Поспешно собирается сенат. Омрачены недоброй вестью лица. Сициний Все этот раб! - Ступай и отхлещи Его при всем народе. Эти бредни Лишь от него пошли. Гонец Нет, господин. Подтверждено известье. Поступило Другое, пострашнее. Сициний Пострашней? Гонец Из многих уст - хоть не могу судить О достоверности - я слышал: Марций, Соединясь с Авфидием, ведет На Рим войска и мщение несет нам Всем поголовно. Сициний Выдумка и ложь! Брут И для того она сочинена, Чтоб те, кто духом слабы, пожелали Изгнанника вернуть. Сициний Именно так! Менений Да, вряд ли, вряд... Скорей огонь с водой, Чем он с Авфидьем сладятся. Входит второй гонец. Второй гонец Зовут в сенат вас. Кай Марций и Авфидий - во главе Грозного войска - вторглись в наши земли И сокрушают, сожигают все. Входит Коминий. Коминий (трибунам) Спасибо вам за вашу службу Риму! Менений Какие вести? Что услышал ты? Коминий Благодаря вам будет неприятель Бесчестить ваших жен и дочерей, И потекут сгорающие кровли Расплавленным свинцом вам на башку... Менений Что слышал ты? Да что ж услышал ты? Коминий Испепелятся храмы, а от прав Народа, славно защищенных вами, Останется - от бублика дыра. Менений Прошу тебя, скажи, что слышал ты. - Боюсь, вы крепко удружили Риму. И если Марций с вольсками в союз Вступил... Коминий Какое "если"? Он там - бог! Он их ведет, подобно исполину, Что надприродной силою рожден. Они за ним уверенно стремятся На нас, как детвора на мотыльков Иль как мясник с хлопушкою - на муху. Менений Ну, удружили ж вы с фартучной вашей, Чесночною толпой мастеровой! Вы так отстаивали голоса их! Коминий Все ухнете в тартарары, когда Он Рим тряхнет. Менений Как Геркулес тряхнул Златую яблоню, плоды стрясая. Спасибо ж вам! Брут Но это правда все? Коминий Да, правда, и она зальет вам щеки Смертельной бледностью. Вассалы Рима Рады восстать, а кто из них решил Сопротивляться вольскам, погибает Под общий смех, как доблестный дурак. И можно ль осуждать Кориолана? Нами он изгнан - оценен врагом. Менений Все мы пропали, если он пощаду Не даст нам. Коминий А кому о ней просить? Трибунам, что ли? Наш народ пощады Такой же может ожидать, как волки От пастухов. А близкие друзья, Скажи ему лишь: "Пожалей ты Рим", - И тотчас ненависть его заслужат Ведь Рим же Марция не пожалел. Менений Да, да. И поднеси он головешку Пылающую к дому моему, Я постыжусь сказать: "Не жги, не надо". С вашей оравою мастеровой Намастерили славно вы! Коминий Погибель Неотвратимую вы навлекли. Оба трибуна Но почему же мы? Менений А кто же? Мы? Мы, люди знатные, его любили, Но поддались трусливо толпам вашим, И он под улюлюканье ушел. Коминий Теперь придет назад под ваши вопли. Авфидий подчиняется ему, Как будто старшему. Противоставить Нам нечего. Храбрость отчаянья - Вот наша вся и сила и защита. Входят толпой горожане. Менений Идет орава. - И Авфидий с ним же? - (Толпе.) Что? Гнали, улюлюкали? Теперь В Рим возвращается Кориолан, И каждый волос на его солдатах Бичом вам будет. Заражая воздух, Вы шапки грязные кидали вверх - Он с вас их скинет вместе с головою, За голоса заплатит. Да обугли Он нас в одну сплошную головню - И то бы поделом. Горожане Ох, вести страшные. Первый горожанин Что до меня, То я сказал: "Хоть надо гнать, но жалко". Второй горожанин То же и я сказал. Третий горожанин То же и я. И, честно сказать, многие, многие наши то же самое говорили. Мы хотели как лучше, и хотя согласились изгнать, но против нутряного нашего согласия. Коминий Да, хороши вы! Поголосовали, Теперь поголосите. Менений Натворила Дел ваша свора! - Так в сенат идем? Коминий А что еще осталось? (Оба уходят.) Сициний Идите, земляки, домой спокойно. Сенаторы изображают страх, А сами рады бы, небось, чтоб эта Ложь оказалась правдой. По домам Идите и не поддавайтесь страху. Первый горожанин Смилуйся над нами боги! По домам, ребята, по домам. Я всегда говорил, что гнать его - неправедное дело. Второй горожанин Все мы это говорили. Ну да идем уж. Горожане уходят. Брут А весть нехороша. Сициний Нехороша. Брут Идем на Капитолий. Полбогатства Я отдал бы, чтоб это ложь была. Сициний Пойдем. Уходят. Сцена 7 Стан вольсков близ Рима. Входит Авфидий с военачальником, своим заместителем. Авфидий Что, к римлянину этому солдаты По-прежнему как мухи льнут? Военачальник Мой вождь, Не знаю я, что в нем за волшебство, Но воины твои просто бредят, Он на устах у них вместо молитвы И затмевает в их глазах тебя. Авфидий Сейчас поправить это невозможно, Не окалечив замыслов своих. Не думал я, когда его приветил, Что драть он будет нос передо мной. Но уж таков его природный норов, И ничего тут не поделать. Военачальник Зря Ты полномочья поделил с ним. Лучше Ты армиею сам бы предводил Иль все ему командованье отдал. Авфидий Я понимаю, но уверен будь, Когда наступит подведенье счетов, Ему я обвиненья предъявлю - Он не догадывается, какие. Хоть кажется ему и всем бойцам, Что он нам служит честно и умело, Дерется, как дракон, и побеждает, Лишь только вынет меч, - но упустил Он кое-что, на чем сломает шею Себе - иль мне - когда придет расчет. Военачальник Мой вождь, как думаешь, возьмет он Рим? Авфидий Все города сдаются без осады Ему, и за него патрициат - Любимец он сената, знати римской. Трибуны ж не умеют воевать, И как плебейство выгнало его, Так и вернет - поспешно, бестолково. Он Рим ухватит, как хватает рыбу Орлан, - по праву сильного. Служил Он Риму доблестно, а удержаться На гребне не сумел. То ли гордыня, Которой вечно болен человек, Балованный успехом; то ли пылкость, Мешающая счастливой судьбой Распорядиться; то ли нрав, настолько Непеременчивый, что и в сенате Он восседал сурово, как в седле, И мир вести хотел, как вел сраженья, - Но проявленье этих свойств, какими Он - хоть и в разной мере - наделен, В людей вселило страх, а потому И ненависть - и повлекло изгнанье. Однако и достоинства его Так велики, что могут перевесить. Оценка наших дел - в руках людей, И речь оратора увековечить Способна подвиг лучше мраморных гробниц. Кумир сегодня - завтра всем постылый. Клин клином вышибают, силу силой. Пойдем. Когда Кай Марций свалит Рим, Тогда-то мы с ним и поговорим. (Уходят.) АКТ V Сцена I Площадь в Риме. Входят Менений, Коминий, Сициний с Брутом и другие. Менений Нет, не пойду. Слыхали, как он встретил Того, под чьим началом воевал, Кому дороже всех был. Называл он Меня отцом, бывало. Что с того? Идите сами. Вы его изгнали - Теперь за милю до его шатра Падите ниц, ползите на коленях, - Авось, простит вас. Если не хотел И слушать он Коминия, то мне уж Чего соваться? Коминий Сделал вид он, будто Мы незнакомы. Менений Вот! Коминий Но все ж разок Сказал "Коминий" мне. О старой дружбе, О крови, вместе пролитой в боях, Ты вспомни, говорю, Ко-рио-лан! А он: "Не знаю имени такого. Нет у меня имен и званья нет, Пока в огне пылающего Рима Не выкую я имени себе". Менений Вот так. Наделали вы славных дел, Усердием трибунским обеспечив Дешевый уголь Риму. По себе Оставите вы дорогую память! Коминий Призвал его простить я, как цари Прощают, милостиво и нежданно. Ответил он: "О милости просить Не может Рим, мне милости не давший". Менений Вот так-то. Слов других нельзя и ждать. Коминий Попробовал я пробудить в нем жалость К родным, к друзьям. А он: "Досуг ли мне Их выбирать из прелых куч мякины, Которую необходимо сжечь". Было бы глупо тухлый смрад терпеть Из-за двух, дескать, или трех зернинок. Менений Двух-трех зернинок! В их числе и я, И мать его, жена и сын, и этот Отважный воин - мы зерно. А вы - Изгнившая, протухшая мякина. И вы на всю подлунную смердите, И по вине по вашей нас сожгут. Сициний Прошу, не надо ругани. Не хочешь В столь небывало-тяжкий час помочь, Так хоть не береди ты язв. А все же, Когда б ты заступился за отчизну, То речь твоя умелая верней Смогла б остановить Кориолана, Чем войско, собранное второпях. Менений Нет, не пойду. Сициний Прошу тебя, иди. Менений Да что скажу ему я? Брут Попытайся. Любовь к отчизне даст тебе слова. Менений А если он их слушать не захочет, Как не хотел Коминья? Что тогда? Вернусь раздавленный, убитый горем. Вам это надо? Сициний За одно старанье, За доброе намеренье тебе Спасибо скажет Рим. Менений Уговорили. Он выслушает, думаю, меня. Хоть настораживает сжатогубость Насупленная эта. Но Коминий Не вовремя явился. Натощак, Когда не греет кровь и пусты вены, Мы супимся и не хотим прощать. А снедью и вином насытив жилы, Смягчаемся. Я погожу, пока Не отобедает он, а затем уж Пойду на приступ. Брут Сердцеведец ты И к доброте наверняка пробьешься. Менений Попробую. Потормошу его. А с толком или нет, узнаем вскоре. (Уходит.) Коминий Его не станут слушать. Сициний Неужели? Коминий Да говорю тебе, Кориолан С престола воинского своего Как бы сжигает Рим багровым взглядом. Обида задушила в нем всю жалость. Я преклонил колено перед ним. Он буркнул: "Встань" - и отослал меня Руки безмолвным знаком. И направил Условья сдачи вслед. Переменить Не может ничего в них: связан клятвой. Так что надежда вся На матушку его и на жену, Которые намерены, я слышал, Идти к нему и умолять его. Пойдем же, ласково их поторопим. Уходят. Сцена 2 Стан вольсков под Римом. Входит Меневий. Навстречу ему - стража. Первый часовой Стой. Ты откуда? Второй часовой Стой. Ступай назад. Менений Вы молодцы. Сторожевую службу Несете хорошо. Но я державой Послан с Кориоланом говорить. Первый часовой Какой державой? Менений Римом. Первый часовой Возвращайся. Проходу нету. Полководец наш Уже покончил с Римом разговоры. Второй часовой И прежде Рим пожаром полыхнет, Чем будешь говорить с Кориоланом. Менений Добрейшие мои! Если при вас Упоминал о Риме полководец, О тамошних друзьях своих, то, ставлю Сто против одного, слыхали вы И обо мне. Меня зовут Менений. Первый часовой Менений. Ну и что? Ступай назад. Имя твое паролем здесь не служит. Менений Пойми, что полководец ваш меня Сердечно любит. Я подобен книге О подвигах его. Я прославлял Его, рискуя преувеличеньем. Насколько с истиною совместимо, Всегда я восхвалял своих друзей, А он средь них первейший. И подчас Меня, как шар, катящийся дорожкой Неровной кегельною, заносило В хвалах моих почти за кромку лжи. Так как же не пустить меня, приятель? Первый часовой Нет уж, хоть налги ты в его пользу столько же коробов, сколько наговорил в свою, все равно не пущу - даже если б ложь не меньше почиталась, чем чистота и честность. Так что ступай назад. Менений Вспомни, любезный, что меня зовут Менений - что я всегда ратовал за вашего полководца. Второй часовой Пускай ты ратовал за него своей ложью, как сам признаешься, - а я служу ему верой и правдой, и говорю правдиво, что не пропущу. Так что ступай назад. Менений А обедал он уже, не знаешь? Я бы хотел с ним говорить с отобедавшим. Первый часовой Ты римлянин, ведь так? Менений Да, как и твой полководец. Первый часовой Тогда ты, как и он, должен возненавидеть Рим. Вы прогнали, вышвырнули из своих ворот главного их защитника. Вы, обуянные плебейской дуростью, отдали врагу свой щит - и теперь хотите заслониться от возмездия дешевыми стонами старух, молящими ладошками невинных дочерей да безмозглыми увещаньями трясучих старичков вроде тебя. Ты издыхающим своим дыханьем надеешься задуть полымя пожара, которое вот-вот пожрет ваш город? Обманываешься, старик. Так что возвращайся в Рим и готовься принять казнь. Вы обречены на смерть. Наш полководец поклялся не давать вам никакой пощады. Менений Знай тот, у кого ты под началом, что я здесь, - меня бы окружили уваженьем. Первый часовой Мои начальники тебя не знают. Менений Я о полководце твоем говорю. Первый часовой Плевал мой полководец на тебя. Отправляйся назад, говорят тебе. А не то выпущу из тебя последний стакан крови... Назад!.. Больше стакана в тебе не осталось. Назад! Менений Да что ты, малый, что ты!.. Входят Кориолан и Авфидий. Кориолан Что тут происходит? Менений Сейчас тебе, невеже, достанется. Увидишь сейчас, как меня уважают. Поймешь, что грубияну караульному не окараулить от меня сыночка моего Кориолана. Гляди вот, как он меня примет. Сейчас поймешь, что не миновать тебе виселицы или другой казни, еще мучительней и долгозрелищней, - так что заранее вались в обморок от страха. (Кориолану.) Да пекутся о тебе денно и нощно преславные боги и да любят они тебя так же, как старый твой батька Менений. О сын мой, сын мой! Ты обрек нас лютому пожару. Но я угашу его пламя вот этой водою из глаз. Меня с трудом уговорили пойти сюда, уверив, что один лишь я способен тебя умолить. Меня вынесло, выдуло из наших ворот горькими вздохами римлян. Заклинаю тебя - прости Рим, помилуй своих кающихся соотечественников. Умягчи божья милость твой гнев и обрушь его остатки на этого негодника - вот на этого, что уперся как пень и не пускал к тебе. Кориолан Прочь от меня! Менений Как это прочь? Кориолан Жена, мать, сын - я больше их не знаю. Служенью подчинил всего себя. Вершу возмездье сам, но вольскам отдал - Право пощады. Ты мне другом был, Но это поросло быльем. Меня вы Не отстояли, и теперь на жалость Рассчитывать нельзя вам. Уходи. Я глух к моленьям. Слух мой тверже замкнут, Чем римские ворота от моих Бойцов. Однако я любил тебя, - Ради тебя вторично шлю посланье. Возьми его, Менений. (Отдает.) Не хочу Ни слова слышать более. - Авфидий! Из римлян закадычней у меня Не было друга. Ну и вот, ты видишь. Авфидий Ты непреклонен. Вижу. Кориолан и Авфидий уходят. Первый часовой Так ты говоришь, зовут тебя Менений? Второй часовой Имя это обладает и впрямь волшебной силой. Обратно домой сам дойдешь, не заблудишься? Первый часовой Слыхал, как нам досталось, что не пропустили твое величество? Второй часовой Так я не понял - отчего нам в обморок-то падать? Менений Опостылел мне и полководец ваш, и белый свет. А вы - вас я еле различаю, такая вы мелкая шушваль. Кому жизнь немила, тому и смерть нестрашна. Пусть ваш командующий делает что хочет. А вы живите долго - и с каждым годом все злосчастнее и шушвальнее. Как мне сказали, так и вам скажу: "Прочь от меня!" (Уходит.) Первый часовой А человек он, ей же ей, достойный. Второй часовой Наш полководец - вот уж кто достойный человек. Он как скала, как дуб, не сгибаемый никаким ветром. Уходят. Сцена 3 Перед шатром Кориолана. Входят Кориолан, Авфидий и другие. Кориолан Подступим завтра мы под стены Рима Всей нашей силой. Сотоварищ мой, Ты засвидетельствуй сенату вольсков, Как честно я веду войну. Авфидий Себя Ты отдал делу и мольбами Рима Не поколеблен. К дорогим друзьям, Уверенным, что ты им не откажешь, - И к тем остался глух. Кориолан Старик вот этот, Кому отказом сердце я рассек, Меня любил сильней, чем любят сына, - Боготворил меня. На старика Рим возлагал последнюю надежду. Хоть я прогнал его, но за любовь Воздал ему - вручил посланье к Риму, Где повторил условия, уже Отвергнутые. Рим их и теперь Принять не может. Сделал лишь уступку Я малую - уважил старика. А нового посольства и ходатайств От государства или от друзей К себе не допущу. (Шум за сценой.) Что там за шум? Неужто тут же сразу и нарушить Приходится зарок мой? Ни за что. Входят Виргилия, Волумния с маленьким Марцием, Валерия и сопровождающие. Жена... За нею матушка моя, Жизнь давшая мне - этому вот телу - Ведет внучонка... Но замолкни, сердце. Родство и связь природная, порвись. Да славятся упорство! Ни поклоны, Ни голубиный взор - ради него И бог нарушил клятву бы - не тронут 'Меня... А сердце мякнет... Неужели И я из той же глины, что и все?.. Склонилась мама - гордый мой Олимп В мольбе склонился пред кротовьей горкой. И у сынишки скорбный вид, - сама Природа мне велит: "Взгляни и сжалься". Но нет! Пускай распашут вольски Рим И разорят Италию! Не буду Инстинкту подчинившимся птенцом, А буду человек, как бы себя Создавший одиноко и безродно. Виргилия Супруг и господин мой! Кориолан Я гляжу Теперь на мир другими уж глазами. Виргилия Нет, это мы переменились так От горя. Кориолан Как актеришка бездарный, Постыдно позабывший роль свою, Не знаю, что сказать. Моя голубка, Прости ты мне жестокость, не проси За римлян. Дай мне снова поцелуй - Как мщенье сладкий, как изгнанье долгий. Клянусь ревнивою царицей неба, Прощальный поцелуй тот на губах С тех пор храню я девственно и свято... Но не приветствовал еще мою Я благороднейшую в мире матерь. Колено низко преклоняю. Сыном Почтительным склоняюсь пред тобой. Волумния О, встань и будь благословен! А я, В кремень дороги уперев колени, От сей поры обычай заменю Сыновнего почтенья материнским. (Опускается на колени.) Кориолан О, что ты! На колени предо мной? Пред сыном изгнанным? Тогда взлетите С нагого взморья к звездам, валуны! Тогда до огненного лика солнца, Мятежный ветер, кедры дошвырни - Любая небыль стань привычной былью. Волумния Ты витязь мой! Взрастила миру я Богатыря! А узнаешь ты эту Римлянку? Кориолан Благородная сестра Публиколы, чистейшая, как льдинка, Что, вымороженная из снегов Нетронутых, лучится и висит На храме целомудренной Дианы - О милая Валерия! Волумния А вот Твое подобье малое. Дай срок, И вырастет вторым Кориоланом. Кориолан Всели в тебя отвагу бог войны, В содружестве с Юпитером наполни Тебя высоким духом, чтоб ты В боях стоял незыблем, как маяк Спасительный. Волумния Склони колено, внучек! Кориолан Мой мальчик славный! Волумния Он, жена твоя, И эта римлянка, и я - мы все К тебе просителями. Кориолан Ох, не надо! Пойми заране, прежде чем начнешь, - Я ни за что не отступлю от клятвы. И не проси, чтоб распустил я войско, Чтоб примирился с римскою толпой Ремесленною. И не упрекай Меня в свирепости. И не надейся Мой урезонить гнев и месть мою. Волумния Отказ, отказ во всем... О чем же нам Просить тебя, как не об этом самом?.. Все ж выслушай нас, чтоб вина в отказе Легла на бессердечие твое. Кориолан Авфидий! Вольски! Будьте все при этом. Без вас мы с римлянами не вступаем В сношенья никакие. - Говори! Волумния Да если б и молчала, то одежда И худоба сказали бы за нас О том, как сладко мы живем со дня Изгнанья твоего. Подумай сам ты, Есть ли на свете кто несчастней нас? Ведь нам, тебя увидя, от восторга, От радости бы плакать и плясать, А сердце мрет от ужаса и горя, И очи плачут, видя, как мой сын, Как муж ее, как дорогой отец Ребенка этого - .как ты терзаешь Свою отчизну. И твоя вражда С родной землей для нас смертельный нож. Молитвы воссылать и то не можем Из-за тебя. За отчий край молиться Должны мы, и молиться за твою Должны победу. Как же совместить? Теряем либо край наш - нашу жизнь, Либо тебя, отраду нашу в жизни. Погибель нас и так и этак ждет. Либо тебя в оковах поведут По улицам, как родинопродавца, Либо пройдешь развалинами Рима, Увенчан лаврами за то, что ты Отважно пролил кровь жены и сына. Что ж до меня, то ожидать не буду, Чем кончится война. Раз не могу Я упросить тебя, раз ты не сменишь Гнева на милость, осчастливив обе Враждующие стороны, то знай - Когда на город двинешься, я трупом, Я трупом лягу на твоем пути. Виргилия И я, сына родившая тебе И этим давшая продленье роду. Маленький Марций А я не лягу трупом - убегу И спрячусь, вырасту и драться буду. Кориолан Нельзя детей и женщин видеть лица - И не обабиться, не размягчиться. Я слишком долго слушал вас. (Встает.) Волумния Ну нет, Не уходи. Когда бы просьба наша Была для вольсков пагубна, тогда Тебе грозила бы она бесчестьем. Но мы ведь молим о почетном мире - Чтобы гордились вольски милосердьем, А римляне, принявшие его, В один бы голос с вольсками вскричали: "Благословен будь, миротворец наш!" Великий сын мой, знаешь ты и сам ведь: Сомнителен исход любой войны, Но несомненно, что, занявши Рим, В награду обретешь ты злое имя, Всепроклинаемое. На скрижалях Запишется: "Хоть этот человек Был благороден, но своим последним Деянием перечеркнул он все И погубил отчизну, и оставил Премерзостную память о себе". Что ж ты молчишь? Ведь ты всегда старался Великодушью подражать богов: Вспороть громами щеки небосвода - И стихнуть, расколов всего лишь дуб. Ну, сам скажи ты - разве же достойно Злопамятным быть? Дочка, не молчи. Слезами не проймешь. Внук, помоги нам. Твой голосок скорее может тронуть, Чем наши доводы. Нет никого, Кто так обязан матери, как сын мой. И вот - срамлюсь, как нищенка молю, В колодки взятая, а он ни звука. Ты в жизни не уважил никогда Родную мять. Я, бедная наседка, Клохтаньем подымала на войну Тебя, мою единую отраду, И победителем домой ждала, Венчанным славой. Если моя просьба Неправедна, гони меня в пинки. Но если я права, тогда бесчестен Выходишь ты, и покарают боги Тебя за непочтение ко мне. Спиною повернулся... На колени, Все трое! Устыдится пусть гордец, Нас не жалеющий! Все на колени! Вот. Кончено. Сейчас вернемся в Рим, Чтоб умереть там рядом с земляками... Да ты взгляни на нас! На малыша, Что с нами заодно пал на колени И тянет руки, хоть еще не может И выразить словами - но мольба Его сильней всего на свете... Хватит. Идем. Не мой он сын. Не твой он муж. Он - вольск, и на него случайным сходством Похож малыш наш. Прогони же нас. А я уж промолчу. Когда огнем Рим полыхнет, тогда скажу я слово. Кориолан берег ее за руку, молча держит. Кориолан О мама, мама! Что творишь со мной? Смотри! Раскрылось небо удивленно, И, глядя вниз, на наши чудеса, Смеются боги. Принесла ты Риму Счастливую победу. Но меня, Но сына твоего - пойми! поверь! - Поставила под тяжкую угрозу, А может, смерти обрекла. Но пусть. Войну продолжить не могу, Авфидий, Но мир я выгоднейший заключу. Скажи ты мне, Авфидий, друг мой добрый, Ну разве, будь на месте ты моем, Не внял бы матери? Не уступил бы? Авфидий Я тронут был мольбой. Кориолан Еще б не тронут. Из глаз не так-то просто из моих Выжать слезу. Но помоги составить Условья мира... Не вернусь я в Рим. С тобой уйду я, к вольскам. И прошу Твоей поддержки... О жена! О мама! Авфидий (в сторону) Отлично! Милосердие твое В раздоре с честью. Это вознесет Меня к вершине снова. Кориолан (Волумнии) ...Да, немедля. Но прежде вместе выпьем мировую. Не на словах лишь заключится мир. Условия ты повезешь отсюда, Скрепленные печатью. Ну, входите ж. Вам, трем спасительницам, должен Рим Воздвигнуть храм святой. Такого мира Союзное все войско, все мечи Италии добиться не смогли бы. Уходят. Сцена 4 Улица в Риме. Входят Менений и Сициний. Менений Видишь ты на Капитолии вон тот угловой камень здания сената? Сициний Вижу. А что? Менений Если мизинцем сдвинешь этот камень, тогда есть надежда, что этим римлянкам - то бишь, матушке его - удастся умолить сына. Надежды ни малейшей, говорю тебе. Мы обречены; все пойдем под нож. Сициний Но возможно ли, чтобы в столь короткое время изменился весь человек? Менений Меж гусеницею и мотыльком есть разница; однако мотылек был прежде гусеницей. Этот Марций из человека стал драконом. Он уже не ползучая тварь, он сделался крылат. Сициний Он сильно любил свою мать. Менений Меня тоже. Я теперь позабыл ее начисто, как восьмигодовалый конь свою матку. Жесткость его лица способна уксусно окислить спелый виноград. Поступь у него, как у таранной башни, и земля под ним гнется. Взгляд его пробивает броню, голос звучит колоколом по гребальным, рычанье его рушит стены. Он восседает, как статуя Александра Великого. Он еще и очередного веленья не кончил, а оно уж исполнено. Чтобы стать богом, не хватает ему лишь бессмертия и престола небесного. Сициний И милосердия, если ты верно описал Марция. Менений Я его обрисовал, как есть. Увидишь, матушка ни с чем вернется. От него милосердия ждать, что молока от козла - верней, от свирепого тигра. Наш бедный город в этом убедится - и все из-за тебя. Сициний Оборони нас боги! Менений Нет уж, боги нас оборонять не станут. Изгнав Кориолана, мы тем самым отступились от богов. И теперь, когда он явится по нашу душу, боги отступятся от нас. Входит гонец. Гонец О наш трибун, беги домой, спасайся. Твой сотоварищ у толпы в руках. Плебеи его тащат и клянутся, Что если женщины придут ни с чем, То будет он изрезан на кусочки. Входит второй гонец. Сициний Какие вести? Второй гонец Радостные вести. Добились мира женщины. Увел Завоевателей обратно Марций. Так счастливо не улыбался Рим, Даже изгнав Тарквиниев-тиранов. Сициний Но нет ошибки, друг? Но ты уверен? Второй гонец Как в том, что солнце светит и горит. А ты где прятался? Не слышишь, что ли, - Шумит, спешит обрадованный люд, Волной приливной чрез ворота хлынув. За сценой трубы, гобои, барабаны, радостные клики. Кимвалы слышишь, трубы, флейты, струны, Бой барабанов, возгласы людей? И пляшет солнце в небе! (Новые возгласы.) Менений Вот так вести! Пойду навстречу. Матушка его Одна ценней для нас, чем целый город Сенаторов и консулов и знати - Чем целая вселенная таких, Как ты, трибунов. Ты, видать, сегодня Молился истово. Еще вчера Я не дал бы и ломаного гроша За тысячу бараньих ваших горл. По-прежнему музыка, возгласы. Ликуют как! Сициний Благодарю за весть. Благослови тебя святые боги. Второй гонец Мы все должны их возблагодарить. Сициний Уже подходят к городу? Второй гонец Почти что Вошли уже. Сициний Так поспешим и мы. Со всем народом вместе возликуем. Уходят. Сцена 5 Улица близ городских ворот. Входят два сенатора, предваряя торжественный проход Волумнии, Виргилии, Валерии в сопровождении знати и горожан. Сенатор Идет наша заступница! Идет Жизнеспасительница града Рима! Сзывайте всех! хвалу богам воздайте, Зажгите триумфальные костры. Цветами усыпайте их дорогу. И громче возглашайте все: "Добро Пожаловать, спасительницы наши!" - Чтоб Марция вернуть, чтобы навеки Заглохли крики, гнавшие его. Все Добро пожаловать, спасительницы наши! Фанфарный клич труб, барабанный бой. Все уходят. Сцена 6 Площадь в Кориолах. Входят Тулл Авфидий со свитой. Авфидий Оповестите власти, что я здесь, И передайте им письмо вот это. Когда прочтут, пускай идут на площадь, И здесь его пред ними и народом Словесно подкреплю я. Тот, кого Я обвиняю, прибыл нынче в город И хочет говорить перед людьми, Надеясь оправдаться. Ну, ступайте. Свита уходит. Входят трое или четверо заговорщиков. Привет сердечный вам! Первый заговорщик Как поживаешь, Наш полководец? Авфидий Поживаю так, Как поживает человек, пригревший За пазухою у себя змею. Второй заговорщик Достойнейший! Намерений своих Ты если не оставил, мы согласны Тебя избавить от змеи. Авфидий Не знаю, Как отнесется к этому народ. Третий заговорщик Народ колеблется, покуда в силе Оба соперника, но стоит лишь Пасть одному, как станет господином Оставшийся. Авфидий Я понимаю это. И будет обоснован мой удар. Я чужака возвысил, поручился Собою за него. А он взамен Росою лести окропил моих Друзей и соблазнил их, обуздавши Свой нрав для этой цели, а ведь раньше Всегда был непоклонен, прям и груб. Третий заговорщик И консульства лишился, потому ведь... Авфидий Об этом-то и речь. Когда ж его Изгнали, то ко мне домой явился, Подставил горло моему ножу. Я принял в сотоварищи его, Ни в чем не стал перечить, самых лучших Ему дал выбрать из моих бойцов, И в замысел его запрягся тоже, Великодушием своим гордясь, - И вместе с ним стал славу добывать, А он ее себе всю прикарманил И покровительством мне заплатил, Как будто я не ровня, а наемник, Слуга ему. Первый заговорщик Вот именно. Дивясь, Глядело войско наше. А когда уж Рим погибал, и предвкушали мы И лавры, и преславную добычу... Авфидий Вот потому и поражу его Моей десницею. За всхлипы бабьи, За слез водичку, что дешевле лжи, Он продал наш кровавый труд великий И потому умрет - и вознесет Меня своим паденьем... Что за шум там? За сценой барабаны, трубы, возгласы народа. Первый заговорщик В родной свой город, ты вошел, как будто Простой гонец - не встретили тебя Ни шум, ни трубы. А его приход Раскалывает воздух громом встречи. Второй заговорщик И терпеливым дурням, чьих сынов Поубивал он, любо глотку драть, Кориолана славя. Третий заговорщик Поспеши же, Не дай ему пред людом оправдаться, А дай отведать твоего меча, С подмогой нашею. Когда он ляжет, По-своему поведаешь о нем - И оправданья канут вместе с трупом В могилу. Авфидий Тише. Помолчи. Сюда Идут вельможи города. Входят городские власти и сановники вольсков. Вельможи Добро Пожаловать! Авфидий Не заслужил я встречи. Но, господа, внимательно ль прочли Мое посланье? Все Да. Первый вельможа И мы в печали. Простительны его другие вины. Но эта, но последняя вина - Когда он кончил там, где начинать бы, И прахом все усилия пошли, Потери все и траты все... Врагам Только и оставалось, что сдаваться, А он им дарит мирный договор. Простить нельзя такое. Авфидий Вот он сам. Услышите, что скажет. Входит Кориолан под барабаны, со знаменами. Следом идут горожане. Кориолан Привет отцам почтенным! Возвращаюсь Солдатом вашим верным и слугой, Непоколебленно враждебным Риму. Успешно вел я войско - и довел До самых римских стен путем кровавым. Добыча, нами взятая, на треть Превысила военные расходы. Мир нами заключен, для нас почетный, Для римлян же позорный. Договор Вручаем вам; на нем печать сената И подпись консулов и знати всей. Авфидий Почтенные отцы! И не читайте, А прямо возгласите, что во вред, В тягчайшее для государства зло Употребил доверие изменник. Кориолан Изменник? Я? Авфидий Да, Марций! Кориолан Марций?.. Авфидий Да. А что же? Величать Кориоланом? Тем именем, что ты уворовал У Кориол? Грабительским прозваньем? О, главы государства и вельможи! Он предал ваше дело. Город Рим, который был Уж вашим, вашим Римом, Он продал за соленую водичку Жене и маме. Не держа ни с кем Военного совета, разорвал Он узы клятвы, как гнилую пряжу. Всплакнула матушка - захлюпал он, И так была прохлюпана победа. Свидетели подобного стыда, Юнцы краснели, а мужи дивились И переглядывались. Кориолан Марс, ты слышишь? Авфидий Тебя не слышит мужественный бог. Ты - нюня, мамин мальчик. Кориолан Что? Первый вельможа Довольно. Кориолан От этой лжи безмерной лопнет сердце. Я - нюня? Мальчик? Ах же ты, холоп! Отцы, простите. За все это время Впервые не могу себя сдержать. Его во лжи нельзя не уличить вам. Он сам - улика. У него на шкуре Следы моих плетей. Он будет несть Их до могилы. Первый вельможа Замолчите оба И слушайте, что я скажу... Кориолан В куски Меня рубите, вольски! Стар и млад, Мечи моею кровью обагрите. Я - нюня, мальчик? Ах ты, лживый пес! В анналы ваши вписано, что к вам Ворвался, как орел на голубятню, Я - в одиночку! - и от кориольцев Летели пух и перья. Мальчик я? Авфидий Вот так и будем слушать похвальбу Удачливого наглеца, над нашей Бедой глумящегося? Заговорщики Смерть ему! Горожане На части его разорвать! - На месте! - Он сына моего убил! - Дочку мою! - Моего брата Марка! - У меня убил отца! Второй вельможа Спокойствие! Бесчинства не творите! Он доблестен, и славою своею Наполнил круг земной. А за вину Ответит пред судом. Остановись, Авфидий! Кориолан Да хоть семеро Авфидьев При на меня! Хоть весь противостань Их род честному моему мечу На поле брани! Авфидий Дерзостный мерзавец! Заговорщики Бей его, бей, руби! Заговорщики, обнажив мечи, убивают Кориолана. Авфидий становится ногой на его труп. Вельможи Стой, стой, не надо! Авфидий Отцы почтенные, позвольте слово... Первый вельможа О, что ты сделал... Второй вельможа Ты осиротил Своим деяньем воинскую доблесть. Третий вельможа Не попирай его ногой. - Мечи Вложите в ножны и утихомирьтесь. Авфидий Отцы, когда утихнет наша ярость, Им вызванная, и раскрою вам Угрозу, что таилась в нем, тогда вы Возрадуетесь, что нашел он смерть. Я пред собраньем вашего сената Во всем очищусь - или же приму Суровейшую кару. Первый вельможа Унесите Его отсюда. О его кончине Печальтесь. Доблестней богатыря Еще не знала урна гробовая. Второй вельможа Его горячность буйная снимает С Авфидия большую часть вины. Уж дела не поправить. Авфидий Гнев улегся. Скорблю. Подымем тело вчетвером - Трое военачальников первейших И я. Звучи печально, барабан, И траурно влачитесь наши копья, Стальными остриями по земле. Хоть в этом городе немало вдов И матерей еще по жертвам плачут Кориолановым, но сбережем Мы память достославную о нем. Подымем же его. Уходят с телом Кориолана под похоронный марш. О Шекспировских богатырях (Примечание к переводу "Кориолана") Среди загадок "Гамлета" есть и такая. Приезжают в Эльсинор актеры. Радостно их встретив и готовя с ними представление, Гамлет призывает их блюсти меру в игре, не рвать страсти в клочья, чтобы "не переиродить Ирода". А перед тем хвалит одну малопопулярную пьесу за сдержанность, честность, за отсутствие аффектации, - и просит актера-трагика прочесть из нее монолог о гибели Приама от руки греческого воина Пирра: В кровяной коре, Дыша огнем и злобой, Пирр безбожный, Карбункулами выкатив глаза, Приама ищет... (перевод Б. Пастернака) Некоторые комментаторы недоумевают, где же тут мера и сдержанность? Скорее уж выспренность и аффектация... Как объяснить эту загадку? Объяснение, вероятно, в следующем: Шекспир не видит здесь несдержанности и чрезмерности, ибо реальный ратный труд поразительно тяжек. Да, яростный воин покрыт чужою запекшейся кровью; да, он взлохмачен, опален огнем пожара; да, у него глаза, как два багряных камня-карбункула. И если серьезно и честно описывать гибель Трои, то именно так и такими словами, чтобы дошла до слушателей вся изнурительность, неистовость, дошел весь ужас смертной схватки. И если о Макбете с самого же начала поведано, что он мечом, дымящимся от крови, прорубил дорогу к мятежному вождю и "от пупа до челюстей вспорол / И голову его воткнул над башней" {перевод М. Лозинского) - то, не представив себе адского напряга мышц и нервов, вложенного в это деянье, невозможно осмыслить характер Макбета. Макбет - не генерал, манием руки посылающий войска на неприятеля, а воин-чемпион, воин-богатырь, собственным примером увлекающий бойцов. О воинском труде Макбета сказано у Шекспира весьма сжато; воинский же труд Кориолана развернут широко. "Я снова в бой - подобно косарю / Который ни полушки не получит / Коль не успеет поле докосить" {Мне кажется, эта фраза может пролить свет на странное слово, movers, употребленное Кориоланом в начале пятой сцены первого акта. Не опечатка ли там (одна из многих в тексте Folio)? Не следует ли читать mowers - т. е. косцы? Ведь та же мысль там - о яростной косьбе, не допускающей передышек.}, - восторгается сыном Волумния в одной из первых сцен трагедии, и ее слова задают тон всему изображенью битв. Кориолан занят тяжелым, кровавым трудом, в котором не имеет себе равных. Он истый богатырь, но богатырь не сказочный, а шекспировский, то есть реальный. Сверхчеловеков нет на свете - и с необычайной воинской мощью закономерно сопряжена у Кориолана слабость: болезненная вспыльчивость, нервные срывы, так что в политики (в которые его прочит мать) он совершенно не годится. Как известно, Шекспир черпал свой материал у Плутарха, в жизнеописании Кориолана. Поучительно проследить, с помощью каких изменений, деталей, штришков Шекспир из фигуры полулегендарной делает живого и достоверного человека. У Плутарха Кориолан вызволяет из плена старого приятеля, кориольского богача. У Шекспира этот кориолец не богат, а беден, и не старый он друг Кориолану, а всего лишь оказал ему гостеприимство. И Шекспир добавляет важную деталь: Кориолан просит освободить бедняка, но не может вспомнить, как того зовут. "Забыл, клянусь Юпитером. / Устал я, / И притомилась память". Кстати, это - после изнурительнейшей битвы - единственная просьба Кориолана, отвергшего все "наградные" сверх коня и обычной солдатской доли в дележе. Шекспир подчеркивает отмеченное Плутархом "равнодушие к чувственным наслаждениям и деньгам" (Плутарх. Избранные жизнеописания в 2-х томах. М., 1987, т. I, с. 389). Причем у Шекспира речь не столько о равнодушии к наслаждениям, сколько о самоограничении, о сознательной воздержности. Дай мне снова поцелуй - Как мщенье сладкий, как изгнанье долгий, Клянусь ревнивою царицей неба, Прощальный поцелуй твой на губах С те пор храню я девственно и свято... - говорит Кориолан жене. И не зря он чуть ли не благоговеет перед высоконравственной Валерией: Благородная сестра Публиколы, чистейшая, как льдинка, Что, вымороженная из снегов Нетронутых, лучится и висит На храме целомудренной Дианы - О милая Валерия! Шекспир явно связывает эту воздержанность с богатырской силой Кориолана - "непреодолимой силой его тела, способной переносить любые тяготы" (Плутарх, т. I, с. 389). Плутарховский Кориолан, добиваясь консульства, показывает римскому простонародью свои боевые шрамы; шекспировский наотрез отказывается это сделать - из гордого упрямства, усугубленного своеобразной стеснительностью. У Плутарха Кориолан идет на Форум, на суд народа по своей доброй воле; у Шекспира он идет туда лишь по настоянию матери, которой не способен противиться. Плутарховский Кориолан принимает свое изгнанье со внешним бесстрастием; шекспировский же - с возмущением, с очередным взрывом негодования. У Плутарха Авфидий в финале не дает Кориолану оправдаться, так как опасается его красноречия; у Шекспира же Авфидий, напротив, своими оскорблениями подстрекает Кориолана к гневной отповеди, поскольку знает его горячность и бесхитростность. Кстати, плутарховский Кориолан "посредством хитрости возжег войну между римлянами и вольсками, оклеветав последних" (с. 423); а ступив на римскую землю, разорял ее, но не трогал поместий знати, чтобы усилить раздор среди римлян. Кориолан шекспировский не прибегает к подобным уловкам. Он прям и отважен до безрассудства - один врывается во вражеские Кориолы. А у Плутарха он это делает с подмогой хоть и немногочисленной, но все ж не в одиночку. Стеснительность, горячность, прямота, порывистость в добре и зле, гневливость - качества для политика самоубийственные. И наделенный ими человек встает перед нами отчетливо, во всем изобилье и всей нищете своих сил. Но мы воспитаны на современных заменителях рыцарских романов. Давным-давно уже Шекспир и Сервантес опровергли рыцарский средневековый миф и нагляднейше показали, что энергия людская строго ограничена. Но нас они не убедили. И мы страшно удивляемся, узнав, что знаменитый чемпион-штангист кутает свою могучую спину и страдает от диковинных болезней. Мы поражаемся самоубийству большого поэта, такого на вид несокрушенно-титанического. Нам подавай гранитных витязей без единой слабинки, без намека на нервы. И вот известная американская писательница Мэри Маккарти в едкой статье "Генерал Макбет" (1962 г.) обрушивается на Макбета: заурядный-де он мещанин, и у жены под башмаком, и только раздражает ее, бедную, своей нерешительностью, и приходится жене выручать его, вселять в него отвагу, - она, мол, не столько желает короны сама, сколько устала смотреть, как томится по трону Макбет... Читаешь и думаешь: как это зло и как несправедливо. Людям врождена жажда власти - но врождена и совесть, и не будь этих бешеных подталкиваний, заклинаний, понуканий жены, Макбет не убил бы короля Дункана. Да, Макбет подчинился жене, как подчинился матери Кориолан. Такова уж природа богатырей, что особенно жестока у них нужда в женской поддержке. И не насмехаться бы женщинам над мужской слабостью, а, гордясь своею женской силой, сознавать и свою ответственность. Ибо нет на земле сверхчеловеков, и трагедия Кориолана в очередной раз удостоверяет эту истину. Не знаю, удалось ли переводу избежать ненужных длиннот и ложноклассических штампов; во всяком случае, я их остерегался, Шекспир применяет в "Кориолане" анахронизмы (упоминаете колодках, компасе, колесовании и многих прочих вещах, чуждых римскому уху), чтобы таким образом приблизить античный сюжет к елизаветинскому зрителю, - и этим как бы подсказывает переводчику: старайся и ты быть доступнее, сценичней, ближе к зрительскому сердцу, насколько в твоих силах. Пьеса изобилует новыми словами, необычными оборотами. Я, где мог, передавал неологизмы напрямую, а где не мог, пытался применять метод компенсации, т.е. давать однотипное новое слово в другом подходящем для этого месте. Ведь оставлять без передачи столь характерную черту зрелого шекспировского стиля - все равно что методически вычеркивать неологизмы, скажем, у Солженицына! Переводчик О. Сорока ПРИМЕЧАНИЯ С. 623. Кай Марций Кориолан - полулегендарный римский полководец; даты рождения и смерти - неизвестны. Еще юношей отличился при взятии Кориол (в 493 г. до н.э.). Изгнание его и предпринятая им месть Риму произошли в 491 г. до н.э. Относительно дальнейших событий мнения расходятся. По одной версии, он был убит разгневанными вольсками, по другой - дожил до глубокой старости. С. 638. Ты требованьям отвечал Катона. - пример шекспировского анахронизма: Катон-Старший жил в III-II вв. до н.э., то есть на три столетия позднее времен Кориолана. С. 642. Будь ты сам Гектор, / Ваш баснословный предок... - Существовало легендарное представление о том, что римляне были потомками троянцев. С. 677. ...их грубошерстными зовет рабами... - Это можно понять двояко: 1) грязными и грубыми; 2) одетыми, в отличие от воинов, в грубую шерстяную одежду. ...в собраньях / Позевывать, сняв шапки. - Привилегией знати было никогда не снимать головных уборов. С. 714. Он восседает, как статуя Александра Великого. - Пример еще одного анахронизма, так как Александр Македонский жил на полтора столетия позже Кориолана.