о. Брайли был слишком ловок, чтоб дать ухлопать себя. - По-моему, он был слишком ловок, чтобы покончить с собой. - Ну что вы, Уэбб! - испуганно сказал полковник. - Вы просто несете чушь. Вы представляете себе, сколько было бы неприятностей? А?.. Пошли. А выстрел кто-нибудь слышал? - Похоже, что нет. Лаборатории ведь стоят в стороне. Во всяком случае, никто ничего не сообщил. Уэбб сел за руль открытого "джипа", а полковник, поеживаясь от ночной прохлады, уселся рядом с ним. Призрачный свет фар жадно лизнул светлую стену административного корпуса и заплясал на дороге. Через минуту "джип" затормозил около здания лаборатории, у входа в которую стоял человек. - Я выключил свет, сэр, - сказал человек, - чтобы не привлекать внимания. - Хорошо, Калберт. Теперь зажгите его. Они вошли в лабораторию. На полу стояло ведро и лежала швабра. Полковник посмотрел на Калберта. - Я только вошел, сэр, зажег свет, поставил на пол ведро и тут же увидел его. Вот так он и лежал на диване. - Я понимаю, что так же. Вряд ли он перевернулся на другой бок, - нервно сказал полковник. Брайли лежал на диванчике на спине. Правая его рука свешивалась почти до пола. На полу лежал смит-вессон. Полковник сделал шаг к дивану и увидел, что правый висок Брайли был разворочен выстрелом. - Похоже, что выстрел был произведен в упор, - быстро сказал он. - Как вы считаете, Уэбб? - Возможно, сэр. Все возможно. - Что значит - все? Вы разве не думаете, что он сам стрелял в себя? - Я ничего не думаю, сэр. Мне лишь кажется, что все слишком похоже на самоубийство. - Что значит - слишком? Вы просто начитались детективных романов, Уэбб. Да и кто мог бы убить его? Некому. Я вам говорю - некому. Вызовите лучше Клеттнера, пусть он произведет вскрытие, составит акт и все там прочие формальности, а мы подождем утра и приступим к следствию. Хотя я и уверен, что это чистейшее самоубийство, нужно провести следствие по всем правилам, ведь здесь мы и полиция и суд. Далби говорил тоном обиженного ребенка, который возмущен незаслуженным наказанием. Разве он не делал всего, что требовалось? Разве не могло все идти так же тихо и мирно, как шло до сих пор? Разве он виноват, что на диване лежит мертвый Брайли? Полковник почувствовал отвращение к нему. Взял и подложил ему свинью прямо перед приездом Труппера. Эгоист. Нашел время стреляться... Истерики они все и ипохондрики. Самих бы их под стимулятор. В первую очередь чтоб знали, как стреляться на образцовых секретных базах... Допрос шел в кабинете начальника базы. Полковник Далби с несчастным выражением лица сидел за своим огромным письменным столом, то и дело скашивая глаза на сложенную вчетверо газету, которая для приличия была прикрыта "Таймом". На газете был виден наполовину решенный кроссворд. Рядом с полковником, с короткого края стола, сидел майор Уэбб. У окна, с трудом сдерживая зевоту, устроился доктор Клеттнер, главный врач базы. Глаза у него были сонные. Перед столом сидел доктор Цукки и нервно вздрагивал при каждом вопросе. - Доктор Клеттнер утверждает, - сказал полковник Далби, - что Брайли умер между часом и двумя ночи. - Понимаете, дорогой Цукки, это чистейшая формальность, но я вас вынужден спросить, где вы были в это время. - Да, да, конечно, я понимаю. - Цукки поспешно кивнул головой. - Да, конечно, конечно. Бедный Брайли, такие руки у него были!.. - Мы все потрясены, доктор Цукки, но я вынужден повторить вопрос: где вы были этой ночью, в частности от полуночи до двух? - Да, да, разумеется, - встрепенулся Цукки, - я был в своем коттедже. - Когда вы легли спать? - Около половины третьего... Уэбб бросил короткий взгляд на полковника. Полковник, зябко вздрогнув, быстро взглянул на Цукки. - Вы всегда так поздно ложитесь? - Нет, мистер Далби. Обычно я ложусь около полуночи. - Что же заставило вас бодрствовать на этот раз так долго? - Видите ли, часов в одиннадцать ко мне зашел сосед, доктор Найдер, и мы заболтались... - Какого же черта вы сразу не сказали! - просияв, крикнул полковник, победно посмотрел на Уэбба, скосил глаза на кроссворд и вдруг довольно хлопнул себя по ляжке. - Ну конечно же, киви. Птица из четырех букв. - Что, что? Какая птица? - Ничего, это я говорю о вашей беседе с Найдером. - Я как-то не подумал, что это так важно. - Вы настоящий ученый, дорогой доктор Цукки, - сказал полковник, - вы далеко пойдете. В научном, разумеется, плане. Теперь еще несколько вопросов, уже, так сказать, второстепенного порядка. Вернее, не второстепенного, а, так сказать, менее личного плана. Вы не знаете, откуда Брайли взял смит-вессон? - Смит-вессон? - переспросил Цукки и побледнел. - Да, именно. Смит-вессон. - Боже мой... - Дрожащими пальцами Цукки попытался вытащить сигарету из измятой пачки, но не смог. - Не волнуйтесь вы, ради бога, - нервно сказал полковник, перегнулся через стол, достал сигарету и дал ее Цукки. - Спасибо, - сказал Цукки. Он долго возился с зажигалкой, пока наконец не закурил. - Это моя вина. Да, моя. - Он опустил голову. - Что значит - ваша? - недоверчиво спросил полковник. - Видите ли, пистолет этот был найден у Дэниэла Карсуэлла. Вы знаете... - Да, - коротко кивнул полковник. - По согласованию с вами я оставил пистолет у себя. Мне было интересно посмотреть, как будет вести себя стимулируемый объект, если ему предложить его же оружие. Я уже докладывал, что опыт вполне удался. Мистер Карсуэлл не захотел взять пистолет. Это очень важный момент в наших исследованиях. Очевидно, состояние эйфории с наложенным на нее подавлением воли полностью угнетает агрессивное состояние. - Хорошо, хорошо, вы уже докладывали об этом. Но в чем же ваша вина? - Брайли видел у меня пистолет. Вчера... нет, простите, позавчера он попросил его у меня. Боже, зачем я это сделал... - Кто мог знать, - мягко утешил Цукки полковник, - кто мог знать... Он не сказал вам, для чего ему оружие? - Он сказал, что хочет проверить мой опыт. Вы понимаете, как ученый я не мог отказать ему. Это дало бы возможность поставить под сомнение мои выводы... - Ну конечно же, доктор, - просиял полковник, - научная добросовестность превыше всего. Вы не замечали каких-нибудь перемен в покойном в последнее время? - Нет, пожалуй, - задумчиво сказал Цукки, - если не считать, что он стал угрюмее, что ли... Мы часто спорили по научным вопросам, и он был... как вам сказать... более, чем обычно, язвителен. - Прекрасно, - сказал полковник - прекрасно! Вы не знаете никаких причин, почему бы Брайли мог покончить самоубийством? Не производил ли он на вас впечатление человека, который может наложить на себя руки? - Пожалуй, нет. - Хорошо. Если бы мы знали обо всех причинах самоубийств, их бы просто не было. И последний вопрос: могут ли стимулируемые объекты сознательно лгать, укрывать правду? - Это исключается, мистер Далби. Видите ли, ложь - это в некотором смысле волевое усилие, творческий акт. Мы же подавляем волю стимулируемых объектов. Сознательная ложь совершенно исключается. - Дело в том, что вчера покойник беседовал несколько минут с Карсуэллом. Имеет ли смысл допросить этого человека? Доктор Цукки пожал плечами: - Я уже вам объяснил, что... - Спасибо, дорогой Цукки, вы очень помогли нам. У вас есть вопросы, Уэбб? - Нет, сэр, - сказал майор и проводил глазами неуклюжую фигуру ученого. - Каков идиот, - улыбнулся полковник, когда Цукки вышел из комнаты, - но очень симпатичный. С такими можно делать все, что вздумаешь. Ну что, вызовем этого Карсуэлла? Попросите, пожалуйста, Уэбб, чтобы его прислали сюда. Как бы случайно полковник сдвинул локтем журнал "Тайм" на несколько дюймов в сторону, быстро вписал в пустые клеточки слово "киви", вздохнул и решительно прикрыл кроссворд "Таймом". Дверь приоткрылась, и в щели показалась коротко остриженная голова сержанта. - Карсуэлл, сэр. - Давайте его, - сказал полковник. Дэн вошел и широко улыбнулся. Все трое сидевших в комнате, казалось, излучали теплоту, будто были рефлекторами, а он стоял в фокусе их излучения. - Здравствуйте, джентльмены, - сказал он. - Нам стало известно... гм... Карсуэлл, что вчера вы о чем-то беседовали с доктором Брайли. Нам бы очень хотелось знать, о чем именно. Не могли бы вы нам рассказать? - Ну конечно! - с воодушевлением воскликнул Дэн, чувствуя, как все в нем тянется навстречу этим добрым и внимательным людям. Возможность сделать им что-нибудь полезное воодушевляла его и заставляла говорить быстро и возбужденно: - Я вскапывал клумбы, когда ко мне подошел доктор Брайли и сказал, что очень обижен на меня за то, что я часто беседую с доктором Цукки, а с ним никогда. Что он ценит здесь каждого нового собеседника, поскольку немного есть людей, с которыми он мог бы поговорить. - Он хотел сказать, что тоскует? - Не знаю, сэр. - Но он сказал, что ему не с кем поговорить? - Не совсем так. Он сказал, что ценит каждого нового собеседника. - Понятно, это одно и то же. А что вы ему ответили? - Я был очень сконфужен и обещал обязательно зайти к нему. Я обязательно сделаю это сегодня. Обязательно. Полковник Далби посмотрел на Дэна и сказал: - Вы этого не сделаете. Доктор Брайли сегодня ночью умер. - Что вы говорите, сэр? Как это так - умер? Дэн понимал слово "умереть", но оно решительно отказывалось проявиться в его сознании, до конца выявить свой физический смысл. Тихое блаженство, струившееся в нем, лишало слово всякой конкретности, оставляло лишь набор звуков, пустых и малозначительных. Доктор Брайли, забавно! Вчера только он просил Дэна зайти, а теперь говорят, что он умер. Умер не умер - какое это, в конце концов, могло иметь значение в мире поющей радости, в который он был погружен! - А вы не знали, что он умер? - спросил полковник. - Нет, сэр, не знал, - широко улыбнулся Дэн. - Честно признаться, меня мало интересуют такие вещи. Знаете, это как-то... - Он смущенно и вместе с тем довольно засмеялся, заставив вздрогнуть полковника от неожиданности. - А где вы были ночью? - внезапно спросил Уэбб, пристально взглянув на Дэна. - Ночью? - Дэн хихикнул. Этот человек так мило пошутил. - Ночью? Ночью, сэр, я спал. Ответ свой тоже показался ему остроумным, и он почувствовал удовлетворение художника при создании маленького шедевра. - Больше ничего вы не можете сказать нам? - спросил полковник. Дэн виновато улыбнулся. Смешные люди! Если бы он знал что-нибудь, он бы с удовольствием сделал им приятное. - Ну хорошо, Карсуэлл, спасибо. Можете идти. - Вам спасибо, джентльмены. - Дэн прижал от избытка чувств руку к груди, поклонился и вышел. - По-моему, все ясно, - сказал полковник. - Нет никаких оснований сомневаться в самоубийстве. Последнее время Брайли был подавлен. Это раз. Он даже просил зайти поболтать этого Карсуэлла. Это два. Он под фальшивым предлогом взял пистолет у Цукки. Это три. На пистолете отпечатки пальцев Брайли. Это четыре. И, наконец, выстрел был произведен почти в упор. Это пять. - А может быть, поговорить с Карсуэллом в экранирующей камере? - вдруг спросил Уэбб. - Глупо, Уэбб. Вы меня простите, но это глупо. Если человек ничего не может сказать под воздействием стимулятора, когда он лишен воли, что он скажет вам, находясь в здравом уме? Нет, Уэбб, я ценю вашу проницательность, но ваше предложение глупо. - Возможно, сэр, - кивнул головой Уэбб, - но мне кажутся подозрительными многочисленные беседы Цукки с этим Карсуэллом. Не забывайте, что это за тип и как он к нам попал. - Помню, помню. Но, во-первых, Цукки ведет наблюдения над группой объектов, куда входит и Карсуэлл. А во-вторых, у вас еще слишком много чисто строевых представлений. Все-таки это не Форт Брагг, а Драй-Крик. Не забывайте об этом. И проследите, чтобы все бумаги были составлены по должной форме. - Хорошо, сэр, - угрюмо сказал Уэбб и вышел. За ним, словно очнувшись ото сна, поспешно выскочил и врач. Полковник несколько раз широко развел руки, глубоко вздохнул и снял "Тайм" с кроссворда. Теперь можно было спокойно подумать над древним скандинавом-воином из шести букв, - начинающимся с "в". Конечно, полностью избежать неприятностей не может никто, но уметь их уменьшить - ох, как это важно!.. ЗАКОН НЬЮТОНА - Вы знаете, Карсуэлл, для чего я вас позвал? - спросил майор Уэбб, пристально вглядываясь в лицо Дэна. - Нет, не знаю, - смущенно улыбнулся Дэн. - Я хочу сходить вместе с вами в лабораторию доктора Цукки. Как вы на это смотрите? - С удовольствием. Они шли по залитой ярким аризонским солнцем территории базы, и Уэбб с отвращением почувствовал, как почти сразу у него взмокла спина и тоненькая струйка пота зазмеилась между лопатками. Отвращение вызывали не только жара и пот, но и идиотская физиономия Далби с написанным на ней выражением превосходства. "Оставьте ваши строевые замашки, Уэбб. Это вам не Форт Брагг. Это научная база". Научная база! База ленивых кретинов. Ах, как быстро полковник уверовал в версию о самоубийстве! Еще бы, за три дня до приезда генерала убийство на территории секретной базы было бы очень некстати. Самоубийство - это другое дело. Понимаете, сэр, напряженная работа, совершенно новая область, полная изоляция. Да, сэр, увы, человек - далеко не лучший из материалов, ничего не поделаешь. Хитер, хитер полковник Далби. Ах, если бы только удалось что-нибудь раскопать... Уж очень гладенькое, хрестоматийное самоубийство. Точь-в-точь по учебнику. Кто знает, попытка не пытка. Уэбб отнюдь не был уверен в реальности своей версии. Все они в один голос убеждали его, что стимулятор - лучшая гарантия правдивости допрашиваемого, во сто крат большая, чем любой детектор лжи. Но большую часть своей военной карьеры он провел в обычных частях и в глубине души не очень доверял всем этим штучкам. Обыкновенный хорошенький допрос - это, как ни крутись, совсем другое дело. Старый добрый способ, конечно с его опытом, тоже не следует сбрасывать со счетов. - Вы ко мне? - спросил доктор Цукки, показываясь в дверях лаборатории. - Такое несчастье... Совершенно не могу сегодня работать, все время под впечатлением. - Он казался больной нахохлившейся курицей, а его обычно смугловатое лицо приобрело землистый оттенок. - Если вы не возражаете, доктор Цукки, я хотел бы воспользоваться вашей экранирующей камерой и побеседовать с мистером Карсуэллом. - В экранирующей камере? - тихо спросил Цукки и посмотрел, растерянно мигая ресницами, на Уэбба. - Да, - коротко ответил Уэбб. Он испытывал удовольствие, глядя, как трепещет этот пухлый слизняк. Он уже знал, что скажет Цукки. - Да, мистер Уэбб, но шоковый удар, который... Тем более мы говорим ведь в присутствии... мистера Карсуэлла. - Мне плевать на шоковые удары и чье бы то ни было присутствие! - отрезал майор Уэбб. - Ученые... Пулемет позади и огонь без предупреждения, тогда бы они работали как следует и не несли околесицу о шоковом ударе. Слишком все деликатными стали. Такое мнение, и другое мнение, и еще одно мнение... Либералы... - К сожалению, я должен... - Мне плевать, что вы должны, Цукки. Кто заместитель начальника базы - вы или я? - В научных вопросах... - Я вам покажу научные вопросы, лабораторная крыса! Убить человека - это, по-вашему, научные вопросы? А? Уэбб распалялся все больше и больше. Тридцать пять в тени, песок, куча идиотов и жирный Далби, решающий целыми днями дурацкие кроссворды. И из-за таких он в сорок шесть все еще майор... Кроссворды... Киви... - Мистер Уэбб, - плачущим тонким фальцетом выкрикнул Цукки, - если вы еще раз!.. - Хватит с вас и одного раза. Откройте камеру. Идите, Карсуэлл. Дэн не мог сдвинуться с места. Все в нем трепетало, голова плыла куда-то, вращаясь. Мысленно он метался от Цукки к Уэббу, как щенок во время ссоры хозяев. Он знал, он точно знал, что должен что-то сделать, но вяжущая благостная слабость пеленала его по рукам и ногам. Какие странные люди! Для чего ссориться в тихом, радостном мире, когда все поет вокруг тебя, покачивая, куда-то все несет и несет в сладком счастливом забытьи, в котором стираются четкие пугающие контуры мира и все дрожит в неясной дреме... - Вы что, заснули? Грубый и властный голос Уэбба заставил его очнуться, и он снова увидел прыгающий в глазах Цукки ужас. Странные люди, для чего это все? Он понимал, что сейчас войдет в камеру. Он помнил, как входил в камеру и мир мгновенно безжалостно обнажался перед ним, но это будет потом, не скоро, через три шага, а пока можно было дремать в блаженном спокойствии. Тяжелая дверь с уже ставшим знакомым Дэну скрипом (надо смазать петли) медленно закрылась за Уэббом. Майор, казалось, приходил в себя, и с каждым мгновением решимость его таяла. - Садитесь, - глухо сказал он и сам тяжело опустился в кресло. Дэн молчал, бережно смакуя ненависть, собиравшуюся в нем. Должно быть, так смакуют простые грубые запахи работники косметических фабрик, подумал он. Он и раньше, несколько минут назад, понимал каждое слово, которое произносил этот высокий, сухопарый человек с рыжеватой щеткой усов на верхней губе, но только теперь они по-настоящему проявлялись в крепком растворе ненависти, приобретали четкость и ясность. - Что вы можете рассказать мне об убийстве Брайли? - хмуро спросил Уэбб и поднял глаза на Дэна. "Брайли... странно... У меня какая-то пустота в голове, когда я думаю о Брайли. Вчера я с ним разговаривал. Я одержал победу над этим проклятым стимулятором... А что дальше?.. Почему я так радовался этой победе? Провал, какой-то странный провал... Или к этому стимулятору добавилась еще какая-нибудь чертовщина?" - Я рассказал все, что знал, - бесстрастно ответил Дэн. Ему не хотелось думать, для чего его терзают эти рыжие усики. Ненависть отступила на шаг и освободила место для горькой острой нежности к Фло. - Встать! - вдруг истерически крикнул Уэбб. - Расселся, скотина! Радиоидиот! - У него мелькнула было в голове мысль, что напрасно он так распустил нервы, но тут же растворилась в месяцами копившемся раздражении. "Обожди, Фло", - подумал Дэн, встал и подошел к майору. Дэн почти без замаха выбросил вперед правый кулак, добавив к усилиям мускулов вес всего своего тела. Кулак, описав короткую траекторию, наткнулся на лицо майора и передал ему всю заключенную в нем энергию. Кулак обессиленно упал, а голова дернулась назад и в свою очередь передала энергию металлической стенке, которая осталась на месте, предварительно оттолкнув затылок. "Прямо по закону Ньютона", - подумал Дэн. Майор начал медленно переваливаться через край кресла. Тонкая струйка крови, сочившаяся из носа, изменила под влиянием силы тяжести направление. Дэн, тяжело дыша, вдруг подумал, что после письма Фло он это делает уже не в первый раз. Уэбб всхрапнул и открыл глаза. Прежде чем клубившийся в них туман рассеялся, Дэн еще раз ударил его в лицо. Теперь лицо было ниже, и пришлось нагнуться, чтобы попасть в него. Дэн открыл дверь. За нею стоял Цукки, дрожа, словно осиновый лист. - Помогите мне, доктор, - сказал Дэн, чувствуя, как начинает расплываться ненависть. - Его надо вынести на улицу, ему здесь стало нехорошо от спертого воздуха. В налитых страхом глазах Цукки мелькнул просвет. Вдвоем они подняли Уэбба и вынесли на улицу. - Сейчас я позвоню полковнику, - сказал Цукки, - мне сдается, он сможет перенести этот удар... Я имею в виду полковника. ВСПОМНИТЬ И ЗАБЫТЬ Ночь. Дэн, привалившись спиной к двери, сидит на ступеньках коттеджа. Большая Медведица совсем близко - протяни руку и ухватись за ручку ее ковша. Хорошо сидеть так, глядя в небо. Теряешь ощущение своей малости, растворяешься в безбрежности Вселенной. Мыслям в небе просторно. Они плывут в гулкой бесконечной тишине, и ничто не мешает им. Они все удаляются, удаляются, теряют связь с тобой, и их уже больше нет. И сидишь один на дне звездного океана и ломко дремлешь, ни о чем не помня и ничего не ожидая. Сигарета давно погасла в руке, но не хочется ни разжать пальцы, ни чиркнуть спичкой. Тихо. - Вы спите, Карсуэлл? - доносится еле слышный шепот. Нет, это не звезды. Это едва видимая тень с голосом Цукки. Спуск со звезд занимает много времени, но наконец Дэн открывает глаза: - Нет, доктор, я не сплю. Цукки колеблется. Он обещал Карсуэллу сделать это, дал честное слово, и все же ему жаль его. Странный человек. То, что он, Цукки, хотел бы забыть, он хочет вспомнить. Ничего не поделаешь, есть люди, которые не любят забывать. Для них все много проще, чем для него. О боже, как все сложно! Он вдруг вспомнил слова Мэри Энн, которые она сказала тогда, уходя от него: "Ты боишься простых ответов, Юджин. Ты боишься жизни. Ты навсегда остался маленьким сопливым Цукки-брюки". Летом у нее выступали веснушки. У нее были сильные руки, и она почему-то всегда коротко стригла ногти. Может быть, она была права. И Брайли был прав: он омега, всю жизнь был омегой, ожидающим ударов от мальчишек и от жизни. Карсуэлл другой. Он обещал ему это сделать. Теперь, после следствия, это не страшно. - Вы спите, Карсуэлл, спите, спите, спите. Вы смотрите на меня и спите. Вы спите и слышите лишь мой голос. - Да, доктор, я сплю и слышу ваш голос. "Удивительно все-таки, как стимулятор облегчает гипноз! Своя воля подавлена, и мозг особенно восприимчив к чужой воле", - подумал Цукки и сказал: - Теперь вы войдете в коттедж, ляжете в кровать и будете спать. А когда проснетесь, вспомните все, что было. Идите, Карсуэлл. Тихо и покорно Дэн поднялся со ступенек и неслышной тенью скользнул к двери. Не нужно, конечно, было этого делать, снова подумал Цукки, но он дал честное слово. А Брайли нет в живых. Почему все-таки Брайли так ненавидел его? Почему? Что он ему сделал? Что они не поделили? Разве что ответы. У Брайли всегда были простые и однозначные ответы. У него, у Юджина Цукки, их почти никогда не было. Но почему человек с ясными ответами должен ненавидеть человека без ответов? И на этот вопрос ответа тоже не было. И все-таки раз в жизни он найдет ответ, наверное последний. Ровно через два дня. Он не струсит. Удивительное дело, иногда он оказывался много сильнее, чем думал сам и другие. Он вспомнил, как во время войны их рота совершала учебный марш-бросок. Где это было? Кажется, в Стоунбридже. Там. К десятой миле все высунули языки. Рядом с ним обливался потом Бобби... Бобби... Как была его фамилия? Черт с ним. Длинный парень с бледным жестоким лицом. Сколько раз он издевался над ним: "Ваш брат не привык...", "Это тебе не макароны жрать..." А тогда он плелся рядом, молчал, и одно плечо под тяжестью винтовки было намного ниже другого. Так он и шел, скособочась. И ему, Цукки, было тяжело и все время казалось, что больше он не сделает и пятидесяти шагов, вот-вот рухнет и заснет прежде, чем ударится о землю. И все-таки он шел и вдруг сказал этому Бобби: "Дай твою винтовку. Пусть у тебя отдохнет плечо". Бобби не отказался, но на привале назвал его итальяшкой. Что и кому он хотел доказать? Этому Бобби, что он благородный, или себе, что Бобби гад? Или он просто всю жизнь страдал оттого, что не все его любят или, точнее, что никто его не любит, и всегда пытался купить любовь окружающих мелкими взятками? И это сложный вопрос, и на этот вопрос готового ответа не было. Вот так. Вот так, дорогой Юджин Цукки. Интересно, получит ли его мать страховку за него? Он привычно пожал плечами - единственный жест, который он умел делать лучше кого бы то ни было. Надо было идти спать. Он посмотрел вверх, на Большую Медведицу, вздохнул и тихо скользнул в темноту. Дэн проснулся сразу, минуя сумеречную пограничную зону между сном и бодрствованием. И сразу же вспомнил все... - Я это сделаю, доктор, я убью его, - говорит он Цукки. - Вы мелете чепуху, - отвечает доктор. - Я не хочу терять и Фло и себя в ваших вольерах. Брайли все знает, и он донесет. Люди с лакированными проборами и лакированными зрачками доносят легко. Вы можете помешать мне это сделать, но вы убьете и меня и Фло. Выбирайте. - Вы жестоки, Карсуэлл, так нельзя. - Самые сложные задачи, занимающие целые тома, имеют очень простые ответы. Или не имеют их вообще. Сложных ответов в жизни не бывает, я это слишком хорошо теперь знаю. Я сам всю жизнь прятался за сложность ответов. - Нет, я не могу... - Как хотите, доктор. Пусть это будет на вашей совести. - Но вы же не сможете убить его. Выйдя из камеры, вы снова превратитесь в безвольного эйфорика. А если бы и убили, то тут же рассказали бы первому встречному. Помните, как вы доносили мне на самого себя? В трубе? - Я подумал об этом, доктор Цукки. Я, разумеется, не ученый и ничего не смыслю в этом, но мне кажется, что ваши объекты должны быть во сто крат восприимчивее к гипнозу, чем обычные люди. - Да, но... - Вы загипнотизируете меня. Вы прикажете мне убить его и забыть об этом, так чтобы я не смог предать нас. А, потом заставите меня вспомнить. - Вспомнить? - Да, я не хочу забывать о таких вещах. Это было бы нечестно. Доктор погружается в раздумье. На него жалко смотреть: всклокоченный человек. Дэну кажется, что он слышит, с каким скрежетом ворочаются мысли Цукки. Если бы мысли обладали плотью, они бы сейчас изранили друг друга насмерть. Доктор делает мучительное усилие над собой. Лицо его бледно и искажено гримасой. Кажется, вот-вот его вырвет. Он с трудом проглатывает слюну и говорит: - Хорошо, Карсуэлл. Выйдите из камеры. Вы правы, гипноз под действием стимулятора не составляет труда. Зрачки доктора все приближаются и приближаются к нему, увеличенные толстыми стеклами очков. Куда делись прежние мягкие глаза? Эти источают холодный свет, легко проникают в него, и голос доктора быстро укладывает его мысли, как опытный грузчик, одну на другую, в нужной последовательности, ровными штабелями... ...Доктор Брайли идет по двору. Он без халата. На тончайшем сером костюме ни складочки. И тень от его фигуры четкая и аккуратная. - Доктор Брайли, - широко улыбается Дэн, - я так рад вас видеть! Ему приятно смотреть на это ясное, умное лицо с внимательными глазами. Прекрасное лицо. - А, Карсуэлл, вы по-прежнему, я смотрю, предпочитаете мне доктора Цукки. - О, что вы, доктор Брайли!.. Мне было вчера так стыдно, когда я не мог вспомнить, о чем мы беседовали в экранирующей камере с доктором Цукки. В глазах доктора Брайли вспыхивают лампочки. Какие приятные, проницательные глаза, и как славно, когда они ласково ощупывают тебя! Как лестно, что такие глаза не отрываясь смотрят на тебя и ждут, ждут... - И вы вспомнили, дорогой Карсуэлл? - Да, доктор, да! - радостно выпаливает Дэн. Он почти кричит, и доктор Брайли почему-то пугливо озирается вокруг. - Тише, Карсуэлл, здесь же люди. Знаете что? Заходите ко мне в лабораторию попозже. Совсем поздно, часов в двенадцать, у меня как раз срочная работа, и нам никто не помешает всласть наговориться. Вам это не поздно? - О, что вы, доктор Брайли, что вы! Полночь. Дэн идет в лабораторию Брайли. Она рядом с лабораторией Цукки. Какой обаятельный все-таки человек этот доктор Брайли! Сейчас Дэн его убьет, но это одно другого не касается. Убить он его должен, потому что... таков приказ. Чей приказ? Ему приказал это сделать доктор Цукки, и он не может нарушить этот приказ. Да ему и в голову не приходит нарушить-его. Как можно подумать такое? А сам он относится к Брайли прекрасно, это к делу не относится. Смит-вессон оттягивает карман брюк... Так и есть, Брайли ждет его. Какой обязательный человек! - А вот и я! - Дэн расплывается в широчайшей улыбке. - Ну, садитесь, мистер Карсуэлл, рассказывайте, что нового. - Доктор протягивает руку и незаметно включает магнитофон. Какой смешной человек - хочет записать его слова, и выстрел, наверное, тоже запишется. На память. Глупости он думает: как можно записать на память выстрел, которым он убьет его? На чью память? О, он знает, что потом нужно сделать с магнитофоном. Когда доктор Бра или будет мертв, можно будет стереть всю пленку, его это уже тогда не огорчит. - А вы и не представляете себе, что я теперь знаю! - Незаметно для Дана в его голосе появляются детские интонации. "Угадай, что у меня в кармане". - Что? - Я знаю, что в голове у меня телестимулятор. Маленький, величиной с булавочную головку. И радиоволны управляют мной. Доктор Цукки мне все подробно объяснил. - В экранирующей камере? - Да, там. Правда, я к этому отнесся, помню, как-то странно: почему-то сердился. А вообще мне очень хороню, мне этот стимулятор нисколько не мешает. Теплый поток любви к доктору Брайли струится в голове Дэна. А против него плывут несколько чужих холодных мыслей, словно десант, высаженный у него в мозгу чьей-то волей: стрелять только с близкого расстояния, почти в упор, в висок. - О чем вы еще говорили? - Теперь уже тонко улыбается и доктор Брайли. Ему весело. Не мудрено: ведь Дэн говорит ему очень интересные вещи. Не такие, впрочем, интересные, не зазнавайся, Дэн. Он и так все знает про стимулятор. Ему просто интересно, что это рассказал доктор Цукки и рассказал объекту, эйфорику! Ты доносишь, Дэн, доносишь на доктора Цукки. Чепуха! Можно ли доносить человеку, который так симпатичен и наверняка любит всех, как любишь ты. Да и вообще, какое это имеет значение, когда смит-вессон оттягивает карман. Маленькие десантники деловито копошатся в мозгу. Надо подойти к Брайли поближе, наклониться к его уху. Десантники торопят, они не терпят возражений. Да и что возражать, когда это приказ. Это ведь не он, Дэн, наклоняется сейчас к уху доктора Брайли, а они. - О том, как нам - мне, Фло (это мисс Кучел) и самому доктору Цукки - выбраться отсюда. Доктор Брайли вздрагивает. Пока это не от выстрела. Сейчас он дернется от выстрела, ведь правая рука Дэна уже осторожно поднимает пистолет. И действительно, доктор дергается вместе с грохотом выстрела, от которого тонко звякают на столе какие-то склянки. Бедный доктор Брайли! Как быстро и ловко подсказывают ему маленькие десантники, что делать! Достать из кармана перчатки и надеть их. Положить на диванчик труп. Только не испачкаться в крови... Какой тяжелый! Вот так, на спину. Почему мертвые тяжелее живых? Бедный доктор Брайли, как ему не повезло! На глазах у Дэна набухают слезы, мешают смотреть. Вытирать их некогда, и Дэн резко, словно лошадь, отгоняющая муху, встряхивает головой: Слеза падает на пол. Теперь нужно тщательно вытереть пистолет. Не торопясь, вот так. И рукоятку, и барабан, и ствол. Теперь вложить смит-вессон в правую руку Брайли и крепко сжать несколько раз для отпечатков пальцев. И левая рука тоже должна оставить отпечатки. Бедный, бедный доктор Брайли! Снова вложить пистолет в правую руку и разжать ее. Пистолет падает. Не забыть о магнитофоне. Это "Зенит". Ага, вот кнопка стирания записи. Вот, собственно, и все. Дэн выходит из лаборатории. Десантники заканчивают свою работу: подкладывают динамитные патроны под память Дэна. Змеится огоньком бикфордов шнур. Дэн еще помнит про Брайли. Маленький взрыв, голова Дэна наполняется светом. Он рассеивается с легкой болью. Темно. Ночь. Прямо над головой Большая Медведица нагнула свой ковш. Что он делает на дворе в такой поздний час? Давно пора спать. И вот он лежит на постели и помнит теперь все. И привычное ленивое блаженство не спеша смывает, уносит куда-то вновь приобретенную память. Помнить, забыть - какое все это имеет значение? Дэн снова закрывает глаза и с легкой улыбкой проваливается в теплую, сладкую дремоту. "ПРИКАЗЫВАЙТЕ, ДОРОГОЙ ЦУККИ" Генерал Труппер любил путешествовать. Всякое передвижение в пространстве, будь то в автомобиле, в самолете, в вертолете или на собачьей упряжке, было ему приятно, ибо давало ему ощущение полноты жизни, напряженной деятельности. Стоило ему остановиться и остаться наедине с самим собой, и время словно замирало для него. Ему тотчас же становилось скучно и даже страшно, ибо он боялся покоя и неподвижности. В такие секунды у него вдруг мелькала мысль о конце. Идешь, идешь, а там, впереди, провал. Бесконечный. И знаешь, что его не миновать. И из него тянет неповторимым запахом небытия. Встать, идти, бежать, забыть, не думать. Поэтому генерал Труппер всегда двигался. Около него, как у форштевня быстроходного судна, всегда вспыхивали бурунчики напряженной деятельности: подбегали и убегали подчиненные, трезвонили телефоны, раздергивались и задергивались шелковые занавески на огромных картах. Но по-настоящему счастливым он все-таки чувствовал себя только в движении. Вот и сейчас, сидя в вертолете, который скользил над красновато-желтой аризонской пустыней, и глядя вниз на стрелу шоссе, он улыбался. Все было хорошо. Он, Эндрю Труппер, летит, чтобы проинспектировать Драй-Крик. Его окружают толковые люди. Взять хотя бы генерала Маккормака. На вид увалень, а какая голова! Новое поколение: генерал-ученый. Иначе нельзя, да и сам он, Эндрю Труппер, слава богу, тоже не отстает. Другие отстали, безнадежно отстали, вмерзли, как бурые щепки, в лед второй мировой войны. Плоские концепции, устаревшее мышление, архаическое оружие. Будущее принадлежит науке, вроде этого Драй-Крика, где создается такое, что и в голову никому не придет... И все это он, Эндрю Труппер. Ему шестьдесят лет, но каждое утро, когда он бреется, из зеркала на него смотрит совсем еще молодой человек с отличным цветом лица. Прекрасное здоровье, чтоб не сглазить, дай бог такое многим молодым людям. Сколько еще он может прожить? Уж лет пятнадцать, не меньше, а то и все двадцать. А там кто знает... Как двигается наука - это-то он знает, слава богу... - Смотрите, генерал, - почтительно сказал советник Фортас, - вон и база. Генерал глянул в окошко. Вдали возникал правильный овал базы, утыканный по периметру сторожевыми вышками. - Хорошенькое место вы подыскали, Фортас, ничего не скажешь, - добродушно сказал генерал, - как на необитаемом острове. - Для наших подопечных и Тайм-сквер мог бы быть островом, - с почтительной гордостью сказал Фортас. - Ну-ну, посмотрим. Вертолет медленно опускался. Он скользнул через изгородь из колючей проволоки, повис на мгновение в воздухе и мягко опустился на землю. Навстречу вертолету бежали Далби и Уэбб. Позади почтительно трусили офицеры и ученые в светло-зеленых халатах и комбинезонах. - Сэр, - выпалил полковник Далби, вытягиваясь перед Труппером, - Драй-Крик ждет вас. - Полковник Далби, начальник базы, - тихо шепнул на ухо Трупперу Фортас. Генерал коротко кивнул. Он не любил лишние церемонии, и кивок относился в равной степени и к Фортасу, и к Далби. - Добрый день, джентльмены. Здесь у вас я себя чувствую в лучшем случае студентом. Несколько сот зубов одновременно сверкнули в заготовленных улыбках. - Ну-с, а теперь за дело, полковник. В нашем распоряжении, - он взглянул на часы, - час с четвертью. Я думаю, что реем вашим сотрудникам не стоит отрываться от работы. - Совершенно верно, сэр, - сказал Далби и повернулся к светло-зеленой и белозубой массе ученых: - Займитесь своим делом, господа. - Ну, что у вас тут, Далби? - спросил Труппер, садясь в открытый "джип". Вслед за ним в машину торопливо влезли Маккормак, Фортас, Далби и Уэбб. - Отлично, сэр, - бодро отчеканил Далби и тихо прошипел Уэббу: - Идите и обеспечьте порядок на территории базы. Уэбб коротко кивнул, бросив на полковника мегатонный взгляд. - Сейчас на базе, - сказал Далби, - ровно пятьдесят объектов, люди разных уровней развития, включая и с высшим образованием. Разные профессии, разные темпераменты. Все они круглосуточно находятся под воздействием телестимуляторов... - Это та штука, сэр, что вставляется в голову, - шепнул Фортас. - ...в состоянии постоянной эйфории... - Восторженное состояние. - Фортас отлично выполнял свои функции научного советника. - ...при подавленной собственной воле. Мы можем одним поворотом ручки главного передатчика перевести их в состояние агрессии, страха, голода, сна, но удобнее всего для работы и наблюдений, конечно, эйфория... Одну минутку, водитель... "Джип" остановился. - Вон тот человек, - полковник кивнул на склонившегося над клумбой Дэна, - намеревался тайком пробраться сюда, у него здесь работает приятельница. Благодаря мистеру Фортасу нам удалось перехватить его, усыпить, вставить стимулятор и превратить его в кроткого, ласкового ягненка. - Гм, интересно! - сказал генерал. - А его дама, сцены ревности? - Все отпадает, сэр. Нашим пациентам так хорошо, что ни одна тревожная мысль или чувство не может беспокоить их. - Неплохо было бы и самому заполучить на недельку ваш стимулятор, - засмеялся Труппер. - Иногда просто сил нет от миллиона проблем. Ну, да уж таков, видно, наш крест. Давайте-ка поговорим с этим вашим влюбленным рыцарем. - Мистер Карсуэлл, - крикнул Далби, вылезая из машины, - подойдите сюда! Дэн оторвался от цветочной клумбы, которую он обкладывал мелкими камешками, и, улыбаясь, подошел к "джипу". - Здравствуйте, - весело и слегка сконфуженно сказал он. - А, мистер Фортас, как я рад видеть вас! Вы уж не сердитесь на меня за то, что я тогда... - Ничего, ничего, мой дорогой. - Фортас нагнулся к уху генерала и шепнул: - Тот самый, что напал на меня с оружием... - Как вы себя чувствуете? - спросил генерал. - Прекрасно, сэр! - просиял Дэн. - Вы и вообразить не можете, какие здесь изумительные люди! - Да он же нормальный человек, - пробормотал генерал. Фортас грузно перевалился через край "джипа". Он подошел к Дэну и спросил: - А вы знаете, что ваша знакомая мисс Кучел вам изменяет? Полковник Далби мог бы легко вам это доказать. Наступила напряженная тишина. Дэн рассмеялся и недоуменно посмотрел на впившихся в него взглядом людей: - Какое это имеет значение? - А вы любите мисс Кучел? - бесстрастно спросил Фортас. - Вы же были готовы пойти ради нее бог знает на что... "Какие они смешные люди! - подумал Дэн. - Как долго они могут говорить о всяких пустяках... Чудаки!" - Да, - сказал он, - я... люблю мисс Флоренс Кучел. - И вам безразлично, что она вам изменила? - Конечно, - Дэн пожал плечами, - я знаю, что это должно мучить меня, но, знаете... все это как-то... не имеет значения... - Он засмеялся и вопросительно посмотрел на генерала. Тот в свою очередь расхохотался: - Это же цирк, джентльмены, настоящий цирк! Ах, если бы мою старушенцию сюда, чтобы она научилась правильно смотреть на вещи... Знаете, джентльмены, когда молод, думаешь о женщинах, потому что не можешь не думать. А потом начинаешь думать, потому что уже легко можешь не думать о них... - Внезапно генерал Труппер стал серьезным. - А не подготовлена ли эта сценка заранее, а? - Что вы, сэр! - сказал полковник Далби. - Смотрите! - С этими словами он ударил Дэна ладонью по щеке. Пощечина была не сильная, но от неожиданности Дэн покачнулся. На какую-то долю секунды мышцы его сжались, но, прежде чем гнев успел всплыть на поверхность сознания, его уже подхватил мощный поток тихой радости, закрутил и понес остатки куда-то вдаль, прочь. С легким недоумением Дэн посмотрел на полковника. Должно быть, он чем-то рассердил старика... Как обидно... - Пожмите мне руку, мистер Карсуэлл, - сказал полковник Далби. И Дэн, просияв, двумя руками крепко сжал протянутую ему руку: - Ах, мистер Далби, как я рад, что вы больше не сердитесь на меня!.. Полковник торжествующе посмотрел на "джип", как смотрит на первые ряды партера виртуоз-исполнитель после особенно трудного номера. Генерал Труппер медленно набивал трубку и никак не мог попасть большим пальцем в ее чашечку. - Да-да, ничего не скажешь, - в голосе его звучала смесь благоговейного ужаса и удивления, - почище Христа... Подставь щеку свою... Поразительно... поразительно... Хотя это не совсем по моему департаменту, но ваш стимулятор мог бы буквально возродить религию... Поразительно, поразительно... А другие эмоции, которые вы можете стимулировать у ваших объектов, столь же эффективны? - Безусловно. И агрессивность, и страх, и сон, и голод. Мало того. Сейчас, если вы не возражаете, мы пройдем в лабораторию доктора Цукки, вон она, и там вы увидите кое-что еще. - С удовольствием, - сказал Труппер и вылез из "джипа". Они без стука вошли в лабораторию и на мгновение остановились. После яркого солнца лаборатория показалась почти темной. - Здравствуйте, господа, - тихо сказал доктор Цукки, который уже ждал посетителей у двери. Голос его был тускл и слегка дрожал. - Доктор Цукки, один из наших самых блестящих ученых, - шепнул генералу Фортас. - Ну-с, мой дорогой доктор Цукки, показывайте вашу дьявольскую кухню. Даже войдя в лабораторию, Труппер не стоял на месте, а быстро обошел ее, разглядывая многочисленные приборы. Остановился у двух клеток, в которых сидели мартышки. Одна из обезьян, казалось, тихо дремала. Вторая прижалась к прутьям и принялась строить гримасы, грозя посетителям маленьким сморщенным кулачком. - А, обезьяны, - сказал генерал. - Теперь я вижу, что нахожусь в настоящей лаборатории... Как дела, обезьяны? - О, это не совсем обычное животное, - гордо сказал Далби, подходя к клетке с сидящей обезьяной. Он посмотрел на мартышку так, как смотрят отцы на своих вундеркиндов. - Сейчас доктор Цукки покажет нам, на что она способна. Давайте, доктор, действуйте. - Сейчас. - Цукки открыл дверцу и протянул руки. Обезьяна проснулась, доверчиво посмотрела на доктора, осторожно обняла его шею, и он бережно опустил ее на пол. Ее соседка гневно затрясла прутья своей клетки. Цукки несколько раз погладил мартышку и пробормотал: - Ну, Лиззи, покажем, что мы с тобой умеем. - Он взял ее за руку, как водят младенцев, и сказал: - Прошу вас, джентльмены, вот сюда. Это экранирующая камера. Сейчас наша Лиззи находится под воздействием главного передатчика. В камере она перейдет на маленький вспомогательный монитор. Мистер Далби, прикройте, пожалуйста, дверь... Спасибо. Лиззи на мгновение встрепенулась, дернулась, но тут же успокоилась. - А теперь, сэр, - он обратился к генералу, - возьмите вот эту штучку. Генерал посмотрел на плоскую пластмассовую коробочку, на которой были написаны слова: "вперед", "назад", "вправо", "влево", "стоп". Под каждой надписью красовалась красная кнопка. - Что это? - Сейчас увидите. Нажмите любую кнопку, и вы все поймете. Генерал с опаской нажал на кнопку "вперед", и в то же мгновение Лиззи вздрогнула, как будто в ней заработал мотор, и, недоумевающе глядя на людей, двинулась вперед. На пути ее стоял стул. Одним прыжком, упершись лапой в сиденье, она перемахнула через него и продолжала двигаться вперед, только вперед. Труппер нажал на кнопку со словом "назад", и Лиззи, словно детский телеуправляемый автомобиль, на мгновение замерла, потом повернулась и так же деловито двинулась назад, снова перескочив через стул. - Чудеса, просто чудеса! - сказал Труппер. - Будьте добры, сэр, нажмите на кнопку "стоп", иначе Лиззи все время будет стремиться выполнить команду... Спасибо. - Цукки посмотрел на успокоившуюся обезьяну, вздохнул и сказал: - У этой мартышки в голове новый тип стимулятора, с пространственной координацией. Как вы видели, объект с таким стимулятором может выполнять уже специфические команды, в отличие от общего эмоционального настроя остальных объектов. - Прекрасно, джентльмены! Это то, что нам нужно. Каждый из вас понимает, как нам это нужно. Особенно кнопка со словом "вперед". Назад не так важно, для этого не нужно ваших фокусов. Важно вперед. Чтобы человек не мог не идти, когда впереди даже провал, которого нельзя избежать... Мы ценим вашу работу. Впечатление огромное. Полковник, - генерал посмотрел на Далби, - вы представите мне заявку на нужную вам сумму. Работу надо разворачивать... - Спасибо, сэр! - Далби старался сдержать улыбку, но она неприлично расползалась по лицу. - Спасибо. Но мы хотели показать вам самое интересное. Генерал взглянул на часы. - Ну, давайте, что у вас еще спрятано в рукаве? - Видите ли, сэр, кто бы ни знакомился с нашей работой, все интересовались стоимостью стимулятора и временем, потребным на его установку. При массовом применении стимулятора это безусловно проблема номер один. Поэтому-то мы и затратили массу усилий, чтобы максимально упростить и удешевить этот процесс. Теперь установка стимулятора занимает немногим больше времени, чем обычный укол. - Ну, это вы, Далби, наверняка преувеличиваете. - Нисколько, сэр. Сейчас доктор Цукки покажет вам, как это делается. Он усыпит вторую обезьяну и вставит ей стимулятор меньше чем за минуту. Вы готовы, доктор? - Одну минутку, сейчас. Цукки надел на лицо небольшой респиратор и достал из ящика стола прибор, похожий на электродрель. - Это не просто дрель, сэр. Это автомат, - торжественно сказал Далби. - Как только сверло проходит черепную крышку, оно останавливается. Сжатый воздух проталкивает стимулятор через полое сверло и закупоривает оставшееся отверстие в кости специальным быстротвердеющим цементом. Ровно пятьдесят секунд, сэр. - А это что у него? - спросил Труппер, кивая на небольшой цилиндрик в руках доктора. - А, это тоже наше изобретение. Это мощнейший газ с наркотическим действием. Доля секунды, и объект спит. Само собой разумеется, что Цукки будет работать в камере, а мы будем следить через перископы. Далби любовно посмотрел на красный цилиндрик и увидел, что палец доктора Цукки согнулся и резко нажал на штырек. "Он с ума сошел!" - пронеслось у него в голове, и он хотел крикнуть, но не успел открыть рот, как острый маслянистый запах сильно стеганул по лицу, мгновенно сковал мышцы, схватил сознание и выдернул его из головы. "Действительно, ответы, оказывается, бывают простыми", - подумал Цукки, запирая дверь лаборатории. Он двигался не спеша, размеренно, и в такт неторопливым движениям неторопливо плыли мысли. Мысли были деловыми, и трудно было решить: то ли мысль, скользнув по нервам-проводам, рождала движение, то ли движение рождало мысль. Надо соблюдать субординацию, подумал он, посмотрел на четырех человек на полу и приставил дрель к голове генерала Труппера. Сверло взвизгнуло, набрало обороты, ровно и тонко загудело. Удивительно, как металл любит человеческое тело, будь то пуля, нож или дрель. Как быстро идет сверло... Спустя сорок секунд сверло затихло и прибор два раза мягко чмокнул, словно поцеловал жертву. Это автомат вытолкнул стимулятор и залепил отверстие специальным быстротвердеющим цементом. Кто там у них следующий? Наверное, этот молчаливый тип, Маккормак. Прошу вас, сэр, вашу головку. Ух, тяжелые у генералов головы. Начали. Не беспокоит? Цукки почувствовал, что только респиратор не дает его губам расплываться в улыбке. Почему нужно улыбаться, когда своими руками кончаешь жизнь самоубийством? Интересно, получит ли мать страховку? Да, он кончает жизнь самоубийством. И это хорошо. Ты сошел с ума, Юджин! Да, сошел. Наверное, все рано или поздно сходят с ума. Он это делает сейчас. И хорошо делает. Ловко. Великая вещь - опыт и тренировка. Можешь думать что угодно, но руки делают свое дело. Кажется, есть такой рассказ у Бальзака. Циркач всю жизнь выступает с женой, бросает в нее ножи, которые вонзаются в доску рядом с ее телом. Однажды он узнает о ее измене и решает пронзить во время номера ее сердце ножом. Он целится, бросает нож, но рука привыкла к определенному движению, и нож, как и каждый день в течение двадцати лет, вонзается, дрожа, в доску рядом с ее плечом. Он собирает всю волю в кулак, но и второй нож вибрирует в доске. Да, но он, Цукки, не промахнулся. Его нож уже в теле жертвы, уже третьей жертвы. Ах, Цукки, кто бы мог подумать о нем такое! Цукки-брюки, сопливая омега из Бруклина. Брайли правильно определил: омега. Нет, теперь он не омега и не альфа: он просто разжал пальцы и спрыгнул с лестницы. Это вовсе не так страшно, как он думал тогда во дворе, лет тридцать назад. Просто разжать пальцы. И все. И все-таки хорошо, что он не разжал тогда пальцы. Нельзя, чтобы тебя заставляли разжимать пальцы другие. Нельзя, чтобы чужие пальцы лезли к тебе. Он просто человек, который считает, что никто не имеет права насильно копаться в чужих мыслях. Человек рождается для того, чтобы думать, а не для того, чтобы покорно привести на цепочке свои мысли другим и сказать: вот, пожалуйста, выдрессируйте их как следует. Да, Цукки, но, для того чтобы отстоять свое право на мысль, ты сейчас вгрызаешься сверлом в чужие головы. Ничего не поделаешь. Идеалисты слишком часто проигрывали, потому что стеснялись пользоваться оружием своих врагов. А у тех оружие всегда лучше, это их козырь. Ничего, Юджин, сорок лет не так уж мало. Зато ты сможешь улыбнуться, даже если это будет в последний раз. А почему в последний? Ведь шансы есть... Не нужно думать о шансах. Чем больше цепляешься за них, тем меньше их остается. Не думай ни о чем. Это ведь, наверное, не так трудно - ни о чем не думать. Нужно просто все время думать о том, что не должен думать. Ни о чем. Ни о чем... Цукки принялся за Фортаса. Лицо у того было бледно, и в кустистых бровях блестели седые длинные волоски. Светлый пиджак отогнулся, и из-под воротника белой рубашки выступал край бордового галстука. Все. Готово. Цукки встал, включил рубильник вытяжного шкафа и прислушался к гудению вентилятора, высасывавшего воздух из лаборатории. Теперь можно снять респиратор и улыбнуться. Спят, бедняжки. Притомились. Он выключил мотор, достал из ящика стола зеленый цилиндр, нажал кнопку, поднес по очереди к ноздрям каждого из четырех. Через минуту они проснутся, придут в сознание. Цукки уселся в кресло, вытер бумажной салфеткой "клинекс" пот со лба и достал сигарету. Смешно. Последние две недели он ловил себя на том, что с трудом мог раскрыть крышку сигаретной пачки - так дрожали пальцы. Сейчас он лихо щелкнул по пачке, как это делают в кино ловкие мужчины с сильными плечами и каменными лицами, настоящие альфы, и взял губами наполовину вылезшую сигарету. Надо все-таки бросить курить, подумал он и усмехнулся. Ничего, скоро, наверное, ему помогут это сделать. Первым зашевелился Далби, потом Маккормак. Полковник открыл глаза, зевнул, страшно скривив рот, и улыбнулся. - Что это здесь произошло? - спросил он у Цукки и посмотрел на лежавших рядом с ним людей. - Ничего, - сухо ответил Цукки, - просто вы все немного устали и прилегли на пол отдохнуть. - Отдохнуть? - Далби сел, провел ладонью по лбу и засмеялся. - Вот чудеса! Четверо взрослых людей ложатся на пол поспать. - Он уже не просто смеялся, он покатывался со смеху, закидывая голову, и кадык на его горле ходил вверх и вниз. - Просто чудеса, Цукки! Четверо взрослых людей во главе с генералом Труппером, самим Труппером, ложатся на пол в лаборатории и засыпают. А вы нас, часом, не усыпили, дорогой доктор Цукки? - Усыпил. И даже вставил стимуляторы. - Стимуляторы? Ох и шутник же вы!.. - На мгновение в глазах Далби мелькнул страх, но тут же исчез, вымытый весельем. - Стимуляторы, регуляторы, генераторы, трансформаторы - все это, дорогой Цукки, чушь. Не знаю почему, но мне сейчас весело и покойно, как никогда в жизни. Наверное, и вправду вы всунули в меня эту штуку. Но тес!.. Вот и остальные проснулись. Генерал Труппер встал, потянулся, посмотрел на часы и весело ухмыльнулся: - Пора, джентльмены, мы уже здесь лишних пятнадцать минут. - Он посмотрел на Фортаса и Маккормака, вставших с пола, и расхохотался: - Прилегли, а? Ха-ха-ха-ха!.. - Он не мог остановиться. Смех заставлял его сгибаться, и на глазах появились слезы. - А может быть, полежим еще немножко, а? Так сладенько потянемся... А, джентльмены? Что вы посоветуете, дорогой доктор? Простите, забыл ваше имя... - Цукки, - с широкой улыбкой подсказал Фортас. - Цукки, ну конечно же, Цукки. Так что вы посоветуете, дорого" доктор Цукки? Знаете, такого симпатичного лица, как у вас, я не встречал никогда в жизни. Доктор, - генерал заговорщически понизил голос, - может быть, вам что-нибудь нужно? Ну, что-нибудь. А? Вы не стесняйтесь, такими друзьями, как я, не бросаются. У меня, знаете, много друзей: "Эндрю, не мог бы ты устроить мне одно небольшое дельце, так, ерунда: заказик на пятнадцать миллионов...", "Эндрю, замолви там словечко...", "Эндрю, моему сыну хотелось бы вернуться домой к рождеству..." И знаете, дорогой Цукки, все всем делаю. Всем, кто что-нибудь делает мне... Ха-ха-ха!.. Закон взаимного притяжения... Но вам, дорогой Цукки, я сделаю все. От души. Приказывайте, командуйте! Смешно, что старый Эндрю Труппер говорит вам такие слова, а? - Что вы, сэр, нисколько, - рассеянно сказал Цукки и посмотрел на часы. - Если вы не возражаете, выйдем на улицу, здесь что-то становится душно. - С удовольствием, - сказал генерал и попытался галантно открыть дверь. - Вы что, дорогой, нас заперли? - На всякий случай, - сказал Цукки и повернул ключ. - Пошли. "ВЫПУСТИ, СЫНОК, МОИХ ДРУЗЕЙ!" Недалеко от лаборатории стояли Дэн, Фло и майор Уэбб. Цукки почувствовал, как впервые за последний час в нем шевельнулся тошнотворный испуг. Но было уже поздно, поздно было думать и поздно было бояться. Он уже выпустил из рук лестницу и летел к далекой асфальтовой земле. - Мисс Кучел, мистер Карсуэлл, - крикнул он, - идите сюда! - Боже, кого я вижу! - рассмеялся Фортас при виде Фло. - Как я рад вам! - Он увидел Дэна, и лицо его исказилось гримасой смущенного недоумения. - Я... вас обидел, кажется... - Какое это имеет значение? - удивился Дэн. Он знал, что должно было произойти через минуту, но сознание его блекло, отступало назад, смываемое теплыми волнами симпатии и любви ко всем этим людям. Конечно, полковник Далби только что ударил его, он помнил это, но ему даже не нужно было оправдывать этого человека. Все это просто ничего не значило, было пустой шелухой. Значение имел только поток восторженного спокойствия в нем самом. - Полковник, - вдруг сказал Цукки, обращаясь к Далби, - у меня к вам большая просьба. - Голос его был безжизненным и тусклым. - Ну конечно же, доктор, просите что угодно! - Я хотел бы покатать немного мистера Карсуэлла и мисс Кучел на вашей машине. - Господи, - просиял Далби, - какой может быть разговор? Элвис! - крикнул он водителю, сидевшему в "джипе". "Джип" послушно развернулся и замер в нескольких шагах от Далби и Цукки. - Элвис, - широко улыбнулся Далби, - покатайте, пожалуйста, мистера Цукки и вот этих двух милейших людей... - Спасибо, полковник... - Нет, нет, дорогой мой, вы понимаете, какое мне доставляет удовольствие сделать вам что-нибудь приятное? Нет, вы не можете этого понять! - Далби, казалось, сочился добротой. Доброта излучалась всем его существом, сияла в кротчайшей, восторженной улыбке. - Спасибо, мистер Далби, но я бы хотел сам сесть за руль. - Прекрасно, прекрасно, великолепная идея! Элвис, не сердитесь, сынок, уступите место нашему чудеснейшему доктору Цукки. Водитель испуганно посмотрел на начальника базы и несколько нерешительно вылез из машины. Цукки позвал Фло и Дэна и включил мотор. - Садитесь с нами, полковник, - сказал Цукки и похлопал по переднему сиденью рядом с собой. - Спасибо, дорогой Цукки, - растроганно прошептал Далби и влез в машину. - Но как же наши гости? А впрочем, все это ерунда... Ерунда! - Он весело рассмеялся. - Удивительное у меня сегодня настроение: что-то я все смеюсь, и хорошо так на душе... и делаю я странные вещи... и знаю, что странные... и не знаю... И все это ерун... ерун... ерунда... Цукки рывком тронул машину. Далби качнулся и ухватился рукой за ветровое стекло. - До свиданья! - весело крикнул генерал Труппер. Он с энтузиазмом размахивал фуражкой. - Только побыстрее возвращайтесь. Ждем вас... - А знаете, - вдруг пробормотал полковник Далби, - я давно хотел вам признаться: я очень люблю решать кроссворды. Больше всего на свете. Стыдно, конечно, в моем положении, но честное слово, доктор, ничего не могу поделать с собой. Вот думаю все время: древний скандинавский воин из шести букв, первая "в". А в словарь ни-ни! Это нечестно. - Викинг, - сказал Цукки. - Викинг! Ну конечно же! Боже, какое счастье! Викинг! Как я люблю викингов, если бы вы знали, дорогой Цукки... Машина остановилась у закрытых металлических ворот. Часовой с автоматом плавился на солнце. Он увидел Далби и отдал честь. - Послушайте, мистер Далби, - вдруг сказал Цукки, - по-моему, вам все же лучше остаться. Бедный Труппер будет скучать без вас. - Вы так думаете? - упавшим голосом спросил Далби и тут же оживился: - Ну конечно, я должен немедленно вернуться. Только вы уж не обижайтесь на меня. Не будете? - Нет, - сказал Цукки. - Честное слово? Вы, ученые, скры-ытный народ. Все знаете, даже викингов. - Честное слово, - серьезно сказал доктор. - Только скажите часовому, чтобы нас выпустили. - Выпустили? А это... - На потном лице полковника мелькнул испуг, но тут же растаял, согнанный улыбкой. - Часовой, выпусти, сынок, моих друзей! - Да, сэр, - сказал часовой и нажал на кнопку. Загудел мотор, и металлические створки ворот медленно раскрылись. - До свиданья! - крикнул Цукки и резко дал газ. Задние колеса выбросили из-под себя облачка песка, и машина рванулась с места. Далби, улыбаясь, шел по территории. Конечно, все это в высшей степени странно, думал он, но никак не мог закончить мысль. Мысли ни за что не хотели выстраиваться в теплом бассейне необъятного блаженного веселья. Навстречу ему бежал Уэбб. Лицо его лоснилось от пота. "Все-таки, что ни говори, в нем есть что-то приятное, симпатичное", - подумал Далби. - Сэр, - крикнул Уэбб и задохнулся, - вы, вы... выпустили машину с территории? - Он никак не мог заставить себя поверить своим собственным чувствам. Или они обманывают, или... - Да, дорогой мой Уэбб, мне стыдно, но я должен признаться вам в одной маленькой тайне. Дайте ваше ухо. Я, знаете, обожаю кроссворды. Догадаешься, что птица из четырех букв - это киви, и душа поет. В моем-то возрасте... - Полковник стыдливо рассмеялся. - Ну ничего не могу с собой поделать. Майор Уэбб в ужасе отшатнулся. Его загорелое лицо приобрело глинистый оттенок. Он с силой потер ладонью лоб. Мысли фейерверком кувыркались в голове. Он не в себе. Не он - полковник не в себе. Сошел с ума. Сошел с ума... Спокойно, спокойно, это и есть твой шанс. Бегом к генералу. Уэбб бежал, ручейки острого, щиплющего кожу пота текли у него по лицу, но ему казалось, что он не бежит, а важно, как полагается начальнику, уже почти начальнику, шествует по базе, по своей базе. Пора, пора самому командовать. Он это заслужил. - Сэр, - крикнул он, подбежав к Трупперу, - полковник Далби выпустил с территории машину с доктором Цукки и двумя объектами! - Вы думаете, они еще не скоро приедут? - Приедут? Это побег, сэр! - Господь с вами - побег! Такие милейшие люди... - Генерал забулькал блаженным смехом. - Но ведь территорию базы не имеет права покидать ни один ученый и ни один объект. - Уэбб почувствовал, как земля плавно дрогнула у него под ногами. Перед глазами летали яркие мошки. Они казались яркими даже на фоне ослепительного солнца. Сердце колотилось о ребра, но он не чувствовал боли. - Имеют право, не имеют права, - заливался смехом генерал, - все это пустые, скучные вещи. Как вы можете говорить о пустяках, когда кругом такое блаженство? Смешной вы человек, майор! И усики у вас смешные. Милые и смешные. Нравятся, поди, дамам, а? Уэбб уже больше не мог бороться с колебавшейся под ним землей. Если он не сядет, он упадет. Чудовищно. Сесть перед стоящим генералом... Он закрыл глаза и опустился на землю. Он сошел с ума. Он сошел с ума. Он с силой сжал ногтями тыльную сторону ладони и почувствовал боль. И вдруг, подобно острейшему лучу лазера, его пронзила догадка. Она была чудовищна и казалась обреченной из немедленную смерть от логических ударов. Но она росла и крепла, расшвыривая слова "невозможно", которыми пытался преградить ей путь смятенный ум майора Уэбба. Они ведут себя так, как стимулируемые объекты. Значит, они находятся под воздействием стимуляторов. Где, когда? В лаборатории Цукки, подсказал участочек мозга, еще сохранивший способность мыслить. Майор Уэбб тонко вскрикнул, вскочил и помчался огромными прыжками к контрольной башне. Цукки никогда не был хорошим водителем. Он не умел управлять машиной спокойно и небрежно. Несмотря на то что он был ученым, а может быть, именно поэтому, он всегда испытывал нечто вроде почтения к автомобилю. "Ты правишь так, - говорила ему Мэри Энн, - словно извиняешься перед машиной". Впрочем, ее раздражало все, что бы он ни делал. Наверное, она никогда не любила его. А может быть, она не нашла в нем того, что искала? Чего? Ясных ответов "альф" - вот чего. Теперь у него есть ответы, но уже слишком поздно. И правит он так, как всегда хотел править, но не мог. И тоже уже слишком поздно. Правая нога его всей своей тяжестью лежала на акселераторе, а руки крепко-крепко сжимали руль. Мотор негодующе ревел на полных оборотах. Главное - не сводить глаз с ленты шоссе. Тогда не так чувствуется скорость. "Жалко, что Мэри Энн не видит меня сейчас", - мелькнула у него забавная мальчишеская мысль. Уже поздно. Поздно. Осторожнее, впереди машина. Только не выехать, колесами на обочину. При такой скорости это конец. Встречный грузовик испуганно шарахнулся в сторону и в плотном свисте тугого воздуха остался позади. Первый раз в жизни не он уступил дорогу, а ему. Первый и последний. Машина мчалась от лагеря со скоростью восьмидесяти миль в час. Дэн почувствовал, как выходит из него одеревеневший покой, словно высасывается скоростью, и место его занимает страх. Страх за Фло, которую он крепко обнял за плечи. Он чувствовал, как она дрожит, и понял, что и она выходит из-под действия стимулятора. Их уже отделяло от лагеря миль пять, не меньше. Они не разговаривали, да и трудно было услышать друг друга в яростном реве плотного раскаленного воздуха. Он еще крепче обнял ее за плечи, стараясь унять их дрожь. И чем крепче он сжимал ее, тем меньше становился и его страх. Он посмотрел на спину доктора Цукки. Идиотский светло-зеленый халат шевелился, как живой. Казалось, что под ним ползают змеи. Это от встречного тока воздуха, подумал Дэн и впервые за долгое время почувствовал острую и горькую любовь, не синтетическую любовь электронного робота, а терпкую, сложную любовь человека. Что станет с доктором Цукки, что станет с ними? Ветер сдувал вопросы, как мыльные пузыри, и они лопались с легким шорохом, чтобы тут же возникнуть вновь. Дэн, не выпуская руки Фло, нагнулся вперед и прокричал в ухо доктору: - Хотите, я сяду за руль? Мы потеряем всего несколько секунд. Цукки отрицательно качнул головой и напряженно улыбнулся. Он не хотел отдавать руль. Теперь было уже поздно уступать руль. ЦЕНА ОДНОГО ДЕЛЕНИЯ Лестнице не было конца. Целых двадцать ступенек. Дверь. У двери сержант с автоматом на шее. Отвечать на приветствие нет времени. Открывать дверь за ручку - тоже. Толкнуть ее ударом ладони. В комнате главного пульта тихо и прохладно. Мягко жужжит кондиционер. Ровно светятся зеленые огоньки индикаторов. Из-за стола вскакивает лейтенант Хьюлеп. Конечно, сегодня его дежурство. - Лейтенант, - кричит Уэбб, - немедленно выключите главный передатчик! "Идиот, - проносится у него в голове, - почему он так медленно шевелится!" - Не могу, сэр, - отвечает лейтенант. На лице его воловье упрямство, сквозь которое проглядывает самодовольная хитрость. Детские штучки - эти проверки. Он хорошо знает инструкции. - Выключите передатчик! - шипит Уэбб. - Я вам приказываю! - Не могу, сэр, - спокойно говорит лейтенант. - Выключение главного передатчика производится только по личному приказу начальника базы полковника Далби, сэр. - Он не может сейчас отдать приказ, он болен. - Не знаю, сэр. - Лейтенант позволяет себе чуть-чуть улыбнуться глазами. Майор Уэбб, конечно, строевик, и нужно играть в игру всерьез, но чуть-чуть улыбнуться можно. - Послушайте, Хьюлеп, это экстраординарный случай. Не заставляйте меня принимать крайние меры. Я, майор Уэбб, заместитель начальника базы, приказываю вам выключить главный передатчик. - Нет, сэр, - отвечает лейтенант, и улыбка в уголках глаз становится более явственна. - Не имею права. Выключение главного передатчика базы производится только по личному приказу начальника базы полковника Далби. "Черт возьми, - думает при этом лейтенант, - долго он еще будет приставать ко мне?" Майор чувствует, как в нем поднимается слепая ярость. Он делает два шага вперед и отталкивает лейтенанта. Лейтенант мягко отводит его руку и чуть сгибается в поясе. Напряженно смотрит на майора. Улыбка медленно уходит из его глаз. Майор смотрит на лейтенанта. Секунды уходят одна за другой. Там, за стеной, кривляются в эйфории полковник Далби, генерал Труппер, генерал Маккормак, Фортас и остальные заводные идиоты. Нет, не все. Двое сейчас мчатся на "джипе" вместе с Цукки. Майор тяжело дышит. Секунды идут. И здесь судьба подставляет ему ножку в виде розового молодого кретина. Бешенство туго взводит мышцы. До переключателя три фута. Один шаг. В голове Уэбба что-то щелкает, он бросается вперед, и в ту же секунду сильный удар кидает его на пол. Перед ним ноги. Армейские ботинки на толстой подошве. Майор протягивает руки и изо всех сил дергает за ноги. На спину ему обрушиваются двести фунтов молодых тяжелых мускулов. - Паршивый щенок! - хрипит майор. Он упирается руками в пол, напрягает спину. Нет, не так. Он коротко взмахивает локтем и резко отводит его назад. - У-у! - взвизгивает лейтенант, переворачивает майора на спину и бьет его кулаком в лицо. Мир взрывается яркой, с сияющими прожилками чернотой. Сквозь черноту виден лоб. На лбу лейтенанта ручейки пота. "Надо только потянуть колени, - почему-то лениво думает майор и осторожно напрягает ноги. - Так. Ну давай". Он неожиданно бьет лейтенанта ногой в пах. Тот кричит. Уэбб вскакивает. Пот и что-то липкое заливает лицо. Он протягивает руку и, почти ничего не видя, нащупывает главный переключатель. Спиной он чувствует, что лейтенант встает на ноги. Раз, щелчок. Переключатель повернулся. Лейтенант, словно снаряд, бросается на него, но майор отклоняется в сторону, и он врезается головой в массивный металлический стол пульта. Медленно сползает на пол. Майор бросается к двери. "Молод еще, паршивец эдакий", - думает он и кубарем скатывается по лестнице. - Дежурный! - кричит он в темноту. - Да, сэр! - В голосе испуг. - Немедленно отправьте вертолет. "Джип" полковника нужно перехватить на шоссе во что бы то ни стало. Отвечать будете вы! Теперь быстрее. Яркий солнечный свет ослепляет его на мгновение, но он приходит в себя и бежит туда, где несколько минут назад плавились в электронных улыбках Труппер и его свита. Полковник Уэбб... Да, "полковник Уэбб" звучит неплохо. Лучше, чем сержант Далби. Нет, не сержант. Просто Далби с десятилетним тюремным приговором. Будут ли ему давать в камере кроссворды? А вон и они. Уэбб услышал глухой рев и не сразу мог понять, откуда он исходит. Ревел генерал Труппер. Он вцепился в генерала Маккормака, а тот молча старался освободить руки и страшно щерил зубы. Фортас, заметив Уэбба, втянул голову в плечи, набычился и ринулся вперед, хрипло дыша. Мир безумел на глазах. Словно в трансе, майор сделал шаг в сторону, и Фортас, промахнувшись, упал на землю, но тут же поднялся на четвереньки и с воем пополз к ногам майора. - Боже правый, боже, спаси и помилуй! - крикнул майор и пустился бежать. Им овладел страх. Липкий, цепенящий, гусеницей ползущий по сердцу страх. Сзади доносился рев генерала. Клубок мыслей в голове Уэбба вращался все быстрее и быстрее, пока наконец не лопнул, не разорвался на отдельные маленькие мысли, которые наполнили его череп ослепительным светом, трепетом и жужжанием. Он споткнулся и упал. Рев приближался. - Боже, - медленно и с недоумением ощупывая языком каждое слово, сказал Уэбб, - спаси птицу киви из четырех букв. Он повернул голову и увидел, как Труппер, Маккормак и Фортас медленно подбирались к нему. На их лицах, выпачканных кровью, медленно созревали синяки. Зубы были оскалены. Все трое плотоядно и злобно урчали. Майор снова попросил господа бога защитить птицу киви и спокойно закрыл глаза. Больше ничего его, майора Уэбба и полного генерала Уэбба, не интересовало. Разве что слово... Как называются эти, что пьют кровь? Вурдалаки, нетопыри, вампиры... Нет, еще какое-то есть слово... Бог с ним. Лучше просто закрыть глаза и отдохнуть, перед тем как принять парад. Он не видел, как нападавшие набросились на него, не почувствовал их ударов и укусов и не слышал многоголосый рев и треск, доносившийся с территории базы. Лейтенант Хьюлеп пришел в себя. Почему он на полу и так страшно болит голова? Он поднял руку, провел по волосам и почувствовал под пальцами липкую кашицу. Осматривать руку не было необходимости. Майор Уэбб... Он стал сначала на колени, отдохнул и наконец выпрямился. Привычные зеленые огоньки индикаторов светились, как обычно. Не совсем, как обычно. Два сверху и три во втором ряду. А раньше... Как же раньше? Он попытался вспомнить, но тупая боль в голове не давала возможности сосредоточиться. Кажется, три сверху и один во втором ряду панели. Он медленно перевел взгляд на главный переключатель. Острие его вместо цифры "три" показывало на цифру "четыре". Цифра "четыре" - агрессивность. Кто же это переключил? Ах да, Уэбб. Нельзя, нельзя без личного приказа начальника базы полковника Далби. Надо вернуть ручку в прежнее положение. Он повернул ручку так, чтобы ее острие снова указывало на тройку - эйфорию. Генерал Труппер вдруг разжал руки, которые он сжимал на шее майора Уэбба. Ослеплявший его гнев куда-то исчез, будто кто-то выдернул его из него за ниточку. Ему стало смешно. Он, Эндрю Труппер, сидит на земле и держит за шею какого-то майора. Майор лежит с закрытыми глазами и молчит. Субординация. Рядом стоят на четвереньках Маккормак и Фортас и смеются. На лицах у них кровь, но улыбки светятся весельем. Радостные улыбки, светлые, детские. Жаль, конечно, этого майора, симпатичный человек. А какая дисциплина - лежит и не двигается! А? Прекрасный солдат, замечательный солдат! - А вы знаете, генерал, - подавился смехом Фортас, - он, кажется, и не дышит. Маккормак нагнулся, прижал ухо к груди Уэбба, долго слушал, сосредоточенно сморщив лоб, и впервые за день сказал, улыбаясь: - Совсем мертв. - Чудак! - огорчился генерал Труппер. - Для чего же он так? Ему было жаль этого приятного, милого человека, которого они почему-то убили, но жалость лишь промелькнула в его сознании, обесплотилась и исчезла. Он посмотрел на огромный синяк на лбу Фортаса, прямо над правой кустистой бровью, и ему сразу сделалось смешно и весело. - Ну и синячище у вас, Фортас! - хохотнул он, вставая. - А у вас на лице кровь, - покатился со смеху ученый. Он хлопал себя по животу, слезы стояли в глазах, но он никак не мог унять веселье. Вслед за ним гулко расхохотался и Маккормак... ТЕНЬ НА ДОРОГЕ Сначала Дэн увидел тень. Она скользила чуть справа от дороги, догоняя их. Потом сквозь плотный свист ветра пробился и звук тени. Должно быть, заметил вертолет и Цукки, потому что "джип" прибавил скорость. Но тень не отставала. Наоборот, она обогнала их и плыла теперь на шоссе прямо перед ними. Дэн посмотрел вверх. Брюхо вертолета с рядами аккуратных заклепок было в каких-нибудь пятидесяти футах от них. "Боже, - подумал он, - еще бы каких-нибудь пять минут". До главного шоссе не больше нескольких миль. Вертолет теперь летел перед ними. Казалось, что лопасти его вращаются совсем медленно. Внезапно послышалось слабое тарахтение, и над их головами просвистела пулеметная очередь. "Джип" начал тормозить. - Что вы делаете? - крикнул Дэн, нагибаясь к Цукки. - Вылезайте из машины, быстрее! - яростно крикнул доктор. "Джип" остановился. - Доктор... - Быстрее! Дэн и Фло выскочили на асфальт дороги. "Сикорский", вздымая винтом тучи пыли и песка с обочины, медленно опускался прямо на шоссе впереди машины. "Чтобы заблокировать дорогу", - тоскливо подумал Дэн. Вот металлические полозья вертолета коснулись дороги, длинные лопасти чуть опустили концы, замедляя свой бег, и в то же мгновение "джип", взвыв мотором, прыгнул вперед. Время остановилось, и Дэн с чудовищной отчетливостью замедленной киносъемки увидел, как маленькая машина, стремительно набрав скорость, ударилась о бок вертолета в тот самый момент, когда открылась его дверца и двое людей, в комбинезонах, с автоматами в руках, ступили на землю. Они не успели даже отскочить в сторону. Кто-то невидимый вырвал Цукки с сиденья и бросил вперед вместе с треском и скрежетом металла. Устало клонившиеся лопасти винта неохотно ударили доктора на лету, и Дэн закрыл глаза, конвульсивно сжав руку Фло. Цукки лежал на обочине дороги нелепым светло-зеленым комком. В нескольких метрах лежали его очки. Одно стекло было цело, другого не было. Можно было не нагибаться к нему, живое тело не могло быть свернуто в такой узелок. - Пойдем, Фло, - сказал Дэн и потянул ее, как ребенка, за руку. Она ничего не ответила и покорно пошла за ним. Глаза ее были широко раскрыты и сухи. Пыль над шоссе еще не осела. Они шли, не оглядываясь, молча. На асфальт выскочила крохотная ящерица, посмотрела на них, вильнула хвостом и исчезла. Боль была сухой и горячей, как песок. - Фло, - сказал Дэн. Он ничего не хотел сказать, просто произнес ее имя. Наверное, ему обязательно нужно было произнести ее имя. Она не ответила, лишь слабо сжала свою ладонь в его руке. У главного шоссе они остановились. Через несколько минут возле них притормозил старенький "шевроле", и водитель - полная старушка с детски розовыми щечками и розовой шляпкой на голове, - улыбнувшись, сказала: - Ну и народ пошел, даже руки не подымут. Сама, догадывайся. Садитесь, детки. - Спасибо, - сказал Дэн, открыл заднюю дверцу и подтолкнул Фло. - У вас тоже розовая шляпка... - Что значит - тоже? - обиделась старушка. - Нет, ничего. - Далеко вам? - спросила старушка, трогая машину с места. Она явно обрадовалась попутчикам. - Не очень, - сказал Дэн. - Жаль, я ведь до самого Феникса еду. К внуку. К дочери, конечно, тоже, но главное - к внуку. Парнишка - вы представить себе не можете! - пяти лет, а озорует на все десять. Дэн закрыл глаза: лопасти вертолета снова и снова медленно ударяли доктора и швыряли его по земле нелепым страшным комком. Дэн вздрогнул. Горячая ладонь Фло безжизненно лежала в его руке. - Что это вы притихли, молодые люди? - неторопливо говорила старушка. - Поссорились небось? То-то же. Я, когда со своим стариком ссорилась, места себе не находила. Ходишь, ходишь вокруг, словно неприкаянная. И подошла бы - гора с плеч долой. И гордость держит. Ах, думаю, такой ты сякой. Чтоб я к тебе первой подошла... Потом, бывало, посмотрим друг на друга и рассмеемся. Так вот... Старушка, держа руль левой рукой, протянула правую, чтобы включить приемник, и Дэн вздрогнул. У него мелькнула безумная мысль, что сейчас снова их спеленает страшное, противоестественное веселье эйфориков. Динамик откашлялся, и из него тихо полилась музыка. Печально пел кларнет. Фло била дрожь. Казалось, что в ней начал работать вибратор, заставляя ее тело все сильнее и сильнее содрогаться. - ...А вообще-то мы редко ссорились, не то что нынешний народ, - бубнила старушка, и видно было, что она уже не особенно рассчитывает на разговорчивость попутчиков. - Я не могу, не могу, - прошептала Фло. - Не надо, - мягко сказал Дэн и почувствовал бесконечно печальную нежность к этому существу, сидевшему рядом с ним в чужом, потрепанном автомобиле. - Я все время думаю об этой штуке у меня в голове, - сказала Фло, - я не смогу жить с нею. - Так или иначе, у нас у всех в головах приемники, от этого не уйдешь, - прошептал Дэн, - важно только, чтобы самому можно было выбирать программу. И при желании выключить...