.) Кроме того, роза в средние века была символом молчания. Принято считать, что имя Гильденстерн - искаженное немецкое выражение "золотая звезда". При этом на языке Шекспира guilder - голландский гульден, guild - гильдия, цех, союз. Но stern по-английски - корма, зад, задница. (По-русски такая фамилия звучала бы Златозад; Рублевый Зад; Гильдия Задниц. Подробней см. на с. 233.) Имя Йорика как будто "склеено" из названий двух городов - Уорика и Йорка. (Шекспир родился в городе Стратфорд-онЭйвон в графстве Уорикшир.) А имя Озрика (Osric) явственно рифмуется с osier (ива). Именно к иве, дереву скорби и смерти, в последнюю минуту своей жизни приходит и Офелия. А если так, то появление Озрика в последней сцене подобно явлению ангела смерти. В пьесе лишь в одном месте (но дважды) звучит сдвоенное междометие "ho-ho!". В первый раз это происходит в диалоге Гамлета и Горацио. Гамлет только что узнал правду о смерти отца, и к тому же он раздражен на приятеля, который пытался не допустить его поговорить с Призраком: HORATIO [Within] Hillo, ho, ho, my lord! HAMLET Hillo, ho, ho, boy! come, bird, come. Hoboy - гобой, флейта. Слово это французское (= hautbois), а из итальянского заимствовано современное английское oboe. Итальянское oboe - тоже из французского hautbois. (В ремарке к "Мышеловке" это слово записано как hautboys). В значении "флейта" впервые зафиксировано в 1579-80 гг., а в переносном значении, - вставка в клистир, мундштук клизмы зафиксировано в 1616 г.: "Wilt thou give me another glister... where's thy hoboy?". Если Гамлет, обращаясь к Горацио, играл словечком, пришедшим с итальяно-швейцарской родины последнего, то произносить эту фразу он должен был так: "Hillo, ho, ho, o-boy!.." А в другой раз Гамлет обыгрывает имя Горацио так: "Эгей, хо, Хо-рацио!" ("What ho! Horatio!" - III, 2). Ключ к разгадке характера Горацио - также в самом имени "Horatio". Как заметил московский лингвист Антон Иваницкий, кроме слова "рацио" в имени "Горацио" звучит еще и словцо, бытовавшее в XVII веке и бытующее до сих пор: whore (шлюха, проститутка). При этом "w" в слове whore не произносится. Слово whore (как глагол) употребляется и Гамлетом, говорящим, что Клавдий whored ("облядил") его мать. Антон Иваницкий продемонстрировал шекспировскую игру темным стилем на двух примерах: Words. Words. Words. - Слова. Слова. Слова. Word. Sword. Swords. - Слово. Меч. Мечи. Как бы это ни произносилось в живой речи, перед нами редчайший случай полной графической рифмы: не изменив ни буквы, мы внутри одного высказывания получили другое. Сравнение слов с клинками в пьесе звучит трижды (из уст Гамлета, Клавдия и Гертруды), и этот гамлетовский каламбур, надо думать, обыгрывался на сцене, ведь в нем звучит предупреждение Полонию, который и погибнет от меча Гамлета из-за попытки подслушать его слова. (Скажем, Гамлет мог схватиться за рукоять меча и трижды вонзить в пол клинок). Второй пример - вероятное поэтическое осмысление именно датского звучания слова Эльсинор - Helsingor (Хельсингер), в котором англичанин может услышать и существительное hell (ад), и sin (грех), и gor, которое для соплеменников Шекспира было созвучным родному to go {*}. (По-русски это милое местечко могло бы называться Адовратск.) {* Полагаю, что молодой Шекспир мог находиться в Эльсиноре в составе английского экспедиционного корпуса еще в самом начале войны с Испанией (1587-1604 гг.). Его знание Дании несравнимо лучше, чем, скажем, его знание Вероны, которая, как Шекспир считает, расположена где-то на средиземноморском побережье. По отношению к Эльсинору географических ошибок Шекспир не допускает. Более того, он представляет, что поляки отправлялись в поход на датчан "в санях" (по льду иногда замерзающей у южных берегов Балтики), а норвежцы, для того чтобы напасть на тех же поляков, должны были получать разрешение у датчан на проход через их владения. Кроме того, Гамлет говорит, что он безумен только при норд-норд-весте, но именно с северо-северо-запада, обогнув мыс Скаген, подходят к Эльсинору по проливам Каттегата и Эрисуни корабли из Англии. Шекспир представляет, как выглядит королевский замок Кронборг, и помнит об актуальной для XVI в. старинной борьбе Дании с Норвегией. (Семилетняя война со Швецией окончилась Штеттинским миром 1570 г. в пользу Дании. Норвегия была превращена в датскую провинцию.) А если так, то становится понятно, почему мы ничего не знаем о нескольких годах жизни Шекспира, и, может быть, стоит искать его имя, скажем, в списках английского военного аудита времен гибели "Непобедимой Армады" в 1588 г., ведь сразу после этого Шекспир и объявляется в Лондоне.} Горацио - человек рацио и карьерист. Да, он - философ-стоик. И Макиавелли такой же стоик. Как полагает Сергей Николаев, стоическая философия в ее возрожденческом восприятии и была максимально удобной маской для политиканства. Вспомним: "Горацио, ты с нами?" - "Лишь отчасти" (А piece of him - "кусок его"). Добавим, что он еще и "частично верит": Horatio. So have I heard and do in part believe it. (I, 1). Но "отчасти верить" или "отчасти доверять" - значит и не верить, и не доверять. Человек, который отчасти с друзьями и способен частично верить, опасен в первую очередь для своих же друзей. А трогательная ложь Горацио про то, что Призрак прошел "на расстоянии его жезла", а не алебарды Марцелла, которой по приказу Горацио и измерили расстояние до Призрака? Устами Горацио упоминая о жезле короля, Шекспир и обращает наше внимание на то, что Горацио не рассказал Гамлету, как лихо рубили стражники тень отца принца. А попытка свалить все на петуха, вспугнувшего Призрака (из-за чего, мол, тот и не открыл Горацио свою тайну)? Вот лишь некоторые штрихи к портрету Горацио: - Судя по поведению в пьесе, Горацио не друг Гамлета (хотя сначала Горацио аттестует себя слугой Гамлета, а тот возражает и называет его именно другом - good friend). Горацио прав: он всего лишь слуга и fellow-student, однокашник принца по университету (как Розенкранц и Гильденстерн - школьные однокашники). - Первое, что мы узнаем про Горацио, когда тот приходит к принцу, это то, что Горацио, по мнению Гамлета, склонен к "mock" (насмешке, мистификации). По тексту понятно, что Гамлет приехал в Эльсинор еще до смерти отца. Иначе бы он не спрашивал Горацио, что заставило того вернуться, и Горацио, который оказался не готов к столь простому вопросу, не отвечал бы: "I came to see your father's funeral" (приехал увидеть похороны вашего отца). На что Гамлет просит Горацио не насмешничать и не передергивать. От Виттенберга до Эльсинора полтысячи километров по прямой. Во времена Шекспира телеграфа не было, самолеты не летали, так что успеть на похороны Старого Гамлета fellow-student никак не мог. Вот Гамлет и язвит: "I think it was to see my mother's wedding" (я думаю, ты приехал посмотреть свадьбу моей матери). Со смерти старого Гамлета прошло уже четыре месяца и более трех месяцев с того дня, как Гертруда вышла замуж за Клавдия. Значит, все это время Горацио при дворе не появлялся. Что он делал? Мы не знаем. Понятно только, что он жил не в замке, а в городе, но почему-то сошелся с дворцовыми стражниками-швейцарцами. И к Гамлету он приходит по конкретному делу. Но запомним, что Горацио сфальшивил в первом же ответе на первый же вопрос Гамлета. За что тут же и был высмеян. - Не поверил Гамлет и тому, что Горацио был отчислен из университета из-за прогулов. Ибо "гулять" (прогуливать и пьянствовать) - не в характере Горацио. - Горацио - человек, умеющий собирать и анализировать информацию: он недавно в Эльсиноре, но прекрасно осведомлен о событиях, происходящих не только в Дании, но и в Норвегии. После объяснения Гамлета с отцом Марцелл спрашивает: "Как вы, принц?", а Горацио: "Какие новости?... " И, получив, ответ ("Прекрасные!"), торопит: "Говорите, милорд!" - В первой же своей реплике в пьесе Горацио аттестовал себя одним из "друзей этой страны" (friends to this ground). Сказано в шутку, но он и впрямь умеет то, чему никогда не научится Гамлет, которого королева просит "взглянуть на Данию как друг" (...let thine eye look like a friend on Denmark). Подчеркнем, что шекспировское противопоставление Горацио и Гамлета начинается с первого появления и первых слов виттенбергского гуляки. - Трусоват. Испугался вывода Бернардо "покойный государь - причина войны" (вывод логично следовал из рассказа самого Горацио) и наплел с три короба лжепророчеств. Перепугался, когда увидел Призрака, но быстро освоился, поняв, что Призрак не обращает на него внимания, а значит, лично ему не опасен. - Убежден, что Призрак - это отец Гамлета, но попытается не пустить Гамлета говорить с ним, мол, а вдруг отец заманит сына в пучину или на скалу, там примет другой ужасный образ и подтолкнет к безумию? - Мечтает разбогатеть. Последний вопрос к Призраку: не прятал ли он при жизни в землю сокровищ? - Хочет, чтобы Марцелл остановил Призрака, а когда видит, что это не удается, приказывает ударить того алебардой. Гамлету он об этом не расскажет, только обмолвится, что Призрак прошел "на расстоянии его жезла" (а не алебарды Марцелла!): "within his truncheon's length". Другими словами, если надо, то Горацио солдеет Гамлету даже при свидетелях. Перед нами метафора цареубийства, причем мистического, посмертного. И совершено оно по приказу Горацио. Суеверный и совестливый Марцелл это чувствует, и Горацио довольно неловко пытается перед ним оправдаться, перекладывая вину на самого старого Гамлета: "И тогда оно вздрогнуло, как виноватое существо, услыхавшее ужасный призыв". Гамлету он расскажет совершенно противоположное: "Все же один раз, как мне показалось, оно подняло голову и сделало движение, как будто собиралось заговорить. Но как раз в это мгновение громко запел петух, и при этом звуке оно поспешно убежало прочь..." (перевод М. Морозова, I, 2). В разговоре с принцем поминать о "вине" покойного его отца неглупый Горацио не станет. Полемизируя со мной в альманахе "Anglistica" (Э 9, Москва-Тамбов, 2002 г.), Игорь Шайтанов пишет, что приказ Горацио бить Призрака алебардой не может быть метафорой цареубийства и что "алебарда - не орудие мистического цареубийства, а испытания мистического существа, орудие, которым воспользовались за неимением лучшего". Это правда. Но подняли топор на безымянного призрака, а попали в покойного короля. Вот признание Марцелла: "Мы не правы в отношении к нему, столь величественному, когда грозим ему насилием. Ибо оно неуязвимо, как воздух, и наши бесполезные удары превращаются в злостную насмешку над нами самими" (перевод М. Морозова, I, 1). Такого же мнения и Клавдий, который жалуется Гертруде: "Шепот о случившемся, который мчит прямой наводкой к Цели свой отравленный снаряд по диаметру земли, как пушечный выстрел, еще, быть может, пронесется мимо нашего имени и поразит лишь неуязвимый воздух" (перевод М. Морозова, IV, 1). Вспомним еще и слова Клавдия, сказанные им Лаэрту: "Божественная сила ограждает короля, и предательство способно лишь мельком взглянуть на свою цель, но не в состоянии поступить по своей воле" (перевод М. Морозова, IV, 5). Параллельность этих текстов и устанавливает логическую связь: мистическое цареубийство - реальная революция. Марцелл, ударив Старого Гамлета алебардой, тут же понял, что совершил что-то страшное. И не только потому, что мертвый король сакрален вдвойне (как король и как дух), но потому, что акт осквернения чего-то сакрального, как и акт цареубийства, есть насмешка над тем, кто это совершает. Марцелл раскаивается, но дело сделано. И всем не по себе. Тогда Бернардо и говорит, что причина ухода короля - все-таки петух, и Горацио хватается за эту версию. Впрочем, пойманный на вранье или некомпетентности, Горацио всегда умеет выкрутиться. ГОРАЦИО: Можно было, не торопясь, досчитать до ста. МАРЦЕЛЛ И БЕРНАРДО: Дольше, дольше. ГОРАЦИО: Не в тот раз, когда я видел его (перевод М. Морозова, I, 2). У него какое-то странное, отличное от других людей чувство времени: ГАМЛЕТ: Который час? ГОРАЦИО: Думаю, что без малого двенадцать. МАРЦЕЛЛ: Нет, уже пробило. ГОРАЦИО: Разве? Я не слыхал. Значит, приближается время, когда бродит Призрак (перевод М. Морозова, I, 4). При этом Горацио знает, что надо сделать, чтобы понравиться Гамлету. Когда тот говорит, что Горацио - "самый справедливый изо всех людей, известных ему", он кривится: "О дорогой милорд!..", и Гамлет вынужден оправдываться, мол, он не хотел льстить, зачем, мол, льстить бедняку, у которого нет дохода даже для того, чтобы кормиться и одеваться. По версии Гамлета Горацио не является рабом страстей, поэтому Гамлет допустил его "в сердцевину своего сердца". Кроме Гамлета у Горацио во всем мире нет близких людей: "Не знаю, из какой части света может мне быть прислано приветствие, если не от принца Гамлета" (перевод М. Морозова, IV, 6). После высылки Гамлета Горацио приходит с доносом на Офелию. По так называемому Второму кварто (издание 1604 г.) - с неким джентльменом, по Первому фолио (посмертное издание 1623 г.) - один. По Второму кварто он сам произносит слова: "'Twere good she were spoken with; for she may strew dangerous conjectures in ill-breeding minds" ("Хорошо бы поговорить с ней, так как она может посеять опасные предложения в злобных умах" (перевод М. Морозова, IV, 5). По Первому фолио он своим рассказом подводит королеву к произнесению этих слов, и именно Горацио сообщает и о начале восстания Лаэрта и призывает короля спасаться. По сырой штукатурке сюжета Шекспир прочерчивает графью поступков Горацио (выделим полужирным курсивом те события, которые мы достраиваем исходя из логики текста): Горацио пришел с доносом на Офелию, которая говорит о смерти отца и о том, что мир полон подлости. Потом по приказу короля ("Follow her close; give her good watch, I pray you") последовал за Офелией, чтобы "обеспечить ей хороший надзор". Сразу исполнить поручение нового хозяина ему не удается, поскольку восстание Лаэрта уже началось, и Горацио вынужден спешно вернуться, чтобы еще раз предупредить короля. Лаэрт ворвался в королевские покои следом за Горацио. Вновь приходит Офелия, чтобы окончательно попрощаться со всеми и одарить цветами всех, кто после погибнет от яда (Лаэрта, короля, королеву). {Как заметил Сергей Николаев, букет Офелии состоит из лекарственных растений, три из которых ядовиты. Это рута, аквилегия и (в меньшей степени) розмарин. При этом себе Офелия тоже берет смертную (и одновременно "воскресную") руту.} Офелия вновь уходит. _Поскольку король своего приказа не отменял, Горацио вновь последовал за ней_. (Эта ремарка, как и многие другие, в тексте пропущена, но понятно, что когда король начинает перетягивать Лаэрта на свою сторону, Горацио на сцене уже нет.) Король уводит Лаэрта беседовать с придворными. _Горацио провожает Офелию до ручья, а после сообщает королеве о том, что Офелия утонула, и уходит к себе ждать решения свой участи_. Слуга докладывает ему, что явились какие-то матросы с письмами. Матрос (на самом деле - пират) вручает Горацио три письма от Гамлета (одно адресовано Горацио, другое королю, третье королеве). Горацио читает письмо, адресованное ему, но вместо того, чтобы, как просит Гамлет, "устроить доступ к королю" тем, кто принес письма, передает два письма через Клавдио (начальника королевской канцелярии, попавшего на эту должность, очевидно, благодаря созвучию своего имени с именем короля.) Пользуясь случаем, Горацио бежит из Эльсинора. Король в это время склоняет Лаэрта на свою сторону. Королю передают два письма от Гамлета. Появляется королева и _со слов Горацио_ рассказывает королю и Лаэрту о смерти Офелии... Мало того, что у Горацио нет алиби, он еще и сам себя уличает, когда в сцене на кладбище из двух реплик Гамлета мы узнаем, что о восстании Лаэрта (равно как и о смерти Офелии) он принцу не рассказал. Прав Первый могильщик: "...Если вода идет к человеку и топит его, это значит, что он не топился (а утоплен - А.Ч.). Итак, тот, кто не виноват в своей смерти, не сокращает своей собственной жизни". Не ошиблась и королева: смерть Офелии - именно мутная и темная смерть. И эта смерть - вопрос жизни и смерти самого Клавдия, ведь безумная Офелия одним своим видом может поднять и второе восстание против ненавистного датчанам режима (как подняла она первое). И во всей Дании есть только три человека, которые это понимают: сам король, джентльмен-соглядатай (от его услуг Шекспир, впрочем, в поздних редакциях отказывается) и Горацио, который предупреждал королеву (а до нее, конечно, и короля) именно об этой опасности. Предупреждая короля о восстании (и тем давая ему возможность подготовиться к встрече с Лаэртом), Горацио произносит монолог, в котором многократно повторено имя Лаэрта. Эта многократность Шекспиру нужна для того, чтобы зритель сопоставил эти слова с вроде бы случайной фразой Гамлета, оброненной им для Горацио во время похорон Офелии: Его зовут Лаэрт. Весьма учтивый И благородный юноша... Вернувшийся из ссылки Гамлет не знает, что Горацио прекрасно известно, кто такой Лаэрт. Значит, Горацио не рассказал своему другу о восстании Лаэрта и о собственном поведении во время оного. Все это настолько не укладывается в образ "благороднейшего друга" и "справедливейшего из людей", что тот же М. Морозов просто исключает Горацио из сцены доноса на Офелию. Между тем все логично: Горацио уже начал делать карьеру по шпионскому ведомству, заменив отъехавшего во Францию Рейнальдо. (Ведь Гамлет сослан в Англию и, скорее всего, его уже нет в живых!) Оставшись в Эльсиноре без покровителя и денег, Горацио вынужден пойти на жалование к королю. Нет, он не станет доносить на Гамлета, ибо сам был его активным соучастником в заговоре против короля. Но поручения короля исполнять ему придется. Так что мнение Л.С. Выготского, согласно которому Горацио - образ наблюдателя, не принимающего никакого участия в развитии сюжета, как мне представляется, - всего лишь остроумная натяжка, обусловленная психологической "установкой" Гамлета (и сочувствующего принцу зрителя) видеть в Горацио друга и только друга. Именно Горацио спускает курок трагедийного сюжета, решая, что надо сказать Гамлету о Призраке, он отдает приказ бить покойного короля алебардой и т. д. Некий Господин и Горацио не ошиблись, утверждая, что безумная Офелия - вызов государственной безопасности. Скоро начнется мятеж против Клавдия, и повстанцы во главе с Лаэртом штурмом возьмут замок. Но пока гроза только собирается. _KING. Follow her close; give her good watch, I pray you_. "Последуйте за нею по пятам, и обеспечьте ей хороший надзор, прошу вас!.." (IV, 5) Это сказано королем вслед Офелии. Но несколькими страницами раньше вслед Гамлету тот же Клавдий говорит: "Follow him at foot; tempt him with speed aboard..." ("Последуйте за ним, Пока не поздно..." - IV, 4). "Следуйте за ним по пятам..." Это первая фраза монолога короля, в котором он впервые называет вещи своими именами и приказывает английскому королю убить Гамлета. Видимо, каждое время создает подобные эвфемизмы для распоряжения об убийстве. Вот неполный набор из других времен и культур: "Скажи ей, чтоб она царевича блюла...", "Сделайте ему предложение, от которого он не сможет отказаться...", "Позаботьтесь о нем...", "Проводите его..." и т. п. Зритель уже знает, что высказывание Клавдия, начинающееся со "следуйте за...", должно заканчиваться смертью того, за кем пошли "по пятам" или "совсем близко". Знают это и королевские слуги. И словечко "close" в своем омонимическом значении - весьма прозрачная подсказка, что им надо делать. В "Короле Лире" Эдмунд, отдавая офицеру пакет с приказом убить Лира и Корделию, говорит почти теми же словами: "...go follow them to prison" - V, 2), то есть ступайте проводить их в тюрьму. Совпадает и мотивация: если Офелию надо "проводить" потому, что она своим видом побуждает датчан к восстанию, то Лир и Корделия вызывают такое сочувствие среди солдат, что Эдмунд боится, как бы те не перешли на сторону пленников. По наблюдению студентки Анастасии Крыловой, в том же "Короле Лире" герцог Альбанский провожает на смерть свою изменницу-жену пожеланием "Go after her: she's desperate; govern her" ("Следуйте за ней, она обезумела, направьте ее"). После чего приходит Джентльмен с кровавым кинжалом и сообщает, что Гонерилья только что закололась. (И это сообщение, как правило, тоже принимается режиссерами и зрителями за чистую монету.) В Генрихе IV вслед уведенному под стражей Глостеру король говорит: Милорды, что найдете наилучшим, То делайте от нашего лица... (III, 1) (Перевод Е.Бируковой.) Нетрудно догадаться, что случится с Глостером через несколько страниц. Итак, перед нами просто общее место, шекспировский штамп. После королевской просьбы _следовать по пятам Офелии и обеспечить ей хороший надзор_ следует ремарка: "Горацио выходит". А король-отравитель говорит о "яде печали", которым отравлен ум Офелии (IV, 5). Шекспировский зритель (во всяком случае те несколько знатоков, мнение которых, по словам Гамлета, куда ценнее мнения всех прочих) помнил текст Евангелия, видимо, чуть лучше, чем зритель XX или XXI века: "И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему. А как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: "купи, что нам нужно к празднику", или чтобы дал что-нибудь нищим. Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь". (От Иоанна, гл. 13, ст. 27-30.) На зрительском непонимании того, зачем выходит Горацио (ремарка сохранилась), играет Шекспир. И подсказывает нам устами короля: "Следуйте за ней по пятам. Внимательно следите за ней, прошу вас... Горацио выходит. О, это яд глубокого горя. Причиной всему смерть ее отца. О Гертруда, Гертруда! Когда приходят печали, они приходят не одинокими лазутчиками, а целыми батальонами!.." (перевод М.Морозова). "Одинокие лазутчики" - это сказано королем о несчастьях, но произнесено вслед Горацио и Джентльмену без лица и имени, реальным соглядатаям Клавдия. Скоро Гертруда первой оплачет смерть Офелии: "Над ручьем наискось растет ива, которая отражает свои листья в зеркальном потоке. Туда пришла она с причудливыми гирляндами из листков, крапивы, маргариток и тех длинных пурпурных цветов, которым откровенные на язык пастухи дают грубое название, а наши холодные девушки называют пальцами мертвецов. Когда она взбиралась на иву, чтобы повесить на свисающие ветви сплетенные ею венки из цветов и трав, завистливый сучок подломился и вместе со своими трофеями из цветов она упала в плачущий ручей. Широко раскинулась ее одежда и некоторое время держала ее на воде, как русалку, и в это время она пела отрывки старых песен, как человек, не сознающий своей беды, или как существо, рожденное в водяной стихии и свыкшееся с ней. Но это могло продолжаться недолго, пока ее одежда не отяжелела от воды и не потащила несчастную от мелодичной песни к тенистой смерти" (перевод М. Морозова, IV, 7). Кто это видел и кто слышал? Королева говорит со слов Горацио и Некоего Господина. Шекспир ясно дает это понять, сначала упоминая о непристойных фаллообразных цветах, а после о "завистливом" или "предательском" сучке. Шекспироведы нередко отождествляют поэзию с поэтичностью. И правят того, чья поэзия поэтична "бледным огнем" светлячка (не зря же Набоков его присвоил!), а не сентиментальной романтикой и тем более "риторикой". С XVI в. до наших дней muddy - грязный, перепачканный, непрозрачный, мутный или помутившийся" (если речь о рассудке). Если речь о литературном стиле, то этим прилагательным определяется "темный" стиль, если же о свете, то это "тусклый", а не "тенистый" свет. (Тенистый - shady.) В монологе Гертруды много лжи и много от пересказа чужих слов. Хватает в нем и откровенной похабщины. Если же говорить о высокой лирике, то она звучит лишь в трех последних строках: Вы помните поваленную иву, Которая полощет над ручьем Свою листву?.. Офелия туда Пришла в венке - в нем были маргаритки, Яснотка да кукушкин горицвет, И длинные мясистые цветы - Да вы их знаете! - простолюдины Зовут их коротко и непристойно, А девушки - "перстами мертвецов" И дремликом... Едва взошла на ствол, Желая и его венком украсить, Завистливый сучок и подломился. В цветах она упала в тот поток, Плескалась, будто в нем и рождена Русалкою, беды не сознавала, И все-то пела песенки свои... Но долго это длиться не могло: Намокло платьице, отяжелело, И захлебнулся тот напев прозрачный В объятьях мутной смерти. Можно, конечно, допустить, что "одинокие лазутчики" пошли "по пятам" за Офелией без задней мысли. Но тогда придется поверить, что они спокойно наблюдали, как она упала в ручей (не в море, озеро или реку, а именно в спокойный ручей, в чьей зеркальной глади отражается ива), любовались ею, слушали отрывки из народных песен, и были столь зачарованы, что позволили Офелии пойти на дно. Уже одного этого рассказа, по-моему, достаточно, чтобы понять, что случилось с Офелией на самом деле. Не обратить внимания на вопиющую несуразицу может лишь Лаэрт, который в шоке от известия о гибели сестры. И разве не звучит издевательством то, что "это продолжалось недолго"?.. Заметив похабщину, звучащую в монологе Гертруды, спросим себя: что это, если не знак чужой, в данном случае мужской речи? Ведь королева сама не видела, как утонула Офелия, и пересказывает с чьих-то слов. После высылки Гамлета Горацио остается жить в замке, его Обслуживают королевские лакеи, а король, которому до того Горацио не был даже представлен, называет его "добрый Горацио" и на кладбище просит присмотреть за принцем. Сцене с визитом пиратов, видимо, предшествовала не попавшая в дошедший до нас "текст слов" интермедия, в которой Офелия выходила к ручью, напевала и собирала цветы, а за ней издалека следили двое неизвестных лиц (по последней шекспировской редакции "Гамлета" - один неизвестный). Потом она падала в воду, якобы продолжая петь свои песенки, а они продолжали следить за ней, и только когда песня прерывалась, доставали из ручья и выносили ее бездыханное тело на берег. Потом один из этих неизвестных, скажем, откидывал капюшон, и потрясенный зритель видел, что это Горацио. Можно предположить, что Горацио сам и утопил Офелию, хотя для такой работы он вряд ли пригоден. Да и в тексте мы не нашли прямых указаний на такое развитие сюжета. Вспомним, Что и мертвого короля алебардой бьет не Горацио, а Марцелл (хотя и по приказу Горацио). Впрочем, одно косвенное указание все же существует, но о нем ниже (см. с. 287-290). Если же пантомимы не было, то мы должны поверить, что Горацио проигнорировал "просьбу" короля "следовать за ней по пятам" и "обеспечить ей хороший надзор". И король почему-то не только не разгневался на него, но, напротив, после того и стал звать его "good Horatio". Офелия утонула очень вовремя (для Клавдия). Ну совсем как несостоявшийся ее свекор, вот так же вовремя умерший во сне в саду. Есть ли у Горацио алиби? Нет. И потому он торопится исчезнуть из Эльсинора прежде, чем все узнают об убийстве Офелии. Ему было велено следовать за Офелией по пятам, он описал королеве, как та утонула, и теперь ему надо бежать. (А вдруг король назначит следствие и все свалит на Горацио?) Поэтому он не исполняет просьбы Гамлета и не устраивает матросам доступа к королю и королеве, а сам передает письма через некоего Клаудио, а тот с придворным направляет их королю. После высылки Гамлета в Англию Горацио идет на службу к королю-отравителю. Напомним, что в Эльсиноре швейцарцы (Бернардо, Франциско, Марцеллус) - не только стражники, но и соглядатаи (Рейнальдо). На кладбище Горацио делает вид, что не знает, кого хоронят "по усеченному обряду". Но происходит очень любопытный диалог: ГАМЛЕТ: Какое бесчувствие. Копает могилу - и поет. ГОРАЦИО: Привычка закалила его сердце. ГАМЛЕТ: Ты прав. Пока рука от работы не загрубеет, и сердце чувствительно. (V, 1) Горацио только что убил (или не спас) Офелию, а Гамлет убил Полония и отослал на смерть школьных приятелей. Гамлету приходится оправдываться перед Горацио за то, что он отправил на смерть Розенкранца и Гильденстерна. Горацио сам наведет его на эту тему. Аргументацией Гамлета Горацио, видимо, будет удовлетворен, поскольку она оправдывает, в частности, и убийство Офелии. Горацио Это значит, Что Розенкранц и Гильденстерн спешат К своей же гибели? Гамлет И что с того? Они нашли занятие по вкусу И этим сами смерть себе избрали. Их кровь - она на них, а не на мне. Ничтожество должно блюсти приличья, А не соваться меж двумя клинками, Когда противники дерутся насмерть. Горацио Однако ничего себе король!.. (V, 2). Горацио забыл, что недавно он не только не удивлялся душевным качествам короля, но и иронизировал по этому поводу над Гамлетом. А заодно и выведывал, что же сказал Призрак принцу: Гамлет ...Тогда откроюсь. Еще не знала Дания мерзавца Подобного тому, кого мы знаем. Горацио Однако, чтобы это сообщить, Не стоило являться с того света. (I, 5). Если допустить, что Горацио - искренний друг, то Шекспир при всей общепризнанной гениальности его поэзии - драматург-троечник. Только тогда понятно, почему он дал "верному другу" самое неподходящее имя (у Фонвизина оно звучало бы Курвец-Разумник). И выпустил Горацио с доносом ("не в характере", как пишет шекспировед Игорь Шайтанов) в сцене предупреждения королевы о готовящемся восстании. (На сцене три человека, а в труппе "Глобуса" 12-15, зачем же выпускать в столь "нехарактерной роли" именно Горацио?) Потом тот же герой и тоже "не в характере" предупреждает (по Первому фолио) Клавдия о том, что бунт уже начался. Каждое появление Горацио и почти каждая его реплика - или откровенно лживы, или прикровенно двусмысленны (Горацио делает только то, что выгодно ему в данную минуту). Почему-то никто не задает и другого вопроса: что же Горацио не отправился в Англию вместе с лучшим своим другом? Если б он сам вызвался разделить с принцем его изгнание, разве бы Клавдий посмел запретить? Но Гамлет прямо не попросил Горацио, и он преспокойно остается при дворе якобы ненавистного ему Клавдия. (Вспомним, что до встречи с Гамлетом Горацио, по его собственным словам, "друг этой страны" и поклонник "нашего правительства".) Шекспироведы не задают и другого простого вопроса (единственное исключение тут, как указал Игорь Шайтанов, - Харольд Дженкинс): почему это Горацио, живший по возвращении в Эльсинор не в замке, а где-то рядом (иначе б он встретил принца сразу), после высылки Гамлета остается в замке? И почему он вхож к королеве? И почему король, которому он при Гамлете и представлен-то не был, теперь дает ему поручения и обращается "good Horatio"? "Лучший и единственный друг Гамлета" идет на службу к королю, уже прекрасно зная, что Клавдий - убийца отца его единственного друга. Впрочем, Дженкинс заблуждается, говоря, что "роль служителя или советника при королеве странна для Горацио, и драматург скоро забывает о ней". Горацио не "служитель при королеве", а шпион Клавдия ("вассал короля", как сказал бы Марцелл). Из шекспировского текста следует, что это король послал Горацио рассказать королеве об опасном сумасшествии Офелии. И что именно по наущению короля Горацио приводит Офелию к королеве. Доказательства? Да то, что сразу вслед за Горацио и Офелией в покоях королевы появляется сам Клавдий. И то, что именно Горацио выходит за Офелией, когда король просит "следовать за ней по пятам". Спор Томаса Мора и Эразма Роттердамского, надо ли гуманисту становиться советником при правителе, разрешен Шекспиром. И автор "Гамлета" берет сторону Эразма, показывая, что получается из подобного хождения во власть. Горацио, убедившийся, что Клавдий убийца, но "в силу обстоятельств" идущий к нему на службу, сам выбирает путь наемного убийцы. Горацио - гениально прописанный Шекспиром идеальный ученик Макиавелли, который, как и Горацио, - итальянец. При нем нет подруги, его жена и муза - политика. Попытаемся восстановить путь Горацио к сердцу Гамлета. Итак, Горацио - швейцарец и в Эльсинор попал вместе с другими наемниками-швейцарцами. Здесь он пробыл совсем недолго. (Во всяком случае Гамлета-отца он "видел лишь однажды".) Узнав, что здешний принц учится в Виттенберге, Горацио сам отправился туда. В Виттенберге он поставил на дружбу с Гамлетом и стал его конфидентом. Но Гамлет вернулся в Данию и влюбился в Офелию. В это же время Клавдий заводит роман с Гертрудой, убивает Гамлета-отца (это произошло четыре месяца назад), а менее чем через месяц женится на овдовевшей королеве и становится королем. Принц чует неладное, хочет бежать из Дании (университет тут, скорее, лишь повод для отъезда из прогнившей страны), но король его не отпускает. Для оставшегося в Виттенберге Горацио известие о смерти Старого Гамлета - повод вернуться в Данию. (Ведь ему нужна не учеба, а Гамлет.) В Эльсиноре Горацио идет не к своему другу, а к землякам-стражникам. Те и рассказывают о появлении Призрака. Горацио решает лично убедиться в этом и лишь потом отправляется к Гамлету: судьба вновь дала ему шанс сблизиться с принцем. Итак, при дворе Клавдия у Горацио есть выбор - взять алебарду стражника, устроиться в канцелярию; пойти в шпионы. Но первые два пути не обеспечивают возможности общаться с королем, а значит, не обеспечивают и карьеры. Когда Гамлет уже смертельно ранен, Горацио демонстрирует желание отравиться: ГАМЛЕТ: ...Правдиво расскажи обо мне, обо всем, что со мной произошло, тем, кто не знает. ГОРАЦИО: Об этом и не думайте. Я больше древний римлянин, чем датчанин. Тут еще осталось питье. ГАМЛЕТ: Если ты мужчина, отдай мне кубок!.." {перевод М. Морозова, V, 2). Макар Александренко заметил, что в этой сцене Шекспир делает отсылку к последней сцене собственного "Юлия Цезаря": это там "идейный предатель" Брут кончает с собой, кинувшись на меч, который держит его раб. После чего раб переходит к победителю по наследству (совсем как Горацио, перешедший сначала на службу к Клавдию, а потом к Фортинбрасу). "Юлия Цезаря" Шекспир ставит в 1599 г., то есть в то время, когда он уже обдумывает (или даже уже дописывает) "Гамлета". Видимо, Шекспир надеялся на понимание того постоянного и верного зрителя, который "попытку самоубийства" Горацио воспримет именно как пародию. Впрочем, как заметил Сергей Николаев, раб служит господину верой и правдой и отдает за него свою жизнь, а Горацио служит только себе любимому. Держа пустой кубок, в котором якобы еще осталась капля яда, Горацио знает, что Гамлет его остановит. Так и происходит. А всего через пару минут Горацио забудет о своем горе. Вот он вещает Фортинбрасу и английскому послу: "Как раз в минуту расследования этого кровавого дела вы прибыли с польской войны, а вы - из Англии, прикажите же, чтобы тела были положены на высокий помост перед всеми на виду. И разрешите мне рассказать не ведающему миру о том, как все это произошло. И тогда вы услышите о смертоносных, кровавых и противоестественных деяниях, о случайных карах, нечаянных убийствах, о смертях, причиненных коварством и насилием, и, в заключение, о неудавшихся замыслах, павших на головы зачинщиков. Обо всем этом я могу правдиво поведать" (пер. М. Морозова, V, 2). Гамлет не разгадал тайную цель возвращения в Эльсинор Горацио. Как не разгадал и тайну натуры Горацио. Наивный Гамлет будет до конца считать Горацио "лучшим из людей" и своим другом. И правильно: Горацио был за Гамлета и ни разу его не предал (случай с Офелией тут не в счет, ведь Гамлет первый ее бросил, а после Горацио за нею следил, на нее доносил, но в качестве слуги Клавдия). Он рассчитывал убрать Клавдия с Гертрудой и быть "Полонием" при Гамлете (хоть с Офелией, хоть без нее). И "перестроился" только после ссылки (фактической гибели) своего друга. Цель жизни Горацио - стать вторым лицом в государстве, новым Полонием. У него не получилось дорваться власти и добиться достатка при Гамлете, не получилось при Клавдии. Но может получиться при Фортинбрасе. Горацио с ходу пытается подмять волю норвежца, чья судьба теперь отчасти в его руках. Но Фортинбрас приказывает перенести на помост не всех мертвых, как этого требовал Горацио, а только Гамлета. При этом Фортинбрас еще не знает, что Гамлет передал Горацио свой голос за избрание норвежского принца новым королем Дании. (Хотя Горацио и намекнул на такой поворот событий.) Приведу здесь цитату из письма Сергея Николаева: "От Горацио зависит право Фортинбраса на королевство. Намек на нечто недосказанное и важное сделан, Фортинбрас его понял и спешит уединиться в узком кругу знатнейших, в который он приглашает и... Горацио (ведь последний может и не отдать голоса Гамлета, вдруг конкуренты осилят?). Фортинбрас сразу же берет Горацио в союзники и возносит его". x x x Злодей Клавдий за четыре месяца погубил три поколения датских монархов: старого Гамлета, принца Гамлета и его наследника. Убиты и две королевы: одна прошлая, другая - та, что могла стать будущей. Разумеется, после этого должна произойти смена династии. Наказаны все, кроме прагматика Горацио, который должен стать Полонием при Фортинбрасе, но будет хуже Полония. У Полония при всей его глупости была душа. У Горацио ни души, ни детей, ни друзей. Это человек-функция, человек-чиновник. Новейший человек наступающего на Европу новейшего времени. Время Горацио начнется после смерти Шекспира. Начнется с гражданской войны и Оливера Кромвеля, родившегося в 1599 г., то есть в тот самый год, когда Шекспир пишет "Гамлета", начнется с отнюдь не театрального топора, обезглавившего Карла I, с восемнадцатилетнего запрета театров. И только в последней четверти XVII века англичане вновь заинтересуются своим дореволюционным поэтом. К тому времени уже практически не останется тех, кто видел драматурга-Шекспира в постановке режиссера-Шекспира. И за пьесу Шекспира человечество примет тот "текст слов", который дойдет до нас по публикациям неавторизованных рукописей и почти без авторских ремарок. Если верить Шекспиру, то драматургия - это не слова, произносимые актером со сцены, и даже не само действие. Шекспировская драматургия - это некий энергоемкий разъем, пространство между действием и словами. Так что дело не в проблеме Горацио, который уже не второстепенный, но пока все же и не титульный персонаж. (Мы потому так много о нем говорили, что Горацио более прочих - terra incognita "Гамлета".) Дело в примитивности и алогичности той сценической традиции, которую шекспироведение вынуждено защищать. Дело в отсутствии в тексте значительной доли авторских ремарок, которые могут быть реконструированы, хотя и с разной степенью надежности. Но, как мне представляется, оправдать Горацио уже вряд ли удастся. Хотя бы потому, что аргументы традиционалистов не составляют системы. Игорь Шайтанов в альманахе "Anglistica" (Э 9, Москва - Тамбов, 2002 г.) пишет, что я завожу "дело Горацио". Обвинение нешуточное: мол, даже если комментатор и прав, в его правоту мы никогда не поверим, поскольку помним, как в свое время был в таких ситуациях доказателен прокурор Вышинский. Мне остается только согласиться: на уровне первой реальности метод Вышинского предназначен не для доказательства вины, а для расправы над "врагами народа", назначенными на эти свои роли Сталиным. (Андрей Платонов называл это "всенародной инсценировкой".) Но данный метод Сталин с Вышинским и взяли для публичных своих постановок из реальности художественной. По законам жизни еще не факт, что тот, кто пошел за Офелией, ее и утопил. А по законам искусства Горацио - убийца (ибо иного автором не оговорено). Горацио в глазах Гамлета - "философ-стоик, последователь Сенеки". И еще - "самый справедливый из людей". А для зрителя "Глобуса" - тот самый римский раб из поставленного в 1599 г. (непосредственно перед "Гамлетом") шекспировского "Юлия Цезаря", раб, который, как и Горацио, после смерти хозяина переходит к победителю в качестве трофея. И надо крепко заткнуть уши, чтобы вслед за репликой ломающего комедию с пустым кубком Горацио ("Я более древний римлянин, чем датчанин!") не расслышать гомерического хохота Шекспира. Мы начали эту заметку о Горацио с "Испанской трагедии" Томаса Кида, из которой, как принято считать, Шекспир и взял образ "друга-Горацио". Напомним, что у Кида враги убивают Горацио и вешают его тело на дереве. Именно так в легендарные времена Древнего Рима должны были поступить с одним из знаменитых братьев Горациев. Тит Ливий столь блистательно описал эту историю, что трудно удержаться от пространной цитаты: Было тогда в каждой из ратей по трое братьев-близнецов, равных и возрастом, и силой. Это были, как знает каждый, Горации и Куриации. /.../Цари обращаются к близнецам, предлагая им обнажить мечи, - каждому за свое отечество: той стороне и достанется власть, за какою будет победа. Возражений нет, сговариваются о времени и месте. Прежде чем начался бой, между римлянами и альбанцами был заключен договор на таких условиях: чьи граждане победят в схватке, тот народ будет мирно властвовать над другим. /.../ Подают знак, и шесть юношей с оружием наизготовку по трое, как два строя, сходятся, вобрав в себя весь пыл двух больших ратей. /.../ Трое альбанцев были ранены, а двое римлян пали. Их гибель исторгла крик радости у альбанского войска, а римские легионы оставила уже всякая надежда: они сокрушались об участи последнего, которого обступили трое Куриациев. Волею случая он был невредим, и если против всех вместе бессилен, то каждому порознь грозен. Чтобы разъединить противников, он обращается в бегство, рассчитав, что преследователи бежать будут так, как позволит каждому рана. Уже отбежал он на какое-то расстоянье от места боя, как, оглянувшись, увидел, что догоняющие разделены немалыми промежутками и один совсем близко. Против этого и обращается он в яростном натиске, и, покуда альбанское войско кричит Куриациям, чтобы поторопились на помощь брату, победитель Гораций, убив врага, уже устремляется в новую схватку. Теперь римляне поддерживают своего бойца криком, какой всегда поднимают при неожиданном обороте поединка сочувствующие зрители, и Гораций спешит закончить сражение. Итак, он, прежде чем смог подоспеть последний, который был недалеко, приканчивает еще одного Куриация: и вот уже военное счастье сравнялось - противники остались один на один, но не равны у них были ни надежды, ни силы. Римлянин, целый и невредимый, одержавший двойную победу, был грозен, идя в третий бой; альбанец, изнемогший от раны, изнемогший от бега, сломленный зрелищем гибели братьев, покорно становится под удар. И то не было боем. Римлянин восклицает, ликуя: "Двоих я принес в жертву теням моих братьев, третьего отдам на жертвенник того дела, ради которого идет эта война, чтобы римлянин властвовал над альбанцем". Ударом сверху вонзает он меч в горло противнику, едва держащему щит; с павшего снимает доспехи. /.../ Прежде чем покинуть место битвы, Меттий, повинуясь заключенному договору, спросил, какие будут распоряжения, и Тулл распорядился, чтобы альбанская молодежь оставалась под оружием: она понадобится, если будет война с вейянами. С тем оба войска и удалились в свои города. Первым шел Гораций, неся три доспеха /.../ Его встретила сестра-девица, которая была просватана за одного из Куриациев; узнав на плечах брата плащ жениха, вытканный ею самою, она распускает волосы и, плача, окликает жениха по имени. Свирепую душу юноши возмутили сестрины вопли, омрачавшие его победу и великую радость всего народа. Выхватив меч, он заколол девушку, воскликнув при этом: "Отправляйся к жениху с твоею не в пору пришедшей любовью! Ты забыла о братьях - о мертвых и о живом, - забыла об отечестве. Так да погибнет всякая римлянка, что станет оплакивать неприятеля!" Черным делом сочли это и отцы, и народ, но противостояла преступлению недавняя заслуга. Все же Гораций был схвачен и приведен к царю на суд. А тот, чтобы не брать на себя такой прискорбный и неугодный толпе приговор и последующую казнь, созвал народный сход и объявил: "В согласии с законом, назначаю дуумвиров, чтобы они вынесли Горацию приговор за тяжкое преступление". А закон звучал устрашающе: "Совершившего тяжкое преступление да судят дуумвиры; если он от дуумвиров обратится к народу, отстаивать ему свое дело перед народом; если дуумвиры выиграют дело, обмотать ему голову, подвесить веревкой к зловещему дереву, засечь его внутри городской черты или вне городской черты". Таков был закон, в согласии с которым были назначены дуумвиры. Дуумвиры считали, что закон не оставляет им возможности оправдать даже невиновного. Когда они вынесли приговор, то один из них объявил: "Публий Гораций, осуждаю тебя за тяжкое преступление. Ступай, ликтор, свяжи ему руки". Ликтор подошел и стал ладить петлю. Тут Гораций, по совету Тулла, снисходительного истолкователя закона, сказал: "Обращаюсь к народу". Этим обращением дело было передано на рассмотренье народа. На суде особенно сильно тронул собравшихся Публий Гораций-отец, объявивший, что дочь свою он считает убитой по праву: случись по-иному, он сам наказал бы сына отцовскою властью. Потом он просил всех, чтоб его, который так недавно был обилен потомством, не оставляли вовсе бездетным. Обняв юношу и указывая на доспехи Куриациев, прибитые на месте, что ныне зовется "Горациевы копья", старик говорил: "Неужели, квириты, того же, кого только что видели вступающим в город в почетном убранстве, торжествующим победу, вы сможете видеть с колодкой на шее, связанным, меж: плетьми и распятием? Даже взоры альбанцев едва ли могли бы вынести столь безобразное зрелище! Ступай, ликтор, свяжи руки, которые совсем недавно, вооруженные, принесли римскому народу господство. Обмотай голову освободителю нашего города; подвесь его к зловещему дереву; секи его, хоть внутри городской черты - но непременно меж этими копьями и вражескими доспехами, хоть вне городской черты - но непременно меж: могил Куриациев. Куда ни уведете вы этого юношу, повсюду почетные отличия будут защищать его от позора казни!" Народ не вынес ни слез отца, ни равного перед любою опасностью спокойствия духа самого Горация - его оправдали скорее из восхищения доблестью, нежели по справедливости. А чтобы явное убийство было все же искуплено очистительной жертвой, отцу повелели, чтобы он совершил очищение сына на общественный счет. Итак: - Старый Гамлет послал свой вызов Старому Фортинбрасу, предлагая тому биться на условиях, заключенных римским царем Туллом с диктатором альбанцев Меттием. Только вместо братьев-Горациев и братьев-Куриациев должны были сразиться сами короли Дании и Норвегии; - Спор двух столиц решил один из братьев Горациев, который, судя по имени, был далеким предком шекспировского Горацио; - Гораций убил свою сестру и должен был (как в пьесе Кида, очевидно, не хуже Шекспира знавшего труд Тита Ливия) быть повешен на дереве. Шекспир выворачивает ситуацию наизнанку: его Горацио, который в пародийной форме нам и рассказал о поединке Гамлета с Фортинбрасом, не волнует слава его собственного предка. С античным Горацием его роднит только одно: если того потребуют интересы государства, он тоже, не задумываясь, убьет деву за одни только слова, пусть и сказанные ею в умопомрачении. При этом Гораций убивает ту, что оплакивает врага государства, а его дальний потомок - ту, что оплакивает своего отца, единственного искреннего друга режима Клавдия. Так деградирует государственная идея. Публий Гораций - Герой. Горацио - подонок, наследовавший "свирепую душу" своего предка. Перерождение героя в политика и исследует Шекспир в образе Горацио. Не обратили внимания шекспировские комментаторы и на другую параллель из римской истории, связанную с родом все тех же Горациев. В 449 г. до н. э. патриций Марк Гораций вступился за честь плебеев, в результате чего пал диктатор, узурпировавший власть в Риме. Поводом послужил иск диктатора к зажиточному плебею: диктатор отсудил у того дочь, объявив, что она дочь не своих родителей, а его рабыни. На глазах у римлян отец убил дочь, плебеи во второй раз в римской истории ушли из города. Марк Гораций с Луцием Валерием встали на сторону плебеев и свергли диктатора. Диктатора звали Аппий Клавдий. И происходил он из того же рода, что и император Клавдий, живший полтысячелетия спустя. (Кстати, из рода Клавдиев пошел и плебейский род Марцеллов, так что имя одного из стражников, охраняющих Клавдия, можно тоже объяснить через историю Древнего Рима.) Вот тот историко-культурный фон, на котором Шекспир предъявляет нам своего Горацио, героя только-только начинающегося новейшего времени. В том и другом римском сюжете поворотным событием становится убийство девы. В начале европейской истории один Гораций убивает сестру и утверждает приоритет служения государству перед служением человеку. А через два века другой вступается за честь девы и дарует гражданские права половине римского населения. И еще через тысячу лет их потомок причудливым образом совместит в себе черты обоих, столь непохожих Горациев, и по приказу короля отправится к "зловещему дереву", чтобы проводить в объятия "мутной смерти" невесту своего друга. И в этом контексте фраза Горацио "Я более римлянин, чем датчанин!.." говорит о многом. ЕЩЕ ЗАГАДКИ Традиционное шекспироведение вынуждено изобретать свои собственные мотивировки поведения шекспировских героев. И коль скоро эти мотивировки не опираются на логику текста, они, как правило, просто наивны. Скажем, по Доверу Уилсону, Гамлет приходит в ярость, видя, как актеры предваряют "Мыше- ловку" пантомимой, но, к счастью, король ничего не понимает, ибо смотрит в другую сторону... Во-первых, это Офелия, судя по ее реплике, не понимает, "что показывают". А король пока ничем себя не выдает, он смотрит пантомиму молча и, надо полагать, очень внимательно. Во-вторых, если Гамлет и издевается над бессмысленными пантомимами, то ведь именно что над бессмысленными. И совершенно не факт, что у Шекспира пантомим и интермедий не было (их просто нет в дошедших до нас текстах шекспировских пьес, но ведь Шекспир-драматург писал для Шекспира-режиссера и не был заинтересован в тиражировании своих секретов). В-третьих, если б Клавдий схватился за сердце уже при виде пантомимы отравления Гонзаго, Гамлет рукоплескал бы актерам, ведь это означало, что отравитель признался сразу. Однако Клавдий выдерживает пантомиму. И только вербальный текст, тот текст, что накануне вписан в пьесу самим Гамлетом, его переворачивает. Клавдия (и это важно Шекспиру) пробивает именно слово - пусть и полуграфоманское, но слово. Игорь Шайтанов пишет, что монолог Гертруды в моем переводе - свидетельство простодушия королевы, "доходящего до идиотизма". Защищая традицию, мой оппонент традиционно забывает, что перед нами совсем не та Гертруда, которую мы видели в первых сценах трагедии. После объяснения с сыном королева знает, что Клавдий - убийца ее мужа. И она говорит Гамлету, что не донесет на сына, ибо слово создается дыханием, дыханье - жизнью, но жизни-то в ней и нет, чтобы повторить услышанное. Иными словами, раскрыв матери глаза на Клавдия, сын нравственно ее убил, ведь Гертруда поняла, что она сама подписала мужу смертный приговор, когда пошла на интрижку с его братом. Ставя "Мышеловку", принц пожалел свою мать и инвертировал последовательность событий. В пьесе Гамлета Луциан соблазняет вдову убитого им дяди. Однако в пьесе Шекспира все было иначе: Клавдий сначала соблазнил королеву, а после уже отравил ее мужа. Вот что Гамлету говорит тень его отца: "Да, это кровосмесительное, это прелюбодейное животное колдовством своего ума, своими предательскими подарками - о нечестивый ум и нечестивые дары, имеющие силу соблазнять! - склонил к своей постыдной похоти согласие моей кажущейся столь добродетельной королевы. О Гамлет, какое это было падение! Отвернуться от меня, чья любовь была достойна тех обетов, которые я дал ей при вступлении в брак, и опуститься до ничтожества, природные качества которого были бедны по сравнению с моими! Но как добродетель никогда не вступит на путь греха, хотя бы сладострастие ухаживало за ней даже в небесном обличье, так похоть, хотя бы связанная узами с лучезарным ангелом, пресытится на небесном ложе и начнет пожирать отбросы..." (перевод М. Морозова, I, 5). Эти слова мог бы сказать римский император Клавдий о своей жене Мессалине. Оттого-то наедине с матерью Гамлет будет беспощаден: КОРОЛЕВА. О, какой опрометчивый и кровавый поступок! ГАМЛЕТ. Кровавый поступок? Почти столь же дурной, добрая матушка, как убить короля и выйти замуж за его брата. КОРОЛЕВА. Убить короля? ГАМЛЕТ. Да, госпожа, я так сказал... (перевод М. Морозова, III, 4). Королева пока еще ничего не поняла. Но Гамлет говорит, что Клавдий убийца брата, и все встает на свои места: "О, Гамлет, замолчи! Ты повернул мне глаза вглубь души..." Что осознала королева, и что должны понять мы? Гертруда осознала, что она соучастница убийства мужа, ведь отвергни она Клавдия, тому не имело бы смысла убивать Старого Гамлета. Рассчитывать на датскую корону Клавдий мог только, если у него уже была гарантия, что вдова пойдет за него. Так и Гай Силий сначала добился, чтобы Мессалина пошла за него замуж, а уже после стал готовить заговор против императора, но промедлил. История императрицы-шлюхи Мессалины и ее второго брака была слишком известна, чтобы Гертруда не поняла, в чем смысл обвинения, брошенного ей Гамлетом. (Подробней об этом на с. 295.) После объяснения с сыном спасти Гертруду может только смерть. И она эту смерть находит, когда понимает, что в кубке, который Клавдий предлагает Гамлету во время поединка его с Лаэртом, не жемчужина, но яд. Она знает, что вино отравлено, и перед смертью сама говорит об этом Гамлету. Гертруда пьет яд, спасая сына и сводя счеты с собственной жизнью. Последнее прочтение принадлежит не мне, а московскому художнику и режиссеру Дмитрию Крымову. Но можно утверждать, что это не очередная режиссерская трактовка текста (ведь нет такого яда, который сообщал бы человеку о своем присутствии в его организме), это корректная реконструкция шекспировского замысла, проясняющая еще одно темное место пьесы, дошедшей до нас без многих авторских ремарок. И если мы будем помнить, что королева знает, кто убил ее супруга, ее монолог о смерти Офелии будет не свидетельством "простодушия" или "идиотизма", а обвинением Клавдию. Это на ее глазах Клавдий поручил Горацио "следовать по пятам" за Офелией. Гамлет не знает, что Офелию убили. Но Гертруда уже может о чем-то догадываться. Во всяком случае она тут же понимает, что за жемчужина брошена в тот самый кубок, который король столь настойчиво предлагает ее сыну. Да, в ней самой "нет жизни", но она способна перехватить роковой кубок, спасти сына и покончить с собой. - Старый Гамлет подобен античному герою, спросившему у оракула: "Что будет, если я перейду пролив?" и получившему в ответ: "Ты разрушишь великое царство". Так и случилось, и в случае со Старым Гамлетом речь тоже шла о его собственном царстве. Перейдя пролив, отделяющий Данию от Норвегии, и захватив какие-то норвежские земли, Датчанин вызывает на поединок Норвежца и убивает того. Пройдет тридцать лет. Старый Гамлет не разгадает отношений собственной жены с собственным братом и погибнет, а его корона в конце концов достанется сыну Фортинбраса. - Королева не разгадала загадки смерти Гамлета-отца. Эту тайну ей раскрывает Гамлет: QUEEN GERTRUDE О, what a rash and bloody deed is this! HAMLET A bloody deed! almost as bad, good mother, As kill a king, and marry with his brother. QUEEN GERTRUDE As kill a king! HAMLET Ay, lady, 'twas my word. (III, 4) Переведем: Королева Сколь опрометчиво и сколь кроваво... Гамлет Кроваво?.. Не кровавей, чем убить Супруга-короля и выйти замуж За его брата. Королева Что значит - "убить Супруга-короля"?.. Гамлет А то и значит. Само имя Клавдия - это еще и напоминание о римском императоре Клавдии (из рода Клавдиев), женившемся на своей племяннице Агриппине (матери Нерона). До Агриппины женою Клавдия была Мессалина, родившая императору сына Британника и после этого, если верить Тациту, не только объявившая о своем разводе, но и вышедшая замуж за Гая Силия. Опасность государственного переворота была велика: в силу тогдашних законов Силию, чтобы стать императором, надо было всего-навсего убить бывшего супруга Мессалины. В 48 г. н. э. Клавдий казнил Силия, а Мессалину убили его сторонники. А потом Нерон отравил Британника. Римская пара Клавдий - Мессалина параллельна "датской" паре Клавдий - Гертруда. И не только потому, что известные всему Риму любовные подвиги Мессалины вошли в поговорку, и ее имя стало нарицательным именем блуда (Гамлет говорит, что Клавдий сделал его мать шлюхой), но и потому, что обе женщины в конечном счете погибли из-за своих мужей-Клавдиев. Гертруда спровоцировала убийство своего мужа, пойдя на роман с его братом. Без этого Клавдию не было бы никакого резона убивать Старого Гамлета, ведь ему нужна была гарантия того, что королева немедленно пойдет за него замуж. (В противном случае на престол должен был взойти ее сын.) В первом же своем монологе Клавдий объясняет механику своей коронации, сообщая придворным, что он стал государем, женившись на "владычице Дании". - Лаэрт и Гамлет не угадали ни загадки положения Офелии, ни загадки ее смерти. Они так и не узнают, что она беременна и что по намеку короля проводил ее на смерть Горацио. - Лаэрт не разгадал смысла песен Офелии. Он считает, что она поет про прошлое, а Офелия предсказывает будущее. Вот что она сообщает брату: "Ты должен петь все ниже, ниже... И звать его все ниже, ниже..." "You must sing a-down a-down, An you call him a-down-a". (IV, 5) Офелия поет это двустишие Лаэрту, предсказывая, что он спрыгнет в ее могилу и зазовет туда Гамлета. Второй смысл пророчества в том, что именно Лаэрт предложит королю намазать свою рапиру ядом и убьет жениха своей сестры. Не разгадывает смысла ее песен и король. - Лаэрт не разгадал загадку смерти отца, хотя поверил, что того убил Гамлет. Не разгадал Лаэрт и замысел короля избавиться разом от обоих бунтовщиков - Лаэрта и Гамлета. Хотя Клавдий при нем проговорился, рассуждая о Ламоре ("Он превзошел все, что я мог представить себе, и я намного уступаю ему в уменье принимать разные обличия и строить уловки!"). Не угадав намерений Клавдия, Лаэрт гибнет. Но перед смертью открывает Гамлету, что яд и в кубке, и на острие рапиры. Король разоблачен, и Гамлет его убивает. - Горацио разгадывает механизм восстания Лаэрта. (Повод к бунту - слухи об убийстве Полония королем, к тому же безумная Офелия невольно провоцирует своим видом и своими речами датчан на выступление против ненавистного Клавдия.) Хотя предупреждение Горацио и запоздало, король успевает внутренне подготовиться к психологическому поединку с Лаэртом и переигрывает юнца. "Последуйте за нею по пятам. Прошу вас!.." "Follow her close; give her good watch, I pray you". (IV, 5) Горацио, как мы уже знаем, тут же понял смысл этой фразы короля. - Стражники-швейцарцы - наемники. Король платит им, и потому они за короля. Видимо, все они (может быть, кроме Бернардо) гибнут, защищая короля от восставших датчан. Они просто поставили не на того государя, то есть тоже "не угадали". Верность за деньги - не менее опасное занятие, чем любовь за деньги. ЗАГАДКИ-МЕТАФОРЫ "...размазал по льду залива польские сани..." "...he smote the sledded Polacks on the ice". (I, 1) Темная эта фраза Горацио проясняется, если взглянуть на карту западной Балтики. Самым коротким и удобным для нападения поляков на датчан был санный путь по замерзающему у берегов Балтийскому морю. Альтернатива - путь через Германию, но для прохода через немецкие земли нужно было получить такое же разрешение, какое у Клавдия просил Старый Норвежец для своего племянника Фортинбраса. Очевидно, Старый Гамлет нанес по полякам удар сбоку, из засады, когда их армия находилась не в боевом строю, а в санях, то есть в обозах. Так что пастернаковские "выборные Польши", которых он посадил в эти сани, абсолютно ни при чем. "И шепоток, который, как из пушки..." (IV, 1) В оригинале образ восходящего по диаметру земли извержения, потрясающий по силе образ народного возмущения: And what's untimely done; so haply slander, Whose whisper o'er the world's diameter... В моем переводе: И шепоток, который, как из пушки, Из жерла недр прямою бьет наводкой Мучительным и смрадным изверженьем, Взошедшим по диаметру земли, - Просвищет мимо имени монарха И поразит неуязвимый воздух. Еще одна ключевая метафора "Гамлета" - метафора тлена, гнили и смрада. Она не раз возникает, если речь идет об Эльсиноре или о его нынешнем правителе. Когда Гамлет с Горацио и Марцеллом отправляется на эспланаду, они слышат гром пушки, и происходит такой разговор: Горацио Милорд, что означают эти звуки? Гамлет А то, что наш король и ночью бдит. На радостях надулся, ну и скачет. И всякий раз, когда он осушает Свой кубок, полный самым светлым рейнским, Взамен его и в честь его фанфары Пердят на всю округу. Горацио Такова У вас традиция? Гамлет Ну, что-то вроде. Традиция, к которой невозможно Привыкнуть, даже если здесь родился... (I, 4) Говоря о фанфарах, Гамлет произносит глагол "to bray", что значит издавать резкий неприятный звук или кричать по-ослиному. Но представляется, что сам образ труб, орущих всякий раз, как король осушает кубок, не оставляет возможности более мягкого перевода. Начинаясь с вони, эта сцена тем же должна и закончиться. И действительно: Марцелл говорит, что в Датском королевстве пахнуло тленом. На это Горацио отвечает: "...heaven will direct it" ("Небо его направит"). Но в оригинале речь не просто о гниении, а именно о тлене, могильном тлене датского государства, проступившем на поверхность вместе с явлением Призрака. Полагаю, что в этом месте актер, игравший Горацио, выходил на авансцену, находившуюся под открытым небом (потолка в "Глобусе" не было), и махал рукой перед собственным носом. Если вообразить спертый дух зрительного зала "Глобуса", где у сцены стояли кадки с парашей и только отсутствие потолка обеспечивало и свет, и вентиляцию, станет ясно, что эта реприза должна была пользоваться оглушительным успехом. Впрочем, верить шекспировским героям на слово может только очень наивный читатель. Это нередко относится даже к тому, что произносит Гамлет (не говоря уже о Клавдии, который сам проговаривается, что умением менять личины его превосходит лишь нормандец Ламор). За неразгаданную загадку герои Шекспира платят одним - жизнью. Из четырнадцати значимых персонажей "Гамлета" одиннадцать или двенадцать не проходят испытания загадками и гибнут. Это Гамлет-отец, Гамлет-сын, Клавдий, Гертруда, Полоний, Офелия, Лаэрт, Розенкранц и Гильденстерн, а также, вероятно, Бернардо, Марцелл и Франциско. И только один выживает. Это Горацио, который разгадал все загадки. x x x Ключ к замыслу "Гамлета" - Вторая глава Второго Соборного Послания апостола Петра, где премудрость Евангельских советов противостоит житейской "мудрости мира сего". "Их речь полна мудрости мира сего /.../ Ибо произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении..." (Гл.2, 17, 18) "Надутое пустословие" - это Клавдий и Полоний, Горацио и Озрик, бездарные трагедии, разыгрываемые бездарными столичными трагиками, это священник, для которого "указание свыше" исходит аж от короля, это слог межгосударственных договоров, в коих любовь равняется венку из пшеничных колосьев, а также запятой, это Розенкранц и Гильденстерн. Ну а "плотские похоти едва отставших от находящихся в заблуждении" - это о Гамлете и Офелии. А вот еще о Клавдии: "Они получат возмездие за беззаконие: ибо они полагают удовольствие во вседневной роскоши; срамники и осквернители, они наслаждаются обманами своими, пиршествуя с вами". (Гл. 2, 13) Петр, как и Офелия, знает о грядущей своей мученической смерти. Офелия, как и Петр, видя свое страшное будущее, полна оптимизма истинной веры. Петр пишет о наступлении времени лжепророков, времени, когда многие проповедующие Христа отпадут от него. В такое же "переломное" время живет и Шекспир. За сорок лет до гражданской войны и диктатуры Кромвеля он видит, что дело прямым ходом идет к катастрофе: время вывихнулось и свихнулось. Вторая глава Поучения апостола Петра обличает лжепророков и лжеучителей. В роли одного из таких деятелей выступает в 1 сцене I акта Горацио, весьма комично пророчащий падение Дании и сравнивающий свое время с кануном падения Рима. Очевидно, что вторая глава этого Поучения весьма занимала Шекспира. "Плохая мудрость" тех, кого Святой Петр называет "сынами проклятия", - это то, что в конечном счете сделало Офелию сумасшедшей, погубило ее отца и брата. То, что в Ветхом Завете было истинной "мудростью", стало новозаветной Благой Вестью о воскресении мертвых (отсюда церковнославянская калька "Благовествование" с греческого "Евангелие"). На это и уповает Офелия, окончательно прощаясь со всеми: "Да помилует Господь душу его и души всех христиан. Только об этом и молю. Господь с вами!" Лжеучителя "вывихнувшего сустав времени" - Клавдий, Полоний, Горацио, Озрик и прочие. Ибо они "обещают то, чего сами не имеют" (Гл. 2, 17-18). Таких апостол Петр сравнивает с "безводными источниками". Утопление Офелии в ручье - жест почти ритуальный: в евангельском контексте ручей, в котором погибла Офелия, выглядит каплей нового всемирного потопа. В том же Втором Послании апостола Петра читаем: "И если не пощадил первого мира, но в восьми душах сохранил семейство Ноя, проповедника правды, когда навел потоп на мир нечестивых". (Гл. 2, 5) Семейство датской короны гибнет именно "в восьми душах": Гамлет-отец, Гамлет-сын, Гертруда, Клавдий, Офелия, ее нерожденный сын Робин, ее отец и брат. Во времена Ноя - восемь спасенных, во времена Гамлета - восемь загубленных (включая и не рожденного Офелией Робина, принца Датского). Это и есть шекспировская реализация метафоры "вывихнувшегося времени". Гамлет говорит о "животном беспамятстве", а Фортинбрас над грудой августейших трупов - о "самоистреблении". Именно об этом и у апостола Петра: "Они, как бессловесные животные, водимые природою, рожденные на уловление и истребление, злословя то, чего не понимают, в растлении своем истребятся". (Гл. 2, 12) Повторимся: Шекспир имел право писать так, чтобы в рукописи смысл интриги был понятен лишь ему самому, ибо не отдавал пьес другим режиссерам, он сам ставил то, что сам и написал. Отсюда и чрезвычайная скудность ремарок, и отсутствие интермедий в пьесах Шекспира. Очевидно, пытаясь обезопасить себя от кражи текста конкурентами, Шекспир записывал лишь текст, который должен быть произнесен со сцены. Если я прав в своей реконструкции шекспировского замысла, то четырехвековая история с трактовкой образа Горацио показывает, что у этого поэта можно было украсть разве что "текст слов". И когда на шекспировские спектакли приходили агенты его конкурентов и прямо в зале пытались стенографировать пьесу, они получали не пьесу, а всего лишь произносимые в ней слова. И не получали драматического ключа к ним. Отсутствие шекспировской рукописи "Гамлета" (или подготовленного по ней самим автором издания) сыграло дурную шутку с читателем. Дело было усугублено тем, что Шекспир все время выворачивает наизнанку клише и штампы своих предшественников и современников. И, как мы уже убедились, нельзя верить его героям на слово: герой может выдавать желаемое за действительное или лгать, может говорить одно, а совершать нечто противоположное. Художественный зазор между словами и действием, собственно, и следует называть драматургией Шекспира. Ткань шекспировской пьесы столь органична, что сама помогает читающему разгладить ее складки и разглядеть тайный ее орнамент. Надо лишь помнить, что у каждой шекспировской загадки есть разгадка, и сам автор сочувствует взыскующему смысла читателю, стремясь подсказать правильный ответ. Тот ответ, который поначалу и в голову не может прийти именно из-за его простоты и парадоксальности. Если судить по "Гамлету", общепринятое мнение об "условности шекспировской драматургии" - проблема нашего умения читать Шекспира. Эта проблема, разумеется, куда шире, чем даже сама шекспировская драматургия. Наше культурное знание на девять десятых основывается на мифологической модели, предложенной нам опытом и разумением предшествующих поколений. Но гений - современник не своих современников, а тех поколений, которые или способны его понять, или хотя бы приблизиться к пониманию. "Гамлетовский" миф в том виде, в котором он сложился за четыреста лет, прошедших с первого пиратского издания пьесы Шекспира, как мне представляется, более не может быть питательной средой и источником вдохновения новых художников: этот колодец вычерпан до дна. В театрально-экранном "Датском королевстве", если судить по последним мировым постановкам и экранизациям, что-то прогнило: вроде бы все на месте, а заметных открытий почему-то нет. Это значит, что открытие "Гамлета" еще впереди. ОТ ПЕРЕВОДЧИКА В русских изданиях и букет, и венок Офелии подробнее всего откомментированы А. Горбуновым (Уильям Шекспир. Гамлет. Избранные переводы. М, 1985). Отмечая, что "сцена с букетом до конца не прояснена", этот исследователь придерживается традиции английских комментариев и приводит символические значение трав и цветов в шекспировское время: Розмарин - эмблема памяти, анютины глазки (от французского pensee 'мысль') - символ мысли и любовных дум. (Эти цветы Офелия вручает Лаэрту.) Укроп - эмблема лести и притворства, а водосбор - измена в любви, супружеская неверность (видимо, начальный смысл - вообще предательство - A.Ч.) Заметим, что Морис Метерлинк в своих этюдах "Разум цветов" называет водосбор "печальным". (Впрочем, это может быть и отсылкой к тексту "Гамлета".) А. Горбунов пишет: "Некоторые исследователи считают, что Офелия дарит эти цветы Клавдию, поскольку он с помощью лести соблазнил жену своего брата. Другие - что она дарит их Гертруде как неверной супруге". Правы, как нетрудно убедиться, - первые (это ясно по набору из руты, маргариток и фиалок, который предназначается королеве, потому что руту Офелия оставляет и для себя). Безусловным подтверждением передачи руты именно Гертруде может служить и комментарий А. Горбунова к with a difference: "Difference - геральдический термин - указывающий на признак младшей линии рода. Однако Офелия скорее всего имеет в виду 'иначе', 'по-другому'. Она оставляет руту и для себя, давая при этом понять, что ее печаль и раскаяние иного рода". Но Клавдий - и впрямь младший брат, с которым королева изменила старшему. Рута - эмблема печали и раскаяния. У А. Горбунова читаем: "Воскресной травой благодати ее, видимо, называли потому, что каявшиеся в грехах носили ее по воскресеньям в церковь. Относительно того, кому Офелия в своем прозорливом безумии дарит руту, мнения также разделились. Одни считают, что Гертруде, чтобы она оплакала измену мужу, другие, что Клавдию, чтобы он раскаялся в содеянном". Усомнившись в достоверности ношения руты грешниками, отметим, что правы (частично) вновь первые. Маргаритка (а значит, скорее всего, и похожая на нее "садовая ромашка" - нивяник) - эмблема несчастной любви. (Вот почему эти цветы, предназначенные королеве, будут потом вплетены и в венок самой Офелии! - А.Ч.) Фиалки - символ верности в любви. Увядшие фиалки (по А.Горбунову) - символ того, что "верность исчезла при датском дворе". (Но для Лаэрта - символ чистоты Офелии. См. сцену на кладбище.) Теперь о гибели Офелии и ее венке. Ива, к которой приходит Офелия, - дерево печали и траура. Crow-flowers (А.Горбунов переводит их как "дрема") - уныние, крапива - боль и предательство (увы, nettle - не крапива, а "глухая крапива", которая не жжется, но цветет белыми цветами), маргаритка - несчастная любовь. Н. Ф. Золотницкий, издавший в начале XX в. популярный труд "Цветы в легендах и преданиях" (см. репринтное издание М., 1991), пишет, что анютины глазки - цветок Юпитера и Валентинова дня (что важно для нас, ведь одна из песен Офелии именно о Валентиновом дне). Как указывает этот автор, в христианском мире анютины глазки считались цветком Святой Троицы (из-за темного треугольно пятнышка в центре цветка, которое осмысливалось как Всевидящее Око). По моей просьбе лингвист и биолог Сергей Николаев уточнил атрибуцию цветов Офелии. В своей работе он пользовался специальными словарями, справочниками и сведениями с англоязычного сайта "Сад Шекспира": http://nths.newtrier.kl2.il.us/academics/science/~goralb/shakespeare_garden Набор трав и цветов, определенный С. Николаевым, несколько отличен от "общепринятого". Я лишь дополнил его комментарий необходимыми сведениями из комментария А. Горбунова и некоторыми ранее не отмеченными текстовыми параллелями. См. с. 305. Сергей НИКОЛАЕВ, Андрей ЧЕРНОВ ЦВЕТЫ В "ГАМЛЕТЕ" БУКЕТ ОФЕЛИИ Вот что Офелия говорит, появляясь с цветами перед братом, королем и королевой: There's rosemary, that's for remembrance; pray, love, remember: and there is pansies, that's for thoughts. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . There's fennel for you, and columbines; there's rue for you; and here's some for me: we may call it herb-grace o' Sundays: О you must wear your rue with a difference. There's a daisy: I would give you some violets, but they withered all when my father died: they say he made a good end... До нас не дошли шекспировские ремарки, но по контексту нетрудно догадаться, что именно Офелия дает королю, а что королеве (дважды Офелия добавляет слова for you, и становится понятно, что фенхель и водосбор она принесла для Клавдия, а руту и маргаритки для Гертруды): (Лаэрту) Вот розмарин, для памяти; прошу тебя, люби, помни: а это анютины глазки, они, чтобы мечтать... (Королю) Для вас фенхель и водосбор... (Королеве): А это рута для вас; и тут еще немного для меня, ведь мы можем звать ее букетом воскресной благодати. Только вашу руту вы должны носить не так, как прежде. Это нивяник... А еще я хотела подарить вам фиалки, но они увяли, когда умер мой отец. Говорят, у него была легкая смерть. Розмарин (rosemary) - Rosmarinus officinalis L. - вечнозеленый полукустарник из семейства губоцветных. Листья узколинейные, кожистые с завороченными краями. Светло-фиолетовые цветы собраны пучками в пазухах листьев. Возделывается как пряное и медицинское растение. Полное русское название (перевод с латыни) - розмарин аптечный. Символика розмарина объяснена в словах Офелии (for remembrance - для воспоминаний, памяти). Анютины глазки (pansy) и (душистые, весенние) фиалки (violets) Фиалка - Viola, род растений семейства фиалковых. Многолетние, реже однолетние травы, иногда полукустарники. Цветки фиолетовые, желтые, белые или разноцветные, одиночные. У нас (и по всей средней полосе Европы, в том числе и в Англии) фиалка душистая (Viola odoratd) является дикорастущей, но с древности разводится как декоративное, иногда как эфирномасличное растение. Фиалка трехцветная (Viola tricolor) - сорняк, растет в Европейской части России и на юге Западной Сибири; вместе с горной фиалкой алтайской (V. altaica) и некоторыми другими она послужила одним из исходных видов для создания садовой фиалки Витрокка, или садовых анютиных глазок (Viola wittrockiana), многочисленные сорта которой распространены в цветоводстве. В переводе у Михаила Лозинского садовая трехцветная фиалка называется "Троицын цвет". Это одно из народных названий анютиных глазок (фиалки трехцветной, Viola tricolor). Очевидно, у Шекспира под словом violets имеются в виду одноцветные фиалки, противопоставленные трехцветным (анютиным глазкам, pansy). Фиалка душистая (violet) - раннее весеннее растение, символ верности/покорности/скромности (как и прочие фиалки). На похоронах Офелии Лаэрт говорит: "And from her fair and unpolluted flesh May violets spring!" ("И пусть из ее прекрасного и непорочного тела в мае прорастут фиалки!") Из этого следует, что для Шекспира фиалка - еще и символ чистоты и невинности. В Англии розмарин (rosemary) исключительно и фиалки (violet, pansy) по преимуществу растения садовые, оба английских названия французского происхождения, так как их культура была завезена из Франции. Все они ароматические и лекарственные (и потому относительно ядовитые - неядовитых лекарственных растений крайне мало). Рута душистая (rue) - Ruta graveolans L. (в Англии и Дании только садовая) на своей родине растет на сухих каменистых склонах, ядовита. Листья испещрены просвечивающими железками, содержащими ароматические эфирные масла. Цветки 4-5членные, в полузонтичных соцветиях. Плод - 4-5-гнездная коробочка. Издавна культивируется в Европе как пряное и лекарственное растение. Владимир Даль отмечает ее пахучесть и пряную горечь. Рута (гае) из старофранцузского rue и далее из латинского ruta - это не только цветок, но и существительное, означающее "жалость, раскаяние, сожаление, сострадание". Во времена Шекспира эта травка - символ repentance (покаяния, сожаления, раскаяния), а также девственности. Нивяник и маргаритка (daisy) Нивяник - Chrysanthemum leucanthemum. Многолетнее растение из семейства сложноцветных. В трактовке англичан садовые daisies - как правило не маргаритки и не ромашки (как это принято в ботанической номенклатуре), а нивяник. У нас он тоже культивируется под названием "(садовая) ромашка". Наиболее распространен нивяник обыкновенный, или поповник, имеющий махровые, декоративные садовые формы. Соцветия - крупные одиночные корзинки с черепитчатой оберткой, похожи на крупную ромашку. Краевые цветки пестичные, язычковые, белые; срединные - обоеполые, трубчатые, желтые. Плод - семянка с продольными ребрами. Растет в умеренном поясе Евразии по лугам, лесным полянам, кустарникам, залежам, иногда как сорное на полях и в огородах; в составе сена поедается скотом. Часто разводится как декоративное растение, имеет махровые садовые формы, издавна используется в медицине (так что в этом смысле тождественно маргаритке). Символика неведома, однако скорее всего близка или тождественна символике маргаритки. Маргаритка (daisy). Латинское название - Bellis perennis. Многолетнее растение из семейства сложноцветных с корневой розеткой лопатчатых тупых листьев и одиночной головкой с белыми или розовыми краевыми цветками. Разводится нередко в садах во многих разновидностях и часто дичает. Михаил Лозинский переводит daisy как "маргаритка", Борис Пастернак как "ромашка". Так как все растения, собранные Офелией для ее "букета" - садовые, можно предположить, что и daisies садовые. Слово daisy сейчас значит "цветковое растение семейства сложноцветных", то есть ромашка, маргаритка, астра (и даже подсолнух в Америке). В Англии под дикой daisy сейчас обычно понимается маргаритка (так как конкретно ромашка - это camomile), под культурной daisy - как нивяник ("садовая ромашка"), так и (садовая) маргаритка, но что имел в виду Шекспир, мы не знаем. Цветет маргаритка в апреле - июне, нивяник чуть позднее. Символ несчастной любви. Фенхель (fennel) - Foeniculum vulgare - это не укроп, как полагали русские переводчики "Гамлета", а так называемый "душистый укроп", совсем другое растение (укроп по-английски dill), редко выращиваемое в российских огородах. Английское fennel в конечном счете из латинского foeniculum, вероятно, через немецкое или французское посредство. Дикий фенхель обыкновенный растет на сухих склонах, возделывается как эфирномасличное, лекарственное и пряное растение, в Англии не встречается, но культивируется как садово-огородное растение. Англичане не путают укроп с фенхелем, как и мы морковь с петрушкой. В Европе наиболее распространен фенхель обыкновенный (F. vulgare). Это мощное (до двух метров высотой) двухлетнее или многолетнее растение семейства зонтичных, внешне похожее на тмин луговой. Соцветие - сложный плоский зонтик. Мелкие желтые цветки соцветия очень ароматные. Плоды - ароматные двусемянки, продолговатые, овальные. Родина фенхеля - Южная Европа, область Средиземноморья и Малой Азии. Еще древние греки, римляне, египтяне, индийцы и китайцы использовали его как пряность и лекарство. Фенхель возделывают ради плодов со сладким пряным ароматом, напоминающим анис, и сладковатым, слегка острым вкусом. Летомосенью собирают зрелые зонтики, сушат и обмолачивают. В настоящее время культивируют в Северной Европе, в Средиземноморье, в Северной и Южной Америке, Китае, Восточной Индии. Фенхель оказывает отхаркивающее и дезинфицирующее действие. В народной медицине отвар фенхеля пьют при метеоризме (вздутии живота из-за газов в кишечнике), кашле, бессоннице. Водосбор; орлик; аквилегия (columbine) - Aquilegia vulgaris - растет по лесным полянам, опушкам, издавна выращивается как декоративное. Относится к семейству лютиковых. Разводится в садах, всего чаще A. vulgaris L. с фиолетовыми цветами, реже красными, розовыми и белыми; известны сорта с простыми и махровыми цветками. Русское "водосбор" - калька с латинского научного названия рода Aquilegia, но почему оно так по латыни названо Линнеем, не очень понятно. Одни авторы производят название рода от латинских aqua "вода" и lego "собираю", по способности листьев и цветков собирать и сохранять дождевую воду и росу; другие - от aquila "орел", по изогнутым шпорцам цветка водосбора, напоминающим когти орла (отсюда более редкое русское название орлик). Шекспир не вкладывает в это название никакого "водного" смысла: с водой это растение связано только у ботаников (Линней назвал этот цветок "аквилегией" через полтора века после смерти Шекспира). Плод - пятилистовка. Семена мелкие, черные, блестящие. Ядовитое и лекарственное растение. Длинные стебли аквилегии символизируют любовную неверность, предательство, неблагодарность (columbine в этом смысле - антоним violet, душистой фиалки). x x x Душистые (лекарственные, отчасти ядовитые) цветочки, которые Офелия дает Лаэрту, королю и королеве, - все исключительно садовые. Рута - растение по всей Европе магическое. Рута и фенхель в Англию завезены как культурные растения (в диком виде не встречаются). В Англии есть своя дикая аквилегия, но она имеет другое название (и цветки у нее невзрачные), а роскошная садовая ароматная columbine, судя по названию, завезена из Италии. Так что Офелия принесла с собой целую аптеку, причем наполовину очень ядовитую. Офелия сама говорит о herb-grace, то есть лекарственном сборе (herb-) в роли "воскресной благодати". И вручает Лаэрту, королю и королеве набор ядовитых травок (все они и погибнут от яда). Не ядовиты тут только фиалки, которые Офелия и не вручила, поскольку "после смерти отца они завяли". Вручение королю и королеве _антонимичных_ свежей ядовитой аквилегии ("предательство") и увядших фиалок (завядшая "верность") - это и есть и откровенный комментарий Офелии к смыслу ее цветов. Все "аптечные" растения садовые, этимология у них франко-итальянская par excellence, похоронной символики они не имеют. Напротив, венок Офелии составлен из дикорастущих растений с английскими именами и с явно похоронными коннотациями (плюс фаллическая у ятрышника), что в контексте пьесы понятно. Из них лишь ятрышник лекарственный, но в отличие от растений из букета не ядовит, а, напротив, используется как противоядие. ВЕНОК ОФЕЛИИ There with fantastic garlands did she come Of crow-flowers, nettles, daisies, and long purples That liberal shepherds give a grosser name, But our cold maids do dead men's fingers call them... Офелия пришла к иве не с "гирляндами" или "венками", а с одним-единственным венком: по-английски garland значит "венок, сплетенный из одного вида цветов", a garlands, наряду с "венки", также и "венок, сплетенный из нескольких видов растений". Вот состав ее венка: Горицвет; горицвет кукушкин; кукушкин цвет (crowflower - "вороньи цветы") - синонимы, на латыни это Lychnis flos-cuculi (русское название "кукушкин цвет", по-видимому, перевод с латыни). Ничего кроме этого crow-flower поанглийски не значит. Горицвет - многолетнее растение из семейства гвоздичных (Caryophyllaceae). Названо оно так за яркие цветки. Соцветие - рыхлая метелка. Цветы розовые, с бахромчатыми лепестками. Цветет в мае - июне. Похоронная символика звучит в английском названии горицвета, поскольку ворон (raven) и ворона - "птицы смерти". Яснотка (nettle). Латинское название - Lamium. По английским ботаническим справочникам nettle - это как яснотка (она же "глухая крапива"), так и крапива, а вовсе не исключительно крапива, как полагают неспециализированные словари. В Англии общее название для крапивы и яснотки nettle, крапива - stinging nettle, а белая яснотка - nettle, white nettle или dead nettle, "мертвая крапива/яснотка" (стандартные словари переводят русскую яснотку именно как dead nettle). На вид она похожа на крапиву, но не жгучая, с красивыми белыми (белый цвет - цвет траура) цветами. Присутствие ее в девичьем венке - дело на редкость странное, тем более что цветки невзрачны, растение обладает неприятным запахом и не участвует в "языке цветов". Также как и crow-flowers, яснотка в медицине не используется и не ядовита. Похоронная символика очевидна (белый цвет цветков и "полное" название растения dead-nettle). Ятрышник, дремлик (dead man's finger - палец мертвеца) - одна из северных орхидей. Это многолетние травы средней величины, которые имеют в земле один или два клубня - от округлого до яйцевидного и даже членистого. Цветки располагаются на верхушке стеблей в прямостоящих колосовидных соцветиях. Цветут с апреля по июнь в зависимости от вида. Встречаются на лугах, по откосам, в лесах - в зависимости от вида. Цветы ятрышника приятно пахнут и долго не вянут. Наиболее распространен ятрышник пятнистый (Orchis maculata L.) - многолетнее травянистое растение из семейства орхидных, высотой 15-60 см, с двумя утолщенными в виде клубней корнями. Стебель простой, облиственный, заканчивающийся длинным колосом пурпуровых или фиолетовых цветков с продолговатым, колосообразным соцветием. Листья линейно- или широколанцетные, суженные в черешок или обхватывающие стебель. Цветки самых различных красок. Цветет в июне - июле. Распространен почти на всей территории России и Европы, за исключением Крайнего Севера. Растет по влажным лугам, опушкам лесов, на лесных полянах, между кустарниками. Используются молодые клубни, носящие название "клубни салепа", собранные в конце цветения растения, в июле - августе. Слово салеп происходит от арабского салаб. Салеп обладает обволакивающим действием благодаря наличию большого количества слизи, крахмала, а также пектиновых веществ. Применяется при заболеваниях желудочно-кишечного тракта, гастритах, энтеритах, диарее, дизентерии, особенно у детей; при острых и хронических бронхитах, отравлении некоторыми ядами. Электронная "Энциклопедия лекарственных растений" отмечает: "Клубни ятрышника, особенно упруго налитые дочерние клубни, в народной медицине со времен Плиния, Диоскорида и Теофраста - авторитетов для авторов средневековых травников - из-за своей формы, напоминающей мошонку, и согласно учению о сигнатурах, по которому каждая вещь оповещает обликом или цветом, для чего она предназначена, считаются средством, усиливающим половое чувство. Полагают, что потребление свежих клубней повышает потенцию. Однако это не более чем благие помыслы". И еще: эти клубни именно потому и напоминают мошонку, что сам цветок похож на фаллос. Недаром же королева сообщает, что это "длинные пурпурные цветы, которые дерзкие на язык простолюдины называют непристойно, а наши холодные девы перстами мертвецов". Русские народные названия ятрышника _любжа_ и _Ивановы руки_ говорят о связи его с купальской обрядностью (по Далю _любжа_ - приворотное зелье, любовный напиток). Венок Офелии включает два растения, одно из которых явно, а другое "имплицитно" содержит в себе слово dead (мертвый): dead man's finger и (dead) nettle. Цветы гвоздики (в данном случае crow-flower) традиционно используются в европейской традиции как "похоронные", кроме того, обращает на себя внимание присутствие в названии цветка слова crow (ворона - одна из "птиц смерти"). К иве Офелия принесла похоронный венок, чтобы повесить его на ветку над потоком, как над могилой. эти- дикое лекарст- ядови кому что мо- или вен- тость символика логия садовое ность БУКЕТ ОФЕЛИИ Лаэрту rosemary франц. садовое + (+) память (розмарин) Лаэрту pansy франц. садовое + - любовь; (анютины глазки) и дикое мысли королю fennel франц. садовое + - лесть, (фенхель) притворство королю columbine (водосбор, итал. садовое + + предательство аквилегия) королеве rue франц садовое + + покаяние, и себе (рута) сожаление верность violet покорность, (фиалка франц. садовое + - скромность, королеве душистая) и дикое чистота, любовь королеве daisy англ. садовое + - несчастная (нивяник и дикое любовь или мар- гаритка) ВЕНОК ОФЕЛИИ себе dead's man англ. дикое + противоядие фаллическая finger + похоронная (ятрышник) (dead man's) себе (dead) nettle англ. дикое - - похоронная (яснотка белая) (dead + белая) себе crow-flowers англ. дикое - - похоронная (горицвет) (crow-flowers, гвоздика) себе daisy англ. садовое + - несчастная (нивяник или и дикое любовь маргаритка) Вряд ли Горацио, с чьих слов рассказывает Гертруда, сочинил состав венка Офелии. Мы должны полагать, что его отчет о цветах Офелии точен, ведь венок Офелии органичен, в нем строга выдержана обрядовая символика похорон. Судя по набору цветов (как, впрочем, по песенкам и прямым высказываниям) Офелии, она знает, что должна умереть, и гибнет при попытке украсить погребальным венком место своей смерти. Другое дело, что Офелия именно приговорена к смерти (и прежде всего в ее гибели виновен Гамлет, который до этого называет Офелию нимфой и тем невольно подсказывает род ее гибели и ей самой, и подслушивающему их объяснение королю). Шекспир вновь шифрует свой текст евангельским кодом, ведь и Христу известно, что Куда его предаст. Известно и то, что он умрет на кресте, и то, что два разбойника будут распяты по обе стороны от него. ("Не знаете, чего просите!" - говорит он, когда двое учеников просят, чтобы он посадил их слева и справа от себя.) При этом никому в голову не придет говорить о самоубийстве Христа. Заметим, что и королева говорит не о самоубийстве Офелии, а о несчастном случае. (Мотив самоубийства возникает только в диалоге могильщиков, которые ссылаются на следователя.) У Офелии в ее "священном безумии" тот же дар ясновидения (раздает яды тем, кто от них и умрет, и себе тоже берет ядовитую руту, ведь саму ее уже убил, как король выразился, "яд ее горя") и та же покорность Божьей воле. Выходя из замка, она всем пожелала спокойной ночи, особенно всем женщинам ("Спокойной ночи, милые леди!"), оплакала своего нерожденного Робина, которого "положат в сырую землю" (с ней и в ней), пошла к ручью, сплела погребальный венок, взобралась на иву, чтобы повесить его на ветку... Все так и было. Только с той лишь подробностью, что за всем этим следят две пары глаз (по изданию 1604 г.) или одна пара (по изданию 1623 г.). В любом случае, _один из_ или _единственный_ наблюдатель и рассказчик - Горацио. ПОЛЕМИКА ОТ ПЕРЕВОДЧИКА: Необходимость в этой главе возникла после появления полемики, которую мы начали с шекспироведом Игорем Шайтановым в альманахе "Anglistica" (Э 9, Москва - Тамбов, 2002 г.). С любезного разрешения Игоря Олеговича привожу его текст и заметку Сергея Николаева, сочиненную специально для этого издания. Игорь ШАЙТАНОВ "ГАМЛЕТ" ИЛИ "ГОРАЦИО"? Пусковым механизмом для нового прочтения трагедии стал Горацио. Школьная трактовка образа Горацио как единственного и верного друга Гамлета - странное, хотя и закономерное недоразумение в истории шекспироведения, - считает А.Чернов. Горацио - злодей нового типа, старший брат Яго, едва ли не убийца Офелии. Неожиданно? Прежде чем удивляться или негодовать, вернемся к тексту трагедии. На чем можно строить дело по обвинению Горацио? Насколько я знаю (хотя в огромном море шекспировской литературы ни за что поручиться нельзя), серьезных нареканий Горацио прежде не вызывал, но некоторая неясность в связи с его ролью существует. Во-первых, совершенно непонятно его происхождение - он датчанин или иностранец при датском дворе? Его собственное свидетельство на этот счет, если не в отношении его биографического, то духовного родства, также двусмысленно: I am more an antique Roman than a Dane (V, 2, 346). Он - философ, стоик, последователь Сенеки. В переводе М.Лозинского эта мысль звучит еще более категорично: "Я римлянин, не датчанин душою..." В этом самом месте в собрании сочинений 1959-1960 гг. была допущена опечатка, которая продолжает гулять из издания в издание и уже полностью делает Горацио римлянином по происхождению и датчанином (чтобы это означало?) по духу: "Я римлянин, НО датчанин душою". Есть нечто и еще более странное. Вспомним, кульминация гамлетовского доверия и любви к другу - сцена "Мышеловки" Прямо перед выходом в зал, где должна играться пьеса, Гамлет произносит нехарактерный для него по искренности высказанного слова монолог-хвалу Горацио, человеку, умеющему не быть игрушкой в руках судьбы (III, 2, 63-74). Затем следует "Мышеловка", в ходе которой Горацио - единственный, кто допущен в план принца и способствует его исполнению, следя за королем. Потом оба обмениваются мнениями. И что далее? Гамлет послан на смерть в Англию. Горацио - во дворце. Кто он здесь? Какова его роль? Он появляется (IV, 4) вместе с Первым Дворянином (а Gentleman) или даже один (согласно Первому Фолио), чтобы объявить королеве о состоянии Офелии и просить принять ее. Современный комментатор (Harold Jenkins - The Arden Shakespeare) замечает, что "роль служителя {attendant) или советника при королеве странна для Г