реба так, як бiльшiй частi отих рiпникiв, то йому наговорили, що в -Бориславi дуже тяжко знайти помешкання, а йому хотiлося жити десь поблизьке "фабрики", при котрiй мав робити: вiн по нещаснiм ударi при закладинах чувся дуже слабий в ногах i знав, що по бориславськiм непросихаючiм болотi далеко ходити не зможе. Тому-то Бенедьо спiшив до Борислава, щоби винайти собi хату, поки ще наплине багато робучого люду та позаймав всi закамарки. Але йому треба було наймати хату на довший час, хоть на мiсяць; найти таку хату було труднiше, бо в Бориславi найбiльша часть усяких нор найма?ться перепливаючому люду на одну нiч, - се й найлiпше виплачу?ться жидам. Але немало здивувався Бенедьо, коли, вийшовши за мiсто, побачив, що як далеко тяглася дорога, всюди по нiй мрiли купки рiпникiв, звiльна поступаючи серед туманiв пороху. Тi не ждали кiнця хвали божо?, а спiшать, щоб залучити деяку роботу. Хлiб видно у кождого в бруднiй полотнянiй торбi; у деяких з торби висувалися зеленi пера молодо? цибулi. Бенедьо зразу обминав тi купки i йшов сам. Але далi йому зробилося нудно i прикро йти самому. Сонце жарило запеклу вже й попукану землю. Хоть уже незадовго май кiнчився, то збiжжя на полi ще нiчим того не показувало. Вiвси, ледве зiйшовши, зав'яли без дощу i покупилися при землi. Озиме жито пiднялося трохи вiд землi, але очевидячки заклякало на пнi i не колосилось, хоть саме на те була пора. Ярина нiяка анi бульба ще й не сходила: зашкарупiла i висушена сонцем на кiлька цалiв вглиб земля не давала посадженому насiнню нiяко? вогкостi. Сум збирав, коли було глянути на поле. Лиш одна кропива та гiрчиця, пiдхопившися завчасу i пустивши глибше в землю свiй веретинистий корiнь, буяли та розросталися. А сонце все пекло та жарило; хмари, мов дрочачись з бiдними рiльниками, все надвечiр збиралися на небi, а вiдтак, не пустивши i краплi дощу, розпливалися против ночi. По селах, через котрi проходили рiпники, стрiчалися люди, самi сумнi та чорнi, мов земля. Не чути було звичайних недiльних смiхiв та жартiв по вигонах. Старшi газди глядiли то на поле, то на небо, мов з яким докором, а вiдтак безрадно в розпуцi опускали руки. А Бенедьо, весь облитий потом i присiлий порохом, також з важкими думами в серцi, минав тi бiднi села, примираючi тепер в голоду на переднiвку i ждучi ще страшнiшого переднiвку на будуще. - Обернися, господи, ласков своиов на мир християнський! - долiтали до Бенедя важкi молитви селян майже з кождого обiйстя. А небо глядiло на них аж полове, сонце пекло, мов нанято, а хмари, худi, бiлявi та прозiрчастi, лiниво волоклися в заходу. Прикро i нудно зробилось Бенедьовi iти самому серед то? мiзерi?. Вiв прилучився до одно? громадки рiпникiв. - А куди бог провадить? - питали вони Бенедя по звичайних привiтаннях. - Туди, куди й вас, - вiдповiв Бенедьо. - Ну, але ви не до ям? - Та нi, я муляр. - То, може, де буде що нового муруватися? - А так, я вже наймлений. Ту ось той... Гаммершляг буде мурувати новий.- Бенедьо зап'явся. Вiн не вiрив в Леонiв паровий млин i вперед, але тепер, бесiдуючи з фiпниками, почув мимоволi, що сказав би велику нiсенiтницю, коли б ?м повiв про паровий млин. - ...нову нафтарню, - докiнчив вiн. - Ну, то богу дякувати, що буде хоть троха яко? ново? роботи, - сказав один рiпник. - Десь, i чоловiк там деяк притулиться. - Або що, при ямах нема робота? - спитав Бенедьо. - Ей, чому би не було, - вiдповiв рiпник i махнув рукою. - Та що нам з того, коли платять так, що й вижити годi. Адiть, що народу йде, але тото, що ту видите, то де, хiба яка сота часть! Передновинок тяжкий, а ще й тепер, адiть, кара божа! Май, а пече так, як в жнива, дожджу нема, - гада?те, що не буде голод?.. Ну, то де ж нарiд дiнеся? Хто ще троха чу? в собi сили, то пхався сюда, щоби щось заробити. Ну, а для жидiв се празник. Робiтника прибуло - зараз плати уривають. Дiстодiто: роби за тiлько, а не схочеш ти, зараз десять на тво? мiсце чека?. Та й гада?те, що не чека?? Там як вийдете рано на улицю, як поглянете - що травизiлля, тiлько народу за роботою. То з половину понаймають, а решта або верта? додому голiруч, або отак переваля?ся день межи жидами: води винесе, дров вруба?, абощо, аби кусник хлiба або лижку страви дiстати. Та й така бiда в нашiм Бориславi! Всi рiпники, що йшли при купi, розгомонiлися. Оповiдання ?х товариша про бориславську бiду дiткнуло всiх за боляче. Кожний найшов щось докинути, i гiеред Бенедьом нараз стала страшна картина людсько? нужди i притиску. Вiн вiддавна привик був чути, що в Бориславi робота небезпечна, але зато платиться дуже добре. Правда, нужденний вид рiпникiв, що щонедiлi сотками сидiли коло свято? Трiйцi, казав йому догадуватись, що воно щось трохи не так з тим добрим зарiбком, але нiколи вiн не мав нагоди докладно о тiм вивiдатись. Аж тепер нараз оповiдання рiпникiв розкрило перед ним всю правду. Страшне, безвiдрадне положення тако? величезно? купи народу вдарило його так сильно, що вiн iшов, мов оглушений, i нi про що iнше не мiг i подумати. "Чи ж се правда? Чи ж се може бути?" - запитував вiн сам себе. Правда, i вiн бачив бiду на сво?м вiку, i вiн зазнав нужди та голоду, притиску, самоволi та безроботицi. Але все-таки до тако? ступенi опущення й пониження, про яке розказували рiпники, в мiстi нiякий ремiсник не доходив. Рiпники розказували страшнi подi? голодно? смертi, самовбiйства, рабункiв. З ?х оповiдань Бенедьо побачив i те непривичне для нього дiло, що в нуждi одного робiтника другi зовсiм не туралися до нього, не пiдпомагали йогд, а лишали на волю божу. Рiпники i про те розказували, як хорi ?х товаришi умирали, опущенi i розточенi червами, як не раз аж по кiлькох днях найдено умершого без людсько? помочi рiпника в якiм-небудь вiдлюднiм закамарку. Тi оповiдання страшно вразили Бенедя. Вiн зрiс i виховався в мiстi. Його отець був таким же помiчником мулярським, як i вiн, - тож Бенедьо вiдмаленьку вжився i вбувся в вiдвiчнi перекази мiських ремiсникiв, з ?х хоть лихо уладженим цеховим порядком, з ?х хоть слабеньким намаганням до вза?мно? помочi, до тiснiшого зв'язку всiх працюючих в однiм ремеслi. Правда, за Бенедьових часiв цехова встанова мiж дрогобицькими мулярами зовсiм уже близька була оконечного впайку. Майстри ще давнiше розiкрали були цехову касу, на котру складалися здавна порiвно i майстри, й челядники, а котрою без нiякого нагляду анi обрахунку завiдували майстри самi. Не було за що удержувати "господи", то ?сть гостиницi, в котрiй би в означенi днi сходилась рада цехова i де би вписувався кождий потребуючий роботи челядник, а також i майстер, де би, отже, був немов ринок для найму челядникiв. Майстри перестали турбуватись про цеховi дiла, а тiльки удержували ще докладно чергу, коли котрий при врочистiм обходi мав нести стару цехову хоругов. Але замiсть того старого i передрухнiлого зв'язку почав за Бенедьових часiв проявлятись мiж дрогобицькими мулярами новий зв'язок, хоть ще й невиразно та хвилево. В случа? слабостi котрого челядника або помiчника збирали прочi челядники, помiчники та деякi бiднiшi майстри добровiльнi складки i давали хорому або його родинi запомогу тижнево через весь час його слабостi. Так само давали вони запомогу, хоть i меншу, для такого, котрий часом оставав без роботи, а рiвночасно старалися розпитати i нараяти йому чи то роботу в сво?м ремеслi, чи яке-небудь iнше заняття. Правда, слабi се були початки вза?мностi, але вони удержувались i мiцнiли. З часом дiйшло до того, що в разi потреби не деякi, а всi вже челядники платили правильно складки, мiж тим коли давнiше анi о такiй загальностi, анi о правильнiм плаченнi не було й бесiди. В таких мiських ремiсницьких переказах зрiс Бенедьо. Вибувши термiн i ставши челядником, а далi помiчником мулярським, вiн дуже живо займався новим повстаючим зав'язком робiтницько? спiльностi i вза?мностi. Бiдний i ще й слабовитий, вiн живо, як нiхто другий, почував потребу i тако? спiльностi та вза?мностi i вiд самого початку свого челядництва не переставав намовляти та заохочувати сво?х товаришiв, щоби в разi потреби правильно платили те, що зобов'яжуться платити, щоби обiцювали те тiльки, що зможуть додержати, i раз обiцюваного додержували свято, так, щоби на словi робiтника можна було полягати як на певнiй поруцi. Все то були речi хоть для наших людей на словах не новi, але на дiлi у нас дуже слабо практикованi, вимагаючi такого вишколення власно? волi i власних забагiв, що Бенедьо ще з кiлькома запопадливiшими челядниками, котрi сю справу взяли собi дуже до серця, довгi лiта мали досить працi, поки привчили людей до бiльшо? точностi та видержки. Все те робилось мiж дрогобицькими мулярами, так сказати, напомацки. Вони не зносилися з нiякими робiтниками з бiльших мiст, хiба з мулярами з Стрия та Самбора, так само нi в чiм не свiдущими, як i вони. Вони не знали нiчо про великий зрiст робiтницько? спiльностi та вза?мностi в других краях, не знали про те, як робiтники стають докупи та органiзуються до велико? боротьби з багатирством та всякою кривдою народною, до боротьби за свiй заробок, за обезпечення сво?х жiнок i дiтей, сво?? старостi i сво?х вдiв та сирiт. Не знали дрогобицькi муляри й про великий зрiст робiтницько? думки на заходi ?вропи, анi про змагання робiтникiв усiх кра?в до ?? осушення. Всього того вони не знали, а прецiнь однаковi обставини, однакова хвиля часу зробила те, що та сама думка, те саме змагання почало неясно проявлятися й мiж ними.. Бенедьо не раз в важких хвилях задумувався над долею робiтника. Зроду утлий i хоровитий, вiн дуже був вразливий на всякий, хоть i чужий бiль, на всяку Кривду"га неправду. Зганьбить майстер челядника не по правдi, урве касi?р робiтниковi кiльканадцять центiв з платнi, нажене будов-ничий чоловiка з роботи без причини або за яке вразне слово - Бенедьовi немовби хто нiж встромив в живе тiло. Вiн поблiдне, зiгнеться в дугу; лице, i без того сухе та довгобразе, ще бiльше протягнеться, i робить вiн свою роботу мовчки, але видно по нiм, що радше б волiв в землю запастися, нiж на таке дивитись. Ось в таких-то хвилях задумувався Бенедьо над долею робiтника. Кождий його окривдить, думалось йому, i добра е, нiхто йому за те нiчого не скаже. Ось будовничий зiпхнув чоловiка з муру i налаяв щонайпоганшими словами, ще й в потилицю натовк i нагнав з роботи. А най-но би той чоловiк обернувся та хоть раз ударив будовничого в потилицю? Сейчас би його i на полiцiю, i в суд, i в Iванову хату. Але тi Бенедьовi думки завсiгди й зупинялися на тiм суцi, з котрого вийшли, - на старiм i твердiм суцi суспiльно? нерiвностi мiж шодьми. I хоть не раз вiн повторяв, як повторяють мiльйони нашого люду: "Се так не повинно бути", - то прецiнь тi слова не помагали йому розгадати круту загадку о причинi то? нерiвностi i можностi ?? усунути, але тiльки немов обминали труднiсть. Отак було й тепер. Мовчки йшов Бенедьо, слухаючи оповiдань рiпникiв про погане бориславське життя. "Як же ее так, - думалось йому, - що тiлько тисяч народа день поза день терпить таку неволю, а ще другi тисячi раз у раз прибувають на такий самий празник? Самi собi псують. Правда, тим по селах ще гiрше, бо хоть нiхто над ними не збитку?ся, нiхто ?х так не обдира?, то зате голод. Господи, i як же помочи такiй купi народу? Нiхто не в силi ?м помочи!" - А як же ви, - спитав враз Бенедьо рiпникiв, - не трiбували деякого способу, щоби рятуватися? - А який же може бути спосiб? - вiдповiв рiпник простодушно. - Ту способу нема нiякого. Бенедьо понурив голову. То само, до чого вiн додумався, рiпник висказав так рiшуче, як найбiльший певник. Значить, воно так i мусить бути, так бог дав. А може, спосiб ?, тiльки що вони або слiпi та не видять, або тiлько лiнивi, не шукають, а то найшли би i побачили б? - Ну, а трiбували ви робити складки мiж собов, щоби один других рятувати в бiдi, в слабостi? - спитав Бенедьо. Рiпники розреготались. - Ну, кiлько би там тих складок треба, щоби поратувати всiх бiдуючих! Адже й так кождий там бiду?. - Ну, але оден бiльше бiду?, другий менше. Все ж таки мож би заратувати бiльше бiдуючого, хорого, безробiтного. От так, як у нас, мулярiв, в мiстi. - Е, що, у вас iнша рiч, а ту iнша. Ту нарiд - збиранина зо свiту! - А у нас хiба нi? - Е, а все-таки, що у вас можна вдати, того у нас нiхто на свiтi не вдасть. Рiпники не знали сво?? сили i не вiрили в не?. Бенедьо знов утих i почав роздумувати над ?х словами. "Е, нi, - заключив вiн, - видно вже з того, що мусить бути якийсь спосiб на тоту нужду, тiлько вони однi слiпi та й не найдуть, а другi лiнивi та не шукають того способу!" Мiж тим нашi пiшоходи лишили налiво Тустанiвську дорогу, по котрiй iшли досi, i звернули на пiвперечну стежку, що вела через рiчку i. горбок до Борислава. Перебрiвши рiчку i зiйшовши помiж густим гложжям та лiщиною на ?? крутий, високий берег, вони вже й стали на версi горбка. Неподалiк перед ними лежав Борислав, мов на тарелi. Невисокi пiд гонтям доми бiлiлися до сонця, мов срiблява луска. Понад дахами де-не-де виднiлися червонi, тонкi, а високi комини нафтарень, мов кривавi пасмуги, сягаючi до неба. Далеко, на другiм кiнцi Борислава, на горбi, стояла стара церковця пiд липами, i круг не? ще тислися останки давнього села. Бенедьо хоть бував i вперед в Бориславi, але все тiльки коротко. Вiн не знав тут мiсцевостi. Тому-то вiн розповiв рiпникам, де i на якiм плацу казано йому ставати на роботу, i просив ?х, щоби йому показали, де ? той плац. Рiпники зараз догадалися того мiсця i показали його Бенедьовi. Се була досить обширна рiвнинка мiж високими берегами рiчки туй, перед входом до Борислава, трохи вiддалiк налiво вiд губицького гостинця. Хат близько було небагато, i Бенедьо, розставшись з рiпниками, рiшивсь iти хата вiд хати i питати за помешканням. Але в перших хатах, до котрих зайшов i в котрих жили жиди, йому не хотiли винаймити помешкання на довший час. Хати тi були низькi а дуже широкi, - очевидно, пiд ?х дахами мiстилося багато закамаркiв для помiщення рiпникiв, а корисне положення ?х на краю Борислава давало ?м можнiсть бути пристановком для всiх свiжо або пiзно прибуваючих. Так пройшов Бенедьо задармо п'ять чи шiсть хат. Далi опинився на улицi перед старою маленькою хатиною i став, не знаючи, чи йти й сюди питати мiсця, чи обминати сю будку а йти далi. Хатина була, як усi прочi, пiд гонтами, тiльки що старi гонти понадгнивали i поросли зеленим мохом. До улицi виходило двое вiконцят, котрi ледве трохи глипiли над землею; а ще з високо насипано? улицi просто проти них спливало з улицi болото, замулюючи стiну чимраз бiльше i вже ось-ось досягаючи здрухнiлих варцабiв. Перед хатиною була, як i перед другими, голотеча: нi городця, нi муравнику, як се водиться деiнде. Аж по хвилi рiшивсь Бенедьо не минати i се? хати. Дверцi скрипнули, i Бенедьо ввiйшов до малесеньких темних сiнцiв, а вiдти до обiлено? свiтлицi. Вiн здивувавсь, заставши тут не жидiв, а старого рiпника i молодицю. Молодиця, около тридцяти лiт, в бiлiй сорочцi з червоними застiжками, сидiла на лавi пiд вiкном, оперши голову на лiкоть, i плакала. Старий рiпник сидiв насеред хати на низенькiм стiльчику, з люлькою в зубах, i, очевидно, потiшав ??. Коли Бенедьо ввiйшов до хати, молодиця швидко обтерла сльози, а старий рiпник зачав кашляти i довбати люльку. Бенедьо поздоровив ?х i запитав, чи не прийняли б його на довший час на мешкання. Рiпник i молодиця глянули по собi i хвилю мовчали. Далi вiдозвався рiпник: - Га, або я знаю. Ось молодиця; се ?? хата, - як вона скаже, так i буде. - Бодай вас, - вiдказала рiзко молодиця. - Як я скажу! Я ту вже цiлий рiк не сиджу, i бог зна?, чи буду сидiти, - i вона рукавом обтерла знов сльози, - а ви мене в то вда?те. То як ви скажете, бо ви ту сиди ге. Як вам буде до вигоди, то так i робiть, а я ту що можу сказати! Старий рiпник трохи змiшався i почав ще пильнiше довбати свою череп'яну люльку, хоть в нiй i нiчо вже не було. Бенедьо все ще стояв край порога з мiшком н^ плечах. Рiпник мовчав. - Хатина гiсненька, як бачите, - зачала знов молодиця, - може, вам i невигiдно буде. Ви, як виджу, з мiста, не привикли до такого, як ту у нас... Молодиця говорила так, вгадуючи по нахмурених бровах думку рiпника, буцiмто вiн хоче вiдмовити Бенедьовi. - Е, що з того, що я з мiста, - вiдповiв Бенедьо, - а я, не бiйтеся, привик також до всяко? бiди. От як кождий зарiбний чоловiк. Тiлько, видите, тут така причина за мнов, що я троха слабий в ногах через нещасливий трафунок, - у нас, у мулярiв, усяко бува?, - а маю роботу он ту недалiчко над рiкою, на тiм зарiнку. Там буде ставитись новий... нова нафтарня. То, видите, хтiв би-м найти де поблизько помешкання - яке-будь, от аби переночувати, адже я цiлiсiнький день на роботi, - бо здалека таки не зможу лазити по вашiм бориславськiм болотi. Ну, а ту жиди не хотять нiде приймити на довший час: а для мене би то все було лiпше жити у свого чоловiка, нiж у жида. Тiлько як для вас... В тiй хвилi старий рiпник перервав йому бесiду. Вiн кинув нараз люльку на землю, схопився з стiльчика, прискочив до Бенедя, одною рукою схопив йому з плечей мiшок, а другою попхав його до лави. - Але, чоловiче, бiйся бога, - кричав з комiчним гнiвом старий, - не пендич нiчого, тiлько сiдай! Сто?ш ми ту коло порога, а в мене дiти не поснуть. Сiдай ту, i най з тобою все добре сiда? в нашiй хатi! Чому було так вiдразу не сказати, - а то я тепер i сам о собi готов подумати, що-м гiрший вiд жида!.. Бенедьо видивився на старого дивака, немов не розумiв його бесiди, а далi запитав: - Ну, а що, то прийма?те мя до себе? - Таже чу?ш, що приймаю, - сказав старий. - Тiлько, розумi?ся, як будеш добрий. Як будеш злий, то таки завтра вижену. - Га, чень ми вже якось погодимося, - сказав Бенодьо. - Ну, як погодимося, то будеш мо?м сином, хоть то менi з тими синами, правду рiкши, не ведеся!.. (Молодиця знов обтерла очi). - А почому ж ви озьмете вiд мене? - А ? в тебе який рiд? - Мама ?. - Стара? - Стара. - Ну, то даш по шусцi на мiсяць. Бенедьо оп'ять видивився на старого. - Ви, певно, хтiли сказати "на тиждень"? - Я вже лiпше знаю, що я хтiв сказати, - вiдрiзав старий. - Так буде, як я сказав, та й досить о тiм балакати. Бенедьо з дива не виходив. Старий тим часом знов сiв на свiй стiльчик i, нахмурившись, почав накладати люльку. - Та, може б, на згоду принести горiвки? - заговорив Бенедьо. Старий глянув на нього спiдлоб'я. - Ти менi, небоже, з тим зiллям не ви?зди анi ся з ним до хати не показуй, бо геть вивержу вас обо?! - вiдрiзав вiн гнiвно. - Вибачайте, - перепрашав Бенедьо, - я сам не п'ю, хоть би-м ?? й на очi не видiв. Але я чув, що в Бориславi кождий мусить пити, хто при кип'ячцi робить, то я й за про те?... - Правду казав, хто се казав, а тiлько, як бачиш, при правдi ? й брехнi капинка. То завсiгди так бува?. Ну, а тепер ти не пендич, тiлько роздягнися та спочинь з дороги, коли-сь слабий! В тiй хвилi молодиця встала. - Ну, дай вам боже щастя та заробок добрий, - сказала вона до Бенедя. - Бувайте здоровi, пора менi йти. Вона вийшла; старий вийшов за нею, а за хвилю вернув. - Служить в Тустановичах, то мусить бiчи до роботи. Та й дитина мала... - проворкотiв вiн, немов сам до себе, i знов сiв напихати свою черепаньку. - Донька ваша? - спитав Бенедьо. - Нiби донька, але не рiдна. - Пасербиця? - Нi, небоже. Вона тутешна, а я не тутешний. Але то довга гiсторiя, - буде час, то й почу?ш. А тепер спочивай! Тота молодиця була Пiвторачка, вдова по Iванi Пiвтораку, погибшiм в бориславськiй ямi, а той рiпник - то був старий Матiй. IV Бенедьо зняв з себе петек, постелив його на лавку пiд вiкном i лiг спочивати. Вiн i справдi був дуже втомлений; ноги пiд ним тряслися вiд довгого i надсильного ходу. А прецiнь сон його не брався. Думка, мов непосидюча ластiвка, шибала то до Дрогобича до старо? матерi, то до Борислава, де вiдтепер прийдеться йому жити. Йому пригадувались оповiдання рiпникiв, котрi вiн чув по дорозi; в його уявi вони перелiтали не як слова, а як живi образи. Тут всiми забутий рiпник, хорий, безпомiчний, кона? сам на берлозi десь у якiмось скритiм закамарку i дармо пищить ?сти, дармо просить води, - нема кому подати!.. Тут жид витручу? робiтника з роботи, кривдить його при виплатi, обдурю? i ганьбить; нема кому впiмнутися за робiтником, зарятувати його в нуждi. "Нiхто нi про що не дба?, крiм себе самого, - думав Бенедьо, - та й тому так усi бiдують. Але якби всi взялися докупи... То що би зробили?.." Бенедьо не мiг того знати. "Та й як ?м взятися докупи?.." I сього Бенедьо не знав. "Господи боже, - зiтхнув вiн вкiнцi з звичайною у наших простих людей безраднiстю, - наведи мене на яку добру думку!.." В тiй хвилi Бенедьове думкування мусило перерватися. До хати ввiйшло кiлька людей рiпникiв i, привiтавшися коротко з Матi?м, посiдали на лавi. Бенедьо встав i почав розглядати прибувших. Були тут передовсiм два хлопи, котрi вiдразу мусили кождого увагу звернути на себе. Високi, рослi та крепкi, мов два дуби, з широкими червоними, немов надутими лицями i невеликими сiрими очима, - вони виглядали в тiй маленькiй хатинi, мов два велети. А при тiм з лиця, росту, волосся, очей були вони так подiбнi до себе, що треба було добре приглядiтися i прислухатися ?м, щоби ?х розпiзнати. Один з них сидiв на лавi пiд вiкном, заступивши сво?ми широкими плечима все свiтло, яке вiд заходячого вже сонця лилося вiкном у хатину. Другий намiстився на невеликiм зидлику коло дверей i, не кажучи нi до кого й слова, почав спокiйно накладати люльку, немов там, на тiм зидличку i коло того порога, було його предковiчне мiсце. Крiм тих двох велетiв, найбiльше звернув на себе Бенедьову увагу немолодий уже, низенький i, очевидячки, дуже говiрливий та рухливий чоловiчок. Вiдколи ввiйшов до хати, вiн не переставав шниряти з кута до кута, то нiби чогось шукаючи, то нiби добираючи собi мiсця до сидження. Вiн кiлька разiв обiздрiв Бенедя, переглипувався з Матi?м, котрий з усмiхом слiдив за його рухами, а навiть шепнув щось до вуха одному в велетiв, тому, що сидiв на зидлику пiдо дверми. Велет тiлько головою махнув, а затим встав, вiдоткав дерев'яну затканицю вiд печi i встромив свою люльку в попiл, щоби запеклася. Рухливий чоловiчок за той час знов уже обшниряв усi кути, то потираючи собi настовбурчену, мов щiтка, чуприну, то поправляючи на собi ремiнь, то вкiнцi-таки розмахуючи руками... Крiм тих трьох людей, було в хатi ще зо три. Бенедьо розглядiв на лавi в пiвтiнi одного старого дiда з довгою сивою бородою, але з здоровим лицем i кремезним виглядом, мов у молодого. Побiч нього сидiв молодий парубок, круглолиций i рум'яний, мов дiвочка, тiльки що сумний i понурий, мов засуджений на смерть. Далi в кутi, зовсiм в тiнi, сидiли ще якiсь люди, котрих лиць не мiг розглянути Бенедьо. Ввiйшло ще кiлька рiпникiв до хати, - зчинився гамiр. - А се що, возний на здекуцi? у вас? - промовив грубим, мов труба, голосом до Матiя один з велетiв, той, що сидiв пiд вiкном. - Нi, богу дякувати, - вiдповiв Матiй, - се, бачу, уцтивий чоловiк, робiтник, мулярський майстер. Прийшов нинi з Дрогобича до ново? фабрики, - ту ось, на зарiнку, будуть нову нафтарню ставити. - Так? - вiдповiв велет, протягаючи голос. - Ну, то про мене. А чия то буде нафтарня? - додав вiн, звертаючися до Бенедя. - Леона Гаммершляга, зна?те, того вiденського жида, що щось два раки тому прибув сюда. - Ага, того! О, той у нас закарбований вiддавна. Правда, побратиме Деркачу? Рухливий чоловiчок в тiй хвилi найшовся коло велета, дрiбцюючи довкола нього. - Правда, правда, закарбований моцно, - вiн засмiявся, - але нiчо не пошкодить, як буде мав i бiльше карбiв! - Певно, що не пошкодить, - потвердив велет. - Ну, але як же, побратиме Матiю, можем ми нинi ту балакати сво?? Чи, може, як ма?ш нового жильця, то нас наженеш iз хати шукати нового мiсця? Велет грiзно глянув на Матiя, i, очевидячки, ся бесiда мала бути доганою. Матiй почув се i змiшався трохи, а далi сказав, устаючи зо стiльця i виймаючи люльку з рота: - Але господи борони, щоби я вас виганяв! Мо? побратими любi, раз я пристав до вас, то вже й не попущуся вас, о те не бiйтеся. I моя хата зовсiгди для вас отвором. А про нового жильця... правда, я зле зробив, приймаючи його, а не зарадившись уперед з вами, але ж бо, видите, приходить чоловiк змучений, слабий, жиди го не хотять приймати, а з лиця му видно, - зна?те, я на те старий практик, - що людина добра, ну, що я мав робити?.. Впрочiм, як гада?те? Не мож йому бути з нами, то я го вiдправлю. Але менi здався, що вiн би був i для нас добрий... Каже, що горiвки не п'?, - значиться, одно добре. Ну, а, по-друге - робити буде при новiй фабрицi, то i вiдтам зможе нам що часом сказати... - Горiвки, кажеш, не п'?? - питав велет. - Сам-?м то чув вiд него, а втiм, ось вiн ту, питай го сам. Мовчанка стояла в хатi. Бенедьо сидiв в кутi на сво?м потеку i дивувався дивним дивом, що се все ма? значитися, чого зiйшлися тi люди i чого хочуть вiд нього. Дивно йому було, що Матiй попросту звинявться перед ними, хоть сам каже, що се його хата. Але найдивнiше було йому з того грубоголосого велета, котрий поводився тут, мов як старший, мов господар, прикликував до себе то одного, то другого i шептав ?м щось до вуха, сам не рушаючися з мiсця. Далi вiн звернувся до Бенедя i почав випитувати його строгим голосом, немов суддя при допросi, мiж тим коли всi присутнi звернули на нього очi: - Ви що, челядник мулярський? - Нi, помiчник, а при тiй фабрицi, не знаю за яку ласку, маю бути майстром. Велет покрутив головою: - Гм, майстром? А за яку то ласку? Певно, вмi?те добре доповiдати жидовi на сво?х товаришiв? Бенедьо спалахнув увесь, немов огнем. Вiн хвилю вагувався, чи вiдповiдати велетовi на його питання, чи плюнути йому в очi, забратися i йти геть iз св? хати та з-мiж тих дивних людей. Далi надумався. - Плетете дурницi, - сказав з пiдтиком. - Може, то вашого батька син i вмi? дещо кому доповiдати, а у нас тото не водиться. А жидiвська ласка впала на мене непрошена, вiдай, за те, що при его закладинах мене трохи не забила пiдойма, як ?сьмо спускали в яму угольний камiнь. - Ага, - буркнув протягло велет, i голос його почав трохи м'якнути. - Побратиме Деркачу, - звернувся вiн нараз до невеличкого, рухливого чоловiчка, - а пам'ятай, аби-сь не забув i ось тото закарбувати на того Леона, що вiн каже! - Розумi?ся, що не забуду. Хоть то нiби тото сталося в Дрогобичi, а ми ма?мо тiлько до Борислава, але то нiчо не шкодить. Жидовi й без того легше не буде. - Ну, а що ж ви, - говорив далi велет до Бенедя, - як ту будете майстром, то будете так само збиткувати та кривдити робiтникiв, як другi, будете ссати з них, що моги, i виганяти з роботи за леда слово?.. Розумi?ся, що так! Майстри всi однаковi! Бенедьовi не стало терпцю. Вiн встав i, беручи свiй петек до рук, обернувся до Матiя: - Коли-сте мя приймали в свою хату на мешкання, - сказав вiн тремтячим голосом, - казалисте ми, щоби-м був добрий, то буду вашим сином. Ну, але скажiть же самi, як ту бути добрим, коли ось якiсь люди входять до хати i нi з сього нi з того причiпаються до мене i ганьблять, не знати за що й за яке? Як ви мя на таке ту брали, то лiпше було й не приймати, був би-м си досi найшов спокiйнiшу хату! А тепер прийдеся йти пiд нiч. Ну, але принаймнi буду знати, що за люди - бориславськi робiтники!.. Бувайте здоровi!.. З тими словами вiн надяг петек i, беручи на плечi свiй узлик, звернувся до дверей. Всi мовчали, тiльки Матiй моргнув до велета пiд вiкном. Мiж тим другий велет сидiв, мов скала, пiд дверми, заперши собою вихiд, i хоть Бенедьо рiзко сказав до нього: "Пустiть!" - вiн анi кинувся, немов i не чув нiчого, тiльки люльку пихкав поволi. - Але ж, господи боже, - скрикнув нараз з смiшною запопадливiстю Матiй, - стiй, чоловiче добрий, куди втечеш? Не зна?ш, бачу, жартiв! Постiй, побачиш, до чого воно йде! - Що я маю стояти! - вiдповiв гнiвно Бенедьо. - Може, скажете ми ще довше слухати вiд отсего чоловiка тако? ганьби, як досi? I не знаю, вiдки вiн то чув, що я когось кривджу та збиткую?.. - То ви вважа?те мо? слова для себе ганьбою? - спитав напiвлагiдно а напiвстрого велет. - Розумi?ся. - Ну, то перепрашаю вас. - Не перепрашайте, волите бути чемнiшi та не ображати, нiж вiдтак перепрашати. Я простий чоловiк, бiдний робiтник, - але чи ж тому вже леда хто ма? менi всяку дурницю в очi тикати? А може, ви на то дуфа?те, що ви моцнi, а я слабий, то вже можете мене безпечно ображати? Ну, то пустiть мя геть, не хочу слухати вашо? бесiди! - I вiн знов обернувся до дверей. - Ну, ну, ну, - говорив Матiй, - тi люди ще готовi направду посваритися, не знаючи й самi за що! Але ж постiй, чоловiче божий, гнiва?шся, а не зна?ш за що! - Як то не знаю! Не бiйтеся, я вже не такий дурень, - офукнувся Бенедьо. - Так що не зна?ш. Ти вважа?ш за образу слова того чоловiка, а тим часом вiн говорив се тiлько на те, щоб тебе витрiбуваги. - Витрiбувати? В чiм? - Яке в тебе серце, яка гадка? Розумi?ш тепер? - А нащо ж йому то знати? - То вже побачиш пiзнiше. А тепер розберися та сiдай на сво? мiсце. А фукатися не треба, небоже. За день би нас усiх не стало, якби ми хтiли так на всяку бiду фукатися, яка нам доляга?. А моя гадка така: меншу бiду перетерпи, щоби бiльшо? встеречися. Коли-бо то у нас звичайно навиворiт робиться: як мала бiда, то чоловiк бурчить, а як велика,то мовчить. Бенедьо все ще стояв насеред хати в петецi i з мiшком на плечах та роззирався по присутнiх. Матiй мiж тим засвiтив каганець з жовтого бориславського воску, i в його свiтлi лиця зiбраних рiпникiв видавались жовтими та понурими, мов лиця трупiв. I в другий раз старий Матiй вiдiбрав вiд Бенедя мiшок i зняв з плечей петек, а взявши його за плече, попровадив до велета, що все сидiв, понурий i грiзний, пiд вiкном. - Ну, перепросiться раз назавсiгди, - сказав Матiй. - Я все гадаю, що будем мати з того чоловiка нового товариша! Бенедьо i велет подали собi руки. - Як вас ма?м звати? - спитав велет. - Бенедьо Синиця. - А я звусь Андрусь Басараб, а он то мiй брат Сень, а оте? наш "карбовий" Деркач, а отот старий дiдусь - то побратим Стасюра, а отой парубок - то побратим Прийдеволя, а он то також нашi побратими, ну, а ваш газда також... - Ви, певно, всi з одного села, що побратима?тесь, - сказав Бенедьо, дивуючись, впрочiм, що старi чоловiки побратимались з молодими, бо по селах звичай, що тiлько ровесники побратимаються мiж собою. - Нi, ми не з одного села, - вiдповiв Басараб, - а так, побратима?мось в iншiм способi. Впрочiм, сiдайте, будете видiти. А якби вам схотiлося, то можете й ви пристати до нашого побратимства. Бенедя ще дужче здивувало те вияснення. Вiн сiв, не кажучи нiчого i чекаючи, що то з того буде. - Побратиме Деркачу, - сказав Андрусь Басараб до "карбового", - пора нам узятися до свого. Де тво? палицi? - Зараз ту будуть, - вiдповiв Деркач, вибiг до сiней i внiс вiдтам цiлий оберемок тонких пiскових палиць, зв'язаних ужiвкою докупи. На кождiй палицi видно було бiльшi або меншi карби, один попри один, так, як се роблять хлопцi, що пасуть гуси i на паличцi значать собi карбами, кiлько у котрого гусят. - Закарбуй на Леона то, що повiдав Синиця, - сказав далi Басараб. В хатi мiж тим зробилася тиша. Всi посiдали, де хто мiг, i глядiли на Деркача, котрий сiв собi на припiчку, положив палицi коло себе, вийняв з-за ременя нiж i, видобувши одну палицю, витяв на нiй ще один карб до багато других, давнiших. - Готово, - сказав Деркач, сповнивши со i встромивши палицю знов у зв'язок. - А тепер, побратими мо? милi, - сказав Андрусь, - розповiдайте за чергою, хто за сей тиждень зазнав, видiв або чув яку кривду-неправду. Хто ?? зробив, кому i за що, - розповiдайте все, як перед богом, щоби, як наповниться мiра наших кривдникiв, як прийде наш час i наш суд, кождому було вiдмiрено по правдi! Хвилю тихо було пiсля то? вiдозви, далi заговорив старий Стасюра: - Прийде, кажеш, наш час i наш суд... Дай-то, боже, хоть я, бачу, не дiжду того дня. Ну, але бодай ви, молодшi, дiждете... То вже щоби вiдмiрити кождому по правдi i справедливостi, послухайте, що я чув i видiв сего тижня. Йосько Бергман, наставник при тiй кошарi, що я в нiй роблю, знов сего тижня бив штирох робiтникiв, а одному бойчуковi-лип'яровi вибив палицею два зуби. Та й за що? За тото, що бiдний бойчук, голодний та хоровитий, не мiг двигнути вiдразу повного коша глини! - Карбуй, Деркачу! - сказав Андрусь рiвним i спокiйним голосом, а тiльки очi його заблищалися якимсь дивним огнем. - Тот бойчук, - говорив далi Стасюра, - дуже добра душа, i я .би був привiв його до господи, тiлько що десь, видко, заслаб, не був уже вчора на роботi. - Приведи, - пiдхопив Андрусь. - Чим бiльше нас, тим бiльша наша сила, а нiчо так не в'яже людей докупи, як спiльна нужда i спiльна кривда. А коли сила наша буде достаточна, то й суд наш буде близький, - чу?ш, старий?! Старий кивнув головою i говорив далi: - А Мотьо Крум, касi?р, знов не доплатив усiм робiтникам з нашо? кошари по п'ять шусток за сей тиждень i ще грозив кождому, що нажене з роботи, коли посмi? упоминатися. Говорять, що купу? яму на Мразницi i що му не ставало 59 ринських, то мусив ее при найблизшiй виплатi здерти з робiтникiв. Старий мовчав хвилю, поки Деркач винайшов палицю Мотя Крума i затяв на нiй новий карб. Вiдтак говорив далi: - А от учора йду попри шинок Мошка Фiнка. Слухаю, що за крик? Аж то два Фiнковi сини притисли до кута якогось чоловiка, вже пiдстаршого, та й так б'ють, так дюгають кулаками попiд ребра, що чоловiк вже лиш хрипить. Ледво якось його пустили, не мiг уже йти сам дорогою, а як харкнув - кров... Взяв я його, веду та й питаю, що за нещастя, за що так скатували?.. "От бiда моя, - вiдповiв чоловiк та й заплакав. - От я, - каже, - через тиждень троха задовжився у того проклятого жидюги, гадав, що дiстану грошi та й виплачу. А ту прийшла виплата, бац, касi?р мене чи забув, чи що, - не чита?. Я стою, чекаю, - вже виплатив усiм, а мене не кличе. Я йно що пустився йти до него, спитати, що то таке, а вiд шасть i замкнув дверi перед носом. Що я гримай, стукай, кричи, - пропало. Ще вiдтак випали слуги та й мене в плечi: "Що ти ту, пияку, бреверiю, робиш!.." Пiшов я. .Здибаю вiдтак касi?ра на улипi i до него: "Чому ви менi не виплатили?" А той визвiрився на мене, а далi як не крикне: "Ти, пияку якийсь, будеш мене на дорозi напастувати! Ти де був, як виплата була? Я тебе ту не знаю, там допоминайся плати, де й другим платиться!" Ну, а нинi каса заперта. Я зголоднiв, iду до Мошка з'?сти дещо наборг, поки грошi дiстану, а тотi два ведмедi, бог би ?х побив, та до мене: "Плати та й плати за тото, що-сь набрав!" Що я прошу, проклинаюся, розповiдаю, яка рiч, - та де! Як мя приперли до кута, то, адiть, троха душу з тiла не вигнали!.." - Карбуй, Деркачу, карбуй! - сказав твердим, грiзним голосом Басараб, вислухавши з затиснутими зубами сього оповiдання. - Бутають чимраз дужче нашi гнобителi - знак, що кара вже висить над ними. Карбуй, побратиме, карбуй живо!.. - Так-то так, - говорив далi Стасюра, - розбуталися нашi кривдники та й бутають, збиткуються над робучим народом, бо що то, - добре ?м ся дi?! I чим довше гляди та слухай, тим бiльше бiди та кривди народно?, тим бiльше у них багатства та достатку От тепер народу до Борислава пре видимо-невидимо, бо всюди по селах голод, посуха, слабiсть. А й ту хiба лiпше? День поза день видаю по закавулках слабих, голодних, незарiбних людей, - лежать i отогнуть, i ждуть хiба тiлько божо? ласки, бо людського змилування вже давно перестали ждати. Та й тепер, адiть, плату нам вменшили i з кождим тижнем уривають все бiльше, - годi вжити з не?! Хлiб чимраз дорожший, а ще як сего року не зародить, то прийдеся нам усiм ту гинути. Оте? кривда, котру всi ми терпимо, котра всiх нас глодже до костi, а на кого ?? закарбувати, я й сам не знаю!.. Старий виговорив се живiшим, нiж звичайно, голосим i з тремтячими вiд зрушення губами, а висказавшн, поглянув по всiх i зупинив свiй погляд на понурiм лицi Андруся Басараба. - Так, так, правда твоя, побратиме Стасюро, - закричали всi присутнi, - се наша загальна кривда: бiднiсть, безпомiчнiсть, голод! - А на кого ?? закарбувати? - спитав вдруге старий. - Чи зносити ?? терпливо, тоту найбiльшу, загальну кривду, а тiлько карбувати тi дрiбнi, частковi, що складаються на тоту велику?.. Андрусь Басараб глядiв на Стасюру i на всiх прочих побратимiв зразу понуро i нiби рiвнодушно, но вкiнцi на лицi його заяснiло щось, немов скрита на днi в душi радiсть. Вiн встав з мiсця i'випрямився, досягаючи головою аж до повали невеличко? хатини. - Нi, не терпiти нам i то? загально? кривди, а хоть i терпiти, то не покiрно, не тихо, мов та стрижена вiвця. Всяка кривда мусить бути укарана, всяка неправда мусить пiмститися, i то ще туй, на сiм свiтi, бо що за суд буде на тамтiм свiтi, сього ми не зна?мо! I чи ти гада?ш, що, карбуючи всi тi дрiбнi, частковi кривди, ми забува?мо про загальну? Нi! Адже кожда й найменша кривда, яку терпить робучий чоловiк, се частка то? загально? народно? кривди, що всiх нас давить i глодже до костi. I коли прийде день нашого суду i нашо? кари, то чи ти дума?ш, що не пiмстпться тодi й загальна кривда наша? Стасюра сумно якось похитав головою, немов в душi сво?й не зовсiм вiрив Басарабовiй обiцянцi. - Гай-гай, побратиме Андрусю, - сказав вiн, - пiмститься, говориш... Вже то одно, що не знати, коли то ще буде... А друге: що нам з того, що колись, може, й пiмститься, коли нам тепер вiд того не лекше терпiти. А хоть i пiмститься, то чи дума?ш, що опiсля лекше буде?.. - Що ж бо ти, старий, - крикнув на нього з грiзно блискучими очима Андрусь, - розжалобився, не знати чого? Тяжко нам терпiти! Хiба ж я того не знаю, хiба всi ми того не зна?м? А хто зможе так зробити, щоб ми не терпiли, щоб робучий'чоловiк не терпiв? Нiхто, нiколи! Значить, терпiти нам до суду-вiку, та й по всьому. Тяжко се чи не тяжко, - що то кого обходить? Терпи i мовчи, не показуй другому, що тобi тяжко. Терпи, а як не можеш вирватися з бiди, то бодай метися за ню, - ее хоть троха влекшить твого болю. Така моя гадка, i всi признали, що вона правдива, - чи не так? - Так, - вiдповiли побратими, але якимсь понурим голосом, немов сеся правда не дуже ?х радувала, не дуже припала ?м до серця. - А коли так, - говорив далi Андрусь, - то нiщо й гаятись. Розповiдайте далi, хто про яку зна? кривду. Вiн сiв. В хатинi стало тихо. Почав говорити Матiй. В його сусiдствi умер робiтник в темнiй жидiвськiй комiрчинi; як довго там лежав, вiдколи слабував - сього нiхто не зна?, i жиди нiкому не хотiли того сказати. Говорять, що робiтник мав трохи зароблених грошей, а коли заслаб, жиди вiдiбрали вiд нього грошi, а його поти морили голодом, держали взапертi, поки не вмер. Тiло було страшенно сухе, давно не мите i син?, як боз. Позавчора ночувала якась жiнка у другого, сусiднього жида. Вночi злягла. Грошей у не? не було, i сейчас на другий день жид викинув ?? з дитиною з хати. Розповiдав один рiпник, знакомий то? жiнки, що ходила з дитиною до попа, щоб охрестив, але пiп не хотiв охрестити, поки не покаже батька дитини. Тодi тота жiнка кинула дитину в яму, а сама пiшла до громадського уряду, кричачи, щоб ?? зараз вiшали, бо довше жити не хоче. Що з нею сталося. Матiй не знав. I далi пiшли оповiдання, одностайнi своею ваготою i оглушаючi сво?ю кричучою несправедливiстю. I за кождим розказаним фактом оповiдач зупинявся, ждучи, поки карбовий Деркач не закарбу? на палицi, щоб "кождому вiддано було повною лиця, що вже сам ?х голос, сам вираз лиця був свого роду важким фактом, гiдним закарбування на iм'я загальносуспiльно? кривди та гнiту. Другi розпалювались, говорячи, проклинали гнобителiв i домагалися швидко? для них кари. Але найбiльше зрушило всiх оповiдання молодого парубка, Прийдеволi. Коли прийшла на нього черга, - вiн був наймолодший, то й черга на нього прийшла на самiм послiдку, - вiн вибухнув довго здержуваним плачем i, заломуючи сильнi руки, виступив насеред хати. - Перед богом святим i перед вами, побратими мо?, жалуюсь на сво? горе! на свою страшну кривду!.. Осиротили мене на весь вiк... вiдобрали послiдне i потоптали ногами, i то так собi, для забавки!.. Ох, боже, боже, i ти глядиш на все те i ще можеш терпiти?.. Але нi, ти терпи собi, я не можу, я не буду!.. Побратими, товаришi милi, радьте, що менi дiяти, як мститися! Все зроблю, на все вiдважуся, тiлько не кажiть чекати, бiйтеся бога, не кажiть чекати!.. Вiн замовк, хлипаючи, мов мала дитина. По хвилi зачав спокiйнiшим уже голосом: - Ви зна?те, який я круглий сирота на свiтi, в якiй бiдi та нуждi зiйшли мо? лiта молодi, поки нещастя не загнало мя сюди, до сього пекла проклятого. Але вся бiда i нужда, всi нещастя'нiчим були для мене, поки була хоть одна людина, котра вмiла мене потiшити, розрадити, приголубити, котра вiддала б була сво? життя за мене... котра любила мене!.. I то? ?дино? порятiвлi позавидiля менi вороги!.. Послухайте, що зробили. Ви зна?те, вона для мене покинула свою хату, свою матiр стару i прийшла сюди, до Борислава, щоби бути разом зо мною. Ми жили разом от уже пiвроку. Вона працювала при магазинi того багача Гольдкремера. На сво? лихо, сподобалась тамка всiм тим псам, що ?? видали. А там ?х ? до вiтру: касi?р, молодий жидик Шмулько Блютiгель, надзорець, також молодий жидок, далi ще якiсь там капцани, бог би ?х поразив!.. Почали вони до не? налазити, не давати ?? спокою. Раз, другий вона вiдправила ?х чемно, а далi, коли Блютiгель застав ?? якось саму в присiнку магазину i, осмiлений, почав дуже вже до не? заскакувати, вона, немного думавши, вiдкинула руку i так тарахнула жидка помеже вуха, що му аж ротом i носом кров бризнула i сам, як тика, покотився мiж бочки. Що ми того вечора насмiялися з улазливого жидка, коли вона розповiла цiлу тоту рiч. Але ми завчасно смiялися. Жидок розлютувався i змовився з другими - пiмститися на нiй. Приходиться позавчора - виплата; приходжу я вечером додому - нема мо?? Варки. Сiв я пiд вiкно, чекаю-виглядаю, а самому коло серця щось, мов гадина, лежить. Ба, вже стемнiлося, нема Варки. Закинув я петек на плечi, вийшов на вулицю, шукаю Варки. Нема. Розпитую я робiтниць, що разом з нев були при виплатi, - кажуть, що лишили ?? тамiй, що, певно, ?й виплачували напослiдку. Тьокнуло мене щось коло серця, бiжу до канцелярi? - позамикано, а в вiкнах свiтиться. Калатаю - не докалатаюся, а далi гадаю собi: "Агiй, та чого я ту калатаю, чень же ту ?? нема? Може, вона вже красно дома, чека? на мене..." Бiжу додолгу - нема. Бiжу знов вулицями, забiг по всiх знакомих, по всiх шинках, де ми часом, з роботи йдучи, вступа?мо перекусити дещо або селедця купити, - нема. Всiх питаю, чи не видiв хто Варки, - нiхто не видiв. Як камiнь в воду, пропала Варка. Лечу я знов пiд канцелярiю, так мене щось i тягне туди, гадаю по дорозi: "Висаджу дверi, а мушу дiзнатися, що з нею сталося, де вона". Але скоро я там - десь ораз i вся смiлiсть пропала. Став, дивлюся: в вiкнах блищиться, але вiкна позаслонюванi, не видно нiчого, тiлько тiнi якiсь мелькають. "Нi, - гадаю собi, - вона ту мусить бути, ту мусить бути, бо де ж би iнде була?" А ту знов i сам собi не вiрю, бо що ж би вна ту робила? Прийшла менi на думку гiсторiя з жидком Блютiглем, - я весь задрожав, одеревiв. I що вже вмовляю себе, що се все байка, жарт, пустота, - нi, щось немов рукою держить мене пiд вiкном то? проклято? канцелярi?. "Не пiду вже нiкуди, - гадаю собi, - буду туй ждати, доки свiтло не погасне, нi, прожду й до рана". Сiв я на якусь бочку пiд самою стiною просто вiкна, сиджу - а ту мнов аж телепа?, немов зимниця яка. Слухаю-наслухую. Там чути: десь в шинку рiпники хриплими голосами пiснi доспiвують, там знов пси гавкають, з-пiд Дiла, вiд церкви долiта?, мов зойк конаючого, сторожеве "острожне з огнем!"... А ось чую, в канцелярi? регiт якийсь, зашваркотiли жиди, пiзнав я голос Блютiгля, голос наставника. Далi загепалось щось, немов о отiни розбива?ся, - знов регiт, знов шваркiт, - i тиша. Господи, кождий голосок рiзав мя в саме серце, мов нiж острий... Я так i задубiв з вухом, приложеним до стiни. Аж нараз, вже над раном, роздався страшний крик в канцелярi?, тiлько на одну хвилиночку, - але крик той поразив мя, мов грiм, уколов, мов жало гадини. Я вiдразу зiрвався на рiвнi ноги, - то був Варчин крик. I ледво я надумався, що ту робити, ледво пiдбiг до дверей, щоб з послiдною натугою все? сво?? сили виважити ?х, коли втiм дверi створилися i з них вилетiла, мов громова куля, - Варка. Але вже не кричала... Я пiзнав ?? по одежi, бо лиця ?? зразу не добачив в сумерцi. I вна мене не бачила, тiлько, вилетiвши з дверей канцелярi?, погнала навпростець через горбки накидано? глини, помiж кошари та ями. Я за нею. "Варко, - кричу, - Варко, що тобi таке, що з тобов сталося, на милiсть божу, стiй, обiзвися!" Стала на хвилю, озирнулась, i ту ажень побачив я, що цiла ?? голова була чорна, мов вуголь, замазана кип'ячкою, а довгi ?? коси були обтятi. "Господи боже, Варко, - кричу я, пiдбiгаючи iд нiй близше, - що се за нещастя з тобов?" Але вона скоро пiзнала мене, сейчас вiдвернулася i, мов сполошена, погнала далi наослiп, розбиваючись о стовпки корб, що були над ямами. Я щодуху в мнi жену за нею, аж нараз оден крик страшний, оден миг ока, i Варка туй перед мо?ми очима щезла, мов сонний привид, - скочила в створену яму(.. Я надбiг, став, - тiлько глухо задуднiло, як вона всерединi, розбиваючись о цямриння, вкiнцi бовтнула в воду. Та й по всьому. Що вже зо мнов далi дiялось, не тямлю. Я отямився аж нинi з полудня, i коли спитав за Варкою, менi сказали, що ?? (на мiй крик!) витягли з ями i вже й поховали. Значиться, все пропало! I нiхто не скаже, що вони з нею зробили в тiй страшнiй ночi. З'?ли, нелюди, мою Варку живу, вбили мо? щастя!.. Побратими мо? дорогi, перед богом святим i вами жалуюся на сво? нещастя, радьте, вчiть, що маю робити, а тiлько чекати не кажiть!.. Глибоко вразило всiх оповiдання Прийдеволi, хоть усi вже й уперед знали з неясних слухiв, яке нещастя склалося з ?х побратимом. На всiх лицях видно було пiд час оповiдання всi переходи чувства - вiд непокою до найвищо? тривоги i розпуки, так само, як усi тi переходи малювалися на лицi оповiдача. А коли Прийдеволя замовк i, заламуючи руки, став серед хати, мов нiмий свiдок великого проступку, - то i всi мовчали, мов прибитi, кождий очевидячки ставив себе в положеннi товариша i старався таким способом збагнути всю глибiнь -його жалю i муки. Але порадити, - що вони могли порадити йому в тiм дiлi, де вже не було нiяко? поради, нiякого виходу, крiм смертi? Як вони могли повчити його, на яку дорогу направити?.. Перший отямився Деркач i хопив за сво? палицi, щоб i сю справу закарбувати. - Стiй, побратиме Деркачу, - сказав нараз рiшуче Андрусь Басараб, - сего не карбуй! Деркач поглянув на нього недоумiваючим поглядом. - Не треба, - сказав коротко Андрусь, а вiдтак, звернувшися до побратимiв, спитав: - Чи бiльше нiхто не мав що сказати? Нiхто не обзивався. - Значить, на нинi бесiдi кiнець! Розходiться по одному! Але, помимо сього завiзвання, нiхто не рухався з мiсця. Всi якось дивно ззиралися по собi. Андрусь грiзно поглядав на них, не знаючи, що се значиться. Аж ось пiднявся з мiсця Стасюра, найстарший з-помiж побратимiв. - Слухай, побратиме Андрусю, - сказав вiн супокiйним голосом, - о чiм ту у нас межи побратимами сими днями бесiда йшла... То не вiд себе я тобi буду говорити, але вiд усiх. Зна?ш, як ми зiбралися докупи - громадити людську кривду i судити робiтницький суд над тими, котрих не можемо позивати перед суд панський, - то ти обiцяв нам, що скоро набереся вiдповiдна мiра недолi в народi, ми зробимо ?? обрахунок, щоб знати, для кого ся мiра наповнилась до краю. Чи так? - Так, - вiдповiв Андрусь якось неохiтно. - Оте? ж ми вже троха не рiк громадимо карби на людську кривду, побратим Деркач позакарбовував стирту палиць, а коли ж, пита?мо тебе, буде обрахунок? - Не час iще, але живо час надоспi?, - вiдповiв Андрусь. - А, живо, живо, нiм сонце зiйде, роса очi ви?сть! Сам бачиш, що нашi гнобителi, збагаченi нашою працею, починають собi чимраз гордiше. Пора, щоб вiд нас мали хоть погрозу яку! - Буде погроза, - сказав твердо i спокiйно Андрусь. - Яка? Коли? - роздалися з усiх бокiв питання. - Се вже моя рiч. Почу?те тодi, як дiло зробиться, а наперед о тiм говорити не приходиться, - вiдповiв Андрусь. - А до обрахунку також недалеко. Адже мусить дубець пiдрости аж до хмари, щоби в него грiм ударив. Чекайте ще троха... А тепер добранiч! . Всi побратими добре знали залiзну, рiшучу натуру Андруся Басараба, знали, що на його словi можна полягати, i не допитувались далi, а тiльки зiбралися до виходу. - А ти, побратиме Прийдеволя, зiстанься ту, щось тобi буду говорити, - сказав Андрусь, а на лицi бiдного парубка блиснула якась радiсть, мов надiя виходу з страшно? муки. Розiйшлися побратими. Тiльки старий Матiй сидiв у кутi пiд стiною, а давно погасша люлька випала йому з зубiв i лежала на подiлку. Так само Андрусь i Бенедьо сидiли мовчки, кождий на сво?м мiсцi, кождий занятий сво?ми думками. Тiльки Прийдеволя стояв коло порога з лицем мертвецьки блiдим i з заломаними руками, стояв, як живий образ болю, i ока не зводив з Андруся Басараба, немов вiд нього ждав не знати яко? пiльги. Матiй перший приступив до молодого парубка. - Що ж ти, небоже, гада?ш робити? - спитав вiн м'яким, спiвчуючим голосом. Прийдеволя глянув на нього з виразом непевностi на лицi. - Або ж я знаю, що робити та й що дiяти? - вiдказав вiн зломаним голосом. - Смерть собi зроблю, як не зможу бодай пiмстптися на сво?х ворогах! - Скарж ?х до суду, най злодi? хоть посидять! - дорадив Матiй. - До суду? - обiзвався понуро Андрусь. - Ну, також добра рада! До суду! I хоть би ?х там i позасуджували, то що? Посидять по пару мiсяцiв та й вийдуть i ще вдво? будуть мститися над людьми. Але чи ?х позасуджують? За що буде ?х скаржити в судi, коли сам не зна?, що вони там дiвцi зробили? А хоть би й сто раз знав, то де ма? на се свiдкiв, як ?м докаже? А може, дiвка сама, з власно? волi, зробила собi смерть, або, може, бог зна?, яка на то iнша була причина? Ех, Матiю, Матiю! з тво?м судом!.. Ту треба iншого суду, iншо? правди!.. На тi слова Матiй, мов справдi побитий, схилив сумно голову i зiтхнув важко, немов помимо сво?? волi i охоти мусив признати ?х правду. А Прийдеволя ще пильнiше глядiв на Андруся i ледве чутно промовив: - Так, побратиме, i я так гадав, що свiдкiв нема нiяких!.. Ще коби хоть вона жила, господи, коби вона жила!.. Але ви знали, яка вона була горда та неподатлива, нiяко? ганьби, нiякого згiрдного слова не могла стерпiти!.. Ну, але що ж менi робити, що дiяти?.. Андрусь взяв його за плече i вiдвiв до кута, моргнувши Матi?вi, щоби вiдступився, - i вiдтак зачав йому щось стиха шептати до вуха. I видко, що немало? ваги мусили бути Андрусевi слова, коли молодий парубок вiд них зразу поблiд ще дужче далi почервонiв, а вкiнцi, тремтячи всiм тiлом, немов у темницi, злим голосним плачем i, гаряче стискаючи Андрусеву руку, викрикнув: - Так, твоя прiмр, братчику, iншого виходу нема! Так i зроблю, i най дi?ся зо мною божа воля! - Тiлько зpyчно, розважно i смiло, а нiчого нема боятися! Всi ми пiд божим судом ходимо, божий суд на всiх рiвний справедливий, тiлько людський суд не такий! А тодi ... тодi побачиш, що полегша?! Ну, а тепер iди вже, добранiч! Прийдеволя мовчки поклонився i пiшов. Андрусь перейшовся кiлька разiв по хатинi, силуючись надати свому лицю спокiйний вираз, хоть, очевидно, i сам був до глибини зрушений. Далi приступив до Бенедя i випростувався перед ним в цiлiй сво?й велетнiй поставi. - Ну, ви бачили нашу роботу? - Бачив. - I що ж на все те скажете? Бенедьо звiсив голову, мов хотiв зiбрати докупи розсипанi думки.. - З усего бачу, що ви щось страшне i велике задумали, хоть сам собi не можу вияснити, вiдки се у вас взялося. - Вiдки взялося? Е, се довга гiсторiя, котра, впрочiм, i не належить до рiчi. - А вiдтак, чи буде у вас досить сил, щоби зробити те, що дума?те? - Ми сi?мо, а чи сiм'я зародить утро? чи вдесятеро, сього не зна?м! - А вiдтак... ще одно. (Бенедьо запинався в мовi). Чи подумали ви... - Над чим? - Над тим, що саме найголовнiше? - Ну? - Яка користь i для кого користь буде з вашо? роботи?.. Андрусь пильно поглядiв на Бенедя, а далi засмiявся гiрким смiхом: - Ха-ха-ха, користь? А конче мусить бути користь? - Ну, я так гадав, - вiдповiв спокiйно Бенедьо, - що коли що робиться, i розважно робиться, то тре й погадати, чи i для кого буде з того користь? - Гм, вольно вам i так гадати! А я так гадаю: оте? мене тiснить ворог з усiх бокiв, виходу менi нема нiякого. Я набиваю стрiльбу. Чи заб'ю нею ворога, чи себе самого, то менi все одно. - Нi, нi, нi, - пiдхопив живо Бенедьо, - ее так з вас говорить слiпа, безвихiдна розпука, а не розвага! Бо чи ж дiйшло аж до того, що нема нiякого другого виходу? А хоть би дiло й так стояло, то чи гада?те, що се все одно - забити себе або забити ворога? Себе заб'?те - вороговi радiсть, вороговi легше та простовiльнiше! Тепер на Андруся прийшла черга звiсити важку голову i збирати думки докупи. - Твоя правда! - сказав вiн вкiнцi до Бенедя. - Ту треба подумати. Хочеш. бути нашим побратимом i думати разом з нами? - Вашим побратимом, але не слiпим знарядом вашо? волi. - Нi! - I щоб вiльно було кождому думати, що хоче, i другим говорити, що дума?... - Се у нас i тепер вiльно. Адже ти чув нинi... - Так-то так, але я ще раз собi те вимовляю. Собi i кождому. - Добре. - А на таке, то буду вашим побратимом, буду думати разом в вами над тим, чи нема для нас виходу з велико?, всенародно? кривди! Андрусь, а за ним Матiй радiсно обняли Бенедя, як брата. Нашi побратими так були занятi собою i сво?ми думками, що й не чули, як хтось закалатав у сiнянi дверi, отворив ?х з легким скрипом i ввiйшов до сiней. Аж коли рипнули й хатнi дверi i новий гiсть станув на порозi хати, тодi побачили його. Се був високий, рудий, пейсатий жид з недобрим позором сивих очей i з недобрим виразом на пiганистiм лицi, хоть те лице в тiй хвилi трохи роз'яснене було якоюсь зловiщою радiстю. - Дай боже! - муркнув жид, припiднявши дрiбку капелюх на головi. - Дай боже! - вiдповiв Матiй, котрому якось недобре зробилося на вид нового гостя. Бо той новий гiсть то був його найбiльший ворог, Мортко, наставник при кошарах у Германа Гольдкремера. Матiй немало здивувався, чого хоче Мортко тепер, в таку пiзню добу, в його хатi, але привичне нашим людям пошанування для кождого входячого в хату казало Матi?вi скрити в глибинi душi свою ненависть i всi вiдживаючi на вид Мортка болючi споминки. Вiн привiтав жида холодно чемним видом: - Сiдайте, Мортку! Мортко кивнув головою i сiв. - Що там чувати, що так пiзно гостите до нас? - А що ж би? Все добре чувати! - вiдповiв iз злорадним усмiхом Мортко, а по хвилi додав: - Був у Вас нинi возний з суду? Матiй здригнув при словi "суд", немов уколотий. - Нi, - ледве видушив вiн, чуючи щось недоброго, - не був. - Ну, то, певно, завтра буде. У мене був нинi. - Ну, i що ж там вам принiс нового? - спитав Матiй, тремтячи всiм тiлом. - Наша справа скiнчена. - Скiнчена! - Так!. I так скiнчена, як я вам казав. Бо пощо то було вам мiшатися до чогось, що вас не обходить? - Не обходить! - скрикнув болiсно Матiй. - Жиде, сього менi не говори, бо хоть ти i в мо?й хатi, але, зна?ш, чоловiк не святий! - Ну, ну, - вiдказав Мортко, - не ма?те за що гнiватися. Я не то хтiв сказати. Я хтiв лишень сказати, що ви задарма на мене вергли пiдержiння (пiдозрiння) i що я в тiй справi, бог свiдок, нiчо не винен! Сам прокуратор у Самборi того признав i сказав, що против мене нема нiякого доказу, то вiн не може мене оскаржити за тоту рiч, що ви на мене звалили. Впився небiжчик Пiвторак, упав у яму, - що ж я тому винен? При тих словах Матiй, мов оглушений ударом довбнi, понурив голову i не мiг сказати анi слова. "Пропало, пропало! - шептало, шипiло, вертiло щось в його головi. - Погиб чоловiк, та й слiд по нiм застив, а той..." В тiй хвилi Андрусь Басараб, що досi мовчки слухав усе? то? розмови, звернувся сам до жида: - Що се за справа така, Мортку? Яку ви справу ма?те з Матiем? - А нащо вам то знати? - вiдповiв уразливо Мортко. - Вже ти не питай, нащо менi то знати, - вiдказав Андрусь. - Але тобi, - що тобi шкодить сказати? - Т-та шкодити не шкодить, але... Жид поглядiв на Андруся пильно, немов боявся нажити собi в нiм нового ворога. - Говори ж, коли не шкодить! - сказав Андрусь i став над Мортком, мов чорт над грiшною душею. - Та що ту й говорити - пуста справа, puste Geschдft, та й годi! Тямите, от уже два роки тому з ями видобули костi чоловiка. По перстню пiзнали, що то був Iван Пiвторак, чоловiк то? Пiвторачки, що тота хата ?!. Вiн перед роком, десь був пропав. Ну, а Матi?вi вiдкись влiзло в голову, що я щось тому винен, що вiн впав в яму, та й ну ж на мене подавати до суду. Вiн гадав, що мене зараз озьмуть та й повiсять... Коли-бо то в судi так не йде: скаржиш кого, то вперед докажи! А ту як мож доказати? Ну, але, богу дякувати, вже справа скiнчилася! Слухайте, Матiю, я ще раз кажу: що вам було в того вдаватися та тратитися на процес? А тепер, коли-сте програли, забудьте о всiм i будьмо собi знов добрi, як перед тим! Ну, подай руку, старий! Жид простягнув Матi?вi руку. - Я, тобi? - скрикнув Матiй. - Я мав би свою руку класти в тоту руку, що мого Iванчика зо свiту зiгнала? Нi, не дiждеш того! - Ну, видите, - сказав жид, обертаючись до Андруся, - вiн усе сво?. Слухайте, Матiю, ви собi з таков бесiдов дайте спокiй, бо тепер, коли суд сказав, що я не винен, нiхто менi того не смi? казати. Тепер я вас можу скаржити за образу! - Ну, скарж, скарж, - крикнув Матiй, - най мене повiсять, що мали тебе повiсити. А я, хоть би й десять судiв не знайти що казало, все буду све?, що нiхто iнший, тiлько ти пхнув Iвана в яму! Та й годi. А тепер iди менi з хати, бо як ми терпцю не стане, то готово що неладне бути межи нами! Мортко стис плечима i пiшов. Але в дверях ще раз обернувся, поглянув з погордою на Матiя i сказав: - Дурний гой! Вiн гадав, що менi що зробить процесом, а то би треба не так рано встати, щоби менi що зробити! I з тими словами Мортко пiшов. А Матiй усе ще сидiв на припiчку, блiдий, розбитий, тремтячий, сидiв без мислi i руху, а в головi його, мов млинове колесо, торохтiло одно темне, пусте, холодне слово: пропало! пропало! пропало!.. Андрусь Басараб приступив до нього i положив свою дужу долоню на його плече: - Побратиме Матiю! Матiй пiдвiв очi i поглянув на нього, мов потопаючий. - Що се за справа така? Що за процес? Чому ми досi нiчо о нiм не знали? - Ех, пропало, все пропало! - вiдказав Матiй. - Що тепер i говорити о тiм! - Нi, ти розповiдж, тобi самому лекше буде! - Ой, вже, буде менi лекше! - сказав Матiй. - Пропало, та й годi! - Та хто ще зна?, чи пропало, - вмiшався Бенедьо. - Адже не раз можна раз програний процес зачати другий раз i виграти! А ту ще, як той жид казав, i зовсiм так зле не ?.. Адже ваш процес i в судi не був, а тiльки прокуратор узнав, що доказiв нема, кiлько треба для оскарження. Значиться, якби докази були, то й оскарження буде. Лице Матiя прояснилося трохи при тих словах. - Чи так? - спитав вiн, простуючись. Але якась важка думка живо знов насiла на нього i придавила додолу. - Нi, нi, нi, нема що й говорити, - сказав вiн. - Сяк чи так, а все пропало. Три роки минуло, де я тепер возьму лiпших доказiв? Годi, годi й думати о тiм! I вiн закрив лице руками, а з очей його полились гарячi наболенi сльози, i потекли помiж пальцями, i закапали на землю. Бенедьо i Андрусь побачили, що нинi годi з ним далi говорити, - удар був надто сильний i наглий i пiдтяв усю його твердiсть. Тож Андрусь мовчки стиснув Бенедьову руку, взяв капелюх i тихо вийшов. Бенедьо також тихо розiбрався i лiг на лавi на сво?м петеку. А Матiй сидiв на припiчку, мов помертвiлий, мов з каменя витесаний. Нафтова лампочка блiдо i чимраз блiдiше меркотiла на коминi. По кутах хатини стояли стовбури сумерку, немов ждучи тiльки хвилi - загаснення лампи, - щоб гульнути з кутiв на хату, придавити i прикрити собою все згори донизу. Бенедьо скоро тiльки лiг, так в тiй же хвилi пiд тиском тисячних сильних вражень того дня заснув мертвецьким сном. Уже минула пiвнiч, загасла лампа, пiтьма залягла хатину, а Матiй все ще сидiв на припiчку, з лицем, закритим долонями, без руху, без слова, без думки, чуючи в серцi тiльки страшний бiль, велику пустоту i немов якусь свiжу ще рану, завдану тою думкою, що i в судах уже нема правди для бiдного робiтника. Аж геть над раном сон перемiг втомлене тiло, голова його схилилася додолу, руки опали безвладно, i, лiгши на голий припiчок, Матiй заснув на годиночку, поки не роздалось по всiм Бориславi ранiшн? калатання та дзвонення, скликаюче робучий люд до працi. V В понедiлок рано виринало блискуче сонце з-поза рожевих хмарок, щоб через день знов палити та жарити нерозцвiлу пiдгiрську землю. В блискучiй легенькiй бричцi на ресорах, тягненiй парою бистрих пiганистих коней, ?хав Леон Гаммершляг з Дрогобича до Борислава. Веселий, рожевий був настрiй його духу, блискучi надi? виринали перед ним, розросталися, повнiли, набирали тiла i кровi. Мiрне гойдання брички розкiшно вколисувало його, а його власнi мислi та думи золотили перед ним увесь свiт. Але ж бо й напрацювався, налiтався вiн через тих три недiлi, назнався неспокою, тривоги, наволочився з усiлякими людьми, Поки таки не добився свого, не вхопив серед то? сутолоки золоту нитку, котра чень заведе його й до клубка багатства! Його побут у Вiднi, сяк чи так кажучи, був справдi одною з найсмiлiших i найщасливiших його спекуляцiй! То була правдива ловля на золоту рибку! Ну, i вдалась же йому тота ловля так, що лiпше й годi! Леон передумував усi подрiбностi то? геро?чно? ловлi, обчислявся з часом i грiшми, щоб усе в задуманiй ним аферi пiшло правильно, вмiло та справно, як у годиннику. Головна суть його гадок була ось у чiм. Проживаючий в Вiднi бельгiйський хiмiк ВанГехт, що вiд кiлькох лiт працював над аналiзом земного воску, по довгих пробах винайшов спосiб чищення того воску до тако? степенi, що очищений вiск тратив властивий непри?мний запах нафтовий. Невеличка примiтка воску пчолячого надавала йому запах, а знов iнша хiмiчна примiтка - барву звичайного, чистого пчолячого воску. Сей новий фабрикат вiн назвав церезином i вистарався о патент на виключне користання з сво?? винахiдки. Проби свого воску Ван-Гехт пiслав мiж iншими i до церковного синоду в Росi? з запитанням, чи мiг би такий вiск найти вступ до православних церквiв, i з заявлениям, що в такiм разi вiн мiг би доставляти його в великiй масi i по цiнi далеко нижчiй, нiж цiна пчолячого воску. Синод вiдписав йому по якiмось часi, що предложений вiск випробувано, що вiн сказався нiчим не гiршим вiд пчолячого i що в кожнiй православнiй церквi в Росi? свiчки з того воску можуть горiти без нiяко? уйми для хвали божо?. В разi, коли б вiн, Ван-Гехт, мiг достачити багато такого воску i по дешевiй цiнi, синод заповню? йому великий вiдбут у Росi?. Маючи той важний дозвiл i патент на семилiтню власнiсть сво?? винахiдки, Ван-Гехт задумав добитися ними мiльйонового ма?тку. Вiн досi був бiдним технiком, з тяжкою бiдою отягнувся на уладження в Вiднi власно? невеличко? лабораторi? хiмiчно?, в котрiй працював сам при помочi тiльки одного асистента-помiчника, нiмчика Шеффеля. Тож i не дивно, що тепер вiн рiшився якнайдорожче продати здобуток сво?? працi. В тiй цiлi вiн оголосив у торгових та бiржових часописах вiденських свою винахiдку i створенi для не? обширнi вiдбутовi ринки запрошуючи "p. t. панiв предпри?мцiв, фабрикантiв та капiталiстiв, котрi при його спiвудiлi хотiли би зробити корисну спекуляцiю, до порозумiння, чи то особисто, чи то посредством агентiв, з винахiдчиком Ван-Гехтом". Се оголошення зробило вiдразу чималий розрух серед капiталiстiв вiденських, а особливо серед галицьких жидiв, що вiддавна вжв грiли руки при бориславськiй нафтi та при бориславськiм воску. Довкола убого? Ван-Гехтово? лабораторi?, помiщено? в наймленiй вогкiй квартирi в сутеренi, почали тишком та крадькома забiгати рiзнi агенти: один другого уникав, а нiкотрий не приступав прямо до дiла, тiльки вiтрив з бокiв, мов собака. Ван-Гехт бачив усе те, i хоть потрохи нетерпився в ожиданцi бажаного мiльйона, то, з другого боку, й радувався, знаючи, що в капiталiстичнiм свiтi вже воно так ведеться, що коли йде о якесь важнiше дiло, то насамперед нюха?ться i маца?ться на всi боки, що нiхто нiкому не довiря?, кождий кождого бо?ться, i хоть кождий рад би випередити сво?х собратiв у погонi за зиском, а по змозi ще й одного та другого собрата повалити на землю, то, з другого боку, кождий стара?ться вi в чiм не подати виду другим, хоть, може, внутрi i згоря? всепожираючою гарячкою. Ван-Гехт знав те добре i старався й собi не подавати нiякого виду. Вiн по-давньому працював з сво?м помiчником у лабораторi?, заходив часом на бiржу, але все держався збоку, смирненько, мов i зовсiм не той. Але проте вiн добре замiчав, що його низенька, пiдсадкувата i трохи обрезкла фiгурка почина? звертати на себе увагу в тiм свiтi моцарiв капiталу. Та воно й не диво було. Адже се дiялось при кiнцi 60-х рокiв, в добi великого розгону промислового в Австрi?, в добi велико? спекуляцiйно? гарячки, великого "Aufschwindl"-y ! Адже в той сам час, коли в газетах появилося Ван-Гехтове оголошення, клались основнi каменi пiд славнозвiсну "ротунду" - головний будинок вiденсько? всесвiтньо? вистави 1873 р.! А що рiвночасно з тим бiржовим та спекуляцiйним "Aufschwindb-ом i невiдлучно вiд нього сiялись сiмена вiденського "краху" 1873-го року, сього в добi гарячки нiхто не прочував, а Ван-Гехта се й зовсiм не обходило. Але вже, певно, нiкого так не розворушило Ван-Гехтове оголошення, як наших знакомих, бориславських тузiв, Германа Гольдкремера та Леона Гаммершляга. Вони вiддавна вже метались на всi боки, щоб здобути для бориславського воску який лiпший i певнiший вiдбут, нiж досi. Та й сама природа ?х копалень перла до того, що прийшла пора налягати головно ва видобування воску, що вiск мав тепер статися пiдвалиною бориславського багатства, а нафта - тiльки бiльше або менше сильною пiдпорою. Бо треба знати, що в першiй добi розвитку бориславських промислiв було якраз навiдворiть: нафта становила головне джерело доходiв, а вiск, коли де здибались у перших неглибоких ямах його поклади, або зовсiм обминався, лишався в землi, або хоть i вибирався, але мало. Брали його захожi рiпники, брали за?жджi люди, що при?здили до Борислава дещо продавати, - i навозили його до домiв не раз цiлими великими грудами. Жиди мало стояли о вiск, особливо дрiбнi властивцi, що мали по однiй, по двi ями. Але тепер настало друге дiло. Нафта в великiй частi ям вичерпалась, джерела, про котрi жиди думали, що будуть плисти вiковiчно, почали висихати. Та й ще тi клятi американцi не тiльки що почали свою нафту спроваджувати до ?вропи, а доказали ще й того, що ?х нафта показалась i лiпше чищеною, i дешевшою вiд бориславсько?! Тож не диво, що головна вага бориславського промислу мусила з нафти перевалитись на вiск. Жиди кинулись розбирати плиткi ями i слiдити за тими жилами, котрi полишались давнiше; вiд головних прямових шахтiв почали брати склеснi, боковi штольнi, простi i крутi, як до потреби. Почали також запускатися далi вглиб; що вперед найглибшi ями були 30 - 50 сажнiв, тепер пiшли до 80 - 100 сажнiв; чим далi вглиб, тим поклади воску ставали грубшi, жили ставали багатшi та видатнiшi. Одне тiльки закарало бориславських тузiв - се дорогiтня очистки того воску; його дестиляцiя при дiйствi квасу сiркового i другi процеси, потрiбнi для вироблення з то? жовто?, землянисто? маси бiлого парафiнового воску, коштували багато; цiна парафiну, хоть значно висока, не могла-таки приносити фабрикантам великих i швидких зискiв. Аж ось у тiй потребi, мов помiчний ангел з неба, явля?ться вигадливий бельгi?ць iз сво?ю винахiдкоюi Вироблювання церезину, - пише вiн у сво?м оголошеннi, - сто?тиме дешевше, нiж вироблювання чистого парафiну. Далi церезин ма? запевнений вiдбут в Росiю. А ще винахiдник - бельгi?ць! А бельгiйцi, звiсно, народ статечний, дiльний, на котрого можна спуститися, - не те що вiтрогони французи або швiндлери нiмцi! Значиться, зиск i швидкий, i великий, i певний! I Герман, i Леон, прочитавши Ван-Гехтове обвiщення, сейчас написали до сво?х агентiв, щоб старалися розпiзнати се дiло, розвiдатись о условини, i обiцяли в разi корисних видiв самi при?хати до Вiдня i довершити торгу. Та тiльки ж агентом Германа був якийсь солiдний нiмець-гешефтсман, що хоть лупив з Германа добрi грошi, зате вже i вмiв походити коло його дiл у Вiднi. Вiн, одержавши Германове припоручення, пiшов з ним прямо до Ван-Гехта, розпитав його о условини, поторгувався дещо i, випросивши у нього, що задержить в тайнi ?х вступну умову, обiцяв йому, що найдалi за тиждень, за два при?де й сам предпри?мець i довершить з ним згоди. При тiм агент запевнив Ван-Гехтовi, що Герман чоловiк солiдний i грунтовний i, роблячи з ним згоду, вiн може бути певний свого. Звiсна рiч, агент згори старався вибити з голови Ван-Гехтовi гадки про будущий мiльйон, але все-таки впевняв його, що на пiвмiльйона може мати надiю i що його припоручник краще, нiж хто другий, здужа? сповнити ту надiю. Ван-Гехт, хоть i з жалем в серцi, пристав на все: нехай i пiвмiльйона, то все ж i се красний ма?ток, о якiм вiн колись i снити не мiг. Агент ще раз налiг на те, щоб Ван-Гехт задержав в тайнi ?х угоду, а бельгi?ць, не догадуючись, о що тамтому ходить, пристав i на те. Швидко вiдтак агент зателеграфував Германовi, як сто?ть дiло, i просив його якнайшвидше при?здити до Вiдня для довершення угоди з Ван-Гехтом. Ми бачили вже, в якiм настро? духу i серед яких обставин застала його тота телеграма. Але тим часом i агент Леона Гаммершляга не спав. То був проворний, хитрий вiденський жидок, знакомий Леоновi вже вiддавна. Вiн за невеличку плату служив йому агентом, бо Леон, як i всi так званi нiмецькi жиди^-лiберали, хоть любив поверховно перед людьми яснiти та блищати, зате в скритостi, в приватних дiлах нiколи не мiг позбутися властиво? купецько-жидiвсько? скнаростi та брудноти. Тож вiн волiв держати й леда якого паршивенького агента, щоб тiльки менше йому платити. Правда, агент той умiв досi завсiгдн хитромудро уладжувати Леоновi дiла, "за його рукою" велося Леоновi, i вiн уже кiлька разiв посилав йому надзвичайнi додатки на знак свого признання. От той-то агент i сим разом уладив се важне дiло на велику радiсть Леона. Сво?м звича?м, вiн не брався до дiла просто, як нiмець, але колесив, крутився, нюхав, провiдував через десятi руки. Аж ось розiйшовся слух, що Ван-Гехт ставить нечувано високi жадання. Сам нiмець, агент Германа, розповiдав у крузi сво?х товаришiв, що ходив до бельгiйця (замовчуючи, в чи?м дiлi) i що той поставив такi условини: що приймив би ся керувати фабрикою церезину, коли предпри?мець запевнить йому семилiтню безпереривну службу i 5000 ринських плати на тиждень, та й ще в двох послiднiх роках 5 % дивiденду з чистого зиску вiд проданого церезину. Такi важкi условини мусили, певно, налякати кождого; Леоновому агентовi вiдпала й охота йти до Ван-Гехта. Але вiн пронюхав iншу стежку в горох. Перед кiлькома днями, iменно по умовi з нiмцем, Ван-Гехт замкнув свою лабораторiю, стараючись спродати ??, вiдправив також свого помiчника, Шеффеля, котрий тепер, без мiсця i зарiбку, жив при однiй з тiсних вуличок вiденського Vorstadt-y (_Передмiстя (нем.)_. - Ред.. До того-то Шеффеля й пiшов Леонiв агент i почав випитувати та вибадувати його. Вiн " дiзнався, що Шеффель зна? докладно секрет фабрикацi? церезину, зумiв би уладити вiдповiднi кiтли i прилади, одним словом, зумiв би вести фабрику. Правда, Шеффель, чоловiк бiдний, несмiлий i совiсливий, був би наразi вiдтрутив кождого, хто би йому був сказав: ходи сюди i фабрикуй церезин! Але хитрий жидок не скасав йому сього, но зато сейчас по розмовi з Шеффелем написав лист до Леона, щоб при?здив, бо хоть Ван-Гехт i ставить дуже високi жадання, то прецiнь з iншого боку чень ся справа дасться далеко кориснiше i легше уладити. А поки що жидок-агент прийнявся обробляти Шеффеля на сво? копито. Вiн заприязнився з ним при пивi, заходив кiлька разiв до його хати i приглянувся його бiдному життю. Шеффель жалувався йому на сво? убожество, на недостачу зарiбку, а жидок, мов наперекiр, розводив перед ним широкi, блискучi картини зискiв, ма?тку та достатку, натякаючи чимраз виразнiше, що i для нього зовсiм не запертi брами до того золотого раю. Бiдний Шеффель зiтхав i знов починав розводити сво? жалi. Щоб його лiпше прив'язати, жидок кiлька разiв делiкатно випозичував йому невеликi суми грошей, раз у раз обiцюючи, що постара?ться для нього о мiсце, та й то о таке корисне, що буде його, певно, повiк дякувати. Шеффель недовiрливо хитав головою, але жидок так уперто товк сво?, що бiдака звiльна немов туманiв, немов безвладно давався уносити течi? блискучих жидкових обiцянок. Досить того, що до при?зду Леона Шеффель уже був майже чисто приспособлений до того, що з ним задумав агент. Леон причвалав до Вiдня, не знаючи, як його агент дума? уладити справу. А коли почув його думку, то зразу немов звергся. Але- се не був опiр; попри довшiй бесiдi з агентом вiн пристав на все i казав йому привести Шеффеля до свого готелю. Тут по недовгiй боротьбi, пертий, з одного боку, нуждою свого теперiшнього положення, а з другого боку, блискучими Леоновими обiцянками, Шеффель уляг. Вiн прирiк Леоновi, що по?де з ним до Борислава i буде вести та?мну фабрикацiю церезину, та й то за вiдповiдно невелику плату. А щоби будову i ведення ново? фабрики прикрити чиii iншим i вiдвести людськi очi, Шеффель, несвiдомий галицьких обставин, порадив Леоновi голосити, що се буду?ться невеличкий паровий млин. Леон, як ми бачили, й зробив се, не розваживши добре, до чого ся рада могла довести. Уладивши дiло з Шеффелем, Леон не спочив. Вiн кинувся вишукувати для будущего свого церезину вiдбуту. При помочi свого агента йому удалось по якiмось часi найти кiлькох росiйських жидiвкапiталiстiв, пробуваючих пере?здом у Вiднi. Вони радо прийняли на себе посередництво в справi достачування церезину, i дiйсно, по трьох тижнях Леон уже заключив з свiжоутвореною в Росi? "Восковою спiлкою" контракт на доставу в пiврiчнiм протягу 200 тисяч сотнарiв церезину з такими корисними условинами щодо цiни i перевозу, що вже наперед мiг обчислити чистий зиск з того одного дiла на яких 100 тисяч ринських. От тодi вiн, ухопивши з собою золотодайного Шеффеля, пудом подув у Галичину, щоб, як стiй, узятися до дiла. Воску готового у нього в Бориславi було 10 тисяч сотнарових брил в магазинах. Два або й чотири рази тiльки вiн мав надiю сейчас же за власнi грошi i по дешевiй цiнi закупити на мiсцi у дрiбних властивцiв ям, пiзнiше мали його контрагенти прислати в Борислав сво?х людей, щоб доочне переконатися, чи, кiлько i якого воску вироблено, а тодi мав Леон одержати таку часть угоджено? суми, яка була пiсля контракту вартiсть приготованого воску; за тоту суму вiн надiявся постачити цiлу решту, умовлену контрактом, так що прочi грошi були б його чистим зиском, вiдлiчивши хiба плату Шеффелевi та кошти вибудування фабрики. I Шеффель за той час не дармував. Вiн, щоб зарекомендуватися свому "хлiбодателевi", виладив докладний план ново? фабрики, позамовляв ураз iз агентом кiтли, рури та прочi потрiбнi металевi прилади у вiденських фабриках, вимовляючи собi якнайскорше ?х приготування. Таким свiтом пiд час свого тринедiльного побуту в Вiднi Леон безперечно досить потрудився коло уфундування свого багатства i сво?? фортуни. Весь той час вiн бiгав, мов у гарячцi, з нiким не бував, не забавлявся, не вступав до знакомих, ба навiть не вiтався з Германом Гольдкремером, котрого кiлька разiв стрiчав на вулицi в натовпi пiшоходiв. Загальна спекуляцiйна гарячка обхопила його, - свiт мiнився перед його очима, i в нiм Леон не мiг уже добачити нi друга, нi брата, нi правди, нi кривди, - нiчого, крiм золота, багатства i блиску. Тота гарячка не покидала його й по поворотi до Дрогобича. Ми бачили, що ще того самого дня, коли при?хав з Вiдня, вiн загодив будовничого i Бенедя, а в понедiлок, з початком тижня, i сам полетiв до Борислава, щоб власними очима допильнувати закладин ново? фабрики. Його мов перло, гнало щось, щоби якнайскорше зробити се дiло, тож вiн по поворотi з Вiдия рiшився, хоть i не дуже радо, спинити на час будову свого пишного дому, щоб мож тим способом бiльше грошей i бiльше сили повернути на якнайшвидше довершення нового, зисковного дiла. "Адже ж дiм мiй, щастя мо?, сила моя, проте, не перестане будуватися, рости пiд небо! Нi, iменно успiшне довершення сього дiла - то буде одна з найголовнiших пiдвалин мого дому". Отакi споминки i такi мислi, на тисячнi лади переливанi, забавляли Леона пiд час скоро? ?зди до Борислава. Мiцне гойдання брички розкiшно вколисувало його, а його власнi мислi та думи золотили перед ним увесь свiт. Ось вiн уже минув Губичi i, не до?здячи Борислава, казав вiзниковi зупинитися на гостинцi. Вилiз з брички i.пiвперек толоки рушив на рiчку, де мала будуватися фабрика. Але, ще заким пiдiйшов iд тому мiсцю, почув тамка якийсь гамiр. Озирнувся i побачив з немалим дивом велику купу народу, що стояла довкола плацу, товплячися та цiкаво роззираючись. Були се по бiльшiй частi жиди, властивцi ям бориславських, хоть досить також було безробiтних рiпникiв, жидiвок з дiтьми, жиденят i всякого другого зброду. "Що за прислiв'я? - подумав собi Леон. - Що могло ту статися, що така товпа народу ту згромадилась?" Дiло вияснилось зовсiм просто. Ледве товпа цiкавих його побачила, коли сейчас жиди-властивцi рушили супротив нього i засипали його питаннями: що? як? чи справдi вiн паровий млин буду?? вiдки так нагло прийшла йому подiбна думка? пощо наражу?ться на неминучi страти, так як паровий млин у Бориславi, певно, не буде приносити йому нiякого доходу? Леон дуже змiшався тими запитаннями. Вiн аж тепер одним разом зрозумiв, що, голосячи, немов то вiн буду? паровий млин, вiн не то що не вiдверта? людськi очi вiд свого предприняття, але, противно, заострюе тiльки людську цiкавiсть. Тож вiн на всi запитання- сво?х товаришiв по гешефтi всмiхнувся силуваним смiхом, не знаючи наразi, на яку вiдповiдь здобутися. Аж ось i робiтники, жидiвки та весь бiдний люд обступили Леона, однi - просячи його о роботу при будовi, при млинi, другi знов - дякуючи йому за те велике добродiйство для бориславсько? бiдноти, котрiй чень тепер легше буде о хлiб .святий. Леон ще дужче змiшався. Вiн побачив, що тут уже нiяк уйти уваги людсько?. - Але ж, люди добрi, - сказав вiн одумавшись, - хто се сказав вам, що ту млин паровий буду?ся? - А от пав будовничии, що нинi рано при?хав шукати робiтникiв до ново? будови! - Е, то пан будовничий зажартував собi з вас! - сказав Леон. - Се не млин паровий, се проста нафтарня буду?ться! Де менi до парового млина! - A-a-a! - вирвалося з уст усiх присутнiх, мов знак здивування та розчарування. I бiднота сейчас почала розходитися, а жиди-властивцi якось мов свобiднiше почали балакати з Леоном, випитуючи його, пощо буду? нову нафтарню? чи, може, буде потребувати нафти та воску i яке дiло буде в нiй провадити? Деякi цiкавiшi запитували його навiть, чи не зробив з ним якого контракту? - Ми чули, - говорили деякi жиди, - що там, у Вiднi, зав'язу?ться велика "Erdwachs Exploitations-Compagnie" (Спiлка визискування земного воску). Ви, певно, з нею в зносинах? - У Вiднi? Спiлка визиск...? - дивувався Леон. - Нi, я про нiяку таку спiлку не чував i в зносинах з нею не стою! - Чи можлива рiч? - дивувались i собi жиди. - Адже ви були в Вiднi, то аби там бувши, та й не чути навiть про зав'язання велико? "Спiлки визискування"? - Та де, - вiдпекувався Леон, - я в Вiднi був в приватних дiлах, на бiржу навiть не заглядав! Ледво-не-ледво Леон спекався сво?х товаришiв. Правда, вiн обiцяв з деким ще нинi побалакати о закупленнi воску земного, котрого буде потребував до ново? нафтарнi. А позбувшися непожаданих цiкавих гостей, вiн пiшов на плац, де вже наймленi робiтники рiвняли  грунт, звозили камiння й цеглу i де будовничий з Бенедьом розмiрював план i випальковував мiсце, куди мали копатися фундаменти. Будова мала бути за мiсяць скiнчена, - iменно на час, в котрiм вiденськi фабриканти обiцяли прислати замовленi Шеффелем прилади. Будовничий був дуже маркiтний i раз у раз воркотiв щось пiд носом. Бенедьо тiльки десь-колись чув уриванi слова, як "дурний жид", "ошуст", "хоче циганити, а не вмi?". Коли Леон наблизився i голосно сказав робiтникам "добрий день" i "дай боже щастя", Бенедьо перший пiдiйшов iд ньому. - Пане, - сказав вiн, - правда, що ви жартували, говорячи, що се ма? бути паровий млин? - Або чому ти мене о се пита?ш? - Бо ми ту з паном будовничим не могли погодитися щодо того плану. Я прецiнь робив уже при паровiм млинi в Перемишлi i знаю, як вiн ма? ставитися. А ту, скоро-м iно поглянув на план, так зараз пiзнав, що се буде нафтарня, не млин. Я вже i вперед так догадувався, бо пощо ж би ви ту, в тiй пустинi, ставили млин? А от пан будовничий на жоден спосiб не хотiли примiрювати сей план, говорячи, що се, певно, помилка, що треба задержатися, аж поки вiн сам не зробить такий план, який випадав пiд паровий млин... - Але ж розумi?ться, що я то на жарт говорив! - сказав голосно Леон, стараючись покрити знов смiхом сво? замiшання. - Чень же я ще не вдурiв - будувати паровий млин у Бориславi! Тепер i будовничий, почувши тi слова, пiдiйшов iд Леоновi, що, все ще всмiхаючись, роззирався довкола. - Пане Гаммершляг, - сказав будовничий прикрим, терпким голосом, - хто тепер з нас двох зiстане брехуном? - Брехуном? - повторив Леон i вiдступився о крок назад, мiрячи будовничого задуфалим поглядом Правда, пiд тим задуфальством крилось усе-таки змiшання, i Леон був би не знати що дав, щоб будовничий утих i не збiльшував того змiшання. Але будовничий не гадав утихнути. - А так, брехуном, - сказав вiн. - Бо чи ж ви не говорили менi вперед, що хочете ставити тутка паровий млин? - Я жартував. - Ви жартували? Ну, я ще не видiв, щоби хто так на серйо жартував, як ви! Признаюсь вам, я вашого жарту не порозумiв. Я на конто того жарту й робiтникiв назбирав, i розруху наробив у цiлiм Бориславi... - То дуже зле! - сказав Леон. - Певно, що зле, бо тепер я перед усiм тим народом брехачем став. - То ваша рiч, не моя! - Моя рiч? Але ж ваше слово! - Але ж я вам дав план! Що ви за такий будовничий, що не зумiли з плану розпiзнати паровий млин вiд нафтарнi? Тi слова дуже вкололи будовничого. - Е, що там ваш глупий план! Я на нього й не дивився! - Ну, то ваша вина! - вiдрiзав Леон. - За що в мене грошi берете? Сварка ся велась голосно i ставала чимраз голоснiшою. Леон почервонiв як рак, а й будовничого товсте лице налилось кров'ю. Мiж тим робiтники i деякi постороннi люди, чуючи передрачку мiж "панами", поставали i ззиралися цiкаво на се видовище. - Мiй пане. - кричав роз'ярений будовничий, - я, чень, не по то прийшов сюда, щоб слухати вашi iмпертиненцi?. - Анi я по то, щоб слухати вашi дурницi! - Пане, ви мене обража?те! - Не дуже страшний проступок! - Ви шкодите мо?й славi! - Ви пошкодили мо?м iнтересам! - Так? То прошу заплатити менi за мiй труд, i я ще нинi вертаю собi до Дрогобича. - О, i овшiм! Будьте ласкавi подати менi рахунок, i то не лиш за тутешнiй труд, але й за дрогобицьку будову! Постара?мось обiйтись без такого генiального будовничого! - I Леон гордо вiдвернувся на знак, що бесiда скiнчена. А будовничий, з кипучою злiстю внутрi, кинув, що мав у руках, i, натисши шапку на вуха та сплюнувши, пiшов до Борислава, опроваджений голосним смiхом слухаючого робучого люду. Робота пiшла далi сво?м ладом. Леоп довго ходив по плацу, роззирався, важко вiдсапуючись, поки не уляглось його зрушення. Аж по якiмось часi вiн став перед Бенедьом. - - Ну, що тепер будем робити? Будовничого не ма?м. - Коли позволите, то я й сам поведу сю будову пiсля плану. - Ви самi? - А чому ж би нi? Штука невелика. До мiсяця все буде готове. - Ну, про мене! Я виджу, що ви чоловiк добрий i щирий. Будуйте! Навiть кавцi? вiд вас не хочу, а вже сам буду дещо наглядати. А про плату не бiйтесь, - я вашо? кривди не схочу! Бенедьо, правду кажучи, i рад був потроху, що позбувся гордого будовничого. А тут ще й несподiвана добродушнiсть Гаммершляга, котрий дозволив йому i без кавцi? вести будову, i надiя на ще вищу плату - все те немов роз'яснювало перед ним свiт, будило багато нових думок. Вiн почав уганяти i кидатися коло роботи, мов коло сво??, не зважаючи, що другi робiтники косо та зависло глядiли на нього, а може, дехто i вважав його жидiвським пiдлизнем. Що його то обходило! Думку його занимало таке дiло, для котрого, певно, варто було знести й крихту людсько? завистi! VI Червень мiсяць добiгав уже до кiнця. Починалася косовиця. Широкi мокрi луги пiдгiрськi зеленiлися та пишалися стобарвним рясним зiллям. Мов широкi озера мiж скалистими сiрими берегами, вони хвилювали пахучою зеленню, дихали свiжим, повним життям. А круг них сiро, мертво, понуро! Зоранi сугорби сiрiлися перепаленими, сухими скибами; рiденьке жито кулилося та жовкло на сонцi, не вспiвши й вiдцвiсти гаразд. На овес i надi? не було: ледве на п'ядь вiдрiс вiд землi, та й таки вже й заков'яз на пнi, пожовк i похилився, мов огнем прив'ялений. Картоплi жовкли, не здужавши ще й зацвiсти Все складалося на те, щоб вiдiбрати й послiдню крихту надi? у бiдних хлiборобiв. Передновинок, що сього року зачався був надто рано, тепер тягнувся надто довго, - уже Петрове пущення минуло, а анi губ в лiсi, анi ягiд, нi черешень не було. Мiж народом iшов один однотяглий стогiн та плач. "Чорнiшi чорно? землi" ходили люди по дорогах та польових стежках, збираючи гiрчицю, лободу, щавник та всяке зiлля, риючи пирiй, котрий сушили, терли на порох i мiшали з отрубами та добутою за остатн? мукою i пекли з то? мiшанини хлiб. Щодень, щонедiлi можна було видiти по дорогах церковнi процесi?; з слiзьми в очах, припавши лицями ниць до землi, народ благав дощику. Але небо стояло, мов замуроване, а сонце сво?м широким, безвстидно блискучим лицем мов насмiхалося з слiз i молитов бiдного люду. Мiж народом зачали промiтуватися недуги: заразливi гарячки, тифус та пропасниця. Попухлi з голоду дiти мужицькi, голi та синi, цiлими чередами лазили по толоках та сiножатях, шукаючи кваску; вони, не находячи кваску, пасли траву, мов телята, обривали листя з черешень та яблунь, гризли його, западали на животи i мерли цiлими десятками. Села, лунавшi колись вiд гамору та спiву дiтей погiдно? лiтньо? днини, тепер стояли тихо i понуро, мов чума перейшла здовж ?х порошнистих улиць. Тота незвичайна, мертва тиша важким каменем налягала на груди навiть посторонвього чоловiка. Iдеш селом, на улицi нi душi живо?, хiба худа, нужденна скотина бреде самопас попiд плоти та де-не-де на обрi? пересунеться, мов сновида, скулений, опустившийся чоловiк. Вечором в хатах темно: в печах не топиться, нiщо варити анi пекти, - кожде спiшить запхатись в свiй кут, щоб хоть через нiч не чути стонiв, не бачити муки других. Ся страшна, мертва тиша в пiдгiрських селах - то був знак, що народ зачина? опускати руки, тратити надiю i попадати в той стан безучасного остовпiння, в котрiм чоловiк з надмiру болю переста? почувати бiль i гине тихо та безжалiсно так, як тихо та безжалiсно в'яне похилена трава на жарущiм сонцi. I косовиця, тота доба само? оживлено? i само? поетично? польово? роботи, не внесла нi життя, нi поезi? в загальний мертвий вигляд пiдгiрських осель. Звiльна, мов за похороном, волоклися виголодженi парубки та чоловiки на косовицю: коси ледве держалися на ?х вихудлих плечах. А поглянути збоку на ?х роботу, то аж жаль глибоко хапав за серце: такi натомленi, болiснi та повiльнi були рухи тих косарiв. Нi звичайних косарських пiсень, нi голосного смiху, нi жартiв та прикладок не чути. Сей та той перейде один-пiвтора перекоса, кине косу на землю, зiтхне важко-важко та й ляга? на вогку холодну кошеницю, щоб дрiбку освiжитися, спочити, набрати ново? сили з землi в ослабле тiло. Жаль хапав за серце: так i бачилось, що се не робота, а розпука. Тими селами, полями та лугами летiла парою баских коней запряжена легка бричка Самбiрським трактом до Дрогобича. Конi гладкi, пасенi i здоровi, вiзник крепкий, ситий i гарно зодягнений, бричка нова, чорно лакирована, та й сама подоба пана - статного, пiдсадкуватого мужчини, в силi вiку i здоров'я, червонолицього, з густим чорним заростом на лицi, в гарнiм, багатiм строю, - все те дивно вiдбивало вiд нужденно? подоби окружаючого краю i народу. Але, певно, вигляд ?дучого пана i його повозу не був в бiльшiй суперечностi з виглядом занидiлого, голодною смертю мручого Пiдгiр'я, як суперечнi були думки i замисли того пана з думками, пануючими довкола, висячими, немов у воздусi, над тими бiдними селами. Тут безпомiчна розпука, чувство безвихiдно? загибелi, напiвнесвiдоме бажання хоч як-небудь i чим-небудь продовжити ще хоч на кiлька день те нужденне, мучене життя, а там... Що за думки, що за замисли ро?лися та снували в головi ?дучого пана, - сього кождий легко догада?ться, скоро пiзна?, що той пан - наш давнiй знакомий, Герман Гольдкремер, i що вiн по довшiм побутi у Вiднi й у Львовi верта? оце до Дрогобича. Вид безмiрно? нужди та погибелi доокола навiвав на нього вдоволений, ситий супокiй, трохи не радiсть. "Се для мене робиться! - думалось йому. - Сонце - то мiй вiрний отаман. Висушуючи тi поля, висисаючи всi живi соки з землi, воно працю? для мене, воно згонить дешевих i покiрних.. робiтникiв до мо?х ям, до мо?х фабрик!" А тих покiрних та дешевих робiтникiв тепер якраз треба було Германовi якнайбiльше, бо тепер вiн уложив нове блискуче i велике предприняття, котре мало його видвигнути ще вище по драбинi багатства. Але щоб докладно i вiрно оцiнити всi чуття i мислi Германа при поворотi до Дрогобича, треба нам розповiсти, що дiяв i чого зазнав вiн послiднiми часами, вiдколи ми бачили його при закладинах у Гаммершляга, а вiдтак в його домi, де несподiвано дiйшла до нього страшна i потрясаюча вiсть о тiм, що син його Готлiб щез кудись без слiду. Крайн? розстро?ний i приголомшений на дусi Герман ?хав до Львова, щоб розвiдатись докладно, що сталося з його сином. Вiн бився з гадками, стараючись вмовити в себе раз то, що Готлiб не вмер, а жив, раз знов згромаджуючи в сво?м умi всi свiдопттщ, стверджуючi правдоподiбнiсть його смертi. Але тота внутрiшня боротьба шарпала його сили i бурила в нiм кров, так що швидко вiн до того втомився, що не мiг нi о чiм виразно думати i що замiсть складних думок перед його уявою пересувалися i мигали якiсь неозначенi марева, якiсь пошарпанi зароди образiв та думок. Вiн силувався спати пiд мiрне гойдання брички, але й сон його не брався; духова утома i нервове роздразнення доводили його до якогось майже гарячкового стану. Але звiльна довга i нудна подорож, одностайнi, понурi види надднiстрянських болотистих рiвнин, через котрi пере?здив, притупили вразливiсть i втишили потрохи нервове роздразнення; Герман зiбрався з силами не думати про сина, а щоб пiддати думкам iнший предмет заняття, вiн видобув одержаний перед вiд'?здом телеграм вiд вiденського агента i почав пильно по десять разiв перечитувати немногi слова - перший i незначний на вид вузол будущо? велико? золото? тканини. Вiн вдумувався в кожде слово, стро?в плани, i то розвело потроху його гарячку, освiжило його. Так вiн при?хав до Львова i сейчас побiг до полiцi?. Слiдiв не було нiяких, вiстей нiяких. Вiн зложив сто ринських для того, хто би перший вислiдив щось певного про його сина, а може, п'ять раз бiльше роздав усяким полiцейським та потратив на утоптування комiсарiв, щоб тi докладали старання i всiх сил, щоб швидше дiзнатися дещо про сина. Його обiцянку пущено в газети, i Герман двi недiлi ще просидiв у Львовi, ждучи кождого дня, що ось-ось прибiжить пiсланець з полiцi? i зазве його до директора. Але пiсланпя як не було, так не було, i Германовi самому приходилось протоптувати туди стежку. I все задарма. Крiм найдено? над ставом одежi, нiчого не було. По двох недiлях полiцiяни i комiсари сказали йому одноголосно, що тутка, в обрубi Львова, Готлiб не згиб. Але чи ж мiг Герман тим успоко?тися? Не згиб тутка, то чи не мiг згинути деiнде? А хоть i не згиб, то де ж мiг подiтися? Все те ще дужче мучило Германа. Вiн просив полiцiю розписати гончi листи за Готлiбом, а сам по?хав до Вiдня - уладжувати iнтерес. У Вiднi ждав уже на нього з великою нетерплячкою його агент i зараз на другий день завiв його до Ван-Гехта. Два чи три днi тяглися умови та перемови, - Герман торгувався уперто, i бельгi?ць, котрого ожидания та надi? зразу так високо грали, мусив пiд тиском сухих, чисто дiлових, жидiвських обрахункiв Германа хоть туго i звiльна, а все-таки подаватися. Ван-Гехт опускав з цiни, i вкiнцi оба супiрпi стали на тижневiй платi 500 ринських в протягу семи лiт, з тою вимовою, щоб Ван-Гехт за той час сам вiв фабрику, i на 5 % дивiденду з чистого зиску за спроданий церезин, вироблений в двох послiднiх роках ?х контракту. Звiсна рiч, Герман не дуже з легким серцем пiдписував такий контракт i обiцював технiковi таку, нечувану в Бориславi, суму; вiн потiшався тою думкою, що чой зможе в Галичинi яким свiтом прикрутити Ван-Гехта, витягти з нього як можна бiльше, а заплатити менше. I те йому опiсля вдалось! Фабрикувапня церезину мало розпочатись аж з новим роком. Восени мав Ван-Гехт при?хати в Галичину до Дрогобича, щоб надзирати за будовою фабрики. До того часу Герман обiцявся давати йому невеличку мiсячну плату по 100 ринських, бо зобов'язання контрактове починалось аж з новим роком. Але, крiм того одного дiла, Герман по дорозi уладив ще друге, i далеко бiльше. Сходячися на бiржi з многими знакомими спекулянтами i капiталiстами, вiв часто заходив з ними в бесiду про бориславськi копальнi, ?х багатство, про чищення воску i кошти, про вiдбут парафiну i т. д. Вiн зразу дивувався, чого ее так пильно його випитують о всi подрiбностi люди, котрi донедавна мало показували до них цiкавостi. Вiн ще бiльше здивувався, коли переконавсь, як багато деякi з них i самi знають про Борислав, про видобування i багатство його пiдземних скарбiв i про всi практики при очищуваннi i фальшуваннi церезину. Аж перегодя дiзнався вiн, що в вiденських "капiталiстичних кружках" зародилась i дозрiла думка зав'язати велику "Спiлку визискування земного воску". Зразу його не тiшила тота думка. Вiн боявся, щоб "Спiлка визискування" не стала на завадi його iнтересам, не ввiйшла з ним супiр i не-пiдорвала його багатства. Але, передумавши, вiн аж засмiявся з свого страху. Вiденськi капiталiсти, а "Спiлка" в Бориславi! Се смiшна нескладиця. Хто буде вести в Бориславi дiла "Спiлки"? Коли який-небудь вiденський, загалом ?вропейський чоловiк, а не галицький жид, - то загибель "Спiлки" неминуча, i то загибель в дуже короткiм часi. Не так був зложений i не так шитий Борислав в тiм часi, щоб ?вропейський продпри?мець з напiвпрямим поступуванням, з напiввiдповiдними поняттями о фабрикацi?, без вiчних брудних жидiвських крутарств та шахрайств, без фальшування, без ошуки на робiтниках, надзорцях i всiх, кого тiльки можна було ошукати, - щоб, кажу, такий чоловiк мiг удержатися в Бориславi. Правда, i ?вропейськi фабриканти-предпри?мцi не дуже сторонять вiд усiх тих гарних жидiвських прикмет, не дуже чистими руками фабрикують, але все-таки до тако? степенi брудноти та безвстидного, рабiвницького (вже не легального, як на Заходi) визискування не доходять. При тiм же, в ?вропi привикли бiльше до порядку, до систематичностi, до докладно? бухгалтерi?, а в Бориславi тодi тi привички були ще слабi i далеко не загальнi. Бiльша часть предпри?мцiв вела сво? дiла якось по-злодiйськи, без порядку, щоб тiльки вiд робiтника видавити якнайбiльше, обiрвати йому, що дасться, з платнi, а й те, як можна, то й зараз витуманити вiд нього назад. Тому-то понятно, що при тащи роботi ?вропейськi предпри?мцi, особливо систематичнi i до пунктуальностi привиклi нiмцi, не могли в Бориславi устоятися. Все те роздумав швидко Герман i старався ближче розвiдатись, як, на яких основах i ким зав'язу?ться "Спiлка визискування". Все, що дiзнався про те задумане дiло, втiшило його ще дужче. До "Спiлки" приступило чимало знатних капiталiстiв, основний фонд мав бути дуже значний, трохи не цiлий мiльйон. "Значиться, можна буде гарний кусник влупити", - се був невiдлучний внесок, що чимраз яснiше визначувався в Германовiй головi. Капiталiсти перед зав'язанням "Спiлки" посилали зручного вiденського iнженера на мiсце, до Борислава i до сусiднiх нафтарень, щоб вислiдив докладно копальнi i фабрикацiю, цiни ям, цiни воску сирого i все, що потрiбне для уложения будущего плану дiйства "Спiлки". Iнженер саме що вернувся по двомiсячнiм побутi в Галичинi, i вiдповiдi його були вдоволяючi для капiталiстiв, стверджувались i тим, що говорив Герман, - тож консорцiум, зав'язуючий "Спiлку", порiшив приступити до дiла. Вже Герман закiнчив умову з Ван-Гехтом i сидiв у Вiднi без дiла, неспокiйний i втомлений, чогось дожидаючи, надiючись. Вiн надiявся звiстки вiд львiвсько? полiцi?, дожидався, що станеться з "Спiлкою". Аж ось одного дня вiн дiстав запрошення на збiр основателiв. Його просили деякi вступити також членом до "Спiлки", прийняти повномочнiсть до ведення дiл "Спiлки".^ Герман завагувався. Вiн розраховував в сво?й головi, яка з того була б користь для нього. Ведучи дiла "Спiлки", поперед усього йому прийшлось би бiльше занедбувати сво? власнi дiла, а за се чи виплатив , би йому виск зо "Спiлки"? Вступаючи членом, треба б сейчас на вступi вложити значну суму до основного фонду. Акцi? "Спiлки" хто зна? ще як будуть iти, а з самого заряду користi йому буде також немного, та й ще нетяжко впутатись чи кримiнально, коли б "Спiлка" збанкрутувала (се Герман уважав неминучим), чи й матерiально. Герман зважив усе те жаво i рiшився анi не вступати в члени, анi не приймати заряду, щоб нi в чiм не бути зв'язаним зо "Спiлкою". А тiльки зараз по ?? зав'язаннi вiн зробив контракт на доставу сирого воску для "Спiлки". Контракт був корисний. Сто тисяч сотнарiв мав постачити Герман ще до падолиста - перевiз i вiдбiр приймала на себе "Спiлка". До того часу, а найдалi до нового року, мала уладптися нафтарня для чищення воску. По вiдобраннi тих сто тисяч "Спiлка" мала заключити з ним новий контракт. Крiм того, Герман обiцявся посередничити мiж "Спiлкою" а другими бориславськими предпри?мцями о доставу воску або й о закуп ям та закопiв. Уладивши все те, Герман погнав назад до Львова. Вiстей про Готлiба не було нiяких. Германовi похолодiло коло серця. Яким лицем вiн стане перед жiнко