Василий Шукшин. Энергичные люди
 ---------------------------------------------------------------
 © Copyright Василий Шукшин
 Подготовка электронного текста: библиотека Александра Снежинского ---------------------------------------------------------------

 Сатирическая повесть для театра

 Жил-был на свете Аристарх Петрович Кузькин, и жила-была жена его, Вера Сергеевна... Впрочем, почему - жи-ли, они и теперь живут, а это и есть рассказ про их жизнь: какая случилась с ними и с их друзьями непредвиденная пе-чальная история. Обоим им под сорок, конкретные, жили-стые люди; у Аристарха Петровича интеллигентная плешь, маленькие, сведенные к носу глаза, он большой демагог, не лишен честолюбия. Вера Сергеевна - тоже демагог; но нет того мастерства, изящества, как у Аристарха Петровича, она из рабочей семьи, но тоже очень честолюбива и обидчива. Он и она - из торговой сети, он даже что-то вроде заведую-щего, что ли, она - продавщица ювелирного магазина "Сапфир". Была у них трехкомнатная квартира. Все было бы хорошо, но... Про это "но" много уже рассуждали - да: НО... Аристархушка крепко пил.
 И пил, собака, изобретательно.


 ВЕЧЕР, КОТОРЫЙ НЕЗАМЕТНО ПРЕВРАЩАЕТСЯ В НОЧЬ

 Аристарх назвал гостей пять человек, заставили пись-менный стол шампанским, коньяком, икрой в баночках... В комнате у Аристарха накурено и шумно - что-то такое, ка-жется, обмывали, может быть, автомобильные покрышки, потому что в коридоре лежали автомобильные покрышки, пять штук.
 Вера Сергеевна много боролась с пьянством мужа, обоз-лилась вконец и отрешилась. Сидела в своей комнате и смотрела телевизор, нарочно запустив его на полную гром-кость, чтобы хоть как-то помешать этим идиотам, которые шумели в комнате Аристарха.
 Гости шумели.
 - Ты ль меня, я ль тебя любить буду!.. - пел один, вовсе лысый; и все одно: "ты ль меня, я ль тебя..."
 - Ну, полетели?! Вы, полетели?! - приставал ко всем курносый человек в очках и смеялся, и махал руками, как птица, и все звал: - Ну, полетели?!
 - Рано, рано, - говорил Аристарх. - Тут еще полно вся-ких мошек.
 Похоже, этот курносый хотел затеять какую-то знакомую игру, в перелетных птиц, что ли, но еще не все наклюкались. А один - с большим брюхом - не знал что это такое - "полетели". И тоже приставал ко всем:
 - А куда полетели-то? А? Куда это лететь-то?
 - На Кудыкину гору!
 - Куда, куда?
 - Туда!..
 - Да он же не знает, чего ты озверел-то? - остановил Аристарх одного чернявого, который обозлился на этого, с брюхом.
 - Ну, полетели же! - стонал курносый.
 - Ну, полетели, - сказал Аристарх.
 Присели на дорожку, налили по чарочке...
 - Прощай, родина, - грустно сказал Аристарх. - Берез-ки милые...
 Курносый всерьез заплакал и замотал головой.
 - Полянки... Простор...
 Чернявый дал кулаком по столу.
 - Не распускать нюни!..
 - Инстинкт, - сказал один пожилой с простым лицом.
 - Выпили на дорожку! - пригласил Аристарх.
 Все выпили... Аристарх первый поднялся из-за стола, по-шел, открыл дверь комнаты, вернулся и стал наизготове посреди комнаты.
 - Я - вожак, - сказал он.
 За "вожаком" выстроились остальные пятеро...
 И они "полетели"... Они замахали руками, закурлыкали и мелкими шажками потянулись за "вожаком". Сделали прощальный круг по комнате, "вылетели" в коридор, про-летели, курлыкая, через комнату Веры Сергеевны и очути-лись в третьей комнате, где был тоже стол и холодильник.
 Они сели, печальные, за стол... А Аристарх доставал из холодильника коньяк.
 - Далеко теперь наши березки, - сказал курносый; он уже опять готов был плакать.
 - А я люблю избу! - громко и враждебно сказал человек с простым лицом. - Я вырос на полатях, и они у меня до сих пор - вот где! - он стукнул себя в грудь. - Обыкновенную русскую избу! И вы мне с вашими лифтами, с вашими холо-дильниками...
 - А коньячок-то любишь - похолодней, - вставил чер-нявый.
 - Он и в погребе будет холодный.
 - В погребе он будет плесенью отдавать, - сказал брюхатый. - Ты попробуй поставь на недельку в погреб - по-том выпей: плесенью будет отдавать.
 - Сам ты плесень! - свирепел человек с простым ли-цом. - Свесил на коленки... По какому месяцу?
 - Только... знаешь... не надо, - обиделся брюхатый.
 - Не надо? Не надо и вякать, про чего не знаешь!
 - Хватит вам, - хотел утихомирить Аристарх. - Это вечная тема...
 - Вот в деревне-то у тебя не было бы такого брюха! Ты бы там не жрал на ночь бифштексы кровавые, боров, а ут-ром не валялся бы до двенадцати...
 - Ты!.. Жлоб! - прикрикнул брюхатый. - Ты грузишь тару - грузи дальше, а язык не распускай, а то на него на-ступить можно!
 - Да хватит вам! - встрял опять Аристарх.
 - Деревню он любит!.. - тоже очень обозлился брюха-тый. - Чего ж ты не едешь в свою деревню? В свою избу?..
 - У меня ее нету.
 - А-а... трепачи. Писатель есть один - все в деревню зо-вет! А сам в четырехкомнатной квартире живет, паршивец! Я... - брюхатый ударил себя в пухлую грудь. - Я в ком-мунальной тогда жил, а он - в такой же - один...
 - Как один? - не понял чернявый.
 - Ну, с семьей!.. Но я - в коммунальной и никуда не призывал...
 - Ему за это деньги хорошие платят, что призывает, - вставил курносый.
 - Я его один раз в лифте прижал: чего ж ты, говорю, в деревню-то не едешь? А? Давай - покажи пример! А то - понаехало тут... не пройдешь. В автобусе не проедешь...
 - Брюхо надо нормальное иметь, тогда и проедешь, - сказал человек с простым лицом. - А то отрастили тут... на самом деле, не проедешь. По какому месяцу, я тебя спраши-ваю?
 - Грузите бочки апельсинами! - огрызнулся брюха-тый. - Избу он любит... Полати он любит... А дулю с маком любишь? Ну, и катись отсюда!
 - Вот: я занимаюсь погрузкой, - показал свой кулак че-ловек с простым лицом, - поэтому он у меня тренирован-ный: разок двину, так у тя сразу выкидыш будет.
 - Ну!.. - громко огорчился Аристарх, - прилетели в жаркие страны и давай тут... Мы же в жарких странах!
 Все засмеялись.
 - С прие... это - с прилетом! - воскликнул чернявый.
 (Мы уж теперь так и будем называть их: чернявый - это Чернявый, брюхатый - Брюхатый, курносый - Курносый, лысый, который все песенки поет, - это Лысый, а человек с простым лицом будет, для краткости, - Простой человек).
 - С приехалом! - поддержали Чернявого.
 - С прилетелом! - сострил Аристарх.
 - А мне здесь не нравится, - заявил Лысый. - Вообще мне вся эта история с журавлями... не того... не очень. Да-вайте споем?
 - Выпить же надо, - сказал Простой человек.
 - Да, елочки!..
 - Коньяк стоит, а мы...
 - С прилетелом! - еще раз громко сострил Аристарх.
 Выпили.
 - Споем? - предложил опять Лысый. И запел:

 Из-за острова на стрежень,
 На просто-ор речной волны-ы...

 Его поддержали Чернявый и Курносый.

 Эх, выплыва-ают расписны-ые
 Стеньки Ра-азина-а челны...
 
 Но песня не сладилась - не вышла. - Поехали обратно! - предложил Брюхатый. - Мне здесь тоже не нравится.

 - Полетели?! - выкрикнул радостно Курносый. - К бе-резкам!
 - Я больше не полечу, - наотрез отказался Брюхатый. - Я поеду поездом.
 - Идея! - закричал Лысый. - Едем поездом. Прихва-тим с собой на дорожку, будем на станциях выходить...
 - Можно всю дорогу в вагон-ресторане просидеть, - предложил Простой человек. - Я раз из Воронежа ехал...
 - Нет, нет!.. - кричал Лысый. - Нет, мы нормально ся-дем, в поезд, выпьем на дорожку...
 - Можно с собой взять...
 - Не надо! - Лысый воодушевился и сильно кричал. - Не надо! Зачем? Мы нормально сядем в поезд, выпьем на дорожку...
 - Можно сразу... Слушай суда! - закричал тоже Про-стой человек. - Мы - сели, поклали чемоданы - и в ва-гон-ресторан...
 - Да иди ты со своим вагон-рестораном! - оборвал его Брюхатый. - Дай сказать человеку. Когда это ты в вагон-ресторане сидел?
 - Я не сидел! - гордо сказал Простой человек. - Я там ночевал!
 - Мы нормально сядем в поезд, - продолжал Лысый, - выпьем на дорожку...
 - Ты только один в вагон-ресторанах сидишь, да? - Простого человека задело за живое, что Брюхатый ему не верит.
 - Так, дальше? - слушал Брюхатый Лысого. - Выпили на дорожку?..
 - Выпили на дорожку, малость проехали - у нас пере-садка!
 - Где пересадка?
 - А вон в этой комнате, - показал Лысый на комнату, где сидела Вера Сергеевна. - Мы ее счас развеселим!
 - По вагона-ам! - скомандовал Брюхатый. - Берите с собой на дорожку, а то пять минут осталось!
 - А на посошок-то? Э-э!.. - напомнил Чернявый.
 - Давайте быстрее! Быстрее, быстрее. - Брюхатый по-смотрел на часы. - Четыре минуты осталось.
 Тут все оживились, засмеялись, задвигались... Стали ско-ренько разливать коньяк по рюмкам.
 - Скорей, скорей, - суетился Брюхатый. - А то опоз-даем.
 - Успеем. Он не точно отходит...
 - На ходу запрыгнем.
 - Ты-то запрыгнешь, а некоторые... могут родить на рельсах, - это Простой человек все кусал Брюхатого. Тот снисходительно посмотрел на него.
 - Я предлагаю вот этого... жлоба не брать с собой, - ска-зал он. - Он напьется, и нас из-за него в милицию заберут.
 - Ничего! - кричал Лысый. - Дернули!
 Выпили.
 И "побежали на поезд". На этот раз в голове строя стал Брюхатый и запыхтел, и даже ногой подстукивал.
 - Пх-х, пх-х, пх-х... Ну, сели?
 - Сели.
 - Ту-ту-у!.. - тонко и выразительно "загудел" Брюхатый и медленно стронулся с места. И "поехали"...
 "Выехали" в комнату Веры Сергеевны... Брюхатый стал "замедлять ход" и опять тонко, с какой-то даже тоской "прогудел": - Ту-ту-у!..
 Вера Сергеевна с ненавистью смотрела на "поезд".
 - Пересадка! - объявил Брюхатый.
 "Пассажиры" вышли из вагона... Расселись кто где смог: кто на тахту присел, кто на кресло... Простой человек сел на полу прямо.
 - Много народу на вокзале, - сказал он.
 - Вы давно сидите, гражданка? - любезно обратился Аристарх к Вере Сергеевне.
 - Нет, я недавно. А вот вам... не знаю, сколько сидеть придется, - как-то значительно сказала Вера Сергеевна.
 "Пассажиры" переглянулись.
 - То есть? - не понял Аристарх.
 - Я эти... путешествия с выпивками пресеку раз и на-всегда, - опять зло и непонятно сказала Вера Сергеевна. - Вы у меня подудите... Подудите у меня, паразиты.
 - Что, контролеры пришли? - испуганно спросил Про-стой человек с пола. - А у нас билеты-то есть?
 Брюхатый засмеялся и хлопнул одобрительно по плечу Простого человека.
 - Да это так - путают, - сказал Чернявый. - Граж-даночка, а вы что, билет не можете достать?
 Вера Сергеевна больше не смотрела на "пассажиров", а смотрела телевизор.
 - Ну, а почему же сразу - "паразиты"? - оскорбился Аристарх.
 - А кто же вы? - повернулась Вера Сергеевна. И зло смотрела на мужа. - Ну - спекулянты, если не паразиты: еще хуже.
 - Гражданочка, - опять заговорил Чернявый весело, - вы нас с кем-то спутали: мы обыкновенные пассажиры... Едем на свои денежки.
 - Вот и проезжайте. А потом вас повезут бесплатно.
 - Куда это? - тоже зло спросил Аристарх. - Куда это нас бесплатно повезут?.. - он двинулся было к жене, но его остановил Брюхатый.
 - Стоп, Аристархушка! - сказал он разумно. - Никаких скандалов на перроне... Нам действительно пора ехать. По вагонам! - опять скомандовал он.
 И все опять со смехом построились в затылок друг другу, Брюхатый опять "загудел" - и "поехали" в комнату Арис-тарха. А в комнате рассыпались и стали занимать места за столом.
 - Хоть нормально посидим в ресторане, - пожаловался Лысый. - А то все - в дороге и в дороге... Все всухомятку как попало...
 - Что будем заказывать? - обратился ко всем Чернявый.
 - Лично я, - сказал Простой человек, - выпил бы про-стой водочки. А?
 Брюхатый интеллигентно скосоротился на это.
 - Пусть пьет водку. А нам, пожалуйста, шампанского...
 - И коньячку, - подсказал Курносый. - На меня шам-панское, как пиво работает: я то и дело бегаю.
 - Итак, - подвел Аристарх, перебросив полотенце с од-ной руки на другую, - коньяк, шампанское... Водки, изви-ните, не держим.
 - Ну, как же так - не держите?! - возмутился Брюха-тый. - А если человек на полатях вырос?.. Что ему, ваш коньяк пить?
 - Ерша ему! - подсказал Курносый.
 А Вера Сергеевна в это время выключила телевизор, дос-тала бумагу, ручку... И села писать.
 И дальше, - если вообразить, что это на сцене, - мож-но услышать, что она пишет. Причем уже слабо слышно, как там "сидят в ресторане" наши "пассажиры", а отчетливо слышен голос Веры Сергеевны:
 "Уважаемый товарищ прокурор!
 В то время, когда все наши люди занимаются производи-тельностью труда, есть отдельные элементы, которые толь-ко хотят есть и пить. И занимаются этим каждый день. Вы меня спросите: на какие деньги ? Я вам отвечу: они занима-ются спекуляцией. Я уже не могу слушать их пьяные голо-са, меня глубоко возмущает, как они импровизируют свои дела, а потом по всей ночи курлыкают или изображают из себя пассажиров..."
 "Пассажиры" в это время танцевали летку-енку.
 "Вот сейчас, когда я пишу Вам это заявление, они танцу-ют летку-енку. А в коридоре лежат покрышки для "Волги" в количестве пять штук. Вы думаете, где они их взяли ? Они их сымпровизировали. Так что, я думаю, что при вашей помо-щи они станцуют более ответственный танец и поедут пассажирами на казенный счет, я им об этом намекнула. Они мой намек не поняли, только понял мой муж Аристарх, но он думает, что я только пугаю. А у меня уже всякое тер-пение мое лопнуло: мы перестали уважать друг друга, пото-му что, мне кажется, он импровизирует не только с покрыш-ками, но и с чужими женщинами..."

 УТРО

 Утром Аристархушка проснулся с больной головой... По-тянулся к стулу, где был всегда заготовлен стакан с водой. Стакан стоял на месте, а под стаканом - бумага. Аристарх взял бумагу и прочитал:
 - Копия...
 И побежал глазами по бумаге... И, даже еще не дочитав всего, вскочил и побежал в комнату жены.
 Вера Сергеевна, одетая, заслышав его шаги, направилась к выходу... И тут ее перехватил Аристарх.
 - Ты что? - спросил он.
 - Что? - спросила Вера Сергеевна. Она стояла с сумоч-кой и сумочку держала у груди.
 - Ты куда?
 - Туда...
 - Куда это туда? - спросил Аристарх зло, сквозь зубы. - Куда это туда?
 - Ударить хочешь? - спросила Вера Сергеевна спокой-но. - Ударь - получишь лишних три года.
 - Вера... - Аристарх растерялся. - Сядь... Давай сядем, поговорим. В чем дело?
 Вера стояла в шубке, а Аристарх в нижнем белье... Ари-старх был жалок рядом с каракулевой шубкой.
 - Давай сядем, - суетился Аристарх. - Сядь же ты!.. Скотина.
 - Пусти!
 - Вера!.. Прости - ну вылетело. Сядь, я прошу.
 - От этого ничего не изменится, - Вера Сергеевна села на диван, на краешек.
 - В чем дело? - спросил Аристарх. Подставил стул к двери и сел тоже. - Что случилось?
 - Мне надоело! - закричала Вера Сергеевна. - Мне на-доела ваша пьяная самодеятельность! Я тебе не служанка!..
 - При чем тут служанка? Ну, повеселились... Что, пошу-тить нельзя?
 - С кем ты позавчера шутил! У тебя весь пиджак был в пудре! С кем?!
 - Да мало ли... в автобусе прислонился...
 - В автобусе?! А вот эту записку ты тоже в автобусе на-шел? - Вера Сергеевна достала из сумочки записку и про-читала: - "Аристарх, голубь, а не пора ли нам бросить этот официоз - и мирно, полюбовно встретиться где-нибудь в укромном уголке?.."
 - Это деловое письмо! - вскричал Аристарх. - Дай сюда!
 - Да? Шиш! - Вера Сергеевна спрятала записку в су-мочку. - Развратник. Спекулянт. Я те покажу - голубь!
 - Да это мужчина писал, дура! Это однокурсник мой...
 - Однокурсник? А почему же подпись - "Соня"?
 - Псевдоним! Мы его в институте так дразнили.
 - А почему "твоя Соня"?
 Аристарх опять растерялся... И от растерянности больше обозлился.
 - Плебейка, - сказал он зло и тихо. - Что, я тебя дол-жен утонченному стилю обучать? Если люди шутят, то шу-тят - до конца. Если он подписался "Соня", то он последо-вательно написал "твоя". Твоя - это значит твой.
 - Твой Соня?
 - Что, врезать что ли? Врежу...
 - Попробуй. Так тебе - лет восемь дадут, а так - один-надцать.
 - Ну, чумичка!.. - занервничал Аристарх. - В чем де-ло-то? Чего ты взбесилась-то?
 - Я все там написала.
 - Так. И куда ты сейчас?
 - К прокурору.
 - Сегодня воскресенье.
 - Я в почтовый ящик брошу.
 Аристарх побледнел... И долго стоял над Верой Сергеев-ной.
 - Я - спекулянт? - спросил он дрожащим голосом.
 - Спекулянт, - сказала Вера Сергеевна.
 - Я ворую у государства деньги?
 - Воруешь у государства деньги.
 - Снимай все с себя! - приказал Аристарх. - Снимай, снимай!.. Это все куплено на ворованные деньги, - Ари-старх стал снимать с жены шубку, дорогой костюм. - Это все воровано - чего ты напялила? Снимай!
 - Пожалуйста! На!.. На, ворюга!..
 - Все снимай! Твоего тут ничего нету!
 - Что я, голая к прокурору пойду?
 - Голая! - Аристарх изловчился, вырвал у Веры Серге-евны сумочку заглянул - там ли заявление: заявление было там. Он достал из сумочки ключи, закрыл квартиру изнутри и ушел с сумочкой и с шубой в свою комнату. И сел к теле-фону. Дрожащим пальцем набрал номер. - Але? Семеныч? - и Аристарх заговорил негромко и торопливо. - Слушай, срочно ко мне... Да нет! Моя швабра накатала на нас телегу и собралась к прокурору... - Аристарх долго мол-чал, слушал. - Иди ты к черту! - сказал он. - Созвонись со всеми... давайте как-нибудь все... прощения, что ли, попро-сим. Уговорим ее как-нибудь. Мне эта Сонька еще подлян-ку кинула: записку в карман подсунула, я даже не знал... А я знаю? Из-за Вальки, наверно. Давайте. Срочно.
 Аристарх бросил трубку, минутку посидел, подумал, оделся, выпил фужер шампанского и пошел с шубой жены и с ее костюмом к ней в комнату.
 Вера Сергеевна лежала в нижнем белье на диване.
 - Одевайся, Вера, - сказал он миролюбиво. - Давай спокойно поговорим обо всем.
 Вера Сергеевна стала надевать костюм, а Аристарх захо-дил по комнате, как преподаватель вуза.
 - Во-первых, - начал он, - ты думаешь, государство наше такое глупое?
 - Я об этом не писала. Нечего мне тут...
 - Я тебе прочитаю курс экономики! - воскликнул Ари-старх. - Чтоб ты не бегала и не смешила прокурора. И прокурор твой, и все, кто всерьез занимается экономикой, прекрасно знают, что - воруют. Больше того, какой-то про-цент, кажется пятнадцать процентов, государственного бюджета отводится специально - под во-ров-ство. Не удив-ляйся и не делай детские глаза. Всякое развитое общество живет инициативой... энергичных людей. Но так как у нас - равенство, то мне официально не могут платить зарплату в три раза больше, чем, например, этому вчерашнему жлобу, который грузит бочки. Но чем же тогда возместить за мою энергию? За мою инициативу? Чем? Ведь все же знают, что у меня в магазине всегда все есть - я умею работать! Какое же мне за это вознаграждение? Никакого. Все знают, что я - украду. То есть те деньги, которые я, грубо говоря, ук-рал, - это и есть мои премиальные. Поняла? Это - мое, это мне дают по негласному экономическому закону...
 - А сколько тебе дадут по гласному закону?
 - Дура!.. - сорвался на крик Аристарх. - Ты думаешь, меня посадят? Ни-ког-да! Посадят - это, значит, я там бу-ду канавы рыть? Но у меня же - голова, и твой прокурор это знает. Прокурор знает, что общество должно жить полно-кровной жизнью, моя голова здесь нужна, я здесь нужен, а не канавы рыть. Вот они - покрышки лежат, - показал Аристарх в коридор. - Пять штук. Лежат? Лежат - ты мо-жешь подойти и пощупать их: они есть, - Аристарх остано-вил свой вузовский ход и торжественно поднял руку. - Но их нету! Их нигде нету, их не сделали на заводе. Их не су-ще-ствует. А они - лежат, пять штук, друг на друге. Это и называется: экономический феномен. Попробуй... без специальной подготовки, без головы!.. Попробуй это сде-лать. Да как только прокурор обнаружит, например, эти по-крышки, которых никто никогда не делал, он сразу поймет, с кем он имеет дело. И ты останешься с носом. Ну, разумеет-ся, тебя поблагодарят, наговорят слов... А мне, я так думаю, предложат какое-нибудь повышение, пошлют куда-нибудь. Ведь не хватает же умных людей-то, не хватает. Где их набраться-то? Ну, окончил он свой вузишко, ну - с дипло-мом... А что дальше? А дальше ничего: еле-еле будет на во-семьдесят процентов тянуть. А то я не знаю таких! Так что ты... поторопилась с этим своим заявлением, Верунчик, - Аристарх подсел к жене. - У нас вчера была самодеятель-ность... Согласен, самодеятельность, но это от избытка... я не знаю - чувств, что ли, ну расшалились... Может же ху-дожник... артист какой-нибудь там... в бассейне в бане киль-ку ловить и закусывать, ну а почему мы журавлей не можем изобразить? Нет, там, видите ли, понятно, а тут... Да, само-деятельность, но у тебя с этим заявлением - это, прости ме-ня, безграмотность, это на уровне дворничихи. Мне даже стыдно, что ты моя жена.
 Вот этого Аристарху не следовало говорить. Он уж и по-нял это, но поздно.
 - Прекрасно, - сказала Вера Сергеевна, - иди к своей Сонечке, она твою голову ценит, а мне дай сюда ключ. Дай ключ! Я сделаю свое дело... Твою голову оценит прокурор. И не пудри мне мозги своими... своей экономикой: будешь канавы рыть как миленький. Шалунишка... Энергичный? Там энергичные тоже требуются. Канавы тоже надо энер-гично рыть.
 Аристарх свирепо уставился на супругу.
 - Лахудра, - сказал он весьма грязно, не по-вузовски. - Раздевайся! Этого костюма тоже не шили на фабрике - че-го ты его напялила? И шубу не смей трогать: этих баранов, - показал он на каракулевую шубу, - никогда не было на све-те. Чумичка в каракуле!.. Не пойдет. Я ей мозги пудрю!.. Да я тебе элементарно хотел объяснить, что определенная про-слойка людей и должна жить... с выдумкой, более развязно, я бы сказал, не испытывать ни в чем затруднений. Нет, эта чумичка предлагает мне рыть канавы! Сэн-кью! - Аристарх забрал шубу, костюм жены и ушел в свою комнату.

 ДВА ЧАСА СПУСТЯ

 Все вчерашние "пассажиры" собрались у Аристарха. Нет только Простого человека - его не позвали.
 Аристарх ходил в волнении по комнате, несколько теат-рально заламывал руки и повторял:
 - Как, как эту дуру образумить? Как?
 - Как ты с ней говорил-то? - спросил озабоченно Брюхатый.
 - Всяко!.. Даже развивал мысль, что нация... должна иметь своих представителей... людей с повышенной энерги-ей, надо же возбуждать фантазию всех органов государства, иначе будет застой...
 - Аристофан, мать твою!.. - заругался Брюхатый. - Мысли он развивал! Оскорблял, нет?
 - А что, молиться на нее, на дуру?
 - На карачках!.. Вот так вот ползать будешь! - восклик-нул Брюхатый. И с досады даже показал, как ползают. - Вот так будешь, а не мысли развивать. Мысли он развивал! По-ка ты их будешь развивать, мы уже будем... - Брюхатый сло-жил пальцы решеткой. - Я тебя вижу, ты меня - нет. Пой-ду сам...
 Брюхатый одернул пиджак, сделал губы трубочкой, поду-мал... И пошел.
 Постучал интеллигентно казанком в дверь комнаты Ве-ры Сергеевны и сладким голосом сказал:
 - Вера Сергеевна!.. Можно ваше одиночество нарушить?
 - Ну? - откликнулась Вера Сергеевна; она по-прежне-му лежала на диване, но не в костюме, а в платье.
 - Здравствуйте, Вера Сергеевна! - приветствовал ее, появляясь в дверях, Брюхатый. Он улыбался.
 - Здравствуйте, - с неким вызовом сказала Вера Сер-геевна.
 - Позвольте присесть?
 - Что, опять куда-нибудь едете? Пересадка?
 Брюхатый снисходительно посмеялся и махнул жирной рукой.
 - Ну, уж... вы прямо в обиду! Хотел как раз попросить извинения за вчерашнее. Сильно шумели?
 - Шумели-то, это бы еще ничего...
 - А что такое? - встревожился Брюхатый. - Выражал-ся кто-нибудь?
 - И это бы ничего... Это я слышала.
 - Ну, а что же мы такое вчера сделали?
 - Да вы не только вчера, вы давно этим занимаетесь.
 - Чем?
 - Воруете. Спекулируете.
 Брюхатый долго, скорбно, но в то же время как-то мудро молчал, глядя в пол. Потом поднял голову.
 - Эх, Вера Сергеевна, Вера Сергеевна... Посадить хо-тите?
 - Хочу посадить.
 - А я уж сидел! - почему-то весело сказал Брюхатый. - Сидел. Четыре года и восемь месяцев.
 - Ну, еще разок посидите.
 - А хотите, расскажу, как это было?.. Нет, я не про под-робности дела, а про... судьбу, так сказать, человеческую. Случай-то у нас, если можно так выразиться, аналогичный: жена посадила. Не то что прямо пошла и заявила, а... когда надо было... как бы это вам... В общем, когда надо было ска-зать "нет", она сказала "да", - Брюхатый обрел отеческий, снисходительный, ласковый даже тон в голосе. Смотрел на Веру Сергеевну, как на дочь. - А прожили мы с ней - ни много, ни мало - четырнадцать годков. И когда я уходил, я ей внима-ательно посмотрел в глаза, внимательно, внима-тельно. И говорю: "Прощай, Клава. Не скучай, - говорю, - тут без меня... Даст бог, увидимся когда-нибудь, ну а если уж не приведет бог, то, - говорю, - не поминай лихом. У меня, - говорю, - зла на тебя нету, прости и ты меня, если был когда виноватый перед тобой, невнимательный там, сгрубил когда. Я, - говорю, - старался всегда сделать для тебя что-нибудь полезное, ну, может, не всегда умел". Так я ей сказал. Она, значит, в слезы... А у меня вот тут вот зака-менело - смотрю на нее... Ну, в общем, отсидел я свои год-ки - не досидел даже, вел себя примерно - вышел. Вышел - и к своей Клаве. "Здравствуй, - говорю, - Клава! Вот - дал бог, свиделись". И так это улыбаюсь - изобра-жаю радость. Она, значит, тоже обрадовалась, опять в сле-зы... И - было на шею мне. Я говорю: "Стоп, Клавдия Михайловна: семафор закрыт. Проезда нету. Извините, - говорю, - Клавдия Михайловна, дальше нам не по пути: разъезд". Она - туда-сюда - мол, я иначе не могла... Все! - Брюхатый это "все" сказал очень жестко. И прямо посмот-рел на Веру Сергеевну. - Все, милая!
 - К чему это вы? - спросила Вера Сергеевна.
 - А просто!.. Случай-то - аналогичный. Но это не ко-нец! Конец тут тоже немаловажную роль играет. Я ей все от-даю... Все отдал! Квартиру, тряпки - все! А за четырнадцать-то лет мы же нажили кое-чего - все отдал! Бери! У тебя будет квартира, туфли, платья... А у меня - голова. Он вот тут перед вами хвастался, что у него - голова, - пока-зал Брюхатый на комнату Аристарха, - а не надо этим хва-статься, не надо. Есть она - есть, нет ее - ничего не сдела-ешь. Это ведь тоже, как деньги: или они есть, или их нету. Верно? Все бери! А со мной все мое богатство - тут! - Брю-хатый ударил себя кулаком в лоб. - Хвастать не буду но... прожить сумею. И что мы имеем на сегодняшний день? Она: выскочила замуж, разошлась; тот у ней половину площади оттяпал - он для того и расписывался... Тряпочки-шляпоч-ки потихоньку в комиссионку ушли - ша! Как у нас там го-ворили: кругом шешнадцать. Я: имею трехкомнатную квар-тиру, - Брюхатый стал загибать пальцы, - дачу, "Волгу", гараж... У меня жена, Валентина, на семнадцать лет моложе меня. Но я опять же не хвастаюсь, но таковы, как говорится, факты. От них никуда не денешься.
 - Вы пугаете, что ли, меня?
 - Да господь с вами! Пугаю... Просто рассказываю про... некоторые эпизоды своей жизни. Теперь спросите меня: что я потерял за эти четыре года и восемь месяцев? Что? А ничего. Даже не похудел. А особенно, когда вышел, прямо в дверь не стал пролезать. Счас веду переговоры насчет ин-ститута питания - надо маленько сбросить, а то даже не-удобно. А что потеряла моя Клавдия Михайловна? Все. Год назад встретил - с авоськой из магазина кондехает. А я на "Волге" еду. Думаю, подвезти, что ли? Даже остановился... Подвезу, думаю. Скажу: "Клавдия Михайловна, позвольте, я вас до дома подвезу, я только не знаю, где вы теперь живе-те". Хотел так сострить, но душа не повернулась. Сто мет-ров не подвезу. Она, видите ли, "иначе не могла", а я тоже не могу: шлепай дальше со своей авоськой.
 - Слушайте, не надо, - попросила Вера Сергеевна. - Не надо: я же знаю, к чему вы это все. Не надо, умоляю.
 Брюхатый встал.
 - Да я ведь... что же... я ведь так: эпизоды. Смотрите, вам виднее. Конечно, порыв к прокурору - это красиво, руку будут жать, соседи скажут: "Какая молодец!" Но в душе подумают, - поверьте моему слову, я жизнь повидал, - в душе подумают: "Вот дура-то!" Вы вот телевизор любите смотреть: вот пусть вам там про жизнь расскажут, пусть рас-скажут... Смотрите, конечно, телевизор, книжки поучитель-ные читайте, но мои слова тоже не забудьте. Так, на всякий случай...
 Брюхатый вышел. Он сам растрогался от своих слов.
 В комнате Аристарха его молча ждали "пассажиры".
 - Ну!.. - Брюхатый погрозил пальцем Аристарху. - Ес-ли она все же посадит нас... - он замолчал и слезливо за-моргал глазами. И даже головой закрутил и показал на себя, и воскликнул сквозь слезы: - Куда я такой поеду? Я в воро-нок не влезу! Не мог с женой уладить!.. Купил бы ей... не знаю, чертика с рогами - забавляйся. Нет, он ей про государственные органы!.. Подожди, ты с имя еще будешь иметь дело, будешь. Она вон насмерть стоит, слюной исходит - посадить охота.
 "Пассажиры" подавленно молчали.
 Вдруг Курносый снялся с места и пошел к Вере Серге-евне.
 - Вы, я вижу, оба умники! В гробу я вас видал с вашими теориями!.. С вашим опытом.
 Он открыл дверь в комнату Веры Сергеевны и тут же, в дверях, опустился, на четвереньки... И пошел так к дивану, где лежала Вера Сергеевна с книжкой.
 - Пусть они как хотят, а я вот так буду. Не вставайте, умоляю вас, - сказал Курносый, - так и лежите: я буду так разговаривать.
 - В чем дело?! - Вера Сергеевна все же чуть привстала.
 - Я человек тоже энергичный, как треплется ваш муж, - быстро заговорил Курносый не поднимаясь, - но я не такой упорный долдон, как они: я прошу пощады. Не говори-те!.. Дайте я скажу, потом - казните или милуйте. Я тоже за-мешан в этой... в этих... Но у меня двое маленьких детей, мать с отцом престарелые... Они не вынесут. Жена тоже не вынесет. Вы сразу уложите пятерых. Я, может быть, не та-кой энергичный, как эти... про себя информируют везде, но я очень конкретный, Вера Сергеевна. И я немножко внима-тельней их... Я же вижу Вера Сергеевна: вы скучаете. Не на-до, не надо говорить! - Курносый вскочил с четверенек, побежал, закрыл дверь, подбежал и стал опять на колени перед диваном. - Но вы же - красивая! Как вы можете скучать! Это нельзя. Теперь слушайте меня внимательно: я не знаю, чего там у них было, у Аристарха с Сонькой, но он какие-то движения делал... По-моему, она тоже хотела его обаять. Но я не ручаюсь: дошло у них до этого или нет. Не знаю. Но я знаю, что он движения делал... в ресторане несколько раз сидели. Я знаю, что он вас сегодня оскорблял. Вера Серге-евна!.. - Курносый приложил умоляюще руку к сердцу. - Только не удивляйтесь и не пугайтесь фальшиво... то есть это, я хочу сказать, что я конкретный и деловой человек, и всякие деловые тайны умирают вместе со мной: давайте на-ставим ему рога. Не говорите, не надо - дайте я все скажу! Чего тут удивляться-то? Чего глаза-то делать? Это жизнь, Вера Сергеевна, жизнь. За Соньку, за его оскорбления!.. Как он может оскорблять!.. Он спекулянт-то не крупный, он - так: середнячишка, щипач. Как он может оскорблять? Вме-сто того чтобы... Нет, у меня в голове не укладывается! Да-вайте наставим ему рога. Хотите, я сам этим займусь, хоти-те... Только не надо, не говорите: дайте я все скажу. Поймите меня: говорю это, спасая свою шкуру. Мне это сто лет не надо, я коньяк больше люблю, но... Вера Сергеевна, сидеть, сидеть неохота! Хотите, сам займусь, а если не под-хожу, у меня есть один артист знакомый. Красавец! Под два метра ростом, нос, как у Потемкина... Ну, все, все при нем, я, мужчина, любуюсь на него. Он даже своим режиссерам рога ставит. А ему гараж позарез нужен: я договорюсь с ним. Вера Сергеевна, можно же так жизнь украсить!.. И на не-го, - Курносый показал на комнату Аристарха, - на не-го-то злости не будет! Это уже проверено. Мир будет в до-ме, у кого хотите спросите. Вот спросите у своих подружек, которые рога мужьям наставляют: ведь позавидовать мож-но, как они живут. Моя мне тоже, по-моему, ставит, потому что ласковая со мной... Я человек откровенный, я вам все говорю. Не обижайтесь на меня, а поймите: мне сильно си-деть неохота. Хотите, я вам завтра фотографию этого арти-ста покажу?.. Глаз не оторвете! Ну, Потемкин и Потемкин, собака! Он сам рассказывал, но, по-моему, малость врет: к нам одну шпионку заслали, а ее надо было расколоть - ну, то есть, разузнать у нее побольше, так, говорит, его подос-лали, он познакомился и... доложил начальству, что задание выполнил. А? Ведь жизнь совсем другая будет!..
 - Вон! - вскричала Вера Сергеевна, как графиня. - Вон отсюда!.. Сволочи! Совсем уж?..
 - Да ну, что совсем? Что совсем?.. - бормотал Курно-сый, поднимаясь. - Что совсем-то? Чего тут кричать-то? Я дело предлагаю, верняк же предлагаю... Вы подумайте, а мне только намекните...
 - Во-он! - пуще прежнего заблажила Вера Сергеевна.
 - Ну-у... орать будем, да? Что за люди!.. - Курносый по-шел из комнаты. Подошел к двери, вдруг резко обернулся и, грозя Вере Сергеевне пальцем, громко, зло и уверенно сказал: - Но сидеть я не буду! Понятно? Пусть Аристарх си-дит, если ему хочется, а я сидеть не буду!
 - Будешь, - сказала Вера Сергеевна. - Еще как бу-дешь-то.
 Курносый с этим боевым, невесть откуда слетевшим на него настроением вошел в комнату, где сидели все "пасса-жиры". И им тоже всем погрозил пальцем и сказал твердо и зло:
 - Сидеть я все равно не буду, учтите! Вы можете садить-ся, а я не хочу. Поняли?!
 - Ты что, с гвоздя сорвался? - спросил Аристарх. - Че-го ты?
 - Ничего! Пить надо меньше! - закричал Курносый на Аристарха. - Тогда жена будет любить... и сажать не будет. Импортанто!.. Садись тут... по милости всяких... Не буду си-деть! Не буду сидеть!
 - Это уже психоз начинается, - сказал Лысый. - Не-ужели с одной бабенкой ничего сделать не можете?
 - Она нас из-за Соньки вон его всех закатает все нервничал Курносый. - Нашел с кем - с Сонькой...
 - В том-то и дело, что - не нашел! - тоже стал нервни-чать Аристарх. - Она мне со злости записку в карман суну-ла, чтобы эта нашла.
 - Ну, так и объясни ей, - сказал Лысый. - Я, мол, не захотел флиртовать, она обозлилась...
 - Так она и поверила!
 - Ну а что же делать-то?! - теперь уж и Лысый закри-чал. - Что, так и поведут всех туда, как телят?
 - Почему покрышки-то до сих пор здесь?! - закричал и Чернявый на всех, но особенно на Аристарха.
 - А куда их теперь?! - закричал и Аристарх на всех, но особенно на Чернявого. - Сейчас прикажешь выносить?
 - Вчера надо было!
 - Вчера!.. Вчера мы в жаркие страны улетали, - горько съязвил Аристарх.
 "Пассажиры" явно нервничали... И не знали, что делать.

 Вера Сергеевна, пристроив на коленях книгу, делала вид, что читает. Она была довольна, она догадывалась, что вчерашние нахальные "пассажиры" сейчас боятся и нерв-ничают.

 - Так, - сказал Лысый, - если гора не идет к Магоме-ту, то Магомет пойдет к ней... с уголовным кодексом. По-смотрим, что там за крепость. Где ее тряпки? - спросил он Аристарха.
 - Зачем? - не понял тот.
 - Дай-ка сюда... - он взял шубку Веры Сергеевны, кос-тюм и пошел к ней в комнату.
 - С вашего позволения! - явился он вполне официаль-но, с шубой и костюмом на руке. - Позвольте присесть?
 - Разрешаю - садитесь, - со скрытым значением сказа-ла Вера Сергеевна, полулежа на диване.
 Лысый разгадал скрытое значение в этом ее "садитесь". Он внимательно и серьезно посмотрел на женщину, помол-чал... И сказал:
 - Сидеть будем вместе, гражданка Кузькина, - сказал он вполне бесцветным голосом.
 - Как это? - не поняла Вера Сергеевна.
 - Вы с уголовным кодексом знакомы? - в свою очередь спросил Лысый.
 - Приблизительно... А вы что, юрист?
 - Я не юрист, но с уголовным кодексом знаком, - неоп-ределенно сказал Лысый. А дальше он спросил вполне опре-деленно: - Это ваши вещи?
 - Мои.
 - Вы их купили?
 - Мне их... купил муж.
 - Сколько ваш муж получает?
 - Какое ваше дело?
 - Это не ответ, - Лысый отлично "вел дело": спокойно, точно, корректно. - Сколько эта шуба стоит?
 - Какое ваше дело?!
 - Сидеть будем вместе, гражданка Кузькина, - еще раз отчетливо сказал Лысый. - Вы прекрасно знали, что эти ве-щи - не по карману вашему мужу: он их "сымпровизиро-вал", как вы пишете прокурору. Почему же вы про покрыш-ки пишете, а про шубу, про костюм... - Лысый мельком оглядел довольно богато обставленную комнату - а про все остальное не пишете. Здесь все ворованное, - Лысый сде-лал широкий жест рукой по комнате. - И вы это прекрасно знаете. Вы пользовались ворованным... И молчали. За это по статье...
 - Здесь все мое! - вскричала Вера Сергеевна гневно, но и встревоженно.
 - Ваша зарплата? - вежливо осведомился Лысый.
 - Не ваше дело.
 - Сто десять рублей, нам это прекрасно известно. При-киньте на глаз стоимость всего этого хрусталя, этого гар-нитура, этих ковров...
 - Вы меня не запугаете!
 - А я вас не пугаю. Это вы нас пугаете прокурором. А я просто вношу ясность: сидеть будем вместе. Не в одной колонии, разумеется, но в одно время. Причем учтите: из всей этой гопкомпании мне корячиться меньше всех, я не с перепугу влетел к вам, а зашел, жалея вас, вы еще молодая.
 Вера Сергеевна что-то соображала... И сообразила.
 - Все это, - сказала она и тоже повела рукой по комна-те, - мое: мне папа с мамой дали деньги. Пусть Аристарх докажет, что это он купил...
 - Лапочка, - сказал Лысый почти нежно, - тут и дока-зывать нечего: вот эту "Рамону" (гарнитур югославский) доставал ему я: я потерял на этом триста целковых, но зато он мне достал четыре дубленки: мне, жене, дочери и зятю - по нормальной цене.
 - А чего же вы говорите, что вам меньше всех корячить-ся? Наберем! - весело сказала Вера Сергеевна. - Всем на-берем помаленьку! А вы думаете, Аристарх будет доказы-вать, что это он все покупал? Да вы все в рот воды наберете. Вам за покрышки-то, дай бог, поровну разделить на каждо-го. Пришел тут... на испуг брать. Вы вон сперва за них полу-чите! - Вера Сергеевна показала в сторону коридора, где ле-жали покрышки. - Там их - пять штук: за каждую - пять лет: пятью пять - двадцать пять. Двадцать пять лет на всех. Что, мало?
 Эта "арифметика" явно расстроила Лысого, хоть он изо всех сил не показывал этого.
 - Примитивное решение вопроса, гражданочка. Сколь-ко получают ваши папа с мамой?
 - Мои папа с мамой всю жизнь работали... а я у них - единственная дочь.
 - Неубедительно, - сказал Лысый. Но и у него это вы-шло тоже неубедительно. Он проиграл "процесс", это было совершенно очевидно. Но он не сдавал тона. - Аристарх, - продолжал он снисходительно, - конечно, не захочет гово-рить, что все это купил он, да... Но ведь там-то, - показал Лысый пальцем вверх, - тоже не дураки сидят: скажет! Там умеют... И папаша ваш, если он потомственный рабочий, - что он, врать станет? Да он на первом же допросе... граждан-скую войну вспомнит, вспомнит, как он с белогвардейцами сражался. Не надо, не надо, гражданка Кузькина, строить иллюзий. Возьмите это... - Лысый встал и положил на ва-лик дивана шубу и костюм. - Поносите пока.
 И Лысый вышел.

 А в комнате, где "пассажиры", о чем-то оживленно дого-варивались. На Лысого посмотрели... но тут же и утратили всякую надежду. Не очень-то, видно, и надеялись.
 - Чего вы тут?
 - Инсценируем счас ее убийство, - сказал Курносый, хихикнув. - Надо такого ей страху нагнать!.. Так ее, дуру, напугать, чтобы она... на диван сделала.
 Аристарх что-то быстро писал, склонившись к столу.
 - Как это? - не мог понять Лысый.
 - Сделаем вид, что мы ее счас укокошим. Изрубим на куски, а вечером - по одному - всю вынесем в хозяйствен-ных сумках.
 - А он чего пишет?
 - Полное ее отречение: "Ничего не видела, ничего не знаю". А? Я придумал. Или она подписывает это, или секир башка. Надо только все на полном серьезе! - предупредил Курносый. - Лично я зашиб бы ее без всякой инсцениров-ки, - добавил он, помолчав.
 - Все, - сказал Аристарх, поднимаясь. - Пошли. Воо-ружайтесь чем-нибудь пострашней... Все делаем, как на са-мом деле.
 - Все на полном серьезе!
 - А заорет? - спросил Лысый.
 - Ори. Кругом никого нету, все на сдаче норм ГТО, она это знает, - сказал Аристарх.
 Стали вооружаться: Курносый взял большой кухонный нож. Брюхатый выбрал тяжелый подсвечник...
 - Я, как Юсупов, - сообщил он в связи с этим. - Они Распутина подсвечником добивали.
 Аристарх взял топорик, которым рубят мясо, а Чернявый взял... подушку.
 - А это-то зачем? - спросил Брюхатый.
 - А я ей вроде рот буду затыкать.
 - А-а.
 А Лысый не взял ничего. Он пояснил так:
 - А я буду бегать вокруг вас и умолять: "Братцы, может, не надо? Братцы, может, она одумается?"
 Все это одобрили.
 - Это хорошо.
 - Правильно... А то все явимся, как в этой... мульти-пульти такой есть...
 - Никакой оперетты! - еще раз предупредил Арис-тарх. - Она ж тоже... не совсем дура.
 - Во, комедию отломаем! - воскликнул Курносый и опять хихикнул.
 - А ее инфаркт не хватит раньше времени? - вдруг спросил всех Брюхатый.
 Все на мгновение замерли...
 - А?
 - Инфаркт?
 - Инфаркт... Нормальный инфаркт миокарда. Или - инсульт.
 - Да ну!.. - сказал Лысый. - Она из рабочей семьи, у нее отец на гражданской...
 - Как, Аристарх?
 - А черт ее!.. Не знаю.
 - Ну, а если хватит? Ну и что? - спросил Курносый. И посмотрел на Аристарха. - Ну, допустим, хватит?
 - Пошли, - сказал Аристарх жестко. - Она всех нас пе-реживет... Какой там инфаркт!

 И они вошли в комнату Веры Сергеевны.
 Вера Сергеевна вскочила с дивана и попятилась к окну...
 - Вера... - дрогнувшим голосом заговорил Аристарх. - У нас положение безвыходное... Ты не догадываешься, за-чем мы пришли?
 Веру Сергеевну стали потихоньку окружать.
 - Другого выхода у нас нет, Вера...
 - Братцы, может, не надо? Может, она одумается? - за-суетился Лысый.
 - Вера?.. - Аристарх медленно приближался к супру-ге - в одной руке топорик, в другой - "отречение".
 Вера Сергеевна побледнела... И все пятилась к окну.
 - Да ничего она не одумается! - воскликнул Курно-сый. - Давайте кончать.
 - У тебя два выбора: или подписываешь на наших гла-зах вот это вот - что ты ничего не видела и не знаешь, не собиралась к прокурору... Или мы тебя...
 - Давайте кончать! Чего тут тянуть?
 - Я закричу, - еле слышно пролепетала Вера Серге-евна.
 - А подушечка-то! - вылетел вперед Чернявый.
 - Ты же знаешь, что кругом никого нет... Все на сдаче ГТО.
 - А сумки-то заготовили? - спросил Брюхатый. - Раз-резать-то мы ее разрежем, а в чем выносить-то?
 - Да есть сумки - полно. Помельче только разрезать... и по одному все вынесем.
 - Все уже предусмотрели! - сердито обернулся на всех Аристарх. - Вы вынесите по одному, а я останусь - замою тут все. Чего тут базарить-то?
 - Главное, внутренности вынести, а остальное-то...
 - Внутренности! А руки, ноги?.. Куда ноги, например, денешь? Они ни в какую сумку не полезут.
 - Перерубим! Я ж те говорю: помельче изрубить.
 - Вы же интеллигентные люди, - негромко сказала Ве-ра Сергеевна. - Все в шляпах... в галстуках...
 - Вывеска! - воскликнул Чернявый.
 - Интеллигентные!.. - Брюхатый колыхнул животом от смеха. - Я в лагере трех человек задушил... вот этими вот руками.
 - Мы, значит, жестокие? - спросил Аристарх. - А ты? Ты не жестокая? - столько людей сразу посадить собралась. Подписывай!
 Как-то не заметили, что, пятясь, Вера Сергеевна подо-шла к самому окну, которое очень легко открывалось... Она вдруг вскочила на подоконник, распахнула окно и сказала заполошно:
 - Если кто только двинется, я прыгаю! Тут только два этажа: сломаю ноги, но все расскажу. Только двиньтесь!
 Все так и замерли.
 Первым пришел в себя Аристарх. Он засмеялся искусст-венно.
 - Мы же шутим, Верунчик!.. Неужели ты поверила?
 - Немедленно все убирайтесь отсюда! - Вера Сергеев-на обрела уже спокойный и злой голос. - Шутники.
 - Нет, вы... Нет, она правда поверит, что мы...
 - Убирайтесь!
 - Да шутим же мы! - воскликнул в отчаянии Брюхатый. И бросил подсвечник. - Какие мы убийцы! Нас сам час...
 - Убирайтесь!
 - Нет, она в самом деле может подумать!..
 - Да думай она! - взорвался Курносый. - Что хочет, то и пускай думает! - и тоже бросил нож. И первым пошел к выходу. В дверях остановился, обернулся, как он давеча сде-лал, точно так же погрозил пальцем всем и сказал остер-венело: - Но сидеть я все равно не буду! Ясно?! Сидеть я там не буду! Вот пусть они вот все... они вот, они - пусть сидят, а я не буду!
 Никто ему на это ничего не сказал.
 Он вышел... И за ним все тоже вышли.
 И собрались опять в комнате Аристарха. Долго молчали.
 - Интересно, - заговорил Чернявый, обращаясь к Кур-носому, - как это ты сидеть не будешь? Все будут сидеть, а ты не будешь?
 - Не буду! - повторил Курносый.
 - А у тя что, сиделки, что ли, нету? - ядовито спросил его Брюхатый. - Она у тебя на месте: будешь сидеть, как все.
 - Он там ходить будет, - подал голос Лысый.
 Аристарх сидел, обхватив голову руками, и тихо покачи-вался.
 - Не буду сидеть! - опять тупо повторил Курносый. - Вы все как хотите, а я - не буду!
 - Все будем сидеть, - сказал Аристарх, не поднимая го-ловы.
 Опять некоторое время молчали.
 - Конечно, - заговорил опять Курносый, - если бы ты был человек как человек, мы, может быть, и не сидели бы.
 Аристарх поднял голову.
 - А кто же я?
 - Бабник! Шлюха в штанах!.. Да хоть бы умел, господи! А то... не выходит же ничего, нет, туда же, куда добрые лю-ди: давай любовницу! Даже Соньку, и ту... тьфу! Рогоносец. С этой Сонькой...
 - А ты подхалим, - сказал Аристарх первое, что выско-чило из его оскорбленной души. - Ты перед начальством на полусогнутых ходишь.
 - У меня пятеро на шее! - Курносый крепко хлопнул ла-донью себя по загривку. - Пятеро!.. Ты вон с одной телкой справиться не можешь, а у меня их - пятеро. Мне не до любовниц!
 - Зато тебе - до коньяка, - вставил Брюхатый.
 - А ты вообще заткнись! - развернулся к нему Курно-сый. - Тебе-то даже полезно посидеть: может, похудеешь маленько. В институт питания собрался!.. Вот тебе и будет институт питания, - и Курносый нервно засмеялся.
 Брюхатый навел на него строгий взгляд.
 - Шавка, - сказал он. Помолчал и еще сказал: - Моська.
 - А ты слон, да? - вступился за Курносого Чернявый. - Это не тебя по улицам водили?
 - Меня, - сказал Брюхатый. - А это не тебе я нечаян-но на туфель наступил... двадцать седьмого июня тыща де-вятьсот семьдесят третьего года: на профсоюзном собра-нии? Что-то ты тогда был... зеленоватый, а сейчас, гляди-ка, кукарекает. Выговор-то кому тогда всучили?
 - А кто всучил-то? Кто?
 - Я, в том числе.
 - Да ты сам первый лодырь! Прохиндей. Выговор он всу-чил!.. У меня первый раз недосмотр случился.
 - Минуточку минуточку, - прервал Брюхатый, - как это ты выразился - "прохиндей"? Я одиннадцать лет после суда без единого взыскания проработал! А ты мне, обезья-на, будешь еще вякать тут! Сам в выговорах весь, как... Ни одного же собрания не обходится, чтобы тебя...
 - Хватит! - взревел Аристарх. - У меня вон, - показал он на стол, - семь почетных грамот лежат!.. Я и то молчу.
 - А чего ты можешь сказать? - спросил его Лысый. - Там - семь почетных грамот, а там, - в сторону коридо-ра, - пять покрышек. Я думаю, покрышки - потяжельше, перевесят. Если уж кто самый чистый среди вас, так это я.
 - Ой! - изумились.
 - Глядите на этого ангела!
 - Прямо невеста... в свадебной марле.
 - Шариков только не хватает.
 - И ленточек разноцветных...
 - Да! - гордо сказал Лысый. - У меня две обществен-ные нагрузки, а у вас... У кого хоть одна общественная на-грузка?
 Все промолчали.
 - А-а, нечего говорить-то. Вы думаете, это на суде не учтется? Все учтется.
 - Да, я думаю, все учтется, - сказал Аристарх. - Я ду-маю, что тот грузовичок с пиломатериалом - тоже учтется.
 Лысый подрожал в гневе и обиде губами.
 - Ворюга, - сказал он. - Плюс идейный ворюга: с эко-номической базой. Ты знаешь, сколько тебе за эту базу на-кинут? Вот сколько нам всем дадут, столько тебе - отдель-но - за базу.
 - База - для дураков, - струсил Аристарх. - Я - нор-мальный спекулянт, чего вы тут?
 - А-а!.. Очко-то не железное?
 - Но ты тоже - не ерепенься тут, кудрявый!..
 В это время в дверь позвонили.
 Все оторопели на миг... Брюхатый даже за сердце взялся.
 Еще резко, длинно позвонили.
 - По одному... с вещами, - тихо сказал Чернявый.
 - Иди, - кивнул Брюхатый Аристарху.
 - Может, это макулатуру собирают... пионеры, - тихо сказал бледный Аристарх. - Подождем.
 Опять звонок.
 - А я нож-то там бросил! - вскричал Курносый. - По-дождите, я нож-то хоть уберу, а то же!..
 - Топорик мой...
 - А?
 - Топорик, топорик, - невнятно повторил Аристарх. И показывал пальцем на комнату Веры Сергеевны. - Топо-рик...
 - Чего топорик?
 - Топорик мой тоже возьми, а то нам попытку к изнасило... ой, это... к убийству, к убийству...
 - Тьфу!.. - заругался Курносый. И побежал за ножом и за топориком.
 - Мама, роди меня обратно: рубля государственного не возьму, - сказал Брюхатый.
 - Не будет она тебя больше рожать, - зло и тихо сказал Чернявый. - Она и за этот-то раз раскаивается, наверно.
 Курносый принес нож и топорик... И засуетился с ними. И зачем-то их оглядел еще.
 - Ты что? - одними губами спросил Аристарх.
 - Где они лежали-то?
 - Вон...
 Опять звонок, на этот раз вовсе длинный, никакой не "пионерский".
 - Какая макулатура! - тихо воскликнул Лысый. - Иди.
 Аристарх поднялся... И медленно, тяжело - как если бы он шел уже по этапу - пошел к двери.
 - Кто? - спросил он тихо, обреченно.
 Из-за двери что-то ответили...
 Аристарх смело распахнул дверь и налетел на вошед-шего:
 - Какого черта ходишь тут?! Звони-ит!..
 Вошедшим был Простой человек. Он держал ящик с коньяком и улыбался.
 - А я думал, нет никого! - он не обратил никакого вни-мания на ругань Аристарха, он держал в руках ящик с конья-ком и улыбался. - Куда, думаю, они подевались? Догова-ривались же вчера. Вот он!
 И Простой человек пошел с тяжелым ящиком к столу.
 - Ну, ребятки, седня нам... до Владивостока хватит.
 На него молча смотрели.
 Только Брюхатый сказал:
 - Идиот... Василий Блаженный. На полатях вырос.
 - А чего вы такие? - только теперь заметил Простой че-ловек. - А? Что вы сидите-то, как вроде вас золотарь облил?
 - Хочешь в свою Сибирь? В деревню? - спросил Брю-хатый.
 - Хочу, - сказал Простой человек. - Нынче поеду: у меня в сентябре отпуск...
 - А в долгосрочный отпуск поедешь?
 - Стоп! - воскликнул Чернявый. - Идея! Вот идея так идея, - и он вскочил, и обнадеживающе посмотрел на всех... - Кажется, мы спасены!
 - Как? - спросили все в один голос.
 - Ждите меня! - велел Чернявый и куда-то убежал - вовсе, из квартиры.


 ВЕЧЕР, КОТОРЫЙ НЕ УСПЕЛ ПРЕВРАТИТЬСЯ В НОЧЬ

 "Пассажиры" ждали. Сидели молча и ждали. Стоял конь-як на столе, но никто к нему не притрагивался... Нет, одна бутылка была распочата; похоже, это Простой человек при-губил. Но и он тоже сидел и ждал. Тикали часы, слабо слы-шалась какая-то значительная кинематографическая музы-ка: Вера Сергеевна опять смотрела телевизор.
 Долго-долго сидели и ждали.
 Наконец Простой человек не выдержал и встал...
 - Пойду еще раз, - сказал он. - Хлопну для смелости - и пойду.
 Он выпил коньяку... Все - от нечего делать - внима-тельно глядели, как он наливал, как подержал рюмку в ру-ке, тоже глядя на нее, и как выпил. Простой человек выпил и пошел к Вере Сергеевне.

 - Я еще раз, - сказал он, входя. - Сергеевна, голубуш-ка... ведь все это - опишут, - сказал он, показывая рукой гарнитур, диван, ковры... - Все-все. Одни обои останутся.
 - Пусть, - сказала Вера Сергеевна. - Зато преступни-ки будут наказаны.
 - Преступников не надо наказывать...
 - А что же их надо - награждать?
 - И награждать не надо. На них не надо обращать вни-мания. В крайнем случае, надо с имя находить общий язык.
 - Спасибо за науку. А они будут продолжать воровать?
 - Они так и так будут продолжать! Потом: ну какие же они преступники? Вот эти-то?.. Господи!.. Это сморчки! Они вон уже перепугались сидят... с них капает. Ведь на них глядеть жалко. Вы зайдите, гляньте - ведь это готовое Ваганьково. Там только надписи осталось сделать: был та-кой-то, грел руки возле гарнитуров. Пожалейте вы их, ей-богу! Ну, припугнули - и хватит. Хоть Аристарха свово пожалейте: ведь он со страху... мужиком года полтора не будет.
 - Ну, что вы - он любовниц заводит! - воскликнула Ве-ра Сергеевна с дрожью в голосе. - У него есть Соня.
 - Сонька?! - удивился Простой человек. И хлопнул се-бя руками по штанам. - Господи, боже мой. Ну нашла же ты к кому приревновать. Да с Сонькой вся база... Я! Я!.. - постучал себя в грудь Простой человек. - Я один, можеть, только и не вошкался: потому что я тоже больше коньяк ува-жаю. Не коньяк даже, а простую водку. Сонька!..
 - Тем более! - мстительно воскликнула Вера Сергеев-на. И встала от телевизора и нервно прошлась по комнате. - Тем более!.. Скотина он такая. Мне его нисколько не жал-ко! Из всей этой бригады, - показала она на комнату Ари-старха, - мне ни-ко-го не жалко. Вас только жалко.
 - Да меня-то!.. - махнул рукой Простой человек. - Я и там грузчиком буду. Это им переквалификацию надо прохо-дить, а мне-то... Коньячка вот только не будет, вот жалко. Ну, отдохну от него, наберусь сил - тоже полезно. Да мне много и не дадут - от силы два года: за компанию. Мне их жалко, Сергеевна: у их, у всех, почесть, детишки. Вот этого толстого!.. - почему-то вдруг обозлился Простой чело-век, - вот этого бы я посадил, не моргнув глазом. Ох, эт-то журавь, скажу тебе! Это самый главный воротила. Но его же отдельно не посадишь. Сажать, так уж всех.
 - Вот все и будут сидеть.
 - Оно, конечно... так. Знамо, что... А куда денешься? - будем сидеть.
 И Простой человек вышел.

 Когда он вошел в комнату, где сидели "пассажиры", на него посмотрели без всякой надежды, обреченно.
 Простой человек присел к столу... И засмотрелся на бутылки с коньяком. И вдруг всплакнул.
 На него удивленно посмотрели.
 - Прощайте... драгоценные мои, - говорил Простой человек, глядя на бутылки. - Красавицы мои. Как я буду без вас?.. Одно страдание будет, тоска зеленая... Любимые мои. Тяжело мне с вами расставаться, ох, тяжело...
 - Поплачь, поплачь, говорят легче становится, - сказал Брюхатый.
 - А я и плачу. Плачу и стонаю. Сердце кровью плачет, когда на них смотрю. Но канавы рыть с тобой в одной брига-де я не буду! - Простой человек сердито посмотрел на Брюхатого. - Я твою норму там не буду выполнять. Я за тебя... Недоедать из-за тебя не буду!
 - Чего это ты решил, что я там канавы рыть буду? - спросил Брюхатый.
 - А что же ты там будешь делать?
 - Библиотекарем пойду... Или санитаром.
 Все засмеялись: это был нехороший смех, нездоровый смех, болезненный смех, если можно так сказать про смех.
 - Налей-ка и мне, - подошел к столу Курносый.
 Простой человек налил две рюмочки... Одну пододвинул Курносому. Они чокнулись. 
 - За счастливую дорогу, - сказал Простой человек.
 И тут вдруг сорвался "с гвоздя" Аристарх. Он вскочил, за-топал ногами и закричал:
 - Хватит паясничать! Хватит паясничать!.. Комеди франсез развели тут! Вон все отсюда! Вон! Скоты!.. Говядина!
 Курносый поставил свою рюмку на стол и внимательно посмотрел на Аристарха. - Слушай, - сказал он, - я умею останавливать истерики: я перворазрядник по боксу. Я хоть давно не в форме, но все равно... такую-то экономическую гниду я сделаю.
 Аристархушка сел так же резко, как вскочил, обхватил опять руками голову и тихо стал покачиваться.
 Простой человек промокнул губы уголком дорогой ска-терти и опять пошел к Вере Сергеевне. Ему, похоже, при-шла какая-то дельная мысль в голову.

 - Сергеевна, - сказал он, - а на кого квартира записана?
 - Как?.. - не то что не поняла, а скорей растерялась Ве-ра Сергеевна. - Как "на кого"?
 - Кто ответственный квартиросъемщик?
 - Он...
 - Он, - Простой человек выразительно смотрел на Ве-ру Сергеевну.
 - А что? - спросила та.
 - А ты куда? - спросил в свою очередь Простой чело-век.
 - Как куда? Никуда.
 - Она кооперативная?
 - Да.
 - С конфискацией имущества! Он же не к Марье Иванне в карман залез, он государству в карман залез...
 - Ну? И что?
 - С конфискацией всего имущества, - повторил Про-стой человек, даже с каким-то удовлетворением повто-рил. - У их теория одна: с конфискацией всего имущества.
 - А я куда же?
 - Я вот и зашел спросить: а ты куда?
 - Нет такого закона! - слабо запротестовала Вера Сер-геевна.
 Простой человек присел на дорогое зеленое кресло.
 - Коломийцева посадили - с конфискацией, - стал он загибать пальцы, - Коренева Илью Семеныча, веселый че-ловек был! - с конфискацией... Он, к тому же, анекдоты любил...
 - При чем тут Коренев какой-то? А я что, на улицу, что ли?
 Простой человек помолчал...
 - Угол снимать где-нибудь.
 - Здравствуйте!
 - Прощайте, - жестко сказал Простой человек - отку-да и нашел в себе такую жестокость, он был добрый чело-век - и отбыл к "пассажирам".
 - Слюнтяи, - сказал он всем. И прямо прошел к сто-лу. - Интелефу занюханные, - налил себе большой фужер коньяка и выпил один. - Энергичные люди!.. Это я... - стукнул он себя в грудь, - я энергичный! Соображать надо! Жить надо уметь! От меня три жены ушло, и ни одна, - он подчеркнул это, - ни одна не делает волны насчет алимен-тов! А потому что - что с меня возьмешь? С меня взять-то нечего. Я за свой труд беру, в основном, коньяком, а они не хотят коньяком. Не положено, они это прекрасно знают. Они каждый божий день видят, что я к вечеру лыка не вяжу, а сделать ничего не могут. Их мужья все изозлились... иззавидовались, а сделать ничего не могут. А вы - энергичные... Вот энергия-то! Боксер, садись, врежем. Не вешай свой кур-носый нос - он у тебя все равно кверху торчит. Вот ты еще более-менее, энергичный. А эти все... Тара для... сказал бы для чего, но у меня настроение улучшилось.
 Раздался звонок в дверь.
 Все опять замерли.
 - Открывайте! - велел Простой человек. - Памятни-ки...
 Но никто не стронулся с места.
 Простой человек сам пошел открывать. И на ходу изоб-разил, что вроде и в самом деле меж памятников идет: приостанавливался и разглядывал.
 - Люблю по кладбищу ходить. Думаешь: а кто были эти люди? - рассуждал сам с собой Простой человек. Он оста-новился перед Брюхатым. - Вот этот, наверно, плохой был...
 - Проходи, - негромко сказал Брюхатый, - а то я вста-ну из гроба и задушу тебя.
 - Да, этот был плохой, - повторил Простой человек. - Вор был, наверно.
 Он подошел к двери, открыл... и воскликнул:
 - Соня!..

 Стояли: Соня и Чернявый. Соня всех внимательно раз-глядывала, а Чернявый улыбался значительно.
 Никто ничего не понимал... Особенно Аристарх: он встал было, но сел снова, опять встал и опять сел - не мог встать от растерянности. Понимал что-то такое один Чернявый. Он помог снять Соне дорогую шубку... И, похоже, не соби-рался проходить с гостьей к "памятникам", а легонько - интеллигентно - подталкивал ее в комнату Веры Серге-евны.
 И вошли.
 Вера Сергеевна тоже растерялась... Встала с дивана и смотрела на женщину Соню.

 А там, в комнате Аристарха, по-прежнему все сидели не-подвижно. Только Простой человек, пробираясь опять меж "памятников" к столу, сказал:
 - Сейчас там будет третья империалистическая, - он тихо засмеялся, набулькал из бутылки в рюмочку и качнул головой. - Клочья полетят...
 А в комнате, где Вера Сергеевна, пришли в движение.
 - Это - Соня, - представил Чернявый гостью хозяй-ке. - Моя любовница.
 - Ну, - засмущалась Соня. - Прямо сразу уж... Зачем так?
 - Соня, мы договорились: все начистоту. Раз тут недора-зумение, мы должны...
 - У вас же семья, - сказала с удивлением Вера Сергеев-на. - Как же вы говорите - любовница...
 - Да! - гордо сказал Чернявый. - Я - из казаков... - и он энергично показал - не то лихо дернул поводья скаку-на, не то... шут его знает, что-то такое показал энергичное руками, - густых, так сказать, кровей! Все даже удивляют-ся. Ну, говорят, Сучков, ты даешь! Вы знаете, сколько я пла-чу алиментов? - Чернявый навис вопросом над Верой Сер-геевной и сам заранее выпучил глаза. - Семьдесят пять процентов! Вы думаете, - горячо продолжал он, - если я связался с этими государственными ворюгами, то это от ве-селой жизни? Нет! Если я добуду рубль на стороне, то он хоть весь мой. С законного рубля мне положено только пять копеек. А у меня - четверо детей.
 - Четверо детей!..
 - Это - со мной, при мне. А так их у меня... по-моему, одиннадцать. Вместе с этими, которые со мной.
 - Но как же... еще любовница? - все не могла прийти в себя Вера Сергеевна.
 - А что я, хуже других? Вы думаете, этот Брюхатый, на-пример, любовницу не имеет? Имеет. Я только не знаю, что он с ней делает, но имеет. А Лысый этот?.. С чего это он, скажите, пожалуйста, полысел в сорок три года? Думал мно-го? Над чертежами ночью склонялся? Нет, не над чертежа-ми... Только уж не над чертежами. Да все имеют любовниц! Вы простите, вы замужняя женщина, но откройте глаза-то, откройте: ведь это же позор считается, кто не имеет любов-ницы. Ведь это только один Аристарх ваш... Ведь над ним весь отдел смеется! Я уж не знаю, что у вас за любовь такая... не знаю. Значит она есть еще на земле? Я не знаю... с этим Аристархом... Он мне все представления о жизни перевер-нул. Любовь, что ли, у вас такая? - прямо спросил Черня-вый Веру Сергеевну. - Даже интересно, честное слово.
 - Слушайте, - заговорила Вера Сергеевна неуверен-но, - а как же записка?.. Ваша записка, я ее нашла в кар-мане...
 - Ва-аша запи-иска, в несколько стро-очек, - пропел беспечный Чернявый. - Она вам все расскажет про запис-ку. Соня, только всю правду. Влюбилась, дурочка, в вашего Аристарха и... решила вас поссорить. Я когда сегодня узнал об этом, у меня глаза на лоб полезли. "Поедем, - говорю, - немедленно поедем к Вере Сергеевне, и ты ей все расска-жешь". Все, Соня!.. Я выйду, чтоб не мешать вам... - уходя, Чернявый ласково, но строго погрозил Соне. - Все, решительно, все. Про нас подробности можешь тоже не скрывать - я лишен предрассудков, - он чуть подумал. И, по-моему, совести тоже.

 "Пассажиры" никак не могли понять, что такое творит Чернявый. И когда он вошел, все вопросительно на него смотрели и ждали.
 Чернявый в изнеможении опустился в кресло, прикрыл глаза, долго сидел так, вольно раскинув руки и ноги.
 - Дядя Вася, налей мне граненый стакан коньяку - ска-зал он устало и капризно.
 - Зачем же стакан? - с уважением сказал Простой чело-век. - Тут есть всякое хрустальное дерьмо.
 - Нет, я хочу только из граненого стакана. Я сегодня спас... - Чернявый открыл глаза, огляделся, - от тюрьмы... много-много людей. Поэтому я хочу пить только из гра-неного - по-казачьи. Я вас всех вывел из окружения! - воз-гласил он, принимая стакан из рук Простого человека. Отпил, передохнул и сказал всем строго: - Соньке - книж-ный шкаф "Россарио", мне - золотой перстень с энблемой: казак скачет на коне.

 А в комнате Веры Сергеевны в это время две женщины беседовали. Соня что-то рассказывала Вере Сергеевне, что-то показывал а руками... Вера Сергеевна то изумлялась, то удивлялась, то ужасалась, то жалостливо смотрела на Со-ню. По всему видно, что они поняли друг друга, помирились и даже, кажется, готовы дружить, как иногда дружат поря-дочная женщина и величайшая распутница. Об этом много писали.

 А в комнате, где "пассажиры", хотели понять, что вооб-ще происходит? То есть, о чем-то уже догадывались, но - подробности, подробности.
 - Как ты ее уговорил? - пытал Брюхатый Чернявого.
 - Книжный шкаф "Россарио"...
 - Для чего он ей?
 - Не знаю... Сошлись на книжном шкафу.
 - Как "сошлись"? - не понял Простой человек. - Не-удобно же...
 - Нет, все в порядке, что ли?! - закричал в нетерпении Лысый.
 - Да, - сказал Чернявый.
 - Ур-ра-а! - закричали Курносый и Простой человек.
 - Едем седня до Владивостока! - заявил Простой чело-век.
 Аристархушка в волнении ходил по комнате.
 - А что она ей говорит? - спросил он.
 - Они говорят на иностранном языке, - сказал Курно-сый в сильнейшем раздражении на Аристарха. - Импортанто де ла кругом и околе, - он подошел к Чернявому и креп-ко пожал ему руку. - Как мужчина мужчине, - сказал он уважительно и скупо.
 Чернявый махнул рукой...
 - Я тоже... перехватил там: наговорил на себя, что я чуть не Тарас Бульба. Еще немного - и Тарас Бульба. По-моему она меня теперь бояться будет.
 - Кто, Сонька?
 - Кстати, если Сонька счас войдет в роль и начнет при-ставать ко мне, ты...
 Но тут вошли Соня и Вера Сергеевна.
 - На колени! - скомандовала Соня Аристарху. - На ко-лени перед Верой Сергеевной.
 - Зачем? - спросил Аристарх.
 - На колени!! - потребовали все, еще не разобравшись, зачем надо на колени.
 - Оказывается, ты оскорблял ее! - продолжала с возму-щением Соня. - Ты ей тут, оказывается, наговорил гадо-стей и грубостей! На колени!
 - На колени!!! - опять закричали все. А Курносый даже двинулся к Аристарху.
 - Импортанто!.. - с угрозой сказал он. - Ты знаешь, что такое нокдаун? Я не говорю уже о нокауте, я говорю о небольшом нокдауне... На колени!
 Аристархушка стал на колени...
 - Проси прощения у Веры Сергеевны, - велела Соня.
 - Проси прощения у Веры Сергеевны! - закричали все в один голос.
 Аристарх замешкался было... Но тут ему разумно посове-товал Простой человек:
 - Давай, Аристархушка... да, благословясь, поедем во Владивосток.
 - Вера, - дрогнувшим голосом заговорил Аристарх, - прости. Клянусь: ни одной больше покрышки, ни одного колеса...
 - Не об этом речь! - прервал его Брюхатый. - Говори по существу дела! Что значит ни одного колеса! Что ты, на лыжах собрался ездить?
 - Но о чем тогда говорить-то?! - взбунтовался Аристарх на коленях.
 Но тут уж возмутились все.
 - Ах, он не знает, о чем говори-ить! Ах ты, бедняжечка... Первоклашка.
 - Тебя мама еще за ручку водит, да?
 - Нет, он все же хочет получить небольшой нокдаун.
 - Да не нокдаун, а нормально - по сусалам! - громко возмутился и Простой человек. - Поедем во Владивосток! Поезд же отходит, вы что?
 - Вера, - опять дрогнувшим голосом заговорил Ари-старх, - клянусь, после этого случая буду каждый день про-верять карманы...
 - Опять!.. Ему говорят стриженый, он - бритый, - вко-нец вышел из терпения Брюхатый. Но тут же взял себя в ру-ки и уже продолжал говорить с Аристархом, как с полным, но безвредным дураком, не злостным дураком: - Зачем ты будешь проверять карманы?
 - Не разговаривай со мной как с идиотиком...
 - Нет, зачем ты будешь проверять каждый день карма-ны?
 - Чтобы там записок не было...
 - А жить так, чтобы в твоей жизни вообще никаких запи-сок не было - так будешь жить?
 - Что я, просил ее, чтобы она мне писала?! - опять бы-ло загорячился Аристарх и показал на Соню. И хотел даже встать с колен, и уж было встал, но тут встрепенулась Соня.
 - На колени! - закричала она. - А что это, женщину на-до обязательно просить, чтобы она писала? - спросила она надменно. - А сама женщина не имеет права написать записку? Может у нас женщина пошутить?
 Вот это понравилось всем. С этим "может ли у нас жен-щина пошутить" она попала в самую точку. На Аристарха опять все навалились.
 - Домостроевщину развел! - воскликнул Лысый.
 - Нет, этот человек просит нокаута! - тоже воскликнул Курносый. - Не хочет он нокдауна, никак не хочет! Ему больше нравится нокаут! Ведь достану в печень - до утра будут считать.
 - Нет, ты ответь... Ти-ха! - рявкнул Брюхатый на всех. - Ты ответь на вопрос, который тебе, подлецу, поставили: мо-жет у нас женщина пошутить?
 - Может, - Аристарху надоело стоять на коленях, и он стал со всем соглашаться.
 - Значит, что надо теперь сказать?
 - Что? - искренне не понял Аристарх.
 Брюхатый изумился; за ним некоторые тоже изумились, но так, для вида: никто, кроме Брюхатого, не понял, что на-до теперь сказать Аристарху.
 - Ты должон сказать, - вылез с поучением Простой че-ловек, - ребята, мол, забудем все - и поедем во Владивос-ток.
 - Прекрати со своим Владивостоком! - прикрикнул на него Лысый. - По-моему, ты и так уж где-то... под Хабаров-ском. Тут серьезное дело.
 - Что ты должен сказать? - пытал Брюхатый Аристарха.
 - Что?! Что?! Что?! - с Аристархом, кажется, начиналась истерика. - Не понимаю!.. - он стукнул двумя кулаками себя в грудь, и в голосе его послышались слезы. - Не пони-маю: что я должен сказать?!
 Брюхатый пожалел его.
 - Ты должен сказать: Верунчик, я тебя люблю. И не фор-мально сказать, а с чувством, как ты говорил... сколько лет назад? - повернулся Брюхатый к Вере Сергеевне.
 - Что говорил? - не поняла Вера Сергеевна.
 - Когда он вам первый раз сказал: Верунчик, я тебя люб-лю? Сколько лет назад это было?
 - Это было... девять лет назад, - сказала Вера Сергеев-на. - Но он не так говорил... - Вера Сергеевна, вообще-то, была довольна - и этим состоянием Аристарха на коленях, и тем, что все его очень ругают. - Он сказал: "Хочешь, я сделаю тебя самой богатой женщиной микрорайона?"
 - Трепло! - возмутились все.
 - Про экономическую базу он ничего не говорил?
 - Хвастунишка.
 - Я не так говорил! - заспорил Аристарх на коленях.
 - А как?
 - Я сказал: "Хочешь, я МОГУ сделать тебя самой бога-той женщиной микрорайона?" Еще я сказал: "Только не но-си синтетическое белье".
 - Почему это? - спросила Соня.
 - Искры летят, - пояснил Аристарх.
 - Да? - удивилась Соня. - Не замечала.
 - Ну, так, - поднялся Брюхатый. - Я думаю, что он все осознал... Осознал, Аристарх?
 - Осознал.
 - Поднимайся, - велел Брюхатый. - Вера Сергеевна, идите сюда... Идите, идите. Я предлагаю такую детскую иг-ру. Кто видел, как мирятся детишки?
 Никто не видел. То есть, наверно, видели, но не знали, куда клонит Брюхатый.
 - Они берутся вот так... - Брюхатый взял руку Аристар-ха и руку Веры Сергеевны, сцепил их мизинцы. - Теперь повторяйте за мной... Вот так вот махайте и повторяйте. Повторяйте: мирись, мирись - больше не дерись, если будешь драться, я буду кусаться.
 Все засмеялись остроумной выдумке Брюхатого, даже за-аплодировали. Все были рады.
 - Давайте, давайте!.. - требовали от Аристарха и Веры Сергеевны.
 - Мирись, мирись, - стали вместе говорить Аристарх и Вера Сергеевна, - больше не дерись, если будешь драться, я буду кусаться.
 Опять зааплодировали... Вера Сергеевна была счастлива; Аристарх был смущен, но тоже доволен. Их окружили, по-здравляли с примирением... Сделали вокруг них хоровод, пошли, взявшись за руки, и запели:

 Как на Верины менины
 Испекли мы каравай:
 Вот тако-ой вышины!
 Вот тако-ой ширины!..

 Опять засмеялись, опять зааплодировали себе. Все были счастливы.
 - Черт его знает!.. - воскликнул растроганный Брюха-тый. - Жить да радоваться!.. Нет, мы начинаем себе слож-ности находить.
 - Именно: можно же красиво жить! - подхватил Курно-сый.
 - Да... со вкусом! Ведь один раз живем-то! - тоже с чув-ством сказал Лысый. - Вы вдумайтесь: один раз! И все, и больше нас ни-ког-да не будет.
 - Поехали во Владивосток! - опять призвал Простой человек. Но на всех слетела какая-то тихая, задумчивая ми-нута, всем как-то было не до Владивостока.
 - Иной раз думаешь: люди, в чем дело? - продолжал глубоко и даже с грустинкой Брюхатый. - В чем дело, люди?
 - Дело в том, что - уважения побольше друг к другу, - подхватил его мысль Лысый. - Уважения!
 - Я бы сказал - и любви, - сказал Чернявый. Он даже встал. - Любовь - это... Все можно достать! - воскликнул он. - Все! А любовь не достанешь, если ее вот тут вот нету.
 - Это ты, брат, верно, - похвалил Брюхатый. - Это ты - в десятку.
 - Суетимся, суетимся много, - вздохнул Лысый. - Ска-зано же: "Не суетитесь". Нет, мы суетимся...
 - Не потопаешь - не полопаешь, - вставил и свое раздумчивое слово Простой человек. - Попробуй не посуе-тись.
 - Заговорила матушка-деревня! - горестно и насмешли-во сказал Брюхатый. - А ведь на полатях-то не суетились! - вдруг решил поймать он Простого человека на слове.
 - Почему это на полатях не суетились? - не понял Про-стой человек. - И на полатях суетились, и на печке, и в ба-нях... А чего ты ко мне с полатями-то привязался? Если хо-чешь, то я на покосе родился. Но полати я любил, потому что там можно сверху наблюдать.
 - И чего ты оттуда наблюдал, интересно?
 - Все... Жизнь. Мы там сказки рассказывали друг друж-ке... Нас одиннадцать человек росло.
 - А нас - двое, - вспомнила и Соня, - но я была млад-шая. Это хуже всего - младшей сестрой быть: все платья, все туфли, все юбки я за Зинкой донашивала. А счас - все наоборот! - она сама рассмеялась такому нелепому обороту в жизни. - Я ей говорю: а помнишь, Зин, как я за тобой все донашивала? Она говорит: не говори. А вот нечего, го-ворю!.. Заладила тогда: учиться, учиться! Дырки всем на бо-ку провертела со своей учебой! Выучилась?.. Ну, давай теперь, гордись передо мной: ты же ученая! А я вот - неуче-ная. Я - продавщица, нормальная продавщица!.. А давай, говорю, пройдем с тобой - для кспиримента - по улице: я надену все свое на себя, а ты свое на себя... Давай, говорю, пройдем? Не хочет.
 Все засмеялись.
 - Нет, мы едем во Владивосток или не едем?! - на исхо-де всякого терпения закричал Простой человек. - Во-от споминать пустились... Чего мы сидим-то?
 - Это мы - перед дальней дорогой, - молвил Курно-сый, улыбаясь.
 - Хватит вам со своим Владивостоком! - сказала Вера Сергеевна, тоже по-доброму улыбаясь. - Давайте... сядем все за столом, как нормальные люди... Представляете, - обратилась она к Соне, - выдумали какую-то... странную игру: то в жаркие страны летают в качестве журавлей, то ез-дят куда-то...
 Соня махнула рукой.
 - Делать нечего!
 - Энергия! - воскликнул Чернявый. - Не зря же про нас говорят: энергичные люди.
 - Ну-ка, энергичные люди, - стала распоряжаться Ве-ра Сергеевна, - приложите свою энергию к делу: раздвинь-те пока стол. Соня, а мы пойдем на кухню - вы мне помо-жете салат сготовить...
 И пошло тут веселое, хорошее оживление, когда вроде и делом занимаются, а вроде и дела никакого нет. Мужчины умело раздвинули стол, закурили... Аристарх включил доро-гой магнитофон "Сони".
 - У тебя "Сони"? - спросил Брюхатый со знанием дела.
 - Да.
 - Прекрасная вещь. У меня тоже... Шестьсот рублей.
 Курносый чему-то вдруг весело рассмеялся... Да так ис-кренне, так неудержимо долго смеялся, что все стали смот-реть на него с тревогой.
 - Ты чего? - спросил Брюхатый.
 Курносый хохотал и показывал пальцем на Чернявого, хотел что-то сказать и не мог сказать от смеха.
 - Чеканулся, что ли? - спросил Чернявый вполне тре-вожно.
 - Со...ня, - продохнул наконец от смеха Курносый. - У вас "Сони", а у этого - Соня...
 - Смех смехом, - серьезно заговорил Чернявый, - но если кто из вас трепанет где-нибудь, что она моя любовни-ца... Слушайте, я серьезно говорю! Не вздумайте пошутить где-нибудь! А то... их же выручил, понимаешь... Мне то-гда - загодя с седьмого этажа прыгать.
 - С седьмого - это высоко, - согласился Лысый. - Но со второго я прыгал. Причем не муж даже, не муж - брат за-стукал... Не понимаю, чего она так перепугалась! Глаза вот такие: убьет, говорит! Я маханул... Хорошо, на цветочную клумбу угодил.
 - А я раз... - хотел было тоже вспомнить Брюхатый, но вошли Вера Сергеевна и Соня. Внесли всякие закуски.
 - Пожалуйста, к столу! - пригласила Вера Сергеевна.
 И стали садиться к столу. На душе у всех было мирно и хорошо.
 - Уверяю вас: можно же прекрасно жить! - еще раз ска-зал Брюхатый с чувством тихой благодарности к жизни. - Мирно, спокойно...
 - Главное, не суетиться перед клиентом, - согласился с ним Лысый. - Скажите, чего нет? - спросил он, приглашая всех тоже, как Брюхатый, к тихому восторгу перед жизнью, но был конкретней: он показывал на богатый стол. - Чего не хватает?
 - Так-то бы жил! - сказал Простой человек. - Такси-сты только хамят: не хотят везти, и все! Каждый день у меня с имя стычка.
 - Хамства много, это верно, - согласился Курносый. - Но я заранее трояк показываю. Ты сразу трояк показывай, и все, и повезет.
 - Хорошо, если он есть. А если его нету?
 - Тогда - кулак, - сострил Брюхатый. - И скажи: "Я на покосе родился!" - сразу повезет.
 Засмеялись.
 - Повезет он... - проворчал Простой человек.
 За разговорами сели к столу.
 - Ой, я забыла эту... открывалку-то... - вспомнила Ве-ра Сергеевна. - Сонечка, не в службу а в дружбу: у меня в ящике лежит... в "Рамоне" в левом ящике, в нижнем... та-кая - с ручкой, как у...
 - Найду, - сказала Соня. И пошла за открывалкой.
 Пока она ходила, тут опять наладились было на мирный, хороший разговор.
 - Я как-то товарища своего школьного встретил... - вспомнил Брюхатый. - Ну - "Где? Как?" Оказывается, - шишка. Ну, выпили, закусили... Потом эта "шишка" спра-шивает: "Слушай, - говорит, - ты не можешь мне женские сапоги "на платформе" достать? За горло, - говорит, - взя-ли..." - "И все? - говорю. - Вся проблема?" А сам думаю: эх...
 Но тут случилось нечто, что и назвать-то... как-то... не поймешь, как и назвать: шутка? Но уж больно тупая. Соня!..
 В то время, как Брюхатый говорил: "А сам думаю: эх...", вошла в комнату преподобная Сонечка... с пистолетом в ру-ках: наставила на всех и говорит:
 - Руки вверх! Я - из обэхээса!
 Да так спокойно, уверенно, так СТРАШНО это сказала, что за столом обмерли. Все застыли, кто как сидел... И тут Соня расхохоталась! Вот уж она посмеялась, дура, - до слез прямо досмеялась. Смеялась и показывала... открывалку, которая была похожа на пистолет - вылитый пистолет!
 За столом не знали: то ли сердиться на эту дуру, то ли уж махнуть рукой... Но признались, что перепугались насмерть.
 - Сонька!.. - с укором сказал Брюхатый, - у меня же сердце, дура ты такая, дура... Ведь так - парализует, и все. И будешь: одна половинка жить будет, а другая рядом ле-жать, по соседству.
 - А у меня - холод: вот отсюда вот пошел, от затылка, - признался Лысый, - и по спине, по спине - куда-то в коп-чик уперся: чувствую - примерз к стулу! Ну, надо же так додуматься! Ну, Соня!..
 Отходили от испуга; даже уж с некоторым весельем про-должали рассказывать, кто что почувствовал и подумал, ко-гда Соня наставила "пистолет".
 - А я думаю: пока тут счас всех будут обыскивать да лич-ности проверять, я незаметно успею сунуть одну бутылку в штанину, - поделился своими мыслями Простой чело-век. - Глянь, у меня штаны-то: туда полприлавка влезет. Пока, думаю, будем ехать в воронке - там же темно! - я ее из горлышка... Мы бы ее с боксером вот раздавили бы.
 - Нет, тут уж не до бутылочки было бы, - признался Курносый. - У меня в глазах темно сделалось. Вот понимаю же: все же на месте, никуда же никто не успел... А - никого не вижу! Туда смотрю (в зрительный зал) - никого не вижу, сюда смотрю - никого!.. Одну Соню с этой открывалкой вижу и все. Ну, Соня... Ну, шуточки у тебя!..
 - А я думаю так: прикинусь счас невменяемым!.. - поделился мыслями и Чернявый. - С ума сошел. Сошел с ума - тронулся!.. А таких не судят.
 - Так тебе и поверили! - сказал Простой человек, раз-ливая коньяк по рюмкам.
 - Это - как держать себя.
 - Да как ни держи!.. Пару раз промежду глаз...
 - А я, - сказал Аристарх, - я вот что подумал, - и все замолкли, и смотрели на Аристарха: интересно было, что он подумал. - Я подумал - все: и Соня, и моя жена, обе - от-туда... из обэхээса.
 - Ну!.. - изумилась Вера Сергеевна. - Девять лет жи-вем, а он...
 Все засмеялись такой, в самом деле, нелепости. Загово-рили все сразу:
 - Аристарх, ты уж...
 - А что? А что?.. А знаете, случай был...
 - Да ну, случай!.. Случаи в кино бывают, в театре...
 - Нет, Аристарх, в самом деле?
 - Клянусь! Ну, думай, это мне - пятнадцать лет!..
 - Да нам бы всем!.. Мы же ее "убивать" ходили! Нам бы за одну эту комедию...
 - Едем во Владивосток! - громко объявил Простой че-ловек. - Присели!.. Присели! Помолчали перед дальней до-рожкой...
 Все замолчали.
 В это время позвонили в дверь.
 - Это соседка ко мне - за выкройками, - сказала Вера Сергеевна. И пошла открывать.
 Открыла дверь... И попятилась назад.
 Вошли трое, показали книжечки.
 - Милиция, - сказал один. - Просьба всем оставаться на местах и предъявить документы.
 Один из трех, в милицейской форме (двое были в штат-ском), прошел несколько в коридор и увидел покрышки.
 - Вот они! - сказал он. - Даже не спрятали.
 За столом сидели тихо, неподвижно.
 Только Простой человек, повернувшись к зрительному залу, негромко, с искренним интересом спросил:
 - А кто же тогда, граждане?.. А? Кто капнул-то?


 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского