а то втiха була, оглядати, яка радiсть - почувати себе во?м, що сто?ть на сторожi оседку, всi?? землi. А ще ж на горiшнiм ярусi дiд Благовiст тримав сво?х улюбленцiв - соколiв. Жив-бо не тiльки з поля, а й з лiсу, може, навiть бiльше з лiсу, нiж з поля. Мав бортi i бортнi межi, мав он скiльки виводкiв соколiв i полюбляв ходити з ними на лови: у лiсi - на куниць i вевериць, у полi - на зайцiв та лисиць, на водоймищах - на крякiв, гусей та лебедiв. Ходив вiн iз сулицею й на вепра, ведмедя, ба навiть на тура, одначе над усе ставив лови з навченими соколами. Через те й вони з братом линули серцем саме до соколiв. I годували ?х у горiшнiй iз горiшнiх клiтi, i добували звiдтам, коли дiд збирався на лови. Вежа була найулюбленiшим мiсцем дитячих розваг. Це з ?хнiх уст i вiд ?хнiх постiйних розмов зимово? пори про соколину вежу, як i вiд неабияких бажань податися на передлiттi до того найутiшнiшого мiсця дитячих забав дiдiв оседок Дубровник дiстав собi другу назву - Соколина Вежа. Он скiльки лiт минуло вiдтодi, де тiльки не бував за тi лiта, чого не видав, а Вежа пам'ятна найбiльше. I вабить чи не найбiльше, надто в тi днi, як камiнь ляга? на серце i ? потреба зрушити його чимось iз серця. Он вона виднi?ться уже. Вiд Черна до дiдового оседку лиш десять поприщ, а така дивина ста? перед очi, нiби потрапля?ш в iнший свiт. ? тут широкий дiл, а в тому долi-пониззi - поля та галявини з-помiж рiдколiсся, ? й гори чи просто узвишшя над долом. З одного, другого i третього боку. А на тих узвишшях- справжнi лiси, густi й непрохiднi, як казав дiд, зелена сторожа Дубровника, бо таки прикривають оседок вiд чужого ока. По тому узвишшi i йшла дiдова, а нинi його, Волотова, та матусi Доброгнiви бортна межа. За нею iншi пiшли урочища й iншi оседки, дiдове нiби в зеленiй чашi, що ма? один витiк - до Черна i Днiстра. Тому тут так затишно i так привiльне, нiби у Вира?, на сонячнiй галявинi острова Буяна. Знав, Вепр упора?ться з тим, що поклав на нього: i вiче скличе, i дружинi дасть лад. Тож i не поспiшав до Черна, лишився на день у Соколинiй Вежi, лишився й на другий. Слухав дитячi верески-захоплення i вiдходив серцем, втiшався радiсним передзвоном птаства над нивами - i ще певнiший був, нiж там, у Чернi: матуся Доброгнiва не просто потiша? ?х, вона вiрить: не все утрачено вже. А коли вiрить господиня ?хнього древнього оседку, то чому не повiрити йому ? Вона ж таки зна?ться i на травах, i на водах та росах, каже, не одному i не однiй повернули зiр. Гляди, саме зорянi води та зорянi роси повернуть його й Богданковi. Хто зна?, чи по?хав би вiн i третього дня до Черна, коли б не прискакав звiдтам гiнець та не сказав: на князя чекають нарочитi мужi. - Ромейськi? - Нi, полянськi. - I чого хочуть? - Вепр не повiдав, чого хочуть. Казав, най ?де князь, без князя вiн не може мати з ними бесiду. Перше, до чого вдався у Чернi, вислухав Вепра, а вже потiм звелiв челядi приготувати яства i накрити в гостиннiй залi столи. Бо кликав на розмову не лише нарочитих мужiв iз города Ки?вого, а й кращих людей Черна - тих, що ходять iз товарами в чужi землi, i тих, що знаються на будiвництвi лодiй та пристанищ. Вiд Вепра знав уже: очолю? тих, що прибули з полян, ратний муж Гудима, той самий во?вода Гудима, що стояв на чолi полян у тiм, здiйсненiм за батька Яроша, походi на роме?в. Хто серед решти нарочитих мужiв, не вiда?, а проте, коли зважити, чого прибули, не важко догадатися: ? серед них i будiвничi, i кормчi, i тi, що хочуть обувати в заморських землях з товарами. Зустрiчалися не так, як у роме?в. Були i братнi обiйми, i чоломкання (серед полян, як i серед тиверцiв, немало таких, що зналися вже), а найбiльше невимушених бесiд, принаймi до тих пiр, поки не сiли за столи та не почали ту розмову, заради яко? зустрiлися. - Князь землi Полянсько? Острозор, - велемовно почав Гудима, узявши до рук братницю, - шле тобi, князю, i всiм мужам землi Тиверсько? свiй низький уклiн i найщирiшi зичення добра та здоров'я. - Спаси бiг, - подякував Волот. - Як ся ма? князь Ки?ва i всiх полян? Чи живий, здоровий? Чи мiцно сто?ть на схiдних обводах землi Трояново?? - Дякувати богам, мiцнiше, нiж колись. I на силi та здоров'? почува?ться нiвроку. Буду? отнiй Ки?в, буду? й iншi городи з боку степу. - А що степовики? Чи правда, що йдуть уже i за Днiпро, в полянськi землi? - Iти не йдуть, принаймнi ордами, а тирлуються недалеко. Коли б не було ??, загрози вторгнення, чи князь будував би ?х, твердинi по Днiпру? Тиверцi схвально кивали головами. - Ви звiдтам, з боку степу, боронiть землi слов'ян, ми звiдси, з боку Дунаю, боронитимемо. Пили за те й виголошували здравицi, пригощалися яствами й знову виголошували. Поляни знали вже, яка бiда постигла тиверцiв у Придунав'?, й не поминули поцiкавитись подробицями: що, власне, сталося i чому сталося? - А чому, - не ховався Волот перед сво?ми гостями i соузниками, - ромейським во?водам захотiлося набити киси солiдами, ось i подалися в нашi землi за дармовщиною. Цiна на рабiв на ?хнiх торгах не пада?, беруть по двадцять солiд за голову. А коли тих голiв тисячi та й тисячi, то чом не спокуситися? - Забули, виходить, що слов'яни можуть побувати i в ?хнiх землях. - Саме так: забули. - А тим, хто забува?, - втрутився хтось iз тиверських мужiв, - слiд нагадувати, що то татьба, що за татьбу рано чи пiзно доведеться розплачуватися. - Ано, - пiдтримали його i не тiльки тиверцi, поляни теж. - За татьбу рано чи пiзно доведеться розплачуватися! Пили не ситу, що водилася в усiх слов'янських землях, пили янтарне вино з родзинок, а вино помiтнiше пiдiгрiвало кров, будило буйнi поривання як у тих, що зазнали ромейсько? кривди, так i в тих, що спiвчували покривдженим. Гудима бачив те й не забарився пiдвестися, аби попросити тим уваги i тишi. - Буду щирим iз вами, братi?, - звертався до тиверцiв. Пливучи Днiпром до моря, а морем - до Черна, поляни передусiм це хотiли сказати Тиверi i ?? мужам: ви не будете самотнi, коли доведеться вийти на прю iз супостатами, що там, за Дуна?м; поляни були i будуть з вами. Так сказав князь Острозор, так i я кажу. Тиверцi дружно пiдвелися й простягли до гостей виповненi вином братницi. - Слава князю Острозору i люду полянському! Так дiють лише браття. I люд тиверський не забуде цього. Пригадували колишн? й хвалилися колишнiм або заприсягалися у вiрностi й возносили хвалу братньому ?днанню. Бо вони таки браття, бо того вимага? дiло землi, честь люду слов'янського i потреба люду. Вловивши у веселому гаморi застiлля слова про потреби люду, Гудима знову звiвся над усiма й заговорив, долаючи гамiр. - На часi буде сказати, братi?, що саме потреби люду слов'янського й звелiли нам, мужам землi Полянсько?, сiдати в лодiю i добиратися до вас через несамовитi пороги на Днiпрi, затим - бурхливим морем. Бо певнi: далi не можемо сидiти в сво?й землi i мати лиш те, що ма?мо. На хлiб i мед, на вiск i спокусливу для заморських гостей пушнину хотiли б брати дещо i в сусiдiв: залiзо, паволоку, кузнь i вироби майстрiв заморських. А ще ? потреба бути в сусiдiв i вчитися зводити кам'янi споруди, городи та вежi з каменю, аби були мiцнi i неподатливi, не боялися анi вогню, анi залiза, аби стали твердинями землi нашо? i там, по Днiпру, i тут, на Дуна?. Чи так мислимо, братi?? - Так, так! Черн дещо зна? вже, а проте i бiльше знати не завадить. Роме? он якi храми мурують. - Чули ми: ма?те намiр будувати сторожовi вежi по Дунаю? - Мусимо, коли не хочемо спустошення. - Правда ваша: аби не терпiти спустошення, слiд стати на Дуна? твердою ногою, - спорудити там такi ж твердi, якi спорудили супроти вас роме?. Та чи не час, братове тиверцi, мати вже нам коли не на Дуна?, то поблизу Дунаю морськi пристанища, а в тих пристанищах - лодi?, такi, що по Днiстру ходили б, i такi, що на них за море не страшно було б пливти? Саме з такого пристанища i на таких лодiях ми, слов'яни, й проклали б сво?м товарам путь у заморськi кра? та й iз замор'я возили б дещицю. А ще на тих лодiях могли б ходити на сiчу з супостатами сво?ми i не тiльки тут, на Дуна?, а й у сам Константинополь, не лише тодi, як роме? йдуть на нас, а й у тiм разi, коли ? потреба упередити роме?в. Тиверцi принишкли, по ?х видовжених лицях видно було: не зовсiм розумiють полянського нарочитого мужа або ж не вiрять, що все, сказане ним, можливе.. - Скажу бiльше, - бачив те нерозумiння Гудима. - Ми тому й пiшли Днiпром через пороги, що хотiли знати: зможемо ходити тi?ю путтю до моря чи не зможемо. - I що сказало плавання? - Зможемо, а проте путь та многотрудна i небезпечна. З товарами лодi? не пройдуть через пороги, розбиватимуться i неминуче. А крiм того, асiйськi татi промишляють там. Коли побачать нас iз товарами, не дадуть доправити до моря. Отож ми винесли з то? нашо? мандрiвки iншу мисль: плавання в полуденнi кра? слiд починати звiдси, з Тиверсько? землi, якщо буде на те воля тиверцi в. Волот бiльше, нiж iншi, був зацiкавлений речницею полянина Гудими, через те не спускав iз нього пильного ока. - Во?вода хоче сказати: товари треба буде правити возами до Черна, а звiдси лодiями - за море? - Можна, княже, й так, а ще лiпше буде, коли оберемо для морського пристанища стару грецьку Тiру. I знов загомонiло застiлля: а так, Тiра - зручне мiсце для морського пристанища. Там - лиман, а лиман - те, що й море. Звiдти можна буде ходити не лишень у Мiзiю та Фракiю, а й до самого Константинополя. - Там ма? бути город? - цiкавиться Волот. - Поки що досить острога. - Вiдтак i во?? - I во?, княже. Такi числом, при такiй бронi, за такими мурами, щоб могли захистити нашi лодi? i нашi товари, а ще були б надiйною сторожею в усьому Придунав'?. - Муж iз полян правду каже, - вихопився хтось iз пiдпилих тиверцiв. - Давай, княже, згоду! Матимемо пристанище - матимемо й лодi?, а матимемо лодi? - дiстанемо ромейських татей у фортецях i поза фортецями. Ано! Тодi нам не лише Хiльбудiй, сам iмператор iз палатiйськими воями не страшний буде. Князь Волот виповнив вином братницi гостей, затим - свою. - Усi так мислять? - пiдвiвся за столом. - Усi! Давай, княже, згоду! - Згода буде, та ? ще питання до нарочитих мужiв iз полян: чи? то буде пристанище? Гудима осмiхнувся, а проте не зволiкав iз сво?ю речницею на те. - Чия земля, тому належатиме й пристанище. Поляни, як i уличi, дулiби, сподiваюсь, задовольняться тим, що матимуть у Тiрi свiй куток, сво? сховища для товарiв i сво? лодi?. А ще - дозвiл на перевiз, на право безборонно правитися з товарами по Тиверськiй землi. X// Що ближче пiдходила Миловида до Випалу i сво?х кревних у Випалi, то менше було певностi в ходi. "Боги, будьте добрi, - благала подумки. - Збережiть ?х i помилуйте, зробiть так, аби те, що казав князь, не стало правдою. Най то буде всього лиш вигадка мужа, котрому будь-що хотiлося зламати й лишити при собi дiвку. Най буде лiпше так, анiж iнак. Чу?те, боги! Зголошуюсь не застати анi старо?, анi ново? оселi, в котрiй так бажалося жити i тiшитись знадами свiту, та не зголошуюсь, не хочу, аби сталося щось гiрше. Зробiть так, боги яснi, аби застала там, у Випалi, i маму, i тата, i братика з сестричкою, бабуню з дiдусем. Не робiть мене сиротою, ласкавi боги, не губiть до краю". Iшла з Черна тi?ю самою путтю, що й минулого полiття ?хала з татом, мамою, супроводжувалась Божейком. Через те по примiтних обочинах, дубах та галявинах бачила: Випал не так i далеко вже. За тим лiсом пiде поле, а вийде в поле - побачить оселi випальськi. Бо лежать у долинi пiд лiсом, бо з поля ?х так гарно видно. Швидше прийти б та глянути на Випал, та потiшитись зустрiччю з кревними - ото i всi Миловидчинi жадання, уся турбота. Та ще тривога: чи ж дiждеться ??, зустрiчi? Тим жила, верстаючи неблизьку путь, звiдти, власне, й черпала силу для сво?? путi. А вийшла з лiсу та глянула в дiл - стерялась i змалiла на силi: на мiсцi осель випальських лежало суцiльне згарище. Лише там, де була околiя Випалу, стояло осиротiло кiлька халуп. - Горенько мо?! - заплакала. - Невже ж i все iнше - правда? Таки повiрила, мабуть, тому, що казав князь, iшла й свiту не бачила за сльозами. А розшукала на згарищi мiсце, де стояла дiдусева хижа, розглянулась на попелищi, що лишилося вiд ново? татово? оселi, i зовсiм заголосила. Кликала матiр, тата, кликала братика, сестричку, нарештi бабуню, свою найдобрiшу з усiх добрих та прихильних до не? людей, - дарма. На всi чотири сторони свiту кликала - i все дарма, нiхто не вiдгукувався на ?? клич. Геть змалiла на силi, плачучи, й присiла на ?дину на всьому подвiр'? колоду, що лежала свого часу бiля дровiтнi i вцiлiла вiд вогню. А присiвши, схилила на руки обважнiлу вiд невтiшного горя голову, схлипувала. Нiкуди не поривалася бiльше, нi про що, здавалось, не думала, сидiла й ковтала щедрi в такiй оказi? сльози. Аж чу? - наблизився хтось. Оглянулась - господиня з сусiднього подвiр'я. - Чи не Миловидка часом? - Не пiзнали, бабуню? - Боженьки! - зрадiла жiнка. - Жива, виходить, повернулася до отчого порога! - Як бачите. А чи жива моя стариня, усi кревнi? Чом нiкого не бачу? - Лихо постигло нас, дiвонько гожа. Глянь, що зробили татi ромейськi з Випалом. Мало кого обiйшло воно, те страшне лихо, а тi, кого обiйшло, у лiсi зараз, рубають дерева для хиж. - Ну, а мо? тато, мама? - пiдiйшла i вхопила стару за обидвi руки. - Чулись-те, мо? кревнi живi? Сусiдка не зводила з не? посмутнiлих очей. - Тобi б не питати, Миловидко, менi б не розповiдати. - Йой, бабцю, та що це ви кажете? - Що чу?ш, дитино. Вельми ревно захищали вони нову свою оселю, i всi полягли. - А бабуня, дiти? - А бабуня, дiти ховалися в пiдклiтi старо? оселi та й сховалися на вiки вiчнi. На крик, на жалощi Миловидчинi полишили пiдземнi житла-кри?вки й збiглися докупи всi iншi поселяни випальськi i найперше тi, чи?х дiтей, як i Миловидку, полонили на передлiттi й погнали до чужкраю роме?. Обступили Ярославову дiвку й не стали зважати анi на горе, що спiткало ту, анi на муки зраненого болем серця, питали-розпитували, де взялась, як вирвалася на волю, чи бачила ?хнiх дiтей, онукiв, чи зна?, де вони i що з ними? Що мала робити? Мусила розповiдати людям, де ?хнi кревнi, яка доля спiткала молодцiв, яка - дiвок. А поки розповiдала та журилась, розповiдаючи, власне горе встигло зрiднитися з чужим, i стало журбою - бануванням для всiх. - Князь був у iмператора i просив за полонених, мало не звiльнив ?х усiх, - хвалилася й починала ловити себе иа гадцi, що стала прихильницею князя i його дiла. - Iмператор присилав до Маркiанополя та Одесу сво?х людей, i тi люди мали звiльнити вже виведений гвалтом iз Тиверсько? землi люд, та ба, ромейськi во?води встигли посадити той люд на лодi? й вивезти морем на далекi торги. - Боженьки! - заволали жiнки. - Та то ж вiчна каторга! Та не буде ж звiдтам анi привiту, анi одвiту! I рученьки скують нашим дiтям веригами, i устонька замкнуть чужим словом та буком. Iменi примусять зректися. I голосили, i приказували на колишнiм Ярославовiм обiйстi, мовби жалобу справляли тим голосiнням - по господарю, що так багато вклав працi, аби мати ??, свою господу, по господинi, що ростила дiток i дбала про дiток, по дiтках-мучениках, як i по бабунi, дiдуневi, що берегли i не вберегли предкiвського вогнища. А коли виплакали сльози та вилили з сльозами надмiр туги, забрали з собою Миловидку й сказали Миловидцi: - Живи з нами, дитино. Прийдуть iз лiсу старiйшини, прийде твоя тiтуня, помiзку?мо купно, з ким тобi бути у Випалi i як жити. I сусiдiв послухалася Миловида, i старiйшин, тiтунi дiждалася з лiсу, i тодi, як сказали: "Iншо? путi нема?: живи в кревних i роби те, що роблять нинi всi", - не стала перечити. Тут свiй люд, а мiж сво?м людом i радощi будуть при?мнiшi, i болi легшi. Ано, он як мало лишилося ?х, випальцiв, i в кожного, хто лишився, не менше, нiж у не?, горя. Та сина чи мужа втратила, та - доньку, ще iнша - i мужа, i сина, i малих дiтей. То з ким же ?й, Миловидцi, жити й ?днатися нинi, як не з сво?м людом? Навiть не згадала того, що князь казав: коли що, не обминай Черна i мого терема в Чернi. Сказали: мусиш iти туди, де всi, - пiшла; сказали: треба робити те, що роблять, рятуючись вiд лиха, випальцi, - робила. I на передлiттi, i влiтку, i на полiттi, аж поки не спинили: "Доста. Зиму перезиму?мо в тих хижах, що звели, решту будуватимемо наступного лiта". Жила в тiтунi й хилилась, ясна рiч, найперше до тiтунi, татово? молодшо? сестри. Почувалась при нiй, може, й не так, як при рiднiй мамi, та все ж почувалась не зле, ба навiть мала втiху вiд того, що ?? жалiють, стараються загодити. А зайшло на справжн? полiття, захлюпали за вiкном тiтунино? хижi дощi, почала вiдчувати себе щораз вiдчуженiшою i засмутилася. "Де-то Божейко? - гадала. - Як там Божейку? Невже то правда, що казав князь, - продали ромейським навiкулярiям або римським арматорам, закували у вериги, i сидить вiн тепер при веслi денно i нощно, вiдкритий для пекучого полуденного сонця, для холодних дощiв на полiттi чи передлiттi!" Боги милостивi! Що ж воно буде, коли так? Вона ж не дiждеться його звiдти доки й сонця-свiту. А визволити й поготiв неспроможна. Одне, треба потрапити якось до роме?в, друге, знайти його в безмежних землях роме?в, трет?, мати за що викупити i знати, до кого вдатися, аби викупити. "Бiдне мо? ладонько, - втирала сльози. - Чи й ти так суму?ш за мною, як я за тобою? Що мислиш-гада?ш, як почува?ш себе на тiм холоднiм морi, в далекiм i ворожiм чужкра??" Не хотiла аж надто виказувати себе рiдним та близьким, через те не завжди давала сльозам волю. Або ковтала, щойно випустивши, або тамувала в собi i мучилась тамуючи. Тодi йшла з хижi й робила щось на подвiр'? чи на подвiрницi. А то й зовсiм зникала з тiтунiних очей. Куди брела багнистими вулицями, чого хотiла - сама не знала. Аж поки не вибрела одного дня до лiсу, а лiсом - до того дуба, бiля якого молилась-благала, аби прийшов до не? Божейко. "Це ж там, за лiсом, - згадала, - ? Сонцепiкська весь, а в тiй весi - Божейкова стариня. Були принаймнi. Чи вцiлiли пiсля то? ромейсько? напастi i весь, i стариня? А коли вцiлiли? Га, що коли вцiлiли? Стариня ж його не зна? тодi, де подiвся Божейко i що з Божейком... Йой, як же це вона, Миловидка, не спромоглася пiти й сказати. То ж нечемно й негарно з ?? боку. Таж у тата Божейкового, мами Божейково? серце розрива?ться, мабуть, з туги, а ще бiльше з невiдомостi, де син, що з сином, а вона мовчить собi. Порятувалась, прибула до рiдного краю i мовчить. Така, що знялася б оце та й подалась у ту сторону свiту, де Сонцепiк. А згадала, що принесе Божейковiй старинi, i прохолонула: адже стариню не потiшить те, що скаже про Божейка. "А що потiшить? - передумала враз. - Невiдомiсть? Оте, що по?хав перед Ярилом не знати куди та зник не знати де? Нi, я мушу пiти. Най нагримають, скажуть: "Це через тебе!" Най виженуть з оселi, а пiти мушу i сказати мушу". Дiждалася, поки розмоложиться небо, бодай трохи спаде з трави роса, сказала тiтунi, куди хоче податися, розпитала, як пройти до Сонцепiксько? весi, i таки пiшла. Стезя була широка: не лише конем, возом можна ?хати. Проте вела все лiсом та й лiсом. Спершу пiд гору - до дуба i того джерела, що б'? з-пiд кореня, далi з гори та й з гори.. Спинилася, коли порiвнялася з громовою водою, а далi пуцьнулася перед джерелом та й стала пити. - Напути, водице,-- сказала напившись, - дай менi силу i снагу здолати печаль свою та вiдшукати ту ?дину стезю, що виведе до лада мого солоденького, Божейком iменованого. Ти пособила тодi, коли прохала тебе перед святом Ярила... пособила, кажу, зiйтися з ним, то пособи ж i нинi вiдшукати його в чужiй землi, мiж чужим людом. Чу?ш, водице солодка, водице чиста, водице громова. Благаю тебе, пособи! I молилась, стояла на колiнах i, помолившись, ждала. Чого - сама не вiдала, однак стояла над водою, дивилась - питалася в води i ждала. Зрештою надумалась i розглянулася: чи не сто?ть, як i тамтого разу, позаду або осторонь ?? жадання згорьоване - Божейко, чи не каже вже, як тодi казав: "Я тут, Миловидко! Прибув, як обiцяв"? Та ба, цього разу анiкого довкруж, лише лiс та й лiс, а в лiсi - мовчазнi й засмученi пiзньою порою дерева. Зiтхнула, стала на ноги та й пiшла сумовито-мовчазна у дiл - туди, куди вела протоптана в лiсi стезя. Не печалилася тим, що може збитися з путi, поселяни сказали: вона одна, виведе, куди слiд. Iшла та йшла собi. Коли ж вийшла на узлiсся та стала перед полем, засвiтилась мовби та зiрка, що позбулася хмар: Божейкова весь тулилася бiля лiсу цiла-цiлiсiнька! Невелика вона, проте ознак пожежi жодно?. Присяйбiг, що так: жодно?! Не встигла вiдчути ??, iскорку радостi в серцi, як одразу ж i остудила. "Це ж вiн мiг бути на Ярила вдома, - подумала, - i не знати полону. Ано, роме? сюди не досягли, усi, хто жив тут, живуть щасливими i нинi... Йой, лишенько! Чи то ж треба було, щоб сталося таке? Нащо ми зустрiлися, Божейку мiй ясний, у Чернi, нащо зiйшлись тi?? ночi докупи? Здибалася б iз тобою тепер оце та й сказала б, як ти казав: "Я тут, ладонько, бери, коли так дуже вже хочеш мати мене за злюбну жону". I жили б ми з тобою у дружбi та злагодi, певна, не минуло б i лiта, як заго?ла б уже рани, що маю по смертi мами, тата, всiх кревних. Присяйбiг, заго?ла б! Бо без злюбу злюбний ти менi. Бо певна: тiшилися б одне одним у тво?й оселi, як тi голубочки при сво?м гнiздечку. А що без тебе? Ано, що?" Чи вона вдачею така, чи так глибоко i завчасно зранена, не встигла пожалiтися сама собi, уже й заговорили вони, ?? сердечнi рани, вже й сльози на очах. Така, що упала б отут, де сто?ть, та й билася-побивалася б на його, Божейковiй, землi, доки не спливла б сльозами до останку. Бо таки боляче i таки жаль: це ж через не? все сталося, це вона завдала Божейка у ромейськi вериги! Сама випорснула з ворожих лабет, а Божейка завдала. Що ж скаже його старинi, коли прийде i стане перед нею? Де набереться мужностi та снаги, щоб прийти i стати? Таки тут, у зраненому i знесиленому ранами серцi? Йой, таке кволе воно, таке немiчне. А бiльше ж нема? де й брати ??, ту мужнiсть. Правду каже, нема! Недовго й шукала Божейкову оселю. Десь за другим разом вказали: ото вона. А коли вже стала перед оселею, то й до оселi зайшла. - Чолом вам, господине ласкава. Чи гаразд ма?тесь? - Спаси бiг. Проходь далi, коли з добром iдеш. Не сонцепiкська, бачу, - казала господиня, приглядаючись до захожо?. - Певно, здалеку до нас. - З Випалу я. - З Випалу? - чи то дивувалася, чи спiвчувала жiнка. - З погорiльцiв, либонь? - Так, тiтуню солоденька, i з погорiльцiв також. Я Миловида Ярославова. А ви Божейкова матуся будете? Господиня не поспiшала з одповiддю, дивилась та й дивилась вражено i вже потiм вимучила з себе: - Йой, то ти i ? та дiвка, до котро? ?здив Божейко у Випал? - Атож. Чи то боялася, що зараз накинуться на не? з докорами, чи згадала нараз, як до мiзерi? мало було ?х, Божейкових на?здiв до Випалу, прихилилася до одвiрка й зайшлася ревним, таким, як, може, й не плакала досi, плачем. I сталося те, чого Миловидка й не сподiвалася, мабуть. Йшла ж бо не просто сказати Божейковiй матерi, де ?? син, хотiла бодай якось потiшити убиту горем матiр. А довелося самiй опинитися в обiймах матерi-потiшницi. I поспiшила на ?? ревний плач, як може поспiшити тiльки мати, i пригорнула до себе, i на втiху-благання не поскупилася. А втiшаючи i сама розплакалась. Стояли, обнявшись, при порозi, як двi верби при березi, i жалiлись одна однiй, i заспокоювали одна одну. Коли ж виплакали все, що можна було виплакати, господиня згадала врештi, що вона старша серед усiх, хто в оселi, й повела Миловидну до сусiдньо? клiтi-свiтлицi, далi вiд чад сво?х. - Сiдай, дитинко, - сказала, мов сво?й. - Сiдай i розказуй, що зна?ш. Така прихильна була до не? i така ласкава з нею, нiби мама рiдна. Отож i Миловидi не було потреби ховатися вiд господинi вогнища анi з тим, що вони з Божейком он як вподобали одне одного, анi з усiм, що знiвечило ?хнi намiри жити по злюбi в парi. Нiчого не приховала, сказала все, що було в мислях i що - на серцi. А все ж найбiльше докладала хисту та бажання, аби здiйснити отой, ще в Випалi зроджений, намiр - бодай чимось потiшити убиту горем жiнку. Та ба, що ?? хист i що бажання, коли сама вислизнула з ромейських лабет, а Божейко нi, сидить ось, сипле словами, мов просом на передлiтню ниву, а його повезли за три моря, вiн лишився серед тих, кого хотiли, та не визволили. Тож i мало дива, що така недорiдна ?? нива. I слухала Божейкова мама Миловидчинi казання - була зболена до краю, i вислухала - не розхмарилась. ?дине, чим винагородила за тотi старання, - поборола жалi в собi й сказала: - За те, що прийшла та повiдала, дiвчинко гожа, спаси тебе бiг. Знатиму принаймнi, що живий мiй Божейко. Сумна його доля, йой, яка сумна! Та живий про живе дума?. Думатимемо i ми, що не все уже втрачено. Сидiла, хитала посивiлою вже головою, й мислями була аж ген далеко десь. I мить, i другу, i третю отак. Коли ж завважила, що Миловидка змага?ться з думкою, сидiти чи йти вже, збудилася й, зда?ться, змiнилася вiд того збудження на лицi. - А про себе ти нiчого й не скажеш менi? - Хiба не казала вже? - Про те, що було. А зараз як? Стариня жива твоя, кревнi усi здоровi? Чула, теплом пашить лице, а чого - й сама не знала. - Нема? ?х у мене, тiтонько золотенька. Анi старинi, анi братика з сестричкою нема?. Усi полягли, захищаючи оселю чи ховаючись в оселi. I знову Божейкова мама стала такою, як була за мить-другу перед цим: i сумовито-замисленою, i зболеною. - Де ж ти живеш, дитинко бiдна? У кого живеш? - У татово? сестри. - Чи добре тобi там? Ма?ш що ?сти? Чи не затiсно? Дiвчина заблудила очима i припiзнилася з словом-вiдповiддю. Казати, що ?й аж надто добре в тiтки, не насмiлювалась, однак i запевняти, що погано, не випадало якось: ?? не кривдили i не збираються, зда?ться, кривдити. - Може, до нас перейдеш? - швидше пiдказала, анiж питалася Божейкова мати. - А чого? - Наша оселя вцiлiла вiд татей, а там, у Випалi, знаю, усiм затiсно зараз. Отож переходь, коли справдi так, та й живи, поки спорудиш собi. Гляди, й Божейко повернеться на той час. А чом би й нi? Один iз наших, сонцепiкських, бував на тих проклятих богами й людьми каторгах. Взяли його роме? у полон, а з полоном запроторили на каторгу. П'ять лiт плавав, прикутий, а на шостий поталанило-таки: розбив вериги i втiк. Воля, дитино, високе слово, а бажання бути на волi - i поготiв. Воно i мури валить, i гори дола?. "Йой, матiнко-зiрко! Не так-то легко буде Божейковi розбити ромейськi вериги", - подумала, а вголос сказала: - Я пораджусь iз тiткою. Коли не потрiбна ?й на зиму, то й прийду. Удвох нам, - додала, долаючи осмуту, - не так сумно ждатиметься, правда? XIII_ Поки було лiто, а в Соколинiй Вежi була мати, сестрички, Богданко не доглядався, що робить бабуся Доброгнiва. Вмивався, як i колись, студеною водою, може, тiльки стараннiш, анiж до золотавицi, промивав очi i не витирався, як звик витиратися пiсля вмивання, ждав, поки воду висушить сонце. Тепер же, як мати-княгиня по?хала й забрала з собою дiвчаток-щебетух, в просторiй бабусинiй оселi надто вiдчутною стала тиша, i отроча невiльно дослухалося до не?, а дослухаючись, завважувало кожен стороннiй звук. - Що це, бабусю? - питав, коли стара ставила перед ним миску з водою. - А що ж, водиця. Вмиватися будемо. - Знову? Чи так давно умивалися? - То була росяна водиця, ця - зоряна. - Це та вже, що допоможе? - Не знаю, соколику. Котрась ма? допомогти, а котра - не вiдаю. Найбiльше покладаю надiй на ту, що впаде на тво? вiченьки у свiтлу п'ятницю. - До не? недалеко вже? - Ба нi, далеко. I полiття треба перебути, i зиму переждати. - Йой! Аж на передлiттi? - Ано, раннього передлiття. Того дня бог-громовик розбива? ударом сво?х блискавиць зимовi вериги й одкрива? вхiд у царство вiчного лiта. Царiвна Золота Коса, Ненаглядна Краса бува? особливо щедрою тодi, разом iз росами чи дощовими потоками посила? на землю й живу воду. А саме вона, мiй голубчику, i зцiлить тво? очi. - Вона милостива, бабусю? - Хто? - Ну, богиня Золота Коса. - Усi боги милостивi, внучку. - Правда? А чом же тато казали: "Це боги покарали нас"? - Так казав? - Еге. - То вiн з розпуки, внучку. Тебе нема? за що карати, ти нiчим не завинив ще на землi. Необережний був, поглянув невчасно на царiвну Золоту Косу, Ненаглядну Красу, тому й ослiпнув. Вона рiдко коли полиша? його на самотi, хiба на мить-другу або тодi, як спить. Все сокорить та й сокорить, оповiдаючи внуковi, чому небо бува? чисте та ясне, а чому - похмуре, з якого це дива пiвнi спiвають удень i поночi, тодi, коли всi i все спить; чи так одвiку було, що на землi росли дерева, засiвалися ниви i родив хлiб. Отож i зараз посадила внука так, щоб голiвка його лягла бабi на плече, гладить-заспокою? i каже гладячи: - Хто бачив у небi сонце, той бачив i Золоту Косу, Ненаглядну Красу. - Хорс - ?? вiтець? - обрива? на словi Богданко. - Ба нi, Сварог усiм богам вiт?ць. Золота Коса - богиня свiтла i добра, всеблага плодоносиця, та Морська Дiва, що поверта?ться до нас iз глибин океану, аби наставав день на землi i не згасало життя. А так, не було б ?? блиску-свiтла, не було б i тепла, а не було б тепла, не було б i людей на землi, не росло б дерево в лiсi, не плодоносила б нива в полi. Це вона, богиня з богинь, виходить щоднини на небо й розпуска? по землi золотi сво? коси, кличе до життя й да? плодоносну силу всьому, що здатне плодоносити. Це з ?? ласки наста? та пора, коли бог-громовик розбива? льодовi вериги в аеровому морi й одкрива? путi для медоносних струменiв дощу. А де падають тi струменi, там теж квiту? життя. Бо поновлю?ться злюб мiж Небом i Землею.. Небо дару? Землi розкiшнi шати, Земля дару? Небу колиску для пiднебесних вод - аер. Тож не гнiвайся, внучку, на Злотокосу Дiву за те, що була аж надто ясною i ослiпила тебе сво?м блиском. Вона ослiпила, вона i зцiлить. Треба тiльки бути довготерпеливим, умiти ждати i благати ждучи. Хочеш, я навчу тебе благань-заклинань, аби сам звертався до богинi й нагадував ?й про себе? Кажи за мною: "На морi, на океанi, на островi на Буянi ? пломенiючий бiлим пломенем-свiтлом алатир-камiнь. На тому каменi сидить Красна Дiвиця. Сидить вона i стрiля? в чисте поле, убива? всiлякi болi. Дiвице Красна, Дiвице Ясна, Дiвице Всеблага. Убий i мiй недуг-потьмару. Пошли з небесно? криницi живо? водицi на мо? темнi очицi. Зроби так, аби прозрiли, аби я знову бачив лик твiй, ясну красу твою, тiшився лiсом-знадою, долом-левадою, ясним свiтом i людьми у свiтi". Богданко слухняно повторю? за бабусею - i раз, i вдруге, зрештою надуму?ться й пита?: - А в тому морi ? й острови? Що то за один - Буян? Бабуся не гнiва?ться, бабуся у нього, нiби та богиня всеблага: сама добрiсть, сама утiха i сама покора. Осмiха?ться тiльки, коли внук не те пита? або невчасно пита?, i, осмiхнувшись, каже: - Земля, щоб ти знав, то лиш краплина сушi в океанi-морi. Довкола не? вода i над нею вода. Скiльки сонця-свiту, стiльки i води у свiтi, та ще аеру. Один океан обступа? звiдусiль Землю, iнший плава? в небi. Цей iнший - дощове океан-море. А вже за тим морем - голубе царство вiчного лiта. Воно i ? царством Сонця, Мiсяця, Зiрок, сiреч островом Буяном. Там не бува? стуж, там - одвiчна й довiчна благодать, течуть медовi й молочнi рiки, а по берегах тих рiчок - нев'янучi сади, мiж садами - вiчнозеленi луки. Чого тiльки нема? в тих садах: мигдалi, родзинки, овощ всяка. Яблука ж лишень золотi. А вже птаства того, боженьки! Так щебечуть, так виспiвують, що й сказати несила. Боги надiлили той благословенний острiв найчистiшим, що ? на свiтi, аером, водами живодайними. Це там, внучку мiй, мiститься небесна криниця, та, що в нiй найчистiша i найсмачнiша в усьому всесвiтi вода, що з не? беруть початок усi небеснi рiки й поповнюють сво?ми живодайними водами свiтовий океан. То на островi на Буянi росте Мокрецький дощоносний дуб, зимують усi земнi птахи. Не з безоднi пiдземельно?, таки з Вираю прилiтають вони на передлiттi й приносять у дзьобиках сiм'я рослинностi всяко? -тi??, що плодоносить у полi, й тi??, що росте у лiсi, на лузi чи в саду. - А челядниця казала, що насiння вiтри заносять. - I вiтри, мiй голубе, аякже. Там, у пiднебессi, живе велетенський Стратим-птах. Вiн i здiйма? сво?ми крилами буйнi вiтри, а тi вiтри, гасаючи поблизу острова Буяна, пiдхоплюють сiм'я-насiння й несуть його на землю. Ано, звiдки б то взятися на землi такiй силi-силеннiй усякого квiту, та овочiв, та збiжжя, як не з Вираю... А ще хочу сказати тобi, соколику ясний, - погладила стара Доброгнiва внука i чомусь стишила голос, - що там-таки, на островi Буянi, сто?ть бiля небесно? криницi золотий палац. То i ? палац цар-дiви Золото? Коси, Ненаглядно? Краси. Саме в ньому, пiд золотим ложем цар-дiви, у головах б'? джерело живо? води. Коли дiва почу?, що хтось iз землян ревно блага? ?? помочi, простяга? руку й кида? воду на землю, а вже на землi вода знайде, кого слiд. Отож не лiнуйся, внуча мо?, ходи зi мною на вранiшнi i на вечiрнi роси, зри сво?ми очицями на сонечко ясне, коли сходить, зри i коли заходить. Не дивись на нього тодi лиш, як бува? в пишнiй красi, а на землi нема? мiсця росi. Гляди й пiдстережеш щасливий час, а в щасливiм часi - благодатну мить, ту, що незрячого робить зрячим. Чи приста?ш на це, внучку? - Ано. Я з усiм i на все, бабусю, згоден, аби тiльки прозрiти. - То на цьому й станемо. Най буде благословен час, коли домовля?мось, най буде благословенною i наша домовленiсть. XIV_ Зоря вечiрняя, пораднице знедолених. Ти одна бачиш i вiда?ш, яка печаль-присуха обсiда ??, Миловидчине, серце, ссе з нього кров, немовби та присоска, що живе по болотах. I тепло, i затишно, i привiтно в Божейковiй оселi, у тiй клiтi, що мала б бути, як кажуть тут, за молодим подружжям, i разом з тим он як гiрко. Так гiрко, зоре ясная, що нi сну, нi супокою нема?. I противиться жалю сво?му, i не може здолати його в-.собi. Пощо так сталося? Чому мало статися саме так? Та вони ж iз Божейком он якими парованими почували себе, он як хотiли його, подружнього злюбу. Коли б не те лихо, давно уже взяли б його, не пiзнiше, як на Купала взяли б i жили в цiй-таки оселi щасно та дружно. Зоренько ясна, богине красна, потiшнице зморених та знедолених! Ти ж зна?ш, яка то радiсть була б i для них iз Божейком, i для старинi ?хньо?. Та тако? злагоди i такого злюбу, далебi, свiт ще не знав. Ано! Божейко, нiби той голубочок, лiтав би та воркотав коло не?, милував та жалував, а вже що вона, Миловидка, не скупилася б на милування та на пестощi, то йой... Давно б уже дитятко його пiд серцем носила, готувалася б бути мамою, а готуючись, квiтнула б та й квiтнула вiд щастя, що повнилося б у нiй, i всiх-усiх робила б щасливими! Оцю маленьку клiть вимила б до сяйва-блиску, заквiтчала б зелом, розписала б голубочками, що живуть парно та гарно, мають кубельце та дiток у кубельцi. I всю оселю, все подвiр'я, могла б, то й усю Божейкову весь одмiнила б та звеселила. Бо така вiд тата та мами, що свiт пригорнула б до серця, усiх зiгрiла б серцем, коли б той свiт не був такий, як ?. Йой, боженьки! Коли б же не був такий! Приборкав, бач, ?? голубочка та й завiз до чужкраю, мiж пiдступних i страх яких жадiбних на солiди людей. А вiдтак i ?? закував у вериги. Такi важкi i такi безнадiйно сумнi, хоч бери i накладай на себе руки. Бо це ж не життя, зiронько ясная, се мука пекельна: жити пiд крiвлею лада свого i не мати лада. До глибоко? ночi не спала Миловида, все думала-скаржилась i плакала, не дiждавшись розради. Так i сказала собi: "Я не вживу тут. Присяйбiг, не вживу! Здола? мене печаль-присуха й примусить пiти. Ось тiльки куди пiду? Знову до тiтки у Випал чи до князя? Нi, нi, - злякалася сво?? думки i поспiшила вiдгородитися вiд не? першою-лiпшою знахiдкою. - Це тому менi так тоскно, що я сама ночую в клiтi. Завтра ж попрошу матiр-господиню, аби клала зi мною спати й Божейкових сестричок". Згадка про господиню бодай якось розраджу? дiвчину i стишу? бiль. Бо вона ?дина на цiм свiтi он яка добра до не?. Так i сказала, коли Миловидка вдруге прийшла до них iз Випалу: "Живи у нас, дитино, i будь нашою. Дарма, що нема? тут Божейка. Вiн же бо ? на свiтi, а коли ?, живи у нас i будь нашою. Мене клич матiр'ю, тата - татом, сестричок Божейкових - сестричками. Було б, звiсно, лiпше, коли б щастя i крев ?днали нас. Та що вдi?ш: тi, кого ?дна? горе, теж рiдня". На що сподiва?ться старенька, тiльки вона, певно, й зна?. А може, й не зна?, може, всього лиш серце велить чинити так: буде при нiй Миловидка, буде й сподiванка, що повернеться син. В усякiм разi, як нiхто iнший добра до не? i лагiдна з нею. Настане день - те й робить, що гомонить, назива? донею, хвалить-вихваля?. "Ти така лiпотна i така люба, дитино, iцо менi й рана менше болить, коли дивлюся на тебе та милуюсь тобою. Боженьки! Який щасливий був би Божейко, коли б мав тебе за жону, i який вiн тричi нещасний, що не ма?!" Зiтха? важко й таму?, як може, бiль. Бо не хоче, щоб i донi болiло, бо таки вельми шану? ??. Щось робить в оселi чи на подвiр'?, норовить, аби поруч була й Миловидка, йде до лiсу чи на люди, теж бере з собою й Миловидку, i коли люди питають, чия це, звiдки, не бариться сказати: "Це моя люба донечка, Божейкова лада". Така не вiдмовить, коли попросить, щоб не лишала на нiч саму. Ано, не вiдмовить. Вона й не вiдмовила, а проте немало й здивувалася. - То такi цокотухи, - казала роздумуючи, - геть замучать тебе розмовами. - Дарма. Самiй менi i боязко поночi, i сумно. Скiльки лежу, стiльки й думаю, i все невеселi мо? думки, такi невеселi, що часом кричати хочеться. - Дарма то й дарма, бери тих невгамовних. Сумувати вони тобi не дозволять, це вже я по собi знаю. Вони й не дозволяли, щоправда, не довго й товклися вечорами на спiльному ложi. Малi були, а малi рано засинають. Тож i на сум, на пiзнi терзання-роздуми лишався ще час. Мабуть, не спала й тi??, першо?, що коротала з дiвчатками, ночi, всього лиш дрiмала, бо почула крiзь дрiмоту: в сусiднiй клiтi гомонять. - Я не прощу тобi, коли не зробиш цього, - злiсно обiцяла Божейкова мама. - Як же я зроблю? - виправдувався господар. - Чула, князь не змiг вирвати ?х iз ромейських лабет, а я зможу? - Князь - всього лиш князь, а ти отець. У нас ? золото, ? ромейськi солiди, що брали за пушнину. А роме? жах якi ласi на них. ?дь туди, знайди сина i викупи. Таке дiвча жде на нього i стражда? ждучи. - Ет, у тебе розуму, як у дитини. "?дь, знайди..." Як по?деш, де знайдеш? Кого спита?ш там, коли i земля чужа, i люди чужi, i рiч ?хня така, що не вiзьмеш до тями. - Бо безтямко! А ще - перепуда, бздюх! Тобi аби свого хребта було де сховати. Син най гине, що з сином, байдуже! Вони посварилися. Такi гнiвнi були обо?, не говорили - iскри викрешували, наражаючи слово на слово. - Дiвчина ж каже, - не могла вгомонитися мати, - Божейка з Одесу повезли в свiти. Ото звiдти й слiд починати розшук: куди повезли, кому i де продали. Свiт широкий, та людина ж не голка, аби безнадiйно згубитися в свiтi. - Ото най твоя дiвчина i ?де, най розшуку?. Зманила до свого Випалу Божейка, то най тепер ?де! Я не такий дурень, аби слухатися довгого жiночого язика i куцого розуму. Господиня не стерпiла, теж щось сказала Божейковому татовi, та Миловида не дослухалася вже до тих казань. З не? доста було того, що почула: не когось iншого, ?? вважають винною в бiдi, що спiткала Божейка. Боженьки! А гадала ж, що чиста перед Божейком i його старинею. Бо коли зродилася за першо? зустрiчi з Сонцепiкською вессю ця неподобна думка, i забаритись не забарилася прогнати ?? геть, i переконати переконала себе: чи то ж ??, Миловидчина, провина, що Лада вказала Божейковi саме на не?, дiвку з Випалу, що Божейко при?хав туди й став бранцем ромейських татей? Не лише вiн, весь тиверський люд у придунайському пониззi зазнав ромейського гвалту. А Божейкiв тато iнакше, бач, дума?: винна Миловидка. Йой, людоньки! I ти, зiронько ясна, заступнице знедолених! Як же ?й лишатися i жити в цiй оселi, коли про не? он як думають? Не до сну було вже. Бо що бiльше думала та побивалася, шукаючи рятунку, то певнiша була: i ця оселя не стане ?й прихистком. Лiпше вже свiт за очi пiде, анiж залишиться там, де ?? мають за басиху, що накликала лихо на свого лада i на його домiвку. "А куди ж пiду? - настигла iнша думка i змусила завагатися. - До тiтки, до князя чи таки свiт за очi? Йой, горенько! Таж там, у свiтах, як i в тiтоньки сво??, зiтлiю, а то й лусну з горя та розпуки, а в князя, окрiм усього, ще й зганьблю себе". Мало не до ранку калатала собою. I думала-страждала, i плакала-ридала, уткнувшись у подушку та дбаючи, аби не почули ?? там, за дверима. А настав ранок - пiдстерегла такий момент, коли господар вийшов поратися на подвiр'?, i стала перед Божейковою мамою. - Господине солоденька, - сказала сумно та знiчено. - Я чула, про що говорили ви з мужем сво?м поночi, i ось що надумала: не комусь iншому, менi слiд iти до роме?в i шукати там Божейка. Жiнка тетерiла вiд того казання, слова не здатна була виректи. А проте швидко й оговталася. - Схаменися, Миловидко, - замахала руками. - Не бери до серця того, що чула. Чи то ж дiвоче дiло - iти до чужакiв, вештатися помiж татей i шукати правди у татей. О милостивi боги! Та ти ж пропадеш там, присяйбiг, пропадеш! - Ну, чом же? - Хоча б i тому, що он яка лiпотна собою. А крiм всього - беззахисна, чужинка. Хто захистить тебе, коли скаже котрийсь: моя? Iти тобi до роме?в - все одно, що вiддати себе на поталу вовчiй згра?. - Дарма. - Ба нi, не дарма. Вони за такими в чужi землi розбо?м ходять, а ти сама об'явишся. Тямиш, у яку крутопадь пха?шся? - Я була вже там, матiнко. Боги вберегли i визволили. Гляди, й за цим разом убережуть. Знаю Одес у ромейськiй землi, знаю Маркiанополь. Бiльше скажу: маю там най i старенького, та доброго приятеля - мандрiвного ливарника з полян. Гадаю, пристане на мо? благання i пiде на пошуки Божейка. То моя чи не ?дина свiтла сподiванка i моя надiйна сторожа в ромейськiй землi. Зна? рiч, зна? покони ромейськi, зна? й роме?в. Треба буде розпитатися в них - розпита?ться, треба буде заплатити - зна?, кому i скiльки. Та й путь йому яко мандрiвному ливарниковi всюди буде вiдкрита. Видасть мене за свою доню та й пiдемо. У вас же, чу?те, матiнко-голубонько, у вас просила б одно? лиш помочi: коли справдi хочете бачити у себе Божейка, а нас - у парi з Божейком, не пошкодуйте тих солiд i того золота, що ма?те. Ви правду казали: роме? ласi на них. Аби тiльки поталанило знайти менi мо? ладо, за солiди та за золото викуплю. Присяйбiг, матiнко гожа. Двi цiни дам, а викуплю! Вона не дотримала-таки дано? собi перед тим, як iти на бесiду, обiцянки: бути твердою, мов кремiнь. Закровоточили давнi, закровоточили й новi рани, вiдчула себе не просто знедоленою - скривдженою. А коли до всiх, що мала досi, болей додався й завданий, _здавалось, найрiднiшими людьми, що лишалося робити дiвчинi,, котра не мала нi роду-захисту, нi матерi-порадницi? Мусила зломитись i виплакати жалi сво? чужiй. А бiля не? плакала й Божейкова мама. XV_ За все лiто князь Волот лише вряди-годи бував у Чернi та попутно - в Соколинiй Вежi. Укладений iз вiчем ряд надiйно тримав його на придунайських обводах Тиверi i зобов'язував клопотатися дiлом всi?? землi - вибором мiсць пiд сторожовi вежi та гридницi при вежах. Не хотiв бачити те дiло опороченим чи?мсь недбальством, тому до всього приглядався, правдиво кажучи, усе започатковував сам. Придунав'я - не те, що Поднiстров'я. Тут - пониззя. I знайти мiсце, що бодай трохи пiдносилося б над пониззям та дозволяло проглядати не лише Дунай, а й Задунав'я, не так просто. А ?х змушений знайти не одно i знайти там, де найбiльш ймовiрне вторгнення. ?здив та й ?здив, приглядавсь та й приглядавсь. А ще ж i про те мав думати: ставить вежi в незайманщинi. Що буде i як буде? Земля ця споконвiку слов'янська i з волi тих же слов'ян уступлена для гостинно? путi. Хочеш ?хати iз степу в гори, до склавинiв, або через Дунай - до роме?в, - ?дь собi, для того ? обводи Тиверсько? землi i гостинна путь на обводах. Хочеш правитися iз гiр у степ чи з придунайських долин у той же степ - прався хоч i всiм плем'ям, не лише кiньми, а й возами, для того знов-таки ? обводи i незайманщина на обводах. Аби до слов'ян не забiгав, аби слов'янськi весi не плюндрував, яко тать. Тепер виходить, що князь Тиверi посяде незайманщину, перетне гостинну путь, а коли хтось зважиться iти по нiй, змушений буде сказати "зась". Таки зважиться i скаже чи обмежиться тим, що сяде вежами в незайманщинi, саму ж незайманщину лишить гостинною путтю? Ба мiг би й обмежитись, коли б можна було. Ано, коли б можна! Через те, що й сам не зна? до пуття, як буде потiм з незайманщиною, i на вiчi не заговорив про не?. А, мабуть, слiд було б. Роме? давно зламали той вiковий покон, то чого вiн ма? триматися його? Аби давати тим татям спроможнiсть вiльно переправлятися через Дунай та грабувати слов'янськi землi за Дуна?м? Нi, слiд було одразу i все казати на вiчi: не лише вежами та забудовами при вежах, всiм людом ма?мо вийти на Дунай та стати Довгою стiною по Дунаю. А було б благословення вiча, мiг би вдовольнити i свою давню спокусницю-мрiю: бути не просто привiдцею тиверсько? ратi та дружини, а й державним мужем у сво?й землi, хоча б i таким, як ? вже зараз князь Ки?ва, що он яку вольницю дозволя? собi: споруджу? у Тиверi морське пристанище, хоче бувати за морем, вести з ромеями торгiвлю. Певно, ? кого послати i ? на кого опертися в такiм дiлi. Чи вiн, Волот, такий далекий вiд того, аби бути не лише привiдцею ратi, а й державним мужем на Тиверi? Старiйшини почитають його яко князя, вiче не противиться йому, бачить у дiлах його здоровий глузд, тому трима? за ним руку. А все ж зробив не так багато, аби почувати себе повноправним волостелином у сво?й землi. Щоб бути ним, слiд мати власну силу, що могла б порiвнятися з силою вiча. А вона не так у ратi та дружинi, як у мужах, здатних поставити при потребi пiд княжу руку i дружину, i рать.. Такi мужi у Тиверi ?. Це насамперед тi волостелини, що мають уже сво? угiддя-вотчини i горнуться таки до князя, а не до вiча, це, зрештою, й тi, що волiють мати ?х: во?води, сотеннi, десяцькi, вважай, уся старша дружина. Бiда лиш, що не так багато пiд його рукою вiльно? землi, аби мiг винагородити всiх угiддями. Отож i гада? собi: чи не час скористатися незайманщиною? Он скiлькох може зробити волостелинами у Приднiпров'?, а водночас i во?водами на обводах, коли подiлить мiж мужами незайманщину. На мiсце тих, що пiдуть у Подунав'?, поставив би во?водами, сотенними, десяцькими iнших - ось i мав би свою, княжу, силу i надiйну опору на Тиверi. Бо всiх винагороджених, а надто тих, що стали б волостелинами та во?водами у Подунав'?, зобов'язував би мати власну дружину. При потребi мiг би кликати всiх i збирати докупи. Об'?днанi з княжою дружиною вони й складали б рать - ту, що з нею не завжди насмiлювалася б змагатися рать ополченська. Сила ставала б супроти сили i змушувала б старiйшин бути зговiрливiшими, а вiче - покiрнiшим. То - без сумнiву, то - напевно. I даремно вiн завагався та не винiс на розсуд вiча думку про необхiднiсть подiлити незайманщину мiж мужами-во?водами. Уклав би з вiчем такий ряд, одразу двох зайцiв забив би: i сво?х мужiв та свою дружину мав би в Подунав'?, i надiйну стiну-заслону поставив би супроти роме?в. Хiба ризикнути й пообiцяти цю землю во?водам без речницi вiча? А чому б i нi? Чи в нього не буде чим пояснити вiчу, чому вчинив так, чи пiсля того, що сталося в Подуиав'?, насмiлиться хтось перечити князевi? Ба нi, не перечитимуть, а вже що во?води вiзьмуться за спорудження веж та забудов, за змiцнення обводiв у Подунав'?, коли пообiця? ?м вотчину-угiддя поблизу веж, сумнiвiв i поготiв не може бути. Багато важитиме й те, що незайманщина перестане бути пристанищем для татей, усякого там бiглого та пошельмованого у волостях люду. Саме з нього во?води наберуть собi дружини, а яко волостелини-челядь. Вiльний смерд до дружини, як i до челядi, не вельми охочий iти. До дружини йде лиш той, хто зубожiв до краю, зрiкся, а то й позбувся землi. Зараз цi люди перебиваються легким хлiбом, а скажуть ?м: iдiть на хлiб ратний - i матимете не лише розкiш-волю, а й коня, броню, усе, чим бува? ситий i вдоволений поселянин, пiдуть не вагаючись. I то будуть не гiршi, анiж ма? в себе, отроки та мужi, якщо по щиростi, саме такi, яких треба в неспокiйних полуденних обводах Тиверсько? землi: мужнi та винахiдливi, байдужi до смертi i здатнi, коли що, пiти на смерть. Уздовж i впоперек мiряв того лiта дунайське прибережжя. I все - у сiдлi, вважай, упродовж трьох мiсяцiв у походi. А ще у постiйних турботах. Бо мало було тiльки обрати мiсце для вежi та забудов, треба було й вимiряти та вивiрити, чи найлiпше з усiх, що ? поблизу, чи не залл? вода, коли вийде з берегiв Дунай. Зате й утiху мав вiд трудiв сво?х. I чи не найбiльшу, коли спинив коня та став над Днiстровським лиманом, на мiсцi старо? грецько? Тiри. Як вiн ранiше не догадався побувати тут? Сам, без полян, побачив би, що споруджена на мiсцi Тiри твердь може стати Константинополем Тиверсько? землi. Мiсце он яке, ма? високий кам'янистий берег, при березi - прозорi води лиману. I море неподалiк. А каменю довкруж - хоч рiчку гати. I здебiльше бiлий. Коли здiйснить те, що задумав укупi з полянами, так i нарече це пристанище: Бiлгород. Бо такий бiлий буде, мовби лебiдь при синiх водах лиману, бо стане вежею з веж i пристанищем iз пристанищ, опорою Трояново? землi в усьому Подунав'?. Треба буде - пiдуть за море з товарами, а зворохобляться роме? - пiдуть на тих же лодiях i до роме?в: сюди, на Дунай, а то й до самого Константинополя. Аби знали тi ненадiйнi сусiди, що анти мають при Дуна? свiй Константинополь. Аби знали i потерпали! Iз вiчем князь Волот уклав-таки ряд, i доволi надiйний. Цього лiта тиверськi поселяни йдуть на пониззя з сокирами й допомагають тим, що вцiлiли пiсля ромейського гвалту, спорудити до зими хижi, наступного пiдуть у Подунав'я й споруджуватимуть сторожовi вежi та забудови при вежах. Пiдуть тi самi поселяни чи iншi - то вже турбота старiйшин на волостях. Вони уклали з князем ряд, мусять подбати, аби були у Подунав'? будiвничi. Про все, що треба для зведення будов, подбають князь i його мужi. До Черна повернувся вiдчутно втомлений, до всього й Малки не застав удома; як i на передлiттi, влiтку, сидiла з дiвчатками бiля Богданка. А без Малки, дiтей порожнiм та сумним видався Чернський терем. Тому не засидiвся у ньому, вже наступного дня сiв у сiдло й погнав коня до Соколино? Вежi.. Малеча заскучала за вiтцем не менше, нiж вiн за нею. Заглядала у вiчi та щебетала навперебiй, коли сидiли купно у теремi бабусi Доброгнiви, невгавала й тодi, як пiшли, прихопивши й Богданка, до лiсу, гуляли знадливими в Соколинiй Вежi узлiссями. З усiма був пiдкреслено уважний та добрий, а з Богданком чи не найбiльше. Бо таки жалiв його, хай не вголос, про себе, все ж визнавав: син покараний за отчi провини. А крiм всього, знав уже: мати Доброгнiва лиша? отроча на зиму при собi. Усi будуть з татом та мамою, усiм стелиться весела путь до Черна i ще веселiша - у Чернi, а Богданко коротатиме темний свiй вiк тут, лишень з бабунею та з бабунею. Як мiг не жалiти пiсля всього сина i не упадати коло нього? Геть усi статки сво?, крiвцю свою вiддав би, аби зарадити його темнотi. Та ба, не зарадить. Бабуся Доброгнiва береться зробити те, тож хай буде, як вона хоче. Ачей, i зробить. I день, i другий, i третiй вiдсипався та почував себе всього лиш вiтцем князь Волот. Та мужем жонi сво?й, та сином матерi. А на четвертий постукалися до ворiт i гостi - прибула жона во?води Вепра з донькою. - Б'ю чолом князевi, - спинилась i низько вклонилася, коли вийшов iз дверей, зачувши iржання коней на подвiр'?. - Низький уклiн i княгинi Малцi, - побачила i вклонилась теж. - Спаси бiг. Проходь та будь гостею, сусiдко гожа. Як добре зробила, що згадала та прибула, що не забува?ш нас. - Почула, що князя боги повернули нарештi до праотньо? оселi i не могла не навiдатись. Обiймались i чоломкались, а тим часом говорили. - Чи не во?вода Вепр принiс тi вiстi? - Во?вода у Чернi, княже. Гiнцi його сказали. А тут i Зоринка наполягла. Дiвчинка стояла осторонь. Загледiвши, що князь iз княгинею звернули нарештi на не? увагу, заяснiла видом i вiддала чолом. Княгиня не забарилася пiдiйти до не?, обняти та привiтати щиро. Знала-бо: вiта? не просто гостю, вiта? Богданкову наречену, ту, котра коли не стала ще, то стане, як не зашкодять боги, ще одною донею й княгинею в землi Тиверськiй. Правдиво кажучи, бiльше коло не? упадала, анiж бiля ?? мами i сво?? посестри, чим неабияк тiшила й посестру. Ано, хто ж лишиться байдужим та непотiшеним, бачачи, якою втiхою ? для стороннiх твоя дитина? А княгиня Малка не просто ж собi стороння, вона - перша на всю Тивер жона. Ось тiльки Богданко... - Князь, яко вiрний домочадець, - заговорила дещо iншим голосом Вепрова, коли пустила свою пiвдiвку мiж Волотових дiтей, - анi на день не затримався у Чернi, кинув усi стольнi дiла та й додому мерщiй. - Йой, Людомило! - Малка ?й. - Чи мислиш, що кажеш ото? Таж тi стольнi дiла всеньке лiто тримали його на обводах. За три мiсяцi об'явився тут чи не втрет? i кажеш "мерщiй"? - Людомила зна?, що каже, - весело грав очима князь. - Нарiка? тим на мужа, котрий, мабуть, рiдше бува? у Веселому Долi, анiж я в Соколинiй Вежi. Таки нарiка?ш, га, Людомило? Вепрова вiдмаху?ться вiд того, що чу?, а проте й не вельми. - Чи князь не вiда?, який у нього во?вода? Йому домiвка, що вовковi торiшн? лiгво: тодi лиш i згаду? про нього, як захурделить. - Отак навiть? - Коли б не челядь, не знаю, що й робила б iз тим Веселим Долом. Усе на менi вiн та й на менi. Зна?те-бо: i худоби та ролейних нив ма?мо немало, i бортей та перевiсищ наставили по лiсах, а муж у Чернi та й у Чернi, сама змушена дбати про все та давати всьому лад. - Тодi з дозволу ласкаво? Людомили вчинимо з ним маленький жарт. Згода? - Вепр-бо ?. Чи варто? - Варто, коли такий. Пошлемо зараз гiнця й покличемо до мене. А вже тут i вiдсвятку?мо завершення лiта купно. Жарт видався, як нiколи, доречним, а утча i зовсiм славною. I для мужiв, що були добрими радниками у ратнiм та стольнiм дiлi й мали про що говорити пiд хмелем, i для жон ?хнiх, що вважали себе посестрами, а вiдтак не просто дружнiми - родинно зближеними. Та чи не найбiльше -для дiтей, у них сво? було застiлля i втiхи-гулянки сво?. Зате якi по-дитячому веселi i по-молодечому гомiнкi! Навiть Богданко забував у тому галасi-весiллi, що вiн незрячий. I смiявся, i галасував, i радiв, яко старший, коли в тих, що були коло нього, доходило до скрути. Бо була з ним Зоринка. Бо в то? Зоринки таке добре та прихильне до нього серце, така щедра вона, старша серед дiвчаток, на вигадки, що де вже тут думати про темiнь в очах i про смуток на серцi. Радiстю та втiхою iскриться воно, а чи тi iскри такi частi гостi, аби цуратися ?х? Присяйбiг, навiть тодi, як умовкло все, а гостi почали збиратися та ?хати хто куди, не був такий засмучений, як мiг би бути. Бо обiцяли всi: i Зоринка та ?? мама, i кревнi його, що не востанн? тут. На?здитимуть i будуть з ним, на?здитимуть i будуть. Вiд того дня Волот примiтко добрий був iз жоною сво?ю, а ще добрiшим - iз дiтьми. Чому - сам не знав. Може, просив вибачення за те, що так думав про всiх них отам, у наметi над лиманом, а може, тiльки хотiв би попросити, та не мiг. Ано, чи то ж легко пiдiйти й сказати: "Я зраджував вас: i тебе, жоно, i вас, дiти... Побачив дiвку неземно? лiпоти i порочив вас перед нею, йшов на зраду, чим, певно, й прогнiвив богiв, а прогнiванi боги покарали мене найбiльшою карою - слiпотою сина". Ой нi, сказати таке не годен, лiпше буде, коли не знатимуть. Помiчала чи не помiчала його муку-каяття княгиня Малка, однi боги вiдають. Добре вже те, що на прихильнiсть вiдповiдала подвiйною прихильнiстю, а на ласку - благоговiнням. Як i дiти, мiж iншим, надто найменша - Миланка. Яскою дивилась на свого тата, збиту не давала. Як тiльки зайшов до терему, уже й бiжить, зирить-загляда? у дверi. Та усмiха?ться так, що й камiнний не втрима?ться, скаже: "Ходи, дитино". Не гнiвався за те анi на не?, анi на няньок-челядниць. Саджав на руки i втiшався щебетом-розумуванням, очицями довiрливо добрими i чистими. I слухав уважно та чинно, а то й смiявся слухаючи. - То ти отака у нас! - ширив подивованi очi. - Умi?ш бути пташкою й спiвати, яко пташка? - Ано. - Ану ж бо, ану заспiвай. Дiвчина не хоче бути проханою. Швиденько злазить iз татових колiн, ста?, як належить, на ??, дитячий, розум стати, i наспiву?: - Воробчику пташку, пташку, Чи був ти у нашому садку? Чи видiв ти, як мак сiють? - Йой вотак сiють мак, Йой вотак сiють мак. Князь пiдхоплю? малу свою на руки, пригорта? та цiлу? щиро. - Яка ж бо ти втiшна у нас, Миланко! Яка мила дiвка! Це ж хто тебе навчив сьому? Бабуся? - Атож. - I ти сiяла вже мак? - Нi, збирала лишень. Бабуся велiла на передлiттi при?здити, тодi сiятимемо. - По?деш? - Чом нi? А татусь по?де з нами? - По?ду, дитя мо?. - На все лiто? - Нi, на все лiто не зможу. При?здитиму на свята i коли матиму вiльну годину. - При?здiть, татку. Там так пригоже, що й ну. I песик у бабусi ?сть, i кицька та курчатка ?сть. А ще бабуся багато казочок розповiда? нам, пiсень спiва? всяких. - Ов! То ти й казочки вже зна?ш? - А знаю. - Може, розкажеш? - Най потiм, як спати лягатиму. Казочки перед сном розповiдають. - Чи ти ба! - Я лiпше заспiваю вам ще. Вона не чека? запросин, злазить i йде в танок. А танцюючи, наспiву?: - Дзьобка маленька, Де твоя матiнка? - На макiвцi сидiла, Дрiбен мачок дзьобала: - Дзьоб, дзьоб, дзьобаиець, Ходить дiвка у танець, А за нею молодець. - Не ходи, дiвко, у танець, Лихо буде пiд кiнець. Вони так голосно смiялися, часом здiймали такий вереск, що челядницi оглядалися врештi-решт i бiгли шукати свою втiкачку. Не раз думав князь: чи то ж гоже, що все Миланка та Миланка тiшить його. Може, час уже й батьковi потiшити Миланку? Шукав i не знаходив для не? розваги або часу на розвагу. Тодi аж надибав i спромiгся на все разом, як випали снiги. - Ану-бо, Малко, - зайшов знадвору незвично збадьорений. - Збирай дiвчаток та одягай теплiш. По?демо до Соколино? Вежi. Проката?мо наших соловейкiв на санях-залубнях i Богданка провiда?мо. I сiдали в запряженi трiйкою коней сани, i ?хали заснiженим полем чи лiсом, Волот не переставав бути таким, яким бачила його княгиня вранцi. Смiявся, потiшений розумуванням доньок, сам смiшив i все нагадував челядниковi: "Гони, гони вороних! Вони вигулянi, най iдуть чвалом. Щоб снiг летiв з-пiд копит, щоб вiтром дух забивало нашiй Миланi. ?й до вподоби це. Правда ж, Миланко?" Укутував дiвча, зазирав у збадьоренi не менш, нiж у тата, оченята i тiшився тою бадьорiстю. "Нi, я був несправедливий до Малки. - зiзнавався. - Присяйбiг, несправедливий! Дiвки - не така вже й пагуба для роду. Он яка лiпотна старша - Златка. А якаМиланка. Друга Миловида буде на вроду. То чи треба падати духом i нидiти, коли так? Спiткало лихо сина? Не матиму спадко?мця-кревника? То матиму двох зятiв! Котрийсь iз них замiнить сина, коли вже пiде на зле, i сяде на княжий стiл у Тиверськiй землi. Ано, не все уже втрачено.. А може, й нiчого не втрачено". XVI_ Зима вiддавна була порою перепочинку. I для князiв та ?хнiх мужiв, i для смердiв-поселян. Не до перепочинку лиш рукомеслим людям: зброярам та золотарям, ковачам та ливарникам, стройникам та ткачам. Тим, навпаки, слiд надолужувати взимку, брати на прожиток те, чого не вiзьмуть на передлiттi, влiтку, коли у полi гаряча пора. I все ж рукомеслих не так багато. Всi iншi знають: настала зима - настав час для перепочинку, а кращим перепочинком завжди були й залишаються лови. Не втримався вiд них i князь Волот. Вiдвiдини Соколино? Вежi, щоправда, пригасили в ньому ловчу завзятiсть (там як жили, так i живуть сподiванками), все ж не так дуже, щоб вiдмовитися вiд ловiв. Як тiльки випали глибокi снiги i в Тиверi твердо стало на зиму, заiржали бiля княжих конюшень конi, залаяли на скотницях пси, озвалися, пробуючи голоси, рiжки, за ними - й басистi тур'? роги. Ловчi покрикували на челядь, челядь - на псiв, i пiшла, покотилася долами зичнiсть, недвозначно кажучи всiм: князь збира?ться на лови. Як виходив iз терема та сiдав у сани, над'?хав на вороному, мов галка, й широкогрудому, з мiцними ногами й ще мiцнiшою гривастою ши?ю конi во?вода Вепр. - Куди велиш податися, Волоте? - На пониззя, там звiра бiльше. - А може, на сво? дiдизни заглянемо? В дiдизнах його не менше. Давно не бували там зимово? пори i не вiдловлювали. - Я був, i не так давно, - вiдмахнувся князь i заходився всiдатись. - Подамося спершу на пониззя, а вже вертаючись, заглянемо i в твою дiдизну, коли так хочеш. Догадувався во?вода: не до веселощiв князевi у Соколинiй Вежi, тому й волi? бути далi вiд не?. А самому, як нiколи, хотiлося бути саме у Веселому Долi: обiцяв Людомилi тодi ще, як гостив, сказав, на лови прибуду до отнього гнiзда. Вони не вперше купно йдуть на лови. Вiдколи Волот - князь, Вепр - перший пiсля князя ратний муж у землi Тиверськiй. Ще за молодечих лiт спiзналися i таки в сво?х дiдизнах, таки на ловах. Брали ?х тодi з собою не як мужiв - рано ?м було сходитися у лiсi з ведмедем, стинатися з iкластим вепром, брали як отрокiв, на яких покладалося наганяти звiра. Проте броню i отроки мали при собi справжню, та й ловчих навикiв не позичати ?м. Всяке ж бо трапля?ться на ловах, як трапилось i тодi, за першого знайомства молодого княжича з молодим сусiдом по оседку - Вепром. Iшов з челяддю, галасував, як i челядь, наганяючи звiра,_ а обернулося так, що звiр погнав на нього. I погнав не як-небудь - лавою. Кiнь схарапудився тодi i викинув княжича з сiдла. Як те сталося - i помiтити не встиг. Та й не було коли помiчати. Уступили з дороги челядники - рвонув услiд за ними й гнiдий. А вепри он уже, поруч. ?дине, на що спромiгся, - пiдхопив сулицю й став до бою. На що покладався, сам не вiдав: вепрiв, що йшли прямiсiнько на нього, було два, i обидва не вепри - веприська. - Бери того, що по лiву руч, - почув позад себе. - Я беру того, що по праву. Той, що скакав на конi й кричав йому, теж був iз сулицею. Хто - пiзнiше вже довiдався, а довiдавшись, не розминувся так собi: i до Соколино? Вежi запросив, i конем-гриванем, що носив потiм Вепра на Дунай i поза Дуна?м, винагородив. Бо таки щиро вдячний був за помiч, бо й батьки пiсля того близько зiйшлися i мали себе за приятелiв-соратникiв. А ще ж i жили по сусiдству: Волот iз вiтцем сво?м по один бiк лiсу, Вепр - по другий, у Волотового вiтця бортна межа позначалася на полуночнiм лику дубiв, що стояли по взгiр'ю i пiдносилися над лiсом, у Вепрового - на полуденнiм. I вдачею виявилися схожi: обидва веселi й завзятi, схильнi до мiцно? чоловiчо? дружби, а ще мiцнi тiлом i духом, не боялися анi скачок шалених, анi по?динкiв iз звiром лютим. Тож i заприятелювали. Скiльки жили вольними молодцями у сво?х дiдизнах, стiльки й трималися купно. Одного передсвяткового надвечiр'я Волот гнав коня до Веселого Долу i був на iгрищах чи якихось iнших забавах у Вепра, iншого - Вепр до Соколино? Вежi, на побачення-гулянку в товариствi Волота. А вже як надходив день, що його святкувала вся земля, чи надходив час зимових ловiв, сходилися всiма родами й тiшилися, як серце велiло. Потiм зачастили ратнi виправи, зачастили й походи до Дунаю та за Дунай. Були отроками, трималися батькiв, стали мужами, не забували, шо вони сусiди-побратими: i в походах старалися бути ближче один до одного, i в сiчах пам'ятали, що плече побратима - надiйне плече. А вже як не стало батькiв i ?м довелося взяти на себе батькiвську ношу, порiднилися й поготiв. Тепер уже доля Тиверi тримала ?х укупi, гострила розум i меч ?хнiй на дiла ратнi i стольнi. Зимовий день занадто куций, щоб сподiватися на лови сьогоднi ж. Через те князь Волот так i поклав собi: правитиметься в бiк Дунаю доти, доки стане дня. Довiдавшись про те. Вепр, як i там, у Чернi, знову насмiлився пiдступитися до нього з порадою. - То ризиковано, княже. А коли нiч застане в лiсi? Тим паче, що далi пiдуть спаленi весi та городища. А в спалених можемо й не знайти ночiвлi. - Ну, чом же, за лiто кожен оседок щось та поставив. Яка найближче весь? - По один бiк - Медуша, по другий - Сонцепiк. - А далi? - Випал. - Випал? Стривай, невже Випал? - Так i ?. А що князя диву?? - Я був у Випалi, я знаю його. Туди й триматимемо путь. - Коли князь був там, то повинен знати: Випал спалений, i спалений дотла. - Кажу ж, за лiто щось побудували. Раз ? люди, ? й оселi, а нам на нiч великих розкошiв не треба. Повелiваю: тримати путь на Випал. I збадьорився неабияк, i захвилювався - теж. Випадково опиня?ться вiн вдруге бiля цього городища чи з велiння долi? Це треба: знову ви?хав на Випал, а до Випалу, зна?, пiшла Миловидка. Чи то ж вiдшукала кревних? Чи живе тут? Городище справдi не було вже тим, що на передлiттi. З-помiж притрушених снiгом згарищ стояли й свiжо рубленi хижi. Правда, негусто ?х стояло. Коли ж вiдвiдали, напитуючи ролейного старосту, одну, потiм другу, i зовсiм засумнiвалися: де справдi знайдуть ночiвлю, коли в кожнiй халупi по кiлька сiмей? На щастя, староста Випалу виявився тямковитим: не довго думав та гадав, звiльнив свою оселю для князя, ще одну - для мужiв i челядi, а випальцям звелiв потiснитися на той час, поки гостюватиме князь. Те вдовольнило Волота, i вiн зажадав бачитися з ролейним старостою вiч-на-вiч. - ? ще одне важливе дiло, ролейче. У Випалi живе дiвчина Миловида. Ярославова Миловида, - уточнив. - Зна?ш таку? - Чому не знати, знаю. - Прийди з нею i негайно. Я повернув ?? на передлiттi з роме?в, - додав, аби ролейний менше дивувався. - А ладо ?? лишився там. Скажи, ? вiстi про нього. Сподiвався, що староста кивне догiдливе та й подасться з оселi виконувати волю князя, а той стояв i клiпав очима. - Пiти, княже, можу, та чи прийду з Миловидкою - не знаю. -Чом так? -З передзим'я не бачу ?? в городищi. -З передзим'я? Куди ж пiшла? Куди могла пiти? -Не вiдаю. -Ну, а стариня ?? жива, тут вона? -Ба нi, загинула. Весь рiд загинув. Миловида лiтувала в тiтки сво??, а це не бачу. Та я пiду i запитаю в то? ж тiтки, де вона. Староста уклонився й поспiшив зникнути, а князь сидiв, мовби у воду опущений. I хотiв, i не мiг втямити те, що почув. Каже, старинi у Миловидки нема?, рiд увесь загинув, i Миловидка подалася кудись ще на передзим'?. А до Черна не прийшла, бач. Чого б то? Не повiрила речам княжим? Не побажала бути в стольному Чернi? Мабуть, що так. Поки думав та сушив себе не вельми втiшними думами, ролейний староста стукався уже в дверi Миловидчино? тiтки й тлумачив тiтцi, чом прийшов, хто кличе Миловидку. - Пробi. Таж ?? нема?! - Я теж казав: нема?. А князь велить: знайди i приведи. Тiтка i подивована, i неабияк налякана тими речами. "Приведи? Йой, та що вiн собi надумав, той князь?" - Облиш тi клопоти, старосто. Миловида полишила Випал, пiшла з Випалу. - Куди пiшла? Де можна знайти ?? коли не нинi, то завтра? - Або я знаю? - злукавила жiнка. - Пiшла у свiт, а свiт широкий, шукай ?? там. Вертiв, як тiльки мiг, хитрий та битий на бесiдах староста, а мусив вертатися нi з чим. I князь мусив лишатися в його оселi нi з чим. Через те i спати не спав до глибоко? ночi, i на лови ви?хав похмурiший за похмуре зимове небо. Вепр швидко спостерiг те i не втерпiв, щоб не нагадати при нагодi про свою дiдизну. Нагоду дало завершення першо? облави. Ловчi несли та й несли до саней звiрину: i лосей, i вепрiв, i ?ленiв, i зайцiв. Окремо складали тих, що давали лиш пушнину. - Ого! - веселилися й потирали закляклi руки. - Такий вилов не завжди щастить мати. - Князь зна?, де водиться звiрина, - полестив хтось, не вiдаючи, якими пiдозрiлими видадуться тi лестощi. Зате Вепр нагледiв гострий його позирк i, зда?ться, збагнув, чому такий невдоволений вийшов Волот з ночi. - Набили справдi бiльше, нiж можна було сподiватися, - вкинув i сво? слово. - Може, на сани та й по конях, га, княже? Чого ма?мо тулитися в тiсних випальських халупах? У мене i теплiнь, i просторiнь, буде де i лови продовжити, i трапезу, достойну князя i його мужiв, справити. - А доберемося до ночi? - Присяйбiг, доберемось. Це ж мало не вдвiчi ближче, нiж до Черна. - Тодi вели узяти з собою дичини на вечiрню та вранiшню трапези, та й по?демо. Усе, що лишиться, залиш випальцям. - Гой-я! Вепр крутнувся на мiсцi й подався по-молодечому швидко до челядi, а князь кликав уже до себе релейного старосту з Випалу. - Ми вiд'?жджа?мо, - сказав йому. - Все, що удiлять мо? мужi, вiзьми й роздай погорiльцям. Дiвцi ж Миловидi, коли з'явиться тут, скажеш: князь був i цiкавився, як живе вона без кревних. Коли ж залишиться у Випалi, подбай, аби не була зобиджена кимось. Чув, що кажу? - Чую, княже, аякже. - I ще повiдай ?й: на передлiттi роме? обiцялись повернути наших бранцiв, ну, i ?? лада також. - Повiдаю, княже, неодмiнно, - поспiшав запевнити староста, i була в тiй поспiшностi не тiльки ладнiсть будь що прислужитися, був i страх: а де знайде Миловиду? Тiтка ?? правду казала: свiт широкий, пiди та знайди сироту в тому широкому свiтi. У теремi во?води Вепра справдi почувалися, нiби вдома: i тепло було, i затишно, i просторо. А ще ж парували й свiжi яства на столах, гнулися столи вiд численних яств, наповнених ситою та медами корчаг, численних братниць та поставцiв для тих, хто дiлитиме з господарем щедре застiлля. Воно й князь не з порожнiми залубнями вирушив на лови, ? в тих залубнях i яства, i питва. Та що вони супроти того, чим пригоща? нинi Вепр i його жона Людомила? З привезеного оббiлували тiльки й пошаткували виловлену по випальських лiсах дичину, все iнше - вiд щедрот Людомили Вепрово? та вiд радостi самого Вепра. Хто бачив його на ловах, той, не задумуючись, скаже: нема? завзятiшого i буйнiшого в тих заняттях мужа, анiж во?вода Вепр. Одначе хто мав нагоду пiдiймати з ним виповненi медом братницi, дiлити веселе пiд хмелем застiлля, той теж не буде довго думати й шукати рiвного Вепровi в буйнощах та веселощах. Бо Вепр самого бога перевершить у питвi та весiллi, а ще - у вихваляннях ловчими виправами. - Зимова нiч, - пiдвiвся за столом господар, - довга нiч. Веселiмось, братi?! Ма?мо час i все, що треба для веселощiв. А найперше ма?мо нагоду бути на дозвiллi, самi з собою i з сво?м князем. Тож за веселе дозвiлля, мужi! За вдалi лови! За князя Тиверi, надiйну охорону нашо? землi i нашого достатку! Вiн простягнув до Волота братницю, i мужi не забарилися стати на рiвнi, та не забарився стримати ?х i князь. - Стривайте, - застерiг i теж пiдвiвся. - Покони нашi велять пити насамперед за господарiв i достатки в господi. Ми нинi часту?мося в господi во?води Вепра. Тож пiднiмемо першу братницю i воздамо належне вогнищу во?води i тiй, котра оберiга? це вогнище, - госпожi Людомилi. Помiтив, певно, як нiяковi? жiнка, чуючи здравицю на свою честь, i звiв на жарт. - За Вепра питимемо завтра, коли матимемо такi ж багатi лови в його лiсах, як нинi у випальських. А зараз пропоную випити за господиню оселi, за ?? багате застiлля, за те, що вмi? бути i турботливою матiр'ю, i вправним вогнищним на мiсцi свого мужа! - Ано! - голосно i дружно пiдтримали свого князя мужi. - За Людомилу Вепрову i в ?? особi за всiх жон мужiв ратних! За тих, на кому сто?ть наше слов'янське вогнище! Здравиця гожiй Людомилi! Шана i здравиця! Господиня не сподiвалася, видно, що ?? помiтять у велелюддi мужiв, тим паче, що вiншуватимуть отак голосно, i знiяковiла, не знайшлася б, що сказати на ту здравицю, коли б не князь. Виповнив ситою братницю, пiдiйшов i подав до рук. - Випийте з нами, Людомило. - Спаси бiг. Коли таке побажання, то чом i не випити. ?? одповiдь, а тим паче пригублення вiтали ще голоснiше, нiж досi. Князь повеселiв вiд того, збадьорився й запросив господиню до столу. - Це ж трапеза мужiв. - Дарма. Беру вас пiд свiй княжий захист. Погомонiти слiд, - додав, саджаючи поруч. - Княгиня Малка навмисне збиралася за?хати до Веселого Долу, аби мати а сусiдами бесiду. Та оскiльки я тут уже, у Веселiм Долi, зроблю те без не?. Бесiда йтиме, золотенька Людомило, про Зоринку. - А що Зоринка? - сполошилася жiнка. - А нiчого. Зна?мо, що вельми лiпотна дiвка росте i хотiли б, аби була ще лiпшою. Княгиня Малка знайшла серед грекинь-полонянок навчительку августiйших норовiв, тих, що побутують в iмператорських августiонах по чужих землях. Малка ставить ?? до сво?х дiвчаток i хотiла б, аби й Зоринка пройшла ту науку. Буде вона Богданковою чя не буде, наука та для доньки волостелина не стане зайвою. То оце й хочу запитати ласкаву господиню: як вона дивиться на те, аби зараз уже, може, й по сих ловах одвезти Зоринку до нас. Най би жила при теремi, та набиралась тих норовiв, та оберталася в гуртi.. I мо?м дiвчаткам було б веселiше з нею, i ?й. - Иой, князю, - сумно подивилася Людомила. - Не знаю, що й сказати. - Чом так? - Бо не вiдаю, про кого бiльше маю дбати: про дiвку-малолiтку, чи про найстаршого свого Боривоя. - А що з Бориво?м? - Боюсь, бiди нако?ть, коли не пов'яжемо злюбними узами. - Скiльки ж це йому лiт? - Двадцяте йде! - Ов! Такий меткий? То най обира? собi ладо, та й по всьому. - Коли ж вiтер у головi, князю. Нiчого iншого не зна?, нiчим iншим не цiкавиться, окрiм ловiв та дiвок. А в нас, як на те, нема? на прикметi достойно? його iменi пари. Наречена його - князь зна? те, - померла нагло, iншо? не нагледiли за клопотами. - Сам нагледить. Чи треба журитися тим? - Йой, князю, як не журитися, коли вiн лiзе туди, куди й очi не лiзуть. - Пусте, - засмiявся Волот i виповнив обидвi братницi хмiльним. - Завтра ж зарадимо вашому лиховi, Людомило. Скажiть, чому вiн вдома, а не серед дружинникiв? - Таж зима. - Сторожову службу i взимку несуть. Туди ми й спровадимо його, аби менше думав про дiвок, - засмiявся i взяв у руки братницю. - Ви кажiть менi про Зоринку: посила?те ?? до Черна чи не посила?те? - Або я знаю? Мушу поговорити про це з мужем. Князь примовк на мить i загледiвся на не?. - Чи я перечу? Говорiть, а все ж будьте самi собою, Людомило. Твердiшi будьте i з мужем, i з дiтьми, бо й справдi накоять бiди. Не лише зараз, пiд хмелем, завжди почува? себе неабияк щирим та добрим при Людомилi, а ще неабияким прихильним до Людомили. Така вона до серця йому чи так спiвчува? ?й, не вельми ощасливленiй Вепром? Мабуть, i те, i друге важить немало. Бо Малчипа посестра он яка миловида i он яка добра та щира на вдачу. А опинилася в руках хай i безжурно-веселого та до самозречення одважного, все ж баламутного мужа. То тiльки каже Людомила: рiдко бува? во?вода у Веселiм Долi, i господу, i господарство полишив на жону. Не те вона каже, iцо дума?: не поважа? i не цiну? ?? муж яко жону. Геть iнший вiн вдачею, геть iншi ма? норови та потреби, анiж Людомила. А те й болить Людомилi, так само, як тiшить Зоринчина схожiсть на маму. Ано, i видом-лiпотою, i щедрiстю серця Зоринка вилита мама. Нiкому не казали того з Малкою, однак, саме зглядаючись на Людомилу, й нарекли ?? доню Богданковою. Веселив Вепрову жону, а бiля не? i сам веселився. Та пив, та пригощавсь. Аж поки Людомилине мiсце за столом не посiв муж ??, а з ним i вся ловча братiя. - Княже, - сказали. - Ми тут говорили-радились i стали ось на якiй гадцi: чи то такi слабосилi ?сть, що ма?мо дарувати ромеям той передлiтнiй гвалт i те спустошення? Збирай по зимi рать, та пiдемо за Дунай, та вiзьмемо за карк Хiльбудiя i всiх, хто з Хiльбудi?м. - Вважа?те, що ма?мо iти? - Вважа?мо. - Коли йти, то йти треба всi?ю антською силою, а князь Добрит не пiдтрима? нас, вiн iнакше мислить взяти гору над ромеями. - Нiби iнакше можна? - Чом нi? Коли справдi повернуть бранцiв та покриють збитки, то й буде наша гора над ними. Не про те ма?мо мислити зараз, братi?, - пiдвiвся й окинув зором мужiв, мовби пересвiдчувався: чи всi тут сво?, чи може казати ?м те, що надумав сказати. - Гада?те, чому я домагався у вiча посiсти незайманщину та спорудити вежi й остроги по Дунаю? Мислю так собi: ма?мо вийти тиверським людом по сам Дунай i стати на ньому неподатливою твердю. Роме? там, пiд Константинополем, воздвигли Довгу стiну. Ми воздвигнемо ?? тут. I тою стiною будете ви, мужi тиверсько? ратi. Ти, Вепре, ти, Чужкраю, ти, Ратиборе, всi найдостойнiшi, хто ? тут, i хто ? там, у Чернi, в старшiй дружинi нашiй. Хочете знати, чому саме на вас надiя моя? Скажу. I вiн не став приховувати того, що було досi тiльки пота?мним намiром. Тут справдi усi сво?, содруги-мужi, вiрнi побратими. А вiд побратимiв не гоже ховатися навiть iз найпота?мнiшими думками. Мужам цим не треба казати, що таке незайманщина, чим багате i знадливе Подунав'я. Вони i з'?здили, i сходили його, ба - навiть виплазували, дiючи лови.. Казати зараз на часi було iнше: хто винагороджу?ться князем у Подунав'?, якими хоче бачити князь тi волостi i якими - волостелинiв. - Волiю, аби кожен iз вас, отримавши удiл, взяв на себе спорудження вежi та острогу в тiм удiлi. Пам'ятайте, вам належатиме не лише стояти на обводах - жити, отож зробiть усе, аби могли жити. Люду буде доста, скористайтеся тим i зробiть для себе надiйнi твердi. А ще ось що вiзьмiть на карб - аби волостi вашi справдi стали стiною супроти роме?в, не обмежуйтесь спорудженням острогiв та веж, посадiть в удiлах сво?х люд тиверський - челядь, поселян, ба навiть татей, коли вони вiдмовляться жити з татьби. Ото буде ваша найнадiйнiша твердь. - Славно! Мудро i славно! Князь пiднiс руку i застерiг: вiн не все ще сказав. - Хочу бачити вас сво?ю надiйною опорою на обводах, а вiдтак - опорою землi i столу. Тому й речу: iдiть i утверджуйтесь, будьте волостелинами i заодно - во?водами, кожен iз сво?ю вежею i з сво?ю дружиною. А коли утвердитесь, тодi й запита?мо роме?в: чому ходили на наш бiк i що шукали на нашому боцi. - Правду кажеш, княже! Най славиться Тивер i тиверська мiць на Дуна?! - Хвала князю Тиверi! Слава i хвала! Скiльки пили тi?? ночi, стiльки й виголошували здравицi сво?му привiдцевi. Бо вдоволенi були тим, що почули, бо не сподiвалися почути таке. Навiть тодi, як ?хали наступного досвiтку на лови, позирали на свого князя, мовби питаючи: "Чи правда то? Чи нам не приснилося сп'яна?" А Вепр i вголос поцiкавився: - Скiльком мислиш давати удiли, Волоте? - Скiльки закладемо твердей, стiльки буде й удiлiв. - I вже перегодом додав: - Для тих, що заслужать княжо? ласки опiсля, теж залишу. - Розумiю. Ми першi, однак не останнi. Не осудиш, коли поцiкавлюсь? - Кажи. - Тiру ти за ким залиша?ш? - За собою. - Тодi просив би надiлити менi землi, що прилягають до гирла Дунаю. Волот пильно й вивчаюче глянув на нього. - Чом так? - Най i там будемо сусiдами. Князь не поспiшав згоджуватися. Не тому, що мав iншi намiри (у нього ?х, правдиво кажучи, не було). Щось непевне, схоже на недовiру збудило Вепрове тлумачення: "Най i там будемо сусiдами". - Завваж, то небезпечне мiсце. Може, одне з найнебезпечнiших. - Чи я належу до тих, що шукають безпеки? Зате зараз уже бачу, якi перевiсища поставлю там на роме?в. Настане час - матиму у гирлi Дунаю сво? пристанище i сво? лодi? в пристанищi. А матиму лодi? - i роме? присмирнiють. Побачимо тодi, хто в кого питатиме дозволу ходити по Дунаю. Коли не береш гирло собi, вiддай менi. Чи когось другого знайдеш, щоб зробив там те, що мислю i можу зробити я? "Бистрий мiй во?вода на мислi, нiчого не скажеш. Ось тiльки чи не занадто далеко забiга?? А втiм, кого справдi поставлю у гирлi Дунаю, коли не Вепра?" XVII_ Усе, що слiд робити в Соколинiй Вежi, робить челядь, усе, за чим слiд приглянути, нагляда? хтось. Стара Доброгнiва бiльше з Богданком та з турботами про Богданка. Навiть уночi не ма? через те отроча спокою, виходить на подвiр'я, ближче до сили небесно?, й молиться, звертаючись до небес: - На морi, на океанi, на островi на Буянi живуть-поживають три брати вiтри.. Один - що полюбля? гуляти в краях сiверських, другий - що в схiдних, третiй - що в захiдних. Повiйте дужо, вiтри буйнi?, виймiть печаль-тоску з серця отрочого, знiмiть з Богданкових очей хворобу-золотавицю, злу полудницю. Чу?те, вiтри буйнi! Повiйте дужо, буряно i знiмiть! I тебе прошу, Зоря-Зорянице, мати наша вечiрняя, нiчна i вранiшня. Як ти виводиш на небо сонце ясне?, б'?ш-побива?ш, на смерть вража?ш мечами-самосiками морок нiчний, так само най буде вражена й повержена хворiсть Богданкова. Будьте ж мо? слова твердiшi за камiнь, гострiшi за меч-самосiк. Що задумано, те най станеться. Доглядалася до небес i молилася, а помолившись, на всi чотири сторони поклонилася i, вже розкланявшись, пiшла спати. Бо вдосвiта теж треба встати й пiти нi свiт нi зоря до криницi, аби набрати в нiй непочато? зоряно? водицi, - тi??, що ?? з ночi нiхто не бовтав, що прийняла в себе i посланi з неба роси, i передсвiтанковi тумани. Гляди, серед тих дрiбен-крапель знайдеться бодай одна крапелиночка живо? води, то? само?, що ?? ждуть - не дiждуться. - Вставай, онучку, - лагiдно скаже, нагледiвши перегодом, як вiн обмацу? рученятами ложе, шукаючи свою доглядачку. - День надворi, вмиватимемось та снiдатимемо. - Я заспав, бабусю? - Не так щоб, одначе вставай, бо треба вже звикати тобi вставати рано. Скоро наш довгожданий день - свiтла п'ятниця. Того дня ма?мо вдосвiта бути надворi, зустрiчати царiвну Золоту Косу, Ненаглядну Красу. Умивала Богданка старанно - i хлюпала в очi зоряною водицею, i промивала ?х. А промиваючи, приказувала: - Iшла баба з-за моря, несла повен кузов здоров'я. Комусь лишень шматочок, нашому ж Богданковi весь кузовочок. Вода донизу, а ти, внучку, рости доверху. Як iз личка стiка? вода, так iз очей най спада? полуда. Внук слухав i слухався. Вже потiм, як посадила за стiл, запитав: - Це вже одна седмиця залишилася до свiтло? п'ятницi? - Ано, всього одна седмиця. - Як шкода, що я не угледю царiвни. - А може ж, i вгледиш, соколику. Прозрi?ш i вгледиш. - Коли б то. Знав би, то ранiш надивлявся. Вона, бабусю, буде в той свiтлий день така, як завжди, чи не така? - Ну що-бо ти! В цей день царiвна вийде геть оновленою. - У морi-океанi оновиться? - А де ж iще? - Не втямлю щось, бабусю Доброгнiво. Ви ж казали, сонце щовечора хова?ться у морi-океанi й щоранку виходить звiдти помiтно пригашеним, нiби оновленим. - Казала, бо так i ?; оновлю?ться воно й щоденно. А все ж щоденне оновлення - не те, що щорiчне. У свiтлу п'ятницю царiвна Золота Коса, Ненаглядна Краса купа?ться в першому позлюбному молоцi дощоносних дiв, а то не те, що в звичайному. Чув, як гримить-гуркоче бог-громовик, коли наста? пора передлiтнього злюбу? То вiн шука? в пiднебесних водах океану котрусь iз сво?х обраниць. А знайти не завжди може. Тому й гнiва?ться. Носиться по небу й зирить-нагляда?. Коли ж нагледить, як випiрне котрась та зблисне на сонцi бiлими, нiби перла морськi, грудьми, i зовсiм шаленi?, бурею женеться за тою хмарою-дiвою, а наздогнавши, затиска? ?? в сво?х вогненних обiймах, пронизу? блискавицею. Отодi й бурлить-клекоче в морi перше позлюбне молоко. Оновлю?ться в ньому, викупуючись, морська царiвна, ста? його i для оновлення матерi-землi. Ачей бачив же, як засiва? ниви дощ? То теж, щоб знав, плодоносне сiм'я злюбного ?днання бога-громовика з повногрудими дiвами пiднебесся. Дощi тi, надто раннi, змивають снiги, а з снiгами й бруд, зцiлюють землю пiсля люто? зими i, зцiлюючи, повертають ?? до життя. - Зцiлюють, кажете? То дощi i ? жива вода пiднебесся? - Цiлюща, внучку. Всього лиш цiлюща. Жива на островi Буянi. Щоправда, i вона випада? з дощами. Ти тiльки не печалься, коли прозрi?ш не одразу. Здебiльше бува? так, що живою водою тричi треба бризнути у вiчi, аби вони знов стали видющими. - Йой, так довго доведеться ждати? - Може, одразу прозрi?ш, а може, й нi. Будь терпеливий, внучку. Треба, що вдi?ш. За терпiння боги й посилають благодать свою. Княжич Яровит не те терпiв, прокладаючи стезю до сво?? обраницi, а таки витерпiв i проклав. - Яровит? Це ж хто такий, бабуню? Звiдки вiн? - З вiкiв, соколику, з сиво? давнини. А жив неподалiк вiд нас, пiд горами Карпатськими. Коли - достеменно нiхто уже й не зна?. Одне залишилось у пам'ятi людськiй: витязем був непереможним i доброликим на все пiдгiр'я. Сам, без дружини, виходив супроти чужо? ратi й рубав ?? мечем-самосiком доти, доки не стиналася й не показувала хребти. А ще правду ставив над усе. Невинного не кривдив, убогого не обминав. Орав землю, дiяв лови, оседок змурував над рiчкою Прутом. Так i жив би, мабуть, на радiсть батька-матерi, люду довкружнього, коли б не заговорила в ньому Лада та не повела назустрiч тiй, що ждала-виглядала його, свого судженого. Княжич i до того не раз бував у горах та долах землi сво??, коли - дiючи лови, коли - з цiкавостi. А ще виходив на обводи, як люд сурмив тривогу: "Вставай, Яровите, поспiшай, Яровите! Татi iдуть на нас iз чужкраю!" Того ж дня, як заговорила в ньому Лада, вибрався аж у бескиди. Чому, сам не знав. Побачив, якi крутi, i взяв собi до тями: "Ану ж, чи здолаю?" I що вище збирався, то зухвалiшим було воно, бажання здолати узвишшя. А вже як вибрався на бескид-перевал та глянув по той бiк перевалу, не втримався вiд спокуси спуститися в дiл, поглянути та довiдатись, хто i як живе там, за крутими горами. На нього не звертали уваги, аж поки не доправився до острогу волостелина загiр'я та не освiдчився: - Я княжич Яровит з-над Пруту. Хочу бачитися з господарем острога г волостелином краю. Тодi подивувалися й заметушились. Яровит? Той, про якого йде свiтом слава як про диво-витязя, що сам-самiсiнький виходить супроти ратi й перемага?? Бачив, перестраханi вкрай, i не тiльки челядники. В теремi волостелина теж дивилися на нього налякано. Те й робили, що питалися: як се вiн перебрався через такi гори? Чи то можна перебратися, та ще з конем? А поки мiж княжичем Яровитом та володарем загiр'я велася така-сяка бесiда, через стiну, в сусiднiй iз гридницею свiтлицi стояла перед матiр'ю зболена сум'яттям та нiяковiстю донька волостелинова й не знала, що казати допитливiй мамi. - Ти слаба? - питалася мати. - Тобi зле? - Так, мамцю. Зле i дуже. Одначе не тому, що слаба. - То чому ж? Ховалася зi сво?ю гризотою i ще бiльше страждала. - Там... - одважилася зрештою i спаленiла до краю. - Там, у вiтця, сидить витязь, угодний серцю мо?му, той, що бачився давно i в снi, i наяву. - Иой, Живо! Що я чую вiд тебе? - Мамцю моя! - простогнала дiвчина i впала на колiна. - Мамцю добра та золотенька! Не гнiвайтесь на мене i не карайте мене. Бо то нiчого вже не допоможе. Лiпше зробiть так, аби витязь цей лишився у нас до ночi, i нiч, i потiм, аж доки не скажу йому те, чим горю. Бо коли мамця не знайдуть способу лишити його в нашiм острозi, то отам, у вирi рiчки, знайдуть свою доню. Господиня i налякана, i стривожена не менше, нiж ?? Жива. Та де ? така мати, котра була б ворогом сво?й дитинi? I пiшла до гридницi, i заговорила гостя. А говорячи, сама впевнилася: таких парованих, як цей витязь та ?? доня, в усьому свiтi не знайти. Вони, мов двi квiтки в саду цар-дiви, буде згуба i згуба велика, коли не докладе зусиль, аби зiйшлись i порозумiлися. I сокорила коло гостя, i до столу запрошувала. Коли ж зголосився пообiдати, не забарилася накрити стiл, покликала на трапезу мужiв острога, родину свою i серед усiх - приворожену чужинцем Живу. Там вiн i побачив ?? вперше, а вже як побачив, та заговорив, та впевнився бесiдуючи: ось хто кликав його через бескиди, не став зволiкати, там таки, за трапезою, й сказав дiвчинi, що не може повертатися за гори без не?. "Я ладна, витязю, наректися тво?ю жоною, - одповiла йому Жива, - одначе ставлю й свою умову: зроби так, аби могла ?здити через гори до тата-мами в гостi". На все зголошувався i все обiцяв. Та й чом не обiцяти? Земля його хоч i за горами, та не за далекими. По цей бiк бескидiв вiтець Живин збере люд та вирiвня? путь до самого хребта, по той - зробить те саме його, Яровитiв, вiтець. А з перевалом i сам упора?ться. Що йому, витязю при молодостi та силi? Чи не зрушить камiння, чи не зрiвня? гору? Так гадалося, та не так сталося. Як завершував уже рiвняти через бескиди путь, вiдчув неабияку спрагу. А що неподалiк - чутно було --- шумiв, зманюючи прохолодою, потiк, то й не вiдкладав бажання надалi, пiшов напитись. Довго i смачно пив, i тiльки тодi вже, як утолив спрагу, сiв на коня й погнав його до батьково? та материно? домiвки над Прутом. Не почував якихось одмiн у собi, через те нiчого й не помiчав за собою. А пiд'?хав до вiтцево? оселi, постукав у ворота - й змушений був загадатися: його не пустили до двору. "Хто ти?" - запитали через вiконце. "Чи не бачите, хто? Яровит". "?дь далi, чоловiче, коли вида?ш себе за Яровита. Наш Яровит - молодець iз молодцiв, а ти, не проти ночi кажучи, зловiщий iз пущi i старець пiд сто лiт". "Що ти верзеш? - гнiвався на челядника. - Поклич князя, коли тобi зловiщi сняться". "Нема потреби кликати". "А я велю: поклич!" - гримнув булавою у ворота. Челядник послухавсь-таки, подався до господи, а звiдти появився перегодом у парi з князем-вiтцем. "Голос нiби Яровитiв, - казав, чимчикуючи позаду, - а личина - страшно й казати, яка". Князь теж прочинив спершу вiконце й подивився через нього, а подивившись, як i челядник, запитав у Яровита, хто вiн, чого хоче. "Ви що, отче, - хотiв обуритися Яровит, а видав iз серця жалiсть. - Жарту?те зi мною чи уроки взяли вас тут усiх? Кажу ж, Яровит я, син ваш!" Старий причинив вiконце, чути, гомонить iз челядником: "Не лише голос, кiнь теж Яровитiв. А в сiдлi чужа й страшна людина. Що ж робити? Боги свiтлi та боги яснi, порадьте, що робити?" I думав довше, нiж слiд, i вагався бiльше, нiж личило б князевi, а повагавшись, сказав: "Переночуй, муже, десь-iнде. До нас при?деш завтра, як буде день". "Чи ж зараз така вже нiч!" - хотiв крикнути, та не крикнув, боляче стало йому, i так дуже, що й голос втратив. Потирлувався пiд воротами й повернув коня до лiсу. Там було ?хн? тирло, а при тирлi халупа для челядi, що ходила лiтньо? пори за товаром. У тiй халупi й заночу?. I ходив на мiсцi сво?? вигнансько? ночiвлi, i думав, i близький до вiдчаю був, думаючи. Чи то ж можливо таке: рiдний отець не признав, до оселi не зважився пустити на нiч. Що ж сталося? "Не лише голос, кiнь теж Яровитiв, - казав челядниковi, - а в сiдлi чужа й страшна людина". Невже то правда? Невже його одмiнив хтось? Обмацав себе раз, обмацав вдруге й закляк: у нього таки не його вид. I сплюснутий, i порiзаний глибокими зморшками-борознами.. Далебi, й справдi схожий на того, що в пущi. Як же це сталося? Чия зла сила захотiла стати ?м iз Живою на перепуттi? Вибiг надвiр, пiд мiсяць та зорi, хотiв було сiсти на коня, та одразу ж i стримав себе. Куди подасться? Що вдi?? Хто призна? його тепер, коли рiдний отець не признав? Лиша?ться взяти себе в руки й ждати дня, а вдень i сам перекона?ться, що сталося. Про сон годi було й думати. Лежав, уткнувшись спотвореним видом у сiно, i мучився, перекидався горiлиць i знову мучився. I так до свiтання. А на свiтаннi вiдв'язав коня, вскочив у сiдло й по?хав не до ворiт, що ?х перед ним не розчинили, а до гiрського озера. Поки добрався - i сонце виглянуло з-за гори, бризнуло скiсним промiнням на плесо. Певен був: вiд того, що сталося з ним, нiкуди не втече уже, через те не лякався аж надто. А заглянув у гiрське свiчадо - й очам не повiрив: з озера дивився на нього старий-престарий, справдi столiтнiй дiд. Доброликостi, що слiпила колись дiвкам очi, нiби й не було. Щоки запали, вид, чоло порiзанi глибокими зморшками-борознами.. I рот запав, пiдборiддя загострилося.. Лише очi свiтилися давнiм молодечим блиском i сила почувалася в руках не менша, нiж досi. Пiдвiвся, розглянувся i, вихопивши меча, люто, з якоюсь нелюдською злiстю махнув ним зверху донизу. Струнка смерiчка, та, що найближче була до води, як стояла, так i присiла до землi, пiдтята скiсним ударом. Знову сидiв Яровит, притиснутий до землi горем, i кам'янiв з горя. Хто, де, яким робом помстився йому? Усе то через Живу? Комусь аж надто вже не хочеться, аби вiн узяв злюб iз загiрною миловидою Живою? То де вiн, той, що хоче цього? Чому не вийде на по?динок? Невидимим захотiв бути, чари наслав. Коли, де i як? У Живи за столом чи тодi, як пив воду з потоку-джерела? Напевно, коли пив воду. Сталося б у наречено?, Жива одмiнилася б з лиця i виказала б свою бентегу. Бiда iде, виходить, вiд води. А коли так, може, вода й зми? з нього цю потворну личину? Не роздумував. Роздягнувся - i до озера мерщiй. Вода холодною уже була, мов крига. Та Яровит не зважав на те. Старанно вимив вид, голову, пiрнав i знову вимивав та полоскався. А вийшов на берег та глянув у заспоко?не плесо - жодних одмiн. Як був старий, поморщений, так i залишився. Що ж робити? Таки податися до кревних, благати про помiч? А що вони вдiють супроти чарiв? Слiд шукати людей, що могли б побороти чари, стати вище за басих та баянiв. Обiзнаних iз пущами, по яких живуть волхви-баяни, не бракувало по оседках, як не бракувало й волхвiв по пущах. А таких, що зарадили б Яровитовiй бiдi, не було та й не було. Або сумно дивилися на витязя i мовчали, або мовчки розводили руками. Та ба, i Яровит не мав iншо? ради-розради, як ?здити й питатися. Коли повiяло справжнiм холодом (а йшлося до зими), згадав Живу, ?? затишну оселю й спинив, потiшений знахiдкою, коня: чом же вiн шука? порятунку все по цей та по цей бiк гiр? Може ж, вiн там, де наслано порчу - за горами? Та й зима в тiм кра? не така люта. Ано, гляди, саме на загiр'? поталанить йому знайти тих, кого шука?, i те, чого хоче. Подумав так i увiрував, а увiрував - одразу й повернув коня на ту путь, що вела до бескидiв. Сподiванка не завжди омана, а вiра - не така вже й абищиця. Тiльки-но залишив позад себе бескиди та став спускатися в дiл, нагледiв дим мiж порiдiлих дерев, а по?хав на дим - натрапив i на оседок. Ним виявилася печера, а в тiй печерi сидiв бiля нiшi, в якiй палало вогнище, бiлий, як лунь, дiд. Вiн був такий древнiй та висхлий, присяйбiг, можна було й подивуватися, як ще трима?ться в ньому життя. "Коли цей не скаже, - подумав Яровит, - нiхто вже не скаже". - "Низький уклiн вам, господарю, - схилив перед волхвом голову, - i найлiпшi зичення у вашiй оселi". "Спаси бiг". Дiд затримав на ньому пригашений старiстю погляд i вже потiм запитав: "Що, молодче, бiда й тебе привела до мене?" "Так, дiдусю", - стверджував i неабияк дивувався: - "Вiн бачить у менi молодця?!" "Розкажи усе, як було", - сво?? правив дiд. Яровитовi не треба докладати великих зусиль, аби пригадати, як було. Вiн не раз уже пригадував, отож i розповiсти не забарився. "То нарiка?ш бiльше на потiк?" "Так, дiдусю". "Помиля?шся, витязю. З джерел б'? чиста вода. Тебе спо?ли там ще, за трапезою. Не думай, однак, що зробила те Жива чи ?? кревнi. Спо?ли тi, кому не хочеться, аби ви побралися з Живою. Ти, молодче, призначений не для земних дiвиць. Ось чому боги й противляться тво?му злюбу з земною дiвою". "Боги?!" "Так, витязю, боги. А то, сам зна?ш, дужа сила. Така дужа, що й ну. I все ж навiть боги поступляться перед тво?м бажанням, коли вволиш ?хню волю i пiдеш в iм'я скривджених на непосильнi земному люду подвиги. Чи згоден взяти на себе таку повиннiсть?" "Я на все згоден заради молодостi i Живи. Кажiть, якi вони, тi подвиги?" "Не я скажу тобi про них, iншi скажуть. Якщо заночу?ш у мене, матимеш зустрiч iз вiщим вороном. Вiд нього й довiда?шся, що ма?ш вдiяти, аби позбутися напастi. Та перед тим вислухай i мою речницю. Чи да?ш згоду вволити останню волю вiщого волхва?" "Коли зможу, уволю, дiдусю". "Те, про що проситиму, зможеш. Це найпростiше. Завтра я, молодче, помру. Вiддай мо? тiло вогню, а тодi вже й пiдеш назустрiч сво?му щастю". "Згода". "От i добре. Мир з тобою, витязю. По?ж, що знайдеш у мо?й оселi, та й лягай, завтра ще звидимося". Гадав, що i з вороном звидиться завтра, а вiн об'явився у снi. Сiв на каменi й заговорив до Яровита людським голосом: "Дiд казав, ти згоден iти заради молодостi та уподобано? дiви на подвиги". "Згоден". "А чи вiда?ш, якi то подвиги?" "Най i найдивовижнiшi, все одно пiду". "То слухай, коли так. Насланi на тебе чари може зняти лише жива вода. Вiда?ш, де i як можеш добути ???" "Нi". "Молодий ти, виходить, i вельми. Старi давно i повсюдно знають: жива вода ? в однiм на весь свiт мiсцi - на островi Буянi. Коли хочеш вернути собi молодечий лик i тим уже повернутися до уподобано? дiви, ма?ш проникнути туди i власноручно добути з джерела, що б'? в узголiв'? Цар-Дiвиного ложа, живо? води, а з найближчого до ?? терема дерева зiрвати золоте яблуко. Не гайся, одразу ж умийся тi?ю водою i з'?ж яблуко. Уми?шся - повернеш собi лiпоту тiлесну, з'?си яблуко - станеш непiдвладним чарам та урокам, жодна зла сила не нашкодить уже тобi. Цi два подвиги, сам бачиш, ма?ш вчинити заради себе". "А як же я доберуся на острiв Буян, - не втерпiв Яровит, - як звiдти повернуся?" "Не спiши. Скажи спершу: умi?ш берегти та?ну паче зiницю ока?" "О так! Iнакше я не був би витязем". "То знай: ця з тих, що ?? треба тримати за сiмома замками. Там, де Дунай впада? у море, бував?" "Не доводилося". "То доведеться. Саме туди прилiта? з острова Буяна Стратим-птах. Всеньке лiто викупу?ться в Дуна?вi, кружля?, шукаючи поживи, по околiях, бо живиться не лише рибою i падаллю. Паче всього нишпорить за тою ?жею пiд кiнець лiта - тодi, як ма? повертатися вже на острiв Буян. Без вагомого запасу кiнсько? падалi не вiдлiта? до Вираю. Ось ти й скориста?шся тi?ю слабiстю Стратим-птаха. ?дь у гирло Дунаю, сховайся разом iз конем сво?м у надiйному мiсцi i коли помiтиш, як винишпорю? той птах-велетень здобич свою, забий уночi коня, вийми з нього тельбухи, а сам залiзь у черево. На свiтанку Стратим-птах розшука? твою приманку й перенесе ??, а вiдтак i тебе, на острiв Буян".. "Вчиню, як радиш, - потiшився Яровит. - Одначе скажи, коли такий добрий, як же я повернуся звiдти?" "А то вже твiй клопiт. Берешся вчинити подвиги, шукай i способу". "Ну гаразд. А що ж буде з Живою? Вона ждатиме мене?" "Зворотну путь до наречено? сво?? Живи прокладеш третiм i останнiм подвигом: ма?ш вирятувати з бiди морську царiвну - ту, котра призначена тобi богами яко жона твоя. Як ти стражда?ш оце вiд наслання, що спотворило вид твiй, так i вона стражда? вiд переслiдувань царя-нелюба. Знай: це чи не найважчий твiй подвиг, бо треба буде самого себе перебороти". "Як то?" "А там побачиш, що та як. Одне знай: поряту?ш царiвну, боги можуть розщедритися й звiльнити тебе вiд призначеного ними ж - бути мужем морськiй царiвнi. Не поряту?ш - не повернешся й до Живи"