Василий Шукшин. Вянет, пропадает --------------------------------------------------------------- Spellchecked by Tatyana Andrushenko (1 Oct 1998) --------------------------------------------------------------- Идет! - крикнул Славка. - Гусь-Хрустальный идет! - Чего орешь-то? - сердито сказала мать. - Не можешь никак потише-то?.. Отойди оттудова, не торчи. Славка отошел от окна. - Играть, что ли? - спросил он, - Играй. Какую-нибудь... поновей. - Какую? Может, марш? - Вот какую-то недавно учил!.. - Я сене одолел еще. Давай "Вянет, пропадает"? - Играй. Она грустная? - Помоги-ка снять. Не особенно грустная, но за душу возьмет. Мать сняла со шкафа тяжелый баян, поставила Славке на колени. Славка заиграл: "Вянет, пропадает". Вошел дядя Володя, большой, носатый, отряхнул о колено фуражку и тогда только сказал: - Здравствуйте. - Здравствуйте, Владимир Николаич, - приветливо откликнулась мать. Славка перестал было играть, чтоб поздороваться, но вспомнил материн наказ - играть без передыху, кивнул дяде Володе и продолжал играть. - Дождь, Владимир Николаич? - Сеет. Пора уж ему и сеять. - Дядя Володя говорил как-то очень аккуратно, обстоятельно, точно кубики складывал. Положит кубик, посмотрит, подумает - переставит. - Пора... Сегодня у нас... што? Двадцать седьмое? Через три дня октябрь месяц. Пойдет четвертый квартал. - Да, - вздохнула мать. Славку удивляло, что мать, обычно такая крикливая, острая на язык, с дядей Володей во всем тихо соглашалась. Вообще становилась какая-то сама не своя: краснела, суетилась, все хотела, например, чтоб дядя Володя выпил "последнюю" рюмку перцовки, а дядя Володя говорил, что "последнюю-то как раз и не надо пить - она-то и губит людей". - Все играешь, Славка? - спросил дядя Володя. - Играет - встряла мать. - Приходит из школы и начинает - надоело уж... В ушах звенит. Это была несусветная ложь, Славка изумлялся про себя. - Хорошее дело, - сказал дядя Володя. - В жизни пригодится. Вот пойдешь в армию: все будут строевой шаг отрабатывать, а ты в красном уголке на баяне тренироваться. Очень хорошее дело. Не всем только дается... - Я говорила с ихним учителем-то: шибко, говорит, способный. Когда говорила?! О боже милостивый!.. Что с ней? - Талант, говорит. - Надо, надо. Молодец, Славка. - Садитесь, Владимир Николаич, Дядя Володя ополоснул руки, тщательно вытер их полотенцем, сел к столу. - С талантом люди крепко живут. - Дал бы уж, господи... - И учиться, конечно, надо - само собой. - Вот учиться-то... - Мать строго посмотрела на Славку. - Лень-матушка! Вперед нас, видно, родилась. Чего уж только не делаю: сама иной раз с им сяду; "Учи! Тебе надо-то, не мне". Ну!.. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Был бы мужчина в доме... Нас-то много они слушают! - Отец-то не заходит, Славка? - А чего ему тут делать? - отвечала мать. - Алименты свои плотит - и довольный. А тут рости, как знаешь... - Алименты - это удовольствие ниже среднего, - заметил дядя Володя. - Двадцать пять? - Двадцать пять. А зарабатывает-то не шибко... И те пропивает. - Стараться надо, Славка. Матери одной трудно. - Понимал бы он... - Ты пришел из школы; сразу - раз - за уроки. Уроки приготовил - поиграл на баяне. На баяне поиграл - пошел погулял. Мать вздохнула. Славка играл "Вянет, пропадает". Дядя Володя выпил перцовки. - Стремиться надо, Славка, - Уж и то говорю ему: "Стремись, Славка..." - Говорить мало, - заметил дядя Володя и налил еще рюмочку перцовки. - Как же воспитывать-то? Дядя Володя опрокинул рюмочку в большой рот, - Ху-у... Все: пропустили по поводу воскресенья, и будет. - Дядя Володя закурил. - Я ведь пил, крепко пил... - Вы уж рассказывали. Счастливый человек - бросили... Взяли себя в руки. - Бывало, утром: на работу идти, а от тебя, как от циклона, на версту разит. Зайдешь, бывало, в парикмахерскую - не бриться, ничего, - откроешь рот: он побрызгает, тогда уж идешь. Мучился, Хочешь на счетах три положить, кладешь - пять. - Гляди-ко! - В голове - дымовая завеса, - обстоятельно рассказывал дядя Володя. - А у меня еще стол наспроть окна стоял, в одиннадцать часов солнце начинает в лицо бить - пот градом!.. И мысли комичные возникают: в ведомости, допустим: "Такому-то на руки семьсот рублей". По-старому. А ты думаешь: "Это ж сколько поллитр выйдет?" Х-хе... - Гляди-ко, до чего можно дойти! - Дальше идут. У меня приятель был: тот по ночам все шанец искал, - Какой шанец? - Шанс. Он его называл - шанец. Один раз искал, искал - показалось, кто-то с улицы зовет, шагнул с балкона, и все, не вернулся. - Разбился?! - Ну. с девятого этажа - шутка в деле! Он же не голубь мира. Когда летел, успел, правда, крикнуть: "Эй!" - Сердешный... - вздохнула мать. Дядя Володя посмотрел на Славку... - Отдохни, Славка. Давай в шахматы сыграем. Заполним вакум, как говорит наш главный бухгалтер. Тоже пить бросил и не знает, куда деваться. Не знаю, говорит, чем вакум заполнить, Славка посмотрел на мать. Та улыбнулась: - Ну отдохни, сынок. Славка с великим удовольствием вылез из-под баяна... Мать опять взгромоздила баян на шкаф, накрыла салфеткой. Дядя Володя расставлял на доске фигуры. - В шахматы тоже учись, Славка. Попадешь в какую-нибудь компанию: кто за бутылку, кто разные фигли-мигли, а ты раз - за шахматы: "Желаете?" К тебе сразу другое отношение. У тебя по литературе как? - По родной речи? Трояк. - Плохо. Литературу надо назубок знать. Вот я хожу пешкой и говорю: "Е-два, Е-четыре", как сказал гроссмейстер. А ты не знаешь, где это написано. Надо знать. Ну давай. Славка походил пешкой. - А зачем говорят-то: "Е-два, Е-четыре"? - спросила мать, наблюдая за игрой. - А шутят, - пояснил дядя Володя. - Шутят так. А люди уж понимают: "Этого голой рукой не возьмешь". У нас в типографии все шутят. Ходи, Славка. Славка походил пешкой. - У нас дядя Иван тоже шутит, - сказал он. - Нас вывели на физкультуру, а он говорит: "Вот вам лопаты - тренируйтесь". - Славка засмеялся. - Кто это? - Он завхозом у нас. - А-а... Этим шутникам лишь бы на троих сообразить, - недовольно заметил дядя Володя. Мать и Славка промолчали. - Не перевариваю этих соображал, - продолжал дядя Володя. - Живут - небо коптят. - А вот пили-то, - поинтересовалась мать, - жена-то как же? - Жена-то? - Дядя Володя задумался над доской: Славка неожиданно сделал каверзный ход. - Реагировала-то? - Да. Реагировала-то. - Отрицательно, как еще. Из-за этого и разошлись, можно сказать. Вот так, Славка! - Дядя Володя вышел из трудного положения и был доволен. - Из-за этого и горшок об горшок у нас и получился. - Как это? - не понял Славка, - Горшок об горшок-то? - Дядя Володя снисходительно улыбнулся. - Горшок об горшок - и кто дальше. Мать засмеялась. - Еще рюмочку, Владимир Николаич? - Нет, - твердо сказал дядя Володя. - Зачем? Мне и так хорошо. Выпил для настроения - и будет. Раньше не отказался ба... Ох, пил!.. Спомнить страшно. - Не думаете сходиться-то? - спросила мать. - Нет, - твердо сказал дядя Володя, - Дело прынципа: я первый на мировую не пойду. Славка опять сделал удачный ход. - Ну, Славка!.. - изумился дядя Володя. Мать незаметно дернула Славку за штанину. Славка протестующе дрыгнул ногой: он тоже вошел в азарт. - Так, Славка... - Дядя Володя думал, сморщившись. - Так... А мы вот так! Теперь Славка задумался. - Детей-то проведуете? - расспрашивала мать. - Проведую, - Дядя Володя закурил. - Дети есть дети, Я детей люблю. - Жалеет счас небось? - Жена-то? Тайно, конешно, жалеет. У меня счас без вычетов на руки выходит сто двадцать. И все целенькие. Площадь - тридцать восемь метров, обстановка... Сервант недавно купил за девяносто шесть рублей - любо глядеть. Домой приходишь - сердце радуется. Включишь телевизор, постановку какую-нибудь посмотришь... Хочу еще софу купить. - Ходите, - сказал Славка. Дядя Володя долго смотрел на фигуры, нахмурился, потрогал в задумчивости свой большой, слегка заалевший нос. - Так, Славка... Ты как? А мы-так! Шахович. Софы есть чешские... Раздвижные - превосходные. Отпускные получу, обязательно возьму. И шкуру медвежью закажу... - Сколько же шкура станет? - Шкура? Рублей двадцать пять. У меня племянник часто в командировку на восток ездит, закажу ему, привезет. - А волчья хуже? - спросил Славка. - Волчья небось твердая, - сказала мать. - Волчья вообще не идет для этого дела. Из волчьих дохи шьют. Мат, Славка. Дождик перестал; за окном прояснилось. Воздух стал чистый и синий. Только далеко на горизонте громоздились темные тучи. Кое-где в домах зажглись огни. Все трое некоторое время смотрели в окно, слушали глухие звуки улицы. Просторно и грустно было за окном. - Завтра хороший день будет, - сказал дядя Володя. - Вот где солнышко село, небо зеленоватое: значит, хороший день будет. - Зима скоро. - вздохнула мать. - Это уж как положено, У вас батареи не затопили еще? - Нет. Пора бы уж. - С пятнадцатого затопят. Ну пошел. Пойду включу телевизор, постановку какую-нибудь посмотрю. Мать смотрела на дядю Володю с таким выражением, как будто ждала, что он вот-вот возьмет и скажет что-то не про телевизор, не про софу, не про медвежью шкуру - что-то другое. Дядя Володя надел фуражку, остановился у порога... - Ну, до свиданья. - До свиданья... - Славка, а кубинский марш не умеешь? - Нет, - сказал Славка. - Не проходили еще. - Научись, сильная вещь. На вечера будут приглашать... Ну, до свиданья. - До свиданья. Дядя Володя вышел. Через две минуты он шел под окнами - высокий, сутулый, с большим носом. Шел и серьезно смотрел вперед, - Руль, - с досадой сказала мать, глядя в окно. - Чего ходит?.. - Тоска, - сказал Славка. - Тоже ж один кукует. Мать вздохнула и пошла в куть готовить ужин. - Чего ходить тогда? - еще раз сказала она и сердито чиркнула спичкой по коробку. - Нечего и ходить тогда. Правда что Гусь-Хрустальный.