та. Не удивлюсь, если это задержит ваше производство в капитаны. "Дай-уи"! - обратился он к капитану "красных беретов". - Я приношу вам глубокие извинения! Джип и сам уже раскаивался в своей опрометчивости, растерянно потирая правый кулак. - Сколько же у вас ушей? - дружески спросил Лот капитана "красных беретов". - Двадцать четыре, - ответил тот, с трудом ворочая челюстью и меча молнии в сторону Джина, который формально был всего-навсего советником. - Значит, - полез за бумажником Лот, - я вам должен выплатить триста шестьдесят долларов, то есть три тысячи шестьсот пиастров. Таких денег я с собой не ношу, извольте получить чек на сайгонский банк. - Тэнк ю вери, вери мач! - поблагодарил "дай-уи", принимая чек и передавая Лоту гирлянду с человеческими ушами. Лот спокойно взял гирлянду и кинул ее одному из "викингов". - Возьмем с собой, - бросил он - Покажем начальству в Баткэте, а то они перестали верить нашим рапортам о потерях противника. Кстати, любопытная штука: вы, ребята, все помните, что и у нас в России было то же соотношение оккупационных марок и рейхсмарок - десять к одной. Он отошел к Джину, незаметно подмигнул ему и сказал вполголоса: - Держи себя в руках, парень! Но следом за Лотом двинулась целая свора "красных беретов" и солдат АРВН. Все они хотели получить пиастры за уши, отрезанные у своих братьев - убитых партизан Вьетконга. - Кранц! Заприходуй уши Ви-Си и выпиши им чеки. Только смотри, чтобы они не обжулили тебя. Я предупредил их, что оплачиваться будет только правое ухо! - Но, сэр... - начал было Кранц, показывая глазами на гирлянду "дай-уи", в которой было явно столько же левых ушей, сколько и правых. - Дипломатия, мой дорогой Кранц! - невозмутимо обронил Лот. - Высокая дипломатия. Ясно? - Яволь, сэр! - неуверенно ответил бывший СС-обершарфюрер. - Да, сэр! - Лот! - с дрожью в голосе тихо проговорил Джин. - Неужели это ты... сказал им про уши? - Спокойно, малыш! - ответил Лот - Приказ "фирмы" для всех. Ты же проходил Фуллера в Брагге - он учит, что потомок рыцаря - воин-джентльмен вытеснен теперь грубым, необразованным хамом, войны теперь ведутся не по-рыцарски, не по-джентльменски, а по-мужицки. Полтораста пиастров за убитого вьетконговца не так уж накладно для дяди Сэма, который вообще-то на этой войне платит сто пятьдесят тысяч долларов за убийство одного вьетнамца. В конце концов, людская жадность - главный двигатель всех войн. Еще во время войны с индейцами американское правительство платило, словно за шкуру убитого волка, за каждый скальп индейца. За эти гроши мои "красные береты" дрались как тигры. А в результате мы отстояли этот аванпост последнего бастиона свободного мира против коммунистической экспансии в Юго-Восточной Азии! Зайдем-ка в твою комнату, мне надо поговорить с тобой с глазу на глаз. Это будет очень важный мужской разговор. Мистер Збарский зорко вглядывался в поток автомашин на Пенсильвания-авеню, стоя у намертво закрытого из-за воздушного кондиционера окна своего уютного кабинета. Мистер Збарский вот уже больше месяца парил на седьмом небе - по распоряжению "чифа" его перевели из Нью-Йорка в столичный штаб ФБР со значительным повышением в жалованье и соответственным повышением в должности. Мистер Збарский стал начальником секретного департамента досье. Шутка сказать! Збарский подчинялся теперь только директору ФБР, а директор, как известно, подчинялся одному лишь господу богу! Среди почти шестнадцати тысяч штатных работников ФБР Збарский занял место на верхушке иерархической пирамиды, а ведь начинал он свою карьеру в качестве скромного информатора, одного из десятков тысяч осведомителей. Первое время он был "прикомандирован" к штурмовому отряду графа Вонсяцкого, служил ему верой и правдой, верой и правдой доносил на него в ФБР. Потом учился в "академии" ФБР в Форт-Куантико, близ Вашингтона... Теперь же он, Збарский, заведовал специальным хранилищем, содержавшим почти двести миллионов отпечатков пальцев! Хейл Гувер! Слава Гуверу! Да здравствует Гувер! Один вашингтонский телекомментатор попал в самую точку, сказав: "Президент объявил, что он собирается заменить Гувера. Однако Гувер пока не сообщил, намерен ли он заменить президента". Мистер Збарский поежился, нервно поправил однотонный темный галстук. "Чиф" не терпел полосатых, кричащих галстуков, признавал только старомодный консервативный костюм, безукоризненно белую рубашку и темные носки. И еще он не выносил бегающих глаз, повышенного, нервного голоса при докладе. Едет!.. Из крайнего ряда автомашин к зданию министерства юстиции скользнул черный бронированный "кадиллак" с голубоватыми пуленепробиваемыми стеклами. По правде говоря, в машину директора не стрелял еще ни один гангстер. Злые языки объясняют это тем, что под благожелательным взором дядюшки Эдгара гангстерские синдикаты купались в золоте. Благодарные гангстеры платили директору своей монетой: обделывали свои делишки без лишнего шума. Мистер Збарский мельком глянул на циферблат настенных часов. Директор, как всегда, был пунктуален. Не помешал ему и "траффик" по дороге от его особняка у парка Рок-Крик до здания министерства. Сейчас директор поднимется на лифте к себе в кабинет, кивнув низко кланявшемуся ему секретарю и слуге Сэму. Сэм и его хозяин пережили на своих постах пятерых президентов. А Джонсон станет шестым. Сорок лет правит "чиф" шпионской империей... И вот мистер Збарский не без внутреннего трепета предстал перед великим человеком, перед тем, кто был глазами и ушами антикоммунизма. Чтобы казаться выше, Гувер иногда становился на подставку, лежавшую у него под столом у кресла. "Гроза коммунистов", "страж законности", "верховный блюститель порядка" был на диво мал ростом и кругл, как бильярдный шар. Збарский докладывал свои соображения относительно модернизации хранилища досье. Гувер уселся поудобнее в кресле и будто задремал, опустив тяжелые морщинистые веки - веки семидесятилетнего старика, с 1924 года подобно Атласу подпиравшему устои американского образа жизни. - В 1957 году, например, - скучно гудел в кабинете голос Збарского, - по вашему, сэр, приказу были арестованы семьдесят пять вожаков одного из синдикатов Мафии. Архивная проверка, проводившаяся дедовскими методами, без помощи электроники, заняла целых два года. Оказалось, что на одного из гангстеров было в разное время и в разных местах заведено более двухсот дел! В 1962 году вы поручили мистеру Роберту Галлати обобщить с помощью электроники данные архивов 3636 основных полицейских органов страны В настоящее время опознание внутри штата Нью-Йорк, например, занимает семь дней при наличии десяти отчетливых отпечатков пальцев арестованного. С внедрением новейшей техники, ЭВМ последних моделей для обработки дактилоскопических карт, мы повсюду сократили этот срок до двух часов при наличии одного-двух отпечатков. Такой же переворот будет произведен нами и в обнаружении украденных автомашин с помощью центрального компьютера, десяти соединенных с ним по телефонной сети анализаторов и 400 телевизионными камерами на дорогах... Мы рекомендуем ФБР приобрести новейшее и надежнейшее электронное оборудование фирмы "Поджер Электроникс".. Гувер поднял свои черепашьи веки - Поджер? - резко переспросил он. - Скажите Збарский, вы знакомы с мистером Лотом из ЦРУ? У мистера Збарского забегали глаза. Он с трудом взял себя в руки. - Да, нам приходилось встречаться... - Вам известно, что фирма Поджер фактически принадлежит мистеру Лоту, который занимается легальным и нелегальным бизнесом? Збарскому стоило огромного усилия воли, чтобы не соврать, не ответить отрицательно на проницательный вопрос "чифа". - Да, сэр! Збарский понимал, что карьера его висит на волоске тоньше стариковского волоса "чифа". - Мистер Лот, разумеется, умаслил вас обещанием комиссионных. Какую сумму он называл? С болью и преданностью Збарский умоляюще глядел на директора. - Он говорил неопределенно, сэр, о шестизначной цифре... Обезоруживающая откровенность, с которой этот Збарский рыл себе могилу, заставила "чифа" сменить гнев на милость. - Рано начинаете хапать взятки, - мягче проговорил он. - И не по чину, мистер, не по чину. Вам приходилось слышать о Саймоне Камероне? - Нет, сэр... - Жаль. Я давно, лет этак семьдесят тому назад, заметил, что историей нашей страны по-настоящему интересуются только стопроцентные американцы, то есть американцы белой расы, англосаксонского происхождения и протестанты. А ведь вас, мистер Збарский, не назовешь стопроцентным американцем. Не забывайте свое место! Саймон Камерон был стопроцентным американцем, но и его, военного министра, прогнал взашей президент Линкольн за взятки от военных подрядчиков. Однако я ценю вашу преданность, мистер Збарский. Да и не вы один грешны, не у одного вас рыльце в пушку. Вот в этом докладе, - "чиф" погладил пухлую папку из зеленой синтетической кожи, - говорится, что сегодня около двух тысяч отставных генералов и старших офицеров служат как раз у тех подрядчиков в оборонной промышленности, которых они обязаны были по службе контролировать! Эскалация взяточничества идет семимильными шагами, на нем, можно сказать, стоит весь так называемый военно-промышленный комплекс. Ежегодно Пентагон заключает более двадцати тысяч контрактов с подрядчиками военной промышленности и берет минимум двадцать тысяч взяток! "Профиты" компаний, производящих ЭВМ, исчисляются не сотнями, а тысячами процентов! Так что вы продешевили, торгуясь с Лотом. Все эти злоупотребления, к сожалению, дают повод таким опасным крикунам, как сенатор Фулбрайт и Джон Кеннет Голбрайт, призывать нас к национализации, господи упаси, оборонной промышленности! Вот к чему ведет ваша алчность, мистер Збарский! Даже в нашей космической программе, увы, процветают взяточничество и лихоимство, хищники наживают баснословные состояния на лунной пыли!.. Словом, я сам займусь мистером Лотом. И, пожалуйста, не смотрите на меня рыбьими глазами!.. Мистер Збарский и впрямь смотрел на "чифа", как смотрит мелкая мурена на акулу, сожравшую лакомую сардинку. С тоской вспомнил мистер Збарский в эту тяжкую минуту и шестизначную цифру, небрежно названную Лотом, и купленный им на радостях "олдзмобил Ф-85 делюкс", и слух о том, что "чиф" недавно здорово проиграл на скачках... - Кстати, где сейчас витает неутомимый мистер Лот? - осведомился "чиф". - На днях мистер Лот вылетел во Вьетнам, сэр. - Свяжите его со мной. Благодарю вас У меня все. Мистер Збарский скакнул из кабинета "чифа", словно ощипанный куренок, едва не угодивший в суп ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. "МНЕ ОН НУЖЕН ЖИВЫМ!" Лот уселся на койку Фрэнка, над которой красовались фотографии голых красоток, и открыл банку холодного пива "Баллэнтайн". - Когда я попал впервые в эту страну, - сказал Лот, одним глотком наполовину осушив банку, - я был поражен: игрушечная страна, маленькие домики французского провинциального стиля, маленькие экзотические люди, похожие на куколок, не мужчины и женщины, а фигурки из дрезденского фарфора. И они хотят воевать против не лягушатников-французов, а против самой мощной державы на свете! Я почувствовал себя Гулливером среди лилипутов - такое же чувство было у меня, когда я впервые переступил порог японского публичного дома! Тогда мне было смешно. А теперь совсем не смешно. Это сильный и опасный противник. Как они дрались сегодня! Шли в рост на пулеметы! Я невольно вспомнил русских партизан. Мы не могли победить их, хотя тоже намного превосходили их по боевой технике - с танками и артиллерией шли против винтовок и автоматов. Там, в России, я объяснял это тем, что русских было вдвое больше, чем нас. А здесь? У здешних партизан тоже есть своя "Большая земля" - Северный Вьетнам, к тому же за ними стоит международный коммунизм. Мы чересчур увлекаемся "килл рэйшио" - соотношением убитых. Чепуха! Немцы убили русских гораздо больше, чем русские немцев, но проиграли войну немцы! И все же иногда хочется биться головой об стенку. Ну почему, почему мы никак не можем справиться с ними?! Нет, генерал Кэртис Лимэй, бывший командующий американских ВВС, прав: надо снять лайковые перчатки, да так их разбомбить, чтобы они вернулись к каменному веку Лот открыл еще одну банку пива, сделал глоток, закурил. - А то, откровенно говоря, - сказал он, глубоко затянувшись, - я уже начинаю сомневаться в том, что нам удастся их победить. Выход один: взять пример с вьетнамских крестьян, которые, прежде чем изжарить буйвола, избивают его до смерти, чтобы сделать мясо мягким и нежным. Так и мы должны поступить с Вьетконгом и Северным Вьетнамом, прежде чем сесть с ними за стол переговоров! Да, Джин, Красная река должна стать красной от крови. Лот помолчал, глядя на Джина. - Послушай, Джин! - сказал он. - Сегодня тебе не хотелось нажать на рубильник, взорвать мины Клей-мора. Я все видел. Как говорят американцы, твое сердце не в этой войне. В Брагге тебя называли "колледж-бой", а тут за глаза называют "чоклет-бой" - "шоколадным мальчиком". Это за то, что ты направо и налево раздаешь вьетнамским детям шоколад, словно какой нибудь сенатор перед выборами. Джин опустил глаза, стал снимать ремень с подсумками. Лот с беспокойством смотрел на Джина, у которого был вид изверившегося человека. А извериться во Вьетнаме, как известно, так же легко, как подцепить тропическую лихорадку - Вот и подсумки у тебя полные, - укоризненно произнес Лот. - Мужайся, парень! Прими бодрящие таблетки! Час мести скоро пробьет. Нас ждут большие дела в России! - Эти мерзавцы наверняка добили раненых партизан! Вы оцениваете человеческую жизнь в пятнадцать долларов! - выдавил Джин. - Жизнь врага дешевле грязи, - отрезал Лот. Но сейчас не время спорить. Он посмотрел на часы. - Скоро за мной прилетит "чоппер". Перед тем как улететь, я должен посвятить тебя в одно в высшей степени секретное дело большой важности. Джин поднял усталые глаза, насторожился. - В Америке и здесь есть влиятельные люди и организации, сильно заинтересованные в дальнейшей эскалации этой войны. И это не только капитаны военной индустрии, заинтересованные в новых заказах на военную технику, хотя старик Грант тоже имеет отношение к этому делу. Позавчера в Сайгоне один источник - А-1 - рассказал мне о тайной операции, запланированной одной международной организацией, которая связана с Грантом и тоже заинтересована в том, чтобы раздуть здесь пожар. Недавно в американской и мировой прессе подняли шумиху как раз из-за этих самых ушей стоимостью в пятнадцать долларов. "Голуби" атаковали "ястребов", завопили о зверствах, на голову ЦРУ посыпались проклятия со всех сторон. Вот и было решено провести операцию "Стрэнглхоулд" - "Мертвая хватка", представить доказательства того, что не американцы, а Вьетконг зверствует и отрезает уши у убитых врагов. А тут наша агентура установила, что готовится налет полка Вьетконга на твой пост. Резонно предполагалось, что спасти тебя и твоих людей уже никто не сможет, что Вьетконг всех здесь перебьет и уйдет обратно в джунгли. Сегодня в семнадцать ноль-ноль сюда должна прибыть на двух бронетранспортерах команда "зеленых беретов". Ей приказано отрезать уши у трупов американцев и солдат АРВН и свалить вину на Ви-Си. А завтра утром сюда нагрянет целая толпа газетчиков, киношников и телевизионщиков, сопровождающих в турне по Южному Вьетнаму комика Боба Хоупа, кинозвезду Лиз Сазерленд и Мисс Америку 1962! Здесь их ждут трупы американцев с отрезанными ушами! Шум, крик, скандал! Тебе понятен замысел сценаристов и режиссеров этого спектакля? Рассуждают они так: мертвым не больно, зато они убьют одним камнем сразу нескольких зайцев, когда в Америку привезут гробы с покойниками без ушей. Родственники поднимут неслыханный гвалт, джентльмены прессы подольют масла в огонь, напечатают леденящие кровь фотографии, "ястребы" заклюют "голубей", конгресс потребует массированного возмездия, рассвирепевший президент отдаст приказ об эскалации войны, генералы получат новые дивизии, ЦРУ - новые полномочия, Грант и его дружки миллиардеры - новые заказы, прибыли и повышения акций военной промышленности на нью-йоркской бирже. А некая закулисная организация, оставаясь в тени, под клекот "ястребов", под дробь барабанов и стрекот телетайпов, под рев воинственных фанфар и шелест долларов на бирже добьется еще большей милитаризации США и еще больше продвинется к вершинам власти. Ибо еще этот солдафон генерал Омар Брэдли сказал, что для того, чтобы выиграть третью мировую, старик, нужно "милитаризовать всю страну на следующие сто - сто пятьдесят лет, а это было бы равносильно поражению!" Джин в злом, бессильно-яростном изумлении смотрел на Лота, этого удивительного немца-американца, слушал этого оракула от цинизма, поражаясь остроте его ума и черствости сердца. - Послушай, Лот, - нетвердо проговорил он. - А ты что получишь за то, что сорвал весь этот дьявольский план? Ты меня совсем запутал: то ты покупаешь уши убитых врагов, то ты вставляешь палки в колеса тем, кто задумал всю эту торговлю человеческими ушами. У меня голова ходуном идет. С кем ты, на кого работаешь? - Я - с Лотом, - сухо ответил тот, сверкнув иссеро-голубыми глазами, - и на Лота работаю. Меня никто не заводит, я - самозаводящиеся часы! Кстати, вся эта секретная операция поручена человеку, который собирается с огромным удовольствием отрезать уши у хладного трупа лейтенанта Грина. - Кто этот человек? - медленно спросил Джин, затягивая и застегивая ремень с подсумками. Лот встал, отшвырнул пустую пивную банку в угол. - Чу! Ты слышишь? Крыльями хлопая, летит за мной архангел Гавриил! - Он снова взглянул на ручные часы. - А через полчаса сюда пожалует во главе своей команды "зеленых беретов" твой старый приятель - Чак. Он приедет якобы для того, чтобы сменить тебя здесь, но рассчитывает найти вас всех мертвыми. Раненых он добьет. Прекрасный выпал ему случай свести счеты с тобой. Чак мчится сюда и уже мечтает о том, как отправит тебя мамочке в гробу под звездно-полосатым флагом и без ушей. - Значит, Чак... - сжав губы, прошептал, вставая, Джин. Он неохотно протянул руку Лоту. - И это мужское рукопожатие? - вскинул выгоревшие брови Лот. - Прости, Мефистофель, - с бледной улыбкой сказал Джин, чуть сильнее сжимая широкую ладонь Лота. - но я ничего уже не понимаю про тебя - добрый ли ты мой ангел или злой. Только кажется мне, что ты все время тащишь меня по какой-то нужной тебе дороге, как буйвола за железное кольцо, просунутое в ноздри! По лицу Лота, гася улыбку, пробежала тень. - Ну вот! Каждый раз, когда я спасаю тебе жизнь, ты мысленно спрашиваешь, во что это тебе обойдется. Брось ты эту мистику! Откуда у тебя эта достоевщина, Джин?! Или это гены поработали над воссозданием в сыне эмигранта "непонятной русской души"? Это грязная война, Джин, мы все по уши в грязи, но я не хочу захлебнуться этой грязью. У меня тоже есть свои принципы! С этими словами Лот пошел к выходу, нахлобучив фуражку. - Лот? - сказал Джин ему вслед. - Да? - спросил Лот, оборачиваясь. - Дай мне пятнадцать долларов! Или полтораста пиастров. - Изволь! Но зачем? За что? - За уши Чака. Ведь ты этого хочешь, Лот? Лот достал из кармана две серо-зеленые десятки. - Сдачу можешь оставить себе. Выше подбородок, малыш! В штабе специальных войск в Ня-Транге я доложу, что ты дрался сегодня как сверхсолдат, как супермен! - Он расхохотался. - Представляю, какой дурацкий вид будет у этого Чака, когда он примчится сюда и увидит, что форт чудом выдержал штурм, а генерал Кастер11, то есть Джин Грин, цел и невредим. И при ушах! Когда Лот и увешанные гирляндами отрезанных ушей "викинги", втиснув мертвое тело Фрэнки под сиденье, улетели на "хьюи". Джин долго смотрел вслед дюралевой стрекозе, вспоминая каждое слово Лота, напряженно стараясь разобраться во всех оттенках и обертонах извилистой лотовской мысли. Он так и не смог понять, почему Лот решил сорвать чудовищную операцию, задуманную какими-то моральными уродами. Неужели только ради него, Джина, и солдат аванпоста, оказавшихся пешками в большой тайной игре? Минут через двадцать к воротам форта подкатили со скоростью почти сорок миль в час два десятитонных бронетранспортера М-113, ощетинившиеся пулеметами и автоматами. Джин приказал открыть ворота. Заложив большие пальцы рук за пистолетный ремень, расставив ноги, Джин молча наблюдал за выгрузкой "зеленых беретов". Все они, как обычно, сидели на мешках с песком, чтобы не оторвало ноги, если М-113 наскочит на мину. От Джина не укрылось замешательство Чака, ожидавшего увидеть усеянный трупами разгромленный аванпост Чак, в "тигровой" форме, весь увешанный граната ми и подсумками, подошел к нему, фальшиво улыбаясь и протягивая волосатую руку - Хай, Джин! Рад тебя видеть живым и здоровым Узнал по радио о налете Ви-Си на твой пост и поспешил на помощь. Наверное, жарко было? Джин не обратил внимания на протянутую руку - Что-то ты не очень радуешься моему приезду, - сказал Чак. - Я мчался на максимальной скорости, проскочил сквозь две засады... Скажи, большие были потери? Есть убитые среди американцев? Кстати, я еду отсюда на базу Баткэт и смогу прихватить убитых Ведь в этом проклятом климате трупы начинают немедленно разлагаться, а там их сразу забальзамируют... - Мне надо поговорить с тобой, Чак, - тихо, сдерживая гнев, произнес Джин, глядя в. глаза своему дав нему врагу - Что ж, валяй, Джин! - Наедине. Прогуляемся в лесок. - Что? В джунгли? Да ты с ума спятил! Там вьетконговцы кишмя кишат. - Нет. Они ушли по своим подземным тоннелям в джунгли Ты что, струсил, Чак? - С чего ты это взял? Но сравнению со мной ты новичок, Джин, уж не обижайся. Пошли! "Зеленые береты" проводили капитана Битюка и первого лейтенанта недоуменными взглядами. Нашли время для прогулки в джунглях! Ведь сразу за воротами крепости начинается "зона сумерек", "ничья земля", на которой в любую минуту может ударить выстрел партизана! По вырубке, где все еще тлели пни и трава, шли молча. Чак взял наизготовку свой Ар-15, расстегнул кобуру "кольта". Джин закурил. Рана давала себя чувствовать - он хромал все сильнее. На опушке оплетенной лианами бамбуковой чащи они сразу увидели примятую сандалиями и телами траву, какое-то тряпье, темные пятна крови, мелкие воронки от разорвавшихся мин. - В чем дело, Джин? - нетерпеливо спросил Чак. - Говори! Дальше я не пойду. И вообще - пошли лучше обратно. - Я хотел спросить тебя, Чак, - тихо начал Джин, останавливаясь и поворачиваясь к Чаку. - Ведь если бы ты нашел нас тяжело раненными, ты бы добил нас не так ли? - Что за бред?! Что за ахинею ты несешь?! - А добив, ты бы отрезал у нас уши, Чак? Чак отпрянул как от удара. В зеленоватых сумерках лицо его приняло бледно-зеленый оттенок. У него отвалилась челюсть. - Возьми в руки "кольт", Чак! - сказал Джин, расстегивая кобуру. - Ты с ума сошел! - хрипло выкрикнул Чак. - Я не собираюсь играть с тобой в ковбои! - Считаю до трех, Чак. По счету "три" я застрелю тебя как собаку! Раз! Чак попятился. Его правая рука с растопыренными пальцами застыла над расстегнутой кобурой. Плечи вздулись и напряглись. Глаза сузились. Два! Чак выхватил "кольт" и тут же, нажимая на спусковой крючок, прыгнул влево. Грянул выстрел. Рука Джина, секундой позже выхватившего пистолет из кобуры, застыла в воздухе Пальцы разжались, выпуская тяжелый "кольт" В джунглях заплясало шалое эхо. А Чак вдруг буквально провалился сквозь землю Под его ногами разверзлась земля, обрушился слой дерна с травой. Он взметнул руками, роняя "кольт", и упал. Рухнул на остро заточенные бамбуковые колья западни, вырытой партизанами Вьетконга. Дикий нечеловеческий вопль разнесся по джунглям. В глубине зарослей в стороне закричали гиббоны. Схватившись за раненую руку, Джин с ужасом смотрел на то, как корчилось прошитое кольями тело Острые, как штыки, колья прошли сквозь левый бок, пропороли грудь и спину. Кровь лилась, пульсируя, из двух десятков ран. От крови набрякла "тигровая" форма... - Джин! Джин! - прохрипел Чак, - Спаси меня! Заклинаю богом... - Ты должен был отрезать уши? - спросил Джин. - Да! Да! Я все расскажу! Только, ради бога, вытащи меня отсюда!.. Джин повернулся и зашагал прочь, поддерживая онемевшую простреленную руку. Крик Чака сверлил ему уши. Началась агония... Он шел и думал, что у ворот его встретят "зеленые береты" обеих команд и он скажет им: "Вьетконг! Я ранен, а капитан упал в тигровую западню. Принесите его!" И его принесут. Но он будет уже без сознания. Он обречен, потому что острые концы бамбуковых кольев наверняка смазаны ядом. Тело Чака вздуется и покроется пятнами, и ничто его уже не спасет. Он не видел, как Чак последним усилием сорвал с ремня осколочную гранату и. зубами вырвав кольцо, швырнул ее ему вслед. Он не видел черно-алого разрыва в серо-зеленой чаще, не услышал разрыва гранаты, не почувствовал боли. В одно мгновение на мир обрушился всепоглощающий мрак. По лицу ползали мухи. Он видел, как они взлетали, радужно переливаясь в последних лучах солнца, но не чувствовал, как они садились и ползали по лицу. Он попытался помахать рукой, чтобы отогнать этих проклятых мух, но рука не поднялась, не шевельнулась. Мухи ползали по глазам. Он попытался закрыть глаза, моргнуть и не мог этого сделать. "Я Джин Грин", - сказал он себе и сразу вспомнил все. что произошло: дуэль с Чаком и тигровую западню. Но что случилось потом? Почему он лежит и не может шевельнуться, не может отогнать этих докучливых мух? Может быть, и он попал в тигровую западню - партизанскую ловушку? Он попробовал скосить глаза влево и вправо, чтобы увидеть, где он лежит. Глаза не двигались. Наверное, Чак выстрелил ему в спину. Но почему тогда он не чувствует никакой боли? Может быть, у Чака оказался один из этих игольчатых духовых пистолетов, стреляющих крошечными пустотелыми иголками с ядом, вызывающим нервный паралич? Паралич! Да, он парализован. Временно? Навсегда? Он не мог этого знать. Может быть, через минуту, полчаса, час остановится сердце и он умрет? Над зарослями, опутанными лианами, синела солнечная лазурь. Хоть бы облачко пробежало. Ничто в мире не двигалось. Только эти проклятые мухи... Но нет! Вон мелькнуло что-то в деревьях. Легкий шум, шелест. С невысокой пальмы на него с любопытством смотрел большой гиббон. Вот замелькали в поле зрения и другие гиббоны. И все они смотрели на него круглыми глазами. Джин вспомнил, как он охотился с вьетнамцами на гиббонов. Старый охотник из племени таи, почти совсем голый, в одной набедренной повязке, достал бамбуковую стрелу с остро заточенным концом и тремя перьями. Он просунул стрелу в кусок белой тряпицы и обмакнул конец в коричневую пасту. Тетива самодельного лука дзенькнула, как гитарная струна, и стрела вонзилась гиббону в живот. Обезьяна в изумлении уставилась на перья и белую тряпку и стала заталкивать и перья и тряпку в рану. - Все обезьяны, - объяснил переводчик-вьетнамец, - реагируют одинаково на белую тряпку. Еще почти не чувствуя боли, они воображают, что тряпка выскочила у них из живота, и обязательно стараются затолкать тряпку обратно. Это делается для того, чтобы обезьяна не умчалась в джунгли, пока не подействует яд. Через три минуты обезьяна свалилась с дерева. Охотники вернулись в свою деревню, сварили обезьянье мясо и настойчиво угощали им Джина. Джин попробовал приторно-сладкое мясо и отодвинул чашу. Он объяснил через переводчика, что никак не может заставить себя съесть собственного предка, что для него это то же каннибальство. Таи были очень удивлены, что американцы считают себя потомками обезьян. Гиббоны, скользнув вниз по лианам, подбирались, осмелев, все ближе к Джину. Один стал хватать блестящие патроны из подсумка, другой потянул за пуговицу куртки, третий ухватился за погон. Внезапно обезьяны испуганно заверещали и кинулись на деревья, скрылись в чаще. Опять одно только небо да деревья. Скоро падет ночь, зажгутся звезды, тучами налетят москиты. И какой дьявол занес его за двенадцать тысяч миль от дома, по другую сторону Млечного Пути, южнее тропика Рака?! В поле зрения торчала верхушка низкорослого кустарника с розовыми цветочками. Он познакомился с этими цветочками еще в колледже, на лекции по фармакологии. Раувольфия серпентина - так называется по-латыни это растение. Каждая веточка его ценится буквально на вес золота. Из этих скромных цветков добрые человеческие руки добывают алкалоиды и делают такие нужные человеку лекарства, как серпазил и резерпин. Ими лечатся гипертоники. Ими лечилась, снижала себе давление мать Джина. Сколько раз покупал ей Джин таблетки серпазила в драг-сторах Манхэттена!.. Но к этим же цветочкам раувольфии серпентины протягиваются недобрые руки, добывая из них страшный, не оставляющий следов яд - один из основных ядов ЦРУ. Слабой дозой этого яда можно вызвать у жертвы временный паралич. Как у Марка Рубинчика А сильной дозой можно резко снизить кровяное давление и спровоцировать мгновенный инфаркт. Так были убиты Рэд, и Одноглазый, и многие более достойные люди, чем они. Быть может, эти розовые цветочки - последнее что видит в жизни Джин Грин... Без обезьян совсем одиноко. Чего они испугались? В поле зрения Джина медленно и плавно появилась морда тигра. Сердце Джина сжалось. В Брагге их обучали, как драться с тиграми, но что мог сделать парализованный человек! Под гладкой блестящей шерстью тигра играли тугие плечевые мускулы. Грозный хищник настороженно обнюхал его трепещущими ноздрями, лизнул окровавленную руку. По вдруг зверь вскинул голову, навострил уши Джин ничего не услышал, а тигр, сверкнув желтым кошачьим глазом, попятился, исчез. На переносицу сел москит. Джин не почувствовал ядовитого укуса. Минут через пять послышались голоса. - А я тебе говорю, что выстрел и разрыв гранаты прозвучали именно здесь! - Верно! Я засек это место по компасу. Азимут двести семьдесят градусов. - Стоп! Вот капитан! Иисусе! Он попал в тигровую западню! - Ты смотри, как мухи его облепили! Готов? - Послушаю сердце. - Осторожно, Бастер! Возьми лучше зеркальце. А вы, ребята, оцепите весь этот участок! Ви-Си еще могут околачиваться тут. - Капитан жив! Зеркальце запотело. - Ну, долго он не протянет. Погляди-ка на эти фиолетовые пятна! Здорово его продырявило! Настоящий шиш-кебаб! - Не трепись! Снимай его с кольев! Осторожней! - Вот Грин! Берди, сюда! Джин увидел над собой их лица. Берди с перевязанной головой, Бастер, Тэкс... - Бедняга! - глядя прямо в глаза Джина, сказал Бастер. - И зачем он пошел с Чаком в джунгли! Это ему не Сентрал-парк! - Хороший был парень, - проговорил кто-то. - Он был моим единственным другом, - сказал Берди и заплакал. Слезы так и полились по его почерневшему от солнца нескладному лицу. - Но куда же его трахнуло? - спросил, обшаривая тело Джина острым взглядом, Бастер. Он нагнулся. - Не эта же рана на руке его прикончила. А ну-ка повернем командира! Когда ребята переворачивали его, Джин увидел, как двое "зеленых беретов" несли окровавленное тело Чака. Голова Чака запрокинулась и моталась из стороны в сторону. Лицо его было обезображено застывшей гримасой боли. - Вот она! - сказал Бастер. - Пуля или осколок угодили прямо в позвоночник. А это верная смерть. - Ну что ж, - сказал со вздохом Берди, вытирая глаза. - Потащили Джина... Внутри Джина рос, распирая все его существо, немой, исступленный крик. Но губы его оставались неподвижны. Ни один мускул не дрогнул на каменном лице Его несли, и он по-прежнему не чувствовал боли, ничего не чувствовал, словно разом стал бестелесным и бесплотным. Все омертвело в нем, только мозг, охваченный паникой, лихорадочно работал. Берди тащил его за плечи, Бастер - за ноги. - Ну и тяжел же он! - сказал силач Бастер, обливаясь потом. - А знаешь, Берди, я вижу свое отражение в зрачках Грина. - Это плохая примета, Бастер, - ответил Берди. - Эй, кто-нибудь, закройте Джину глаза! Протянулась чья-то рука, чьи-то шершавые пальцы прикрыли ему веки. Теперь он видел лишь огненно-алый свет сквозь веки. Для Джина это был удар, невыносимый удар. Что будет с ним теперь?! Лучше не думать, лучше не думать, отдохнуть от выматывающего душу страха!.. Джин начал считать шаги Берди. До ворот шестьсот ярдов. Тридцать, тридцать один, тридцать два. Когда его внесли в ворота, кругом послышались голоса на английском и вьетнамском. Его обступили со всех сторон. Померк огненно-алый свет - кто-то заслонил собой закатное солнце. День кончался. Быть может, последний день его жизни Ему вдруг пришло в голову, что наверняка Многих, очень многих людей на этом свете похоронили заживо похоронили по ошибке. Мельком вспомнился жуткий рассказ Эдгара По о заживо погребенной... - Эй, Мэт! - заглушая многоголосый говор, крикнул Берди радисту. - Срочно вызови вертолет или самолет У-10 за Джином и Чаком. А ну расступитесь, положим Джина в медпункте! Через несколько минут Джин услышал голос Майка, сержанта-фельдшера: - Иисусе! Какое несчастье! Положите его на носилки, вот сюда, рядом с капитаном! Вот и остались мы без командира. Сейчас фельдшер подойдет к нему, пощупает по профессиональной привычке пульс и убедится, что он жив. - Хороший был командир! - печально сказал фельдшер. - Не сравнить с этим Чаком. Да, перебит второй поясничный позвонок. Фу ты.! Ну и измучился же я сегодня! Пойду к раненым. Дверь захлопнулась, и стало совсем тихо. Слышалось только трудное дыхание Чака. Сквозь веки угадывалась зажженная электрическая лампочка над головой. Время остановилось, Джин лежал неподвижно, как поверженная статуя. Он не мог даже взвыть от переполнившего его отчаяния, излить в стоне страх и душевную боль. Тихо скрипнула дверь. Кто-то подошел к нему, дохнул в лицо перегаром виски. - Ты прости меня, Джин! - спокойно проговорил вошедший вполголоса. - Только я возьму у тебя эти деньги. Теперь они тебе, парень, ни к чему. И эти золотые часики тоже. Все равно какой-нибудь санитар или гробовщик сопрут их у тебя. А я выпью за твою вечную память на твои же денежки. Прощай, приятель! Джин узнал этот голос. Голос Бастера. И жгучая обида всколыхнулась в нем, обожгла сердце. Потом вернулся Майк, долго мыл руки в тазу, тихонько насвистывая: "Я мог бы танцевать всю ночь"... Зашел еще кто-то. - Послушай, Майк! - Джин узнал голос Мэта. - Эти ублюдки в Баткэте говорят, что пришлют "чоппер" только утром, потому что Грин мертв, а капитан Битюк безнадежен. - Грязные свиньи! - выругался Майк. - Это значит, что мне придется самому удалить внутренности у Грина. Иначе при этой проклятой жаре его тело станет неузнаваемым, пока они соберутся бальзамировать его. Да, это единственное и последнее, что я могу сделать для нашего покойного командира. Ведь у него в Нью-Йорке мать и сестра, которые обязательно захотят посмотреть на него в последний раз... Ты зачем сюда, Берди? - Да вот разыскал евангелие. Хочу прочитать заупокойную для Джина. - Хорошая идея, Берди. Валяй, пока я подготовлю инструменты. Это его берет? Да, на подкладке написано "Джин Грин". Через несколько дней его родные получат извещение: "Ваш сын Кэй-Ай-Эй12"... Сидя рядом с койкой, на которой лежал Джин, Берди всхлипывал и бормотал слова заупокойной молитвы, а в голове у Джина проносился рой бессвязных воспоминаний вперемежку с подсказанными страхом мыслями. Однажды мама заперла его в темный чулан за то, что он устроил дома фейерверк: потушил свет в гостиной их бруклинского дома и стал бросать под потолок тлеющие головешки из камина... И он испугался, что о нем забудут, что за ним никто не придет, и он разревелся как девчонка... Неужели он совсем не почувствует боли, когда в живую, но онемевшую плоть вонзится хирургическая сталь?.. И вдруг в нем открылись какие-то неведомые шлюзы. В Форт-Брагге из него хотели сделать машину, робота, супермена. Но вот пробил смертный час, и рухнул супермен, умер бесчувственный, бездушный сверхсолдат, и восстал против смерти человек. Человек с простыми и извечными человеческими чувствами и эмоциями. В нем взмыла теплая волна, спазма перехватила горло... И в этот момент Берди вдруг вскочил и заорал не своим голосом: - Иисусе! Что это?! Майк! Мэт! Смотрите! Слезы! Клянусь богом, он плачет!.. И Майк в необычайном волнении схватил Грина за руку, прижался ухом к груди и срывающимся голосом произнес: - Он жив! А слезы у Джина асе лились и лились. Китаец Чжоу с неподражаемым искусством, выработанным тысячелетней практикой древнейшего народа, массировал могучие спинные мышцы голого майора Лота. Мужчина сорока лет, как бы он ни был здоров, силен и вынослив, уже не может сбрасывать с себя усталость многочасового жаркого боя с той легкостью, с какой это делает двадцатилетний юноша. Лежа на животе, Лот дочитывал свежий секретный информационный бюллетень ЦРУ. На обложке в верхнем левом углу - "роза ветров", символ глобальной деятельности ЦРУ, затем; Специальный доклад Отдел оперативной информации Общее положение Центральное Разведывательное Управление Секретно. Лот хмурился: президент, продолжая все более ограничивать права и привилегии "фирмы" и связанных с ней боевых формирований, заявил, что намеревается вывести главный штаб "зеленых беретов" во Вьетнаме из-под контроля ЦРУ и подчинить его армейскому штабу "прямоногих" в Сайгоне. - Ах, Кеннеди, Кеннеди! - процедил сквозь зубы Лот, бросая бюллетень с койки на пол. Сдвинув брови, задумавшись, он смотрел в забранное стальной сеткой - чтоб не бросили партизанскую гранату - широкое окно, В том году - году Дракона по вьетнамскому календарю - главная оперативная база специальных войск США (СФОБ) находилась в живописном курортном городе Ня-Транг13, в ста сорока милях севернее Сайгона, на славящемся своей щедрой тропической красотой побережье. Огромный аэродром, построенный вблизи города - неумолчный шум авиамоторов в эту минуту доносился до ушей Лота, - позволял благодаря своему серединному положению в стране диктатора Дьема с одинаковой быстротой обслуживать все сорок команд "зеленых беретов", разбросанных по всей территории Южного Вьетнама. В Ня-Транге размещался и самый большой полевой госпиталь армии США севернее Сайгона, где, кстати, в венерологическом отделении лечат уколами любовные недуги вояк, уезжающих в отпуск в Штаты к своим женам и невестам. Над главной базой "зеленых беретов" возвышалась пятерка громадных белоснежных бетонных складов с оружием боеприпасами, продовольствием, обмундированием и специальным отделом "стерильной" экипировки, в котором хранились оружие и военное снаряжение всех армий мира, а также больше всякой одежды, чем в костюмерных Голливуда. На базе было множество служебных и жилых белоснежных бараков, и каждый барак был назван в честь разных "зеленых беретов", погибших в борьбе против партизан, о чем свидетельствовали мемориальные доски у входа: "Гудмен", "Эверхардт", "Корделл"... В том году еще хватало и не окрещенных бараков, хотя все уже начали называть этот барачный городок "Моргом". Город "зеленых беретов" славился своими самыми чистыми во Вьетнаме "латринами14", самым шикарным "Плэйбой-клабом" - клубом для внеслужебных развлечений, самыми опрятными штабистами, самым многочисленным гаремом американок - врачей и сестер милосердия и, разумеется, самыми мощными фортификациями с несколькими оборонительными поясами, железобетонными стенами и железобетонными полукруглыми дотами. В этом городе белых домов находился самый главный "Белый дом". Над его главным входом красовалась вывеска с золотыми буквами на голубом фоне - краски повторяли краски шеврона на зеленом берете. Командующий специальными войсками армии США во Вьетнаме. С сегодняшнего дня командование "зелеными беретами" во Вьетнаме принял наконец старый знакомый майора Лота генерал-майор Трой Мидлборо, что не могло не радовать майора, если бы ему не испортил настроение президент Соединенных Штатов. - Хозяин! - сказал массажист-китаец. - Умоляю вас: не расстраивайтесь! Ваши мышцы так напряглись, что при всем старании я не могу выдоить из них усталость! - Хорошо, Чжоу! - пробурчал Лот. - Почитай-ка мне стихи по-китайски! Чжоу нараспев читал по-китайски стихи Ли Бо, классического китайского поэта, жившего двенадцать веков тому назад: Прекрасен крепкий аромат Ланьлинского вина, Им чаша яшмовая вновь, Как янтарем, полна. И если гостя напоит Хозяин допьяна, Не разберу: своя ли здесь, Чужая ль сторона. Лот уже несколько месяцев изучал китайский язык, но не улавливал смысла стихов. - Проклятый язык! - сказал он. - Доложи о делах И китаец, которого Лот назвал в охотничьем домике немым, заговорил вполголоса на вполне приличном английском языке; - В Сайгоне, сэр, я выплатил жалованье летчикам авиалиний ЦРУ "Эйр Америка" и "Континентл эйр сервис", которые заключили контракт с ЦРУ. Они просят десятипроцентную прибавку, ссылаясь на необходимость подкупа таможенников в Штатах и на повышение риска контрабанды наркотиками. - Скажешь им, - резко произнес Лот, - чтобы не особенно рыпались: их расписки в получении денег за контрабанду у меня в кармане - пусть не забывают это А таможенников я возьму на себя. Сообщи летчикам также, что им больше не придется иметь дело со стокилограммовыми брусками сырого опиума. Их слишком трудно прятать. На одном из островов на реке Меконг я построил завод, который перерабатывает сырой опиум в порошок. Его легче перевозить. Что в Шолоне? Он поднес к губам стакан виски со льдом и содовой. - В Шолон с двухнедельным опозданием прибыли наши люди из Китая. Одна группа прошла благополучно, другую начисто ограбили бандиты в Лаосе, в Долине кувшинов, отобрав почти пятьдесят килограммов юнаньского опиума. Лот нахмурился. - Проверь их! Если врут - сам знаешь. - Сэр! Наши связи с контрабандистами в штате Мадхья Прадеш15 развиваются нормально. Наши люди из международного подпольного синдиката покупают его в десять раз дешевле, чем он стоит на черном рынке, и прячут в изумительном тайнике - пустотелых рогах коров и другого крупного рогатого скота и перегоняют этот скот через границу! Из Гонконга наш человек привез тридцать килограммов героина. Из Бирмы наши люди должны прибыть со дня на день. В Сингапуре при таинственных обстоятельствах утонул тот строптивый малаец, который не хотел, чтобы его синдикат работал с нами. Лот усмехнулся и отпил из стакана. Сильные руки китайца творили чудеса. Он чувствовал, как в его большое и сильное, но уставшее во время дневного боя тело вливается новая энергия. - Вообще говоря, после прошлогодней кампании полиции тринадцати стран Юго-Восточной Азии против торговли наркотиками дела у нас всюду на подъеме. Цена опиума на черном рынке в десять раз выше государственной цены. - Что сообщает Чарли Чинк из Нью-Йорка? Мой высокоуважаемый соотечественник мистер Чинк сообщает, что новый комиссар США по наркотикам Генри Л. Джиордано усилил гонения на контрабандистов. На него сильно жмет генеральный прокурор Роберт Кеннеди. - Опять это клан Кеннеди! - глухо проворчал Лот. - Передайте Чинку, чтобы он вовремя уплатил ежемесячные взносы нашим людям в полиции и судебном аппарате Нью-Йорка и других городов, особенно в отделе по борьбе с продажей наркотиков. Обещайте щедро заплатить им за передачу в наши руки наркотиков, конфискованных у наших конкурентов, - у Красавчика Пирелли, например. Пусть Чинк продолжает подбирать ключик к самому начальнику полиции Нью-Йорка Говарду Лери. - Будет сделано, сэр! Несмотря на потуги властей, люди мистера Чинка легко сбывают товар среди все растущего числа молодежи и даже школьников. За последние три месяца мистер Чинк выручил почти полмиллиона долларов, продавая опиум в среднем по тридцать пять долларов за унцию. - Хорошие новости, Чжоу! - сказал Лот. - Полмиллиона за голубой дым опиумных трубок - это совсем неплохо. А теперь выкладывай плохие - ты всегда их оставляешь на десерт, и я по твоему тону чувствую, что сегодня не будет никакого исключения из твоего правила. - Да, хозяин, вы не ошиблись. Наши люди, пробиравшиеся из Таиланда, вновь были ограблены "зелеными беретами" капитана Битюка. Кроме того, этот Чак Битюк обложил тяжелым налогом крестьян в своем районе, которые продавали опиум нам. - Я уже принял меры. Мне жаль этого Битюка. Мне жаль любого, кто дерзнет пойти против меня, обмануть меня... Повернувшись на спину, Лот испытующе заглянул в полуоткрытые веками, непроницаемые глаза Чжоу. С Чжоу Лот познакомился еще более десяти лет назад, когда ЦРУ командировало его в Северную Бирму для связи с бежавшими туда и осевшими там чанкайшистскими войсками. Там он без особого удивления увидел, что офицеры разложившейся армии генералиссимуса Чан Кай-ши не столько воевали с китайскими коммунистами, сколько богатели, выращивая опиум на захваченной бирманской земле. Тогда-то Лот и сделал первые шаги в своей тайной карьере крупного торговца наркотиками. В Бирме Чжоу долго оставался главным Представителем Лота, пока тот использовал свои командировки от ЦРУ по странам Юго-Восточной Азии. Обеспечив производственную базу и хитроумные подпольные конвейеры по пересылке опиума, Лот вовлек целый ряд ключевых работников ЦРУ в это прибыльное дело, а затем не без их помощи вошел анонимным компаньоном в "Коза Ностру" в Соединенных Штатах, стал одним из воротил подпольного синдиката но продаже наркотиков, и влияние его как в США, так и в Азии быстро росло. По его заданию Чжоу нащупывал теперь через Гонконг связи с торговцами опиумом в Китае. Лот был уверен, что сможет заработать миллионы на китайском опиумном рынке16. Постепенно Лот надеялся проникнуть во все двадцать четыре "семейства" "Коза Ностры", занять достойное его место в верховном органе Мафии - "комиссии", быть может, чем черт не шутит, стать даже ее боссом - в последние годы "комиссия" придерживалась принципа коллективного руководства. Для этого он не столько развивал свои нелегальные предприятия (торговлю наркотиками, букмекерство, ростовщичество, игорные дома в "вольном городе" Лас-Вегасе), сколько расширял свой легальный сектор - производство ЭВМ в фирме "Поджер и Кь", скупал акции ракетных заводов и заводов техники особой секретности, перекачивал капитал, поступающий от темных дел, в респектабельный бизнес. Он видел перед собой ослепительные перспективы. Но сначала надо было любой ценой обезопасить свой тыл, покончить с тем делом в России.. - Повернитесь, сэр, на спину, пожалуйста! В эту минуту зазвонил телефон. Китаец поднял трубку. Дежурный телефонист на коммутаторе Баткэта попросил передать трубку майору Лоту. Срочный звонок от мистера Мерчэнта из Сайгона. - Мистер Мерчэнт! - весело сказал Лот, хватая трубку с блоком шифровки-дешифровки. - Хэлло! Добро пожаловать, сэр! Каким ветром вас занесло в этот последний оплот свободы в Азии?! - Хэлло, майор! Я утром прилетел с Формозы. Небольшое турне по заданию наших друзей. Слушайте меня внимательно. Только что узнал, что во время боевой операции погиб капитан Битюк. - Какая потеря! - сокрушенно покачал головой Лот. - Чак всегда был слишком горяч. - В связи с этим вам придется принять весь его район. Таким образом, вы становитесь нашим полномочным представителем во всей этой стране. - Благодарю за доверие, сэр! - Это еще не все. Готовьте себе замену. Человек вашего калибра нам нужен в Штатах. Кстати, вопрос о вашем вояже в Россию почти решен. В этом нам помогла Ширли, которая хочет во что бы то ни стало перевести известное вам лицо в более цивилизованное и безопасное место на планете. Отныне он будет прикомандирован к "фирме". - Вы волшебник, сэр! - Кстати, я говорю с вами со второго этажа нашего посольства. Улавливаете? - Еще бы, сэр! Привет ребятам! - На втором этаже посольства США в Сайгоне размещался штаб ЦРУ во Вьетнаме, который через "Группу совместных исследований" руководил специальными войсками. - Я узнал здесь, что ваша фамилия, майор, занесена в очередной список производства офицеров. В этом помог генерал Трой Мидлборо. Так что скоро я поздравлю вас с "серебряными листьями" подполковника. - Сэр, я... я не знаю, как вас благодарить! - А я вам подскажу. Капитан Битюк погиб, так и не выполнив важную операцию, которую мы ему поручили. Эту операцию должны теперь выполнить вы. Детали я сообщу вам при личной встрече, как только вы сможете прилететь в Сайгон, отель "Каравелла". - Сэр, я вылечу в Сайгон завтра утром. - Итак, до завтра, майор! Мерчэнт бросил трубку. Лот встал и потянулся, играя гипертрофированными мускулами, улыбаясь торжествующей улыбкой. Медленно, со смаком допил виски "На скалах". Его загорелая кожа, умащенная маслами, лоснилась. Усталость после массажа как рукой сняло. - А все-таки, Чжоу, - сказал он, - жизнь хорошая штука, когда умеешь жить. Я недаром прожил этот день. Так давай же выпьем, Чжоу! Выпьем за того, кто останется здесь за меня моим верным помощником, - за тебя, Чжоу! - Вы так добры ко мне, хозяин! - кланяясь, произнес китаец. - Я буду и впредь служить вам верой и правдой. Лот так и не выпил эту порцию виски. Зазвонил телефон. - Майор Лот слушает! - сказал в трубку Лот, одной рукой завязывая пояс халата, который накинул на него китаец. - Майор Лот, сэр! Докладывает дежурный офицер капитан Лермонт-Маклеллан. Только что наш радио узел получил шифрограмму от команды А-234. По-видимому, команда вновь контактировала с Ви-Си. Командир команды А-234 первый лейтенант Грин и поспешивший к нему на выручку командир команды А-215 капитан Битюк были тяжело ранены. Капитан Битюк умер, не приходя в сознание. Лейтенант Грин находится, по-видимому, в безнадежном состоянии - у него тяжелое ранение позвоночника, полный паралич. Он все равно что мертвый, сэр. Команда А-234 просит немедленно выслать за лейтенантом вертолет или У-10. - Капитан! - перебил Лот дежурного офицера. - Сейчас же распорядитесь: мне нужен вертолет "хьюи" и эскорт из звена "фантомов". Вылетаю через двадцать минут - Я бы полетел с вами, если бы не дежурство, сэр. Мы с Джином были на одном курсе в Брагге. - Оставьте при себе ваши розовые сопли! - прорычал Лот. Он бросил трубку, швырнул в угол комнаты стакан с виски так, что тот разлетелся дождем осколков. - Чжоу! - Тигровый комбинезон, боевую сбрую, оружие - быстро! Мне этот парень позарез нужен живым! Примечания 1 Крепость гитлеровцев в джунглях Аргентины не вымысел. Мне не приходилось, правда, бывать в ней, но ее описал достаточно подробно корреспондент лондонской газеты "Дейли ньюс" Джек Комбен. Его корреспонденция была перепечатана нью-йоркским журналом "Полис газет" в мае 1964 года. (Прим. автора.). 2 В марте 1962 года, то есть за семь месяцев до этого разговора, в журнале "Ю. Эс. ньюс энд Уорлд рипорт", органе финансовых тузов Америки, появилось первое сообщение о "сверхсекретной организации "Паутина"-преемнике "Паука" (стр. 69): "За ОАС в Алжире - "Секретной армии" европейцев, терроризирующей города Алжира, а также Париж,- стоит нечто гораздо большее, нежели банда террористов. Коммандосы ОАС в Алжире насчитывают не более 3 тысяч человек. Это стрелки и бомбисты Алжира, французы, испанцы, итальянцы, мальтийцы и бывшие немецкие нацисты. Бомбисты ОАС в Париже и других французских городах еще малочисленны - их всего несколько дюжин, не больше. Но за ними стоит зловещая паутина по названию "ОАС Интернейшнл" - "Международная ОАС". За пределами Алжира в "Международную ОАС" входит знакомая порода европейских экстремистов: Экс-фашисты в Италии, экс-нацисты в Германии и фалангисты. Мадрид является одной из важнейших баз "Международной ОАС", Серрано Сунье, зять Франко, не раз приглашал в Мадрид руководителей ОАС. Офицеры испанской армии работают рука об руку с агентами ОАС против де Голля во Франции. Итальянский филиал "Международной ОАС" хорошо организован. ОАС предпринял недавно покушение на жизнь Энрико Маттеи, нефтяного босса Италии. Алжирские террористы говорят, что Маттеи вынашивает планы эксплуатации алжирской нефти в интересах мусульман. Через "Международную ОАС" множество крайне правых партий Европы, находящихся в меньшинстве, стремятся возродить фашизм...". (Прим. автора.). 3 Это происходило в 1963 году, задолго до начала массированных бомбежек американской авиацией территории ДРВ. (Прим. науч. редактора). 4 "Дед" на морском жаргоне "старший механик". (Прим. науч. редактора.). 5 По последним сведениям (к концу 1969 года) Скорцени, преуспевающий бизнесмен, являлся одним из владельцев компании "Ю. С. Эйр" со штабом в Вашингтоне. Он организовывал челночные рейсы из Лиссабона в Биафру, перебрасывая в эту африканскую страну оружие и боеприпасы. Самолеты компании пилотировались американскими и западногерманскими летчиками с опытом той же работы в Конго, где они получали солидное жалованье размером в тысячу долларов в месяц. Отто Скорцени не скрывал, что имеет финансовые интересы в Биафре. (Прим. автора). 6 Сведения об этом зловещем плане были впервые опубликованы в журнале "Рэмпартс)" писателем-негром Джином А Уильямсом в ноябре 1967 года. (Прим. автора.). 7 Виктор-Чарли (армейский жаргон США) -то же, что Ви-Си (V С.- Вьетконг). (Прим. переводчиков.). 8 А-1, по терминологии ЦРУ, источник высшей надежности В агентурной разведке ЦРУ все источники (агенты, информаторы, секретные осведомители) подразделяются на категории в зависимости от их надежности, начиная с А-1 до Е-5- патологического враля. Кстати, в этот период Джин Грин и Лот имели категорию А-1, Тэкс-Д-1, Берди - Е-4, как мне тогда удалось выяснить, заглянув в их досье в Лэнгли. (Прим. автора.). 9 Один из наиболее популярных мужских одеколонов, производимых в Кельне. Запах его стоек, но ненавязчив. Изобретен картезианским монахом в 1792 году. Формула изготовления до сих пор хранится в тайне Известно, однако, что этот одеколон выдерживается в деревянных бочках. (Прим. науч. редактора.). 10 "Пи-экс" (пост-эксчейндж)-управление военной торговли армии США. (Прим. переводчиков). 11 Американский генерал Кастер был окружен и убит вместе со всем своим отрядом индейцами племени Сиу при Литл-Биг-Хорне 27 июня 1876 года. (Прим. науч. редактора.). 12 "Кэй-Ай-Эй" ("Killed in action") - убит в бою. (Прим. переводчиков ). 13 В середине 1964 года командование "нелепых беретов" было переведено в Сайгон. В Ня-Транге остался отдел снабжения (ДЖИ-4), а также Академия ВВС, АРВН и унтер-офицерская школа АРВН. (Прим. автора.). 14 "Латрин" - уборная в армии США (Прим. переводчиков.). 15 Этот штат в Индии производит две трети всего опиума Индии, что составляет три четверти его мирового производства. (Прим. науч редактора.). 16 Уже после сдачи перевода этой книги Г. Горпожакса в издательство в американском журнале "Рэмпартс" появился сенсационный репортаж под названием "Процветающая торговля опиумом, которой занимается ЦРУ". Речь шла о закулисных операциях ЦРУ в ряде стран Юго-Восточной Азии. Семена, посеянные Лотом, дали обильные всходы. (Прим. переводчиков.).  * ПЯТЫЙ РАУНД. РУССКАЯ ШКОЛА БОКСА *  Qualis pater talis filius "Каков отец, таков и сын" - латинская пословица) ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. МОЛОДЫЕ ГОСТИ Жаркое лето 1965 года Москва проводила в интенсивной международной деятельности, и любознательная московская девушка Инга Николаева каждое утро просыпалась в тревоге: куда же рвануть после завтрака, как бы не прошляпить после обеда и каким бы образом просочиться куда-нибудь вечером? Традиционный международный кинофестиваль... Джина Лоллобриджида, Лиз Тэйлор и Лиз Сазерленд, все трое в одинаковых платьях, шепча проклятья в адрес коварного Диора, разгуливают по Дворцу съездов, Микеланджело Антониони под руку с Сергеем Бондарчуком бродят по Тверскому бульвару, делясь творческими планами... Уже от этого одного начинала задыхаться чрезвычайно любознательная молодая москвичка Инга Николаева. А кроме этого: югославская эстрада, выставка Леже, мемориал братьев Знаменских, теннисный цирк Крамера, джаз Бенни Гудмена, чехословацкая полиграфия, итальянские моды, американское медоборудование, венский балет на льду, венгерское станкостроение все это и многое другое "со страшной силой" интересовало любознательную Ингу, а потому она после весен ней сессии осталась вариться в этом асфальтово-бензинно-ннкотинно-коньячно-лимонадно-парфюмерно-потном котле и даже думать забыла о пляжах, о волнах, о синих горах. И вот мы видим Ингу Николаеву в жаркий июльский полдень, идущую в густой толпе по Манежной площади. Рядом с ней тащится Арсений Горинян, студент-дипломник института кинематографии. Инга делает три деловых четких шажка. Горинян - один обреченный. Глаза Инги блестят огоньками немыслимого любопытства. Горинян воздевает свои армянские очи к небу в немом проклятье. С утра они уже осмотрели выставку Леже (реплики Инги: "Сила, какая сила!"), выставку японских декоративных тканей (реплики Инги: "Фантастика, ну просто фантастика!") и сейчас идут к гостинице "Москва" наблюдать выход кинозвезд (реплики Гориняна: "Зола, лажа, муть"). Гориняна, который собирается в ближайшие годы потрясти человечество новым, небывалым кино, особенно возмущает совершенно обывательский интерес Инги к кинозвездам, к их туалетам, взглядам, словечкам. Для него кинозвезды лишь материал, глина, пластическая масса. Кроме того, его вообще возмущает образ жизни Инги, ее нестерпимое любопытство и общительность, желание дружить с парнями всей земли. Вот уже две недели, как отец этой ужасной девушки академик Николаев находиncя в какой-то таинственной командировке, и прекрасная прохладная квартира в Брюсовском переулке пустует, но вместо того чтобы сидеть в этой квартире с каким-нибудь неглупым человеком, беседовать на отвлеченные философские и морально-этические темы, Инга гоняет все дни по жаре, а к ночи так выматывается, что смотрит на тебя в подъезде совершенно белыми, пустыми глазами. У входа в гостиницу "Москва" под сморщившимися от жары разноцветными флагами колыхалась густая толпа. Когда Инга и Арсений подошли, в толпе вспыхнули аплодисменты, раздались приветственные возгласы. Инга запрыгала на месте от возбуждения. - Кто вышел? Лола? Лиз Сазерленд? Касаткина? Горинян посмотрел поверх голов. - Да нет. Это буфетчица с седьмого этажа. - Ах-ах-ах, как остроумно! - язвительно сказала Инга. - Подними-ка меня, товарищ Эйзенштейн. Это Арсений Горинян сделал с удовольствием. - Действительно, буфетчица, - обескураженно пробормотала Инга. - Можешь опустить. Ты слышишь? Опусти меня немедленно. - Вон приближается твоя подруга, - сказал Горинян. - Чем не кинозвезда? Инга обернулась. По тротуару к ним своей чуть танцующей походкой медленно шла ее однокурсница Тоня Покровская короткая юбка покачивалась на стройных бедрах, на лице блуждала смутная улыбка Девушка шла так, словно была одна в этот час в Охот ном ряду. Лишь иногда она быстро исподлобья взглядывала на своего спутника, высокого молодого мужчину в светло-синем легком костюме, а он-то как раз не отрывал о г нее глаз. - Что это за парень с Тонькой? - удивилась Инга - Ты что, не помнишь? - сказал Горинян. - Не делю назад на пляже в Серебряном бору он клеился сначала к тебе, а потом пришла Тоня, и он переключился Судовой врач, что ли, Марком, кажется, зовут. - Ничего он не переключился, - сердито сказала Инга. - Я сама его переключила. Мало мне будущих киногениев... Тоня подошла к Инге, нежно обняла ее за плечи, поцеловала в щеку и сказала: - Поздравляю тебя, лапочка. - С чем? - округлила глаза Инга - Как это с чем? С днем рождения - О господи! - воскликнула Инга. - Держи меня, Арсений! Вот бестолочь, про собственный день рождения забыла. - Это все любознательность твоя, - ухмыльнулся Арсений. - А ты о чем думал? - напустилась на него Инга. - Тоже мне кавалер! - А я откуда знал! - крикнул Арсений Инга, руки в боки, уставилась на него, он вылупился на нее. Секунду спустя Инга расхохоталась - В самом деле, откуда тебе знать? Ведь мы знакомы три недели. Тоня засмеялась и показала ладошкой на своего спутника, как бы демонстрируя его. - А вот он уже знает мой день рождения. - Не самый удачный день вы выбрали, дарлинг! - оправдывался тот. - Подумать только, двадцать девятого февраля. - Наоборот, - сказала Тоня. - У меня было всего пять дней рождения, значит, мне всего лишь шестой год, а Инге уже двадцать два. - Терпеть не могу дней рождения! - воскликнула Инга. - Тем не менее зажимать не полагается, - строго сказал Горинян. - Можно мне пригласить вас всех в ресторан? - спросил Рубинчик. - Ведь вы бедные студенты, а я богатый врач-путешественник. Идет, ребята? - Схвачено! - радостно воскликнул будущий Феллини. - Нет, уж извините, - решительно возразила Инга. - В ресторан мы не пойдем. Горючее ваше, квартира и закуска мои. - Схвачено! - еще более радостно закричал будущий Эйзенштейн. В это время в толпе возник шум, аплодисменты, послышались крики "Козаков!", "Табаков!", "Козаков с Табаковым идут", и Инга мгновенно штопором ввинтилась в толпу, а за ней бросилась и Тоня. Парни же с высоты своего роста спокойно могли наблюдать за прохождением выдающихся артистов. - Мда-а, - протянул Рубинчик, когда артисты скрылись в подземном переходе, - признаться, я разочарован. - В чем же? - спросил Горинян, глянув на него через плечо. Он не очень-то был ему по душе, этот самоуверенный денди, так ловко втершийся в их компанию на пляже. - Да в этих артистах, - сказал Рубинчик. - Не совсем в моем вкусе. - Интеллекта, что ли, маловато на ваш вкус? - с ехидцей спросил Горинян. - Да нет, я не об этом, - сказал Рубинчик. Девушки тем временем отошли в сторонку и присели на барьер, отделяющий тротуар от проезжей части улицы - Инга, тебе он нравится? - спросила Гоня. Оба прелесть, - ответила Инга - Козаков - лапа, а Табаков - само совершенство. - Да я не о них Скажи, по душе тебе мой новый хвост? Она показала глазами на Рубинчика, который уже беспокойно озирался по сторонам, разыскивая ее. Инга внимательно осмотрела Рубинчика. - А что, звучит, - сказала она. - Сколько ему лет? - Двадцать восемь, - ответила Тоня. - Он уже четыре года плавает, видел весь мир.. Инга вдруг расхохоталась. - Тонька, помнишь, как они в Серебряном бору выпендривались, этот Марик и этот... как его... Вася, что ли... Ну, Снежный Человек? Этот все о море, о загранке, а тот все про горы, про ледники. Ну, я просто умирала... А тебе он нравится, да? Только честно. - Он немного странный, - медленно проговорила Тоня. - Ты знаешь, он сказал мне, что ему пришлось много пережить... Он сказал, что прежде совсем иначе смотрел на мир и... - Тоня! - крикнул Рубинчик в толпу - Тоня, где вы?! - Эй, я здесь! - крикнула Тоня, откинула упавшие на лоб темные волосы и улыбнулась так, что Инга и без слов поняла - Рубинчик ей нравится. Магнитофон "Сони" крутил диски, исторгая из себя невероятную стереофоническую музыкальную мешанину, свидетельствующую о разносторонних вкусах его хозяйки. За бешеным ритмом "рок-раунд-зи-клок" следовала грустная песенка "На Смоленской дороге", за ней в хриплом фарсовом исполнении "Баллада о сентиментальном боксере"; Жильбер Беко и чемпион романтики Иосиф Кобзон, Армстронг и Эдита Пьеха, Элла и Муслим, и твисты, твисты... Любопытна, между прочим, история проникновения твиста в советское общество. Если буйный Рок, хамюга парень в кожаной куртке и вытертых джинсах, сразу же был отвергнут и высмеян публично, то бестия Твист оказался более изворотливым. Появившись вначале в полосатом сногсшибательном пиджаке, с толстым слоем порочной парфюмерии на хитром личике, покрутив для разведки чахлыми бедрами, ловчила быстро мимикрировался, расцвел жизнерадостным румянцем, засучил рукава, повел плечами туриста, спортсмена, геолога и, глядишь, отплясывает теперь повсюду, крутит ловким задом, напевая "Трутся спиной медведи о земную ось", "Королеву красоты" и тому подобные невинные песенки. Гостей в квартире академика Николаева набралось чуть ли не сорок человек. Откуда только набежали? Публика была такая же разношерстная, как и музыка в магнитофоне: университетские девочки и мальчики-интеллектуалы, спортивные ребята из Серебряного бора, были здесь Ингины соседи, три брата, известные уже пианисты, дети знаменитого виолончелиста, был мастер альпинизма душа общества Вася Снежный Человек, был корабельный врач Марк Рубинчик, были также и какие-то совершенно незнакомые Инге люди. Ежеминутно хлопали входные двери, кто-то исчезал, появлялись новые компании с "горючим", торопливо поздравляли хозяйку и бросались танцевать. Гости сидели в креслах, на подоконниках, кое-кто прямо на полу. Обсуждались кинематографические, литературные и спортивные новости, вспыхивали споры, все говорили разом, и говоруны вроде Васи Снежного Человека приходили в отчаяние - невозможно было овладеть общим вниманием, хоть на минуту "захватить площадку". Для Инги такие сборища были делом привычным, а такой обстановке она чувствовала себя как рыба в воде, крутилась, вертела юбкой, то лихо танцевала с разными парнями, "заводя" мрачнеющего Гориняна, то шумно и бездарно хозяйничала за столом. Тоня и Марк Рубинчик между тем стояли у открытого окна и смотрели на зеленое послезакатное небо, разлившееся за ломаным контуром московских крыш - Такое освещение, что кажется, будто Москва - приморский город, - проговорил Рубинчик. - А за Химками начинается океан, - усмехнулась Тоня. - Вас тянет в океан, Марк? Губы девушки были полуоткрыты, она словно тянулась к этому неведомому океану, а в глазах была грусть. - До лампочки мне все океаны, когда вы стоите рядом, - сказал Рубинчик, заглядывая ей в лицо. Девушка снова усмехнулась и не повернулась к нему. - Где сейчас ваш корабль? - спросила она. - Сейчас, должно быть, он снялся с Калькутты на Порт-Саид, - сказал Рубинчик. Тоня усмехнулась, провела ладонью по лбу и прочитала с легким подвывом: - "Послушай, далеко у озера Чад изысканный бродит жираф..." - Гумилев? - спросил Рубинчик - Ого! - сказала она. - Вы, я вижу, и стихи знаете. А в нашей компании посчитали вас за эдакого примитивного модернягу-силовика. Все эти ваши "железки" и "потряски"... Рубинчик смущенно засмеялся. - Да нет, я и стихи люблю. Вот, например: "Мы - двух теней скорбящая чета над мрамором божественного гроба, где древняя почиет Красота..." - Кто это? - удивилась Тоня и повернула наконец к нему свое лицо. - Это Вячеслав Иванов, - сказал Рубинчик и поднял с подоконника стакан, наполненный темным и прозрачным коньяком "Двин". - Давайте выпьем, Тоня - Все как по нотам, - засмеялась Тоня, - сначала стишок, потом коньячок... Специально готовились к сегодняшнему вечеру? - Напрасно вы считаете меня пошлым, - сказал Рубинчик. - Я действительно, как это говорится, врезался в вас. Может быть, я влюблен в вас, Тоня, - Вы решительный человек, Марк, - сказала Тоня и вдруг положила свою ладонь на его щеку. Рубинчик от неожиданности вздрогнул и расплескал коньяк. В это время к парочке подскочила Инга и зашептала, как заговорщик: - Тонька, приперся Герка, Мрачный как туча Ищет тебя. - Кто это Герка? - спросил Рубинчик. - Ваш бывший приятель, Тоня? - Почему же бывший? - лукаво улыбнулась Тоня - Марик, он сумасшедший, - забормотала Инга. - Не связывайся с ним. Кроме того, он самбист. - Тогда это страшно, - сказал Рубинчик, сужая глаза. Из толпы танцующих к ним пробрались Герка, широкоплечий мрачноватый парень в белом свитере, и голубоглазый, русоволосый красавец Вася Снежный Человек. Знакомясь, мрачный Гера очень сильно сжал руку Рубинчику и даже попытался ее слегка подвернуть, но, встретив улыбчивое сопротивление, отпустил руку. - Привет, Марик, что-то давно тебя не видно, - сказал Вася Снежный Человек. - Как же давно? - удивился Рубинчик. - Вчера мы с Тоней сидели в "Славянском базаре", а ты был рядом с какой-то девушкой. - Верно, - хлопнул себя по лбу Снежный Человек. - У меня, старики, все уже перемешалось в этом Содоме. Я, старики, только с высоты три тысячи метров начинаю себя чувствовать человеком. А здесь я просто задыхаюсь. Слушай, Марк, хочешь, я тебя в горы вытащу? Давай плюнем на все и рванем на Али-Бек, а? - Это вот от Тони зависит, - сказал Рубинчик. - Если она захочет, то и я поеду. - Тоня, едешь? - взвился Снежный Человек. - Я вас, ребята, обучу глиссировать по леднику. Нет в мире большего наслаждения, чем глиссирование по леднику. Так едем или нет? Тоня промолчала. - Мне нужно с тобой поговорить, - сказал мрачный Гера и взял ее за руку. - Вряд ли это получится, - сказал Рубинчик и, улыбнувшись, притронулся к его плечу. - Что, что? - сощурил глаза мрачный Гера. Возникла напряженная пауза. Инга покусывала губы и шныряла глазами. Вася Снежный Человек недоумевающим взором обводил компанию. - Ой, посмотрите, кто там идет! - вдруг радостно закричала Инга и свесилась из окна так резко, что подскочивший Горинян схватил ее за ноги. - Вы только посмотрите, кто там идет внизу! - кричала Инга. - Лева! Лева! Сюда! Все непроизвольно повернулись к окну и с высоты третьего этажа увидели совершенно непринужденно шествующего кумира молодежи Льва Малахитова1 со свитой. Услышав крик Инги, Лева задрал голову, распростер руки и радостно воскликнул: - Марина! Старушка! Как я рад! - Я Инга! - крикнула Инга. - Инга, а не Марина. Помните, буфет в Политехническом? - Еще бы не помнить! Инга! Старушка! - крикнул кумир. - Лева, поднимайтесь сюда! У нас весело! - Вот они, женщины моей родной страны! - закричал Малахитов. - Какой номер квартиры? - Один момент, - сказал Вася Снежный Человек, - сейчас я провожу поэта. - Вот они, девушки Москвы и Подмосковья! Вот они, истинные ценители поэзии! Вот для кого мы работаем! - разорялся внизу поэт. - Эдик, старикашечка, веди нас. Рон, Пегги, Андрюша, Мила, за мной! Через минуту знаменитость уже на правах старого друга целовался с Ингой, потрясая сомкнутыми над головой руками, торжественно представляя свою свиту, среди которой были Рон Шуц, одетый в пеструю, до колен, хламиду с огромным жетоном на груди, на котором было крупными буквами написано сверху: "Peace - Мир", пониже "Ron Shutz sparkles in the darkness" ("Рон Шуц сверкает во мгле"), а еще ниже мелкими: "I`m an alcocholis, buy me a beer" ("Я алкоголик, купи мне пива"); чопорная аспирантка из Норт-Хемптона (графство Сассекс) Пегги Пинчук, автор нашумевшей монографии "От Сумарокова до Малахитова"; известнейший мотогонщик по вертикальной стене и поэт престарелый Андрюша Выстрел; физик-теоретик, Людмила Бруни, популярная в теоретических кругах под именем "Мисс Марьина Роща". - Что нового, Лева? - спрашивали поэта молодые люди, которые давно уже знали его и любили. - Ну, что нового, - сказал Лева, - хвастаться особенно нечем, друзья. Вознесенский провалился в Японии, Евтушенко синим пламенем горит на Таити, один лишь я в Париже, как всегда, на "ура". Картина печальная. Молниеносно сверкнув лукавым зеленым огоньком, глаза его потускнели: видно было, что переживает поэт неудачи своих товарищей. - А как с Бриджит Бардо? Контакт был? - спросил Вася Снежный Человек. - Нет, Эдди, - ответил ему Лева. - Звонила мне она в последний день, но у меня уже времени не было. Молодые гости невежливо расхохотались. Поэт нахмурился. - Ну, братцы, если уж вы даже этому не верите, то о чем же нам с вами разговаривать! Гордо подняв вихрастую голову, шепча "нет пророка в своем отечестве", он направился к пиршественному столу. Веселье продолжалось с новой силой. Присутствие знаменитости словно подлило масла в огонь. К двенадцати часам ночи случилось то, чего больше всего боялся Арсений Горинян: вернулся хозяин квартиры академик Николаев. Он открыл дверь своим ключом, поставил в прихожей чемодан и вошел в полутемную гостиную, где оглушительно гремела музыка и мелькали незнакомые ему юные тени. Академик отличался моложавым спортивным складом, седина его в полутьме была не видна, и поэтому на него никто не обратил внимания. Некоторое время он слонялся среди гостей, пытаясь обнаружить свою дочь и вручить ей букет горных тюльпанов, привезенных издалека, а потом остановился возле группы парней и девушек, в центре которой разглагольствовал Арсений Горинян. Горинян как раз заканчивал разгром нового фильма Антониони, когда Инга вдруг заметила среди слушателей знакомую фигуру, курящую по-матросски - в кулак. - Папка! - крякнула она, ринулась и зарылась головой в душистые прохладные тюльпаны. - Отец! Отец приехал! Конь прискакал! - пронеслось по комнатам, и по меньшей мере половину гостей как ветром сдуло, хотя никаких, собственно говоря, оснований для бегства у них не было, просто сработал естественный рефлекс. Впрочем, и у оставшихся был довольно смущенный вид, когда Инга зажгла свет и все увидели загорелого рослого мужчину с букетом в руках. Горинян стоял с открытым ртом, мрачный Гера смотрел, как медведь из берлоги, Вася Снежный Человек тренькал на одной струне, Лева Малахитов сдувал пылинки с плеч Людмилы Бруни и Пегги Пинчук, а Марк Рубинчик растерянно чиркал своей шикарной зажигалкой "ронсон", словно забыв о сигарете, торчащей у него в зубах - Что за паника? - молодо воскликнул академик. - Немедленно налить бокалы! Жарким июльским утром по Сокольническому кругу плелись два американца в серых переливающихся "тропикалях" с эмблемой выставки медоборудования США: маленький пузатый Джек Цадкин, заведующий пресс-центром, и жилистый, похожий на вышедшего в отставку скакового жеребца доктор Лестер Бивер, консультант отдела анестезиологии. - Стыд для вы, господин Цадкин, - мямлил по-русски доктор Бивер. - Почему вы не взять я на гостиница восемь часов утро остро? - Потому что я был уверен, что вы еще дрыхнете. господин Бивер, - щеголяя своим идеальным русским, ответил Джек Цадкин. - Стыд для вы, - обливаясь потом, канючил доктор Бивер. - Я никогда спать длинно... Американцы остановились, посмотрели друг на друга и расхохотались. - Но все-таки признайтесь, Джек, что я делаю успех, - сказал доктор Бивер. - Определенно, Лестер! - весело воскликнул Цадкин. - Вам уже пора читать Достоевского в оригинале. Они вошли в стеклянный павильон, настолько прогретый солнцем, что казалось, будто воздух в нем уплотнился и его можно резать на куски, как какое-нибудь желе. Цадкин сел к пластмассовому столику и сказал Биверу: - Попробуйте-ка сами заказать пиво. - Вы меня унижаете, Джек, - сказал Бивер. - Вчера в вашем присутствии я заказал целый обед и поговорил с официантом о баскетболе. Он бодро подошел к буфетчице и сказал: - Шу-уотч-ка, дать сейчас два пиво, плиз. Шурочка несколько мгновений остекленело смотрела на него, а потом сказала очень отчетливо и старательно: - With pleasure, old fellow2. Цадкин за столиком хохотал как безумный. Американцы подняли пузатые пол-литровые кружки, к которым они уже привыкли за две недели жизни в лесопарке Сокольники. - Пиво они умеют делать. - чмокнув, сказал Джек Цадкин. - Делать умеют, но не умеют консервировать, - сказал Бивер. - Русское пиво можно пить только в свежем виде, тогда как датское, например, чем старше, тем лучше. - Ну, а что о водке, Лестер? - Видите ли, Джек, о водке у меня есть собственная теория... - оживившись, начал Бивер, но прервался, увидев за стеклом атлетическую фигуру молодого американца, деловито идущего в сторону выставки. - Что это за парень, Джек? - спросил он, мотнув головой в сторону атлета. - Какой-то он странный. 3а все две недели нашей работы я видел его раза три, не больше. Цадкин сдержанно улыбнулся. - Это Евгений Гринев. Он приписан к нашему пресс-центру. - Я вам говорю, что видел его на выставке раза три, не больше, - повторил Бивер. Цадкин осторожно осмотрелся: кафе было пусто. Шурочка, шевеля губами, читала толстый роман. - Неужели вы не понимаете, Лестер, что это за птица? - тихо сказал Цадкин. - Когда в Штатах его зачислили в мой персонал, я попытался выяснить его медицинскую квалификацию, узнать, где он работал прежде, и тогда мне позвонили из одного правительственного учреждения и посоветовали быть не слишком любопытным. "Этот славный парень окончил медицинский факультет Колумбийского университета, служил в армии, вот все, что вам нужно знать о нем, мистер Цадкин", - сказали мне. - Скотство! - буркнул Бивер. - Всюду лезут эти "неприкасаемые"! Хотя бы медицину оставили в покое. - Это не наше дело, Лестер, - сказал Цадкин. - Как это не наше? Предположим, его здесь накроют, этого "неприкасаемого", что тогда русские будут думать о всех нас, честных врачах? Ох, не нравятся мне эти "спуки3"! - Надеюсь, вы не подведете меня, Лестер? - сказал Цадкин и встал. - Впрочем, возможно, и вы "неприкасаемый"? Тоже "спук". - Может быть, от "неприкасаемого" слышу... До полудня Джин работал в пресс-центре, если можно назвать работой вялую пикировку с секретаршей мисс О'Флаэрти. Потом Цадкин в довольно недружелюбной форме предложил ему заняться тремя молодыми врачами из Новосибирска, хирургом и двумя рентгенологами. - Боюсь, Джек, что это дело не по мне, - пробормотал Джин, глядя Цадкину прямо в глаза. Цадкин неприязненно молчал. - Пожалуй, Джек, погребу-ка я отсюда, - сказал Джин. - Гуляйте, гуляйте, дело молодое, - буркнул Цадкин, а мисс О'Флаэрти разочарованно отвернулась. Джин вышел из парка, окинул взглядом широкую площадь вокруг метро "Сокольники". Купол ультрамодернистских выставочных павильонов и купола старинной церкви с золотыми звездами по глазури, станция метро и желтые покосившиеся двухэтажные домики странное здание в виде шестеренки, конструктивизм двадцатых годов, неуклюжая пожарная каланча конца прошлого века, многоэтажные новостройки, краны и рядом деревянные заборчики дач - чудом сохранившиеся островки почти сельской жизни, обтекаемые интенсивным уличным движением, - Москва продолжала поражать его, хотя он был здесь уже две недели. Все-таки это было чудо - Джин Грин в Москве! Он ходит по улицам, разговаривает с продавщицами, с дворниками, с шоферами такси, с милиционерами, все его считают русским, не церемонятся, не замыкаются, не тащат его на Лубянку. Никому и в голову не приходит, кто он такой. Думал ли он об этом в Брагге или в той чудовищной "Литл Раша"? Думал ли он об этом, когда "отдавал концы" в госпитале спецвойск в Ня-Транге? Все эти дни в нем жило чувство открытия нового мира - вернее, ожившего вдруг глубинного сна, такого сна, который мучительно вспоминаешь утром и ничего не можешь вспомнить, хотя прекрасно знаешь, что он был огромный, наполненный звуками, красками, запахами, людьми и чувством. Все это путешествие в Россию было для Джина фантастическим, гораздо более диковинным, чем джунгли Вьетнама. В конце концов флора и фауна джунглей были досконально изучены в Форт-Брагге и на Окинаве; в конце концов джунгли соответствовали тому, что он усвоил на занятиях; тогда как зловещая "Литл" Раша" так же походила на настоящую Россию, на Советский Союз, как чучело орла на живого орла, как нарисованная яичница на яичницу настоящую, трескучую, в пузырях. Джин вспомнил первое ощущение России, первое ошеломление, и этим первым ощущением был, конечно, язык. Когда открылись люки "боинга" и рабочий с подъезжающего трапа гаркнул нечто русское, непереводимое, когда носильщики, служащие аэропорта, таксисты, прохожие, девушки, старухи, дети, все вокруг заговорили вдруг по-русски, он неожиданно с невероятной болью и тревогой почувствовал ощущение родины. Всю жизнь русский язык был для него языком замкнутого круга людей, в основном интеллигентных людей. Он казался ему каким-то изысканно-печальным анахронизмом, каким-то странным пузырем, сохранившимся в море бурлящей, искрящейся, деловой, пулеметной, хамской, грубовато-дружелюбной американской речи. И вдруг, вдруг... все переменилось, и мир, "прекрасный и яростный мир" заговорил по-русски, с отцовскими и материнскими интонациями, а английский съежился до минимальных размеров, как проколотый баллон. Потом начались блуждания по Москве, Джин почти не спал. Он мог круглые сутки ходить по этому прекрасному городу пращуров, ему хотелось видеть его и ранним пустынным утром, и в часы "пик", и ночью, и на закате. Все самые малые мелочи поражали его, и, главное, поражала его естественность жизни этого многомиллионного города, естественность встреч, ссор, прогулок, драк, поцелуев, бесед, споров, торопливости, медлительности, деловитости, дуракаваляния. Все заранее продуманные схемы России расползались на глазах. И где-то здесь, в людском море, ходил его брат. Брат... Человек одной с ним и Натали крови, какой-то неведомый Гринев. Если бы можно было взяться за поиски! Пользуясь своей свободой "спука", независимым отношением к выставке и мистеру Цадкину, Джин почти все время проводил на московских улицах и всегда выдавал себя за русского, за коренного москвича. Это доставляло ему какую-то странную тайную радость. Оторвав наконец взгляд от глазурных куполов церкви, Джин вздохнул, выбросил окурок сигареты и, чувствуя незнакомое расслабляющее волнение, направился к телефонной будке. Он набрал восьмизначный номер, покрылся испариной, сжал кулаки, и частые гудки занятости даже обрадовали его. Он вышел из будки, поднял руку. От стоянки тут же отделилось такси. - К "Националю", шеф, - сказал Джин. - К "Националю"? - весело сказал шофер. - Сделаем. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. ЧЕРНО-БЕЛОЕ КИНО Он долго выпрашивал у профессора разрешение на самостоятельную операцию и вот наконец-то услышал долгожданное: - Ладно, сделайте аппендэктомию. Случай не запущенный. Все было бы прекрасно, если б не странная повестка с приглашением явиться на Кузнецкий мост. Вскоре раздался телефонный звонок: - Будьте любезны товарища Рубинчика. - Я вас слушаю. - С вами говорит старший лейтенант Васюков из Комитета госбезопасности. Вы получили нашу повестку? - Но у меня в девять операция. - Оперируют вас? - Нет. Я оперирую. Очень серьезный случай. - Тогда приходите не в девять, а к двенадцати. - А можно завтра? - У нас тоже серьезный случай. - Лады. - Что? - В голосе Васюкова зазвучала нотка удивления. - Лады, говорю, хорошо... - Не опаздывайте. Пожалуйста, не забудьте взять с собой паспорт. Марк положил трубку и долго сидел молча. Неужели снова всплыла старая хайфонская история? Казалось бы, последний разговор с капитаном два года тому назад подытожил все. Он был допущен в ординатуру, начал было забывать все, с чем так трудно расставался: море, товарищей по кораблю, стоянки в далеких портах, Фуонг и его... того типа... Жеку... И вот все начинается сначала. К счастью, Марк был человеком, склонным к положительным эмоциям. Он включил транзистор, напал на след джазовой музыки - из Лондона передавали "Новые ритмы Орнета Коулмэна". Под музыку он перечитал конспект лекции профессора Синельникова "Гнойные аппендициты", плотно поужинал и лег спать. Утром Марк сделал зарядку по системе йогов - это было его последнее увлечение, а к девяти часам он уже начал "мыться" в малой операционной. Марк "мылся", как заправский хирург, долго и тщательно. Это ему нисколько не мешало заметить операционной сестре Ниночке, что она "полная прелесть", "мечта холостяка", "очаровательный пороховой погреб" и так далее. Он угомонился только после того, как опустил руки в таз с дезраствором. Но, склонившись над больным, он все же сообщил: - Я тот редкий экземпляр, который в Арктике, глядя в зеркало, сам себе делал аппендэктомию. Дважды терял сознание, но, как видите, остался жив и теперь оперирую вас. Марк прооперировал больного легко и уверенно. Быстро обнаружил и удалил червеобразный отросток, сделал шов и, приняв как должное восхищенный взгляд Нины, вышел, неся впереди себя, как вазу, свои драгоценные руки, чуть согнутые в локтях. Старший лейтенант Васюков ждал его в вестибюле. - Товарищ Рубинчик? - Да, это я... - Паспорт! Он протянул паспорт Марка в высокое окно бюро пропусков, сказав сержанту: - Ко мне! - предъявил часовому пропуск, свое удостоверение, и они вошли в лифт. - Хорошая погода, - сказал Марк. - Тепло, - сказал Васюков. Больше они ни о чем не разговаривали. В просторном кабинете висел портрет Дзержинского. Кремовые шторы высоких окон, выходящих на солнечную сторону, были полуприспущены. - Сергей Николаевич, - представился старший лейтенант. - Марк Владимирович! Очень приятно. - Как прошла операция? - Нормально. Обычный вариант, без гноя и перитонита. Я быстро нашел червеобразный отросток и удалил его. - Давно работаете ординатором? - Скоро год. - Делаете сложные операции? - Пока нет. Но готов к ним. - Скажите, Марк Владимирович, вам вспоминается Хайфон? - Сергей Николаевич открыл папку, лежащую перед ним. - Ведь он тогда мог вас запросто убить. Пожалел, что ли? - Не знаю. - Какие у вас последние анализы крови? Есть ли в крови изменения? - Все в норме. - Вы могли бы опознать Чердынцева? - неожиданно в лоб спросил Сергей Николаевич. - Конечно. У меня память, как у слона. - А что, у слонов хорошая память? - Особенно на обиды... Однажды после выступления в цирке обидели слона... Простите, я вас не задержу рассказом? - Если можно, лучше в следующий раз, я, к сожалению, сегодня очень занят. Так что же насчет нашего общего знакомого? - Я сказал, что смогу его опознать. Рубинчика немного огорчила вежливая сдержанность собеседника. - Давайте попытаемся, Марк Владимирович, еще раз восстановить подробный портрет вашего рижского знакомца. - Он высокий. Так примерно метр девяносто. Светло-русые волосы, зачесанные на пробор... Серо-голубые глаза Широкоплечий. Сергей Николаевич, слушая, достал из пухлой коричневой папки какой-то отпечатанный на машинке листок и пробежал его глазами. - Очень сильный, - продолжал Марк. - Он сказал, что тренируется ежедневно по системе "Атлас" Меня это, кстати, сразу же удивило... На скуле шрам... "Малозаметный после пластической операции шрам ранения в автомобильной катастрофе", - прочел про себя Сергей Николаевич. - На руке у него с тыльной стороны, - продолжал Марк, - между большим и указательным пальцем родинка. - Родинка? - заинтересовался Сергей Николаевич. - Он, кстати, сказал, что она у них фамильная, у отца была и у деда. - Странно. Какого она цвета? - Темно-коричневого. - Вы могли бы его узнать в толпе? - Сразу же. - Хорошо, товарищ Рубинчик. Пока что у меня все.. Прошу вас о нашем разговоре никому не говорить. Какие ваши ближайшие планы? В отпуск не собираетесь? - Я его уже отгулял зимой. - Тем лучше. Если вы нам понадобитесь, сообщим Возражений нет? - Сергей Николаевич улыбнулся. - Готов соответствовать, - напыжился Марк. - До свидания! Марк скис сразу же после того, как за ним закрылась дверь комитета. Возможно, сказалось нервное напряжение утра: первая операция, серьезный разговор в серьезном доме, перепады в настроении от зажатости к раскованности Он так до конца и не понял, кем был тот странный и страшный парень. Неужели шпион, диверсант? Тогда почему он его не убил? Он мог бы пойти пообедать в "Арагви" - там и в июле всегда прохладно: подвал с мраморными стенами В "Арагви" шашлыки на ребрышках, цыплята табака, нежное сациви из кур или индейки в ореховом соусе, тонкий, лимонного цвета подогретый сыр сулгуни, розовая фасоль - лоби и множество восточных трав соусов, специй. Он мог бы пойти обедать в кафе "Националь" стоило ему только показаться в дверях, и знакомый официант уже заказал бы для него отменную вырезку, поджарил бы из тонких ломтей хлеба тостики, а потом принес пахучий кофе с плотной светло-коричневой корочкой пенки. Но он пошел обедать в "Берлин" - и не из-за карпов, плавающих до срока в бассейне, - укажи официанту любого, и он - твой, - не из-за зеркальных стен и зеркального потолка... Он как-то был здесь с Тоней в шесть вечера. Это "ничейное" время, затишье перед вечерним приемом гостей. Тогда здесь было пусто, тихо. Тоня отражалась во всех зеркалах, рядом в бассейне плескались карпы, официант дремал в углу. Даже длинный, просиженный, неудобный диван старомодно огороженной кабинки показался ему тогда воплощением уюта. На этот раз в ресторане было много народу. Едва он сел, как за его спиной послышался чей-то знакомый голос: - "Ах, оставьте ненужные споры"... В горы нужно идти, в горы. Только там, на большой высоте... Он сразу узнал, кому принадлежит эта фраза, и поэтому обернулся. - Привет Рубинчику! - крикнул ему Вася. - Привет Снежному Человеку. Здравствуйте, Инга. Инга приветливо поздоровалась с ним. - Вы одни? - спросила она. - Как видите. - Отставка? - с искренним сочувствием спросила Инга. - Пока, слава богу, нет. - Садись с нами, Марк! - пригласил его Вася. - Мы празднуем отпуск юного друга - гардемарина. - Спасибо! Вы ведь уже пьете кофе. - А может, все вместе махнем в Серебряный бор? - предложила Инга. - Спасибо, я сегодня занят. Она с сожалением развела руками и тут же "отключилась". К нему подошел официант. - К вам можно посадить человека? - Пожалуйста. - Что будем заказывать? - Двести грамм "Юбилейной", натуральную селедочку, грибы есть? - Маринованные. - Не нужно... - Огурцы, помидоры? - предложил официант. - Натуральные. - Заливную осетринку? - Вареную с хреном. И карпа в сметане. - Целого? - Если он небольшой... И бутылку холодного боржоми... Официант поправил на столе бокал, рюмочку, передвинул с места на место прибор, помахал белоснежной салфеткой по крахмальной скатерти и удалился. Высокий плечистый человек с бритым черепом, в безукоризненно сшитом серо-голубом "тропикале" подошел к столу и в полупоклоне, наклонив вперед голову, по-немецки спросил: - Не побеспокою? - Пожалуйста, - сказал он. Бритоголовый сел, положил ногу на ногу и на чудовищном русском языке непринужденно сделал заказ - коньяк, лимон, кофе. После этого он с приветливым любопытством посмотрел на своего соседа. Сосед, видимо, пришелся ему по душе: молодой сероглазый парень с медицинским значком на лацкане пиджака. - О, доктор?! - уважительно сказал бритоголовый. - Да. - Вундербар! - воскликнул бритоголовый. - А куда пропал кельнер? Официант принес водку и коньяк, наполнил рюмки. - Мир-дружба, - осклабился бритоголовый. - Фриден-фройндшафт, - отозвался сосед. - О, вы говорить немецки? - обрадовался бритоголовый. - Зер вениг. - Вундербар! Я немножко русский, вы немножко немецкий. Мы будем поискать общий язык. - Меня зовут Марк Рубинчик. А вы кто? - Их бин Франк Рунке. Швейцария. Я есть очень богатый человек. Капиталист, - бритоголовый захохотал. - Прогрессивный капиталист. Вы богатый человек, герр Рубинчик? - Нет. У нас нет богатых в вашем понимании. - О, я! - сочувственно воскликнул Рунке и закручинился. - О, я, я, я... - Потом он вдруг встрепенулся и посмотрел своему соседу прямо в глаза. - Вы счастливый человек, герр Рубинчик. - Почему вы так решили? - Ваши дела идут зер гут. - А ваши? - О, мои дела - прима! Колоссаль! - Бритоголовый помахал рукой. Он опорожнил рюмку, встал, поклонился "герру Рубинчику", мимикой и жестами сказал ему примерно следующее: "Не нужно быть таким мрачным, выше голову, выше, хох, хох!" - и зашагал к выходу. "Герр Рубинчик" исподлобья посмотрел ему вслед. - А вот и карпик наш, - пропел официант, - пальчики оближете, молодой человек. Проносясь взад-вперед по залу, официант огорченно замечал, что клиент, сделавший такой толковый заказ, ест быстро, как у стойки автомата, не замечая вкуса божественного карпа. Впрочем, настроение его улучшилось, когда клиент, быстро разделавшись с обедом, встал и на ходу расплатился. "Герр Рубинчик" вышел из ресторана, прошел метров двести вниз по Пушечной, завернул за угол большого универмага "Детский мир" и на стоянке такси увидел высоченную фигуру бритоголового. Они вместе сели в свободную машину Когда они, расплатившись с шофером, вышли у Крымского моста, бритоголовый вынул из кармана маленький транзисторный приемник в кожаном футляре. Внешне он ничем не отличался от других транзисторов типа "Хитачи" или "Сони", но на самом деле у него было совершенно другое назначение. Бритоголовый включил его, поерзал по шкале рычажком настройки, прошел несколько шагов и выключил. - Все в порядке, - сказал он. - Теперь можно разговаривать. Здравствуй, Джин. - Здравствуй, Лот! И пошел ты к черту! - Страшно рад тебя видеть, малыш. Джин промолчал. - А ты, я вижу, мне не очень-то рад. - Лот зорко взглянул на Джина. - Что дома? - спросил Джин. - О'кэй! Я сказал твоим, что увижу тебя в Европе. Приказали тебя поцеловать. Считай, что я это сделал. - Спасибо. - Неделю назад на приеме я, видел Ширли, представь себе, после вашей последней встречи в Гонолулу у нее уже год нет любовников. - Ты даже о нашей встрече в Гонолулу знаешь, - мрачно сказал Джин. - Дело в том, малыш, что один субчик из "Нью-Йорк дейли мейл" пронюхал о вашем свидании и решил ославить вас на весь свет. Пришлось наложить на него тяжелую лапу. - Выходит, ты опять меня выручил, Ланселот! - усмехнулся Джин. - Что с тобой? - резко спросил Лот. - Что это за тон? Ширли... - Хватит о Ширли! - перебил его Джин. - Опять влюбился? - усмехнулся Лот. - Довольно об этом, перейдем к делу. - Серьезно влюбился? - не унимался Лот. Джин остановился, закурил. Лот расхохотался. - Влюбился в Москве! Вот потеха! Ты неисправим! Любовь по всем законам греческой трагедии с кульминацией и "катарсисом"? - Какое тебе дело до этого, Лот? - Очень большое, - жестко проговорил Лот - Вспомни Транни. Несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза. Потом двинулись дальше. - Что ж, давай о делах, - сухо сказал Лот. - Где сейчас танкер "Тамбов"? - спросил Джин. - В центре Атлантики. Идет на Кубу. - Итак, я - Марк Рубинчик, судовой врач танкера "Тамбов". Нахожусь в Москве в отпуску. - Версия для кого? - Для семейства академика Николаева, его Дочери, ее подруги Тони и их друзей. - Где ты с ними познакомился? - На пляже. - В кого ты влюблен - в Тоню или в Ингу? - В Тоню, конечно, - машинально ответил Джин. Лот снова расхохотался. - Жаль, что не в Ингу. - "Фирма" хочет, чтобы в Ингу? - мрачно спросил Джин. - Нет, нет, ни в коем случае. Наоборот, Инга - табу. А кто она, эта Тоня? - Не имеет значения. - А все же? - Важно другое: я свой человек в доме Николаева. - О Тоне потом. Ты видел самого? - Да. Он недавно вернулся из командировки на Алтай. Очень любит дочь. - Каков он? - Обаятелен, неразговорчив. Как говорят русские, "с небольшим приветом". - Что это значит? - Немного спятил на своей науке, но когда "отключается" - вполне нормален. - Я вижу, он тебе нравится. Лот снова включил транзистор. - Если говорить правду - в какой-то мере да. - А ты ему? - И он мне симпатизирует. - У него есть хобби? - Камешки. Он коллекционирует камешки, в основном коктебельские - это курортный город в Крыму. Собирает сердолики, агаты. - Достань у ювелиров несколько редких камней, поговори с ними. - Лот с огорчением вздохнул. - Как бы нам сейчас пригодились японские суисеки! Я в прошлом году был на выставке камней из ручьев и рек Японии. Представляла их фирма "Мицукоен" в Токио... Они вошли в ворота Парка культуры и некоторое время продолжали двигаться молча. - Ты, по-моему, всерьез чем-то озабочен, - первым нарушил молчание Лот. - Может быть, у тебя нервы сдают или ты слишком прижился на родине предков? - Не понимаю, к чему этот разговор, - в голосе Джина Лот опять почувствовал холод. - Мы здесь на работе. Здесь нет "Клуба рэйнджеров" и отеля "Уиллард". - Молодец, малыш, - одобрительно сказал Лот. - Я вижу, ты понимаешь, что мы вышли на финишную прямую и наши майки одного цвета. Это главное. - Зашибу! - где-то высоко в небе раздался крик. Джин и Лот невольно подняли головы - это забавлялись мальчишки, катающиеся на воздушных лодках. Лодки крепились на стальных тросах и, раскачиваясь, угрожающе скрипели на несмазанных крюках верхней планки. Мальчишки, взлетая в небо так высоко, что захватывало дух, кричали все, что вертелось на языке, лишь бы выдохнуть из себя восторг или вызов. - Хорошо им, - сказал Джин. - Пойдем выпьем, - сказал Лот. - Нам нужно тщательно продумать послезавтрашнее воскресенье. Я хочу быть гостем академика Николаева на воскресном обеде в узком кругу. В квартире на Малом Гнездниковском зазвонил телефон. - Вам кого? - Будьте любезны Тоню, скажите - Рубинчик. - Одну минуту. - Здравствуй, Тоня. Я тут встретил приятеля из ГДР. Нас пригласили на воскресный обед к Николаевым. - Мне Инга говорила. - Хотелось бы, мисс, чтобы вы снизошли... - Да я по уши в грязи, у меня уборка. - Провинциал, обездоленный судовой врач, вдвоем со своим иностранным гостем - защитником мира просят... - Хватит трепаться, Марк! - Кстати, посоветуй, что принести к воскресному обеду в дом академика. - Ингина слабость - тюльпаны. - Их продают на всех перекрестках? - В основном на Центральном рынке. - Вас понял. Какие будут указания? - В два у Центрального телеграфа. Джин повесил трубку и мысленно исписал телефонную будку набором самых страшных проклятий. Он был отвратителен самому себе. Тянет девушку на этот страшноватый обед, будет знакомить ее с Лотом, опять выдавать себя за другого... В дверях метро он заметил чеи-то знакомый профиль. Человек торопился куда-то. Он прошел, не оборачиваясь, несколько шагов и сел в машину. Последнее время Джин стал придирчивей присматриваться к окружающим. Ему казалось, что некоторые лица, мелькающие вокруг, назойливо повторялись. - Я становлюсь подозрительным, - сказал он, встретившись у телеграфа с Лотом - Заметил "хвост"? - быстро спросил тот. - Да нет, просто нервы. - Это последний рывок, Джин, и я тебе выбью отпуск. Катанешь с Ширли на Бермуды.. Ровно в два подошла Тоня. В отличие от большинства своих сверстниц она не любила опаздывать на свидания. Джин представил Тоню Лоту. - О! - воскликнул Лот - Мой товарищ имеет вундершонсте... как это... превосходный вкус! Тоня обрадовалась встрече с "Марком". - Пойдемте, - сказала она. - Нас уже ждут. Это совсем рядом, - два квартала... - Ого, какие тюльпаны! - воскликнула Инга, приглашая гостей в дом. - Привет, Инга! Это Франк Рунке, мой приятель из ГДР, - представил Джин Лота. - Приехал к нам с миссией дружбы. - Рунке! - поклонился Лот - Франк Рунке Говорю. по-русски "зеер вениг" - Проходите в столовую.. Папа! Гости пришли Инга с Тоней ушли на кухню заканчивать приготовление к обеду. Из кабинета вышел Николай Николаевич. Он был одет по-домашнему, в белой рубахе, без галстука, рукава закатаны до локтей. Лот сразу же отметил мускулистые ру