а подушку возле своей головы. Прямо над ним на низком потолке темнел контур широкого дощатого люка, наподобие чердачного. "Зачем? Ведь наверху еще один этаж?". Лишенный сновидений сон Эгина был глубоким и ровным. Таким глубоким и таким ровным, что ни тревожное лошадиное ржание под окном, ни глухой собачий ропот, ни скрип половиц в коридоре, ни даже сдержанная возня с щеколдой на двери в комнату его не разбудили. Эгин проснулся лишь тогда, когда почувствовал пронзительную, нечеловеческую боль - в его горло под самым кадыком врезался шелковый шнур, а две сильных мужских руки, хозяин которых находился у изголовья Эгиновой кровати, что было сил прижали шнур к жесткому матрасу. Издав сдавленный вскрик, Эгин открыл, или, скорее, по-рачьи выпучил глаза. В отблесках лунного света он увидел прямо над собой лицо в шелковой маске. Человек смотрел на него, не мигая, своими черными, глубоко посаженными глазами и не говорил ни слова. В этих глазах Эгин не заметил ни ненависти, ни упоения смертельной игрой, ни заинтересованности. Словом, это были глаза наемного убийцы - такие же равнодушные глаза у бойцовых петухов. "Это не грабитель, - мгновенно пронеслось в голове у Эгина. - Неужели проклятые жемчужники добрались-таки до меня?" Но времени на размышления у него не было. Горло отзывалось мучительной болью, дышать было почти невозможно. Умереть в Туимиге - что может быть более жалким? Эгин издавал малоэстетичные хрипы и плевал слюной в лицо ночному гостю, пока его левая рука, как бы в предсмертных корчах упавшая с кровати, нашаривала на полу жестяной ночной горшок без ручки. Мгновение спустя, не без труда ухватив горшок за тонкий обод, Эгин резко, но аккуратно рванул его вверх и, описав рукой с горшком полукруг, перевернул его на голову душителю. Жесть горшка была тонкой и особого вреда причинить убийце не могла, разве что оцарапала ему темя. Моча тоже оставалась мочой - отнюдь не измененным маслом, способным прожигать дерево и обугливать плоть. И тем не менее, ловкость Эгина принесла результаты. Убийца отпрянул, затряс головой, начал отплевываться и сквернословить по-харренски, в общем - ослабил хватку. Ослабил не полностью, а всего лишь чуть-чуть. Но и этого "чуть-чуть" Эгину хватило на то, чтобы набрать в легкие воздуха, сгруппироваться и перейти ко второму этапу освобождения. Ловко сбросив с ног влажное и холодное одеяло при помощи другой свободной руки, Эгин задрал ноги вверх, к потолку; слегка качнул ими назад и, призвав на помощь всю свою гибкость, бросил ноги к голове, в сторону душителя. Носки босых ног Эгина зашли под мышки убийце, в то время как его пальцы сомкнулись на боковых брусьях кровати. Мощный рывок! - человек в черной маске оторвался от земли и, однократно перекувырнувшись в воздухе, рухнул на трухлявый пол. Поеденные древоточцем доски катастрофически затрещали, словно борта судна, налетевшего на риф. Эгин вскочил на ноги. Его лицо пылало, рот судорожно хватал воздух. Он окинул комнату ищущим взглядом: теперь ему требовалось оружие, ведь успех требовалось закрепить. "Облачного" клинка не было на подставке, куда перед сном водрузил его Эгин! "Не иначе этот сукин сын постарался!" Тем временем, убийца начал приходить в себя после неожиданного падения. Он пробовал встать на ноги, опираясь на локоть. "Раз на подставке нет меча - получай хотя бы подставку!" - решил Эгин. И, не без труда оторвав от пола антикварную вещь из тяжелой древесины, на которой, пожалуй, с комфортом разместился бы не только "облачный" клинок, но и харренский двуручник, Эгин опустил ее на голову человеку в маске. Человек взвыл от боли - судя по всему, удар Эгина пришелся ему ровно по голове. Вместе с его воплем воздух был взрезан оглушительным хрустом; комнату наполнил запах застарелой гнили. "На этот раз пол едва ли выдержит", - предположил Эгин. Его прогнозу суждено было сбыться. Он с изумлением наблюдал за тем, как его противник, вместе с подставкой для мечей, ринет вниз, проваливаясь сквозь стремительно ширящуюся дыру в досках. Вниз, на первый этаж. В гостиную? Спустя секунду, снизу донесся раскатистый мебельный грохот. По-видимому, убийца угодил в аккурат на обеденный стол. Вслед за тем раздался оглушительный, истошный женский визг. "Неужели на такое сопрано способна престарелая хозяйка, что вечером называла меня "спасителем" и "сынком?" - с сомнением спросил себя Эгин. Нет, приходилось признать, что кричит скорее дочь хозяев, которая предпочла мирный сон приему постояльца. Или служанка. Впрочем, в том, что в этом доме не держат слуг, Эгин почти не сомневался. Растирая вздувшуюся ярко-алую полосу на горле, он подошел к пролому. Доски и перекрытия и впрямь были гнилыми, источенными жуками и червями, влажными от слизи, которая празднично поблескивала в лунном свете. Эгин сел на корточки и приник к дыре - там, внизу, металась простоволосая незнакомая девушка и ночной сорочке. В руках у нее была тусклая масляная лампа. Девушка в голос ревела, призывая родителей и духов-защитников. А на каменном полу гостиной, на крышке сложившегося под тяжестью его тела стола, лицом вниз лежал человек в черной маске. Из-под маски полз ручей темной густой крови. Эгин не мог сказать наверняка - жив человек или мертв. В любом случае, интуиция подсказывала ему, что торжествовать победу еще рано. Во дворе заржала лошадь и ржание это показалось Эгину знакомым. "Каурый?!" Эгин подошел к окну и распахнул ставни в промозглую ночь. Он не стал высовываться по пояс, памятуя об осторожности. И правильно сделал. Две стрелы тотчас же вонзились в оконную раму на расстоянии в четыре пальца от его правого виска. "Да что же это тут творится!?" - Эгин отпрянул от окна. Половицы в коридоре предательски скрипнули. Эгин обернулся. Проникнув в его комнату, ночной гость в маске закрыл дверь на щеколду, несказанно ему удружив. Но чье-то крепкое плечо уже начало пробовать дверь на прочность. "Значит, их как минимум трое. Один - временно вне игры. Второй стрелял из лука и сейчас находится во дворе. А третий - третий ломится в дверь!" Из этого следовал один печальный вывод: оба пути бегства - коридор и окно - отрезаны. А значит, ему придется принять бой. Причем, принять его с голыми руками. Эгин уже приготовился к обороне, как вдруг его взгляд скользнул по низенькому потолку с потеками на побелке и зацепился за деревянный люк, наподобие чердачного. Люк он приметил еще вечером, засыпая. Это был тот самый люк, пустыми размышлениями о предназначении которого он занимал свой праздный разум перед тем, как погрузиться в усталую дрему. И о существовании которого он напрочь успел позабыть в пылу ночной схватки! Эгин вскочил на кровать и протянул руку к люку. К счастью, он оказался не заперт. Путь на третий этаж был свободен. "По крайней мере, это позволит мне выиграть время и разобраться с тем, кто же, Шилол их всех разнеси, затеял весь этот бардак!" Эгин встал на тумбочку и откинул дощатую крышку люка. Он изготовился было уже подтянуться вверх, как вдруг его взгляд упал на кожаную сумку, ту самую, в которой лежал Белый Цветок. Сумка по-прежнему лежала на подушке. "Одно можно сказать со всей уверенностью: эта братия не имеет никакого отношения к гнорру-лилипуту. Что, впрочем, не означает, что я вправе оставить его здесь!" Эгин бросил тревожный взгляд на дверь. Она, оказавшись гораздо прочнее пола, все еще не поддавалась. Хотя сотрясалась она теперь так, будто в нее колотили карманным тараном. Эгин схватил сумку, повесил ее на шею и, уцепившись за край люка, подтянулся вверх. Он очутился в жилой комнате третьего этажа. В целом она была копией той, где ему пришлось ночевать. С одним приятным исключением: комната имела балкон, с которого, как помнил Эгин, можно попасть на крышу. Не тратя времени на то, чтобы отдышаться, он рывком распахнул ставни и выпрыгнул на балкон. Его нехитрый расчет сводился к одному: нужно действовать настолько стремительно, насколько возможно. Эгин чувствовал: на то, чтобы войти в Раздавленное Время, ему сейчас попросту не хватит сил. Лучник - тот самый, что несколькими минутами раньше выпустил в него две стрелы из холодной темноты двора, сориентировался не сразу. Эгин был уже на крыше, когда еще три коротких стрелы, цокнув наконечниками о серый греоверд, отскочили от тигрообразных морд поддерживающих балкон мужчин. "Промазал!" - с удовлетворением резюмировал Эгин, прячась за трубу дымохода. Прогрохотав по черепичному скату в направлении, противоположном тому, откуда стреляли, Эгин оказался у края крыши. Его взору открылся пустырь (который впоследствии при ближайшем рассмотрении оказался огородом - пугала, подпорки для тыкв и фасоли). За пустырем-огородом виднелся перелесок, а за перелеском - старая Туимигская крепость. Заброшенная и жутко историческая. Первого же взгляда на нее Эгину хватило на то, чтобы понять: бежать нужно туда. Он глянул вниз - под стеной дома раскорячилась поломанная телега с каким-то хламом - одно колесо лежало рядом, второе криво оттопыривалось. Неряшливой шеренгой стояли бочки для квашения овощей. Поодаль красовался сваленный кучами навоз из конюшни, заботливо заготовляемый хозяевами для удобрения надела... словом, вся та "сельская простота", которой еще вечером умилялся Эгин. Он вздохнул полной грудью и, примерившись к самой большой куче, прыгнул. Лишь приземлившись в прохладную и почти лишенную запаха кучу, Эгин обнаружил, что совершенно бос. Сапоги его так и остались стоять возле кровати - рядом с поклажей. Впрочем, на его планах это никак не сказалось. "Придется закаляться", - процедил Эгин и, споро соскочив с удобрений, понесся через пустырь с той быстротой, на которую только был способен. Через четыре коротких варанских колокола, до крови исколов подошвы своих ног о сухой бурьян, которым был богат пустырь, Эгин наконец достиг перелеска. В двухстах шагах от него луна серебрила влажную кладку старой туимигской крепости. Вопреки замогильным историям, которыми чествовали эту достопримечательность местные болтуны, от нее веяло чем-то величественным и успокоительным. Поддавшись этому настроению, Эгин решил, что самое время сделать передышку. Он осторожно подполз к опушке и сосредоточил все свое внимание на странном доме с двумя башенками. С отдаления дом выглядел совершенно обычным. Никто не кричал, не визжал и не звонил в пожарный колокол. Никто не бродил вокруг с факелами в поисках беглеца или его следов. Не слышно было ни ржания, ни цокота копыт. Дом словно затаился. Даже собаки и те не лаяли! Казалось, нападавшим удавалось каким-то чудом стать невидимками. "Не слишком ли это круто для итских жемчужников?" - именно такой вопрос не давал покоя Эгину. Уж больно эта тишина напоминала о каллиграфически правильных параграфах инструкций по нападению в населенных пунктах, коими кормили своих подчиненных наставники в школах Свода. "Свод? Не может быть! Откуда?!" Прячась в тени деревьев и стен, он пробрался внутрь разрушенной крепости. Отыскав самый уютный лаз, Эгин устроился на куче сухих листьев. О костре нечего было и думать. По его подсчетам, до рассвета оставалось что-то около двух часов. Правда, здесь, на севере, светает довольно поздно. Здесь встают и отправляются по своим делам еще затемно. Значит, до того момента, когда на дороге и в окрестностях дома с башенками появится первый прохожий люд, ждать не два часа. Но все равно по меньшей мере полтора часа ему придется провести в стылой темноте подземелья! Эгин сидел, прислонившись к стене и обхватив колени руками. Его подбородок лежал на коленях. Глаза его были полузакрыты, а ум занят поддержанием правильного ритма дыхания - все эти ухищрения были направлены на то, чтобы сохранить драгоценное тепло. Вокруг было тихо. Сумка с лотосом лежала на расстоянии вытянутой руки. Сидеть вот так и дышать было скучно и даже тоскливо. Вдруг в голову Эгина пришла шальная мысль - почему бы не развлечь себя коротким разговором с Лагхой? Самым что ни на есть коротким! Может быть, он даст ему дельный совет? Идея насчет совета была очевидно глупой. Но Эгину было неловко признаться себе в том, что на самом деле, все, что ему сейчас нужно - это две-три ободрительных шутки. - Снова ввязались в историю, любезный Эгин! - беспечно расхохотался гнорр, когда Эгин, то и дело вслушиваясь в тишину, окончил повествование о событиях этой ночи. - Вы правы, все это весьма похоже на проделки наших с вами бывших коллег. Ясно же, что ночные гости намеревались взять вас живьем. - Из чего, интересно, это явствует? - шепотом спросил Эгин, которому очень не нравилось быть дичью, которую собираются изловить живьем для княжеского зверинца. - Это следует из того, что никто из троих, даже если предположить, что их было трое, не стал стрелять вам в спину. А также из того, что гости в масках предпочли лишить вас сознания шелковым шнуром вместо того, чтобы просто отрубить вам голову одним ударом меча. Да и вообще, для того, чтобы убить вас, не нужно было дожидаться ночи. Можно было выпустить стрелу из ближайшей рощи... - И все-таки, кто это? - Думаю, это - проделки нового загадочного гнорра Свода. Если мое предположение верно, значит, люди, которые за вами охотятся, никто иные, как офицеры Харренского отряда нашей Иноземной Разведки. А именно - либо плеяда "Вечерняя дымка", на их жаргоне - "дымки", либо "Змей-Колесо". И "дымки", и "колеса" - люди для специальных поручений. Это они любят - всякие шелковые маски, шнурки, переодевания. Сначала в Своде вычислили ваш След. Потом дождались вашего возвращения из Ита. А теперь - имеем то, что имеем. Впрочем... это только моя версия. Ни о чем нельзя судить наверняка, пребывая внутри лотоса. - Я никогда не сталкивался с Иноземной Разведкой. Как им следует противостоять? - Думаю, что в вашем положении противостоять им не получится. Уверен, их в Туимиге больше, чем трое. Уверен также, у них есть с собой по меньшей мере одно животное-семь. Иначе, как бы они так скоро вышли на вас? Вам, а вместе с вами и мне, остается только ждать дальнейших событий. Думаю, сопротивляться бесполезно. По крайней мере, пока. - То есть, мне, как кролику, попавшему в силки, надеяться не на что? Нужно сложить оружие и приготовиться к худшему? Сдаться без сопротивления? - Сопротивление? Приберегите силы для более подходящего случая. В этот раз за вас взялись серьезные люди. - Что же делать? - Ничего не делать, Эгин. Ничего. Они оба смолкли. Вместо утешения Эгин получил нечто обратное. На выходе из лаза плотоядно завывал ветер. Где-то совсем близко залаяла собака. - А, впрочем, - вдруг воспрянул Лагха, - у вас есть один шанс. Совсем небольшой, но есть. - Что вы имеете в виду? - Я имею в виду, что, все-таки, еще совсем недавно гнорром был я. И я знаю Слова Неприкосновенности. - Вы имеете в виду пароль личных порученцев гнорра? - вспомнил Эгин. - Именно так. Если они вас схватят, а они вас обязательно схватят, вы можете попробовать назвать этот пароль. Но помните, что это вопрос чистого везения, никаких гарантий нет. Во-первых, потому что новый гнорр скорее всего сменил Слова Неприкосновенности. Таким образом, ваши Слова сгодятся только в том случае, если по каким-то причинам у гнорра-самозванца до таких мелочей еще не дошли руки. А, во-вторых, важно, чтобы этих головорезов на поиски бывшего аррума Эгина отрядил не лично гнорр, а кто-либо другой. Пар-арценц Йор, например. Поскольку, если гнорр лично пропечатал распоряжение о вашей поимке, а не, к примеру, какой-то аррум Опоры Единства, то ваш пароль можно считать недействительным. Такой уж он - этот гнорр. Сам дает Слова Неприкосновенности, сам их и отбирает, - ухмыльнулся Лагха. - Тогда назовите мне эти Слова! - потребовал Эгин. - Да пожалуйста, - пожал плечами Лагха. - Восемь веков харренской поэзии. - Что вы сказали? - Восемь веков харренской поэзии, - повторил Лагха. - Это и есть Слова Неприкосновенности? - недоверчиво скривился Эгин. - Они самые. А вы хотели что-нибудь вроде "Смерть врагам Князя и Истины?" Эгин кисло улыбнулся. По крайней мере, он получил шанс на шанс. 5 Когда совсем рассвело, Эгин решился покинуть свое убежище. Солнца не было. По хмурому небу бежали быстрые облака. Ветер запускал свои колючие щупальца под рубаху и в штаны, напоминая о том, что до настоящей, ласковой весны еще ой как далеко. Эгин осмотрелся. Туимигская крепость при свете дня показалась ему еще более величественной. И еще более заброшенной. Он взобрался на ближайшую стену и посмотрел в сторону дома с башенками. Дом, однако, не исчез подобно обители колдуна из сказки. А продолжал стоять, недоброжелательно глядя на Эгина сквозь темные бельма окон. Эгин еще раз попробовал войти в Раздавленное Время. И снова - впустую. Следовало признать, что общение с Белым Цветком и магия Раздавленного Времени - вещи почти несовместимые. "В моем положении ждать больше нельзя - можно замерзнуть насмерть", - решил Эгин и начал спускаться по щебенистому склону. Ноги настолько обледенели и огрубели за эту ночь, что почти не чувствовали ни боли, ни даже дискомфорта. Он спустился в перелесок и снова осмотрелся. Никого и ничего. Только аккуратно сложены в поленницы свеженарубленные дрова. "Но без оружия все равно как-то тоскливо", - подумал он и подобрал длинную крепкую жердь, позабытую лесорубами рядом с поленницами. "Придется вспоминать приемы боя с шестом", - Эгин усмехнулся. А усмехнуться было отчего. Глядя на свое новообрященное оружие, он не мог не понимать, что его "шест" сломается при первом же серьезном ударе. А может не при первом, но тогда уж точно при втором. Эгин уже почти дошел до опушки, за которой начинался пустырь-огород, как его слух уловил странный звук - будто кто-то тер две ветки друг о друга с целью высечь огонь. Эгин замер, но не обернулся. Хотя не было никаких предпосылок в пользу того, чтобы считать этот звук свидетельством в пользу близости людей, некое безмолвное знание в глубине Эгиновой души говорило ему: на сей раз охотники его настигли. Он перекинул сумку с лотосом с груди на спину. Взял в руки шест. И сделал несколько коротких ритмичных вдохов. Убегать бесполезно - ведь у преследователей есть луки. Но сдаваться без боя, пусть даже заведомо проигранного боя, Эгин не собирался. Словно бы самоисторгнувшись из стволов ближайших тополей, на поляну выступили двое мужчин и одна женщина. На этот раз на них не было масок - теперь прятаться было не от кого, не было никаких "посторонних", от которых следовало бы скрывать лицо. Эгин не был посторонним - он был "посюсторонним", дичью для зверинца. Он узнал их сразу. Это была та самая троица, что просила его рассудить их спор вчера днем на дороге. Гиазир с клиновидной бородкой и усиками. Высокая, коротко остриженная девушка, и коренастый мужчина лет тридцати. Не требовалось большой сообразительности, чтобы догадаться: четвертый "молодой повеса" и был тем самым душителем, окончившим свою миссию на столе в гостиной. На сей раз все трое не стали прибегать к маскараду. Вместо вчерашнего златотканого бархата на них были кожаные штаны, кожаные рубахи со стоячими воротниками и высокие сапоги. Эгин сжал в руках свой непредставительный шест и принял боевую стойку. В руках у одного из охотников был меч. На поясе у девушки - аркан. А коренастый был вообще не вооружен, если не считать короткого кинжала в поясных ножнах. Но над его макушкой виднелась верхняя дуга двояковыгнутого лука. "Тот самый, из которого вчера так настойчиво мазали по окнам", - отметил Эгин. Судя по тому, что коренастый выступил вперед первым, он и был главарем отряда. - Я рекомендую вам сдаться и проследовать с нами, - сказал коренастый на харренском. - Так хочет новый гнорр. "Значит, шанс на шанс отменяется... Впрочем, Лагха ведь предупреждал!" - подумал Эгин. - Сдаться? Об этом не может быть и речи, - ответил он, выдержав нарочито долгую паузу. В быстром выпаде Эгин преодолел те несколько шагов, что отделяли его от обладателя клиновидной бородки, вооруженного мечом, и, присев на корточки, всадил шест тому в подвздошье. Эгин был столь стремителен, что его жертва не успела принять защитную стойку и, трагически охнув, повалилась на спину. Эгин еще раз, для доходчивости, наподдал противнику в солнечное сплетение, что заставило мужчину с бородкой взвыть от боли, выронить меч и распластать руки по земле. Еще один удар пришелся в центр грудной кости. Эгин знал, что после таких ударов даже очень сильный человек будет способен сражаться снова не менее, чем через два часа. "Одним меньше", - подумал он. Спустя несколько секунд Эгин уже катился по земле в сторону главаря отряда. Тот все-таки успел среагировать и даже предпринял попытку отвести удар. Тем не менее, Эгину удалось достать шестом его колени, сбить с ног и, отбросив сломавшийся шест, сцепиться с ним в рукопашной. Коренастый оказался силен, хотя и не слишком подкован в борцовских искусствах. На этом и строился расчет Эгина, который знал: Иноземная Разведка, как никто в Своде, привыкла полагаться на холодное оружие. Спустя минуту Эгину уже удалось прижать главаря к земле. Тяжелый кулак Эгина врезался во вражескую челюсть, пока левая рука Эгина нащупывала точку за ухом противника, носящую название Колодец Сна. В душу Эгина уже начали закрадываться надежды на свободу, как вдруг его шею вновь захлестнул мерзкий волосяной шнур. А два шипа впились в его кожу как раз в области гланд. Сомнений быть не могло - это девушка метнула свой аркан... Эгин упал на спину и, что было особенно невыгодно, при падении умудрился удариться затылком о камень, торчащий из земли. Приходилось признать, что лесная поляна не столь удобна для рукопашной, как зал для упражнений, застеленный тростниковыми матами. Искры снопами посыпались у него из глаз, а голова загудела, наливаясь дурной кровью. Противник Эгина не замедлил воспользоваться положением, вскочил и сразу же вслед за тем сел ему на ноги. Эгин почувствовал холод кинжала у своей шейной артерии. - Вам окончательно рекомендовано сдаться, - сказал коренастый. Девушка ослабила арканную петлю и Эгин смог вдохнуть. Он смотрел на девушку и на коренастого и размышлял о том, что эти самые люди могли бы оказаться его однокашниками по Четвертому Поместью. А заодно - друзьями. "Как у Эриагота: "За завтраком - друзья, за ужином - враждуем", - подумал Эгин и почувствовал, как сознание покидает его тело, и неровен час очнется он уже в каком-нибудь мерзком подвале с колодками на шее и на руках, но... что-то внутри него требовательно и непреклонно восстало против подвала и колодок, он собрал все свои силы и с громким пьяным восторгом заорал на весь лес: - Восемь веков харренской поэзии! Целых восемь веков харренской поэзии! 6 - Само провидение вас нам послало! Хоть пол теперь починим, - сказала Эгину полная, похожая на прямоходячую черепаху хозяйка, подводя к нему каурого. В левой руке она сжимала десять золотых монет - целое состояние по местным меркам. Ее престарелый муж стоял рядом с Эгином и театрально, по-стариковски охал, потирая ушибленные бока - показывал, видать, что десять золотых он заработал честно. На правом глазу у хозяина светил огромный синяк - подарок от ночных гостей. Лицо было отечным и озабоченным. Дочь хозяев провожать странного постояльца не вышла - видимо, впечатлений этой ночью она набралась на долго и теперь отсыпалась. Хозяйка между тем хвалилась, что их смелая Таша, оправившись от первого испуга, как следует избила разбойника, свалившегося с потолка да на стол, когда он попытался подняться и выйти во двор. "Она бы его и связала, но тут трое нечистых в окно вскочили и своего брата уволокли", - комментировала хозяйка. Слова Неприкосновенности, хвала Шилолу, сработали. Назначение на розыск, хотя и было, по бумагам, инициировано лично гнорром, но несло гриф "по устному приказу" и было подписано каким-то Тэном, рах-саванном Опоры Единства. Таким образом, труженикам Иноземной Разведки ничего не оставалось, как принять версию о том, что Эгин - личный порученец гнорра, по ошибке попавший в центр какого-то расследования. Они даже извинились напоследок. - Что же вы сразу не сказали Слова, милостивый гиазир? Мы ж на вас зла не держим! - для вящей искренности положив руку на сердце, заверил Эгина коренастый. Теперь они беседовали на варанском. - Разве вы представились, милостивые гиазиры? Разве назвали себя и свои звания? Хорош бы я был, если б решил открыться разбойникам с большой дороги, на которых вы были похожи и повадкой, и манерами. Или перед какими-нибудь "жемчужниками". - Что такое "жемчужники"? - навострила уши девушка. Эгин уже успел запамятовать, что в делах Озера и Города варанцы так же невежественны, как и он сам во времена оны. Просвещать Иноземную Разведку не входило в его планы, но он все-таки ответил: - "Жемчужниками" зовутся в Ите наши с вами коллеги. Или те, на кого охотятся наши с вами коллеги. Я сам толком не разобрался. И коренастый, и тип с клиновидной бородкой, который уже оправился от Эгинова натиска, и девушка понимающе закивали. Дескать, все ясно, как обычно: толком разобраться в местных нравах невозможно. Обширна и загадочна земля великохарренская. - Надеюсь, вы не имеете к нам претензий? - спросил наконец коренастый. Эгин не удержался и позволил себе рассмеяться. В самом деле - сначала эти молодцы его чуть не задушили. Потом по их милости он отсиживался в ледяных руинах, потом - дрался с ними, имея лишь один трухлявый шест, и в итоге оказался на земле с петлей на шее и с шишкой на затылке. А они еще спрашивают про какие-то претензии! - Нет, никаких претензий к вам у меня нет, - ответил Эгин, отсмеявшись. - Служба есть служба. Троица согласно кивнула - мол, действительно, какие тут могут быть претензии? - Только вот хотел бы еще знать где мой меч? - вспомнил вдруг Эгин. - Меч вы найдете у входа в вашу комнату. В коридоре, - официальным тоном отвечала девушка. С этими словами она и коренастый помогли подняться обладателю клиновидной бородки и, более не глядя на Эгина, двинулись в сторону крепости. Потирая ушибленную макушку, Эгин тоже встал с земли, отмечая при этом, что подняться ему никто не помог. Так далеко любезность офицеров Иноземной Разведки не простиралась. - Эй, постойте! - вдруг крикнул Эгин в спину уходящей троице. Те обернулись. - Почему все-таки вы не напали на меня вчера, прямо на дороге? Офицеры переглянулись. На их лицах читалось выражение недоуменного презрения, как если бы Эгин спросил их, кто такой гнорр и чем он занимается. Однако, коренастый все-таки снизошел до ответа. - Захват объекта второй степени важности в присутствии свидетелей категорически запрещен. Уложение Внешней Разведки, раздел двенадцать, пункт два. "Какие свидетели? Ах, ну да! Купеческий обоз, - сообразил Эгин. - А я, стало быть, ни что иное как "объект второй степени важности." ГЛАВА 4. КРОЛИКИ ДЛЯ КОРОЛЯ ЛАЗУРИ "Наилучшей приманкой для него является свежая человечина, но если под рукой ее не оказалось, подойдет и крольчатина." Аноним. "На ловлю птицы" 1 Не доезжая двадцати лиг до Тардера, Эгин свернул на дорогу, устами Лагхи обещавшую привести его к вилле "Три тюльпана". Это было единственное место, где можно было найти госпожу Далирис, жену харренского сотинальма. В последние десять лет она жила затворницей в "Трех тюльпанах", ссылаясь на лета, и страстно предавалась разведению хищных птиц. Так по крайней мере, говорил Лагха, а не доверять ему у Эгина не было оснований. - Вы думаете, госпожа Далирис меня примет? - с сомнением спросил Эгин, в очередной раз раскрыв Белый Цветок. - Нет, не думаю. Более того, я совершенно уверен в обратном. Она вас не примет. Она вообще никого не принимает, кроме дочери, уже знакомой вам госпожи Ели, которая нечасто выбирается из своего манерного притона, чтобы навестить старуху. А также мужа, то есть сотинальма Фердара, который к большому огорчению Далирис погряз в интригах по самые уши и вдобавок завел себе юного фаворита Лая, с которым проводит все свое свободное время. Он успел пожаловать ему немало земель и имущества. Этим Лаем, кстати, сейчас усиленно занимается наше ведомство. Если, конечно, новый гнорр не прикрыл эту соблазнительную разработку. По моим прогнозам, года через три этот парнишка, если его, конечно, не отравят или не зарежут раньше, будет держать в своих руках множество важных ниточек. Впрочем, я отвлекся. Я лишь хотел сказать, что сотинальм Фердар тоже не донимает госпожу Далирис визитами. Она не встречается даже со своими сестрами и племянницами. И уж, конечно, она не примет вас. - А письмо? Если написать ей письмо? Подкупить челядь с тем, чтобы его передали ей? - предложил Эгин. - Госпожа Далирис не читает писем. Это нам известно доподлинно. Она говорит, что слишком стара и с трудом разбирает чужие каракули. Но она, конечно, прибедняется. Старая ведьма переживет и сотинальма Фердара, который гораздо ее младше. - Ваши рассуждения, гнорр, завели меня в тупик. Если нет никакой возможности связаться с госпожой Далирис, зачем мы едем в "Три тюльпана"? - Я не говорил вам, что не существует возможностей связаться с Далирис. Я просто хотел сказать, что обычные способы нужно выбросить из головы сразу. И приготовиться к тому, что придется попотеть. - Я уже приготовился, - вздохнул Эгин. - Снова мастерить какой-нибудь магический агрегат? Разыскивать перо птицы Юп и измененную воду? Спасать местную Итскую Деву? - На этот раз мастерить ничего не надо. Достаточно будет купить прочную сеть из конского волоса с гирьками на концах. Такую сеть, чтобы стягивалась при помощи одной веревки в подобие мешка. Кроме этого, нам понадобится около десятка молодых, упитанных кроликов. Желательно также, чтобы кролики были черными, с белой звездочкой на лбу. Но можно и просто черных. - Вы собираетесь заказать для меня жаркое? - Нет, я собираюсь на охоту. - На кого же мы будем охотиться? На волков? Сдается мне, что в этих лесах ничего, кроме серых, не водится. - Нам не нужны леса. Нам нужны небеса, - гнорр-лилипут сделал торжественный жест своей крошкой-рукой и добавил, понизив голос: - Мы будем ловить желтого онибрского грифа. Любимого грифа госпожи Далирис. - Гм... Первый раз слышу про такую птицу, - признался Эгин. - Когда офицер, ответственный за сбор информации о госпоже Далирис, сообщил мне о ней, я тоже подумал, что меня вышучивают. Гриф, да еще и какой-то желтый... Говорят, его подарил госпоже Далирис князек одного дикого племени. В харренской столице даже пользуется популярностью история о том, что в этом диком племени воздают божеские почести мраморному рельефу, изображающему молодую Далирис. Как этот рельеф там очутился - история умалчивает. Но так или иначе, в Харрене рассказывают, что когда дикари узнали от купцов, которые скупают у них ароматную смолу и ценные шкурки, что их божество живет и здравствует в далекой северной стране, они передали Далирис этого грифа... - Гм... трогательная история, - отозвался Эгин. - Весьма. Я лично думаю, птица имеет более прозаическое происхождение. И все это - романтическое вранье от первого до последнего слова. Вранье, выдуманное Далирис со скуки. Не такие уж они дикие, эти так называемые дикари. Впрочем, важно одно: желтый гриф существует, и он очень дорог Далирис. - Вы предлагаете поймать его и затем шантажировать супругу сотинальма при помощи ее любимца? - брезгливо поморщился Эгин. Этот план казался ему низким. - Шантажировать не нужно. Мы просто привяжем к ноге грифа записку и отпустим его невредимым восвояси. Уверен, в этом случае Далирис наверняка прочтет наше послание. Кажется, мне есть чем ее заинтересовать. Впрочем, не знаю, сработает ли мой расчет. Я уже говорил вам: Далирис - странная женщина. - План кажется мне ненадежным, - честно признался Эгин. - Мне тоже. Но поверьте, Эгин, я не зря провожу в Белом Цветке сутки в одиночестве и тишине. Единственное, чем я могу здесь заниматься - это думать. Думать, считать, сравнивать способы собственного спасения. И пока что ни одного более надежного пути связаться с Далирис я не изобрел. - Значит, придется покупать сеть и кроликов, - вздохнул Эгин. - Не исключено, пока мы будем искать черных кроликов с белой звездочкой во лбу, и мне придет в голову что-то путное. Но ничего путного в голову Эгину не пришло. Кролики и сеть были куплены в ближайшей деревне. Не доезжая до "Трех тюльпанов", Эгин свернул в лес. 2 Они расположились на вершине песчаного холма, в сосновой роще. Лагха утверждал, что "Три тюльпана" совсем близко, чуть к северу. Но сколько не всматривался Эгин, ни на севере, ни на северо-востоке ничего похожего на шикарное человеческое жилье не было. - "Три тюльпана" находятся в седловине, точнее даже во впадине между пологими холмами. Поэтому вилла видна только с вершин этих холмов, но они бдительно охраняются. Жена харренского сотинальма любит уединение. - Может, подъедем ближе? Интересно все-таки знать, совпадают ли харренские представления о роскоши с варанскими? Хотя бы в общих чертах? - Приближаться к вилле опасно - можно попасться на глаза конной охране. Вам будет трудно объяснить этим живодерам, зачем вы приделываете сеть на деревьях. В лучшем случае это будет стоить денег. В худшем - вам придется пустить в ход "облачный" клинок. Эгин кивнул - спорить было не с чем. Кролики ожесточенно возились в мешке, притороченном к задней луке седла, и обреченно вякали, ожидая своей участи. - По-моему, вон та поляна достаточно велика для того, чтобы Король Лазури смог приметить добычу и не побрезговал сесть, - сообщил Лагха. - Король Лазури? - переспросил Эгин, удивленно воззрившись на гнорра. - Забыл вам сказать, Эгин. Нашего грифа зовут Королем Лазури. - По-моему, для птицы слишком помпезно. - По-моему, тоже. Но у Далирис все так: манерно и чрезмерно. Поляна действительно была удобной. Ветви сосен были крепки, сами сосны - не слишком высоки. Словом, обвязать нижние ветви веревками, вырезать и приладить колки и приспособить сеть так, чтобы она упала на грифа, когда он сядет на умерщвленного кролика, можно было без особых трудов. - Короля Лазури выпускают полетать по утрам - об этом мне известно из специальных донесений по "Трем тюльпанам". Это значит, что мы начнем завтра на рассвете. Все следует подготовить безупречно. Потому что если мы не сможем поймать Короля Лазури с первой попытки, значит мы не поймаем его никогда. И тут уже никакие мои заклинания не помогут. Гриф - умная птица. Два раза ее не провести на одной и той же мякине. - Да тут хоть бы один раз получилось, - вздохнул Эгин. - Да с чего вы в конце концов взяли, Лагха, что птица полетит именно в эту сторону? - Король Лазури вылупился из яйца в Онибрских горах, что от "Трех тюльпанов" на юго-западе. Значит, и на прогулки Король Лазури будет летать в юго-западном направлении. Такой уж нрав у грифов. Они всегда помнят о родине. - Ну хорошо. Допустим. В грифах я не разбираюсь. Но даже из общих соображений понятно, что грифу будет трудно заметить кролика, лежащего на опушке леса. - Об этом не беспокойтесь, - отмахнулся Лагха. - Он разглядит даже цвет глаз у кролика. - А если он будет сыт? - не унимался Эгин. - Ни один гриф, как бы он ни был сыт, не устоит перед черным кроликом с белой звездочкой во лбу, - заверил Эгина Лагха. - Странная теория. - Это не теория. Это самая что ни на есть практика. - Разве Свод имеет отдельную разработку по ловле желтых грифов? Лагха расхохотался. - Нет. Свод не имеет. Но я знаю, как ловить грифов. - Если не секрет, откуда? - В моем положении неприлично иметь от вас секреты, - растянул свои призрачные губы в улыбке Лагха. - Вы знаете обо мне так много, что сколько я ни добавляй, положение к худшему не изменится. Так вот: когда я был маленьким мальчиком, меня звали Дайл. Я помогал старшим братьям охотиться на этих своевольных и опасных птиц. - Но в Варане не водятся грифы! - А я и не говорил, что дело было в Варане. Тогда я жил в Багряном Порту. До сих пор я могу говорить с южанами на их родном языке, потому что это и мой родной язык тоже. Правда, охотился я на грифов не в Онибрских горах, а на бурых кряжах Гэраяна. Но сути дела это не меняет. Эгин едва не выронил лотос из рук от неожиданности. Из сказанного гнорром следовали как минимум две странных вещи. Во-первых, что он не варанец по рожденью, хотя говорит на варанском безукоризненно. Во-вторых, что он помнит не только свое настоящее имя, но и свою настоящую семью. Вдобавок, выходит, что Лагха прожил с ней достаточно долго. Вряд ли грудной младенец способен оказывать действенную помощь старшим братьям в охоте на птиц! До этой минуты Эгин был уверен, что некогда на Медовом Берегу он узнал от своего друга и учителя Авелира полную или почти полную историю гнорра Лагхи Коалары. Из этой истории следовало, что наставником Лагхи, научившим его основным действенным магическим приемам, был темный маг-эверонот по имени Ибалар. В частности, он подготовил Лагху к тому, чтобы пройти устрашающую Комнату Шепота и Дуновений и выйти живым из прочих испытаний, уготовленных смельчаку, который дерзнет претендовать на то, чтобы стать главой Свода. Именно Ибалар подсказал Лагхе, как победить здравствовавшего на тот момент гнорра Карувва. Все эти науки Ибалар вдалбливал в него с одной целью: чтобы после того как Лагха убьет Карувва, использовать его в своих магических и в некотором роде политических целях. Однако, почему-то Эгин был уверен, что Ибалар взял для своих нужд маленького варанца-сироту или, может быть, даже мальчика, учащегося в одном из номерных поместий Свода! - Так вы южанин? - промолвил ошарашенный Эгин. - Ну да, Эгин. Я мог бы и не говорить вам об этом. Если бы не заметил, что вы серьезно сомневаетесь в моем авторитете по части охоты, - с нескрываемой иронией сказал Лагха. - Раз так, объясните мне тогда зачем нам шесть кроликов. Вы ведь сами сказали, что мы можем сделать только одну попытку? - Для того, чтобы Король Лазури заинтересовался нашей наживкой, кролик должен быть очень свежим и еще теплым. Это значит, что нам придется убивать по кролику каждые два часа, уносить старого подальше и снова ждать... - Соблазнительная перспектива. Ну хорошо. А если вместо Короля Лазури на кролика спустится какая-то другая птица? - Об этом тоже придется позаботиться вам, Эгин. В этом деле нет ничего лучше заклинаний. Заклинаниям я вас научу. 3 Ночь Эгин провел в бедном местечке - в том самом, откуда родом были назначенные на заклание кролики. Но поспать толком ему так и не удалось. Его грызли изголодавшиеся по благородным гиазирам клопы, на языке вертелись южные заклинания, завлекающие грифов. Тем не менее, к рассвету Эгин уже был на той поляне, что загодя отметил Лагха. Эгин задушил первого кролика, вспорол ему живот, как учил Лагха, и разбросал внутренности неподалеку от тушки лежащего на боку зверька. Затем он тщательно развесил сеть в ветвях двух сосен и вывел длинную веревку в шалаш из сосновых ветвей, который соорудил еще вчера. Потом Эгин долго тренировался в приведении сложного механизма из веревок в действие. Наконец, он тщательно подмел опушку и разбросал всюду свежую хвою. Оставалось затаиться в шалаше и ждать. Ненадежное зимнее солнце ненадолго выскочило из-за туч и вскоре снова пропало. Лес стал пасмурным и неприютным. Эгин занимал себя воспоминаниями. Больше всего он боялся заснуть. А в сон его клонило непреодолимо. Лучи солнца не проникали сквозь серую облачную плеву, а значит определить время более или менее точно было сложно. Когда по расчетам Эгина наступил полдень, он живо покинул свое убежище, забрал похолодевшую тушку зверька, зарыл ее неподалеку и положил на старое место нового кролика. Король Лазури все не появлялся. От непрерывного смотрения в одну точку у Эгина затекла шея и начали слезиться глаза. Он сменил позу, но от этого его шансы задремать, казалось, лишь удвоились. Эгину пришлось признать, что охотник из него никудышный. И не удивительно - всю свою жизнь он считал охоту чем-то средним между блажью и свинством. И, надо же, сейчас именно эти презренные охотничьи навыки - терпение, алчность и тупая собранность - оказались ему нужней всего! "Может быть, Король Лазури уже прилетал, но, заметив, как я меняю мертвого зверька на свежего, сообразил что происходит и отправился восвояси? Ведь говорил же гнорр, что грифы - очень умные птицы?" - спросил себя Эгин. Чтобы как-то развлечься, он отпер Белый Цветок и поделился своими опасениями с гнорром. - Если птица уже прилетала, она никогда не вернется вновь. Поэтому об этом лучше не думать. Лучше полагать, что, наверное, сегодня госпожа Далирис отменила прогулку своего любимца... - ...Или что пока мы с вами наслаждались чудесами Ита, госпожа Далирис подрезала ему крылья. Чтобы не потерялся, - процедил Эгин. - Это вряд ли, - отвечал гнорр. - Далирис может выдергивать ноздри лакеям за то, что они храпят в своих каморках, и сечь батогами крестьян, когда ей кажется, что они нарочно не моются, дабы оскорбить ее эстетические чувства. Но она никогда не причинит вреда птице. Такая уж она женщина. - Скоро солнце зайдет, - мрачно сообщил Эгин. - Кстати, а по ночам грифы летают? - Нет. По ночам - нет. На севере - никогда. Северная ночь кажется им самим небытием. - По крайней мере, ждать осталось недолго, - утешился Эгин. Ветра не было, лес казался нарисованным акварелью на свитке величиной с полнеба. Заходящее солнце подмигнуло Эгину сквозь узкую щель между горизонтом и нижним краем сырой облачной простыни. Стволы дальних сосен сверкнули живой медью и на секунду стали похожи на волосы Овель. Чудесные, каштановые волосы с медными отсветами, какими однажды видел их Эгин. Тогда Овель была в платье из золотой парчи, шлейф которого, изукрашенный жемчугом и стразами, был таким тяжелым, что Овель едва передвигалась... Тяжело ступая, она шла по аллее пиннаринских Публичных Садов, нервно обмахиваясь элегантным шелковым веером. Овель высокомерно глядела по сторонам, высматривая среди гуляющих молодого аррума Опоры Вещей Эгина... В своем золотом платье с шлейфом, драгоценностей на котором было больше, чем в ином провинциальном казначействе, она была похожа и на куклу, и на богиню одновременно. Эгин нарочно замешкался, чтобы продлить радость сопричастности этому чудесному шествию. Внезапно из кустов самшита на аллею выскочила курочка павлина. Она стремительно пересекла дорогу прямо перед рассеяно глядящей вдаль Овель. Та испугано ойкнула, остановилась и закрыла лицо широким златотканым рукавом... Это движение - вспышка золота, смазавшая свечение медно-каштанового шелка волос, - врезалось в память Эгину так отчетливо и так мучительно, что на глаза его невольно навернулись нежданные слезы. На мгновение Эгину показалось, что его сморил сон. Эгин встрепенулся всем телом - но нет, глаза его были открыты, если он и грезил, то грезил наяву. Эгин снова переключил свое внимание на поляну, где лежал кролик, но там не было ничего, кроме уже знакомого золотого всплеска, то и дело закрывавшего медно-каштановое сияние сосновых стволов. "О Шилол Изменчиворукий, да это же Король Лазури!" Огромная золотая птица с мощной, опушенной серебром и длинной, словно туловище тропической змеи шеей, садилась на поляну. "Почему этот гриф зовется желтым? Да он же золотой!" - пронеслось в голове у Эгина. Он замер в немом ликовании. Король Лазури имел воистину королевский размах крыльев и королевскую повадку. Величественно спустившись на опушку, гриф вонзил когти в тушку черного зверька и уже готов был взмыть в небо, а Эгин все смотрел на него, словно зачарованный похотью юноша на предмет своих воздыханий. Он был готов поклясться: перед ним не живая птица, нет - колдовское наваждение! Он задумчиво наблюдал за тем, как Король Лазури с трудом отрывается от земли. Вдруг все внутри Эгина перевернулось вверх дном и он с печальной, звонкой ясностью осознал, что еще секунда - и золотое наваждение взмоет в свинцовеющие небеса! В этот переломный момент руки Эгина оказались куда более сообразительными, чем его голова. Он машинально дернул за веревку. Сеть с развешенными по краям бронзовыми грузиками рухнула на птицу и прижала ее к земле. Внезапно неожиданная бодрость наполнила все члены Эгинова тела, он рванулся прочь из шалаша, попросту развалив его, выскочил на поляну и, бросившись на сеть сверху, прижал птицу к земле со всей возможной бережностью - ведь сломать грифу крыло означало бы то же самое, что не поймать его совсем. Птица сопротивлялась с почти человеческим ожесточением. Она расклевала левую ладонь Эгина в нескольких местах до кости и разодрала сеть когтями сразу в нескольких местах. Она шипела, клекотала и издавала страшные, какие-то не птичьи звуки. Глаза ее, казалось, были готовы испепелить охотника, столь много злобы и воли к свободе было в них. И все-таки, после яростной возни ему удалось связать кожистые ноги Короля Лазури и обездвижить птицу, красивее которой, и в этом Эгин тоже готов был поклясться, он не видел никогда в жизни. Теперь оставалось только привязать к ноге грифа записку, которую он написал еще ночью под диктовку гнорра, и снова пожаловать ему вольную волю. Как хотелось Эгину снова увидеть Короля Лазури в полете! ГЛАВА 5. "ТРИ ТЮЛЬПАНА" "Вокруг госпожи Далирис всегда царила атмосфера веселого праздника." Сорго окс Вая. "Что видел и слышал" 1 - Кто здесь Эгин окс Сур, чиновник Иноземного Дома? - спросил немолодой бородатый мужчина, обладатель вкрадчивого голоса и широченных плеч. - Я в вашем распоряжении, - отвечал Эгин, вставая с лавки. Он поклонился, тая ликование. "Эгином окс Суром", то есть выдуманным специально для этого случая неблагозвучным именем, его могли назвать только с подачи Далирис. Хотя ответа от нее и пришлось дожидаться на деревенском постоялом дворе два нудных дня, он все-таки пришел. Этот широкоплечий мордоворот с замашками мажордома и есть ответ! Король Лазури выполнил свою миссию. И госпожа Далирис готова по крайней мере обсудить предложение, которое изложил Эгин в своей записке. - С вами желает побеседовать одна благородная госпожа, - продолжал гость. - Она приглашает вас посетить ее дом. Эгин нетерпеливо кивнул. - Я очень рад этому известию. - В таком разе извольте собраться побыстрее. Госпожа не любит ждать. "А сама два дня тянула кота за хвост", - хмыкнул Эгин про себя. И вежливо оскалился. - Велите седлать! - крикнул Эгин хозяину постоялого двора. И, обращаясь к пришельцу, добавил: - Подождите меня у коновязи. Когда он вышел во двор, оказалось, что помимо широкоплечего бородача его дожидаются еще четверо вооруженных конников. Хотя бородач и называл Далирис просто "госпожой", а "Три тюльпана" - "домом госпожи", ввести крестьян в заблуждение такими простенькими умолчаниями было невозможно. Не только Эгину, но и всей деревне было ясно, что за "госпожа" прислала сюда своих людей. Множество любопытных глаз украдкой смотрело на отряд и на Эгина. Смотрело со страхом и благоговением. Эгин поправил на груди сумку с лотосом и наподдал жеребцу по бокам. Он знал - начинается самая ответственная часть плана. Не успели они отъехать от деревни, как бородач и его спутники остановились. - Госпожа поставила одно условие. Предупреждаю сразу: если вы не примете его, вам придется вернуться. - Что за условие? - с нарочитой беспечностью осведомился Эгин. Бородач щелкнул пальцами. Один из всадников эскорта протянул ему глухой колпак из черного бархата - ни прорези для носа, ни прорезей для глаз. - Вот оно - условие. Эгин понял, что должен надеть этот колпак и проехать в нем весь путь до "Трех тюльпанов". А может - и до самой гостиной жены харренского сотинальма. Чтобы, значит, варанец не смог приметить расположение охраны или просто не болтал лишнего после стакана гортело. Эгин всегда был невысокого мнения об этом способе скрывать явное - все равно, те, кто представляют опасность для таких дам, как Далирис, и так знают все, что нужно: от расположения нужников, до имен горничных. Те же, кто опасности не представляют, могут глазеть на расположение постов охраны хоть до позеленения - что они потом будут делать со своими ценными впечатлениями? На засахаренные орехи обменивать? Но выхода не было. - Я принимаю ваше условие, - Эгин передал поводья своей лошади бородачу и надел колпак. Дышать под колпаком было трудно, да и темп езды заметно снизился. Когда Эгин и его свита наконец-то добрались до "Трех тюльпанов", уже вечерело. Эгину помогли спешиться и, словно слепого, провели через двор, помогли подняться по лестнице. За лестницей были комнаты, где витали запахи душицы и ладана, потом - комнаты без запахов. Все это время его конвоиры не говорили ни слова. Наконец они остановились. "Неужели пришли?" Говорить, кстати, Эгину тоже не разрешалось. Где-то справа от себя Эгин услышал необычный лай. Вроде бы, лаяла собака. Но в то же время он был готов поручиться, что собаки лают совершенно не так. В пяти шагах от него зашуршало женское платье. - Это он? - спросили по-харренски. Голос был скрипучим, но не лишенным приятности. - Так точно, Эгин окс Сур, - подтвердил бородач и добавил со значением: - Он вооружен магическим мечом Белого Кузнеца. - Я же сказала, он может оставить его при себе , - с легким раздражением сказала дама. - Человек, отпустивший на волю Короля Лазури, никогда не позарится на бабкины бриллианты. Вслед за этими словами раздался тихий старушечий хохот, больше похожий на хриплое кудахтанье. - Так точно, - натужно подтвердил бородач. Эгин услышал, как удаляются шаги его конвоиров. - Да снимите наконец эту дурацкую... шапку! Эгин не сразу сообразил, что на сей раз слова Далирис обращены к нему. 2 - Я получила вашу записку, - важно начала Далирис. - Мне кажется, здесь есть о чем поговорить. Жена харренского сотинальма вела беседу, почесывая за ухом шута, изображавшего собаку. Шут стоял на четвереньках, вилял задом, к которому был прикручен хвост, напоминающий собачий, и время от времени лаял и поскуливал. Его нос был вымазан черной краской, штаны и куртка обшиты мехом. Шут был немолод и одышлив. Словом, тошнотворное зрелище. Эгин согласно кивнул. Он знал - в его положении лучше придержать язык до поры до времени. Пусть сначала Далирис выскажет все, что сочтет нужным. - Мне нравится ваше предложение, хотя, говоря откровенно, я не верю в то, что вам удастся найти Королю Лазури пару. Малыш очень тоскует в одиночестве! Я снарядила уже четыре экспедиции в Онибрские горы. Две из них вообще не вернулись. А две вернулись ни с чем. Но может хоть вам повезет? - Я был в тех местах. И я имею некоторый опыт в общении с этими птицами, - заявил Эгин. В соответствии с планом, который они загодя составили с Лагхой, он должен был изображать перед Далирис заядлого птицелова. Но при этом птицелова, не забывающего о том, что он дворянин. - Согласитесь, милостивый гиазир, не будь у вас этого проклятого опыта, вы едва ли словили бы моего малыша. В первый момент, когда я только прочла вашу записку, на меня нахлынуло искушение тут же послать за вами убийц, - морщинистое лицо Далирис скривилось в светской улыбке. - Вот как? - Да-да. Настолько удручила меня ваша выходка. Потом, выходит, что если моего малыша смогли споймать вы, пусть даже умелый птицелов, значит, его может споймать и кто-нибудь другой! Моя мечта - чтобы все ваши братья-птицеловы провалились сквозь землю. И я думала начать осуществление своей мечты с вас... "Кажется, древний род госпожи Далирис происходит не из Харрены. Что это за "споймать", "словить"? Она что - таркитка? Владеет харренским почти безупречно, акцент не слышен, но время от времени - какой-то подозрительный проблеск просторечья. Старческий распад внешних покровов семени души?" - Это очень мило с вашей стороны, - галантно поклонился Эгин, который все еще стоял, поскольку приглашения сесть пока не получил. - Но я преодолела свое искушение. Все-таки, вы, гиазир окс Сур, благородный человек! Ведь вы могли бы шантажом выменять у меня Короля Лазури чуть ли не на главарь... флаг... флагман харренского флота! Но вы этого не сделали. Вы отпустили бедняжку домой. И я решила пощадить вас. - Благодарю вас, госпожа. - И я вас пощадила, - самодовольно заключила Далирис. "Кажется, старуха немного чокнутая", - догадался Эгин. Между тем, он слушал эти запоздалые, неуместные угрозы вполуха. Он уже успел привыкнуть к тому, что обладающие властью женщины упиваются ею еще более невоздержанно, чем мужчины. Ему оставалось только упражняться в учтивости. - Прошу меня простить, госпожа Далирис. Но поймать Короля Лазури для меня означало единственную возможность привлечь ваше внимание к моему предложению. - Все правильно. На вашего брата у меня обычно нет времени. Так что в некоторой сообразительности вам не откажешь. Шут-собака, потявкивая, подошел к Эгину, по-собачьи поднял ножку и... горячая струйка нежданно оросила штаны Эгина. "Тьфу Шилол!" - Эгин отступил на два шага. Он не решился пнуть "пса" ногой и растерянно переводил взгляд с него на Далирис. Далирис залилась хохотом, словно стала свидетельницей чего-то воистину сногсшибательного. - Прекрасно, вы не находите? - спросила она, отсмеявшись. - К сожалению, не нахожу. - У вас неуживчивый характер, - вдруг заключила Далирис. - Охотно допускаю, - сказал Эгин и замолчал, твердо глядя Далирис прямо в глаза. Как ни странно, эта мера оказалась действенной. Далирис посерьезнела и прикрикнула на "пса". Тот поджал свой "хвост" рукой и послушно спрятался за диван, обитый розовым сукном, на котором сидела Далирис. - Хорошо, - сказала она. - Так что же вы хотите за то, чтобы доставить мне женицу... самку онибрского грифа? - Сущий пустяк. Я хочу, чтобы вы научили меня, как сделать глиняного человека. В воздухе зала повисла пауза, угрюмая, как ночь перед ураганом, и длинная, словно зима. - Глиняного человека? - Именно, - подтвердил Эгин, не отводя глаз от Далирис. - А кто вам сказал, что я это умею? - Я знаю магию. Узнать об этом мне было нелегко и я дорого заплатил за это знание... - Вы хоть понимаете, любезный Эгин окс Сур, на какие меры вы меня вынуждаете? - рот Далирис скривился в неприятной гримасе. - Да. Я снова "вынуждаю" вас на то, чтобы покуситься на мою жизнь, - спокойно ответил Эгин. Такой поворот разговора они с Лагхой тоже просчитывали. - То есть убить меня, как вы убили тех глупцов, что помогали вам делать прекрасную госпожу Елю. - Для покойника вы очень болтливы, - Далирис в ярости треснула веером по ладони левой руки. - Вы не первая и не последняя, кто называет меня покойником, - с нажимом сказал Эгин. - А я все еще жив. Хотите знать почему? Потому что болтливость, равно как шантаж ради быстрого обогащения, мне чужды. В противном случае, я обменял бы Короля Лазури на флагман харренского флота. Меня интересует только рецепт глиняного человека. И более ничего. Эгин буквально топил жену харренского сотинальма в колдовском омуте своих расширившихся зрачков. И был вынужден признать, что Далирис не из тех, чьим мнением легко манипулировать. - Скажите, знает ли о глиняных людях Еля? - спросила Далирис шепотом. - Нет. Ни Еля, ни кто иной не знают об этом. Но если вы решитесь убить меня, о глиняных людях узнают все - от гнорра Свода Равновесия до актеров Волшебного театра Ита. С черными, крашеными космами, уложенными в неряшливую прическу, в своем черном платье с высоким кружевным воротником, семидесятилетняя Далирис была похожа на самку паука-пустынника, принявшую человеческое обличье. - Вы хотите, чтобы я расплатилась с вами за желтого грифа тем, что я знаю? - Да. - Хорошо. Когда вы принесете мне птицу, я расскажу вам все. - Мне нравится ваша рассудительность, госпожа Далирис. Но я хотел бы получить аванс. - Аванс? - Именно так. Скажите мне, как вы сделали Елю, и я принесу вам грифа в ближайшие четыре месяца. - Что за вздор? Вы предлагаете мне расплатиться за товар, который я еще не держала в руках! - возмущенно воскликнула Далирис. - Нет. Я предлагаю вам поверить мне. Вы должны войти в мое положение. У меня не будет причин идти на риск ради желтого грифа, поскольку я знаю наверняка: когда я принесу его вам, вместо платы я получу отравленную стрелу в спину. - Вы проницательны, милостивый Эгин окс Сур. Пожалуй, я так и сделала бы, ведь это - очень разумно. - Это не очень разумно и вдобавок подло. Поэтому, если вы хотите самку для Короля Лазури, вы должны открыть мне свой секрет сейчас. Обещаю вам, я принесу птицу. - А где гарантии? - Никаких гарантий нет. И быть не может. - Хорошо. Мое земное время истекает, я скоро умру, - вдруг сказала Далирис, ее лицо стало похоже на бронзовую маску из древнего могильника. - Пожалуй, это единственное, что заставляет меня поступать так, а не иначе. Дайте мне клятву - клятву на крови, что вы не обманете меня, и вы получите свой аванс. Эгину стало немного страшно - "клятв на крови" он не давал никогда в жизни, хотя и знал, что в безумной Харрене каждая вторая сделка скрепляется именно так. Что-то в этой клятве было жутковато-архаическое, правдивое, злое. Но отступать было некуда - он и так вел торги на грани блефа. Эгин вынул "облачный" клинок из ножен и надрезал себе мизинец. Кровяная капель застучала о мраморные плиты зала. - Да обернутся моя кровь огнем, мои глаза - гноем, а мои кости - известью, если я нарушу клятву, данную госпоже Далирис, - медленно произнес Эгин. За занавешенными окнами прогрохотал немыслимый зимой гром. Далирис обернулась к окну и удовлетворенно причмокнула. - Ваша клятва принята, любезный окс Сур. А теперь слушайте. Я не могу сделать глиняного человека сама. И я не могу научить вас этому, поскольку сама не умею. Елю, мое весеннее солнышко, сделал для меня странствующий маг, имя которого я буду вспоминать добрым словом и на смертном одре - Адагар. Где его найти я не знаю. Но, чтобы не показаться вам обманщицей, скажу - мне известно, что он жив, и что отыскать его возможно. О том, где сейчас Адагар, знает любой из странствующих магов Круга Земель. Вам достаточно найти такого странника и спросить его об Адагаре. - Но где искать этих странников? - Смешно слышать такой вопрос от человека, знающего магию, - фыркнула Далирис. - Для этого вам нужно оказаться в Тардере. Выйдите на площадь Мясников в ночь на следующее новолуние. Присмотритесь хорошенько. И вы узнаете странствующего мага. - Но как? Как я его узнаю? На нем что - будет черный плащ до земли, колпак звездочета и посох, изогнутый пьяной змеей? - Эгин откровенно иронизировал. Он знал - если настоящий, матерый маг не хочет быть узнанным, его не то что отличить от обычного человека, но и увидеть-то практически невозможно. - Узнать странника как стакан воды выпить. Уверена, тот, кого вы встретите в Тардере на площади Мясников, окажется вашим старым знакомцем... И Далирис снова рассмеялась своим резким, кашляющим старушечьим смехом. Ее "пес" выразил сорадование хозяйке заливистым воем из-за дивана. 3 Вечерело, но Тардер, казалось, не замечал смены времени суток. Народу на улицах меньше не стало - по крайней мере, так показалось Эгину. Пятиугольная площадь или, как назвала ее Далирис, площадь Мясников в этом смысле не представляла собою исключения. Она располагалась в самом центре харренской столицы и была окружена плотным кольцом лавок, из которых лишь одна пятая имела отношение к торговле мясом. Остальные сбывали что попало - от сукна до лекарств и бакалеи. Вывески и гербы лавок, подсвеченные масляными фонарями, выглядели довольно привлекательно. И покупатели, которые приходили на площадь не столько чтобы купить, сколько чтобы развлечься перед сном, позволяли себя привлечь - насмотревшись на шелка и кружевные воротники, они усаживались на крыльцо лавки продавца амулетов и, отдохнув, шли прицениваться к ювелиру... Да и на самой площади даже в сумерках шла торговля - торговали сладостями и подогретым вином, женщинами, вялеными фруктами и первыми цветами - бело-зелеными подснежниками, привезенными с юга, мальчиками, сыром, который в Харрене заведено подавать к вечерней дружеской трапезе, и даже дым-глиной. Эгин впервые видел дым-глину, так сказать, "в свободной продаже". В Варане распространение этого дымотворного зелья, которое представляло собой смесь растертых в пыль минералов и экстракта из водорослей и грибов, обладающих дурманящим действием, каралась смертью. Уличенного в торговле "дым-глиной" преступника бросали в подвал с гадюками - редкий случай, когда власти находили уместным разводить такую дорогостоящую канитель ради наказания ослушника, которого можно было бы и просто повесить. Значит, по мнению вдохновляемых Сводом Равновесия законодателей Варана, в дым-глине было нечто выходящее из ряда вон, сверхопасное. Эгин подозвал торговца. Он долго ощупывал крошащийся катышек серо-зеленого цвета, который был величиной с каштан. Потом не удержался - и купил. Уж очень ему хотелось взглянуть на этот крамольный сильнодействующий дурман при свете дня. Пробовать дым-глину в намерения Эгина не входило. Торговец сразу догадался, что имеет дело с новичком и, подозревал Эгин, не упустил случая подсунуть ему подделку. Эгин расплатился и спрятал кулечек в сарнод - в конце концов, ему было плевать - ему нужно было всего лишь чем-то себя занять, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Мало ли, сколь долго ему придется дожидаться странствующего мага на этой площади. Возможно - до рассвета. Не исключено даже, что Далирис обманула его. И тогда вся эта затея - полная бессмыслица. Гнетущий колосс башни Оно, о которой виршей было сложено не меньше, чем об Элиене Звезднорожденном, был виден в Тардере отовсюду. В том числе - и с площади Мясников. Эгин так долго пялился на эту трижды священную постройку, ошиваясь вдоль прилавков, что у него началось легкое головокружение. Он снова принялся разглядывать покупателей и торговцев - ни одного знакомого лица. Ничего, что намекало бы на принадлежность человека к клану странствующих магов. Конечно, ожидать, что вдруг появится некто с деревянной табличкой, на которой вырезано что-то вроде "Я - странствующий маг", со стороны Эгина было наивно. Но он все-таки не терял надежды на то, что Пестрый Путь каким-то чудом вынесет его к искомому человеку. Ведь привел же он его некогда к Убийце Отраженных? Через полтора часа хождений по площади Эгин почувствовал, что нешутейно устал. Он решил последовать примеру жителей столицы - купил у разносчика чашку подогретого вина и уселся на ступени какой-то запертой лавки. Если уж ждать - то ждать сидя. Мимо него проплывали молодые харренские офицеры, вежливо придерживая за край вышитых поясов своих дам, прически и одежда которых свидетельствовали о пошатнувшихся моральных устоях. Медленно фланировали состоятельные горожане почтенных годов, пришедшие сюда со своими содержанками, которым неймется показать соседям новые платья. Пробегали крикливыми табунцами мальчишки-голодранцы в расклеивающихся башмаках, выпрашивающие у чужаков вроде Эгина подачку, а у торговцев - черствый крендель... Но ни одного странствующего мага не прошло мимо Эгина! Приближалась полночь. Народа на площади становилось все меньше. Торговцы, позевывая в ладонь, сворачивали свои прилавки и складывали товар на тележки, в которые же сами и впрягались. Лавочники тушили фонари над дверьми и подсчитывали барыши за спущенными шторами. Вино, в очередной раз купленное Эгином, оказалось совсем холодным. А он все сидел и ждал. Наконец, рынок опустел почти полностью. Лишь две лавки в ряду напротив Эгина оставались освещенными. "Духи. Лекарства. Притирания. Ничего не теряешь" - было написано на одной. "Корм для певчих птиц. Поют, как заводные" - гласила надпись над крыльцом другой. Когда же покровитель певчих птиц с внушительным брюшком вышел на крыльцо, чтобы потушить свет, Эгину стало совсем тоскливо. Что ж теперь - сидеть на этой опустевшей, темной площади до утра? Не успел Эгин допить свое вино, как пришел черед лавки аптекаря. Сначала свет погас в небольшом окошке, заставленном пузырьками из мутного стекла, а затем на крыльце появился и мальчик - видимо, слуга или, скорее, ученик аптекаря. Скучающий Эгин воззрился на ученика со своего отдаления - уж очень интересно ему было, как такой малыш дотянется до фонаря, висящего под самой крышей. С вялым интересом он наблюдал, как ученик аптекаря возился с длинным шестом, конец которого был увенчан внушительным крюком. Возился, впрочем, без особого успеха - крюк никак не хотел цепляться за дужку фонаря, то и дело соскальзывая вниз. Эгин хотел уже покинуть свое место и пройтись по площади, размять ноги, как вдруг с некоторым запозданием сообразил, что тот человечек, которого он принял за мальчишку-ученика, на самом деле не мальчик, а лилипут - уж очень непропорционально большой была его голова, уж очень не мальчишескими, а, напротив, выверенными и усталыми были его движения. "Аптекарь-карлик? Что, нынче у всех карликов Севера в моде одно - содержать аптеки?" - спросил себя Эгин, которому вдруг вспомнилось, что тот аптекарь, у которого он пытался купить перо птицы Юп, тоже был лилипутом. Как вдруг его осенило... Он летел через опустевшие торговые ряды со скоростью зачуявшей зайца гончей. Дважды он поскальзывался, наступив ногой на гнилую дынную корку. Под подошвами его башмаков хрустела ореховая скорлупа и черепки, разлетались вдребезги схватившиеся ледяной коростой лужи. Больше всего Эгин боялся, что карлик, которому все-таки удалось снять и затушить фонарь, сейчас зайдет в свою лавку и закроет дверь на засов. Потому что в этом случае за то время, пока Эгин обежит каре плотно пристроенных друг к другу домов, образующих Пятиугольную площадь, аптекарь уже успеет выйти через черный ход - и, не ровен час, Эгину придется ждать его появления до завтрашнего утра. Если он вообще появится на площади Мясников до следующего новолуния! Кричать аптекарю что-нибудь вроде "Э-ге-гей! Погоди!" Эгин раздумал, поскольку боялся, что тот испугается и скроется за дверью даже раньше, чем сообразит, кто и зачем его зовет. Про пугливость лавочников в его родном Варане ходили анекдоты. Эгин схватил карлика за полу кафтана в тот момент, когда он уже входил в темный проем двери. - Постой. Пожалуйста, подожди, - прошептал запыхавшийся Эгин. Аптекарь вздрогнул, но, быстро взяв себя в руки, с достоинством обернулся и смерил Эгина таким пронзительным взглядом, что тот невольно отпрянул. Конечно, это был он - тот самый морщинистый старичок, чья макушка не доходила Эгину до пояса. Тот самый, что некогда в Нелеоте предлагал ему духи "Южный букет" за тридцать золотых авров... "Неужели это и есть странник?" - ужаснулся Эгин. - Чего тебе, юноша? - карлик, казалось, совершенно не узнавал его. - Мне следует... то есть мне нужно... задать тебе один вопрос, - с трудом из-за сильнейшего волнения подбирая харренские слова, сказал Эгин. - Лавка закрыта. Я не расположен к разговорам и хочу спать. Приходи завтра. Эгину вспомнились слова Далирис о новолунии. А ведь новолуние только раз в месяц! Теперь, глядя в глаза аптекарю, которые, казалось, давали странный, лимонно-желтый отблеск, Эгин уже не сомневался в том, что завтра на этом месте он не найдет не то что карлика, но даже и площади Мясников. Он понял: нужно сделать все от него зависящее, лишь бы тот не скрылся. - Пожалуйста, я умоляю тебя об одолжении. Хочешь, я куплю у тебя что-нибудь? Что-нибудь дорогое? Притирания, например. Средство от облысения или поседения, настойку на золотом корне... - Сегодня у меня был удачный день, я выручил достаточно. Но теперь я уже свернул торговлю и мечтаю о ночи на своей мягкой перине. В лавке уже темно. Разве ты не видишь? - осадил Эгина карлик. Как похож и в тоже время не похож он был на того, с которым Эгин общался в Нелеоте! - Я вижу. Вижу! Хочешь, я дам тебе денег просто так? За одно твое слово? - Я не торгую словами. - Тогда дай мне его даром! - Я не занимаюсь благотворительностью, - взгляд карлика был холодным и отстраняющим. - О Шилол! - взвыл Эгин, который не на шутку растерялся. - Почему ты не хочешь со мной даже поговорить!? - Именно это я и делаю. Но - достаточно болтовни! Мои домашние меня уже заждались. Правнук ждет вечерней порки, невестка трясется от нетерпения, ей хочется посчитать выручку. На тебя у меня нет времени, тем более, от тебя несет дешевым вином! Эгин покраснел - в кои-то веки от него действительно пахло хмельным зельем. - Прости меня, но я не пьян! Послушай, что случилось, разве ты меня не узнаешь? - Конечно, я узнаю тебя, варанец со знаком на левом плече! - мрачно сказал аптекарь. Эгин во все глаза воззрился на карлика - в его взгляде боролись страх и отчаяние. Как вдруг ни с того ни с сего полногубый рот карлика расплылся в широкой дружественной улыбке и он... рассмеялся. Его смех снова напомнил Эгину шелест опавших листьев в осеннем лесу. Карлик смеялся так искренне и так заразительно, он буквально перегибался пополам от хохота, что Эгин тоже невольно улыбнулся. Он по-прежнему не знал, что и думать. - Ладно, заходи, сотворитель чудесных компасов, а то ведь в другой раз могу и не узнать, - отсмеявшись, карлик подмигнул Эгину и широко распахнул дверь аптеки. Это была та же самая аптека, внутри которой Эгин уже был однажды в Нелеоте. Не "похожая" или "напоминающая" нелеотскую. Но та же самая - те же весы, те же пыльные стеллажи с банками, закрытыми промасленной бумагой, та же покосившаяся конторка. О том, как это возможно, Эгин предпочитал не задумываться. Достаточно было того, что подозрительный метод госпожи Далирис оказался действенным! "Странник и впрямь оказался старым знакомым, если, конечно, карлик действительно странник", - подумал Эгин. - Можешь называть меня хоть морским котиком. Если больше нравится странником - можешь звать меня так. Впрочем, странник - он вроде бы все время странствует. Я же все время остаюсь на месте. В своей аптеке, - карлик снова захихикал. - Если бы ты знал, как я был удивлен, когда понял, что ждал именно тебя! - воскликнул Эгин. - Удивлен? Вот уж не ожидал, что варанца, который умыкнул у Дрона перо птицы Юп, можно чем-нибудь удивить! Впрочем, рассказывай быстрее, зачем пожаловал. То, что я хочу спать - это святая правда. Не имеющая к моим дурацким розыгрышам никакого отношения. - А Дрон - он тоже странник? - не удержался от вопроса Эгин. Карлик демонстративно зевнул во всю глотку и посмотрел на него с выражением тупой рассеянности. Эгин с сожалением осознал, что болтать на общие темы аптекарь действительно не расположен. А может, ему просто не хотелось говорить о Дроне. Как в свое время заметил Эгин, Дрон не принадлежал к числу тех людей, которых неймется пригласить к себе на крюшон. - Я пришел сюда, чтобы узнать, где мне искать странника по имени Адагар. Одна госпожа, сведущая в магии, говорила мне, что ты должен знать это. - Гм... Адагар? Скажи пожалуйста, зачем тебе понадобился этот старый пройдоха? Что за народ тебя интересует - то Дрон, то, скажите на милость, Адагар... Правду говорят - у варанцев на уме одни дурощи! С минуту Эгин колебался говорить ли аптекарю правду, но его язык словно бы сам решил, что делать. - Мне нужен маг, который сможет сделать для меня тело глиняного человека. От собственных слов ему стало как-то неуютно и он невольно поежился. - Ах вот оно что! Тогда и впрямь Адагар - это тот, кто тебе нужен. Правда, путь тебе светит неближний. Ехать за этим балаболкой придется на Фальм. Там он и подвизается при дворе барона Вэль-Виры. Оборотням Гинсавера сказки рассказывает и припарки на ягодицы лепит. Так что хочешь Адагара - готовься путешествовать. Ну да сапоги изнашивать тебе что с горы катиться! - Значит, Адагар на Фальме? - переспросил Эгин. - Там, - кивнул аптекарь. - Только тебе надо поторопиться. Не то придет весна - и поминай как звали твоего Адагара! - Ну... Фальм ведь это не Магдорн. Отсюда до Яга - рукой подать! Аптекарь состроил уморительную обезьянью мину. - В самом деле, и чего это я тебя Фальмом стращаю? Человеку, который в Ит из Пиннарина сбегал, на Фальм съездить все равно что иному кружку ртути закипятить! - Послушай, а откуда тебе известно про Ит? - не удержался Эгин. - Белый Цветок из твоей сумки торчит словно срамной уд у похабника, что разглядывает книжки императрицы Сеннин! - и аптекарь снова согнулся пополам от собственной шутки. 4 - Милостивый гиазир, очень хорошо, что вы меня вызвали! Я должен сообщить вам печальные новости. Это был Йор, неразлучный со своим абордажным мечом. "Интересно, у него там действительно такой большой меч, или что-то совсем другое, а ножны - только прикрытие?" - подумал Лараф, протягивая пар-арценцу Опоры Единства руку для поцелуя. - Что еще за новости, Йор? Я не желаю никаких новостей. Я вызвал вас, чтобы поговорить по совершенно безотлагательному вопросу. - О да, я понимаю. Однако полчаса назад моя Опора приняла почтового альбатроса из Урталаргиса. Я прошу вас позволить мне сообщить дурные вести незамедлительно. - Валяйте, Шилол с вами. Все время следить за своей речью у Ларафа не выходило. Но кругом творилось такое, что, похоже, никому сейчас до его расхристанного лексикона дела не было. Тем более, он - гнорр, а гнорру позволительна эксцентричность. - В Урталаргисе творится что-то небывалое. Я уже сообщал вам о волнениях среди тамошней черни. Наши люди казнили кое-кого для острастки и на несколько дней все вроде бы улеглось. Однако вчера вечером взбунтовался гарнизон Восточного форта. Они убили троих офицеров из моей Опоры, а остальных разоружили, избили и вышвырнули из форта в город. После этого большая толпа простолюдинов вывалила на улицы, разграбила винные склады и несколько богатых особняков. Многие дерзнули демонстративно совокупиться прямо посреди площади. Пели срамные песни. Называли Свод Равновесия притоном мужеложцев, извините. - Ничего, мелочи. Это все? Йор, недовольный тем, что гнорр достаточно спокойно воспринимает известия об этих ужасающих, попирающих устои государства преступлениях, перешел к главному. - Нет. К счастью, большая часть команд парусных кораблей, морская пехота и гарнизон Приморского форта сохранили верность Князю и Истине. По приказу военного коменданта Урталаргиса с зимних квартир была вызвана конная гвардия цинорской границы. В полночь к центру города со стороны порта пробилась колонна панцирной пехоты, а из южных предместий - кавалерия. Толпа была рассеяна. Уцелевшие обыватели разбежались по домам. - И много уцелело обывателей? - Ммм... половина, надо полагать. Однако Восточный форт взять с налету не удалось. На беду там в прошлом году поставили шестнадцать самозарядных стрелометов, так что конная гвардия не досчиталась с полсотни своих. Для гвардии это много, как вы понимаете. - В самом деле, печально. Ларафу, конечно, было наплевать на далекий Урталаргис, где он никогда не бывал и о котором знал только, что после Пиннарина и Нового Ордоса там самая высокая потребность в метательных машинах. Из Казенного Посада туда частенько отправляли то пару запасных желобов для камнеметов, то комплект упругих блоков для утяжеленного "огневержца". - Но настоящей катастрофой стал второй штурм, который занял все сегодняшнее утро. Морская пехота вместе с сотней офицеров Свода - правда, среди них было всего лишь семеро дельных аррумов - пошла на приступ и уже заняла стены. Как вдруг среди защитников появились люди с "облачными" клинками. Кто они, откуда взялись - сказать точно нельзя. Единственная правдоподобная версия - аррумы из ближайшего окружения Сонна. Их появление было столь внезапным, что... - К Шилолу, - при упоминании имени Сонна Лараф почувствовал, что история мятежа плавно переходит из области общепознавательной в сферу его личных интересов. - Чем все закончилось? - Большими потерями и бунтом галерных гребцов. Основная часть города сейчас находится в руках мятежников. Здание Свода Равновесия блокировано. Мятежники не предъявляют никаких требований, кроме одного: чтобы все офицеры Свода повесились в одночасье на реях. - Какие меры принимаются? - Пока никаких. Мы ведь буквально только что об этом узнали. - А каковы ваши прогнозы? - Я думаю, нам удастся справиться с мятежом довольно легко. Мятежных солдат никак не больше пяти тысяч. Скоро поступят дополнительные сведения от моих секретных агентов. Думаю, им удастся устранить верхушку мятежников - вольнодумствующих офицеров из дворян - еще до начала решающего сражения. Лараф припомнил все, что знал о варанской и иноземной истории и, чтобы поддержать реноме великомудрого гнорра, важно осведомился: - А нет ли опасности распространения мятежа на соседние уезды? Ведь в стране и впрямь много недовольных нашим... как это вы изволили выразиться - "притоном мужеложцев"? - Это не я, - Йор покраснел. - Это мастеровые в Урталаргисе! - Не важно. Так что вы скажете насчет расползания этой скверны? - Совершенно исключено, - с мнимой небрежностью ответил Йор. - Как учит нас история, после первых побед в лагере восставшего сброда всегда начинается головокружение от успехов. Пьянство, дележ награбленного, разврат. Обычно неорганизованное войско мятежников разлагается быстрее, чем успевает преодолеть хотя бы сотню лиг. "Ой ли. А вот мятежные грюты Эстарты, помнится, когда-то из небольшой горстки сделались могучей армией и сокрушили бессчетную конницу узурпатора Югира", - подумал Лараф, втайне гордясь своей образованностью. Но препираться с Йором не решился, потому что понимал: ученая сволочь пар-арценц завалит его контрпримерами. Тем более, гнорр вообще не должен опускаться до исторической полемики со своими подчиненными. - Это пустая риторика, - сухо сказал Лараф. - Какие конкретно силы встретят мятежников, если те вдруг двинутся на Пиннарин? Йор едва заметно улыбнулся. Гнорр задал первый профессиональный вопрос. Он, Йор, ждал этого вопроса! И пар-арценц запел соловьем. Сводный отряд Опоры Единства будет выслан в направлении мятежного города из Староордосской крепости. Десять эскадронов "меднокопытных" оседлают тракт Урталаргис-Пиннарин и возьмут под защиту резиденцию Сиятельной, которая находится в пятнадцати лигах от опасного места. Одновременно с этим из Вергрина... Лараф, как это уже случалось с ним неоднократно, полностью отключился. Ну и денек! Еще утром, на площади перед Сводом, он провозглашал прописные истины о службе Князю и Истине. Днем метался в поисках книги. Учинил первый раз в жизни самостоятельную Большую Работу. Испаскудил рябинки, осинки и древнюю книжищу с "Ре-тарскими войнами" Хаулатона. Переговорил с неугомонными баронами Фальмскими, встретить которых намеревался никак не ранее, чем через полтора месяца... Ну а вечером, вместо того чтобы отдать жизненно важные приказы о поимке Сонна, он обречен выслушивать державную чушь, источаемую многомудрыми устами единственного достойного доверия пар-арценца! Йор наконец замолк и отвесил своему повелителю едва заметный, но оттого безмерно церемонный поклон. - Неплохо, - сухо сказал Лараф. - Неплохо. Я даю вам свое разрешение отдать все необходимые приказы от моего лица. И будем считать, что Опора Единства еще в состоянии выбраться из той грязной лужи, в которую усадили ее солдаты Приморского форта. - Восточного, - поправил Йор, поражаясь одновременно двум вещам: сбою, который дала знаменитая память гнорра, и тому, что Лагха в кои то веки дает своему нелюбимому подчиненному шанс отличиться самостоятельно, разрешая отдавать приказы от своего лица. - Вот именно. А теперь, пар-арценц, ответьте: что там у нас с Сонном? А вот этой темы Йору касаться очень не хотелось. Старый лис надеялся, что Урталаргис отвлечет гнорра от забот о беглом пар-арценце Опоры Писаний. Похвастать Йору было ровным счетом нечем. - Сонн как сквозь землю провалился, - признался он. - Буду с вами откровенен, милостивый гиазир: с моей точки зрения, столь искушенный маг в состоянии скрываться сколь угодно долго. Особенно сейчас, когда страна разорена землетрясением. Если Сонн пожелает, он может без особых затруднений покинуть Варан, и тогда его будет достать еще труднее. Может затаиться внутри страны. Может бежать к нашим врагам, как это некогда пытался сделать Дотанагела. Мне кажется, что найти его по силам только вам. Последняя фраза была со всех сторон скользкой. Хотя бы уже потому, что в ней содержалась не только грубая лесть, но и неявный вопрос: в самом деле, если гнорру по силам мощью своего колдовства разыскать Сонна, то почему он не сделал этого еще две недели назад? Йор понимал всю двусмысленность своих слов, но удержаться от них не мог. Все-таки, в конечном итоге это была лесть, а гнорр, как и простые смертные, был до лести падок. - Вы совершенно правы, - важно сказал Лараф. - Похоже, без моего личного вмешательства Свод не в состоянии поймать даже пару головастиков в придорожной канаве. И вызвал я вас именно для того, чтобы научить охоте на Сонна. ГЛАВА 6. БАРОНЫ СЕМЕЛЬВЕНК "Кто бы мог тогда подумать, что эти милые бароны Семельвенк способны на предательство!?" "Мемуары". Лид Фальмский 1 Хотя аптекарь, имя которого по какому-то странному недосмотру Эгин снова забыл спросить, поминутно вспоминал то о своей славной перине, то о своем правнуке, намекая Эгину на то, что ему пора убираться, они все-таки проговорили еще довольно долго. - Дам тебе совет, варанский выскочка, - шелестел аптекарь. - Сейчас же беги в свою гостиницу, хватай скарб и лошаденку и мигом на пристань. Не то не видать тебе Адагара как своих ушей. - Но ведь харренские суда не плавают на Фальм? Насколько мне известно, Харрена и Фальм находятся в состоянии "вечной войны"? - Придумали тоже - "вечной войны"! Во-первых, бароны все-таки считаются подданными харренских сотинальмов, по крайней мере - сотинальмам время от времени выгодно так думать, чтобы не терять уважения в собственных глазах. Во-вторых, с Фальма вывозят кое-какие вещички, в которых заинтересован и кое-кто в Харрене, и кое-кто в Тернауне. Так что "вечная война" мореходству не помеха. Да и потом, я ведь не сказал, что тебя повезет харренское судно. Тебя повезет фальмское судно! - карлик воздел свой крохотный, словно моченый пикуль, палец в потолок. - Вот уж не думал, что тамошний дикий люд способен проявить себя в кораблестроении. - А я и не говорил тебе, что тамошний люд на это способен. Это судно - наемное. И сам капитан Цервель родом из Глиннарда. Но только служит Цервель фальмским баронам. И большую часть времени ходит под флагом с четырьмя семиконечными звездами. - Что это еще за флаг? - Трудно сказать. Это и флаг Фальма вообще, и флаг баронов Маш-Магарт. Они чаще всего нанимают Цервеля. Уж очень баронесса велиа Маш-Магарт - кстати, весьма тонкая штучка - любит всякую заморскую разность: шелк, оружие, утварь. Впрочем, и другие бароны нанимают Цервеля с удовольствием. Хотя фальмская знать не ведает себе равных в задиристости и сумасбродстве, в отношении капитана она проявляет сдержанность, позволяя ему служить как бы всем и никому лично. Поскольку бароны чуют, бестии, что Цервель душу в рост отдаст, если только ему пообещают с нее хорошие проценты. Второго такого Цервеля еще поискать - навигация близ Фальма дело очень опасное, а платят они средне. - Может, лучше посуху? - предположил Эгин. - Если согласен поспеть к Венцу Лета - может и лучше. А раньше и не думай. - Но по моим расчетам это две недели пути! Что там - разбой на дорогах? - Нет. Но перешеек, соединяющий полуостров с Сармонтазарой, весь перекопан харренитами. Там сторожевые секреты, заставы, крепости - лучше туда не соваться. А если сунешься - будь готов к тому, что идти придется через такие чащобы, по сравнению с которыми леса Ре-Тара кажутся царскими садами. Кроме этого, на Фальме отвратительные дороги. Особенно - на северо-западе. - А на побережье? - Одна мощеная козья тропа соединяет Семельвенк, замок барона Аллерта, и город Яг. Собственно, на Фальме всего три "порта", если это можно так назвать. Первый - это Южный замок - страшное место, где тебе лучше не бывать. Да это и не порт вовсе. Яг - приморский город, куда и ходит Цервель из Тардера. И Белая Омела - четыре рыбачьих лачуги с видом на море и кучей каменных истуканов культового назначения. - А что Адагар? Ты говорил про замок Гинсавер. Далеко ли он от Яга? - Когда я бывал на Фальме, мне показалось, что между Ягом и Гинсавером около двух недель пути. Но, может, тебе повезет и ты успеешь до того, как начнется говноплавка. - Говноплавка? - переспросил Эгин. - Так бароны фальмские величают весеннюю распутицу. Они там в выражениях не стесняются. Простота у них, понимаешь ли, посконная, дедовская. - А барон Вэль-Вира? Тоже любитель дедовской простоты? - Вот уж чего не знаю, того не знаю. Когда я был на Фальме, Вэль-Вира еще на свет не родился, - закряхтел-засмеялся аптекарь. - Но батюшка его видный мужик был! Густой оленьей кровью меня угощал, это у него вместо наших улиток со сливками подавали, такой деликатес. - Не пойму, что это за оленья кровь - "густая"... - нахмурился Эгин. Перспектива ехать на Фальм его вдохновляла все меньше и меньше. Тем меньше, чем более неизбежной она становилась. Теперь вот еще и кровь оленья там у них деликатес. - Нечего тут понимать. Нацеживают с горла оленьего кровушки в глубокую миску, ставят миску в ледник. А оленя самого отпускают. Обычай такой у них: если олень помрет, считают, что можно отравиться. Через день глядишь - а кровь-то и загустела, как это ей свойственно. Тогда перца сверху, укропу и сушеного кизилу сыплют. На четыре части, как омлет, разделяют и гостям подают. Эдакое блюдо. Пробовать не советую. Отказаться - значит нанести хозяину смертельную обиду. Эгин скривился от отвращения. Что за кухня? Что за обычаи? - То-то же. Так что подумай хорошенько, нужен ли тебе этот разнесчастный Адагар или ну его к лешему. Эгин угрюмо вздохнул. К сожалению, Адагар был ему нужен. Причем нужен до зарезу. Не успело взойти солнце, а он уже был на пристани, выискивая взглядом корабль, похожий на тот, что описал карлик. Аптекарь предупредил Эгина, что флаг с семиконечными звездами искать бесполезно - Цервель тщательно скрывает от всех в Тардере, кому служит. И ходит под фальмским флагом только за пределы Харрены. Судно Цервеля со странным названием "Дыхание Запада" Эгин отыскал не сразу. Матросы закатывали на "Дыхание Запада" бочки с вином и маслом. Портовые бродяжки, нанятые на один день, заносили на палубу мешки с гречневой мукой и горохом. Сам Цервель, наплевав на капитанскую спесь, собственноручно таскал связки копченого сала и угрей, гремя по дощатому трапу коваными каблуками сапог. Связки источали такие соблазнительные ароматы, что бродяжки сглатывали слюну и останавливались, чтобы понюхать воздух. По всему было видно, что отплытие совсем скоро. - Все верно, отплываем сегодня вечером, - сдержанно ответил Цервель Эгину. - А куда? Я имею в виду ваш порт назначения. - А вот это - тайна, - вежливо, но непреклонно ответил Цервель, поворачиваясь к Эгину спиной, от него несло как из коптильни в рабочий полдень. - Послушайте, - начал Эгин переходя на полушепот. - Мне нужно на Фальм. Я готов заплатить хорошие деньги. - На Фальм? - Цервель изобразил удивление. - Вот уж не советую так не советую! Нравы там не для просвещенных господ. Грязно. Вдобавок, тиф. Гнилостные испарения народ так и косят... Так что если найдется безумец, который... - Милостивый гиазир Цервель, мне действительно очень нужно побывать на Фальме, - не отступал Эгин. От него не укрылась искорка неподдельного удивления, которая сверкнула в глазах капитана, когда он услышал из уст Эгина свое имя. "Неужто доигрался?" - словно бы говорили губы Цервеля, которые то нервно сжимались, то кривились в букву "о". - И барон Вэль-Вира, к которому я направляюсь, будет очень недоволен, если я не прибуду в срок. - Что-то я не слышал, чтобы барон Вэль-Вира кого-то ожидал, - с сомнением сказал Цервель. - Впрочем, что мне до этого. Я все равно направляюсь сейчас на юг... - Но в вашей каюте, между тем, готов поручиться, можно найти еще влажный флаг с семиконечными звездами! - Эгин старался казаться доброжелательным, но это еще больше насторожило Цервеля. "Наверное, не нужно было говорить про каюту и про флаг", - подумал Эгин. - Что вы имеете в виду? - Я имею в виду флаг. И больше ничего. - Да... флаг... фальмский флаг... Да! Я бывал там дважды. И чтобы... знаете ведь, всякое бывает! Но это вовсе не значит, что я... - Это совершенно ничего не значит, - с энтузиазмом подтвердил Эгин, который понял, что допустил оплошность, слишком быстро взяв в оборот подозрительного капитана. - Тогда сделайте одолжение - не могли бы вы по пути на юг, в ваш загадочный пункт назначения, высадить меня в Яге? - В Яге? Но это нам не по пути! - Пятьдесят авров. Плачу золотом. С минуту Цервель сохранял молчание - видимо, алчность и осторожность в очередной раз сцепились в его душе за право принимать решения. - Будь по вашему. Так уж и быть, зайду в этот проклятый Яг один разок. Ради вас, милостивый гиазир... м-м... гиазир... - ...гиазир Эгин. 2 Первые два дня на судне Цервеля Эгин просто проспал. Качка была оглушающей. Еда - сродни помоям. Видимо, копченые окорока и угрей Цервель приберег для своего стола. Рядом с кроватью Эгина стояла жаровня со свежими углями, но и это не помогало - холод и сырость, казалось, поселились внутри его костей. По сравнению с этим плаванием, путешествие на "Гордости Тамаев" казалось ему теперь просто развлекательной прогулкой. И хотя жил он в роскошной, прекрасно меблированной каюте с коврами, умывальником и бумажными цветами в прикрученных к полу вазах, он чувствовал себя покинутым и больным. Была еще одна причина, по которой Эгин предпочитал сон под тремя одеялами всем прочим занятиям. Ему не хотелось отпирать Белый Цветок. Вернее, у него не было на это душевных сил. Он не разговаривал с Лагхой от самого Тардера, когда он только собирался на площадь Мясников. Давно пора было бы сообщить гнорру свежие новости, рассказать ему о необычайной встрече с карликом-аптекарем. Более того, не сообщить ему об этом было порядочным свинством - в итоге ведь Эгин принял решение ехать на Фальм, не посовещавшись. Но в том-то и была загвоздка. Эгин чувствовал: Лагха и Фальм - это два слова, которые не хотят мирно стоять рядом. Ему вспомнились давние туманные намеки Лагхи относительно Зверды, тоже фальмской баронессы. И исполненные обиды слова Овель, которая говорила о фальмских баронах на повышенных тонах, да еще в выражениях, не делающих чести воспитанной девице из рода Тамаев... Почему-то Эгин был уверен, что Лагха откажется от того, чтобы плыть за Адагаром в замок Гинсавер, хотя логика, вроде бы, свидетельствовала в пользу того, что поступать следует именно так. И он решил сказать "да" быстрее, чем Лагха получит возможность возопить "нет!" Лишь на третий день Эгин отважился отпереть Белый Цветок. - По вашему лицу вижу - вы не в духе, - заметил гнорр, похожий на игрушечного солдатика. Такие фигурки лучников и алебардистов отливали в Варане из меди и олова на потребу капризным сынкам столичной знати, охочим до настольных "войнушек". - Да нет, все в порядке. Просто хандра - сказывается врожденная угрюмость, - попробовал отшутиться Эгин. - И качка, - добавил гнорр. - Не иначе, как мы на судне? Эгин кивнул. - Куда же мы направляемся? - Мы плывем в Яг. А оттуда поедем в замок Гинсавер. Странник сказал мне, что именно там следует искать Адагара. Он-то и сделает тело глиняного человека. - Неужели? Мы едем навестить барона Вэль-Виру? - гнорр изобразил некое подобие улыбки. - Сам Вэль-Вира нам не нужен. Просто Адагар нынче подвизается у него при дворе. - Это мило, - сказал Лагха и замолчал. Эгину вдруг показалось, что в фигуре крошки-гнорра появилась какая-то необычная неуверенность, какая-то сутулость, если не согбенность. Ничего подобного Эгин раньше за дерзким до умопомрачения гнорром не замечал. - Это мило, - машинально повторил Лагха. - Что же в этом "милого"? - не выдержал Эгин. Он уже был согласен обсудить этот невеселый вопрос с Лагхой, лишь бы хоть как-то изничтожить то подавленное состояние неопределенности, в которое он незаметно для себя впал, когда узнал от карлика-аптекаря, где искать Адагара. - "Милым" я называю все, что заставляет меня чувствовать себя пылинкой, горстью праха, плотным облаком из уязвляющих воспоминаний. Когда вы, Эгин, упомянули Фальм, я почувствовал себя ничем. Воздухом. Травой. Это состояние не лишено своей приятности, как иногда приятно терпеть сильную боль. - Странное это занятие - терпеть боль и получать удовольствие. Ну да ладно. Почему все же упоминание о бароне Вэль-Вире заставляет вас, мой гнорр, чувствовать себя ничем, горстью праха? - Видите ли Эгин, я привык контролировать все и манипулировать всем, с чем только прихожу в соприкосновение. Я умудряюсь манипулировать даже вами, будучи при этом всецело в вашей власти. Я стал призраком, но все-таки не утратил привычки чувствовать себя магом, могущественным магом. Так уж получилось, что видеть себя сильным и чуть ли не безупречным стало для меня обычным делом. Так вот: когда я слышу "Фальм", я понимаю, что есть люди и места, которые одним своим существованием отменяют все - и мои манипуляции, и мое магическое могущество, и мою дутую безупречность. Перечеркивают всего меня одним взмахом меча. - Но почему "отменяют"? Почему "перечеркивают"? - Потому что когда вы говорите "Фальм", я начинаю понимать, кто и как меня обхитрил. Я начинаю догадываться, кто сделал меня призраком. Пока что это только мои догадки. Но теперь мне совершенно ясно: в повести о развоплощенном гнорре Свода Равновесия и его друге Эгине слишком много слова "Фальм". И осознавать свою ничтожность в некотором смысле немного приятно - это как терпеть боль. Действительно "мило" видеть, как мир из ручного снова становится грозным и непознаваемым. То есть самим собой. - Вы хотите сказать, что это сделал Вэль-Вира? Что он и есть тот маг, который... - Это не исключено. Хотя и довольно невероятно. Вэль-Вира скорее наш союзник. - Первый раз слышу о существовании такого союзника! - Это значит лишь одно: вы слишком долго не были в столице. Буквально накануне моего развоплощения Совет Шестидесяти разделился на "партию войны" и "партию мира". Мусолили вопрос о военной экспедиции на Фальм. Целью этой экспедиции было уничтожение кого? - Ну... барона Вэль-Виры велиа Гинсавер, надо думать. - Все верно, Эгин. Вэль-Виры. Его называли людоедом и кровопийцей. Но, главное, его называли оборотнем. Перевертышем, способным превращаться в сергамену. Наши вельможи с подачи баронов Маш-Магарт были убеждены: таких сергамен следует истреблять до последнего, тем более, что с государственной точки зрения это очень даже заманчиво... Гнорр Свода Равновесия, то есть я, был главным противником этой экспедиции. И был бы им до сих пор, если бы не развоплотился... - И что, по-вашему, произошло дальше? - Дальше, насколько мне известно, убили Альсима, который тоже был противником войны с оборотнем Вэль-Вирой. - А дальше? - Дальше - не знаю. Но то, что Зверда, моя жестокая девочка, имеет к этому непосредственное отношение, теперь становится мало-помалу очевидным... Когда такие маги, как Адагар, считают для себя правильным околачиваться в каких-то диких горах по полгода, это значит только одно - у них там свои интересы. А поскольку маг имеет только магические интересы, значит, эти интересы есть от кого отстаивать. Предположим, Адагар на стороне Вэль-Виры. Значит, он оказывает ему магическую помощь. Но кто же тогда на стороне баронов Маш-Магарт, основных противников Вэль-Виры и зачинщиков союза с Вараном? Теперь я, кажется, знаю правильный ответ, Эгин. На стороне баронессы Зверды и барона Шоши велиа Маш-Магарт будут воевать великие маги - баронесса Зверда и барон Шоша велиа Маш-Магарт... - Вы шутите? - К сожалению, нет, -в голосе гнорра звучала грусть. - Значит, на барона Вэль-Виру и Адагара все-таки можно положиться? - Может и нельзя. Да только полагаться нам больше не на кого. Вот уж теперь мне ясно, почему Зверда не отозвалась на мой вопль о помощи. Глупо спасать щенка, которого сам бросил в реку, верно? - Вы считаете, в вашем развоплощении виновна Зверда? - Я мечтаю о том, чтобы когда-нибудь оказалось, что я заблуждаюсь. И что Зверда, моя северная лилия, непричастна к этой грязной подмене, но пока... По здравому размышлении выходит, что она и ее муж были заинтересованы в моем частичном устранении больше, чем все остальные известные мне люди. Пар-арценц Сонн, который тоже порядочная сволочь, скорее был бы заинтересован в том, чтобы убить меня. Заметьте, убить, а не подменить. Стоило посмотреть представление в Волшебном театре Ита, чтобы убедиться - никто в Варане не заподозрил этой умопомрачительной подмены. Жизнь там идет своим чередом... Мятежи, смуты... Так что не удивляйтесь, если по прибытии в замок Гинсавер вы обнаружите под его стенами наших коллег из Свода Равновесия... Разве что зем