Но в ее голосе сквозил не столько гнев, сколько страх. - Разве я не говорил, госпожа, что у нас нет тайн друг от друга? Снова наступило молчание. Он многозначительно помолчал и твердо завершил недосказанное: - Как любовник Рбаль не представляет для такой женщины, как ты, никакой ценности. Я не так наивен, как ты думаешь, и у меня есть глаза... - Как ты смеешь?! - попыталась она вставить словечко. - Ты лучше объясни, зачем ты морочишь ему голову? Она умолкла, всем своим видом выражая обиду и оскорбленное достоинство, но внутри шевельнулся липкий страх. Бельгон оказался проницательным, а потому опасным. Она не знала, что делать. - У тебя нет выбора. Мне слишком много известно, чтобы оставаться в стороне, но недостаточно, чтобы начать свою игру, тем более на твоей стороне. Лейна быстро посмотрела на него. - Ты колеблешься. Повторяю: у тебя нет выбора. Я докажу тебе это, госпожа: полагаю, ты хочешь воспользоваться Рбалем, чтобы убить сотника. Если я не узнаю чего-то еще... - Да! - почти закричала она с безнадежной яростью. - Ты прав, проклятый дурак! Рбаль... - Тише, госпожа, вот как раз и он... Он наклонился и быстро добавил: - Будь покойна, я нем как рыба. Делай что хочешь. Рбаль ждал их. - Твоя тройка, Бельгон, - неохотно доложил он, - отправляется в разведку. Под моим началом. Приказ командира, - добавил он необычно язвительным тоном. - Когда? - спросил Бельгон. - Сейчас. Рбаль умоляюще взглянул на Лейну: - Ты ведь простишь меня, госпожа? Слишком возбужденная разговором с Бельгоном, она смогла только тряхнуть головой. - Езжай, - добавила она. - И возвращайся скорее. Бельгон криво усмехнулся. - Ну что, как ты думаешь? - спросил Гольд. Медлительный и флегматичный Данагадан долго качал головой. - Не знаю, - наконец проворчал он. - Все равно. Ты сам хотел командовать такой экспедицией. Твоя идея. Твое дело. "Верно", - подумал Гольд. Путешествие к границам Дурного Края - действительно его идея. Военный комендант Бадора сначала и слышать не хотел об экспедиции. "Зачем?" - все время спрашивал он. Гольд объяснял, что знает об убежищах разбойников у границ Края. Представил фальшивые доказательства и фальшивых свидетелей. - Однако... если мы отправимся с ним в Край... - настойчиво сказал Гольд, желая услышать хоть что-то в свою поддержку. Подсотник передернул плечами. - Он твой друг, - напомнил он. - Пока он жив - помогай ему. Погибнет - похорони. Гольд вздохнул: - И то правда. Но это Дурной Край, Даг. - А это - меч, Гольд. Только зачем тебе девушка? Его сестра? Ну и что? Может быть, она его остановит, но, скорее всего, ничего не добьется. Жаль на нее времени. Для немногословного Данагадана это было целой речью, но Гольда удивило то, что он затронул тему, больную и скользкую. Девушка. Гольд сам не раз задавался вопросом, зачем тратить время и деньги на дорогу в Роллайну и обратно. Он все меньше верил, что присутствие дартанки может что-то дать, кроме проблем. Он должен был сразу отправиться следом за Байлеем во главе своего отряда. Но это означало потерю должности и звания (естественно, если бы он вернулся живым из Края)... в то время как встреча брата и сестры давала призрачную возможность остановить дартанца... и обойтись без экспедиции на границы Дурного Края, бессмысленной и никому не нужной. - Что случилось - то случилось, - сказал он. Внешне Даганадан, может, и казался тупым и неповоротливым, но думал он быстро и четко. - Любишь ее? Ерунда. Она красивая, согласен. Даже очень. Но она глупая и пустая, заморочила тебе голову. Понимаю: долгое путешествие вдвоем... Да опомнись ты, командир! - Все не так просто, Даг. - Тебе виднее, только и я вижу: она всех задерживает. Мешает. Это раз. А два... Он замолчал. - Что - два? - Ничего. Пока. Гольд рассердился. - Говори прямо, что хотел. Если еще и мы начнем что-то утаивать друг от друга... - Вот именно. Посмотри назад. Гольд обернулся, не торопясь, как бы от нечего делать. Среди свободно ехавших солдат он заметил группу из трех человек, ехавших рядом. Он посмотрел на подсотника. - Нехорошо, - сказал тот. - Рбаль был дисциплинированным. А теперь? Сколько времени назад я приказал ему ехать в патруль? И что? А тот случай в конюшне? Он тебе помешал. В конце концов, это хорошо. Но он помешал командиру. А та ночь под скалой? Гольд задумался. В конце концов, у него тоже глаза не на затылке, он все видел, но старался отогнать от себя подозрения. Ну не нравилось, что Лейна кокетничает с парнем, потому и пытался убедить себя, что всему виной обычная ревность. Но не подозревать же в ревности Даганадана, воина и в какой-то степени женоненавистника! - Кто знает, может быть, ты и прав, Даг. - Конечно. Сначала она была одна. Потом их стало двое. Теперь трое, Гольд. Когда солдат перестает слушать командира - это плохо. Когда он вместо командира начинает слушать постороннего - дело швах, Гольд. - Ты их в чем-то подозреваешь? Говори, раз уж начал. - Говорить, Гольд? Нужно действовать, а не бодягу разводить. - Не возьму в толк, о чем ты? Есть предложения? - Назначить двоих. Пусть отвезут ее в Дартан. - Через весь Громбелард? Нет, Даг. - Гольд, она никуда не поедет. Рбаль не допустит или сбежит с ней. Они что-то замышляют. - С чего ты взял? - Увидишь. - А если она все-таки... захочет и поедет в Дартан? Даганадан упрямо тряхнул головой. - Значит, поедет. Будет ненавидеть тебя. Пока не привезешь ее брата. Тогда она почувствует, что виновата. Если уж хочешь кого-то похитить, то лучше Байлея. Гольд, внезапно что-то поняв, посмотрел ему в глаза. 9 Такого ливня давно не бывало. Хляби небесные будто разверзлись, и в двух шагах не видно было ни зги. - Стой! Кто идет? Из полосы дождя вынырнул часовой, с его плаща струями стекала вода. Рбаль спрыгнул с коня. - Рбаль, из разведки, - кинул он часовому. Солдат отдал честь и показал дорогу. Вскоре оказались в сухой и теплой пещере. Горели три костра, вокруг самого большого сидели полуголые солдаты, возле остальных сушились плащи, куртки и сапоги. Из темного угла выглянул подсотник. Рбаль с неохотой поприветствовал его. - Патруль вернулся, господин. Даганадан хладнокровно отвесил ему оплеуху. Голова парня дернулась, глаза округлились. - Как стоишь? Тебе здесь что, бордель? Рбаль стиснул зубы, сдвинул пятки, вытянулся в струнку. - Докладываю о возвращении патруля, - по-уставному доложил он. - Все спокойно. - Спасибо, - сказал Даганадан, не обращая внимания на едва подавляемую ярость солдата. - Переодевайся - и ко мне. Выполняй. - Он показал на темный угол пещеры, где на разложенных седлах сидели Гольд, десятник и кое-кто из солдат. - Слушаюсь, господин! Даганадан вышел. Рбаль мгновение стоял неподвижно, потом огляделся вокруг. Заметив девушку у одного из костров, он быстро подошел к ней. На ее глазах выступили слезы. - Ох, Рбаль! Умоляю, никогда не уходи так надолго! Умоляю! - Что случилось, госпожа? - Ничего... - Она уткнулась лицом в полы мокрого от дождя плаща. Он почувствовал, что она вся дрожит. - Кто тебя обидел? Скажи, ради всех Полос Шерни! - Бежим отсюда, Рбаль, бежим, умоляю тебя, бежим. Он застонал. - Это невозможно, он никогда этого не допустит. - Значит?.. - Она беспомощно смотрела на него зеленью наивных глаз. Щеки ее покраснели, губы свело, а подбородок дрожал. - Значит... если будет нужно, я его убью, - быстро, почти отчаянно, проговорил Рбаль. - И всех, кто встанет у нас на пути. Хоть по трупам, но мы убежим. Мои люди пойдут за мной... Могло показаться, что она потрясена до глубины души. - Нет, только не это! Может быть, он согласится нас отпустить? А? Рбаль нервно рассмеялся. На мгновение он снова стал вспыльчивым, отчаянным забиякой, каким она видела его в конюшне. - Отпустить! - презрительно фыркнул он. - Да он тебя хочет! Думаешь, я не вижу, как он на тебя пялится? Один раз не удалось, кто знает, что случится в следующий? Она со страхом смотрела на него: - Рбаль... Но это невозможно. - Невозможно? Она неожиданно села. - Шернь, откуда я могла знать? О Шернь! А правда, ведь он хотел уже тогда... Что теперь, Рбаль? Она выглядела такой несчастной и беззащитной, что комок подступил ему к горлу. - То, что я сказал, - тихо, преодолевая волнение, сказал он, затем повернулся и направился в угол пещеры. - А вот и господин Рбаль, десятник Рбаль... - ворчливо приветствовал его Гольд. - _Пока_ еще десятник... Прошу. Рбаль сел. - Поскольку все в сборе, слушайте мои распоряжения, - сказал сотник. - Во-первых - дисциплина. С сегодняшнего дня езда толпой заканчивается. Я хочу видеть нормальный походный строй, с десятниками во главе, в соответствии с уставом. Он на мгновение замолчал. - Второе - ее благородие А.Б.Д.Лейна. Рбаль вздрогнул. - Ее благородие возвращается в Дартан. Сопровождать ее будут две тройки из десятки Эгдеха. Эгдех, отвечаешь за здоровье и жизнь госпожи Лейны. - Так точно, господин. Гольд окинул внимательным взглядом окружавшие его лица: - Вопросы есть? Рбаль побледнел. - Прошу поручить это задание тройкам из моей десятки и под моим командованием. - Это невозможно. Твои арбалетчики нужны мне больше, чем рубаки Эгдеха. - Тогда прошу поручить мне командовать людьми Эгдеха. Гольд и Даганадан кивнули. - Не возражаю, - сказал сотник. - Признаюсь даже, что предпочту иметь при себе Эгдеха, нежели тебя... Договоритесь между собой. Рбаль уставился на десятника. Лысая как колено голова мотнулась из стороны в сторону. - Нет, Рбаль, - сказал Эгдех удивительно вежливым для него тоном, - я не возьмусь командовать твоими арбалетчиками. Мое дело - топор. - Рбаль открыл было рот, но Эгдех тут же добавил: - Кроме того, я уже пережил немало приключений. Я предпочту ехать в Дартан, а не гонять бандитов, тем паче - у границ Края. Жалованье-то одинаковое. За видимой искренностью в голосе топорника звучала затаившаяся насмешка, и Рбаль понял: все решено заранее. Он сжал кулаки. Гольд перешел к текущим делам, и скоро совещание закончилось. Рбаль быстрым шагом направился к выходу. Он даже не слышал звавшего его голоса дартанки. Подставил лицо дождю. Теперь он был спокоен. Спокойствие всегда приходило к нему, как только кто-то вставал на его пути. До сих пор это был враг, но и его можно назвать просто противником или соперником. Он не верил, что Лейну на самом деле должны отвезти в Дартан. Он полагал, что Гольд не упустит возможности подержать ее где-нибудь взаперти, чтобы по возвращении из Края иметь в своем полном распоряжении. Где? Да хотя бы в Бадоре или в недалеком Риксе. В Громбе. Где угодно. Гольда знали все коменданты гарнизонов в Громбеларде, каждый из них готов был оказать сотнику имперской гвардии услугу и придержать у себя "добычу" сколь угодно долго. Как же, в Дартан, так он и поверил! Похитить ее, чтобы потом отправить обратно? Подонок! В голове парня постепенно вырисовывались контуры плана. То, что отряд делился на две части, было лишь на руку. На людей из своей десятки он мог рассчитывать: они сделают все, что он прикажет. Так что ему нужно было справиться лишь с пятерыми: последней тройкой Эгдеха, Даганаданом и Гольдом. Два на одного. А потом разобраться с оставшейся семеркой из сопровождения Лейны. Он стоял и думал: "Потом... Что потом? Бежать. В Дартан или в Армект? Правду скрыть не получится, солдаты обязательно проболтаются рано или поздно". И Рбаль решил все рассказать Бельгону. Что он и сделал. 10 Обитель величайшего из мудрецов Шерни. Огромные, прикованные цепями к скале псы залились радостным лаем и, завидев Илару, заискивающе забили хвостами, поскуливая, поторапливая хозяйку. Она их очень любила. Часто усаживалась на землю, окруженная разинутыми пастями, чтобы рассказать обо всем, что хотелось рассказать. Они лизали ей руки, лицо, тогда она со смехом защищалась от них изо всех сил, а они даже не чувствовали ударов маленьких кулачков. Громадные псы ростом с теленка. Впрочем, называли их басогами, то есть медведями. В порыве нежности Илара прижимала свой курносый веснушчатый носик к огромному влажному носу одного из них, сжимала в ладонях большие стоячие уши и выворачивала их наизнанку. Псы уже привыкли к тому, что ей это нравится, и не дергали сердито головами. Самого Бруля удивляла любовь и привязанность кровожадных зверей, не знающих страха даже перед чудовищными Стражами Края. Мудрец решил, что подобная дружба с псами нежелательна. Илара просила, умоляла его, но он остался непреклонным. Сейчас псы гремели тяжелыми цепями и чуть ли не выли от радости. Огромные лохматые хвосты ходили ходуном из стороны в сторону. Арке, вожак своры, припал к земле и повизгивал, как щенок. Она размахнулась и хлестнула по его косматым бокам Бичом. Потом, не в силах вынести разумного, удивленного взгляда Аркса, с отчаянным криком ударила его прямо по носу. Потом била вслепую. Псы не бросились на нее. Скулили и ревели, потому что страшный Брошенный Предмет покрывал их кровавыми ранами. Илара заплакала, наблюдая судороги, сотрясающие могучее тело Аркса. Пес лежал на боку и смотрел на нее угасающим взором. Большую морду рассек Бич, от огромного черного носа остались кровавые ошметки. Она в отчаянии пнула ногой ближайшую миску, потом вторую, третью, повернулась и, спотыкаясь, убежала. "Так надо, - плача, убеждала она себя. - Так надо". Она была уверена, что поступила, как требовалось, но от этого легче не стало. Не помня себя, она выбежала к руинам замка и оперлась спиной на развал каменной стены. Там и дала волю чувствам, заливаясь слезами. Немного справившись с собой, она вошла в лабиринт больших, наполовину разрушенных коридоров и комнат. Каблуки высоких сапог с вывернутыми голенищами тихо постукивали в ритме коротких, не слишком уверенных шажков. Руины безраздельно поглотили пыль и грязь. Огромные крысы поспешно юркнули по углам, почуяв волю Бича. У Илары закружилась голова. Она оперлась о стену, прижимая ладони к округлому, отчетливо выпуклому под белой рубахой животу. Она прислонилась лбом к холодной стене, а потом подняла симпатичное личико к небу, видневшемуся в просвете провалившейся крыши. Образ изувеченных псов как-то стерся в памяти, а в голове осталась мысль только о том, что скоро она станет матерью. "Ребенок", - она улыбнулась и осторожно, бережно к себе, присела, чтобы поднять выпавший из руки Бич. Потом так же поднялась и пошла дальше. Мрачный Гееркото тащился за ней по каменному полу, словно длинный черный хвост. Она остановилась перед дверью. Радостный блеск в глазах чуть угас, во взгляде появилась напряженность. Она постучала. - Входи! Ступив через порог, она закрыла за собой дверь, медленно переводя взгляд от книжных стопок к камням, от звериных и человеческих костей к открытым ящикам и запертым сундукам с разными бумагами, рукописями, и наконец наткнулась на широкоплечую, прямую не по возрасту фигуру. - Это ты, - сказал Бруль сильным, грудным голосом. - Сделала, как я велел? Он всегда спрашивал, выполнила ли она его поручение, хотя прекрасно знал, что не выполнить она не могла. - Да, господин, - тихо ответила она. - Кажется... я убила Аркса. - Плохо. Но ничего не поделаешь. Подойди. Она чувствовала себя рядом с ним маленькой и беспомощной. Он возвышался над ней, словно тяжелая скала над мышонком. Она всегда приближалась к нему со страхом, хотя он никогда не сделал ей ничего плохого. Напротив, он дал ей то, чего никто до сих пор дать не мог, - ребенка. Она остановилась рядом с креслом, на котором он сидел. Он взял ее руку и поцеловал с неподдельным почтением и покорностью. Он это делал всегда, хотя она никогда не понимала зачем. Она вообще мало что понимала. - Хорошо, дитя мое. Сядь мне на колени. Он снова был ее господином и повелителем. Послушно и торопливо она исполнила его желание, робко обняв за шею. Он коснулся ее живота и на секунду прислушался. Потом сказал: - Через одиннадцать дней ты родишь сына. Крик радости замер у нее на губах, сорвавшись сдавленным вздохом. Она медленно сползла к его ногам. Бруль мягко заставил ее подняться. - Ну хорошо, - сказал он, - я тоже рад. А теперь - иди. Мне надо побыть одному. Она встала и, улыбаясь, побежала к двери. - Медленнее! - крикнул он, провожая взглядом ее невысокую, стройную, несмотря на беременность, фигурку. Он улыбнулся, но, когда она ушла, погрузился в задумчивость. Одиннадцать дней... Каким он родится? Его ребенок... Сквозь тугую упругость ее живота он отчетливо ощутил ауру Шерни. Если ребенок уже теперь носил в себе силу Полос, это означало, что он демон. Сам Бруль, будучи одним из могущественнейших мудрецов Шерни, не обладал такой силой. Он только понимал ее, черпал ее, но не обладал ею. Демон? "Лишь бы только в теле человека, - думал он почти с отчаянием и вместе с тем с болезненной надеждой. - О Шернь, да будет так!" Но призыв повис где-то в воздухе. Посланник в глубине сознания понимал, что вряд ли этому суждено случиться. Все шло не так. Илара была беременна всего три месяца. _Человеческий_ плод не мог развиться столь стремительно. Ребенок... явно был проявленной силой Шерни. Он плотно сжал узкие губы. Если даже она, она - избранная из сотен, тысяч женщин, - если даже она породит чудовище... это будет означать, что он, Бруль, никогда не дождется наследника. Слишком поздно. Он стар. Дважды приходилось прибегать к силе Полос, чтобы тело свершило невозможное... Большего он требовать от себя и от Шерни не мог. Демон. Чудовище. Так часто случалось. Дети Посланников никогда не рождались, как дети других людей. Они всегда были иными. Иногда их отличала злоба, но чаще внешность. Порой весьма сильно. До сих пор ни одна из его избранниц не справилась со своей задачей. Его первенец уродился чернокожим с липким студенистым шаром из отвратительной вонючей массы вместо головы. Другая - девочка, родившаяся без рук, умерла через три дня. Последний был синим, теплым и дышавшим комком. И вот он ждал четвертого. Он хотел наследника, которому мог бы сделать магическую передачу. Мысль о том, что собранные в течение двух веков знания уйдут вместе с ним, приводила его в отчаяние. Все законы, которые он открыл, содержались, правда, в его вкладе в Книгу Всего, но кто же их поймет без его личных подсказок. Слишком сильно они отличались от большинства Законов Всего, насчитывавших века. Смерть... Она неуклонно приближалась. Десять, может быть, пятнадцать лет - все, что ему осталось. Если бы теперь он стал отцом, то, возможно, успел бы, сумел бы передать ключ к пониманию новых истин! Он тяжело поднялся с кресла и подошел к узкому высокому окну. Солнечный луч, играя пылинками, осветил его старое, усталое лицо: изрезанный морщинами лоб, выпуклые, поблекшие глаза, густые, все еще темные усы и бороду. Большой крючковатый нос торчал надо ртом, как хищный клюв орла. Нет! Он был еще силен! Не только как Посланник, но и как мужчина. Он все еще мог бегать, карабкаться по скалам, рубить дубовый стол одним ударом топора. Еще... Человек, ставший посланником Шерни, стареет быстро, но дряхлеет поздно, очень поздно, правда, совершенно неожиданно. Буквально не по дням, а по часам. Стоя у окна, смотрел на маленькую Ил ару с лицом избалованной девочки. Волоча за собой Бич, она шла в сторону моря. На фоне мрачной, монотонно-серой равнины ярко выделялась ее белоснежная рубашка. Прикрыв глаза, он что-то прошептал и с удовольствием увидел, как, не ускоряя и не замедляя шага, она начинает ходить по кругу. Да, он все еще силен. Формула Послушания действовала. Вдруг он подумал, а сможет ли он отозвать заклинание? Чтобы применить Формулу, нужно огромное знание. Чтобы отменить - знание еще большее. Когда-то... ...в Крае тень Полос все еще лежала на земле, и все, что она укрывала, было насыщено сущностью Шерни. Формулы, связи действовали легко и быстро. Однако, чтобы их отменить, нужно рассеять тень. Для этого требовалась сила, содержащаяся в Полосах, а Бруль ни разу не осмелился ее коснуться. Нельзя переносить силы Шерни к свету. Иначе ему пришлось бы искать другую Формулу, с действием, полностью обратным тому, что он хотел разрушить. Они уничтожили бы друг друга, а времени и усилий на поиски потребовалось бы бесконечно много. Он махнул рукой, и Илара все тем же спокойным шагом пошла дальше в сторону моря. Он редко подчинял ее своей воле. Старался действовать убеждением, оставляя девушку в уверенности, что она поступает в соответствии с собственными желаниями. И вреда он не хотел ей причинять. Сознание, в которое слишком часто вторгаются, пытается защищаться, создавая собственный мир, живущий в особых рамках законов. Это - безумие. Он повел головой, все еще глядя в окно, потом позволил себе гордо, чуть надменно улыбнуться. Там, где любому другому пришлось бы отчаянно сражаться за жизнь, Илара шла совершенно легко. Все обитатели этой части Края знали, что маленькое беспомощное создание - собственность могущественного Бруля... Один-единственный Галла угрожал ей, как и ему самому, но тот редко бывал на Черном Побережье. А когда он, живший дальше в глубине материка, являлся на границу, Мольдорн-Посланник давал об этом знать. Если же Мольдорн отсутствовал, тогда предупреждала его цитадель, такая же живая обитель, как и те руины, в которых жил он, Бруль. Мольдорна он недолюбливал, но и врагами они не были. Жили по-соседски, не мешая друг другу. Иногда, когда это было действительно необходимо, они даже помогали друг другу. Бруль презирал Мольдорна, считая его неучем и слабовольным человеком. Мольдорн был рядовым Посланником, которого, собственно, даже трудно было назвать "мудрецом". Если бы не прирожденная лень и овладевшая им странная навязчивая идея, возможно, он мог бы сравняться даже с учениками Великого... Бруль нахмурился: "Не следует даже в мыслях упоминать имя Покойного Мудреца. Ему бы это не понравилось". Он снова выглянул в окно. Илара уже скрылась в песчаных дюнах. Не видя ее, он уже ничего не мог ей приказать. Их связывала лишь железная Формула Послушания. Бруль был человеком одержимым. 11 - Господин... Гольд мгновенно вскочил, молниеносно вытащив меч. Бельгон этого не видел, было слишком темно, однако тихий лязг клинка прозвучал весьма выразительно. Он инстинктивно отступил назад и тут же ощутил упертое под лопатку острие, а на плече - большую тяжелую руку. - Это Бельгон, - сдавленно прошептал он. - Тройник Ц.Ф.Рбаля... - Довольно. Имена своих солдат я знаю. Могучая рука подсотника, казалось, налилась свинцом. Бельгон волей-неволей сел. Гольд взял его за плечо и привлек к себе. В абсолютной темноте они могли лишь догадываться о выражении лиц друг друга. - В чем дело? - тихо спросил сотник. Бельгон долго молчал. - У меня сообщение, командир... Но... Наступила напряженная пауза. Гольд понимающе, но не очень дружелюбно улыбнулся. Улыбка потонула в темноте. - Понимаю. Важное сообщение, но не даром. И что же это за сообщение? В ответ тишина. - Ты знаешь, что я небогат, Бельгон. - Нет, господин, мне не нужно золота. - Тогда что? - Звание подсотника легиона. Мое жалованье... - Хватит. Я понял, чего ты хочешь, и меня совершенно не волнует почему. Гольд молчал, принимая решение. Он никогда не бросал слов на ветер. - Такие звания присваиваю не я, а комендант гарнизона, - наконец сказал он. - Самое большее, что могу тебе обещать, выдвину тебя, как только освободится место. - Этого достаточно, господин. - Итак? - Завтра ночью на вас и людей из тройки Лордоса будет нападение. Это - Рбаль и его люди. Затем он намерен погнаться за Эгдехом. - Ты уверен? Откуда сведения? - Мы вместе составили план... Я и Рбаль. - Кажется, вы с Рбалем друзья? - задумчиво спросил Гольд. - Верно. Поэтому и прошу тебя, господин, сохранить ему жизнь. - Не боишься мести? - Надеюсь... что ты не расскажешь ему, господин... Тишина. В темноте чувствовалось, как колеблется сотник. - Я должен оставить его в живых? Чего ради? - Прошу тебя, господин. - И ты готов взамен отказаться от звания подсотника? Тишина. - Понятно. Значит, нет? Тишина. - Понятно. Если бы ты сказал "да", то получил бы и то и другое. Убирайся! Солдат сидел неподвижно. Наконец, та же самая рука, что чуть раньше усадила его на землю, дала ему крепкого подзатыльника. Бельгон вскочил и исчез настолько быстро, насколько это было возможно. Словно растаял во тьме. - Идем, Даг, - позвал Гольд. На ощупь вышли из пещеры. Дождя снаружи не было, видимо, небо во время вечернего ливня исчерпало весь запас воды. Часовой дремал, притулившись к мокрой скале. Заслышав шаги, он вздрогнул, а разглядев, кто идет, резко выпрямился. - Не докладывай, - походя бросил командир солдату и, обернувшись к Дагу, спросил: - Что скажешь? - Ничего. - Вообще ничего? - Ничего, - повторил подсотник. - Помнишь? Я ведь предупреждал. - Что предлагаешь? - Без людей Эгдеха ждать рискованно. Нужно опередить нападение. Гольд задумался. - У нас никаких доказательств вины Рбаля, - наконец сказал он. - А он их наверняка потребует. - Кого волнуют претензии покойника? - Возможно, и никого, только вот я не хочу убить его просто так, за здорово живешь. Да и при чем здесь солдаты? Они могут принять его сторону, не разобравшись. Да и не дело для воина копаться в интригах. А если доносчик попросту врал? Мразь! Я самого себя презираю, что вообще стал его слушать. - Да, но все-таки выслушал. К чему теперь огород городить? Выбора все равно нет. Пока будешь выжидать, Рбаль обязательно что-нибудь пронюхает. И тогда ударит первым. А утром уходит Эгдех. - Я понимаю, что ты прав, Даг, хотя мне это не нравится. Как я могу убить своего же солдата? Рбаля надо взять под арест. - Зачем тебе такая морока? Ему ничего не докажешь, придется потом освободить. Тогда-то он прирежет тебя без раздумий, тут же, на месте. Он сейчас готов на все. - Может, и так. - Ты слишком мягок, Гольд. Странно! Не могу к этому привыкнуть. Когда-то... - Когда-то, - оборвал его воспоминания о былом сотник, покачал головой и добавил: - А что... что с ней? Как думаешь, она в этом замешана? Иронической улыбки Даганадана он не заметил. - Сомневаешься? Она - это сердце, душа всей игры. - Нет, Даг, не может быть. Я знаю, что меня она ненавидит, но тебя-то за что? А солдат? Десять солдат, Даг, десять жизней. - Как же ты наивен, Гольд. Во имя Шерни! Наивен, как и Рбаль! Это же все обман, иллюзия, Гольд. - Иллюзия, говоришь? Я чувствую эту женщину, Даг. Может, потому что знаю ее дольше, чем ты. Она избалованна, никчемна, возможно, и пустоголова. Она привыкла к праздности, потому и склонна к ней, но извращенности в ней не ищи. - Пусть так. Что произошло в конюшне? Скажи - ты и в самом деле хотел ее изнасиловать? - Издеваешься, Даг? Она солгала. - Зачем? - Чтобы... - Породить ненависть, Гольд. Нет ничего проще, чем спровоцировать ее в наивных влюбленных дурачках вроде Рбаля. Гольд задумался. - Не угадал, Даг. Я уверен, что это не так. - Прав я или не прав, Гольд, все равно. Предупредить нападение необходимо, пусть даже Рбаль и погибнет. Меня не волнует, что ты на это скажешь. Теперь это мое дело. Гольд ошеломленно уставился на друга. - Мое дело, - повторил Даганадан. - За порядок отвечаю я. Ты можешь лишить меня звания, вышвырнуть из легиона. Согласен, но позже, когда мы вернемся в казармы. Сейчас моя задача - поддерживать дисциплину. Я не намерен во время опасной экспедиции терпеть в отряде человека, готового убить своего командира. И своих товарищей, не забывай этого. Сотник понуро молчал. Тем временем ночная мгла как будто понемногу рассеялась. - Идем, Гольд. Уже светает. 12 - Как далеко отсюда до Края? - спросил Байлей. - Дня два пути, - не останавливаясь, ответила девушка. - Через Горы. Она обернулась, кинув взгляд на него через плечо. Он выдержал его, уже понимая, что в нем не так. Под длинными, изогнутыми вверх ресницами глядели, словно насильно вставленные, совершенно чужие глаза. Серые, проницательные, по-мужски жесткие. - Что так разглядываешь? Он сделал неопределенный жест. Она отвернулась и пошла дальше. - Знаю, - сказала она, глядя перед собой. - Когда-то я тоже их боялась. Он не стал ни о чем спрашивать. - Может, когда-нибудь, кто знает... Я расскажу, как это случилось. Но не сейчас, не сегодня. Хорошо? Посыпал плаксивый дождь. Громбелардское небо постепенно просыпалось. Каренира подняла голову. - Вечером грянет ливень, - сказала она, - какого Горы еще не видали. - С чего ты решила? - Знаю. Байлей все время удивлялся, как быстро они идут. Старик, шедший впереди, для своего возраста передвигался весьма энергично. Проявляя завидную ловкость и силу, он вел их за собой, минуя труднопроходимые места, предпочитая обойти их, нежели рваться напролом. - Мы идем в сторону Разреза, - внезапно сообразил дартанец. - Неужели в этих краях существует дорога, которая туда не ведет? Она звонко рассмеялась. - Есть, конечно, надо только знать, где и как ее искать. - Похоже, мне не дано понять Горы, - пробормотал он. - Пару лет назад я тоже так думала. Он вдруг споткнулся, чуть не сбив ее с ног. Она устояла сама, да и его поддержала. - Смотри под ноги, - иронично посоветовала она. Шли они целый день. Байлей временами спрашивал о том о сем, Охотница объясняла. По большей части разговор шел о Тяжелых Горах. Единственный горный массив Шерера, никогда не знавший снега. Даже самые высокие вершины чернели голыми пиками, утомляя своим монотонным видом. Это поначалу пейзаж радует своей оригинальностью, но по мере того, как привыкаешь, от него начинаешь все больше уставать. Всюду серые и черные скалы, словно это зловещая пустыня, где нет ни пятна иной краски, кроме серой и черной. Тучи сливаются с оскалом черных вершин, и тогда кажется, что горы достигают неба, а небо растворилось в горах, будто весь Громбелард - невероятных размеров пещера. В Громбеларде гуляет один ветер, но весьма странный. Собственно, это непрерывное движение воздуха в определенном направлении с одной и той же скоростью и силой, словно долгий вдох... или выдох. Повадки у этого ветра - что у дождя. То закапризничает, спрячется на день-два, потом судорожно начинает сотрясать горы, как нездоровый кашель, бьет крылом по вершинам, и снова - вдох, выдох, вдох... Да и голос у ветра такой же монотонный. Скоро перестаешь его слышать, особенно когда он сливается с шелестом дождя. Этот общий гул пастухи Громбеларда называют "пением гор". Так повелось, что тянется эта заунывная песня многие года, века и, как повелела Шернь, до скончания дней. Сколько ни ходи по этим горам, радушия не встретишь. Тяжелые Горы негостеприимны, а люди да коты - здесь чужаки, пришлые из другого мира. Здесь царствуют иные существа из Разумных. Разве что стервятники чувствуют себя между скалами и рваными тучами как дома. Перевалы, вершины, утесы - все их собственность, однако самих стервятников слишком мало, чтобы биться за эту землю с человеком. Громбелардцы непоколебимо верят, что Тяжелые Горы - живые. Собственно говоря, если приложить ухо к земле, можно отчетливо услышать медленные, ритмичные и глубокие удары. Сердце Гор... Где оно? Как глубоко? Говорят, что его удары четче всего слышатся в окрестностях Громба, столицы Громбеларда. Тогда, может, действительно, ветер - дыхание Гор? - Над чем задумался, Байлей? - спросила Каренира. Тот витал где-то далеко в своих мыслях, и вопрос будто вырвал его из глубокого сна. Блики костра играли на его лице. - Скажи, Горы живые? - с серьезным видом спросил он. Вопрос ее озадачил, она с интересом заглянула ему в глаза. - Громбелардцы в это верят. Пожалуй что живые. Но ты-то как почувствовал? Он пожал плечами, словно сам удивился собственным мыслям. - Отец, как думаешь? - обратилась девушка к Старику. - Если верить старым хроникам. В них приводились весомые доказательства. Девушка с Байлеем обменялись удивленными взглядами. Старик улыбнулся, но как-то невесело, и получилось натянуто. - Сегодня многое затерялось в памяти поколений, - сказал он. - В истории Шерера чередуются светлые и темные полосы, но как смутные периоды, так и периоды расцвета не должны оставаться для людей белыми, непознанными пятнами, о которых ведают одни лишь Посланники. Старик устроился поудобнее и погрузился в собственные мысли. Мешать ему не хотелось, потому девушка и Байлей тоже затихли. - Это было еще в Старую Эру, Эру Людей, - вспомнил старец. - Две армии, одна из Армекта, другая из Дартана, напали на дикий Громбелард. Дартан к тому времени уже был завоеван, а вот Громбелард не представлял собой единого государства. Так, горстка удельных княжеств, куда более хилых и раздробленных, чем многие века назад Армект. Казалось, что речи о достойной войне и быть не могло. С кем ее вести? С мелкопоместными владельцами замков? Не то рыцари, не то разбойники. И все же они объединились и дали мощный отпор. Кровавая битва произошла у стен Рикса. Тогда он назывался Бролем. Рикс - это армектанское название. - Он кивнул в сторону Карениры. - Оно означает - победа... - Именно. Однако победа не оказалась легкой, потому как в битве полегло две тысячи армектанцев. Не стала она и окончательной, так как война длилась еще тридцать с лишним лет. - Такое сопротивление оказала горстка князей? - удивленно спросил Байлей. - Не только. Воевали и горцы, и дикие пастухи. И наемные разбойники, когда-то опустошавшие страну целыми бандами, которым платили владельцы горных крепостей. Армект ввязался в жестокую партизанскую войну, такую же тяжелую, как столетия назад у Северной Границы, и почти столь же кровавую, как знаменитое Кошачье Восстание. Разбойники бились с захватчиками кто ради добычи, кто ради войны как таковой, а кто чисто из ненависти к армектанцам, но так яростно, беспощадно уничтожая врага, что пришельцев удалось полностью изгнать из Тяжелых Гор и почти полностью - из Узких Расщелин. Правда, ненадолго. Армектанская армия, опиравшаяся до сих пор в основном на конных лучников, противопоставила знаменитым громбелардским арбалетчикам новый тип солдат: в тяжелых доспехах, вооруженных щитами и топорами. Доспехи и щит, хотя и довольно неудобные в горах, защищали от дальнобойных стрел. Десятки и сотни небольших отрядов, опираясь на укрепленные лагеря, обосновавшиеся в горах, заполонили Громбелард. Они сражались по-разбойничьи, скрытно, столь же часто прибегая к силе, как к хитрости и предательству. Но Армект выиграл войну тогда... когда войска раз и навсегда покинули Тяжелые Горы. Не понимаете? Легионы сидят в горах, патрулируют торговый тракт... а кроме этого, есть лишь несколько форпостов тут и там... Таких, как тот, к которому мы направляемся, у границы Края; от них больше хлопот, чем пользы. Чтобы навести в горах окончательный порядок, нужно дотла спалить все деревни до единой. А кто бы приносил тогда шерсть на продажу? На что жил бы Громбелард? Каренира и Байлей кивнули. - Вы спрашиваете, живые ли Горы? Расскажу об одном событии. Оно описано в многочисленных хрониках, и о нем рассказывает даже Книга Всего. Значит, оно имело место быть! Так вот, случилось так, что в начальный период войны крупная, насчитывавшая несколько десятков человек, группа разбойников ушла на восток от Бадора, спасаясь от большого армектанского отряда. Положение беглецов было незавидным - у них было много раненых, а все окрестности были заняты армектанцами. Старец замолчал. Байлей поднял голову и внимательно присмотрелся к нему, словно увидел в первый раз. Он и в самом деле не видел Старика таким. Его величавость и авторитетность уже не бросались в глаза, он неторопливо рассказывал о делах давно минувших дней, и в голосе его звучало некое странное вдохновение. Видно было, что он вспоминает о событиях, далеко ему не безразличных, словно он лично имел к ним отношение. Этот человек любил прошлое, историю; а времена, что давно миновали, казались ему столь же существенными и важными, как те, в которых он жил. Чувствовалось, что он не говорит всего, о чем мог бы рассказать, что умалчивает о множестве неизвестных им подробностей; но не потому, что роется в памяти в поисках фактов, а чтобы сократить повествование. Байлей, сам не зная почему, был уверен, что Старец знает имена командиров тех отрядов, что он наверняка мог бы сообщить точное число раненых... если бы только захотел или счел необходимым. - И что дальше? - спросила Каренира. Байлей посмотрел на девушку, вдруг вспомнив о ее существовании; рассказ, необычный и красочный, поглотил его без остатка. Но девушка слушала с не меньшим трепетом. Старик обратил к ним глубокий, несколько отсутствующий взгляд. - Дальше... - сказал он. - Их догнали у Бахгахара. Это вершина в восточной части Гор, - пояснил он Байлею. Разбойники не хотели сложить оружие, предпочитая умереть, но не сдаться в плен. Это не пустое геройство. Легионеры относились к пойманным разбойникам не как к солдатам, а как к обычным бандитам - впрочем, может быть, и справедливо. В общем, лучше было погибнуть в бою, чем гнить в застенках до конца своих дней. - Все свелось к резне, - помолчав, продолжил он, - перевес армектанцев был весьма значителен, и казалось, исход событий предрешен, если бы не чудо. Едва легионеры двинулись в атаку, дорогу им преградили каменные глыбы и осыпь мелких камней. Камни медленно скатывались, угрожая смести ряды воинов. Солдаты в ужасе разбегались, бросая оружие. Но, видно, Тяжелые Горы разгневались не на шутку, и не было спасения от их гнева. Пропасть разверзлась под ногами бегущих, поглотив всех до единого, а расщелина так и осталась доныне. Она все еще служит убежищем горным разбойникам. Мы сейчас находимся на ее дне. - Разрез! - ошеломленно воскликнул Байлей. - Да. Добавлю еще, что подобных случаев история знает множество. Может, они не так подробно описаны, но хроники насчитывают их десятками. Они сидели молча, задумавшись над удивительным рассказом Старца. Каренира посмотрела вверх, словно что-то искала среди туч, укрывших ночное небо, и спросила с загадочной улыбкой: - Это правда, отец, что в осаде Громба принимали участие полторы сотни лучниц? Старик удивленно вскинул брови: - А тебе-то откуда известно? - Иногда, когда я гостила у тебя, отец, бывало, заглядывала в твои записи. Ты ведь не сердишься, правда? Старик даже растрогался. - Я и не знал, что тебя интересует история Шерера, - сказал он. - Почему ты никогда мне об этом не говорила? Я мог бы рассказать тебе о многих очень интересных событиях! Как много я мог бы тебе поведать, дочка! - Не может быть, - заметил Байлей, - чтобы в тогдашней армектанской армии было столько женщин. Старик рассмеялся: - Почему бы и нет? Восемь лет назад я без остатка посвятил себя истории. Восемь лет я привожу в порядок материал, который собирал в течение всей своей жизни. Легенды, предания, песни, десятки хроник и летописей, тысячи страниц. В конце концов, я тоже кое-что знаю о Книге Всего и содержащихся в ней Законах... хм. Я знаю историю Шерера, исследовав ее вдоль и поперек. Если я утверждаю, что нечто имело место в действительности, - то этому стоит верить. Мне можно верить. - Старец ухмыльнулся чуть насмешливо. - Значит, это все правда, а не мифы? Улыбка не сходила с лица Старика. - Да, друг мой. Но поскольку это тебя так заинтересовало, я поведаю тебе еще кое-что. Ты знаешь, что в завоевании Дартана принимали участие женщины? Их было много. - Армектанки завоевали Дартан? - Во взгляде молодого человека появилось недоверие и явная неприязнь. - Вот именно. "Завоевали" - слишком сильно сказано. Но одно бесспорно - именно они стали причиной войны, в которой сами и приняли участие. Я не хочу задеть твои чувства, сын мой, но вы, дартанцы, никогда не умели воевать. Хорошо это или плохо - дело другое... Но вас били все подряд: разбойничьи банды на границе с Громбелардом, пираты с Прибрежных островов на юге, наконец, армектанцы. Завоевание Дартана... Собственно, никакого завоевания не было. В Дартан попросту вошли и взяли тепленькими. Тому, правда, предшествовала битва, когда тяжелая конница дартанских магнатов угробила весь передовой отряд войск Армекта. Первая и последняя победа дартанцев, впрочем, и она стала бесславной, так как дартанские рыцари тут же разъехались по домам, чтобы отпраздновать свой триумф, а те, кто остался, мгновенно были уничтожены решающим ударом главных сил армектанских корпусов. Дальше пошло как по маслу. Одного армектанца было достаточно для взятия деревни, а пять лучниц легко могли занять целый город. Ворота Роллайны открылись через день осады, задолго до прихода пехоты. Курсирующие у городских стен конные лучники пустили горящие стрелы. Они-то и вызвали смертельную панику среди горожан. Вот такая война. Тебе, сын мой, нечего стыдиться. Твоей вины в том нет. Напротив, я бы даже сказал: если бы каждый дартанец владел мечом, как ты, история Империи вовсе не стала бы сплошной полосой армектанских побед. Каренира рассказала мне о вашем "турнире"... Слова Старца приятно порадовали Байлея, но он все еще был в замешательстве. - А что странного в том, что женщины служили тогда в армектанском войске? - спросил Старец. - Сейчас тоже нередко можно встретить женщину-солдата, особенно в легких подразделениях. - Он оглянулся на воспитанницу. - Разве не так, Кара? - Но не в Дартане... - заикнулся Байлей. - Причиной тому - Великая Эпидемия в Армекте, - сказал старик. - Любой миф основан на реальности. Я, правда, сомневаюсь, что на самом деле сразу же стало рождаться меньше мальчиков; и, полагаю, что, скорее всего, возросла их смертность по неизвестной причине. Но тогда-то считали иначе. Будто бы Дартан завоеван ради потомства из-за здоровых мужчин. Что-то в этом есть. Байлей и Каренира ошеломленно смотрели на него. - Эпидемия распространялась со скоростью ветра, особенно жестоко в Армекте. Затронула она и многие округа Дартана, хотя и в значительно меньших масштабах. Странные настали времена. Жизнь женщины практически потеряла ценность. Девочки росли без надзора, мальчиков же холили и лелеяли. Как это ни покажется вам странным, но катастрофа не принесла колоссального ущерба именно армектанцам. В силу традиций и вековых обычаев мужчины сохранили свою мужественность, а их женщины переняли многие, возможно, чуждые их натуре занятия и профессии. Все по-иному обстояло в Дартане. Там начал развиваться культ женщины, женской натуры, женского тела, а мужчина забыл о собственных достоинствах, выбрав роль "слабого пола", уступая женщине почти в любой области. Сегодня это трудно понять... все-таки должно быть наоборот. Повисла тяжелая тишина. Байлей и Каренира сидели рядом, вглядываясь в догорающий костер. Девушка прислонилась к дартанцу, который, заслушавшись, обнял ее за плечи, даже не отдавая себе в этом отчета. Они удивленно и чуть пристыженно посмотрели друг на друга. Байлей сделал движение, словно пытаясь убрать руку, но девушка не отодвинулась. - История... - снова задумчиво произнес Старец. - Изучив ее досконально, я повсеместно видел одно и то же: за тысячу с лишним лет мир не сдвинулся с места... Появились коты, потом стервятники. Но что это изменило? Он поднял короткую палочку и бросил ее в огонь. - Ничего. - А войны... завоевания? А как же Кошачье Восстание? - спросил Байлей. - Это лишь сдвиги, мой мальчик. Сдвиги, не перемены. Словно ты мешаешь суп в котле, ничего к нему не добавляя. Вкус, сколько бы ты ни перемешивал, не изменится. Он снова замолчал. - Когда я говорю "перемены", - продолжил Старик, - я имею в виду перемены двоякого рода: к лучшему... или к худшему. Заметьте, сущность их не изменилась ни на йоту. Мир... это судьбы отдельных людей. Каждый кует свою собственную жизнь, но, выковывая ее из твердого железа, мы часто делаем это плохо. Мы словно кузнечные молоты с треснувшими рукоятками, а таким орудием никогда не выкуешь доброго меча. Если даже один и удастся выковать - то все остальные останутся так себе. - Что ты имеешь в виду под "треснувшей рукояткой"? - Совесть. Мысли смешались в голове Байлея, он пытался найти в них рациональное зерно, и вдруг слабая догадка будто обожгла его изнутри: меч... его меч, вот причина, по которой он учился держать его в руке... Илара. К нему пришло ощущение, что будто бы он потерял ее из виду. А ведь здесь, в Тяжелых Горах, он оказался только из-за нее. И надо же! - почти забыл об этом. Как такое могло случиться? Ему тут же показалось, что он обязан думать об Иларе постоянно, должен непрерывно представлять ее образ. Странное ощущение вины коснулось его. Он поднял взгляд. На него внимательно смотрел старик. - Тяжело у тебя на душе, сын мой, - сказал он. - Неужто мои слова что-то в ней пробудили? Если так, то я скажу тебе еще кое-что; ты сам должен выковать свой меч. Тут я тебе ничем не могу помочь. Ты должен сам выковать свой меч. Ибо если другие выкуют его за тебя - он не станет добротным. Слова Старика не прибавили Байлею радости. - А если даже я и кузнец, разве это значит, что - хороший? - с внезапной горечью спросил он. - Своими руками всегда лучше. Байлей горько кивнул. - А ты не считаешь, господин, что мы куем плохо именно потому, что делаем это сами? - Плохо, потому что куем, вместо того чтобы починить треснувшую рукоятку. - Но как ее починить? Старик глубоко вздохнул. - Если бы я знал, то чинил бы... - Значит, если мы не умеем чинить, - внезапно сказала Каренира, - нам приходится ковать, а раз уж приходится, то лучше все-таки... вместе. Она посмотрела на Байлея. Дартанец ответил ей тем же. "Похоже, я знаю, что вы выкуете, - подумал Старец. - И очень этого боюсь". Костер догорал. Байлей чувствовал себя совершенно разбитым и невыспавшимся, когда утром его разбудила Кара. Он громко зевнул, протирая глаза. - Поешь чего-нибудь по-быстрому и идем, - сказала она. - Уже поздно. Он начал надевать доспехи. - Не снимай их больше. Здесь горы, а не гостиница в Роллайне. Он раздраженно оглянулся на нее, но она уже пошла собирать вещи. Появился Старик. Подойдя к дартанцу, он, не говоря ни слова, помог ему застегнуть ремни. - Нужно спешить, - буркнул он и с улыбкой добавил, как бы в шутку: - Кара проспала и потому злится на нас. Они двинулись в путь. Впереди опять шел Старец, не любивший много говорить во время ходьбы. Молчали и молодые люди. Старик все еще оставался для Байлея загадкой. Он не понимал его, но восхищался его обширными познаниями, мудростью. Но, кроме того, была в нем какая-то мощь, сила, природы которой Байлей не понимал и не знал. Она будто дремала в этом человеке. Байлей смотрел, как старик продвигается по крутой горной тропинке, и удивлялся: как это внешне немощное тело укрывает такую могучую энергию внутренней силы! Он обернулся и встретился взглядом с армектанкой. Еще одна тайна. Что связывает эту девушку со Старцем? Словно незримая, но прочная нить, как тень из прошлого, соединяет судьбы этих столь непохожих людей. Байлей споткнулся, соскальзывая в пропасть. В последний момент Каренира схватила его за руку. Некоторое время они напряженно смотрели друг другу в глаза, потом без слов двинулись дальше, не понимая, что происходит. Наконец спустились на дно огромной каменной котловины. Дартанец напрасно искал взглядом дорогу, которая позволила бы выбраться из этой гигантской дыры. - Отсюда есть иной выход, кроме дороги, по которой мы пришли? - Есть, но не легкий, а скалы мокрые. Придется быть особенно осторожными и основательно помучиться. Он взглядом показал на старика. Она не сразу поняла, что он хочет сказать, потом покачала головой. - Лучше за себя побеспокойся, - коротко отрезала она. Шероховатость в ее голосе Байлею не понравилась. Он вдруг почувствовал себя мальчишкой, сморозившим глупость. Старик, не оборачиваясь, произнес насмешливым тоном: - Я знаю эти горы. И я еще достаточно силен для того, чтобы пройти их вдоль и поперек. Разве иначе я отправился бы в это путешествие? Но я рад, что ты помнишь обо мне, мой юный друг. Вдруг Каренира без всякого предупреждения кинулась на дартанца и сбила его с ног. Он упал, больно ударившись бедром. Падая, он заметил, что старик сам бросился на землю с удивительной для него быстротой. Все трое лежали не шевелясь. - Что случилось? - Байлей невольно понизил голос до шепота. - Какие-то люди, - спокойно ответила она. - Надеюсь, нас они не видели. Ждите здесь. - Я пойду с тобой. Она посмотрела на него с таким изумлением, что он в замешательстве отвел взгляд. - Лежи тихо, недотепа, и смотри, чтобы задница не торчала наружу, как мишень, - бросила она. - Когда ты понадобишься Охотнице, то первым об этом узнаешь. Она стянула со спины колчан и положила его на землю, затем внимательно осмотрела клинок острого, хотя и короткого ножа. - Возьми мой, - сказал Старец, доставая оружие из-под накидки. Байлей не поверил собственным глазам. В Громбеларде это оружие называли полумечом - рукоять, как на оружии имперских легионеров, но клинок был коротким, очень широким внизу, с зазубринами на тыльной стороне. Они были нужны, чтобы зацепить оружие противника и, при некоторой сноровке, выбить или сломать его. Однако Байлей знал, что такими мечами традиционно пользовались пираты Лонда. Тот факт, что Старец обладал подобным оружием, свидетельствовал о том, что этот человек умел доказывать свою правоту не только словами. Каренира усмехнулась. - Нет, отец, - тихо сказала она. - Ты же знаешь, что я им не умею пользоваться. Байлей понял, что старик достал свое оружие только затем, чтобы показать его: мол, за него, старика, можно не беспокоиться. В любой ситуации он за себя сумеет постоять. Байлей перевел взгляд на свое оружие, и ему пришло в голову: вряд ли он долго бы им размахивал, если бы Старец захотел его выбить из рук... - Ждите здесь, - кинула лучница и юркнула за каменную гряду. Они видели, как она ловко пробирается среди скал. Вскоре она исчезла, словно глыбы поглотили ее. Старик улегся поудобнее. - Тебя шокирует ее резкость? - спросил он. - Представь на минуту: она много лет путешествует по горам одна. Будь ты даже мастером по захвату врага врасплох, и то она бы тебя с собой не взяла. Она просто привыкла действовать самостоятельно, а любое общество только отвлекало бы и сбивало с толку. Байлей что-то неразборчиво проворчал в ответ. Они продолжали молча лежать. Подступал холод. Морось превратилась в мелкий, раздражающий дождь. Байлей чувствовал, что плащ превращается в мокрую тяжелую тряпку. Прошло немало времени, прежде чем они снова увидели лучницу. Она шла свободно, не таясь. Байлей восхищался сильной грацией ее движений. Прекрасную фигуру украшал широкий кожаный пояс на талии, подчеркивая округлость бедер, к которым прилипла мокрая темно-зеленая юбка. Тяжелые от воды, связанные в две толстые косы волосы падали на плечи и грудь. Старик первым поднялся с земли. - Они ушли, - заявила Каренира, высоко подняв свой лук. - Кто это был? - спросил Байлей. - Мне-то какое дело, раз они ушли? - Она передернула плечами, стряхивая воду с мохнатой куртки. Сейчас она выглядела, как в ту ночь, когда он впервые ее встретил, - неразговорчивая и суровая. Его снова начала раздражать легкая хрипотца в ее голосе. - Я думал, что в горах лучше знать все до конца, - сказал он, помня слова Гольда. - В Горах не стоит предаваться чрезмерному любопытству, - отрезала она. - И чересчур умничать. Ну ладно, пошли. 13 Стиснув зубы, Байлей подтянулся на руках, нащупывая правой ногой выемку в скале. Посыпались мелкие камешки. Снизу узкое ущелье вовсе не казалось настолько опасным, каким было в действительности. Байлею пришлось преодолеть добрую половину пути, причем с невероятными усилиями, прежде чем выяснилось, насколько обманчиво первое впечатление. Он почти лежал, опираясь на скалу и оглядываясь на Старца, карабкающегося следом. Хоть это и стоило немалых усилий, однако же старик вполне справлялся. Несмотря на пронизывающий холод и дождь, лицо его покраснело от напряжения, он тяжело дышал. Байлей посмотрел вверх. Каренира, так же как и он, привалилась к скале, завязывая волосы, с которых соскользнул ремешок, одной рукой и помогая себе зубами. Волосы ей мешали, то и дело падая на лицо. Затянув узел, она глянула вниз, на мужчин. "Незаметно, чтобы она сильно устала", - подумал Байлей. Она что-то сказала, чего он не расслышал, и снова начала карабкаться вверх. Какое-то время он бессмысленно созерцал картинку под юбкой, наконец встряхнулся и двинулся следом. Мешок на плечах настолько ему мешал, что он охотно бы от него избавился. Доспехи, хотя и гибкие, стесняли движения; он представил себя на этой скале в кирасе, которую любили носить дартанские легионеры, и чуть не расхохотался. Армектанка больше, не позволяла останавливаться. Они отчаянно цеплялись за скалы, все выше поднимаясь в горы. Потом лежали, переводя дух, подставляя лица и уставшие руки дождю. - Неплохо. Совсем неплохо, дартанец, - весело сказала Каренира. Байлей удивился тому, что она хвалит не старика, а его, молодого мужчину. Он чувствовал себя окруженным неустанной заботой и каким-то особенным отношением. Вероятно, эти похвалы должны были его воодушевить. Ему почудилось в этом нечто унизительное. - У тебя тоже неплохо получилось, - со злой язвительностью бросил он. - Правда, я подозревал, что ты будешь двигаться проворнее. - Пришлось вас поджидать. - Она все еще пребывала в хорошем настроении. - Для Охотницы такая стена - пара пустяков. - Для Охотницы - все пара пустяков, - поддел он ее. - Горы - пустяк, разведка - пустяк, разбойники - пустяк. Дурной Край наверняка тоже окажется пустяком. Вот только быть женщиной Охотнице удается с неслыханным трудом. Она поднялась с камня и остановилась над ним. - Что ты этим хочешь сказать? Он со злорадным удовольствием отметил, что от ее доброго настроения не осталось и следа. - Я хочу сказать, - заявил он, глядя снизу на ее мускулистые лодыжки и бедра, - что я уже досыта насмотрелся на твои толстые ляжки. С меня хватит, - продолжил он, отчаянно провоцируя ссору. Старик молча наблюдал за происходящим. Каренира оглянулась на него и прикусила губу. - Ты был прав, отец... Сама не знаю, почему решила помогать этому человеку. Байлей встал: - Я ведь оплачиваю эту помощь. И значительно больше, чем ты того стоишь! В ней все закипело. Прежде чем он понял, в чем дело, она ударила его кулаком по скуле, а потом с невероятной быстротой развернулась кругом, присев на корточки. Какая-то сила подсекла ему ноги, одновременно подбросив их вверх; он грохнулся спиной и головой о землю так, что скалы вокруг посыпались искрами в его глазах. В следующий миг она сидела верхом, надавив ножом на его шею. - Так, убей его! - крикнул старик. - Отличная идея, Охотница! Во имя Шерни! Да вы с ума посходили! Оба! Она стиснула от ярости зубы, Байлей чувствовал ее тяжелое дыхание; внезапно она вскочила, повернулась и ушла. Байлей схватил свой мешок и достал меч. - Стукни себя по голове этой железякой, - сердито сказал старик. - Если удар о землю тебе не помог, может, хоть это приведет в чувство! - Сука! - зарычал дартанец. - И осел, - добавил старик. - Она ушла. Ну что ж, когда мы теперь одни, мой мальчик, скажи мне честно, что ты только что хотел доказать? Скажи, никто больше не узнает. Байлей молча взглянул на него и положил меч. 14 Лейна проснулась от страшных криков и суматохи. Она села, не понимая, что происходит. Постепенно ее лицо исказила гримаса ужаса. Было уже утро, пещеру заполнял неясный, еще тусклый свет начинающегося дня. Она отчетливо видела мелькающие в яростной драке силуэты. Вопли людей и лязг оружия заглушили ее собственный стон. Она стояла неподвижно, прижав кулаки к щекам. Первый раз в жизни она видела, как люди убивают друг друга, пронзают мечами, режут, бьют. Это было так не похоже на турнир! Когда возле ее ног рухнул молодой гвардеец с разрубленным плечом, она взвыла от страха и омерзения. Она отшатнулась, зацепилась ногой о брошенное на землю седло и закрыла лицо руками, вздрагивая и беззвучно роняя слезы. То, что ей посчастливилось лицезреть, вовсе не было сражением, а лишь обычной стычкой, одной из тех, что происходят в Тяжелых Горах ежедневно. Рбаль не дал себя застать врасплох, но у его людей не было никаких шансов. Из двух троек, бывших в его распоряжении, троих солдат почти сразу же обезоружили, остальных тоже быстро вывели из борьбы. Рбаль успел прикончить одного противника и пытался пробиться к Гольду, но, прижатый к неровной поверхности стены, вынужден был отражать нападение людей Эгдеха. Ему удалось ранить одного и выбить оружие у другого. Тогда перед ним появился сам Эгдех. Эгдех никогда ему не симпатизировал, он вообще никого не любил. Злобный, тупой и жестокий; ему нравилось только убивать... Ненавидя друг друга, они дрались холодно, без ярости, без чувств. Один расчет двигал обоими. Рбаль не хотел недооценить противника, прекрасно зная, что мало найдется убийц более опытных, чем Эгдех. Тот, в свою очередь, понимал, что Рбаль слишком ловко орудует мечом, чтобы рисковать судьбой поединка. Эгдех не намерен был давать противнику форы. Стараясь измотать его, он не ослаблял своей хватки ни на секунду, чтобы не дать передышки, затем позвал на помощь своих людей. Парень, однако, сражался отчаянно и умело, так умело, что, несмотря на многочисленные раны, сумел убить еще одного гвардейца. Однако конец близился, и Рбаль это понимал. Он не боялся смерти, но хотел хотя бы глазком увидеть Лейну. Так хотел! И крикнул, но из залитого кровью рта вырвался лишь неразборчивый всхлип. В следующее мгновение кольчуга треснула, и он почувствовал холодный клинок под ребрами. Рбаль пошатнулся, схватившись за грудь, и разом три меча пробили ему живот, бок, шею. Солдаты отступили. Рбаль все еще стоял. Он не чувствовал боли, не чувствовал даже слабости. Он опустил меч, криво улыбаясь и разглядывая в глазах убийц неуверенность, а затем и страх. Рбаль медленно оторвал левую руку от груди и спокойно, совершенно спокойно вытер ладонь о край одежды. Выпустив из руки меч, он оперся о стену, выпрямился, скрестив руки на груди в ожидании. Шернь подарила ему еще несколько минут жизни. Солдаты отодвинулись от него подальше. Гольд и Даганадан, протолкнувшись через молчаливый круг, встали перед парнем. Даганадан посмотрел ему в глаза. Рбаль тоже их видел, но... как бы с очень большого расстояния. Он не чувствовал ни ненависти, ни страха, ни сожаления... Он хотел только еще раз увидеть ее. Однако он увидел Бельгона и людей из его тройки. Они стояли позади других; Бельгон был бледен, словно покойник. И Рбаль вдруг понял, что не видел друга рядом с собой во время сражения. Окровавленные губы расползлись в страшной ухмылке, дрогнули, но из пробитого горла донесся лишь булькающе-свистящий звук. Безразлично. Этот человек был ему безразличен. Он ждал ее. Гольд это понял. - Приведите ее, - сказал он не своим голосом. Потом убрал свой меч в ножны и повторил громче: - Привести ее. В глазах Рбаля появилось удивление, потом - туманная, далекая благодарность. Медленно, очень медленно он кивнул сотнику. Тот, сжав зубы, отвел взгляд. Шернь медленно забирала свой дар... Когда Лейну привели, глаза его были закрыты. Но вдруг он поднял веки, спокойно, без трепета. Тут же руки упали, а его лицо исказила болезненная гримаса: он увидел в ее глазах не слезы, а отвращение, презрение и гнев... Рбаль медленно опустился на колени. Он еще раз поднял залитое кровью лицо, но на этот раз взгляд его искал Гольда. Они снова поняли друг друга. Сотник протянул руку, но дергающиеся пальцы уже не успели ее пожать. Шернь забрала свой дар... Он неподвижно лежал под дождем, закрыв глаза рукой, когда рядом сел Даганадан. - Шесть трупов, - сообщил он. - Два наших, люди Эгдеха. И раненые. Гольд тяжело сел. - Два наших? - угрюмо спросил он. - Все наши, Даг. Те ребята Рбаля даже не знали, за что бьются. Они дрались за него. Даганадан молчал. - Ты был прав, - добавил Гольд. - Это все она. Она виновата. Вместо того чтобы гробить шестерых отличных солдат, следовало бы повесить... эту ведьму. Молчание. - Змея. Сука. Даганадан покачал головой: - Если бы мы ее убили, Гольд, было бы хуже. Еще хуже. Лицо Гольда вспыхнуло гневом, он взорвался. - Это ты виноват, - процедил он сквозь зубы. - Это ты виноват, что парнишка лежит теперь в могиле. Подсотника нелегко было вывести из себя, но на этот раз он побледнел. - Сердце и душа всего. Так я говорил. О ней. Я предупреждал... - Это из-за тебя произошла нынешняя заварушка! - Ее бы не было, если бы... - Это из-за тебя! Даганадан медленно встал и хотел было уйти, но Гольд остановил его: - Ты хотел смерти Рбаля. Так? Хотел или нет? - Гольд... - Хотел или нет? - Так точно, господин, - по-уставному ответил Даганадан сквозь зубы. Гольд жестом приказал ему убираться. Подсотник повернулся и, размеренно вышагивая, ушел прочь. Гольд остался один. Он снова лег и закрыл глаза. Однако мгновение спустя он вскочил, выхватил из ножен меч и изо всех сил ударил им по скале. Лязг железа о камень, посыпались искры. Гольд колотил мечом до тех пор, пока клинок не сломался пополам. Отшвырнув рукоятку с остатком лезвия, он пошел куда-то, быстро скрывшись среди скал. Ему нужно было побыть одному, совсем одному. Тем временем Лейна задыхалась от неведения. Проходившие мимо нее гвардейцы сторонились ее безумного взгляда. Лицо дартанки неузнаваемо изменилось: на нем застыло выражение ужаса и брезгливой ненависти. Какая уж тут красавица! Чувства стерли всю красоту, превратив личико в отвратительную и отталкивающую харю. С кривых приоткрытых губ на подбородок стекала струйкой слюна; отвратителен был вид изящных рук, терзающих согнутыми, словно когти, пальцами брошенный на землю плащ. Ее душило отчаяние. Все планы, все надежды пошли прахом. Гольд был жив, а единственный человек, на которого она рассчитывала, все ее труды превратил в ничто. Не сдерживая себя более, она разразилась самыми непристойными ругательствами, какие только смогла подобрать. Солдаты у костра застыли, услышав хриплый крик. Они по-настоящему боялись ее с того мгновения, когда увидели, как, плача от ярости, отчаяния и ненависти, она пинает ногами мертвое тело человека, которого - как они полагали - она любила и который любил ее. Даже Эгдех с омерзением отвернулся, не желая видеть, как она плюет на труп и последний раз пинает его ногой в голову. Подавившись собственным голосом и слюной, она замолкла. Все кончено, все пропало. Она была разоружена, побеждена, уничтожена. От единственного оружия, которым она обладала, не было никакой пользы. Кто теперь ей поверит, кто заметит ее красоту? Никто. Она была отдана на гнев и милость человека, которого боялась и ненавидела. Она разрыдалась - уже не от злости, не от ненависти, а от собственного бессилия. От жалости к себе и от страха. Только теперь она испугалась не на шутку. Когда багровый от злости и унижения Даганадан вошел в пещеру, она все еще плакала. Он бросил на нее ненавидящий взгляд и сел в углу. Вскоре к нему подошел Эгдех. - Когда выходим, господин? - спросил он. Под сотник удивленно посмотрел на него, словно видел впервые. - Спроси командира, - бросил он. - Не знаю. Эгдех вышел, а Даганадан прислонился к стене и закрыл глаза. Он немножко успокоился и уже снова мог трезво рассуждать. Он понимал Гольда. Кажется, понимал. "Безумец! Он любит эту тварь. Ну и что? При чем здесь он, Даганадан? В чем его-то вина? - Он сжал кулаки. - Вот она, благодарность! За четыре года прошел вместе с Гольдом огонь и воду. Они во всем полагались друг на друга, понимали друг друга, уважали. Никогда до такого не доходило, никогда. Женщина? Тварь!" - сплюнул Даганадан. Он боялся женщин. Не умел с ними разговаривать, не умел себя вести в их обществе. Он не понимал их, они его не привлекали. Его страстью - уже много лет, собственно, с детства - была война. Не потому, что он - как Эгдех - любил убивать. Война, войско... В этом было нечто большее. Была дисциплина, были ясные, четкие ситуации. Если где-то возникал беспорядок - его следовало устранить. Педантично, спокойно и тщательно. Порядок Даганадан любил больше всего. Ему причинял искреннюю боль любой раскол в надежной, испытанной дружине. Он жалел тех солдат, которых пришлось убить. Во имя порядка. Однако он пытался найти причину их гибели не в самом себе, а извне, и видел только одну: Лейна. "Женщина. Проклятая женщина! Какой ветер ее принес, с каким дождем она на них свалилась..." - негодуя, спрашивал себя Даг. Сколько бы он отдал за то, чтобы Гольд решился убрать ее, убить, связать и приторочить к седлу... Что угодно, только бы не оставлять ей свободы действий. Пусть отправит ее в Дартан, пусть отправит в Бадор, если уж она в самом деле так ему нужна, - но пусть сделает это как можно быстрее. Он потерял около трети своих людей, двумя больше, двумя меньше - какая разница! Несколько человек были ранены. Тащить их за собой в Край? Пусть едут в Бадор, пусть забирают ее с собой. Даганадан перевел дыхание. Гнев на Гольда улетучился, иссяк. Подсотник уже знал, что причиной скандала между ними тоже является она. Это и надо объяснить Гольду, предложить выход. Он обязан сделать это, как друг. Даг встал и вышел из пещеры. Гольда не было. Он пошел его искать, но вскоре, уже всерьез обеспокоенный, вернулся. Солдаты тут же прервали свою беседу. Вид подсотника не предвещал ничего хорошего. - Лордос, Эгдех, - спокойно спросил Даг. - Где командир? Они встали, вопросительно переглядываясь. Даганадан помрачнел. - Одна тройка останется здесь. Остальные со мной. Потом он обвел взглядом лица солдат и спросил: - Где Бельгон? Бельгона тоже не было. Даганадан отметил про себя, что не видел наушника с момента смерти Рбаля. Он вспомнил его бледность, безумный взгляд и еще сильнее помрачнел. Раненые остались в пещере, под опекой уцелевших в драке людей Рбаля, уже освобожденных от пут. Остальных Даг разделил между Лордосом и Эгдехом, сам же прихватил солдат из тройки Бельгона и пошел на поиски. Неподалеку от входа в пещеру нашли половину сломанного меча. Беспокойство подсотника возросло. Он быстро повел патруль на восток. Они шли под гору, петляя среди скал. Солдаты внимательно осматривались по сторонам. Услышав звук сильного удара, они оглянулись на под сотника. Тот стоял неподвижно, сжимая рукой торчащую из груди стрелу, пущенную из военного арбалета. Он поднял взгляд, скривил губы в гримасе боли и сказал что-то вроде: "Глупо, да!" или просто "Глупо...". 15 После всего, что случилось в конце дня, Байлей и Каренира не могли заснуть. Они лежали на мокрых от дождя камнях и тихо переговаривались. Она лежала к нему спиной; он крепко обнимал ее, ощущая тепло, робко прокрадывавшееся между их телами. - Несколько лет назад, - говорила она негромко и задумчиво, - я была маленькой глупой лучницей Армектанского Легиона. Здесь, в Громбеларде, я оказалась совершенно случайно. Тогда громбелардцы как раз завершили большую облаву на горных разбойников. Командование Громбелардского Легиона решило, что кампания не оправдала ожиданий. Хороших лучников не хватало. И по просьбе коменданта легиона в Громбе мой командир выделил отряд лучниц, которые должны были обучить громбелардцев пользоваться этим оружием. Я командовала тем отрядом. Она замолчала. Прошло несколько минут, прежде чем она с сожалением сказала: - Нет, не могу, Бай. Правда, не могу... не умею об этом рассказывать. Как бы прося прощения, она взяла его за руку, слегка погладила и внезапно, неожиданно даже для себя самой, поднесла ее к губам. Он уткнулся лицом в мокрые, жесткие волосы, небрежно связанные простыми ремешками. Она задумчиво смотрела в глубокую черноту ночи, ощущая горячее, обжигающее шею дыхание Байлея. Ей было хорошо, по-настоящему хорошо, несмотря на дождь, несмотря на холод и усталость. Та ссора, которая случилась между ними вечером, была им нужна. Они выплеснули в лицо друг другу весь гнев, причиной которого, вероятно, главным образом, было взаимное чувство вины... А потом, когда гнев прошел, наконец ясно и отчетливо проявилось все то, что их связывало... Она долго молча лежала, боясь пошевелиться. Наконец, пересилив себя, она произнесла: - Мне хорошо с тобой, Бай... я знаю, что не имею права... Ведь у тебя жена, Илара, правда? Но... сейчас хорошо. Я не хочу мешать, но я, я так хочу быть с тобой! Ты не сердишься, Бай? Он молчал. Она вдруг почувствовала, как на глаза навернулись слезы. - Я не должна была этого говорить. Прости меня, если можешь. Но у меня еще никогда, никогда в жизни никого не было - по-настоящему. Бай... я уже не смогу сама вырваться из этих гор. Вытащи меня, хорошо? Забери меня отсюда, в Дартан, в Армект - куда хочешь. Знаешь, такой маленький, неприметный дом, маленький садик. И мужчина, который готов ради тебя отправиться хоть в Дурной Край. Смешно, правда? Смешно. Она в голос расплакалась. Плечи дрожали, его рука выскользнула из ее ладони и безвольно упала. Байлей спал. Рассвет пришел тяжелым и мокрым, как обычно. Она осторожно выбралась из-под его руки, села. Протерла красные от недосыпания глаза и встала. Мужчины спали. Старик негромко храпел. Байлей что-то неразборчиво пробормотал сквозь сон, перевернулся на другой бок и свернулся клубком. Она порылась в мешке Байлея, достала оттуда три куска соленого мяса. Съев один, она задумчиво посмотрела на маленький котелок Старца, который поставила вечером на камень. Теперь он был полон дождевой воды. Сделав пару глотков, она поставила котелок на место. Вздохнув, она, по старому армектанскому обычаю, громко произнесла свое имя, вознесла хвалу небу и земле. В Армекте каждое утро небу говорили, что оно прекрасно... Но здесь его подпирали громбелардские горы, а не крыши Армекта. Она потянулась и громко зевнула. - Подъем! - коротко сказала она. - Подъем, подъем! Старик открыл глаза и почти сразу же сел. Байлея пришлось будить, потряхивая за плечо. Он еще не до конца пришел в себя, когда она сунула ему в руку кусок мяса и велела есть. - Я заснул под таким дождем, - пробормотал он. - Неудивительно - после такой дороги, - ответила она. - Поторопись. Он с трудом жевал жесткое мясо. Когда закончил, она уже ждала, готовая в путь. Шли в том же порядке, что и прежде. Все трое молчали, каждый был занят собственными мыслями. Время тянулось медленно, но самые трудные мили оставались позади. До полудня они даже словом не перекинулись. Дождь накрапывал с перерывами, иногда прекращаясь вовсе, иногда обрушиваясь с новой силой. Его уже как-то не замечали. С мешком за плечами и мечом, по странному обыкновению, под мышкой сзади плелся Байлей. Он настолько задумался, опустив голову, что, когда Каренира неожиданно остановилась, он с размаху налетел на нее. Однако она даже не обернулась. Ее взгляд был направлен куда-то вверх, к тучам. - Стервятник, - сказала она каким-то чужим, свистящим голосом. - Стервятник. Стервятник. Удивленный поведением девушки, Байлей проследил за ее взглядом. Где-то в вышине, посреди туч, он увидел маленькое черное пятнышко. - Стервятник, - повторила она, словно одержимая. - Стервятник. Старик тоже смотрел на небо, но птицу, похоже, не видел. Он взглянул на Карениру, хотел было что-то сказать, но передумал. Стиснув зубы, он сел на землю. Лицо его теперь было действительно старым. Очень старым. Каренира достала из колчана лук и двинулась вперед. Байлей удивленно смотрел, как она, неуклюже спотыкаясь на скалах, удаляется все дальше, время от времени глядя на небо. Когда она скрылась из виду, он посмотрел на старика. Тот беспомощно покачал головой. - Охотница, - коротко пояснил он. - Отсюда и ее прозвище... - Видя, что все еще ничего не понимающий парень удивленно смотрит на него, он добавил: - Когда-то с ней случилось страшное несчастье: стервятники ослепили ее, по своему обычаю... Тогда я взял глаза у другого человека и отдал ей. А тот человек покончил с собой. Теперь Байлей понимал еще меньше. Старик продолжал: - С тех пор я забочусь о ней, а она ходит по Горам и ищет мести... Я не хочу сейчас об этом говорить. - И что мы теперь будем делать? - помолчав, спросил Байлей. - Ждать, - последовал ответ. - Мы не в силах ей помочь. Самое большее, что мы можем, - это надеяться, что она вернется. - Ей грозит опасность? - Когда человек в одиночку сражается со стервятником - он либо глупец, либо самоубийца. Она единственная во всей Империи умеет пережить такую встречу. До сих пор ей везло. Она не любит об этом говорить, но я знаю, что на ее счету уже немало стервятников. А ей все кажется, что слишком мало. Я знаю, что за всю историю Шерера для этих крылатых чудовищ не было больше угрозы, чем ее присутствие в Горах. Байлей встал, взял меч и, не говоря ни слова, двинулся следом за девушкой. - Байлей! Тот не откликнулся, быстро поднимаясь по крутому скалистому склону. Подняв глаза к небу, он высматривал стервятника. Тот парил в низких тучах. Он собрал все свои силы, поторапливая себя. Если тропа впереди казалась ему более или менее надежной, он поднимал голову и искал взглядом стервятника. Потом снова смотрел под ноги. Наконец, взглянув на небо, он увидел птицу не на прежнем месте, а значительно ниже. Она зловеще кружила над оползнем, до которого, навскидку, от силы было четверть мили. Байлей припустил со всех ног. Слева открывалась широкая расщелина. Он осторожно двинулся вдоль нее. Неожиданно он заметил брошенную на камни коричневую куртку, чуть дальше колчан и рассыпанные стрелы, а потом увидел и саму девушку. Она бежала под гору так быстро, что он остолбенел от удивления. Она неслась длинными легкими прыжками, будто прямо по воздуху, не касаясь ногами поверхности скал. Словно дикая коза, перепрыгивая с камня на камень, она взбиралась на груду каменных обломков, над которой кружил стервятник. Птица описала большой круг и стрелой устремилась к земле. Байлей бежал, борясь с раздирающей легкие болью. Внезапно ощутив какой-то странный, необычный ужас, он начал громко кричать: - Кара! Ради Шерни! Кара! Стервятник исчез из поля зрения, и дартанец облегченно вздохнул, однако перед его глазами еще долго стоял образ широко распростертых крыльев. В самом облике стервятника было нечто мерзкое и угрожающее. Байлей вскарабкался по щебню, наконец встал на вершине каменной груды и неподвижно застыл. Стервятник и девушка стояли друг против друга у подножия булыжного завала. Полуобнаженная Каренира держала натянутый лук, но ее руки дрожали. Неуклюже рассевшаяся на земле громадная птица что-то говорила неразборчивым, лающим голосом. Слова были громбелардские, и дартанец их не понимал, но ощутил новый приступ тревоги, столь сильной, что чуть не упал. Каренира стояла неподвижно, явно борясь с таким же страхом. Байлей видел ее оскаленные зубы и едва мог ее узнать. Ее глаза, обычно чужие и не подходящие к ее лицу, теперь казались просто дьявольскими. Голос стервятника зазвучал снова, громче и отчетливее. Байлей увидел, как девушка отступает на шаг, потом еще... Внезапно она упала на колени, почти с плачем. Но лука не выпустила... Не в силах пошевелиться, он видел, как играют мускулы на ее лице. Внезапно она вскрикнула, но крик ее был похож скорее на хриплый вой зверя. Стервятник пошевелил крыльями и вытянул длинную шею. Каренира вскрикнула еще раз, после чего плавно натянула тетиву и выпустила стрелу. Птица заклекотала, ухватилась клювом за торчащее в груди древко и опрокинулась, хлопая крыльями. Скоро стервятник неподвижно застыл. Тогда и к Байлею вернулась способность двигаться. Ошеломленный и испуганный, он осознал, что сидит на корточках на серо-буром камне, а ноги его как свинцом налились. Тяжело поднявшись, он подбежал к ней, заключил в объятия и прижал к груди. Она тяжело дышала. - Это... Это не мои глаза, - наконец с усилием выговорила она. - Если бы у меня были свои... он проник бы через них... так, как тогда... Он поцеловал ее волосы, потом губы. Она все еще не могла прийти в себя, и он взял ее на руки, хотя она слабо сопротивлялась. С вершины каменной груды на них смотрел, грустно улыбаясь, Старец. 16 Спасение Илары было для Байлея делом чести. Но не более того. Он понимал, что это так. И ненавидел себя за это. Если бы он хотя бы знал почему! Но он этого не знал и не понимал. Каренира? Да, он определенно ее полюбил... Но как сестру. Как друга. По крайней мере, так ему до сих пор казалось. Что же все-таки произошло? Илару он уже один раз потерял, когда та ушла от него. Тогда он решил ради нее научиться быть мужчиной. Но средства, похоже, заслонили саму цель. Все усилия, с которыми он стремился к чуждой его природе цели, были направлены лишь на то, чтобы доказать... Байлей задумался. Вот именно, что? Что дело вовсе не в мече? Что требования, которые она ему предъявляла, безосновательны? И несмотря на то что он изменился, она все равно его не хочет? Да, пожалуй, именно это он и хотел себе доказать и, поняв, потерял ее во второй раз. Он с самого начала чувствовал, что вся эта затея - не ради нее, а ради собственного самолюбия. Тяжелые мысли причиняли ему боль. Он уже не представлял ни себя, ни своего места во всей этой... "забаве". Испугавшись мелькнувшего в его мыслях слова, он вновь ощутил отвращение к самому себе. "Забава, игра. Все, что осталось". Он горько усмехнулся. Однако он продолжал обманывать себя, хотел _верить_. И гнал прочь неприятные мысли, чуть не заплакав от отчаяния над судьбой любимой женщины. Он все еще продолжал убеждать себя, что это вовсе не поза, что именно сейчас под покровом безразличия просыпается истинная душа, настоящее чувство. И не было сил прямо сказать самому себе, что... Это так и осталось в тайниках его подсознания. В конце концов, он уже сам не знал, как все обстоит на самом деле. Слишком невероятным все казалось. Он - дартанский магнат - с мечом, в громбелардских горах; рядом с ним - таинственный, грозный в своем величии мудрец, внешне ничем не примечательный, и странная женщина, глупая и проницательная одновременно, скупая и бескорыстная, привлекательная и отталкивающая... Нереально. Все так нереально. Шли они среди гор, хотя и низких, но не менее коварных и враждебных, отчего невольно бросало в дрожь, особенно когда взгляд останавливался на их щербатых очертаниях. Каренира сказала, что это уже окраины Тяжелых Гор. Весть об этом взволновала Байлея. Они находились всего в нескольких шагах от границы Дурного Края. И на следующий день должны ее увидеть. Ночной привал сделали в небольшой нише. Судя по всему, ее вылизала вода прямо в скалистой породе. Сейчас дождя не было, время от времени ветер разгонял тучи, и тогда можно было увидеть ясное небо... До сумерек было еще далеко, а они разбивали лагерь. Байлея это сильно удивило. Неутомимая Охотница обычно заставляла идти от рассвета до заката, пока не стемнеет. - Не имеет значения, - сказала она на его вопросительный взгляд, - когда мы войдем в Край, завтра в полдень или только вечером. Ночевать все равно будем за его пределами. Здесь есть небольшой форпост легиона, где нас хорошо примут. Мы отдохнем, а войти в Край лучше утром. - Почему? - И правда, что ты можешь знать о границе Края... Это туманы. Густые, сплошные бело-желтые туманы. Как молоко. Их и при свете дня трудно пройти, а ночью - хоть глаз выколи. Причем туманы постоянно перемещаются. Иногда достаточно пройти милю, чтобы оставить их позади, а иногда можно брести в этом мороке целый день. Если мы войдем в туман утром, возможно, до вечера и выберемся. Так? Он кивнул. - Ты там уже была когда-нибудь? - помолчав, спросил он. - В Крае? - Нет. Меня туда почему-то совсем не тянет, - хихикнула она и задумалась. - Но так получилось, что один раз я уже водила группу людей к границе Края. Они тоже шли в Бадор. Только тогда шли другой дорогой, через Перевал Туманов и долину, которой теперь уже нет. Девушка вдруг умолкла. - Тихо! - шепнула она. Она вглядывалась в подступающие сумерки, прислушиваясь и даже, казалось, принюхиваясь... Старик и Байлей переглянулись и тоже напрягли зрение и слух. 17 Далекий крик привлек внимание Эгдеха. Он пару секунд прислушивался, потом сказал: - Возвращаемся. - Это оттуда, - сказал один из солдат, показывая пальцем. - Туда пошел подсотник и... - Заткнись, - оборвал его десятник. - Возвращаемся к пещерам. Солдаты переглянулись, но подчинились. Они бежали, огибая скалы и булыжники, пока не оказались перед входом в пещеру. Вскоре появился и Лордос со своими. - В горах кто-то кричал, - доложил тройник. - Что будем делать? Эгдех сжал губы, окидывая взглядом лица солдат. Бельгона не было. - Седлать коней. Готовиться к выходу. И чтоб следили за этой рыжей шлюхой. Связать ее и держать под стражей. Вбежав в пещеру, он схватил чей-то арбалет и мешок со стрелами, после чего вернулся к солдатам. - Выполнять! - рявкнул он. - Там в горах сидит сумасшедший! Сумасшедший с арбалетом! Я не собираюсь приводить ему легкую дичь! Пойду посмотрю, что с под сотником! Не теряя времени, он зарядил арбалет и рванул туда, откуда донесся крик. Двигался он быстро, но осторожно. Скользкий, примитивный и жестокий, Эгдех был все же гвардейцем и свои обязанности хорошо понимал. Он терпеть не мог Даганадана, но ему бы даже в голову не пришло оставить своих товарищей по дружине на произвол судьбы. Вместе с тем он знал, что повести за собой весь отряд было бы ошибкой. Все говорило о том, что Бельгон действительно сошел с ума и начал бить по своим. В одиночку у Эгдеха была возможность проскочить незамеченным. Группу всегда легко обнаружить. Лысый десятник хорошо знал, как стреляют гвардейские арбалетчики, потому он не горел желанием пасть смертью храбрых, командуя своей армией, только что выведенной из пещер. Укрываясь, он внимательно осматривал местность, как вдруг заметил распростертые неподалеку тела. Со всей осторожностью, на какую только был способен, он подобрался к ним. Но там осторожность уже не требовалась. На земле лежал мертвый Бельгон. Дореб, один из солдат, которых взял с собой Даганадан, при виде Эгдеха приподнялся на локте и сел. Из раны на правом бедре струилась кровь. - Что случилось? - Я прикончил сукина сына! - истерически крикнул солдат. - Паршивое дерьмо! - Что с остальными? Говори. - Под сотник убит, Мевен убит... Мы не могли понять, откуда он стреляет. Он уже всех перебил, пока я сумел до него добраться. - Гольд? - Убит. Там. - Дореб махнул рукой. Эгдех заскрежетал зубами. Внезапно Бельгон пошевелился и что-то неразборчиво прохрипел. Десятник схватил лежавший рядом меч и вонзил его в живот безумца. Потом наклонил свой арбалет, приставив его к голове, и нажал на спуск. Стрела расколола череп. - Жаль, - неожиданно сказал десятник. - Надо было сначала яйца ему оторвать и запихать в глотку. Отшвырнув оружие, он помог встать Доребу. Обнявшись, они медленно двинулись к пещерам. Кони были уже оседланы, багаж упакован. Измученный Эгдех передал раненого в руки товарищей и изложил ситуацию. Потом отвел в сторону оставшихся в живых тройников. - Беру командование на себя, - сообщил он. Никто не возражал, поскольку это право принадлежало ему по старшинству. - Что будем делать дальше? Тройники молчали. - Все просто, - сказал наконец Лордос. - Возвращаемся. - Возвращаемся, - согласился Эгдех. - Собрать людей, каждый здоровый человек должен позаботиться об одном раненом. Выходим немедленно. - А наши, там, в горах? - Там и останутся, - отрезал десятник. - Хватит с нас этого гребаного предприятия. У кого-то есть силы и желание хоронить трупы в этих скалах? Пусть хоронит. Потом догонит остальных. Желающих не оказалось. - Отправляемся! Тройники пошли к солдатам. Раненых усадили на лошадей. Привели коня для Эгдеха. Солдаты вытащили из пещеры отбивающуюся Лейну. - Шлюху на коня! - приказал десятник. - Мы взяли четырех запасных лошадей. Что с остальными? Их некому вести. Много раненых, и... - Оставить. Громко закричала Лейна, пытаясь вырваться из рук солдат. Эгдех пришпорил коня, подскочил ближе и, наклонившись, врезал ей увесистую плюху. Дартанка свалилась на землю. Ее подняли. Эгдех снова наклонился, обхватил девушку за талию и втянул на седло перед собой. Так и поехали. Лука седла больно упиралась в живот Лейне, и она протяжно застонала. Десятник придержал ее руки, связанные за спиной. - Спокойно, красавица. Добрые времена для тебя прошли. Я не Рбаль. Разнесу башку, и все дела, - пригрозил он. Она пыталась изменить позу на более приемлемую, но Эгдех тут же сдержал слово и шлепнул ладонью по ягодицам с такой силой, что крик булькнул у нее в горле. С бессильной яростью, даже не думая о том, что делает, она укусила его за ляжку со всей силы. Он пронзительно взвыл, дернул за поводья. Конь встал на дыбы, оба вылетели из седла и тяжело шмякнулись на землю. Десятник сразу вскочил, пнул пленницу в живот, потом в бок, потом еще и еще... Пока она не перестала вопить. Шипя от злобы, он сел на землю. Подтянулись двое гвардейцев. - Шлюха! - простонал Эгдех. Один из солдат соскочил из седла. Эгдех приспустил штанину. Укус сильно кровоточил. Солдат вытащил из вьюка корпию, перевязал рану, затем помог десятнику взобраться на коня. - Посадить эту падаль на запасную лошадь, - приказал Эгдех. Когда ее, без сознания, проносили мимо, он харкнул густой слюной прямо в ее лицо. Во время вечернего привала обсуждали ее дальнейшую судьбу. Она не знала громбелардского и потому не догадывалась, что ее ждет. Может, и к лучшему. - Зачем нам эта девка, Эгдех? - спрашивал десятника Лордос. - Она недотянет до Бадора. А если так, что с ней делать? Хлопот не оберешься. А что ты скажешь в комендатуре? Откуда она взялась? На дороге нашел, так, что ли? Эгдех мрачно молчал. - Что ни говори, командир был честнейшим человеком. А если узнают, что он лично ездил за ней в Дартан? - Так и будет. Чем объяснить гибель людей? Нужно говорить правду, Лордос, иначе нам всем будет плохо. Что тебе, в гвардии наскучило? Мне там хорошо. Лордос глубоко задумался. - Но ее и вправду нельзя тащить в Бадор... Это какая-то дартанская знаменитость. - Десятник презрительно скривился. - Можем сами погореть на ее языке. Наврет с три короба в комендатуре, и ей, того и глядишь, поверят. Но убийство нам тоже даром не пройдет, Лордос. Она магнатка. - А кто будет знать, что она магнатка? Эгдех поднял тяжелый взгляд: - Глупый ты, Лордос, даже смотреть тошно. В Дартане уже наверняка шум подняли на всех углах. Да и как сделать, чтобы наши не проболтались? Кто-нибудь напьется - и готово. К ним подошел еще один тройник. - Посмотрите на нее, - пробормотал он, показывая на лежащую неподалеку девушку. - Какие у нее глаза... Я к ней не притронулся бы, даже если бы мне заплатили... - Он махнул рукой, уходя. - Никто к ней не притронется, - подтвердил Лордос. - Она хуже смерти, хуже чумы. Он тряхнул головой. - Это она погубила наш отряд, Эгдех, - помолчав, добавил он. - Ты видел, как она пинала труп? Знаю, ты не любил Рбаля, но ведь он был наш, из гвардии. Лично я к ней не хочу притрагиваться, Эгдех. Не притронусь ни за какие коврижки. - Я тебе что, приказываю? - разозлился десятник. Но вдруг понизил голос: - Суку и вправду надо прикончить. Но так, чтобы люди не знали, что да как... Сделаем так: завтра, лучше около полудня, дадим ей сбежать. Я отправлюсь в погоню, но один. Потом вернусь. Все будет выглядеть так, будто она упала с лошади и разбилась. Пусть мне потом кто-нибудь скажет, что было иначе. Я под присягой скажу, что она упала, а ты подтвердишь. Лордос кивнул. На следующий день, после полудня, Эгдех начал воплощать свой план в жизнь. Он не спешил, действовал хитро. Прежде всего он с утра держался в конце группы, ругаясь и жалуясь на боль в бедре, которая мешает ему править конем. Потом сделал вид, что его клонит в сон. Изредка он оглядывался на лошадь с привязанной девушкой. Привязали ее, правда, очень слабо. Наконец он притворился, что дремлет, склонившись к шее коня. Вскоре поводья ведомой им лошади выскользнули из его рук, и лошадь, на которой сидела рыжеволосая, постепенно отставала, неспешно плетясь следом за отрядом. Десятник подумал, что если дартанка прозевает такую возможность, то придется изрядно потрудиться, чтобы придумать что-то получше... В конце концов его терпение было вознаграждено. Стук копыт за его спиной стих. Он приоткрыл глаза, но солдаты были слишком далеко впереди и вряд ли могли что-то заметить. Он снова закрыл глаза, довольный собой, прислушался. Однако перепуганная девушка, судя по всему, продолжала стоять на месте, пока он не скрылся из виду... Лишь потом она повернула лошадь. Он проехал чуть вперед, притворяясь спящим, и наконец обернулся. Ее как ветром сдуло. - Ну, красотка... - рыкнул он сквозь зубы. Пришпорив коня, он догнал отряд. - Где она? - орал он издали. - Где эта стерва? Солдаты остановили коней, непонимающе переглядываясь. Эгдех, побагровев от злости, выхватил меч из ножен и ударил ближайшего солдата плашмя по спине. - Силы небесные! - зарычал он. - Что за гребаное войско! Сам за всем не проследишь, и ничего, один только бордель на уме! Я за ней! Несколько солдат пришпорили лошадей, желая составить компанию разъяренному командиру. - Куда? - рявкнул он. - На кой ляд мне ваша помощь, задницы?! Езжайте дальше! Ну! Лордос, забирай их! - За мной! - приказал тройник. Солдаты, поколебавшись, вернулись в строй. Эгдех галопом помчался назад. Он был рад, что его план удался. "Ха! Самое приятное - впереди! И убегает со всех ног!" - Эгдех раскатисто захохотал. Попытка девушки бежать, невзирая на окружающую дикость природы, гор, была поистине отчаянным шагом. Она не знала этого края, не знала и куда ей бежать. Эгдех прекрасно это понимал и не мог нарадоваться тому, какое впечатление произвела на дартанскую красотку его "опека", раз уж она решилась на подобную авантюру. Подумав о том, сколько хлопот было из-за этой капризницы у Рбаля, Даганадана и Гольда и сколь трагично закончилось их знакомство с рыжей, он решил, что ему есть чем гордиться. Он-то не дал провести себя так бездарно. 18 Ночь опустила на горы свою таинственную тьму. Гольд слегка пошевелил головой и со стоном схватился за бок. Рука наткнулась на арбалетную стрелу, пробившую кольчугу и подстежку и теперь дававшую о себе знать жестокой, раздирающей внутренности болью. Он крепче сжал пальцы и выдернул стрелу. Сознание тут же покинуло его. Прошло время, прежде чем он пришел в себя и снова дотронулся до раны на боку. Гольд застонал, безуспешно пытаясь сесть. Потом опять лег, долго приноравливаясь к боли, сделал новую попытку сесть и ударился головой о скалу, но, удачный случай, нашлась опора. Наконец Гольд вытер пот с лица, ощупывая голову: лоб был глубоко рассечен. Вероятно, падая, он ударился о камни. "Ерунда", - сказал он себе и, стиснув зубы, ощупал бок. Рана была очень болезненная, но, как он и надеялся, не очень глубокая. Стрела пробила кожу и мышцы, но внутри, похоже, ничего не повредила. "Пройди она на дюйм глубже..." Он отогнал мрачные мысли. Боль стихала, и рана почти перестала кровоточить. Похоже, к ней присохла ткань подстежки. "Отдирать ее будет не слишком приятно, но это потом... Сейчас... еще немного отдохнуть..." Он оперся головой о скалу и застыл. Светало. Сотник наблюдал за рождением нового дня уже в полном сознании. Дождь будто специально задержался в облаках, все было тихо и спокойно. Крепко опершись руками о скалу, он поднялся на ноги. Медленно, шатко, Гольд шел в сторону пещер. Он двигался все увереннее. Затекшие, изболевшиеся мускулы немного разогрелись. К боли он уже попривык. Потом он увидел Даганадана. Тот лежал навзничь, прямой и застывший в покое смерти. Из могучей груди торчала стрела; большая рука сжимала ее легко, почти нежно... Гольд встал на колени, провел дрожащей рукой по лицу мертвеца, осторожно откинул с холодного лба прядь волос. - Даг? Глаза друга смотрели на него спокойно, без гнева, без упрека. - Мы поссорились, Даг. Шернь! Что случилось, Даг? Он посидел еще немного, потом хотел закрыть другу глаза, но веки окоченели. Гольд встал и, глотая ком в горле, ушел, оставив друга наедине с громбелардским небом. Чуть дальше он наткнулся на израненный труп Бельгона и все понял. В пещерах никого уже не было, кроме лошадей. Он сел и наконец занялся тем, что так долго откладывал: начал думать. Постепенно он восстанавливал возможный ход событий. Он понял, что его сочли убитым. Что же случилось с его людьми? Конечно, они повернули назад, в Бадор. После смерти обоих командиров и больших потерь в отряде ничего другого не оставалось. "Что с Лейной?!" - у него захолонуло внутри. Он приказал себе успокоиться. А что с ней могло случиться? Конечно, она едет с солдатами. Нужно только догнать отряд. Это нетрудно. Дорогу он знает. Можно не спешить. В худшем случае догонит их уже в Бадоре. Однако он знал, что торопиться будет. Гольд оседлал коня и прихватил другого. Остальных лошадей прогнал. Может, они найдут траву, может, и нет. Может быть, попадут кому-нибудь в руки. Он не может вести за собой целый табун. Он вскочил в седло и вскрикнул от боли. Скорчившись, зажал рукой сочившуюся кровью рану и медленно сполз на землю. Нужно перевязать. Иначе он далеко не уедет. Гольд начал снимать кольчугу и подстежку. 19 Каренира поднялась с земли, напряженно вглядываясь вдаль... В то же мгновение из-за скал выскочили несколько человек и бегом бросились к ней. Девушка нагнулась за луком, но было уже поздно; она оставила оружие и так, как была, с голыми руками, выбежала навстречу нападавшим. Байлей никогда еще не видел таких прыжков, а если бы ему кто-нибудь рассказал - не поверил бы. Быстро разогнавшись, она взмыла в воздух, словно степная пантера. Получив удар ногами, мужчина рухнул на землю, не издав ни звука. Она повернулась ко второму. Тот набросился на нее, подняв меч; она повернулась, присев, перехватила опускающуюся руку и подбросила ноги вверх. Нападавший по инерции перелетел через ее спину, перекувырнулся и грохнулся на скалы, словно мешок с песком. Все произошло так быстро, что Байлей очухаться не успел. Стряхнув с себя оцепенение, он прыгнул с мечом вперед, встав плечом к плечу со Старцем. Противники бросились на них. Дартанец видел краем глаза, как его седобородый спутник отражает своим полумечом вражеский клинок, а раскрытой ладонью останавливает бросившегося в атаку противника. Эффект был таким, словно тот на бегу въехал головой в растяжку между деревьями. Впрочем, у Байлея тоже не возникло особых хлопот: его противник очень плохо владел мечом, почти сразу же лишился оружия и позорно бежал. Байлей посмотрел на Охотницу, которая, молниеносно обернувшись вокруг своей оси, изо всех сил закатила ногами в лицо рослого детины. Тот рухнул. Удивительный способ борьбы, который Байлей видел впервые, ошеломил дартанского магната. Однако он тут же опомнился, поскольку перед ним возник очередной противник. Лязгнули скрещенные клинки, оружие в руке молодого человека дрогнуло. На этот раз он имел дело не с увальнем! Дартанец парировал второй, очень быстрый удар, с силой оттолкнул меч, попытался перейти в контратаку, но безуспешно. Отчаянно защищаясь, он внезапно услышал приглушенный, полный боли крик Карениры. На мгновение он отвлекся, но это дорого ему обошлось: вражеский клинок сместился вдоль острия до самой рукояти его меча, мягко отодвинув в сторону, после чего холодный металл коснулся его шеи. - Недурно, братец, - с уважением произнес воин, намереваясь проткнуть ему горло. В тот же миг раздался странно низкий, полный ужаса и изумления голос: - Во имя Шерни! Стоять! Стоять, говорю! Противник Байлея отступил и опустил оружие, продолжая бдительно следить за его движениями. Байлей хотел было прыгнуть вперед, но кто-то перехватил его за плечо. Это был Старец. - Нет, мой мальчик. Байлей быстро огляделся по сторонам и почти сразу же увидел Карениру. Она лежала на земле, с залитым кровью лицом. Рядом с ней, издавая протяжные стоны, сидел мужчина в потрепанной кожаной куртке, прижав руки к животу. Еще один безуспешно пытался подняться. Среди вооруженных людей стоял человек, возвышавшийся над всеми больше чем на голову. Его плечи и руки ошеломляли одним своим видом. У ног его пошевелилось нечто, что дартанец в сгущающихся сумерках сперва принял за большой камень. Это был кот. И если этот человек был гигантом среди людей, то его спутник, должно быть, был гигантом среди котов. - Убрать оружие! - яростно рыкнул кот, прижав уши. Голос его звучал ясно и отчетливо, хотя и походил на звериное рычание. Кот посмотрел на Байлея и Старца, сверкнув желтыми глазами. - Дорлан, - сказал он, преодолевая расстояние одним большим прыжком. - Мы были неосторожны. Старик кивнул. - Она жива? - нетерпеливо спросил он. Кот, не говоря ни слова, побежал к девушке. Они поспешили следом. Старик наклонился и приложил ладонь ко рту армектанки, потом осторожно стер кровь с бледного лица. - Ее только оглушило, - сказал он, осматривая глубокую, идущую вдоль брови, рану. Байлей облегченно вздохнул. Те же чувства, похоже, испытывал и кот, поскольку его прижатые к голове уши дрогнули и поднялись. Великан тоже присел рядом с лежащей. Удивительно осторожно он ощупал своими могучими пальцами края раны и спросил через плечо: - Кто ее ударил? - Я, - признался один из разбойников, показывая окованную железом дубину. Великан покачал головой, словно чему-то удивляясь, потом внимательно посмотрел на Старца и перевел взгляд на Байлея. - Дорлан-Посланник, - негромко сказал он. - Дорлан умер, - возразил Старец. - Жив только Старец. Незнакомец задумчиво наклонил голову. - Я слышал об этом. Что ж, хорошо, Старец. Прости за недоразумение. - Не будем больше об этом. Насколько я понимаю, передо мной - сам Басергор-Крагдоб? - Ради Шерни, господин, - поспешно сказал великан, - позволь мне сообщить тебе мое настоящее имя! Я И.И.Глорм. Военное прозвище звучит просто смешно в твоем присутствии! Байлей изумленно слушал. - Басергор-Крагдоб, - повторил он. Король Гор пристально посмотрел на него. - Ты что, знаешь меня, господин? Ты не похож на знатока Гор, и ты явно не громбелардец... Судя по акценту - дартанец? - Да, это так. Но твое имя, господин, я слышал много раз. Разбойник вернулся к тому, что беспокоило его больше всего. - Рбита не было со мной, - объяснял он Старцу. - Наши отряды должны были встретиться именно здесь. Моя группа наткнулась на вас позавчера, похоже, мы шли одни