ведь когда-то кролик и медведь были равными противниками. Но это просто сказка. Сказка - это не интересно. Гораздо интересней почему некоторые вещи тебя любят, а некоторые нет. - С людьми это тоже интересно. Некоторые люди тебя любят, а некоторые - нет, - вздохнул Эгин. Этот вздох получился настолько многозначительным, что ему стало немного неловко перед Звердой, будто он напрашивается на расспросы. - Я вижу, вы человек с прошлым, - усмехнулась баронесса. Эгин кивнул. Продолжать тему ему не хотелось. Прошлое у него было таким, что рассказать вежественной даме было особо нечего. Разве что про Овель. Но говорить девушке, которую хочешь соблазнить, о своей любви - это уже слишком, милостивые гиазиры! - И в этом прошлом было много женщин, правда? - поинтересовалась Зверда с улыбкой, в которой было нечто соревновательное. - Не совсем правда. - Ну, это уж смотря что понимать под словом "много", - не растерялась Зверда. - Что не понимай. Во время службы у меня не было на девушек времени, - соврал Эгин. - И все-таки, на новичка в этом деле вы не похожи, - о голубой метке, которую Зверда сразу заметила между бровей Эгина, она решила промолчать. - Благодарю, - усмехнулся Эгин, подавая Зверде руку, чтобы та могла переправиться через ручей. Рука Зверды была холодной, почти ледяной, и Эгин поймал себя на мысли, что не прочь согреть ее дыханием. Но, вопреки доводам рассудка, который нашептывал ему разные разности о данном Адагару обещании, он отогнал эту мысль прочь. - Просто это сразу видно: любовные утехи вам надоели. - По чему же это видно? - Вот например, взять хотя бы меня. Я вам немного нравлюсь, совсем чуть-чуть. Но вы не говорите двусмысленностями, не делаете мне скользких комплиментов, не пытаетесь сделать так, чтобы я кокетничала. Это значит, что все это вам уже надоело. Эгин с трудом сдержал безразличный вид. Проницательность Зверды и ее склонность к прямоговорению его поражали с каждой минутой все больше. И даже иногда страшили. Как можно соблазнять женщину, которая чувствует тоньше тебя? Которая все знает наперед? Которой наплевать на условности? - Вы мне действительно нравитесь, - согласился Эгин, стараясь не выказывать смущения, - нравитесь как человек. - Ой ли! - Зверда зашлась в звонком хохоте. - Просто как человек и все? - Ну не просто как человек. Как женщина вы тоже выше всяких похвал. Но ведь я вам не нравлюсь. Почему же я должен говорить двусмысленностями? Это, в первую очередь, не честно. - А вот здесь вы ошибаетесь. Если бы вы мне совсем не нравились, я бы не пришла к вам в тот вечер, когда вы приехали. Просто легла бы спать. А так - пришла. - Как, интересно, вы узнали, нравлюсь я вам или нет, если мы не виделись до того вечера? - Дворецкий вас просто обманул. Я с утра была в замке. Я видела, как вы топчетесь у рва. Тогда я послала к вам дворецкого. - Значит, про Уяз-Намарн вы тоже сочинили? - Нет, не сочинила. И про два дня в седле тоже. И про Шошу, который действительно остался в Уяз-Намарне. - Вы любите своего мужа, госпожа Зверда? - этот вопрос стал сюрпризом не только для Зверды, но и для самого Эгина. - Гм... Шошу? Люблю. Хоть барон и похож иногда на индюка, который считает, что повар кормит его потому, что уважает, хоть он и видит не дальше собственного бородавчатого носа, но ведь другого мужа у меня нет и быть не могло. Приходится любить его, а куда деваться? - Звучит не очень романтично, - не удержался Эгин. - Не очень. Но ведь люблю - это такое слово, все в него помещается: и романтичное, и не очень. Я и на лодке кататься люблю, и смородину люблю тоже. И Шошу люблю. - А вы могли бы полюбить меня? - вдруг спросил Эгин. Во рту у него пересохло от собственной дерзости. Да и от подлости тоже. Зверда долго рассматривала его лицо, словно надеялась прочесть там подсказку. Затем она положила чуткие пальцы обеих рук на плечи Эгину и долго молчала, будто что-то измеряя. И наконец ответила, но теперь без смешинки, как-то озабоченно: - Не исключено. Очень не исключено, что я могу вас полюбить. Зверда молчала и о чем-то напряженно размышляла. Эгин чувствовал всевозрастающую неловкость. Он вдруг увидел себя бессовестным вруном, провокатором, обманщиком. Узурпатором чужой роли. Он бросил косой взгляд в сторону резких шпилей замка Маш-Магарт, таких подлинных, таких невчерашних. И его слова, по контрасту со спокойной правдой, которую источали камни, показались ему слащавей длинной тянучки с тардерской площади Мясников. И Эгин сказал: - Извините меня, госпожа Зверда. Я позволил себе лишнее. Пойдемте, нас уже заждались к обеду. - Пожалуй, и правда ждут, - неохотно отозвалась Зверда. 2 Весь следующий день Эгин не покидал своей комнаты. Завтрак и обед дворецкий оставлял у него под дверью со словами "милостивый гиазир, пропитание!". К еде Эгин не прикасался. Пропитанием ему служили собственные невеселые мысли. Хозяйка замка Маш-Магарт оказалась очень необычной девушкой. И хотя в общем-то к этому он, Эгин, был готов еще от самого Тардера, а в некотором смысле от самого Пиннарина, результат превзошел все самые смелые его ожидания. Зверда была как пламя. Зверда была как снег. Ни любви, ни равнодушия это существо - а о Зверде Эгину почему-то все время хотелось сказать "существо" - вызывать не могло. И в то же время Эгин чувствовал, что в его душе уже начинает бродить некая взрывоопасная смесь из влюбленности и равнодушия. "Хорош Адагар, маг прохиндействующий! Надо же было увлечься такой идеей! Соблазнить Зверду! Да попробуй ее соблазни! Будь она недотрогой - была бы хоть очевидна точка приложения усилий. Или точки. Будь она девушкой широких взглядов наподобие барышни Ели - точки приложения усилий были бы очевидны и подавно. А так - какие могут быть ухаживания? Какое может быть притворство? Как можно притворяться со Звердой, которая фальшь чует за версту? Если бы она была скучающей женой при дураке-муже, все было бы просто..." Об Адагаре ему было вспоминать неприятно. Потому что "Адагар" означал "Лагха", "Лагха" означал - "сделанный человек", "сделанный человек" - "данное обещание", а данное обещание означало, что надо выйти к ужину. Из трапезной доносились звуки лютни и чье-то пение, мелодия была плачущей, зовущей, с неустойчивым, но различимым рисунком, похожим на разводы инея на стекле. Солировало уверенное меццо-сопрано, но на непонятном Эгину языке. "Неужто наша баронесса еще и музицирует плюс ко всем своим совершенствам? Надо будет сделать ей комплимент..." И в этот момент окно резко распахнулось под порывом ветра, двойные рамы звонко стукнулись о стены, но стекло уцелело. Эгина обдало холодным воздухом. Пока он закрывал окно, сквозняк нахальничал в комнате. "Фальмский Толковник", прошелестев страницами, свалился со стола на пол, ваза с набухающей вербой опрокинулась. В эту самую секунду Эгин внезапно принял решение. Нет, он не выйдет к ужину. Следует признать, что баронесса Зверда ему не по зубам. С такими женщинами мог водить шашни только Лагха Коалара, на то он и гнорр. Он, Эгин, разучился иметь дело с женским полом. Зверда - не Лорма Гутулан, и этим все сказано. Поэтому он просто сейчас же уедет в Гинсавер, возьмет белый цветок и скажет Адагару "извини, мне пора". Или ничего ему не скажет. Пусть понимает как хочет. Ведь это Адагар загнал его, Эгина, в ситуацию, когда выбирать приходится из двух подлостей. "А как же Лагха?" - спросил себя Эгин. Но ответ нашелся сам собой. Не так давно, немногим больше полутора лет назад, не кто иной как Лагха отдал своему человеку приказ зарубить Эгина на месте. "Если, отдавая приказ о моей казни, Лагха не колебался, почему я должен колебаться, принимая решение об отсрочке его воплощения?" Он быстро собрал свои вещи и поторопился вниз. Со Звердой он, во избежание эксцессов, тоже решил не прощаться, хотя это было в высшей степени невежливо. Вдруг Эгину представилось, как будет славно почувствовать себя на борту какого-нибудь судна, удаляющегося от Фальма на всех парусах, как это будет славно - перепрыгивать с волны на волну, приближаясь к столице, к Пиннарину. И это решило все. Стараясь не наделать шуму, он выскользнул на лестницу, затем во двор, подошел к конюшне и сам оседлал своего жеребца. Ему повезло - ни дворецкого, ни знакомых слуг он на своем пути не встретил. Видимо, челядь тоже ужинала или, как говорили в Маш-Магарте, вечеряла. - Я уезжаю, - бросил он привратнику, что скучал у ворот. - В добрый путь, барин - сказал тот и что было мочи навалился на кованые створки ворот. Ворота заскрежетали, открывая Эгину путь к свободе, откидной мост начал свое медленное падение над рвом. Там, за мостом, освещенная молодой луной, змеилась узкая дорога - тракт, соединяющий Гинсавер и Маш-Магарт. Он проехал через парк с искалеченными рябинами. Кролики и медведи с барельефов любопытно скосили в его сторону свои малахитовые глаза. Проехал через безлюдную деревню баронессы Зверды, где пахло навозом и отрубями, и в последний раз обернулся в сторону Маш-Магарта. Замок на холме был мучительно прекрасен. От него, казалось, исходило слабое оливково-зеленое сияние. Его шпили, украшенные золоченными фигурками рыб, казалось, бросали вызов самому небу, так дерзко рвались они в облака. Эгин поймал себя на мысли, что готов стоять вот так и смотреть на обитель баронов чуть ли не до завтрашнего утра. И, пожалуй, он простоял бы там еще долго, если бы впереди на дороге не послышался стук копыт. Эгину не хотелось случайных встреч. Но сворачивать с дороги и прятаться в кустах казалось ему совсем глупым. Тем более, его уже заметили. "Самое лучшее - сделать вид, что спешишь по свои делам", - решил Эгин и хлестнул по крупу своего жеребца. Всадник впереди несся во весь опор, его конь был в мыле. К счастью для Эгина, это был не барон Шоша, парадный портрет которого он видел недавно в библиотеке. И не дворецкий, что было тоже некстати. К нему приближался слуга Вэль-Виры. Его лицо было обезображено огромным темно-малиновым родимым пятном, поросшим омерзительными курчавыми волосками, за что и звала его тугая на выдумку гинсаверская челядь Уродом. Перепутать Урода с кем-то другим было невозможно. Видимо, он тоже узнал Эгина. Не доезжая до него двух десятков локтей, он резко натянул поводья и остановил коня. - Вечер добрый, вельмишановный гиазир Эгин, - нараспев проговорил Урод, скидывая шапку. - Добрый и вам, - Эгин тоже притормозил, чтобы поприветствовать слугу. Всем своим видом он, однако, давал понять, что останавливаться не собирается. - Как хорошо, что вы в мою сторону поехали! Не то мыкался бы по замку до вечера. А ведь сказано: в руки передать! - Что передать-то? - Эгину все-таки пришлось остановиться. - Да листа вам гиазир Адагар передавал. - Какого еще листа? - Ну это... письмо! "Этого еще мне только не хватало!" - взвыл Эгин. - А что случилось-то? - А ничего. На словах велели передать, что новостей от вас ожидают с великим нетерпением. - А как я эти новости... сообщу? - А я на что? - возмутился Урод. - Со мной и передадите. Черкнете прямо тут пару буков. "Этот Адагар хуже столичного кредитора. Душу вымотает, зараза, а своего добьется!" - вздохнул Эгин. - Погоди-ка. Эгин развернул письмо. Он давно заметил, что, в отличие от Варана, подавляющая часть доверенных слуг здесь, на Фальме, была неграмотна, причем своим убожеством не тяготилась. В этом были и свои преимущества - например, можно было не запечатывать послания. Да и о самих футлярах для посланий, не говоря уже о почтовых печатях, на Фальме слыхом не слыхивали. Адагар писал вычурно, разлаписто и уверено, как и пристало человеку, чувствующему себя хозяином положения. "Милостивый гиазир Эгин! Довожу до Вашего сведения, что человек, о котором мы с Вами говорили, уже почти готов порадовать Вас своим обществом. В свою очередь желал бы узнать, как продвигается дело, о котором до сих пор вспоминает роща близ Гинсавера. Между тем, имею честь сообщить, что в случае Вашего отказа от оговоренного предприятия тот примечательный лотос, что Вы доверили мне перед отбытием, уже никогда больше не повинуется Вашим словам, увы и еще раз увы. Низко кланяюсь, с наилучшими пожеланиями, Адагар Глиннардский." - Хуммерово семя! - вслух выругался Эгин, складывая письмо. - То-то и оно! - поддакнул Урод, как будто был в курсе. Эгин повернул к нему свое удивленное лицо, будто Урод не стоял рядом с ним все это время, а только что вывалился из небытия. - Послушай, тебе когда ответ велели привезти? - Надо бы шибче. Гиазир Адагар человек благородный, ему быстрый ответ потребен. "Хорош "благородный человек"! Шантажирует, как заправский портовый кидала! А, впрочем, чего ему стоит этот "примечательный лотос" просто взять и выкинуть в какое-нибудь переносное жерлице серебряной пустоты?.. А ведь негодяй клонит именно к этому! И что, выходит, глиняное тело уже почти готово? Или старый обманщик просто врет, чтобы ускорить торжество своей истомленной похоти? С другой стороны, что остается мне, кроме как верить этому разбойнику? Нет, прав был карлик-аптекарь, когда называл Адагара "человек-гнилье"!" Вслед за этим Эгину вспомнилось печальное лицо Лагхи и его душераздирающие шуточки. Вспомнился их последний разговор и те напитавшие последние его месяцы слепые надежды, которые возлагал гнорр на его спасительную миссию... "Что же выходит, из-за своей щепетильности я обрекаю Лагху на смерть, а Овель на вечные мучения со своим подменным мужем?" Это, вроде, было ясно и раньше. Но только теперь, в виду грозного ночного Маш-Магарта, эта ясность стала кристальной и неотвратимой. Где ты, школа подлецов? Мы в твоих стенах взросли, Сыновьям продать отцов - Что поднять берет с земли! Это была эпиграмма Эриагота Геттианикта, которую Эгин помнил еще с Четвертого Поместья. "Ладно "сыновьям - отцов". А каково продать старому слюнтяю девушку, которая тебе нравится?" 3 - О! Гиазир Эгин! - всплеснула руками Зверда, ее глаза радостно сияли. Лютня лежала на лавке рядом с ней. Зверда уплетала кусок пирога со смородиновой начинкой. Кроме нее и двух слуг в трапезной не было никого. - А я уже думала, вы к ужину не придете. Привратник мне вообще сказал, что вы уехали. - Я выехал прогуляться. Нужно было развеяться. - Я так и подумала. А привратник все твердил, что вы с вещами... - Он ошибся. - Вот и я подумала, что ошибся. Я чувствовала - к ночи вы вернетесь. - Сами посудите, баронесса, как бы я уехал, с вами не попрощавшись? - недоуменно возразил Эгин, час назад решивший сделать именно это. Конечно, ему было стыдно говорить то, что он говорил. Но на фоне того стыда, который был выдан ему как бы авансом, за совращение Зверды для Адагара, этот стыд уже не впечатлял, как букашка на шее у буйвола. Когда должен тысячу золотых авров и пятьдесят четыре медных аврика, за пятьдесят четыре медных можно не переживать. Теперь оставалось только врать и выкручиваться до победного конца. - Вот и я так подумала - как можно? Ну да что, садитесь ужинать. - Спасибо, госпожа Зверда, но я не голоден. - Не нагуляли аппетита? - Не нагулял. - Где же вы были? - Проехался через парк, доехал до деревни и повернул обратно. - Ну и хорошо, - заключила Зверда и облизала пальчики, к которым прилипли крошки пирога. - Может, вина выпьете? Оно хоть и терпкое, а согревает. Да и на вкус приятно. - Вина? Почему бы и нет, - согласился Эгин и сел на лавку. Расторопный слуга юркнул куда-то за дверь и вскоре вернулся с дымящимся ковшиком. Вино по фальмской традиции было подогрето со зверобоем и чабрецом. Эгин обхватил ладонями теплую чашку. Прикосновения согретой глины были приятны. Зверда тоже налила себе из ковшика и замолчала, изучая Эгина своими умными блестящими глазами. Эгин знал: молчать - значит выдать свой стыд, свою историю. Он, очертя голову, бросился в беседу. - Это вы играли на лютне, госпожа Зверда? - Я. И пела тоже я. - У вас хороший голос. И мотив такой глубокий, очень необычный. - Мотив действительно необычный. Мои предки считали, что при помощи этой песни можно позвать северный ветер. - Вот как? - Эгину вдруг вспомнилось, как внезапно, под напором ветра распахнулось его окно, как с гулким стуком шлепнулся "Фальмский Толковник". - Ага, - подтвердила Зверда и лукаво посмотрела на Эгина, словно догадалась, о чем тот вспомнил, и ждала его реакции. Но реакции не последовало. Эгин молчал. Зверда повернулась к слугам и жестом приказала им удалиться. Те мгновенно исчезли, бесшумно прикрыв дверь. Эгин успел заметить - авторитет баронессы в замке был непререкаемым. Одного ее взгляда иногда хватало, чтобы все было понятно без ненужных расспросов. - Я хотела, чтобы ветер позвал вас на ужин, - шепотом поведала Эгину Зверда. "Пожалуй, будет лучше, если я обращу все это в шутку!" - решил Эгин. Он нашел в себе силы улыбнуться. Улыбка вышла кривой и неискренней. Конечно, было бы правильней в его положении спросить Зверду что-нибудь вроде "Значит, вы за мной соскучились?" Слуг ведь все равно не было поблизости, значит, можно было не опасаться, что кто-нибудь донесет о его вольностях Шоше. Но язык не слушался Эгина. Двусмысленности, казалось, не желали слетать с его губ ни за какие блага мира. - Песня была хороша, только вот ни одного слова я не понял, - сказал Эгин, старательно изображая заинтересованность. - Это древнефальмский? - В каком-то смысле да. Слова песни написаны на языке гэвенгов. - Это и впрямь объясняло бы все, если бы я только знал, кто такие гэвенги. - Гэвенгами называется народ... точнее, раса... которая некогда населяла Фальм, да и не только Фальм. - Первый раз об этом слышу, - честно признался Эгин. - Не удивительно. Но ведь это только предания. Может, никаких гэвенгов и не было на самом деле, - Зверда загадочно улыбнулась. - Послушайте, Зверда, - вступил Эгин, к счастью для себя припоминая что-то уместное, - а гэвенги это не то же самое, что феоны? Густые брови Зверды взлетели на лоб, а ее глаза недоуменно округлились. Все лицо баронессы выражало негодование. - Что вы!? Это же совершенно разные вещи! Феоны - это подлая раса сердцеедов, отравителей разума, похитителей и заклинателей жизненной силы, раса воров и паразитов. Иное дело гэвенги - благородные повелители живых форм, друзья животных и птиц, народ, ведающий сказы леса и вод... Вдруг Зверда прервалась, словно сочтя, что сказала достаточно. - Я вижу, вы хорошо знакомы с вопросом. - Не очень-то, - отмахнулась Зверда. - Это, собственно, все, что я знаю. А откуда вам известно про феонов? - Вы будете смеяться, но когда-то мой друг Онни читал книгу под названием "Эрр окс Эрр, истребитель нежити". Однажды я выхватил пару страниц. Я ждал Онни у него в гостиной и, чтобы скоротать время, открыл. И сразу наткнулся на каких-то злоумышляющих феонов... Я думал, это вымысел, оказалось - нет. Может, просто совпадение? Бывает же! - Действительно, бывает же! - отозвалась Зверда. - Ну что, слышали вы шум моря? - Признаться, нет. Я так выматывался в предыдущие дни, что ночами спал, как убитый. Думаю, если бы вы звонили в пожарный колокол, я бы и то не проснулся. - В Маш-Магарте нет пожарного колокола. - Вот как? А если пожар? - Пожара здесь быть не может. Замок надежно заговорен от пожаров еще моей пра-пра-бабушкой. Да и потом, Маш-Магарту суждено погибнуть от воды, а не от огня. - Откуда такая уверенность? - Есть такое предсказание, - убежденно сказала Зверда и подтянулась поближе к Эгину, изящно скользя задом по до блеска отполированной лавке. Теперь Зверда сидела совсем близко. Так близко, что можно было различить мельчайшие ветвления орнамента, которым была расшита широкая горловина ее платья, с точностью до пыльцы на цветочном пестике. Волосы Зверды на сей раз не были заплетены в полюбившиеся Эгину косицы. Они были просто распущены по плечам, самая смелая прядь сидящей баронессы доставала до пола. И выглядело бы это совсем уж по-крестьянски - Эгин привык, что благородные дамы либо обрезают свои косы на уровне скул, либо хлопочут о сложных прическах - если бы не обруч, которым были схвачены волосы с пробором посередине, обруч, сплетенный из серебряных и золотых нитей, на каждой из которых то там то сям были нанизаны ограненные тысячей граней слезы желтого хризолита. Виной ли тому хризолиты, или освещение трапезной, но от обруча, казалось, исходило то же колдовское оливково-зеленое сияние, какое исходило и от всего Маш-Магарта, увиденного Эгином сегодня в сумерках. Зверде, очевидно, нравилось быть красивой. Поймав на себе изучающий взгляд Эгина, она улыбнулась одними глазами. Эгин отвернулся. Видеть в прямой досягаемости объятия красоту сидящей рядом и в то же время такой недоступной баронессы было просто невыносимо. Вдруг Эгин почувствовал, что сейчас заплачет от отчаяния. Признаться себе в том, что Зверде удалось пробудить в нем нечто вроде влюбленности, он стеснялся. Разве бывает влюбленность по заказу? - А что говорит это предсказание? - спросил Эгин, стараясь не дышать, поскольку с каждым вдохом в его легкие попадали частички чудесного запаха Зверды, от которых его тело тихо сходило с ума. - Оракул говорит, что в день судеб Маш-Магарта его затопит море. К счастью, это будет не скоро. Может, через тысячу лет. А может, даже больше. - Но помилуйте, Зверда, откуда здесь море? - Эгин изо всех сил пытался увлечься разговором. - Я уже говорил вам, море за тысячу лиг отсюда! - Вы ошибаетесь. Море совсем рядом. Но это не совсем то море, по которому вы плыли из Тардера в Яг. Это море - там, - Зверда показала пальцем в потолок трапезной. Ресницы у Зверды были такими тяжелыми, такими длинными! - Там? - переспросил Эгин, словно во сне. - Там, - утвердительно покачала головой Зверда. - Только для вас, варанцев, это ведь все равно ничего не значит! "Для вас, варанцев..." - повторил про себя Эгин и вдруг со всей остротой осознал, что ведь и Лагха был любовником Зверды. Он тоже был варанцем. И ему, возможно, Зверда тоже говорила "для вас, варанцев". "Овель... теперь Зверда..." Развивать эту многообещающую мысль Эгин не стал. "Главное, что эта самая Зверда может быть и есть та колдунья, что развоплотила гнорра. Может, именно из-за нее мне пришлось вытерпеть все, что было. Какая теперь может быть страсть? Какая приязнь?" Какое-то новое ощущение безрезультатности этой долгой борьбы буквально подкинуло его к потолку. Он встал. Зверда подняла на него свои большие зеленые глаза, ища объяснений. - Не держите на меня зла, баронесса, но мне нездоровится. Я хотел бы вернуться в свою комнату. Разумеется, с вашего позволения, - произнес Эгин заплетающимся языком. - Мое позволение у вас уже есть, - Зверда потянулась за новым куском пирога. ГЛАВА 11. СИЯТЕЛЬНАЯ В БЕЗОПАСНОСТИ "Говорлив, пытлив и склонен к прожектерству. Вероятный предел должностного роста: пар-арценц, гнорр." Из личного листа рах-саванна Сонна Архив Свода Равновесия 1 Столько занятых неотложными делами офицеров Свода в одном месте Лараф видел впервые в жизни. "Теперь хоть ясно, почему Зверда с Шошей так хотели дружбы со Сводом Равновесия. Вот взять всю эту свору - да спустить с цепи! Разорвет в клочья не то что парочку оборотней, но и целую армию." "Смотря какую армию", - следовало бы добавить внутреннему голосу Ларафа, но он не страдал раздвоением личности. Провинциальный выскочка упускал из виду, что операция по сути была неудачной. И что такие боевые потери в Своде за последние сто лет случались только один раз - во время Цинорской кампании. Но его это не заботило. Сейчас Лараф вновь был на подъеме. Теперь, когда "Семь Стоп Ледовоокого" приятно холодили его ладони, он чувствовал не просто уверенность, и раньше возникавшую всякий раз, когда он брал в руки свою подругу. Лараф чувствовал вкус чужой смерти. Самозванный гнорр, прошедший боевое крещение, впервые подумал, что экспедиция против фальмских оборотней может стать не просто тяжелой повинностью на службе у баронов Фальмских, но и достойным увеселительным предприятием. В конечном итоге, о чем-то подобном он мечтал еще в скучные годы отрочества, когда слонялся по окрестностям Казенного Посада с травинкой в зубах. Лараф отошел в сторонку и открыл книгу. Он искал в подруге участия и нежности. После окончания операции оцепление вокруг Башни Отчуждения не сняли и даже усилили. Факела - теперь это были обычные, традиционные изделия с красно-оранжевым пламенем - горели повсюду, куда только доставал взор. Сама Башня и внутри и снаружи была иллюминирована так, словно в ней собирались дать бал в честь наследника харренского престола. Внутрь оцепления не должен был проникнуть ни один посторонний. Понятие "посторонние" в таких операциях распространялось не только на гражданских, но и на Внутреннюю Службу, и на армию, и на флот вплоть до Первого Кормчего. Поэтому даже останками погибших, даже уборкой кирпичного боя и обломков мебели занимались исключительно офицеры Свода. Эрм-саванны методично обходили все закоулки Башни со Зраками Истины. Их сопровождали поводыри животных-девять из Опоры Безгласых Тварей и - на всякий случай - стрелки и мечники Опоры Вещей. Искали двузеркальные ловушки, жуков-мертвителей, летучие яды замедленного испарения, а также - вероятных сообщников Сонна, людей и не только. В каждую группу входил аррум, готовый изничтожить любую скверну. Или инвентаризовать, укрыв ее в недрах своего сарнода - в зависимости от того, что за скверна, и нет ли в ней пользы для Князя и Истины. От человека, который почти подчистую выкосил три плеяды, сложил целую гекатомбу безгласых тварей, прикончил аррума Опоры Единства и чуть было не убил последовательно гнорра и пар-арценца Йора, можно было ожидать любых неожиданностей. Пока что нашли не так уж и много. Но для Йора картина была ясна полностью, во всех значимых деталях. А именно: Сонну помог "вестник", шептун, одно из бесплотных существ, до землетрясения населявших Комнату Шепота и Дуновений. Башня Отчуждения ответила на все вопрошания пар-арценца Опоры Единства. И только гнорр, его поведение и смысл странных намеков фантомного образа Сонна оставались для Йора неприятной загадкой. Пар-арценц поглядел на своего гнорра, который прогуливался по берегу в отдалении, разглядывая ту самую книгу, из-за которой все они едва не погибли. Если бы не строгий приказ гнорра - щадить Сонна в тех ситуациях, когда может пострадать книга - мятежный пар-арценц был бы испепелен, и притом неоднократно. Что же это за книга, из-за которой так трясся гнорр? И что все-таки имел в виду Сонн, пытавшийся передать ему, Йору, некоторое сообщение при помощи своего фантомного образа? Задать свои вопросы прямо сейчас? Отложить до завтра? До послезавтра? 2 Скрип гальки под чужими сапогами становился все громче. Пар-арценц Опоры Единства приближался к Ларафу. Самозванный гнорр против своей воли втянул голову в плечи. "Семь Стоп Ледовоокого", с которыми он провозился по меньшей мере десять коротких колоколов, продолжали являть своему хозяину нечто предельно невнятное. Все разделы расплывались разводьями разбавленных цветов, в диапазоне от розового до нежно-желтого. Неужели Зверда ошибалась, неужели образ книги испорчен бесповоротно? Если Йор умнее, чем кажется - он, Лараф, доживает последние мгновения своей жизни. Сейчас прогудит разгневанная сталь "облачного" клинка, голова отделится от тела, бесполезная подруга окрасится багрянцем. Если же Йор не столь проницателен - а на то похоже, - то и в этом случае ему, Ларафу, предстоит крайне неприятный разговор. Как его провести? Как? "Эх, была не была!" Лараф резко захлопнул книгу, повернулся к приближающемуся Йору и громко осведомился: - Как я понял, Сонн приложил все усилия, чтобы оклеветать меня в ваших глазах. Не так ли!? Йор остановился. Затем неуверенно приблизился к своему гнорру еще на два шага. Отвел глаза. Он только что сам собирался задать этот щепетильный вопрос. Но вышло так, что первым спросил гнорр. Инициатива в этом скользком разговоре сразу же была утрачена. - Затрудняюсь ответить, милостивый гиазир. Сонн говорил странные вещи. Их можно интерпретировать двояко. "Потрудитесь представить обе интерпретации", - хотел было прокаркать Лараф, но вовремя спохватился, что на мудреном слове "интерпретация" он, провинциал, скорее всего сломает себе язык. Ограничился лаконичным: - А именно? - А именно: Сонн был уверен, что убил вас. К слову сказать, в этом и я почти не сомневался. А потому пар-арценц, бывший пар-арценц, считал возможным говорить о вас, как о погибшем. Видимо, хотел предложить в гнорры себя, заручиться моей поддержкой, и так далее. Вторая же интерпретация... - Продолжайте. - ...В некотором роде оскорбительна для вас и для всего Свода Равновесия. Дескать, вас "нет больше" неопределенно долго. То есть, прошу прощения, вы - это не вы. Как тот фантомный образ Сонна, который был расстрелян нашими истребителями. - По-вашему, это возможно? Удерживать мой "фантомный образ" так долго? Часами? Днями? - Не берусь судить, милостивый гиазир. - Но вы же уверены, что перед вами человек из плоти и крови, Шилол вас подери!? - Да, милостивый гиазир. Хотя, как мы знаем, абсолютно достоверное суждение могут вынести только Отцы Поместий при участии Знахаря. На самом деле, это была почти шутка. Черный юмор старших офицеров Свода. Отцов Поместий боялись даже пар-арценцы. Йор никогда не отважился бы возбудить против гнорра процедуру полной проверки тождественности личности. Ему пришлось бы ручаться собственной головой, что для подобной процедуры имеются достаточные основания. Когда разговор велся с Отцами Поместий, слова "ручаться собственной головой" не были риторической фигурой. Они просто обозначали вид и размеры платы за ошибку. - Хорошо. Сразу же после фальмской экспедиции вы сможете удовлетворить свое любопытство. "Точно, этот разговор - совершенно лишнее. Не нужно было его заводить! - запаниковал Йор. - Так и до настоящей опалы недалеко!" - Ну что вы, милостивый гиазир! Как вы могли подумать, что я поверю словам человека, который находится вне закона!? Клевете предателя?! Только истинный гнорр Свода Равновесия, то есть вы, могли прибегнуть к столь искусному экспромту с дельфином! Это был ход подлинного мастера: когда уже казалось, что Сонн победил... Лараф, разумеется, не имел к избыточно дружелюбному поведению дельфина ни малейшего отношения. В этой помощи, которая пришла из ниоткуда и сгинула в никуда, он подозревал баронессу Зверду. Впрочем, судя по итогам их недавнего свидания возле отверстой Двери, и могущество Зверды имело пределы. Причем пределы эти были, похоже, достигнуты, а ресурсы баронской резвости - практически исчерпаны. В своей оценке пределов могущества Зверды Лараф был целиком и полностью прав. Что же касается подлинного источника помощи - Ларафу было не по силам угадать его, ибо само имя такового было ему неведомо. Йор пощебетал еще пару минут и наконец завершил свое соло: - ...операцию нужно признать в целом успешной. Осмелюсь ли я просить вас об одной милости? - Осмелитесь. - Позволительно ли мне будет узнать, какие писания вы нашли столь ценными, что ради них сочли возможным подвергнуть опасности воистину бесценную жизнь лучшего из лучших? "Лучший из лучших - это я, - возгордился Лараф. - Складно чешет. Надо будет взять пару-тройку уроков риторики. У Овель? Нет, лучше у Сайлы. Сайла поопытней будет." - В знак своей приязни, я разрешаю вам узнать это самому. Но - под вашу личную ответственность. - Что вы хотите сказать? - Можете без рук остаться. - Мой гнорр шутит. - Нисколько. Держите! Лараф смело протянул Йору "Семь Стоп Ледовоокого". "Ой, лишний разговор! Какой лишний!" - пар-арценц покраснел, побледнел, опять покраснел. Перед лицом гнорра? Проявить малодушие? Никогда! Йор величаво протянул руку, взял книгу, прикинул вес. И открыл. - Эй, кто-нибудь! Да, вы, рах-саванн! Сюда, быстро, четверых с носилками! Пар-арценцу дурно! Лараф усмехнулся, поднял книгу, засунул за пояс. "А работает ведь подруга! И еще как! Может, скоро не только кусаться, но и показывать начнет." 3 Последние сутки смешались для Сиятельной княгини Сайлы исс Тамай в странное варево из недоумения, испуга, усталости, тщетных надежд и настоянного на первых четырех ингредиентах безразличия. Она покинула Пиннарин совсем недавно, оставив столицу на попечение Совета Шестидесяти, Свода Равновесия и своего возлюбленного, несравненного Лагхи Коалары. Поначалу княгиня злилась на гнорра за равнодушие, проявленное к ее отъезду Магом всех магов и Врагом всех магий. Но, поразмыслив немного, Сайла заключила, что им с Лагхой нужно немного отдохнуть друг от друга. Да и вообще, варанскому народу и его правительнице требовалась временная разлука. Насущные нужды первого слишком уж опротивели последней. В уединенном приморском имении к западу от Урталаргиса княгиню ожидали: глубокий сон, целебные воды, морские прогулки на ялике, сухопутные прогулки на бричке, здоровая кухня, немногословная прислуга и гвардейские офицеры. Гвардейцы призваны были спасти Владетельницу Морей от возможных враждебных посягательств, а при необходимости - и от скуки. Обычно это выражалось в различных состязаниях, до которых так падка гвардия всех просвещенных народов. Кто кого перепьет, кто кого перепьет с завязанными за спиной руками, с лимитом по времени, с лимитом по числу глотков и так далее. Раньше предпочитали состязаться в поимевании прислуги, но после двух неприятных инцидентов с Опорой Благонравия решили держаться от греха подальше. Сайла не стремилась к любовной интрижке с кем-либо из гвардейцев, хотя положение обязывало. Но она - небезосновательно - опасалась стукачей Свода и, соответственно, ревности Лагхи Коалары. Тем самым Сайла создавала желаемое из недействительного. Поэтому первый вечер княгиня провела целомудренно: училась стрелять из лука под руководством двух гвардейцев. Офицеры почтительно заверяли княгиню, что через неделю ей позавидуют лучницы Гиэннеры. Сайле, помнившей работу аютских Стражниц под началом Куны-им-Гир и Вирин, хватило честности признаться себе, что это вряд ли. Потом княгиня ужинала, потом засела писать послание Лагхе. Начать хотелось как-нибудь легкомысленно. Вроде "Как ты сам понимаешь, мой голубь, скучать мне здесь не приходится." Княгине стало скучно. Она бросила письменные принадлежности и пошла спать... ...Ошибки не было: грохотала деревянная колотушка, звенела цепь, отчаянно и нервно брехали псы. Кто-то ломился в ворота имения - будто бы не стояли там на часах четверо гвардейцев, которым следовало адресовать тихим, почтительным голосом просьбу отворить калитку для чрезвычайного гонца или кого там принесла нелегкая. Княгиня сообразила, что ее покой могут нарушить подобным образом только в случае настоящей, ненадуманной опасности, и сразу же дернула шнурок у изголовья. Пусть появится прислуга, пусть внесут свечи и одежду, пудру и румяна, пусть, Шилол их раздери, скажут любую успокоительную благоглупость вроде "Опасности нет, Сиятельная. Это гиазир гнорр, в смятенных чувствах. Глаза горят, вихры всклокочены..." Никто не появлялся. Стук тем временем оборвался, вместо него возле ворот послышалась многоголосая брань. Сдавленный вскрик, звон. - Измена! - этот одинокий вопль раздался совсем в другой стороне. Не от ворот, а оттуда, где тремя короткими террасами спускалась к морю сосновая роща. Княгиня склонила голову набок, прислушиваясь. Кажется, где-то очень далеко, в районе верхнего приморского тракта, рокотали голоса и бряцало оружие. Пожалуй, эту немелодическую мелодию можно было истолковать и как звуки битвы. Но что за ерунда, кто с кем может биться посреди Варана? Сайла напоследок истово рванула шнурок вызова прислуги и вылезла из-под балдахина. Она подошла к двери и прикоснулась к изогнутой ручке. Покинуть опочивальню? Или здесь безопаснее? Решение было принято без участия княгини. Дверная ручка бесшумно ушла из-под ее пальцев, наборные панели из драгоценных самшитовых досок сложились гармошкой, тихонько ухнули бронзовые цилиндры, выпуская сжатый воздух. Сайла исс Тамай сразу же оказалась на полу. Пока княгиня свыкалась с мыслью, что не в состоянии закричать от испуга, поскольку ее рот туго затянут чем-то бархатистым, ей осторожно, но очень крепко связали руки, затем поставили на ноги и накинули на плечи ее любимую шубу. Судя по количеству ладоней, которые одновременно трудились над ней, похитителей было пятеро. - Свод Равновесия, Опора Писаний, - прошептали над ухом. - Вам нечего бояться, Сиятельная. Просим следовать с нами. Это избавит и вас, и нас от серьезных неприятностей. В подкрепление этих слов Сайле была предъявлена Внешняя Секира. В коротком проблеске Сорока Отметин Огня княгиня успела разобрать только внушительное "...аррум..." Через полчаса Сайла окончательно уговорила себя, что это похищение, а не покушение. Княгиня не питала иллюзий по поводу Свода Равновесия. Три года назад ее брат Хорт окс Тамай был возведен на варанский престол в результате переворота, вдохновителем и организатором которого являлся Норо окс Шин, верный служитель Князя и Истины, аррум Опоры Вещей. После этого Сайла отлично представляла себе, как и что в состоянии сделать группа заговорщиков из Свода Равновесия ради того, чтобы переставить пару фигурок на иерархической лестнице княжества. Поэтому тот факт, что возглавляет похитителей некий аррум Опоры Писаний, ее не успокаивал, а скорее пугал. С другой стороны, поскольку тот же самый аррум и его подручные имели возможность умертвить ее прямо в опочивальне, Сайла могла надеяться, что живая княгиня представляет для заговорщиков некий интерес. Который, по всей вероятности, связан либо с ее громадным состоянием наследницы Хорта окс Тамая, либо... с начальником всех этих разбойников, Лагхой Коаларой! Эти чудеса рассудительности Сайла исс Тамай проявляла на борту небольшой сорокавесельной галеры, которая уверенно тащилась куда-то в кромешной темноте, при погашенных огнях. Свободного места на этой посудине совсем не было, как и сплошной палубы. Только узкий настил в три доски от носа до кормы. Княгиня сидела на обмотанном веревкой камне, поверх которого аррум галантно положил свою сложенную вчетверо меховую пелерину. Камень являлся запасным якорем, но больше подходил для баластины и наводил на мысли о суровости морского закона и утопленниках, которые с таким грузом на ногах стоят на дне по стойке "смирно". Несколько раз галера бросала якорь. Аррум, кормчий и капитан о чем-то шушукались, а потом весла вновь зачинали свою негромкую хлюпающую песнь. Никаких других звуков корабль не издавал. Уключины и вертлюги были смазаны на совесть, так что с берега, да еще за шумом прибоя, расслышать галеру было совершенно невозможно. Усталость победила. Княгиня Сайла исс Тамай задремала, несмотря на мглистую сырость, несмотря на ужас гражданской войны, которым лучились остекленевшие от недосыпа глаза ее похитителей... ...И снова причиной ее пробуждения стал грохот. Но не удаленный, приглушенный стенами и шторами, а предельно близкий, воспринимаемый не одними только барабанными перепонками, но и телесно - всей кожей, всем телом. Княгиня широко распахнула глаза и громко вскрикнула - ее рот был наконец избавлен от кляпа. В свете восходящего по левую руку солнца Сайла исс Тамай увидела Урталаргис, его маяки и форты, пристани и дома из знаменитого голубого кирпича, длинную колбасу Рыбного Привоза и сахарную голову местного Свода Равновесия. Стародавняя столица Варана почти не пострадала во время зимнего землетрясения - это княгиня, обычно безразличная к подобным пустякам, хорошо усвоила после многочасовых слушаний в Совете Шестидесяти. Однако, сейчас на одним из фортов расползалась серая шапка дыма, а некогда белоснежный бок Свода Равновесия, ободранный до самого хитросплетения внутренних шахт и коридоров, был закопчен во всю ширь. Несколько приморских кварталов, где в красивых особняках с колоннами селились крупные судовладельцы и старшие морские офицеры, представляли собой сплошную полосу разрушения. Кое-где потрудился огонь, в других местах - мастеровые с кайлом и молотом. В следующее мгновение Сайла поняла, что ажурное сооружение рядом со Сводом, принятое ею поначалу за строительные леса, на самом деле является громадной осадной башней, гигантом с десятком рук - штурмовых мостиков, и тремя фаллосами таранов. Последние, со всей определенностью, и были ответственны за подпорченную внешность всеми уважаемого заведения. Новый каскад невыносимо громких звуков переключил внимание княгини на предметы не столь удаленные. Слева и справа от их галеры тянулись цепи неуклюжих, но вместительных барок, предназначенных для транспортировки лошадей и тяжелых военных механизмов. Но сейчас эти стосаженные плоскодонные корыта были нагружены отнюдь не лошадьми. Груды кирпичного боя и черепицы, камни, колонны и гранитные блоки составляли основную часть их груза. Кое-где можно было видеть пакет свинцовых кровельных листов, примотанных канатами к грандиозному дубовому столу, или обросший якорь, на лапы которого наколот ореховый буфет. Были еще мешки с песком, связки бревен, утяжеленные балластом из железоплавильной выбраковки, и старый оружейный лом. Вторую линию составляли сторожевые галеры урталаргисской флотилии. Некоторые стояли неподвижно, ожидая своей очереди. Другие вытравливали якоря, третьи - отползали назад после сделанной работы. Галеры трудились над закупоркой урталаргисского порта. Вот худая севрюга с налитыми карминовой кровью глазами над рылом-тараном оглашается барабанным боем. Весла бьются, как плавники в предсмертной агонии. Но галера жива, она мчит к своей жертве все быстрее. Затем - удар, треск, и вода с довольным урчанием овладевает внутренностями очередной барки, которой назначено стать преградой для десанта неведомого супостата. Не все тонули на ровном киле. Некоторые заваливались на борт, другие круто пикировали под воду кормой вперед, одна барка разломилась надвое. Вся эта возня и порождала тот светопреставленческий грохот, который разбудил и перепугал княгиню. - Сиятельная, прошу вас, поприветствуйте ваших верных подданных. Слова принадлежали арруму Опоры Писаний, главе похитителей. Он указывал на выстроенных вдоль борта ближайшей сторожевой галеры разномастных вояк. Те пожирали глазами пассажирку проползающего мимо них суденышка. Сайла почла за лучшее сдержанно улыбнуться и сделать приветственный жест ручкой. - Княгиня, Свобода, Любовь! - с нежданным воодушевлением заголосили в ответ. Эту формулу подхватили и экипажи других кораблей. Также слышалось: "Отечество или смерть!" и "Упыри не пройдут!" - Извольте объяснить, что происходит, - потребовала Сайла. Тот церемонно поклонился и приложил руку к груди. - Полчаса терпения, Сиятельная. 4 Если бы не пара темных пятен на полу, апартаменты коменданта Приморского форта произвели бы на Сайлу самое отрадное впечатление. Что ж, две вполне сносных комнаты, столовая и спальня, щедрый вид на море, обстановка и картины маслом на обтянутых ситцем стенах - это куда приятней, чем обморочно темные крысятники тюремных подвалов. - Мы в самом лучшем из безопасных мест в Урталаргисе, - заверил аррум, оставляя княгиню наедине с сервированным на двоих завтраком. Не успела Сайла задуматься над тем, для кого предназначен второй прибор, как в столовую вошли трое человек, на первый взгляд - ничем не примечательных. Один из них изучил помещение и его содержимое, в том числе и княгиню, при помощи Зрака Истины, второй поставил на стол два ветвистых канделябра на двенадцать свечей каждый, третий закрыл ставни на окнах-бойницах и снял пробу со всех блюд. Затем он стал в углу, скрестив руки на груди и глядя поверх головы Сайлы на копию знаменитых "Коней Югира" кисти Хокома Младшего. А двое других вышли и вернулись через минуту с одноместным закрытым портшезом. Кожаный верх портшеза разошелся в стороны, превращаясь в плотную сборку складок, как кожа на шее магдорнской черепахи. И Сайла исс Тамай увидела синюшное лицо Сонна, пар-арценца Опоры Писаний. - Здравствуйте, Сиятельная. Поздравляю с благополучным прибытием в столицу княжества Варан. - Здравствуйте, Сонн... Чуть помедлив, Сайла добавила: - В бывшую столицу, пар-арценц. - В столицу, Сиятельная, - ровная линия губ Сонна преобразилась в неправильный ромб: пар-арценц улыбался. - Где князь - там и столица. Разве вы не помните? Правовые принципы не очень добрых, но очень старых времен княгиня помнила. Десять веков назад Варан представлял собой разбойничью вольницу, в которой любой главарь дружины с десятком лодей под своим началом имел амбиции претендовать на громкий титул князя. Сильнейшего из соперников перипетии междоусобных войн и грабительских походов могли зашвырнуть куда угодно - в Урталаргис, в Ортенгис (впоследствии стертый с лица земли), в Вергрин, а то и в харренские колонии Варана - Таргон, Ласар, Монт. "Где князь - там и столица", - это сказал однажды Вела Бронзовый Бык, когда мятежные вассалы изгнали его из Урталаргиса. Крылатая фраза родилась в геометрическом центре моря Фахо. - Вы хотите сказать, пар-арценц, что эпоха Бронзового Быка возвращается? - Да. И мы с вами - единственные люди, располагающие достаточными знанием и властью, чтобы остановить распад государства. - Несносная мужская демагогия, - вздохнула Сайла. - То же самое некогда говорил мой брат Хорт, передавая слова этого разбойника Норо Шина. - Окс Шина, - машинально поправил Сонн. - Вы правы, оставим пустые фразы и перейдем к фактам. Первейший, несомненнейший факт - это замечательная петушатина по-цинорски, которая ожидает нашей благосклонности на этой жаровне. Из-под гравированной лилиями крышки бронзовой посудины, водруженной на компактную настольную жаровню, раздалось приглушенное кукареканье. Затем лилии всколыхнулись, их лепестки один из другим сморщились и опали, а вместе с ними исчезла и сама крышка. Из посудины выскочили два красавца-петуха на тощих ногах, украшенных длинными острыми шпорами. Они сшиблись друг с другом прямо посреди стола, теряя огненно-рыжие, изумрудные, иссиня-черные перья и расшвыривая во все стороны рубиновые капли крови. "Ой!", "ай!" или "ух ты!" - вот чего никак не могла решить Сиятельная, а тем временем петухи разбежались в разные стороны и издохли. Один - в тарелке у Сонна, другой - в тарелке у Сиятельной. - Я решил, что на сегодняшнем завтраке пища должна подаваться сама. Мне бы хотелось, чтобы наш разговор происходил без свидетелей, поэтому мы не сможем позволить себе роскошь в виде прислуги. Сайла с трудом оторвала взгляд от окровавленного петуха, свесившего голову едва ли не до самых ее колен, и поглядела на пар-арценца. - Вы мне прислуживать не можете, ибо это не отвечает вашему рангу. А я сейчас чересчур неловкий слуга. Сонн похлопал себя левой рукой по правому боку. Только теперь Сайла сообразила, что правой руки у пар-арценца... просто нет! Она не скрыта в складках плаща и не заложена за спину - как иногда любили сиживать церемонные офицеры Свода. - Да, - кивнул Сонн. - И более того - у меня раздроблены оба бедра. Стрелой. Четырехлоктевой. Выпущенной по приказу гнорра Свода Равновесия, так называемого Лагхи Коалары. При этих словах пар-арценца оба петуха стремительно преобразились и стали тем, чем и должны были быть: обворожительно вкусными, румяными, горячими каплунами, жареными на трех маслах, притушенными в семи винах, сдобренными двадцатью тремя приправами Юга. - Я говорю "так называемого", ибо два существа, которые недавно завладели телом Лагхи Коалары, имеют с подлинным гнорром не больше общего, чем мороки бойцовых петухов с жирными каплунами в наших тарелках. - Это... можно есть? - Конечно, конечно! Ни в чем себя не стесняйте, Сиятельная. Вам стоит только указать взглядом на блюдо или напиток - и они тотчас же окажутся рядом с вами. Я думаю, вы испытали немало волнений этой ночью, вам нужно хорошо закусить. А я тем временем, с вашего позволения, перейду к фактам иного свойства. "Что значит - Опора Писаний! У этого хоть язык неплохо подвешен. Иогала вот пяти слов изящно связать не может. Оно и понятно - Опора Безгласых Тварей". Княгиня вся была сжата в комок перепуганной, затравленной плоти. Но изо всех сил пыталась делать вид, что все нормально. "Все ладушки-оладушки, орешки-переглядушки", как говаривала ее кормилица. - Мне скрывать от вас нечего. Если вы согласитесь внять голосу рассудка и поможете государству, в ваших же интересах будет оставить при себе то, что я вам сообщу. Если же нет - вы умрете. А мертвые молчат, это общеизвестно, - добродушно сообщил Сонн и, сделав небольшую паузу, с ящерицыным проворством обработал зубами жирную ножку каплуна. Сонн отправил кости в мусорную вазу, Сайла же вышла из ступора и, мысленно плюнув пар-арценцу в нездоровую рожу, уткнулась в свою тарелку. - Также вполне общеизвестно, что мы, офицеры Опоры Писаний, обожаем разные предсказания, прорицания, пророчества. Есть такое мнение. У людей. Но это чушь. Предсказания и пророчества мы ненавидим. Мы находим их - это правда, мы убиваем тех, у кого они были найдены, и это тоже правда. Мы шифруем пророчества безопасным искусственным языком и заносим в огромные книги, мы прячем эти книги в хранилищах, тайных и явных. Оригиналы мы уничтожаем - и именно это иногда отводит прямую силу предсказания от нашей ветви истории. По крайней мере, так принято считать. Это - безусловное априори деятельности Опоры Писаний. - Лагха когда-то говорил мне, что все предсказания лгут, - Сиятельную злила та неколебимая уверенность, которая звучала в словах пар-арценца. - Девяносто девять из ста - лгут. Но даже Лагха - пока он еще был жив - редко когда мог отличить бессмысленный вскрик души от подлинного провидения, наделенного прямой силой. Поэтому мы уничтожаем все оригиналы, а шифрованные копии прячем под замок. Так велит природа нашего мира, не нам с ней спорить. Сайла потянулась за паштетом, и тотчас же пестрая орда мелкой дичи с мягким топотком пересекла стол, собравшись в ее закусочной тарелке в несколько ароматных горок пищи. "Чародей проклятый... Довольно пикантное колдовство, однако. Почему Лагха никогда не развлекает меня так?" - Прямая сила проницает тонкие оболочки очень немногих людей и не имеет ничего общего с управляемыми силами разных цветов и порядков, к которым приобщаемся мы, маги, колдуны, фокусники и клоуны Варана, - Сонн вновь изменил геометрию губ, сводя их к фигуре номер девять, "Ироническая улыбка". - Она не дарит власти над вещным миром, не помогает в мертвительных искусствах и в общении с шептунами. Ее нельзя обуздать, и даже осознать то, что владеешь ею, практически невозможно. Из знаменитых людей, которые обладали прямой силой, я могу назвать только царя Эррихпу Древнего. Совсем недавно выяснилось, что ею был наделен еще и итский владыка Геолм. Была еще пара десятков вещунов помельче, их имена вам ничего не скажут. - А Шет окс Лагин? А Элиен? - Звезднорожденные не были людьми, точнее - они были не только людьми. К тому же, они овладевали не знанием о будущем, а самим будущим. Есть разница. Сиятельная княгиня Сайла исс Тамай была вынуждена искренне расписаться в своей тупости. Разницу она поняла только грамматическую. - И не перебивайте впредь, я очень устал! - вдруг вскинулся Сонн. - Все, что вам необходимо знать, вы и так узнаете. "Все люди Свода - бешеные псы. Один Лагха хороший. Забери меня отсюда, несравненный, мне очень страшно." Пар-арценц продолжал уже в более быстром темпе: - Мелких вещунов у нас в Своде принято называть "откидными дураками", потому что многие из них страдают припадками, похожими на эпилептические. С одним из них вы знакомы лично - это ваш придворный поэт, Сорго. Глаза Сайлы распахнулись, испуская бурные потоки удивления, но, опасаясь гневливости пар-арценца, она промолчала. - Молчите - и правильно делаете. Сорго следовало бы убить, как только его дар был раскрыт одним из аррумов Опоры Вещей. А то напророчит День Охарада на послезавтра - и что тогда? Однако Лагха со своей извечной мягкотелостью отказал моим людям в санкции. Он даже специальный циркуляр издал о личной неприкосновенности Сорго окс Вая, супруги его Лормы исс Вая и всех родственников и потомков их, и всех дворовых людей и животных их... Идиот! Он, видите ли, не вполне уверен, что Сорго - вещий. Не вполне уверен! Но оставим Сорго, правильные люди к нему и так будут посланы в ближайшие дни. И вернемся к истории о том, как и почему умер ваш, наш любезный гнорр. - Лагха жив! - Сайла вскочила и ударила костлявым кулаком по столу. - Оставьте вашу гнусную ложь! - Лагха мертв. В тело Лагхи Коалары баронами Маш-Магарт было помещено чужое семя души. Тем самым подлинная личность гнорра, собственно, сущность, именуемая Лагхой Коаларой, была вышвырнута прочь и давно уже поглощена одним из Золотых Цветков Сармонтазары. Сядьте, Шилол вас подери. - Это невероятно. Это невозможно. Лагха - это Лагха. Седалище Сайлы все-таки вернулось на стул, прямо в лужу вина из опрокинутого бокала. Но она не почувствовала неудобства. - Корова это корова это корова. Я же специально рассказываю вам все по порядку, без утайки, чтобы вы мне поверили. Слушайте! Два месяца назад мои люди выявили еще одного "откидного дурака", не Сорго, смотрителя маяка в пиннаринском порту. Они установили за ним слежку, тайно перебрали вещи и осмотрели жилище. Старичок, к счастью, не умел писать, поэтому с ликвидацией можно было не спешить. Также выяснилось, что смотритель обладает чудовищной, нечеловеческой интуицией. У него был отменный нюх на вещи. Нюх настолько хороший, что, будь он офицером Свода, мог бы лет за десять дослужиться и до пар-арценца. Я раздумывал, как бы получше использовать эту редкую человеческую особь, когда старик прокололся перед Опорой Вещей. В день прибытия баронов Маш-Магарт с ним случился припадок - он начал вещать про деву с головой медведя и мужа в панцире ползучего гада. Старик оказался прав, бароны Маш-Магарт - оборотни, потом я убедился в этом лично. А тогда, сразу после приезда баронов, в дело вмешались дуболомы Альсима, да будет его посмертие хуже его смерти. Поэтому старика вели не только мои люди, но и пара бестолочей Альсима, которые даже не успели провести тайный обыск в его доме. А дома у старичка, между прочим, лежало кольцо от Хвата Тегерменда, которое он на глазах у моих соглядатаев выторговал за новые набойки к сапогам у одного матроса с "Дыхания Запада", того паршивого кораблика, на котором приплыли бароны Маш-Магарт. Это кольцо матрос использовал в своей дальноглядной трубе, да только трубе пришел конец во время обстрела фальмского судна с наших сторожевых галер. Вы не знаете что такое Хват Тегерменда, - притворно огорчился Сонн, качая головой. "Это то, чем тебе отхватит яйца Лагха, когда узнает о моем похищении", - мысленно ответила Сайла. - Две паскудные полуавровые набойки за кольцо от Хвата Тегерменда! - Сонн воздел к потолку левую руку - из-за того, что она была одна, его театральный жест вышел недооформленным. - Настоящие, на-сто-я-щи-е капли крови Хуммера! Подлинное дыхание ледовооких, их прикосновения, их молоты. Магия четырех Прозрачных Начертаний, закрытая от Зраков Истины, от всех непосвященных, исподволь убивающая дерзких слабаков, которые тянут свои руки к запретному! И вот представьте: предмет, который считался уничтоженным еще при гнорре Омм-Батане, вдруг обнаруживается сейчас и здесь, в Пиннарине, в четырех кварталах от Свода Равновесия! Как и подобает подлинному магу-чернокнижнику при упоминании столь дивных и чарующих чудес, Сонн не на шутку возбудился. Лицо, в котором прежде не было ни кровинки, потемнело и приобрело неприятный свекольный оттенок. "Вот хватил бы тебя удар", - размечталась княгиня. - Но самое главное - то, чего не знал даже ваш, наш Лагха, чего не знал никто. Кольцо от Хвата Тегерменда - это не только надежда проследить за его обладателем, этим чудным "откидным дураком", за пару-тройку лет собрать всю конструкцию целиком и овладеть будущим так же, как им овладевали Звезднорожденные. Это еще и Толмач Скрытого, средоточие, сердечник, который можно использовать в колдовской машине для уловления токов прямой силы и составления несамосрабатывающих прорицаний. Впрочем, вы не знаете, что это такое. "С тех пор, как Лагха объявил пар-арценца персоной вне закона, упырь, кажется, истосковался по благодарным слушателям." - Несамосрабатывающее прорицание - это не пророчество, а предвидение. Не действие, а чистый акт познания. С точки зрения естественных наук - это результат своеобразных вычислений, а не вещего транса. С точки зрения процедурной - это преобразование рассеянного света прямой силы в образы истины, подчас, увы, невнятные. Но имеющий глаза - увидит! Увидит истину! И все это можно сделать, собрав Толмач Скрытого. Представляете? Конечно, я опасался спугнуть полусумасшедшего старичка. Я очень хотел, чтобы смотритель и дальше продолжал сомнамбулические блуждания, чтобы отыскивал все новые и новые могущественные предметы, новые фрагменты Хвата Тегерменда. Поэтому я не мог арестовать его, как предписывают Уложения Свода. Но удержаться от соблазна сразу же построить Толмач Будущего и поглядеть, что из этого выйдет, я тоже не мог. Я тайно проник к старику домой и совершил все необходимые манипуляции. А три часа спустя, под вечер, я убрался из Пиннарина. Я знал истину. - Да ну? - Сайла заломила бровь. - Всю? Тогда скажите, существует ли Мировой Разум. - Не всю, конечно, - смешался Сонн. - Я не получил доказательств существования Мирового Разума, мне и без того ясно, что он существует. Я не узнал своего личного будущего, не открыл эликсира бессмертия и не решил проблему Перводвигателя. Я не философ, а практик. Моя истина не являлась ответами на вопросы "Почему?" и "Зачем?" Зато я узнал "Кто?" и "Что?". Юноша и книга, человек и посланец иномира - они соединились! Соединились, чтобы, как сообщил Толмач Будущего, "Сдвинуть затворы, сломать печати, раздвинуть пределы, возвысить Сонна". Там было еще пятнадцать одностиший, когда-нибудь вы их услышите. Землетрясение не стало для меня неожиданностью, уверяю вас. И многое другое - тоже. - Сонн, я устала, - честно призналась Сайла. - Я ничего в этом не смыслю, а потому не могу отличить правду от лжи. Что вы хотите от меня? - Вы снова меня перебили, - констатировал Сонн, безо всякого, впрочем, аффекта. - Ну что же, дальнейшее образование я дам вам вечером. А пока что вы должны подписать один документ. Он рядом с вами. Действительно, по правую руку от княгини на столе обнаружился лист бумаги со всеми причитающимися гербами. Сайла взяла его и поднесла к глазам. "Сиятельная княгиня Сайла исс Тамай именем своим и именем Истины повелевает: Всем морским, крепостным, пешим и конным войскам Варана, а равно и Внешней Службе - сохранять спокойствие и не препятствовать переговорам высочайшей государственной значимости между Ее Сиятельством и верным слугой Князя и Истины, пар-арценцем Опоры Писаний Сонном. Всем офицерам Свода Равновесия без различия пола, звания и должности - отказать в повиновении тому, кто выдает себя за гнорра Свода Равновесия, тому, кто носит обличье Лагхи Коалары и называет себя его именем. Офицерам Опоры Единства - заключить под стражу того, кто носит обличье Лагхи Коалары, и доставить последнего в Урталаргис. Членам Совета Шестидесяти - всеми возможными средствами в скорейшие сроки прибыть в Урталаргис и воссоединиться с Сиятельной княгиней." - Как видите, никакого насилия. Ничего, что могло бы повредить вам, либо даже тому человеку, которого вы считаете Лагхой Коаларой. Я лишь прошу вас дать мне возможность провести настоящее, официальное расследование и избежать кровопролития. Пар-арценц совершил ошибку. Оно и не удивительно - во время боя с лучшими плеядами Свода Равновесия в Башне Отчуждения он потерял не только правую руку, но еще и способность трезво оценивать ситуацию. Княгиня была настолько подавлена ночным похищением, что в первый момент, когда ее только доставили в Приморский форт, она согласилась бы подписать что угодно, лишь бы ей посулили жизнь и личную неприкосновенность. Сонн мог выбить из нее подпись сразу же, не произнося ни слова. Вместо этого пар-арценц предпочел апеллировать не к чувствам, а к разуму. Возможно потому, что у него самого все чувства атрофировались еще в Седьмом Поместье, в далекие годы учебы. Сказанного Сонном в действительности хватило бы любому арруму Свода, любому другому магу, чтобы убедиться в его правоте. Собственно, с подчиненными ему аррумами так и было. Но всего этого не достало Сайле, которая, не поняв даже разжеванных Сонном объяснений, за время беседы ухватила суть: пар-арценц ее не убьет. Потому что она, Сайла - заложница, самая дорогая голова Варана. Предприятие пар-арценца, а предприятием этим, несомненно, является борьба за кабинет на вершине Свода Равновесия, имеет мало шансов на успех. В противном случае, о княгине никто бы и не вспомнил, в финале ее просто оповестили бы о новом политическом статус-кво. И только из-за того, что у пар-арценца сорвалась некая важная операция - где бы еще он потерял свою драгоценную правицу? - Сонн вынужден вспомнить о княгине. - Я не могу подписать эту бумагу, потому что она неграмотно составлена, - сухо сказала Сайла. - Вы не хуже меня знаете, что верховный светский сюзерен Варана лишен полномочий отдавать какие-либо приказания офицерам Свода. - Не придуривайтесь, Сайла, - Сонн терял терпение. - Дело не в том, что они... - Молчание, пар-арценц! - Сайла предостерегающе вскинула руку; проявленной отвагой княгиня гордилась потом все последующие три дня своей жизни. И откуда только взялись силы, как подобрались нужные слова? Княгиня продолжала, хрипло взвизгнув на зачине фразы: - Я вам скажу в чем дело. Не сегодня - завтра здесь будут весь Флот Открытого Моря и весь Свод Равновесия. Вы знаете, что ваш мятеж раздавят. У вас только один выход - прикрыться мною, как живым щитом. А затем посредством моей персоны шантажировать Совет Шестидесяти и Лагху, "мягкотелого гнорра", как вы изволили выразиться. Гнорр - благородный человек, он никогда не позволит своим людям штурмовать Урталаргис, если ваш нож будет приставлен к моему горлу. Вот в чем дело. С этими словами Сайла разорвала над столом предложенное ей воззвание и демонстративно смахнула клочки бумаги на пол. Княгиня попала в самую точку. Сонн побелел и застыл в своем инвалидном портшезе, будто бы Сайла выплюнула в него заклинание из "Семи Стоп Ледовоокого", обращающее в камень и одежду, и язык. - Вы правы, - с усилием расцепив зубы, согласился Сонн после долгих полутора минут молчания, на протяжении которых княгиня готовилась принять смерть или нечто похуже. Пар-арценц громко постучал по столу. Вошли трое телохранителей и портшез был унесен. Так Сиятельная княгиня Сайла исс Тамай избавилась от наскучившего ей общества сбрендившего пар-арценца. <...> =========================================================== (c) Александр Зорич, 2000 Полная и оперативно обновляющаяся информация о творчестве и новых книгах Александра Зорича - на официальном сайте писателя http://zorich.enjoy.ru