ок золотим ключем вiдiмкнути. Перший раз прийняв ?х мурза дуже непривiтно. Вiн розкричався, вiдгрожувався на Польщу, що його свiтлiсть хан забожився знищити ?? огнем i мечем за те, що вона не здержу? цих шайтанiв-козакiв, а вони смiють непоко?ти татар i Високу Порту. Цей перший татарський достойник, котрого стрiнули, був собi замiтний чоловiчок. Низького приземистого росту, з великим животом, товстяк. У нього було округле, жиром обросле жовтаве лице. Його косо поставленi чорнi очi з бiдою дивились на свiт з товсто? пики. У нього були рiденькi вусики i така ж борода, яку безвпинно гладив товстою рукою з короткими пальцями. На ньому був шовковий засалений каптан. Коли йому вклонилися, вiн надув губи i показував себе дуже важним, та став кричати. Як вже викричався, Iван Iскра вклонився йому ще нижче i заговорив: - Оскiльки нам вiдомо, то в останнiх часах козаки сидiли тихо i не робили правовiрним нашим приятелям нiяко? шкоди. - Як смi?ш таке говорити? Хiба не зна?ш, що вони недавно пробували напасти на Варну, лише що чуйне ухо i всевiдуче око падишаха - щоб вiн жив вiчно - заздалегiдь вiдкрило сей злочинний намiр, i вiрнi вiйська його султансько? милостi не допустили до того i витопили цих псiв до одного. - Коли ?х витопив, то добре ?м так, i Велика Порта не мала з того жодно? шкоди, а слава падишаха - щоб вiн жив тисячу лiт - рознеслась по усьому свiту на великий пострах всiх невiрних, - вiдповiв Iскра. - Певно, але вже сама така думка - то така безличнiсть, що варто ??, як слiд, покарати. Пiдождiть, ми вам ще за се вiдплатимо, вашi села i городи пустимо з димом, а вас у сирiвцях сюди приженемо. - Ваша милiсть, безвинно на нас сваритесь i шкодите сво?му многоцiнному здоровлю. Ми нiчого бiльше, лише посли, а послiв всi народи шанують. Коли падишах i його ханська свiтлiсть - щоб ?м Аллах дав тисячу лiт прожити - задумали сво?вольство козацьке покарати i винищити ?х, то його милiсть, наш король, був би з сього дуже радий. Козацтво нам дуже не на руку, i ма?мо з ними багато клопоту. Через сих гiльта?в приязнь мiж Польщею i Великою Портою дозна? ущерби... Ми ?демо за дiлом у Кафу, i нам пильно. Тому проха?мо вашу милiсть перепустити нас i допомогти ?хати далi. Хай се не обидить вашу милiсть, що, цiнячи його лицарську вдачу, зложимо у ваших нiг найпокiрнiше малий подарунок, Iван моргнув на шляхтича, а той зараз вийняв гаманець з червiнцями i передав мурзi. Мурза зважив в руцi його вагу i зараз подобрiв... - Про мене, воно правда, що ви за других не винуватi. Коли хочете ?хати? - Як ваша милiсть позволите, то хоч би i зараз. - Гаразд! А тепер будьте мо?ми гостями, - вiн плеснув у долонi, i зараз служба принесла каву i чубуки. Тепер сидiли всi на тапчанах. - Вашмосць, бачу, побував у Турцi?, - заговорив мурза до Iвана, - бо добре по-турецьки балака?ш i нашi поведенцi? зна?ш... - Його милiсть, наш пан i король, посилав мене частенько з посольством до Стамбула. Я там не раз жив цiлими мiсяцями, а навiть мав щастя оглядати мо?ми недостойними очима лице сина сонця, повелителя всiх вiрних, падишаха... - У Стамбулi, либонь, гарно жити? - перебив мурза. - Як у сьомому небi пророка... Мурза став випитуватися за падишаха, великого вiзира, достойникiв, а Iван городив йому таке, що самому хотiлося смiятись. - А бачив ти огороди падишаха? - Я сього недостойний. Невiрному навiть невiльно тi слова вимовити, невiльно подумати, бо коли би i в снi виговорився, то йому б язик врiзали. В тих огородах султанський гарем... Iван, вимовляючи те слово, прислонив собi лице долонями, начеб справдi в тiй хвилi султанськi одалiски побачив... - Бачу, що ти бувалий чоловiк i нашi святi звича? зна?ш, наче мусл?м... Нiкому не вiльно до нашого гарему заходити... - Авжеж, я мав щастя бути в огородi великого вiзира. Ми дуже гарно з собою жили i раз, коли його милiсть був у добрiм i веселiм настро?, мене там завiв... Я бачив його гарем... - Дивне диво, аж вiрити не хочеться... Що ж ти там бачив? - Те, що я бачив, також i неiмовiрне... Рай, та й годi... - Гарнi одалiски? - спитав мурза i облизався. - Вибач, ваша милiсть, але менi цього говорити не вiльно. Правовiрний мусл?м такого питання ставити не може. Iван повторював цi слова з докором, а мурза вже бiльше не питав. Мiж цими трьома шляхтичами, якi там були, один розумiв турецьку мову. Прислухаючись тiй розмовi, вiн, щоб не розсмiятися вголос, частенько кашляв i притикав собi рота рукою. Аж мурза це завважив. - Чого ти так кашля?ш? - Не звик до вашого чубука, закрiпкий для мене... Гостина скiнчилася, i гостi вибралися далi. Дiстали вiд мурзи письмо, що нiхто не смi? ?х по дорозi чiпати аж до Кафи i з поворотом. ?м було вiльно ?хати кудою захочуть. Мурза запрошував ?х до себе, як будуть вертатися, а будуть йому любими гостями. Бо вiн хоч мусл?м, то як лицар вмi? оцiнити послiв лицарського народу i дуже ?х полюбив. Як вже були в дорозi i Iскра розповiв товаришам свою розмову з мурзою, то усi трохи не заморились смiхом... ?хали у Кафу навпростець. Сагайдачний пильно розглядав околицю, полишався частенько позаду i значив собi дорогу на кусочку паперу. - Дивно менi, - каже Пшилуцький, - що вашмосць iнтересу?шся так усiм i на ту татарську погань стiльки уваги зверта?ш. - Для мене се iнтересна новiсть. Хочу, впрочiм, запам'ятати добре дорогу, як будемо вертати... Подорож йшла без пригоди. В улусах виказувались перепусткою, всюди ?х приймали i перепускали. Нарештi за?хали до старого татарського города ?скi-Крим, де була колись ханська столиця. Звiдсiля можна було за кiлька годин за?хати у Кафу, по-турецьки Кефа. Конi дуже знемоглися, i треба було тут перепочити до завтра. Iскра зараз написав письмо до Кафи, де були польськi бранцi, i послав туди татарина. Поляки дуже тривожилися, боячись, щоб не при?хали запiзно. Iскра написав, що посли вже ?дуть i везуть окуп. На другий день побачили Кафу. Сагайдачний думав, що побачить город сильно укрiплений, а тим часом того не було. Город був розлогий, але його укрiплення були мiзернi, занедбанi. Землянi вали позасуванi i поруйнований фортечний мур. Лише всерединi мiста стояв обведений муром з високими баштами замок. Одна висока башта служила заразом за морський маяк, бо вночi запалювали на нiй бочку з смолою. Пшилуцький пояснив Сагайдачному, що ще недавно панували в Кафi генуезцi, що тодi Кафа була славним торговим городом. Тодi вона була справдi укрiплена. Недавно здобули ?? на генуезцях турки, зруйнували укрiплення, а ставити нових не квапилися. Впрочiм, цього навiть не було треба, бо Кафа стояла на полудневiм крайчику Криму. Сушею нiхто там не забiжить, бо треба би хiба всю татарщину перебити, а на це нiхто не зважиться. Вiд моря знову нiхто сюди не запливе, бо не пустять через Босфор. Це також була причина, що генуезцi улягли, не дiставши помочi вiд свого материка. Iскра знав Кафу добре. Вiн повiв ?х до одного гану, себто гостиницi, до якогось вiрменина. У тiй гостиницi примiстилися всi враз з кiньми. Для себе взяли одну кiмнату, прибрану на схiдний лад. Зараз перевдяглись у кращу одежу i пiшли у город. На базарi, мов у муравейнику, вештавсь усякий народ з усього свiту. Були тут турки, татари, вiрмени, греки, iспанцi, араби, сiрiйцi, жиди. Все тут з'?здилось зi сво?м крамом. Повздовж дороги, якою йшли до пристанi, повно шаласiв пiд дошками або крамiв таки пiд голим небом. Крамарi викликали i вихвалювали свiй крам, щоб привабити покупцiв, на всiх язиках. Лише турецькi купцi були iншо? вдачi. Кожний сидiв на сво?му столi спокiйно та байдужно, курив свiй чубук, заледве вiдповiдаючи на запити покупцiв, не журячись тим, чи ?хнiй крам хто купить чи нi. В тiй хвилi побачив Сагайдачний щось таке, вiд чого його аж заморозило i болюче стиснуло за серце. Йшли скованi один за другим обiдранi люде, байдужi на все, начеб у них душi не було. Лише тодi скорчився i показував, що живе, коли його дозорець вдарив батогом, пiдганяючи. Iскра зiтхнув важко i пояснив, що це невольники, котрих ведуть на базар продавати. - I мене так вели, - шепнув Сагайдачному, - та се ще нiчого, що тут бачиш, а там, на базарi, де людьми торгують, побачиш ще не таке. Цей базар стояв недалеко морсько? пристанi. Стояла тут пiд кришею з одно? сторони вiдкрита велика будiвля. Пiд цi?ю кришею стояли гуртами пов'язанi невольники. Продавець викликував гугнявим голосом прикмети свого товару. Покупцi ходили вiд одного до другого, оглядали, пробували м'язи, дивилися в зуби, оглядали тiло, торгувались за цiну, поки не добили торгу, або вiдходили. Проданого невольника торговець, перебравши грошi, розв'язував i вiддавав покупцевi. Вiдтак пiдходили до урядовця, що тут сидiв, i списували грамоту на власнiсть. Зараз забирав його покупець з собою, якби купленого коня. В одному гуртку побачив Сагайдачний двох зв'язаних з собою молодих парубкiв дуже на себе схожих з лиця, хоч не рiвних лiтами. Це були два рiднi брати, ?х купили два окремi покупцi. Вони спам'яталися аж тодi, коли ?х розв'язали i мали розлучити. Тодi кинулися собi в обiйми i стали страшно плакати. Дозорець бив ?х батогом, та вони цього начеб не чули. Держалися в обiймах, начеб зросли в одне тiло, та лиш тiльки чути було: "Брате рiднесенький, прощай, брате", ?х розлучили насилу i повели в рiзнi сторони. Так само трохи далi розлучили батька з сином-недолiтком, котрий кричав i плакав на весь базар. Дивлячись на це, нашi подорожнi i собi плакали нишком над людською недолею. Сагайдачний затискав кулаки з досади, кусав губи, що тих собачих синiв нiчого не зм'ягчить, що вони ще сердились i били мучений народ. Було й таке, що покупець забирав бiльший гурток невольникiв, зганяв ?х в одне мiсце, зв'язував разом. Такi в'язанки вiдводили пiдручнi на кораблi, що стояли у пристанi. Це були покупцi гуртiвнi. Було мiж ними багато iталiйцiв, грекiв та вiрмен. Вони вiдвозили свiй товар продавати далi. Подорожнi зайшли далi у ту часть базару, де продавано жiнок. Тих вже не в'язали i не кували. Вони сидiли поодиноко або гуртами. Котрiй ще на сльози стало, плакала, а iнша - то таки сидiла у якiмсь соннiм задубiннi. От зараз iз краю сидить якась нестара польська шляхтянка з молодою дочкою та малим синочком, сидять собi небожата, держачись вкупi. Дочка держить маму за шию. Хлоп'я поклало голiвку на колiна матерi i начеб заснуло. Приступають до них покупцi. Доглядач насилу вiдрива? дочку вiд матерi. Покупець бере ?? пiд бороду, оберта? до себе лицем, рознiма? брудними пальцями губи, дивиться у зуби, огляда? ?? тiло, маца? за груди i торгу?ться. Те саме робить другий з матiр'ю. Вкiнцi добувають торгу. Матiр забира? якийсь старший татарин, хлопчика купив турок, а дiвчину - якийсь iнший молодий турок. ?х хотять розлучити. Та вони, отямившись, зчепилися знову, обороняються усi тро? руками, дряпають поганцiв по лицi, кусають зубами та голосять так, що кам'яне серце би зм'ягчилось. ?х голосiння приглушу? базарний гамiр, ?х роздiлили насилу i понесли на руках. Нiчого не чути, лиш: "Мамо!", "Доню!", "Синочку!", "Дiти мо?!". Тут знову торгують укра?нську дiвчину-красуню. Зiйшлося до не? аж тро? охочих, з чого продавець дуже радий, бо вони переторговуються i пiдбивають цiну. Аж дво? вiдскочило, заклявши, а третiй платить цiну i забира? свою власнiсть. Вона, небога, йде за сво?м новим паном, мов сонна. Сагайдачний дрижить усiм тiлом. З очей падають ряснi сльози по лицi. Те саме бачить у сво?х товаришiв. Iскра дивиться на Сагайдачного, як вiн закушу? губи, блиска? люто очима i судорожне стиска? в руцi рукоять сво?? шаблi. Iскра бере його за руку i каже твердо: - Ходiмо звiдси, ти вже бачив досить. Не шматуй даремно свого серця, бо через те бiдним нiчого не поможеш, ходiмо краще у пристань. Там не одне таке, що тобi придасться знати. Сагайдачний мов зi страшного сну прокинувся. Нагадав вiдразу, за чим сюди при?хав. Вiдразу начеб оглух, закам'янiв на голосiння бiдних невольникiв. У пристанi стояло багато кораблiв, галер та суден. Вони пiд'?здили пiд берег, забирали товар i довозили до великих кораблiв, що стояли далi. Народ шниряв у рiзнi сторони, штовхався i викрикував в рiзних мовах. Вавiлон... Сагайдачний пропхався над сам берег i став роздивлятись. Хотiв перелiчити кораблi, та не можна було. Однi заступали других, а байдаки шниряли i мiшались, мов стадо уток, коли мiж них поживу кинеш. Сагайдачний придивився ще до мурiв города на пристанi. Тут були ще нащадки колишньо? башти. - Буде з мене, - каже до Iскри, - та поки прийдемо сюди походом, то всiх невольникiв вивезуть. - Не турбуйся, це тут нiколи не переведеться. Тут головна торговиця. Шляхтичам було пильно за сво?м дiлом i вони пiшли в iншу сторону з сво?м товмачем. Сагайдачний з Iскрою пiшли далi по городу. Оглянули замок i пiшли бiчною вулицею на край города. Видно було, що турки недовго ще тут панували, не було ще часу витиснути свого всхiдного п'ятна. Iскра усе Сагайдачному пояснював. Вiн знав добре турецькi городи, i вмiв вiдрiзнити, де Азiя, а де ?вропа. Пiшли потiм довкруги городських мурiв i окопiв. Усе було занедбане, не мало оборонно? вартостi. Сагайдачний оцiнював все з во?нно? точки i прийшов до тако? думки, що Кафа сама про себе жодного опору ставити не може, коли б лише до не? з вiйськом добратися можна. Як вернулися у гостиницю, то ляхiв ще не було. Сагайдачний присiв на тапчанi, передумуючи те, що тут бачив. Образи переходили через голову однi блискавкою, iншi знову держалися довго, що годi ?х було забути. Особливо тi образи, якi вiн бачив на невольницькiм базарi, рiзали його по серцю ножем. У вухах дзвенiв плач та розпучливе голосiння. Вiн так потонув у сво?х думах, що не чув, як до нього заговорив Iскра. Iскра сiпнув його за рукав: - Над чим так задумався? - В мене одна думка, а ти ?? гаразд зна?ш. Та я зараз не можу собi усього з'ясувати, так в головi усе мiша?ться, що вдурiти можна. - Минеться, брате, я серед такого жив, а опiсля привик i тепер дивлюсь на все, як на таке лихо, якого усунути не можна. Що ж? Головою муру не проб'?ш. - А я би хотiв якраз це лихо усунути, знищити дотла, щоб хрещеним людям полегшало. Скажи, товаришу, кудою нам легше сюди дiбратися: морем чи сушею... - Гадаю, що морем. - Я до моря ще не привик, менi прийшлось би легше перебитись поперек Криму... - Господи, помагай! Надiйшли ляхи з викупленими бранцями. Було ?х п'ять душ: тро? мужчин i двi жiнки. Молодша була гарна дiвчина, бiлява, струнка... Викупленi бранцi аж плакали на радощах. Обходили всiх, обнiмали i цiлували мов рiдних. Пшилуцький представив ?м панiв Конашевича i Iскрицького. Конашевич один не подiляв то? радостi. Вiн сидiв на сво?му мiсцi, голову обпер на руках. - Вашмосць, не хочеш з нами веселитися? - говорив Пшилуцький з легким докором. Вiн добував з сво?? сакви барильчину вина, щоб усiх почастувати. - Зна?те, панове, коли б я веселився, скакав з радостi? Тодi, коли б ми могли забрати звiдсiля не лише оцих п'ятеро панства, а всiх нещасливих, якi тут мучаться, тих, що я бачив, як ?х на суднах вивозили, як i тих, що ще тут остались. Без сього нема для мене нi радостi, нi супокою... - А зна?ш, вашмосць, що коли ?х всiх хотiли викупити, то не стало би на се стiльки золота, що ми всi враз iз нашими кiньми важимо. - Розкажи, вашмосць, його милостi королевi, та й сво?м землякам усе, що ти тут власними очима бачив. Скажи, щоб Польща мiцний ланцюг кувала i козакiв поприпинала, щоб не важились тих добряг-туркiв зачiпати та перепиняти ?м в такому благородному промислi. - Гiркi слова вашмосцi... - Але правдивi, та скажи ще i те, вашмосць, що хоч би козакiв справдi ляхи на ланцюг повпинали, то ми його розiрвемо, зубами порозкушу?мо, а це прокляте кодло рознесемо дотла... - Ради Бога мовчи, вашмосць, - уговорював Пшилуцький, - тут бувають потурнаки, котрi нашу мову розумiють i донесуть це турецьким заптiям, i тодi не вийдемо звiдсiля живими. - Рацiя вашмосцi. Добре, я буду мовчати на словах, а у сво?му часi заговорю дiлом. То буде краще, бо слова тут нiчого не поможуть. Дайте i менi чарку вина, хай вип'ю на щасливий наш поворот. Сагайдачний устав i начеб перемiнився увесь, був веселий. Чарка стала кружляти. - Вас, панство, звiдкiля забрали? - Рiзно бувало. Мене взяли з поля вiд роботи коло хлiба, а от сього товариша взяли з дому вночi, коли нiчого злого не прочував... - Ось бачите! Не було б того, коли б ви з козацтвом в злуцi приборкали татар так, щоб не посмiли носа з Криму виткнути... - Що, вашмосць, говориш? Хiба ж ми з ордою не б'?мось? Дума?ш, що я так легко дав себе взяти в пута? - Ви обороня?тесь аж тодi, як татарин вам на спину сяде, попалить вашi домiвки, поруйну? та пограбу?. То не так треба робити... Татар треба бити в ?х улусах... Викупленi бранцi не розумiли, чого Сагайдачний усе за козакiв говорить. Вони вважали Сагайдачного i Iскру за шляхтичiв, котрi лише тому по-укра?нськи говорять, що на Укра?нi живучи, схлопiли i забули рiдно? мови. Це здавалось ?м дуже дивним i неприродним. Змiркував це i Пшилуцький i каже пiвголосом: - Цi два панове - то запорожцi. Вони оба доброхiть пiшли нам товаришувати в тiй небезпечнiй дорозi. - А далi додав жартом: - А пан Конашевич цiлу дорогу свариться зi мною, чого Польща зупиня? козакiв набiгати на невiрних, чого нашi гетьмани i наш сейм посила? безвпинно на Сiч заборони i грiзнi унiверсали... - Пан Конашевич ма? повну рацiю, - говорив один з викуплених, пан Строжелецький. - То свята правда. Замiсть перепинювати в тiм святiм дiлi, ?м би треба всiма силами пособляти, а тодi було б краще нам всiм жити. - Спасибi вашмосцi! - каже Сагайдачний, простягаючи до нього руку. - Такi слова чую перший раз вiд польського шляхтича. - Були такi, що погнiвались на смерть за мо? резони. На погибель тим шляхетським ледарям, неробам, у котрих стiльки мудростi, що повний живiт i розкiшне життя, котрi лиш за тим дивляться, щоб з свого хлопа-пiдданця послiдню каплю кровi виссати, а все тiльки для сво?х розкошiв i вигоди - а такi, як вашмосць, щоб на каменi родились. А тодi Польща, наша спiльна мати, стане могутньою державою, а ледачий турок перед нами дрижати буде. Усi визволеннi були то? само? думки. Вони мали нагоду в часi сво?? неволi придивитись усьому гаразд. Туркiв i татар вони ненавидiли вiд серця. - Вашмосць, ще усiх тих панiв в козацтво звербу?ш... - каже, смiючись, пан Пшилуцький, - але жарт набiк, та ви, мосцi панове, не виговорiться часом, що вони запорожцi, бо татари пiрвали б у куски, i нам попри це дiсталось би... - Так довго мовчiть, поки поза Перекоп не переберемось, а там вже ?х нiчого нам боятися, - докинув Сагайдачний. Як тiльки визволенцям нагадали за Перекоп, то всi заявили бажання чимшвидше з Криму вибратись, де стiльки лиха натерпiлись, та ще й тепер не почували себе зовсiм безпечними. То? само? думки були усi. Сагайдачний пiшов до запорожцiв, подбав про все, чого ?м було треба, i шепнув, щоб були назавтра раненько готовi в дорогу. Цю нiч треба було тут переночувати. Сагайдачний пiшов з Iскрою ще раз роздивитися по городу. Та вони помiркували, що на них стали звертати сво? око турецькi заптi?. Iскра взяв зараз Сагайдачного пiд руку i завернув у господу. - Ми вже пiд оком заптi?в. Вертаймо, а то як попадемо ?м в руки, то це дорого буде нам коштувати. Завчасно полягали спати, а раненько побудив Сагайдачний усiх. Розплатились, купили ще п'ятеро коней з сiдлами i по?хали. В городi було ще тихо i пусто, i нiхто за ними не дивився. Вертали тою самою дорогою. Сагайдачний придивлявся пильно до околицi так, як першого разу. В Перекопi треба було знову поклонитися мурзi. Вiн дуже зрадiв, побачивши знайомих, жалував ?х горювання в неволi, а вже панну Анну то трохи не з'?в очима. - Всього того би не було, коли б Польща сих шайтанiв-козакiв знищила, бо вони у всьому винуватi. Вони зачiпають нас, татар, а ми вiдплачу?мося за нашу кривду. - Ми постара?мося розбити Сiч, - говорив врочисто Iскра, кладучи руку на серце. - Старайтеся, а ми вам поможемо, ?х всiх переведемо у сирiвцях до Кафи, на базар... Вже, як ви вiд'?хали, прийшла сюди вiстка, що тi розбишаки нам на Очакiв напали i пограбили його, то зухвальство. Особливе говорили про якогось Сагайдачного. То ма? бути олицетворений шайтан... А щоб його огонь геджени спалив. От коли б я його пiймав в сво? руки... Вiн i пiд Варною нако?в нам багато лиха... - Як вiн був пiд Варною, то там, певно, i загинув, коли вiйська падишаха козакiв розгромили, як ми це чули з уст вашо? милостi. В такiм разi вiн не мiг бути пiд Очаковом, - каже Сагайдачний. - Вiн один мiг втекти i тепер помстився... Поляки збентежилися, почувши таке, бо Сагайдачний був мiж ними. Всi мимоволi на нього оглянулися. Тодi Сагайдачний каже до Iскри: - Перекажи його милостi, що я Сагайдачного знаю лично i обiцяю доставити його живого. Лише поспитай, скiльки я за нього дiстану. Iскра переповiв це мурзi, через що вiдразу затерлося збентеження у полякiв. Мурза дуже зрадiв: - Невже ж ти його зна?ш? - Так, знаю добре, i вiн менi, певно, повiрить. Зайду його хитрощами, що i нестямиться, як по?де в Перекоп... На це даю мо? лицарське слово... Лише я би рад знати, як високо, ваша милiсть, його цiну?ш. - За нього дам тисячу цехiнiв, - каже мурза. - Ваша милiсть, замало його цiну?ш. Але грошей я не вiзьму, а зроблю се для приязнi вашо? милостi до мене. Вона менi бiльше варта, чим усi скарби Криму. Сагайдачний поклав руку на серце i пiдвiв очi вгору. Це дуже подобалось мурзi. Вiн простягнув Сагайдачному руку. Мурза подумав собi, що коли б вiн справдi дiстав в сво? руки того козацького шайтана i повiв його хановi, тодi вiн пiде в ласцi дуже високо... - За те, вашмосць, будь певний мо?? ласки, i можеш хоч би щоднини ?здити свобiдно з викупом у Крим за бранцями, а нiяко? перепони тобi не буде. Усiм хотiлось смiятися з такого жарту Сагайдачного. На прощання не обiйшлось знову без бакшишу, а мурза подарував Сагайдачному коня. Коли вже були за Перекопом, Пшилуцький каже: - Що собi, вашмосць, думав, обiцяючи таке тому засаленому мурзi? - Те що казав, так i думав. Я приведу самого себе до нього, як прийду сюди з козацтвом. Тодi сiпну його за ту миршаву борiдку i скажу: "Ось ма?ш живого Сагайдачного, пiзнай мене". - Невже ж справдi козаки задумують напасти на Крим? - А як вашмосцi здавалося? Хiба ж я товкся сюди i наражав на небезпеку сво? життя для само? дитячо? цiкавостi, для того, щоб дивитися на людське горе, щоб дати рiзати собi душу ?хнiм плачем. Дивись, вашмосць, ось у мене цiла дорога в кишенi. Сагайдачний вийняв папiр i показав нарис дороги, якою ?хали, з намiченими мiсцевостями, горами, рiчками i нарис розположення Кафи та пристанi над морем. - Коли ж вашмосць це робив? - Тодi, як ви на мене не дивились. Дещо рисував з пам'ятi. Я навчивсь запам'ятовувати подробицi, котрi бачив. Ляхи не могли з дива вийти. Панна Анна не могла вiд нього очей вiдвернути. Вона старалася все поруч з ним ?хати i радо з ним розмовляла. Старша ?? товаришка панi Дзюбiнська кiлька разiв упоминала ?й, що це для панни непристойно так поуфало поводитись з чужим чоловiком та ще з козаком. Та це нiчого не помагало, панна лише плечима здвигала: - Але то лицар, якого я ще не бачила... Усю дорогу ночували в степу. Час був дуже гарячий. Трава в степу висохла. Треба було осторожно з вогнем поводитися. Сагайдачний з Iскрою проводили тiй валцi. Вони вибирали на нiчлiг i посто? мiсця над водою, де було доволi зелено? пашi. Сагайдачний дiлив усiх на партi?, котрi мали вночi сторожити. Для жiнок розiп'яли шатро, всi iншi спали на травi на кожухах. Саме пере?здили околицi, де ногайцi випасали сво? стада коней. Частенько стрiчали по кiлька татарських конюхiв, котрi боялися озбро?них людей чiпати. Але вночi треба було пильнуватися i коней держати на припонах. Пригода з татарами трапилась ?м зараз при третiм нiчлiгу. Шляхтич, що мав сторожити, утомлений денною спекою, не видержав i заснув. Татари пiдкралися пiд обоз, повiдпинали коней та втекли в степ. В обозi почувся тупiт втiкаючих. Сагайдачний схопився перший, за ним - Iскра. Вони зараз пiзнали, в чому дiло, що ?х пiдiйшли непроханi гостi. - Гей! Де вартовий? Нам вкрали коней... А вартовий спав, мов неживий у тяжкiй замороцi. Сагайдачний копнув його ногою з досади. - Вашмосць, спиш? Тепер пiдемо пiшки, а ти нестимеш нашi клунки... От вартовий, матерi тво?й ковiнька! Коли б менi таке козак зробив, я б його приказав розстрiляти... Тьфу! А то - баба, перина! - Сагайдачний став далi лаяти шпетними словами. Шляхтич пiдвiвся з землi i дививсь заспаними очима, не розумiючи, що з ним. На те прибiг Пшилуцький. - Не гримай на нього, вашмосць, вiн зачадiв вiд спеки, ще за дня жалувався, що йому голова болить... - То чому менi того не сказав? Я був би кого другого поставив. Тепер, як наших коней не вiдшука?мо, то треба буде татарам забрати силою або вкрасти... Добре, що хоч сiдла нам лишилися. Але наш поворот дуже через це припiзниться. - В обозi настала метушня. Кожний проклинав i лаяв злодi?в. ?х бралась розпука, коли подумали, що серед тако? спеки треба буде стiльки дороги волочитись пiшки... Сагайдачний, покинувши ляхiв, став нараджуватися з Iскрою i запорожцями. В обозi осталось всього четверо коней... Стало на тiм, що як лише розвиднi?ться, пiде Iскра з двома товаришами за слiдом. Треба було конечно коней вiдшукати або роздобути. Вже не спали до рана. Пшилуцький сам сердився на шляхтича, другi докоряли йому теж, що через нього втратили найменше один день дороги, а коли коней не роздобудуть, то й цiлий тиждень. Як лише розвиднiлося, по?хав Iскра з козаками слiдом i пропав у степу. Всi були в лихiм настрою духа. Посiдали мовчки. А тим часом заносилось на дуже гарячу днину, бо на небi не було нi одного облачка... Сонце пiднялось на обрi? i страшно жарило. Жiнки скрилися пiд шатро. Козаки полягали на кожухах i куняли. Шляхтичi проходжались мовчки. Сагайдачний сидiв на сiдлi i курив люльку. Одна Анна не втратила бадьоростi. - Чого ви всi понадувались, мов сови в полудне? I що ж такого страшного сталося? Ми вже не таке переживали. Перебудемо i це. Я вам кажу, що пан Кона-шевич видума? щось таке, що нiкому би i не приснилося, i все буде гаразд. - Вона поглянула на Сагайдачного i заспiвала пiсеньку, та пiшла у траву квiтки збирати. - Панночко, - говорив Сагайдачний, - дайте-но спокiй сiй роботi по травi, а то ще гадюку замiсть квiтки знайдете, а тодi нема для вас порятунку. Ви степу не зна?те i не прочува?те, як тут всюди небезпека кри?ться. Наста? спека, i гадюка тодi дуже злюча бува?. Не можна вам i на травi сiдати. Коли утомились, так сiдайте на сiдло або ось на розстелений овечий кожух, гадюка до овечого кожуха не пiде... Анна поглянула ласкаво на Сагайдачного i каже: - Спасибi за осторогу, але спiвати менi можна? Пiснею чей же гадюки не прикличу? Сагайдачний усмiхнувся: - Спiвайте здоровi! Хiба би мiж степовими гадюками був який зачарований царевич, так як у казцi говориться. Отодi вiн, певно, на вашу любу пiсеньку зва-биться, вiдзиска? свою прежню постать, ну i тодi запрошуйте нас всiх на весiлля. - Спасибi за царевича, - каже Анна, кланяючись, - зависокi пороги на мо? ноги. Тепер заспiвала Анна сво?м срiбним голоском укра?нську пiсеньку, аж степова птиця у травi замовкла. Сагайдачний узяв рушницю на плече i каже до Пшилуцького: - Я ненадовго вiдходжу. Коли б що поганого трапилось, так дайте менi знати стрiлом. Сагайдачний пiшов у степ i за хвилю пропав у травi. Нараз залунав з того боку стрiл. Подорожнi посхапувалися i не знали, що це значить, а Анна каже: - Та чого ви налякались? То пан Конашевич, певно, щось сполював... В обозi лишився ще один кiнь. Анна побiгла i видряпалась на нього, стала ногами на хребтi i стала розглядати околицю. А далi сплеснула руками i вже була на землi. - Пан Конашевич верта?ться, - каже схвильована i задихана. Вiн вертав, справдi таскаючи на плечах убитого оленя. - Нуте, хлоп'ята, - каже до запорожцiв, - розведiть огонь, будемо обiд варити... Принiс оленя i кинув на землю. Анна була дуже з цього рада, бiгала довкруги i плескала в долонi. - Не казала ж я, що пан Конашевич не дасть нам загинути? Козаки стали оленя патрошити, принесли в казанах води з потiчка i розвели вогонь. Незадовго варилася в казанi юшка з кашею i пеклись на вогнi куски м'яса. Розходилася люба воня печеного м'яса, аж слина в ротi збиралася. За достатньою ?дою всi повеселiшали. Завелась балачка, i стали собi з цiло? пригоди жартувати. - Пан Iскрицький повинен би вже вернути, вже бiльше чотири години, як по?хав. - Так не можна казати, - каже Сагайдачний, - ми не зна?мо, як далеко йому прийдеться ?хати, тiльки я того певний, що вiн надармо не по?хав. А тим часом Iскра, знаючи добре степ, ?хав за слiдом в травi, не зупиняючись. Вiн поспiшав, щоб тим часом, як сонце пригрi?, столочена трава не пiднялась. Сонце вийшло високо i дуже грiло. Конi попрiли i знемоглись, будилась степова муха i дуже до них присiкалась... Аж побачили, що в одному мiсцi хвилювалася трава. Там пасся табунець коней. Козацькi конi заiржали, а тамтi стали вiдзиватися. За тими стали показуватися кiнчастi татарськi шапки. Iскра по?хав до них прямо. Йому назустрiч вийшло кiльканадцять татарських конюхiв, обiдраних i напiвголих. Вони зараз обступили козакiв довкола. У них не було жодно? збро?, окрiм ломак. - Чи не забiгли тут часом нашi конi? - пита? Iскра по-татарськи. - А скiльки тих коней було? - Ти не питай, скiльки, а одвiчай, про що я тебе питаю! - А коли б забiгли, то що? - То панськi конi, а пани дадуть вам викуп, скiльки захочете. - А тi пани де? - Там, де ви в них коней вкрали, - каже смiючись Iскра. - Ви - гiльта?. Але добре ви зробили, бо пани заплатять золотом. Нам це байдуже. Приказали нам панiв з Криму супроводжувати, так ми i робимо, це наше дiло. - А де ж це золото? - Та годi ж менi було з собою золото везти, як я не знав, чи вас стрiну. Скiльки вас тут ? вкупi? - Бiльш шiстдесят люда... - А мо?х панiв лише п'ятеро, i нас тро?. Пiшлiть з нами яких сорок люда, або хоч i всi ходiть. Приведiть коней з собою, а звiдтам вернетеся з грiшми. Це лiпше для вас як конi, бо золота вовк не буде ?сти. Татари стали нараджуватися помiж собою i так порадились, що п'ятдесят ?х по?де з кiньми за Iскрою. Вони його нi раз не пiдозрювали, бо по-татарськи так говорив, начеб мiж ними довго жив. Посiдали на коней i цiлою юрбою по?хали за козаками. - Чому ж ви i наших коней не забрали? - Ти мудрий, але i ми не дурнi. Перш вiзьмемо викуп, опiсля ви при?дете за кiньми. - Тi шельми щось недоброго замишляють, - каже Iскра до запорожцiв. - Держiться осторожно. Iскра вирядив одного козака, щоб ?хав передом та показував дорогу. З другим полишився позаду, пiдганяючи конюхiв до поспiху... - Зна?ш, батьку, що я пiдслухав? - каже козак до Iскри. - Тi гiльта?, не догадуючись, що я ?х розумiю, говорили так мiж собою: "Вiзьмемо усiх в пута, та в ясир, а що при них знайдемо, то наше"... - От i добре, - каже Iскра, - будемо мати трохи втiхи. Сагайдачний з запорожцями дасть ?м раду. I ляхи без дiла сидiти не будуть, а Антошко з сво?м цапиним лобом якраз добрий до такого бою. Вже було геть з пiвдня, як чуйне ухо Сагайдачного зачуло тупiт коней. Сагайдачний присiв до землi i надслухував. - Мосцi пани! Не завадить оглянути порох на пiстолетах, та шаблю пiд рукою мати. Лише прошу не вихапуйтеся наперед, а дивiться, що я робитиму. А ви, хлопцi, вiзьмiть у руки по дрючковi, з оцих, що казани на них висiли, та й менi дайте якого пригожого цiпка. Незадовго захвилювала степова трава i стали показуватися зразу кiнчастi татарськi шапки, а вiдтак i ?здцi. Козак, що ?хав напередi, почвалував щосили до сво?х. Татари стали за ним кричати i пустились здоганяти, та вiн ?х випередив. - Отамане! П'ятдесят татарських конокрадiв iде за викупом... - А коней наших ведуть? - Не хотiли, чортовi сини. Перш, кажуть, грошi, а потiм за кiньми посилай... - Вашмосцi, ма?те яку скриньку, так давайте сюди, а ти, вашмосць, що зна?ш татарську мову, скажи ?м, що окуп вже для них приладжений, хай зараз подiляться тим на наших очах, щоб нiкому не було кривди. Скажи, що на кожного випаде по п'ять золотих. Зараз над'?хали татари. Побачивши таку юрбу напiвголих дикунiв, можна було справдi налякатися. Вони були без сорочок. Тiло осмалене вiд сонця, мов у циган. Вони сидiли на конях без сiдел, а замiсть збро? держали ломаки в руках. Панi Дзюбiнська налякалась дуже i ломила руки в розпуцi. Анна дрижала теж, але показувала бадьору i потiшала свою старшу товаришку. Вона була певна того, що пан Конашевич дасть собi з ними раду. Товмач-шляхтич, показуючи на скриньку, говорив так, як його Сагайдачний навчив. Татари позiскакували з коней i обступили скриньку так, як голоднi поросята принесене корито з кормом. Брали собi скриньку з рук, через що повстала велика метушня. Тодi Конашевич дав знак сво?м козакам i вони всi, мов яструби, впали на юрбу з колами i стали з усi?? сили бити. - Держiть коней, щоб не розбiгались, - кричав Сагайдачний. Татари не сподiвалися такого прийняття, збилися в купу i стали кричати. Козаки з панами били по лобах, аж черепи трiскали. Iскра ловив коней i зв'язував докупи. Антошко храбрував i цiпком, i сво?м твердим лобом. Котрого татарина штовхнув, то вже не встояв на ногах. Анна, дивлячись на це, сердечне смiялась i показувала сво?й подрузi Антошка. Вiн, що розбiжиться i вдарить, а татарин лише руки розведе i паде на землю. Метушня тривала недовго. Тi татари, що вцiлiли, втiкали в степ i ховалися в траву. До коней не було приступу, бо Iскра з козаками грозив рушницею. Усi дуже знемоглись, сливе дух переводили. Анна приступила з сiяючим з радостi лицем до Сагайдачного: - Дяку?мо пану Конашевичевi, як нашому спасителевi. Я все була певна, що вашмосць не дасть нам загинути... Конашевич не вiдповiв нiчого, лише подякував головою за привiт. - Iване! - гукав Сагайдачний до Iскри. - А скiльки коней пiймав? - Буде з тридцять... - Добра замiна, - каже Сагайдачний, - щось так, як би за одного три. А того окупу, який ?м дiстався, вистане на цiлий рiк. Тепер, мосця панна, - каже до Анни, - прошу потрудитись зi мною, вибери собi коня, якого хочеш... Анна покраснiла, мов вишня, i пiшла з Сагайдачним до татарських коней. - Коли панна Анна на конях не зна?ться, то позволь, що я сам виберу. Татарськi конi такi витривалi, що за?деш на ньому до само? Польщi... - Я дуже дякую пану Конашевичу за такий подарунок, але я на конях не знаюся... - Вона подала йому руки i поглянула ласкаво у вiчi. Козаки i шляхта пiшли й собi коней оглядати, та лиш язиками цмокали. Вони були дуже гарнi i сильнi степовики, то? само? породи, як тi, на яких татари аж на Венгрiю забiгали. Сагайдачний вибрав для Анни коника, мов мальованого, у нього була гарна невелика голова з буйною гривою. Шия - мов у лебедя. Очi блистiли вогнем i розумом, широкi груди i такi ж гарнi ноги. За ним волочився гарний довгий хвiст. На чолi пишалась бiла стрiлка, а так само усi чотири ноги були над копитами бiлi. - Та то, моспане, араб чисто? кровi, - говорив з захопленням пан Пшилуцький,-на нього хiба цiни нема?. Панно Анно, кажу вашмосцi, що то королiвський дар... Подякуй... Анна запаленiла ще дужче i подякувала. Вiдтак приблизилася до коня i стала його гладити по ши?. Коник обнюшив ?? i став потирати сво?м лобом до ?? плеча. - От вже i приязнь завелась, - говорили шляхтичi. - Вiн зда?ться вже у?жджений. - Берiть, люде добрi, по коневi i сiдайте. Ми тут довго попасати не будемо. Та голота готова зiбрати бiльше гiльта?в i на нас напасти... Ти, Iване, йди до вогнища, там ще дещо для вас лишилося печеного... - Га, га! А ви звiдкiля м'ясо взяли? Ми такi голоднi, мов вовки... За хвилю конi були осiдланi i нав'юченi. Пустилися в дальшу дорогу. Анна сидiла на сво?му буланику, котрий показався спокiйним, мов дитина, i у?ждженим. Вона держалася все при боцi Сагайдачного i радо з ним розмовляла. Поки сонце зайшло, про?хали великий шмат дороги. Стали на нiчлiг. Небо палало вiд заходу рожевим свiтлом, денна птиця замовкала. Усе спiшило на нiчлiг. Журавлi летiли довгими ключами до сво?х гнiзд. Десь далеко почувся в болотi хор жаб. Степ виглядав так, начеб нiчнi працьовики мiняли денних в якiйсь великiй робiтнi. На землю насiдала густа роса. Козаки назбирали сухо? трави i розвели вогонь. Сагайдачний повидiлював сторожу на нiч, по дво? в одну чергу. Для жiнок розiп'яли шатро. На другий день десь з полудня зблизились до одного днiпрового рукава, що переплива? дикi поля, i натрапили на козацьку редуту. Здалеку видно було на обрi? високий стовп, начеб з бузьковим гнiздом на вершку. - Слава Богу, - каже Сагайдачний, - ми вже мiж сво?ми. - Що це за стовп такий? - питають шляхтичi. - Це козацька фiгура. Це стовп з драбиною, а на ньому бочка з смолою. Коли наближа?ться небезпека вiд орди, то цю бочку запалюють, а з того хрещений народ зна?, що небезпека близька. За цим знаком запалюють другий i третiй, i так народ або хова?ться, або втiка?, або ста? до оборони. - А хто ж ?х запалю?? - Така фiгура сто?ть посеред редути, котро? козаки пильнують, ?х тут багато на Запорожжi. Ми зараз будемо в такiй редутi мiж сво?ми, i там ми переночу?мо. Ми цi?? ночi добре проспимось, бо там вже буде кому нас сторожити i про ?жу для нас подбають. - Я не знав, що у вас така гарна органiзацiя. - Приглядайся, вашмосць, до всього добре, уважно, та розкажи опiсля сво?м землякам. Може, вашмосць знайдеш у Польщi послух, та на нас стануть iншим оком дивитись, як досi. - Буду старатися усiма силами все направити, де вам зроблено кривду наклепами. Дай Боже, щоб я зробив добрий початок. На кожний спосiб, я, пам'ятаючи на те, що козаки для мене зробили, буду для вас другом i приятелем, i нiколи вам того не забуду. Я довжний вам вдячнiсть. Не боюся, щоб наша дружба, зав'язана серед таких незвичайних обставин, коли-небудь розiрвалась. Пшилуцький подав Сагайдачному руку. Наблизились до редути. На стовпi бiля бочки сидiв сторожний козак i зорив по степу. Здалека видно було вал, а усерединi стирчала криша куреня, з якого справдi йшов прямою пасмугою вгору дим. Переднi козаки з валки пiд'?хали i звiстили залогу, що йде до них валка, котру веде Сагайдачний, що якраз верта? з Криму з кiлькома ляхами. З ними ? двi ляшки, що ?х з татарсько? неволi викуплено. Козаки в редутi знали Сагайдачного i були радi такому гостевi. Сагайдачний поки в'?хав у ворота, об'?хав редуту довкруги. - Здоровi були, панове товариство! Чи приймете подорожнiх з далекого свiту? - Радо прийма?мо та у хату просимо. - Хто у вас ватажком? - Се я, Семен Бульба... - А, здоров, товаришу. Ти, либонь, iз чубiвцiв будеш? - Справдi, з чубiвцiв. Ми враз на Сiч мандрували... - Ну, коли так, то скажи, як тобi подоба?ться оця редута i хто ?? ставив? - Вона менi зовсiм не подоба?ться, а ставив ?? якийсь великий дурень. - От зараз пiзнати птицю по пiр'ю, та з якого гнiзда вона вийшла, - говорив урадуваний Сагайдачний, бо йому зараз видалась редута "пса варта". - Ти довго тут отаману?ш? - Не бiльше двох недiль, як я прийшов сюди на змiну iз Сiчi. Не було часу нi змiнити, нi поправити... - Нема що змiняти, нi поправляти, а треба поставити редуту на iншому мiсцi. Вона округла, мов куряче гнiздо, цiла сто?ть у долинi. Татари вiзьмуть ?? першим розмахом, а вали такi, що конем перескочиш. Треба пошукати кращого мiсця, ближче Днiпра, щоб можна було в разi потреби втекти на байдаки. За куренем, де жили козаки, був окремий передiл на усячину. Там помiстили жiнок. Чоловiки всi спали в куренi. Сагайдачного не брався сон. Вже було пiзно, а вiн ходив по валу, покурюючи свою люльку. Нiч була гарна. Небо вкрилось ясними зорями. Мiсяця не було. На землю насiла густа роса, мов дощ. Сагайдачний присiв на валу i задумався. В його головi засiла велика думка походу на Крим, геть аж у Кафу. Треба все передумати в подробицях. Козацтво за ним пiде певно, але це ще не все. Коли б так похiд не повiвся, то вiн, певно, наложить головою, а уся його слава пропаде. То таке смiле i велике дiло, що аж подумати страшно. А коли б це повелось, скiльки би то християнського народу визволилося з страшно? неволi. Коли так сидiв задуманий, не завважив, що хтось до нього тихо, мов дух, наближався. Якась стать пiдiйшла i стала над ним, а вiн ще ?? не завважав. То була панна Анна. ?й також не спалось i ждала тiльки, коли ?? товаришка засне. Зараз вийшла потихо, наставляючи в пiтьмi напроти себе руки на майдан. Вона прочувала, що Сагайдачний не спить i, певно, його десь тут на валу стрiне. Вона доторкнулась легесенько його плеча. - Хто це? - спитав Сагайдачний, начеб зi сну прокинувся. - Не пiзна?ш мене, пане Конашевичу? - питала тихим вогким дрижачим голосом. - А, се ти, панночко? Чого ж не спиш, не вiдпочива?ш? Завтра прийдеться ще неабиякий шмат дороги пере?хати... - Не спиться менi чогось. Думки ро?м по головi лiтають, в нашiй комiрчинi чогось душно, та й вийшла погуляти на свiжому повiтрi серед тако? чарiвно? ночi. - Гарна нiч для таких, у кого нема на головi турботи. А кому треба про все думати i пам'ятати, то однаково йому, чи на свiтi соловейчики щебечуть, чи громи б'ють... - Я се, бачу, пане Конашевичу, i вiдчуваю, яка вiдповiдальнiсть на тво?й головi, якi турботи про себе i про других. Та годi так усе клопотатись. Треба дати волю самим думкам, вiдпочити i звернути ?м до чогось кращого, гарнiшого, як та важка, томляча буденщина. Я се по собi знаю. Коли мене вирвали поганцi з-посеред домашнього вогнища вiд тата i мами, то менi здавалося, що краща була б для мене смерть. Я знала, що мене мiж турками жде, бо про те говорилося не раз вдома. Мене брала розпука. Та все ж я, щоб вiдiгнати вiд себе тi страшнi думки мимо мого страшного окруження, котре менi безвпинно мою гiрку долю нагадувало, перемогла себе на те все забути, i я присилувала себе думати про щось краще. Я вмовлювала в себе ту любу надiю, що Господь змилу?ться надi мною, вислуха? мо? молитви i мене з неволi визволить. Воно так i сталося. I я дякую за це божiй матерi. I за те дякую, що здержала мою руку, коли я загадала мо?м терпiнням зробити край. Таке покiнчення мо?х мук оставила я на останок, i воно добре сталося. - А хто, панночко, тво? батьки? - Мiй батько - подiльський магнат. Нас лише дво? рiднi було. Мiй старший вiд мене любий братчик полiг на мо?х очах пiд час послiднього татарського набiгу, коли-то наше майно руйнували i грабили поганцi, як мене взяли. Я не знала дотепер, що з мо?ю матiнкою сталося, бо мого батенька на той час не було дома. Тепер я довiдалась, що маму скрив старий пасiчник Андрiй у льоху пiд пасiкою. Вони обо? живуть, а я тепер одиначка... - Вона стала нишком плакати. - Жаль менi тебе, панночко, що ти так щиро за братиком побива?шся, та плачем його не воскресиш, так судилось... - Пане Конашевичу, - каже Анна, подумавши, - ?дь з нами до мого батенька. Ти людина освiчена, не вiк тобi вiкувати серед тих простих людей, тобi мiж рiвними людьми мiсце. Мiй батенько, пiзнавши тебе, прийме з одвертими руками i до кар'?ри допоможе. - I зробить мене, певно, сотником надворних козакiв, коли ?х справдi ма?... - Грiх тобi, пане Конашевичу, таке говорити... Мiй батько виробить тобi на сеймi наше польське шляхетство. Коли я його о те попрошу, то, певно, не вiдмовить i... прийме тебе за зятя... Вона вимовила цi слова з великою дрожжю в голосi. - Панно Анно, що тобi в голову прийшло? Подумай, хто я, а хто ти. Ти дочка, до того одиначка, у польського магната, може, i сенатора, я - простий козак, хоч i з освiтою... - Твоя освiта да? тобi приступ у найвищi круги... - А хоч би i так, то мiж нами така пропасть станова, народна i релiгiйна, що про злуку мiж нами, про одруження i бесiди не може бути. Ти - католичка, я - православний, по-вашому - шизматик. Двом богам в однiй хатi молитися не можемо. Я мо?? вiри нiзащо в свiтi не покину, а тебе не можу силувати, щоб ти костьола виреклась. Врештi, тво? батьки до цього не допустили би. Стрiнулись ми припадкове, на дорозi нашого життя, так i розiйдiмось по-доброму, згадуючи одне одного добрим словом. Я мiж козацтвом один з перших, мiж вами я був би потурайлом, посмiховищем, i моя позицiя була б дуже мiзерна i для мене невиносима. Я останусь тут, де мене провидiння Боже поставило, а ти йди сво?ю дорогою, хай тебе Бог благословить. Я бачу в тобi, панночко, людину розумну i з серцем. Тож буду тебе о одне просити: не дай панам знущатися над бiдним робучим народом. Згадай, що то такi самi люде, з яких я вийшов, з-пiд солом'яно? стрiхи, i це мо? брати. За те, панночко, я буду тобi дуже вдячний. Анна присiла на землi бiля Сагайдачного. Вона дуже дрижала усiм тiлом, мов в лихорадцi. - Легко то сказати: йди собi сво?ю дорогою. А що можна на це порадити, як нашi житт?вi дороги, зiйшовшись раз, перехрещуються, що я не можу йти окремою дорогою, без тебе. Вiд першого разу, як я тебе у цiй проклятiй Кафi побачила, мене щось начеб за серце зачепило. Я козакiв взагалi не знала. I зараз шепнуло менi прочуття, що ти мiй вибраний, у снах вилелiяний лицар, з котрим я пiшла би на край свiту. I коли я довiдалась, що ти козак, що ти належиш до тих людей, якими в мо?й сферi товариськiй дiтей лякають, то мене це нi разу не налякало. Я собi зараз нагадала, що вже бувало таке, що панська дитина в козака влюбилась i виходила за козака замiж. Я не перша. Я не могла з тебе очей звести, i я почувала себе щасливою, коли могла поруч тебе ?хати, як ти на мене поглянув, заговорив до мене слово. I ось я, поконуючи цiлою силою волi мiй дiвочий сором i амбiцiю дочки магната, сама тобi говорю, що люблю тебе, як свою душу, хоч не знаю, чи ти хоч крихiточку зi мною спочува?ш. Те, що я тепер зробила, назива?ться в мо?й товариськiй сферi великим проступком, i я за це стратила би на славi. За це всилували би мене вийти за першого-лiпшого шляхтича або пiти в монастир. Я ще не трачу надi?, що тебе при?днаю до себе, з'?днаю собi тво? серце мо?ю щирою любов'ю. Може бути, що ти не можеш до нас пристати, так я кину вiтця i матiр, вiдречуся багатства i пiду за тобою на край свiту, щоб лиш дивитися на тебе, бачити тво? лицарськi подвиги. Ти мiй вибраний князь, ти мо? сонце, козаче мiй любий, мiй пане... При тих словах вона пригорнулась до Сагайдачного, мов налякана голубка, що хова?ться перед чимсь страшним, обняла його руками за шию i стала пристрасно цiлувати. Сагайдачний гладив ?? нiжно по лицi. - Бiдна дiвчино, як менi тебе дуже жаль. Жаль менi, що я проти мо?? волi став причиною твого горя. I з того другого, що ти сказала, нiчого не може бути. Я не мiг би бути таким пiдлим, щоб тобi свiт зав'язувати i брати тебе з-посеред панських розкошiв до твердого простого свого життя. Ти би нiколи до цього не привикла. Поглянь на мо? окруження, на мо?х товаришiв, ?х просте безман?рне поведення завсiгди тебе би разило. А навiть не все могла би ти зi мною жити, а що могло б заступити тобi втрачений рай. Мо? дiло козацьке, лицарське. Та там, де я мушу бути, там тобi бути не можна. У нас не так, як у Польщi, що шляхта жде аж вiцiв[19] на посполите рушення, а поза тим живе дома. У нас посполите рушення кожно? хвилi. У нас похiд за походом. То й так ти мусила би жити десь у городi самiтно, мiж чужими тобi людьми. А коли б я так у походi загинув, коли б не було кому за тобою постояти, тодi хоч пiд тин йди, бо додому нiчого тобi вертатися. Батьки i вся твоя рiдня вiдцуралась би тебе, а земляки показували би на тебе пальцями: от виродна дитина, що за козаком повiялась... Нi, Анно, я такого грiха на душу не вiзьму. Вона закрила лице долонями i плакала. - А от ще одна перешкода, - говорив по хвилi Сагайдачний. - Ти би на цiй любовi душе ошукалася. Я не можу вже нiкого, жодно? дiвчини любити. Як ти до мене була така щира, то i менi треба вiдкрити перед тобою мою тайну, хоч при тiм порушу нiколи не заго?ну сердечну рану.. Анна випрямилась i слухала. - Я полюбив раз в життi дiвчину гарну, як ранiшня зоря, чисту, як небесна роса, добру i розумну, мов янгол... Попри не? для друго? дiвчини в мо?м серцi мiсця нема?... - Хто ж вона? - Чесного козацького роду, одиначка, як ти, - бо також втратила одинокого брата в борьбi з бусурменами... та лиха доля нас розлучила... - Певно, я так догадуюсь, видали ?? за нелюба замiж... - Нi, цього не було, бо такий смiльчак, щоби ?? важився менi забрати, не жив би... Ми були вже зарученi, батьки мене любили, мов рiдного сина... Вона загинула страшною смертю. Один попихач на хуторi ?? батька, жид-вихрест, поганий, потвора, вiвчар, влюбився в не?, при помочi розбишак вкрав ?? з батькiвського дому, i коли тi гiльта?, побачивши за дня, яка то красавиця, хотiли ?? забрати i продати татарам, вiн ?? зарiзав ножем. Анну начеб пiдкинуло з обурення. - Такого лотра на вогнi живого би спекти... - Його тi гiльта? за те, що тако? добичi ?х позбавив, повiсили... Зрозумiй же тепер, моя добра Анно, - говорив Сагайдачний, важко зiтхнувши, - що для мене любовi вже нема?. Я би найчистiшою любов'ю до друго? споганив пам'ять мо?? дорого? Марусеньки. Тепер я козак - i нiчого бiльше. Я лише у бою, серед граду куль, серед реву гармат, серед рукопашнi i стону конаючих, можу знайти забуття i полегшу на мо? терпiння... Тебе я нiколи не забуду. Останьмося друзями, та й тiльки всього. Коли на мене згада?ш, то зараз подумай, що ти несвiдомо полюбила жонатого чоловiка, а така любов грiшна. Я не буду користати з тво?? слабостi, з твого зворушення, - йди собi, люба дитино, сво?ю дорогою. Вiн поцiлував ?? нiжно в чоло, пiдвiв з землi i повiв, дрижачу, в ?? передiл... А за той час розмови соловейко в верболозi спiвав сво?й любiй дружинi пiсеньку, аж заливався... На другий день Сагайдачний вибрав пригоже мiсце на редуту, помiряв, випаликував рови та вали i заставив козакiв копати нову редуту. V Вернувши на Сiч, застав тут Сагайдачний деякi змiни. За сiчовим валом покладено кiлька нових будiвель. Це було призначене для постороннiх людей, для купцiв, крамарiв та тих козакiв, до котрих ?х жiнки при?здили. Старшина обмiркувала, що небезпечно кого-будь пускати в Сiч, особливо крамарiв, мiж котрими були турки, татари, вiрмени, греки. Далi довiдався Сагайдачний, що при?хали сюди якраз комiсари з Польщi за дiлом. Тут було також примiщення для турецьких бранцiв, яких козаки вiдбивали у вертаючих з краю татар, а це траплялося дуже часто. Тут примiщено також i гостей Сагайдачного, що з Криму вернулися. Сагайдачний пошукав зараз за Марком, вiн цiкавий був почути за очакiвський похiд. - Поталанило тобi, Марку, дуже радiю тво?м щастям. - А ти звiдкiля це зна?ш? - Добряги татари вже про це знали i нам сказали. Я так зрадiв, що обiцяв урочисто мурзi привести йому живого Сагайдачного. - Не розумiю... - Опiсля тобi все подрiбно розкажу, тепер менi до кошового треба пiти iз звiтом. - А зна?ш, Петре, якого гостя ма?мо на Сiчi? - Певно, дума?ш про тих польських комiсарiв. Чого вони хотять? - Начхать менi на комiсарiв... Старий Чепiль при?хав. Сагайдачного начеб у серце кольнуло. - Рад би я зараз його привiтати, та перший обов'язок. Кошовий, побачивши Сагайдачного, дуже зрадiв, аж його обняв. - Слава Богу, що ти вернувся живий та здоровий. Ми тут дуже нетерпеливо вижидали, та таки, нiде правди дiти, побоювалися за тебе. При?хали з Польщi комiсари та привезли таке грiзне письмо, що аж волосся дибом на головi ста?. Я лише ждав на тебе, щоб скликати велику раду та обмiркувати, що вiдповiсти комiсарам. Ось воно. Кошовий подав Сагайдачному велике письмо з печаткою польського канцлера. Сагайдачний прочитав письмо i каже: - Цього письма на великiй радi козакам читати не можна. - Чому? Без ради не можна нiчого зробити. - Не можна тому, що роз'ярене козацтво на такi безличнi[20] вимоги може потопити комiсарiв у Днiпрi, а тодi наробили би ми собi сорому на увесь свiт. А коли б старшина хотiла ?х у тому здержати, то козацтво здмухне нас, мов билинку, вибере зараз iншу старшину i пiде походом на Польщу, а до того ми ще не доросли. Тодi ляхи нас покопають, i вся наша теперiшня тяжка праця змарну?ться... Це письмо -то вершок безличностi i пансько? гордовитостi... Та сих погроз нам нiчого боятися, бо самi тi, що ?х писали, не вiрять в те, щоб ми цi прикази виконали... - Як же по-тво?му зробити? - Письма треба прочитати лиш старшинi, i вiдповiдь обдумати в хатi, в чотирьох стiнах, без ляхiв, а тодi дати готову вiдповiдь комiсарам, як вiдповiдь вiд усього Запорозького низового вiйська... Чей же козацтво про цей лист нiчого не зна?... - Нiхто не зна?, крiм генерального писаря. Я благорозумно ждав на тебе, а комiсарiв, якi вже зачинають сво? рiжки показувати, я держу за валами Сiчi i сюди не пускаю. Ти, певно, бачив, що там побудовано хати i цiлi куренi. - Вибач менi, батьку, що спитаю, коли скличеться рада старшин? - Як ти не дуже охляв, то можна завтра... Сагайдачний вийшов пошукати за Чепелем. Чепiль засiв у Переяславському куренi, поки не верне Сагайдачний. Там стрiнулись. Чепiль Сагайдачного з довгою бородою не пiзнав зразу. Сагайдачний завважив теж, що Чепiль дуже перемiнився. Вiн постарiвся. Голова i вуса добре посивiли, вiн похилився, начеб який важкий тягар його придавив. Вони взялись в обiйми i обидва сердечно заплакали. - Зятю мiй любий, як це ми стрiча?мось? - Спасибi, батеньку, що мене навiдали, а то я не зараз спромiгся би на твiй хутiр при?хати... - Я не при?хав на Сiч тебе навiдати, а таки хочу вiку тут доживати. В мене вже нiкого нема?, хiба ти один. Я забрав з собою ще тiльки спомини колишнього мого щастя... - Що ж воно сталося, де ж панiматка, де хутiр? Хiба ж татари спалили? - Моя небога вже пiд муравою на могилках спочива? бiля нашо? Марусеньки. Страх, як вона мучилась. Тiльки з не? всi?? роботи, що скоро рано бiжить на могилку та бiля Марусi пора?ться. То квiтки садить, то воду носить i пiдлива?, то бур'ян поле, а все щось говорить, начеб з покiйницею розмовляла, усмiха?ться, начеб ?? бачила, а часом то i пiсеньку стиха заспiва?. Бiльше нiчого ?? не зацiкавить, нiкого не бачить. Страшно було на не? дивитись, серце рвалось з жалю. Ти пам'ята?ш, яка то була молодиця, яка господиня... I де-то все подiлось, вiд то? хвилi, як вона втеряла розум... I так нидiла, нидiла, аж заснула безболiзнено з усмiшкою на лицi. Була рада вмирати, радiла, мов мала дитина, що вже йде до Марусi. Перед смертю прийшла до пам'ятi, прикликала мене i каже: "Ще сьогоднi я бачитиму Марусю. Ти, Iване, за мною не побивайся, бо менi так краще йти на вiчний спочинок, i ти прийдеш до нас, а тодi заживемо разом у Господа небесного. Я лиш тебе прохаю, щоб мене бiля Марусi поховали..." - Я все те мусив слухати, усе пережити. Мо? щастя, начеб який чарiвний сон, проминуло. Як я похоронив мою небогу по-християнському закону, то що менi бiльш на хуторi робити? Хутiр я передав Остаповi Бондаренковi. Вiн оженився з подругою покiйно? Марусi, Горпиною. Ти ?? знав. Забрав я сво? грошi i вiддав усi на сiчову церкву, - спасибi сiчовикам, що церкву побудували. Хочу тут доживати, тут хочу i кiнчити. - А хто ж той Бондаренко? - А хiба ти не зна?ш? То добра козацька дитина. Виростав сиротою на нашiй паланцi, та ще i маму-удову вдержував, а Горпина то знову сирота по добрiм козаку-товаришу. Ми ?? держали у себе змалку. Незадовго по смертi Марусi ми ?х одружили та прийняли на хутiр. Добрi, щирi люде. Як вони, особливо Горпина, бiля покiйницi небоги заходилась, мов рiдна дочка. Я ?м подарував хутiр з полями, лугами, i зi всiм, що мо? було, хай ?м Бог благословить. - А старий дiд-пасiчник, що мене лiчив, живий ще? - Помер, якось незадовго по смертi Марусi. Дуже глибоко узяв собi ?? смерть. Вiн ?? виняньчив, пiд його оком вона, небога, виросла... Страх, як старий тужив. Навiть його внука бiльше його не займала. Нидiв так, та й минувся. Так воно усiм нам вiд смертi Марусi пiшло з Петрового дня. - Зна?ш, батьку, що ми незадовго виберемось обидва туди, на хутiр. Я мушу ще раз поглянути на цi всi мiсця мого коротенького щастя, мушу поклонитися могилцi мо?? ?дино? Марусi, мушу взяти з ?? могили грудку землi. Буде менi здаватися, що ми ближче себе, а коли i я минуся, а мене з цi?ю грудкою поховають, то так начеб я бiля не? спочив... - Коли ж ми по?демо? - Пiслязавтра. Назавтра склика? кошовий раду старшин, важне дiло, i я там мушу бути... - Чував я про тебе, мiй сину, дуже багато, i самого доброго. Тiльки для мене i радостi, що ти так високо виплив мiж козацтвом. Чував за Варну... Ех, сину мiй, сину, чому-то Бог не дозволив... Та що й казать!.. - Чепiль махнув рукою. - Така воля Божа, а проти не? нiчого не вдi?мо. Коли я довiдався про таку страшну смерть мо?? дiвчини, трохи з розуму не зiйшов та рук на себе не наложив... - За те розказував менi твiй побратим... У куренi розповiв Марко Сагайдачному про свiй вдалий похiд на Очакiв. Турки i не сподiвались того, i були заслабi, щоб давати опiр. Привезли добичу... - А що паша очакiвський? - Ми його вже не застали. Султан прислав йому шовковий шнурочок, так, як Iскра йому виворожив... Другого дня зiбралась сiчова старшина до кошового на раду. Запросили сюди i старого Чепеля. Хоч вiн поки що на Сiчi старшиною не був, та помiж сiчовим козацтвом мав повагу для сво?х заслуг, вiку i досвiду... - Я закликав вас, панове отамання, порадитись в однiм важнiм дiлi. Зна?те, що при?хали з Польщi комiсари з письмом. Поперед усього ми прочита?мо його тут мiж чотирма стiнами, а пiсля обмiрку?мо, чи самi дамо вiдповiдь, чи скличемо до того велику козацьку раду. Я думаю, що коли б ми вiдмовилися зробити те, чого Польща вiд нас хоче, тодi i ради не потреба, i козацтво про це не потребу? знати. Тому, панове, не говорiть цього нiкому, що тут почу?те... Вам тiльки скажу, що комiсари скакали менi вже до очей, мов оси, чого я так проволiкаю. Я одмовлявся як мiг, лише щоби дiло проволокти. А, властиво, я вижидав на поворот Сагайдачного, бо там о його голову ходить. Тепер вже довше зволiкати не можна, i треба сьогоднi вирiшити, та цих диявольських комiсарiв вiдправити, звiдкiля прийшли... Читай, пане писарю, а ви, панове, уважно слухайте. Генеральний писар розвернув письмо, вiдкашельнув i став читати поволi, слово за словом: "До козакiв тих, котрi на Запорожжi перебувають, а зчегульно, до сiчових, наш королiвський приказ. Дошло до нашей ведомости, а што наше серце жалем й гнiвом перейма?ть, што некотории козаки подщуванiям вихрителей сво? ухо давши, забивши на Бога й на подданчо? послушеньство, которое нам, сво?му королеви i панови, заприсягли урочисто..." - Хiба йому дiдько на кочергу присягав, а не ми, - зауважив старшина. "...урочисто заприсягали, - читав далi писар, - собравши гультя?в вкупу лотровским способом спокайни? земли його величностi султана турецького, нашого приятеля..." - Знайшов свiй свого... "...приятеля, бовем ми з ним вiчний мир заварли - здрадецко напали, спалили, а спокойних подданих людей побили. Ми юж мнагократь наказивали козакам, жеби спокойно на сво?х землях i местах сидели й турецьких татарских суседов наших неизультували под горлом й утратою нашей королевской ласки..." - Сховайсь з тво?ю ласкою. "...Тепер пишеть нам свою тяжбу, иж много козаков на город ?го милостi Варну напали, кораблi i судна огнем знищили, самую Варну спалили й пограбили, а жителей подданих ?го милостi султана насмерть забили. А потом, укравши гультайським способом з-под Очакова турецкую флоту, увезли за собою в лиман й здесь на очах турецького бiм-башi спалили. Чрез ти? свавольства й грабежництва козацких лотров й гульта?в ми не можемо мати спокоя з Великою Портою. Таке свавольство не можеть бути перебачено й за то постановили ми вас сурово укарати. Приказу?мо вам беззовлочно видати до рук наших комiсаров превудцов й вихрителей той виправи. Приказу?мо вас всi судне й байдаки ваше, ти котри суть на Днепру альбо гдекальвек схранени, в обецности наших комiсарiв спалити люб затопити. Висока Порта жичить себе, аби ?й видати превудцов варнаньських й прислати в ланцухах у Стамбул, што ми й учиним. Между тими превудцами хочеть мати неякого Сагайдачного, альбовем всi указивають на него, яко на головного ватажка..." Не дали далi читати королiвського письма. Один старшина скочив i видер письмо писаревi з рук, та хотiв його на куски порвати. Ще завчасу схопив його Сагайдачний за руку i письмо вiдiбрав. - То вершок безличностi так до нас писати, - кричали зi всiх бокiв... - Стiйте, панове, вгамуйтеся, - говорив Сагайдачний. - Коли вас, старшин, людей розважних, це письмо так роздратувало, то що би воно було, коли б його прочитав на великiй радi перед всiм козацтвом? Я сам того боявся. Саме письмо менi не страшне, хоч воно мене найбiльше лякати повинно. Ми це письмо гарненько схова?мо до слушного часу, а коли ляхам прийде скрутна година i знову зачнуть до нас сунутись з братерством, щоб ми ?м помагали, тодi ми те саме письмо добудемо i народовi прочита?мо. Тепер з цього, якби козацтво про се провiдало, могла би вийти яка халепа... - ?х би, цих комiсарiв, зараз у Днiпрi потопити, мов цуценят. - Нi, ми сього не зробимо, бо цiлий свiт назвав би нас дикарями. То було б справдi не лицарське дiло, за яке не минула би нас кара Божа. - Хай же буде i по-тво?му, але ми зараз вiдпишемо королевi так, що йому аж у п'ятах похолоне. - Нi, я гадаю, що ми тим разом нiчого писати не будемо, лиш скажемо панам комiсарам твердо слово, що цього не зробимо. Тодi зажартував собi генеральний суддя: - Ов! Товаришу Петре, то ти таки не хочеш по?хати у Царгород до султана в кайданах? - По?ду тодi, як менi самому схочеться Царгород побачити, але без кайданiв, лише з отсею шаблею... - Якби султан знав, що то за птиця Сагайдачний, - говорив, жартуючи, Iскра, - то би сам просив короля, щоб його у Царгород не посилати. Вiн би йому усiх жiнок розлюбив... От тепер, як ми вертали з Криму, то визволена ляшка трохи не вдурiла, так у нього влюбилася... Всi стали смiятися, а Сагайдачний каже: - Не пора тепер на жарт, панове товариство, тепер краще обдумаймо, що i як комiсарам вiдповiсти, щоб надто Польщi не обидити... - Чорт з ними! Що нам тут ляхи зроблять, хай прийдуть брати превудцов, та й ще в кайданах... - Певно, що нам нiчого не зроблять, та ви подумайте, що вони можуть за нас ще бiльше помстувати на наших братах, що на Укра?нi пiд ?х кормигою стогнуть. - А ми пiдемо на них походом i проженемо за десяту межу. - Хiба самi не бачите, - каже Сагайдачний, - що поки що ми до того заслабкi, а Польща засильна. Зiрватися до нерiвного бою, щоб потiм соромно пропасти, то такого розумна людина не зробить. - Як же довго ми на це ждатимемо? - спитав один з молодих курiнних отаманiв, Петро Скалозуб, - далi то i терпцю не стане, i сам народ до бою зiрветься. - Це станеться тодi, коли Польща нас буде потребувати. Це послiду? незадовго. Вона заплута?ться у яку-небудь вiйну з сусiдами, тодi прийде до нас з поклоном: "Нуте, панове козаки, збирайтесь, поможiть нам. I ми так зробимо. Тодi на ре?стр нiхто не буде зважати. Але вже як зберемось, то засядемо твердо на Укра?нi. Пiд ярмо на панський лан вертатися не будемо. I коли нам вдасться заволодiти хоч би частиною Укра?ни, хоч би лише самою Ки?вщиною, то згодом розширимось далi, Запорожжя остане i надалi тим джерелом, з якого козацтво черпатиме свою силу, а з Укра?ни будуть туди спливати усi рiчки... - Ну як же, панове отамання? Пiдемо за радою Сагайдачного i дамо вiдповiдь комiсарам без письма? - Ми всi согласнi. - Коли ж вiдправимо комiсарiв? - пита? кошовий. - Вiдправимо зараз, хай нам не смердять на Сiчi... - Нi, я гадаю, завтра, - говорив Сагайдачний. - Нiчого спiшитися. Треба краще усе передумати та переспати. Сто?ть на тiм, що нi. Та воно треба на се "нi" сказати солоденько i полiтичне. - I на се ми згоднi, а вже ти, Сагайдачний, говори з ними за цiле товариство, бо головно тебе польський король хоче "мiти". За валами Сiчi у куренi, призначеному для чужинцiв, вiдбувалась у той час рада мiж ляхами Посходилися там усi, якi тодi на Сiчi пробували. Були тут три комiсари з сво?ми пiдручними канцеляристами, було тут багато визволенцiв з Варни, з Очакова, й тi, що з Криму вернулися, було ?х тут бiльш сотки самих гербових... Комiсари не хотiли зразу говорити землякам, чого вони сюди при?хали, та потiм дехто виговорився, i довiдались усе. Вони привезли грiзне письмо до сiчовикiв, вони мають припильнувати нищення козацького флоту i мають забрати з собою винуватцiв Варненського походу. За Очакiв Турцiя ще нiчого не знала, а може, й знала, та ще не було часу погрозити Польщi. Тодi визволенцi не витерпiли, щоб не порушити цього дiла на спiльнiй радi. Та визволенцi, замiсть пiдбадьорити сво?х комiсарiв, насiлись на них мокрим рядном та настоювали, щоб навiть не важились домагатися виконання свого приказу. Один з тих, що визволилися з Варни, говорив: - Мушу припускати, мосцi панове, що цiла Польща з глузду збилась. Замiсть тим лицарям помагати в такiм святiм дiлi, то ?м пiд ноги колоди кидають i за гарне дiло карати хочуть... Вони ходять у Турцiю з золотом i поклонами, а козаки пiшли з огнем i мечем, i золото собi звiдтiля забрали. Коли кого з нас, бiдних, не стане на окуп, то таки там i пропаде. Чи в Польщi за нас, бiдних, хто хоч пальцем рушив? А козаки, непроханi i некликанi, прийшли, i нас визволили, i тепер поводяться з нами по-братньому. Якби не козаки, ми би там i поздихали у важких муках. I за цей хлiб ми ?м ма?мо платити каменем? Дай ?м Боже здоровля i силу! Хай собi плавають по морю, мордують, i граблять бусурменiв, i визволяють далi християнський народ, мiж котрим i наших братiв чимало... - Я мушу цей закид проти Речi Посполито? опрокинути, - каже один з комiсарiв, - що будто вона про шляхту не дбала i не опiкувалась ними. Рiч Посполита все за тим у Порти побива?ться, а пан гетьман польний Жолкевський сто?ть все на кресах i пильну?. - Тiльки з цього опiкування - що кiт наплакав, а Жолкевський нiчого краще не вмi?, як стояти та пильнувати, щоб укра?нним панам добре жилося i хлопи щоб не бунтувались, а при нагодi то i козакiв приборка? та виморду?. Тьфу на таку роботу! Я прочуваю, що та, невинно пролита, кров наших оборонцiв, тяжко колись на ньому помститься. - Вашмосць, таку герезiю говориш, що аж слухати страшно. Пан гетьман добре свого дiла пильну?, i коли б не вiн, то всi укра?ннi панове повтiкали би перед непослушним хлопством з Русi, пропала би католицька вiра i унiя... - Ха-ха-ха! Ото вашмосць сказав, що знав. Баба о хл?б?, а дзяд о фiялках. Я говорю о козацькiм лицарствi, о походах на туркiв, о визволеннi невольникiв, а йому укра?ннi пани та неслухняне хлопство сниться! I що ж сталося б, коли б i укра?нних магнатiв, i ?зу?тiв, i унi? на Русi не стало? Чи Польща пропала би через це? Навпаки, усунулась би одна з ятрячих ран... Та що й говорити? Вашмосць, пiди на один мiсяць у турецьку неволю, хай тобi дозорцi вигарбують кiлька разiв дротяним канчуком спину, як ось менi, - вiн скинув миттю одежу i сорочку i показав сво?, шрамами вкритi, плечi, - а тодi забудеш i за укра?нних магнатiв, i ?зу?тiв, i унiю, i Жолкевського прокленеш... - У нас отцi ?зу?ти мають великi заслуги. Вони вдержують вищi школи, збирають лепти по костьолах на викуп невольникiв... - Шкода, що ще не назбирали стiльки, щоб мене викупили... Вибач, вашмосць, а говориш так, як стара дурна девотка... Комiсар обидився, аж старий Пшилуцький мусив його задобрювати... - Ми, - говорив другий комiсар, котрий бачив, що визволеннi таки держать сторону козакiв, - ми так дуже на виконання королiвських приказiв наставати не будемо. Але так, без нiчого, вертати не можемо. Хай спалять кiлька старих суден i хай нам видадуть того, якогось козака Сагайдачного. Лях, що говорив перше, лише руками сплеснув: - Ви всi глузди втеряли. Чи, вашмосць, зна? хто ? той козак Сагайдачний? Тобi, певно, зда?ться, що то собi звичайненький мужик, що втiк вiд панського економського канчука? То отаман з-пiд Варни, то освiчена людина, острозький учень, то лицар. То перший чоловiк на Сiчi, i вiн бiльше значення ма?, як кошовий. Зажадай вiд козакiв, щоб його видали, а втоплять тебе в Днiпрi, мов слiпе котеня. Та чорт бери, вашмосць, без одного дурня свiт не провалиться, але козацтво, роз'ярене таким безличним визовом, може нас усiх перебити, що жива нога звiдсiля не вийде. Не розумiю, як можна таких йолопiв, як вашмосць, в такiм важнiм посольствi посилати. Лях був такий лютий, що аж зацiпився. У нього скакали очi, мов у дикого кота. От-от кинеться до очей комiсара. Вiн став присiкатися до нього з кулаками... Знову мусив вмiшатись у цю суперечку Пшилуцький i став ?х уговорювати: - Гамуйся, вашмосць, бо говориш до королiвського комiсара, а вашмосць, пане комiсаре, не дратуй козакiв, бо всi на тiм зле вийдемо. Я пiзнав пана Сагайдачного в подорожi до Кафи, i ми дружбу зав'язали мiж собою. I я кажу, що то вибраний чоловiк... - Я ще раз кажу, що то велике шельмовство - чiпатися козакiв за те, що Турцiю та Орду мотлошать. Це наклеп укра?нних панiв, i видумка сих наших панiв з Корони, що бояться вiйни, як чорт свячено? води. - Бо усi тут дбають, щоб ?м не убуло пiдданих, а тамтим добре, бо знають, що там нi Турцiя, нi Орда так далеко не сягне. Але ми на Подiллi, Волинi, Покуттi сидимо, мов птицi на гiллячцi, що дрижать перед яструбом. Коли менi Бог допоможе додому вернутися, то зараз, на першiм сеймику, нароблю такого бешкету, що пiзнають почому локоть. Нас лише козацтво може спасти. - То пристань, вашмосць, до козакiв, - каже один з комiсарiв зi злобною усмiшкою. - Певно, що пристав би, коли б в мене не було жiнки та дiтей, а вашмосць - певно що не пристанеш, бо ти лежень i тхором пiдшитий. Але я що iншого у себе зроблю, чого вашмосць певно не зробиш. Я позволю мо?м пiдданим йти до козакiв, ось що... Ти Сагайдачного хочеш у кайданах вiдвести до Варшави? Ха-ха-ха! Як лиш подивиться Сагайдачний на тебе, то до пояса йому вклонишся, i шкiра на тобi затерпне... Зна?ш, вашмосць, що значить Варну здобути? А хiба ти можеш собi з'ясувати, що то Варна? Вiн поглянув згiрдно на комiсара, сплюнув i вийшов з куреня. - Той пан-брат забагато пащеку?, - говорив комiсар, - навiть не хоче вшанувати в мо?й особi королiвського комiсара... - Якби вашмосць стiльки витерпiв, що ми витерпiли, - говорив другий визволенець з Варни, - то i вашмосць не заговорив би iнакше. Тому не можна чудуватися, що мiй товариш так гаряче стояв за козакiв. То нашi спасителi, нiде правди дiти... - Отож, панове комiсари, - говорив Пшилуцький, - ви вiд'?дете з нiчим. Я не раджу настоювати на виконання королiвського приказу, бо Сiч - то не Солониця, диктувати не можна. На другий день скликав кошовий раду старшин i послав за комiсарами. З ними прийшло ще кiлька ляхiв, а мiж ними Пшилуцький. Козацька старшина вже зiбралась у кошовiй канцелярi?. Як увiйшли сюди ляхи, Сагайдачний стояв насерединi, держачи королiвського листа в руцi. - Вашмосцi прийшли до нас, - говорив Сагайдачний, - вiд короля його милостi як виконавцi його волi. Жада?те знищення нашого мiзерного флоту, i видачi наших старшин, котрих обiцяв його милiсть король вiдiслати в кайданах до Царгорода. Жада?те, щоб вам було видано старшину Варненського походу. Се ваше жадання ще неповне. Жада?те ще за одним заходом видачi i то? старшини, що перед кiлькома роками розбила сорокатисячну орду над Iнгульцем, що вибралась пограбувати кра? Речi Посполито?. Тих пошлiть кримському хановi на втiху. А коли пани з Польщi так дуже пiклуються пiдданими його милостi турецького султана, то треба нас i за Iнгулець покарати, бо ми перепинили тим добрягам у такому чесному промислi, як грабiж, пiдпал, мордування i ведення в ясир пiдданих його милостi польського короля. Та коли вже йде о справедливiсть i логiку, то щоб пiдданцi його султансько? милостi нiчого на сво?й власностi не потерпiли, то треба усiх тих полякiв, яких ми з Варни i Очакова освободили, вiддати назад туркам, бо вони були неоспоримою ?х власнiстю. - Вашмосць, iронiзу?ш i висмiю?ш приказ його милостi короля, а то назива?ться злочином, обида королiвського ма?стату... - За який-то злочин у Польщi нi одного шляхтича не покарано. - Не заходь менi, вашмосць, збоку, а говорiм прямо про наше дiло. - Ви б, панове, не осмiшували себе i не видавали таких приказiв, про якi зна?те, що нiхто ?х не викона?, бо не може, а ви не ма?те сили присилувати нас до того. Не забувайте, що ви на Сiчi, i сюди жодна ляська нога без нашо? волi не поступить. Ви хочете знищити наш флот, i то нашими таки руками, а ми ма?мо на цiм острiвцi здихати з голоду. Хочете видачi нашо? старшини, щоб козацтво осталось без проводу, без голови i або пiшло в сирiвцях у Крим, або вернулося на Укра?ну у панське ярмо i на панiв працювало. А що буде, як це розбите, безголове козацтво сформу? неслухнянi розбишацькi ватаги i вiзьметься до панiв? Вам захочу?ться печеного льоду, i ви з огнем iгра?те. А що буде, панове, коли ви нас притиснете до стiни, а ми погодимось з ордою? Тодi ми визначимо шлях, котрим будуть татари переходити в Польщу, там i назад без нiяко? вiд нас перешкоди. На се вони радо пристануть, бо не вас, лише нас, вони бояться. За таку цiну вони радо зобов'яжуться не брати нi одно? укра?нсько? душi в ясир. - То була б зрада власно? вiтчизни. - Нашо? вiтчизни, нашого краю ми такою умовою не зрадимо. Серед того, що тепер робиться, то Польща показу?ться для нас не матiр'ю, лише мачухою, котра хоче нас винищити. Хочете забрати наших старшин i вивезти у Варшаву, а опiсля видати бусурменовi на перепросини його султанського ма?стату. А що зробите, як старшина того приказу не послуха? i не по?де, а козацтво не схоче ?? силою видати? Чи ма?те змогу взяти ?х силою звiдсiля? Попробуйте. Покиньте таку пiдлу думку, яко? кожна культурна держава повинна соромитись. Я вас запевняю, що мiж низовим козацтвом друга Солониця не повториться, - другого Наливайка ви таким способом у сво? руки не дiстанете. Забаглось панам з Варшави дiстати в сво? руки Сагайдачного. Це я сам, панове. Берiть мене. Я в сiй хвилi без бро?. Берiть, коли у вас ? на те сила. Я сам не маю тепер часу ?хати нi у Варшаву, де на мене жде розпечений мiдяний бик Наливайка, анi в Стамбул, де мене жде Чорна вежа i смерть Дмитра Байди... Я в Стамбулi колись буду, але не з залiзом на руках i ногах, лише з залiзом у руцi. Вертайте, вашмосцi, з тим, з чим при?хали i то чимшвидше. Не дратуйте козацтва, бо право гостинностi мав свою межу там, поки гiсть поводиться чемно. Не дай Боже, щоб наше поспiльство довiдалося, по що ви сюди при?хали. Тодi i ми вас не охоронимо, хоч би i голови за вас поклали... Скажiть тим панам, що вас сюди прислали, що ви бачили i чули, та ще добавте, що ми як ходили, так i ходитимемо на поганцiв. А коли се невлад, то злучiть сво? сили з бусурменськими та йдiть разом на наше Запорожжя вiйною. Та я вам заповiдаю, що не верне з вас neque nuntius cladis (анi виступ погрому). Вертайте собi здоровi додому, бийте далi чолом султанам i ханам, возiть золота на гарач, а ми собi його опiсля заберемо. Розповiдьте те, що я говорив вiд цiлого козацтва, а коли вам зда?ться сього замало, то добрешiть ще дещо вiд себе. Сагайдачний очевидно був схвильований. - Прошу вашмосцi не обижати королiвських комiсарiв, - крикнув один з комiсарiв. Сагайдачний тупнув ногою i поглянув на нього так грiзно, що його аж заморозило. - Тихо! Тут запорозька земля, i ми тут панами. - Та зараз запанував над сво?м схвилюванням i каже: - Може, вашмосцi, пам'ята?те, що зробили вольнi греки з послами перського короля, який взивав ?х зiгнути голову пiд перське ярмо? ?х закопали живих у землю. Ми не слабшi вiд жменечки сих патрiотичних грекiв, а вам далеко до того, щоб з тодiшнiм перським самодержцем рiвнятися. Се, чого ви вiд нас зажадали, може, ще ? пiдлiшим, як жадання персiв. Там жадали лише вiддатися в неволю, а ви поводитеся з нами, начеб ми вже були в вашiй неволi. Я вам раджу, вашмосцi комiсари, ви?здiть скорiш звiдсiля... Вiн вклонився комiсарам i вiдвернувся вiд них, а приступаючи до Пшилуцького, каже: - Се не дотика? вашмосцi, що я говорив. Будьте у нас гостями, як довго вам завгодно. Але ляхи вийшли всi разом. Пшилуцький був сердитий, аж дрижав: - Як можна так по-дурному поводитись i говорити. Ви такi здатнi на послiв, як я на бiскупа. Вам здавалося, що до хама говорите. Вам треба було говорити полiтичне, та бодай яку обiцянку додому привезти, задобрювати ?х i уговорювати. А ви обмежились до того нефортунного письма, поза тим горо?жились i облизня пiймали. Я вам кажу, що незадовго козаки такий похiд уладять, що цiлий свiт буде про них говорити... Ляхам не було вже чого довше на Сiчi побувати. Козацтво чогось догадувалось i дивилось на них вовком. Полякiв не хотiли через сiчовi ворота пускати. Пшилуцький переказав, що хоче з Сагайдачним попрощатися, i вiн там пiшов. Попрощавсь з усiма сердечне. Анна, прощаючи його, була блiда, мов полотно, i тiльки раз поглянула йому у вiчi сво?ми живими очима, з яких виглядала розпука. - Не забудь, панночко, о що я тебе благав: о користь пiдданцiв пана батенька прохати... - Обiцяю i додержу слова... - вiдповiла тихо. VI Сагайдачний поклав собi ?хати у Чепелiв хутiр. Вважаючи це за довг сво?? душi - вiдвiдати ще раз тi мiсця i поклонитись мощам сво?? ?дино? дiвчини. Старий Чепiль зразу не похочував, вiдкладав з дня на день. Навiщо роздряпувати болячу рану, яка ще не заго?лася? Та Сагайдачний так настоював, так просив, що нарештi старий згодився. Взяли з собою кiлькох козакiв для безпеки i вибрались одного лiтнього дня в дорогу. По дорозi розказували собi те, що за той довгий час переживали. Сагайдачний мав старому оповiдати, а той слухав з великою увагою. Особливо цiкавився походом на Варну i жалував, що його там не було. - Зна?ш, Петре, якщо ти задума?ш який похiд, то пiду i я. Може, легко забудеться мо? горе. - А який я буду з того радий, коли матиму при собi такого досвiдного чоловiка, як ти, батьку. Не раз прийде скрутна година, а кого-будь радитись менi не ялось, i сам собi радити мушу, хоч дрижу на саму думку, що може з того вийти лихо, а тодi козацтво пропаде, а з ним i моя добра слава... Та ось батьку, що я тобi скажу: я задумую з весною великий похiд на Кафу... Поки що не треба про це говорити, аби татари не довiдались... - Аж так далеко? - Авжеж. Моя душа чим-будь заспоко?тись не дасться. Ганятись за малими татарськими чамбулами або татарськими конокрадами - се не для мене робота. Менi припали на долю великi, широко закро?нi завдання, про якi свiт мусить заговорити. Таких думок у мене кiлька. Коли поживу, то, може, ?х i виконаю. Тiльки я се тобi одному говорю, як рiдному батьковi, бо се менi душу розпира?. Другi з мене, може б, за се посмiялись, на глум взяли мою зарозумiлiсть, а менi не раз конче треба перед кимсь щирим виговоритися. Через такi бiльшi походи козацтво набере сили i самопевностi себе, i тодi можна буде справдi щось великого, хосенного зробити для церкви i народу. Тодi всi, а особливо Польща, мусять нас боятися, ще заки ми з ляхами вiзьмемось за чуби. Се жде нас неминуче, та до тi?? боротьби треба нам добре пiдготовитись. Поки що хай ляхи гуляють з унiятами по Укра?нi, се пiдбурить народ до краю, ненависть до панiв поглибиться. Ми не можемо зачинати сi?? боротьби з тим, що Косинський або Наливайко. За козацтвом мусить стати увесь народ, вiд великого до малого, а тодi певно побiда буде за нами, i ми запану?мо на сво?й землi. Поки що я бажаю собi спричинити вiйну мiж Польщею i Турцi?ю. Тодi прийдуть до нас ляхи з поклоном, тодi буде нам право збирати по Укра?нi вiйсько. Та ми, зiбравши його раз, не розпустимо i не дамось розiгнати, а скажемо ляхам: "Давай, ляше, що наше, а то собi самi вiзьмемо". Хоч ми не зараз з Польщею розрiжемось, то все-таки жити будемо не пiд Польщею, а побiч Польщi. На хутiр Чепеля ?хали тою самою дорогою, якою ?хали звiдтiля на Сiч. Сагайдачний тямив добре дорогу, хоч ?хали степом, де не було на чiм оковi спочити. Аж здалека побачили високi тополi, а далi купки меншо? деревини. На обрi? помiж деревами показалися дими з хат: - Невже ж там село? - Так, се село, - вiдповiв сумно Чепель. Сагайдачним заволодiло якесь дивне почування. Почував у серцi якусь нiжнiсть i розжалоблення. Став пильно розглядатися, аж став в одному мiсцi пiд самiтною грушею. Злiз з коня, припав до землi i став ?? цiлувати. По його лицi плили гарячi сльози. - Що тобi, Петре? - На сiм мiсцi я востанн? прощавсь з Марусею, до того мiсця вона мене супроводжала... Тепер вже ?дьмо далi. Наближалися до села. У них забилося живiше серце. На вигонi за селом пасли недолiтки товар. Вони придивлялись подорожнiм. Аж одне хлоп'я скрикнуло до товаришiв: - Та ж це наш пан сотник. Хлоп'ята стали вимахувати шапками, збiгались у купу i пхались до Чепеля, щоб поцiлувати його в руку. - Здоровi були, дiточки! Що у вас у селi доброго чувати? - У нас все гаразд... По?хали далi. Сотникова оселя стояла серед села. Тут був великий рух, бо якраз звозили з поля хлiб. Бондаренко стояв лише в сорочцi на стiжку i складав снопи, якi йому з возiв угору подавали. Заслонивсь долонею вiд сонця, та й зараз пiзнав свого добродiя. Миттю зсунувся з стiжка i побiг до гостей. - Слихом слихати, видом видати, якi любi гостi! Вiтайте, батьку, та у хату просимо. Гей, хлопцi! Вiзьмiть вiд гостей конi. Чепiль скочив з коня i став Бондаренка обнiмати. - Горпино! А чи ? ти там? Бiжи сюди гостей вiтати... З кiмнати вибiгла на рундук здорова, гарна молодиця. Вона була боса, в сорочцi та спiдницi, ?? фартушини держалось дво? бiлявих дiток. Вони дивились несмiло на гостей, повтикавши пальчики в ротик. - Батеньки! Та це ж наш пан сотник, наш добродiй. - Вона вiдняла рученята дiтей вiд фартушини i побiгла з рундука гостям назустрiч. - Здорова була, моя дитино люба, як вам живеться? - Славити Господа, гаразд. Боже мiй, а ми при роботi так замарались, загавились, що я нi себе, нi дiток не прибрала, нi хати не припрятала... - Я з сього бiльш радий, якби я мав застати вас повбираних та в холодку в садочку, - хто дба?, той ма?... - А хто ж це? - питають Бондаренки обо? разом, вказуючи на Сагайдачного. - Не пiзна?те мене, добрi люде? Я ж Петро, а ти, сестро Горпино, мала бути дружкою на нашiм весiллi з Марусею... Здоровi будьте! - Вiн поцiлувався з Остапом i Горпиною. - Вiтай, щира подруго мо?? незабуто? Марусеньки! - У нього тремтiв голос. Тепер прийшла черга на дiток. Мама заохочувала ?х, щоб привiталися. Сагайдачний узяв обох на руки i став цiлувати та голубити. Вiн аж просльозився... Можна здогадатися, про що вiн думав. Пiшли в хату. Тут нiчого не змiнилося: Бондаренки нiчого не переiначували, начеб вони тут на часок, поки самi господарi не вернуться, прийшли жити. Сагайдачний обкинув усе оком i нагадав усе вiдразу, що тут було. Тут вiн Марусю посватав, тут вiдбулися заручини, тут началось i тут завмерло його щастя. Не видержав, щоб не зайти у кiмнату покiйно? Марусi. За ним пiшла Горпина. I тут було все по-давньому, навiть такi самi квiтки стояли у горнятках на вiкнi. - Спасибi, сестро, що заховала тут усе по-давньому, велике спасибi... Дивишся, так тобi зда?ться, що те все дiялось лише вчора, що от-от вiдчиняться дверi i увiйде покiйниця така, якою вона була за життя... - Хiба ж я менше Марусю любила, як ви всi. Вона менi з думки не сходить... От так зайду сюди на часок, посиджу, та усе нагадаю. Маруся була мо?ю подругою, i мiж нами не було нiчого тайного. Пiшов вiдтак у садочок, у пасiку, згадав старого Ониська, а опiсля став у великiй задумi проходжуватись по садку, по тих стежках, куди проходжавсь з любою дiвчиною. Нагадав i препоганого Срулька i жалував, чому вiн його тодi не роздавив, мов жабу. Усе з його причини сталося. Та хто це мiг вiдгадати? Посумувавши так довгенько, вернув у хату, де Горпина частувала сотника. Остап вийшов до челядi, що пiд розлогою грушею обiдала. Горпина оповiдала сотниковi, як вони живуть, що за той час у селi сталося, хто вмер, а кому вродилась дитина. Вернув потiм Остап у хату. Вiн знову розказував сотниковi за сво? господарськi турботи, начеб гостевi, як сво?му господаревi, здавав iз усього звiт. Сагайдачний пiзнав зараз, що Остап, хоч козацька дитина, бiльш приста? душею до хлiборобства. Але таких треба Укра?нi теж. Поживившись, пiшли обидва на кладовище. Воно лежало при старiй дерев'янiй церковцi, докруги окопане ровом, над котрим росли старi розлогi липи та берези. З-помiж високо? пожовкло? вiд сонця трави стирчали на могилках низькi хрестики. На липах та квiтах серед трави бринiли мухи, в травi вiдзивались цвiркуни. Сонце дуже пригрiвало. Видно було, як у променях сонця дрижало повiтря. Обидвi могилки стояли бiля себе з низькими кам'яними хрестами. Були рiвно обгорненi та обсадженi зеленим барвiнком i такими самими квiтами, як тi, що росли пiд вiкном у Марусi. У головах Марусi росла червона калина. - Оце Марусина могилка, - каже Чепiль. Сагайдачний припав до не? лицем i став сердечне плакати, потiм пiдвiвся навколiшки i довго молився. Опiсля присiв на бережку могилки i важко задумався. Зда?ться, що був би так пересидiв цiлу нiч, аж Чепiль узяв його за плече. - Годi, Петре! Пора нам вертатися. Смутком вмерлого не воскресиш, та лише бiднiй душi муку завда?ш. Вона з того дуже суму?. Ходiмо. Сагайдачний начеб зi сну прокинувся. Потер чоло рукою, поцiлував ще раз могилку i зiрвав собi кiлька квiток, якi сховав за пазуху. Вертаючи до хутора, не говорили до себе нiчого. Сонце вже зайшло. З пасовиська вертав у село товар, розлягались по тихому селi спiви дiтвори, що з товаром верталася додому. Горпина ждала гостей з вечерею. Жiнки ладили пiд грушею для челядi вечеряти. Остапа ще не було в хатi. Вiн кiнчив завершувати стiжок з хлiбом. Увiйшов у хату, цiлий зiпрiлий сiв на лавi i став оповiдати гостям про сво? господарськi справи: - Слава Богу, довелось звести цiлий стiжок хлiба, на якому не було нi каплi дощу, i треба було його зараз завершити, бо, може, схоче дощ iти, то б увесь стiжок пропав... По вечерi каже Горпина: - Мо? любi гостi спати будуть на сво?х мiсцях. Пан сотник у свiтлицi, а пан Конашевич хiба найлюбiше в Марусинiй кiмнатцi, там, де вона його, недужого, доглядала. Вже все приладжене як слiд. Сагайдачний пiшов зараз сюди, став навколiшки перед iконою, що висiла над постелею, i гаряче молився за ?? душу... Надворi заходила пречудна укра?нська лiтня нiч. З садка заносило пахощами у вiдчинене вiкно. Щебетання птицi замовкло. Десь здалека, з болота, доходив жаб'ячий хор. У селi десь заричала корова, заблеяла вiвця. Iнколи загавкала собака, так, вiднехочу, лише для свого собачого обов'язку. Там знову чути було дiвочу пiсню десь iз садочка... Сагайдачний виглянув крiзь вiкно на свiт божий. Блакитне небо вкрилось рясними зорями, що виринали одна по однiй... Вiн роздягся i лiг у постелю. Вiкно оставив незачинене. Хоч був утомлений, не мiг заснути, був дуже зворушений усiм тим, що сьогоднi пережив. В головi перебiгали ро?м рiзнi думки, рiзнi спогади з недавнього минулого. На небi зiйшов ясний мiсяць. Сагайдачний помiтив, як увесь садок вiдразу засiяв срiбним сяйвом. Сагайдачний заплющив очi i силувався заснути пiд ритмiчний голос цвiркуна, що вiдзивався з-пiд пiчки У хатi стало щораз бiльше яснiти, начеб у хату сонце засвiтило. Сагайдачний побачив яснiсть мимо заплющених очей. Вiдкрив очi i знову ?х заплющив, бо яснiсть разила його зiр. Робив так кiлька разiв, поки око до цього свiтла не привикло. Та зараз побачив щось таке, вiд чого серце перестало битись, i кров у жилах мимоволi застигла. Бiля дверей стояла Маруся, окружена яснiстю, наче на образку. Вона була одягнена так, як ?? у домовину нарядили, про що Горпина йому розказувала. Гарно заплетена коса звисала гадюкою на ?? високих грудях, на мережанiй сорочцi. На головi вiночок iз зеленого барвiнку, на ши? коралi з золотим хрестиком. На нiй зелений оксамитний байбарак, обшитий золотими тасьмами та вишивками. Червона, мов кров, спiдниця i шовкова мережана запаска, ?? стрункий стан оперiзував шовковий пояс, а за ним заткнена гарна бiленька, мов снiг, хустина... Сагайдачний лежав, мов задеревiлий. Вiд привиду не мiг очей вiдвести. Хотiв пiднести руку, щоб заслонити очi, та не мiг рукою рушити. Рука була важка, начеб хто у жили олова наклав... Маруся зближалась поволi до постелi з ангельською усмiшкою i поклала свою м'ягеньку, мов оксамит, руку на його гаряче чоло. Вона заговорила нiжно, наче мати до мало? дитини. - Чого ти, Петрусю, так налякався? Хiба не пiзна?ш сво?? Марусi? Мiй любий, ?диний, геть жах, геть смуток! З далекого свiту приходжу до тебе, щоб з тобою поговорити, розважити тебе, повеселити... Вона стояла бiля постелi так, як колись, коли вiн перший раз у сво?й немочi вiдкрив очi i питав: "Чи ти ангел, чи дiвчина?" Вiд тих м'яких, нiжних слiв вiдразу заспоко?вся. Серце билось правильно, жах минувся, i яснiсть Марусиного лиця вже не разила очей, не ослiплювала, i вiн мiг тепер в ?? лице дивитись. - Давно я бажала до тебе навiдатись та уговорити тебе, щоб так дуже за мною не побивався. Ось якраз трапилась нагода стрiнути тебе у сiй самiй кiмнатцi, де ти мене перший раз побачив... Правда, Петрусю? - Правда, моя Марусенько ?дина. Та скажи менi, як тобi живеться на тамтiм свiтi? - Не скажу тобi сього, бо не зрозумi?ш. Розум живо? людини заслабий, щоб з'ясувати собi, як живуть на тому свiтi угодники божi. Знай тiльки, що я щаслива. Я щаслива таким щастям, якого люде на землi не знають. Живемо з матiр'ю разом та вас дожида?мо. Наш тато прийде до нас ранiше, на тебе треба буде довше пiдождати. Та се "довше" значить лише по вашому розумовi, бо на тiм свiтi нема? нi "довше", нi "ранiше". Ми не мiримо часу, бо у нас одна вiчнiсть... Я тебе, мiй Петрусю, за?дно бачу, хоч не вiдчуваю тво?х турбот, бо для нас незрозумiле те горе, яке люде на землi терплять. Лише моя любов до тебе не припинилась через мою смерть. Коли моя душа вiд тiла вiдлучалась, ти тодi у Ки?вi на панських покоях побував. Ти гарно там вiвся, мiй любий, i я дуже з сього радiла. Я бачила, як ти з Ки?ва утiкав, бачила твою роботу на Запорожжi, бачила тебе у походi на Варну. Ти гарних дiл доконав, стiльки хрещеного люду з неволi визволив. Я бачила, як ?х молитви, ?х благословення йшли, мов дим Авлево? жертви, прямiсiнько до господа Бога. А вже найкраще тво? дiло - то з тим потурнаком, що ти його, грiшного, не дав зараз вбити, а до покаяння привiв. Я бачила, як його ангел-хранитель з яснiючим вiд радостi лицем линув до Господа звiстити, що такий великий грiшник покаявся. Так воно у нас, Петре, водиться. Лише добрими дiлами можна собi на небо заслужити. Й мене лиш те завело мiж божих угодникiв, що я за мого короткого життя успiла доброго зробити. Сi бiднi, немiчнi бабусi, сi старцi, котрим я страву носила, вони вимолили для мене небо. Я всi тво? задушевнi думки знаю. Ти вибрав собi пряму i добру дорогу. Тво? замисли по бiльшiй частi сповняться. Ти поставиш козацтво, так, як воно ще нiколи не було. Воно пiд тво?ю рукою стане могутн? i сильне, i вороги боятись його будуть. При тво?й помочi наша церква пiднесеться з упадку, в якому вона тепер. Ти поможеш нашому народовi пiднести голову, але Польщi ти не переможеш. Тобi припало на долю добути вiд не? лише розумом дуже багато, чого тепер Польща не хоче дати. З того, що ти вiд Польщi розумом здобудеш, скориста? твiй наслiдник у гетьманствi. Вiн розiб'? Польщу тими засобами, якi ти придба?ш, розiб'? ?? так, що вона втратить силу i нiколи бiльше не пiднесеться. - Хто ж буде мiй наслiдник? - Ти його не зна?ш, хоч вiн вже живе. То я тобi його зараз покажу. Покажу тобi дещо з того, що вiн робитиме. Ходи зi мною... Ходи зi мною... Маруся взяла його за руку, i вiн устав. Десь вiдразу дiлась його сонливiсть i утома. Почував себе тепер легким, мов перце. Маруся повела його у садок. - Пам'ята?ш, як ми тудою походжали? - Сього я нiколи не забуду. - Тепер ходiмо далi, - вона держала його за руку. Вiн зауважив, що пiдносяться легенько вгору, все вище i вище. А далi пiднеслись вище дерев, а за хвилю цiле село, осяяне ясним свiтлом мiсяця, було пiд ними. Неслись у далекий, тихий, чистий простiр. Вiн не почував жодного страху, що так далеко вiд землi вiдстав. Йому було на душi так легко, так весело, як ще нiколи досi. Розумiв, що його душа вiдстала вiд тiла так, як коли людина вмре. Вони все держались за руки... - Бачиш оцю довгу срiбну ленту, що так гадюкою по землi в'?ться? - Се, либонь, Днiпро. - Так, Днiпро-Словутиця, дивись добре, зараз i його острови побачиш, i твою дорогу Сiч-матiр... Вiн побачив, що на землi стояв ясний день, хоч сонця нiде не було видно. Побачив справдi i Сiч, а там стiльки народу, мов мурашок. А далi усi згуртувались у купу, либонь, на велику раду зiбрались. Якийсь кремезний козак стояв усерединi збору i говорив, а козацтво пiдкидало вгору шапками. - Що воно там робиться, Марусю? - Там йде велика рада над тим, як на ляха стати та прогнати ?х з Укра?ни з усiма ?зу?тами та жидами... А сей, що насерединi сто?ть, то саме твiй наслiдник, про якого я тобi говорила. Там пiдсува?ться вiкова хвиля. Там збира?ться чорна хмара, з яко? вдарить грiм, вiд котрого Польща затруситься у сво?х основах. Вона не перестане труситись i хитатись, поки не впаде. А тут що ти бачиш? Сiч пропала йому з очей, i вiн тепер бачив широкий степ, по якому йшло вiйсько. Днiпро було видно i далi. Далi Днiпром плили з вiйськом байдаки. Iз берега хтось до них промовля?, вони виходять на берег i братаються з вiйськом, що йшло степом. - Се, бачиш, ляхи послали укра?нцiв, мов осво?них вовкiв, щоб сво?х братiв-запорожцiв на куски шматували. Та се не повелось. Твiй наслiдник перемовив ?х, i вони з'?днались на спiльного ворога. А тепер що ти бачиш, Петре? - Козацьке вiйсько до бою ладиться. Гарно стають, видно, що неабиякий ватажок ?м отаману?... Так, то люблю, - говорив врадований Сагайдачний. - А се що, тi багатi шатра, коляски i тi гарнi панськi конi? А тих людей, то й не злiчиш... - То панська шляхта на козакiв зiбралась. Самi ясновельможнi пани з сво?ми багатствами та двiрнею... У тiй хвилi Сагайдачний затремтiв. - Я боюся за козацьке вiйсько, - каже. - Он там орда сто?ть, як вона хитро зача?лась, мов хижак, щоб на добичу кинутись. Тодi i ляхи ?м поможуть. Чи не можна би, Марусенько, козакiв остерегти перед небезпекою? - просив сво?? товаришки. - Не турбуйсь, тепер орда в злуцi з козаками, вони з козацтвом змовились i у свiй час кинуться разом на ляхiв. - Хто? Татарин у союзi з козаками? Як се можливо? - Чого ж так чуду?шся? Хiба ти не сказав польським комiсарам на Сiчi те саме? - Я так казав, щоб ?х налякати, але се неможливе. - А воно так справдi буде. Але ся приязнь не буде щира. Вони опiсля зрадять козакiв i з ляхами получаться, та се буде не зараз... - Де ж се все робиться? - Не зна?ш того мiсця? А що там бачиш? - Якiсь води кров'ю плинуть... - Се мiсце звуть Жовтi Води, а зараз вони почервонiють вiд вражо? кровi. Задержимось тут i побачимо бiй. Сагайдачний бачив усi рухи вiйська, бачив, як козаки з татарами громили ляхiв, як потiм в'язали панiв у пута i вiдвозили, як забирали панську здобичу. Та образ пропав вiдразу, начеб його хто здмухнув. Нiчого не було видно, хiба степ широкий. - А чи той мiй наслiдник у козацтвi визволить усю Укра?ну з польського ярма? Чи стане за ним увесь укра?нський народ? - Народ послуха? справдi його голосу, стане за ним, та так довго стоятиме, поки вiн з народом буде. Вiн щира людина, та не одне прогавить, а з сього вийде таке лихо, що аж страшно подумати... Опiсля, може би, вiн i поставив Укра?ну самостiйно, та вiн завчасно минеться. Його вороги отруять... Польщу вiн повалить, вона вже нiколи не буде тим, що тепер ?. Але самостiйностi Укра?нi вiн не виборе, i на це треба буде ще довго ждати... - Боже мiй, як би менi хотiлось остерегти його, та, либонь, я й знати його не буду... - Ти його пiзна?ш. Вiн пiд тво?ю булавою служити буде, та ти його не остережеш i нiчого не вдi?ш, бо того, що провидiння боже для Укра?ни призначило, жоден чоловiк не перемiнить. Та ти знай i запам'ятай собi, що Укра?на не загине, хоч як ?? вороги угнiтати будуть. Натепер буде з тебе сього, що ти бачив. Не дивись на дуже далеку мету, бо ти сього робити не будеш. На Польщу ти не добувай шаблi, бо не всто?ш, i славу свою запропастиш, i козацтво пропаде. Вихiснуй сво?м розумом кожну скрутну годину Польщi, а багато вiд не? видреш... Вертаймося в село, бо й менi пора до себе вертатися... Завернули в село. - На розставаннi ще тобi одне скажу, - не побивайся за мною нi ти, нi тато. Я щаслива, i на землi не було б менi так добре. Тепер прощавай, мiй вибраний козаче. Ступай сею дорогою, на яку ступив, а певно зайдеш там, де я тепер. Прощай! Вона пустила руку Сагайдачного, i вiн став на землi. Хотiв ?? ще раз пiймати за руку, та вона пiдiйшла вже високо. Вiн бачив, як вона звернена була ангельсько-яснiючим лицем, поки не зникла з очей. На тiм мiсцi осталась ще яснiсть, яка щораз погасала. - Марусю! - скрикнув Сагайдачний i вiд свого власного голосу прокинувся зi сну. Його обливав гарячий пiт, i серце дуже билося. Якраз свiтив йому мiсяць i вiчi сво?м бiляво-мертвецьким лицем. За вiкном було тихо, мов у могилi. За пiчкою цвiрiнькав свою одноманiтну пiсеньку цвiркун. Над постелею по стiнi трiпотiла крильцями якась велика нетля... - Свят господи! - хрестився Сагайдачний. - Оце був сон... Вiн став нагадуватися, що в тiм чарiвнiм снi чув i бачив. Переповiдаючи це в пам'ятi, запам'ятовував собi кожну подробицю. - Такий вiщий сон, певно, вiд Бога. Марусина душа таки була бiля мене. Марусi подякувати за те треба, що я почув i побачив. Вiн устав зараз i одягнувся. Узяв свiй короткий кинджал на всякий припадок i перелiз вiкном у садок. Усе тут побачив, що недавно бачив у снi. Великий мiсяць мертвецько-блiдим лицем освiтлював садок i виписував дивогляднi образи тiнями дерев i кущiв. Десь у дуплi верби вiдзивалась сова, а решта - мертвецька тишина. Сагайдачний перелiз огорожу i пiшов прямо на кладовище. Попрямував до могили Марусi. Тут було тихо, мов у домовинi. Вiн не прочував жодного страху. Прикляк бiля могилки, заложив руки, як до молитви, i говорив стиха: - Марусенько, дiвчино моя ?дина! Я гадав, що з тво?ю смертю розстанемось навiки. Та сей чудовий, чарiвний сон навчив мене, що ми нiколи не розлучимось. Я гадав, що ти лише за життя будеш менi провiдною зiркою, а то бачу, що ти останеш нею до кончини мого земного життя. Послухаюся тебе, мов дитина, пiду вибраною дорогою до слави, на хосен сво?? церкви i укра?нського народу. Коли я пiд тво?ю опiкою, то я певний, що не заблукаюсь. Велика тобi дяка вiд мене, що до мене з'явилася та вiдкрила менi таке, чого я не знав. Нiчого менi плакати за тобою, коли ти щаслива. Тепер менi ясно стало, що усе на свiтi марниця, су?та, а наша ме