в пiд стягами князя Волота, не дбав про ?днiсть? - Колись - так, а зараз - нi. Тому й князь був колись тобi побратимом, нинi ж ма? остерiгатися тебе й дiяти так, як велять дiяти потреби землi. Збагни це, во?водо, i повертай коней у город свiй придунайський. Князь, сподiваюсь, не гонить тебе з нього. Вепр дивиться на нього скоса i мовчить. - Це i вся твоя рада? - Уся, волостелине. - Шкода. Не сподiвався чути таке вiд тебе. - Гадав, як я Чужкрай, то мене легко пiдбити на змову? Помилився, Вепре. Я насамперед витязь, а для витязя честь над усе. Аж тепер упевнився i остаточно: те, з чим правився до Чужкрая, луснуло i луснуло безнадiйно. Тож нiчого iншого не лиша?ться тепер: якось мусить вигородити себе. Ось тiльки як? Прикинутися й запевнити, що переконали його, Чужкра?вi, докази. Ба, даремнi, мабуть, потуги. Чужкрай не такий простак, аби повiрити в щирiсть скороспiлого каяття. I те, i друге поривався сказати - дарма, усе видавалося дрiбним i нiкчемним. Зрештою пригадав причину розбрату з Волотом i заходився скаржитися вголос на сво? давнi й невтихаючi болi. Он скiльки лiт минуло, як не стало сина, а вiн не може забути тi?? до крику болiсно? пагуби, як не забува? й князево? нерiшучостi в тiй пагубi. Через те й пiдозрiлий до кожного його заходу, може, саме тому й видаються вони зловорожими. Он до чого дiйшло: не вiрить навiть його видимо добрим намiрам. Чи то ж годен був подумати хтось, що таке станеться мiж ними? Журився та й журився сво?м безлiттям, аж поки журба та не викресала iскру живого вогню й не збудила бу?сть чоловiчу: вдарив лихом об землю та й повелiв отрокам принести жбан iз медом, а за одним заходом i все, що треба до меду. - Пиймо, Чужкраю, - запросив господаря. - Най тонуть вони, i журба наша, i недоля, в цiм хмiльнiм напо?. Бiльше нiчим ?х, клятих, не здола?ш. Присяйбiг, нiчим! Пили день, пили й другий, а настав час ?хати вiд Чужкрая, ще раз упевнився: цей ведмiдькуватий волостелин i княжий стражник на обводах не пропив розуму, пам'ята?, що говорилося мiж ними, i чому говорилося. Через те, вiд'?жджаючи, визнав за доцiльне сказати во?водi Велико? Луки: - Погомонiв з тобою - i нiби легше стало. Ано, iншим вертаю домiв. Старiю, певно, коли сам не можу вже упоратися з собою. - Пригаси злобу - i повернеш молодiсть, - сказав на те Чужкрай. Похитав, зголошуючись, головою та й спрямував коня до ворiт, а з ворiт - у зворотну путь, до Холмогорода. "Най бачить Чужкрай i вiру?, - думав собi, - що я порозумнiшав. Од'?ду кiлька поприщ та й поверну коней до Всевлада. До гузна всi отi його благочестивi? глаголи. Маю довершити задумане - i край". Скiльки верстав ??, свою невеселу зворотну путь, стiльки й думав: чому Чужкрай не пристав на його клич? Так вiру? в князеву непорочнiсть чи такий вдячний йому за подаровану волость? А чом би й нi? Еге, чом би не був вдячний? Окрiм коня, бронi та влади над сотнею дружинникiв нiчого, вважай, не мав. Тепер ма? волость, ? княжим стражем на обводах i в подарованiй волостi. Усе те здобув дякуючи князевi. А коли так, чи ? потреба правитися ще й до Всевлада, розкривати себе ще й перед Всевладом? Якщо вже Чужкрай почува?ться вдячним князевi i не йде супроти князя, то Всевлад тим паче не пiде. Вiн сидить у крайнiм на захiд сонця закутi, обри обiйдуть його, як обiйде й княжа лжа, породжена чи всього лиш пояснена вторгненням обрiв. "Не з того кiнця почав я, - твердо ста? на думцi Вепр, - i не там шукаю собi соузникiв. Присяйбiг, не там!" XII_ Не те здивувало Миловиду й виповнило ?ство ?? бентежним острахом, що Божейко пiдiйшов нечутно, нiби з аеру виплив. Дивував його видимий сум, а ще - зата?ний бiль у очах, ба навiть докiр. "Чого ти?"запитала тихо i знiчено. "А ти не зна?ш, чого?" "Бо таки не знаю". Помовчав мить i вже потiм сказав: "Мамця умирають". "Йой!" "Поглянь, - кивнув у той бiк, де мала бути Тивер, - питають, на кого залишиться наш Жданко".. Обернулася i, нiкого не вгледiвши анi поблизу, анi вдалинi, отетерiла. Хотiла вдатися зi сво?м клопотом до Божейка, та його не було вже. "Ладоньку мiй! Де ж ти?" - крикнула i, мабуть, злякалася власного крику - одразу ж i прокинулась. - Свiте ясний! - простогнала. - Сон це був а чи видиво? Певно ж, сон, та чому такий: "Мамця вмирають, питають, на кого лишиться наш Жданко?" Устала, стривожена, заглянула у вiкно й знову повернулася в сво? ложе, щiльнiше та надiйнiше укрилася веретою. За вiкном похмурий ранок, певно, збира?ться на дощ, ось i сняться померлi. А все ж чому Божейко сказав саме так: "Мамця вмирають"? Чи не ? то правдиве оповiщення про смерть? Мамця його справдi слабувала тодi, як проводжала ??, Миловидку, в роме?. Гляди, ждала, ждала, та й не дiждалася. Жарти хiба, п'яте лiто йде вже, як полишила ?? в Сонцепiку. I не просто ж собi попрощалася та й пiшла - пообiцяла повернутися укупi з Божейком. Йой, та за цi лiта справдi можна зiтлiти, ждучи, та плачучи, та втрачаючи останнi надi?. Ано, втрачаючи. Бо он скiльки ждала-виглядала, а не дiждалася нiчого. Хай першого лiтагадала собi: не впоралася Миловидка, усе ще шука? Божейка по свiтах. Хай узимку думала: якщо й знайшла сина та викупила, як повернуться дiти, коли путi земнi занесено снiгом, море вкрите кригою? А що лишалося ?й думати другого, третього, четвертого лiта? То ж не днi, то лiта! Боженьки! Утверджувалась та й утверджувалась, мабуть, у думцi, що не буде вже анi дiтей, анi добро? вiстi про них, а утверджуючись, плакала. I згасала плачучи. Лишенько неждане та негадане! Як же це вона, Миловидка, опростоволосилася так? Про себе дбала, бач, старалась увiрувати, що час виго? рани, а християнська обитель дасть спокiй i блаженство натомленiй людськими кривдами душi. Про те ж, що той самий час пiдточу? в рiднiй землi вiру в повернення Божейка, а з вiрою й Божейкових кревних, забула. Та тi ж люди вiддали ?й усе, до мiдницi, до обола, а вiддаючи, вiрили: Миловидка повернеться з сином; коли ж станеться так, що не вiднайде його, прийде i скаже: "Нема? Божейка в ромеях. Шукала довго i ревно, а не знайшла". Ось вiн, вiщий сон, i вся розгадка того сну. Пообiцяла ж сестрi ?впраксi?, а затим i матерi-iгуменi: на найближчiм християнськiм святi прийме вже хрещення. Що ж буде, коли дотрима? слова i увiру? таки в Христа? Адже ?? нiщо вже не ?днатиме тодi з сво?м людом, з землею Тиверською. А коли так, стане чужою ?м, нiколи не пiде вже за Дунай i не скаже Божейковим кревним: "Не ждiть Божейка". Ано, тодi вже назовсiм обрiже пуповину, що ?днала з рiдним людом i рiдним кра?м, замуру? себе в монастирських стiнах та й лишиться за стiнами до скону вiку. Зiщулилась, лякаючись, i ще тiснiше вкрилася веретою. Коли розвиднилося зовсiм i настав час гнати на пашу корiв, не пiшла й не стала перед очi сестри-казначе?, сестра-казначея змушена була заглянути до не? в келiю й спитати, не переступаючи порога: - Що з тобою? Ти хвора? А Миловида схлипувала пiд веретою й не могла спромогтися на слово. На ту оказiю нагодилася ?впраксiя, збiглися послушницi, i сестра-казначея змушена була змiнити гнiв на милiсть: - Будь вiльна, коли так, сьогоднi iншi поженуть. Вирекла те сво? повелiння та й пiшла. Зате не пiшла сестра ?впраксiя. Принесла води, дала попити, зрештою присiла коло Миловиди. - Святий боже, святий крiпкий, святий безсмертний, - молилася й гладила ??, - помилуй нас. Дай нам силу здолати бiль сердечний, жалощi та сум'яття. Будь милостивий, господи, всели у серця нашi благодать свою. Уповала та й уповала на божу милiсть, просила та й просила заступництва, аж поки впевнилася: Миловидка стишу?ться. - Ти для мене, мов доня рiдна, - щиро й довiрливо заглянула дiвчинi у вiчi. - Тво? болi - мо? болi, твоя печаль - моя печаль. Скажи, усе ще бо?шся богiв сво?х? - Цього разу, матiнко ?впраксi?, себе стало страшно. - Себе? - Ано. Наснився Божейко. Прийшов i сказав: "Мамця вмирають". А та мамця не чужа менi, матiнко ?впраксi?. Казала та й казала, хто для не? Божейкова мама, якi надi? покладала вона на не?, чого ждала, сподiваючись, i чого дiждалася. - Сон, дитино, всього лиш сон. Чи то ж можна так близько брати його до серця? - Як же не брати, коли я завинила перед тi?ю жiнкою, правдиво кажучи, зрадила ??. Монашка сiпнулася було перечити, та чомусь передумала i тiльки зiтхнула тяжко. А вже зiтхнувши, заходилася хвалити Миловидку. Бо коли помiзкувати добре та зважити все, то вона, Миловида, правдиво мислить i втiша? сестру ?впраксiю сво?ми мислями. Грiх обманювати людей, а старших тим паче. Iсус Христос саме цьому вчить. Одна iз заповiдей його так i гласить: не обмани ближнього свого. I все ж хай задума?ться Миловида: чи принесе вона сво?ю правдою добро? Чи не лiпше буде, коли Божейкова мати не знатиме, що сталося з сином? - Я бiльше за тебе прожила, бiльше бачила й вiдаю, - довiрливо казала монашка й гладила-заспокоювала Миловиду. - Тож i речу: вiр менi. Вiр i знай: лiпше ждати й сподiватися, анiж знати правду, тим паче страшну. Сама помiзкуй: ось нема? тебе лiто, нема? друге, нема? й трет?. Що дума? за тако? тривало? мовчанки-невiдомостi мати? А ось що, дитинко гожа: коли й спiткала когось iз двох вас бiда, то найбiльш ймовiрно, що спiткала не ?? сина, а тебе. Ано, тебе. Була б ти жива, здорова, гадатиме така мати, повернулася б до ?? порога й сказала б: "Не розшукала я Божейка". А ти не повернулася, тебе нема та й нема... Завваж собi, ще ж i таке може подумати Божейкова мати: дiти знайшли одне одного, а прибитися до рiдно?землi чи подати вiсточку про себе не можуть. Горе, дитино, не свiй брат, горе давно скосило б людей, коли б всевишнiй не винагородив ?х вiрою, малою чи великою, а все ж сподiванкою. То чи варто утинати ??, рубати пiд корiнь, ту материну сподiванку? I чи гоже мучити себе, терзати душу каяттям? Помовчала мить i вже по мовчанцi додала: - Я давно приглядаюся до тебе, Миловидко, i певна: чиста вона, душа твоя. Чиста й безневинна. Тож i кажу: збирайся, мабуть, пiдемо з тобою. - Куди? - Слухати службу божу. Сьогоднi ти нiде не знайдеш утiхи серцю сво?му, лиш там. - Я ж не прийняла ще вашо? вiри, як можу? - Дарма. Господь сказав: я кожному доступний, а вбогому та нужденному тим паче. I боялась, i огиналася, побоюючись, а проте не могла не послухатися ?впраксi? - пiшла. Чула, ноги в не? мов камiннi, i серце завмерло, i мороз поза шкiрою ходить, та що вдi?, коли ?впраксiя - ?дина опора i захист у цьому страшному й непривiтному свiтi. Не зна?, що робила б, як жила б у ньому, коли б не ?впраксiя. Потрiбна рада - порадить, забракне певностi - додасть. А захоче образити чи скривдити хтось, ?впраксiя горою ста? на захист. Вона ?й як мати-заступниця, мати-потiшниця i мати-розрада. То як же може не послухатись тако? i не пiти? У церквi справдi було святково i затишно, вiд усiх i всього линуло урочисте блаженство - вiд молитов, що виголошувалися з амвона i пiдносились до склепiння, ставали гучнiшими пiд склепiнням, вiд блиску золотих оздоб, безлiчi свiтла, що переливалося в оздобах. Та чи не найвiдчутнiше надавав церковнiй вiдправi урочистостi хоровий спiв на криласi. Такий вiн був тихий та злагоджений i такий глибинно-зворушливий, що Миловида незчулася, як скорилася йому й полинула услiд за ним до незвiданих висот. Чи довго була полонена вiдправою, не зна?, зате добре пам'ята? мить, коли збагнула: вона чужа i зайва в цiм храмi. Ано, розглянулася й побачила: усi тут при дiлi; однi щиро моляться, хрестяться та б'ють поклони, iншi пiдходять до образiв, мiняють свiчки i знову моляться, а вона сто?ть мов укопана, не зна?, куди подiти себе. Робити те, що роблять iншi, не випада?, адже не прийняла ще Христово? вiри, i стояти без дiла теж негоже. Чула, нiяково ?й, така, що обернулася б i пiшла. Та як пiде, коли поруч сестра ?впраксiя, а позаду - монашки та й монашки. Зате коли завершилась вiдправа, не стала зважати на ?впраксiю, обернулася й неприховане спiшно стала пробиратися до виходу. Таке вiдчуття переслiдувало, мовби крала щось i тепер бо?ться, аби не тикали пальцем i не казали: он пiшла з краденим. Жiноча обитель - не таке вже й привiлля. Тож i вiд людського ока не так просто сховатися. А зараз, як нiколи, хотiлося бути самiй iз собою. Куди ж подасться i де усамiтниться? В саду? То вiн же не довго буде пустельний: сестри вiдвiдають по вiдправi трапезну й знову залюднять його. I в келi? не схова?ться. Туди прийде ?впраксiя, питатиметься, що та як. Нi, лiпшо? самотини, як пасовисько, не вiдшукати, мабуть. Туди нiхто не прийде, там нiхто не перешкодить. Вiд монастиря до пасовиська на луках не така вже й далечiнь, до десяти стадi?в. I путь не раз сходжена, отож добре знана. Пiде нею не вагаючись i не розглядаючись. Може статися, що сьогоднi i не повернеться до келi?, ночуватиме в забудовi бiля обори. Не раз уже було так, то чом не ма? бути й нинi? На луках зараз буйнотрав'я, цвiтуть, виповнюючи аер, квiти, там - розкiш серцю, привiлля мислi. Одразу за луками йдуть поля, далi - пологi i теж вкритi зеленню гори. Коли вийти на тi гори та глянути на полуночний схiд, видно, розказують, як темнiють в далинi iншi гори, крутi й високi, не скрiзь доступнi, а вже за тими горами пiде знайома ?й фракiйська долина, сходжена i згорьована, а все ж чимось i рiдна. Чи не тим, що вона - вiдкрита путь у отчу землю, що коли б дiйшла до тих гiр та перетнула ?х, вважай, вiдчула б себе вдома. Одначе то тiльки сказати легко: коли б. Спробуй пiди та перетни. Йой, анi снаги, анi статкiв не вистачить. Чи не через них, тi вичерпанi до денця статки, й не зважу?ться полишити святу обитель при теплiм ромейськiм морi. Божейковi ж нiчим уже не пособить, а коли не пособить Божейковi, чого ма? лишатися тут та хреститися? Аби приректи себе на таке життя, що в матерi-iгуменi, сестри ?впраксi?? Аби бути навiчно вилученою зi свiту i зреченою всiх благ, що да? свiт? Йой, та нащо ?й i за що ?й такi блага? Були б справдi солiди, не оддала б ?х на обитель тодi ще, як була вельми вдячна обителi за спокiй i порятунок, нiзащо не лишилася б тут, сiла б на лодiю та й попливла б у Тивер. Ба, не сяде, бо не буде чим платити за пере?зд. А йти пiшою пiшаницею теж не зважиться. Одне, не зна? путi, що може вивести до Дунаю, а друге, он як довго ма? правитись, аби дiйти. Лiто, два, а то й три. Бiдна вона, бiдна. Повiрила серцю та й подалася в такi далекi й такi непевнi мандри. Засiла на сво? безголiв'я в монастирi й сидить тепер тут, нiби пташка в тенетах. А Божейко ще й невдоволений нею, най i ввi снi, все ж прийшов i попрiкнув: на кого залишиться Жданко? Йой, таж те iм'я, той жарт-бажання лиш раз i чула з його уст. Не десь-iнде, там-таки, на святi Ярила. Весь вечiр бiгала у парi з Божейком i встигла вiдчути себе за ту бiганину неабиякою рiдною Божейковi. Ще не горнулася до нього i не дозволяла обiймати себе, як дозволяли iншi, зате й не соромилась. Куди кликав, туди i йшла, на що спонукав у iграх святкових, на те i зважувалась. I радiла одною з ним радiстю, i смiялася одним смiхом, а вже що видом яснiла та щебетала, яснiючи, то йой! Тако? ясно? та щебетливо? далебi в усiм молодечiм гуртi не було. Не пригаду? вже, як сталося, що заговорили саме про Жданка. Зда?ться, домовлялися, усамiтнившись, що вiднинi зустрiчатимуться та й зустрiчатимуться вже, аж поки не настане обiцяний Купало, i Божейко запитав, чи стариня не сваритиме ?? за те. "Я люба старинi, - сказала, - вона добра зi мною, нiколи не сварить". "Так-таки й нiколи?" "Присяйбiг. Лише раз i нагримала, та й то не мамця, не татуньо - бабця". "Бабцi жалiють онучат, а твоя нагримала?" "Бо завинила". Не вдовольнився, певно, тим, що сказала, помовчав i знов запитав: "А чим?" "Лiлей нарвала в озерi". "Ов! Чи то така вже провина?" "Я сама гадала, що нi, а бабця iнше повiдали. Сказали, дiвцi не личить бути жорстокою. Лiле? - русалчинi дiти, пощо вкорочую ?м вiку? Русалка плакатиме за дiтками i може втопити мене при нагодi". Замислився, зважуючи почуте, а Миловидка користувалася тим, що мовчить, i оповiдала далi: "Я, може, й не сприйняла б тi?? сварки так близько до серця, та наснилися тi дiти невдовзi. Пливу буцiмто на лодi? й бачу багато-багато лiлей! Простягаю руку до одно? - таки ж лiлея, бiла та пишна, пишна та знадлива, аж серце заходиться вiд тi?? знади. А зiрвала - маю в руках хлопчика. Не спинилася чомусь, пiдпливла, зiрвала другу - знов мала хлопчика, третю - знов хлопчика. "Йой, - опам'яталась нарештi. - IЦо ж це я роблю? Це ж ??, русалчинi, дiти!" Стою в лодi?, тримаю у себе на руках тих дiток i не знаю, що з ними вдiяти. I в воду кинути не зважуюсь: живi ж створiннячка, i в себе боюсь лишати". Божейко кинув тодi на не? бистрий позирк очей сво?х i засмутився. "То недобрий сон, Миловидко". "Гада?ш, клопiт матиму?" "Люд так гада?: коли сняться дiти - бути клопоту". Страх як хотiла сказати йому, що вiщу? той сон насправдi, а соромилася. Так дуже соромилась i так яснiла видом вiд свого щасливого сорому, що Божейко завважив ?? ясноликiсть i спинивсь, подивований. "Чого ти?" "Бабуся iнакше тлумачать той сон".. "Iнакше?" "Сказали, що в мене будуть лиш хлопчики та й хлопчики, не буде дiвок". "Йой!"-вигукнув потiшено i так заiскрив очима, всiм видом сво?м, що й геть увiгнав ?? в червiнь. Схопив, потiшений, за руку й повелiв бiгти до молодечого гурту, що веселився бiля вогню. "Знай, - сказав твердо й довiрливо, - так жду вже тебе, так жду! Коли поберемося та матимемо хлопчика, назву його Жданком". Не дiждалися анi дiвчинки, анi хлопчика. Потоптали тi намiри-ждання Хiльбудi?вi легiонери. Потоптали та й зробили прахом. А все ж чому Божейко згадав увi снi саме матiр i Жданка? То натяк, що вона, приймаючи хрещення, убива? в собi матiр-Тивер, бiльше того, прирiка? на безцвiття плоть, а з плоттю й потреби роду людського? Йой, а хiба нi? Так воно ?, так воно й буде. Запаку? себе за стiнами обителi й нидiтиме та сохнутиме, сохнутиме та нидiтиме, аж поки не вiдцвiте ?? дерево. Чи то ж та благодать, яко? хоче, заради яко? одважувалась i правилася в чужу землю, нiби у рiчковий вир кидалася? Та вона ж молода i красна собою, та в нiй же он яка сила ? i яка може бути, коли не сушитиме себе гризотами, що переслiдують через постiйнi бажання лету i пута, що не дають злетiти. Хай i так: нема? Божейка, лада жаданого, зате ? вона, Миловидна. Чи то ж правдиво i чи гоже буде, коли схова? себе на вiки вiчнi за кам'яними мурами обителi, не дасть паростi-плоду, стане самотньою билиною, котра якщо й знадобиться комусь, то хiба лиш на те, щоб витерти об не? ноги? Ма? бути вдячна обителi, бо пригрiла свого часу, дала шматок хлiба й притулок? А чи не занадто велика це плата за хлiб i притулок? Там, за широким Дуна?м, давно прокинулись, певно, поля, покрилися листом дерева, вибуяла пiд теплим i не спекотнявим ще сонцем трава. А коли вибуяла по луках та узлiссях трава, то зацвiли й квiти. О, вона не забула, вона добре пам'ята?, яка духмянiсть сто?ть на луцi, коли цвiтуть квiти! Дух перехоплю?, серце завмира? вiд солодощiв, що п'янять i сп'яняють, тiшать i заколисують. А спiв пташок над луками... Тут, у ромеях, усе те не лиша? ?? байдужою, ? тим ?диним, що скрашу? свiт i трима? на свiтi. А якою вiдрадою i яким блаженством були б цi чари передлiтньо? повенi там, на зелених полях та прирiчкових луках Тиверi? Коли б знову потрапила туди, та узрiла, та впилась чарами, певно, й забула б усе, що було з нею, гляди, й сказала б сама собi: а свiт не такий уже й бридкий, як дума?ться часом. - Будь вiльна, сестро, - пiдiйшла й сказала тiй, що замiнила ?? сьогоднi. - Я попасу корови. - Чом так? - Побувала в храмi, послухала службу божу, то й упокорила в собi дух неспокою, бентеги сердечно?. Матушцi-казначе? скажеш, що я велiла тобi бути вiльною. Послушниця усе ще не йняла вiри. - Зiзнаюсь тобi: не вельми хочеться повертатись туди. Коли не цю, то iншу роботу вигадають. Може, надвечiр пiду вже? - А коли матушка-казначея гнiватиметься? - Звiдки знатиме? Пасли корiв i гомонiли, завертали тих, що йшли далi дозволеного, й знову гомонiли. Коли ж настав час до?ти ?х, а по до?ннi трапезувати купно, i зовсiм дали собi волю. Жартували, смiялися, розповiдали бувальщини й знову смiялися. Де й подiлися сумирнiсть та покора, що були написанi на лицях там, за монастирськими мурами. Гляньте, забули й про писання: коли ?си, ?ж мовчки. - Ти чого так плакала вдосвiта? - схилилася та, що сидiла ближче, й запитала ута?мничено. - Сама не знаю. - Так слiзно плакала i не зна?ш? Усе хова?шся вiд нас, гада?ш, коли ми iншого роду-племенi, то вже й чужi, не здатнi прийти й стати на помiч? - Ба нi, - заперечила щиро. - Це тому, сестро, що певна, нiхто не пособить менi в мо?й бiдi. - Зна?мо, в такiй бiдi, як у тебе, нiхто не пособить. А все ж, може, порадили б чи розрадили якось? Негоже цуратися нас, сестро, мовчати та й мовчати. Що мала сказати такiй? Перечити? Ба, то ж правда: неприязна вона з послушницями. Хай не цура?ться, все ж неприязна. Зна? ?впраксiю i тiльки ?впраксiю, з усiма iншими - аж надто стримана. Веселяться - мовчить, сперечаються - теж мовчить. А доходить до змагання, хто пастиме корiв, не бариться вискочити: "Я, сестри". I таки сказала, чого плакала. Не вельми йойкали та божкали послушницi, чуючи ?? сповiдь-зiзнання: чи то велике диво - сон, а проте, розгадуючи його, були i зичливi, i добрi. Коли ж вгомонилися й пiшли кожна в сво? дiло, та, що заговорила до Миловиди першою, сказала притишено, аби iншi не чули: - Тобi слiд якось оповiстити Божейкову маму, що сталося з Божейком i з тобою. Iнакше не заспоко?шся, усе життя мучитиме совiсть. - Як же я перешлю ??, вiсточку, коли така далечiнь? - Ходи до морського пристанища, питай та розпитуй, може, натрапиш на мореходiв, що йтимуть туди, та й перекажеш. -_ Йой, хто перекаже, коли Божейкова мама живе далеко в лiсi. - Тодi сама подайся туди. - Марна потуга, сестро. Попереду он якi гори i яка задовга морська путь, а в мене анi солiди. Порадниця подумала i вже потiм повiдала сво? думи: - Горами не йди, горами не пройдеш. Прався берегом. Тут путi торованi, та й люд повсякдень вешта?ться. Десь пiшо йтимеш, десь станеш, заробиш солiду, другу та й пiд'?деш. Не така вже й мудра була ?? рада, а все ж запала в серце. А й справдi, чи вона не здатна заробити та й ?хати, заробити та й знову ?хати? Ромейськi береги густо заселенi. Пристане до рибалок - заробить, пiде на поле - знов заробить. Не всi ж мають рабiв, а лiто - гаряча пора, влiтку усiм потрiбнi робочi руки. Багато пiде на те лiт? Хай i так, зате з кожним лiтом буде ближче до рiдно? землi. Говiркiшою i веселiшою здавалася увесь той день. А надiйшов вечiр, сказали, час повертатися до обителi, осмутнiла. Це ж прийде ?впраксiя й запита?, чом подалася з храму да так, що наздогнати не можна було? А ще ж може нагадати: "Готуйся, Миловидко, наближа?ться день твого хрещення, будеш прийнята в клiр". Що скаже ?й, коли нагада?? День хрещення наближа?ться i наближа?ться невiдступно. Повернулася пiзно й постаралася пройти до келi? непомiченою. Ждала, ось-ось хтось прийде, а ждучи, потерпала. Нiби пташка, що ?? загнали в клiтку. Тому й сiла ближче до вiкна, тому й поривалася: бодай думкою бути там, де широкий простiр, де розкiш-воля. "Я й справдi, нiби в клiтцi, коли точнiше - в кам'янiм мiшку". Кам'яний мiшок... Де вона чула таке? Тут, у Фессалонiцi? Ба нi, у Веронi. Жiнки розповiдали ?й бувальщину, схожу на казку, та й згадували цi слова: молоду матiр, що провинилася перед сво?м мужем, замурували у кам'яний мiшок. Чого тiльки не бува? на бiлому свiтi. А все через те, мабуть, що бажання одних стають завадою для бажання iнших, що з-помiж людей завжди вишукуються такi, котрим байдуже, на чи?му безлiттi зiзрiватиме ?хн? щастя. Аби зiзрiло, аби лиш мати його! Так повiвся з нею i тисячами таких, як вона, намiсник Хiльбудiй, таку, коли не гiршу, долю уготували й тiй, що жила давно-давно i, як i вона, Миловида, не побажала бути усладою свавiллю i свавiльникам. Свiдкiв тi?? осмути, мабуть, i на свiтi нема? вже, одначе в околiях Верони добре пам'ятають: сталася вона невдовзi по тому, як у обводи ?хньо? землi вломилися готи. Один iз привiдцiв того варварського племенi по iменi Аспар облюбував замкнену довкружнiми горами Долину Юпiтерово? Ласки, сiв там iз родом сво?м i став володарем зелених лукiв та плодоносних нив обабiч рiки, що витiкала з гiр. Дива в тiм, скажiмо, мало - готи затопили собою всi полуночнi землi славно? колись Римсько? iмперi?, стали по сутi волостелинами в нiй. Та цей, Аспар, повiвся таки дивно: змурував в ущелинi, що ?днала облюбовану ним долину з усiма iншими провiнцiями iмперi?, замок i тим вiдгородився вiд не?. У замок, як i в долину, хай i невсiм, все ж можна було проникнути з дозволу волостелина чи його сторожi, з долини ж не дозволялося ви?здити, надто людовi, що опинився пiд п'ятою Аспара i його роду. Мабуть, саме тому веселу й щедру колись на злаки Долину Юпiтерово? Ласки стали називати Долиною Слiз, а гота Аспара - волостелином-вiдлюдьком. Про подобу його, як i про повадки у вiдособлених вiд свiту володiннях, розповiдали таке, вiд чого серце бралося холодом. I потворний вiн, казали, i нещадний такий, що проти ночi згадувати страшно. Хто мав перед ним якусь провину i потрапляв у зв'язку з цим до замку, той звiдти не повертався вже. Чому такий, нiхто достеменно не знав. Лишалось догадуватися, а догадки всякi бувають. Однi подейкували, нiби Аспар малим ще був викрадений вовками й рiс певний час серед вовкiв, годувався молоком вовчицi, через те такий лютий та нелюдяний; iншi казали, що то неправда, виростав вiн, як i всi дiти, серед людей. Провинилася перед богами мати його й була покарана за ту провину сином: позаздрила, коли ходила непразною, тiлеснiй лiпотi дiвчини-поселянки, приревнувала до не? мужа свого i, лютуючи з ревнощiв, нацькувала на те дiвча псiв, хотiла бачити нещасну потворною, а сталося так, що народила потвору. Боги нещаднi до тих, хто носить в утробi дитя i сi? злобу чи смерть. Отож i помстились на нiй - надали дитинi псину подобу. А на свiтi не було ще такого, щоб потвори виростали добрими. Не було й не буде. Потвори заздрять людям, надiленим здоров'ям, щастям, лiпотою чи просто людською подобою. Через те й помщаються нещадно. Вiрити цiй, останнiй, гадцi допомагав i сам Аспар: не було такого випадку, щоб вiн ви?здив на люди без маски. Таке подейкували про гота-вiдлюдька поза Долиною Слiз. Що думали й казали про нього в самiй Долинi, те лишалося та?мницею. ?дине, що вдалося почути, - загадковий волостелин понад усе полюбля? лови i здебiльше бува? на ловах. А ще до смаку йому хмiльнi напо?, не розмина?ться i з младомладими жонами свого володiння. Котру вподобав, чинячи лови, та не мина? вже його тенет: або ж гуля?-бенкету? з уподобаною вродливицею по затишних медушах, або бере на седмицю-двi до замку. Бо вiн - волостелин у Долинi, його бажанням нiхто не смi? перечити. Патрицi? сусiднiх провiнцiй i дивувалися тим повадкам, i жахалися ?х. Тому й обминали володiння гота десятою дорогою. Та, видно, не завжди обминав вiн ?х, бо коли не в однiм, то в iншiм селищi почали об'являтися чутки: бачили там i там. Те багатьох примусило загадатися: чому? Не загадався лиш префект найближчо? з Долиною Слiз провiнцi? - вiн надто твердо почував себе, щоб страхатися появи гота. Так i сказав, коли доповiли йому: "Ну й що? Повинен же вiн вилiзти колись iз сво?? берлоги й шукати з нами спiлки. Не чули хiба, не зна?те: нинi до того йдеться. Король готiв-завойовникiв усвiдомив нарештi: вiн не пiдкорить собi iмперiю, доки не знайде спiльно? мови з патрицiями iмперi?". Та оманливою виявилася його твердiсть, як i безпечнiсть: Аспар менш за все зважав на намiри короля. Опинившись за межами Долини Слiз всього лиш з цiкавостi, натрапив вiн поблизу одного з сусiднiх замкiв на писану вродливицю i не мiг уже втримати себе вiд спокуси побачитись iз нею вдруге. Забув, поборений тим бажанням, про лови, забув i про младомладих жон свого володiння. Вночi допiзна гупав громiздкими чадигами в горiшнiй клiтi свого замку, а надходив день, сiдлав коня, брав надiйний супровiд i правився туди, куди кликало серце. Раз, вдруге i втрет? отак. На лихо, довiдався: то донька самого префекта Руфа. Бо таки бачив ??, як правилася у супроводi вiтця свого до сусiднього селища, бачив i тодi, як прогулювалась у самому замку в супроводi якогось вельми запопадливого молодця. Хто зна?, чи й зважився б на щось, коли б не пересвiдчився за четвертими вiдвiдинами володiнь префекта: у доньки його i молодця, що в'?ться коло не?, йдеться до злюбу. А пересвiдчивсь - не став вагатися: взяв iз собою ватагу мужiв та й викрав доньку префекта, правдивiше, вiдбив ?? в охорони, що супроводжувала Корнелiю в гостi до нареченого. Челядь поспiшила, ясна рiч, доповiсти патрицiю: сталася бiда, налетiли в путi прикритi масками во?ни, вiдтiснили сторожу i, прихопивши з собою Корнелiю, зникли в лiсових хащах. Люцiй Руф мав би розгнiватись на бевзiв, якi дозволили таке, та не до гнiву було. Вiн догадувався, хто тi, що в масках, а догадуючись, холонув серцем. На таке здатнi лиш готи. Не хтось iнший, тiльки вони! I коли догадка його правда, донька потрапила в руки найлихiшого з них - вiдлюдька. Недовго нiмував, вражений страшною вiстю, кинув клич, зiбрав пiд свою руку всiх, кого мiг зiбрати, й пiшов по слiду. А слiд вивiв таки в Долину Слiз. - Це тут моя дитина, - карався пiдозрою й не хотiв вiрити власнiй пiдозрi. - Це Аспар, отой гот-вiдлюдько посягнув на Корнелiю. Що ж вдi?мо, як зарадимо бiдi? Знайшлись такi, що покладали надi? на короля: вiн i вiдлюдьковi вправить мiзки. Та ?м одразу ж заперечили: коли то буде? Корнелiю слiд визволяти негайно. - Ма?мо обступити вiдлюдька в його лiгвi, - казали префектовi, - i такою силою, котра примусила б зважити на нашу вимогу. Так i скажемо тому готовi: не поверне Корнелi? - покличемо сусiдiв, усiм хрещеним людом пiдемо на нього. I горе буде тодi його прославленому безбожними дiлами замку, горе й тим, кого дiстанемо за його стiнами. Остання порада видалася патрицiю Руфу слушною, i вiн пiдступив до Аспарового замку, зажадав побачення з волостелином мiжгiр'я. Аспар не явив за цим разом гординi, одначе ви?хав iз ворiт не сам - гiнця свого вислав. - Володар наш, - сказав гонець, - радий бачити патрицiя в сво?му замку яко гостя i приятеля. - Ми не гостити при?хали, - не спокусився префект на запросини. - Хай волостелин Долини Слiз скаже, нащо вiн чинить у наших володiннях розбiй? Де наша донька Корнелiя? Там, у замку, як i ранiш, не барилися, розчинилися по якiмсь часi мiцнi дубовi ворота i з них ви?хав ладний собою, при бронi i в пишнiм убраннi муж. Його супроводжували не менш ладнi i теж закутi в броню во?ни. - Патрицiй ма? всi пiдстави гнiватись на мене, - мовив той, що стояв попереду всiх, - i все ж я просив би його бути милостивим до вiльного вiд злюбних уз мужа, якому мина? вже тридцяте лiто. - З ким я бесiдую? - З Аспаром, володарем замку i мiжгiр'я, що за замком. Мiж тими, якi ви?хали з ворiт, i тими, котрi стояли перед воротами, запала нiмотна тиша. Однi ждали, що скаже вiтець Корнелi?, iншi дивувалися почутому й вiдмовчувались, дивуючись: той, що назвався Аспаром, був во?ном-миловидком, таким красним собою, що пiсля всього чутого й перечутого про нього годi було й вiрити, нiби це вiн. - Я об'явився тут не для того, щоб роздавати милостi. Питаю про iнше: як сусiда смiв посягати на помовлену вже дiвчину, на мо?, зрештою, право, право батька i волостелина? Де моя донька? Що з нею? - Корнелiя в мене, достойний. А взяв я ?? тому, що вподобав i хочу, аби була менi жоною. - Може, у готiв i водиться так - добувати собi жон, як i все iнше, татьбою, у нас - нi. Волостелин мав би пам'ятати це, як i те, що я, вiтець Корнелi?, не волiю мати зятя з чужого племенi. - Зате волi? Корнелiя. - Неправда! У доньки ? наречений, вона дала вже згоду стати його жоною. Про яку волю може йти мова, коли дiвчину взято силою? - Хай патрицiй пiде й запита?. Донька його недалеко, вона тут-таки, в замку. I страхався Люцiй Руф, передчуваючи непоправне, i обурювався, ба погрожував навiть, казав, коли Аспар нинi ж, цi?? митi не поставить перед його очi Корнелiю, вiн, префект провiнцi?, не знати що зробить iз ним, iз його замком, з землею, в якiй утвердився незаконно тать i промишля? татьбою, а завершив сво? погрози тим, що зголосився-таки пiти в замок i на власнi очi побачити дитя сво?. Аспар дозволив батьковi самому, без свiдкiв поговорити з донькою. Правда, i бачив, як зустрiлися, i чув усе, про що говорили. Полонянка не знати як зрадiла, угледiвши вiтця свого, та одразу ж припала йому до грудей i розплакалася, як плачуть усi тi, хто втрача? багато, а набува? не знати що. Одначе, коли патрицiй Руф сказав ?й: "Збирайся, дитино, я прийшов визволити тебе", пiдвела засмученi очi й запитала: "А чи треба? Хто мене вiзьме пiсля всього? Певна, Емiлiй Долабелла перший вiдкинеться, довiдавшись, що ночувала в чужiй оселi, побувала в чужих та ще й овiяних недоброю славою руках". Знову припала до батькових грудей i ще ревнiше заплакала. I улещав ?? патрицiй, i обiцяв: бiди позаду, дарма, тулилася до нього й ридала, журилась бiдою сво?ю i знову ридала. Коли ж нагадав: час збиратися, сказала те, що й перше: ?? доля вирiшена вже, що буде, те й буде, лишиться з Аспаром. Розгнiвався префект, одначе не так на доньку, як на гота, що став йому з волi випадку сусiдом. Громи метав на його голову, а завершив сво? погрози повелiнням: якщо Аспар хоче мати Корнелiю за жону, вiн ма? виправдати себе перед хрещеним людом за колишн?, зректися всього ганебного, що було в його колишньому, й обвiнчатися з донькою за всiма законами вiри Христово?. Не подобалось Аспаровi те повелiння, хмурився i мовчав. Бо не звик коритися. Досi навпаки було: усi i без жодного супротиву корилися йому. А все ж, коли пiдвiв очi, iншо? гадки не було: заради Корнелi? i миру з ?? кревними й Аспар покориться. Обвiнчавшись з найлiпшою, що знав досi, дiвчиною з аристократично? родини i ставши законним мужем мило? серцю жони, Аспар примiтно вгомонився, схоже, що вiдмовився вiд варварських звичок. Тiшився молодою господинею в сво?му замку й почував себе неабияк втiшеним. Зрештою згадав, що вiн володар не лише замку, а й долини мiж гiр, й загорiвся iншим бажанням - показати Корнелi? сво? володiння. Возив та й возив молоду свою жону, показував та й показував: i коней, що ?х ростили для нього конюшi, i угiддя в долинi та пiдгiр'?, все багатство, що мав у обводах свого володiння. Так минала седмиця за седмицею. На змiну передлiттю прийшло лiто, теплiнь зацарювала в долах, як i в серцi господинi замку. Та ось настав час ловiв - i Аспар розхолодився раптом, все рiдше й рiдше став засиджуватись бiля Корнелi?, зрештою зайшов одного ранку й сказав: ?де на лови. - Чи надовго? - поцiкавилася. - Лише на день. Не сподiвалася, що може бути iнакше, тому й не стривожилася. "Нехай, - гадала собi. - Не все ж йому бути зi мною. Лови i для вiтця неабияка пристрасть. То - друга утiха позлюблених мужiв. Чого ма? вiдмовляти йому в нiй?" А тривога чатувала вже на не? на подвiр'? замку, не загаялася вiдвiдати й замок: Аспар не повернувся анi того, анi наступного дня. Де ночував, з ким був, лише небо вiдало. I засмутилася Корнелiя, а смуток не забарився зродити й страх: що коли муж ?? згадав колишн? i знову вдався до колишнього? За першим разом визнала за потрiбне промовчати, за другим - не змогла вже. Аспар не сам повернувся - з ватагою. Таку вакханалiю чинили до свiтання, що в Корнелi? серце обливалося кров'ю, гляди, й головою об мур билася б, коли б не рятiвна на всi випадки сподiванка: а може ж, це востанн?? Пiде ватага, проспиться ?? повелитель - i вона ублага? його, зрештою повелить йому, аби не робив того бiльше. Та ба, не дiждалася мужа в жiночiй половинi замку. Захмелiвши, спав вiн мало не до ночi, а проснувся, знову став на чолi ватаги й повiв ?? за собою. Корнелiя i зовсiм змалiла на силi вiд тi?? зневаги, зрештою зiбралася з нею й обурилась. Хай зна?, коли так: по?де до кревних сво?х, сяде пiд надiйним крилом вiтця й сидiтиме там доти, доки не об'явиться i не вклониться всiм та не присягне: бiльше такого не буде. Була аж надто рiшуча, коли зважувалась, ще бiльшо? рiшучостi прибрала, як стала перед конюшими й звелiла ?м сiдлати коня. Тi й послухалися, засiдлали, а дiйшло до ви?зду з володiння - заступили дорогу: не велею. - Менi, господинi? Хто смiв? - Муж ваш, достойна. Знала, тут проти волi Аспара нiхто не пiде, тому лютувала, а лютуючи, шукала рятунку. I таки знайшла його. Помiтила серед челядникiв ласого на дарiвщину мужа й не поскупилася привезеним iз собою золотом. - Вiзьми оце, - показала з рук, - i вволь мою волю. - Яку, достойна? - Вiдвези мене до вiтця мого. Зiтхнув челядник й похитав, перечачи, головою. - То неможливо. - Коли добудемося до замку мо?х кревних, втричi бiльше матимеш. - Кажу ж, неможливо. - Тодi... тодi вивези iз замку й покажи, де бува? муж, що робить, коли завершить лови. Челядник переступив iз ноги на ногу, ба навiть крекнув досадуючи. - Пiзно, господине. Удосвiта муж ваш поверта?ться до замку. Хай iншим разом. Корнелiя бачила: хочеться челядниковi мати те, що обiця? господиня, а не зважу?ться взяти, бо?ться пiти супроти волi господаря. Через те не вельми набивалася з дарами. Хай челядник помислить на самотi, хай розпалить у собi вогонь жадоби. I не помилилася. Челядник прийшов-таки до не? через кiлька днiв i вивiз непомiтно iз замку, показав медушу при битiй путi, а в медушi - миловиду господиню весело? оселi. Немов метелик, пурхала помiж хмiльними мужами, всiм усмiхалася i вiд усiх вмiла ухилитися. Лише вiд Аспара не вмiла та й не мала бажання ухилятися. Обiймав - пiддавалася обiймам, саджав на колiна - сяяла сонцем i знов пiддавалася, цiлував у безсоромно оголенi груди - смiялась i не перечила. У Корнелi? туман ходив перед очима вiд образи, ганьби i приниження. Та даремно челядник боявся за не? й застерiгав раз у раз: "Будьте мужньою, достойна, не лементуйте i не виказуйте себе. Викажете - бiда буде i менi, i вам". Корнелiя знайшла в собi мужнiсть стерпiти. Тодi вже, як дiсталася стiйбища й сiла на коня, оперiщила його пугою й пустила на всю кiнську пору, мовби втiкала вiд само? себе. Що робила вона, коли повернулася в замок, нiхто не вiдав. На челядь не показувалася i до ложницi нiкого не впускала. Анi того дня, що настав по поверненнi вiд медушi, анi наступного. Не вийшла вона й тодi, як у замку оповiстили: володар мiжгiр'я поверта?ться з ловiв. - Що з жоною? - помiтив Аспар ?? вiдсутнiсть серед тих, що зустрiчали. - Вона хвора? - Не вiдаю. - Як то не вiда?ш? - спохмурнiв. - Господиня нiкого не впуска? до себе. Не став бiльше допитуватися в челядника, передав коня й пiшов до жони. Бачила, мабуть, як в'?здив вiн до замку та й чула галас юрби, що зустрiчала, - дверi не були вже запертi. Щоправда, не пiшла назустрiч Аспаровi i не обняла, як водиться, сидiла i ждала, коли волостелин сам наблизиться до не?. - Що з тобою, Корнелi?? - стривожився чи вдавав iз себе стривоженого. - Чим ти опечалена так? - Поганi вiстi надiйшли вiд кревних. Матуся вмира?. Хотiла провiдати ??, та муж запер ворота, велiв не випускати мене, свою господиню, з замку. Вона таки заплакала. Не так, як за тим разом, як зайшов вiтець i сказав: "Збирайся, ти вiльна", - все ж ревно i жалiсно. Так жалiсно, що навiть байдужого до жiночих слiз Аспара вразила. - Про що рiч, - не зволiкав iз речницею. - Хочеш по?хати - ?дь. Коли запрягати коней? - Зараз, негайно. Я й так багато втратила, цiлих двi доби б'юсь, мов пташка в тенетах, а випурхнути не можу. - Збирайся, конi подадуть. Вийшов i дав челядi сво? повелiння - лаштувати колiсницю для дальньо? путi. А поки лаштували ?? та впрягали коней, покликав до себе тих, хто охороняв у його вiдсутнiсть ворота. - В жони мо?? був хтось iз сусiдньо? провiнцi?? - Не було. - Як то не було? - Бо не було. Ворота охоронялися, нiхто не в'?здив у них за останнi п'ять дiб. - То, може, жона моя посилала когось до матерi? - Таке теж вiдпада?. Жоден вершник не ви?здив iз мiжгiр'я. Волостелин пильно приглядався до привiдцi сторожi. А те не обiцяло втiхи.. - Як же господиня зна?, що в не? нездужа? мати? Духи принесли ?й тi вiстi чи як? - Про те вiдомо лиш господинi. Аспар хмурився. Видно було: його роздирають сумнiви, а чи правдивi вони, не знав. - Iди, - повелiв зрештою охоронцевi. - I моли бога, щоб справдi було так. Бо коли довiдаюся, що таки при?здив хтось до не? чи ви?здив iз мiжгiр'я, начувайся. Пождав, доки вляжуться зворохобленi думки, й спрямував стопи сво? до жони. - А що з матiр'ю? - Казала вже: недужа. - Питаю, який недуг? Невже тi, що були в тебе, не сказали? - Казати не казали, та оповiстили страшне: матуся наснилася менi в чорному. - Ах, наснилася! - нiби аж зрадiв Аспар. - Тодi складай, жоно, сво? речi i лишайся вдома. Корнелiя всього, видно, сподiвалася вiд свого вiдлюдька, тому не вельми й здивувалася. Зате обурення ?? дало нарештi про себе знати. - Я, зда?ться, не продана тобi! - Зате обвiнчана зi мною. Сама того хотiла, отож i будь нею, в усьому покiрною жоною. Жiнка ? жiнка, коли вже розлютиться, не бачить, де дверi, а де вiкно. - Ти... ти забува?ш, - позеленiла зi злостi, - що я не беззахисна, що менi досить кинути клич - i на помiч прийде сила, перед якою не вистоять анi тво? ворота в Долину Слiз, анi твiй замок. Темнiв i Аспар на лицi. - Ти спершу кинь його, клич! - мовив не без погорди. - Замок он який, звiдси швидше до бога докличешся, анiж до батенька. Корнелiя нацiлилась було крикнути: "Я докличусь!" - та втрималася. Нащо казати такому? Чи вона не донька знаного в кра? префекта, чи не вiда?: мовчання - золото, хто мовчить, той двох навчить. Найперше, що вдiяла, коли муж вiд'?хав iз замку, покликала до себе випробуваного вже на дарах челядника. - Я знов про те ж: треба вибратися якось iз мiжгiр'я. - Може, й треба, та як? - Муж лiпше за мене зна? Долину Слiз, отож хай розкине розумом i знайде спосiб. За те матиме втричi бiльше, нiж мав. Челядник так гiрко кривиться, нiби з'?в щось бридке. - Достойна, я ж бо казав уже: це неможливо. - Чи звiдси один-?диний вихiд? - Таки один, через ущелину, що проклала рiка. Бiльше нема? нi входу, нi виходу, кругом непрохiднi гори. - Одначе ж поселяни Долини Слiз, купцi iнших провiнцiй ?здять же якось. - Лише через ворота i тiльки з дозволу сторожi. - Ну а коли переодягнуся й приберу подобу купця чи поселянина, вiзьму з собою челядь, товари? - На ви?зд слiд мати знак вiд волостелина, без знака не випустять. Корнелiя то нiмувала, дивлячись на челядника, то схоплювалась i металася по терему, нiби загнана в клiть звiрина. - То, може, тебе хоч випустять? - Того теж не варто робити. Я близько стою коло вас, волостелин може догадатися, чому менi заманулося ?хати з його володiння, й перешкодити нам одразу ж або пiзнiше розкумекати, чого ?здив, i скарати мене на горло. У нього iншо? кари нема?. - То що ж радиш зробити? Як повiдомити вiтцевi, аби прийшов i визволив мене з бiди? Челядник замислився. - Дайте, достойна господине, час. Не може бути, аби старий Трiарiй не знайшов для вас рятунку. Коли не в замку, то поза замком, а пiдшукаю для вас вiсника. Вiн зiбрався вже було йти, та одразу ж i передумав. - Маю для вас два попередження. - Кажи. - Перше з них: майте терпiння i зробiть усе можливе, аби не виказати себе волостелиновi анi устами, анi очима, анi вчинком. - За те можеш бути певний. Я - донька префекта, маю добрий вишкiл та?мних зносин i змов. - Коли ма?те такий вишкiл, то мусите знати: усе, що кажете тут, чують стороннi вуха. Не бiйтеся, - застерiг, - в даному разi тi вуха мо?. Кориелiя примiтне диву?ться й нiмi? дивуючись. - I друге, - не зважа? на ?? подив челядник, - усе це дорого коштуватиме. - Кажу ж, i ти, i знайдений тобою вiсник будете винагородженi достойно. Захочете, покинете разом зi мною Аспарове володiння, житимете, будучи багатими людьми, десь-iнде. Чи то челядник так добре знав Аспара i хотiв приспати його пильнiсть, чи йому справдi не таланило знайти людину, котра вволила б волю господинi замку, побачення з та?мним вiсником не було та й не було. Самого Трiарiя бачила щодня i бесiдувала з ним мало не за кожним побаченням, тiльки не про те, чого ждала вiд свого повiреного. "До чого я дожилася, - журилася. - I честь, i совiсть, i життя мо? залежить вiд якогось раба. Захоче - вряту?, захоче, - погубить. Ба як дозволя? собi поводитися з господинею: гра?ться, мов кiт iз мишею". Ходила по терему - приглядалася до челядi, виходила на подвiр'я - знов приглядалася, де з ким ставала навiть на розмову, питала про люд, що живе в Долинi Слiз, про торги та виторги, а вже потiм - з яких земель привозять сюди товари, кудою правляться, коли ?дуть у Долину, кудою - коли ви?здять iз не?. I таки пересвiдчилась: iз мiжгiр'я, крiм рiки й ущелини, прокладено? рiкою, нема? нi входу, нi виходу. Вона - ?дина надiя знову стати вiльною. Геть змалiла вiд тi?? певностi духом i схильна була вiрити вже: iншого рятунку нема?, доведеться падати сво?му мучителевi до нiг i слiзно благати, аби вiдпустив до отця-матерi, тим паче, що благати ? чого: вона що не день, то бiльше перекону?ться: непразна ?, понесла вiд свого зрадливого мужа дитя. Гляди й змушена була б унизити себе колiнкуванням, та не дiйшло до того: Трiарiй прийшов якогось iз найсум'ятнiших для не? днiв i сказав: розшукав мужа, котрий зголошу?ться виконати повелiння господинi замку. - Хто вiн i чи може вийти за гiрськi обводи? - Може, достойна, бо ? чоловим охоронцем торговця крамом i ма? дозвiл на в'?зд i ви?зд. - Клич його до мене. В усьому покладалася на челядника i неабияк довiряла вже челядниковi: де ж пак, як мудро все передбача?, як не по-рабськи тверезо мислить. А спати не спала тi?? ночi, сидiла й ждала мужа, який повезе ?? кревним вiсть. Коли ж з'явився вiн i запевнив: таки повезе, не вагалася, зняла з руки й поклала на шкарубку його долоню перстень з родовим гербом. - Передаси цього персня, - повелiла, - i доста. Вiтець знатиме, що робити. - Коли ж запита?, що сказати? - Скажеш, нема? бiльше терпiння, хай прийде й забере мене. - Буде зроблено, достойна. Ну, а... - Плата ось, - подала золоту вежицю. - Винагороду ж матимеш там, у вiтцевiм замку. Знала, до кревних не така вже й далечiнь. Хай пiде кiлька дiб на те, щоб вибратися ?? посланцевi з Долини Слiз, хай ще одна доба спливе, доки добиратиметься вiн до вiтцевого замку та шукатиме способу побачитися з кревними, за три-чотири доби вiтець знатиме вже, що з його донею, i поспiшить визволити ??. На п'ятий день, найбiльше через седмицю ма? бути вже тут. Що надiйнiше утверджувалася в сво?й вiрi в порятунок, то обережнiшою була. Не принижувалася перед мужем, одначе й не сварилася з ним. Коли цiкавився чимось, вiдповiдала тихо, примiтно засмучено i все ж покiрно. Та ба, i обережнiсть ?? не залишилась незавваженою. Присiв одного надвечiр'я бiля ложа й поцiкавився: - Чом така сумна та невесела? - Нiби ти не зна?ш, - сказала тихим, безборонно покiрним голосом. - Невдоволена, що не пускаю до матерi? Добре роблю, що не пускаю. Сон неправду провiщав: мати твоя жива й здорова. - Звiдки зна?ш, що жива й здорова? - Я все знаю, Корнелi?. Навiть те, що ти не вiдмовилася вiд думки пiти пiд мене, пiти й не повернутися. - Погано зна?ш. - Того не може бути, щоб я погано знав. - Може, Аспаре. Куди пiду i чого пiду, коли матиму тво? дитя? - Ов! - пробудився, ба зрадiв навiть. - I то ? правда? - Настане час, пересвiдчишся. Повiрив. Присяйбiг, повiрив i вiдчув себе чи то присоромленим, чи то неабияк щасливим. Заяснiв на виду, десь подiлася завжди наявна в ньому твердiсть духу, одвага та рiшучiсть. Замiсть них пробилась i заяснiла на виду хай не пишним, все ж помiтним квiтом людська прихильнiсть, хотiлось вiрити, що й доброта. "Невже я помилилася, взявши пiд сумнiв його подружню вiрнiсть? - завагалася Корнелiя. - Ба нi, того не може бути. Жiноче серце багато i далеко бачить. Воно не запротестувало б так гаряче, коли б не нагледiло за тими обiймами з медушницею хтивих помислiв i пiдло? зради". Мабуть, швидко пригасила в собi раптовий спалах прихильностi - Аспар простягнув правицю й торкнувся нею ?? руки. - Ти не гнiвайся за ту мою примху, - мовив примирливо. - Виберемо час i по?демо до тво?х кревних. Я розумiю, ти скучила за ними та й тривожишся тим, чого ждеш i бо?шся ждучи, мусиш погасити свою тривогу матусиною радою. Побуду седмицю-другу на ловах та й по?демо. Пiшов вiд Корнелi? нiби й прихильний, ба навiть вдоволений нею, а Корнелiя не почувала себе вдоволеною. Блудливого пса нiчим не приручиш до домiвки, те й робитиме, що ?здитиме на лови, а вона, жона його, нiзащо не повiрить пiсля того, що бачила, в добропоряднiсть свого мужа. Вiн тому й захоплю?ться ловами, що вони дають йому розкiш-волю. Тож i нема? чого радiти. I намiру свого теж нема? потреби переiнакшувати. Прибуде вiтець, аби забрати ?? в Аспара силою, - пiде з вiтцем, по?де до кревних з Аспаром - теж не повернеться в гнiздо розпусника i розпусти. Стане пiд захист роду свого i не повернеться! Перед сном думала про це й пiсля сну не могла прогнати вiд себе нав'язливих думок. I саме тодi, як думки тi стали для не? пекельною мукою, чимось схожими на вiдчай, до замку завiтали торговi люди з вiддалених земель i попросилися пiд захист стiн i сторожi. - Доведеться зачекати господаря, - сказали ?м сторожовi. - ? ж господиня. Може, вона дозволить заночувати в замку? Чи Аспаровi довiренi не зважилися бути аж надто непоступливими, чи не захотiли виказувати гостям, що господиня ?хня не в усьому господиня, помислили, повагалися й таки уступили з дороги: iдiть, питайтесь. Не будь Корнелiя така сподiвана та увiрувана, що помiч прийде, мабуть, виказала б себе: коли прочинилися дверi i на порозi стали гостi з далеко? землi, пiзнала серед них Емiлiя Долабеллу, того самого, що був обранцем ?? серця i мав стати утiхою-мужем. I радiсть, i бентега, видно, неабияк озвалися в серцi - не втрималась, опустила очi. Коли ж опам'яталася й похапливо звела ?х, то дивилася вже, як i належить дивитися жiнцi, котра стала на мiсце мужа свого й вирiшу? важливi родиннi дiла. Емiлiй Долабелла!.. Як вiн упадав коло не?, як ждав тi?? днини, коли батьки домовляться остаточно й вирiшать долю сво?х вза?мно прихильних i, нiде правди дiти, вза?мно жадаючих злюбного часу дiтей. Земля iталiйська, переживала смутнi часи, по ?? долах i горах розгулювали варвари, глумились як хотiли i над ким хотiли. Тож Люцiй Руф, вiтець ??, й шукав серед сусiдiв соузникiв, а знайшовши, неабияк зрадiв: префект сусiдньо? провiнцi? Долабелла ма? старшого на кiлька лiт за Корнелiю сина. Коли по?днати його з Корнелi?ю злюбними узами, сила патрицi?в подво?ться, а з тим прийде i певнiсть: варвари натраплять на посилений опiр i вгамуються. Вони й вгамувалися нiби, та не всi: вiд Аспара вiтець не уберiг свою дитину.. - Достойна, - порушив тишу привiдця сторожi. - До тебе завiтали торговi люди з далеких земель. Просять дозволу на захист i торг. Кивнула, зголошуючись вислухати гостей, i вже потiм сказала сторожовим: - Залиште мене з ними. Потiм, як розпитаюсь та визначу, яку частку виторгу треба взяти на користь господаря, покличу. I вже як сторожа виходила й причиняла за собою дверi, звернулася до гостей: - Звiдки бог привiв i з якими товарами? - Здалеку, достойна. - Емiлiй помiтив ?? застереження: тут усе чують, i мовчки передав той самий перстень, що його вручала Корнелiя сво?му гiнцевi. - А товари у нас всякi: нашi i заморськi - гiшпанськi, вiзантiйськi, ба навiть китайськi. - I вже тихо, аби чула тiльки Корнелiя, додав: - Будь напоготовi, ви?жджатимемо з замку, вивеземо тебе, прикриту поклажею. Видно, не знала, що сказати на те. Дивилася широко вiдкритими очима i мовчала. - Приходь, володарко, сама побачиш, якi ма?мо товари, собi пiдбереш те, що душа бажа?. - Гаразд, я прийду. Тодi вже й мито визначимо. А дозвiл на торг, як i на пристанище в замку, даю зараз. Пождала, доки вийдуть, i вже потiм подалася на свою половину. Упала зрадiла а чи знесилена на ложе й прикрила обличчя руками. Боже, допоможи ?й! Сам Емiлiй при?хав. Чу?ш, святий боже, сам Емiлiй! А коли так, вiн не зрiкся ?? пiсля всього, що сталося, вiн затим i прибув, аби вирвати свою Корнелiю iз лабет гота Аспара, цього варвара з варварiв. I якщо не зрiкся досi, то не зречеться й тодi, як вивезе за обводи Долини Слiз. Коли б тiльки розумно вчинив та зумiв перехитрити самого Аспара. Коли б тiльки зумiв! Того дня не пiшла на торжище - хай Аспаровi послухи пересвiдчаться: вона - достойна жона у свого мужа, лише для чемностi сказала: прийду i гляну, насправдi ж не йде. А вже як присплять себе, вийде поглянути на товар, придба? щось для годиться й домовиться з Емiлi?м, коли приховають i вивезуть ?? iз замку. Аспара, на щастя, не було та й не було, i це утверджувало змовникiв у певностi: задумане станеться. Емiлiй шепнув, коли вибирала товар: - Я навмисне продаю товари по завищених цiнах. Як тiльки побачу, що покупцiв нема? вже, постараюсь домовитися з сторожею, аби випустила з Долини Слiз. - Чи випустить - ось бiда, - засмутилася. - Тут суворий закон: на в'?зд i сторожа може дати дозвiл, на ви?зд - тiльки Аспар. - А я задобрю ?? донатiями, - весело пообiцяв Емiлiй. - Так задобрю, що й про закон забуде. - То було б прелiпо. I все ж готуйся, Емiлiю, до гiршого. Аспар ось-ось може нагрянути. - Аби того не сталося, завтра готуватимусь уже до вiд'?зду. Он як хотiла, щоб сталося саме так, як вiн мислить собi, а певностi, що станеться, все ж не було. Надто багато сумнiвiв навалювалося, коли давала простiр мислям: i сторожа може не пристати на те, щоб випустити гостей без дозволу господаря, i муж може нагодитися й сказати ?й: "Будь при менi". Що вона вдi? тодi i як може зробити все за одну нiч: i мужа приспати, i до Емiлiя втекти, i мiж поклажею сховатися? Поганi передчуття завжди не безпiдставнi. Завтра вдосвiта мала втiкати з замку, а сьогоднi пополуднi Аспар повернувся з ловiв, i все пiшло шкереберть: Емiлi?ва домовленiсть iз сторожею стала недiйсною, за дозволом мусив iти тепер до Аспара, а йти одразу ж по його при?здi не випадало якось, тож i вiд'?зд слiд було вiдкласти на день, а то й на два. Дозвiл на вiд'?зд Емiлiй ухитрився брати в присутностi Корнелi?, щоб вона чула i знала: на не? чекають цi?? ночi. Ма? так обернутися, аби з усiм упоратись: i мужа приспати, i серед товарiв на хурах Емiлiя сховатися до свiтання. Вона й упоралась. Одним заморочила покорою голови, iншим залила хмiльним очi, ще iншим напустила туману i опинилася бiля Емiлiя, здавалось, непомiченою. Та ба, то тiльки здавалося. Коли настав ранок i на кам'янистiй путi заторохтiли хури торговцiв, челядник Трiарiй вломився, мов навiжений, до Аспарово? опочивальнi i крикнув, осилюючи страх: - Володарю! Жона твоя зникла iз ложницi. Вели перевiрити хури торговцiв, поки не покинули обводи нашого володiння. Боюсь, чи не втiка? вона з ними. Все iнше робилося швидко i надiйно, як i належить робити вишколеним татям: оточили кiньми хури, пов'язали, не давши опам'ятатися, тих, що сидiли при товарах, розкидали крам i не забарилися, ясна рiч, поставити перед очi волостелина Корнелiю. - То це така твоя подружня вiрнiсть? - нахмурив брови i схолоднiв видом Аспар. - Глядiть на не?, втiка? з iншим, мене, мужа свого, смi? ганьбити. - Не тобi говорити про подружню вiрнiсть, - прогнала нарештi страх i зiбралася з думкою Корнелiя. - Згадай медушi, що ? на ловчих путях Долини Слiз, i п'янi оргi?, якi влаштову?ш там iз шлюхами-медушницями.. Дума?ш, не була бiля них, не бачила, не знаю? - Вiднинi не бачитимеш i не знатимеш... З ким утiкала? З ним? - показав на Долабеллу. - Смi? називати когось шлюхами. А сама? - Вона втiкала до кревних сво?х, - виступив наперед Емiлiй i заслонив собою Корнелiю. - I втiкала тому, що не хоче бути щоденно зраджуваною мужем сво?м. Не вона - ти опорочив подружню вiрнiсть i подружню честь! Аспар став схожий на сiрий камiнь при битiй путi. - Те, що дозволено мужу, - мовив з погордою, - те не дозволено його жонi. Замурувати. Отам, - показав на скелю, що височiла поодаль, над битою путтю. - Видовбайте ?м у каменi домовини i замуруйте по самi уста, аби всi, хто ?хатиме тут, бачили i знали: так карають у нас, готiв, непокiрних i зрадливих. Емiлiй Долабелла був замурований того самого дня, як майстри видовбали для нього кам'яну домовину. Те саме ждало й Корнелiю, та за день до покарання до волостелина прийшли старiйшини роду й сказали: - У не? пiд серцем б'?ться тво? дитя. Не гоже карати таку, привiдцю. Нас проклене люд довкружний, супроти нас може повстати весь хрещений свiт. Аспар пильно дивився на старiйшин, схоже, що вибирав, на кому з них зiгнати зло. - А що вам до люду i його проклять? Тут я господар i судiя, бiльше нiхто, чули!? А щодо жони мо??... щодо жони таке скажу: хай буде нi по-мо?му, нi по-вашому: зачека?мо, доки народить дитя, а тодi вже й скара?мо. Та бiльше не приходьте до мене з благаннями про помилування. Воля моя була й лиша?ться непохитною. Старiйшини й не приходили бiльше до нього. Не благала й Корнелiя. Навiть вiтця свого не силилася вже покликати на помiч. Дивилася з темницi на знадливий осiнньо? пори свiт i сумувала. Коли ж нагадали ?й: "Може, переказати щось кревним? Звiрся i скажи, що?" - подивилася жалiсно й мовила: "Не треба, я вже звiрялася. Он чим завершилося все. Емiлiя скарано i мене скарають". Йшли вiд не? й гадали собi: "Вона не доживе до того дня, коли почу? крик немовляти. Он яка плоха. Пити ще п'?, а ?сти - в рот не бере. Правду про таких кажуть: сохне, нiби дерево без кореня".. Та Корнелiя дожила-таки до визначеного дня i крик маленького свого почула. Ба, одмiнилась почувши: i усмiхнулась, i заяснiла, ?сти-пити попросила. "Яка я рада, - сказала тим, що ходили коло не?. - Не сина - дiвчинку народила. А дiвчинка продовжить мiй рiд - не його". Коли ж настав час вести ?? до скелi, розглянулась, мовби питала: "Так швидко?" - i осмутнiла враз, мовчки пригорнула до себе дитя сво? та й пiшла, куди вели. - Низький уклiн тобi, Емiлiю, - сказала, як наблизилась. - Ось ми й станемо з тобою в парi, тiльки не пiд вiнчальним - пiд кам'яним вiнцем. Не нарiкай на мене, мiй ?диний, мiй бажаний друже. Бачить бог, я не хотiла цього. Уклонилася ще раз i до майстрiв: - Чула я, володар ваш звелiв бiльше не звертатися до нього i не просити за мене. За себе й не прошу, а за дитя мо? можна? Майстри знiтилися i промовчали. Лише один iз них, наймолодший, не сховав очей. - Кажи, жоно, чого просиш. - Зробiть так, аби в домовинi мо?й, в тiм самiм мiсцi, де впиратимуться у камiнь груди, були вiконця-прозори. Бодай маленькi. Хотiла б, щоб приносили до мене дитя мо?, щоб воно й через камiнь могло ссати маминi груди. Майстри вволили ?? волю - поробили вiконця. I няньки послухалися, понесли дитя до замуровано? матерi раз, понесли вдруге та й далi змушенi були носити. Бо дiвчинка не брала чужих грудей. Сам Аспар шукав для не? молочниць - дарма, плакала i вiдверталася. Коли надходив час годувати дитину, вiд скелi чувся тужний i зворушливий спiв Корнелi?, такий зворушливий, що всi озиралися на нього й нiмiли. Тi ж, кому належало дбати про дитя, несли й годували його молоком матерi через вiконця-прозори. За седмицю-пiвтори спiву не стало чути - чи то вiдпала в ньому потреба, чи Корнелiя геть ослабла й позбулася голосу. А молоко текло з грудей. Текло усi тi днi i мiсяцi, доки потребувало його осиротiле дитя, не переставало текти й тодi, як груди в замуровано? матерi стали кам'яними. Он який грiзний був Аспар iз тими, хто так чи iнак дозволяв собi являти непокору, а й вiн не мiг примусити рiд свiй мовчати про те диво. Хай не одразу, хай пiзнiше чутки про нього все ж випурхнули за обводи Долини Слiз i стали набутком всiх. Отож жiнки, яким доля не дарувала здатностi годувати власних дiтей молоком, i понинi йдуть до Корнелi? як до сво?? покровительки, матерi матерiв, всеблаго? зцiлительки i годувальницi. Йдуть i благають у не? заступництва, черпають iз грудей-джерела живодайну силу для себе. ...Мабуть, аж надто далеко втекла Миловида вiд монастиря, келiй монастирських, не почула ходи тих, що зближалися з ?? кам'яним затишком. Тодi лиш отямилась i обернулася, як прочинилися дверi й через порiг переступила мати-iгуменя в супроводi сестри ?впраксi?. - Мир з тобою, дитя людське. - Iгуменя пiднесла бiлi пучки й осiнила ними послушницю християнським знаменням. - Чом так довго не спиш? - Сон не бере, матiнко. Миловидка стала на колiно й поцiлувала iгуменi руку... _"Чого вони? - думала, поки схилялась та цiлувала. - Такпiзно i вдвох. Присяйбiг, всього могла сподiватися, тiльки не сих вiдвiдин". - Сестра ?впраксiя сказала: сумнiви й сум'яття усе ще не полишають тебе. То правда? - Далебi, що так. - Ти ж казала: згодна вже прийняти вiру Христову, а опiсля плакала, кажуть, чуючи себе винною перед родом сво?м. - Бо таки чуюсь винною, матiнко. Мовчить iгуменя. Дивиться вивчаюче i мовчить. - Не перечу, дiти мають бути вiрнi й вiдданi сво?м батькам, - мовила перегодом i сiла. ?? приклад наслiдувала i ?впраксiя. - Одначе ти, дитино, приймаючи вiру Христову, не робиш противного батькам сво?м дiла. Чи вiда?ш, чого так? Бо робиш добре дiло. Хто зна?, може, саме твiй приклад i наверне ?х на путь iстинний. Казала та й казала, яка вона щедротна й душеспасительна, вiра Христова, яке блаженство чека? тих, хто усвiдомить суть се? вiри й прийме ?? не з примусу - серцем. Тож i ??, Миловидку, нiхто не силу?. Най приходить, як перед сим приходила, в храм, най слуха? церковнi вiдправи. Та?нства богослужiння пiдносять дух людський, дають простiр мислi, а вже мисль у ?днаннi з пiднятим до висот мудростi духом, да? прозрiння. Миловидка рада була, що ?й не нагадують: ти обiцяла прийняти нову вiру тепер ось, бiльше того, в не? не допитуються, коли прийме, ?? всього лиш переконують. Через те сидiла й слухала, була така уважна до того, що казала iгуменя, й така прихильна до iгуменi, що навiть ??, наймудрiшу серед сестер обителi збила з толку. - Слова мо?, сподiваюсь, не стануть голосом волаючого в пустелi, - пiдвелася наставниця й поклала м'яку свою длань на голову послушницi. - Ти прислуха?шся до них i робитимеш так, як кажу. Правда? - Ано. Я матiнку-iгуменю поважаю. Я вельми вдячна ?й за притулок i порятунок. Ось тiльки... - Що тiльки? - Засумнiвалась я, матiнко, що навiть прийнявши Христову вiру, зможу залишитися в обителi, що вiра буде менi порятунком. - Отак? - неабияк збентежилася iгуменя i знову сiла. - Чому засумнiвалась? Що змусило тебе засумнiватися? - Багато чого. I дiвчина розповiла сво?м наставницям усе, що передумала сьогоднi, i чи не найдетальнiше - що думала перед ?хнiм приходом. - Скажiть, - розчулено зазирала то однiй, то другiй у вiчi. - Чи то ж по-божому буде, коли я зречуся свiту й анiчогiсiнько не залишу для землi сво??, роду свого, якщо хочете - для свiту? Чули, Корнелiя замурована в камiнь була, а все ж дитя сво? годувала. А я, як видите, жива, при силi та здоров'?. Як можу сидiти за мурами й знати: сiла на вiки вiчнi, для мене у сiм свiтi нiчого нема i я нiчого не залишу свiту? То ж мука, матiнко, i грiх, певно, неабиякий - так окрадати себе самочинно. Пiду я, достойнi, мiж кревних сво?х. Де житиму i як житиму - не вiдаю, одначе пiду. Плоть кличе, земля кличе. Не здатна я бороти в собi те, що дала мати-природа. - Нечестивка! - втратила терпець iгуменя i, скинувши з себе машкару благочестя, схопилася на рiвнi, стукнула, що було сили, патерицею. - Поганка! Ноги мала б лизати нам за те, що пiдiбрали, повержену вiдча?м, дали притулок тiлу i спокiй душi, а вона нарiка? на обитель, у не? грiховнiсть плотi на умi. Прiч звiдси! - показала на дверi. - Зараз же, сi?? митi! Аби й духом тво?м не пахло. Була й лишилась поганкою, прiч! XIII_ Хорс аж надто щедрий цього лiта. Де той Купало, а вже смажить i смажить нестерпно. Коли б випадали дощi, не так вiдчутно було б спекотняву. Та де вони, тi дощi? На весь океан-море жодно? хмарини. I седмицю, i другу, i третю без одмiн. Як день - так i спекотнява, як день - так i спекотнява. Сьогоднi, видно, те саме буде. Щойно знялося над овидом сонце, уже й припiка?. Горить пiд його гарячими стрiлами засiяна рата?м нива, малiють рiки й никнуть на луках трави. Правда, ще можна було б знайти остуду в лiсi, там ? схованка-затiнок вiд дошкульних сонячних стрiл, ? якась i травиця. Та пiсля всього, що сталося з нею, Вепровою Зоринкою, самiй до лiсу заказано ходити, лише у супроводi челядi. А де нинi та челядь? Тривога за ниву та худобу гонить ?? щоденно в лiс, на луки. Бо так велить господиня Веселого Долу: коли вже нема? надi? на ниву, рятуй, челяднику, худобу, коли не хочеш умерти з голоду. Та й няньцi-напутницi наказано: не потурай Зориницi i не ходи, куди не слiд iз Зоринкою. А як буде Зоринцi - байдуже. Нiби i не бачить нiхто, що ?й вiд того сидiння та нидiння так само почува?ться, як збiжжю на спаленiй нивi: i душно, i спечно. А ще тоскно. Так тоскно, що сльози не раз i не двiчi пiдступали вже до горла й душили намертво. Бо жаль бере i жаль великий. Чому вони затялися, ?? кревнi? Чому не хочуть, аби бралася з Богданком i була вже Богданковою? Усе Колобродом хваляться та возять до Колоброда. А який iз того хосен, коли вона знати не хоче тих, що приходять до не? в Колобродi й кличуть до гурту? Нiби не бачать, яка бува?, як силу? себе, йдучи до чужих i небажаних? Мали б бачити, що Зоринка свого домага?ться, i даремно погрожують ?й: буде так, як тато каже. ? ж бо не чиясь - Вепрова донька i теж може сказати: "Буде так, як я кажу". А втiм, хто зна?, як буде. Он як хитрують ?? кревнi. Певна, не татей бояться - Богданка. Тому не велять виходити за ворота, тим паче до лiсу. Купала ждуть, певнi, на Купала доня ?хня не ухилиться: котрийсь iз родовитих тиверських отрокiв викраде ?? та й вiзьме злюб. Тодi вже мало важитиме те, що не хоче, вiзьме пiд сво? накриття, та й по всьому. Тiльки хай спершу вiзьме. I стариня теж хай спершу примусить свою Зоринку по?хати до Колоброда саме на Купала. Не стане ж в'язати ?? та везти зв'язану. А по-iншому не буде. Бiгме, не буде! Розчинила вiкно в горiшнiй клiтi терема, дивиться на торовану путь, що веде вiд високо? загорожi довкола вiтцевого оседку у широкий свiт, i дума? свою невтiшну думу. Вiдтодi, як за нею, визволеною Богданком iз лабет осоружних татей, прислали до Черна няню i тим сказали раз i назавжди: примирення не буде, - Богданко не скорився, i тодi, одразу по розлуцi з ним, i пiзнiше ви?здив i правив коня до Веселого Долу. Перед ним зачиняли ворота, йому казали: не велено, а вiн все ?здив та й ?здив, усе ждав та й ждав ?? на узлiссi. Мала б сказати йому якось: не тому не виходить, що не хоче, тому, що не може. А як сказати - не вiда?. Усi тут змовилися проти не? - i мати, i челядь, iз друзiв ворогами стали. Мусить бути такою, як i вони. - Поки не вволите мо?? волi, - мовила твердо, - не ?стиму i не питиму. - Яко?, горлице? - Аби дозволили вийти до Богданка i сказати Богданковi: най не ?здить даремно. - Нiби йому не казали того? - То - стариня, а це я скажу. Няня-наставниця не надала тому ваги, осмiхнулася й пiшла собi. Коли ж повернулася й побачила: Зоринка справдi не доторкнулася до страви, збентежилася й заходилася умовляти. - Не вигадуй, дiвчино, хто повiрить, що ти саме так скажеш Богданковi? - А ти. - Я? - Коли не зовсiм зрадила ще мене, то повiриш. - Йой, Зоринка таке про мене дума?. - Пiди зi мною, будь маминим послухом при менi, насправдi - мо?м соузником, то й не думатиму. - А що скаже твоя мама, коли довiда?ться згодом, що я ?? зрадила? - Того не знаю. Те няня ма? знати. А зараз най пiде i скаже: "Не ?стиме Зоринка i не питиме, доки не дозволять".. Що мала робити жiнка? I пiшла, i сказала Зоринчинiй мамi: "Дiвка он як стражда?, нащо примножувати страждання? Най пiде зi мною й зустрiнеться з княжичем. Чи вiд того щось змiниться?" - А коли змiниться? - Людомила ?й. - Чи ти не вiда?ш, як твердо сто?ть на сво?му господар i повелитель нашого благополуччя в цiм вогнищi? - Кажу ж, Зоринка не ?сть i не п'?. Що робитимемо, коли й далi не ?стиме й не питиме? Няня-наставниця, видно, близько взяла до серця оте "коли не зовсiм зрадила". Геть усе переповiдала Зоринцi: i що дума? про ?? упертiсть мати Людомила, i як стражда? вiд того, що доня така уперта. Обiцянками бути заодно iз Зоринкою, щоправда, не розкидалася, на дiлi ж була з нею. А вдвох вони таки укоськали добру вiд мами-природи господиню. - Коли вже Зоринка так наполяга?, - сказала пiсля триденного доньчиного голодування, - най бачиться з княжичем. Одним лиш не поступаюсь i не поступлюсь: побачення буде не там, де хоче. Як з'явиться Богданко, клич його до терема. Тут, при менi, ма? сказати те, що хоче сказати. Зоринка волiла й далi стояти на сво?му, та, подумавши, зголосилася. Хоче мамця почути, що казатиме доня Богданковi, най чу?. Ано, най чу? i зна?, то, може, й лiпше буде! I ось жде-вигляда? Богданка, а виглядаючи, викоху? в собi тi казаннячка, похваля?ться та й похваля?ться сво?й мамi i тому, хто крутить мамою, наче буревiй самотнiм деревом. Дума?, як вiн волостелин на двi волостi, то йому геть усе дозволено. А отже нi. Прийде час, довiда?ться: Зоринка i годна, i вдатна постояти за себе. XIV_ Що помiтнiше вигорала пiд спекотнявим сонцем ролейна нива i жухла по луках та узлiссях трава, то смутнiшим ставав поселянський люд i невiдворотнiше ширилася землею Тиверською його тривога. Що буде, як буде? Не вродить нива - не матимуть хлiба, не квiтнутимуть трави лiсовi, дикуша на нивi - бджола не заповнить бортi медом. Усе то бiда i бiда велика. Та чи не найбiльша - коли не заготують на зиму сiна й не матимуть чим утримувати худобу. А до того йдеться. Чи про покiс випада? думати, коли травиця ледь животi?. Мало ?? в лiсi, ще менше в лузi. Худоба бiга? та й бiга?, доки нащипа? собi якусь живнiсть. То це посеред лiта. А що буде пiд кiнець? Прогнiвили богiв, не стали угодними для них. Он скiльки люду наплодилося i кожен норовить дбати лишень для себе? Вийде ратай у поле - дума?, ходить бiля худоби - знову дума?, а вже як схова?ться за видноколом сонце, прийде й огорне землю тепла лiтня нiч, - не зна?, куди й подiти себе вiд тих дум. Гряде велика бiда, щось треба робити. А що? Еге, що? - Поли i на полiттi не випадуть дощi, а земля не дасть бодай травицi для корiв та овечок, яко ж i для коненят, - каже жона, чуючи тривоги мужа, - рiзатимемо худiбку та й поряту?мо якось себе, чада сво? вiд голодно? смертi. - А це видiла? - муж закипа? по тих словах, нiби вода на гарячому залiзi i тиче пiд нiс жонi сво?й темнi вiд щоденно? працi пучки. - Це, кажу, видiла? Вона рiзала б худобу. Сказано: волосся довге, а розум, як у зайця хвiст. Що матимемо, коли порiжемо ??? Як житимеш, згубивши худобу? Та я... Та йдiть ви всi на болота, бескеття, до само? дiдьково? мами йдiть усi, я худоби не пущу пiд нiж. Чула? Не пущу! Такий, що й набив би, коли б жона перечила чи сперечалась. Та де ?й сперечатись. Дивиться, налякана, i мовчить, нiби заворожена тим, що чу?. Де дво?, там i бесiда, де тро?, тим паче п'ятеро, там i вiче. I все про те ж: як буде, що буде? Де i в кого шукати порятунку? - Треба йти до князя, - радить один. - Ано, - охоче пристають до то? ради iншi. - Треба йти до князя, покликати його на вiче й сказати, аби не йшов цього передзим'я на полюддя й не брав iз нас данину. Де вiзьмемо ??, що дамо князевi, коли в самих пусто? Окрiм пушнини iз звiра та набiлу з худiбки, нiчого не буде. - Таке мовите: окрiм набiлу. А де вiн вiзьметься, той набiл, коли худобi зараз уже нема? чого ?сти, взимку ж i поготiв не буде? - Що правда, то правда. Ма?мо зiйтися на вiче й запитати в князя: з ким залишиться вiн, коли вимре люд? Чули, не кланятись i не просити - покликати на вiче й запитати: "З ким залишишся, княже, коли вимре люд?" Думка та видалася всiм схожою на Перунову стрiлу серед темно? ночi: висiкла вогонь i освiтила доли, да так, що й тому, хто мав бiльма в оцi, стало ясно: iншо? ради нема?, мають скликати вiче й казати княаевi: "Голод - така ж бiда i такий же супостат, як i той, що йде на нас iз раттю. Проти того кличеш, ти, проти цього кличемо ми. Ставаймо раменом до рамена та й будьмо ?динi, коли не хочемо загинути". Поселяни були ?динi в сво?х бажаннях, отож не забарився зродитися й клич: "На вiче! На вiче!" А вже як зродився, не було йому анi стриму, анi впину. Вiд оседку до оседку i вiд весi до весi гнали коней вiстуни, оповiщали всiх, кого подибували, гудцi та волхви, просто собi перехожi люди, не барилися кликати на вiче посланi мiж поселян глашата?. Вепра застав той клич у Веселому Долi i вдарив по наболiлому, мовби вiтер по струнах. Люд тиверський кличе князя на вiче. Ось вона, жадана мить. Ось коли вiн вiзьме Волота за карк i скаже: "Подохни, коли такий!" Варто зрушити камiнь, як пiде лавина. Ано, це i ? та нагода, коли варто зрушити камiнь, як пiде лавина, а лавина розчавить усiх i все, що стане на путi. I такий камiнь ?. Вiн, Вепр, недаремно верстав по Тиверi путi, шукав собi соузникiв та приглядався до людей: такий камiнь ?! Подi? пiдганяли час, тому й Вепр не гаявся, осiдлав лiпшого коня i, вихопившись на нього, погнав до лiсу, а лiсом - до жертовника пiд Соколиною Вежею.. Знав: правитися конем до Перунового дуба чи навiть до загорожi довкола нього - противний охоронцевi жертовника вчинок. Через те не став напрошуватися на гнiв та немилiсть Жаданову, лишив коня поодаль, i перш нiж пiдiйти та постукатись у ворiтницю, розглянувся й прислухався, чи нема? там, за загорожею, стороннiх. Ворiтницю не важко було розшукати - до не? вела стезя, ?? позначали черепи принесених боговi жертв. Уздрiвши ?х, невiльно стишив ходу i кинув позирк очей сво?х далi - на дупло розлогого дуба, а вже як уздрiв божу оселю, i зовсiм укляк: було таке вiдчуття, нiби став перед самим божеством i ма? бути покараний за те, що посмiв стати. Коли ж зборов-таки в собi почуття перестраху та прочинив ворiтницю, зустрiвся вiч-на-вiч iз Жаданом: волхв стояв на порозi рублено? з колод хижi й пiдозрiло пильно дивився на захожого. - Мир тобi, володарю та?мниць земних i небесних, - привiтався. Волхв усе ще вiдмовчувався. - Несеш у серцi злобу, а бажа?ш миру? - прогудiв нарештi його гучний, нiби з боднi, голос. - Де гнiв, там i злоба, ано. Та не я висiкав ?? з каменю буття нашого, висiкали iншi. Окрiм того, не на тебе прямую я стрiли гнiву свого i злоби сво??. - У божу обитель не гоже нести тi стрiли, навiть коли вони призначенi для iнших. - А де ж шукати порятунку, коли серце розпира? злоба? Ти, муже, ма?ш славу провидцi й волостелина небесних та?мниць, служиш боговi i наклада?ш iз богом. Тому й прийшов до тебе, щоб сказав: де i як шукати? - Змирись - i знайдеш утiху. - Я, волхве, Вепр, муж iз мужiв. Змиритися не можу. - Гнiв твiй на князя? - На нього. - Я князю не суддя. - А боги? Зроби так, аби Перун покарав Волота i погасив у менi вогонь мсти, незгасно? злоби. - Боги й без того карають люд, а заодно i князя. Видиш, спалено все, голод iде на землю. Тобi цього мало? Ти бiльшого хочеш? - Голод iде не на князя, вiн не вiзьме його за карк. А я жадаю помсти саме князевi. - Боги справедливi, вони можуть обернути гнiв свiй не на князя - на тебе: втратив сина, втратиш i доньку. Помислив мить. - За що може впасти на мене така кара? - За те, що надто вже хочеш ?? iншим. - Бо таки хочу. ?ство горить, кров до того кличе. Зроби, аби я мiг помститися, - i матимеш усе: поле, товар, захочеш - Веселий Дiл вiддам тобi. Не лишень жерцем, волостелином станеш. - Пiшов прiч! - вибухнув гнiвом Жадан. - Ти хочеш, щоб я торгував божою волею? Пiшов прiч! Наступав рвiйно i дужо, так дужо, що навiть бувалий у бувальцях Вепр упав духом i змушений був оступитися, а далi й зовсiм податися за загорожу. - Май розум, Жадане, - обiзвався звiдти вже, - я дiло кажу! Друго? нагоди стати мужем серед мужiв не матимеш. Збагни це i опам'ятайся, я ще пожду. - У-у, гад повзучий в образi людськiм! - знову пiшов на нього Жадан. - Прiч, сказав! Не лише тебе, тiнi тво?? бачити не хочу! Кричав на всю околiю i гнiвавсь на весь свiт, а повернувся до капища, упав перед оселею Перуна на колiна й пiднiс угору скорботно-благальний лик свiй, простягнув до дупла не менш благальнi руки. - Огненний боже, великий Сварожичу! Ти бачив гнiв мiй i бачиш муку. Одведи i заступи вiд усього злого й лукавого! Вирви iз серця занесене злою личиною сум'яття, не дай сплодитися в менi найбiльшiй слабостi людськiй - спокусi. Чу?ш, Перуне? Не дай сплодитися i впасти ниць! Вiк буду вiрний i вдячний тобi, тiльки не дай упасти ниць! Князь i мужi його, надто мужi думаючi, не лишилися байдужими до того, що робилося i до чого йшлося в землi Тиверськiй. Он яка бiда може постигнути, коли пiдуть вiд Меотiди обри, а земля в пагубi, люд занепав духом i змалiв на силi, так дуже змалiв, що коли дiйде до чужинсько? навали, нiкому буде меча зняти i заступити себе вiд напастi. Що тодi буде i як буде? Чи переживе Тивер таке лихо? - Цього передзим'я доведеться не йти на полюддя, - казали однi. - З кого правитимемо правеж, коли бiда видима i постигла всiх. Взяти нiчого не вiзьмемо, тiльки люд роздрочимо. - А чим годуватимеш тих, кого доведеться кликати на сiчу з обрином? Князь слухав тi суперечки i хмурився. Бо таки було чого. Один казав правду, а другий i поготiв: чим годуватиме тих, кого доведеться покликати пiд свою руку, коли пiде обрин? Не сказав сво?? речиицi мужам, вислухав ?х i повелiв iти собi, думати далi.. Сам теж пiшов i теж засiв у теремi. Думав i ждав чогось, аж поки не дiждався: на мiсто пiд Черном повалив звiдусiль люд поселянський? Були там кiннi, були й пiшi, однi при бронi, iншi голiруч. З усього видно: йшли усi i йшли так, як дозволяла ма?тнiсть. Через порiг не забарився переступити покликаний князем во?вода. - Що дi?ться, Стодорку? Чого збира?ться люд? - Послухи там уже, - кивнув у той бiк, де збиралися, во?вода, - незабаром достеменно знатимуть i скажуть. Проте й без ?хнiх казань ясно: збира?ться вiче. - I хто збира? його? На чий клич сходяться? - Певно, страх перед голодом кличе. Прийшов сказати, аби був обачний. - Радиш не йти, коли покличуть? - Нi, чом же. Не йти не можна. Одначе будь мудрий з людом сво?м i не скупись на обiцянки. А за стiнами стольного града вирувало та й вирувало стовписько. Де суспiль кiнних, де суспiль пiших, де тих i других. - Чи ? вже люд iз полуденних городищ? - питалися старiйшини. - ?, ?! - А з сiверських? - Нема?. - Чом нема?! Он тамечки, - показали осторонь. - Треба пiти комусь i сказати, най шлють посланцiв. - То ставмо вежi та й кликатимемо вже князя. I знов завирувало мiсто, забiгали тi, що були поблизу майбутнiх веж. Однi копали ями пiд стовпи, iншi несли колоди, свiжо тесанi дошки та обаполи й клали поруч iз копачами. Не забарилися зацюкати й сокири, та так дзвiнко, що взяли гору й над гомоном людським? Лише iржання коней або чийсь аж надто голосний крик могли здолати те багатоголосе цюкання i то - на мить-другу, не бiльше. Йшлося до обiду, i сонце що далi, то дошкульнiше припiкало з високостi. У стовпиську людському й кiнському, у тiснявi без води i тiнi дошкульнiсть та була особливо вiдчутна. - Кличмо вже князя! - радили найменш терплячi. - Ано, кличмо князя! ?м не перечили, одначе й не поспiшали: не все було вже пiдготовлено до зустрiчi з князем. Коли розчинилися городськi ворота i биричi, вихопившись звiдти, зично оповiстили: князь Волот, лiпшi мужi вволюють волю вiча й правляться на вiче, натовп вiдчутно стишився, а далi зовсiм занiмiв. Не те вразило його, що князь погодився стати перед тиверським людом i вислухати люд, вразило i, певно, найбiльше, що був не в княжiм убраннi. ?хав на бiлому, грацiйно витанцьовуючому, мовби якесь заморське диво, конi, в бiлiй, довiльно розхристанiй сорочцi, в яскраво-червоних ногавицях i таких же червоних - з оксамиту - чадигах. При боцi, як i при сiдлi, анiяко? бронi. Поселянин, як усi, муж радний, як i бiльшiсть. - Братi?! -ви?хав наперед усiх стольник i вдався зi словом-привiтом до тих, що юрмилися на мiстi. - Князь цiлу? старiйшин, тисяцьких, шле уклiн свiй старостам ролейним, усьому люду тиверському! - Низький уклiн i тобi, княже! - вийшли наперед тi, що скликали вiче й були привiдцями на вiчi. - Уклiн i дяка за те, що вийшов на розмову з людом сво?м. Бiда прийшла в нашу землю. Ставай, княже, на вежу, аби всi видiли тебе i чули, хочемо раду врадити купно з тобою. Пождали, поки князь вийде i стаие на вежi, що височiла супроти поселянсько?, й повели з ним голосну, аби всi чули, бесiду. Не перебiльшували, скаржачись на безлiття, - воно й так без мiри велике - i не нарiкали нi на кого. Бо на кого нарiкати, коли винуватцi невидимi й незнанi. Карають боги, лиш ?м вiдомо, хто i чим завинив. Одна у тиверцiв утiха i надiя - завинили не всi. Тому люд i зiбрався на вiче, хоче спитати князя: як врятувати вiд голоду неминучого i смертi повсюдно? невинних - дiтей, отрочат, тих, хто, хай i винен, все ж не так дуже, аби розплачуватися життям? Багато, певно, думали перед тим, як iти на розмову з князем, - казали тiльки дiло. До всього й трималися достойно: бачили безвихiдь свою, почувалися приреченими, а не хилились i не колiнкували; прийшли он iз яким проханням, знали: не хтось iнший, тiльки князь може порятувати вiд бiди, а не втрачали гiдностi. Як не прислухатися до таких i не сказати: що можу, те зроблю? А проте не одразу сказав так. Почав iз того, що в князя не один клопiт. У них, поселян, тiльки й турбот, що про множення худоби, про набiл у макотерах та жито в берковцях, ?м тiльки й гадки, що дбання про хлiб насущний - для себе, дiтей сво?х, а йому, князевi, належить думати не лише про себе, родину, численну челядь i ще численнiшу дружину, - вiн ма? дбати, аби стояла непорушною, перебувала в мирi уся Тиверська земля, аби була при бронi i мала мiцний дух, годованi конi дружина. Отож хай зважують на це i знають: не так просто князевi поступитися тим, що ма? взяти вiд поселян. Одначе князь вiда? й про те, яка бiда постигла ?х. Вiда? i розумi?: сам вiн не пiдпора Тиверськiй землi. Над ким княжитиме, коли голод видушить люд? Хто боронитиме землю, коли залишиться на нiй лише з дружиною? Тому й зважу?ться поступитися сво?м: цього передзим'я не пiде на полюддя i не правитиме правеж. Люд тиверський сплатить те, що заборгу?, в наступнi три лiта. Мабуть, неабияка радiсть забуяла в серцях поселян вiд то? речницi. Пнулися, зирячи через голови переднiх, i нiмували. Мить так, другу, далi збудилися й закричали в один голос: - Слава щедрому i мудрому князевi! Слава i шана! Шана i слава на вiки!! Пождав, доки вгомоняться, i вже потiм вирiк ?м усе, про що думав у себе в теремi. То правда: одмiна данини - велика всiм полегкiсть, а проте не помiч.. Поселяниновi не треба буде давати на передзим'? князевi, зате треба щось дати взимку, на передлiттi дiтям. Бо коли не дасть, голод зробить страшне сво? дiло - викосить усiх i вся. I що тодi буде з то? полегкостi, що ?? да? князь? Анiчого. Тому й кличе бути щедрими в цiй бiдi, цi?? безлiтньо? для Тиверсько? землi години не лише мужiв сво?х, володарiв займанщин, а й усiх, хто ма? що дати чи позичити голодному.. Земля, як нiколи, потребу? опори, тож хай стануть нею тi, у кого ? щось, хто може подiлитися. - Ано! Най стануть! Най будуть мудрими та щедрими, як i князь! Мусив знову пiдносити руку. - Князь i його радцi, - продовжував Волот, дiждавшись тишi, - стали на думцi й виносять ?? на вiче яко закон: цього неврожайного лiта лiси та води Тиверi мають бути доступнi для всiх. Княжi вони, лiпших мужiв чи общиннi, кожному хай буде вiльно прийти туди i взяти собi дичину або впiймати рибу в рiчцi чи озерi. I дичина, i риба - дармовi дари землi, а дармовими дарами соромно скупитися в безлiття та й перед богами провина неабияка. Вiче не встигло вгамуватися вiд то? ще, першо? княжо? речницi, ця ж i зовсiм забила з нього потужним джерелом радостi, вдоволення. А коли б'? з серця радiсть, то що лиша?ться робити вiчовому люду? Чув у собi торжество й дiлився тим торжеством з iншими, а дiлячись, виголошував його тисячоголосою здравицею: - Здравиця князю-добротворцю! Най буде ?днiсть мiж князем i людом землi Тиверсько?! Нинi i прiсно! Нинi i прiсно! Здавалось, пiдступлять зараз до вежi, пiднiмуть свого князя разом iз вежею й понесуть мiстом, аби бачили всii знали, який свiтлий настав для них день, якi вони, поселяни, вдоволенi князем i яку хвалу воздають доброму з добрих, мудрому з мудрих князевi. Та не дiйшло до того. Бо в натовпi, серед рата?в i рукомеслих, бортникiв i ловчих, серед усiх, що були вдоволенi вiчем, вiдшукались i невдоволенi. Вони стояли чи не найближче до вежi, з котро? промовляв князь, i теж трималися купи. - Схаменiться, безумцi! - потряс костуром один iз них, високий i плечистий, мiцний, яко дуб, i лютий, як знавiснiлий тур. - Уймiться, кажу, i образумтесь! Ви забули, що ? всюдисущi боги i ? кара божа! То був Жадан, а тi, що тулились коло нього i вiдмовчувалися, не зголошуючись iз вiчем, були волхви. Князь Волот не встиг, видно, збагнути, куди хилить пригрiтий ним волхв, зате не без тривоги й нiяковостi вiдчув, що вiн не на його боцi. - Чим ти невдоволений. Жадане? - виступив наперед стольник. - Що обурю? тебе в хвалi заслуженiй i достойнiй? - А те, стольнику, що казав уже: ? боги i ? кара божа. Усi сущi пiд ними мали б пам'ятати: найперше слiд вiддати шану богам, а потiм усiм iншим. - Чи люд наш так уже забув богiв? Чи вiн не шану? ?х? - Бо таки забув, коли почав розмову на вiчi не про шану i не про данину богам, а про себе. Хто з вас подумав тутки i сказав: засуха - кара богiв за провини? Боги задарма не карають i тим паче не карають увесь люд. "Цей волхв багато на себе бере, - вгомонився нарештi i став твердiшим у мислях князь. - Я поспiшив передати йому свою повиннiсть - бути жерцем при капищi Перуна". - Ти помиля?шся, Жадане, - Волот вийшов i заступив собою стольника. - Ми не забули про богiв. Не встигли сказати, одначе мали сказати тут: хоч в кра? й недорiд, хоч поселяни нiчого не взяли з поля, вони не повиннi забувати, що ? боги i ?хня повиннiсть перед богами. Не лише князь, кожен зобов'язаний приносити ?м на домашнiм вогнищi жертву i просити в богiв прощення за провини. - Ано, кожен! - пiдхопили княже слово привiдцi вiча. - Провина ваша, а в жертву приноситиме твар? Цей надривний закид належав котромусь iз волхвiв, що юрмилися бiля Жадана. Його могли б пропустити повз вуха, та того не хотiв, для того, видно, й був тут Жадан, аби не пропустили. - Чи ви не видите? - крикнув дужим, нiби Перун iз неба, голосом i показав костуром через голови юрмиська вiчового. - Не видите, питаю, яка велика кара упала з неба на люд тиверський? Домашнiми жертвами вiд тако? кари не вiдкупитися! - Як то? Чому? - А тому, що твар земну ми вже приносили богам у жертву. Твар очистила себе вiд скверни, а кара як iшла, так i йде. Невже вам невтямки, що настав час очиститися людям? Тi, що стояли ближче i добре втямили, що сказав волхв, зацiпенiли враз i змусили зацiпенiти iнших. Чи то ж правда? Воно немовби й так: твар очистила себе, а гнiв божий трива?, кара як посилалася, так i посила?ться на землю. I все ж таки: чи волхв при сво?му глуздi? Он як давно було воно, принесення в жертву богам людей. Тодi ходила страшна моровиця, тиверцi трупом лягали i вдома, i в лiсi, i на путях та при путi. Коли таке безлiття i такий повсюдний мор, чи хтось завага?ться i скаже: "Й без того доста жертв"? Слiпли зi страху i на все погоджувались. А все ж, переживши страх, люд, здавалось, порозумнiшав, i князi та волхви угомонилися, коли й згадували прадавн? безлiття, то лиш для того, аби застерегти когось: не роби так i не накликай лиха; он що бува?, коли не слухають старших i йдуть супроти закону та покону. Нинi ж запевняють: твар не винна, виннi люди, отож най тягнуть жереб i вiддають того, кому випаде, в жертву богам. Чи зголоситься вiче i чи дасть свою згоду князь? - Люд давно не очищав себе, то правда, - перший знайшовся на словi й заговорив осiбно до волхва князь Волот. - Та правда й те, Жадане, що очищення це коштуватиме найдорожчого - людського життя. Чи ти певен, що iнакше не вмилостивимо богiв, що ? конча потреба посилати на вогонь когось iз нас? - Певен, княже. - Чим доведеш те? - Гнiвом божим. Дощу не було, як засiвали ниви на передлiттi, не буде, коли не вмилостивимо богiв, i тодi, як настане час засiвати ?х на полiттi. - А коли буде? Чи вiда?ш: як боги змилостивляться до полiття i пошлють дощi, на вогнище пiдеш ти, яко лживий жрець, що торгу? божим повелiнням. - Вiдаю, княже. - I сто?ш на сво?му? - Ано, стою на сво?му. - Тодi виношу цю твою речницю на розсуд вiча. Моя воля така: пождати кiнця лiта. Коли не випаде дощу до засiву нив на полiттi, потягнемо жереб. На кого вкажуть боги, той i буде принесений ?м у жертву. За цим разом вiче не кричало: "Слава мудрому князю!" Проте й не нiмувало, як досi. Загуло, завирувало, наче океан-море пiд рвiйним вiтром. Однi тiльки радилися, iншi сперечались, ще iншi погоджувалися без особливих роздумiв i вагань. - Най буде так, як каже князь! - Гада?те? - А чом би й нi? Коли така воля богiв, що вдi?ш, мусимо умилостивлювати ?х. - Тiльки не життям князя i його родини. - Ано! Де такого вiзьмемо, коли втратимо? Чи то гоже, аби князь-добротворець та розплачувався за провини люду свого? - Так i кажiмо: всi тягтимемо жереб, окрiм родини князя. Так i кажiмо! Гадка та стала незабаром вимогою всiх, i волхв змушений був умовкнути. Слово взяли тi, що скликали вiче. - Чи згоднi, аби жереб тягли усi, окрiм родини князя? - Згоднi! - Чи приста?те до гадки: коли пiдуть до полiтнього засiву дощi, скара?мо, яко лживого жерця, вiщого волхва, коли нi - принесемо в жертву богам когось iз поселян? - Приста?мо! - На тому й склада?мо ряд. XV_ Жаданове провидiння стало лихою правдою: дощi так i не випали за всеньке лiто. Вигорiли не лише ниви, голою стала вся незалiснена Тиверська земля, в багатьох криницях тiльки спала, в деяких - i зовсiм зникла вода. Ще вчора, в останнiй день першо? на полiттi седмицi, з'?халися до стольного Черна найповажнiшi мужi, йде мале вiче, iменоване радою старiйшин, а речницi то? ради нема та й нема. Воно й не дивно: настав час умилостивлювати богiв людськими жертвами, а на радi не знайти таких, кому було б байдуже до того умилостивлення. Отож i радяться, а радячись, сперечаються. Бiльшiсть схилялася до думки: кара iде вiд Хорса. Тивер зрадила йому, сво?му верховному боговi, усi сподiванки покладала пiсля зцiлення княжича на Перуна й умилостивлювала здебiльше Перуна. Звiдси смертельний гнiв, звiдси й нещадна кара. Отож i не вiдшукалося серед радних таких, що вагалися б. Жертву приноситимуть Хорсу i тiльки Хорсу. - А хто ж братиме жереб? - подали iз задньо? лавицi голос. - Лише отроки та дiвицi чи весь люд? - Вiддавна метали жереб на отрокiв i дiвиць. Най так i буде. - Чому ц? ма? бути саме так? - Бо так було. - То не доказ. - Коли це не доказ, то скажiть iнше: нащо богам старе луб'я? Чи старими умилостивите богiв? - А все ж старi мали бiльше, нiж хтось, нагод прогнiви ти богiв. Чому за провини старих мають розплачуватися отроки та дiвицi? I пiшло слово на слово, а старiйшини на старiйшин. Однi казали: отрокiв i дiвиць ?днають iз старими кревнi узи, то буде плата за себе й за них, iншi перечили й, перечачи, посилались на думку отрокiв та дiвиць, котрi нарiкали нiбито: "На стариню тому не метають жереб, що рiшенець приймають старiйшини. Оберiгають себе, дiтьми та онуками вiдкуплюються". - Не сквернiть себе речами неподобними! - взяв гору чийсь дужий голос. То вийшов i зажадав тишi князь Волот. - Старiйшина Доброгост правду сказав: будьмо твердими i не забуваймо: на нас дивиться вся Тивер, вона чека? вiд нас мудростi, а не сварки i неподобних речей у сварцi. Що скаже рада старiйшин, те стане законом для всiх. Тож i дбаймо про мудрiсть, а не про злоязичi?. I мужi вгомонили бу?сть свою, стали вза?мнопоступливими, а поступившись, зумiли й домовитись. Аби чиясь зла воля не завадила богам вибрати собi жертву, доста метати жереб комусь i на когось. Най кожен прийде i вiзьме його сам. Iти ж i брати жереб мають усi поселяни, окрiм тих, що не встигли прогнiвити богiв за малiстю лiт сво?х. А ще вiче лiпших мужiв i старiйшин установлю?: аби не було нарiкань i суперечок, яка верв ма? iти й брати жереб першою, яка - останньою, хай потягнуть мiж собою жереб i визначать черговiсть найдостойнiшi старiйшини вервей. То теж буде воля богiв, i хай вона буде над усе. Князь Волот мав би бути потiшений i великим i малим зiбранням люду тиверського: йому, як нiколи досi, повiрили, висловили он яке шанування i он яку прихильнiсть: "Другого такого, - сказали, - не буде, хай усi тягнуть жереб, тiльки не князь i не княжа родина". Та ба, не вiдчува? вiд того казання затишку на серцi й не може вважати: усiма i всiм задоволений. То добре, що зголосилися з ним i не стали перечити на вiчi мужi лiпшi i думаючi, волостелини: в лиху годину треба поступитися людовi всiм, чим можемо поступитися. Добре й те, що люд неабияк вдоволений його милiстю. Одначе нiхто не переконав князя Волота, та навряд чи й перекона?, що буде велике вдоволення вiд речницi принести в жертву богам людей. Мало того, що сто?ть, як i стояла все лiто спекотнява, що вмира? через ту спекотняву сподiванка порятуватися вiд голоду i мору, - пiднято по всiй землi люд тиверський й спроваджено на путi, що ведуть до капища Хорса. Пiднято й сказано: йдiть i берiть жереб. Чи то ж просто полишити напризволяще домiвку, все, що набули для себе в домiвцi, й правитися в такий тривожний та непевний час до стольного города, не знати, чи повернуться звiдти, а коли й повернуться, то чи застануть щось iз тi?? мiзерi?, що iмену?ться домашнiм набутком? Татей нiколи не бракувало в ?хнiм кра?, а в лиху годину i поготiв. Чи люд згада? свою прихильнiсть до князя, коли позбудеться через цей похiд i того, що мав? Тоскно й бентежно у Волота на серцi. А все через Жадана. Чого вiн вискочив iз сво?ю погрозою, нiби пес iз-за тину: "Ви забули, що ? всюдисущi боги i ? кара божа!" Так нiби князь, старiйшини не знають, що ? боги i ? повиннiсть кожного - приносити богам жертви. Нi ж, згадав давно забуте: "Твар очистила себе, настав час очиститися людям".. А чи в тому ? доконечна потреба? I звiдки йому знати, що ?? Вiд богiв? То як же це сталося, що вони лише Жадана ознаменували тим? Чому не подали знаку йому, князевi i верховному жерцевi в Тиверськiй землi? Чи не забагато бере на себе волхв Жадан? Чи не хова?ться за його нагадуванням про людськi жертви щось iнше? Одначе ж волхв той не повинен би чинити на зло князю i людовi. Не хтось iнший, князь, як i люд, пригрiв його й зробив не лише охоронцем, а й жерцем при капищi Перуна. Чи таке забувають i чи за таке платять кривдами? - Отче, - став на порозi син. - Я до вас iз чолобитною. Так давно не бачив свого Богданка чи вiн справдi примiтно одмiнився за це лiто. Он який вимахав, став чи не врiвнi з вiтцем. Ото тiльки й одмiни, що тонкий у станi, вужчий у раменах. Одначе чому так багато суму та тривоги в очах? - Кажи, я слухаю. - Зоринка Вепрова разом з усiма пiде до капища Хорса й братиме жереб. - Така воля вiча, нiчого не вдi?ш. - Так уже й нiчого? А коли я вiзьму ?? в жони? Тодi вона належатиме до княжо? родини i буде увiльнена вiд того, що мусять робити всi. - Гада?ш, Вепр вiддасть ?? тобi? - Тепер вiддасть. Люд каже: боги вибирають найлiпших, а Зоринка i ? та найлiпша. Чи той Вепр не розумi?, яка гроза збира?ться над нею? Чи в нього не зм'якне перед видимою утратою серце? - У всякого зм'якне, сину, тiльки не в Вепра. Не зголоситься вiн на родичання з нашим родом, навiть цi?? найтривожнiшо? митi. Богданко ще примiтнiше одмiнився на лицi. - А коли зголоситься? Чом не пiти до нього й не сказати... - Казали вже, сину. Принижувались i просили, тепер доста! - То ж колись було... - Я сказав: доста! Не Вепр у сво?й землi князь, - я. Чому маю бити чолом перед ним i раз, i вдруге, i втрет?? - Тодi... тодi я умкну ??. Був такий зосереджено-рiшучий, зараз, здавалося, вийде й учинить те, що надумав. I князь повiрив рiшучостi сина. Повiрив i поспiшив перечити йому. То казна-що; тодi в Зоринчиного вiтця справдi будуть пiдстави нарiкати: "Бачили, який у нас князь? Вiн ма? мужiв сво?х за чорних людей, вiн чинить iз ними, як собi хоче!" - Про умикання й думати не смiй, чу?ш? - Ба, смiю, коли вiтець не дума? й не хоче думати про мене! - Насилля над Зоринкою спричинить велике лихо. Проти нас пiдуть усi лiпшi мужi, волостелини, а то - пагуба i не лише тобi. - А що буде, коли Зоринка пiде на вогонь? - На те воля божа. - А на це - моя! - уже за поворотом обернувся й мовив покiрний досi князевi син. Волота обурило його зухвальство. - Я не прийму тебе! - крикнув навздогiн. - Анi тебе, анi тво?? Зоринки не прийму. Де зна?ш, там i живи, як собi хочеш, так i майся, пiд мою крiвлю обом вам зась! То була тривога i був смуток усього дня, Богданко таки сiв на вишколеного за час науки в дядька коня й подався з Черна, а куди подався, що вчинить, одним богам вiдомо. I викраде та втече свiт за очi iз Зоринкою - погано, i потрапить до Вепрових рук, викрадаючи, - ще гiрше. Вiд того упо?ного местю людомора всього можна сподiватися. Чи йому довго настигнути отрока, що втiкатиме з умкнутою дiвкою, й потяти його? Хiба не буде чого сказати, коли спитають, нащо зняв руку на княжича? "Я не видiв, - одповiсть, - хто умика?, з мене доста було, що умикали вдруге". "Доведеться кидати все й правитися слiдом за ним, - досаду? князь. - Коли надума? робити так, як сказав, пiдстерiгатиме Зоринку й умикатиме з Соколино? Вежi. I прибуде з викраденою дiвкою саме туди. Отож менi слiд бути в Соколинiй Вежi i негайно". Не став передчасно лякати Малку, одначе й не приховав того, що ско?лося мiж ним i сином, вiд Малки, зайшов до не? й сказав, куди та чому ?де.. - Може, не слiд перечити йому? - застерегла несмiливо. - Ти так гада?ш? - Богданко правду сказав: це та година, коли можна й не зважати, хто князь, а хто во?вода. Коли у тебе така, як i в Вепра, гординя, я сама по?ду до того буй-тура й скажу: якщо не хоче, щоб Зоринка пiшла на вогнище й стала нареченою вогненного Хорса, най вiдда? ?? Богданковi та й забудемо все, що роз'?днало нашi роди. Князь зiтхнув, дратуючись, i потер натомлене чоло. - Ти, Малко, слiпнеш з прихильностi до сина i в слiпотi сво?й бачиш не далi, нiж син. Треба бути неабиякою дитиною, щоб вiрити в здоровий глузд Вепрiв. - А як же ти он скiльки лiт вiрив ?м? Мабуть, то було зайве. Князь не знайшовся, що сказати жонi сво?й, i, не знайшовшись, оскаженiв. - Доки ми теревенимо з тобою, той нерозважливий отрок може нако?ти бiди. Я ?ду, доста! I