Василий Шукшин. А поутру они проснулись...
 ---------------------------------------------------------------
 © Copyright Василий Шукшин
 Подготовка электронного текста: библиотека Александра Снежинского ---------------------------------------------------------------


 Повесть для театра
 [*] Повесть осталась незавершенной.

 Рано-рано утром, во тьме, кто-то отчаянно закричал:
 - Где я?! Э-эй!.. Есть тут кто-нибудь?! Где я?..
 И во тьме же, рядом, заговорили недовольные голоса, сразу несколько.
 - На том свете. Чего орешь-то?
 - Где я? Где мы?..
 - На том свете. Чего орешь-то?
 - Ну чего зря пугать человека! Не на том свете, а в морге пока. У меня вон номерок на ноге... вот он - болтается, чую. Интересно, какой я по счету?
 - А где мы? Чего зубоскалите-то? Где, я спрашиваю?!
 - Не ори, а то я подумаю сдуру, что ты моя жена и поле-зу целоваться; она всегда орет с утра. Она орет, а я ей - раз - поцелуйчик: на, только не вопи.
 - Ну и как? - поинтересовался хриплый басок. - По-могает?
 - Слабо...
 - Если б ты ей четвертным рот залепил, она бы замолкла.
 - Четвертного у меня с утра... Я за четвертной-то сам за-реву не хуже слона... А ты мне лепи четвертные.
 - Где мы находимся, я вас спрашиваю?! - опять закри-чал тот, истеричный.
 Тут вспыхнул свет... И видно стало, что это - вытрезви-тель. И лежат в кроватках под простынями восемь голубчи-ков... Смотрят друг на друга - век не виделись.
 Открылась железная дверь, и в комнату вошел дежурный старшина.
 - Чего кричите? - спросил он. - Кто кричал?
 - Я, - сказал человек довольно интеллигентного вида. Он хотел встать с кровати, но, обнаружив, что он почти го-лый, запахнулся простыней и тогда только встал. И подошел к старшине... - У меня к вам вопрос: скажите, пожалуйста, где я нахожусь? - он стоял перед старшиной, как древний римлянин, довольно знатный, но крепко с похмелья. - Я что-то не могу понять - что это здесь?
 - Санаторий "Светлые горы".
 - Что за шуточки! - повысил голос интеллигент. - Я вас серьезно спрашиваю.
 - Ложись, - показал старшина, - и жди команды. Серьезно он спрашивает... Это тебя счас будут серьезно спрашивать.
 Интеллигент струсил.
 - Простите... Вы в каком звании, я без очков не вижу? Где-то потерял очки, знаете...
 - Генерал-майор.
 Древний помятый римлянин стоял и смотрел на стар-шину.
 - Я вас не понимаю, - сказал он. - Вы всегда с утра ост-рите?
 - Чтоб тишина была, - велел старшина. И пошел к двери.
 - Товарищ старшина!.. - вежливо позвал его здоровен-ный детина, сосед очкарика по кровати. - У вас закурить не будет?
 - Не будет, - жестко сказал старшина. И вышел. И за-крыл дверь на ключ.
 - Опять по пятницам, - запел детина, качая голос; он был, наверно, урка, - пойдут х-свидания-а, и слезы горькие моей... Ложись, очкарь. Что ты волну поднял? Мы находим-ся в медвытрезвителе... какого района, я, правда, не знаю. Кто знает, в каком мы районе?
 - Районе!.. - сказал мрачный человек. - Я город-то не знаю.
 Очкарик ринулся взволнованно ходить по комнате.
 - Слушай, ты мне действуешь на нервы, - зло сказал ур-ка, - сядь.
 - Что значит действую на нервы? Что значит сядь?
 - Значит, не мельтеши. А то я гляжу на тебя - и мне вся-кие покойники в башку лезут.
 - Но что я мог такого сделать? - все не унимался очка-рик. И все ходил и ходил, как маятник. - Почему меня... не домой, а куда-то... черт его знает куда? Что они, озверели?
 - Ты понял! - воскликнул урка. - Убил человека и еще ходит удивляется!.. Во, тип-то.
 Очкарик остановился... и даже рот у него открылся сам собой.
 - Как это? Вы что?..
 - Что?
 - Человека?..
 - Нет, шимпанзе. Что ты дурачка-то из себя строишь? Ты же не на следствии пока. Перед следователем потом ва-ляй ваньку, а перед нами нечего.
 - Да-а, милок, - сочувственно протянул маленький су-хонький человечек, - вляпают тебе... Но ты напирай, что - неумышленно. А то... это... как бы того... не это...
 - Он же выпимши был, - заспорил с сухоньким некто курносый, с женским голосом. - Чего ты намекаешь тут - "того", "не того"?.. Человек был выпимши. Вишь, он даже не помнит, как попал сюда.
 - Теперь это не считается, - приподнялся на локте су-хонький; видно, любитель был поспорить. - Теперь что был выпимши, что не был - один черт.
 - Наоборот! - воскликнул урка. - Отягчающее мешок обстоятельство. За что ты его под трамвай-то толкнул?
 Очкарик стоял белый, как простыня... И вертел головой то туда, то сюда, где говорили.
 - Вы что? - сказал он трагическим голосом, тихо.
 - Что?
 - Какого человека?
 - Это тебе лучше знать. Шли, спорили про какие-то уравнения... - стал рассказывать урка. - Как раз ехал трам-вай, этот - чух его под трамвай!.. Того - пополам. Жутко смотреть было. Народу сразу сбежалось!.. Седой такой ле-жал... он головой к тротуару упал, а вторая половина под трамваем. И портфель так валяется...
 - Ты видел, что ли? - спросил сухонький.
 - Я видел!.. - повторил по-одесски урка. - А почему я здесь? А потому что я сзади шел. А когда стали свидетелей собирать, я заартачился... нагрубил милиционеру...
 - Тьфу!.. Из-за какого-то уравнения - человека под трамвай! - искренне и глубоко возмутился человек с жен-ским голосом; он был очень нервный человек, даже ка-кой-то сосредоточенно-нервный. - Что уж в том уравне-нии? Сели на лавочку и решили...
 - Совсем одичал народ, - негромко, сам себе, промол-вил мрачный. - Убить - запросто.
 Парень крестьянского облика не принимал участия в этом страшном разговоре, лежал, смотрел в потолок...
 Вдруг он сел и с ужасом сказал:
 - А не убил ли и я кого?
 И так это у него простодушно вышло, с таким неподдель-ным ужасом, что некоторые невольно - через силу - засме-ялись.
 - Ты откуда будешь-то? - спросил его сосед, весьма по-тертый, весьма и весьма, видно, стреляный воробей, элек-трик, как он впоследствии отрекомендовался.
 - Из Окладихи, - сказал парень. - Тракторист.
 - Ого! - удивились. - Куда тебя занесло.
 - Что, тоже кого-нибудь убил?
 - Нет, он, наверно, теще всыпал, - предположил элек-трик. - Или соседа поджег.
 - У меня теща хорошая, - сказал парень.
 - Ну, соседа поджег.
 Парень мучительно вспоминал:
 - Неужели Мишке чего?.. Я, вообще-то, сулился его свинье глаз выбить: повадилась в огород, зараза, спасу нет. Говорю, да надень ты ей эту... крестовину, у нас такую на-девают свинешкам на шею, забыл, как называется, - чтоб они в дырки в городьбе не пролезали... Надень, ты, говорю, ей эту штуку, житья же нет от твоей свиньи! Он мне: "Сам надевай". - "Тогда, - говорю, - я ей глаз выбью, она бу-дет по кругу ходить - и в свой же огород придет".
 - Это ты точно рассчитал, - похвалил электрик. Ему очень понравилась техническая мысль тракториста, он да-же стал показывать пальцем на простыне схему движения свиньи. - Значит, она вышла из дома и направилась в твой огород... Так? Но у ней же косинус, поэтому она загнет такой круг - от так от пойдет - пойдет - пойдет - и придет к себе же в огород. А сама будет думать, что она - в твоем огороде.
 - Да она-то!.. - воскликнул тракторист. - Пусть как хо-чет, так и думает, зараза, меня не волнует. Главное, Мишка бы задумался. Неужели я ей все же вышиб глаз?
 - Ну, особо-то не переживай: за глаз больше семи суток не дадут.
 - Или заставят стеклянный вставить, - хихикнул су-хонький.
 Остолбеневший очкарик сдвинулся наконец с места и подсел было к урке.
 - Слушайте, вы что...
 - Не садись ко мне! - закричал урка испуганно. - Я те-бя не знаю! Первый раз вижу!..
 Очкарик вскочил, как ошпаренный... И беспомощно по-смотрел на всех.
 Некоторое время все молчали.
 - У тя семья-то есть? - спросил его электрик.
 - А? Семья? - потерянно переспросил интеллигент. - Нет, вы что, разыгрываете меня, что ли?
 На него горестно и серьезно смотрели.
 - Ну что, что-о?! - чуть не заплакал очкарик. - Что смотрите-то?!
 - Молодой еще...
 - Может, и хорошо, что молодой: не такой старый вый-дет.
 - Так-то оно так... если, конечно, не... это... не того... - это разговаривали между собой электрик и сухонький. - Могут ведь и... того... Как посмотрят.
 - Да, это уж какое примут решение.
 - Из-за какого-то уравнения!..
 - Да расстреляют, - открыто ляпнул нервный с жен-ским голосом. - Чего тут гадать-то? Ученого же толкнул...
 - А? - машинально спросил очкарик.
 - Кого толкнул под трамвай-то? Ученого?
 Вместо ответа очкарик бросился к двери и забарабанил в нее кулаками.
 - Откройте! Откройте, пожалуйста!.. Я хочу спросить!
 Дверь скоро открылась... Заглянул старшина.
 - Что такое?
 - Что я вчера сделал? Я не помню... Что я сделал? Поче-му они про какое-то...
 Старшина захлопнул дверь и, запирая ее снаружи на ключ, сказал:
 - Скоро скажут, что сделал. Больше не стучать.
 - Товарищи, - взмолился очкарик, обращаясь ко всем, к урке в частности, - да вы что? Не мог я человека под трам-вай...
 - Крепись, - сказал ему мрачный человек.
 - Вот хуже нет этих!.. - с некоторой даже брезгливостью сказал урка. - Чего теперь психовать-то? Сделал - сделал, все. Нет, он будет окружающим кишки мотать, на нервы, падла, действовать. Ляжь - и жди.
 - Ученого толкнул или нет? - все хотел понять нерв-ный.
 - Ну а как же? Раз об уравнениях шли спорили... Это Иван вон ни с кем не спорил, а взял и рассчитал, как свинья будет ходить с одним глазом. И так точно рассчитал! - элек-трику очень нравился расчет тракториста. - Это же надо так рассчитать. Вот же и Ванька!..
 - Вспомнил! - сказал тракторист. И сел. - Никакой свиньи не было: я выехал трактором на асфальт.
 - Ну? И что? - не понял электрик.
 - Что... Не положено, что. Я вижу: приближаются на ко-ляске... А у меня с собой бутылка была, я домой ехал, в ба-ню торопился, поэтому на асфальт выехал - угол срезать...
 - Ничего не понимаю: какой угол?
 - Чтоб сократить маленько. Если от Игренева на Окладиху идти проселком - это семь километров, а если малень-ко асфальта прихватить...
 - Ну, ну?
 - Ну, думаю, все равно они ее счас найдут... Пока они приближались, я ее всю осадил.
 - Бутылку?
 - Ну.
 Тут все даже привстали от удивления. Не все поверили.
 - Всю бутылку?
 - Всю.
 - С какой же скоростью они ехали? - опять живо заин-тересовался электрик. - На коляске-то.
 - Ты спроси, с какой скоростью он пил? Не верю, - зая-вил сухонький. - Что, насос, что ли? 
 - А далеко ты их увидел? - поинтересовался и урка.
 - За километр примерно. Оглянулся - догоняют...
 - Можно успеть, - авторитетно сказал урка. - Запро-сто. С какой бы скоростью они ни ехали. Надо только бу-тылку вот так вот раскрутить...
 Тут в комнату вошла - ее впустил старшина - тетя Нюра с ведром и тряпкой.
 - Всем лежать, - приказала тетя Нюра. - Курева не просить, в магазин не провоцировать - не положено.
 - Здравствуй, тетя Нюра, - ласково сказал электрик. - Доброе утречко! Чего это ты спозаранку не в настроении?
 - О, опять тут? - не очень удивилась тетя Нюра.
 - Тут, тут... Как поется: де-евушки, где вы? Тута, тута!..
 - И я тут, теть Нюр, - хихикнул сухонький. - Не уз-наешь?
 Тетя Нюра пригляделась... И узнала.
 - Опять жена привела?
 Сухонький на это почему-то обиделся.
 - Что значит, жена? Что я, телок, что ли, бессловесный, что она каждый раз будет приводить меня к вам на веревоч-ке? - сухонький помолчал и сказал не без гордости: - Ме-ня привезли.
 Тетя Нюра оглянулась на дверь... И скоренько полезла рукой куда-то под фартук себе.
 - По одному - у окошка вон, чтоб запаху не было... В порядке живой очереди.
 Первым вскочил шустрый электрик, взял у тети Нюры сигаретку, спички и пошел к окну курить.
 - Я за тобой, - застолбил сухонький.
 Но тут встал урка, запахнулся простыней, подошел к электрику и отнял у него сигарету.
 - После меня будете, - сказал он.
 - Ты чего тут? - возмутилась добрая тетя Нюра. - Ну-ка отдай сейчас же! А то огрею вот тряпкой, будешь знать, как отбирать. Здоровый?.. Иди в цирк гири поднимать, а обижать не смей!
 - Спокойно, тетя Нюра, - сказал урка, затягиваясь сигаретой. - Не поднимай волны.
 - Отдай, - кратко сказал мрачный человек, дядя реши-тельный и еще более здоровый, чем урка.
 Урка значительно посмотрел на мрачного... И отдал сигаретку электрику. И лег.
 - Там будешь свои порядки устанавливать, - еще ска-зал мрачный, - а здесь... пока рано.
 Урка опять значительно посмотрел на мрачного. Всем стало как-то не по себе.
 - Ну, ладно, - сказал сухонький урке, - так и быть - будешь за ним, а я за тобой.
 - Чего это? - уперся мрачный. - Будешь, как занял, я за тобой, а за мной... Ты куришь? - повернулся он к нерв-ному с тонким голосом.
 - Нет, - откликнулся тот. - Бросил. У меня язва луко-вицы двенадцатиперстной кишки.
 - А ты? Кандидат?
 - Я? - очнулся очкарик. - Нет.
 - А я бы курнул, - с тоской молвил Иван-тракторист.
 - Ты за мной, - сказал ему мрачный. - А ты, - мрач-ный небрежно глянул на урку - за Иваном.
 Урка лежал, закинув руки за голову... Свирепо смотрел в потолок.
 - Сколько у тебя, теть Нюр? - спросил электрик.
 - По одной всем хватит. Пускай дым-то повыше... а то мне опять на вид поставют. Жалеешь вас...
 Электрик вчастую докурил сигарету, старательно пуская дым к высокому зарешеченному окну, рамы которого, по летнему времени, были открыты.
 - Давай, - сказал он сухонькому. А сам лег опять в кро-вать.
 Теперь сухонький пристроился к окну и с удовольстви-ем пошел затягиваться, и даже затараторил - от удовольст-вия же.
 - Как ты говоришь: луковица двенадцатиперстной киш-ки? - поинтересовался он.
 - Да, - откликнулся нервный. - Ниша.
 - Ниша?
 - Ниша.
 Сухонький покачал головой... Но все равно на лице у не-го было одно сплошное удовольствие.
 - Ну язык выдумали! Я как-то был в поликлинике, чи-таю на двери: "Исследование моторной функции желудка". Совсем зарапортовались: мотор в желудке исследуют...
 - Ты не болтай, а кури, - посоветовал мрачный. - Лег-ко, думаешь, лежать смотреть на тебя.
 Очкарик сидел на своей кровати, тупо смотрел перед со-бой... Ничего, казалось, не видел и не слышал.
 - Подними-ка ноги-то, - попросила его тетя Нюра, подлезая с тряпкой под кровать.
 Очкарик поднял ноги и в этом неловком положении заговорил с ней.
 - Тетя Нюра... Анна... как вас по отчеству?
 - Анна Никитишна.
 - Анна Никитишна, вы не слышали, кого вчера под трамвай толкнули?
 - Под трамвай? - удивилась тетя Нюра. - Да кого же это? Когда?
 - Вчера вечером, - очкарик все держал ноги на весу, хо-тя в этом не было теперь надобности. - В районе Садовой... Было там какое-нибудь движение?
 - Движение там всегда есть...
 - Я имею в виду - народ сбегался?
 - Да брось ты, чудак! - пожалел его мрачный. - Разы-грали тебя. Вон лежит... соловей-разбойник с кондитер-ской, развлекается. Кого ты можешь под трамвай толкнуть? Хорошо самого не толкнули...
 Очкарик опустил ноги и встал... И долго, и вниматель-но - очень долго, очень внимательно - смотрел на урку.
 - Что, очкарь? - повеселел тот. - Перетрухал? Хох, гнида!..
 - Сейчас подойду и дам пощечину, - сказал очкарик дрожащим от обиды голосом.
 Урка изумленно выпучил на него глаза... Смотрел не-которое время. Потом встал, шикарным жестом запахнулся простыней и медленно - очень медленно - пошел к очка-рику.
 - Я вас прошу, синьор духарь, дайте мне пощечину. Умоляю... надо же держать слово. А то я обижусь и буду вас долго-долго метелить. Ну?.. Мы же с вами джельтмены, вы сказали слово, надо же держать слово.
 - Совершенно верно, слово надо держать. Я плохо ви-жу, где ваше лицо?
 - Вот мое лицо, вот... - урка показал пальцем. - Вот эта вот окружность - это моя личность, в такую луну нельзя промахнуться. Ну? Я же тебя оскорбил... Разыграл, как ду-ру, ты же кандидат...
 Все напряженно ждали, чем закончится эта сцена между двумя "джельтменами".
 - Могу еще оскорбить, вонючка ученая. Гнида. Как еще?..
 - Достаточно, - молвил очкарик. Он распрямился и до-вольно торжественно, - то ли не чувствуя страха, то ли от театральности, свойственной ему, - произнес фразу: - От имени всех очкариков! - и залепил урке отчетливую поще-чину.
 - Вот как! - удивилась даже тетя Нюра; по простоте ду-шевной она сперва не поняла, что готовится именно по-щечина. - Ты што это, эй!
 - Мх-х, хорошо, - как-то даже сладострастно сквозь стиснутые зубы пропел урка. - Еще раз... Умоляю, с другой стороны.
 - Нет, этого вполне достаточно, - снисходительно ска-зал очкарик; странно, неужели он так и не почувствовал опасности, или эта театральность так въелась в человека? Он хотел величаво отбыть в сторону своей койки, но урка пой-мал его за простыню и подтянул к себе.
 - Ну, гнидушка-а, ну умоляю - еще раз, с другой сторо-ны. Ох, как я счас буду метелить! - урка зажмурился и пока-чал головой. - Как же я буду метелить, мама родимая!.. Умоляю, кинь еще одну - для напряжения, чтобы я о так от, о так - рразорвал сразу...
 Но тут встал мрачный со своей койки, подошел к ним и с усилием, решительно оторвал урку от очкарика.
 - Дальше будешь иметь дело со мной, - сказал он урке.
 Урка опять значительно и долго - в который уже раз он пускал свой взгляд в дело! - посмотрел на мрачного... Тот спокойно - тому кажется, даже доставляло удовольствие, что на него смотрят так значительно, - выдержал этот опас-ный взгляд и лег на свою кровать. Урка тоже лег. Все прои-зошло в полной тишине. И в тишине же урка вдруг рывком скорчился на своей кровати, заскрипел зубами, закрутил го-ловой и - не то простонал, не то взмолился злорадно сво-ему жестокому богу - поклялся:
 - Ох, как же я буду метелить! Как я буду метелить!..
 - Благодарю вас, - сказал очкарик мрачному. - Если бы у меня были очки, я бы схватился с этим орангутангом: я когда-то занимался боксом. Но без очков я плохо вижу.
 Мрачный промолчал на это. А урка глубоко вздохнул и сказал негромко себе:
 - Только бы дожить до светлых дней.
 Сухонький между тем докурил свою сигарету, с кровати поднялся мрачный; тетя Нюра вынула из-под фартука сига-рету и уважительно дала ему.
 - Чего тут не поделили-то? - спросила она серьезного сильного человека, мрачного.
 - Да так... с похмелья, - сказал тот.
 - Ох, как же я буду метелить! - воскликнул опять урка, крутнулся под простыней и мучительно застонал. На него посмотрели, но никто ничего не сказал. Мрачный спокой-но курил у окна, старался тоже пускать дым повыше.
 - Любопытная вещь, - заговорил очкарик, - до опре-деленного момента все отчетливо помню, дальше - полный провал: ничего не помню. Что за странный механизм памя-ти? По идее, я же ничего не должен помнить.
 - Не-ет, - авторитетно заговорил электрик, - тут так: пока ты свою меру не взял, ты помнишь, дальше - взял ме-ру, но в душе думаешь: мало, надо еще - все, пошел пере-бор. Дальше - рога в землю, и память автоматически от-ключается.
 - Ни-че-го подобного, - тоже авторитетно и взвол-нованно возразил сухонький. - А как же бывает: домой пришел, а как пришел - не помнишь.
 - Ну и что?
 - Ну, по-твоему, я же не должен до дому дойти. А я до-шел.
 - Это значит, тебя развезло уже дома...
 - Да где дома, где дома! - больше загорячился сухонь-кий. - Я же утром-то вижу какой я пришел.
 - Все зависит от нервной системы, - встрял в спор нервный. - У кого какая нервная система. Сколько ты мо-жешь выпить? - спросил он электрика.
 - Ну, это смотря как выпить. Я могу допустим...
 - До сшибачки. Сколько потребуется, чтобы ты упал и не поднялся?
 Электрик подумал:
 - Бутылку белой и бутылку чернил.
 - Смотря каких...
 - Три семерки.
 - Так. А я с двух стаканов под стол лезу - потому что нервы.
 - А вот я... Слушай сюда! Вот я, - затараторил сухонь-кий и постучал пальцем в тощую свою грудь, - несмотря, что у меня такая комплекция, засосу полторы бутылки бе-лой и не лягу.
 - Ты?
 - Я.
 - Карлик с оглоблей, - непонятно сказал мрачный. И сам себе посмеялся.
 - Мы, бывает, соберемся на трех, - продолжал сухонь-кий, - по пять рваных на рыло - это получается...
 Тут скрежетнул ключ в двери - раз, другой... Мрачный бросил сигарету в окно и в два свободных прыжка очутился возле своей койки. И лег. Дверь открылась, вошел старши-на, а за ним еще некто, молодой, длинный, стеснительный, с портфелем.
 - Однако, курили? - остановился старшина.
 - Откуда! - воскликнул сухонький. - Где мы возь-мем-то?
 Старшина подозрительно посмотрел на тетю Нюру... Те-тя Нюра старательно мыла пол. Домыла последнюю поло-вицу и вышла.
 - Поговорите вот... с товарищем, - сказал старшина. - Да не врите: это для статистики надо, - и старшина ушел.
 - Товарищи, - подчеркнуто миролюбиво заговорил длинный с портфелем, - я не корреспондент, не из газеты... Я - социолог. Что я вас спрошу и что вы ответите - это ни-куда не пойдет, никаких фельетонов никто писать не будет. Я объясню, в чем дело. Группа социологов, я в том числе, исследует... мы исследуем вопрос происхождения... ну, пьянства, грубо говоря. Так сказать, причины и следствия. Для этого - на один-единственный вопрос, который я вам задам, - надо ответить... надо сказать всю правду. Вопрос такой: как вы здесь оказались? Еще раз повторяю: ваши от-веты дальше моего блокнота никуда не пойдут, в том смыс-ле, что никак вам не повредят. Начнем? - ближе всех к не-му оказался нервный. - Вот вы, например... Как вы здесь оказались? Расскажите, пожалуйста.
 Вместо подробного рассказа о том, как он здесь оказал-ся, нервный вдруг устремил на социолога внимательный и тоже не лишенный значительности, как у урки, взгляд.
 - А попрошу документы, - сказал он сухо.
 Никто не ждал такого оборота. Притихли.
 - Зачем? - спросил социолог.
 - Рассказывай ему... А кто вы такой?
 - Да я же вам только что объяснил.
 - Документы.
 - Ну, слушайте... уж поверьте, если бы я не имел права спрашивать вас, наверно, меня бы сюда не пустили.
 - Документы.
 - Да нет у меня никаких документов, то есть, наверно, есть какие-то... нет, дома.
 В комнате откровенно засмеялись такому наиву... Нервный, хоть опасливо, но тут же обнаглел.
 - А голову, извиняюсь, вы не того... не это... Она не до-ма у вас?
 - Ну, дела!
 Социолог встал.
 - Хорошо, - сказал он, - я попрошу начальника отде-ления, он объяснит вам... Не обманываю же я вас! Зачем мне это надо?
 - Да, да, - согласился нервный, - зачем вам это надо? Вы наденьте форму и спрашивайте.
 - Да нет, товарищи!.. Да действительно же я ученый! Ну, как вам?.. Хорошо, сейчас начальник скажет то же самое.
 Социолог пошел к двери, постучал... Старшина открыл дверь и выпустил его.
 - Понял?! - воскликнул нервный хвастливо. - Какую штуку удумали, а? Во, деятели...
 - Да нет, друзья, - сказал очкарик, - это действитель-но ученый. Вы думаете, переодетый следователь? Нет.
 Тут с койки рывком вскочил урка и мягко прошелся меж кроватей.
 - Колонулся мальчик! - урка радостно засмеялся. - Ученый... Я бы не хотел с таким ученым за одной партой си-деть, умоляю. Наоборот, я бы хотел, чтобы он сидел под партой. Ну, Петя, ну, подрулил!..
 - Да чушь это! - воскликнул очкарик. - Никакой он не следователь. Я знаю эти группы социологов...
 - И его знаешь? - спросил нервный.
 - Его не знаю, но знаю, чем они занимаются. Занима-ются изучением серьезнейших вопросов...
 - В вытрезвителях?
 - И в вытрезвителях. А где же еще ему расскажут, поче-му человек напился, какие причины побудили...
 - А если их нету, причин-то? - закипятился нервный. - Чего их искать, если их нету?
 - Причины всегда есть. Просто они не всегда ясны нам самим...
 - Ну, это уж тоже... лишь бы с портфелями бегать - уче-ных из себя изображать, - недовольно сказал мрачный. - Чего вот мне рассказать? Нечего. Напился, и все.
 - Что же, без всякой причины? - поинтересовался оч-карик.
 - Без всякой причины.
 - Но какая-то же должна быть причина...
 - Да никакой причины. Взял две бутылки водки и вы-пил.
 - И часто вы так?
 - Раз в месяц напьюсь обязательно.
 - Но почему? Тоска, что ли, какая?
 - Никакой тоски, - убежденно сказал мрачный. - На-пьюсь, и все.
 Очкарик был в затруднении.
 - Я не понимаю, - сказал он.
 - Я сам не понимаю, - искренне сказал мрачный. - Не хочу понимать.
 - Ну, может, ты фронт вспомнил, боевых товарищей, - подсказал сухонький; все как-то обнаружили вдруг, что, казалось бы, пустой разговор имеет некий скрытый смысл.
 - Никаких товарищей... Вообще не люблю войну вспо-минать.
 - А что вы читали до этого момента? Или смотрели по телевизору?
 - До какого момента?
 - Как пойти в магазин.
 - Ничего не смотрел. Я люблю "В мире животных" смот-реть, но она вечером бывает...
 - Вы кто по профессии? - стал невольно входить в под-робности очкарик.
 - Крановщик.
 - Может, тебе с высоты грустно на людей смотреть? - опять выскочил с подсказкой сухонький.
 - Да ну!.. - мрачному надоело отвечать. - С высоты... Это тогда все летчики давно уже должны с круга спиться: там высота-то вон какая.
 - А что ты думаешь? Ты знаешь... - кинулся было спо-рить электрик, но открылась дверь - вошли социолог и начальник отделения. Старшина тоже вошел и стал сзади них.
 - Здравствуйте! - громко приветствовал всех началь-ник.
 С ним поздоровались. Может быть, не так громко, но почти все.
 - Кто тут самый бдительный? - начальник посмотрел на социолога. - Кто потребовал документы?
 - Да нет, тут не в том дело, кто... Вы просто объясните.
 - А чего тут объяснять-то? Спрашивайте, и все, - на-чальник сел на стул. - А я посижу пока.
 - Лучше бы вы объяснили...
 - Вы спрашивайте, спрашивайте.
 - Итак, - обратился социолог к нервному, - что же с вами вчера получилось?
 - Это ученый разговор? - уточнил нервный.
 - Абсолютно ученый, никакой больше. Просто расска-жите...
 - Я погожу пока, - сказал нервный.
 - То есть? - не понял социолог.
 - Я малость подзабыл... Я пока сосредоточусь.
 - Что значит "пока сосредоточусь"? - заговорил было начальник. - Что значит...
 Но социолог тут же запротестовал.
 - Товарищ начальник... Я боюсь, мы так не поговорим.
 - Почему? - удивился начальник.
 - Не поговорим. Это надо иначе.
 - Да у нас же тут есть духари! - воскликнул урка. - Вон у нас... духарь номер один - ничего не боится, - урка по-казал на мрачного.
 Мрачный внимательно посмотрел на урку... Опустив голову, подумал... И согласился.
 - Я расскажу, если надо. Мне один черт, - он сел на койке, посмотрел на социолога. - Про вчерашний случай?
 - Да именно: как было с вами вчера.
 - Жена у меня, - сразу начал мрачный, - как бы это вам сказать... вечно у ней какие-то гости, мужики какие-то подозрительные, бабенки... Они мне надоели.
 - А говоришь, причины нету, - сказал нервный.
 - Это не причина, это тянется уже лет семь, - возразил мрачный. - И напился я вчера не из-за этого. Но они мне тоже сильно надоели.
 - Жена где работает? - спросил социолог, поспевая пи-сать в блокнот.
 - Кассиршей в магазине. Не надо меня перебивать, я сам все расскажу Радости мне тут... от этого рассказа - не шибко. Я не знаю, чего они делают: я прихожу, они уходят. Я ее много раз предупреждал, она не вникает. Вчера прихо-жу - опять два мужика сидят и какая-то женщина. Коньяк на столе... Я их выкинул из квартиры. Один в трусах был. Жена где-то спряталась: все перерыл - нету. Может, рань-ше вышла куда, черт ее знает, не нашел. Все перерыл - не-ту. Я лег спать. Только заснул, пришла милиция...
 Тут начальник милиции почему-то засмеялся. На него посмотрели с недоумением.
 - Ничего, ничего, - сказал начальник, - продолжай. Я потом объясню.
 - Вы выпивши были, когда пришли? - спросил социо-лог.
 - Крепко.
 - Это все?
 - Все. Который в трусах был, сильно визжал: я его хотел в мусоропровод затолкать, он уперся...
 - Плечи пролезли? - выскочил с вопросом любопыт-ный электрик.
 - Куда? - не понял мрачный.
 - В мусоропровод-то. Лишь бы плечи пролезли, а там весь пройдет.
 - Ну все? - спросил начальник мрачного. И спросил как-то непросто, с каким-то значением. - На этом конец?
 - Все, - ответил мрачный. - А что еще?
 - А то, что ты не из своей квартиры людей выкинул, вот что. Они вон у меня как раз сидят, эти люди.
 Мрачного как стулом в лоб ударили, он аж назад качнул-ся на койке.
 - Как? - спросил.
 - Не знаю. В двенадцатом часу ночи заявляется вот та-кой верзила и начинает выкидывать людей с их собственной жилплощади... Я представляю, как люди заволновались: вы-селяют.
 - Вот это дал, - молвил электрик. - Как же ты так? Пе-репутал, что ли?
 Мрачный долго скорбно молчал, глядя себе под ноги... потом вдруг вскинул голову и крепко стукнул кулаком по колену.
 - Не на тот троллейбус сел, - понял он. - Мне надо бы-ло на семнадцатый, а я, наверно, на девятку сел... или на четырнадцатый.
 - О!.. В другой район приехал. Ничего себе! - электрик возбужденно хихикнул. - И дом, наверно, похожий попал-ся...
 - Похожий, - откликнулся мрачный. - И в квартире все так же... Даже попугай в клетке.
 - Это бывает, - сказал начальник. - То и дело такие случаи.
 - И что ему теперь будет, товарищ начальник? - спро-сил нервный. Он как-то странно притих и задумался. - Он же неумышленно...
 - Посмотрим, посмотрим, - неопределенно сказал начальник. И встал. - Что значит "неумышленно"? Ну и что? Вы же знаете последние постановления... Поблажек никаких никому не будет. Ну, продолжайте, - велел он. И ушел.
 - Продолжим, - сказал социолог. И посмотрел на нерв-ного. - Вы?..
 - А? - очнулся тот. - Так а чего продолжать-то?.. Тоже сплошное недоразумение. Провожал, знаете, друга... У ме-ня друг живет в Хабаровске, приезжал в командировку... ну, погуляли малость: давно не виделись, а у него на производ-стве со спиртом связано. Потом, знаете, эти сибиряки: наскучают там, приезжают и давай ферверки пускать. Кош-мар! Я уж говорю: "Коля, тормози, я не выдюжу", он только рукой машет. Ну, пришла пора ему ехать... И тут-то мы и на-скочили с ним на мину. Такое вышло недоразумение, такое недоразумение!.. Но и люди тоже, знаете... Вот кого еще изучать да изучать, просто поголовный опрос устроить: такие, знаете, недотроги, такие психованные все, прямо... это... черт знает, какие мимозы. Главное, мы же... это... по-хорошему! Я уж мысленно допрашиваю себя: "Соколов, может, что не так было?" Нет, все проверил, все изучил до последнего слова - все было на высшем уровне.


 ИСТОРИЯ НА ПЕРРОНЕ,
 РАССКАЗАННАЯ СОКОЛОВЫМ

 Соколов и его друг Коля, хихикая и отпуская невинные шу-точки, прошли с чемоданом в вагон поезда дальнего следования. Прошли в вагон, отыскали свое купе и, продолжая культурно хихикать, постучали в дверь. Им ответили из купе, что - "да, можно". Вошли они в купе, а там как раз четверо - все места заняты.
 - Здравствуйте!- сказали Коля и Соколов. - А вы что, тоже все едете?
 - Да, едем, - ответили им.
 - Как это "едете"! - удивился сибиряк Коля. - А как же я? Что это еще за штучки!
 - Тихо, тихо, Коля, - сказал Соколов, - только тихо. Сейчас все выясним, все проверим... Тут кто-то третий лиш-ний. Попрошу билеты!
 Четыре пассажира показали свои билеты - все правильно: они совершенно законно сидели на своих местах, они едут до-мой.
 - Мне эти штучки сильно не нравятся!- воскликнул си-биряк Коля. - А как же я ?
 - Ну-ка, а ваш билет?- спросили его.
 Коля показал свой билет... Один дотошный надел очки и долго крутил билет перед носом... Потом посмотрел его на про-свет и сказал:
 - Вы едете вчера, уважаемый, - и вернул билет.
 Тут сибиряк Коля заволновался и стал показывать, что он в полном отчаянии и что необходимо срочно кого-то одного вы-кинуть из купе, ибо ему срочно надо ехать. Однако вежливый и корректный Соколов решил, что надо не так.
 - Тихо, тихо, тихо, - сказал он, - сейчас мы установим, кто не едет. Не надо шума... Кому не так срочно?- спросил Соколов четверых. Четверо заволновались и стали показы-вать, что им тоже надо срочно.
 - Тихо, тихо, тихо, - сказал им Соколов, - вы что, намекаете, что Николай Иваныч пойдет пешком? Вы ошибае-тесь. Предлагаю жребий...
 Эти четверо как все равно взбесились.
 - Какой жребий?!- стали они кричать.
 - Это нахальство!..
 Кто-то даже крикнул:
 - Позовите кондуктора!
 Тут Коля-сибиряк вконец осердился.
 - Закрывай дверь! - закричал он. - Они у меня под лавкой поедут, зайцами!
 Но терпеливый Соколов не терял надежды решить все ми-ром.
 - Тихо, тихо, тихо, - опять воззвал он, - не надо шума. Вот вы, - обратился он к дотошному, который проверял у Ко-ли билет, - вы сунулись к чемодану... Почему?
 - Потому что, я смотрю, какие-то бандиты пришли... - заговорил было дотошный.
 - Стоп! - осадил его Соколов. - Можете брать свой че-модан и выходить, нечего с бандитами в одном купе ездить. Верно, товарищи?
 Николай Иваныч его поддержал и даже изъявил желание по-мочь вынести чемодан.
 - Где его чемодан? Где твой чемодан?.. Который? Этот? Принимай, а то он на голову кому-нибудь упадет. Это назы-вается едет человек в командировку - целую квартиру с собой везет. Что там у тебя ?
 Дотошный вцепился в свой чемодан, как в мелкую собст-венность... И всех рассмешил. Он закричал громко:
 - Грабят!
 Николай Иваныч так смеялся, что нечаянно сел женщине на колени; тогда мужчина, ее муж, нажал какую-то кнопку воз-ле двери... А Николай Иваныч посидел маленько, потом встал и выкинул чемодан этого дотошного в окно.
 - Кому он нужен, ваш чемодан! - сказал он. - И не вво-дите людей в заблуждение, что вас, дескать, грабят.
 Тут прибежали кондуктор с милиционером...
 - Вот и вся история, - закончил нервный. - Такое вот... недоразумение. И что вот?.. Что теперь? - нервный сорвался с койки и стремительно стал ходить по комнате, простыня разлеталась на нем в стороны, видны были его чрезвычайно ху-дые ноги. - Что вот теперь?

 - А где тот? - спросил электрик. - Сибиряк-то.
 - А не знаю! Его куда-то в другое место повезли. Он, ко-нечно, вообще-то неправильно сделал: взял выкинул этого гражданина тоже... с чемоданом вместе.
 - В окно?
 - Ну да, на перрон. А тот, по-моему, иностранец.
 - О-о!.. - сказал сухонький. - Ничего себе!
 - Худо дело, - сказал и электрик.
 - Хорошо еще, там как раз почту везли, мешки... на этих... на тележках-то...
 - На электрокаре.
 - Он на них упал, а то бы...
 - Только одно может спасти, - сказал сухонький.
 - Что? - нервный сбавил свой стремительный шаг. - Что именно?
 - Если... - сухонький опасливо глянул на социолога и вскочил тоже с койки. - Иди сюда, - позвал он нервного. И пошел в угол. - Иди сюда.
 - Ну?
 - Только одно может спасти, - быстро и негромко заго-ворил сухонький, - если этот, с чемоданом, окажется ка-кой-нибудь шпион. Понял? Если бы его разоблачили...
 - Ну, жди, когда его там разоблачат! - тоже негромко воскликнул нервный. - Пока его...
 - Слушай сюда! - зашипел сухонький. - Послушай сперва, потом паникуй. Вы - так: мол, этот человек пока-зался нам подозрительным - разглядывает, мол, все, всем интересуется... Чемодан у него какой-то... Говорил же твой друг: "Что это у тебя там?" У него фотоаппарата не было?
 - Что же теперь, показался человек подозрительным - давай его из окна выкидывать?
 - Ну, сидите тогда, - обиделся сухонький. И пошел на свое место. - Им хочешь, как лучше, а они... Сидите! Охота сидеть - сидите.
 - Так, - сказал социолог заканчивая записывать исто-рию нервного. - Ну, а вы? - это он к электрику.
 - Да у меня тоже... с гостями связано, - стал охотно рас-сказывать электрик. Сперва он несколько сбивался, но ско-ро наладился, и все пошло гладко, и тон он обрел - снис-ходительно-грустный, но не безысходный. - Теща пришла и дочь ее с мужем. Мужа этого, свояка-то мово, фамилия - Назаров. Этот Назаров всячески распространяет про меня, что я часто выпиваю. Такой тоже склочный мужик, просто... это... не знаю. Я просто измучился с ним. "Назаров, - го-ворю, - ну что ты, ей богу? Ну что? Вот же какой ты чело-век, ей-богу! Вот же ведь какой ты". Морда, как на витри-не, - весь... такой... только распоряжаться: долдонит и долдонит свое. "Да брось ты, - говорю, - Назаров, чего ты? Ну какой же ты, ей-богу! Не надо, Назаров, не надо. Ну че-го ты?" А тут он кандидатскую диссертацию защитил... Ну, приходят вчера. А я за кефиром как раз ходил... Выпили, правда, на углу с мужиками по кружке пива. Я даже свою не допил: придет, думаю, этот Назаров, начнет опять... Мужи-ки еще посмеялись. "Чего ты? - говорят. - Брось ты, - го-ворят, - Пахомов, ерунду-то говорить: свояк какой-то. Брось, Пахомов, не надо". Э, думаю, не знаете вы Назарова. Нет, думаю, не буду. И вот прихожу я домой...


 ИСТОРИЯ В ДОМЕ ПАХОМОВА,
 РАССКАЗАННАЯ ПАХОМОВЫМ

 Приходит электрик к себе домой, а у него гости: теща его с дочерью и Назаров.
 - Здравствуйте, - вежливо сказал электрик. - Ну что, Назаров, тебя можно поздравить?
 - Можно поздравить, - сказал Назаров. - Можно по-здравить.
 - Поздравляю, - сказал электрик.
 - Кто же на сухую поздравляет!- удивился Назаров.
 И теща тоже удивилась:
 - Ты что это, Пахомов, завязал, что ли?
 Электрик ничего не сказал на это.
 - Завязал, что ли?- еще раз спросила теща. - А?
 - Нет, почему завязал, - молвил электрик после неко-торого молчания. - Наоборот, я сейчас кружку пива выпил. А больше нет настроения.
 - Что значит "нет настроения"? У людей такое собы-тие... - это вступила жена электрика. - Сядьте и выпейте.
 - Ну и что же, что у людей событие? А у меня нет настро-ения. Если желаете, могу сыграть в шахматы с кем-нибудь. Давай, Назаров?
 - Ерунда какая-то получается, - возмутился Назаров. - К нему пришли как к человеку, а он - в шахматы. Фишер на-шелся. Ты что, смеешься над нами?
 - Никто над вами не смеется, а пить не буду. Я уже выпил сегодня кружку пива, хватит.
 - Но так же тоже нельзя, - обиделась и жена Назарова, Назариха. - Зачем же нас в смешном виде-то выставлять?
 - Никто вас в смешном виде не выставляет, - спокойно, с достоинством сказал электрик. - Наоборот, будьте как до-ма... Предлагаю в шахматы.
 - Да при чем тут шахматы?! - закричал Назаров. - Я - ученый человек теперь, я столько трудов положил, а ты не со-изволишь даже за столом со мной посидеть! У меня сейчас кри-зис после такого напряжения, а ты мне шахматы в нос суешь. Бессовестный ты после этого! У тебя никакого уважения не-ту к ученым. Как был электрик, так электрик и есть.
 - Я ученых уважаю, - парировал эту бестактную выход-ку электрик, - но я не уважаю тех ученых, которые начина-ют сразу зазнаваться. Вот таких ученых я не уважаю, это ты точно заметил, Назаров! Смотри, Назаров, ох, смотри... за-знайство до добра не доводит. Смотри, Назаров.
 - Нахал!- закричал опять Назаров. - А еще родственник! Ну давай хоть шампанского выпьем?
 - Нет, - стоял электрик. - Ни шампанского, ни сухого - ничего.
 - Пахом, - обратилась к электрику жена его, - людей на-до уважать. Ну чего ты? Садись за стол... у меня всего полно: водки всякой, даже твоя любимая перцовка есть. Нельзя же так, в самом деле.
 - Как? - спросил ее электрик.
 - Да вот так-то вот: люди тебя упрашивают, а ты не хо-чешь свою гордость побороть. Может, тебя обидел кто?
 - Никто меня не обидел. Но только я пить не буду. Ясно? Пусть я электрик, но по принуждению пить не буду.
 - Но, Пахом...
 - Что "Пахом"? Что "Пахом"? Я пятьдесят лет Пахом. Я сказал - нет. Все.
 - Но почему? Почему-у?!
 - Не буду, и все. И хватит на эту тему. Давайте лучше в шахматы.
 - Да пошел ты к чертовой матери со своими шахмата-ми! - вышел из себя Назаров. - Чего ты привязался со своими шахматами. Я тебя последний раз спрашиваю: будешь пить?
 - Нет.
 Все некоторое время смотрели на упрямого электрика.
 - Знаешь, кто ты после этого?- спросил Назаров.
 - Не знаю, ну-ка ?
 - Верблюд. Те тоже подолгу не пьют в пустыне. Вот тебя тоже надо в пустыню...
 - Куда, куда? - спросил электрик. - Куда меня надо?
 - В пустыню, к верблюдам...
 Электрик встал и дал Назарову шахматами в лоб. Фигурки разлетелись по полу... Электрик пополз их собирать.
 - Извини, Назаров, - сказал он. - Я не хотел... Черт его знает, затемнение какое-то... Может, все же сыграем в шах-маты? Или ты сильно обиделся?

 - Обиделся? - спросил нервный электрика.
 - Обиделся, - вздохнул электрик.
 - Вот они все так. Ну до того обидчивые, до того обидчи-вые - спасу нет!
 - Что же ему, спасибо говорить - в лоб засветили?.. - подал голос мрачный.
 - Он же извинился.
 - Я же извинился.
 - Не могу! - взревел вдруг урка. - Не могу!.. Счас буду метелить обоих - за вранье. Да хоть бы врали, пала, как лю-ди, а то врут, как... - урка сел в кровати и смотрел злыми глазами на электрика и нервного, которые сидели рядыш-ком. - Христосики! Фишера! До того культурные, пала, до того вежливые - аж зубы ломит. Шмакодявки... шкуру спа-сать кинулись. Никакой гордости у людей!
 - Ты! - крикнул электрик Пахомов. - Ну-ка, закрой сифон! Смелый... Смелый? Ну-ка расскажи, как ты здесь очутился? Ну-ка?
 - А чего мне скрывать-то? Напугал, пала. Я те все без науки скажу: взял часы у одного... Выпить не хватило, я вы-шел на улицу и попросил у какой-то пьяной шляпы часы в долг.
 - Вона - часы в долг! - вконец обозлился электрик. - А костюм в долг не попросил? Часы он в долг попросил. Это и есть твоя гордость? Это об этом ты шумишь?
 - Это называется - ограбил, а не попросил, - поддер-жал электрика нервный, тоже оскорбленный выкриками ур-ки. - Интеллигент нашелся.
 - Нет, это называется - по-про-сил, - настаивал ур-ка. - Ты мне чужую статью не шей. Поал? Не шей. Я подо-шел и по-про-сил: "Гражданин, одолжи мне свои бока". Я не сказал: "отдай", я сказал: "о-дол-жи". Поал?
 - Как? - спросил вдруг очкарик. - Как?
 - Чего "как"?
 - Как вы сказали: "бока"?
 - Ну, бока - часы... Некоторые называют часы - бока. Еще называют - бочата. Если часы золотые, тогда - рыжие.
 Очкарик встал и подошел к социологу.
 - У вас какие очки? - спросил он. - Я не в том смысле, рыжие или нет, - с какой диоптрией?
 - Минус четыре.
 - Разрешите? - попросил очкарик.
 Социолог снял очки и подал очкарику. Тот надел их... ог-ляделся... Сказал:
 - Неплохо.
 Затем он подошел к урке и внимательно всмотрелся в него.
 - Да, - сказал он. - Совершенно точно! Встать!
 - Ша... - заговорил было урка.
 - Встать! - опять скомандовал очкарик довольно властно.
 - Ша, - сказал урка, поднимаясь. - В щем дело?
 Очкарик развернулся и влепил ему такую же звонкую, та-кую же отчетливую пощечину, как и давеча. Урка кинулся было на очкарика, но тот умело уклонился и правой в че-люсть свалил урку на кровать.
 - Это был я, - сказал очкарик спокойно. - Я вспомнил это идиотское "бока".
 Урка хотел опять вскочить и вскочил, но очкарик спо-койно стоял и ждал, так профессионально стоял и ждал, что урка... остался стоять.
 - Та пьяная шляпа - это был я, - пояснил очкарик. - Я вспомнил слово "бока"... и узнал вас. Что вы отняли ча-сы - это я готов понять: с такой рожей дарить, например, часы - нелепо. Но за что вы меня еще и ударили?
 - Да що ты ко мне пришился?! - заорал урка истерич-но. - Какие щасы?
 Открылась дверь, и вошел старшина. Он заглянул в бу-мажку с трудом прочитал:
 - Гриши... Гриша-ков и Ковалев, к дежурному. В прос-тынях прямо, там переоденетесь.
 Урка и очкарик пошли на выход.
 - Товарищ... - сказал социолог. - Очки-то.
 - О! - спохватился очкарик. - Извините. Спасибо.
 - Пожалуйста. Вы еще вернетесь?
 Очкарик пожал плечами:
 - Не знаю.
 Старшина и двое в простынях вышли.
 - Надавал он ему, - с восхищением сказал сухонький.
 - Хилый-хилый, а двинул хорошо, правда, - Соколов нервно потер руки. - В челюсть красивый был удар.
 - Сейчас вас, наверно, будут вызывать, - заговорил со-циолог. - Я бы хотел, чтобы еще кто-нибудь... Может быть, вы? - обратился он к сухонькому.
 - Нет, - твердо сказал сухонький. - Я не буду.
 - Почему?
 - Не буду... Все, - у сухонького отчеканилась на лице непреклонность. Он пояснил: - Пусть наука занимается своим делом, а не бегает по вытрезвителям. Нашли тоже... Делать, что ли, больше нечего?
 - Да почему вы так?
 - Да потому! До сих пор на луну не высадились, а по вы-трезвителям бегаете. На луну лететь надо, вот что! - сухонь-кий чего-то осмелел и стал кричать на социолога. - Взяли моду - рису-уют, высмеивают... А на луну кто полетит?! Пушкин? Чем рисованием-то заниматься, на луну бы лете-ли. А то на луну вас не загонишь, а по вытрезвителям бе-гать - это вы рады без ума. Чего тут хорошего? - бегаете... Чего тут интересного? Ничего тут интересного нет - хвора-ют люди, и все. Тяжело людям, а вы бегаете с вопросами. На луну надо лететь!
 Социолог очень изумился... Он пооглядывался кругом, - полагая, что и все тоже изумились, - все внимательно слушали сухонького, и он тоже стал слушать. Сухонький враз как-то устал, лег на кровать и закрылся простыней.
 - Последние силы растратишь тут, - сказал он. - У ме-ня никаких историй не было, - еще сказал он, помолчав. - Я ручной. Причин никаких нету... Тоски тоже. И грусти нет. Я сам по себе... Независимый.
 Социолог пожал плечами, посидел, уткнувшись в блок-нотик, что-то записал. Потом повернулся к Ивану-тракто-ристу.
 - Я тоже, - сразу отрубил Иван.
 - Что "тоже"? - не понял социолог.
 - У меня тоже тоски нет.
 - А при чем здесь тоска?
 - Ну, вы же причину ищите.
 - Да...
 - Вот. Я ее не знаю. Но тоски никакой не было. Ехал в баню... Наоборот, хорошо на душе было.
 - Нет, они этого не понимают! - вскричал вдруг сухонь-кий и сел в кровати. - Ты им дай тоску какую-то - печаль! А так просто не может человек выпить! Просто - взял и...
 Тут вошел старшина и объявил:
 - Собирайтесь. Поедем в суд.
 - Вот, - сказал сухонький, - а мы тут причину ищем. Счас нам найдут причину... помогут.

 СУД

 И грянул суд.
 Судили три строгие женщины. Они сидели за столом, од-на, похоже, главная, - в центре, две - по бокам, пожилая и молодая.
 Подсудимые сидели в коридоре. Урки среди них не было.
 Первого вызвали очкарика.
 - Григорьев, - позвал старшина.
 Подсудимые все пошевелились... Очкарик встал и пошел к двери, которая вела в комнату судей.
 - Гришаков, - поправил он старшину.
 - Чего? - не понял тот.
 - Моя фамилия Гришаков, а не Григорьев.
 - Какая разница, - мирно сказал старшина.
 - Разница большая, - заметил сухонький. - Одно де-ло...
 - Ждите! - велел старшина. Сухонький замолк.
 - Здравствуйте, - сказал очкарик женщинам-судьям. С ним тоже поздоровались. И сказали:
 - Садитесь.
 - Мы ознакомились с вашим делом, - заговорила глав-ная женщина. - Здесь - показания свидетелей... Заявление заведующего магазином...
 - Надо же - дело! - усмехнулся очкарик. Но он рано стал усмехаться, он это скоро понял.
 - Вы пока не улыбайтесь, - сказала пожилая женщи-на. - Не надо пока.
 - Да нет, я... но не очень ли это громко - дело? Там де-ла-то нет.
 - Есть дело, - говорила дальше главная женщина. - И вам действительно рано улыбаться.
 - А в чем дело-то?
 - Мы хотим услышать это от вас.
 - Я плохо помню. С утра вообще ничего не помнил... С мясником что-то? В магазине? Мне в милиции сказали сей-час...
 - Вы оскорбили продавца мясного отдела Завалихина Геннадия Николаевича...
 - О-о, - простонал очкарик. - Он же обвешивает поку-пателей! Этот лоб нахально обвешивает всех покупателей, я ему сказал это...
 - Минуточку, минуточку, - прервала его главная жен-щина, - давайте по порядку: вы сделали замечание продав-цу. И выражайтесь... точнее: фамилия продавца Завалихин, никакой он не лоб.
 - Он самый настоящий лоб, лоботряс, жулик...
 - Сейчас не о нем речь, мы говорим о вас.
 - Хорошо. Что вас интересует?
 - Как было дело?
 - Я не помню.
 - Напомню. Двадцать пятого сентября сего года вы при-шли в продовольственный магазин номер двадцать во-семь, - стала рассказывать с бумажки женщина, - и сде-лали замечание продавцу мясного отдела Завалихину Ген-надию Николаевичу, что он обвешивает покупателей. Зава-лихин вышел из-за прилавка и вывел вас на улицу...
 Очкарик поежился, качнул головой. Сказал негромко и горько:
 - Кошмар.
 - Кошмар не в этом. Кошмар дальше: вы пошли, где-то напились и пришли в таком состоянии выяснять отношения с Завалихиным. Вас попытались остановить...
 - Хорошо... дальше не нужно: я что-то такое припоми-наю. А где у меня часы отняли?
 - Это вы должны вспомнить, здесь происшествие в ма-газине...
 - Хорошо... черт с ним, с часами. Что я теперь должен делать?
 Три женщины выразительно посмотрели на него. Очка-рик занервничал.
 - Я не понимаю, - сказал он. - Ну, случилось... что дальше?
 - Вы должны объяснить, почему вы устроили дебош в магазине. Почему напились? Часто это у вас?
 - Я напился с отчаяния. Когда этот лоб выставил меня из магазина, я решил, что наступило светопреставление, ко-нец.
 - Не надо острить, - попросила молодая женщина. - Вы не уголовник, вы научный сотрудник, не забывайте об этом.
 - Я не острю, - заволновался очкарик. - И, пожалуй-ста, не напоминайте, кто я такой - это не имеет никакого значения.
 - Это имеет значение.
 - Это не имеет никакого значения, - уперся очкарик. - Это абсолютно все равно. Я решил, что дальше жить бес-смысленно. У вас было когда-нибудь такое чувство?
 - Здесь мы спрашиваем, Гришаков, - заметила главная женщина.
 - Я и отвечаю: я отчетливо понял, что наступил конец света. Конец... - Гришаков мучительно поискал, как еще обозначить "конец", не нашел. - Конец, понимаете? Даль-ше я буду притворяться, что живу, чувствую, работаю...
 - Он ударил вас?
 - Нет, просто выкинул из магазина... И закрыл дверь. Я думал, он будет драться... я приготовился драться, поэтому покорно шел из магазина. Это ужасно... Это катастрофа.
 - В чем катастрофа? - спросила пожилая женщина. - Уточните, пожалуйста.
 - В том, что меня выкинули из магазина. Даже так: катастрофа в том, что... Не знаю, - вдруг резко сказал Гришаков. - Неужели вы сами не понимаете? В магазине ору-дует скотина... Черт, не знаю. Противно мне об этом гово-рить.


 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского