його iстота, мов спраглий води, прагне знов жити, знов бiгати, знов хвилюватися. Нерви його оголенi i надмiрно вразливi. Душа неспокiйна, голодна, Вона виразно бачить далекi, незбагнутi свiти i прагне пустити туди срiбнокрилi вiтрильники, щоб вiдкривати, пiзнавати i ставити на них свiй яскравий соняшний прапор перемоги. I все так розумi? i зна?. Все пада? в око, росте разом з думкою та уявою, виходить знов на свiт у чинi, у словi. Весна розгорнула все. Поле вкрилося засiвом, росою. Йдуть щасливi, короткi днi. Люди i птахи однаково вiльнi, i не знати, де кiнець, а де початок. А що робить батько? - пита? себе Володько. Невже вiн так i сказав Василевi: "Йди i воюй"? Просто не вiриться. Ах, той батько... Як комаха, ?й-Богу - колись i тепер. Зродиться така людина. Цiлий вiк, день-по-день дума? й творить, дума? й творить. I ростуть будови, сади, лани пшеницi. Родяться новi люди. Чудесне мо?, хороше мо? життя! Колись виросту i збудую великий храм. Назву його цим самим словом, i хай собi люди проходять повз i любуються задармо. При?мно ж, як всi всмiхаються i кажуть: гарно. Дуже гарно! Оте сонце там он пiд копулою... Нi! То, мо? милi, направду гарно! На Зеленi Свята знов при?хав Матвiй. Володько проща?ться з друзями i вiд'?жджа?. Батько й син знов разом, ?дуть знайомою дорогою, лiсами, пiсками. Батько оповiда? про те, що дiялось тут за його молодечих лiт. Володько бачить, як свiтяться його очi при згадцi тих давнiх часiв, коли все починало цвiсти. Тилявка видалася Володьковi чужою. Стiльки переживав, що не було часу згадувати про не?. Ось батько, мати. - Але ж вiн вирiс,- говорять Настi сусiдки.- "Настоящий" панич. Настя та?мничо посмiха?ться. В ?? сiрих глибоких очах виразно свiтяться iскорки особливо? радостi. Чому б нi. Чому б ?? син не мiг виглядати як панич. Ось тiльки шкода, що вiн якось церкви цура?ться. Думала: виросте, навчиться грамоти, пiде в недiлю до церкви i перед цiлим миром так тобi прочита? "Апостола", що й сам дяк ледве чи дорiвня?ться. А от вирiс. Ще безвусе, але вигналось вгору... Господоньку, Господоньку! Не спусти його зо свого Божого ока. Коли Володько йде селом, навiть старi дядьки вiтають його з повагою. Видно, в дечому вiн рiзниться вiд решти хлопцiв. Колишнi його товаришi й товаришки цураються його, оминають. Та й вiн зовсiм вiдучився розмовляти з ними. Побачив раз Ганку. Пiдросла i вирiвнялась, але байдуже привiтав ?? i пiшов далi. Ну, що ж з нею почнеш?.. У ньому ще повно Дерманя. Ходить у поле водить пасти конi, чита? рiзнi книжки. Чу? в собi якусь порожнечу, непевнiсть. Навiть гордiсть якась опанувала ним. При зустрiчi з людьми трима? себе не так, як колись: просто, природно. Мимохiть постава й вираз його набирають штучностi... Вiн все це розумi? i зна?, що то кепсько, але як же бути. Така дивна пора. Одно щось згубив, а другого не знайшов. У головi дещо лишилось. Свiт також дещо поширшав. Вiд Днiпра до Амазонки, через всi моря й океани, вiд Кордиль?р до Гiмала?в, обiйма? його зiр планету i, мабуть, це саме так зненацька змiнило в його очах старе сво? село, людей, товаришiв i навiть батькiв. Його взяв хтось i посадив дещо вище вiд решти тих, що його оточували. I вiн ще не навчився тримати себе на такому рiвнi. I батько в дечому змiнився. Вiн ще бiльше замкнувся в собi, ще з бiльшою натугою думки намага?ться вловити i розгадати непевнiсть часу. В його життi постала також революцiя. Сини i вiн. Вiн ще у кермi - так... Вiн ще й не дума? випускати господарсько? керми зi сво?х рук, але вiн виразно бачить, що сини його пiдуть до конечно? мети iншими дорогами, як вiн, його батько, дiд. Вiн бачить це i не перечить. Iнакше, мабуть, не можна. Поле те саме. Так само засiяне, так само котяться по нiм хвилi, так само ростуть стеблини жита, пшеницi, але не тi самi часи i не та сама цiна працi на полi. Он Василь, вирiс, окрiпнув, розгорнувся в мужчину i подавсь у вiйсько. Матвiй нi одним словом не заперечив йому. - Ну, як ти так дума?ш - iди! А пiсля, щоби виправдати перед хазяями такий свiй вчинок, твердив: - А ви дума?те як? Дума?те, що не прийшов час i хазя?новi за право сво? впiмнутись? Земля, дума?те, отак сама у вашi руки прийде? Ще б нi... Он, кажуть, поселенцi, що вибрались перед вiйною до Смоленсько?, всi чисто до одного повернули. Голi, босi... Кажуть, напали на них кацапи i все чисто розбили... А дума?те, з нами того не буде, коли ми отак собi руки зложимо, чи землю оратимемо та Божого змилування чекатимемо? Буде! Прийдуть iншi.- Ти, Даниле, Макаре - сякий-такий, пiдеш вниз, а зверху сяде завойовник i годi. Кажу!.. Час непевний... Чую, що так ?... Люди однi згоджуються, другi нi. З села ще кiлькох в "петлюрiвцi" пiшло, але решта нi... Коли би, каже, ще мобiлiзацiя яка... А то ж не випада?. Прийди i просися, щоби тебе прийняли. Он Той пiшов... А чого? Щоби шинелю нову дiстати та й додому втiкти. Нi? - Правильно. Що то за вiйсько зi збiрно? голоти... А добровiльно нiхто голову не понесе на втрату... Матвiй пильно стежить за подiями. Думка про Василя не виходить у нього з голови. Пiшов i чуток нiяких. Бувало, десь там в Саратовськiй, чи в якiй там був, хоч листа пришле... А тепер нiчого. Коли людей яких зустрiне, одразу зупинить словом: - А ви здалека, пробачайте, будете? Ну, а як там у вас?.. Що чувати? Вийде з того що? Дехто зна?, чого хоче Матвiй, дехто й не зна?. Оповi-да;оть, що "петлюрiвцi" вiдступають. Кажуть, бандити та бсльшевики по лiсах розвелися, на обози нападають... Хто його розбере, що й до чого... Отак усе перемiшалося... А життя таке бурхливе, таке чудове. В далечiнь i ширiнь, мов на приказ якогось особливого голосу, твориться i росте небувале... Росте новий народ. Прокида?ться i мiня? назву могутня раса - творець велико? минувшини, великих