не двигается, но смогла убить гиазира управляющего. И мимо нее пройти невозможно. Как мы не пытались. "Безвестное чудовище -- самое опасное чудовище". Эгин не любил иметь дело с безвестными чудовищами. Ему нужно был любой портрет убийцы управляющего. Любой. Пусть даже и неверный. -- Эта тварь далеко от нас? -- спросил Эгин как можно тише. -- Два пролета вверх по башенной лестнице. На это Эгина еще хватало. Его Взор Аррума пополз наверх. Выше и выше. Человеческое тело -- еще теплое -- лежало значительно ниже, чем два пролета. Выше не было никого живого. И никого, кто умер бы недавно. "Так. Один из костеруких залез в башню по стене и попал под бревна. Его не убило, но придавило. Невидимый даже для меня, он перебьет всех нас. В этом нет сомнений. Но костерукого я смог поразить кинжалом, а против выползка был бессилен и "облачный" меч. Значит, надо все равно пробиваться вверх. Но тварь, убив управляющего, намеренно или просто со злости вышвырнула его тело прочь. Тварь я не вижу, как и сокольничий, как и Сорго, как и Лорма. Что же делать?" Жвала-захват выползка со скрежетом проскребла по бревнам внизу. Уже совсем близко. -- А что думает по этому поводу гиазир Сорго? -- осведомился Эгин у темноты совершенно неожиданно для самого себя. Ему почему-то пришло в голову, что раз уж он за последние полтора дня дважды без особых соображений спасал жизнь начальнику почты, значит должен же тот иметь в его жизни какой-то смысл. -- И твари живущей любой будет враг сердцеед-пожиратель, -- пробормотал Сорго. Бить рожу начальнику почты было недосуг. Как можно спокойнее, понимая, что имеет дело сейчас не то с трехлетним ребенком, не то с мудрецом излишне высокого полета, Эгин прошептал: -- Я плохо понял вас, гиазир Сорго. -- И твари живущей любой, -- повторил тот и замолчал. "Любой... любой... ну и что?" -- лихорадочно соображал Эгин. Оттуда, откуда раньше доносился шепот сокольничего, раздались возня и шорох. "Соколы!" -- Послушайте, гиазир сокольничий, если вы расслышали в гостевом зале, мое истинное имя -- Эгин. -- Да, милостивый гиазир, -- бесстрастно ответил тот. -- Я хотел бы узнать твое. Вот уж чего никогда не мог представить себе Эгин! Он, аррум, будет выспрашивать имя у смерда, ну пусть довольно просвещенного в повадках живых тварей смерда, но все-таки господского холопа, лишь бы не обращаться с дурацким "гиазир сокольничий" к тому, с кем иначе как "Эй, ты!" заговаривать не приучен. -- Меня зовут Солов. -- Хорошо, Солов. А теперь ответь мне -- один ведь сокол у тебя остался? -- Да, милостивый гиазир. Один и остался. Другого зашибло. -- Он у тебя привязан? -- Нет, милостивый гиазир. Он и так никуда не улетит. -- Но если ему приказать, чтобы он взмыл в небеса -- он ведь изо всех сил будет пытаться именно взмыть в небеса? Даже несмотря на то, что ему придется сперва подскакивать по ступеням, а потом пробираться через завалы? -- Д-да, милостивый гиазир. Ответ сокольничего прозвучал неуверенно и Эгин переспросил: -- Так да или нет, Солов? От этого зависит наше спасение. -- Да, милостивый гиазир, но ведь наверху то чудовище... -- Вот именно, Солов, вот именно. "И твари живущей любой будет враг сердцеед-пожиратель." Память на цитаты у Эгина была отменная. Оставалось только прикоснуться к соколу, изучить его След, запомнить его и уповать на то, что он не рассосется слишком быстро, когда несчастная птица станет жертвой костерукого. x 10 x Эгин шел первым. За ним -- Лорма. Потом -- сокольничий. Тылы прикрывал Сорго, взявшийся вновь бормотать угрюмые прорицания. Несмотря на это, Эгин доверил спину их крошечного отряда именно Сорго, ибо тот, по уверениям сокольничего, зарубил этой ночью двух прорвавшихся в дом мужиков прямо на горящей лестнице. А потом отчаянно боролся с пожаром, пока огонь не погиб под земляными развалами. К тому же, хвост отряда был самым опасным местом -- туда в любое мгновение могла дохлестнуть жвала-захват выползка. А из четырех присутствующих Эгину было менее всех жалко именно Сорго. Уж больно дурковатый. Соколу было трудно. Очень трудно. Зоркая дневная птица ночью привыкла спать, а не пробираться через разрушенные людские жилища. Но если его хозяин, его добрый хозяин, возжелал, чтобы он поднялся ввысь и искал добычу, он сделает это. Ибо так обучен и иначе не умеет -- выполнять любые веления хозяина. Веления хозяев всегда сильнее природы. Сокол уже видел звезды сквозь скрещенье балок, когда глухая тьма сбоку ожила и, обратившись костяной змеей, убила его быстрее, чем он успел испугаться прикосновений мелких расшатанных зубов, которые, тем не менее, впились в жесткое соколиное мясо злее и безжалостнее волчьих. Эгин, пристально наблюдавший за Следом сокола, безошибочно определил это мгновение. Так, птица попалась. Стало быть, именно там, во тьме, где сейчас угасает его След, находится костерукий. Бить надо прямо в След. Эгин бросился вверх по лестнице, уповая на то, что ее ступени целы и невредимы, а под ноги ему не подвернется роковой обломок. След стремительно угасал. И когда от него перед Взором Аррума оставалась только слабо тлеющая искорка, Эгин, с размаху налетая-таки лбом на нечто деревянное, твердое, неуместное, пронзил ее "облачным" клинком. И гневный рык приконченной твари огласил темноту лестничного пролета. -- Быстро ко мне! -- позвал Эгин своих спутников. Но никто не ответил ему. Вместо этого из темноты, словно выстреленное "молнией Аюта", вылетело чье-то липкое от крови тело. Двух прикосновений ему хватило, чтобы опознать сокольничего. Вот они, широкие и очень толстые кожаные наплечники, созданные для того, чтобы соколиные когти не оцарапали плечи. Взор Аррума метнулся вниз. Да, сплошной туман. На фоне исполинской туши подземной твари нельзя было разобрать ничего определенного. Даже если Лорма и Сорго еще живы -- они все равно будут мертвы совсем скоро и Эгин им ничем помочь не сможет. Потому что там выползок. С выползком ему не справиться. На улице радостно завопили на человеческом языке. -- Давай, братва! "О Шилол, сколько же их там?" -- У-у-урр-роды! -- раненным волком взвыл аррум Опоры Вещей. x 11 x За его спиной вместе с новой зарницей раскатился грохот и вслед за ним -- режущий уши неимоверно пронзительный вереск, какого Эгину еще слышать в эту ночь не приходилось. Но аррум не стал оборачиваться. С него было довольно. Эгин, которому посчастливилось допрыгнуть с раскатанной по бревнам до самой середины и, вдобавок, просевшей башни, до гребня чудом уцелевшей восточной стены, которому удалось быстро продраться сквозь колючий барбарис, для надежности посаженный на внешнем земляном скате, который обезглавил на опушке рощи праздношатающегося и, не исключено, безобидного человека, Эгин быстрым шагом, стараясь не сорваться на бег, уходил прочь от гибнущей Кедровой Усадьбы. Он уже понимал, что никакие импровизации здесь не помогут. Он понимал, что теперь дело за лучшими людьми Свода и за лучшими сотнями морской пехоты. А если понадобится -- то и за "молниями Аюта" союзных смегов. Эгин клял и казнил себя за то, что в его присутствии, в присутствии аррума Опоры Вещей, погибло столько людей. Людей, которых он должен любить, ибо ему дано властвовать над ними. О Лорме Эгин изо всех сил старался не думать. -- Гиазира! -- тихо позвала его темнота. Эгин замер, выставив перед собой "облачный" меч. Но даже в слабом звездном свете он отчетливо видел, что клинок его чист и не замутнен и в нем отражается половина небосвода. <...............................................> <...............................................> <...............................................> ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЮЖАНЕ <...............................................> <...............................................> <...............................................> ГЛАВА 24. ЗАГОВОР ФИНИКОВ БАГРЯНЫЙ ПОРТ Тот же день x 1 x Бурая змея Ан-Эгера между убранными, соломенно-желтыми полями ячменя. Теплое, сапфирово-синее море Савват -- и бурая клякса размерами в добрых четыре лиги, пятнающая его священные волны вокруг Багряного Порта. Здесь живородные, жирные илом воды Ан-Эгера встречаются с морем. Здесь с морем встречается великая степь Асхар-Бергенна. И несколько новых деталей в этой привычной, постылой глазу картине. Деталей, которых не может быть, и которые все же есть. Гости из страны абсурда. Варанские парусники -- около пятнадцати. И легкие галеры -- свыше двадцати. На мачтах кораблей красуются золотые секиры Свода Равновесия, а под ними реют зеленые княжеские штандарты с гербом династии Тамаев. Еще неделю назад Ихша только расхохотался бы навстречу надменным варанским самоубийцам, дерзнувшим показаться в виду столицы Северо-Восточной провинции, но... ...его собственный флот, ядро которого составляют неуязвимые для варанских стрелометов "черепахи", сейчас находится на другом конце моря Савват, где должен был по замыслу Аффисидаха едва ли не в это самое время истреблять проклятые корабли Свода Равновесия, которые Ихша сейчас видит своими глазами. Ведь ради того сын Аффисидаха и проторчал на Медовом Берегу столько лет, чтобы гнорр и его люди решились на военную экспедицию через море Савват -- по суше никаких мало-мальски серьезных сил в этот удаленный уезд просто не доставишь. А теперь все смешалось. "Черепахи" и отборная пехота впустую теряют время где-то поблизости от Медового Берега, а Свод Равновесия, набравшись самоубийственной отваги, пришел прямо в вотчину Ихши. Впрочем, отвага мерзавцев, похоже, не столь уж отчаянна... ...когда гребцы на первых варанских галерах начали табанить перед мощной железной цепью, перегораживающей единственный проход в гавань между двумя пирсами, Ихша притворно вздохнул -- дескать, что же делать, такую дрянь и "гремучим камнем" непросто перешибить. Что там до вашей магии! Аффисидах клялся Хрустальным Веком Магдорна, что сам Лагха Коалара не смог бы перерубить цепь своим пресловутым мечом, выкованным, якобы, древними жрецами Гаиллириса. Оба конца цепи исчезали в отворах, устроенных внизу массивных бастионов-маяков, которые были сооружены на пирсах. Там находились поворотные механизмы, с помощью которых при появлении варанцев сотни рабов, надрываясь и стеная под ударами надсмотрщиков, вытравили цепь со дна и подняли ее на высоту человеческого роста над водой. Чтобы вновь опустить цепь на дно, требовалось убрать исполинские стопорные колодки и, прикладывая усилия едва ли меньшие, чем при подъеме (таково было хитроумное устройство поворотного механизма с пружинами и противовесами), выкрутить вороты в обратную сторону. Даже если варанцы высадятся на пирсах и проникнут в бастионы-маяки, они ничего не добьются. Ибо достаточно одного приказа коменданта бастиона, чтобы галереи с рабами и механизмами, расположенные в каменных основаниях бастионов, были затоплены морской водой. И тогда добраться до стопоров цепи будет совсем нелегко. В общем, Эгин Мирный был воистину великим правителем. Строил на века. Варанских галер было четыре. Они неуклюже ткнулись выгнутыми носами в цепь; на одной из них треснул плоский форштевень. -- Ну что же, -- вслух сказал Ихша, обращаясь к своим телохранителям. -- Они остановились -- следовательно, они погибли. Желтому Дракону очень понравилось как это он ловко сказал. Войдет потом в историю. "Они остановились -- следовательно, они погибли." И хотя поначалу Ихше было вовсе не до смеха, теперь он мог позволить себе расхохотаться. И тогда, сперва неуверенно осклабившись, а потом впав в совершенно звериное веселье, горцы Гэраяна принялись оглушительно хохотать, хотя их мрачное уханье назвать хохотом было непросто. Два месяца назад великомудрое Правое Крыло дало совет Желтому Дракону дополнить надежную, но старомодную цепь времен Эгина Мирного одной новинкой. На всякий случай. И сейчас пришло самое время опробовать эту новинку в деле. Альсим, новый пар-арценц Опоры Вещей, еще будучи в звании аррума, пять последних лет по заданию гнорра вел тайную работу против Северо-Восточной провинции. Багряный Порт и весь Хилларн от Нарабитских гор до Ориса кишел соглядатаями Свода Равновесия. Альсим, которому Лагха поручил экспедицию против южан, знал о враге многое, почти все. Но даже он не догадывался, что сейчас находится прямо под днищами их кораблей на глубине двадцати саженей. Не знал, ибо тайным воплощением этого плана обороны Багряного Порта от непредвиденного нападения Гиэннеры заведовало лично Правое Крыло Желтого Дракона, он же лекарь Аффисидах, он же фактический повелитель Хилларна, он же Ибалар, сын Бадалара. Гиэннера так и не напала. Напал Свод Равновесия. Тем лучше для Гиэннеры. Тем хуже для Свода Равновесия. Они лежали там, на дне, в три ряда, отягощенные якорями из бесформенных свинцовых слитков. Стоит перебить цепь -- и они вылетят на поверхность воды, влекомые связками пустых просмоленных бочонков. Там, наверху, они, взорвутся. Причин последнего Ихша не понимал, но когда они с Аффисидахом опробовали его "подводный гром" на старом трехпалубнике, все получилось как нельзя лучше. Здоровенный корабль, флагман флота при предыдущем Желтом Драконе, был внезапно, среди умиротворенной глади вод, превращен в деревянное мочало. Ихша заключил, что внутренняя премудрость изобретения Аффисидаха ему совершенно ни к чему. Главное -- оно действует. Телохранители еще ухали, когда на излюбленной террасе Ихши появился Секретарь Жезла. -- У меня безумные известия, -- сказал он, тяжело и неровно дыша. Несмотря на то, что с Секретарем Жезла у Ихши были особо доверительные отношения, тот никогда не говорил с Желтым Драконом таким упавшим голосом и никогда не позволял себе называть известия "безумными". Прежде чем выслушать его, Ихша несильно ткнул его кулаком в челюсть. Клацнули зубы. -- Успокоился? Теперь говори свои известия. Я сам решу, безумные они или какие там еще. -- Извини, Желтый Дракон. От наших конных разъездов пришли сразу несколько сообщений. Варанская морская пехота -- отряды от двух до четырех сотен -- высажены в нескольких местах севернее и южнее Багряного Порта. Сейчас они окружают город и, похоже, укрепляются на Пяти Медных Курганах. Вести действительно были безумными. В Варане что -- решили покончить с собственной армией ее всеобщим самоубийством? -- Так сколько их всего? -- раздраженно спросил Ихша. -- Около полутора тысяч. Среди них доспехами выделяется много офицеров Свода. С такой горсткой людей взять укрепленный город с суши было совершенно невозможно. Впрочем, и выйти из Багряного Порта становилось невозможным, ибо именно сейчас у Ихши было всего лишь три сотни личной гвардии и с полтысячи береговой стражи в гавани. Вся конница была направлена им на север, в солончаки Сумра, а великолепная пехота -- на восток, к Медовому Берегу, вместе с флотом. На мгновение Ихше стало не по себе. Но лишь на мгновение. Ибо что с того, что Багряный Порт будет временно обложен с суши какими-то мерзавцами, когда сейчас все их корабли погибнут среди неистовства воды и огня? -- Ладно, -- Ихша злорадно потер руки. -- Финик хочешь? Нет? А я съем. Секретарь, изумленный хладнокровием Желтого Дракона, проводил взглядом полную горсть фиников, которая исчезла в пасти Ихши, словно несколько монеток в бездонном омуте. -- Скажи... трубачам... -- Ихша сплевывал косточки одну за другой, -- ...пусть подают сигнал... "подводный гром". Тот... который ввели сорок дней назад. Когда Секретарь Жезла ушел, Ихша взялся за дальноглядную трубу, чтобы в последний раз посмотреть на хваленый Свод Равновесия во всем его великолепии. А ну-ка, что там за возня? Четыре галеры, которые подошли к цепи вплотную, совершили престранное дело. При помощи подъемников, которые обычно служат в бою для маневра абордажными мостиками, галеры забросили носовые якоря -- на удивление, впрочем, чистенькие и блестящие для обычных якорей -- прямо на цепь. "Сегодня варанцы играют некую новомодную пьесу", -- подумал Ихша, впервые за день пожалев, что рядом нет Аффисидаха. Лекарь был, конечно, человеком жутковатым, но определенно знал большой толк в уклонении от всяких опасных неожиданностей. Впрочем, яростная песнь меди уже разносилась над гаванью и Ихша с облегчением подумал, что варанскую пьесу ему не придется смотреть до конца. Потому что сейчас свершится явление главное и последнее -- "подводный гром". Тем временем, с варанских галер, заякоренных за цепь, согласованно полетели в воду все весла, скамьи гребцов (оказавшиеся съемными -- невиданное дело), пустые бочонки и ящики. "Ну же!" -- Ихша нервно загреб еще горсть фиников. Взрывы должны загреметь сейчас. Прямо сейчас. Вслед за деревянной рухлядью за борт выпрыгнули гребцы и матросы. Те, кто полагался на свое умение плавать, быстро погребли к остальным варанским кораблям, в видимом беспорядке сгрудившимся перед цепью. Самые слабые и изможденные из гребцов ухватились за выброшенные с галер бочонки и тоже, как видел Ихша, чувствовали себя неплохо. Многие чему-то улыбались. Одновременно с этим каждая галера спустила на воду по две лодки с офицерами и немногочисленными воинами-надсмотрщиками. И только теперь Ихша наконец обратил внимание на то, что галеры постепенно погружаются в воду. "Какая изощренность! Какая бессмысленная изощренность!" -- подумал Ихша, перемалывая финики челюстями. Он не сомневался в том, что цепь и ее стопорные механизмы смогут выдержать тяжесть не только четырех, но и десяти галер. Впрочем, это не столь уж важно. Потому что сейчас варанского флота не станет. x 2 x Ихша был прав. Цепь могла выдержать тяжесть даже двадцати обычных деревянных галер. А раз так, то ей была не страшна и тяжесть четырех галер-брандеров, построенных в начале эрхагноррата Лагхи, несмотря на то, что эти корабли специально были снабжены внутренней обшивкой из свинцовых пластин и имели дополнительный чугунный балласт в носовой части. Вообще, самостоятельно передвигаться галеры-брандеры могли с большим трудом -- гребцы полностью выбивались из сил за полдня -- и от самого Нового Ордоса их волокли на буксире другие корабли. Альсим, пар-арценц Опоры Единства, и с ним девять лучших аррумов ото всех Опор, обнажив "облачные" клинки, пристально следили за погружением галер. Их кормовые части уже скрылись под водой и, по всей вероятности, вскоре должны были уткнуться в сравнительно близкое дно, а носы, удерживаемые якорями, все сильнее задирались вверх. Исполинская цепь, натянувшись с натужным скрежетом, провисла почти до самой воды, но не поддалась. И вот тогда зазвучали слова Стиха Отягощения. Первую формулу произнес Альсим, вторую подхватили девятеро аррумов, а чеканные слоги третьей были выплюнуты в надменный медный лик Багряного Порта тысячами глоток офицеров, солдат и матросов со всех варанских кораблей. Да, ты тяжелеешь, Гвиттар, ты тяжелеешь, да. Нет, не подняться тебе, не подняться вовек, нет. Да, ты впиваешь свинец, набираешь свинец, да. Десять "облачных" клинков в руках Альсима и аррумов стали матово-серыми и сами собой уткнулись в доски палубы. Они тяжелели с каждым словом. Стих совершался. И снова Альсим, который один среди всех офицеров Свода умел правильно растягивать слово-ключ в трех неповторимых тониках, словно бы пропевая его "Гу-и-ит-та-ар": Гвиттар, отыми у небес долю тверди и звезд, Гвиттар. И с ним девять аррумов: Час сохрани для себя, эту тяжесть храни час. И вся веселящаяся солдатня, для которой это вроде деревенских игр по весне, и все серьезные офицеры Свода Равновесия, и все офицеры "Голубого Лосося" со скептическими ухмылочками: Стань, словно камень и ртуть меж собою сошлись -- так! "Облачные" клинки разом вывернулись из рук и упали на палубу. Ни Альсим, ни аррумы были не в силах больше справляться с неимоверно потяжелевшей сталью. "Облачные" клинки вняли Стиху Отягощения и отдали свое понимание тонущим галерам. Магическое слово-ключ "Гвиттар", вырубленное на каждой чугунной болванке в трюмах галер-брандеров, озарилось ровным фиолетовым светом. Этого Альсим и его люди видеть не могли. Они увидели другое. Бастионы-маяки на пирсах вздрогнули, как быки под ударом бича. Из подземных галерей на поверхность вырвался и раскатился над гаванью треск, глухой перезвон и скрежет искореженных шестерней. А потом двумя змеями из бастионных отворов вырвались концы лопнувшей цепи и она вместе с лязгом беснующихся звеньев полностью исчезла под водой, увлекаемая на дно четырьмя галерами, которые теперь весили как сорок. От мостика флагманского корабля "Сиятельная Княжна Сайла", на котором стоял Альсим, до террасы Ихши по прямой было всего лишь полторы лиги. И теперь ничто не препятствовало мощи Свода Равновесия в преодолении смехотворного расстояния, разделявшего "облачные" клинки и сердце Желтого Дракона. x 3 x Ихша поперхнулся последней косточкой финика и теперь яростно тряс головой и бессильно хрипел, призывая на помощь телохранителей. Он был и в гневе, и в ужасе. Почему, почему на варанцев до сих пор не обрушился "подводный гром", хотя сигнальные трубы ревели так, что из Пяти Медных Курганов могли подняться не только мертвые грюты, но и все их козы-овцы-лошади? Как сволочи смогли сокрушить несокрушимую цепь Эгина? И что теперь делать, что делать перед лицом подавляющей мощи противника, в то время как Багряный Порт окружен со всех сторон? Желтый Дракон, удушаемый финиковой костью, не видел, что за его спиной этот непростой вопрос Секретарь Жезла обсуждает знаками с его телохранителями. Когда-то эти громилы из "красногребенчатых" чувствовали в Ихше всеподавляющую силу и души в нем не чаяли еще с тех времен, когда он был Пламени Равным во дворце Оретов. Но с тех пор как помыслами и душой Ихши завладел Аффисидах, они потеряли любовь к своему хозяину. Остался только страх, вспыхивающий в них с новой силой всякий раз, когда их глаза встречались со жгучим, неистовым взором Аффисидаха. И вот теперь все складывается как нельзя хуже, а в довершение ко всему хозяин подавился фиником -- в точности как тогда, семь лет назад. Тогда Аффисидах первый раз был принят Ихшей без обычных насмешек, а Адорн, его бывшее Правое Крыло, едва не поплатился жизнью. Но теперь нет ни Адорна, ни Аффисидаха -- оба очень далеко, и никто не знает что стряслось с ними в Наирнском проливе. Зато варанцы близко, очень близко. И их много. x 4 x Через полчаса, почти без кровопролития рассеяв в порту ошарашенных солдат береговой стражи, Альсим, его избранные аррумы и пять сотен "лососей" вошли в малолюдный дворец наместника Северо-Восточной провинции. Большинство слуг успело попрятаться. Когда они проходили через тенистый внутренний двор с анфиладой роскошных фонтанов, прямо навстречу Альсиму выскочила ошалелая девчонка в одних грютских шароварах. Она ойкнула и хотела бежать, но тучный и с виду неповоротливый Альсим ловко схватил ее за локоть. "Лососи" одобрительно заржали. Молодой аррум Опоры Единства, еще совсем недавно возглавлявший стражу Сиятельной, а на время экспедиции Свода подсунутый Лагхой прислеживать за Альсимом, обернулся и погрозил шумным "лососям" кулаком. Дескать, не в бардак пришли, а в столицу враждебного государства. -- Ты кто будешь? -- осведомился Альсим. Пойманная девчонка наконец догадалась символически прикрыть внушительную грудь ладошкой, расплакалась и отрицательно замотала головой. -- Ты понимаешь по-варански? Та зарыдала еще громче. Альсим вздохнул. Лающий грютский говор он на дух не выносил. Не говоря уже о корявом наречии Тернауна. -- Ты... это... немного болтай-говори асхар-бергенна?! -- рявкнул он так, как, по его мнению, должен был разговаривать заправский грютский уллар. Девчонка подняла на него удивленные и не столь уж заплаканные глаза. -- Болтай немного... -- Тогда топай-веди где есть здесь Желтое Драконство, Шилол бы его разодрал! Расхожую варанскую хулу Альсим изрыгнул, разумеется, по-варански. x 5 x -- Кто здесь Желтый Дракон? -- настороженно поводя "облачным" клинком, вопросил Альсим на ненавистном корявом наречии Тернауна (которым, впрочем, по долгу службы владел в совершенстве). На террасе были пятеро. Точнее, шестеро. Четверо здоровенных бородатых воинов и тощий гражданский с кипой дощечек и вязанкой железных грифелей у пояса. Шестой, которого Альсим не засчитал вполне оправданно, ибо Взор Аррума недвусмысленно свидетельствовал о его кончине, лежал близ балюстрады, ограждавшей террасу. -- Желтый Дракон подавился косточкой финика, -- сказал один из бородачей, недвусмысленно потирая едва сочащуюся кровью прокушенную руку. -- Вот как? -- ухмыльнулся Альсим. -- Разрешите взглянуть? -- Извольте, -- с готовностью залебезил гражданский, жестом радушного хозяина приглашая Альсима подойти к обмякшей горе мяса, которая еще совсем недавно звалась Ихшей. Аррумы и "лососи" тем временем полностью заняли террасу, держа на всякий случай оружие наготове. Многим из них еще не верилось, что с Багряным Портом все вышло в действительности столь просто, как и уверял Альсим на военных советах. Ведь чем блистательней план, тем реже он претворяется в жизнь. Альсим вгляделся в посиневшее одутловатое лицо Ихши. Закатившиеся глаза, вывалившийся язык, розовая пена на губах, кровь на подбородке... Альсим скользнул взглядом по шее Желтого Дракона. А вот и синие следы пальцев доблестного телохранителя. Живуч однако был этот Ихша -- прокусил мужику руку, это надо же было так исхитриться... "Похоже, люди тут у них исключительно понятливые", -- удовлетворенно подумал Альсим, подымая глаза на гражданского. -- Ну а ты кто будешь? Небось, Секретарь Жезла? -- Точно так, -- кивнул тот. -- Это хорошо что Секретарь. А где Крылья Дракона? -- Альсим в общем-то знал ответ на этот вопрос, но хотел услышать подтверждение своим мыслям из уст персоны, приближенной к наместнику. -- Так ведь флот повели. И Адорна-генан, и Аффисидаха-генан... -- Генан-хренан... -- пробормотал Альсим, оценивающе оглядывая Секретаря с головы до ног. Пар-арценц был очень доволен. -- Я хочу, чтобы вы знали -- я всегда был против войны с Вараном! -- неожиданно выкрикнул Секретарь Жезла, не выдержав испытующих глаз пар-арценца. -- Ихша в последние годы совсем сбрендил с этим буйным лекаришком! -- Я тебе верю, я тоже всегда был против войны с Вараном, -- сказал Альсим таким тоном, что расхохотались даже телохранители, хотя они сейчас имели все основания дрожать за свои шкуры. -- И я очень признателен лично тебе, что бешеный пес наконец удавлен. Да и твой император Юта Орет скажет тебе спасибо за то, что удалось наконец избавиться от этого вероломнейшего слуги двух господ. Этого Секретарь не понял. Этого не понял никто. Повременив немного, чтобы сполна насладиться недоумением Секретаря и тех аррумов, которые понимали язык южан, Альсим без замаха дважды полоснул "облачным" клинком по левой руке Ихши. Совершенно не смущаясь, он присел рядом с телом Ихши, запустил пальцы в рану и, немного покопошившись в ней, ловко выдернул окровавленный прямоугольник размером с панцирную пластину. -- Лови! -- крикнул он Секретарю и тот, в ужасе отшатнувшись, все-таки поймал в последнее мгновение загадочный предмет. Секретарь поспешил протереть металлическую пластину от крови и с изумлением увидел выгравированную двухлезвийную секиру с изображениями глаз -- открытого и закрытого. И две надписи по-варански, полукружиями обымавшие секиру сверху и снизу. Варанского языка Секретарь не знал. -- Я помогу тебе, -- сказал Альсим. -- Сверху написано "Свод Равновесия". А внизу -- "Синц, эрм-саванн Опоры Единства". -- Слыхал, небось, что в каждом из нас зашита такая? -- добавил пар-арценц, подымаясь на ноги. Обалдевший Секретарь мог только едва заметно кивнуть. -- Вообще-то тебе этого знать необязательно, -- продолжал Альсим, -- но... Кстати, как тебя зовут? -- Гамал. -- Ну так вот, Гамала-генан. Я расскажу тебе правду о твоем мертвом хозяине, но прежде я хотел бы услышать от тебя самое главное. У Ихши наверняка должна была быть совсем простая договоренность с флотом и конницей в солончаках Сумра. Три-четыре условных знака, с помощью которых он сообщал им приказы войны и мира. -- Таких знаков было два, -- сказал Секретарь, постепенно приходя в себя. Ему по рангу не было положено почтительное "генан" и от обращения Альсима он возомнил себя уже новым Желтым Драконом. -- Лист с его личной печатью означал "война", пустой лист -- "мир". -- Простота впечатляющая, -- причмокнул губами Альсим. -- У вас найдется в Багряном Порту почтовый альбатрос и один хороший скакун? -- С тех пор как Ихша пригрел Аффисидаха, альбатросов найдется и двадцать. А скакунов в Хилларне всегда хватало. -- Раз так, тогда пусть эти, -- Альсим кивнул на телохранителей, -- сопроводят моих людей куда надо. Для верности пусть отправят трех альбатросов и трех гонцов с пустыми листами бумаги. Альбатросов -- флоту, гонцов -- в солончаки Сумра. И, предупреждая вопрос Гамала, пар-арценц пояснил: -- Гонцов проведут через наши войска, осадившие Багряный Порт, мои... Слово "офицеры" поглотил грохот, который донесся со стороны моря. -- Спокойно! -- проревел Альсим "лососям", которые с перепугу захотели расправиться с Секретарем и телохранителями Ихши на месте. Пар-арценц подбежал к самому краю террасы и впился взглядом в гавань, у входа в которую по его приказу были оставлены пять сторожевых галер. На тот случай, если бы Ихша и его приближенные решили выскользнуть из города на какой-нибудь неприметной лодчонке. И вот теперь, на том самом месте где около часа назад сбился в кучу перед цепью весь варанский флот, на поверхности моря со страшным треском распускались огромные цветы огня, то и дело к небесам подымались ревущие столбы воды, все быстро заволакивалось паром и водяной взвесью. Ни одной из пяти галер не существовало больше, а взрывы все гремели и гремели. Если бы остальные варанские корабли не поспешили расположиться у причалов Багряного Порта, если бы цепь не удалось одолеть столь быстро... Альсима прошиб холодный пот. Такого отвратительного страха, страха как бы "задним числом", пар-арценц не испытывал уже давно. Альсим обернулся к Секретарю. Тот тоже был напуган до смерти. Это немного успокоило пар-арценца. Вот если бы Секретарь с фанатичным хохотом заявил, что совсем скоро взрывы загремят в самой гавани, у причалов... Подойдя вплотную к Гамалу, Альсим тихо осведомился: -- Что это значит? -- Я точно не знаю. Клянусь, не знаю, -- горячо зашептал Секретарь. -- Что-то там учиняли Ихша и Аффисидах, в глубокой тайне, об этом знали лишь немногие... Меня не посвящали... Знаю, что не так давно ввели новый сигнал для комендантов маяков -- тех, что с цепями. Сигнал назывался "подводный гром". -- Это не тот, который у вас сыграли, когда мы только начали рвать цепь? -- прищурился Альсим. -- Да-да-да, -- поспешно подхватил Секретарь. -- Тот самый. -- Так почему же эта шилолова матерь сработала только спустя целый час? Что проку взорвать пять наших галер, когда варанские клинки уже близ самых ваших сердец? -- мрачно осведомился Альсим, не надеясь получить ответ. -- Не могу знать. Так он и думал. x 6 x Весь вечер и полночи этого дня, который придворный поэт Сорго Вайский со временем воспоет как "Славой прекрасный денек" в своей развеселой оде "Погубление погубителей", пар-арценц Опоры Вещей Альсим, отказавшись от покоев во дворце наместника и ворочаясь на лежанке в своей более уютной и безопасной каюте на борту "Княжны Сайлы", будет разбирать мозаику происшедших событий по крошечным цветным кусочкам. Альсим будет смаковать Стих Отягощения и думать о том, что в жизни не встречал человека могущественней и странней, чем Лагха Коалара, который уверял, что увидел слова Стиха во сне и, проснувшись, записал их на стене пальцем, смоченным в вине, ибо ему было лень подыматься и идти за письменными принадлежностями, а недопитый кувшин стоял у самого изголовья. Альсим будет вновь радоваться тому, что лучших кораблей его флота не было у входа в гавань в то мгновение, когда грянул "подводный гром" и еще тому, что приспешники Ихши удавили Дракона до появления во дворце варанцев, иначе комедию пришлось бы играть изощренней. Альсим вновь вспомнит дивную историю, поведанную им Секретарю за ужином. Синц -- молодой и чрезвычайно талантливый эрм-саванн Свода. По личному приказу предыдущего гнорра Карувва его внедряют в Магдорн как бродячего борца. Там под именем Ихша он проходит свое головокружительное возвышение и становится Пламени Равным. Синц теперь может многое. Может в доверительных беседах с вельможами и самим императором влиять на политику империи. Может попытаться истребить ныне здравствующую династию Оретов, которую не так давно защищал от мятежных придворных кавалеристов. Синц может почти все что угодно и заочно получает в Своде высокий чин аррума. Но, помимо присвоения очередного звания, в Своде не спешат принимать конкретных решений, предпочитая многообразие возможных выгод одной свершившейся. В этот момент у Свода появляется новый хозяин -- Лагха. По неизвестным причинам Синц добивается от императора должности Желтого Дракона и, став наместником Хилларна, обставляет все так, будто впал у императора в немилость и тот по собственной воле убрал его из столицы. Синц слишком хорошо входит в роль. Он очень неохотно говорит с лазутчиками Свода, зато как наместник Хилларна разворачивает военные приготовления и все вынюхивает -- что это за новый гнорр в Своде? Дальше -- хуже. Синц спелся с Аффисидахом. Синц вообще отказался признавать тайных агентов Свода за своих, а нескольких выловил и показательно казнил -- в том числе Саданга, весьма крупного посланца в чине аррума. Покушения, которые готовились против него Сводом в отместку за Саданга, провалились. Наконец, совсем недавно Своду стало известно о тайных сношениях Синца с... что, с Гиэннерой? Нет, хуже -- с северянами! Это явствует из перехваченного в Нелеоте письма, тайнопись которого открылась офицерам Опоры Писаний лишь десять дней назад. И тогда все стало ясно. Синц вел сложную игру, направленную в конечном итоге на то, чтобы, сокрушив Варан, предать и его, и Северо-Восточную провинцию северянам. При таком фатальном сокрушении равновесия северяне поглотили бы и Варан, и весь Тернаун. Но почему северяне? Ясно ведь почему. Как мы, Свод Равновесия, полагаем, Аффисидах -- один из лучших, если не просто лучший маг северян. Скорее всего, верховный жрец Гаиллириса, который давно уже обитал инкогнито в Багряном Порту, выжидая удобного момента... Альсим мог наконец позволить себе рассмеяться. Искренний детский смех душил пар-арценца, он сучил толстыми ногами и колотил кулаками в стены каюты. Ну как складно получилось! Ай да я! Даже Лагхе в свое время понравилось, а уж у Секретаря просто челюсть отвалилась. Да, всей правды в истории Альсима были только известные любому из приближенных Желтого Дракона факты его возвышения в столице и казни Саданга. Остальное -- ложь. Ложь, построенная на пластинке из заговоренной стали, громко именуемой "Внутренней Секирой". Эх, давно никто не показывал Секретарю простых фокусов с гадательными карточками, когда при достаточной ловкости рук можно их не то что из раны, а хоть из носа у человека целыми колодами вынимать! Ихша -- эрм-саванн Свода Равновесия? Приятно познакомиться. Вот Юта, тернаунский император, порадуется! И, отсмеявшись, Альсим вдруг неожиданно глубоко вздохнул. Да, действительно все получилось наилучшим образом. И войны не будет... Но почему, почему, почему все-таки "подводный гром" опоздал на целый час? Ни допросы комендантов, ни осмотр останков подводных запальных шнуров -- в которые Аффисидах вложил больше магического искусства, чем, наверное, было затрачено некогда на все "облачные" клинки вместе взятые -- ничего не дал. Да, коменданты выполнили приказ, подожгли шнуры, те прекрасно горели... Они сами ничего не понимают, простите великодушно, Альсима-генан. Да уж простим как-нибудь сукиных детей, все-таки солдаты, все-таки приказ выполняли и, главное -- так толком и не выполнили. Альсим не любил загадок. Но и мучаться бессонницей он не любил тоже. Насилу влив в себя три чары гортело, он быстро захмелел, вспомнил о том, что в мире существуют женщины и заснул целиком погруженный в мысли о том, что завтрашний день надо начать нежным разговором с той бойкой грютской девчонкой, которую сегодня утром поймал за локоть под гогот "лососей". ГЛАВА 25. ДЕВКАТР Тот же день x 1 x Когда Эгин вышел из Раздавленного Времени, Сорго, Лорма и горцы только-только успели разглядеть три обездвиженных тела и великолепный меч, оставшийся без хозяина. -- Гнорр... тоже? -- первым делом спросил у Эгина совершенно обескураженный Сорго, который успел влюбиться в Лагху чистой любовью эрм-саванна. Ему почему-то возомнилось, что гнорр обязательно сделает его офицером Свода Равновесия. -- Нет, -- устало отмахнулся Эгин, -- хотя гнорру сегодня досталось крепко. Эгин тяжело вздохнул. Он снова стал старшим офицером Свода Равновесия на Медовом Берегу. И вообще самым старшим, самым главным и самым ответственным, Шилол разодрал бы эту проклятую жизнь! Сейчас придется опять отдавать приказания, убегать, волочь тело этого проклятого Лагхи и его распроклятый меч... ведь никто же не отменял двух тысяч пехотинцев Хилларна, которые сейчас продираются через руины Ваи, опасливо обходя зловонные туши шардевкатранов, обездвиженную плоть костеруких и своих растерзанных сослуживцев, которым не повезло попасть в первую волну высадки... Думая так, Эгин оценивающе взвесил в руке чудовищный двуручник Кальта Лозоходца. А то когда он кроил череп Ибалару, как-то толком не успел распробовать... Отменная стальная дубина. Если не убьешь таким с трех ударов -- отвалятся руки. И как только Лагха с таким? Лога восторженно вилял хвостом у ног аррума и Эгин благодарно потрепал пса за холку. -- Ты у нас сегодня герой... -- пробормотал Эгин. "Хотя кто сегодня не герой?" -- подумал аррум и уже собирался гаркнуть "Ну ладно, раздолбаи, отдышались и хватит!", как вдруг за его спиной раздался жуткий, клокочущий хрип-клекот Сорго. "Все ему неймется, пииту!" -- с отвращением, которое, впрочем, довольно быстро сменилось дружеским сочувствием, подумал Эгин, оборачиваясь. Сорго снова входил в свой мрачноватый вещий танец. Его левая нога как-то сама собой судорожно подобралась, учитель чудом удерживался на правой, раскачиваясь из стороны в сторону и балансируя двумя руками, которые вдруг обрели поистине змеиную подвижность. Сорго был бы смешон если бы не был страшен. К огромному удивлению Эгина, прежде чем уста Сорго успели отверзться и произречь хоть что-нибудь, помимо еле слышного бормотания, к нему подскочил Снах и одним деликатным пинком под колено уронил учителя на заботливо подставленные руки. Затем горец опустил Сорго на землю и пару раз звонко хлестнул по щекам. -- Теперь хороший, -- сообщил Снах Эгину, ухмыляясь до ушей. Да, теперь Сорго был если и не вполне "хороший", то, по крайней мере, более или менее приемлемый. Его глазам вернулось осмысленное выражение, он прокашлялся и испуганным голосом сообщил: -- Милостивые гиазиры... Я не знаю как назвать то, что мне открылось... Мне было бы удобнее восьмистопным трехдольником Астеза... Лога, который до сего момента был сравнительно спокоен, сорвался в безудержный заливистый лай, обращенный в сторону Ваи. И если Сорго еще можно было приписать излишнюю впечатлительность, то Логе Эгин доверял как "облачному" клинку. -- Нет! -- рявкнул Эгин, которого начали одолевать самые недобрые предчувствия. -- Быстро, внятно и прозой! -- Хорошо... -- поморщился Сорго не то от ужасной разламывающей боли в висках, не то от аррумского рыка Эгина. -- Я узрел под землею нечто... И это нечто... -- Шардевкатран? -- осведомился Эгин сам не зная у кого. -- Нет, -- сказал Лагха, который пришел в сознание и теперь стоял на колене, не в силах подняться, ибо его левое бедро было проколото "облачным" клинком Эгина. -- Это девкатр. Лагха был бел, как молоко, и вид у него был совершенно пришибленный. -- Милостивые гиазиры, может быть кто-нибудь поможет подняться на ноги гнорру Свода Равновесия? -- осведомился Лагха спустя десять ударов сердца, на протяжении которых Эгин лихорадочно пытался вспомнить, знает ли он какие-нибудь способы борьбы с девкатрами. Может, они боятся криков "кыш"? x 2 x Много путей исхода из мира Солнца Предвечного имеет душа, освобожденная от оков плоти сталью, магией, болезнью или беспощадным временем -- неусыпным, слепым и неумолимым вершителем любой, самой долгой, жизни. Душа праведного воина восходит к Зергведу, как учили в Харрене во времена Кроза, далекого пращура Элиена Звезднорожденного, или к Намарну, как принято называть Зергвед в Синем Алустрале. Но многие посвященные говорили, что восхождение к Зергведу -- пустая поэзия, а в действительности после смерти человека семя его души попадает в Земли Грем, из которых Святая часто поминается всуе по всей Сармонтазаре, а о Проклятой мало кто знает. Знающие же предпочитают словам молчание и потому о Проклятой Земле почти никто и не слышал. После попадания в Земли Грем, говорили посвященные, семя души может разрешиться в нескольких судьбах. Первая Судьба -- для душ, отягощенных злом. Такое семя души попадает в зловонные болота Проклятой Земли и произрастает в ней химерическими растениями, равных которым не знают под Солнцем Предвечным. Разве только вспомнить Огненную Траву ноторов, о которой писал Альгорг со слов потомков грютского царя Сарганны. Смотрители и служащие Смотрителям Твари Проклятой Земли собирают горькие плоды с этих невиданных и неописуемых растений долгие столетия и назидательно сжигают их, наставляя душу, заключенную в безмолвствующей, но вечно внемлющей растительной плоти, приносить плоды сочные и сладкие. И когда это наконец происходит -- а рано или поздно начинает плодоносить даже самый закоренелый грешник -- из добрых плодов приготовляют сладчайшую росу, которой одною и питаются Смотрители и Твари Проклятой Земли. Напившись хмельной росы, ликующие Смотрители и Твари торжественно испепеляют доброе растение, ибо в нем нет больше простого зла и нет нужды наставлять его больше, но и плодоносить в Проклятой Земле оно больше не будет. А освобожденное семя души, подхваченное Ветрами Воплощения, возвращается в Круг Земель, избавившись и от зла, и от памяти о своем очищении. Вот почему новорожденный приходит в мир как бы в беспамятстве и его надо учить всему заново. Таково большинство живущих. Вторая Судьба -- для душ, чистых в земной жизни. Эти семена попадают в Святую Землю Грем и произрастают там дивными растениями, чем-то похожими то на кедры, то на маки, то на дубы, но несоизмеримо более прекрасные. Смотрителей и Тварей в Святой Земле нет. Каждый цветок, каждое дерево, каждый стебель там обретают себя в абсолютном и совершенном блаженном покое до Исхода Времен. Постигшие верхние ступени искусства та-лан отражений могли сохранять память о тех местах и сознательно побуждать свое растение произвести семя собственной души, которое, будучи уловлено Ветрами Воплощения, вновь приходило в Круг Земель. Та-лан Отраженные возвращались в мир Солнца Предвечного, дабы вновь вкусить от его убогих, но неповторимых радостей и способствовать другим душам скорее обрести покой в Святой Земле. Но эти две Судьбы еще не вся правда. Потому что со времен Хуммера Пути искажены и с каждым его Вздохом их первоначальный узор искажается все сильнее. Золотые Цветки кочуют с места на место вслед за скрещеньями Путей Силы, и всегда есть опасность появления Черных Цветков. Иногда -- чаще волею направленной магии, нежели случая, хотя происходит и так, и этак -- семя души не выходит на Путь Пустоты, выводящий его в Земли Грем, а остается в ловушке искаженных Путей Силы. Веками семя души может блуждать во тьме или покоиться на дне Цветка -- Золотого или Черного -- пока могучая воля и тайное искусство не пробудят его к жизни-вне-плоти, воплощению в теле Сделанного Человека или в Измененной материи девкатра. Многое еще говорят посвященные и о многом спорят в ученых местах Ита, о многом молчат Предписывающие Гиэннеры и пар-арценцы Свода Равновесия. Но и это не вся правда. Ибо с тех пор как Дышит Хуммер и Грядет Тайа-Ароан, мир утратил простоту. Та-лан Отраженный теперь может прийти не из Святой, а из Проклятой Земли, и притом прийти не очищенным, и сам не подозревать об этом после воплощения, пока он не втянется в разрушительные и преступные деяния по наущению Хуммера. Семя души можно расщепить на две раздельных половины и воплотить в разных телах, как сделал некогда Авелир над телом Ибалара. Семена разных душ можно связать вне-чувственной, но нерушимой связью и одна душа, покидая свою телесную оболочку, выдернет чужую связанную душу из чужого тела, хоть бы то и находилось за пять тысяч лиг. А о семенах душ идущих Пестрым Путем вообще не ведомо ничего доподлинно. x 3 x Ирония Лагхи пропала всуе и никто не помог ему подняться. Потому что в этот момент кокон девкатра раскрылся. Земля сотряслась один раз. Беззвучно. Но сильно. На ногах не удержался никто. Свист, который быстро перешел в гнетущее гудение, оставляющее в душе чувство полной и конечной безысходности, обрушился на них, казалось, прямо из поднебесья, а не со стороны Ваи как следовало ожидать. -- Да что же это такое? -- пролепетала Лорма, потирая ушибленное колено. Вслед за воем миру Солнца Предвечного явился девкатр. Он вышел к свету за восточной окраиной Ваи, скрытой от Эгина, Лагхи и их спутников холмами. Там, где вся земля была изрыта "гремучим камнем", где исходили паром грязные озерца, заполненные останками костеруких, где в затопленных лазах быстро разлагались коконы его сородичей, пробитые ударами костяных конечностей Переделанных Человеков, ему повезло уцелеть. А миру повезло, что он уцелел лишь один. Фонтан жидкого огня, испаряющего на своем пути и воду, и останки, и самую землю, взметнулся над холмами, предвосхищая его появление. А вслед за ним из вмиг образовавшейся шахты поднялся и завис на высоте трехсот локтей девкатр. Девкатр, Измененный в сравнении со своими древними пращурами как солнце, будь оно Измененной луной. Девкатр, словно бы погруженный в багровое облако крыльев, трепещущих с неподвластной глазу быстротой. Девкатр, огромный как "черепаха" южан. Девкатр, поводящий из стороны в сторону исполинской головой, более всего похожей на увеличенную многократно голову тура. Тура, которому бы Измененная природа повелела родиться плотоядным. Холодные полусферические глаза, впивающие каждую мельчайшую подробность сущего, каждую былинку на склонах Большого Суингона и каждый солнечный блик на морской глади, были лишены блеска и черны, как уголь в наглухо запечатанном сосуде. Девкатр оценивал мир, неспешно поворачивая свое исполинское тело, которое, казалось, держится в воздухе не биением его крыльев, а крепчайшими невидимыми нитями небесного кукловода. Казалось, сами небеса содрогнулись при виде этого исчадия бездн, древних магий и извращенных Путей Силы. Тучи были разорваны лучами солнца и разошлись в стороны. Почти столь же стремительно, как до этого они захлопнулись на небосводе, пряча Медовый Берег от дневного светила. Девкатра видели все. x 4 x Южане, занявшие Ваю, были почти прямо под девкатром и они, трепеща в ужасе, под окрики командиров сбились на уцелевшей части площади в некое жалкое подобие "ежа". Южане, оставшиеся на "черепахах" и галерах, испытывали двойное изумление и страх. Ибо, появившись полчаса назад из плотной дымки на юге, со стороны проклятого Сим-Наирна, и описав вокруг флота Хилларна дугу так, чтобы оказаться от заякоренных до времени "черепах" на востоке, в море как раз напротив девкатра замер трехмачтовый быстроходный парусник под аютскими и, к огромному удивлению Адорна, варанскими княжескими знаменами. На боевой галерее парусника недвусмысленно красовались жерла готовых к бою "молний Аюта". Аффисидах покинул Адорна вместе со второй волной десанта еще до того как парусник обнаружил свое присутствие, и Левое Крыло Желтого Дракона не осмелилось на свой страх и риск атаковать загадочного гостя. Во-первых, неприятельские "молнии" были куда дальнобойней и разрушительней "темного пламени", а, во-вторых, все-таки с Аютом Ихша вроде бы воевать не собирался. И вот теперь, когда надо всем этим бедламом зависла невиданная тварь... Адорн приказал задрать повыше стволы-огневержцы и ждать. В конце концов, Вая захвачена, что думают на аютско-варанском паруснике -- неизвестно, а что помышляет гудящее чудовище -- и подавно. Все еще может обернуться к лучшему. Может, тварь угробит неприятелей, а их, южан, не тронет. Как знать? x 5 x "Как знать?" -- эта же мысль билась в висках Вирин, изучающей девкатра в дальноглядную трубу с борта "Лепестка Персика". За ее спиной раздавались резкие команды Куны-им-Гир. -- Позволительно ли мне будет узнать, дамы, что происходит? -- осведомилась Сиятельная Княжна Сайла исс Тамай, не отваживаясь смотреть в сторону исполинского пламенного бражника. Вместо этого она восхищенно наблюдала как на просторной палубе между мачтами строятся в пять шеренг лучницы Гиэннеры. Полутораростные тисовые луки, которые при стрельбе упирают нижним концом прямо в землю... Ладные колчаны со стрелами, покрашенными в разные цвета -- красный, желтый, зеленый, ядовито-синий и черный... Блестящие наручи на левой руке -- чтобы тугая тетива не била по запястью... Легкие пурпурные блузы, под которыми, как не сомневалась Сайла, укрыты нагрудники из шардевкатрановой кожи (сама княжна с утра облачилась в такой же по настоянию Куны-им-Гир)... Пышные сафьяновые береты, полностью закрывающие от пристрастного ока яйцевидные стальные каски... И, чего Сайла уже совсем не понимала -- десять мужчин, в число которых вошел и муж Куны-им-Гир. Все -- с длинными двойными флейтами. Не войско, а блистательный придворный смотр. И что может быть лучше этого? -- Вам, услада губ моих, позволительно все, -- кивнула Вирин, не отрывая глаз от девкатра. -- Мы готовимся уничтожить тварь как только она станет опасна. -- А когда она станет опасна? -- с дрожью в голосе осведомилась Сайла. -- Она уже очень опасна, -- вздохнула Вирин. -- Но есть надежда, что первым делом девкатр примется за южан. И если так, то мы, разумеется, препятствовать ему не будем. А потом мы расстреляем его. -- А вдруг он просто улизнет от вас и набросится сразу на Сим-Наирн? Или на Новый Ордос? -- Не улизнет, -- с удивительной уверенностью заметила Вирин. -- Кто бы там ни был, он обязательно начнет убивать здесь и сейчас. Потому что сегодня вокруг Ваи собралось слишком много сладких ему жертв. -- Что значит "кто бы там ни был"? Там ведь девкатр -- и больше никого. Вирин резко обернулась и посмотрела на Сайлу в упор. -- Не искушайте судьбу, услада губ моих. Ответ на этот вопрос может убить вас. x 6 x -- Это, надо полагать, и есть девкатр, -- пробормотал Лагха, отвечая Лорме. -- Как вы думаете, аррум? Эгин лежал в пяти шагах от Лагхи лицом вниз, накрывая телом меч Кальта Лозоходца. Эгин не ответил Лагхе. Наверное, не расслышал вопроса. -- Аррум?! -- настойчиво окликнул его Лагха. Эгин даже не пошевелился. Наверное, без сознания. Лагха наскоро прощупал Эгина Взором Аррума и обомлел. Эгин, аррум Опоры Вещей, был мертв. А что еще сказать о человеке, чье тело оставлено семенем души? x 7 x Девкатр переместился неожиданно. Не перелетел, ибо под полетом человек обычно подразумевает полет птицы или стрелы -- полет вперед, куда указывает клюв птицы или наконечник стрелы -- а именно переместился. Басовито гудящее "ж-ж-ж-ж", несколько неуловимых мгновений -- и девкатр, проскользив боком в сторону, уже завис над вайской площадью, над замершим "ежом" южан, которых удерживал на месте лишь страх, лишивший их последних сил. А там, где девкатр был раньше, осталась лишь дрожь знойного марева. -- Сыть хуммерова, -- ахнула Сайла, позабыв обо всем на свете. -- Да, -- процедила Куна-им-Гир. -- Она самая. -- Отлично! -- щелкнула пальцами Вирин. -- Он выбрал первую жертву! С этого момента события сорвались в головокружительный галоп и едва ли были в тот день хоть одни человеческие глаза, которые воспринимали бы вещи так, как оно свершались в действительности. Подлинная суть вещей открывалась лишь угольно-черным зракам девкатра. Клочья деревянных вайских строений, клочья мертвой шардевкатрановой плоти, тела костеруких и южан, погибших в первой волне высадки -- все разнообразие косной материи в окружности полулиги от панцирной пехоты, сгрудившейся на площади -- пришло в движение, ибо на неживое распространилась власть тонких тканей Изменения девкатра. Пришло в движение и поднялось стеной вокруг обреченного десанта. Один короткий колокол напряженной тишины, нарушаемой лишь ровным гудением девкатра -- и, вспыхнув, словно ворох обрывков рисовой тернаунской бумаги, немыслимое сонмище изуродованных предметов ринуло к центру площади, одновременно с этим закручиваясь в слитный пламенный вихрь. Конец панцирной пехоты, красы и гордости Северо-Восточной провинции. А потом, к огромному неудовольствию Вирин и великому облегчению Адорна, девкатр плавно опустился вниз -- туда, где развеянные в золу и пепел смешались останки всех надежд Ихши -- сына Аффисидаха, солдат и костеруких. Девкатр сложил за спиной крылья и замер в дрожании раскаленного воздуха. -- Заснул, что ли? -- в сердцах спросила Куна-им-Гир у обескураженной Вирин. x 8 x Невесомые пепельно-серые листья, беззвучно облетающие с мертвых деревьев. Сухое дно колодца и не шорох, но лишь ожидание сколопендр, которые приползут прислушаться к тому, как молчит твое сердце. Вечность, которая есть миг, миг, который есть вечность, неразрешимое уравнение небытия. Он закричал и понял, что обречен на безмолвие. Ни звука. Только страх, непонимание, оставленность. Неужели это и есть Проклятая Земля Грем, о которой никогда не говорят вслух? В таком случае -- когда же я проросту? И вдруг... -- Кто ты, воин, проливающий кровь как воду? Он не услышал так. Этот вопрос, сотканный из образов, из чьего-то расплывчатого лица в контражуре листьев смоковницы, из горного водопада, из победного звука, с которым меч находит дорогу меж пластинами чужого панциря, из ножа, холодящего кадык, из женской улыбки в сумраке незнакомой комнаты, из строчки, нацарапанной на глиняном черепке, не был услышан, нет, но был воспринят и понят, да. Но если то, что породило эти образы, можно было назвать голосом, значит, голос был раздраженный, настороженный, но вызывающий необъяснимое доверие. Он ответил: -- Эгин. Назови себя. Он не ответил так. Но образ своей Внешней Секиры, собственное лицо вместе с зеркалом, его отражающим, готовность убивать, которую всегда невольно испытывает рука, возложенная на рукоять меча -- все это ушло от него в пустоту, прежде чем он успел осознать, что не может шевельнуть губами, ибо их нет у него больше. Пустота была глухой и черной, перед которой все его чувства были бессильны. Что-то убило его, убило мгновенно и бесчувственно -- ибо он помнил свое падение от подземного толчка, но был бессилен вспомнить боль или мертвящий металл в своем теле. Хохочущая жаба и удивленный ребенок. -- Ты называл меня Прокаженным, Кухом, Авелиром. А теперь я стал пустотой, облаченной в Измененную плоть. Но прости -- я не верю тебе, Назвавшийся Эгином, ибо я не видел твоей смерти. Докажи себя. Если это действительно Авелир, то он поймет. Черный Цветок -- он не знал как помыслить лучше и помыслил черную розу, -- клятва, зеленые виноградины, "Овель". -- Странно, Эгин. Ты очень непохож на себя. Я, впрочем, наверное тоже. -- Ты видишь меня!!? -- тысяча солнц и тысяча глаз, слитых в одном образе. Самое немыслимое в этой тьме без конца и начала. -- Конечно же вижу, иначе как бы я мог говорить о тебе как о воине, проливающем кровь как воду? -- невозмутимое спокойствие, едва заметная улыбка, дуновение морского ветра. -- И ты сейчас увидишь меня. Колодец не был бездонным. Высоко-высоко наверху появилось слабое нежно-зеленое сияние. Не образ сияния -- но именно само оно как таковое, будто бы Эгин увидел его глазами своего старого доброго тела. Сияние опустилось (или Эгин был поднят Авелиром?) и теперь он смог различить внутри него золотистый силуэт, в котором пробегали крошечные язычки черного пламени. Силуэт, к удивлению Эгина, ничем не напоминал саламандроподобного эверонота. Авелир выглядел словно среднего роста и среднего же возраста человек, набросанный несколькими уверенными штрихами тернаунского художника-каллиграфа. -- Это и есть ты? -- Да, это и есть истинный я. -- Но ведь ты не человек, а выглядишь как... -- Не вполне верно. Семя души у меня, о невежливый Эгин, совершенно человеческое, как и у всех эверонотов. А вот мое саламандровое обличье -- это плата нашего народа за спасение в войне Хуммера и Лишенного Значений. А вообще -- ты бы на себя посмотрел. По тебе какая-то черная трещина змеится от левой пятки до правого уха. -- Что-о?! Какая трещина, я ничего... -- Эгин воспринимал зрительно лишь семя души Авелира. Себя же он не видел вовсе. Словно бы был совершенно прозрачен для собственного взора, хотя какой может быть "взор" без глаз? Правда, Взор Аррума... -- Правильно, ты видишь только меня, а вот я -- и себя, и тебя. Не забывай, я все-таки и при жизни мог несколько больше. А вообще -- хватит болтать. У нас мало времени. Что значит "довольно болтать" и "мало времени"? У них что -- есть какие-то другие развлечения до того момента как Пути Пустоты вынесут их души в Земли Грем, где их личности сотрутся вместе с памятью о прожитой жизни? Эгин так и спросил. -- Довольно болтать -- это значит что пора действовать, -- отрезал Авелир. -- Сейчас я постараюсь воздействовать на эту крылатую тюрьму чтобы ты понял о чем я говорю. x 9 x Напряженное ожидание. Вирин молча смотрела на сложенные крылья девкатра в дальноглядную трубу, а Куна-им-Гир нервно постукивала по бронзовому поножу коротким тупым мечом из безупречно отполированного металла, который служил ей вместо некогда принятого в варанском флоте командирского жезла. Сайла исс Тамай не отваживалась нарушить их молчание. Ото всей души она желала девкатру сдохнуть на месте, грозным "черепахам" южан -- всем скопом пойти ко дну на ровном киле, а себе -- проснуться в своей княжеской постели рядом с Лагхой Коаларой. Но нет. Вздымая клубы пепла и пыли, девкатр вновь взмыл вверх, в то же время поворачиваясь вокруг своей оси так, что его голова через пол оборота оказалась обращенной прямо на "Лепесток Персика". -- Подавай "готовность"! -- выпалила Вирин. Куна-им-Гир вздрогнула всем телом, словно ей за шиворот упал паук, и воздела вверх свой офицерский меч. В нем послушно блеснуло утомленное послеполуденное солнце месяца Гинс. Разом взвизгнули флейты в руках мужчин, стоявших на флангах разбитого на два прямоугольника строя лучниц Гиэннеры. Четыреста Стражниц в одном слаженном многоруком движении извлекли стрелы из колчанов. Первая шеренга зарядила луки красными стрелами, вторая -- желтыми, третья -- зелеными, четвертая -- ядовито-синими, пятая -- черными. Теперь они были полностью готовы к Танцу Ткачей. -- Неужели они дострелят? -- не удержалась Сайла. Она мало смыслила в военном деле, но все-таки несколько раз вместе с покойным князем присутствовала на стрелковых состязаниях и знала, что стрелу больше чем на пятьсот шагов никак не пустить. А до девкатра на глаз было больше двух тысяч. -- Этими стрелами -- да, -- не без гордости заявила Вирин. -- Чего мы ждем? -- осведомилась через плечо Куна-им-Гир. -- Все готово, пора начинать. Вирин подошла к ней и, нежно поцеловав в шею, проворковала: -- Потерпи немного и ничего не бойся. Он пока лишь смотрит на нас. Мы успеем всегда. x 10 x Если дух и душа не есть одно -- значит, у Эгина захватило дух. А если все же одно -- значит, образ духа. Он видел. Он снова видел. И не смрадные болота Проклятой Земли, и не благоуханные долы Святой Земли, а привычный мир Солнца Предвечного. Но видел не так как раньше. Море -- невесомое, прозрачное до самого дна, будто бы это не вода, а едва замутненный сизой дымкой воздух. На его поверхности парит гармоничное сооружение, о котором Эгин доподлинно знает, что оно мертво, но когда-то состояло из множества безмолвных живых существ, именуемых кедрами. А в центре сооружения -- смертельная опасность. Там бьется и пульсирует неведомая сила, готовая в любой момент получить свободу и сокрушить его новое тело. Да, сооружение мертво, но живы его повелители. А правее сооружения -- большая группа черных чечевицеобразных монстров и их тощих коричневых спутников. Эти гораздо уродливей, но зато они безопасны, и этим сразу же вызывают у Эгина симпатию. Где-то "за спиной" и в то же время внутри него заговорил Авелир: -- Кое-что получилось. Ты видишь, но, увы, твое восприятие уже сильно Изменено материей девкатра. Боюсь, трещина в твоем семени души отнюдь не случайна. Последнее Эгин оставил без внимания. -- Девкатра?! -- Да, мы с тобой теперь вдвоем одухотворяем одного девкатра, как двое мужиков на ярмарке изображают одну корову, олух ты аррумский! -- на Эгина вывалился полный мешок издевательских образов. Среди них особенно впечатляла матерчатая лупоглазая кукла, на лбу которой было написано тушью: "Эгин, аррум Опоры Олухов". Авелир тем временем продолжал: -- Дело в том, что девкатры с тех пор как они Изменились -- твари совершенно неживые и уж заведомо безмозглые. Они -- как бы ловушки и мучители человеческих душ. Правда, как я понимал раньше, одному девкатре положена одна душа. Теперь оказалось -- можно и две. Точно не знаю почему, но скорее всего из-за того, что мы оказались в жерле Черного Цветка и семена наших душ, подхваченные Путями Силы, вошли в плоть рождающегося девкатры. Я вот только не понимаю, как смог попасть сюда ты, если тебя никто не убивал. Эгину было немного обидно за "аррумского олуха" и он, припомнив как называла его в прошлом году живущая-вне-плоти Тара, сказал, желая впечатлить Авелира своей сообразительностью: -- Наверное, потому что я человек Пестрого Пути. Как не странно, это действительно впечатлило Авелира. -- Откуда ты знаешь про Пестрый Путь? -- к неприятному удивлению Эгина, надо всем властвовал созданный Авелиром образ глухой железной стены. -- От бесплотной Тары, одной из Говорящих Хоц-Дзанга. -- А, Говорящие Хоц-Дзанга, -- в образах Авелира, перенасыщенных засохшим шиповником, Эгин уловил что-то сродни облегченному вздоху. -- Хорошо, оставим все это. Теперь, зная что ты смотришь на мир глазами девкатра, который висит сейчас над сожженной Ваей, ты понимаешь, что это за гармоничное сооружение, в котором тебе видится одна лишь опасность, и что это за стечение уродов западнее его? -- Уроды -- это "черепахи" и галеры южан. А вот этот одинокий корабль... Наверное, к южанам подоспела подмога. Какой-нибудь секретный плавучий монстр, который оснащен при помощи Ибалара смертоносным оружием. -- Продолжим, -- Авелир словно пересыпал сухой песок из ведра в ведро. -- К твоему сведению, до того как начать разговор с твоей исключительно странной и, честно признаюсь, местами настораживающей тенью, я, воспользовавшись могуществом нашего нового тела, сжег за пять коротких колоколов две тысячи панцирных пехотинцев Хилларна. И, раз уж выпала такая редкая возможность, я намерен продолжить искоренение скверны, пока свет моего семени не угаснет окончательно. Тебе вопрос, ученик. Кого нам избрать следующей жертвой? Слишком много всего навалилось... Вспомнить хотя бы собственную смерть... И вот, неожиданно -- такое могущество. Мнилось, что все кончено, что южане займут Медовый Берег и выгребут весь мед, а теперь оказалось, что он, Эгин, еще может победить. "Тайный советник Йен окс Тамма спасает вверенный ему уезд от вторжения", -- неплохое полотно для кабинета вайского градоуправителя. Интересно, как девкатр смотрится со стороны? -- Отвечай на вопрос, ученик. Кого нам избрать следующей жертвой? -- напомнил Авелир о своем существовании образом молота, чеканящего по бронзовой плите слог за слогом вопроса. -- Того, кто опаснее всего. Флагмана южан. Самый крупный корабль, стоящий в стороне от других. Суковатый учительский посох обрушился на бритую голову, принадлежащую... ему, Эгину! -- Ответ неправильный, ученик. Во-первых, потому что на этом корабле знамена Варана и Аюта, которых твоя треснувшая душа не видит. Не понимаю, правда, при чем здесь Варан, но факт есть факт -- корабль явно дружествен Своду Равновесия, а для Медового Берега ваши костоломы во главе с Лагхой все же лучше, чем костоломы южан. Во-вторых, ответ неправильный потому что на палубе корабля изготовились к стрельбе лучницы Гиэннеры. Это -- верная гибель девкатру. Стоит его Измененной плоти погибнуть -- и наши души, подхваченные Ветрами Пустоты, уйдут из мира Солнца Предвечного. И обе -- в Проклятую Землю Грем. x 11 x Как и в первый раз, девкатр совершил свое перемещение с быстротой молнии. -- Я же говорила, -- облегченно ответила Вирин и вновь поцеловала Куну-им-Гир в шею. Та подала своим мечом команду "разрядить луки", затем резко повернулась на каблуках и ответила своей подруге долгим благодарным поцелуем. -- Ты мудра, -- улыбнулась Куна-им-Гир, чуть отстраняясь и вновь подставляя свои уста устам Вирин. Сия идиллическая пара имела удовольствие целоваться на фоне "черепахи" южан, которую быстро раскаляло докрасна огненное дыхание девкатра, зависшего над ней буквально на высоте вытянутой руки. Соседние "черепахи" пытались спасти свою сестру по несчастью, обрушив на девкатра десятки фонтанов "темного пламени". Но то, что совсем недавно прошло против шардевкатрана-гусеницы, было взрослому девкатру-бражнику за ласковый дождик. Огонь хлестал по крыльям, по сегментированному тулову, по глазам девкатра, но он был неуязвим и лишь гудение его стало громче, басовитей и настырней. Железный дом южан полностью потонул в густом молочно-белом паре, из которого то и дело доносился грохот разрушающейся обшивки, а после раздался один громоподобный булькающий звук -- и все. "Черепаха", изощренное чудо кораблестроительного искусства южан, считавшееся неуязвимым (для любого оружия в мире, кроме, разумеется, "молний Аюта") и, следовательно, непотопимым, благополучно отправилась ко дну, унося с собой четыреста воинов, матросов и обслуги стволов-огневержцев. А девкатр уже сменил позицию и завис над соседней "черепахой"... x 12 x Дышащее жаром брюхо девкатра с поджатыми к нему суставчатыми лапами теперь было прямо у него над головой. "Все погибло!!!", -- беззвучно возопил Адорн, изо всей силы обрушив до боли сжатые кулаки на перила мостика. До последнего момента он надеялся, что судьба улыбнется ему, что девкатр сменит гнев на милость, направив свою мощь против проклятого аютского парусника, или же уйдет вглубь Медового Берега, или же просто сгинет как ночной кошмар -- но нет. Адорн был обречен на надежду памятью о гневе Желтого Дракона. Адорн не мог отступить -- он мог только победить или погибнуть. И еще Адорна поддерживала уверенность в том, что ужасный Аффисидах, который сегодня поутру обнаружил свой истинный нечеловеческий облик и назвался Ибаларом, смог одержать победу там, на берегу. Значит, думал Адорн, Аффисидаху-Ибалару будет по зубам и девкатр. Так или иначе, теперь уже было поздно что-либо приказывать. К Адорну внезапно пришло удивительное спокойствие и он сел на палубу, подняв взор к злым небесам, затянутым багровой смертью. Так вот значит что видел капитан той "черепахи"... Внешний мир словно бы растворился в зыбкой пелене, замкнувшейся грандиозным малиновым пузырем вокруг "черепахи". Железные листы обшивки словно бы пропитались едва ощутимой вибрацией, которая, казалось, проникает в самую суть вещества, заставляя его мельчайшие частицы трепетать с несвойственной им скоростью и тем стремительно нагреваться. Сидеть на палубе стало совершенно невыносимым. Адорн вскочил на ноги. Скоро загорятся подошвы сапог. Мокрый насквозь от пота, Адорн решительно выхватил из ножен почетный кортик Левого Крыла. Да, он примет смерть воина, а не окуня на раскаленной сковородке. Адорн взял кортик обеими руками и прикоснулся его острием к своему горлу, примеряясь. Бить надо наверняка, иначе, если рана окажется не смертельной, останешься при сознании и умрешь как окунь, да еще вдобавок и зажаренный в собственной крови. Интересно, есть ли такие блюда у каких-нибудь народов? Может, у смегов? Адорн примерился еще раз. Он тянул время. Где-то в самом глухом, самом запыленном закутке его сознания еще теплилась надежда на всемогущего Аффисидаха, на чудо, на Солнце Предвечное, на этого варанского Шилола в конце концов, Шилол бы его разодрал! Адорн в последний раз глубоко вздохнул и отвел кинжал подальше. Краем глаза он видел как десятки солдат, в отчаянии застывших на палубе, не решаясь броситься в кипящую воду, собираются последовать его примеру, обнажив короткие абордажные клинки. В такие моменты всегда тянет на какую-нибудь громогласную глупость. Но вместо "Тысячу лет здравия, вечность славы -- императору!" глотка Адорна от волнения породила лишь спазматический кашель. А когда он, перегнувшийся пополам, вновь распрямился в полный рост, девкатра над "черепахой" больше не было. На палубе истошно вопил молодой солдат, поспешивший неудачно заколоться прежде своего командира. <...............................................> <...............................................> <...............................................> (c) Александр Зорич, 1997 -------------------- ВСЕ ТЕКСТЫ ЗОРИЧА, ВСЕ О ЗОРИЧЕ, КАРТЫ И ХАМЕСТИР http://zorich.enjoy.ru ? http://zorich.enjoy.ru БИБЛИОГРАФИЯ 1. А.Зорич. Знак Разрушения (роман). -- М., ЭКСМО, 12000 экз. -- 1997 г. 2. А.Зорич. Семя Ветра (роман). -- М., ЭКСМО, 12000 экз. -- 1997 г. 3. А.Зорич. Пути Отраженных (роман). -- М., ЭКСМО, 12000 экз. -- 1998 г. 4. А.Зорич. Люби и властвуй (роман). -- М., ЭКСМО, 10000 экз. -- 1998 г.