ами. В. Мазуркевич. 116. Ничто не может помешать слиянью Двух сродных душ. Любовь не есть любовь, Коль поддается чуждому влиянью, Коль от разлуки остывает кровь. Всей жизни цель, любовь повсюду с нами, Ее не сломят бури никогда, Она во тьме, над утлыми судами Горит, как путеводная звезда. Бегут года, а с ними исчезает И свежесть сил, и красота лица; Одна любовь крушенья избегает, Не изменяя людям до конца. Коль мой пример того не подтверждает, То на земле никто любви не знает. С. Ильин. 117. Казни меня за то, что скуп я был во всем, Чем мог бы отплатить за все твои заботы, Что не было во мне старанья и охоты Беречь любовь твою; виновен я и в том, Что поверял другим все то, что сердцу мило, И не было мне прав, тобою данных, жаль. Навстречу буре злой поставил я ветрило, Угнавшей от тебя челнок мой утлый вдаль. Сочти виной мое упрямство, заблужденья, К ним недоверие ревнивое прибавь. Под выстрелы очей разгневанных поставь, Лишь не стреляй в меня словами возмущенья. Раскаяньем своим доказываю я, Как дорога душе моей любовь твоя. В. Мазуркевич. 118. Чтоб разбудить порой ленивый аппетит, Закуской острою его мы возбуждаем, Когда же чувствуем, что нам болезнь грозит, Ее лекарством мы заране прогоняем. Так точно пресыщен твоею красотой, Я горьких соусов решил к блюдам прибавить, И счастием своим, как недугом, больной, Болезнью вызванной здоровье поисправить Но хитростью своей наказан я вдвойне: Любовь нельзя лечить искусственным недугом, Злом заменив добро, и вижу я с испугом, Что раньше был здоров, теперь же плохо Мне, Узнал я, что тому лекарство не поможет, Кого болезнь, тобой внушенная, тревожит. В. Мазуркевич. 119. Со страхами в душе надежды чередуя, Коварных слез сирен немало выпил я, Перегоняя их в ретортах бытия, И падал, поражен, победу торжествуя. Как заблуждался я, когда мечтал порой, Что счастье высшее дарует мне победа, Как пламенел мой взор и тешился игрой Видений призрачных болезненного бреда! Благодеянье зла! Я убедился в нем! Приносит зло добру нередко улучшенье; Потухшая любовь, пылавшая огнем, Прекрасней и сильней горит по возрожденье. Так после мук вернул я счастие опять, Чтоб трижды большее блаженство в нем познать. В. Мазуркевич. 120. Меня влечет к тебе размолвка прежних дней; Страданья прошлые и прошлые печали Мою вину дают мне чувствовать сильней, Ведь сердце у меня не из каленой стали. И если от моей страдаешь ты вины, Как от твоей сносил когда-то я мученья, Познал ты, друг мой, ад; страдания сильны, Но я, тиран, забыл об этом, без сомненья. Напомни мне о них, моих терзаний ночь, Тебе б отведать дал бальзама я бокал Смирения, чтоб грусть ты мог бы превозмочь, Как некогда ты сам мне сердце врачевал. Но пусть искупит все взаимная вина! Наш обоюдный грех смягчить она должна. В. Мазуркевич. 121. Уж лучше низким быть, чем слыть им и напрасно Упреки в низости выслушивать порой, Лишать себя забав невинных ежечасно, Из страха, что грехом их может счесть другой. Зачем же признавать судом непогрешимым Случайный взгляд людей, ошибочный вполне? Они грешат, как я, и мненьем нетерпимым Привыкли очернять все то, что мило мне. Нет, буду сам собой! А тот, кто судит строго Деяния мои, грешит, наверно, сам; К лицу ль подобный суд морали их убогой: Они бредут кривясь, я ж строен, смел и прям. Иль, может, доказать хотят они бесчестно, Что люди все дурны и зло царит всеместно. В. Мазуркевич. 122. Твой дар, врученный мне, твое изображенье Произвело во мне такое впечатленье, Что - светлый - навсегда останется он там На удивленье всем и будущим векам. - Пока природой ум и сердце позволенья Не будут лишены хотя существовать, Они не отдадут тебя волнам забвенья И восхвалять тебя все будут продолжать. Но мог ли б долго так портрет существовать? Тому не нужен он, кто сердце оценяет. Вот почему его решаюсь я отдать, Вверялся тому, что в сердце обитает. Помощник же в делах, где надобно любить, Лишь может дать намек, что я могу забыть. Н. Гербель. 123. Нет, время, не хвастнешь ты тем, что изменило Меня. Для глаз моих не нов, не чуден вид Твоих, воздвигнутых из праха, пирамид: Они лишь видимость того, что прежде было. Жизнь наша коротка, и восхищает нас Печальное старье, и верим мы охотно, Что создано для нас все это безотчетно, - Меж тем, как повторен наскучивший рассказ. Бросаю вызов я твоим страницам пыльным! Я настоящее и прошлое бессильным Считаю. Вся твоя слепая запись - ложь. Течение времен величит то, что бренно, Но я клянусь в одном, и это - неизменно, Что верности моей косой ты не снесешь. А. М. Федоров. 124. Когда б любовь моя была питомец трона, Случайное дитя фортуны без отца, И страсть и ненависть в ней были б повременно, Трава средь сорных трав, цветок среди венца. На нет, она стоит от случая далеко - Ей роскошь льстивая и рабский гнет чужды; Ей мод изменчивых неведомы следы, Политики вельмож не страшно злое око, Пустой политики, которая живет Короткие часы, - любовь моя ведет Свою политику: не гибнет от ненастья, Не зреет от тепла. В свидетели зову Я наших дней глупцов, во сне и наяву Живущих для злодейств, для лжи, а не для счастья. A. M. Федоров. 125. Зачем мне возносить нарядный балдахин, Наружному почет наружный воздавая, Иль строить сложный план на вечность, забывая, Что вечность может быть бедней, чем миг один. Не видел разве я, как в бегстве за миражем Теряется что есть и то, чем мы живем. Им смесь нужна, когда все счастие в простом. О, жалкие рабы! Нет, ты мне верным стражем Дай в сердце быть твоем. Мой бедный дар прими, Свободный, искренний, простой и беззаветный: " Взамен своей любви - всего меня возьми! Я слово честное даю за дар ответный. Прочь, подлый клеветник! Чем ты гнусней, губя Невинность, - тем она все дальше от тебя. А. М. Федоров. 126. Прелестный юноша, ты ныне держишь властно И косу острую, и зеркало времен; Ты рос и расцветал, заставя ежечасно Стареть поклонников. Ты дивно сохранен Природой, чтоб явить, как, мощная, способна Смеяться над крылом губительных времен, И вечный ход минут остановить, как сон. Над разрушением царит она незлобно, Но берегись ее, любимец, в свой черед. Она сокровище задержит, но назначен Ему законный срок; она затянет счет, Но все же времени он должен быть уплачен, И ради своего спокойствия, она В уплату принести тебя ему должна. А. М. Федоров. 127. В былые времена смуглянка не считалась Красавицею; ей названье красоты Присвоить никогда себе не удавалось, Теперь она у ней заимствует черты. С тех пор, как всякий стал рукой природы право Присваивать шутя, уродство украшать Подделкой грубою, - красы не распознать, Она опошлена и изгнана лукаво. Поэтому глаза возлюбленной моей, Как ворона крыло, черны и идут к ней - То траур по тому, кто в свет родился черным, Но не лишен красы в сиянии притворном. Печаль так красит их, что все твердят одно: Чтоб быть красивой, стать подобной ей должно. А. М. Федоров. 128. Порой, о музыка, когда играешь ты На этом дереве благословенно-дивном, Которое звучать заставили персты, Чаруя слух своим аккордом переливным, - Я клавишам тогда завидую, любя: Они твою ладонь целуют то и дело. Увы, уста мои, для коих жатва зрела, За дерзость дерева краснеют близ тебя. Всем существом своим они бы поменялись С его кусочками, к которым прикасались Твои персты; они блаженней уст живых, Обрезки мертвые! Но пусть они счастливы; Дай пальчики твои лобзать им шаловливо, А губы нежные оставь для губ моих. A. M. Федоров. 129. Потворство похоти ведет к позорной трате Души. Для своего каприза похоть всех Ведет на подлость, ложь, убийство, лютость, грех. А чуть утолена - презрение в расплате. За нею гонятся безумно, но поймав Желаемое, - все безумно ненавидят. Одну приманку в ней заброшенную видят, Дабы лишить ума того, кто ждет забав. Она в желании дика, как в обладаньи. Имев, имея и готовая иметь, Она до крайности доходит. Миг слиянья, А после горести; миг радости, а впредь - Ничтожная мечта. Для мира путь известный. Но всех приводит в ад его соблазн небесный. А. М. Федоров. 130. Глаза ее сравнить с небесною звездою И пурпур нежных уст с кораллом - не дерзну, Со снегом грудь ее не спорит белизною, И с золотом сравнить нельзя кудрей волну; Пред розой пышною роскошного востока Бледнеет цвет ее пленительных ланит, И фимиама смол Аравии далекой Амброзия ее дыханья не затмит; Я лепету ее восторженно внимаю Хоть песни соловья мне кажутся милей, И с поступью богинь никак я не смешаю Тяжелой поступи красавицы моей. Все ж мне она милей всех тех, кого толпою Льстецы с богинями равняют красотою. Граф Ив. Мамуна. 131. Такая, как ты есть, тиран ты, как оне, Чья красота ведет к жестокости холодной; Ты знаешь хорошо, как ты желанна мне. Из лучших перлов перл ты самый благородный. Сознаюсь, многие твердят, что образ твой Не вызовет у них порыв любви глубокой. Их мнение назвать ошибкою жестокой Я не дерзну, хотя, клянусь в том головой, Для подтверждения, что клятвы те святые, При виде твоего прекрасного лица, За вздохом вздох меня волнует без конца, И вздохи тяжкие - свидетели прямые, Что ты в моих глазах прекрасна чернотой. Не образ, а дела клеймятся клеветой. A. M. Федоров. 132. Люблю твои глаза и грустный их привет. Узнав, что ты меня казнишь пренебреженьем, Они в знак траура оделись в черный цвет И на печаль мою взирают с сожаленьем. Востока бледного не красит так заря, Так неба мирного не красит Веспер ясный, Один в вечерний час над западом горя, Как эти грустные глаза, твой лик прекрасный. Так пусть в твоей груди, беря пример с очей, И сердце гордое исполнится печалью. Печаль тебе к лицу. Все в красоте твоей Прелестней быть должно под траурной вуалью. Я черной звать готов богиню красоты, Уродливыми всех, кто создан не как ты. Л. Вилькина. 133. Да будет проклято то сердце, что мое Заставило стонать от раны, нанесенной И мне и другу. Ах, довольно бы с нее И одного, так нет, еще закрепощенный! Из-за жестоких глаз я потерял себя, А ты еще сильней привязываешь друга. Покинут я тобой и им и три недуга Несу в одной груди. О, заточи, губя, В тюрьму своей пустой железной груди это Больное сердце! Пусть заложником оно За сердце друга там навек заключено! Кто б ни держал меня, оно, вдали от света, Ему охраною. Не будь строга ко мне. Увы! Я пленник твой со всем, что есть во мне. A. M. Федоров. 134. Да, вот теперь я сам сознался, что он твой; Что я в залоге сам у твоего желанья, Но жертвовать собой готов я, в воздаянье Того, кто мне служил отрадою живой. Но не согласна ты, а он не хочет воли. Он добр, а ты жадна. Он только за меня Ручался, но теперь он связан сам до боли. Ты ж, красоту свою, как ростовщик, ценя, Готова все взыскать за долг непоправимый. Так опрометчиво воспользовавшись им, Я друга потерял по промахам моим, А ты обоих нас имеешь, ты любима - Мы оба у тебя во власти, я и он - Он платит за меня, и все же я пленен. A. M. Федоров. 135*. Пусть обращаются ко всем ее желанья, Есть у тебя твой Вилль; чтоб прославлять тебя, Я с волею своей соединю тебя. Не согласишься ль ты, чья воля приказанье, Дозволить волю мне с твоею волей слить? Неужто воля всех других тебе милее, Мою ж не хочешь ты согласием почтить? Ведь море от дождей становится сильнее. Так волей награжден, не хочешь ли ты к ней Прибавить имя Вилль. Одно мое стремленье - Усилить воли мощь лишь волею своей. Не дай же осаждать твое уединенье Просителям, равно хорошим и дурным, И дай лишь имя Вилль желаниям твоим. A. M. Федоров. {* Здесь и в следующем сонете игра слов: Will означает 1) сокращенное имя Шекспира Вильям и 2) воля, желание.} 136. О, если гнев в душе твоей лишь потому, Что я сближаюсь с ней, ответь душе незрячей, Что я - твой верный Билль - желанье, а ему К душе доступен путь. Призыв любви горячей Ей возвести, скажи, что Билль обогатит Желаньями алтарь любви твоей; а с ними Его желание в толпе других слетит И тихо проскользнет украдкой меж другими. Пусть я войду в толпе несчитанным, хотя Я должен быть зачтен в заветной книге тоже. Считай меня ничем, но для тебя, дитя, Я буду чем-нибудь. Тогда всего дороже Покажется твое желанье для тебя. Меня полюбишь ты, лишь имя по любя. A. M. Федоров. 137. Безумная любовь! Слепец! Не ты ль затмила Мои глаза! Они не видят, хоть глядят. Открывши красоту, ты и приют открыла, Но с худшим лучшее смешала зауряд. Когда глаза мои, обмануты пристрастно, Бросают якорь в порт, где всякий люд снует, Зачем из глаз моих ты делаешь привод, Который сердца мысль опутывает властно. Зачем для сердца то сияет алтарем, Что - площадь для толпы. Зачем глаза, все видя, Твердят упорно "нет", и, ложь возненавидя, Правдивость лживому лицу дают. Во всем Пред истиной мои глаза и сердце грешны, За то осуждены страдать во лжи кромешной. A. M. Федоров. 138. Когда клянется мне возлюбленная в том, Что все в ней истина, - я верю ей, хоть знаю, Что это ложь: пускай сочтет меня юнцом За то, что я притворств ее не понимаю. Увы, напрасно я себе воображаю, Что обманул ее, - мой возраст ей знаком; Но солгала она, и стал я простаком. Так Правду гоним мы. Но для чего скрываю Я то, что постарел, она же - ложь свою?! Любовь! Всего милей ей вид доверья нежный. А старости в любви подсчет годов прилежный Не нравится - и вот, я лгу. На ложь мою Она мне также лжет, и с чувством безрассудным Мы ложью льстим своим порокам обоюдным. A. M. Федоров. 139. О, не тревожь меня напрасными мольбами! Прошедших слез моих тебе не искупить Доканчивай скорей, не взглядами - словами И силою сражай: к чему тебе хитрить. Скажи, что уж давно не мил тебе я боле, Но на других при мне так нежно не гляди. Нет, не лукавь со мной! Твоей я отдал воле Свою судьбу; я слаб: скорее, не щади. Я все тебе прощу, и даже точно зная, Как трепетно твой взгляд ловил я каждый миг, Ты, от него меня заботливо спасая, Все им, жестокая, лелеяла других. Но только не томи тяжелым ожиданьем, И разом ты убей меня с моим страданьем. Граф Ив. Мамуна. 140. Будь столь же мудрою, как ты ко мне жестока. Пренебрежением терпенья не язви, Иль скорбь найдет слова для горестей любви, Поведать, как тобой истерзан g жестоко. О, если бы тебе, любовь моя, я мог Внушить, чтоб не любя, ты о любви мне пела, Лгала, как мудрый врач больному лжет умело, Когда ему грозит могилой близкой рок. Знай, я в отчаянья могу сойти с ума, В безумьи порицать тебя сурово стану. А злобный, лживый мир поверить рад обману И правдою сочтет злословье. Ты сама Скорей прерви его; гляди в глаза покорно, Хотя бы сердце вдаль стремилося упорно. A. M. Федоров. 141. Я нежно вас люблю, но сердцем, не глазами: Лишь недостатки зрит мой неподкупный взор, А сердце любит их. Все то, что в вас, что с вами, Оно клялось любить глазам наперекор. Спокойный голос ваш мне слуха не чарует, Блаженства не сулит пожатье ваших рук, И чувственный восторг мне крови не волнует, Когда наедине вас жду, мой строгий друг. Но сердце ни уму, ни чувствам не подвластно. Его желание - одной лишь вам служить. И, гордость позабыв, безропотно и страстно Любить я осужден, пока дано мне жить. В страданиях моих одна лишь есть отрада: Любовь - мой грех; в любви познал я муки ада. Л. Вилькина 142. Любовь - мой грех. Твоя святая добродетель - Лишь ненависть к греху, с которым я любил. Сравни себя со мной - сама себе свидетель - И убедишься ты, что я не заслужил Упрек; а если заслужил, то уж конечно, - Не от тебя. Свою пурпурную красу Не раз твои уста пятнали бессердечно, Несли такой же грех, какой и я несу. Моя любовь к тебе законна, как законна Твоя любовь к тому, кто взор твой приковал. Но в сердце жалость ты посей, чтоб вырастал Посев и жалость сам мог вызвать благосклонно. А если ты сама не дашь, что ждешь на веру, Откажут и тебе по твоему примеру. A. M. Федоров. 143. Взгляни, хозяюшка стремится торопливо Поймать вдали птенца, который ускользнул. Она оставила ребенка сиротливо, Гоняется за тем; но маленький всплакнул, За матерью бежит, остановиться молит; Она же ничего не слышит, занята Желанием поймать того, кто своеволит. Так гонишься и ты за тем, что, как мечта, Летает пред тобой. Я ж за тобою, плача, Бегу, младенец твой, далеко позади. О, если ждет тебя в погоне той удача, Вернись ко мне тогда, прижми к своей груди И приласкай, как мать: за все твои желанья Молиться буду, я - утешь мои рыданья. A. M. Федоров. 144. Отчаянье и радость утешений - Два духа, два любви моей крыла. Он - белокур, мужчина, добрый гений; Она - злой дух, лицом мрачна, смугла. Чтоб в ад меня скорей увлечь, дух черный Склонил к разлуке доброго со мной И, соблазняя наглостью упорной, Старается, чтоб стал и он иной. Быть может, ангел мой уже низринут, - Не знаю, но могу подозревать. И если я обоими покинут, То ангел мой в аду. Увы, узнать Могу тогда ту правду, что хоронят, Когда злой демон ангела прогонят. A. M. Федоров. 145. "Я ненавижу" - тихо мне шептали Ее уста - любимые уста, Которые создать могла лишь Красота. Жестокие - они словами убивали, Но жалость нежная проникла в душу к ней, И сердце тронуло любви моей страданье. Тогда уста ее в порыве состраданья С обычной краткостью своей Прибавили еще два маленькие слова... И ночь души моей сменил прекрасный день, Исчезла темная тоскующая тень, И радость светлая ко мне вернулась снова. С улыбкой те уста поправили себя: "Я ненавижу - не тебя...". Г. Галина. 146. Зачем, душа, покорно ты страдаешь, Перенося позорный плен страстей, И дорогой ценою покупаешь Ты красоту земной тюрьмы своей? Ты тратишь жизнь на это украшенье, А жить душа, так мало нам дано... Твой пышный дом не убежит от тленья Червям же, право, будет; все равно. Нет, нет, душа, не будь рабою тела, Но от него богатство отнимай; На счет его красы питаясь смело, Себе права на вечность покупай. Ты пищи тленной смерти не оставишь И смерть погибнуть с голоду заставишь. С. Ильин. 147. Моя любовь с горячкой злою сходна: Ей надо то, что только длит недуг. Что аппетит больной захочет вдруг, И это только ей всего дороже. Мой разум, врач любви моей, взбешен, Что не считалась с строгим предписаньем. Беспомощным меня оставил он. Страсть - смерть, и ей врач не поможет знаньем. Утратив разум, я неизлечим, Безумен от тревоги постоянной. Мои слова и мысли - бред туманный, Безумен я и дик, и чужд другим. Ведь я клялся, что ты светла, красива, А ты, как ад, как ночь, мрачна и лжива. A. M. Федоров. 148. О, горе! Для чего глаза такие мне Поставила любовь! Их зрение фальшиво. А если - нет, - ты, мой рассудок, слеп на диво, И ложно для него, что ясно им вполне. Ведь если дивна ты, - о чем глаза твердят - Как может свет сказать, что это не красиво. Иль правы люди все, мое же зренье лживо? Ах, может быть! Ведь их потоки слез слепят, Томит бессонница? И солнца луч не светит, Пока не сгонит туч. Лукавая любовь! Ты ослепляешь взгляд слезой, и не заметит Он, даже прояснев от слез тумана вновь, Коварства твоего и низостей постылых. Все видя, разглядеть он будет их не в силах. A. M. Федоров. 149. Как ты могла сказать, жестокая, что я Уж не люблю тебя! Из-за тебя враждуя С самим собой, в тоске тираня сам себя - Дружу ль я с тем, кого клеймишь ты, негодуя? И угождаю ль тем, кто вызовет твой гнев? Когда нахмуришься, - не мщу ль себе сурово? Мое достоинство услужливо готово Упасть к твоим ногам, все, - гордость, стыд, презренье, Все сильное во мне склоняется послушно Пред слабостью твоей; движеньем глаз одним Ты мной повелевать способна равнодушно. О, презирай меня! Я понял все! Любим Тобою только тот, кто видит, что бесстрастен. А я? Я ослеплен и должен быть несчастен. A. M. Федоров. 150. Кто одарил тебя такою силой властной, Чтоб слабостью своей меня порабощать И делать лживым взор испытанный и ясный, Заставив свету дня ночь - тьму предпочитать? Откуда у тебя все зла очарованье, Что худшим из твоих поступков придает И привлекательность, и негу, и сиянье? Все зло в тебе меня сильней добра влечет. Кто научил меня любить тебя, заставить За то, что ненависть должно бы пробудить, Но пусть презренное любя готов я славить, Не презирай меня с другими. Полюбить Способен был я то, что людям ненавистно, Тем больше я любви достоин бескорыстно. A. M. Федоров. 151. Уж чересчур юна любовь, чтоб стать Сознательной, хоть в ней зерно сознанья. Поэтому не надо порицанья, О милая, иначе ты опять Окажешься виновной. Совращаешь Ведь ты меня. А я? Я - сам себя. Моя душа вещает, что, любя, Стать может плоть счастливою. А знаешь, Довольно ей приманки и такой! При имени твоем она бодрится И на тебя, как на добычу, мчится; Тебе готова жертвовать собой. Не недостаток совести заставил Меня любовью звать то, что я славил. A. M. Федоров. 152. Ты знаешь, поступил в любви я вероломно - Но в вероломстве ты виновнее вдвойне. Ты клятву прежнюю нарушила нескромно, И ненависть опять сменила страсть ко мне. Но брошу ли в тебя за это осужденье, Когда я двадцать клятв нарушил для тебя. Я с клятвой обличал тебя и обличенья Я клятвой вновь и вновь опровергал, любя. Всем в доброте твоей клялся я со слезами, Клялся в твоей любви и верности твоей. Чтоб образ твой сиял, я сам ослеп глазами, Иль клясться заставлял себя, как фарисей. Клялся и больше лгал, чем ты, что ты прекрасна, И клятвой гнусность лжи я подтверждал бесстрастно. A. M. Федоров. 153. Свой факел уронив, красавец Купидон Заснул. Одна из дев Дианы подхватила Огонь любви и вмиг светильник опустила В холодный ключ воды, но не погас там он. Из пламени любви священный ключ мгновенно Впитал бессмертный жар на вечные года, И стала для людей целительна вода От злобных болестей, жестоких, как измена. Зажегши факел вновь от глаз, любимых мною, Для пробы мальчик им меня коснулся вдруг. Я исцеленья ждал душой моей больною От теплых вод, куда тянул меня недуг, Но исцеленья нет. Ключ животворный льется В очах возлюбленной, где пламя вновь смеется. A. M. Федоров. 154. Малютка - бог любви, однажды, факел свой На травку положив, забылся сном беспечно; Тем временем к нему подкрался резвый рой Нимф, давших клятву девственности вечной. И мигом факел тот, в сердцах будивший пыл, Похитили они во имя обещаний; Так наш уснувший бог восторженных желаний Рукою девственниц обезоружен был. Тот факел бросили они в родник холодный, И от огня любви он тотчас теплым стал - Людских страданий всех целитель превосходный... Но я в нем, страсти раб, купался... и узнал, Что, правда, пыл любви и воду согревает, Вода же в свой черед любви не охлаждает. Н. Брянский СОНЕТЫ Текст сонетов в переводе русских авторов печатается по изданию: Шекспир В. [Полное собрание сочинений]/ Под ред. С.П. Венгерова. - СПб: Брокгауз-Ефрон, 1904. - T.V. - (Библиотека великих писателей). - Примеч. издательства.