выбалтывают все свои дела. К таким людям принадлежит Кассио. Я услышал, как он говорит во сне: "Сладостная Дездемона, будем осторожны, будем скрывать нашу любовь". И затем, сударь, он схватил мою руку, сжал ее, воскликнув: "О сладостное создание!", и стал крепко целовать меня, как будто с корнем вырывал поцелуи, росшие на моих губах. Затем он положил ногу мне на бедро и вздохнул и поцеловал меня, а затем воскликнул: "Пусть будет проклята судьба, отдавшая тебя мавру!" Отелло. О, чудовищно! Чудовищно! Яго. Да нет же, ведь это было только его сном. Отелло. Но такой сон обнаруживает, что происходило прежде наяву. Он родит дурные подозрения, пусть это только сон. Яго. И этот сон может пригодиться в подкрепление других доказательств, которые сами по себе слабы. Отелло. Я разорву ее на куски! Яго. Нет, будьте рассудительны. Мы пока еще не видим дела. Еще вполне возможно, что она невинна. Но скажите; вы никогда не видели в руках вашей жены платка с вышитыми на нем ягодами земляники? Отелло. Я подарил ей такой платок. Это был мой первый подарок. Яго. Я этого не знал. Но сегодня видел, как таким платком, - я уверен, что это был платок вашей жены, - Кассио вытирал себе бороду. Отелло. Если это тот платок... Яго. Если это тот платок или другой, принадлежащий ей, он наряду с другими уликами свидетельствует, против нее. Отелло. О, если бы у этого раба было сорок тысяч жизней! Одна слишком бедна, слишком ничтожна для моего мщения! Теперь я вижу, что это правда. Смотри сюда, Яго: так сдуваю я к небу свою глупую любовь. Ее уж нет. Вставай, черное мщение, из бездны ада! Уступи, о любовь, тиранической ненависти свой венец и утвержденный в сердце престол! Распухай, грудь, от груза своего, ибо груз этот - сердца престол! Распухай, грудь, от груза своего, ибо груз этот - жало аспидов. Яго. Погодите, успокойтесь! Отелло. О, крови, крови, крови! Яго. Говорю вам, спокойствие! Вы еще, может быть, передуваете? Отелло. Никогда, Яго! Подобно Понтийскому морю, чье ледяное и не зависящее от него течение не возвращается обратно и продолжает движение свое в Пропонтиду и Геллеспонт {120}, мои кровавые мысли, движущиеся со стремительной быстротой, никогда не оглянутся назад и не возвратятся в отливе своем к смиренной любви, пока не поглотит их обширная н широкая месть. (Становится на колени.) Клянусь этим мраморным небом {121}, со всем должным благоговением перед священной клятвой, я здесь даю обет исполнить то, что сказал, Яго. Погодите, не вставайте! (Становится на колени.) Будьте свидетелями вы, вечно горящие небесные светила, и вы, окружающие нас со всех сторон стихии {122}, будьте свидетелями того, как Яго здесь отдает всю деятельность своего ума, своих рук, своего сердца на службу оскорбленному Отелло! Пусть он приказывает. И не будет во мне раскаяния, будет одно повиновение, каким бы кровавым ни было дело. Отелло. Приветствую твою любовь не пустой благодарностью, но полнотой ее приятия и немедленно употребляю тебя в дело. Пусть в течение этих трех дней я услышу, как ты скажешь мне, что Кассио нет в живых. Яго. Мой друг умер. Это сделано по вашему приказу. Но пусть она живет. Отелло. Да будет проклята она, похотливая распутница! О, да будет она проклята! Пойдем, уединимся с тобой. Я удалюсь, чтоб обдумать, где найти скоро действующее средство, чтобы убить прекрасную дьяволицу. Отныне ты мой лейтенант. Яго. Я ваш собственный навеки. Уходят. СЦЕНА 4 Входят Дездемона, Эмилия и Простофиля. Дездемона. Не знаешь ли, малый, где живет лейтенант Кассио? Простофиля. Я не смею сказать, что он где-нибудь лжет {123}. Дездемона. Как так? Простофиля. Он военный. А если сказать про военного, что он лжет, он заколет кинжалом. Дездемона. Брось вздор болтать. Где он квартирует? Простофиля. Сказать, где он квартирует, - значит солгать. Дездемона. Это каким образом? Простофиля. Я не знаю, где он квартирует. А выдумать адрес, сказать, что он живет здесь или живет там {124}, - значило бы нагло соврать. Дездемона. Можешь ли ты расспросить и узнать от других, где он находится? Простофиля. Ради него я поведу со всем миром нравоучительную беседу по катехизису, то есть буду задавать вопросы и сам давать ответы {125}. Дездемона. Найди его, попроси его прийти сюда; скажи ему, что я расположила моего господина в его пользу и надеюсь, что все будет хорошо. Простофиля. Сделать это - в силах ума человеческого, и потому я попытаюсь это сделать. (Уходит.) Дездемона. Где же могла я потерять этот платок, Эмилия? Эмилия. Не знаю, синьора. Дездемона. Поверь, я бы охотней потеряла мой кошелек, полный крузадов {126}. Если бы мой благородный мавр не был человеком неподдельной души, сделанным не из того низкого материала, из которого сделаны ревнивые создания, этого было бы достаточно, чтобы навести его на дурные мысли. Эмилия. Он не ревнив? Дездемона. Кто? Он? Я думаю, что солнце его родины иссушило его ревность. Эмилия. Посмотрите, вот он идет. Дездемона. Я его теперь не оставлю в покое, пока он не призовет к себе Кассио. Входит Отелло. Как вы себя чувствуете, мой господин? Отелло. Хорошо, добрая госпожа моя. (В сторону.) О, как тяжело притворяться! Как вы, Дездемона? Дездемона. Хорошо, мой добрый господин. Отелло. Дайте мне вашу руку. Это влажная рука, госпожа моя {127}. Дездемона. Она еще не испытала старости и не знала печали! Отелло. Это указывает на предрасположение к щедрости и на расточительность сердца. Горячая, горячая и влажная. Ваша рука требует ограничения свободы, поста и молитвы, постоянного умерщвления плоти и упражнения в благочестии. Ибо вот здесь, в этой руке, живет молодой потный дьявол {128}, который всегда готов бунтовать. Это хорошая рука, откровенная рука. Дездемона. Вы вправе это сказать, потому что эта рука отдала вам мое сердце. Отелло. Расточительная рука. В старину руку отдавали вместе с сердцем, теперь, согласно нашей новой геральдике {129}, отдают руку без сердца. Дездемона. Не мне судить об этом. Скажите лучше, как с вашим обещанием? Отелло. Каким обещанием, цыпочка? {130} Дездемона. Я послала за Кассио, чтобы он пришел поговорить с вами. Отелло. Мне не дает покоя сильный насморк: одолжи мне свой платок. Дездемона. Вот, мой господин. Отелло. Тот, который я подарил тебе. Дездемона. У меня его нет с собой. Отелло. Нет? Дездемона. Нет, в самом деле, мой господин. Отелло. Плохо. Этот платок подарила моей матери цыганка. Она была колдунья и могла почти свободно читать мысли людей. Она сказала моей матери, что, пока она будет хранить этот платок, она сохранит привлекательность и отец мой будет всецело покорен ее любви; но что, если она потеряет этот платок или подарит его, она станет отвратительна в его глазах, и душа его устремится в погоню за новыми любовными мечтами. Моя мать, умирая, подарила мне этот платок и просила меня, когда судьба пошлет мне жену, подарить его ей. Так я и поступил; берегите же его, храните его как зеницу ока. Потерять или отдать его - значит навлечь беду, не сравнимую ни с чем. Дездемона. Возможно ли? Отелло. Это правда. В самой ткани его заключена магия. Пророчица, которая насчитала в этом мире двести обращений солнца, шила на нем узор в пророческом исступлении. Священны были черви, которые произвели шелк. Платок был смочен в зелье {131}, которое люди сведущие изготовили из сердец умерших дев. Дездемона. Неужели? Это правда? Отелло. Истинная правда. А потому берегите его. Дездемона. О боже, лучше бы я его никогда не видала! Отелло. Ха! Почему? Дездемона. Отчего вы говорите так порывисто и стремительно? Отелло. Он потерян? Его нет? Говорите, он пропал? Дездемона. Да сохранит нас небо! Отелло. А? Что? Дездемона. Он не потерян. Но что из того, если бы даже он был потерян? Отелло. Как? Дездемона. Говорю вам, что он не потерян. Отелло. Достаньте его, дайте мне взглянуть на него. Дездемона. Я могла бы это сделать, но сейчас не хочу. Это все хитрость, чтобы отделаться от моей просьбы. Прошу вас, примите Кассио. Отелло. Принесите и покажите мне платок. Моя душа предчувствует дурное. Дездемона. Ну же, ну! Вы нигде не найдете более достойного человека. Отелло. Платок! Дездемона. Прошу вас, поговорим о Кассио. Отелло. Платок! Дездемона. О человеке, который всю жизнь свою основывал свое счастье на вашем расположении к нему, делил с вами опасности. Отелло. Платок! Дездемона. Честное слово, вы достойны порицания. Отелло. Прочь! (Уходит.) Эмилия. И этот человек не ревнив? Дездемона. Я этого раньше никогда не видала. Есть, повидимому, что-то чудесное в этом платке. Потеря его для меня несчастье. Эмилия. Мужчину не узнаешь ни в год, ни в два. Они желудки, мы - пища. Они жадно съедают нас, а когда насытятся - изрыгают. Посмотрите - Кассио и мой муж. Входят Кассио и Яго. Яго. Нет другого средства. Сделать это должна она. Посмотрите, вот удача! Ступайте и настойчиво просите ее. Дездемона. Ну как, добрый Кассио? Какие у вас новости? Кассио. Все с прежней просьбой, синьора. Умоляю вас благодетельным заступничеством вашим вернуть мне существование, а также любовь того, кого я во всех отношениях почитаю, насколько только способно мое сердце. Я не хотел бы дольше оставаться в неизвестности. Если мой проступок является смертельным грехом и ни прошлая служба, ни горесть в настоящем, ни те услуги, которые я собираюсь оказать в будущем, не могут быть достаточным выкупом, чтобы вернуть мне его любовь, одно уже знание этого будет для меня благодеянием: тогда я возьму себя в руки и выберу какой-нибудь другой путь жизни, в надежде на подаяние судьбы. Дездемона. Увы, трижды благородный Кассио! Сейчас мое заступничество не звучит, как должно. Мой господин уже не прежний господин мой. Я бы не узнала его, если бы он так же изменился лицом, как изменилось его душевное состояние. Да молят за меня святые духи так, как я просила за вас, как только могла. За свои свободные речи я попала под обстрел его гнева. Вам нужно на время запастись терпением. Что я смогу сделать, я сделаю. Сделаю больше, чем осмелилась бы сделать для себя. Удовольствуйтесь этим. Яго. Мой господин в гневе? Эмилия. Он только что сейчас вышел отсюда в каком-то странном беспокойстве. Яго. Неужели он может разгневаться? Я видел, как пушка взметала в воздух ряды его солдат и, подобно дьяволу, подхватила у него из-под локтя его собственного брата, - и чтоб он мог разгневаться? Значит, это что-нибудь важное. Пойду повидаю его. Это уж действительно неспроста, если он разгневался. Дездемона. Прошу тебя, ступай к нему. Яго уходит. Его ясный дух, верно, замутили государственные заботы, - вести из Венеции или какой-нибудь раскрытый здесь, на Кипре, заговор, о котором ему стало известно. В таких случаях люди готовы раздражаться по пустяковым поводам, хотя в сущности взволнованы важными. Это, несомненно, так: заболит палец, и чувство боли распространяется на другие здоровые части тела. К тому же мы не должны думать, что мужчины - боги, и не должны ждать от них такого же ласкового внимания, как во время свадебного пира. Какая я, право, Эмилия! Я, недостойный воин {132}, в душе обвиняла его за недоброе ко мне отношение. Теперь я вижу, что подослала ложных свидетелей и что он несправедливо обвинен. Эмилия. Дай бог, чтобы это были государственные дела, как вы думаете, а не какие-нибудь ревнивые фантазии или причуды, касающиеся вас. Дездемона. Помилуй бог, я никогда не давала ему повода. Эмилия. А для ревнивых душ этого и не нужно. Они ревнуют не потому, что есть причина, но ревнуют потому, что они ревнивы. Ревность - чудовище, которое само себя зачинает и само себя порождает. Дездемона. Да охранит небо душу Отелло от этого чудовища. Эмилия. Аминь, синьора! Дездемона. Пойду и найду его. Кассио, побудьте здесь. Если он в подходящем состоянии духа, попрошу его за вас и сделаю все зависящее от меня, чтобы добиться результата. Кассио. Покорно вас благодарю, синьора! Дездемона и Эмилия уходят. Входит Бьянка. Бьянка. Спаси вас бог, друг Кассио! Кассио. Почему ты не дома? Как поживаете, моя прекрасная Бьянка? Честное слово, любовь моя, я собирался идти к вам. Бьянка. А я шла к вам, Кассио! Как! Не приходить целую неделю! Семь дней и ночей? Сотню, шесть десятков и восемь часов? А для влюбленных часы разлуки в сто шестьдесят раз длиннее, чем на циферблате. Ах, как скучно их считать! Кассио. Простите меня, Бьянка! Все это время я был подавлен тяжелыми, как свинец, мыслями. Но в более свободное время я возьму счет моих отсутствий. (Дает ей платок Дездемоны.) Сладостная Бьянка, вышейте мне такой платою. Бьянка. Кассио, откуда это? Это подарок новой подруги. То я чувствовала разлуку, теперь чувствую ее причину. Уже до этого дошло? Прекрасно, прекрасно! Кассио. Полно! Бросьте свои глупые догадки в лицо наславшему их дьяволу. Вы ревнуете, полагая, что это подарок на память от какой-нибудь любовницы. Это не так, честное слово, Бьянка. Бьянка. Ну, так чей же он? Кассио. Я сам не знаю. Я нашел его в своей комнате. Мне нравится узор. Прежде чем его потребуют обратно, - а вполне вероятно, что его потребуют, - я бы хотел, чтобы с него сняли узор. Возьмите его и вышейте такой же, а покамест оставьте меня. Бьянка. Оставить вас! Почему? Кассио. Я здесь ожидаю генерала и не думаю, что мне послужит на пользу, если он увидит меня в обществе женщины, да и не хочу этого. Бьянка. Почему, смею спросить? Кассио. Не потому, чтобы я вас не любил. Бьянка. Но потому, что вы меня не любите. Прошу вас, проводите меня немного. И скажите, скоро ли я увижу вас ночью? Кассио. Я провожу вас, но только недалеко: я должен ждать здесь. Но мы скоро увидимся. Бьянка. Вот это хорошо. Мне приходится покориться обстоятельствам. Уходят. АКТ IV СЦЕНА 1 Кипр. Перед замком {133}. Входят Отелло и Яго. Яго. И вы в самом деле продолжаете так думать? Отелло. Так думать, Яго! Яго. Да что тут особенного - целоваться тайком? Отелло. Это недозволенный поцелуй. Яго. Или полежать часок-другой голой с дружком в постели, не намереваясь сделать ничего дурного? Отелло. Голой в постели, Яго, и не намереваясь сделать ничего дурного? Это лицемерие перед дьяволом. Те, которые хотят быть добродетельными, но так поступают, подвергают свою добродетель искушению дьявола, сами же они искушают небо. Яго. Если они при этом ничего не делают, это простительный проступок. Но если я дарю моей жене платок... Отелло. Что тогда? Яго. Ну что ж, тогда, значит, он принадлежит ей, господин мой. И, поскольку он принадлежит ей, я думаю, что она вправе подарить его любому мужчине. Отелло. Она также обладательница и своей чести. Разве она вправе подарить и ее? Яго. Ее честь - незримая сущность {134}. Честью часто обладают те, у которых нет чести. Но что касается платка... Отелло. Клянусь небом, я бы с радостью забыл о нем! Ты говорил... О, этот платок возникает в памяти моей, как ворон над зачумленным домом, предвещающий всем гибель... Ты говорил, что мой платок у него. Яго. Ну и что ж из этого? Отелло. Хорошего в этом нет. Яго. А что, если бы я сказал, что видал, как он вам нанес обиду? Или что слышал, как он говорил, - мало ли на свете плутов, которые, настойчивым ухаживанием или по ее любви и добровольному выбору склонив любовницу уступить их желанию или дав ей то, чего та сама хотела, не могут удержаться от болтовни... Отелло. Он что-нибудь сказал? Яго. Да, господин мой. Но, будьте уверены, не более того, от чего он готов клятвенно отречься. Отелло. Что он сказал? Яго. Честное слово, он сказал, что он... Я, право, не знаю... Отелло. Что? Что? Яго. Лежал... Отелло. С ней? Яго. С ней, на ней, как вам угодно. Отелло. Лежал с ней, лежал на ней! Мы говорим - лежать на ней, когда хотим сказать, что ее оболгали {135}. Лежать с ней! Это гнусно. Платок... Признания... Платок.... Пусть признается, и затем повесить его за труды... Сначала повесить его, а потом пусть признается... Я дрожу при одной мысли об этом... Природа не без причины наслала на меня эту омрачающую рассудок бурю чувств... {136} Не слова заставляют меня так содрогаться. Фу!.. Носы, уши и губы... {137} Возможно ли?.. Признавайся... Платок... О дьявол!.. (Падает без чувств {138}.) Яго. Действуй, мое лекарство, действуй! Так ловят доверчивых глупцов, и именно так многие достойные и целомудренные дамы, хотя они и ни в чем не повинны, становятся предметом осуждения... Что с вами? Мой господин! Мой господин, говорю я! Отелло! Входит Кассио. А, Кассио! Кассио. Что случилось? Яго. С моим господином припадок падучей. Это уже второй. Вчера у него тоже был припадок. Кассио. Потрите ему виски. Яго. Нет, не надо. Нужно дать припадку спокойно развиваться. Иначе у него выступит пена на губах и он мгновенно впадет в неистовое бешенство. Посмотрите, он шевелится. Прошу вас, удалитесь на минутку, - он сейчас придет в себя. Когда он уйдет, мы поговорим с вами о весьма важном деле... Кассио уходит {139}. Как вы себя чувствуете, генерал? Вы не ушибли себе лба? {140} Отелло. Ты издеваешься надо мной? Яго. Я издеваюсь над вами! Нет, клянусь небом! Мне бы только хотелось, чтобы вы переносили вашу участь как мужчина. Отелло. Рогатый мужчина - чудовище и зверь. Яго. В таком случае в населенном городе много зверей и благовоспитанных чудовищ. Отелло. Он признался в этом? Яго. Будьте мужчиной, сударь. Подумайте только, что любой из бородатой породы, стоит ему лишь впрячься в ярмо брака, тянет, возможно, наравне с вами. Среди живущих сейчас людей имеются миллионы, которые еженощно ложатся в постель, являющуюся общим достоянием, но, по их убеждению, - они готовы в этом поклясться, - принадлежащую только им. Ваше положение лучше. О, это проклятие, посланное адом, сверхиздевательство сатаны - целовать распутницу на ложе, которое уверенно считаешь неприступным, и считать распутницу непорочной. Нет, уж лучше позвольте мне знать. И зная, что я такое, я тем самым знаю, чем будет она {141}. Отелло. О, ты мудр; это несомненно. Яго. На минуту встаньте в сторонку. Превратитесь весь в терпеливый слух. Когда вас здесь обуревала скорбь, - страсть, недостойная такого человека, - сюда пришел Кассио. Я удалил его отсюда, придумал благовидное объяснение вашему исступлению и попросил Кассио поскорее вернуться поговорить здесь со мною, что он и обещал. Вы только спрячьтесь и наблюдайте за усмешками, издевательскими улыбками и явным презрением, которые выразятся в каждой черте его лица. Ибо я заставлю его снова пересказать рассказ о том, где, как, как часто, с каких пор и когда он совокуплялся с вашей женой и когда он снова собирается совокупиться с ней. Говорю вам, наблюдайте за его движениями. Черт возьми, терпение! Иначе я скажу, что вы целиком поддались гневному настроению и перестали быть мужчиной. Отелло. Слышишь, Яго? Я буду хитер в своем терпении, но буду - слышишь! - и кровожаден. Яго. Это не помешает. Но всему свое время. Спрячьтесь же. Отелло прячется. Теперь я расспрошу Кассио о Бьянке, проститутке, которая, продавая свою похоть, покупает на это для себя хлеб и одежду. Эта тварь влюблена в Кассио, ибо таково уж проклятие проституток - обманывать многих и быть обманутой одним. Кассио, когда он слышит о ней, не может удержаться от бурного хохота. Вот он идет. Когда он станет улыбаться, Отелло сойдет с ума, и его наивная ревность даст улыбкам, жестам и легкомысленному поведению бедного Кассио совершенно ошибочное толкование. Входит Кассио. Ну как вы себя чувствуете, лейтенант? Кассио. Тем хуже оттого, что вы придаете мне то звание, отсутствие которого убивает меня. Яго. Домогайтесь своего у Дездемоны, и дело ваше - верное. (Понизив голос {142}.) Если бы это дело зависело от Бьянки, как быстро вы добились бы удачи! Кассио. Ах, бедняжка! Отелло. Смотрите, он уже смеется! Яго. Я никогда еще не видел, чтобы женщина так любила мужчину. Кассио. Бедняжка! Мне кажется, что она действительно меня любит. Отелло. Он и на словах не слишком отрицает, а смех его выдает всю правду. Яго. Послушайте, Кассио... Отелло. Теперь он заставит его пересказать все дело. Продолжай. Прекрасно, прекрасно. Яго. Она распускает слухи, что вы женитесь на ней. Вы в самом деле намерены на ней жениться? Кассио. Ха-ха-ха! Отелло. Ты торжествуешь, римлянин? {143} Торжествуешь? Кассио. Мне жениться на ней! Как! На проститутке? Прошу тебя, будь помилосердней к моему уму. Не считай меня сумасшедшим. Ха-ха-ха! Отелло. Так, так, так, так... Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Яго. Честное слово, ходит слух, что вы женитесь на ней. Кассио. Будь добр, брось шутить. Яго. Будь я подлец, если это не правда. Отелло. А меня уже сбросили со счетов? Прекрасно! Кассио. Это она сама, обезьянка, распустила слух. Она уверена, что я женюсь на ней, потому что любит меня и самообольщается, а не потому, что я ей обещал. Отелло. Яго делает мне знак. Сейчас он начинает свой рассказ. Кассио. Она только что была здесь. Она повсюду преследует меня. На днях я беседовал на морском берегу с несколькими венецианцами, как вдруг приходит эта дурочка и бросается мне на шею вот так... Отелло. Восклицая: "О дорогой Кассио" или что-нибудь в этом роде. Его жест показывает это. Кассио. И висит у меня на шее, и склоняется ко мне на грудь, и плачет у меня на груди, и вот так влечет и тащит за собою, Ха-ха-ха! Отелло. Он сейчас рассказывает, как она втащила его в мою комнату. О, я вижу твой нос, но не вижу собаки, которой брошу его. Кассио. Да, мне нужно ее оставить. Яго. Ей-богу, посмотрите, вот она идет. Кассио. Настоящий хорек! {144} И вдобавок, черт возьми, надушенный! Входит Бьянка. Что значит это преследование? Бьянка. Пусть вас преследуют дьявол и его мамаша! Что значит этот платок, который вы мне только что дали? Дура я, что взяла его. Вышей ему такой же! Вишь, нашли его в своей комнате и не знаете, кто его там оставил! Это подарок какой-нибудь шлюхи, а я вышивай с него узор. Возьмите отдайте его своей зазнобе. Откуда бы вы его ни достали, я вышивать узор с него не буду! Кассио. Что с вами, моя сладостная Бьянка, что с вами, что с вами? Отелло. Клянусь небом, это, несомненно, мой платок! Бьянка. Если хотите прийти сегодня вечером ужинать - можете; если не хотите - приходите, когда будете расположены. (Уходит.) Яго. Идите вслед, идите вслед. Кассио. Честное слово, придется, иначе она начнет ругаться на улице. Яго. Вы будете ужинать у нее? Кассио. Да, собираюсь. Яго. Хорошо, мы, может быть, там увидимся. Мне очень хочется поговорить с вами. Кассио. Приходите, прошу. Придете? Яго. Ступайте. Приду, ладно. Кассио уходит. Отелло. Как мне его убить, Яго? Яго. Вы заметили, как он радовался своим мерзостям? Отелло. О Яго! Яго. А платок вы видели? Отелло. Это был мой платок? Яго. Ваш, клянусь этой рукой! И подумать только, во что он ставит эту беспутную женщину, жену вашу. Она подарила ему платок, а он подарил его своей шлюхе. Отелло. Мне хотелось бы девять лет подряд убивать его {145}. Прекрасная женщина, красивая женщина, сладостная женщина! {146} Яго. Нет, про это вам нужно забыть. Отелло. Да, пусть погибнет, пусть отдаст душу на вечное проклятие этой же ночью. Не жить ей! Нет! Сердце мое обратилось в камень. Я ударяю по нему, и руке моей больно... О, во всем мире нет более сладостного создания. Она достойна делить ложе с императором и руководить его деятельностью {147}. Яго. Нет, это не тот путь, который вам нужен {148}. Отелло. К черту ее! Я только говорю, какая она. Такая мастерица вышивать. Чудесная музыкантша. О, пение ее укротило бы свирепого медведя! Такой высокий и богатый ум и изобретательность! Яго. Тем хуже, Отелло. О, в тысячу тысяч раз хуже! И притом она так приветлива. Яго. Да, слишком приветлива. Отелло. Нет, это, конечно, так, но все же как жаль. Яго! О Яго! Как жаль! Яго! Яго. Если вы уж так влюблены в ее порочность, пожалуйте ее патентом на то, чтобы невозбранно грешить. Ибо, если это не трогает вас, никому до этого нет дела. Отелло. Я изрублю ее в мелкие куски. Сделать меня рогоносцем! Яго. О, это гнусно с ее стороны. Отелло. И с моим подчиненным. Яго. Это еще гнуснее. Отелло. Достань мне яду, Яго, к ночи. Я не стану объясняться с ней, чтобы ее тело и красота не поколебали моей решительности. К ночи, Яго. Яго. Не убивайте ее ядом, задушите ее в постели, в той самой постели, которую она осквернила. Отелло. Отлично, отлично. Мне нравится справедливость этого решения. Превосходно. Яго. Что касается Кассио, позвольте мне с ним порешить. Вы кой о чем услышите приблизительно в полночь. Отелло. Великолепно! Звук трубы. Что это за трубные звуки? Яго. Вероятно, вести из Венеции. Это Лодовико, посланный дожем. Посмотрите, ваша жена с ним. Входят Лодовико, Дездемона и свита. Лодовико. Да хранит вас бог, достойный генерал. Отелло. От всего сердца приветствую вас, сударь. Лодовико. Дож и сенаторы Венеции шлют вам привет. (Вскрывает пакет.) Отелло (целуя пакет). Целую посредника их воли. (Вскрывает пакет и читает.) Дездемона. Какие новости, милый кузен Лодовико? {149} Яго. Я очень рад вас видеть, синьор. Добро пожаловать на Кипр! Лодовико. Благодарю вас. Как поживает лейтенант Кассио? Яго. Живет, сударь. Дездемона. Кузен, между ним и моим господином произошел недобрый разлад. Но вы все это уладите. Отелло. Вы уверены в этом? Дездемона. Что вы сказали, мой господин? Отелло (читает). "Непременно исполните это, раз вы хотите". Лодовико. Он не обращался к вам: он занят чтением документа. Значит, между генералом и Кассио произошла ссора? Дездемона. Да, к несчастию. Я бы сделала много, чтобы помирить их, ради любви, которую я чувствую к Кассио. Отелло. Огонь и сера! {150} Дездемона. Что вы сказали, мой господин? Отелло. Вы в своем уме? Дездемона. Как, он сердится? Лодовико. Может быть, его взволновало письмо. Как я предполагаю, ему приказано вернуться в Венецию {151} и сдать начальство Кассио. Дездемона. Поверьте, я этому рада. Отелло. Вот как? Дездемона. Что, господин мой? Отелло. Я рад, что вы сошли с ума. Дездемона. Что вы, милый Отелло... Отелло. Дьявол! (Ударяет ее {152}.) Дездемона. Я этого не заслужила. Лодовико. Генерал, этому не поверили бы в Венеции, если бы я даже поклялся, что видел собственными глазами. Это уж слишком. Просите у нее прощения: она плачет. Отелло. О дьявол, дьявол! Если бы земля была полна женскими слезами, каждая капля, которую она роняет, превратилась бы в крокодила {153}. Прочь с глаз моих! Дездемона. Я уйду, чтобы не раздражать вас. Лодовико. Воистину послушная жена. Верните прошу вас, генерал. Отелло. Сударыня! Дездемона. Да, господин мой! Отелло. Что вы хотите с ней делать, сударь? Лодовико. Кто, я, генерал? Отелло. Да, ведь вы же сами хотели, чтобы я заставил ее вернуться. Сударь, она умеет вертеться, вертеться {154}, идти вперед и снова вертеться. И она умеет плакать, сударь, плакать. И она послушна, как вы сказали, послушна, весьма послушна... Продолжай плакать! Что же касается этого, сударь, - о, как искусно подделано ее отчаяние! - мне приказано вернуться в Венецию {155}. Убирайся! Я сейчас пришлю за тобой... Сударь, я повинуюсь приказу и возвращусь в Венецию... Прочь, сгинь! Дездемона уходит. Кассио займет мое место. А сегодня вечером, сударь, прошу вас отужинать со мной. Добро пожаловать, сударь, на Кипр. Козлы и обезьяны! {156} (Уходит.) Лодовико. Это ли благородный мавр, которого наш сенат единогласно называет во всех отношениях совершенным? Это ли натура, не потрясаемая никакой страстью? Чью прочную силу не могла ни поранить, ни пронзить ни пуля случая, ни стрела судьбы? Яго. Он очень изменился. Лодовико. В здравом ли он уме? Не в беспамятстве ли он? Яго. Он таков, каков он есть. Я не смею высказать ему осуждение. Если он не таков, каким он мог бы быть. Я готов молиться, чтобы он стал таким, каким бы мог быть. Лодовико. Как! Ударить жену! Яго. Честное слово, это нехорошо, Однако я хотел бы быть уверенным в том, что он не сделает ничего худшего. Лодовико. Он всегда таков? Или письмо из Венеции взволновало его кровь и впервые вызвало такой проступок? Яго. Увы, увы! Нечестно было бы с моей стороны рассказывать о том, что я видел и знаю. Вы сможете наблюдать за ним. Его собственное поведение и без слов моих обнаружит его вполне. Следите же за ним и замечайте, как он будет дальше вести себя. Лодовико. Мне жаль, что я ошибся в нем. Уходят. СЦЕНА 2 Комната в замке {157}. Входят Отелло и Эмилия. Отелло. Вы, значит, ничего не видали? Эмилия. И не слыхала и не замечала ничего подозрительного. Отелло. Однако вы видели ее вдвоем с Кассио? Эмилия. Но не видела при этом ничего дурного. К тому же я слышала каждое их слово. Отелло. Как, разве они никогда не шептались? Эмилия. Никогда, мой господин. Отелло. И не отсылали вас куда-нибудь? Эмилия. Никогда. Отелло. Принести ее веер, перчатки, полумаску {158} или за чем-нибудь еще? Эмилия. Никогда, мой господин. Отелло. Это странно. Эмилия. Я готова, господин мой, отдать душу в заклад, что она честна. Если вы думаете иначе, прогоните эти мысли: они оскверняют ваше сердце. Если какой-нибудь мерзавец внушил вам это, пусть небо воздаст ему за это тем проклятием, которым был проклят змей-искуситель. Уж если она не честна, не целомудренна и не верна, тогда нет счастливых мужей, тогда чистейшая из их жен гнусна, как клевета. Отелло. Попросите ее прийти сюда. Ступайте. Эмилия уходит. Наговорила! Но ведь только уж очень глупая сводня не сумела бы всего этого наплести. Эта хитрая шлюха - замкнутая на ключ и уединенная комната, скрывающая в, себе отвратительные тайны. И, однако, она становится на колени и молится. Я сам видел. Входят Дездемона и Эмилия. Дездемона. Что вам угодно, господин мой? Отелло. Прошу вас, цыпочка, подойдите сюда. Дездемона. Что вы желаете? Отелло. Дайте мне взглянуть в ваши глаза. Глядите, мне в лицо. Дездемона. Что это за ужасная причуда? Отелло (к Эмилии). Принимайтесь за свое дело, сударыня, оставьте производителей потомства наедине и затворите дверь. Если кто-нибудь подойдет, кашляните или скажите: "гм!" Принимайтесь за ваше ремесло! Ну, поскорей! Эмилия уходит. Дездемона. Умоляю вас на коленях, скажите, что значат ваши речи? Я понимаю, что в ваших словах заключена ярость, но не понимаю самих слов. Отелло. Говори, что ты такое? Дездемона. Ваша жена, мой господин; ваша честная и верная жена. Отелло. Ну, клянись же в этом и погуби свою душу, чтобы дьяволы не побоялись схватить тебя, столь похожую на небесное существо. Так погуби же свою душу вдвойне {159}: клянись, что ты честна. Дездемона. Воистину, то знает небо. Отелло. Воистину небо знает, что ты лжива, как ад! Дездемона. Перед кем, господин мой, с кем, в чем я лжива? Отелло. Ах, Дездемона! Прочь, прочь, прочь! Дездемона. О, какой тяжелый день! Почему вы плачете? Я ли причина этих слез, мой господин? Если вы, быть может, подозреваете, что мой отец содействовал тому, что вас отзывают в Венецию, не вините в этом меня. Если вы лишились его благосклонности, так ведь и я ее тоже лишилась. Отелло. Если бы небу было угодно испытать меня горестями; если бы оно послало на мою непокрытую голову дождь всяческих болезней и позора; погрузило бы меня в бедность по самые губы; отдало бы меня в плен без всякой надежды на освобождение, - я бы нашел в каком-нибудь уголке моей души каплю терпения. Но, увы, превратить меня в мишень для нашего презрительно-насмешливого времени, чтобы оно указывало на меня своими ленивыми, неподвижными перстами... {160} О-о! Однако я смог бы перенести и это, и легко, очень легко. Но там, где я храню свое сердце, там, где мне суждено жить, ибо без этого я должен умереть, - тот источник, где берет начало поток моего существования, который без этого источника должен иссякнуть, - быть изгнанным оттуда!.. Или хранить этот источник, как водоем, в котором кучами гнездятся и размножаются омерзительные жабы!.. Так изменись же в лице, терпение, ты юный розовогубый херувим, да стань мрачным, как ад! Дездемона. Я надеюсь, что мой благородный господин считает меня честной. Отелло. О да, точно так же, как летних мух на бойнях, которые размножаются, кладя свои яички в мясо и делая его гнилым. О плевел {161}, что так очаровательно прекрасен и пахнешь так сладко, что одурманиваешь чувства... Уж лучше бы ты не рождалась вовсе! Дездемона. Увы, какой совершила я грех, о котором сама не знаю? Отелло. Неужели эта прекрасная бумага, эта красивейшая книга были сделаны для того, чтобы написать слово "шлюха"? Что ты совершила? {162} Что совершила? О уличная тварь, я превратил бы мои щеки в плавильную печь, которая сожгла бы скромность в золу, если бы я рассказал о твоих делах. Что ты совершила? Небо затыкает нос от твоих дел, луна закрывает глаза, распутный ветер, который целует все, что бы ему ни встретилось, замер в подземной пещере {163}, чтобы не слышать о твоих поступках. Что ты совершила? Бесстыдная шлюха! Дездемона. Клянусь небом, вы оскорбляете меня напрасно. Отелло. Разве вы не шлюха? Дездемона. Нет, клянусь верой Христовой. Если хранить это тело для моего господина от чужого гнусного беззаконного прикосновения не значит быть шлюхой - я, не шлюха. Отелло. Как, вы не распутница? Дездемона. Нет, клянусь спасением своей души! Отелло. Неужели? Дездемона. О небо, защити нас! Отелло. В таком случае прошу вашего прощения. Я принял вас за ловкую венецианскую шлюху, которая вышла замуж за Отелло. Входит Эмилия. Вы же, сударыня, исполняющая обязанность, противоположную той, которую исполняет апостол Петр {164}, и, охраняющая врата ада... Вы, вы, да, вы! Вы сделали свое дело. Вот вам деньги за ваши труды. Прошу вас, замкнитесь на ключ и сохраните нашу тайну. (Уходит.) Эмилия. Ах, боже мой, что это он вообразил? Как вы себя чувствуете, сударыня? Как вы себя чувствуете, моя добрая госпожа? Дездемона. Честное слово, как в полусне. Эмилия. Сударыня, что приключилось с моим господином? Дездемона. С кем? Эмилия. Как с кем? С моим господином {165}, сударыня. Дездемона. Кто твой господин? Эмилия. Тот, кто и ваш господин, сладостная госпожа. Дездемона. У меня нет господина. Не говори со мной, Эмилия. Я не могу плакать, а отвечать могла бы только слезами. Прошу тебя, сегодня ночью постели мне брачные простыни {166}, не забудь. И позови сюда твоего мужа. Эмилия. Вот действительно перемена! (Уходит.) Дездемона. Так мне и надо, что со мной так обращаются. Поделом мне; как я вела себя, если у него могло родиться хотя бы малейшее подозрение в проступке с моей стороны. Входят Яго и Эмилия. Яго. Что вам угодно, сударыня? Что с вами? Дездемона. Я сама не знаю. Те, кто наказывает маленьких детей, делают это кроткими средствами и задают им нетрудные уроки {167}. Так и он мог бы побранить меня, потому что я, честное слово, как ребенок, когда меня бранят. Яго. В чем дело, госпожа? Эмилия. Ах, Яго, мой господин обзывал ее шлюхой, осыпал ее такими злобными и грубыми словами, которых не в силах перенести честные сердца. Дездемона. Я заслужила это название, Яго? Яго. Какое название, прекрасная госпожа? Дездемона. Которое, как она сказала, дал мне мой господин. Эмилия. Он назвал ее шлюхой. Пьяный нищий не стал бы ругать такими словами свою девку. Яго. Почему же он это сделал? Дездемона. Я не знаю. Я не знаю. Я уверена, что я не такая, какой он меня назвал. Яго. Не плачьте, не плачьте. Какой несчастный день! Эмилия. Неужели же она отказалась от стольких благородных женихов, от отца, от родины, от своих друзей - лишь для того, чтобы ее назвали шлюхой? Как тут не заплакать! Дездемона. О моя злосчастная судьба! Яго. Как ему не стыдно! Что это на него нашло? Дездемона. Это знает только небо. Эмилия. Пусть меня повесят, если какой-нибудь отъявленный мерзавец, какой-нибудь вмешивающийся не в свои дела и умеющий втереться в доверие негодяй, обманщик, лживый раб не изобрел этой клеветы, чтобы заполучить себе должность. Пусть иначе повесят меня! Яго. Фу, брось! Таких людей не бывает. Это невозможно. Дездемона. Если есть такой человек, да простит ему небо! Эмилия. Да простит ему висельная веревка, да гложет ад его кости! За что же он назвал ее шлюхой? Кто проводит с ней время? Где? Когда? Каким образом? Разве это похоже на правду? Мавр обманут каким-нибудь гнуснейшим подлецом, низким, отменным подлецом, паршивым малым... О небо, если бы ты только разоблачало таких проходимцев и вкладывало бы каждому честному человеку бич в руку {168}, чтобы гнать, бичуя, этих негодяев голыми по всему миру, с востока на запад! Яго. Не кричи на весь дом. Эмилия. Тьфу на него! Вот один из таких же молодчиков вывернул и тебе ум наизнанку и заставил подозревать меня в связи с мавром. Яго. Ты - дура! Убирайся! Дездемона. Увы, Яго, что мне делать, чтобы вернуть себе расположение моего господина? Добрый друг, ступайте к нему. Клянусь небесным светом, я не знаю, почему я потеряла его. Вот я преклоняю колени. Если когда-нибудь моя воля согрешила против любви его, в помыслах или на деле, или если мои глаза, уши или другое из моих чувств наслаждались кем-нибудь другим, если я не люблю его, не любила и не буду всегда его любить, хотя бы он отверг меня и обрек меня на жалкую участь разведенной жены, - да лишусь я покоя души навек! Недоброе отношение может многое сделать. Его недоброе отношение может разбить мою жизнь, но никогда не запятнает моей любви к нему. Я не в силах произносить слово "шлюха". Сейчас, когда я произношу это слово, оно мне отвратительно. Совершить же поступок, который заслужил бы это название, не заставило бы меня все то количество роскоши, которое содержится в мире. Яго. Умоляю вас, успокойтесь. Это лишь его мимолетное настроение. Его раздражили государственные заботы, и потому он бранится с вами. Дездемона. Если бы это было так! Яго. Только так, ручаюсь вам. Музыка за сценой {169}. Слышите, как эти инструменты приглашают к ужину. Послы Венеции ждут. Ступайте и не плачьте. Все уладится. Дездемона и Эмилия уходят. Входит Родриго {170}. Ну что, Родриго? Родриго. Я не нахожу, что ты честно со мной поступаешь. Яго. В чем же я поступаю нечестно? Родриго. Каждый день, Яго, ты откладываешь мое дело при помощи какой-нибудь выдумки и, как мне теперь кажется, скорее стремишься лишить меня всяких возможностей успеха, чем предоставить мне хотя бы малейший обнадеживающий шанс. Я это больше терпеть не хочу. И я отнюдь не убежден в том, что должен спокойно примириться с тем, что я претерпел так глупо. Яго. Вы меня выслушаете, Родриго? Родриго. Честное слово, я слышал слишком много. Ибо ваши слова и поступки не в родстве друг с другом. Яго. Вы несправедливо обвиняете меня. Родриго. Совершенно справедливо. Я истратил все свое состояние. Драгоценности, которые вы получили от меня, чтобы передать Дездемоне, совратили бы и принесшую обет целомудрия. Вы сказали мне, что она приняла их, обнадеживала и ободряла меня, говоря, что скоро она обратит на меня внимание. Но до сих пор я ничего не вижу. Яго. Хорошо, продолжайте, отлично. Родриго. Отлично! Продолжайте! Я, любезный, продолжать не могу. И все это совсем не отлично. Я думаю, что все это препаршиво, и начинаю убеждаться, что одурачен во всем этом деле. Яго. Отлично. Родриго. Говорят вам, что это не отлично. Я все открою Дездемоне. Если она мне вернет мои драгоценности, я откажусь от ухаживания за ней и раскаюсь в своем противозаконном домогательстве. Если же нет, будьте уверены - я от вас потребую расчета. Яго. Вы все сказали? Родриго. Да, и я заявляю: все то, что я сказал, я намерен сделать. Яго. Ну вот, теперь я вижу, что у тебя есть характер. И с этого момента я становлюсь лучшего о тебе мнения, чем раньше. Дай мне руку, Родриго. Ты имеешь полное право обижаться на меня, и, однако, я заявляю, что действовал честно в твоем деле. Родриго. Это было незаметно. Яго. Не могу не согласиться, что это было незаметно. И ваше подозрение не лишено ума и здравого смысла. Но, Родриго, если в тебе действительно есть то, что я теперь с большей, чем когда-либо, уверенностью надеюсь найти в тебе, - я имею в виду решимость, храбрость и мужество, - докажи это сегодня ночью. Если в следующую ночь ты не насладишься Дездемоной, отправь меня предательством на тот свет, изобрети искусный способ, чтобы лишить меня жизни. Родриго. Ну, что же это такое? Это что-нибудь разумное и в пределах возможного? Яго. Сударь, из Венеции прибыл чрезвычайный приказ, назначающий Кассио на место Отелло. Родриго. Это правда? Значит, в таком случае Отелло и Дездемона возвращаются в Венецию. Яго. О нет. Он едет в Мавританию {171} и берет с собой прекрасную Дездемону, если только какой-нибудь случай не продлит его пребывания на Кипре; а что здесь найти более верного, чем устранение Кассио? Родриго. Что вы называете его устранением? Яго. Как что? Да сделать его неспособным занять место Отелло, вышибить у него мозги. Родриго. И вы хотите, чтобы это сделал я? Яго. Да, если в вас есть решимость принести себе пользу и отстоять свои права. Он вечером ужинает у одной шлюхи. Я пойду к нему туда. Он еще не знает о своем счастии и высокой чести, ему оказанной. Если вы подкараулите его, когда он будет возвращаться домой, - а я устрою так, что это случится между двенадцатью часом ночи, - вы сможете напасть на него врасплох. Я буду находиться поблизости, чтобы помочь вам, и ему придется иметь дело с нами обоими. Ну, не стойте же с таким изумленным видом, идите со мной. Я так докажу вам необходимость его смерти, что вы сочтете себя обязанным убить его. Сейчас уже время ужина, а ночь проходит быстро. За дело! Родриго. Я хотел бы получить дальнейшие основания для этого. Яго. Вы будете удовлетворены. Уходят. СЦЕНА 8 Другая комната в замке {172}. Входят Отелло, Лодовико, Дездемона, Эмилия и свита. Лодовико. Прошу вас, сударь, не утруждайте себя и дальше не идите. Отелло. О, разрешите! Мне полезно прогуляться. Лодовико. Сударыня, доброй ночи. Покорно благодарю вашу милость. Дездемона. Вы, ваша честь, желанный гость. Отелло. Пойдемте_ же, сударь. О Дездемона... Дездемона. Что, мой господин? Отелло. Немедленно ложитесь в постель. Я сейчас же вернусь. И отпустите прислуживающую вам женщину. Непременно сделайте это. Дездемона. Хорошо, мой господин. Уходят Отелло, Лодовико и свита. Эмилия. Ну, как теперь дела? Он, кажется, смягчился. Дездемона. Он сказал, что сейчас же вернется. Он приказал мне лечь в постель и просил меня отпустить вас. Эмилия. Отпустить меня? Дездемона. Это была его просьба. Поэтому, добрая Эмилия, дайте мне мою ночную одежду и прощайте. Нам теперь не следует сердить его. Эмилия. Хотелось бы мне, чтобы вашей встречи с ним не бывало никогда. Дездемона. Мне бы этого не хотелось. Моя любовь во всем одобряет его, так что даже его резкость, упреки, нахмуренные брови, - прошу тебя, отколи вот здесь, - для меня благодатны и привлекательны. Эмилия. Я постелила вам те простыни, о которых вы говорили. Дездемона. Все равно. Ей-богу, как мы иногда глупы! Если я умру раньше тебя, прошу тебя, заверни меня вместо савана в одну из этих простынь. Эмилия. Полно, полно, не говорите глупостей. Дездемона. У матери моей была служанка, по имени Варвара. Она любила. Но тот, кого она любила, оказался беспутным человеком и бросил ее. Она знала песню об иве. Это была старинная песня, но выражала ее участь, и она умерла, напевая ее. Сегодня весь вечер эта песня нейдет у меня из ума. Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не склонить голову набок и не петь эту песню, как бедная Варвара. Прошу тебя, поторопись. Эмилия. Подать ваш халат? {173} Дездемона. Нет, отколи вот здесь. Этот Лодовико красив. Эмилия. Красавец! Дездемона. Он хорошо говорит. Эмилия. Я знаю в Венеции одну даму, которая прошлась бы босиком в Палестину за одно прикосновение его нижней губы. Дездемона (поет). "Бедняжка сидела, вздыхая, под кленом, - все пойте: зеленая ива {174}, - с рукой на груди, склонив голову на колени, - пойте: ива, ива, ива. Рядом с ней бежал свежий ручей и бормотанием своим повторял ее вздохи, - пойте: ива, ива, ива. Ее соленые слезы падали и смягчали", - убери эти вещи, - "пойте: ива, ива, ива". Прошу тебя, поторопись. Он сейчас придет. "Все пойте: зеленая ива будет мне венком. Пусть никто не осуждает его, я одобряю его презрение". Нет, тут раньше другая строка в песне. Слушай! Кто это стучит? Эмилия. Это ветер. Дездемона. "Я назвала своего любимого неверным. Что же сказал он мне в ответ? - Пойте: ива, ива, ива. - Если я буду ухаживать за другими женщинами, что ж, и ты ляжешь с другими мужчинами". Ну, уходи. Доброй ночи. У меня чешутся глаза. Это к слезам? Эмилия. Какие пустяки! Дездемона. Так говорят, я сама слышала. О мужчины, мужчины! И ты думаешь, - скажи по совести, Эмилия, - что есть женщины, которые так грубо обманывают своих мужей? Эмилия. Есть такие, несомненно. Дездемона. Ты бы сделала такую вещь, если бы тебе за это предложили целый мир? Эмилия. А вы бы разве не сделали? Дездемона. Нет, клянусь небесным светом! Эмилия. И я бы не сделала при небесном свете. Можно сделать это с тем же успехом и в темноте. Дездемона. И ты бы это сделала, если бы тебе предложили целый мир? Эмилия. Мир - вещь огромная. "Это большая цена за малый грех" {175}. Дездемона. Честное слово, я думаю, что ты не сделала бы. Эмилия. Честное слово, я думаю, что сделала бы. И, сделав, забыла бы об этом. Черт возьми, я не сделала бы этого ради колечка или нескольких штук тонкого полотна, ради платьев, юбок, чепцов или ради пустяковых подарков. Но за целый мир - ах, да кто бы не сделал своего мужа рогоносцем, чтобы сделать его монархом? Я бы ради этого рискнула пребыванием в чистилище {176}. Дездемона. Позор мне, если бы я совершила такую неправду за целый мир. Эмилия. Да ведь эта неправда - неправда только в глазах мира. Когда вы получите весь мир за свой труд, это будет неправдой в глазах вашего собственного мира и вы сможете мгновенно обратить ее в правду. Дездемона. Я не думаю, что есть такие женщины. Эмилия. Есть, сколько угодно. Их столько, что они переполняют мир, за обладание которым они ведут игру. Но я считаю, что когда жены доходят до падения, виноваты мужья, - скажем, потому ли, что они пренебрегают своими обязанностями и льют принадлежащие нам богатства в чужие подолы; или же на них находит глупая ревность и они стесняют нашу свободу; или, скажем, потому, что они бьют нас и со злости уменьшают количество выдаваемых нам на личные расходы денег. Ведь и в нас может разыграться желчь. При всей нашей способности прощать и нам не чуждо чувство мщения. Пусть знают мужья, что и у их жен есть чувства, как и у них: они видят, обоняют, различают сладкое от горького, как и их мужья. Что делают они, когда меняют нас на других? Развлекаются? Думаю, что так. Или увлечение является тут причиной? Думаю, что да. Или слабость плоти вводит в грех? И это так. А разве у нас нет увлечений, желания развлечься, слабости плоти, как и у мужчин? Так пускай же они хорошо обращаются с нами, иначе пусть знают, что если мы поступаем дурно, то потому, что учимся этому у них. Дездемона. Покойной ночи, покойной ночи! Да пошлет мне небо уменье не брать от плохого плохое, но благодаря плохому исправляться. АКТ V СЦЕНА 1 Кипр. Улица. Входят Яго и Родриго. Яго. Вот стань позади выступа этого дома. Он сейчас придет. Обнажи свой добрый меч и заколи его. Скорей, скорей! Не бойся ничего. Я буду рядом с тобой. Либо мы победим, либо мы пропали. Подумай об этом и укрепись в своей решимости. Родриго. Будь поближе, - мне, может, не удастся. Яго. Я буду здесь, с тобой рядом. Будь смелым, становись {177}. Родриго. Я не очень расположен к этому делу. Но он привел мне убедительные доводы. Всего только одним человеком меньше. Наружу, меч мой. Он умрет {178}. Яго. Я растравил этот молодой прыщ {179} почти до боли, и он начинает злиться. Ну, а убьет ли он Кассио, или Кассио убьет его, или они убьют друг друга, я в любом случае буду в выигрыше. Если Родриго останется в живых, он потребует от меня на большую сумму возмещения за золото и драгоценности, которые я выудил у него в качестве подарков для Дездемоны; этого не должно быть. Пока останется жир Кассио, день за днем в его жизни будет существовать красота, которая делает меня уродом. И к тому же мавр может рассказать ему то, что я говорил, и тогда мне будет грозить большая беда. Нет, он должен умереть. Пусть будет так. Я слышу, он идет. Входит Кассио. Родриго. Я знаю его шаги {180}. Это он. Злодей, умри! (Наносит Кассио колющий удар мечом.) Кассио. Этот удар оказался бы мне врагом, если бы мой камзол не был лучше, чем ты думал {181}. Теперь я испробую твой. (Обнажает меч и ранит Родриго {182}.) Родриго. О, я убит! Яго сзади ранит Кассио в ногу и уходит {183}. Кассио. Я изувечен навсегда {184}. Эй, помогите! На помощь. (Падает {185}.) Входит Отелло. Отелло. Это голос Кассио. Яго сдержал слово. Родриго. О, какой я подлец! Отелло. Это так {186}. Кассио. О, помогите, эй! Огня! Врача! Отелло. Это он! О достойный Яго, честный и справедливый, в тебе есть благородное сочувствие нанесенной твоему другу обиде; ты показываешь мне пример. Потаскуха, твой возлюбленный лежит мертвым, и твоя злая гибель приближается быстро. Шлюха, я иду! Чары твоих глаз стерты с моего сердца; твоя постель, запятнанная похотью, запятнанная похотливой кровью. (Уходит.) Входит Лодовико и Грациано. Кассио. Кто там? Эй! Ни дозора, ни прохожих! На помощь! На помощь! Грациано. Это какое-нибудь несчастье: крик полон отчаяния. Кассио. О, помогите! Лодовико. Слышите? Родриго. О жалкий подлец! Лодовико. Здесь стонут двое или трое. Ночь темна: это, может быть, ловушка. Я думаю, небезопасно идти на крик, не имея подмоги. Родриго. Никто не идет! Я истеку кровью. Входит Яго. Лодовико. Слышите? Грациано. Кто-то идет без камзола, в рубашке, с факелом и оружием в руках. Яго. Кто там? Кто это так шумно звал на помощь? Лодовико. Мы не знаем. Яго. Разве вы не слышали крика? Кассио. Сюда, сюда! Во имя неба, помогите мне! Яго. Что случилось? Грациано. Если не ошибаюсь, это знаменосец Отелло. Лодовико, Да, это он. Он очень храбрый малый. Яго. Кто вы, что испускаете такой страдальческий крик? Кассио. Яго? О, меня искалечили, погубили мерзавцы! Окажите мне помощь. Яго. Вот несчастие, лейтенант! Какие же мерзавцы сделали это? Кассио. Кажется, один из них находится здесь поблизости. Он не в состоянии бежать. Яго. О предатели, злодеи! (К Лодовико и Грациано.) Кто вы такие? Подойдите сюда и помогите. Родриго. О, помогите мне! Кассио. Это один из них. Яго. О убийца! О злодей! (Наносит Родриго удар.) Родриго. О проклятый Яго! О бесчеловечный пес! О-о-о! Яго. Убивать людей во мраке! Где эти кровожадные воры? Город как вымер! Эй, на помощь! На помощь! (К Лодовико и Грациано.) Что вы за люди, добрые или злые? Лодовико. Какими нас найдете, такими назовите. Яго. Синьор Лодовико? Лодовико. Он самый, сударь. Яго. Прошу вашего прощения. Здесь Кассио ранен какими-то злодеями. Грациано. Кассио? Яго. Ну, как, брат? Кассио. Моя нога рассечена. Яго. Не дай бог! Посветите мне, господа! Я перевяжу рану моей рубашкой. Входит Бьянка. Бьянка. Что случилось? Кто это кричал? Яго. Кто это кричал? Бьянка. О мой дорогой Кассио! Мой сладостный Кассио! О Кассио, Кассио, Кассио! Яго. О отъявленная шлюха! Кассио, не подозреваете ли вы, кто вас так искалечил? Кассио. Нет. Грациано. Мне жаль, что я нашел вас в таком положении. Я как раз искал вас. Яго. Одолжите мне подвязку... Так... О, носилки бы сюда, чтобы покойно его перенести. Бьянка. Увы, он лишается чувств! О Кассио, Кассио, Кассио! Яго. Все присутствующие здесь господа, я подозреваю эту дрянь в соучастии в преступлении. Терпение, добрый Кассио. Ну же, ну, дайте мне факел! Знакомое ли это лицо? Увы, мой друг и дорогой соотечественник Родри-го... Нет... Да, он самый... О боже! Родриго. Грациано. Как! Венецианец Родриго? Яго. Он, сударь. Вы знали его? Грациано. Знал ли я его? Еще бы! Яго. Синьор Грациано. Умоляю вас извинить меня. Эти кровавые события должны служить мне оправданием в том, что я не оказал вам должной учтивости. Грациано. Я рад вас видеть. Яго. Как вы себя чувствуете, Кассио? О, вот бы носилки, носилки! Грациано. Родриго? Яго. Он, он, это он! Вносят носилки. О, вот легки на помине: носилки! Кто-нибудь из добрых людей, осторожно отнесите его. Я схожу за врачом генерала. (К Бьянке.) Что же касается вас, сударыня, не утруждайте себя понапрасну. Тот, кто лежит здесь убитым, был моим близким другом, Кассио. Что это за ссора произошла между вами? Кассио. Да решительно никакой. Я даже и не знал его. Яго (к Бьянке). Ага! Вы бледны?.. О, унесите его с открытого воздуха в дом! Кассио и Родриго уносят. Постойте, добрые господа! Вы бледны, сударыня? Вы замечаете, каким ужасом полны ее глаза? Раз вы так таращите глаза, мы вскоре кое-что узнаем. Всмотритесь пристальней; прошу вас, смотрите на нее. Вы видите, господа? Да, дурная совесть заговорит и без языка. Входит Эмилия. Эмилия. Увы, что здесь случилось? Что случилось, супруг мой? Яго. На Кассио в темноте напали Родриго и какие-то парни, которые скрылись. Он чуть жив, а Родриго мертв. Эмилия. Ах, добрые господа! Ах, добрый Кассио! Яго. Вот плоды распутства. Прошу тебя, Эмилия, сходи и узнай, где ужинал сегодня ночью Кассио. (К Бьянке.) Ага! Вы задрожали при этих словах? Бьянка. Он ужинал у меня, но не поэтому я дрожу. Яго. Ах, вот как! Приказываю вам, следуйте за мной. Эмилия. Тьфу, тьфу тебя, шлюха! Бьянка. Я не шлюха. Я такая же честная, как и вы, кто так оскорбляет меня. Эмилия. Такая же честная, как я? Тьфу! Тьфу на тебя! Яго. Любезные господа, пойдемте посмотрим, как будут перевязывать бедного Кассио. (К Бьянке.) Пойдемте, сударыня, вы нас не проведете... Эмилия, беги в замок и расскажи моему господину и госпоже обо всем, что случилось... Прошу идти вперед... Эта ночь приведет меня либо к победе, либо к гибели. Уходят. СЦЕНА 2  Дездемона спит в постели. Входит Отелло {187}. Отелло. Этого требует дело, этого требует дело, моя душа {188}, я не назову его вам, целомудренные звезды, - этого требует дело. Но я не пролью ее крови и не оцарапаю кожи ее, которая белее, чем снег, и гладка, как алебастр надгробных памятников. Однако она должна умереть, иначе она обманет и других. Погасить свет, а затем погасить твой свет {189}. Погасив тебя, пламенный прислужник {190}, я могу восстановить твой прежний свет, если передумаю, но если я погашу твой свет, хитрейший образец превзошедшей себя природы, я не знаю, где тот Прометеев огонь {191}, который может снова возжечь твой свет. Сорвав розу, я не могу вернуть ей жизненного роста, и она неизбежно должна увянуть. Я понюхаю ее на кусте. (Целует Дездемону.) О благовонное дыхание, ты почти убеждаешь правосудие сломить свой меч! {192} Еще раз, еще раз... Будь такой же, когда ты будешь мертва, когда я убью тебя и буду любить тебя потом. Еще раз, и это последний. Столь сладостное никогда еще не бывало столь гибельным. Я не могу не плакать, но это жестокие слезы. Эта печаль божественна; она поражает там, где любит... {193} Она просыпается. Дездемона. Кто там? Отелло? Отелло. Да, Дездемона. Дездемона. Вы ляжете, мой господин? Отелло. Вы молились на ночь, Дездемона? Дездемона. Да, мой господин. Отелло. Если вы вспомните о каком-нибудь преступлении, еще не примиренном с небом и милосердием божиим, немедленно молитесь о его отпущении. Дездемона. Увы, мой господин, что вы хотите этим сказать? Отелло. Ну, молитесь же, и поскорей. Я отойду в сторону. Мне не хотелось бы убить твой неподготовленный дух. Нет, избавь небо! - мне не хотелось бы убить твою душу. Дездемона. Вы говорите об убийстве? Отелло. Да, об убийстве. Дездемона. Да умилосердится же надо мною небо! Отелло. Аминь - от всей души! Дездемона. Раз вы говорите так, я надеюсь, что вы не убьете меня. Отелло. Гм... Дездемона. И, однако, я боюсь вас. Ибо вы становитесь зловещим, когда так вращаете глазами. Чего мне бояться, я не знаю, так как не знаю за собой вины; но, однако, я чувствую, что боюсь. Отелло. Подумай о своих грехах. Дездемона. Мои грехи - моя любовь к вам. Отелло. Да, и за это ты умрешь. Дездемона. Противоестественна та смерть, которая убивает за любовь. Увы, почему кусаете вы так свою нижнюю губу? Какая-то бушующая в крови страсть сотрясает все ваше существо. Это страшные предвестники, но я надеюсь, я надеюсь, что они не для меня. Отелло. Молчи, больше ни слова! Дездемона. Я замолчу. Но что произошло? Отелло. Тот платок, который я так любил и отдал тебе, ты отдала Кассио. Дездемона. Нет, клянусь жизнью и спасением своей души! Пошлите за ним, спросите его. Отелло. Голубка, берегись, берегись клятвопреступления: ты на смертном одре. Дездемона. Да, но ведь не теперь же я умру. Отелло. Сейчас же. Поэтому добровольно покайся в грехе. Ибо, если ты будешь клятвенно отрицать каждый пункт обвинения, это не поколеблет и не задушит во мне того крепкого убеждения в твоей виновности, которое исторгает у меня стоны. Ты умрешь. Дездемона. Так пусть же смилуется надо мной господь! Отелло. Аминь, говорю я. Дездемона. Смилуйтесь надо мной и вы. Я за всю мою жизнь ни в чем не провинилась перед вами. Я никогда не питала к Кассио другой любви, кроме той, всем разрешенной небом, которой я вправе была любить. Я никогда не делала ему подарка. Отелло. Клянусь небом, я видел мой платок в его руках. О клятвопреступница! Ты обращаешь мое сердце в камень и заставляешь назвать убийством то, что я намерен сделать, тогда как я считаю, что приношу жертву. Я видел платок. Дездемона. Значит, он нашел его. Я ему никогда его не дарила. Пошлите за ним. Пусть он скажет по правде. Отелло. Он уже признался. Дездемона. В чем, мой господин? Отелло. В том, что он был с тобою в связи. Дездемона. Как? В незаконной? Отелло. Да. Дездемона. Он этого не скажет. Отелло. Нет, не скажет, - его рот закрыт: честный Яго получил приказ сделать это. Дездемона. О, страх объясняет мне все! Как, он мертв? Отелло. Если бы все его волосы были жизнями, моя великая месть поглотила бы их все. Дездемона. Увы, он стал жертвой предательства, и я погибла! Отелло. Шлюха! Ты при мне плачешь о нем? Дездемона. О, прогоните меня, мой господин, но не убивайте меня! Отелло. Смерть тебе, шлюха! Дездемона. Убейте меня завтра, позвольте прожить эту ночь! Отелло. Если вы будете сопротивляться... Дездемона. Хоть полчаса! Отелло. Раз дело уже сделано {194}, нечего медлить. Дездемона. Хоть пока прочту одну молитву! Отелло. Поздно. (Душит ее.) Дездемона. О господи, господи, господи! {195} Эмилия (за сценой). Мой господин! Мой господин! Эй! Мой господин! Мой господин! Отелло. Что это за шум?.. Не мертва? Еще не совсем мертва? Я жесток, но все же милосерд. Я не хочу, чтобы ты томилась в мучениях. Так, так {196}. Эмилия (за сценой). Эй, мой господин! Мой господин! Отелло. Кто там? Эмилия (за сценой). О мой добрый господин, мне нужно сказать вам несколько слов! Отелло. Да это Эмилия... Сейчас... Она мертва... Вероятно, она пришла рассказать о смерти Кассио... Здесь какой-то шорох {197}. Ха! Не шевельнется. Тиха, как могила... Впустить ее? Хорошо ли это?.. Мне кажется, что она снова шевельнулась. Нет... Что нужно теперь сделать? Если она войдет, она, конечно, заговорит с моей женой. Моей женой! Моей женой! Какой женой? У меня нет жены. О, невыносимо! О тяжелый час! Мне кажется, что сейчас наступит огромное затмение солнца и луны и что земля разверзнет пасть, дивясь происходящему. Эмилия (за сценой). Прошу вас - разрешите мне поговорить с вами, о добрый мой господин! Отелло. Я забыл про тебя. Войди, Эмилия. Тише. Сейчас. Сначала задерну полог. Где ты? (Отпирает дверь.) Входит Эмилия. Что тебе нужно? Эмилия. О мой добрый господин, там совершено гнусное убийство. Отелло. Как! Сейчас? Эмилия. Только что, мой господин. Отелло. Это луна уклонилась от своего пути {198}; она подошла к земле ближе, чем обычно, и сводит людей с ума, Эмилия. Мой господин, Кассио убил молодого венецианца по имени Родриго. Отелло. Родриго убит! И Кассио убит! Эмилия. Нет, Кассио не убит. Отелло. Кассио не убит? Тогда, значит, фальшивит убийство и хрипло звучит сладостное мщение. Дездемона. Без вины, без вины убита!.. Эмилия. Увы, что за крик это? Отелло. Это? Какой крик? Эмилия. Беда! Увы! Это был голос моей госпожи! Помогите! Помогите! Помогите! О госпожа! Подайте голос еще раз! Сладостная Дездемона! О сладостная госпожа, говорите! Дездемона. Я умираю невинной. Эмилия. О, кто же сделал это? Дездемона. Никто. Я сама. Прощай! Передай привет моему доброму господину. О, прощай! (Умирает.) Отелло. Как же могло случиться, что ее убили? Эмилия. Увы, кто это знает? Отелло. Вы слышали, как она сама сказала, что это не я? Эмилия. Да, она сказала. Я обязана сообщить всем правду. Отелло. Лгуньей отправилась она в пылающий ад. Это я убил ее. Эмилия. О, тем более она ангел, а вы - тем более черный дьявол! Отелло. Она стала распутной, она была шлюхой. Эмилия. Ты лжешь на нее. Отелло. Нет. Она была вероломна, как вода {199}. Эмилия. А ты необдуманно скор, как огонь, говоря, что она была неверна. О, она была верна, как небо! Отелло. Кассио совокуплялся с ней, спроси у своего мужа. О, мало бы низвергнуть меня в самые глубокие недра ада, если бы я пошел на эту крайность, не имея справедливых оснований. Твой муж все узнал. Эмилия. Мой муж? Отелло. Твой муж. Эмилия. Что она изменила брачному обету? Отелло. Да, с Кассио. Будь она верна, если бы небо создало другой мир из цельного, не имеющего пороков хризолита, я бы не продал ее за него, Эмилия, Мой муж? Отелло. Да, это он первый мне об этом сказал. Он честный человек и ненавидит тину, которая липнет к грязным делам. Эмилия. Мой муж? Отелло. К чему это повторение, женщина? Говорят тебе: твой муж. Эмилия. О госпожа! Подлость насмеялась над любовью! Мой муж говорит, что она была неверна? Отелло. Он, женщина. Говорят тебе - твой муж. Ты понимаешь это слово? Мой друг, твой муж, честный, честный Яго. - Эмилия. Если он это сказал, пусть вредоносная душа его гниет по полкрупинке в день! Он сказал отъявленную ложь. Она слишком любила свое гнусное приобретение. Отелло. Ха! Эмилия. Сделай худшее, на что ты только способен. Этот твой поступок так же достоин неба, как ты был достоин ее. Отелло. Замолчите, вам лучше будет. Эмилия. У тебя нет силы причинить мне и половины того зла, которое я в состоянии перенести. О глупец! Я не боюсь твоего меча. Я изобличу тебя, хотя бы пришлось потерять двадцать жизней. Помогите! Помогите! Помогите! Мавр убил мою госпожу! На помощь! На помощь! Входят Монтано, Грациано, Яго и другие. Монтано. В чем дело? Что случилось, генерал? Эмилия. Ах, вы пришли, Яго! Хороши вы, если могут сваливать на вас убийства. Грациано. В чем дело? Эмилия. Если ты мужчина, опровергни слова этого злодея. По его словам, ты ему сказал, что его жена не верна. Я знаю, что ты этого не сделал, ты не такой негодяй. Говори, ибо сердце мое готово разорваться. Яго. Я сказал ему то, что думал; не более того, что он сам считал естественным и правдивым. Эмилия. Но вы говорили ему когда-нибудь, что она не верна? Яго. Говорил. Эмилия. Вы сказали ложь, отвратительную, проклятую ложь; клянусь душой - ложь, злую ложь! Она изменила с Кассио? Вы говорили - с Кассио? Яго. С Кассио, сударыня. Ну, ну, придержите язык! Эмилия. Не придержу. Я должна говорить. Моя госпожа лежит здесь, на своей постели, убитая. Монтано. | } Помилуй бог! Грациано. | Эмилия (к Яго). И ваши наветы вызвали это убийство. Отелло. Не глядите так изумленно, господа. Это правда. Грациано. Поразительная правда! Монтано. О, чудовищный поступок! Эмилия. Злодейство, злодейство, злодейство! Я припоминаю это, я припоминаю; я чую, в чем здесь дело. О, злодейство! Я так и думала тогда. Я покончу с собой с горя. О, злодейство, злодейство! Яго. Что вы, с ума сошли? Приказываю вам, ступайте домой! Эмилия. Добрые господа, разрешите мне говорить. Мне надлежит повиноваться ему, но не сейчас. Может быть, Яго, я больше никогда не вернусь домой. Отелло. О-о-о!.. (Падает на постель.) Эмилия. Что ж, валяйся и рычи. Ибо ты убил сладчайшую невинность из всех, смотревших на мир. Отелло (вставая). О, она была гнусна! (К Грациано.) Мы с вами мало знакомы, дядя. Вот лежит ваша племянница, чье дыхание только что остановили эти руки. Я знаю, что этот поступок кажется ужасным и мрачным. Грациано. Бедная Дездемона! Я рад, что твой отец умер. Твой брак убил его, а горе разрубило надвое старую нить его жизни. Если бы он был жив, это зрелище заставило бы его совершить отчаянный поступок, проклятиями отогнать от себя своего лучшего ангела {200} и быть отвергнутым богом. Отелло. Все это достойно сожаления. Но Яго знает, что она тысячу раз совершила постыдное деяние с Кассио. Кассио признался в этом. И она вознаградила его любовные труды тем знаком и залогом любви, который был первым моим подарком ей. Я видел его в его руках. Это был платок, старинная вещь, которую мой отец подарил моей матери. Эмилия. О небо! О силы небесные! Яго. Черт возьми, молчите! Эмилия. Рвется наружу, рвется наружу! Мне замолчать? Нет, я буду говорить так же свободно, как свободен северный ветер {201}. Пусть небеса, и люди, и дьяволы, пусть все, все, все позорят меня!.. Я буду говорить. Яго. Будьте благоразумны и ступайте домой. Эмилия. Не пойду! Яго пытается заколоть Эмилию. Грациано. Фу! На женщину - с мечом! Эмилия. О глупый мавр! Этот платок, о котором ты говоришь, я нашла случайно и отдала моему мужу, потому что часто, с торжественной серьезностью, - большей, чем соответствовала такой безделке, - он просил меня украсть его. Яго. Подлая шлюха! Эмилия. Она подарила его Кассио! Нет, увы, это я нашла его и отдала его моему мужу. Яго. Грязь, ты лжешь! Эмилия. Клянусь небом, я не лгу, я не лгу, господа! О кровавый шут! Да что же было и делать такому дураку с такой прекрасной женой? Отелло. Неужели нет камней на небе, кроме тех, которые производят гром? {202} Отменный злодей! (Бросается к Яго, который закалывает Эмилию и уходит.) Грациано. Она падает. Он убил свою жену. Эмилия. Да, да. О, положите меня подле моей госпожи... Грациано. Он бежал, жена его убита. Монтано. Это отъявленный злодей. (К Грациано.) Возьмите этот меч, который я отобрал у мавра. Ступайте, охраняйте дверь снаружи; не выпускайте его, хотя бы пришлось убить, а я - в погоню за этим самым мерзавцем, ибо это проклятый раб. Уходят все, кроме Отелло и Эмилии. Отелло. Я утратил и мужество. Любой ничтожный мальчишка отнимает у меня меч. Но к чему чести переживать честность? Пусть пропадает все. Эмилия. Что предвещала песня твоя, госпожа? Чу, можешь ли ты слышать меня? Я сыграю роль лебедя и умру с песней. (Поет.) "Ива, ива, ива". Мавр, она была чиста. Она любила тебя, жестокий мавр. Да будет спасение моей души так же верно, как верно то, что я говорю. И, говоря то, что думаю, я умираю, я умираю, я умираю. (Умирает.) Отелло. У меня в этой комнате есть другой меч. Это испанский меч, закаленный в ручье, холодном, как лед. О, вот он! Дядя, я выйду. Грациано (за дверью). Если ты попытаешься это сделать, ты дорого заплатишь за это; у тебя нет оружия, покорись необходимости. Отелло. Тогда загляни ко мне сюда, поговорим, иначе и безоружный я нападу на тебя. Входит Грациано. Грациано. Ну что? Отелло. Смотрите, у меня есть меч; лучший никогда еще не висел на бедре воина. Я видел дни, когда этой ничтожной рукой {203} и этим добрым мечом я пролагал себе путь через препятствия, в двадцать раз большие того сопротивления, которое вы способны оказать. Но к чему бесполезное хвастовство! Кто может управлять своей судьбой? Теперь уже не то {204}. Не бойтесь, хотя я и вооружен. Здесь конец моего путешествия, здесь - цель и маяк моего последнего плавания. Вы пятитесь в ужасе? Это напрасный страх. Направьте хоть тростинку в грудь Отелло, и он отступит. Куда идти Отелло! Как выглядишь ты теперь? О злосчастная! Бледна, как твоя рубашка! Когда мы встретимся в Судный день, этот взгляд твой низринет мою душу с небес, и ее подхватят бесы. Холодна, холодна, девочка моя, как твоя чистота! О проклятый, проклятый раб! Бичуйте меня, дьяволы, прочь от этого небесного видения! Крутите в вихрях! Жарьте в сере! Купайте в сере! Купайте в крутых безднах жидкого огня! О Дездемона! Дездемона! Мертва! О-о-о!.. Входят Лодовико, Монтано, Кассио на носилках и офицеры; вводят арестованного Яго. Лодовико. Где этот опрометчивый и несчастнейший человек? Отелло. Тот, кто прежде был Отелло? Я здесь. Лодовико. Где эта ехидна? Подведите этого злодея. Отелло. Я смотрю на его ноги {205}, но ведь это сказки. Если ты дьявол, я не смогу тебя убить. (Ранит Яго.) Лодовико. Вырвите у него меч. Яго. У меня течет кровь, сударь, но я не убит. Отелло. Тем лучше. Я бы хотел, чтобы ты жил. Потому что, по-моему, умереть - счастье. Лодовико. О ты, Отелло, который некогда был таким хорошим человеком и который попался в сети этого проклятого раба, что сказать тебе? Отелло. Что угодно. Если хотите, назовите честным убийцей: ибо ничего не сделал я ради ненависти, но сделал все ради чести. Лодовико. Этот мерзавец частично сознался в своей подлости. Вы сговорились с ним о смерти Кассио? Отелло. Да. Кассио. Дорогой генерал, я никогда не давал вам повода. Отелло. Верю и прошу вашего прощения. Спросите, прошу вас, у этого полудьявола, для чего он так опутал мою душу и тело? Яго. Ни о чем не спрашивайте меня. Что знаете, то знайте. С этого мгновения я не скажу ни слова. Лодовико. Как, и для того, чтобы помолиться? Грациано. Пытки вам откроют рот. Отелло. Да, лучше тебя этого никто не сможет сделать {206}. Лодовико. Сударь, вы должны узнать о том, что случилось, - о чем, как мне кажется, вы еще не знаете. Вот письмо, найденное в кармане убитого Родриго, а вот еще другое. Из одного явствует, что убийство Кассио должен был совершить Родриго. Отелло. О злодей! Кассио. Достойно язычников и низко! Лодовико. А вот другое, полное неудовольствия письмо, которое тоже нашли в его кармане. Следует предположить, что Родриго собирался послать это письмо проклятому подлецу, но как раз в это время, повидимому, Яго пришел к нему и успокоил его. Отелло. О вредоносный негодяй! Как вам попал в руки, Кассио, платок, который принадлежал моей жене? Кассио. Я нашел его в моей комнате. И он только что сам сознался, что он обронил его с умыслом, который осуществился согласно его намерению. Отелло. О глупец! глупец! глупец! Кассио. Кроме того, в своем письме Родриго укоряет Яго за то, что он подбил его на ссору со мной, когда мы были на карауле, следствием чего явилось смещение меня с должности. И вот он только что сказал, - после того как долго казался мертвым {207}, - что Яго ранил его, что Яго подстрекал его {208}. Лодовико. Вы должны оставить эту комнату и следовать за нами. Ваша власть и пост начальника отняты у вас, и Кассио теперь правитель Кипра. Что же касается этого раба, если только есть на свете такая хитрая, жестокая казнь, которая заставит его сильно мучиться и долго не умирать, она будет его уделом. Вы же останетесь под строгой стражей, пока сущность совершенного вами преступления не станет известной правительству Венеции. Пойдемте. Ведите их. Отелло. Погодите, - слова два прежде, чем вы уйдете. Я оказал правительству услуги, и оно об этом знает. Довольно об этом. Прошу вас, в ваших письмах, когда вы будете рассказывать об этих несчастных событиях, скажите обо мне то, чем я на самом деле являюсь {209}. Ничего не смягчайте, ничего не припишите и по злобе. И вы должны будете сказать о том, кто любил не мудро, но слишком любил; о том, кто не легко ревнив, но, когда воздействовали на него, дошел до крайнего смятения чувств; о том, кто своей рукой, подобно невежественному индейцу {210}, выбросил жемчужину, более драгоценную, чем все богатства его племени; о том, чьи смягченные глаза, хотя и не привыкшие к слезам, роняют капли столь же быстро, как роняют аравийские деревья целебную мирру {211}. Напишите об этом. И, кроме того, скажите, что однажды в Алеппо, где злой турок в чалме побил венецианца и поносил Венецианскую республику, я схватил за горло обрезанного пса и поразил его так. (Закалывается.) Лодовико. О, кровавое заключение! Грациано. Здесь бессильны слова. Отелло. Я поцеловал тебя прежде, чем убить. У меня нет другого пути, как, умертвив себя, умереть с поцелуем. (Падает на постель и умирает {212}.) Кассио. Я боялся этого, но думал, что у него нет оружия. Ибо он был велик сердцем. Лодовико (к Яго). О спартанский пес {213}, более свирепый, чем страдание, голод и море! Взгляни на трагический груз этой постели: это твоя работа. Вид этого отравляет зрение, пусть это будет скрыто {214}. Грациано, храните дом и примите все состояние мавра, ибо оно переходит к вам по наследству. (К Кассио.) Вам же, господин правитель, остается вынести приговор этому адскому злодею и назначить время, место и самый род мучительной казни. О, осуществите его со всей строгостью! Я же немедленно отправляюсь в Венецию и с тяжелым сердцем донесу дожу и сенату об этом тяжком событии. Уходят все. КОММЕНТАРИИ  Основными источниками принятого текста трагедии являются: текст, напечатанный в вышедшем отдельной книжкой в 1622 г. издании трагедии, так называемое "первое кварто", которое мы сокращенно обозначаем кв.; текст, напечатанный в первом собрании пьес Шекспира 1623 г., так называемое "первое фолио", которое мы сокращенно обозначаем фол. 1 "Действующие лица". - Список действующих лиц впервые напечатан в фол. в конце текста. 2 "Благородный мавр". - В эпоху Шекспира слово "мавр" употреблялось в широком значении "чернокожий" и "темнокожий". Шекспир, повидимому, представлял себе Отелло с черным, а не смуглым лицом. Заметим также, что Родриго называет его "толстогубым". 3 "Лейтенант" - т. е. заместитель командующего (таково первоначальное значение слова "лейтенант"). (Ср. прим. 84.) 4 "Знаменосец" исполнял должность адъютанта командующего (генерала) и в то же время занимал пост, следующий по старшинству за заместителем (лейтенантом) командующего. Некоторые комментаторы полагают, что Яго, судя по имени, испанец. (Ср. прим. 85.) 5 "Одураченный господин". - Так в фол. Мы не переводим "дворянин", так как слово, стоящее в подлиннике, "джентльмен", уже в эпоху Шекспира употреблялось в более широком значении (ср. русское дореволюционное "барин", "господин"). 6 "Простофиля". - Так переводим мы слово "клоун" (возможно, от древнескандинавского "клунни" - "деревенщина"). Это слово часто употреблялось в эпоху Шекспира в значении "деревенщина", "простота" (ср. в commedia dell'arte комический слуга "дзанни", в первоначальном значении "Иванушка"). В этом же значении в старинной ремарке могильщики в "Гамлете" названы "клоунами". Но многие комментаторы считают, что "клоун" в "Отелло" - профессиональный шут, хотя для обозначения последнего обычно употреблялось другое слово (fool). Шуты входили в число челяди знатных господ. Но "клоун" в "Отелло", согласно нашему толкованию, комический слуга, как и "дзанни" в итальянской комедии масок. 7 Дездемона - по-гречески это имя значит "злосчастная". 8 Куртизанка - так в фол. В позднейших изданиях - "любовница Кассио". АКТ I  СЦЕНА 1  9 "...который располагал моим кошельком, как своей собственностью". - В подлиннике: "словно шнурки моего кошелька принадлежали тебе". Кошельками служили сумочки, стягивавшиеся шнурками. 10 "...до чертиков влюбленный в одну смазливую бабенку". - Так переводим мы эту фразу, вызвавшую множество различных толкований. Яго, повидимому, намекает на Бьянку. Но можно также предположить, что он здесь метит в Дездемону. Слово "wife", которое мы перевели "бабенка", употреблялось в значении "проститутка". Яго в течение первого акта дважды называет Дездемону "проституткой". 11 "...болтливые сенаторы" - так в фол. В кв. - "сенаторы, одетые в тогу". 12 "...лишен попутного ветра". - В роли Яго больше флотских метафор, чем в любой другой шекспировской роли. 13 В подлиннике "his Moorship's", т. е., как мы и перевели: "его маврства" - в смысле титулования, подобно "его превосходительству", "его светлости" и т. д. 14 "...и меня заклевал бы любой простак". - В подлиннике: "на расклевание галкам". Ни в шекспировских словарях, ни у комментаторов не объяснено, насколько нам известно, это место. А между тем в комедии Юдолла "Ральф Роистер Дойстер" (XVI в.) нам встретилось слово "галка" в значении "глупец" (ср. русск. "ворона"). 15 "...мелкими пакостями". - В подлиннике: "мухами". 16 "Тебя, Родриго, я знаю" - т. е., зная тебя, я смогу установить, кто этот негодяй, который пришел вместе с тобой. 17 "...без всякой охраны". - В эпоху Шекспира не только женщины, но и мужчины редко рисковали выходить из дому ночью. Ночное освещение улиц в Лондоне впервые появилось в конце XVII века. Эта деталь, таким образом, свидетельствовала для зрителей шекспировской эпохи о смелости Дездемоны. 18 "... другого человека такого масштаба". - Мы не нашли лучшего перевода. Дословно в подлиннике: "другого человека такого фатома" (фатом - морская мера глубины). 19 "...к "Стрельцу". - Стрелец (созвездие, а также знак зодиака) - кентавр, стреляющий из лука. Имеется в виду гостиница, на вывеске которой был изображен Стрелец и в которой находились Отелло и Дездемона. Название гостиницы обычно соответствовало тому, что было изображено на вывеске. Одни написанные вывески не достигали цели: читать умели немногие. 20 "Входят Брабанцио..." (фол.) - "Входит Брабанцио в ночном халате..." (кв.). СЦЕНА 2  21 "...что мне, многогрешному". - Дословно: "при той малой божественности, которая есть во мне". 22 "...я достоин той гордой удачи". - Дословно: "Мои достоинства могут говорить без шапки с той гордой удачей". Выражение "без шапки" объяснялось комментаторами различно. Согласно принятому одно время толкованию, Отелло имеет в виду сенаторскую шапку: последняя наряду с тогой была в Венеции признаком сенаторского достоинства. Отелло, согласно этому толкованию, хочет сказать, что, даже не имея сенаторской шапки, он достоин Дездемоны. Однако новейшие комментаторы отвергли это толкование и интерпретируют выражение "без шапки" в значении "открыто", "смело". В таком случае фраза значит: "Мои достоинства могут смело говорить с той гордой удачей", т. е. "я достоин этой гордой удачи", как мы и перевели. Возможно, что "без шапки" здесь является вводным словосочетанием, на что, как полагает автор шекспировского "Лексикона" Шмидт, указывает тот факт, что в некоторых старых изданиях это словосочетание заключено в скобки. Шмидт толкует: "Мои достоинства могут говорить (заявляю, сняв шапку, т. е. со всей скромностью говорю без надменности) с той гордой удачей..." Нам это толкование кажется искусственным. 23 "Клянусь Янусом". - Типично, что Яго клянется этим двуликим, богом. 24 "(Уходит)". - Ни в кв., ни в фол. этой ремарки нет. 25 "...он... взял на абордаж сухопутную галеру". - На языке моряков шекспировской Англии "сухопутной галерой" называли проститутку. Кассио не понимает этого выражения. 26 "Если добычу признают законной" - т. е. если сенат признает брак законным. Английским пиратам было официально разрешено грабить корабли конкурирующих с Англией стран, в первую очередь - испанские. Часть своей добычи они должны были сдавать в королевскую казну. В сомнительных случаях "законность" грабежа решалась верховным судом Адмиралтейства. 27 "Черт возьми, да на..." - После этих слов в стихе не хватает слога. Его заменяет пауза. Яго, увидав входящего Отелло, вдруг оборвал свою речь (так толкует Делиус). Возможно и другое объяснение паузы. Яго шепчет Кассио на ухо непристойное слово. Ни в кв., ни в фол. нет ремарки: "Входит Отелло". (Ср. выше, прим. 24.) 28 "Я к вашим услугам..." - В подлиннике яснее двойное значение этой фразы: "Я готов сражаться с вами" и "я стою за вас", "я на вашей стороне". СЦЕНА 3  29 "Дож и сенаторы сидят за столом, на котором горят свечи". - В кв. читаем: "Входят дож и сенаторы и садятся за стол, на котором горят свечи". В фол.: "Входят дож, сенаторы и офицеры". 30 "Гонец с галер". - Согласно кв., эти слова говорит входящий матрос. 31 "В городе ли Марк Лучикос?" - К чему это упоминание о каком-то Марке Лучикосе? Высказываем следующее предположение: первая мысль дожа - назначить командующим этого Лучикоса. Но так как он уехал, остается один выход: назначить мавра Отелло. 32 "Все присутствующие". - Заменено позднейшим редактором текста (Мэлоном) словами "дож и сенаторы". 33 "Яго и офицеры уходят" (фол.) - "Уходят двое или трое" (кв.). 34 "...чьи головы растут ниже плеч". - В Лондоне того времени мореплаватели рассказывали всевозможные чудеса, которым охотно верили. Верил в них и во всяком случае сам рассказывал о них знаменитый мореплаватель Уолтер Ролей. Достоверным рассказом считалась старинная книга XIV века, полная фантастических вымыслов, "Путешествия сэра Джона де Мандевиля". 35 "...целым миром вздохов" (кв.) - "Целым миром поцелуев" (фол.). 36 "...чтобы небо создало ее таким мужчиной". - Некоторые комментаторы по-иному толкуют смысл этой фразы: "Чтобы небо послало ей такого мужа". 37 "...я сказал, что она полюбила меня". - По нашему мнению, мы здесь имеем дело с косвенной речью, а не с афористической формой, как у нас обычно переводили. Например, у Вейнберга: При этом Намеке я любовь мою открыл. Она меня за муки полюбила, А я ее - за состраданье к ним. 36 "Люди предпочитают сражаться хотя бы сломанным оружием, чем голыми руками". - Вероятно, поговорка: лучше примириться со случившимся несчастьем, чем впадать в отчаяние. 39 "...высказать афоризм". - В подлиннике - в двойном значении: "высказать афоризм" и "вынести приговор". 40 "Покорнейше прошу вас обратиться к государственным делам". - Весь монолог Брабанцио идет в стихах и в рифму. В этой последней фразе он переходит на прозу. 41 "...презрение к житейским выгодам". - Этот перевод основан на тексте кв. ("scorn of fortunes"). Согласно разночтению - "буря судьбы". Высказываем и другое предположение - "штурм судьбы", хотя слово "storm" нигде не встречается у Шекспира в значении "штурм". Согласно этому гипотетическому толкованию, Дездемона говорит о том, что пошла на штурм своей судьбы (позднее Отелло назовет Дездемону "прекрасным воином"). 42 "Сердце мое покорено достоинствами..." - В подлиннике: "самим качеством". Некоторые комментаторы понимают "качество" в значении "воинская доблесть": "Сердце мое покорено воинской доблестью Отелло". Другие толкуют здесь слово "качество" как "своеобразная особенность": "Я полюбила даже черного Отелло". 43 "...моего господина". - Так обычно жена называла мужа. 44 "1-й сенатор. Вам нужно ехать сегодня в ночь". - Мы здесь следуем фол.; в кв. эти слова говорит дож. После этих слов в тексте кв. Дездемона спрашивает: "Сегодня ночью, ваша светлость?", на что дож отвечает: "Да". Отелло: "Готов от всей души" и т. д. 45 "...из-за любви к проститутке". - Дословно: "Из-за любви к цесарке". "Цесарками" называли проституток. 46 "...мне не дано исправить эго". - Дословно: "Не по моим свойствам исправить это". Здесь, конечно, "virtue" не "добродетель", но "свойство" (как, например, в выражении: "свойства целебных трав"). Яго противопоставляет словам Родриго об отсутствии у него врожденной способности побороть в себе любовь, свою концепцию воли. 47 "Если бы у весов нашей жизни" (кв.) - "Если бы у мозга' нашей жизни" (фол.). 48 "...я считаю то, что вы называете любовью, всего лишь побегом или ростком" - т. е. чем-то таким, что можно при желании легко вырвать. 49 "...вкусна, как саранча", - На Востоке саранча употребляется в пищу. Однако Онионс в своем "Шекспировском глоссарии" переводит "locusts" не "саранча", а "леденцы", указывая, что слово сохранило и поныне это значение в Девоншире и Корнвалисе. Мы, однако, предпочитаем старое толкование этого слова. 50 "...горька, как колоквинт". - Колоквинт - горький на вкус овощ, растет в Африке. Употребляется как сильно действующее слабительное и глистогонное средство. 51 "Мавр - по природе человек свободной и открытой души". - Любопытно, что, вспоминая о Шекспире, Бен Джонсон охарактеризовал его буквально этими же словами. АКТ II  СЦЕНА 1  52 "Кипр". - В обычно принятом теперь тексте читаем пространную ремарку позднейших редакторов текста: "Порт на Кипре. Открытое место возле набережной". Или: "Порт на Кипре. Площадка (эспланада)". Такие площадки (эспланады) сооружались вокруг замка: атакующим замок войскам приходилось пересекать открытое пространство площадки и становиться мишенью для артиллерийского и мушкетного обстрела из замка. Но нам кажется, что эта сцена происходит в помещении. Монтано расспрашивает кипрских офицеров о том, что делается на море. Если бы он находился на морском берегу, он сам бы, вероятно, описал бурю в монологе. А главное: вряд ли Яго и Дездемона стали бы вести шуточный разговор и Кассио стал бы галантно любезничать с Дездемоной под открытым небом. Ведь буря еще продолжается! Поэтому мы ограничились краткой ремаркой: "Кипр". 53 "...стражей... полюса". - Так назывались две звезды из созвездия Малой Медведицы. 54 "Веронец Микаэль Кассио". - Спорное место в тексте. Большинство современных редакторов текста относит слово "веронец" к предшествующей фразе: "В гавань вошел веронский корабль". Однако Верона не стоит на морском берегу. Комментаторы пускаются на ухищрения: это-де корабль, построенный на средства города Вероны. Но не совсем ясно, к чему такая деталь в данном контексте. Судя по пунктуации кв. и фол., слово "веронец" относится к Кассио, хотя, с другой стороны, оно как в кв., так и в фол. дано в женском роде (слово "корабль" в английском языке - женского рода). В изд. 1632 г. оно - в мужском роде и по пунктуации, как и во всех других изданиях XVII века, относится к Кассио. Исходя из непосредственного восприятия данного контекста, естественней предположить, что это слово относится к Кассио. Правда, мы знаем из предыдущего, что Кассио флорентинец, а не веронец, но разве и в других пьесах Шекспира не встречаются такого рода противоречия? 55 "Поэтому моя надежда... ждет исцеления". - Заметьте витиеватую, пышную речь Кассио, этого военного теоретика, несомненно, судя по языку его, начитанного в поэзии, представителя флорентийской академии эпохи Ренессанса или же увлекавшихся кончетти и эвфуизмами просвещенных молодых людей шекспировской Англии. 56 "Крики за сценой". - Это ремарка фол. Согласно кв., входит гонец и сообщает: "Парус! парус! парус!" Все это лишний раз подтверждает, что эта сцена происходит в помещении. 57 "В природной одежде мироздания она украшает творца". - Можно также перевести: "В субстанциональной одежде творения..." Смысл этих слов, казавшихся темными многим комментаторам, на наш взгляд, достаточно ясен. Кассио, повидимому, пантеист. Мир в его представлении "одежды творца", и Дездемона является в этой одежде украшением. Отсюда - "божественность" Дездемоны для Кассио. Все это типично для тех людей Ренессанса, которые поклонялись "божественной красоте". 58 "Великий Юпитер". - Известный английский шекспировед Мэлон предполагал, что Шекспир написал здесь слово "бог", но что церемониймейстер двора, возглавлявший цензуру, заставил заменить "бог" словом "Юпитер": пуритане требовали, чтобы было запрещено произносить слово "бог" на сцене. Однако для такого типичного человека Ренессанса, как Кассио, характерно обращение к Юпитеру. 59 "(Целует Эмилию)". - Поцеловать при встрече знакомую женщину считалось выражением дружеского расположения и признаком светской галантности. 60 "...колокольчики в гостиных" - т. е. "болтаете в гостиных". 61 "Что бы ты написал обо мне". - Эмилия, как жена к мужу, обращается к Яго на "вы". Дездемона обращается к нему то на "вы", то, как к подчиненному своего мужа, на "ты". 62 "..птичий клей" - клейкое вещество, при помощи которого ловили птиц. Возможно, что в самом этом слове скрыт намек: Яго уже приготовил "птичий клей" для Кассио и Дездемоны. Во всяком случае в дальнейших репликах Яго ощутим скрытый смысл: ум Дездемоны подтолкнет ее на "использование" своей красоты, "она найдет белого красавца", ее "безумие" (с оттенком значения "распутство") поможет ей "родить наследника" (не рожать же ей от черного Отелло!), - не быть же ей скучной "добродетельной" женой, которая всю жизнь только и ведет счет выпитому мужем пиву. 63 "...ее безумие". - Слово "folly" употреблено здесь в двух значениях: "глупость" и "распутство". 64 "...заменить голову трески хвостом лосося" - т. е. заменить одного мужчину другим. 65 "На то, чтобы кормить грудью дураков и вести счет выпитому жидкому домашнему пиву". - По мнению Яго, добродетельная женщина годна только на то, чтобы рожать детей и заниматься домашним хозяйством. 66 "...это так в самом деле". - Яго говорит эти слова вслух, в ответ на последнюю реплику Кассио. 67 "...кончики трех пальцев". - Кассио целует кончики своих пальцев. Это галантный жест: он, повидимому, восхваляет перед Дездемоной ее красоту. 68 "Это в самом деле так". - Эти слова Яго, повидимому, также произносит вслух. 69 "Я хотел бы для вашей же пользы, чтобы они были клистирными трубками". - Вполне возможно, что оборот "для вашей же пользы", который мы перевели дословно, здесь является непереводимым идиомом, выражающим злое раздражение Яго. В таком случае можно передать смысл фразы следующем образом: "Я хотел бы, чтобы они (ваши пальцы) были клистирными трубками и чтобы вы подавились ими". 70 "Слова останавливаются здесь". - Повидимому, Отелло показывает на горло: радостное волнение не дает ему говорить. 71 "Они целуются". - Даем ремарку по тексту кв. Теперь обычно принята ремарка позднейшего происхождения: "Он целует ее". 72 "...это и это" - т. е. этот и этот поцелуй. 73 "То вино, которое она пьет, сделано из виноградных лоз" - т. е. она такая же, как и все мы, грешные. 74 "...клянусь этой рукой". - При этом поднимали правую руку. 75 "...я и ответственен за столь великий грек". - Заметьте пуританские черты в образе Яго. СЦЕНА 2  76 "...герольд Отелло". - Так по тексту фол. По тексту кв.: "Входит джентльмен и читает объявление". 77 "Все служебные помещения замка" - т. е. кухни, помещения для челяди и пр. (Ср. русск. "службы".) СЦЕНА 3  78 "В замке". - Обычно принятая здесь ремарка: "Зал в замке", вписана в XVIII веке. Как в кв., так и в фол. ремарка здесь отсутствует. Однако из дальнейшего текста ясно, что действие происходит внутри замка. 79 "Свита". - О свите упоминает ремарка фол. В ремарке кв. сказано только: "Входят Отелло, Кассио и Дездемона". 80 "...черного Отелло". - Типично, что Яго, когда говорит об. Отелло, почти во всех случаях называет его "мавром" (не без оттенка презрения, конечно). Здесь, называя его по имени, он прибавляет эпитет "черный". 81 "Король Стефан". - В Англии времени Шекспира как пуритане, осуждающие лишние расходы и всяческую роскошь, так и джентльмены старинного склада, а также и гуманисты, возмущенные резким контрастом между богатством одних и бедностью других, обличали новомодную роскошь и расточительность нового поколения. Пышно одетый щеголь, "выскочка", был обычным предметом сатиры. Легендарный король Стефан, царствовавший в Англии в XII веке, не раз упоминается в литературных произведениях и памфлетах того времени как образец бережливости стародавних патриархальных времен. Ср., например, следующее место из памфлета Роберта Грина, драматурга, современника Шекспира: "Хорошее и благословенное время было в Англии, когда король Стефан платил за штаны всего один золотой и считал это чрезвычайно дорогой ценой". (Роберт Грин, Шутка для придворного выскочки, или Странный спор между бархатными и холщовыми штанами, 1592.) 82 "...недостоин своего места" - т. е. недостойно здесь сидеть, пить вино и слушать песенки, когда давно пора идти проверять стражу. 83 "На эспланаду". - См. прим. 52. 84 "...пост своего заместителя". - Мы уже объясняли, что слово "лейтенант" значило заместитель командующего. Здесь Монтано прямо называет Кассио заместителем ("second") Отелло. 85 Диабло - черт (исп.). Мы уже говорили о том, что, по мнению некоторых комментаторов, Яго, судя по имени, испанец. 86 "...точно какая-нибудь звезда лишила людей рассудка". - Согласно астрологическим воззрениям, не только судьба человека, но и душевные состояния зависели от влияния звезд и планет. 87 "...мечи вон". - Действующие лица вооружены не шпагами, а мечами, напоминавшими современный эспадрон, но более длинными. Такие мечи служили и рубящим и колющим оружием. 88 "Клянусь небом, кровь моя начинает брать верх". - Здесь "кровь" отнюдь не обязательно связывать с "африканской породой". Дело в том, что, согласно воззрениям шекспировской эпохи, кровь была той "влагой", господством которой в человеческом организме определялась страстность человека (как "флегма" определяла флегматичность, "черная желчь" - меланхолию и пр.). Шекспир часто употребляет слово "кровь" в связи с этим общепринятым в его эпоху представлением. 89 "Входит Дездемона со свитой" (фол.) - "Входят Дездемона и другие" (кв.). 90 "Уведите его". - Возможно, что эти слова - сценическая ремарка, вкравшаяся в текст по недосмотру наборщика старинного издания. Ремарки часто писались на полях рукописи "режиссером", если только это наименование применимо к "хранителю книг" театра шекспировской эпохи, и часто ставились в повелительном наклонении ("уведите его", "бейте в колокол" и пр.). Таким образом, возможно, эту фразу правильней перевести ремаркой: "Монтано уводят". 91 "...столько же ртов, как у гидры". - Гидра - многоголовое чудовище древнегреческой мифологии. 92 "...от всех обрядов христианской веры". - Дословно: "...всех печатей и символов искупленного греха". 93 "...ее желание является божеством его ослабевшей силы". - В подлиннике вместо "желание" - "аппетит", вместо "ослабевшей силы" - "слабой функции". Комментаторы толкуют "аппетит" в значении "каприз", "двоевольное желание", а слово "функция" расшифровывают как "умственные способности". Но гораздо проще и естественней, по нашему мнению, понимать эти слова в прямом физическом смысле. Ведь в пьесе говорится о том, что Отелло уже не молодой человек. 94 "Божественный образ ада!" - Эти слова можно понять и как обращение: "Божество преисподней!" Но наше толкование кажется нам более соответствующим контексту: Яго как бы сам удивлен "божественному образу", т. е. "божественной" видимости, внешности зла, прикидывающегося добром. 95 "...я волью мавру отраву в ухо". - Эта метафора, вероятно, была подсказана использованием в ту эпоху особых ядов, которые вливали в ухо (ср., например, убийство старого Гамлета и убийство, Гонзаго в сцене "Мышеловка" в "Гамлете".). 96 "Хотя на солнце все хорошо растет, первыми созревают те плоды, которые зацвели первыми". - Вероятно, поговорка, означавшая - "всему свой черед", "каждому овощу свое время". АКТ III  СЦЕНА 1  97 "Доброе утро, генерал!" - Во времена Шекспира в Англии существовал обычай исполнять ранним утром веселую приветственную песню под окном новобрачных. Распространенный мотив содержания таких песенок - охота началась, охотник гонится за ланью. 93 "Они что-то уж слишком гнусавят"