й интеллигент, понимаю уклоны твоей души и осуждаю обывательскую мораль, которая... Профессор опять говорил долго и умно, но вдруг ему пришла в голову мысль, что жена не только святая, но и передовая женщина, которая умеет сопрягать интересы своей личности с интересами коллектива. И он подошел к жене и, целуя ее в лоб, ласково сказал: -- Ну, бог в помощь. Только не переутомляйся, пожалуйста! "Старый черт! -- злобно подумала жена. -- Долго ли ты будешь тут вертеться?" -- А вслух сказала: -- Какой ты умный и хороший! Ты действительно передовой, просвещенный интеллигент с широким кругозором. Профессор повернулся, чтобы уйти, но вдруг ему пришла в голову мысль, что его уход может быть понят как демонстрация мужа, ревнующего свою жену. Чтобы доказать, что он, как передовой интеллигент и просвещенный половой человек, выше обывательской морали, он прошел в конец спальни и уселся на восьмом стуле, в позе человека, ожидающего своей очереди. В. Шкловский СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ МОНТАЖ Я пишу сидя. Для того чтобы сесть, нужно согнуть ноги в коленях и наклонить туловище вперед. Не каждый, умеющий садиться, умеет писать. Садятся и на извозчика. От Страстной до Арбата извозчик берет рубль. Седок сердится. Я тоже ворчу. Седок нынче пошел не тот. Но едем дальше. Я очень сентиментален. Люблю путешествовать. Это потому, что я гениальнее самого себя. Я обожаю автомобили. Пеший автомобилю не товарищ. Лондон славится туманами и автомобилями. Кстати о брюках. Брюки не должны иметь складок. Так же как полотно киноэкрана. В кино важен не сценарист, не режиссер, не оператор, не актеры и не киномеханик, а -- я. Вы меня еще спросите, что такое фабула? Фабула не сюжет, и сюжет не фабула. Сюжет можно наворачивать, разворачивать и поворачивать. Кстати, поворачиваю дальше. В Мурманске все мужчины ходят в штанах, потому что без штанов очень холодно. Чтобы иметь штаны, нужно иметь деньги. Деньги выдают кассиры. Мой друг Рома Якобсон сказал мне: -- Если бы я не был филологом, я был бы кассиром. Мы растрачиваем золото времени, накручивая кадры забракованного сценария. Лев Толстой сказал мне: -- Если бы не было Платона Каратаева, я написал бы о тебе, Витя. Толстой ходил босиком. Босяки Горького вгрызаются в сюжет. Госиздат грызет авторов. Лошади кушают овес. Волга впадает в Каспийское море. Вот и все. И. Эренбург НЕ ПЕРЕВОДЯ С ФРАНЦУЗСКОГО Петька любит Варьку. Варька любит Петьку. Хорошо любить на Севере. Визжат лесопилки. Кругом штабели. Балансы и пропсы. Тютчев и дроля Пастернак. А запаней сколько? Когда Варька рассталась с Петькой, она уехала на запань. Хорошо на запани. Древесина. Экспортный. А вицы? Тут не отстанешь. Даже Глашка перевыполнила норму. А ведь у Глашки на запани и дроли нет. Музейный работник задыхается: "Разве на запани искусство? Хомуты. Медведки. А фрески где?" Художник грызет огурцы. Запань-- это жизнь! И пишет картину -- похороны на запани. Актриса возвращается в гостиницу. Даже на запани она играла плохо. Разве это жизнь? Поплакав, она ложится спать. Тем временем иностранец Иоганн Штрем ходит по городу и, не переводя дыхания, заживо разлагается. Конченый тип. Что ему запань! Лелька любит Геньку. Генька не любит Лельку. Генька-- плохой парень. Шкурник и карьерист. Даже на запани не был. А еще комсомолец. Когда Лелька от него ушла, Геньку полюбила Наташка. Они целовались. Потом Наташка сказала: "Уходи!". Генька ушел. Подумаешь! Очень она ему нужна! Актрисе нравится ботаник. Ботаник любит собак и яровизацию. Пшеница на запани! Тем временем иностранец Иоганн Штрем, не переводя дыхания, разъезжает по Европе и окончательно разлагается. Туда ему и дорога! Поплакав, актриса едет в колхоз. Она играет Дездемону. Колхозники плачут. До чего умилительно! Актриса тоже плачет. Теперь можно и на запани играть! Петька -- хороший парень. Когда он ликвидировал прорыв, Варька вернулась с запани. Они обнялись и молчали. О чем говорить? О запани? Все ясно. Тут, собственно, следует передохнуть. А Генька? Хорошо бы послать его на запань! Стоит ли? Такого и запань не исправит. И Генька вместо запани едет в Москву. В Москве Геньку любит Варька. Генька любит себя. Поплакав, Генька уезжает в Арктику. Но все же!.. А как быть с ботаником? Ботаник любит Лельку. Лелька любит Вась-ку. Ботаник вздыхает. Вот тебе и яровизация! С горшком подснежников он идет к Петьке. Варька просыпается. Что это? Запань? Ботаник смеется. Запань! Потом бодро присаживается и пьет чай. Автор уезжает с запани в Париж и, не переводя дыхания, пишет новый роман. Париж -- Запань ТЕАТРАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА B. Вишневский Б О И Эпопея в 15 баталиях Баталия 1-я На сцене -- поле сражения. Окопы. Блиндажи. Проволочные заграждения. Частая ружейная стрельба. Тявканье пулеметов. Буханье тяжелых орудий. Вой сирен. Свист свистков. Ведущий. Дорогие товарищи зрители! Что мы видим? Мы видим поле сражения, окопы и блиндажи и проволочные заграждения. И что мы, дорогие товарищи зрители, слышим? Мы слышим частую ружейную стрельбу, тявканье пулеметов, буханье тяжелых орудий. И еще мы слышим вой сирен и свист свистков. Это идет бой. Нюхайте порох, дорогие братишечки штатские! Баталия 8-я То же поле сражения. Прожектора. Зловещий рокот пропеллеров. Взрывы бомб, бросаемых бомбовозами. Взрывы бризантных снарядов. Вообще взрывы. Ведущий. Бой продолжается, дорогие штатские зрители. Сейчас, как вы слышите, на сцене появились новые смертоносные орудия. Вы слышите зловещий рокот пропеллеров. Взрывы бризантных снарядов и фугасов. И вообще взрывы. Это идет бой. Баталия 15-я Обстановка та же, что и в первых баталиях. Ведущий. Бой продолжается. Сейчас по ходу пьесы на зрителей будут пущены газы. Надевайте, дорогие товарищи, противогазовые маски. У кого масок нет -- смывайтесь. Полундра! Со сцены в зрительный зал ползут газы. Симфония сирен, свистков и взрывов. Занавес в виде дымовой завесы. Примечание. Количество эпизодов может быть увеличено или уменьшено сообразно с пороховыми и пистонными ресурсами театра. Ю. Олеша ТУДА И ОБРАТНО ПРОЛОГ Актриса Офелия Горшкова уезжает за границу. Офелия одета по-дорожному. Явно взволнована. На полу -- фибровые чемоданы. В одном из них -- маленьком -- свиток злодеяний. Офелия Я уезжаю. За границу. В Париж. О Лориган Коти! О бальные платья Пакена! О Елисейские поля! где можно дышать полной грудью! О воздух Европы! О милый Чаплин! Я -- актриса! Я покажу тебе свиток злодеяний советской власти! О, я хочу кичиться славой! О, я хочу иметь право быть выше всех! О, я мечтаю! О бальном сапфировом платье! О тебе -- о Париж! эпилог Париж. Ночь. Набережная. Офелия Горшкова в бальном сапфировом платье. Тень Чарли Чап-лина. Офелия Я уезжаю. Домой. В Москву. О мой дорогой Советский Союз! О мои дорогие пролетарии! О, я хочу к вам! Мне страшно! Я задыхаюсь! Я актриса! О, кто надел на меня эти сапфировые мелкобуржуазные тряпки? О, я хочу умереть на баррикадах! Как Рудин! (Падает как подстреленная.) О, я умираю! О, какое счастье! О, накройте меня чем-нибудь красным! И. Сельвинский МЯУ-МЯУ Фюнф Вильгельм-- профессор. Суззи-- его дочь. Макс-- ассистент Фюнфа. Мяу-Мяу-- труп домашней кошки. Коты. Кошки. Патефон. акт 1 Спальня профессора фюнфа, приспособленная ввиду кризиса под операционную. На письменном столе лежит только что оперированная Суззи. Рядом -- труп Мяу-Мяу. Профессор. Все в порядке, майн либер Макс. В черепную коробку любимой дочери Мозг Мяу-Мяу пересажен прочно. Пусть говорят -- я сошел с ума. Клянусь именами Ламарка, Гексли, Ферворна, фореля, Павлова, если... Впрочем -- сделано. (Эс) Наплевать. Только профаны боятся риска. Раз, Два. Три. Четыре. Пять. Суззи, проснись! Детонька! Киска! (Суззи открывает глаза.) Макс! Уберите свечу от зрачка. Вы слышите? Суззи зовет маму. Детка, Кисенька. Хочешь молочка? Отвечай, майне либхен! Суззи (кошачье движение). Мяу-мяу! акт IV Ночь. На крыше электрозавода Мяу-Мяу, коты, кошки. Патефон наигрывает: "О эти черные глаза". К о т. Какая дивная мартовская ночь! Не правда ли? Как ваше имя? М я у - М я у. Суззи. К о т. Чюдненько. Чюдно. А ваше отч?.. М я у - М я у. Вине знайт, где я? К о т. В Советском Союзе. М я у - М я у. В Совьетском Сойюз! О майн готт! К о т. Суззи. Без паники. Я порядочный кот. Не рвач. Не летун. Не нахал. Не бабник. Hyp дайне ин зинн *интерессе их хабе! Встреча с вами -- приятный сюрприз. Я хочу, чтобы наши сердца спаялись. Мы будем вместе ловить крыс. Вот так. Понимаете? На большой палец? М я у - М я у. Я ошень грустиль. На мой беда, Их хабе мелькобуржуазный прошлый... К о т. Я сделаю вас сознательной кошкой. Их кюссе ире ханд, мадам! (Кошачье ликование.) ПОЭТЫ Анна Ахматова МУЖИЧОК С НОГОТОК ( Пародия взята из книги "Советская литературная пародия" ) Как забуду! В студеную пору Вышла из лесу в сильный мороз. Поднимался медлительно в гору Упоительный хвороста воз. И плавнее летающей птицы Лошадь вел под уздцы мужичок. Выше локтя на нем рукавицы, Полушубок на нем с ноготок. Задыхаясь, я крикнула: -- Шутка! Ты откуда? Ответь! Я дрожу! -- И сказал мне спокойно малютка: -- Папа рубит, а я подвожу! ОКТЯБРИНЫ 1. В. Казин Плывут, звеня весенним звоном, льдины, И вторит им души моей трезвон. Сегодня утром был я приглашен И вечером пойду на октябрины. Жизнь без детей для многих очень тяжка И страшна, как любовная тоска, Но мой любимый дядюшка-портняжка Семен Сергеич -- произвел сынка. Ах, дядюшка! Какие только штуки, Придя ко мне, не вытворяет он! То вдруг мои разглаживает брюки, То из бутылки тянет самогон. Ах, дядюшка! Но вы его поймете И не осудите профессии недуг, Тем более что очень часто тетя Озлясь швыряет в дядюшку утюг. Плывут, звеня весенним звоном, льдины, И вторит им души моей трезвон. Сегодня утром был я приглашен И вечером пойду на октябрины. 2. Н. Асеев Прежде Крестили: Поп -- Клоп Ново- рожденного Хоп, Хлоп В чашу С водою. Куп, Хлюп. Живо Плати Руп. Сказал Рабочий Класс: -- Пас! Старое Ерунда-с, Да-с. Крестят Только Рабы Лбы. Новый У нас Быт. Если Жена Родила Дочь, Вмиг Уведи ты От зла Прочь. Беги В ячейку Во всю Мочь. Голову Не морочь. Там Агитатор Сов- Поп Живо Отпустит Слов Скоп. Проинструктирует Твой лоб, Велит Агитпроп. Прежних Дней Поповство Отринь. К черту Церковь И ладана Синь. Нам Не надо Рабов И рабынь. Впредь Детей Октябринь! 3. В. Маяковский Вам-- сидящим в мещанства болоте, Целующим пуп у засохшего попика! Оббегайте землю, если найдете Такое на полюсах или на тропиках. Завопит обыватель истошным криком: -- Жена родила! -- и в церковь ринется, А я, Семену Родову в пику, В любой ячейке готов октябриниться. Плевать на всех идиотиков, Жующих жвачку в церковном доме! Других октябрин вы не найдете -- Нигде кроме как в Моссельпроме! "Крестьянский" поэт Ветер с изб разметает солому И качает вершины осин. Веселиться кому-то другому, Мне сегодня не до октябрин. Ах, зачем народился парнишка; Значит, муж целовался с женой. Ну а мне-- одинокому -- крышка. Октябрины справляю в пивной. Гармонист раздувает гармошку, Штопор вытащил пробку, как зуб. Я прильну поцелуем к окошку Штемпелеванной мягкостью губ. Октябрины! Тоска разливная! Не найти мне родного угла. Моссельпромовская пивная, До чего ж ты меня довела! К СЕЗОНУ ЗАГРАНИЧНЫХ ПОЕЗДОК Порою приятно исследовать мир Не только по книжным страницам. И наши поэты parti de plaisir Свершают по всем заграницам. На новый, еще не изведанный румб Маршрут променявши московский, В Америку едет, как древле Колумб, Маститый поэт Маяковский. В Италию, в Рим, Муссолини на страх, Спешат неразлучною парой -- Лирический Жаров с гармошкой в руках, А Уткин Иосиф с гитарой. Прозаики тоже не дремлют -- шалишь! Им путь не заказан под солнцем. Никулин и Инбер стремятся в Париж, Пильняк -- к желтолицым японцам. Зозуля свершает рекордный пробег В родные края Бонапарта. И пишут потом впечатленья для всех Вдали от советского старта. Одни предпочтенье статьям отдают, Другие -- возвышенной оде. Родным и знакомым послания шлют В таком приблизительно роде: В. М а я к о в с к и й Пропер океаном. Приехал. Стоп! Открыл Америку в Нью-Йорке на крыше. Сверху смотрю -- это ж наш Конотоп! Только в тысячу раз шире и выше. Городишко, конечно, Москвы хужей. Нет Госиздата -- все банки да баночки. Дома, доложу вам, по сто этажей. Танцуют фокстрот американочки. А мне на них свысока наплевать. Известное дело -- буржуйская лавочка. Плюну раз -- мамочка-мать! Плюну другой -- мать моя, мамочка! Танцуют буржуи, и хоть бы хны. Видать, не привыкли к гостю московскому. У меня уже не хватило слюны. Шлите почтой: Нью-Йорк -- Маяковскому. А. Жаров Итак, друзья, я -- за границей, В Италии, в чужой стране. Хотя приятно прокатиться, Уже, признаться, скучно мне. Влечет к советским ароматам, Но мы придержим языки. На всех углах за нашим братом Следят монахи и шпики. И я тянусь к родному долу, Тоскую по Москва-реке. Поют фашисты баркаролу На буржуазном языке. Чудной мотив! Чудные танцы! Здесь вообще чудной народ! Живут в Сорренто итальянцы, А вот у нас -- наоборот! И. У т к и н Милое детство бывает сто раз. Молодость -- повторима. Тетя! Пишу письмецо для вас Прямо из самого Рима. Рим -- это, знаете, -- город такой, Около города Пармы. Здесь на базаре не городовой, А прямо-таки жандармы. Здесь хотя и фашистский режим, И угнетаемых скрежет, Но, к сожалению, что б я так жил, Теток пока не режут. Вы понимаете? Что за страна! Это же прямо слякоть! Если тетина кровь мне нужна, Что же -- прикажете плакать? Тетя! Прошу не грозить мне тюрьмой И не считать за невежу. Вас я, как только вернусь домой, Честное слово, Дорежу! Н. Адуев ИЛИ Я, ИЛИ ИЛЬЯ? Снаряд был собран на французском заводе И выпущен из польского орудия. (Адуев. "Товарищ Ардатов". Повесть-гротеск) Гротеск был срифмован в Москве и Ленинграде И выпущен издательством "федерация". Конечно, не для того, чтоб шесть лет на складе Мертвым грузом в подвале валяться. А также не для того, чтоб какой-нибудь гусь Обругал и облаял его в доску. И повесть, высвистывая лихо: "Иззздаюссссь!", Рассыпалась по книжным магазинам и киоскам. ................................................................................... Когда автор увидел гротеск, Он сказал, вспоминая труд исполинский: -- Бумага и шрифт ничего себе. Тэк-с. Но кто написал -- я или Сельвинский? Если я -- почему Сельвинского слог? Если он -- почему на обложке моя фамилия? И-н-т-е-р-е-с-н-а-я д-и-л-е-м-м-а! (Пауза. Вздох.) Или я, или Илья? Или -- или. Д. Алтаузен ПЛАНШАЙБА (Отрывок из поэмы) Ударник, ДРУГ! Тебе-- Литература! Иди И Пой Инду- стриальный Класс! Пускай Звенит Стихов Фио- ритура! Пускай Гудит Романсов Контрабас! Пощупай Пульс! Сто Пятьдесят Ударов! Стихи Текут Длиннее Длинных Рек! И Ты Пиши Не Так, Как Пишет Жаров! Учись Писать, Как Пишет Старый Джек! Друзья! Мои! Юнцы! Ребята! Парни! Кому Сегодня Только Надцать Лет! Стекольщик! Столяр! Вообще Ударник! Моей Поэзии Вручаю Вам Кларнет! Довольно Клятв! Пойдем Отныне Вместе! Ударник, ДРУГ! Клянусь! Клянусь Тебе! В моем Тысяче- строчном Мани- фесте Указан Путь К план- шайбам И Борьбе!! П. Антокольский ПОЭТ Мать моя меня рожала туго. Дождь скулил, и град полосовал. Гром гремел. Справляла шабаш вьюга. Жуть была что надо. Завывал Хор мегер, горгон, эриний, фурий, Всех стихий полночный персимфанс, Лысых ведьм контрданс на партитуре. И, водой со всех сторон подмочен, Был я зол и очень озабочен И с проклятьем прекратил сеанс. И пошел я, мокрый, по Брабанту, По дороге вешая собак. Постучался в двери к консультанту И сказал, поклон отвесив, так: -- Жизнь моя -- комедия и драма, Рампы свет и пукля парика. Доннерветтер! Отвечайте прямо. Не валяйте, сударь, дурака! Что там рассусоливать и мямлить, Извиняться за ночной приход! Перед вами Гулливер и Гамлет. Сударь, перед вами Дон-Кихот! Я ландскнехтом жрал и куролесил, Был шутом у Павла и Петра. Черт возьми! Какую из профессий Выбрать мне, по-вашему, пора? И ответил консультант поспешно, Отодвинув письменный прибор; -- Кто же возражает? Да. Конечно. Я не спорю. Вы -- большой актер. Но не брезгуйте моим советом -- Пробирайтесь, гражданин, в верхи. Почему бы вам не стать поэтом И не сесть немедля за стихи? Внял я предложенью консультанта. Прошлое! Насмарку! И на слом! Родовыми схватками таланта Я взыграл за письменным столом. И пошла писать... Стихи -- пустяк. Скачка рифм через барьер помарок. Лихорадка слов. Свечи огарок. Строк шеренги под шрапнелью клякс. Как писал я! Как ломались перья! Как меня во весь карьер несло! Всеми фибрами познал теперь я, Что во мне поэта ремесло. И когда уже чернил не стало И стихиям делалось невмочь,-- Наползало. Лопалось. Светало. Было утро. Полдень. Вечер. Ночь. Н. Асеев О ВОРОБЬЕ Беспечною птичкою жил воробей, О свежем навозе чирикая. И вдруг -- приказ: воробей, не робей, Революция прет великая. Эта весть хлестнула его, как плеть. Манером таким и этаким Он стал моментально хвостом вертеть, Упруго прыгать по веткам. Он думал: "Собой весь мир удивлю. Хоть ужас и колет иголкою, Но я, до отказа разинувши клюв, Стальным соловьем защелкаю". И вот, войдя в поэтический раж, Ища соловьиной известности, Вспорхнул воробей на девятый этаж, Чтоб грянуть по всей окрестности. Вспорхнул, но в дыму фабричной трубы, Вонзившейся в небо пикою, Сказал он: "Видать, не уйти от судьбы, Простите, я только чирикаю!" МОЛОДЯНЕ Что же мы, где же мы? Неужто жить невежами? Неужто быть несвежими, Не прыгать ввысь? Неужто мы не юноши? А ну-ка, разом сплюнувши На лысины и проседи, становись! Без вычурности, ячества Покажем-те качество. Тир-лим-пом-пом, покажемте-ка В спорте класс. А ну, нажмем на мычество, Наляжем на количество, Чтоб розовая молодость Из пор текла. Неужто накрепь врыты мы Седыми и небритыми? Неужто наши бицепсы -- Уйди-уйди? А ну-ка, диафрагмою Нажмем на песню храбрую. А ну-ка, басом-дискантом Запев ряди, Чтоб звуки были искренни, Мажорны и не выспренни, Выпархивали искрами Из всех грудей. А нуте, ну-ка, нуте-ка, Без зашея и прутика, Без ноканья и кнутика Мо-ло-дей! И. Батрак СОЛОВЕЙ И БАСНЯ В одном саду Жил средь ветвей Певец пернатый -- Соловей. Не даром он Солистом назывался. "На тысячу ладов Тянул, переливался". То щелкал, то свистал И вдруг Внезапно перестал. Тут все, конечно, удивились И в сад гурьбою устремились, И видят -- на траве Под сению ветвей Лежит безгласный соловей. -- Но почему?! -- Тут все вскричали хором, На труп певца Воззрясь с укором. Ответил старый грач: -- Я констатирую, как врач, Наличье преждевременной Кончины От нижеупомянутой Причины: Да будет соловью Земля, как пух, легка! Он скушал басню Батрака! Мораль ясна, И вы ее поймите; Не всякой басней Соловья кормите. А. Безыменский О КОМСОМОЛЕ Кто о чем. Парнишки о поле, У девчат на уме кино. Ну, а я Все о нем -- Комсомоле Сочиняю Поэмы Давно. Комсомол -- не простая штука. Не осилишь, Кишка тонка. Комсомолье -- гранит Плюс наука, Плюс райком, Учраспред и Це-Ка. И когда катаюсь на лыжах, И когда играю в футбол, Мне всего согласованней, ближе Этот самый Мой Комсомол. Пусть буржуи ездят на форде, Я вобью им осиновый кол, Каждый день В мажорном аккорде Воспевая Тебя, Комсомол! ПРОРЫВНАЯ-КОЛЫБЕЛЬНАЯ С грязью каверзной воюя, Песню новую спою я. Дорогой станочек мой, Не хочу идти домой. (А. Безыменский. "Песня у станка") Спи, станочек, мой сынок, Спи, сыночек мой, станок. Песню новую спою, Баю-баюшки-баю. Мой станочек дорогой, Что ты дрыгаешь ногой! Головы нам не морочь! Уходи, прогульщик, прочь. Ты, ударник, приходи, Мой станочек разбуди. Мой станочек чист, красив, Ликвидирует прорыв. Ты мой мальчик, ты мой пай, Промфинпланчик выполняй. Баю-баюшки-баю, Баю детоньку мою. АХ, ЗАЧЕМ ЭТА НОЧЬ... Перо. Чернила. Лист бумаги. Строка: "Обкому ВКП..." (А. Безыменский. "Ночь начальника политотдела") 1 Пол. Потолок. Четыре стены. А если правильно -- стены. Стол. Стул. Окошко. Свет Селены, А по-колхозному -- луны. Ночь. Небо. Звезды. Папка "Дело". Затылок. Два плеча. Спина. И это значит -- у окна Мечтает начполитотдела. 2 Сколько в республике нашей чудес! Сеялки, веялки, загсы, косилки. ГИХЛ, МТП, МКХ, МТС. Тысячи книг -- в переплетах и без, Фабрики-кухни, тарелки и вилки. Сотни поэм и километры строк. Сядем, товарищи, если не ляжем, Ночь понеспим, а поэта уважим, Притчи послушаем, перерасскажем, Выполним бодро нелегкий оброк. 3 Ax, зачем эта ночь Так была коротка! Эту ночь я не прочь Растянуть на века. 4 Хорошо любить жену И гитарную струну, Маму, папу, тетю, -- ну И Советскую страну. Хорошо писать стихи О кремации сохи, Выкорчевывать грехи Тещи, свекра и снохи. Ты строчи, строчи, рука, За строкой лети, строка. Для поэта ночь легка, Для поэмы -- коротка. 5 Хорошо теперь поспать бы, Но нельзя сегодня спать. Напоследок справим свадьбы, А потом заснем на-ять. До утра плясать мы будем, Выполняя свадьбы план. Две гитары, буйный бубен, Балалайка, барабан, Мандолина и фанфара, Три гармони и дуда. И пошла за парой пара Рать колхозного труда. Гром великого оркестра Раздается под луной. Льются звуки румбы "фьеста", Звуки польки неземной. 6 Начполит, скрывать не стану, В честь невесты и родни Выпил рюмочку нарзану, Ну, а кроме -- ни-ни-ни... 7 Трудодни! Трудодни! Трудодни! Трудодни! 8 Да. Поэма -- вещь серьезная. Призадуматься велит... 9 Только знает ночь колхозная, Как мечтает начполит! Д. Бедный ОБО ВСЕМ ПОНЕМНОЖКУ: ПРО МЕЙЕРГОГОЛЕВСКОГО "РЕВИЗОРА" И ЗЛОВРЕДНУЮ ГАРМОШКУ Надоело писать о старом хрене, Мистере Чемберлене. Подумаешь, только и света в окошке! Напишу-ка я, братцы, о гармошке. Гармонь в настоящий момент -- Самый зловредный инструмент. Куда ни плюнешь -- в театр ли, в киношку, -- Везде попадешь в гармошку. На гармошках всюду наяривают, О гармошке на диспутах разговаривают, Все за гармошкой увиваются. На гармошке спят, гармошкой укрываются. Намедни прохожу мимо пивной, Слышу -- играют на гармошке губной. Ну, как тут, братцы, не закричать: -- Откуда такая мода? Караул! Не могу молчать! Гармошка -- опиум для народа!! А все мейерхольдовские чудачества, От него все качества. Мало ему от "Кирпичиков" разора, Взялся за "Ревизора". Обкорнавши его по листику, Развел на сцене кукольную мистику! Показал мейергоголевскую биомеханику, Посеял в публике панику, Поддался мистической блошке. Хлестаков и тот играл на гармошке! А ежели не играл, так вдвойне беда, Потому -- чиновничья балда. Недаром такие речи ведутся: Был бы "Ревизор", а Мейерхольды найдутся!! * Играйте, голубчики, кто на чем, А я тут, ей-ей, ни при чем. Н. Браун СЛОВО О СЛОВЕ От головы до самых пят, От первой до последней точки Я вострых слов оптовый склад. Они во мне, как сельди в бочке, Как негде яблоку упасть, Как "нет местов", как окрик "слазь". Слова отборного калибра, Суффиксов высшие сорта, На щуп, на нюх, на вылиз выбрав, Выталкиваю изо рта. Гортани вышагав траншею, Слова слетают с языка. Я их выторкиваю в шею Ходячим поршнем кулака. Чтоб на зубах слова не вязли И выметались вперепрыг, Я мажу их эпохи мазью И чищу гуталином рифм. Я страсть серчаю. Я озлоблен На лириков, сверчков печей. Я оглоушу их оглоблей Моих взрифмованных речей. Сметя ораторов застольных, Как щуплый сор, как хлипкий хлам, Интеллигентов малахольных Я словом бью по кумполам. И как бы злыдни ни старались Заткнуть мне глотку -- черта с два! -- Мое оружье -- uber allcs -- Слова, слова, слова, слова. М. Герасимов ЖЕЛЕЗНОЕ ЖЕЛЕ Мой лоб -- стальной! Мой нос -- чугунный! Мой мозг -- железистая печь! Ремней железных шепот струнный -- Моя мозолистая речь! Не страшен мне железный холод В огне железного труда. В моих руках железный молот, В груди -- железная руда. Пылает горн, грохочет дизель В дыму железной кутерьмы. И я, как поп в железной ризе, Пою железные псалмы. М. Голодный АВТОМОСТ Ежедневно меня баламутит Мой ни с чем не сравнимый стих. Он родился со мной в Бахмуте, Я -- во-первых, Он -- во-вторых. И поэтому он мне дорог С той поры, Как мать родила. Но развитию Автодора Не слова нужны, а дела. Почему не заняться делом И найти подходящий пост? И решил я -- В общем и целом -- Превратиться В рифмованный мост. Не хотитца ли вам пройтитца? Интересно, черт подери! Вот проходят по мне девицы -- Мани, Маши, Маруси, Мари. Я лежу умиленный, кроткий, Давят ребра мне каблуки, И от медленной их проходки На щеках у меня синяки. Я лежу и подошвы считаю Всех поэтов, идущих по мне, И, рифмично скрипя, мечтаю О конях и гражданской войне. Лошадиный и пешеходный Не дает мне покоя стук. И с тобою, мой стих голодный, Мы прости-и-имся на-а мо-осту-у-у. А. Жаров МАГДАЛИНИАДА Мне снится, снится, снится, Мне снится чюдный сон -- Шикарная девица Евангельских времен. Не женщина -- малина, Шедевр на полотне -- Маруся Магдалина, Раздетая вполне. Мой помутился разум, И я, впадая в транс, Спел под гармонь с экстазом Чувствительный романс. Пускай тебя нахалы Ругают, не любя, -- Маруся из Магдалы, Я втюрился в тебя! Умчимся, дорогая Любовница моя, Туда, где жизнь другая, -- В советские края. И там, в стране мятежной, Сгибая дивный стан, Научишь страсти нежной Рабочих и крестьян. И там, под громы маршей, В сияньи чюдном дня, Отличной секретаршей Ты будешь у меня. Любовь пронзает пятки. Я страстью весь вскипел. Братишечки! Ребятки! Я прямо опупел! Я словно сахар таю, Свой юный пыл кляня... Ах, что же я болтаю! Держите вы меня! Н. Заболоцкий ЛУБОК На берегу игривой Невки -- Она вилась то вверх, то вниз -- Сидели мраморные девки, Явив невинности каприз. Они вставали, вновь сидели, Пока совсем не обалдели. А в глубине картонных вод Плыл вверх ногами пароход. А там различные девчонки Плясали танец фоке и трот, Надев кратчайшие юбчонки, А может быть, наоборот. Мужчины тоже все плясали И гребнем лысины чесали. Вот Макс и Мориц, шалуны, Как знамя подняли штаны. Выходит капитан Лебядкин -- Весьма классический поэт, -- Читает девкам по тетрадке Стихов прелестнейший куплет. Девчонки в хохот ударяли. Увы, увы -- они не знали Свои ужасные концы: К ним приближалися столбцы. Не то пехотный, не то флотский, Пришел мужчина Заболоцкий И, на Обводный сев канал, Стихами девок доконал. В. Инбер О МАЛЬЧИКЕ С ЛИШАЯМИ О, жуткая драма! И папа и мама Глядят на сынка не дыша. У Пьера, о боже! На розовой коже Вскочил преогромный лишай. Как страшно и жутко! Несчастный малютка! Один, без тепла и еды, Без мамы и спальни Окончил печально -- Вступил в беспризорных ряды. Но люди не звери. У девочки Вэри Глаза как фиалки, а лоб Такой -- только глянешь Дышать перестанешь И влюбишься сразу по гроб. Чтоб Вэри понравиться, Лечиться отправиться Решил Пьер хотя б на денек. Как мудро! И что же? У Пьера на коже Хотя бы один лишаек! Не трудно поверить, Что вскорости Вэри, Сияя фиалками глаз, Шла под руку с Пьером. Ведь муж ей теперь он, Зарегистрировал Загс. Умри и воскресни! Родители! Если У вас с лишаями дитя, Пускай они гнойны, Вы будьте покойны, Прелестную повесть прочтя. ЗАЯЦ И СЛОНИХА Слушай, милый мальчик, Слушай тихо-тихо. Жил однажды зайчик, И жила слониха. И случилось горе, Страсть приводит к лиху, Серый заяц вскоре Полюбил слониху. От любви терзаясь, Меланхольный, грустный, Сохнет бедный заяц, Словно лист капустный. Сердце тает льдинкой. Как шепнуть на ушко, Если он -- дробинка, А слониха -- пушка? Как в любви до гроба Зайчику излиться? Разве влезть на хобот Да и удавиться? Разницу не сломишь Пылкою любовью. Ведь не в Моссельпроме Купишь мощь слоновью!.. Я пишу без фальши, Правду сочиняю. Что случилось дальше, Я сама не знаю. В. Каменский СГАРАМБА ТАРА Сгарамба тара. Цувама ра. Бей, бей, гитара. Ура! У! Ра! Ядрена лапоть. Мне сорок лет! Весь мир обцапать Должен поэт. Такого где еще Зум-зум найдем? В стране солнцевеющей Го-го поем. Эй, Кама, Волга, Сгарамба мать! Тебя недолго Стихом поймать. Эй-гей, цувама, Главлита стан, Не имай срама. Дзинь! Бум! Госплан! ШАРАБАРЬ, ЕМЕЛЯ Ой, да то, да то се, Да по Каме-реке Плы-и-вет Васек, Гармонь на боке. Ой, да ой, да охоньки, Я ль не юбилехонький. Ох, да ах, да ошеньки, Гряну на гармошеньке. Ой, ядреный денек! Ох, присяду на пенек! Ой, рвану меха -- Баян тянется. Поперек стиха Емельянится. Эй, дуй, пляши Всех колен сорта! Бардадым! Якши! Впрямь для экспорта. Вдоль по Камушке, по Каме Шевели сапог носками. В шароварах плисовых Шарабарь! Выписывай! Эй, играй, приплясывай До поры бесклассовой! Го-го! В. Кириллов ПОХОРОНЫ Под звон трамваев я умру, И все останется как было, И на кладбище поутру Меня в гробу свезет кобыла. Пока не сунули в дыру И не засыпали землею, Я, встав из гроба, удеру С улыбкой нервною и злою. И, убежав с кладбища прочь, Проклятья посылая миру, Курить я буду день и ночь "Таис", "Посольские" и "Иру". А на другой унылый день Мне молча сообщит газета, Какую перли дребедень Писаки памяти поэта: "Он жил, в стихах себя развеяв, И опочил от сих трудов, Поэт -- Владимир Тимофеев Кириллов ста пяти годов". С. Кирсанов АЛЭ-ОП! Торжествуя, зычные Гудки ре-вут. Ударники фабричные, Вас зовут. И я зову: Асэ-е-ву! Пролэтэр в литэратэр Эсэсээр! Прежних дней каркасики Сданы в ар-хив. Маститые классики В пыли -- ап-чхи! Я им могилу вырою -- Пожалте в гроб! Я рифмами жонглирую -- Алэ-оп! Вверх- вниз, Вниз- вверх. За- ткнись, Гу- вэр! Гувэр, за- ткнись! Со- ци- а- лизм! Б. К о р н и л о в ПЕСНЬ Зряще мя безгласна, бездыханна, с вздутым выражением лица, не вымайте пулю из нагана, шкуру не сымайте с жеребца. Жеребец стоит лиловой глыбой, пышет из его ноздрей огонь, он хвостом помахивает, ибо это преимущественно конь. Поелику саван я скидаю, всуе плакать, друзи и родня, задираю ногу и сидаю на того арабского коня. Без разгону на него стрибаю, зрю на географию страны, непрерывно шашкою рубаю личность представителя шпаны. Я рубаю, и ни в коем разе промаху рубанье не дает. Личность упадает прямо наземь, не подносит и сама не пьет, Возлегает от меня ощую, впрочем, на ощую наплевать, ибо надо самую большую, безусловно, песню запевать. Запеваю, ставлю исходящий номер во главу ее угла и ховаю одесную в ящик письменного моего стола. "Крестьянский" поэт РАЗДВОЕНИЕ Помогите, братцы! Больше нету мочи! Я -- полукрестьянин, Я -- полурабочий. Справа -- рожь густая, Цветики, природа, Слева -- шум моторов, Мощный гул завода. Справа -- посиделки, Зов родной тальянки, Слева -- цех слесарный, Домны и вагранки. Разрываюсь, братцы, На две половины: Справа -- сивый мерин, Слева же -- машины. У меня ведь, братцы, Нету милой Маппы, Сиротой расту я Без родного Ваппы. Что мне делать, братцы? Жизнь сечет крапивой. За авансом, что ли, Двинуть красной нивой? Нива моя, нива, Нива дорогая, Почему с тобою Не растет другая? Я бы днем работал, Я не спал бы ночку, -- Все стихи писал бы... По рублю за строчку! В. Луговской СУХОЖИЛИЕ 1 Товарищи! Хорошая ли, плохая ли На дворе погода, дело не в этом. Товарищи! Главное, чтоб критики не охаяли И признали меня молодым поэтом. Мне двадцать шесть. Я пишу со скрипом, Так тверда бумага и чернила густы. Товарищи! Мое поколенье не липа, Оно занимает высокие посты. Мое поколение, говорю не хвастая, Зубные врачи, монтеры, мастера, Мое поколение ужасно очкастое, Костистое, сухожильное, ура-ура! Сегодня мобилизовать в поход решили мы Опухоли бицепсов на фронт труда. Мозги проколоты сапожными шилами. Товарищи! Это, конечно, не беда. Пусть дышат они широкими порами. Но если опять задуют ветра, Мы ринемся ассирийцами, египтянами, айсорами С учетными книжками, ура-ура! 2 И так сочиняются ритмы и метры. Про ветры и гетры и снова про ветры. Как ветер лечу я на броневике С винтовкою, саблей и бомбой в руке. И голосом зычным поэмы слагаю Назло юнкерью и назло Улагаю. То ямбом, то дактилем, то анапестом, Наотмашь, в клочья, с грохотом, треском. От первой строки до последней строки Ьетер играет в четыре руки. Талант, говорят, Кентавр, говорят, Не глаза, говорят, Фонари горят. Ветер крепчает. В груди весна. Строфы разворочены. Мать честна! Эх, жить начеку Молодым парнишкой. Пулемет на боку, Маузер под мышкой. До чего ж я хорош -- Молодой да быстрый, Под папахой вьется клеш, Да эх, конструктивистский. Ветер, стой! Смирно! Равняйсь! На первый-второй рассчитайсь! Кончается строчка. Стоп! Точка! П. Маркиш ЗАПЕВ (Отрывок из вступления к поэме) Сквозь строй бездонных бездн и млечные системы, К протуберанцам солнц пути преодолев, Для пламенной космической поэмы Я отыскал неслыханный запев. Вселенский хор гремит в надкрайности сверхзвездной Превыше хладных лун и сказочных планет, И мировой аккорд плывет над звучной бездной В спиралях круговых стремительных комет. Отверзлось все очам, что прежде было тайной, И в грудь мою проник пылающий мажор. В спиралях мировых, в сверхзвездности надкрайной Аккордом мировым гремит вселенский хор. Сквозь строй бездонных бездн и млечные системы К протуберанцам солнц пути преодолев, Для пламенной неслыханной поэмы Я отыскал космический запев. В. Маяковский МОСКВА -- МАДРИД Довольно. Еду, от злости неистов, Кроя живопись наших дней. АХРРы пишут портреты цекистов, Демонстративно забыв обо мне. Я любого ростом не ниже. Речь стихами могу сказать. С меня портрет напишет в Париже Не аховый АХРР, а сам Сезанн. Хотя не осень -- кислейший вид. Москва провожает слезливым глянцем. Мамаша! Утритесь! Еду в Мадрид. Вернусь оттуда испанцем. Приехал. Ясно-- в кафе попер. Про го ло да ешь ся, странствуя. За каждым столиком тореадор. Речь, конечно, испанская. Уткнувшись в тарелку, ем спеша, К тому же голод