Валерий Сегаль. Охотники до любви
 © Copyright Valery Segal 1996, Library of Congress, USA Жду читательских откликов. Пишите по адресу: VALYANA@worldnet.att.net? mailto:VALYANA@worldnet.att.net Home Page: http://home.att.net/~valyana/ ? http://home.att.net/~valyana/ Валерий Сегаль повесть  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. "ДУШИТЕЛЬ ПРОГРЕССА" *  1 Концентрик еще раз перечитал электронное послание. Что это? Провокация? Не похоже. Насколько известно Концентрику, Центр и не занимается подобными провокациями. Эта женщина и впрямь мечтает о плотском грехе и о порочном зачатии? Вполне возможно. Если Концентрик никогда прежде не получал подобных писем, то это еще не означает, что они в принципе невозможны. "Интересно, я и впрямь так ей приглянулся, -- подумал Концентрик, -- или она рассылает подобные письма всем подряд?" Последнее предположение казалось более правдоподобным. Концентрик читал об этом весьма распространенном женском недуге -- атавистической похоти. Охваченные ею женщины начинают рассылать первым попавшимся мужчинам электронные письма с неизменным предложением -- встретиться. Концентрик когда-то читал, что рано или поздно Центр запеленговывает этих женщин и высылает им лекарство. Концентрик привык верить этому. Но так ли это на самом деле? Концентрик посмотрел на себя в зеркало. Для этого ему, как всегда, пришлось слегка нагнуться. Он был слишком высокого роста и знал об этом. Знал чисто статистически, но никогда об этом не размышлял. Его это не интересовало. Просто не с кем было сравниваться. Концентрику захотелось еще раз перечитать письмо. Почему оно так возбудило его? Электронно он общался со многими женщинами, но ни одна еще не предлагала ему встретиться. Почему-то ему не хотелось верить в то, что эта женщина больна, хотя это было вполне очевидно. Почему-то ему льстила мысль, что этой женщине так понравилось его лицо, что ей неудержимо захотелось встретиться с ним -- именно с ним! -- в городе. Кстати, почему именно в городе? Что с того, что они оба петербуржцы? Выходить все равно через нуль-кабину; можно встретиться где угодно. Концентрик недоумевал. Он снова посмотрел на экран. "Концентрик, -- писала незнакомка, -- только что я ознакомилась с твоей статьей "Торможение развития дедуктивного мышления биороботов типа ХУ66". Статья совершенно идиотская, как, впрочем, и все современные научные изыскания, но мне очень понравилось твое лицо. В тебе есть что-то от древних русских мужчин -- покорявших Сибирь, теснивших шведа... Ты и сам не знаешь, на что ты способен -- женщина всегда это чувствует лучше. Мне кажется, что если ты забудешь об этих дурацких научных проблемах и захочешь вкусить естественной жизни -- такой, какой жили наши еще совсем недалекие предки, то ты сможешь дать мне настоящее счастье взамен отвратительной необходимости вынимать время от времени мужскую сперму из своей нуль-кабины. Прежде жизнь была прекрасна: люди общались, дружили, любили. Знаешь ли ты, как замечательно красив наш город? Слышал ли ты, что такое Белые Ночи? Сейчас как раз период Белых Ночей, и если в тебе есть хоть капля романтичности наших предков, ты не откажешься встретиться со мной завтра в полночь у Медного Всадника! С нетерпением жду ответа. Аделаида". К письму прилагалась фотография Аделаиды -- непривычно свежей брюнетки лет двадцати пяти, а также подробный план Санкт-Петербурга с подсвеченным Медным Всадником. Концентрик вызвал подсветку и моментально получил множество документов, причем один -- весьма оригинальный. Документ этот датировался концом ХХ века (заря Интернета!) и даже выглядел крайне старомодно. Заголовок был: А. С. Пушкин "Медный Всадник" поэма Далее шли стихи. Концентрик знал что такое стихи, но никогда ранее не пробовал их читать. Он слышал, что поэзия была очень популярна несколько столетий тому назад, но никогда этим фактом не интересовался. Не заинтересовался и сейчас. Он подумал о другом. Двенадцати лет от роду -- как и все нормальные дети -- он окончил школу. С тех пор он всегда жил в этой комнате и никогда ни с кем не общался, кроме как через компьютер или нуль-кабину. Так он закончил образование, начал работать. Его рабочая тема -- проблемы торможения развития биороботов -- являлась очень злободневной и приносила ему как моральное, так и материальное удовлетворение. Его никогда не тянуло к физическим контактам с себе подобными. Он знал, что некоторые люди эпизодически выходят в города, посещают морские побережья, но никогда не проявлял к этому интереса. И вот незнакомая женщина, прочитав его статью, пожелала с ним встретиться. Следует заметить, что Концентрика и раньше нередко отмечали своим вниманием различные женщины, и он отправлял им свою сперму через нуль-кабину, но то было совсем другое. То имело естественный биологический смысл -- продолжение рода. Теперь же некая женщина возжелала физического контакта с ним, что по мнению специалистов являлось атавизмом. Но не носило ли атавистического характера и то возбуждение, которое охватило Концентрика после прочтения письма незнакомки? Скорее всего. Даже несомненно. Концентрик продолжал размышлять. Машинально он отправил две кроны в свою любимую бразильскую кофейню и через несколько минут достал из нуль-кабины дымящуюся чашку кофе. Он впервые всерьез задумался о том, что еще сто лет назад не было нуль-траспортировки. Не было и биороботов, точнее они были еще совсем примитивны. В те времена люди сами выращивали кофе, доставляли его, продавали, покупали, варили. И не только кофе. Тогда люди работали рука об руку, дружили и ссорились, любили и ненавидели, размножались контактным половым способом. Какая-то странная была жизнь! Концентрик задумался о влиянии научно-технического прогресса на социальные отношения вообще и на половые в частности. Ему даже захотелось что-нибудь почитать об этом. Он тщательно задал критерии отбора и максимально -- чтобы не получить слишком много материалов -- сузил интеллектуальные границы. Почти мгновенно компьютер выдал несколько документов. Теперь Концентрик дал задание процессору законспектировать все полученные материалы, указав особо интересующие его аспекты. Для этого уже потребовалось известное время, и, воспользовавшись вынужденной паузой, он попил наконец кофе. Через несколько минут Концентрик получил готовые конспекты и начал читать. Первый же документ оказался весьма любопытным. Впрочем, первый документ, как правило, и бывает самым интересным, если запрашиваешь материалы не в хронологическом порядке, а в порядке наибольшего соответствия с заданными критериями. Copyright: 11224536817. 20.08.2170. Автор: Аргонавт (argo@glasgow.11224536817), доктор исторических наук. Содержание: Окончательное решение полового вопроса как следствие научнотехнического прогресса и вызванных им социальных преобразований общества Два важнейших инстинкта издавна движут людьми: половой -- с момента появления на земле человека как вида, и классовый -- со времени зарождения государств и образования классов. Нам еще предстоит указать на связь между этими инстинктами, а сперва дадим их краткий исторический анализ. Начнем с более древнего. Некоторые достойные, но ныне, увы, забытые философы еще в ХХ веке выдвигали тезис о том, что половой инстинкт лежит в основе всех поступков и устремлений любого здорового человека. В следующем столетии этот тезис уже прочно утверждается в классической философии, и с тех пор известен как постулат Раухмана (2080 г.). Тогда же постулат Раухмана подвергся глубокому математическому анализу (работы Вайкеля и Гребера) и получил подтверждение в виде довольно высокого (0,89) коэффициента по теперь уже вышедшей из употребления шкале Ноймана. В 2096 году сам М. Раухман доказал, что его постулат абсолютен для мужчин с сексуальным индексом выше 83 и ниже 39, а также для женщин с сексуальным индексом выше 81; для всех же остальных индивидуумов постулат оказался верен приблизительно. Более поздние исследования (Масич, Шкурдода) не внесли ничего существенно нового в теорию этого вопроса, и таким образом сегодня мы вправе считать его решенным. Резюмируя, мы можем утверждать, что любым здоровым человеком почти в любой ситуации (за исключением, разумеется, экстремальных) движет стремление удовлетворить свои сексуальные потребности. Но каким способом? Какой путь удовлетворения своих сексуальных потребностей человек издавна считает наиболее нравственным? Попытаемся ответить на этот вопрос. Жажда познания мира, присущая человеку, как разумному существу, еще в незапамятные времена породила религию, представлявшую собой не что иное, как попытку древних объяснить появление жизни на земле, причины стихийных явлений природы, перед которыми человек был бессилен, определить место человека в окружающем мире. Пройдя через фетишизм -- веру в одухотворенность мертвой природы (камней, дерева, металла), человечество перешло к антропоморфизму, создав своих богов по образу и подобию людей. В ранних антропоморфистских религиях, так называемых -- языческих (греки, римляне и проч.), боги были во всем подобны людям: добры, великодушны и милостивы, но в то же время зачастую жестоки, мстительны и коварны. В более поздних и зрелых религиях божество неизменно идеализируется, а различные безнравственные действия считаются свойственными лишь человеку и классифицируются как грехи. В связи с этим, для нашей темы особый интерес представляет христианская легенда о непорочном зачатии Иисуса. Вспомним вкратце ее суть. Скромный и благочестивый плотник Иосиф из Назарета был обручен с девушкой по имени Мария. По обычаю того времени обрученные жили порознь, и присмотр за ними был довольно строгим. Тем не менее, еще до свадьбы "оказалось", что Мария беременна. Далее Левий Матвей свидетельствует: "Иосиф же, муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее. Но когда он помыслил это, Ангел Господень явился ему во сне и сказал: Иосиф, сын Давидов! не бойся принять Марию, жену твою; ибо родившееся в Ней есть от Духа Святого". Мария тоже получила благую весть -- от ангела Гавриила. Такова легенда, на основании которой христиане веками почитали Марию как Святую Деву. Попутно заметим, что те же самые христиане называли половой акт не иначе как плотским грехом. Исходя из этих фактов, можно утверждать, что человечество издавна мечтало о непорочном зачатии, идеализировало его в своих преданиях, но не располагало достаточными познаниями, чтобы сделать его реальностью повседневной жизни. Лишь величайшие технические достижения XXII века -- в первую очередь, конечно, нуль-траспортировка -- позволили осуществить давнюю мечту человечества и изжить такое позорное явление как половое сношение. Обратимся теперь к классовой проблеме. Классовый инстинкт наиболее ярко проявлялся во взаимной ненависти между представителями различных слоев общества. Обостряясь до предела в периоды социальных революций, классовая ненависть оставалась одним из основных побудительных инстинктов человека и в мирные времена. Теория безклассового общества впервые была научно сформулирована К. Марксом в XIX веке. В XX столетии в Евразии (В. Ленин, Мао Цзедун) и в XXI в Америке (Р. Рауш) эти идеи прошли практическое испытание, но без особого успеха. Человечество оказалось не готово к безклассовому обществу. Не готово!? А по какому параметру не готово? До недавнего времени многим казалось, что по философскому, и лишь сегодня нам очевидно, что прежде всего в XX и XXI веках люди не были готовы к безклассовому обществу по своему техническому уровню. Лишь XXII век, век биороботов и нуль-транспортировки позволил человечеству полностью покончить с физическим трудом и максимально смягчить классовые противоречия. Конечно и сегодня наше общество базируется на системе частного предпринимательства, и доходы его членов существенно различаются. Строго говоря, общество и поныне разделяется на классы по характеру отношений к средствам производства. Однако сведенное к минимуму общение в значительной мере смягчает эти различия, даже можно сказать -- делает их почти незаметными. Почему мы так подробно останавливаемся на классовой проблеме? Прежде всего потому, что согласно тому же Раухману, главным побудительным моментом для достижения человеком более высокой ступеньки в классовом обществе является повышение шансов на приобретение им в этом случае более привлекательного сексуального партнера. Таким образом, несложно усмотреть взаимозависимость между рассматриваемыми нами вопросами: с одной стороны -- искоренение из нашей жизни контактных сексуальных отношений устраняет один из основных мотивов (по Раухману -- основной) классовой зависти; с другой стороны -- прекращение физического общения между людьми в процессе труда позволяет вообще ликвидировать физические контакты, как основу для нездоровых форм сексуального влечения. Резюмируем: нуль-транспортировка позволяет воплотить в жизнь давнюю идею человека о бесконтактных (непорочных) половых отношениях, а биороботы создают благоприятные общественные условия для реализации этой идеи. Современный человек -- это инженер, программист или ученый, живущий в своем рабочем кабинете, обустроенном в соответствии с вкладом его хозяина в общественное производство. Кстати, обратим внимание на факт, никем прежде, как ни странно, не отмеченный: наше общество изжило половой акт очень органично и естественно; не было никаких запретов или приказов из Центра! Это произошло само собой, наряду с полным разоружением, отмиранием за ненадобностью прежних видов транспорта и многим, многим другим, чего нет смысла здесь перечислять. Какие еще сексуальные революции предстоит пережить человечеству? Я адресую этот вопрос моим коллегам-историкам. Ведь для того мы и изучаем прошлое, чтобы предсказывать будущее! Ознакомившись с этим документом, Концентрик решил им и ограничиться. Все было исчерпывающе ясно, и едва ли кто-нибудь осмелился бы высказать иную точку зрения. Во всяком случае открыто. Ее сочли бы просто антинаучной. Иначе рассуждала Аделаида, но ее обращение к Концентрику носило сугубо личный характер. Концентрик подумал, что Аделаида может вовсе и не больна. Почему следует считать больным человека, которому хочется вести себя так, как вели себя вполне здоровые люди в относительно недавнем прошлом! Можно ли считать единственно правильными выкладки д-ра Аргонавта, большинство которых известны Концентрику еще со школьной скамьи? Прежде Концентрик никогда не подвергал их сомнению, сейчас он впервые взглянул на эти вопросы иначе. Да, ему неприятна мысль о свидании с женщиной, а тем более о плотском грехе, но может быть это только дело привычки? Его так воспитали, научили, и вот уже десять лет он безвылазно сидит в этой комнате. А эта Аделаида, между прочим, не такая уж наглая особа. Она ведь не просится к нему в комнату и не приглашает его к себе, а предлагает ему встретиться у Медного Всадника. Может она и не собирается сразу на него набрасываться с разными глупостями! Концентрик поразмышлял еще немного и пришел к выводу, что для начала неплохо бы самому выйти в Санкт-Петербург. Он не был на улицах родного города свыше десяти лет. В школьную программу входило ознакомление с двадцатью крупнейшими городами мира, а также со своим родным городом, и в соответствии с этим Концентрик вместе с одноклассниками и в сопровождении учителя выходил когда-то из нуль-кабин в наиболее живописных и исторически важных точках Санкт-Петербурга. Вероятно он видел и Медного Всадника, хотя уверенности в этом у него не было. Города, вообще, не произвели тогда на Концентрика никакого впечатления. У него, как и у других школьников, не было привычки общения с живым миром, и он скучал на этих уроках-экскурсиях, как сто лет назад скучали перед бесценными экспонатами дети, приведенные учителем в музей в соответствии со школьной программой. Однако, сейчас ситуация была иной. Над ним больше не довлел занудливый учитель; ему захотелось выйти в город в результате собственных размышлений. "Не выйти ли у Медного Всадника?" -- подумал Концентрик. Он вновь вызвал на экран документы, связанные с этим памятником, и снова его внимание привлекла одноименная поэма. На этот раз Концентрик решил почитать. Он понимал, что если столь древняя поэма до сих пор хранится в сети, значит она считается выдающимся произведением мировой литературы; но одно лишь осознание этого факта еще не позволяло Концентрику получить удовольствие от творения классика. Язык Пушкина, его стиль и манера изложения показались Концентрику вычурными и малопонятными. Он перестал читать и включил легкую музыку. Как и все земляне, Концентрик слушал музыку только по компьютеру. Никогда, даже в школе, он не слышал живой музыки, а старинные музыкальные инструменты видел только в фильмах, которые смотрел в школе. Он никогда не задумывался, кто исполняет музыку, которую он слушает. Он знал, что иногда музыка исполняется биороботами, а иногда -- людьми, но его никогда не интересовало, кто исполняет музыку, которую он слушает в данный момент. Концентрик вызвал план города и уточнил индекс ближайшей к Медному Всаднику нуль-кабины. Потом он запросил время и погоду в Санкт-Петербурге. Было три часа дня десятого июня 2182 года, солнечно и тепло. Концентрик оделся и подошел к нуль-кабине. Он все еще колебался. Он пользовался нуль-транспортировкой ежедневно, получая таким образом все необходимое, но сам последний раз входил в нуль-кабину десять лет назад, когда из школы перемещался в свою теперешнюю комнату. И вот он собрался покинуть эту комнату и выйти в город, сам не до конца не понимая -- зачем. По хорошему, ему бы следовало оставить эту затею, забыть про письмо незнакомки и вернуться к своей работе, но он чувствовал, что послание Аделаиды лишило его покоя, что он будет мысленно возвращаться к нему вновь и вновь, и что сегодня он уже не сможет продуктивно работать. Он отбросил сомнения, шагнул в кабину и набрал код. 2 Залитый ярким солнечным светом, Санкт-Петербург буквально утопал в зелени. Дороги отслужили людям свой срок, и теперь биороботы, согласно проекту главного архитектора города, разасфальтировали многие магистрали и засадили их деревьями. Одно время даже выдвигалась идея превратить все бывшие дороги в полосы зеленых насаждений, чтобы усилить приток кислорода в жилища людей, но осуществлять этот проект не решились, опасаясь, что в этом случае в городе разведутся дикие животные. Помимо прочих неудобств, появление диких зверей в зонах активной деятельности биороботов считалось нежелательным еще и потому, что оно неминуемо привело бы к столкновениям, а развитие любого рода боевых навыков у биороботов считалось опасным для человечества. По этой же причине все земляне в XXII веке стали полными вегетарианцами. Подобного рода профилактикой как раз и занимался Концентрик, хотя тут уместно будет пояснить, что торможение развития боевых навыков у биороботов, являлось лишь частью его профессии. Биороботы существенно различались по своему интеллектуальному уровню. Наиболее примитивные (так называемые "пролы") осуществляли работы по обслуживанию города. Другие трудились на предприятиях, выполняя станочные, ремонтные и, порой совсем непростые, сборочные работы. Наиболее развитые биороботы обслуживали компьютеры, принимая от людей инженерную и научную документацию и внедряя ее в производство. Как раз здесь и находилось основное поле деятельности Концентрика: в то время как инженеры стремились создать максимально эффективных и совершенных биороботов, он и его коллеги "душители прогресса" пытались разумно ограничить прогресс биороботов, не дать им превзойти человека и захватить власть над своим творцом. Быть может лишь однажды, лет пять назад, Концентрик имел случай усомниться в оправданности существования своей профессии. Тогда ему делали пустяковую операцию, удаляли аппендикс. Два биоробота вылезли в его комнате из нуль-кабины. Концентрик знал, что они проделают все в соответствии с инструкциями, полученными от докторов. Операция эта считалась очень простой, но Концентрик волновался. Он слишком хорошо знал, как тормозится прогресс подобных биороботов, как искусственно снижаются их возможности, а потому опасался, что они сделают что-нибудь не так. Концентрик вышел из нуль-кабины с индексом ru.spb -12 и очутился прямо на Сенатской площади. Он огляделся вокруг: очень непривычно и до крайности неуютно. Широкая как море, одетая в гранит Нева, не зная усталости и не замечая перемен, несла свои воды к Финскому заливу, а с площади на нее уже четыре столетия молча взирал Петр Великий, изображенный верхом на коне, взвившемся на дыбы на дикой гранитной скале. Все здесь веками оставалось неизменным: и Исаакий позади Медного Всадника, и Сенат, и Синод, и Адмиралтейство, и даже решетка, окружающая самое знаменитое творение Фальконета. Новыми были лишь абсолютно равнодушные глаза пришельца, впервые лицезревшего эти -- теперь уже музейные -- красоты. Концентрик знал, что этот город считается совершенством красоты, но ему не было до этого ровным счетом никакого дела. Во всяком случае, до сегодняшнего дня не было. Сегодня он решил разобраться, зачем его зовет сюда незнакомая женщина. Что у нее ассоциируется с Медным Всадником? Если уж она больна и мечтает о плотском грехе, то почему предлагает ему встретиться здесь, а не рвется к нему в комнату? Концентрик еще раз осмотрелся по сторонам. Людей нигде не было видно. Два прола перекрашивали крышу бывшего Сената. Ветерок чуть слышно шумел, раскачивая ветви деревьев, голуби важно разгуливали по площади, а внизу бежала широкая, некогда знаменитая река. Все остальное навеки застыло в немом, холодном, совершенно непонятном Концентрику, величии. Концентрик подумал, что наверно во все века и эпохи существовало какое-то полуофициальное мнение о гениальности, бессмертности, бесценности тех или иных творений, действительно имевших прежде культурное значение, но уже отживших свой век и почти никому более не понятных. Вероятно теперь такая участь постигла этот город. Люди в нем жили лишь на окраинах, в районах новостроек, в высоких зданиях (без ненужных более лестниц!), возводимых биороботами по единому проекту. Здесь, в центре -- в старомодных неудобных домах, в огромных комнатах, заставленных прежде шкафами, книжными полками, сервантами -- ютились биороботы. Здесь же они трудились на старых заводах и фабриках, перестраивали эти предприятия на современный лад, получая указания от людей по компьютерной связи. Чтобы быть способным оценить красоту и значение этого города, понял Концентрик, необходимо лучше знать жизнь такой, какой она была прежде, когда эта площадь была постоянно полна людей, когда Нева использовалась для судоходства, когда ежегодно сотни тысяч туристов любовались красотой Медного Всадника. Концентрик знал все это лишь очень поверхностно, понаслышке. В школе Концентрик видел несколько старых художественных фильмов, отснятых не то в XX, не то в XXI веке. Он не слишком ими заинтересовался; жизнь в них была показана какая-то странная. Больше всего ему запомнился эпизод из американского боевика, когда один коротышка в шляпе играет на рояле, а масса перепившихся ковбоев дерутся под музыку, причем дерутся каждый за себя. Из того же фильма в памяти у Концентрика остались индейцы, коренные жители Америки. Но, в общем, понимания старой жизни фильмы ему почти не добавили. "Неплохо бы почитать что-нибудь из старинной литературы", -- подумал Концентрик и неторопливо побрел назад к нуль-кабине. 3 Дома его уже ожидало новое электронное послание, на сей раз очень лаконичное: "Ты почему молчишь, Концентрик? Отзовись. Аделаида". Концентрик тяжело вздохнул и поморщился; затем вытянул из коробочки салфетку и не спеша, основательно вытер со лба пот. Почему-то ему вдруг вновь захотелось на улицу. Он выглянул в окно, но во дворе, естественно ничего не было, кроме зеленых крон густо посаженных деревьев, да беззаботно щебетавших в них птиц. Почему его опять потянуло на улицу? Ведь он только что вернулся оттуда и минуту назад был уверен, что там ему абсолютно нечего делать. А может он и хотел ничего не делать, существовать безмятежно, как он и существовал до сегодняшнего дня. Во всяком случае теперь ему так казалось. Эта женщина побешивала и, одновременно, очень увлекала его. Одним махом она внесла в его жизнь что-то незнакомое, но очень волнующее, и вместе с тем -- сумбур, чреватый неприятностями с заказчиком и даже материальными убытками. Дело в том, что по графику Концентрик должен был сейчас усиленно разрабатывать тему "Необходимость психического торможения биороботов типа ПРОЛ-17 при использовании их на работах с повышенными термическими нагрузками", а вместо этого он болтался по Санкт-Петербургу, получал любовные послания, испытывая при этом немалое волнение, и даже всерьез подумывал посвятить какое-то время чтению старинных романов. Еще вчера он спокойно мастурбировал перед экраном, пребывая в приятной уверенности, что обеспечивает себе этим занятием физиологическую удовлетворенность, а также душевный покой, необходимый для плодотворной научной работы. И вот все смешалось. Немного поразмыслив он напечатал простодушный ответ: "Аделаида! Я был сегодня у Медного Всадника, но не нашел там ничего интересного или заслуживающего внимания. Концентрик". Ее реакция была незамедлительной: "Так, давай, я приду к тебе!" Прочитав такое, Концентрик аж покрылся испариной и опасливо взглянул на свою нуль-кабину, как-будто оттуда кто-то мог вылезти без его на то санкции. Очевидно, Аделаида по-своему истолковала его наивный ответ, вложив в него смысл, каковой Концентрику никогда и в голову бы не пришел. Он машинально сказал в транслятор: -- Нет, нет. Что ты!? Она напирала: "А почему?" Он смущенно признавался: -- Я боюсь. Она недоумевала: "Чего?" Он "пожимал плечами": -- Не знаю. Это, как-то, не принято. Она отчаянно шла на сближение: "Концентрик, дай мне свой номер. Мне надоело говорить в транслятор; я хочу говорить с тобой и видеть тебя, хотя бы на экране!" Концентрик смутился. Дело было даже не в том, что, по своему обыкновению, он сидел перед компьютером совершенно голый, как в день своего появления на свет. Просто он, вообще, терпеть не мог видеосвязи. Да и по "обычному телефону" (старинный оборот!) он говорил редко, лишь в случае деловой необходимости, которая обычно выпадала не чаще одного-двух раз в неделю. Он предпочитал обмениваться электронными письмами: приходилось говорить в транслятор или даже печатать, зато так он чувствовал себя гораздо раскованнее. Кроме того, сейчас он действительно боялся. Ему вроде и хотелось увидеть Аделаиду, но то, что она предлагала, не лезло ни в какие ворота. Все же он проклинал себя за этот постыдный страх (прекрасный пример атавистического мышления!) и чувствовал, что краснеет, когда печатал (именно старомодно печатал, а не произносил в транслятор) ответ: "Аделаида! Извини, но сейчас я очень занят. Мне очень приятно было бы с тобой поболтать по видео, но давай отложим это на неопределенное время. Концентрик". Она не ответила, а он отнюдь не испытал от этого облегчения. Он купил стакан крепкого чая и два свежих бублика с маком в незнакомом питерском кафе. Он так редко заказывал что-либо в своем городе, что сейчас ему пришлось даже заглянуть для этого в соответствующий справочник. Почему именно сегодня ему захотелось петербургского чаю? Он не строил иллюзий на сей счет. Он глубоко задумался. Сомнения охватили его. Если бы он мог предвидеть, как часто он будет вспоминать потом эту минуту! Именно эту, когда Аделаида еще так доступна! Он вспомнил, как час назад, возвращаясь домой, он собирался ознакомиться с образцами старинной литературы. Поразмыслив, он запросил произведение, прочитанное наибольшим процентом населения земного шара в XX веке. Он решил почитать именно самый популярный старинный роман, не ограничивая поиск никакими дополнительными критериями, лишь запросив, по возможности, русский перевод. На экране мгновенно появился документ, -- как и следовало ожидать, стилистически непривычный, трудный для понимания, но Концентрик сосредоточился и углубился в чтение. Роберт Л. Стивенсон (1850 -- 1894) ОСТРОВ СОКРОВИЩ перевод с английского Н. Чуковского ЧАСТЬ ПЕРВАЯ СТАРЫЙ ПИРАТ Глава I СТАРЫЙ МОРСКОЙ ВОЛК В ТРАКТИРЕ "АДМИРАЛ БЕНБОУ" Сквайр Трелони, доктор Ливси и другие джентльмены попросили меня написать все, что я знаю об Острове Сокровищ. Им хочется, чтобы я рассказал всю историю... Поначалу Концентрик не мог понять, о чем, собственно, идет речь. Он утонул в море старинных слов, морских терминов, феодальных титулов и чинов и вынужден был поминутно призывать на помощь толковый словарь. Однако постепенно он вник в повествование и даже начал испытывать незнакомое прежде чувство наслаждения от прочитанного. Едва начав наслаждаться, он подумал, что несомненно получил бы большее удовольствие от начала романа, если бы исходно обладал приобретенной лишь теперь привычкой к новому для себя старинному стилю. И он вернулся к началу, к тому самому моменту, когда в трактире "Адмирал Бенбоу" поселился старый загорелый моряк с сабельным шрамом на щеке. Постепенно Концентрик так увлекся, что уже не мог оторваться от чтения. Он восхищался смелостью юного Джима Хокинса, благородством доктора Ливси, честностью и верностью долгу капитана Смоллета, труднообъяснимым обаянием морских разбойников. И еще один герой романа Стивенсона очаровывал и манил к себе Концентрика. Этим героем было само море -- теплое, соленое, необъятное и насыщенное романтикой и приключениями. Концентрик видел море лишь однажды, опять же на школьной экскурсии, о которой у него не сохранилось сколько-нибудь ярких воспоминаний. Совсем иные ощущения он испытывал теперь. Это был тот редкий случай, когда лучше прочитать, нежели увидеть собственными глазами! Лишь теперь, читая морские приключения, описанные подлинным мастером, ему по-настоящему захотелось увидеть море. И еще три желания нарастали у Концентрика по мере ознакомления с самым популярным романом XX века: поесть свиной грудинки с яичницей, покурить и пропустить стаканчик рому. Особенно острым было последнее желание, и чем настойчивее доктор Ливси внушал Билли Бонсу мысль о необходимости полного отказа от рома, тем большую симпатию к Билли Бонсу ощущал Концентрик, и тем сильнее ему самому хотелось "пропустить стаканчик". В конце концов Концентрик прервал чтение и решил разобраться с этими своими желаниями. Первое из них Концентрик считал совершенно невыполнимым. Учить биороботов разводить и убивать животных считалось тяжелейшим преступлением. Вегетарианство в XXII веке предписывалось землянам законом, и Концентрик, как профессиональный "душитель прогресса" прекрасно об этом знал. Поэтому он лишь глотал слюни, читая и перечитывая о том, как Билли Бонс упомянул о свиной грудинке и яичнице. Удовлетворить второе желание не составляло никакого труда. Он сделал соответствующий заказ, уплатил четыре кроны и почти незамедлительно получил пачку американских сигарет. Концентрик и прежде пробовал курить, но не получал от этого никакого удовольствия. Теперь же он курил со смаком и старался побыстрее наполнить свою комнату "клубами табачного дыма", чтобы создать в ней атмосферу, хоть отдаленно напоминающую таверну "Подзорная труба". Что же касается алкоголя, то ничего крепче пива Концентрик еще в своей жизни не пробовал. Он даже не был уверен, что крепкие спиртные напитки до сих пор производят. Все же он навел необходимые справки и через несколько минут вынул из нуль-кабины маленький стаканчик рому и довольно большой бокал кока-колы. Правда это обошлось ему довольно дорого, и Концентрик не почувствовал уверенности, что ром ему прислали легально. От стограммовой стопки рому непривычный Концентрик опьянел мгновенно. Вкус же у этого древнего напитка оказался таким, что не будь у него под рукой кока-колы, Концентрик, вероятно, незамедлительно схватил бы желудочное расстройство. Как круты должны были быть люди, которые пили ром целыми кружками, даже не запивая! Как хотелось сейчас Концентрику походить на тех славных людей! К двум часам ночи Концентрик дочитал роман до конца. Как, вероятно, и миллионы читателей в далеком XX веке, он несколько раз просмаковал блистательные завершающие строки: "Остальная часть клада -- серебро в слитках и оружие -- все еще лежит там, где ее зарыл покойный Флинт. И, по-моему, пускай себе лежит. Теперь меня ничем не заманишь на этот проклятый остров. До сих пор мне снятся по ночам буруны, разбивающиеся о его берега, и я вскакиваю с постели, когда мне чудится хриплый голос Капитана Флинта: "Пиастры! Пиастры! Пиастры!" Затем Концентрик заказал еще рому и... вернулся к началу романа. Ему захотелось вновь перечитать особо полюбившиеся страницы и освежить в памяти отдельные реплики некоторых персонажей. От второй стопки Концентрик захмелел окончательно. Сизые клубы табачного дыма, поднимавшиеся кверху и медленно плававшие под потолком, протрезвению отнюдь не способствовали. Ему бы сейчас заказать чашечку кофе и чего-нибудь сладкого, но Концентрик не был знаком с подобными тонкостями, и вскоре стены его непривычной к шуму комнаты уже содрогались от сольных выкриков: Пятнадцать человек на сундук мертвеца. Йо-хо-хо, и бутылка рому! Пей, и дьявол тебя доведет до конца. Йо-хо-хо, и бутылка рому! Время от времени, Концентрик прерывал чтение и, стараясь придать своему голосу несвойственную ему хрипотцу (что было, впрочем, нетрудно, после такого количества выкуренных сигарет), выкрикивал "Пиастры! Пиастры! Пиастры!" Он больше не вспоминал о своей научной работе. Ему хотелось видеть пальмы и попугаев, пить ром и курить, заставлять людей ходить по доске и протягивать их под килем. Славная была эпоха, и славные были люди! Такие не побоялись бы встретиться с Аделаидой. Впрочем, теперь и Концентрик ничего не боялся. Вспомнив про Аделаиду, он решил встретиться с ней незамедлительно. Сейчас он дернет еще стаканчик и сразу с ней свяжется. Если она еще не связалась с кем-нибудь другим. С нее станется! Концентрик сделал заказ и встал со стула в нетерпеливом ожидании новой порции рому, а больше всего -- того, что последует за ней. Однако едва поднявшись на ноги, он почувствовал, что его шатает, словно он уже испытывает морскую качку, вся комната заходила перед ним ходуном, и с криком "Довольно рому!" он повалился на кровать и немедленно уснул. Ему снились неведомые моря и тропические острова, пираты -- одноногие и одноглазые, а также невероятные приключения, в финале которых он выносил Аделаиду из стен объятого пламенем средневекового замка. 4 Концентрик проснулся далеко за полдень. Во рту у него пересохло, но голова не болела. Он заказал сразу два стакана абрикосового сока, а через несколько минут еще один. Затем он припомнил подробности предыдущего дня, и его охватило неприятное предчувствие. Ему показалось, что вчера он не успел сделать что-то очень важное, что-то такое, чего уже нельзя будет исправить сегодня, и о чем ему придется горько пожалеть. Предчувствия не обманули: его уже ожидало новое письмо от Аделаиды, оказавшееся, увы, последним. "Концентрик, прощай навсегда! Будучи не в силах выносить далее окружающий маразм, я отправляюсь на мыс Галапагос. Надеюсь, что там мне удастся найти настоящую жизнь со всеми присущими ей искушениями и грехами. Тебя я буду помнить всегда, как единственного мужчину, честно признавшегося, что он "хочет, но боится". Еще раз прощай, Аделаида". Концентрик в отчаянии сжал кулаки и вознес их к небу. Ему хотелось закричать, что он прочитал "Остров сокровищ", что он пил ром, что теперь все изменилось, что он уже все понял, что он больше не боится... Он простоял так несколько секунд, а затем взял себя в руки и отпечатал: "Аделаида! Номер моего видеоканала: apricot-36311. Но еще лучше: приходи сразу ко мне! Индекс моей нуль-кабины: ru.spb.concentric.apricot-1. Немедленно высылай запрос, и я включаю прием. Жду с нетерпением, Концентрик". Он подчеркнуто старомодно -- нажатием клавиши -- отправил письмо. Ответа не последовало. "Наверное уже ушла", -- подумал Концентрик. Он ужасно расстроился, но продолжал ждать и надеяться, хотя чувствовал, что его отчаянное письмо уже запоздало. Пребывая в томительном и нервном ожидании, Концентрик решил пока выяснить, что это за место такое -- мыс Галапагос. Он быстро обнаружил, что так называется узкая длинная полоска земли, выдающаяся в Тихий океан с одного сравнительно крупного острова, расположенного далеко к западу от Австралии и Новой Гвинеи. Мыс был не слишком велик, но разыскать там женщину, не зная из какой нуль-кабины она вышла, представлялось задачей неблагодарной. Все же Концентрик запросил карту расположения нуль-кабин на этом острове. Результат оказался неожиданным. Разумеется на острове было полным-полно нуль-кабин, но что касается самого мыса, то на нем имелась лишь одна кабина, да и та располагалась в самом начале выдающейся в море полоски земли. Этот так называемый мыс фактически являлся вытянутым с юга на север полуостровом шириной около трех миль и длиной около двадцати, и на всем этом протяжении не было ни одной кабины нуль-транспортировки! Больше того: к востоку от Галапагоса, располагалось множество мелких островов, абсолютно не охваченных нуль-связью! Концентрик недоумевал и было от чего! Он и не подозревал о существовании на планете мест, до сих пор не охваченных нуль-транспортировкой. Теперь он решил разобраться с этим вопросом поподробнее и запросил соответствующую информацию. Компьютер немедленно выдал карту, не слишком удивившую Концентрика: не считая мелких, затерянных в океане островков, на Земле не было мест, не охваченных нуль-кабинами, за исключением мыса Галапагос и прилегающих к нему так называемых островов Загадочного Архипелага. И вдруг Концентрик понял, почему именно туда ушла Аделаида. Она и ушла туда, потому что там не было нуль-кабин! Но что же тогда там есть!? Вероятнее всего там пустыня -- безлюдная и необжитая, и если он найдет в ней Аделаиду, то они будут там совершенно одни, подобно Адаму и Еве, некогда изгнанным из рая. Впрочем, он и сейчас один в своей комнате. Да, но сейчас благодаря компьютеру и нуль-кабине он поддерживает связь со всей планетой. Но ведь и на Галапагосе есть нуль-кабина -- правда одна-единственная, но через нее современные Адам и Ева всегда смогут вернуться в рай. Это так, но зачем исходно добровольно бежать из рая!? Аделаида устала от одиночества? Но зачем бежать к еще большему одиночеству, лишая себя даже электронных контактов!? Концентрик этого не понимал. -- Древние считали женщину загадочным существом, -- вслух констатировал Концентрик. -- Древние были правы! А еще он понял, что сегодня же отправится искать Аделаиду. Безлюдный мыс, необитаемые острова, тропическое море и красивая женщина -- все это как раз то, что ему теперь было нужно. Концентрик разыскал ее первое письмо -- то, к которому прилагалась фотография. Была Аделаида, пожалуй, не слишком красива, чуть полновата, но очень свежа и здорова. У нее был большой наглый рот и чуть хищноватый взгляд широко поставленных черных глаз. Концентрик представил себе на мгновенье свое не по годам дряблое неумелое тело во власти этой ловкой особы и трусливо поморщился. Интересно, почему он ей так увлечен? Ведь он же уже почти влюблен, хотя ни разу ее даже не видел! Вероятно, это типичный успех искусительницы. Впрочем, Концентрик не разбирался в такого рода делах, что и неудивительно. Он запросил информацию о времени и погоде на интересующем его острове. Выяснилось, что в данную минуту там ночь, и солнце взойдет лишь через несколько часов. Днем ожидается теплая сухая погода, и, вообще, климат в тех краях очень благоприятный. Вести поиски на пустынном полуострове в непроглядной ночной тьме Концентрику не хотелось. Кроме того, он все еще надеялся, что Аделаида никуда не ушла и вот-вот отзовется. Он решил подождать до полуночи: если за это время Аделаида не объявится, то он отправится на ее поиски. Решив пока подготовиться к этому приключению, он быстро приобрел удобный для ходьбы джинсовый костюм, три пары носков и кроссовки, снял со своего счета тысячу крон наличными -- на всякий случай -- и рассовал их по карманам новой куртки. Затем он посидел недолго в нерешительности и снова бросил взгляд на неубранную с экрана фотографию Аделаиды. Вдруг ему пришла в голову удачная мысль. Он вспомнил, как в школе многие его сверстники носили медальоны -- очень древние безделушки, неожиданно вошедшие в моду у школьников конца XXII века. Какой смысл вкладывали в медальоны древние, теперь уже никто не помнил, а современные школьники носили медальоны с изображениями своих любимых фруктов, конфет и тому подобных вещей. Некоторые фирмы, ориентируясь на эту моду, даже наладили производство медальонов со своим товарным знаком и рассылали их всем подряд, разумеется, абсолютно бесплатно. Концентрик решил сделать медальон с изображением Аделаиды. Он быстро изготовил необходимые чертежи и направил их вместе с фотографией в машинный цех, услугами которого всегда пользовался в подобных случаях. Срок выполнения заказа он установил предельно жесткий -- два часа, что, разумеется, стоило недешево, но Концентрика сейчас волновало другое. Он хотел иметь медальон как можно быстрее, еще задолго до полуночи, на тот случай, если Аделаида еще никуда не ушла и откликнется на его призыв. Ну, а если она все-таки ушла, то в полночь он отправится на Галапагос и возьмет медальон с собой. Через полтора часа он получил изящный маленький медальончик и цепочку из нержавеющей стали. Концентрик раскрыл медальон и долго рассматривал фотографию своей любимой. Как видим, он собирался весьма серьезно, хотя наивно полагал, что ему предстоит короткая прогулка по пустынной местности в поисках любимой женщины и незамедлительное возвращение назад, как только его поиски увенчаются успехом. Он готовился столь серьезно лишь потому, что для него и такое приключение было явлением экстраординарным. Если бы он знал, что ему предстояло на самом деле! 5 Концентрик вышел из нуль-кабины и огляделся по сторонам. Солнце уже близилось к зениту, и Концентрик невольно зажмурился: ему еще не доводилось видеть столь яркого солнца. Он стоял на окраине города. Обыкновенного города с высокими белыми зданиями, очевидно возведенными по тому же самому проекту, что и современные дома в Санкт-Петербурге -- без подъездов, с обилием крохотных, удобно устроенных квартирок. Прямо за городом начинался лес. Пышный тропический лес. Очевидно туда и ушла Аделаида. Город Концентрика не интересовал. Он стоял спиной к городу, а лицом к лесу. Справа вдали зеленело море -- сверкающее и необъятное. Чуть вправо от нуль-кабины начиналась узкая тропинка, которая убегала в лес и, очевидно, вела к морю. По ней и пошел Концентрик. Погода стояла прекрасная, а в лесу даже ощущалась некоторая прохлада. В отличие от Острова Сокровищ, лихорадкой на Галапагосе и не пахло: воздух был сухой и чистый. Никакой живности Концентрик не видел, но лес прямо-таки дышал жизнью. Многоликий гул мириада невидимых, укрытых в кронах пышных тропических деревьев птиц не умолкал ни на мгновенье. Концентрик видел множество незнакомых, но очень привлекательных на вид фруктов, однако пока не решался их пробовать. Вообще, лес был замечательно красив, и Концентрик мысленно признал, что он никогда в жизни не видел ничего столь же прекрасного. Вероятно, нужно знать нечто, чтобы оценить красоту городов, но понимать лесную красоту свойственно самой природе человека. Происходит это наверное от того, что лес был всегда, а города построены самим человеком. Битый час Концентрик шел по тропинке. Он полагал, что если Аделаида вышла из той же нуль-кабины, то она почти неминуемо должна была избрать эту же тропинку, а значит искать ее следует где-нибудь на морском берегу. Затем его начали одолевать сомнения: он понял, как нелегко будет отыскать на этом острове женщину, высадившуюся здесь много часов назад. Еще через полчаса непривычный к такого рода прогулкам Концентрик совершенно выбился из сил и натер себе ноги. Он уже подумывал присесть под деревом, передохнуть и полакомиться фруктами, как вдруг заметил, что лес начал редеть, и в просветах между деревьями показалось море. А еще через десять минут Концентрик вышел из леса, и глазам его предстала странная картина. Справа, шагах в ста лежало море; точнее даже не лежало, а жило: необъятное, шумное, зеленое, искрящееся в солнечных лучах. Концентрик впервые увидел море так близко и в первую минуту не мог отделаться от ощущения, что оно живое. Прямо перед Концентриком начиналась широкая немощенная дорога, которая тянулась вдоль моря и являлась продолжением той узенькой тропинки, по которой Концентрик прошел через лес. Вдоль дороги кое-где росли пальмы, и стояли удивительные одноэтажные и двухэтажные домики. Подобные домики Концентрик видел на школьных картинках; также он представлял себе средневековые строения, описанные Стивенсоном. Концентрик пошел по дороге, с любопытством поглядывая по сторонам. Во дворе первого дома, весьма невзрачного с виду, бегали и галдели большие, белые, незнакомые Концентрику, явно одомашненные птицы. За ними наблюдал лысый безногий человек, катавшийся по двору на каком-то подобии тележки, ловко отталкиваясь при этом двумя гирями. Позади дома лениво паслись жирные пятнистые коровы. Этих животных Концентрик знал из школьной программы. Концентрик понял, что здесь живут мясоеды, но его это уже не слишком удивило. Его не покидало ощущение, что он каким-то непостижимым способом перенесся в прошлое. Следующим строением оказалась таверна с очень заманчивой вывеской, на английском языке предлагавшей попить пива с раками. Усталому Концентрику очень хотелось туда заглянуть, но прямо перед дверью стояли какие-то люди -- по виду моряки -- с серьгами в ушах и с платочками, повязанными вокруг головы. Они курили трубки, поминутно сплевывали и ожесточенно ругались матом, пытаясь что-то друг другу доказать. На проходившего мимо Концентрика они не обратили никакого внимания, вероятно даже не заметили его, а сам Концентрик не решился к ним обратиться. Концентрик продолжал идти по набережной и видел на своем пути трактиры и таверны, птичьи дворы и огороды, покосившиеся лачуги бедняков и добротные жилища тех, кто побогаче. Навстречу ему попадались пожилые женщины, разносившие молоко и яйца, и лихие мужики с платками на головах и с завитыми бакенбардами, развозившие пиво на запряженных лошадьми телегах. Один раз ему встретился уличный торговец табаком, и Концентрик даже купил у него пачку американских сигарет, оказавшуюся, кстати, на удивление дорогой. В другой раз путь ему перегородили козы, которых гнала через дорогу подвыпившая старуха. Концентрик с трудом верил глазам своим, потому что абсолютно все это он видел впервые в жизни. Особенно его удивляло, что всю работу по-видимому исполняли люди; во всяком случае он до сих пор не встретил ни одного биоробота. Еще издали Концентрик различил очертания больших кораблей и понял, что приближается к порту. Его охватило любопытство, но одновременно и беспокойство: увидев порт, он окончательно убедился, что попал отнюдь не в пустыню и даже не в маленькую деревушку, а в некую большую загадочную страну, и разыскать Аделаиду здесь будет очень непросто. В порту кипела работа, и Концентрик растерялся от шума, толчеи, обилия каких-то тюков и фургонов. Никогда прежде Концентрику не доводилось видеть одновременно столько людей. Правильнее даже сказать, что сейчас он видел людей больше, чем за всю свою предшествующую жизнь. И по-прежнему нигде он не видел ни одного биоробота! Но больше всего его поразили корабли. В этом сказочном порту стояли корабли самых разных размеров и эпох: многовесельные галеры, оснащенные старинными карронадами и кулевринами, небольшие быстроходные галиоты, какие еще в раннем средневековье использовали берберийские пираты, солидные трехмачтовые галеоны, а также большие многопушечные корабли, построенные по образцу военных фрегатов XVIII столетия. Да и люди здесь были какие-то колоритные -- загорелые, с серьгами в ушах, с просмоленными косичками, ступающие вразвалочку. Эти люди словно сошли со страниц Стивенсона, и Концентрику очень хотелось походить на них. Он даже пошел вразвалку, старательно подражая качающейся походке моряков. И пахло в порту особо: вероятно, это и был пресловутый запах соли и дегтя. Прямо напротив доков, через дорогу стояла хорошенькая, ухоженная таверна. Свежепокрашенная вывеска сообщала название -- "Подзорная труба", а перед дверью, прямо под вывеской стоял, опираясь на костыли, одноногий долговязый моряк и курил трубку. Уставшему, мучимому жаждой Концентрику и так уже не терпелось куда-нибудь зайти, а тут, при виде такого удивительного совпадения он автоматически свернул с дороги в сторону таверны. -- Привет одинокому путнику! -- радостно приветствовал его одноногий. -- Привет одинокому путнику, истомленному солнцем и спешащему промочить горло в каюте старого Джона! Хоть ты и новичок, но курс держишь верно. Клянусь святым влагалищем, "Подзорная труба" отнюдь не худшая якорная стоянка в этой бухте. Одноногий дружески похлопал Концентрика по плечу, затем протолкнул его в таверну, и сам зашел следом. -- Эй, Бен, пива новичку! -- прямо с порога закричал Одноногий Джон -- Да разберись с ним по полной программе! Внутри таверна была тускло освещена электрическим светом и очень тесно заставлена видавшими виды, но добротными деревянными столиками. Вокруг столиков сидели почти сплошь одни моряки. Они балагурили, крепко ругались матом, гремели глинянными кружками, а курили так, что сквозь пелену дыма Концентрик с трудом мог разглядеть стойку бара у противоположной стены, на которую ему указывал Одноногий Джон. -- Пройди к Бену, парень, -- говорил при этом Джон. -- Бен тебя живо обслужит. Бен мастак по части обслуживать новичков, не знающих курса. Бен кого хочешь обслужит. И слегка подтолкнув Концентрика к стойке, Одноногий снова вышел на улицу. У стойки невысокий широкоплечий субъект с огромными волосатыми ручищами -- по-видимому это и был Бен -- протянул Концентрику большую тяжелую глинянную кружку с шапкой пены и спросил: -- Первый день на Галапагосе? -- Да, -- ответил Концентрик и, решив по неопытности, что расплачиваться следует сразу, вытащил из кармана сразу всю пачку денег. При этом он даже не заметил, как Бен слегка изменился в лице и сделал кому-то знак. К Концентрику подошли два бородатых моряка со свирепыми рожами и встали по обе стороны от него. У одного из них -- одноглазого, со страшной черной повязкой через все лицо -- был особенно жуткий вид. Бен оставался за стойкой. -- Новички обычно угощают завсегдатаев ромом, приятель, -- недобро ухмыльнувшись, сказал Бен. -- Такая уж на Галапагосе традиция. -- Пожалуйста! -- доброжелательно воскликнул ничего не подозревающий Концентрик. -- Налей этим морякам рому, Бен. -- С какой целью ты бросил здесь якорь, парень? -- грубо осведомился одноглазый. -- Я ищу молодую женщину по имени Аделаида, -- с готовностью ответил Концентрик. -- Она должна была прибыть на Галапагос часов десять или пятнадцать тому назад. -- За такой срок на Галапагосе женщина обычно уже успевает найти свое счастье! -- воскликнул Бен и громко расхохотался. -- А еще быстрее здесь устраиваются такие как ты, -- зловеще усмехнулся одноглазый. -- Я хочу лишь найти эту женщину, -- пролепетал Концентрик, уже почувствовавший недоброе, но еще толком не понимавший, что происходит. -- У него абсолютно не развиты мышцы, -- презрительно сказал одноглазый, пробуя на ощупь бицепс Концентрика. -- Хотя сложен хорошо, широк в плечах. -- Сколько бы за него не дали -- всё деньги, -- сказал Бен. -- Хотя сдается мне, что за него дадут гораздо меньше, чем сам он сейчас держит в правой руке. -- Такой дохляк на галерах подохнет в первый же день, -- вступил в разговор второй моряк. -- А ведь красивый мальчик! Может лучше продать его на острова? -- Ну что ты говоришь! -- ухмыльнулся одноглазый. -- На островах его кастрируют. Брось свои разбойничьи шуточки, Лог, да и возиться с ним неохота. Бен прав: сколько дадут -- всё деньги. -- Ну хрен с ним! -- согласился Лог и выхватил у опешившего Концентрика пачку денег, которую тот все еще держал в руке, собираясь расплатиться за ром. В то же мгновенье одноглазый, коротко размахнувшись, нанес Концентрику страшный удар в живот. Концентрик согнулся и сел на колени, задыхаясь от ужасной, совершенно незнакомой боли. Два бандита тут же подхватили его под руки, выволокли из таверны и потащили через дорогу в порт. -- Да, тяжело порой приходится новичкам на Галапагосе, -- глядя им вслед, промолвил Одноногий Джон.  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГАЛЕРНЫЙ РАБ *  1 В то время на водных путях между мысом Галапагос и островами Загадочного Архипелага ощущалась острая нехватка людей на галерах. Море там было переполнено многовесельными галерами и примитивными парусными шхунами эпохи позднего средневековья. Объяснялось это тем, что промышленное производство водного транспорта в XXII веке было прекращено за ненадобностью, и суда строились усилиями разрозненных, хотя и весьма многочисленных, искателей приключений. Лишенные преимуществ коллективного разума, располагавшие лишь весьма отсталыми биороботами, эти романтики новой эпохи пока не сумели достичь передовых рубежей в кораблестроении, а, возможно, не слишком к ним и стремились. Зато они во многих деталях воссоздали разбойничью атмосферу XVII столетия, наводнив океан пиратскими фелюгами и галерами торговцев живым товаром. Женщины, отправившиеся, подобно Аделаиде, на мыс Галапагос, неизбежно попадали либо в лапы пиратов, где они получали гораздо большую порцию плотских наслаждений, чем им требовалось, либо в трюмы торговцев, поставлявших их в многочисленные гаремы островов Загадочного Архипелага. Подобных торговцев в этих широтах насчитывалось множество; на галеру одного из них за унизительно малую цену и был продан Концентрик. Романтика его ждала еще та! Галера, на которую попал Концентрик, была судном о пятидесяти двух веслах, на каждом из которых сидело по шесть гребцов. Они размещались на скамьях, образовывавших своеобразную лестницу, которая соответствовала наклону весла и спускалась от прохода в середине судна к фальшборту. Каждая скамья имела около десяти футов в длину, и от соседней ее отделяли примерно три фута. На этом пространстве и проходила вся жизнь галерного раба. Концентрику отвели место где-то посередине. Здесь, совершенно голый (у него лишь остался -- каким-то чудом -- медальон на груди), прикованный цепью к скамье, он провел самый страшный отрезок своей жизни. Разум покинул его уже после первых нескольких часов этого непрекращающегося кошмара. Он сгорел до волдырей под горячими лучами тропического солнца; его непривычные к работе мускулы мучительно ныли при каждом новом движении; он больше не чувствовал ужасного смрада, исходившего от соседей; он уже не слышал стоны своих товарищей по несчастью, не различал их лица и спины; он перестал узнавать даже собственный крик, постепенно превратившийся в глухое прерывистое хрипенье. Он видел лишь синее небо с ослепительным палящим диском, время от времени сменявшееся непроницаемой чернотой с россыпью звезд, да слышал бешеный стук собственного сердца и непрерывный, почти ритмичный звон цепей. Да, стук собственного сердца и звон цепей! Это были единственные звуки, которые он теперь слышал, зато они преследовали его неотступно, даже в часы короткого, не приносившего отдохновения сна. Кстати, спал он прямо на скамье, опустив голову на весло. Галерный раб ни на секунду не покидал своей скамьи: здесь он работал, спал, ел, блевал, мочился и испражнялся. Обессилевших и потерявших сознание наказывали плетью прямо на их скамьях. Большинство гребцов умирало в первую же неделю. Покойников выбрасывали за борт, а из трюма выволакивали резервы, чтобы заполнить опустевшие места. Периодически помощники боцмана "проходились" по рядам гребцов мощной струей соленой воды из шланга, смывая таким образом нечистоты, которые сразу, по специально предусмотренному для этой цели желобу, стекали в море. Эти же помощники ударами кнута "призывали" обессилевших или "нерадивых" собрать последние силы во время особо тяжелых переходов. Они же, примерно раз в пять-шесть часов, объявляли перерыв и разносили по рядам гребцов пищу, состоявшую обычно из рисовой похлебки с салом и стакана теплой, зачастую протухшей воды. Обычно после двух или трех таких переходов гребцам предоставляли несколько часов для сна, но и тут их нередко будили раньше времени, если шкипер торопился попасть в какой-нибудь порт или на аукцион. Сколько времени провел Концентрик в состоянии безумия -- навсегда осталось для него тайной. Память сохранила лишь, как, словно в бреду, долго, бесконечно долго, по много часов подряд он ни на секунду не выпускал весла, как день сменялся ночью, как его били плетьми, и как потом палящее солнце пожирало его кровоточащую спину, а он все греб и греб, и гремел цепью при каждом движении, и слышал непрерывный, ужасающе громкий стук собственного сердца. Концентрик не помнил потом, как он вынырнул из состояния безумия -- внезапно или постепенно. Вероятно, его мускулы адаптировались к чудовищным нагрузкам, его организм достаточно закалился, и, быть может, ему требовался последний толчок, чтобы окончательно приспособиться к невыносимому существованию галерного раба. Возможно, таким толчком стали несколько дополнительных часов сна, в силу каких-то причин предоставленных однажды гребцам. Так или иначе, но одним жарким солнечным утром, Концентрик проснулся почти отдохнувшим, с равномерно бьющимся сердцем и полной способностью осознавать свое ужасное положение. На галерах бывают только два исхода: или раб умирает, не выдержав напряжения, или его мышцы и сухожилия приспосабливаются к изнурительным нагрузкам. Третьего не дано. Концентрик выжил. Теперь его тело обладало гигантской мощью, мускулы развились до невероятных размеров, и если бы его сейчас постригли, побрили и привели в божеский вид, то он вполне смог бы принять участие в состязаниях культуристов прошлого столетия. Итак, он выжил и в одно прекрасное утро вновь обрел способность обдумать свое положение. Он выжил, но едва ли мог поздравить себя с таким исходом. Слишком ужасным было существование, слишком безысходным оно казалось. Фактически, это было существование погребенного заживо, и если даже его мускулы освоились с нагрузкой, то скорее всего рано или поздно его забьют плетьми до смерти за какую-нибудь провинность. Он даже не представлял себе, как можно освободиться от этого ужасного рабства. Таковы были его первые впечатления. Он смотрел вперед и видел перед собой бесчисленные спины таких же несчастных, как он, рабов, -- проснувшихся, гремящих цепями и готовых покорно грести, едва раздастся команда боцмана. Все были чистые и не вонючие; видно по ним только что основательно прошлись из шлангов. Концентрик подумал о своей прежней жизни, с которой так легко порвал, отправившись навстречу неведомому: спокойное одинокое существование, научная работа... Что еще человеку нужно? Затем последовало письмо Аделаиды, прогулка к Медному Всаднику, "Остров Сокровищ" и, наконец, Галапагос. Как обманчив мираж морской романтики и приключений! Какие ужасные формы принимают порой человеческие взаимоотношения! Море красиво лишь с берега, а человеческое общение бывает теплым только в книгах. Можно ли, вообще, доверять написанному в книгах?! Ведь Аделаиде, ему и, судя по всему, многим другим людям опостылела современная жизнь, а если верить школьным учебникам, учителям, профессору Аргонавту и прочим светилам -- жизнь в XXII веке прекрасна и, уж во всяком случае, более совершенна, чем в прежние времена. Может это правда?! Ведь человеческое общество не случайно пришло к своему сегодняшнему состоянию. Оно веками видоизменялось прежде чем наконец достигло своей современной формы, то есть изжило физические контакты между людьми. Если кому-то это не нравится, значит нужно стремиться менять общественную систему, но двигаться при этом вперед, а не назад. Лезть в прошлое -- значит стремиться к взаимной ненависти, рабским цепям и преступлению, как норме человеческого бытия! Резкий удар боцманской плети больно обжег спину: Концентрик ушел в свои мысли и не услышал сигнала к началу работы. -- Fuck you! -- послышался совсем рядом резкий хриплый голос. Это старое английское ругательство окончательно вернуло Концентрика к действительности. Неужели кто-то осмелился вступиться за него!? Он повернул голову налево и увидел, как боцман награждает плетью его заступника -- рослого, могучего, дочерна загорелого раба со свирепым лицом и длинными, слипшимися от пота волосами и бородой. Этот человек переносил наказание со стойкостью, вызвавшей восхищение у Концентрика. Так началась дружба Концентрика с Деймосом. 2 Деймос родился в Австралии. Еще недавно он был инженером, специалистом по созданию биороботов, но начитавшись старинных приключенческих романов, прибыл на Галапагос, где был схвачен работорговцами и теперь занимал скамью слева от Концентрика. Подобно Концентрику, Деймос прошел на веслах через период безумия, из которого память сохранила лишь постоянную нестерпимую боль в исполосованной плетью спине и -- как и у Концентрика -- несмолкаемый стук собственного сердца. Затем безумие сменилось отчаянием от осознания безнадежности своего положения, поскольку Деймос не видел ни малейшего шанса на освобождение. Ему не было известно, сколько времени он провел в состоянии безумия, да и теперь он не вел счета дням. Теперь он проклинал тот день, когда увлеченный старинной романтикой, он принялся рассматривать карту земного шара в поисках места, не заставленного ("не загаженного", -- как он тогда выражался!) нуль-кабинами, и обнаружил этот злосчастный Галапагос. Он часто сравнивал себя с Эдмоном Дантесом из прочитанного когда-то романа Дюма и каждый раз с горечью убеждался, что у него положение гораздо тяжелее и безнадежнее, чем оно было даже у несчастного узника замка Иф. В отличие от Дантеса, Деймос был прикован цепью к скамье, и вся его жизнь проходила на площади гораздо меньшей, чем любая одиночная камера. Кроме того, галерный раб был принужден к непосильному физическому труду и нещадно избивался плетьми за малейшее неповиновение. Но самое главное заключалось в том, что гребец находился под постоянным надзором, и Деймос не усматривал ни малейшей возможности для побега. Как и Концентрик, Деймос, прибыв на Галапагос, сразу же очутился в лапах работорговцев, поэтому он совершенно не знал обстановки в здешних водах, не понимал даже -- с какой целью эта проклятая галера бороздит океан, а потому не мог и догадываться -- откуда следует ждать спасения. Он видел вокруг себя лишь страдания и смерть. Он заметил, что большинство гребцов погибает в первые же две-три недели, а потому удивился, когда его сосед справа выжил и в одно прекрасное утро вполне осмысленно осмотрелся по сторонам. Деймос подумал, что сама судьба посылает ему наконец товарища по несчастью и собеседника, как когда-то Дантесу она ниспослала аббата Фариа. Поэтому он и не сумел сдержать гневного восклицания, увидев, как едва ожившего Концентрика немедленно избивают плетью. Появление собеседника хоть ненамного скрасило страшную жизнь Деймоса. Что же до Концентрика, то возвращение ясного сознания лишь помогло ему ощутить весь ужас своего положения. Сила и выносливость его были теперь почти беспредельны, что однако облегчало ему существование лишь физически, но отнюдь не морально. Беседы с Деймосом также не приносили утешения: Деймос проклинал все на свете и грозился камня на камне на Земле не оставить, если ему каким-либо чудом удастся вырваться из этого плавучего ада. Он постоянно ругал себя за то, что посчитал привлекательной жизнь, описанную в старинных книгах. Теперь, вспоминая и анализируя те книги, он ясно видел, что, как правило, в них описывалась сплошная череда ужасных преступлений, но он, сидя в своем уютном кабинете, не замечал этого, и выделял в этих романах лишь их самые симпатичные стороны. Теперь он понимал, что мушкетеры и гусары, флибустьеры и дикари, колонизаторы и конкистадоры -- все герои прочитанных им книг были просто-напросто убийцами и насильниками. Деймос утверждал, что человеческое общество отнюдь не случайно, а следуя заложенному в нем инстинкту самосохранения, изжило физические контакты между своими отдельными представителями. Сходные настроения охватывали, впрочем, и самого Концентрика. Его сосед справа не выходил из состояния спасительного безумия. Он жалобно лопотал какую-то чушь и тяжело, прерывисто дышал. Через несколько дней, после очередного перехода он медленно склонил голову на весло и затих. К тому времени это была уже не первая смерть на глазах у Концентрика, но впервые умер его ближайший сосед по веслу. Подошел плотник с молотком и долотом и "освободил" отмучившегося от оков, а затем двое матросов выкинули труп за борт. На смену умершему помощники боцмана тут же привели из трюма испуганного, тщедушного, заведомо обреченного на смерть юношу. Со своих мест Концентрик и Деймос не имели возможности обозревать всю галеру, но насколько они могли судить -- здесь редко кто протягивал более двух недель. Безумие и смерть царили кругом. Но должно же все это было преследовать хоть какую-то цель! Концентрик и его новый друг тщетно силились проникнуть в смысл происходившего. Каждый из них смутно припоминал, что на изучавшейся им когда-то карте мыс Галапагос был окружен множеством островков, не охваченных нуль-связью. Теперь они догадывались, что галера путешествует между этими островками. Они видели, что время от времени галера заходит в какие-то причудливые порты с удивительными средневековыми поселениями или крепостями, пышными тропическими зарослями или пальмовыми набережными. Они видели также, как во время стоянок на галеру по трапу гонят толпы грязных, раздетых, закованных в кандалы рабов; и это было страшное зрелище, увы, хорошо понятное Деймосу и Концентрику. Но нередко по трапу поднимались женщины. Их также сопровождала охрана, но их не били, не погоняли, были они чистые, ухоженные, в большинстве своем -- хорошо одетые. Женщины также восходили на галеру толпой -- по двадцать, по тридцать, иногда по пятьдесят человек. Вот этого Концентрик с Деймосом уже не понимали. Но вот однажды, когда умер очередной сосед Концентрика справа, на его место посадили немолодого уже, сурового человека. Прежде чем взяться за весло своей загрубевшей, но не слишком сильной рукой, он громко воскликнул: -- Будь проклят Южный Блядовитый океан! Будь проклят день, в который я сюда прибыл! Будь проклята Островная Империя! Концентрик и Деймос переглянулись: этот человек вероятно впервые попал на галеры, но несомненно он не был новичком в здешних водах. Однако их надеждам узнать что-нибудь от своего нового соседа не суждено было сбыться. Этот немолодой и недостаточно выносливый человек не выдержал первого же перехода. Уже через несколько часов его стоны перешли в характерный в таких случаях хрип, он задыхался, и изо рта у него выступала кровавая пена. Он не дожил даже до своего первого перерыва, и помощники боцмана со страшными проклятиями выбросили его на корм акулам. А через несколько дней после этого происшествия Концентрика с Деймосом разлучили. Вероятно, надсмотрщики заметили, что они беседуют и, тем самым, расходуют драгоценную энергию (принадлежащую не им, а их владельцам!) во время, отведенное для отдыха. Поэтому Концентрика расковали и перевели на другое весло. Теперь ему отвели место у самого прохода, с которого он не мог даже видеть Деймоса. Концентрик тяжело переживал эту утрату. Оказалось, что раньше он и не понимал, какой неоценимой поддержкой являлся для него Деймос. Теперь он по-прежнему ежедневно, по многу часов подряд ни на секунду не выпускал из рук свой конец неимоверно тяжелого весла: налегал на него всей тяжестью, чтобы освободить весло из воды, выжимал его, чтобы опустить весло в воду, тянул его на себя, толкал от себя, гремел цепью и наращивал свои уже и без того гигантские мускулы, в то время как менее выносливые умирали от той же работы. А во время перерывов он молча взирал на царивший кругом кошмар. Он потерял ко всему интерес и перестал думать об окружающем. От одиночества он, по-видимому, смирился с безнадежностью своего существования. Концентрик часто вспоминал, как в школе им преподавали библию. Считалось, что эта книга является ценной частью культурного наследия прошлого, а многие ее мысли якобы актуальны и поныне. Теперь Концентрик вспоминал, что библия учила воздавать добром за зло, и эта мысль днем и ночью не давала ему покоя. Учитель всегда подчеркивал, что это очень приятно -- воздавать добром за причиненное тебе зло. Концентрик искал в этой мысли здравое зерно, но не находил. Так проходили недели, а вероятно и месяцы. Концентрик часто видел один и тот же сон. Снилось ему, что он снова в школе, и постаревший за прошедшие годы учитель вновь объясняет ему, что прежде все дети росли вместе со своими родителями; и это было хорошо, потому что мамы и папы охраняли детей, предостерегали их от ошибок, всячески их оберегали. Но в современном обществе, пояснял учитель, необходимость в этом отпала, так как детям теперь не грозят никакие неприятности. А потом откуда-то появлялись мужчина и женщина, и были они именно такими, какими Концентрик представлял себе в детстве своих родителей: женщина с ласковым, чуть усталым лицом и мужчина с добрыми и мудрыми глазами. Потом женщина начинала плакать, а после рыдала и причитала, и умоляла, чтобы Концентрика не забирали на галеры и не били. Женщина то удалялась, то приближалась опять, ее облик все расплывался, становился все более смутным, затем она исчезала совсем, а Концентрик уже слышал боцманский свисток и команду "По-одъе-ем!", и он окончательно просыпался на своей скамье и с трудом отрывал голову от весла, служившего ему по ночам чем-то вроде подушки. Потом этот сон отпустил его, потому что Концентрик уже не способен был видеть во сне что-либо доброе. Теперь ему снились темные беззвездные ночи, охота на человека, зигзаги молний, разрезающие черный небосвод, и теплый пьянящий запах крови. И он просыпался с искусанными губами и вкусом крови во рту. И еще один сон преследовал Концентрика постоянно. В нем он видел бесконечные ряды голых изможденных людей с серыми безжизненными лицами. Они одинаково чинно сидели на скамьях и смотрели куда-то вдаль. И не было конца этим рядам и счета этим людям. И был этот сон самым страшным, хоть он и не нес в себе никакого содержания. Однако все на свете имеет конец: приближалось событие, которое вернуло Концентрику свободу. 3 Однажды ночью гребцов разбудили явно раньше положенного времени. Еще не было заметно никаких признаков приближения рассвета, и Концентрик был уверен, что он заснул не более двух часов тому назад. Необычным было и то, что рабов разбудили и сразу заставили грести, даже без завтрака. Боцман и его помощники бегали между рядами гребцов быстрее обычного; они были явно чем-то озабочены и не скупились на побои. Боцман нервно командовал и все время пытался заставить рабов грести быстрее. Галера и так шла явно быстрее обычного, но он не был удовлетворен и непрестанно погонял кнутом выбивавшихся из сил гребцов. Через час такой гонки даже могучий Концентрик почувствовал усталость, большинство же остальных рабов совершенно измучились, а многие отдали богу душу. Постоянно производившиеся среди гребцов замены мало помогали: галера явно начала терять скорость. На рассвете среди гребцов поднялся необычный ропот, и до ушей Концентрика донеслось одно и то же слово, произнесенное на нескольких языках: "Погоня!" Слух этот явно шел с задних рядов. Он охватил всех находившихся в ясном уме гребцов, а возможно привел в чувство и многих, обезумевших или отупевших от нечеловеческих страданий. Всех охватила надежда. Концентрика тоже, хотя он и не представлял себе, кто может за ними гнаться. Вместе с надеждой на галере рос дух сопротивления. Теперь гребцы умышленно снижали скорость, и никакие побои уже не могли заставить их грести быстрее. Концентрик не мог видеть того, что происходит сзади, но его охватило лихорадочное возбуждение. Ему представлялось, что их проклятую галеру преследует огромный "корабль надежды" под алыми парусами. Он не смог бы объяснить, почему паруса эти представляются ему алыми. Просто алый цвет каким-то образом ассоциировался в его сознании со свободой. Он вдруг заплакал от переполнявших его чувств. Видимо поняв, что уйти от погони все равно не удастся, шкипер отдал команду развернуть галеру и принять бой. Концентрик этого конечно не слышал и плохо понимал присходящее. Вскоре раздались пушечные выстрелы, а затем Концентрик вдруг увидел, как рядом с их галерой вырос другой корабль. Столкновение судов было ужасно: от сокрушительного удара все весла разом отскочили назад, и на скамьях гребцов раздались адские крики и жалобные стоны. Охваченные надеждой, прямо в канун своего освобождения, несчастные рабы в большинстве своем погибли ужасной смертью. Концентрик спасся чудом, да и то во многом благодаря тому, что занимал место у самого прохода. В момент столкновения он инстинктивно нырнул под скамью, и неимоверно тяжелое весло прошло у него над головой. Теперь он с ужасом взирал на своих несчастных товарищей -- придавленных веслами, убитых на месте или смертельно раненых, с размозженными черепами и раздробленными конечностями. Тем временем шум стоял невообразимый, слышалась беспорядочная пистолетная пальба, над фальшбортом поднялась стена дыма как во время пожара, и из этой стены извергался поток каких-то свирепых бородатых людей, вооруженных кинжалами и пистолетами. Концентрик посмотрел на свою цепь, и безумная ярость охватила все его существо. Своими могучими руками он медленно разжал стальное звено, крепившее цепь к обручу на щиколотке, а затем неимоверным усилием выдернул свою цепь из деревянного настила. Позорный символ рабства в мощных руках Концентрика превратился теперь в грозное оружие. По счастливой случайности Концентрик увидел рядом с собой ненавистного боцмана и с диким криком проломил ему череп тяжелой цепью. Боцман рухнул как подкошенный, и Концентрик с дикой радостью увидел, как багровая кровь вперемешку с мозгами смачно брызнула на палубу. Концентрик ощутил неизъяснимое блаженство. Вся злость, накопленная им за долгие месяцы рабства, прорвалась теперь наружу и сам собой решился главный вопрос: он никогда не будет воздавать добром за зло, потому что никогда еще в своей жизни он не испытывал большего наслаждения, чем то, которое он ощутил мгновенье назад, когда зверски убил своего мучителя. Он жаждал крови. Размахивая цепью над головой, он устремился в самую гущу схватки. Раздавая удары направо и налево, он испытывал наслаждение от хруста костей и грохота падающих на палубу тел. Разумеется, он дрался на стороне атаковавших галеру разбойников, причем дрался так неистово, что все пираты обратили внимание на своего нежданного могучего союзника и даже в пылу боя мысленно воздали ему должное. Концентрик убивал и убивал, и когда остатки экипажа галеры наконец сдались, он порывался собственноручно расправиться с пленными, которых и так ждала незавидная участь: их всех сковали единой тяжелой цепью и выбросили за борт. Концентрик перегнулся через борт и, сжав кулаки, смотрел на барахтавшихся в воде врагов. Ему казалось, что с ними обошлись слишком милостиво. -- Успокойся, парень, -- похлопал его по плечу невысокий рыжеволосый человек со славным добродушным лицом. -- Их ждет нелегкая смерть. -- А вдруг спасутся! -- машинально воскликнул Концентрик. -- Не спасутся, -- спокойно ответил рыжеволосый. -- До ближайшего берега далеко, а ломы в связке тонут. И словно в подтверждение этих слов, шагах в тридцати от скованных матросов над водой показался плавник акулы, которая неслась прямо на них. Послышались душераздирающие вопли, и Концентрик с удовольствием увидел, как сапфировая вода быстро мутнеет и окрашивается в красный цвет. Затем, охваченный новой мыслью, он забегал по галере. Он увидел, как некоторые пираты, вооруженные молотками и долотами, пробираются между скамьями и освобождают оставшихся в живых рабов. -- Много ли живых среди этих несчастных? -- спросил Концентрик у одного из пиратов. -- По правде говоря, очень немного, дружище, -- отвечал тот. -- Так всегда бывает: большинство гребцов погибает при столкновении двух судов. Все же несколько человек мы нашли, да еще десятка три сидели закованные в трюме. А вот девок в трюме не оказалось. Оно и понятно: эти мерзавцы шли в сторону Галапагоса... Концентрик больше не слушал. Он побежал дальше. Он обыскал всю галеру, но ни среди живых, ни среди мертвых Деймоса не нашел. Вероятно Деймос погиб, и его выбросили в воду еще до того, как Концентрик начал его разыскивать. Концентрик не прекращал поиски. Уже все трупы побросали за борт, уже искать было негде, а Концентрик все не мог успокоиться. Его измученное, ожесточившееся сердце все не могло смириться с мыслью, что Деймос погиб в час своего освобождения. Затем все тот же рыжеволосый человек, оказавшийся пиратским капитаном с доброй шотландской фамилией Маккормик, предложил Концентрику и еще нескольким бывшим рабам подписать контракт и стать членами пиратской команды. Концентрик машинально поставил свою подпись под документом, аналогичным составленному еще четыреста с лишним лет назад знаменитым пиратом Робертсом. Возможно, в иное время такая честь стала бы для Концентрика предметом гордости, но сейчас он еще не остыл от битвы, он был опьянен неожиданно обретенной свободой, и наконец -- он был слишком удручен очевидной гибелью Деймоса. Остальных оставшихся в живых рабов накормили, кое-как приодели, снабдили захваченным на галере огнестрельным и холодным оружием и посадили в шлюпки с большим запасом провизии и подробными инструкциями, как добраться до ближайшего населенного острова. Концентрик грустно смотрел, как эти люди отправлялись навстречу неведомому. Что ждет их там? И что ждет население этого острова, когда к его берегам приплывут шлюпки с этими обозленными и вооруженными людьми? Тем временем галеру, на которой так долго мучился Концентрик, окончательно разграбили; все добро с нее перетащили на пиратский корабль, а саму галеру подожгли. Пираты взяли курс на восток. С палубы своего нового плавучего дома Концентрик торжественно смотрел, как догорает все удаляющийся символ его рабства. Затем он снова вспомнил Деймоса. Быть может, подумал он, Деймос умер уже давно, ведь, наверное, прошло много времени с тех пор, как их разлучили. -- Какое сегодня число? -- спросил Концентрик у одного из своих новых товарищей, выкатывавшего в этот момент на палубу бочонок рому, чтобы отметить победу. -- А хрен его знает! -- отвечал беспечный пират. -- Спроси у капитана; он всегда знает такие вещи. -- Сегодня одиннадцатое августа, -- сказал капитан Маккормик, благожелательно посматривая на Концентрика. -- Которого года? -- Две тысячи сто восемьдесят третьего года, -- не слишком удивившись этому странному вопросу, ответил капитан. Ровно четырнадцать месяцев провел Концентрик, прикованный цепью к рабской скамье.  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПИРАТ *  1 Итак, в конце XXII века, когда большая и, вероятно, лучшая часть человечества попряталась по норам и занялась научной работой, нашлось несколько сот тысяч наиболее горячих голов, которых романтика дальних странствий, жажда телесных наслаждений, запах рома и копченого мяса влекли куда сильнее, чем вегетарианство и онанизм инженерной эпохи. Эти отчаянные мужчины и женщины, взбудораженные собственной атавистической памятью и начитавшиеся авантюрных романов прошлого, прибывали на Галапагос -- в одиночку или с приятелями, а порой и с собственным судном, нередко управляемым небольшим количеством весьма примитивных биороботов. Их дальнейшая судьба зависела от личных качеств и, в еще большей степени, от удачи: женщины почти неизменно попадали в гаремы Островной Империи (так называлось государство, расположенное на островах Загадочного Архипелага), многие мужчины погибали в первые же дни, очутившись, подобно Концентрику, в плавучем аду галерного рабства, иные оседали на Галапагосе или на островах Загадочного Архипелага, а некоторые -- едва ли не самые удачливые -- подписывали пресловутые контракты и становились подлинными "джентльменами удачи" этого моря, которое местные остряки прозвали Южным Блядовитым океаном. С разношерстной командой, набранной из представителей всех рас и национальностей, эти пираты XXII века бороздили море, наводя ужас на "честных" рабо- и баботорговцев, укрываясь время от времени в какой-нибудь уединенной бухте для кренгования или бросая якорь в каком-либо островном порту, чтобы сбыть награбленное, покутить и потерроризировать "аборигенов", нагнав на них ужас своей жестокостью. Впрочем, полосы чудовищных зверств столь часто чередовались у них с вспышками благородства и великодушия, да и сам моральный кодекс обитателей Южного Блядовитого океана был настолько покладист, что едва ли можно считать этих пиратов такими уж отъявленными негодяями, во всяком случае -- в сравнении с большинством их жертв. Как и в старые добрые времена, пираты XXII века были не просто грабителями. В большинстве своем, они представляли собой плавучую республику, в которой господствовали собственные законы, порядки и обычаи. При этом, с женщинами они поступали, смотря по обстоятельствам; захваченный пиратами торгаш был обречен, но раб вполне мог рассчитывать на их великодушие. Более того, капитаны пиратских судов чаще всего и пополняли свою команду за счет освобожденных ими рабов. Одним из таких пиратов и был капитан Маккормик, хозяин быстроходного двадцатипушечного капера -- веселый и добродушный человек, ладный и широкоплечий, со славным, чуть тронутым веснушками лицом и заметно поредевшими рыжими волосами. Роста он был невысокого, но силищей, по-видимому, обладал неимоверной. "Не с галер ли?" -- подумал как-то Концентрик, разглядывая толстые могучие руки капитана. Но Маккормик не любил рассказывать о себе. О своем прошлом он сообщал лишь, что зачат он был непорочно и до прибытия на Загадочный Архипелаг вынужден был поститься, дабы искупить многочисленные грехи своих далеких предков. Днем он редко удалялся в свою каюту, предпочитая проводить время на палубе, где он обыкновенно расхаживал взад-вперед, заложив руки в карманы коротких хлопчатобумажных штанов, отпуская шуточки, богохульствуя, да время от времени разглядывая горизонт в старинный морской бинокль. Концентрик ему сразу приглянулся, поскольку капитан справедливо полагал, что лишь дьявольски стоящий парень мог продержаться на галерах четырнадцать месяцев. Кроме того, Маккормику, несмотря на весь его богатый опыт в такого рода делах, еще не доводилось видеть человека, который дрался бы с таким остервенением, как Концентрик в час своего освобождения. Капитан был так восхищен, что даже подумывал, не подключить ли Концентрика к дележу захваченной на той галере добычи, хотя это и было против правил, поскольку обретенная рабом свобода уже сама по себе являлась достаточным в таких случаях вознаграждением. К слову сказать, вся добыча тогда состояла из денег, да бочонка рому, так как галера была захвачена в момент возвращения с островов Загадочного Архипелага, и, следовательно, трюм оказался уже пуст. Если бы галера направлялась в сторону островов, то было бы меньше денег, но зато в трюме наверняка оказались бы женщины, которых можно было бы использовать по назначению, а затем продать на тех же островах. Правда, за женщин, побывавших в руках у пиратов, как правило, давали уже значительно меньшую цену. Все эти тонкости Концентрику еще предстояло освоить, а пока ему в свою очередь нравился капитан Маккормик, и вообще он был признателен своим спасителям. В первый же день корабельный врач сбрил ему все волосы и дал специальное мыло, при помощи которого Концентрик сразу избавился от целого полчища отвратительных насекомых, мучивших его в течение долгих месяцев. Его накормили и приодели. Пиратский капер, естественно, казался ему раем после страшной галерной жизни. В первые две недели он знакомился со своими новыми товарищами и присматривался к корабельной обстановке. Познав ад, он в значительной степени утратил способность радоваться и весело смеяться, но зато стал неприхотлив и научился удовлетворяться простыми вещами -- свободой, хорошей едой и относительно спокойным существованием. Он вкусил, наконец, мяса -- в трюме было вдоволь копченых тушек диких гусей -- и отведал настоящего островного рому, который оказался гораздо ядреней того, который он пил когда-то в Петербурге. Он испытывал неизъяснимое блаженство, когда теплыми тропическими ночами сидел на палубе под черным, усыпанным звездами небом и слушал разговоры своих новых товарищей, из которых узнавал немало нового и полезного. Но невзирая на хорошие стороны своей новой жизни, Концентрик теперь всегда оставался мрачен. Рабство оставило на нем неизгладимый след. Он часто вспоминал Деймоса, которого считал погибшим, и небезосновательно. Не забывал он и об Аделаиде, хотя понимал, что найти ее будет нелегко, и что прежде всего ему следует понять непростую и полную опасностей обстановку, сложившуюся в этой части земного шара. Вот что он узнал из собственных наблюдений и из разговоров с пиратами в первые две недели своей службы на капере "Веселый Мак". Достаточно бегло взглянуть на карту соответствующей части Тихого океана, чтобы уяснить себе, что острова Загадочного Архипелага и мыс Галапагос в совокупности образуют границы довольно большого моря, которое и получило у местных остряков название Южного Блядовитого океана. Нетрудно понять, что мыс Галапагос являлся своеобразным окном в мир свободы и романтики, через которое на эти, еще недавно совершенно необитаемые, острова проникли многочисленные представители всех земных рас. На островах Загадочного Архипелага располагалась так называемая Островная Империя, управляемая неким Великим Островитянином. Формально этот правитель предъявлял права на все острова архипелага, однако фактически он контролировал лишь самый крупный остров и несколько к нему прилегающих. Что же до остальных островов: некоторые из них оставались необитаемыми, и их использовали пираты для охоты и кренгования своих судов, на других существовали мелкие порты и малозависимые от Островной Империи поселения. На крупнейшем острове, который обычно и называли Островной Империей, а иногда -- Белым Городом, среди прочего располагалась пышная резиденция Великого Островитянина и его огромный гарем. По слухам, Великий Островитянин был очень способным и энергичным человеком европейского происхождения. Концентрик плохо понимал, в чем заключалась сила этого правителя, но власть его была, по всей видимости, весьма значительна. Он располагал небольшой сухопутной армией и довольно крепким флотом. На своих островах он держал несколько предриятий, на которых, используя рабский труд, строил суда, превосходившие своей мощью пиратские каперы, что и позволяло ему в какой-то мере (правда, в очень незначительной!) контролировать ситуацию на море. Во всяком случае, пираты страшились встреч с его флотилиями, и небезосновательно: захваченных в плен морских разбойников ожидало рабство на островных предприятиях или позорная роль евнухов в гаремах островной аристократии. Таким образом, по вполне понятным причинам, в первые четырнадцать дней своей пиратской карьеры Концентрик узнал гораздо больше, чем за четырнадцать предыдущих месяцев. То были мирные четырнадцать дней, а на пятнадцатый незадолго до полудня вахтенный узрел на горизонте смутные очертания незнакомого судна, и капитан Маккормик, не колеблясь, отдал приказ разворачивать "Веселого Мака" в его направлении. Жажда убийства, неистребимая ненависть бывшего раба к торговцу живым товаром немедленно проснулась в Концентрике при известии, что они преследуют торговую галеру. Стоя на палубе и всматриваясь вдаль, он с наслаждением вспоминал, как крушил черепа команде своей галеры, и ему вновь хотелось слышать хруст костей врагов своих и видеть кровь и мозги на палубе вражеского корабля. Его не волновало сейчас то, что эти торговцы везут женщин на аукционы Островной Империи, что среди этих женщин вполне могла быть и Аделаида, он думал лишь о несчастных гребцах на вражеской галере и вспоминал ни на секунду не утихающий, бешеный стук своего сердца да круглосуточный, страшный звон рабских цепей. Преследуемая галера шла в сторону Островной Империи, и можно было ожидать, что трюм окажется полон женщин. В предчувствии дикой забавы, пираты отпускали по этому поводу непристойные шуточки. Лишь Концентрик молчал и неотрывно смотрел вдаль. Видимо почувствовав его нетерпение, стоявший рядом капитан Маккормик шутливо бросил: -- Что, парень, кулаки зачесались или конец попарить не терпится? Концентрик промолчал. Расстояние между кораблями быстро сокращалось, и наконец, видимо поняв, что от погони все равно не уйти, неприятельский шкипер развернул свое судно и дал бортовой залп из всех своих кулеврин. Однако прицел был взят неудачно, ядра упали в море, а еще через несколько минут быстрый и маневренный "Веселый Мак" уже становился борт о борт с "торговцем", и абордажные крючья заскрежетали о фальшборт противника. Мгновенье спустя, пираты устремились через борт на палубу вражеского корабля. Вооруженный боевым топором и кинжалом Концентрик был одним из первых. Он был одержим прямо-таки звериной ненавистью к противнику. Его ярость возросла еще больше, когда, очутившись на палубе галеры, он увидел, что почти все рабы-гребцы уже погибли или получили смертельные ранения. Так бывает почти всегда: огромные тяжеленные весла при сокрушительном ударе от столкновения двух судов калечат беспомощных, прикованных к своим скамьям рабов. Концентрик уже знал это по своему страшному опыту, но сейчас его занимало другое. Он вновь с наслаждением убивал врагов своих и упивался видом их крови. Он не знал, сколько человек он должен убить, чтобы почувствовать себя отомщенным, чтобы утолить наконец злобу, накопленную за долгие месяцы ужасного рабства. Он не думал об этом, он просто испытывал удовлетворение от убийств: от того как кинжал мягко вонзается в тело, которое, может быть, является телом шкипера-работорговца; от того как топор разбивает череп врага, разбрызгивая при этом мозги, которые, возможно, принадлежали боцману-надсмотрщику. Сражение оказалось недолгим, и больше всех отличился Концентрик. Во всяком случае он убил больше всех людей. Он был опьянен и плохо отдавал себе отчет в том, что происходило вокруг. Когда он наконец вышел из этого состояния, то обнаружил, что бой уже закончился, одни пираты окружили недобитых врагов и выбрасывают их за борт, предварительно награждая каждого ударом кинжала, другие пробираются между скамьями и освобождают немногих оставшихся в живых рабов, а третьи с диким улюлюканьем выводят из трюма перепуганных, лишь начинающих разбираться в окружающем, девушек. Концентрик внимательно осмотрел всех пленниц, не пропустив ни одной. Наличных денег на галере почти не оказалось, что было и не удивительно, учитывая, что шла она в сторону аукциона, наполненная живым товаром. Теперь пиратам предстояло продать захваченных женщин и ценности, а затем честно, согласно контракту, поделить между собой вырученные деньги. Еще через два часа захваченная галера была полностью разграблена и отправлена ко дну, предметы антиквариата и сундуки с ценностями, подлежащие продаже или честному пиратскому дележу, были перетащены в капитанскую каюту, а на палубе "Веселого Мака" царили разврат и пьянство. Концентрика это почти не занимало. Он лишь приобрел в качестве трофеев несколько пачек сигарет, коих прежде не имел, а потому курил, лишь когда угощали товарищи. Разложив по карманам сигареты, он отошел в сторонку, закурил и почти равнодушно взирал на царящее на палубе веселье. Неотступно следивший за ним капитан искренне удивился этому обстоятельству и спросил: -- А тебя, что, бабы не интересуют? Концентрик неопределенно пожал плечами. -- Какого ж хрена ты пожаловал в здешние воды? -- не унимался Маккормик. -- Драться? Клянусь влагалищем Святой Девы Марии, я еще никогда не видел столь неистового бойца как ты! -- Быть может, ты еще не встречал человека, столь долго пробывшего на галерах, -- горько усмехнулся Концентрик. -- И то правда, парень, -- согласился капитан. -- На галерах обычно мрут как мухи. Если тебя не волнуют бабы, так пойдем ко мне в каюту, пропустим по стаканчику. Или бабы все-таки волнуют? -- Волнуют, -- ответил Концентрик, -- но не эти. Капитан аж присвистнул от удивления. -- А эти чем плохи? -- Ничем. Просто я ищу в этом море женщину, которую люблю. Капитан опять присвистнул. -- Клянусь святым влагалищем, ты странный парень! Ну, пойдем ко мне, потолкуем. Быть может, смогу тебе помочь; я ведь давно в здешних водах! И они вдвоем прошли в каюту капитана Маккормика. 2 Каюта капитана Маккормика с первого взгляда поражала удивительной смесью роскоши и грязи. Все здесь говорило о том, что хозяин этой каюты был человеком веселого нрава и не слишком строгих моральных устоев. Парчевый диван и черный с золотыми инкрустациями стол эпохи Людовика XV (мастерски выполненная подделка с Островной Империи) были кощунственно испещрены следами от стаканов и ожогами от сигаретных окурков. Пол был устлан дорогим мягким ковром, но и тот был испещрен винными пятнами и прожжен табачным пеплом. По обе стороны дивана, на старинных ночных столиках из красного дерева, стояли великолепные бронзовые лампы; однако и лампы, и столики были обезображены бесчисленными оспинами от пистолетных выстрелов. Вся эта старая добрая стильность разбивалась о стоящий на углу стола персональный компьютер образца середины XXI века, непрерывно вещавший новости со всех континентов, а в данную минуту транслировавший футбольный матч европейской лиги для биороботов класса football-A. Капитан наполнил ромом стаканы, небрежно швырнул на стол пачку сигарет и, указав Концентрику на кресло, уселся по другую сторону стола на диване. -- Закуривай, не стесняйся, -- с грубоватой простотой предложил Маккормик и, звонко ударив своим стаканом о стакан Концентрика, немедленно выпил. Еще не до конца остывший после битвы Концентрик также жадно выпил рому, вытер губы тыльной стороной ладони, затем бросил на стол свою пачку сигарет и сказал: -- Спасибо, капитан, я уже разжился своими. -- Это хорошо, -- сказал Маккормик. -- Табак нынче дорог. На островах до сих пор не научились производить сигареты, и единственным источником остается Галапагос, куда курево контрабандно доставляется с Континента. Капитан щелкнул старой исцарапанной зажигалкой, прикурил и дал прикурить гостю. Концентрик еще не успел особо пристраститься к табаку, но сейчас -- после боя и целого стакана рому -- курил с удовольствием. Капитан вновь наполнил стаканы и спросил: -- Не пора ли тебе, подобно всем нам, сменить имя? Уж больно оно у тебя континентальное. -- Женщина, которую я разыскиваю, должна помнить меня под этим именем. -- А под каким именем ты ее помнишь? -- осведомился капитан. -- Ее звали Аделаида. -- Чтоб мне захлебнуться в сперме Святого Духа, если я не слышал раньше этого имени! -- воскликнул Маккормик. -- У тебя случайно нет ее фотографии? Концентрик молча снял с шеи цепочку с медальоном и протянул ее капитану. Тот раскрыл медальон и немедленно закричал: -- Разумеется я помню эту сиськастую красотку! Должен признать, что у тебя губа не дура! -- Где она? -- задыхаясь от волнения, спросил Концентрик. -- Понятия не имею! -- беспечно ответил капитан. -- Десять месяцев назад она была любовницей Плешивого Эфиопа, а где она сейчас, одному богу известно. Хотя, Плешь, помнится, был от нее без ума, так что возможно она до сих пор с ним. -- А кто такой этот Плешивый Эфиоп? -- спросил Концентрик, внезапно