Георгий Иванов. Стихотворения (Полное собрание стихотворений)
---------------------------------------------------------------
Источник: Библиотека поэта, Санкт-Петербург, 2005 г.
Сканировал и проверил Илья Франк
Произведения Георгия Иванова -- на проекте Русская Европа ? http://www.russianeurope.ru/
---------------------------------------------------------------
Содержание
Отплытье на о. Цитеру
Памятник славы
Вереск
Лампада
Сады
Розы
Отплытие на остров Цитеру
Портрет без сходства
1943-1958. Стихи
Посмертный дневник
Стихотворения, не вошедшие в сборники
Отплытье на о. Цитеру
Путь мой трудный, путь мой длинный,
Я -- один в стране пустынной,
Но услады есть в пути --
Улыбаюсь, забавляюсь,
Сам собою вдохновляюсь --
И не скучно мне идти.
Ф. Сологуб
Моему лучшему другу --
сестре Наташе с чувством нежным
1. МЕЧТАТЕЛЬНЫЙ ПАСТУХ
Пролог
Мне тело греет шкура тигровая,
Мне светит нежности звезда.
Я, гимны томные наигрывая,
Пасу мечтательно стада.
Когда Диана станет матовою
И сумрак утренне-глубок,
Мечтою бережно разматываю
Воспоминания клубок.
Иду тогда тропинкой узенькою
К реке, где шепчут тростники,
И, очарован сладкой музыкою,
Плету любовные венки.
И, засыпая, вижу пламенные
Сверканья гаснущей зари...
В пруды, платанами обраменные,
Луна роняет янтари.
И чьи-то губы целомудренные
Меня волнуют слаще роз...
И чьи-то волосы напудренные
Моих касаются волос...
Проснусь -- в росе вся шкура тигровая,
Шуршит тростник, мычат стада...
И снова гимны я наигрываю
Тебе, тебе, моя звезда!
2. СОНЕТ-ПОСЛАНИЕ
Игорю Северянину
Я долго ждал послания от Вас,
Но нет его и я тоской изранен.
Зачем Вы смолкли, Игорь Северянин,
Там в городе, где гам и звон кирас?
Ночь надо мной струит златой экстаз,
Дрожит во мгле неверный лук Дианин...
Ах, мир ночной загадочен и странен,
И кажется, что твердь с землей слилась.
Звучит вдали Шопеновское скерцо,
В томительной разлуке тонет сердце,
Лист падает и близится зима.
Уж нет ни роз, ни ландышей, ни лилий;
Я здесь грущу, и Вы меня забыли...
Пишите же, -- я жду от Вас письма!
ЛЮБОВНОЕ ЗЕРКАЛО
Вот зеркало мое -- прими его, Киприда!
А. Пушкин
3. НА ОСТРОВЕ ЦИТЕРЕ
Волны кружевом обшиты
Сладко пламенной луны.
Золотые хризолиты
Брызжут ввысь из глубины.
На прибрежиях зеленых
Ждут влюбленных шалаши.
О желаньях утоленных
Напевают камыши.
Смуглый отрок, лиру строя,
На красавиц целит глаз.
Не успела глянуть Хлоя,
Как стрела ей в грудь впилась...
Волны, верные Венере,
Учат шалостям детей.
Не избегнуть на Цитере
Купидоновых сетей!
4. РАННЯЯ ВЕСНА
Зима все чаще делала промахи,
Незаметно растаяли снега и льды.
И вот уже радостно одеты сады
Пахучими цветами черемухи.
В зелени грустит мраморный купидон
О том, что у него каменная плоть.
Девушка к платью спешит приколоть
Полураспустившийся розовый бутон.
Ах, ранняя весна, как мила мне ты!
Какая неожиданная радость для глаз:
Проснувшись утром, увидеть тотчас
Залитые веселым солнцем цветы.
5
Луна взошла совсем как у Вэрлена:
Старинная, в изысканном уборе,
И синие лучи упали в море.
"Зачем тобой совершена измена"...
Рыдал певец, томясь в мишурном горе,
И сонная у скал шуршала пена.
6 -- 9. ТРИОЛЕТЫ
1. ВЛЮБЛЕНИЕ
Амур пронзил меня стрелою,
Не знаю я, что делать мне
Куда ни гляну -- вижу Хлою...
Амур пронзил меня стрелою,
Моей любви никак не скрою,
Сгорая в сладостном огне.
Амур пронзил меня стрелою,
Не знаю я, что делать мне.
2. ОТВЕРГНУТАЯ СТРАСТЬ
Отвергнута любовь поэта...
Ах, Хлоя, бессердечна ты!
В моих глазах не стало света,
Отвергнута любовь поэта...
От ароматного букета
Остались вялые цветы...
Отвергнута любовь поэта...
Ах, Хлоя, бессердечна ты!
3. СЧАСТЛИВЫЙ ПРИМЕР
Воркуют голуби премило
Меж зеленеющих ветвей.
Весна объятья им открыла...
Воркуют голуби премило,
Любовь их нежно истомила,
Они спешат отдаться ей.
Воркуют голуби премило
Меж зеленеющих ветвей...
4. УТЕШЕНИЕ
Что плакать о любви несчастной,
Когда огонь в крови горит!
Весной веселой и прекрасной
Что плакать о любви несчастной...
Зовут к забаве сладострастной
Меня наперсницы харит.
Что плакать о любви несчастной,
Когда огонь в крови горит!
10. РОМАНС
Амур мне играет песни,
Стрелою ранит грудь --
Сегодня я интересней,
Чем когда-нибудь!..
Стыдливые румяна
Зажгла на щеках любовь.
Мне, право, как-то странно
Ее услышать вновь...
Под музыку я танцую
На берегу реки,
В холодные струи
Бросаю свои венки...
Монаха и святотатца,
Я всех теперь обниму, --
Готова отдаться
Все равно кому!
Звучат любовные песни,
Глаза застилает муть...
Сегодня я интересней,
Чем когда-нибудь!..
11. СОНЕТ
Любовь Николаевне Борэ
В залив, закатной кровью обагренный,
Садилось солнце. Матовый кристалл
Луны оранжевой медлительно всплывал,
Дробясь и рдея в зыби вод бессонной.
Рукою опершись о пьедестал
Богини мраморной, с улыбкой благосклонной
Красавица внимала, как влюбленный
Слова признанья нежно ей шептал:
"Прелестней Вас в златых полях едва ли
Аркадии божественной встречали
Или в садах счастливых гесперид!
Сладчайшие сулите Вы надежды"...
Она ж в ответ, склонив с усмешкой вежды:
"Тот часто лжив, кто складно говорит!"
12. ТРИОЛЕТ
"Люблю", -- сказал поэт Темире,
Она ответила: "И я".
Гремя на сладкострунной лире,
"Люблю", -- сказал поэт Темире...
И все они забыли в мире
Под сенью дуба у ручья.
"Люблю", -- сказал поэт Темире...
Она ответила: "И я".
13. ГАЗЭЛЛА
Скакал я на своем коне к тебе, о любовь.
Душа стремилась в сладком сне к тебе, о любовь.
Я слышал смутно лязг мечей и пение стрел,
Летя от осени к весне к тебе, о любовь.
За Фебом рдяно-золотым я несся вослед,
Он плыл на огненном руне к тебе, о любовь.
И в ночь я не слезал с коня, узды не кидал,
Спеша, доверившись луне, к тебе, о любовь.
Врагами тайно окружен, изранен я был,
Но все стремился к вышине, к тебе, о любовь.
Истекши кровью, я упал на розовый снег...
Лечу, лечу, казалось мне, к тебе, о любовь.
КЛАВИШИ ПРИРОДЫ
14. У МОРЯ
Мы вышли из комнаты душной
На воздух томящий и сладкий;
Глядели семьей равнодушной
С балкона лиловые братки.
Звучали морские свирели,
Метались рубины по брызгам...
Мы долго бродили без цели
Меж камней на береге низком.
О, кружево Вашего платья --
Так нежно, так дымчато-тонко,
Как газ у подножья распятья,
Как греза в молитве ребенка.
Огнем неземных откровений
Сияли закатные дали,
И копья неясных томлений
Отверстую душу пронзали.
Зари огнецветной порфира
Бледнела, медлительно блекла...
И стало туманно и сыро.
Мы -- спрятались снова за стекла.
15. ИКАР
Заветный сон в душе моей
Расцвел и дал стремленью крылья:
Мне светят травы зеленей,
Легки мне первые усилья.
Я сотворил себе полет,
И эхо ужаса раздалось...
И полетел я ввысь, вперед,
Куда лишь солнце подымалось.
И пораженная река
В немом безумии застыла.
Я видел смерть издалека,
В лазурь она меня манила.
И дерзкий червь, рожденный тьмой,
Я к солнцу свой полет направил,
Но взор светила огневой
Мне крылья мощные расплавил.
И я упал, как горний прах.
Я в тлен ушел -- безумец тленный...
Я умирал... В моих ушах
Смеялось солнце, царь вселенной.
1910
16
Моей тоски не превозмочь,
Не одолеть мечты упорной;
Уже медлительная ночь
Свой надвигает призрак черный.
Уже пустая шепчет высь
О часе горестном и близком.
И тени красные слились
Над солнечным кровавым диском.
И все несносней и больней
Мои томления и муки.
Схожу с гранитных ступеней,
К закату простираю руки.
Увы -- безмолвен, как тоска,
Закат, пылающий далече.
Ведь он и эти облака
Лишь мглы победные предтечи.
17
Птица упала. Птица убита...
В небе пылают кровавые зори.
Из изумруда, из хризолита
В пурпуре света пенится море.
В небе сиянье, в небе прощенье,
К грезам весенним дорога открыта...
Пена морская мрачною тенью
Бьется о берег. Птица убита.
1910
18. ВЕСЕННИЕ АККОРДЫ
Склонились на клумбах тюльпаны,
Туманами воздух пропитан.
Мне кажется, будто бы спит он,
Истомой весеннею пьяный.
Луна, альмадинов кровавей,
Над садом медлительно всплыла
И матовый луч уронила
На тускло мерцающий гравий.
Иду у реки осторожно...
Боюсь Водяного -- утопит.
Томления кубок не допит,
Но больше мечтать -- невозможно...
19
На две части твердь разъята:
Лунный серп горит в одной,
А в другой костер заката
Рдеет красной купиной.
Месяц точит струи света,
Взятый звездами в полон.
Даль еще огнем одета,
Но уже серебрян лен.
И над белою молельной
Ночи грусть плывет, тиха,
Льется музыкой свирельной
Неживого пастуха.
Скоро смолкнет шум неясный,
В тишине поля уснут...
И утонет месяц красный,
Не осилив звездных пут.
20
Солнце разлилось по спелым вишням,
Сверкая радостно и томя.
Своим мечом -- сиянием пышным --
Землю ударило плашмя.
И стали дали великолепней,
Чем светом луны опаленный лед...
Мой дух восторженный, окрепни
И славь царя, победный лет!
21. УТРОМ
Заколдованы утром дома,
И безлюдье чарует меня,
И баюкает свежесть меня.
В небе -- крылья морозного дня.
Одинокие люди идут,
Но все тихо, как будто их нет.
Никого, никого будто нет...
В вышине -- бледно-розовый свет.
1910
22. ОТТЕПЕЛЬ
Снегом наполнена урна фонтана,
Воды замерзшие больше не плачут.
Нимфа склонилась в тоске у бассейна,
С холодом зимним бороться не в силах.
Всплыло печальное светлое солнце,
Белую землю стыдливо пригрело,
Вспомнила нимфа зеленые листья,
Летнее солнце в закатной порфире,
Брызги фонтана в прозрачности милой,
Лунную негу и вздохи влюбленных...
Слезы из глаз у нее полилися,
Тихо к подножью стекая.
1910
23
Луна упала в бездну ночи,
Дремавший ветер окрылив,
И стал тревожней и короче --
Уже невидимый -- прилив.
И мрака черная трясина
Меня объяла тяжело.
И снова сердце без причины
В печаль холодную ушло.
Я ждал -- повеют ароматы,
Я верил -- вспыхнут янтари...
...И в полумгле зеленоватой
Зажегся тусклый нимб зари.
24. ПЕСНЯ О ПИРАТЕ ОЛЕ
Развинченная баллада
Кто отплыл ночью в море
С грузом золота и жемчугов
И стоит теперь на якоре
У пустынных берегов?
Это тот, кого несчастье
Помянуть три раза вряд.
Это Оле -- властитель моря,
Это Оле -- пират.
Царь вселенной рдяно-алый
Зажег тверди и моря.
К отплытью грянули сигналы,
И поднялись якоря.
На высоких мачтах зоркие
Неподкупные дозорные,
Бриг блестит, как золото,
Паруса надулись черные.
Солнце ниже, солнце низится,
Солнце низится усталое;
Опустилось в воду сонную,
И темнеют дали алые.
Налетели ветры,
Затянуло небо тучами...
Буря близится. У берега
Брошен якорь между кручами.
Вихри, вихри засвистали,
Судно -- кинули на скалы;
Громы -- ужас заглушали,
С треском палуба пылала...
Каждой ночью бриг несется
На огни маячных башен;
На носу стоит сам Оле --
Окровавлен и страшен.
И дозорные скелеты
Качаются на мачтах.
Но лишь в небе встанут зори,
Призрак брига тонет в море.
25. СОНЕТ-АКРОСТИХ
Грааль Арельскому.
В ответ на Его послание.
Гостиная. Кудрявый купидон
Румянится, как розовая астра.
Азалии горят закатом страстно,
А я мечтой творю весенний сон.
Любовь томит. Я сладко опален
Юноною, но не из алебастра.
Ах, что мне смерть и грозы Зороастра --
Рука моя сильнее всех времен.
Едва ль когда под солнцем иль луной
Любовнее чем Ваш, Грааль Арельский,
Сонет сверкал истомно-кружевной!
Кладу его я в ящичек карельский...
О, милый дар, благоухай всегда
Мучительней и слаще, чем звезда!
КОГДА ПАДАЮТ ЛИСТЬЯ...
26. ОСЕНЬ
Бродят понуро
Фавны и нимфы
В чаще лесной.
Царство амура
Скрыли заимфы
Осени злой.
Рдяные сети
Листьев огнистых
Падают в лог.
Осени дети
Из аметистов
Вяжут венок.
Голые сучья
Дрогнут от хлада,
Клонятся вниз.
Тщетно кипучий
Сок Винограда
Льет Дионис...
27. ВЕЧЕРНИЕ СТРОФЫ
Месяц стал над белым костелом,
Старый сад шепнул мне: "Усни"...
Звезды вечера перед Божьим престолом
Засветили тихие огни.
И плывут кружевные туманы,
Белым флером все заволокли.
Я иду сквозь нежный сумрак, пьяный
Тонким дыханием земли.
Мной владеет странная истома,
Жаля душу, как прожитые дни.
Шелест сада грустно-знакомый
Неотступно шепчет: "Усни"...
28. ОСЕНЬ ПРИШЛА...
Мертвую девушку в поле нашли.
Вялые травы ей стан оплели.
Взоры синели, как вешние льды.
В косах -- осколки вечерней звезды.
Странной мечтою туманился лик.
Серый ковыль к изголовью приник.
Плакала тихо вечерняя мгла.
Небо шептало, что осень пришла...
29. ЭЛЕГИЯ
Ночь светла, и небо в ярких звездах.
Я совсем один в пустынном зале;
В нем пропитан и отравлен воздух
Ароматом вянущих азалий.
Я тоской неясною измучен
Обо всем, что быть уже не может.
Темный зал -- о, как он сер и скучен! --
Шепчет мне, что лучший сон мой прожит.
Сколько тайн и нежных сказок помнят,
Никому поведать не умея,
Анфилады опустелых комнат
И портреты в старой галерее.
Если б был их говор мне понятен!
Но, увы, -- мечта моя бессильна.
Режут взор мой брызги лунных пятен
На портьере выцветшей и пыльной.
И былого нежная поэма
Молчаливей тайн иерогл фа.
Все бесстрастно, сумрачно и немо.
О, мечты -- бесплодный труд Сизифа!
30. ОСЕННИЙ БРАТ
Он -- инок. Он -- Божий. И буквы устава
Все мысли, все чувства, все сказки связали.
В душе его травы, осенние травы,
Печальные лики увядших азалий.
Он изредка грезит о днях, что уплыли.
Но грезит устало, уже не жалея,
Не видя сквозь золото ангельских крылий,
Как в танце любви замерла Саломея.
И стынет луна в бледно-синей эмали,
Немеют души умирающей струны...
А буквы устава все чувства связали, --
И блекнет он, Божий, и вянет он, юный.
1910
31--32. СТАНСЫ
1
Ах, небосклон светлее сердолика:
Прозрачен он и холоден и пуст.
Кровавится среди полей брусника
Как алость мертвых уст.
Минорной музыкой звучат речные струи,
Скользят над влагой тени лебедей,
А осени немые поцелуи
Все чаще, все больней.
2
Маскарад был давно, давно окончен,
Но в темном зале маски бродили,
Только их платья стали тоньше:
Точно из дыма, точно из пыли.
Когда на рассвете небо оплыло,
Они истаяли, они исчезли.
Осеннее солнце, взойдя, озарило
Бледную девочку, спящую в кресле.
33
М. Кузмину
Вот -- письмо. Я его распечатаю
И увижу холодные строки.
Неприветливые и далекие,
Как осенью -- статуи...
Разрываю конверт... Машинально
Синюю бумагу перелистываю.
Над озером заря аметистовая
Отцветает печально.
Тихая скорбь томительная
Душу колышет.
Никогда не услышит
Милого голоса обитель моя.
34. У ОКНА
На портьер зеленый бархат
Луч луны упал косой.
Нем и ясен в вещих картах
Неизменный жребий мой.
Каждый вечер сна, как чуда,
Буду ждать я у окна.
Каждый день тебя я буду
Звать, ночная тишина.
Под луною призрак грозный
Окрыленного коня
Понесет в пыли морозной
Королевну и меня.
Но с зарей светло и гневно
Солнце ввысь метнет огонь,
И растает королевна,
И умчится белый конь.
Тосковать о лунном небе
Вновь я буду у окна,
Проклиная горький жребий
Неоконченного сна.
35. ОСЕНИ ПИР...
А. Д. Скалдину
Осени пир к концу уж приходит:
Блекнут яркие краски.
Солнце за ткани тумана
Прячется чаще и редко блистает.
Я тоской жестокой изранен,
Сердце тонет в печали.
Нету со мною любимой.
Ах! не дождаться мне радостной встречи.
Ропщет у ног прибой непокорный,
Камни серые моя.
Тщетно я лирные звуки
С злобной стихией смиренно сливаю.
Не укротить вспененной пучины,
С ветром спорить -- бесцельно.
Страсти бесплодной волненья
В сердце моем никогда не утихнут.
Осени пир к концу уж приходит,
Сердце тонет в печали.
Слабые струны, порвитесь!
Падай на камни, бессильная лира...
36--39. СОЛНЦЕ БОЖИЕ
1. ЗАРЯ ПАСХАЛЬНАЯ
Господня грудь прободенная
Точит воду и кровь,
Учит верить в любовь
Грудь, копнем прободенная.
Рдеет злостью роз
Грудь Христова пронзенная,
Каплет кровь, осветленная
Нежным веяньем роз.
Кровью земля окропленная
Видит -- воскрес Христос.
В небо ангел вознес
Одежды его осветленные...
Рдеет полымя роз.
2. СОЛНЦЕ БОЖИЕ
Заиграли лучи в киоте,
Пробежали по древку креста,
И зардели раны Христа...
Вновь пылают глаза и уста
У икон в запыленном киоте.
Золотая блистает парча,
Складни алой медью сияют,
Скорбные мечты расцветают
В пламени рдяном луча.
Золотая блистает парча.
Раскрываясь, пылает розан,
Запыленная воскресла обитель...
О, Христос, душ умилитель,
О, Христос, сердец пленитель,
Прободенный копием розан!
О, сердечный сладкий восторг!
Взор Господен исполнен боли...
О, Христос, ты кровь нынче пролил
И сердца из скорби исторг.
О, сердечный сладкий восторг!
Ярые пылают лучи,
Алые капельки крови,
Первые лобзанья любови,
Предвестники грядущей нови,
Рдяные Христовы лучи.
Солнце Божие душу зажгло,
В храмине тихой светло,
Радостно оклады сияют,
Райские лучи расцветают...
Солнце Божие душу зажгло.
3. СХИМА
Укрепился в благостной вере я,
Схима святая близка.
Райские сини преддверия,
Быстрые бегут облака.
Я прощаюсь с былью любимою,
Покидаю мой милый мир.
Чтоб одеться солнечной схимою,
В дальний путь иду наг и сир.
В сердце розы Христовы рдяные,
Цепь моя не тяжка,
Ухожу в зоревые туманы я --
Иная участь близка.
4
Вновь сыплет осень листьями сухими
На мерзлую землю.
Вновь я душой причастен светлой схиме
И осени внемлю.
Душа опять златой увита ложью,
И радостна мука.
Душа опять, стремясь по бездорожью,
Ждет трубного звука.
Вновь солнце Божие плывет, деля туманы,
К обманному раю.
Вновь солнце Божие открыло раны,
И я -- умираю.
40. ЭПИЛОГ
В. Н. Гудим-Левкович
Я, как моряк, прибывший к гавани,
Коротким отдыхом не пьян.
Но к новому готовлюсь плаванью,
И сердце рвется в океан.
Мои пути ничем не сужены:
Я проходил огни и льды.
Дарило море мне жемчужины
И свет таинственной звезды.
Когда горит аквамаринами
Золоторогая луна --
Я грежу сказками старинными,
Которым учит тишина.
И снова я -- пастух мечтательный,
И вновь -- со мною, Хлоя, ты.
Рукою верной и старательной
Сплетаю я свои мечты.
Мы -- в дерзкое стремимся плаванье
И мы -- смелее с каждым днем.
Судьба ведет нас к светлой гавани,
Где все горит иным огнем!
ПАМЯТНИК СЛАВЫ
41
Теперь, когда быстрее лавы
Текут блистательные дни,
Пред гордым "Памятником Славы",
Поэт, колена преклони.
За честь и правду гибнут люди,
Полмира в дыме и огне,
И в эти дни, как весть о чуде, --
Над медью лавров и орудий
Суровый ангел в вышине.
НЕРУШИМАЯ СТЕНА
42--43. СКЛАДЕНЬ
1
Как странно! Сердце не болит.
Оно спокойно биться может!
Заупокойных панихид
Его рыданья не тревожат.
О братьях, гибнущих в бою,
Печаль томит и нежно ранит,
Но радость ясную мою
Ничто, ничто не затуманит.
Сквозь тусклый дым пороховой,
Через синодик смерти черной
Я вижу свет, я вижу Твой,
Спаситель, стяг нерукотворный.
Как будто радуга встает
И делит небо огневое,
И вся земля, воспрянув, пьет
Дыханье радости живое.
2
Надежды не обманут нас,
Не минет вещая награда,
Когда в обетованный час
Падут твердыни Цареграда.
И будет в наших он руках,
Услышит славы гул победный
И в озаренных облаках
Утонет полумесяц медный.
Евангельских садов цветы,
Нетленные и золотые,
Вы снова вспыхнете, кресты,
На дряхлом небе Византии!
44. ПАВШИМ ГВАРДЕЙЦАМ
Я вижу ясно тот жестокий бой,
Треск пулеметов и снарядов вой,
Простреленных знамен столетний шелк,
Твоих знамен, Конногвардейский полк!
Смерть не страшна и слава впереди.
Самоотверженья огонь в груди.
Лети, молва, чтоб Родине принесть
О брани славной и победе весть!
Сломил героев схватки бурелом,
И ангел смерти осенил крылом,
Но вечности их память предана
И доблестью покрыты имена.
45. ГЕОРГИЙ ПОБЕДОНОСЕЦ
Идущие с песней в бой,
Без страха -- в свинцовый дождь,
Вас Георгий ведет святой,
Крылатый и мудрый вождь.
Пылающий меч разит
Средь ужаса и огня,
И звонок топот копыт
Его снегового коня.
Он тоже песню поет,
В ней -- слава и торжество.
И те, кто в битве падет,
Услышат песню его.
Услышат в последний час
Громовый голос побед.
Зрачкам тускнеющих глаз
Блеснет немеркнущий свет!
46
О, твердость, о, мудрость прекрасная
Родимой страны!
Какая уверенность ясная
В исходе войны!
Не стало ли небо просторнее,
Светлей облака?
Я знаю: воители горние --
За наши войска.
Идут с просветленными лицами
За родину лечь, --
Над ними -- небесные рыцари
С крылами у плеч.
И если устали, ослабли мы,
Не видим в ночи, --
Скрещаются с вражьими саблями
Бесплотных мечи.
47. НАШ ДОЛГ
Всех, позабывших жизнь свою,
И слившихся в святую лаву
И погибающих в бою
За честь России и за славу, --
Не надо празднословить их:
Они -- в бессмертном ореоле,
Какой воздаст награду стих
За подвиг чести, подвиг боли?
Их имена занесены
На нерушимые скрижали.
А мы достойными должны
Быть славы, что они стяжали.
Мешайте цепкой нищете
К их семьям находить дорогу, --
Не оскудеют руки те,
Что обездоленным помогут.
Не подаянье это, нет,
А долг героям неоплатный,
За озарения побед
И за тяжелый подвиг ратный.
48. ЗАКАТ В ОКОПАХ
Сеет дождь. В окопах тесно,
Докучает пушек вой.
Ветер сказ ведет унылый
О родимой стороне.
Вдруг -- зажегся свет чудесный
И, сквозь дым пороховой,
Мчится всадник огнекрылый
На небесном скакуне.
В алый сумрак улетая,
Он торопит скакуна,
Шпоры острые вонзает
В белоснежные бока...
Вот исчез. Лишь золотая
Тень на западе видна,
Лишь по небу проплывают,
Багровея, облака...
Сеет дождь. Сжимают руки
Крепче верное ружье.
Оглашают дол безлесный
Пушек гром и ветра вой...
Но не мучат эти звуки,
Где уныние мое?
Сердцу светит стяг чудесный
Сквозь туман пороховой.
49--50. ВРАГАМ
1
Германия! Союзники твои --
Насилие, предательство, да плети!
В развалинах Лувен и Шантильи,
Горят книгохранилища столетий.
Но близок час! Уже темнеет высь
От грозного возмездья приближенья.
И слышен гром побед: то начались
Возмездие забывших пораженья.
Смятенные, исчезнут дикари,
Как после бури исчезает пена,
Но светом вечной залиты зари
Священные развалины Лувена!
2
Враги, топчите правду Божью --
Недолго ждать уже суда.
Он грянет -- и позорной ложью
Вы не откупитесь тогда!
Нет! Этот вызов не случаен:
Вопрос решится роковой, --
Сраженный в сердце, рухнет Каин
И Авель меч отбросит свой!
ЗНАМЕНА ДРУЗЕЙ
51. БЕЛЬГИЯ
Уносит все поток времен и смерти,
Но не исчезнет память на земле
О маленьком народе -- и Альберте,
Геройского народа короле.
Покой и труд в отчизне процветали,
Но грянул гром губительной войны,
И пред лицом ее -- бельгийцы стали
Все, как один, -- за честь родной страны.
И наглецов остановилась лава,
Урок непоправимый получа!
Хвала бельгийцам и Альберту слава.
Поднявший меч -- да сгинет от меча!
52. ПЕСНЯ КРУЖЕВНИЦЫ
Кружевницей я была,
Кружево плела. --
Я над жизнью не мудрила,
Друга милого любила,
Да беда пришла.
Как всегда -- встает луна,
Тянет с моря ветром свежим...
Только друг убит под Льежем.
Милая страна
Вся разорена.
Ты плыви, луна, над морем...
Как-нибудь управлюсь с горем.
Не сбегу я и не спрячусь, --
Плакать -- уж потом наплачусь,
А теперь -- вперед,
Родина зовет.
Милый, ты меня поймешь?
Я возьму отцовский нож,
Штуцер вычищу старинный.
До Намюра -- путь не длинный, --
Там теперь враги...
Боже, помоги!
53. ПЕСНЯ У ВЕРЕТЕНА
Я помню дом родной
И рощу и откос,
Где каждою весной
Справлялся праздник роз
Давно ль, скажите мне,
Июль глядел в окно,
Жужжало в тишине
Мое веретено?
И жизнь была тиха,
И летний воздух свеж...
Давно ли жениха
Я провожала в Льеж!
И вот -- повсюду кровь,
Туман пороховой.
А ты, моя любовь,
Вернешься ли домой?
Иль скоро будет весть,
Что ты погиб в бою,
За правду и за честь,
За родину свою.
Погиб ты или нет, --
Но, Боже, я не лгу,
Даю себе обет
Бороться, как могу.
Я молода, сильна,
А Бельгия в крови. --
Родимая страна,
Меня благослови!
54. ПРОЩАНЬЕ
В бледном небе -- месяц хилый.
В сердце грусть и тишина.
Ты уедешь завтра, милый,
И останусь я одна.
Помнишь ферму, огороды,
Виноградник над ручьем.
Те безоблачные годы,
Что мы прожили вдвоем?
Но блеснула из-за башен
Льежа гневная заря, --
И спешишь ты в бой, бесстрашен,
Светлым мужеством горя.
Так прощай же, милый, милый,
Бог тебя благослови!
Будь силен священной силой
Чести, правды и любви!
55--56. ПЕСНИ СОЮЗНЫХ СОЛДАТ
1. ФРАНЦУЗСКАЯ
Я оставил повозку и грабли
Терпеливой подруге -- жене.
Вновь у пояса звонкая сабля,
Снова синяя куртка на мне.
Развевайся, трехцветное знамя,
Марсельеза, сердца весели!
Скоро вновь засинеет над нами
Небо пленной заветной земли.
Нет, товарищи, в этом позора,
Если слезы польются из глаз.
Слишком сердцу французскому дорог,
Слишком памятен старый Эльзас.
Все спешим с одинаковым жаром
Перейти роковую межу...
Моя верная сабля, не даром
Я в Эльзасе тебя обнажу!
2. БРИТАНСКАЯ
Шотландия и Англия -- святые имена,
Зеленая Ирландия -- родимая страна.
Удары грома грянули. Солдат, за меч скорей!
Да здравствует Британия, владычица морей!
От берега -- до берега единый клич: "Вперед!"
И все, кто любит родину, -- оружие берет.
Все шире разгорается кровавая заря,
И тяжкие дредноуты подъемлют якоря.
Из гаваней Британии могущественный флот
Вступает победителем в границы вражьих вод.
И клонится орлиная смущенно голова
Под лапою Британского разгневанного льва!
57. НАПОЛЕОНОВСКИЕ ЗНАМЕНА?
В тени своего мавзолея,
Омыты кадильной волной,
Висят, постепенно дряхлея,
Свидетели славы двойной:
Ведет за колонной -- колонна
Средь синей, торжественной мглы.
На них -- голубеют знамена
И тускло мерцают орлы.
Как горько -- надеждой не грезя,
Томиться на стенах чужих
И помнить о ржавом железе,
О братских могилах своих.
И помнить, как ядра взлетали
И трупами полнили рвы,
Как эти орлы трепетали
В зловещем пожаре Москвы.
Умолкли те громы и клики
И высохли крови ручьи,
Но светом нетленным, Великий,
Сияют знамена твои.
Трофеи, что добыли деды
В годину священной войны,
Твердят нам: "И ваши победы
Прославить Россию должны".
Да будет! прекрасен и пышен
Все шире величья рассвет.
С полей окровавленных слышен
Торжественный голос побед!
58--59. ГОЛОСА СЛАВЯН
1. ГАЛИЦИЙСКАЯ ПЕСНЯ
Неподвижны крылья мельниц.
Что молоть-то? Хлеб не сжат!
Грустно ветки лип-отшельниц
Над Галицией дрожат.
Горько, братья, тошно, братья,
Посылать своих детей
Под австрийские проклятья,
Под удары их плетей!
В день суровый -- бабы выли;
Не излечится тоска,
Если в рекруты забрили
И сынка, и муженька.
Да велят идти сражаться
С братом русским, как с врагом.
Как же сердцу тут не сжаться
Гордой мыслью о другом!
С Богом, братья! Рабство сбросим,
Смело встанем без оков.
Мы не даром имя носим
Угро-руссов от веков.
Пусть война встает пожаром --
В нем свободы нам заря,
В нем трепещет в блеске яром
Знамя Белого Царя!
Прочь кокарды и погоны
Швабов! Выше русский стяг!
Мы австрийские патроны
Не истратим на пустяк!
Пусть не сняли урожая,
Но зато наш мирный край,
Австрияков поражая,
Снимет славы урожай!
2. СЕРБСКАЯ ПЕСНЯ
Черная туча над Сербией
Повисла с июльских страд,
И грома удары первые
Скоро ее потрясли.
Наглым полетом хищника
Черный кобчик взлетел.
В синем Дунае -- розовой
И мутной стала вода.
Наши смелые юноши
Гибнут в славном бою,
Прекрасные наши девушки
Молятся и плачут о них.
Но не даром, товарищи,
Льется сербская кровь.
Мужайтесь в час испытания,
Дети орлов степных.
Защитники дела правого,
Свою не жалейте жизнь, --
Освобожденная Сербия
Не забудет ваших имен.
А вы молитесь, прекрасные,
Чтобы в смертном бою
Сломил черного ворона
Светлый Ангел славян.
СТОЛИЦА НА НЕВЕ
Георгию Адамовичу
60
О, заповедная столица,
Гранитный город над Невой,
Какие сны, какие лица
Являет желтый сумрак твой!
Холодным ветром с моря тянет, --
Вдыхаю жадно я его.
В рассветный час томит и ранит
Твоих видений волшебство.
О, кровь и пот! В крови и поте
Невы твердыня зачата,
Чтоб явью грозною о флоте
Петрова вспыхнула мечта.
А после -- бироновы цепи,
Доносов ложных черный сон,
Сиянье и великолепье
Екатерининских времен...
Испытаннее дряхлых библий
Глядит опаловая твердь.
Под нею декабристы гибли,
Монархи принимали смерть; --
И все затем, чтоб в полной славе
Сияла веще ты, когда,
Подобно шквалу или лаве,
На Русь низринется орда.
Я помню: конные гиганты
Летели в сумрак огневой
Зари. И шли манифестанты --
Поток единый и живой.
Как жарко пламенели груди,
На лицах всех -- одна печать:
До смерти будут эти люди
Свою Отчизну защищать.
И мне казалось: вновь вернулась
Пора петровской старины,
Стихия грозная проснулась
Самозащиты и войны.
Да, снова потом, снова кровью
Должны служить до смерти ей
Все обрученные любовью
Железной Родине моей!
61. ВИДЕНИЯ В ЛЕТНЕМ САДУ
Юр. Юркуну
Хотя и был ты назван "Летний",
Но, облетевший и немой, --
Вдвойне ты осенью заметней,
Вдвойне пленяешь разум мой.
Когда кормой разбитой лодки
Ныряет в облаке луна, --
Люблю узор твоей решетки,
Гранита блеск и чугуна.
Вдали продребезжат трамваи,
Автомобили пролетят,
И, постепенно оживая,
Былое посещает сад.
Своей дубинкой суковатой
Стуча, проходит Петр, и вслед
В туманной мгле зеленоватой
С придворными -- Елисавет...
Скользят монархи цепью чинной,
Знамена веют и орлы.
И рокот музыки старинной
Распространяется средь мглы.
Оружья отблески... Во взорах
Огни... Гвардейцев кивера...
И, словно отдаленный шорох,
По саду носится "ура"!
Так торжествуют славных тени
Величье нынешних побед.
Но на решетки, на ступени
Ложится серый полусвет...
Полоска утра золотая
Растет и гасит фонари,
И призраки монархов, тая,
Бледнеют в мареве зари.
Загадочен стоит и пышен
Огромный опустелый сад,
И не понять -- то шорох слышен
Знамен иль ветки шелестят.
62. БРОНЗОВЫЕ ПОЛКОВОДЦЫ
Борису Садовскому
Перед собором, чьи колонны
Образовали полукруг,
Стоят -- Кутузов непреклонный,
Барклай де Толли -- чести друг.
Черты задумчиво бесстрастны
Героя с поднятой рукой.
Другого взгляд недвижен ясный
И на губах его -- покой.
Кругом летят автомобили,
Сирена слышится с Невы...
Они прошедшее забыли,
Для настоящего мертвы?
Нет! В дни, когда встает вторая
Отечественная война,
Гробницы тишина сырая
Героям прошлого -- тесна.
Я знаю -- то покой наружный,
Хранимый медью до конца,
Но бьются жарко, бьются дружно
Давно истлевшие сердца.
Они трепещут, как живые,
Восторгу нашему в ответ
С тех пор, как в сени гробовые
Донесся первый гул побед!
63
Опять на площади Дворцовой
Блестит колонна серебром.
На гулкой мостовой торцовой
Морозный иней лег ковром.
Несутся сани за санями,
От лошадей клубится пар.
Под торопливыми шагами
Звенит намерзший тротуар.
Беспечный смех... Живые лица...
Костров веселые огни, --
Прекрасна Невская столица
В такие солнечные дни.
Идешь и полной грудью дышишь,
Спускаешься к Неве на лед
И ветра над собою слышишь
Широкий солнечный полет.
И сердце радостью трепещет,
И жизнь по-новому светла,
А в бледном небе ясно блещет
Адмиралтейская игла.
64
Столица спит. Трамваи не звенят.
И пахнет воздух ночью и весною.
Адмиралтейства белый циферблат
На бледном небе кажется луною.
Лишь изредка по гулкой мостовой
Протопают веселые копыта.
И снова тишь, как будто над Невой
Прекрасная столица позабыта,
И навсегда сменилась тишиной
Жизнь буйная и шумная когда-то
Под тусклою недвижною луной
Мерцающего сонно циферблата.
Но отсветы стального багреца
Уже растут, пронзая дым зеленый
Над статуями Зимнего дворца
И стройной Александровской колонной.
Неясный шум, фабричные гудки
Спокойствие сменяют постепенно.
На серых волнах царственной реки
Все розовей серебряная пена.
Смотри -- бежит и исчезает мгла
Пред солнечною светлой колесницей,
И снова жизнь, шумна и весела,
Овладевает Невскою столицей!
65. К ПАМЯТНИКУ СУВОРОВА
У моста над Невою плавной,
Под электрическим лучом,
Стоит один из стаи славной
С высоко поднятым мечом.
Широкий плащ с плеча спадает --
Его не сбросит ветр сырой,
Живая память увядает, --
И забывается герой.
Гудок мотора, звон трамвая...
Но взор поэта ищет звезд.
Передо мной во мгле всплывают
Провалы Альп и Чертов мост.
И ухо слышит клики те же,
Что слышал ты, ведя на бой,
И гений славы лавром свежим
Венчает дряхлый кивер твой!..
ЗИМНИЕ ПРАЗДНИКИ
Георгию Адамовичу
...у Спаса, у Евфимия --
Звонят колокола...
М. Кузмин
66. СОЧЕЛЬНИК
Вечер гаснет морозный и мирный,
Все темнее хрусталь синевы.
Скоро с ладаном, златом и смирной
Выйдут встретить Младенца волхвы.
Обойдут задремавшую землю
С тихим пением три короля,
И, напеву священному внемля,
Кровь и ужас забудет земля.
И в окопах усталые люди
На мгновенье поверят мечте
О нетленном и благостном чуде,
О сошедшем на землю Христе.
Может быть, замолчит канонада
В эту ночь и притихнет война.
Словно в кущах Господнего сада
Очарует сердца тишина.
Ясным миром, нетленной любовью
Над смятенной повеет землей,
И поля, окропленные кровью,
Легкий снег запушит белизной!
67. РОЖДЕСТВО В СКИТУ
Ушла уже за ельники,
Светлее янтаря,
Морозного сочельника
Холодная заря.
Встречаем мы, отшельники,
Рождение Царя.
Белы снега привольные
Над мерзлою травой,
И руки богомольные
Со свечкой восковой.
С небесным звоном -- дольние
Сливают голос свой.
О всех, кто в море плавает,
Сражается в бою,
О всех, кто лег со славою
За родину свою, --
Смиренно-величавую
Молитву пропою.
Пусть враг во тьме находится
И меч иступит свой,
А наше войско -- водится
Господнею рукой.
Погибших, Богородица,
Спаси и упокой.
Победная и грозная,
Да будет рать свята...
Поем -- а небо звездное
Сияет -- даль чиста.
Спокойна ночь морозная, --
Христова красота!
68
М. Кузмину
Благословенные морозы
Крещенские, настали вы.
На окнах -- ледяные розы
И крепче стали -- лед Невы.
Свистят полозья... Синий голубь
Взлетает, чтобы снова сесть,
И светится на солнце прорубь,
Как полированная жесть.
Пушинки легкие, не тая,
Мелькают в ясной вышине, --
Какая бодрость золотая
И жизнь и счастие во мне!
Все пережитое в июле
Припоминается опять.
О, в день такой под вражьи пули,
Наверное, блаженство встать!
И слышать их полет смертельный,
И видеть солнце над собой,
Простор вдыхая беспредельный,
Морозный, дивно голубой.
69. СУЖЕНЫЙ
Мы пололи снег морозный,
Воск топили золотой,
И веселою гурьбой
Провожали вечер звездный.
Пропустила я меж рук
Шутки, песни подруг.
Я -- одна. Свеча горит,
Полотенцем стол накрыт.
Ну, крещенское гаданье, --
Ты гляди, не обмани!
Сердце, сердце, страх гони --
Ведь постыло ожиданье.
Светлый месяц всплыл давно
Смотрит, ясный, в окно...
Серебрится санный путь...
Страшно в зеркало взглянуть!
Вдруг подкрадется, заглянет
Домовой из-за плеча!
Черный ворон, не крича,
Пролетит в ночном тумане...
Черный ворон -- знак худой.
Страшно мне, молодой, --
Не отмолишься потом,
Если суженый с хвостом!
Будь, что будет! Замирая,
Робко глянула в стекло.
В круглом зеркале -- светло
Вьется дымка золотая...
Сквозь лазоревый туман
Словно бьет барабан,
Да идут из-за леска
Со знаменами войска!
Вижу -- суженый в шинели,
С перевязанной рукой.
Ну и молодец какой --
Не боялся, знать, шрапнели:
Белый крестик на груди...
Милый, шибче иди!
Я ждала тебя давно,
Заживем, как суждено!
РОДИНЕ
70
Не силы темные, глухие
Даруют первенство в бою:
Телохранители святые
Твой направляют шаг, Россия,
И укрепляют мощь твою!
Батыя и Наполеона
Победоносно отразя --
И нынче, как во время оно,
Победы весть -- твои знамена
И славы путь -- твоя стезя.
С тобою -- Бог. На подвиг правый
Ты меч не даром подняла!
И мир глядит на бой кровавый,
Моля, чтобы Орел Двуглавый
Сразил тевтонского орла.
ВЕРЕСК
Вторая книга стихов
СТИХИ 1914--1915 гг.
71
Мы скучали зимой, влюблялись весною,
Играли в теннис мы жарким летом...
Теперь летим под медной луною,
И осень правит кабриолетом.
Уже позолота на вялых злаках,
А наша цель далека, близка ли?..
Уже охотники в красных фраках
С веселыми гончими -- проскакали...
Стало дышать трудней и слаще...
Скоро, о скоро падешь бездыханным
Под звуки рогов в дубовой чаще
На вереск болотный -- днем туманным!
72. ЛИТОГРАФИЯ
Америки оборванная карта
И глобуса вращающийся круг.
Румяный шкипер спорит без азарта,
Но горячится, не согласен, друг.
И с полюса несется на экватор
Рука и синий выцветший обшлаг,
А солнца луч, летя в иллюминатор,
Скользит на стол, на кресло и на флаг.
Спокойно все. Слышна команда с рубки,
И шкипер хочет вымолвить: "Да брось..."
Но спорит друг. И вспыхивают трубки.
И жалобно скрипит земная ось.
73
Растрепанные грозами -- тяжелые дубы,
И ветра беспокойного -- осенние мольбы,
Над Неманом клокочущим -- обрыва желтизна
И дымная и плоская -- октябрьская луна.
Природа обветшалая пустынна и мертва...
Ступаю неуверенно, кружится голова...
Деревья распростертые и тучи при луне --
Лишь тени, отраженные на дряхлом полотне.
Пред тусклою, огромною картиною стою
И мастера старинного как будто узнаю, --
Но властно прорывается в видения и сны
Глухое клокотание разгневанной волны!
74
Как я люблю фламандские панно,
Где овощи, и рыбы, и вино,
И дичь богатая на блюде плоском --
Янтарно-желтым отливает лоском.
И писанный старинной кистью бой --
Люблю. Солдат с блистающей трубой,
Клубы пороховые, мертвых груду
И вздыбленные кони отовсюду!
Но тех красот желанней и милей
Мне купы прибережных тополей,
Снастей узор и розовая пена
Мечтательных закатов Клод Лоррена.
75
О, празднество на берегу, в виду искусственного моря,
Где разукрашены пестро причудливые корабли.
Несется лепет мандолин, и волны плещутся, им вторя,
Ракета легкая взлетит и рассыпается вдали.
Вздыхает рослый арлекин. Задира получает вызов,
Спешат влюбленные к ладье -- скользить в таинственную даль..
О, подражатели Ватто, переодетые в маркизов, --
Дворяне русские, -- люблю ваш доморощенный Версаль.
Пусть голубеют веера, вздыхают робкие свирели,
Пусть колыхаются листы под розоватою луной,
И воскресает этот мир, как на поблекшей акварели, --
Запечатлел его поэт и живописец крепостной.
76
Пожелтевшие гравюры,
Рамок круглые углы,
И пастушки и амуры
Одинаково милы.
В окна светит вечер алый
Сквозь деревья в серебре,
Золотя инициалы
На прадедовском ковре.
Шелком крытая зеленым
Мебель низкая -- тверда,
И часы с Наполеоном --
Все тридцатые года.
"Быть влюбленну, быть влюбленну", --
Мерно тикают часы.
Ах, зачем Наполеону
Подрисованы усы!
77
Кофейник, сахарница, блюдца,
Пять чашек с узкою каймой
На голубом подносе жмутся,
И внятен их рассказ немой:
Сначала -- тоненькою кистью
Искусный мастер от руки,
Чтоб фон казался золотистей,
Чертил кармином завитки.
И щеки пухлые румянил,
Ресницы наводил слегка
Амуру, что стрелою ранил
Испуганного пастушка.
И вот уже омыты чашки
Горячей черною струей.
За кофеем играет в шашки
Сановник важный и седой.
Иль дама, улыбаясь тонко,
Жеманно потчует друзей,
Меж тем как умная болонка
На задних лапках служит ей.
И столько рук и губ касалось,
Причудливые чашки, вас,
Над живописью улыбалось
Изысканною -- столько глаз.
И всех, и всех давно забытых
Взяла безмолвная страна,
И даже на могильных плитах,
Пожалуй, стерты имена.
А на кофейнике пастушки
По-прежнему плетут венки;
Пасутся овцы на опушке,
Ныряют в небо голубки.
Пастух не изменяет позы,
И заплели со всех сторон
Неувядающие розы
Антуанеты медальон.
78. ОТРЫВОК
Георгию Адамовичу
Июль в начале. Солнце жжет,
Пустые дали золотя.
Семья актерская идет
Дорогой пыльною, кряхтя.
Старуха, комик и Макбет --
Все размышляют про обед.
Любовник первый, зол и горд,
Колотит тростью о ботфорт.
Все праздны... Бедный Джи -- лишь ты
Приставлен движимость блюсти, --
А кудри -- словно завиты,
И лет не больше двадцати...
Следить так скучно, чтобы мул,
Шагая, вовсе не заснул,
Не отвязался тюк с едой
Или осленок молодой
Не убежал. Пылит жара,
А путь и долог и уныл.
Невольно вспомнишь вечера
Те, что в Марсели проводил,
При свете звезд, в большом порту.
Лелеял смутную мечту
О южных странах. А вдали
Чернели молча корабли.
Напрасно мирный свет луны
Земле советует: "Усни", --
Уже в таверне зажжены
Гостеприимные огни.
Матросы, персы, всякий люд,
Мигая трубками, идут,
Толкают дверь, плюют на пол
И шумно занимают стол.
Как часто Джи глядел в окно
На этих дерзких забияк,
Что пили темное вино,
И ром, и золотой коньяк.
Как сладко тело била дрожь,
Когда сверкал внезапно нож
И кровь, красна и горяча,
Бежала в драке из плеча.
Все из-за женщин. Как в мечте,
Проклятья, ссоры и ножи!
Но завитые дамы те
Совсем не волновали Джи.
Когда одна из них, шутя,
Его звала: "Пойдем, дитя..." --
Он грубо руки отводил
И, повернувшись, уходил.
Но, пробужденному, ему
Являлось утром иногда
Воспоминание, как тьму
Вдруг пронизавшая звезда.
Не знал когда, не помнил где,
Но видел взгляд -- звезду в воде,
Но до сих пор горячий рот,
Казалось, -- и томит, и жжет.
Ах, если бы еще хоть раз
Увидеть сон такой опять,
Взглянуть в зрачки огромных глаз,
Одежду легкую измять, --
Но в этой жизни кочевой
Он видит только ужин свой,
Да то, что выкрали осла,
Да пьесу, что сегодня шла.
79
М. Н. Бялковскому
Кудрявы липы, небо сине,
Застыли сонно облака.
На урне надпись по-латыни
И два печальных голубка.
Внизу безмолвствует цевница,
А надпись грустная гласит:
"Здесь друга верного гробница",
Орфей под этим камнем спит.
Все обвил плющ, на хмель похожий,
Окутал урну темный мох.
Остановись пред ней, прохожий,
Пошли поэту томный вздох.
И после с грацией неспешной,
Как в старину -- слезу пролей:
Здесь госпожою безутешной
Поставлен мопсу мавзолей.
80
Как хорошо и грустно вспоминать
О Фландрии неприхотливом люде:
Обедают отец и сын, а мать
Картофель подает на плоском блюде.
Зеленая вода -- блестит в окне,
Желтеет берег с неводом и лодкой.
Хоть солнца нет, но чувствуется мне
Так явственно его румянец кроткий.
Неяркий луч над жизнью трудовой,
Спокойной и заманчиво нехрупкой,
В стране, где воздух напоен смолой
И рыбаки не расстаются с трубкой.
81
Визжа, ползет тяжелая лебедка... ,
О берег разбивается волна
Янтарная. И парусная лодка
Закатом медно-красным зажжена.
Вот капитан. За ним плетется сеттер,
Неся в зубах витой испанский хлыст,
И, якоря раскачивая, -- ветер
Взметает пыль и обрывает лист...
А капитан в бинокль обозревает
Узор снастей, таверну на мысу...
Меж тем луна октябрьская всплывет
И золотит грифона на носу.
82
На старом дедовском кисете
Слезинки бисера блестят,
Четыре купидона -- в сети
Поймать курильщика хотят.
Но поджимает ноги турок
С преравнодушнейшим лицом,
Ему не до любовных жмурок,
Кольцо пускает за кольцом.
Переверни кисет. Печален
И живописен вместе вид:
Над дряхлой кровлею развалин
Луна туманная глядит.
А у застежки в львиных лапах
Коран, крутые облака.
И слышен выдохшийся запах
И пачули, и табака.
83. СКРОМНЫЙ ПЕЙЗАЖ
Всеволоду Курдюмову
Бросает девочка -- котенку
Полуразмотанный клубок,
На золотистую плетенку
Уселся сизый голубок.
Где начинается деревня --
Среди столетних тополей, --
Старофранцузская харчевня
Сияет вывеской своей.
Большая туча тихо тает,
Стоит охотник у ручья --
И вороненок улетает
От непроворного ружья.
А сзади -- слышен посвист тонкий
Бича и дальний топот стад,
И от лучей зари -- в плетенке
Все розовее виноград.
84
Все в жизни мило и просто,
Как в окнах пруд и боскет,
Как этот в халате пестром
Мечтающий поэт.
Рассеянно трубку курит,
Покачиваясь слегка.
Глаза свои он щурит
На янтарные облака.
Уж вечер. Стада пропылили,
Проиграли сбор пастухи.
Что ж, ужинать или
Еще сочинить стихи?..
Он начал: "Любовь -- крылата..."
И строчки не дописал.
На пестрой поле халата
Узорный луч -- погасал...
85
Визжат гудки. Несется ругань с барок --
Уже огни в таверне зажжены.
И, вечера июльского подарок,
Встает в окошке полукруг луны.
Как хорошо на пристани в Марсели
Тебя встречать, румяная луна.
Раздумывать -- какие птицы сели
На колокольню, что вдали видна.
Глядеть, как шумно роются колеса
"Септимии", влачащие ее,
Как рослая любовница матроса
Полощет в луже -- грубое белье.
Шуршит прибой. Гудки визжат упрямо,
Но все полно -- такою стариной,
Как будто палисандровая рама
И дряхлый лист гравюры предо мной.
И кажется -- тяжелой дверью хлопнув,
Сэр Джон Фарфакс -- войдет сюда сейчас
Закажет виски -- и, ногою топнув,
О странствиях своих начнет рассказ.
86
Цитерский голубок и мальчик со свирелью,
На мраморной плите -- латинские стихи.
Как нежно тронуты прозрачной акварелью
Дерев раскидистых кудрявые верхи.
Заря шафранная -- в бассейне догорая --
Дельфину золотит густую чешую
И в бледных небесах искусственного рая
Фонтана легкую, чуть слышную струю.
87
Про меня "мошенник" вкратце
Говорят, говорят,
И пестрей, чем на паяце,
Мой наряд, мой наряд.
Я плясун, плясун канатный
Бибабо, бибабо.
Я кричу: мой верный, ватный
Пес тубо, пес тубо.
Прибрели мы из Китая
С ним вдвоем, с ним вдвоем.
По трапециям летая,
Все поем, все поем,
В наших песнях много чуши, --
Правда -- ложь, правда -- ложь.,
Затыкай, коль хочешь, уши --
Ну так что ж, ну так что ж!
Я судьбы, плясун канатный, --
Не кляну, не кляну. --
Заменяет песик ватный
И жену, и жену.
88
Беспокойно сегодня мое одиночество --
У портрета стою -- и томит тишина.
Мой прапрадед Василий -- не вспомню я отчества --
Как живой, прямо в душу -- глядит с полотна.
Темно-синий камзол отставного военного,
Арапчонок у ног и турецкий кальян.
В закорузлой руке -- серебристого пенного
Круглый ковш. Только видно, помещик не пьян.
Хмурит брови седые над взорами карими,
Опустились морщины у темного рта.
Эта грудь, уцелев под столькими ударами
Неприятельских шашек, -- тоской налита.
Что ж? На старости лет с сыновьями не справиться,
Иль плечам тяжелы прожитые года,
Иль до смерти мила крепостная красавица,
Что завистник-сосед не продаст никогда?
Нет, иное томит. Как сквозь полог затученный
Прорезается белое пламя луны, --
Тихий призрак встает в подземелье замученной
Неповинной страдалицы -- первой жены.
Не избыть этой муки в разгуле неистовом,
Не залить угрызения влагой хмельной...
Запершись в кабинете -- покончил бы выстрелом
С невеселою жизнью, -- да в небе темно.
И теперь, заклейменный семейным преданием,
Как живой, как живой, он глядит с полотна,
Точно нету прощенья его злодеяниям
И загробная жизнь, как земная, -- черна.
89
Вот роща и укромная полянка,
Обрыв крутой, где зелень и песок;
Вот в пестром сарафане -- поселянка,
Сбирающая клюкву в кузовок.
Глядит из-за ствола охотник-барин,
Виляет пес, убитой птице рад.
От солнца заходящего -- янтарен
Ружья тяжеловесного приклад.
Закатный луч заметно увядает,
Шуршат листы, клубятся облака.
И скромно поцелуя ожидает,
Как яблоко румяная, щека.
90
Шотландия, туманный берег твой
И пастбища с зеленою травой,
Где тучные покоятся стада,
Так горестно покинуть навсегда!
Ужель на все гляжу в последний раз,
Что там вдали скрывается от глаз,
И холм отца меж ивовых ветвей,
И мирный кров возлюбленной моей...
Прощай, прощай! О, вереск, о, туман...
Тускнеет даль, и ропщет океан,
И наш корабль уносит, как ладью...
Храни, Господь, Шотландию мою!
91
Все образует в жизни круг --
Слиянье уст, пожатье рук.
Закату вслед встает восход,
Роняет осень зрелый плод.
Танцуем легкий танец мы,
При свете ламп -- не видим тьмы.
Равно -- лужайка иль паркет --
Танцуй, монах, танцуй, поэт.
А ты, амур, стрелами рань --
Везде сердца -- куда ни глянь.
И пастухи и колдуны
Стремленью сладкому верны.
Весь мир -- влюбленные одни,
Гасите медленно огни...
Пусть образует тайный круг --
Слиянье уст, пожатье рук!..
92
Уж рыбаки вернулись с ловли
И потускнели валуны,
Лег на соломенные кровли
Розово-серый блеск луны.
Насторожившееся ухо
Слушает медленный прибой:
Плещется море мерно, глухо,
Словно часов старинных бой.
И над тревожными волнами
В воздухе гаснущем, бледна,
За беспокойными ветвями --
Приподнимается луна.
93
Как древняя ликующая слава,
Плывут и пламенеют облака,
И ангел с крепости Петра и Павла
Глядит сквозь них -- в грядущие века.
Но ясен взор -- и неизвестно, что там
Какие сны, закаты, города --
На смену этим блеклым позолотам --
Какая ночь настанет навсегда!
94
Уже сухого снега хлопья
Швыряет ветер с высоты
И, поздней осени холопья,
Мятутся ржавые листы.
Тоски смертельную заразу
Струит поблекшая заря.
Как все переменилось сразу
Железной волей ноября.
Лишь дряхлой мраморной богини
Уста по-прежнему горды,
Хотя давно в ее кувшине
Не слышно пения воды.
Да там, где на террасе гвозди
Хранят обрывки полотна,
Свои исклеванные гроздья
Еще качает бузина.
95
Веселый ветер гонит лед,
А ночь весенняя -- бледна,
Всю ночь стоять бы напролет
У озаренного окна.
Глядеть на волны и гранит
И слышать этот смутный гром,
И видеть небо, что сквозит
То синевой, то серебром.
О, сердце, бейся волнам в лад,
Тревогой вешнею гори...
Луны серебряный закат
Сменяют отблески зари.
Летят и тают тени птиц
За крепость -- в сумрак заревой.
И все светлее тонкий шпиц
Над дымно-розовой Невой.
96
Закат золотой. Снега
Залил янтарь.
Мне Гатчина дорога,
Совсем как встарь.
Томительнее тоски
И слаще -- нет,
С вокзала слышны свистки,
В окошке -- свет.
Обманчивый свет зари
В окне твоем,
Калитку лишь отвори,
И мы -- вдвоем.
Все прежнее: парк, вокзал...
А ты -- на войне,
Ты только "Прости" сказал,
Улыбнулся мне;
Улыбнулся в последний раз
Под стук колес,
И не было даже слез
У веселых глаз.
97
Все дни с другим, все дни не с вами
Смеюсь, вздыхаю, и курю,
И равнодушными словами
О безразличном говорю.
Но в ресторане и в пролетке,
В разнообразных сменах дня
Ваш образ сладостно-нечеткий
Не отступает от меня.
Я не запомнил точных линий,
Но ясный взор и нежный рот,
Но шеи над рубашкой синей
Неизъяснимый поворот, --
Преследуют меня и мучат,
Сжимают обручем виски,
Долготерпенью сердце учат,
Не признававшее тоски.
..............................
..............................
..............................
..............................
98
Никакого мне не нужно рая,
Никакая не страшна гроза --
Волосы твои перебирая,
Все глядел бы в милые глаза.
Как в источник сладостный, в котором
Путник наклонившийся страдой,
Видит с облаками и простором
Небо, отраженное водой.
СТИХИ 1913--1914
99
В небе над дымными долами
Вечер растаял давно,
Тихо закатное полымя
Пало на синее дно.
Тусклое золото месяца
Голые ветки кропит.
Сердцу спокойному грезится
Белый, неведомый скит.
Выйдет святая затворница,
Небом укажет пути.
Небо, что светлая горница,
Долго ль его перейти!
100
Настанут холода,
Осыпятся листы --
И будет льдом -- вода.
Любовь моя, а ты?
И белый, белый снег
Покроет гладь ручья
И мир лишится нег...
А ты, любовь моя?
Но с милою весной
Снега растают вновь.
Вернутся свет и зной --
А ты, моя любовь?
101
Я не любим ни кем! Пустая осень!
Нагие ветки средь лимонной мглы.
А за киотом дряхлые колосья
Висят пропылены и тяжелы.
Я ненавижу полумглу сырую
Осенних чувств и бред гоню, как сон,
Я щеточкою ногти полирую
И слушаю старинный полифон.
Фальшивит нежно музыка глухая
О счастии несбыточных людей
У озера, где, вод не колыхая,
Скользят стада бездушных лебедей.
102
Измучен ночью ядовитой,
Бессонницею и вином,
Стою, дышу перед раскрытым
В туман светлеющий окном.
И вижу очертанья веток
В лилово-розовом дыму.
И нет вопроса, нет ответа,
Которого я не прийму.
Отдавшись нежному безволью,
Слежу за вами, облака,
И легкой головною болью
Томит вчерашняя тоска.
103. ПЕСНЯ
Осеннее ненастье,
Нерадостный удел!
И счастье и несчастье
Зачем я проглядел.
Теперь мечты бесплодны
И не о чем вздыхать.
Спокойный и холодный,
Я должен отдыхать.
В окне -- фигуры ветел,
Обрызганных луной.
Звенит осенний ветер
Минорною струной.
Но я не вспоминаю
Давнишнего, Луна!
Я в рюмку наливаю
Дешевого вина.
104
Все бездыханней, все желтей
Пустое небо. Там, у ската,
На бледной коже след когтей
Отпламеневшего заката.
Из урны греческой не бьет
Струя и сумрак не тревожит,
Свирель двухтонная поет
Последний раз в году, быть может!
И ветер с севера, свища,
Летает в парке дик и злостен,
Срывая золото с плаща,
Тобою вышитого, осень.
Взволнован тлением, стою
И, словно музыку глухую,
Я душу смертную мою
Как перед смертным часом -- чую.
105. ПОЛУСОН
Здесь -- вялые подушки,
Свеча, стакан с вином
Окно раскрыто. Мушки
Кружатся за окном,
Еловые верхушки
Качаются во сне.
Печальные лягушки
Вздыхают в тишине.
Они не нарушают
Осенней тишины.
Их тоны не мешают
Сиянию луны
Окутывать верхушки
И падать на кровать,
Измятые подушки
Узором покрывать.
106
Поблекшим золотом, холодной синевой
Осенний вечер светит над Невой.
Кидают фонари на волны блеск неяркий,
И зыблются слегка у набережной барки.
Угрюмый лодочник, оставь свое весло!
Мне хочется, чтоб нас течение несло.
Отдаться сладостно вполне душою смутной
Заката блеклого гармонии минутной.
И волны плещутся о темные борта.
Слилась с действительностью легкая мечта.
Шум города затих. Тоски распались узы.
И чувствует душа прикосновенье Музы.
107--111. КНИЖНЫЕ УКРАШЕНИЯ
1. ПЕТР В ГОЛЛАНДИИ
Анне Ахматовой
На грубой синеве крутые облака
И парусных снастей под ними лес узорный.
Стучит плетеный хлыст о кожу башмака.
Прищурен глаз. Другой -- прижат к трубе подзорной.
Поодаль, в стороне -- веселый ротозей,
Спешащий куафер, гуляющая дама.
А книзу у воды -- таверна "Трех Друзей",
Где стекла пестрые с гербами Амстердама.
Знакомы так и верфь, и кубок костяной
В руках сановника, принесшего напиток,
Что нужно ли читать по небу развитой
Меж труб и гениев колеблющийся свиток?
2
На Лейпцигской раскрашенной гравюре
Седой пастух у дремлющего стада,
Ряд облаков -- следы недавней бури --
И ветхая церковная ограда.
Направо -- триумфальные ворота,
Где зелень разрушения повисла;
Какая-то Луиза иль Шарлота
Чрез них несет, склонившись, коромысла.
А дальше -- пахота. Волы и плуги...
Под котелком потрескивает хворост.
Взрезая дерн зеленый и упругий,
Проводит пахарь ряд глубоких борозд.
И путник, шествуя дорогой голой,
На фоне дали серо-синеватой,
Чернеет шляпою широкополой,
Размахивает палкой суковатой.
3
Какая-то мечтательная леди
Теперь глядит в широкое окно,
И локоны у ней желтее меди,
Румянами лицо оттенено.
Колеблется ее индийский веер,
Белеет мех -- ангорская коза.
Устремлены задумчиво на север
Ее большие лживые глаза.
В окне -- закат роняет пепел серый
На тополя, кустарники и мхи...
А я стою у двери, за портьерой,
Вдыхая старомодные духи...
4. ВАЗА С ФРУКТАМИ
Тяжелый виноград и яблоки, и сливы --
Их очертания отчетливо нежны --
Все оттушеваны старательно отливы,
Все жилки тонкие под кожицей видны.
Над грушами лежит разрезанная дыня,
Гранаты смуглые сгрудились перед ней;
Огромный ананас кичливо посредине
Венчает вазу всю короною своей.
Ту вазу, вьющимся украшенную хмелем,
Ваяла эллина живая простота:
Лишь у подножия к пастушеским свирелям
Прижаты мальчиков спокойные уста.
5. ЗАСТАВКА
Венецианское зеркало старинное,
Разноцветными розами увитое...
Что за мальчик с улыбкою невинною
Расправляет крылышки глянцевитые
Перед ним? Не трудно проказливого
Узнать Купидона милого, --
Это он ранил юношу опасливого,
Как ни плакал тот, как ни просил его.
Юноша лежит, стрелою раненный,
Девушка напротив -- улыбается.
Оба -- любовью отуманены...
Розы над ними сгибаются.
112. БОЛТОВНЯ ЗАЗЫВАЮЩЕГО В БАЛАГАН
О. Мандельштаму
Да, размалевана пестро
Театра нашего афиша:
Гитара, шляпа, болеро,
Девица на летучей мыши.
Повесить надобно повыше,
Не то -- зеваки оборвут.
Спешите к нам. Под этой крышей
Любовь, веселье и уют!
Вот я ломака, я Пьеро.
Со мною Арлекин. Он пышет
Страстями, клянчит серебро.
Вот принц, чей плащ узорно вышит,
Вот Коломбина, что не дышит,
Когда любовники уснут.
Паяц -- он вздохами колышет
Любовь, веселье и уют!
Пляши, фиглярское перо,
Неситесь в пламенном матчише
Все те, кто хочет жить пестро:
Вакханки, негры, принцы, мыши, --
Порой быстрей, порою тише,
Вчера в Париже, нынче тут...
Всего на этом свете выше
Любовь, веселье и уют!
Посылка
О, кот, блуждающий по крыше,
Твои мечты во мне поют!
Кричи за мной, чтоб всякий слышал:
Любовь, веселье и уют!
113. РОМАНТИЧЕСКАЯ ТАВЕРНА
П. С. Шандаровскому
У круглых столиков толпятся итальянцы,
Гидальго смуглые, мулаты. Звон, галдеж
В табачном воздухе. Но оборвался что ж
Оркестр, играющий тропические танцы?
А! -- двое подрались! С портретом Данта схож
Один. Противник -- негр. Сцепились оборванцы.
На лицах дам видней фальшивые румянцы:
Паоло так красив... Но вот -- широкий нож
Блеснул, и негра бок, как молнией, распорот.
Он -- падает. Рука хватается за ворот,
Бьет пена изо рта. Бренчат гитары вновь.
Рукоплескания... С надменностью Паоло
Внимает похвалам. А с земляного пола
Осколком девочка выскребывает кровь.
114. ФИГЛЯР
Я храбрые марши играю,
Скачу на картонном коне,
И, если я умираю,
Все звонко хлопают мне.
Мои представленья не плохи,
Понравятся, коль поглядишь.
Ученые прыгают блохи,
Танцует умная мышь.
А то, если милые гости
Хотят, мы в дальнем углу
Отыщем ржавые гвозди,
Особенную пилу.
Приятно тела восковые
Гвоздем раскаленным колоть:
Трепещут они, как живые,
Нежны, как живая плоть.
Я сердце когда-то измучил,
И стало негодным оно,
А пытки для глупых чучел
Выдумывать -- так смешно.
Я детские песни играю,
В карманах ношу леденцы,
И, если я умираю,
Звенят мои бубенцы.
115. БРОДЯЧИЕ АКТЕРЫ
Н. Гумилеву
Снова солнечное пламя
Льется знойным янтарем.
Нагруженные узлами,
Снова мы подошвы трем.
Придорожная таверна
Уж далеко за спиной.
Небо медленно, но верно
Увеличивает зной.
Ах, бессилен каждый мускул,
В горле -- словно острия.
Потемнела, как зулуска,
Берта, спутница моя.
Но теперь уже недолго
Жариться в огне небес:
Встречный ветер пахнет елкой,
Недалеко виден лес.
Вот пришли. Скорее падай,
Узел мой, с усталых плеч.
Осененному прохладой,
Сладко путнику прилечь.
Распаковывает Берта
Тюк с едою и вином.
Край лилового конверта
Я целую за стволом.
116
Я кривляюсь вечером на эстраде, --
Пьеро двойник.
А после, ночью, в растрепанной тетради
Веду дневник.
Записываю, кем мне подарок обещан,
Обещан только,
Сколько получил я за день затрещин
И улыбок сколько.
Что было на ужин: горох, картофель --
Все ем, что ни дашь!
...А иногда и Пьереты профиль
Чертит карандаш.
На шее -- мушка, подбородок поднят,
Длинна ресница.
Рисую и думаю: а вдруг сегодня
Она приснится!
Запись окончу любовными мольбами,
Вздохнув не раз.
Утром проснусь с пересохшими губами,
Круги у глаз. --
117. ОСЕННИЙ ФАНТОМ
Отчаянною злостью
Перекося лицо,
Размахивая тростью,
Он вышел на крыльцо.
Он торопливо вышел.
Не застегнув пальто,
Никто его не слышал,
Не провожал никто.
Разбрызгивая лужи,
По улицам шагал,
Одно другого хуже
Проклятья посылал.
Жестоко оскорбленный,
Тебе отрады нет:
Осмеянный влюбленный,
Непризнанный поэт!
А мог бы стать счастливым,
Веселым болтуном,
Бесчинствовать за пивом,
Не зная об ином.
Осенний ветер -- грубым
Полетом тучи рвал,
По водосточным трубам
Холодный дождь бежал.
И мчался он, со злостью
Намокший ус крутя,
Расщепленною тростью
По лужам колотя.
118. УЛИЧНЫЙ ПОДРОСТОК
Ломающийся голос. Синева
У глаз и над губою рыжеватый
Пушок. Вот -- он, обычный завсегдатай
Всех закоулков. Пыльная ль трава
Столичные бульвары украшает,
Иль мутным льдом затянута Нева --
Все в той же куртке он, и голова
В знакомой шляпе. Холод не смущает
И вялая жара не истомит
Его. Под воротами постоит,
Поклянчит милостыню. С цветами
Пристанет дерзко к проходящей даме.
То наглый, то трусливый примет вид,
Но финский нож за голенищем скрыт,
И с каждым годом темный взор упрямей.
119. ОТРЫВОК
Я помню своды низкого подвала,
Расчерченные углем и огнем.
Все четверо сходились мы, бывало,
Там посидеть, болтая, за вином.
И зеркало большое отражало
Нас, круглый стол и лампу над столом.
Один все пил, нисколько не пьянея, --
Он был навязчивый и злой нахал.
Другой веселый, а глаза -- синее
Волны, что ветерок не колыхал.
Умершего я помню всех яснее --
Он красил губы, кашлял и вздыхал.
Шел разговор о картах или скачках
Обыкновенно. Грубые мечты
О драках, о старушечьих подачках
Высказывал поэт. Разинув рты,
Мы слушали, когда, лицо испачкав
Белилами и краской, пела ты;
Под кастаньеты после танцевала,
Кося и странно поджимая рот.
А из угла насмешливо и вяло
Следил за нами и тобой урод --
Твой муж. Когда меня ты целовала,
Я видел, как рука его берет
Нож со стола... Он, впрочем, был приучен
Тобою ко всему и не дурил.
Шептал порой, но шепот был беззвучен,
И лишь в кольце поблескивал берилл,
Как злобный глаз. Да, -- он тебя не мучил
И дерзостей гостям не говорил.
Так ночь последняя пришла. Прекрасна
Особенно была ты. Как кристалл,
Жизнь полумертвецу казалась ясной,
И он, развеселившись, хохотал,
Когда огромный негр в хламиде красной
Пред нами, изумленными, предстал.
О, взмах хлыста! Метнулись морды волчьи.
Я не забуду взора горбуна
Счастливого. Бестрепетная, молча
Упала на колени ты, бледна.
Погасло электричество -- и желчью
Все захлестнула желтая луна...
Мне кажутся тысячелетним грузом
Те с легкостью прожитые года;
На старике -- халат с бубновым тузом,
Ты -- гордостью последнею горда.
Я равнодушен. Я не верю музам
И света не увижу никогда.
120. ПУТЕШЕСТВУЮЩИЕ ГИМНАСТЫ
Мы -- веселые гимнасты,
И бродяги мы притом,
Путешествуем мы часто
С отощавшим животом.
Но, хотя тревожит голод
Не на шутку иногда, --
Всякий весел, всякий молод:
Водка есть у нас всегда.
По дорогам безопасным
Путешествуем втроем,
Деревням и селам разным
Представления даем.
-- Заходите! В нашем цирке
Много встретите забав:
Дядя Джэк ломает кирки,
Свой показывает нрав.
Рыжекудрая Елена,
Наша общая жена,
Пляшет. Юбка до колена,
Вовсе грудь обнажена.
Я в кольчуге и с рапирой
Нападаю на быка.
Смело гирями жонглируй,
Загорелая рука!
Взваливая их на шею,
Подавляю тяжких вздох,
Хоть они не тяжелее
Фунтов трех иль четырех...
А потом -- сидим до ночи
В деревенском кабаке,
Потому что всякий хочет
Отдышаться налегке.
Завтра -- старая повозка
Наша снова заскрипит.
Мул пятнистый -- Джэка тезка --
Недовольно засопит.
И веселые гимнасты --
Поплетемся мы опять
В деревнях и селах частых
Представления давать.
121. ПОРТОВОЙ РАБОЧИЙ
Я сплю еще, когда с рабочими '
Под звук пронзительный гудка
Идешь ты в порт и, озабоченный,
Не замечаешь ветерка.
За мачтами едва румянится,
Как нарисованный, рассвет,
И на буксире барка тянется
Туману легкому вослед.
Ты дышишь ровно, смотришь весело,
Считая грузные мешки.
Меня не вспоминаешь! Если бы
Я мог пойти в грузовщики...
С утра возиться с пыльной тачкою
Под ругань, хохот, толчею
Пить хлебный квас и, губы пачкая,
Вдыхать табачную струю.
А после на скамейке липовой
С ненарумяненным лицом
Сидеть за ужином и выпивкой
С зеленоглазым сорванцом.
Я удовольствовался б дружбою,
Не сомневаясь, что для нас
Придут слова и взгляды нужные,
Когда тому наступит час.
Но избалованный, изнеженный,
Приученный к своей тоске,
Я говорю с тобой на вежливом
Литературном языке.
И вот -- любовь идет потемками,
Подобная глухонемой,
А ты при встрече -- шляпу комкаешь
И говоришь: "Пора домой"...
122. АКТЕРКА
Дул влажный ветер весенний,
Тускнела закатная синева,
А я на открытой сцене
Говорила прощальные слова.
И потом печально, как надо,
Косу свою расплела,
Приняла безвредного яду,
Вздохнула -- и умерла.
Хлопали зрители негромко,
Занавес с шуршаньем упал.
Я встала. На сцене -- потемки;
Звякнул опрокинутый бокал.
Подымаюсь по лестнице скрипучей,
Дома ждет за чаем мать.
Боже мой, как смешно, как скучно
Для ужина -- воскресать.
123
Чем осенний ветер злее
И отчаянней луна, --
Нам, бродягам, веселее
За бутылкою вина.
Целый день блуждали в поле
Мы с собакой и ружьем...
Мы товарищи -- не боле --
Но тоски не признаем.
Что любовь? Восторги, губы,
Недосказанности зной... !
В меру нежным, в меру грубым
Ты умеешь быть со мной.
Трубку финскую ты куришь
И следишь, как дым плывет...
Глаз насмешливый прищуришь,
Повернувшись на живот!..
Что любовь? дотлеет спичкой, --
Можно лучшее найти:
Между страстью и привычкой
Есть блаженные пути.
124
Письмо в конверте с красной прокладкой
Меня пронзило печалью сладкой.
Я снова вижу ваш взор величавый,
Ленивый голос, волос курчавый.
Залита солнцем большая мансарда,
Ваш лик в сияньи, как лик Леонардо.
И том Платона развернут пред вами,
И воздух полон золотыми словами.
Всегда ношу я боль ожиданья,
Всегда томлюсь, ожидая свиданья.
И вот теперь целую украдкой
Письмо в конверте с красной прокладкой.
125--126. ГАЗЕЛЛЫ
1
Если ты промолвишь: "нет" -- разлюблю,
Не капризничай, поэт, -- разлюблю.
Нынче май, но если ты -- убежишь,
Я и розы нежный цвет разлюблю.
Ах, несноснее тебя можно ль быть, --
Слушать просто, как привет: "разлюблю".
Или хочешь полюбить стариком?
Полно, милый, будешь сед -- разлюблю.
Надоело мне твердить без конца,
Вместо сладостных бесед, "разлюблю".
На закате лучше ты приходи:
Не услышит лунный свет -- "разлюблю".
2
Ах, угадать не в силах я, чего хочу.
От розы, рощи, соловья -- чего хочу.
Зачем без радости весну встречает взор,
Вопрос единый затая: чего хочу?
Имею ласковую мать, отец не строг,
И все мне делает семья, чего хочу.
Но, ах, не в силах я избыть тоски своей --
Неутолимы острия "чего хочу".
Забыты мною в цель стрельбы, веселый мяч
Не скажут верные друзья, чего хочу.
Так я томился, но амур, спаситель мой,
Дала мне знать стрела твоя, чего хочу.
И нынче с милою спеша укрыться в лес,
Уже отлично знаю я, чего хочу.
127. АЛЬБОМНЫЙ СОНЕТ
За нежный поцелуй ты требуешь сонета...
В. Жуковский
Как некогда потребовала Лила
В обмен на нежный поцелуй -- сонет,
Так и моя сказала Маша: "Нет!"
И девы той желанье повторила.
Напрасно говорил я ей: "Мой свет,
Капризами меня ты истомила,
Я напишу беспламенно, уныло,
Не то что романтический поэт".
Но спорить как с девицей своенравной?
Изволь влагать пустую болтовню
В сонетный ямб, торжественный и славный.
Кончаю труд. Хоть мало в нем огню,
Недостает и прелести, и яда,
Но все ж моя приятная награда!
128
Черемухи цветы в спокойный пруд летят.
Заря деревья озлащает.
Но этот розовый сияющий закат
Мне ничего не обещает.
Напрасно ворковать слетаешь, голубок,
Сюда на тихий подоконник.
Я скоро лягу спать, и будет сон глубок,
И утром -- не раскрою сонник.
129
Горлица пела, а я не слушал.
Я видел звезды на синем шелку
И полумесяц. А сердце все глуше,
Все реже стучало, забывая тоску.
Порою казалось, что милым, скучным
Дням одинаковым потерян счет
И жизнь моя -- ручейком незвучным
По желтой глине в лесу течет.
Порою слышал дальние трубы,
И странный голос меня волновал.
Я видел взор горящий и губы
И руки узкие целовал...
Ты понимаешь -- тогда я бредил.
Теперь мой разум по-прежнему мой.
Я вижу солнце в закатной меди,
Пустое небо и песок золотой!
ЛАМПАДА
I
130
Из белого олонецкого камня,
Рукою кустаря трудолюбивой
Высокого и ясного искусства
Нам явлены простые образцы.
И я гляжу на них в тревоге смутной,
Как, может быть, грядущий математик,
В ребячестве еще не зная чисел,
В учебник геометрии глядит.
Я разлюбил созданья живописцев,
И музыка мне стала тяжким шумом,
И сон мои одолевает веки,
Когда я слушаю стихи друзей.
Но с каждым днем сильней душа томится
Об острове зеленом Валааме.
О церкви из олонецкого камня,
О ветре, соснах и волне морской.
131
Тонким льдом затянуты лужицы,
Словно лед, чиста синева.
Не сверкает уже, не кружится
Обессиленная листва.
В сердце нет ни тоски, ни радости,
Но покоя в нем тоже нет:
Как забыть о весенней сладости,
О сиянии прошлых лет?..
132
Когда светла осенняя тревога
В румянце туч и шорохе листов,
Так сладостно и просто верить в Бога,
В спокойный труд и свой домашний кров.
Уже закат, одеждами играя,
На лебедях промчался и погас.
И вечер мглистый, и листва сырая,
И сердце узнают свой тайный час.
Но не напрасно сердце холодеет:
Ведь там, за дивным пурпуром богов,
Одна есть сила. Всем она владеет --
Холодный ветр с летейских берегов.
133
Цвета луны и вянущей малины --
Твои, закат и тление -- твои,
Тревожит ветр пустынные долины,
И, замерзая, пенятся ручьи.
И лишь порой, звеня колокольцами,
Продребезжит зеленая дуга.
И лишь порой за дальними стволами
Собачий лай, охотничьи рога.
И снова тишь... Печально и жестоко
Безмолвствует холодная заря.
И в воздухе разносится широко
Мертвящее дыханье октября.
134
Вновь с тобою рядом лежа,
Я вдыхаю нежный запах
Тела, пахнущего морем
И миндальным молоком.
Вновь с тобою рядом лежа,
С легким головокруженьем
Я заглядываю в очи,
Зеленей морской воды.
Влажные целую губы,
Теплую целую кожу,
И глаза мои ослепли
В темном золоте волос.
Словно я лежу, обласкан
Рыжими лучами солнца
На морском песке, и ветер
Пахнет горьким миндалем.
135
Прощай, прощай, дорогая! Темнеют дальние горы.
Спокойно шумят деревья. С пастбищ идут стада.
В последний раз гляжу я в твои прозрачные взоры,
Целую влажные губы, сказавшие: "Навсегда".
Вот я расстаюсь с тобою, влюбленный еще нежнее,
Чем в нашу первую встречу у этих белых камней.
Так же в тот вечер шумела мельница, и над нею
Колыхалась легкая сетка едва озаренных ветвей.
Но наша любовь увидит другие леса и горы,
И те же слова желанья прозвучат на чужом языке.
Уже я твердил когда-то безнадежное имя Леноры,
И ты, ломая руки, Ромео звала в тоске.
И как мы сейчас проходим дорогой, едва озаренной,
Прижавшись тесно друг к другу, уже мы когда-то шли.
И вновь тебя обниму я, еще нежнее влюбленный,
Под шорох воды и листьев на теплой груди земли.
136
Улыбка одна и та же,
Сухой неподвижен рот.
Такие, как ты, -- на страже
Стоят в раю у ворот.
И только, если ресницы
Распахнутся, глянут глаза,
Кажется: реют птицы
И где-то шумит гроза.
137
Благословенная прохлада,
Тосканы сумрак голубой...
Я помню кисти винограда
На блюде с древнею резьбой.
И девочки-крестьянки руки,
Что миртовый венок плела,
Слова любви, напев разлуки
И плеск размеренный весла.
Туманы с моря наплывали,
И месяц розовый вставал,
И волны -- берег целовали,
И берег -- волнам отвечал.
138
Неправильный круг описала летучая мышь,
Сосновая ветка качнулась над темной рекой,
И в воздухе тонком блеснул, задевая камыш,
Серебряный камешек, брошенный детской рукой.
Я знаю, я знаю, и море на убыль идет,
Песок засыпает оазисы, сохнет река,
И в сердце пустыни когда-нибудь жизнь расцветет,
И розы вздохнут над студеной водой родника.
Но если синей в целом мире не сыщется глаз,
Как темное золото, косы и губы, как мед,
Но если так сладко любить, неужели и нас
Безжалостный ветер с осенней листвой унесет.
И, может быть, в рокоте моря и шорохе трав
Другие влюбленные с тайной услышат тоской
О нашей любви, что погасла, на миг просияв
Серебряным камешком, брошенным детской рукой.
139
Черные вишни, зеленые сливы,
Желтые груши повисли в садах...
Ясною осенью будешь счастливой,
Будешь, мечтая, гулять при звездах.
Все неизменно: любимые книги,
В горнице низкой цветы на окне,
И нетяжелые скуки вериги,
И равнодушная память о мне.
140
Прошло туманное томленье,
Все ясно -- в сердце острие --
Моя любовь, мое мученье,
Изнеможение мое.
Я ничего забыть не в силах
И глаз не в силах отвести
От слабых рук, от взоров милых,
От губ, мне шепчущих: "Прости".
Поймите, я смертельно болен,
Отравлен, скован навсегда.
В темнице, где лежу безволен,
Лишь Ваше имя, как звезда.
Но это горькое томленье
Милее мне, чем светлый рай.
Когда мне скажут: "Выбирай",
Отвергну волю и целенье,
Целуя Вам одежды край.
141
Я в жаркий полдень разлюбил
Природы сонной колыханье,
И ветра знойное дыханье,
И моря равнодушный пыл.
Вступив на берег меловой,
Рыбак бросает невод свой,
Кирпичной, крепкою ладонью
Пот отирает трудовой.
Но взору, что зеленых глыб
Отливам медным внемлет праздно,
Природа юга безобразна,
Как одурь этих сонных рыб.
Прибоя белая черта,
Шар низкорослого куста,
В ведре с дымящейся водою
Последний, слабый всплеск хвоста!..
Ночь! Скоро ли поглотит мир
Твоя бессонная утроба?
Но длится полдень, зреет злоба,
И ослепителен эфир.
142
Над морем северным холодный запад гас,
Хоть снасти дальние еще пылали красным.
Уже звучал прибой и гальционы глас
Порывом осени холодным и ужасным.
В огромное окно с чудесной высоты
Я море наблюдал. В роскошном увяданьи,
В гармонии валов жило и пело ты,
Безумца Тернера тревожное созданье.
В тумане грозовом дышалось тяжело...
Вдруг слава лунная, пробившись, озарила
Фигуру рыбака и парус, и весло,
И яростью стихий раздутое ветрило!
143
Зефир ночной волной целебной
Повеял снова в мир волшебный,
И одинокая звезда
Глядит, как пролетают долу,
Внимая горнему Эолу,
Туманных лебедей стада.
Не потревожит ветер влажный
Тяжелых лип дремоты важной,
Чей сумрак благосклонный скрыл
Блаженство рук переплетенных,
Биенье сердца, жар влюбленных
И тайный вздох, и нежный пыл.
Лишь моря ровное дыханье
Сквозь легкое благоуханье
Доносит свежесть сонных вод,
Да чайка вскрикнет и утихнет,
Да трубка пешехода вспыхнет
И в отдаленьи пропадет.
Но мне печальна эта нега!
Как путник, что искал ночлега
И не нашел его в пути,
Бредет с тяжелою сумою,
Так я с любовью и тоскою,
О, Муза, осужден идти!
144
Сквозь зеленеющие ветки
Скользят зеленые лучи
На занесенные ракетки
И беспокойные мячи.
О, милый теннис, легкий танец,
Твоя забава не груба --
Сиянье глаз и щек румянец,
И легких мячиков борьба.
В азарте игроки смелеют,
Уверен каждый взмах руки,
На желтом гравии белеют
Из парусины башмаки.
Но отпарированы метко
Удары все, крепчает зной,
А отдаленная беседка
Полна прохладной тишиной.
Ах, башмаки натерты мелом,
Но башмаками ль занят ум?
Забыл, наверно, мальчик в белом,
Что зелень пачкает костюм.
Слова любви журчат прилежно,
Ее рука в его руке,
И солнце розовеет нежно
На милой девичьей щеке.
145
Италия! твое Амуры имя пишут
На вечном мраморе, концами нежных стрел,
К тебе летят сердца, тобою музы дышут,
Великих вдохновлять счастливый твой удел.
Увы, не созерцал я львов святого Марка,
Дворцов Флоренции и средиземных волн,
Тех рощ, где о земной любви вздыхал Петрарка,
Где Ариост блуждал, своих напевов полн.
Но, как отверженный к потерянному раю,
Душой к тебе стремлюсь. Мечтателей луна
Всплывает надо мной. Забывшись, повторяю
Канцоны сладкие, златые имена.
И слышу рокот лир, и голоса влюбленных,
И вижу дряхлые руины над водой,
И в черных небесах, звездами окропленных,
Великих призраки проходят чередой.
146
Еще горячих губ прикосновенье
Я чувствую, и в памяти еще
Рисуется неясное виденье,
Улыбка, шарф, покатое плечо.
Но ветер нежности, печалью вея
И так успокоительно звеня,
Твердит, что мне пригрезилась Психея,
Во сне поцеловавшая меня.
147
Я вспоминаю влажные долины
Шотландии, зеленые холмы,
Луну и все, что вспоминаем мы,
Услышав имя нежное Алины.
Осенний парк. Средь зыбкой полутьмы
Шуршат края широкой пелерины,
Мелькает облик девушки старинной,
Прелестный и пленяющий умы.
Широкая соломенная шляпа,
Две розы, шаль, расшитая пестро,
И Гектора протянутая лапа.
О, легкие созданья Генсборо,
Цвета луны и вянущей малины
И поцелуй мечтательной Алины!
148
Видел сон я: как будто стою
В золотом и прохладном раю,
И похож этот рай и закат
На тенистый Таврический сад.
Только больше цветов и воды,
И висят золотые плоды
На ветвистых деревьях его,
И кругом -- тишина, торжество.
Я проснулся и вспомнил тотчас
О морях, разделяющих нас,
О письме, что дойдет через год
Или вовсе к тебе не дойдет.
Отчего же в душе, отчего
Тишина, благодать, торжество?
Словно ты прилетала ко мне
В этом солнечном лиственном сне,
Словно ты прилетала сказать,
Что не долго уже ожидать.
149
Здесь волн Коцитовых холодный ропот глуше.
Клубится серая и пурпурная мгла.
В изнеможении, как жадные тела,
Сплелися грешников истерзанные души.
Лев медный одного когтистой лапой душит,
Змея узорная -- другого обвила.
На свитке огненном -- греховные дела
Начертаны... Но вдруг встревоженные уши
Все истомившиеся жадно напрягли!
За трубным звуком вслед -- сиянья потекли,
Вмиг смолкли возгласы, проклятия, угрозы.
Раскрылася стена, и легкою стопой
Вошел в нее Христос в одежде золотой,
Влетели ангелы, разбрасывая розы.
150
Снег уже пожелтел и обтаял,
Обвалились ледяшки с крыльца.
Мне все кажется, что скоротаю
Здесь нехитрую жизнь до конца.
В этом старом помещичьем доме,
Где скрипит под ногами паркет,
Где все вещи застыли в истоме
Одинаковых медленных лет.
В сердце милые тени воскресли,
Вспоминаю былые года, --
Так приятно в вольтеровском кресле
О былом повздыхать иногда
И, в окно тихим вечером глядя,
Видеть легкие сны наяву,
Не смущаясь сознанью, что ради
Мимолетной тоски -- я живу.
151
В альбом Т. П. Карсавиной
Пристальный взгляд балетомана,
Сцены зеленый полукруг,
В облаке светлого тумана
Плеч очертания и рук.
Скрипки и звучные валторны
Словно измучены борьбой,
Но золотистый и просторный
Купол, как небо над тобой.
Крылья невидимые веют,
Сердце уносится, дрожа,
Ввысь, где амуры розовеют,
Рог изобилия держа.
152
Однажды под Пасху мальчик
Родился на свете,
Розовый и невинный,
Как все остальные дети.
Родители его были
Не бедны и не богаты,
Он учился, молился Богу,
Играл в снежки и солдаты.
Когда же подрос молодчик,
Пригожий, румяный, удалый,
Стал он карманным вором,
Шулером и вышибалой.
Полюбил водку и женщин,
Разучился Богу молиться,
Жил беззаботно, словно
Дерево или птица.
Сапоги Скороход, бриолином
Напомаженный, на руку скорый...
И в драке во время дележки
Его закололи воры.
В Калинкинскую больницу
Отправили тело,
А душа на серебряных крыльях
В рай улетела.
Никто не служил панихиды,
Никто не плакал о Ване,
Никто не знает, что стал он
Ангелом в Божьем стане.
Что ласкова с ним Божья Матерь,
Любит его Спаситель,
Что, быть может, твой или мой он
Ангел-хранитель.
II
153--155
1
О, сердце, о, сердце,
Измучилось ты!
Опять тебя тянет
В родные скиты.
Где ясны криницы
В столетнем бору,
Родимые птицы
Поют поутру.
Чернеют овраги,
Грустит синева...
На дряхлой бумаге
Святые слова.
Бедны и напрасны
Все песни мои.
Так ясны, прекрасны
Святых житии.
Мне б синее утро
С молитвой встречать
Спокойно и мудро
Работу начать.
И после отрады
Работы простой
Встречать у ограды
Закат золотой.
Здесь горько томиться,
Забыться невмочь;
Там -- сладко молиться
В янтарную ночь.
Чтоб ветер ветвями
В окошко стучал,
Святыми словами
Душе отвечал;
Чтоб лучик зеленый
Дрожал на полу,
И сладко иконы
Мерцали в углу.
2
Снова теплятся лампады
Ярче звезд у алтаря.
В сердце сладостной отрады
Занимается заря.
Много здесь убогих, грешных,
Ниц опущенных очей,
Много в памяти кромешных
Неотмоленных ночей.
Дышим мы на ладан росный,
Помним вечно про погост,
День скоромный или постный
Вечно нам Великий Пост.
Но недаром бьем поклоны,
Молим Бога, чернецы:
Рай веселый, лог зеленый
Уж оставили гонцы.
Уж они коней торопят,
Тучам слушаться велят;
Все-то горести утопят,
Все-то муки исцелят.
3
Я вывожу свои заставки.
Желанен сердцу милый труд,
Цветы пурпурные, а травки --
Как самый ясный изумруд.
Какое тихое веселье,
Как внятно краски говорят.
В окошко выбеленной кельи
Глядится тополь, милый брат.
Уж вечер. Солнце над рекою.
Пылят дорогою стада.
Я знаю -- этому покою
Не измениться никогда.
Молитвы, книги, размышленья
Да кисть в уверенной руке.
А горькое мое томленье --
Как горний облак вдалеке.
И сердце мудро ждет чего-то
Во имя, Господи, Твое.
Блеснет на ризах позолота,
И в монастырские ворота
Ударит Вестника копье.
156
Опять сияют масляной
Веселые огни.
И кажутся напраслиной
Нерадостные дни.
Как будто ночью северной
Нашла моя тоска
В снегу -- листочек клеверный
В четыре лепестка.
И с детства сердцу милая,
Ты возникаешь вновь,
Такая непостылая
И ясная любовь.
Мороз немного колется,
Костры дымят слегка,
И сердце сладко молится
Дыханью ветерка.
Отвага молодецкая
И сани, что стрела,
Мне масляная детская
И русская мила.
Чья? Ванина иль Машина
Отвага веселей
На тройке разукрашенной
Летит среди полей?
Трусит кобылка черная,
Несется крик с катков,
А полость вся узорная
От пестрых лоскутков.
Я весел не напраслиной, --
Сбываются же сны,
Веселый говор масляной --
Преддверие весны.
И в ней нам обещание,
Что Пасха вновь придет,
Что сбудутся все чаянья,
Растает крепкий лед.
И белой ночью северной
Найдет моя тоска
Любви листочек клеверный
В четыре лепестка.
157
Снова снег синеет в поле
И не тает от лучей
Снова сердце хочет воли,
Снова бьется горячей.
И горит мое оконце
Все в узоре льдистых роз.
Здравствуй, ветер, здравствуй, солйце,
И раздолье, и мороз!
Что ж тревожит и смущает,
Что ж томишься, сердце, ты?
Этот снег напоминает
Наши волжские скиты.
Сосен ствол темно-зеленый,
Снеговые терема,
Потемневшие иконы
Византийского письма.
Там, свечою озаренный,
Позабуду боль свою.
Там в молитве потаенной
Всю тревогу изолью.
Но увы! Дорогой зимней
Для молитвы и труда
Не уйти мне, не уйти мне
В Приволожье никогда.
И мечты мои напрасны
О далеком и родном.
Ветер вольный, холод ясный,
Снег морозный -- за окном!
158
Простодушные березки
У синеющей воды,
На песке, как в желтом воске,
Отпечатаны следы.
Тянет хлебом и махоркой
Недалеко от жилья.
Плавной поступью с пригорка
Сходит милая моя.
Платье пестрое из ситца,
Туго косы сплетены.
Сердце -- сердца не боится
В дни веселые весны.
Больно хлещется кустарник,
Запыхались -- отдохнем,
Солнце светит, все янтарней,
Умирающим огнем.
159
Пьяные мастеровые
Едут в лодке без весла.
Я цветочки полевые
Нарвала -- да заплела.
Самый синенький цветочек,
Словно милого глаза.
В воду бросила веночек,
Высыхай, моя слеза!
Пусть плывет себе, как знает...
Гаснет вечер голубой.
О другой мой друг вздыхает,
Горько плачет о другой.
Вот дымятся трубы фабрик,
Где-то паровоз ревет,
И венок мой, как кораблик,
Прямо к берегу плывет.
III
160
Чем больше дней за старыми плечами,
Тем настоящее отходит дальше:
За жизнью ослабевшими очами
Не уследить старухе-генеральше.
Да и зачем? Не более ли пышно
Прошедшее? -- Там двор Екатерины.
Сменяются мгновенно и неслышно
Его великолепные картины.
Усталый ум привык к заветным цифрам,
Былых годов воспоминанья нижет.
И, фрейлинским украшенная шифром,
Спокойно грудь, покашливая, дышит.
Так старость нетревожимая длится --
Зимою в спальне, летом на террасе...
...По вечерам -- сама Императрица,
В регалиях и в шепчущем атласе,
Является старухе-генеральше,
Беседует и милостиво шутит...
А дни летят, минувшее -- все дальше,
И скоро ангел спящую разбудит.
161
Зеленый фон -- немного мутный,
Кирпично-серый колорит.
Читая в комнате уютной,
Старик мечтательный сидит.
Бюст Цезаря. Огонь в камине.
И пес, зевающий у ног.
И старомодный, темно-синий
Шелками вышитый шлафрок.
Пуская кольца, трубку курит,
А в желтой чашке стынет чай,
Поправит плед, и глаз прищурит,
И улыбнется невзначай.
Ничто покоя не тревожит,
А глянут месяца рога,
О раннем ужине доложит
С седыми баками слуга.
Кто этот старый русский барин,
И книгу он читает чью?
За окнами закат янтарен,
Деревья клонятся к ручью.
И снег, от времени поблеклый,
Желтеет там, и сельский вид
Сквозь нарисованные стекла
В вечернем золоте глядит.
162
Она застыла в томной позе,
Непринужденна и легка.
Нежна улыбка. К чайной розе
Простерта тонкая рука.
Глядит: вдали фонтан дробится,
Звуча как лепет райских арф.
По ветру облаком клубится
Ее зеленоватый шарф.
А дальше, зеркалом серея,
Овальный отражает пруд,
Как мальчик с хлыстиком, в ливрее
И белый пони -- знака ждут.
Уже нетерпеливый пони
Копытом роет у межи,
И вздрагивают на попоне
Инициалы госпожи.
Но та, как будто все забыла,
Непринужденна и легка,
Облокотившись о перила,
Рассматривает облака.
163
Когда луны неверным светом
Обрызган Павловский мундир,
Люблю перед твоим портретом
Стоять, суровый бригадир.
Нахмурил ты седые брови
И рукоятку шпаги сжал.
Да, взгляд такой на поле крови
Одну отвагу отражал.
И грудь под вражеским ударом
Была упорна и сильна,
На ней красуются недаром
Пяти кампаний ордена.
Простой, суровый и упрямый,
Ты мудро прожил жизнь свою.
И я пред потускневшей рамой
Как очарованный стою,
И сердцу прошлое желанней.
А месяц нижет жемчуга
На ордена пяти кампаний --
И голубые обшлага.
164
В широких окнах сельский вид,
У синих стен простые кресла,
И пол некрашеный скрипит,
И радость тихая воскресла.
Вновь одиночество со мной...
Поэзии раскрылись соты.
Пленяют милой стариной
Потертой кожи переплеты.
Шагаю тихо взад, вперед,
Гляжу на светлый луч заката.
Мне улыбается Эрот
С фарфорового циферблата.
Струится сумрак голубой,
И наступает вечер длинный;
Тускнеет Наваринский бой
На литографии старинной.
Легки оковы бытия...
Так, не томясь и не скучая,
Всю жизнь свою провел бы я
За Пушкиным и чашкой чая.
165. ОТРЫВОК
Когда весенняя прохлада
Неизъяснима и нежна,
И веет сыростью из сада,
И подымается луна,
А луч зари горит прощальный
И отцветает на окне,
Так сладко сердцу и печально
Грустить о милой старине.
Мой дряхлый дом молчит угрюмо.
В просторных комнатах темно.
Какая тишина! Лишь шумы
Ветвей доносятся в окно.
Да звонко псы сторожевые
Порой вдали подымут лай.
Шуршите, липы вековые,
Заря, пылая, догорай!
Мне сладок этот вечер длинный,
Светло-зеленый блеск луны,
Всплывают в памяти картины
Невозвратимой старины.
Нет! То не зыбко задрожала
В высоком зеркале луна:
Екатерининская зала
Тенями прошлого полна.
Звучит клавир, как дальний шорох,
Мерцают тускло шандалы.
О, бал теней! Печаль во взорах,
И щеки девичьи белы.
Жеманно пары приседают,
Танцуя легкий менуэт,
И в отдаленьи пропадают,
И новые скользят им вслед.
А с темных стен глядят портреты:
Старухи с вышивкой в руках,
Кутилы, томные поэты
И дамы в пышных париках.
Окаменелые улыбки
Сменяет лунная игра,
И навевают сумрак зыбкий
Из белых перьев веера...
..........................
IV
166. ПАВЛОВСК
Французский говор. Блеск эгреток
И колыхание эспри.
На желтый гравий из-за веток
Скользит румяный луч зари.
Несется музыка с вокзала,
Пуччини буйная волна.
Гуляют пары. Всех связала
Сетями осень, как весна.
О, ожиданье на перроне,
Где суета и толкотня!
Ах, можно ль быть еще влюбленней,
Эллен, Вы любите ль меня?
Но лампионы слишком ярки,
И слишком музыка шумна.
Зато в величественном парке
И полумрак, и тишина.
Ведут туманные аллеи
Все дальше, дальше вниз к реке,
Где голубеют мавзолеи
И изваянья вдалеке.
Мечтанья ветер навевает,
Слабеет музыки волна,
Меж веток медленно всплывает
И улыбается луна.
Она всплывает, точно грецкий
Янтарно-розовый орех.
В беседке слышится турецкой
Веселый говор, легкий смех.
Грозят амуры в позах томных,
Светлеет лунная стезя,
И от лучей ее нескромных
Влюбленным спрятаться нельзя.
167
Стучат далекие копыта,
Ночные небеса мертвы,
Седого мрамора, сердито
Застыли у подъезда львы.
Луны отвесное сиянье
Играет в окнах тяжело,
И на фронтоне изваянья
Белеют груди, меч, крыло...
Но что за свет блеснул за ставней,
Чей сдавленный пронесся стон?
Огонь мелькнул поочередно
В широких окнах, как свеча.
Вальс оборвался старомодный,
Неизъяснимо прозвучав.
И снова ничего не слышно --
Ночные небеса мертвы.
Покой торжественный и пышный
Хранят изваянные львы.
Но сердце тонет в сладком хладе,
Но бледен