етил нейтрально Антон, - Курю.
  - Как вы думаете, мы успеем перехватить немцев?
  - А долго вы меня еще на "вы" называть будете? Я ведь и обидеться могу.
  - Не надо, - сказала девушка, - я не хотела вас расстраивать, но надо было
с чего-то начать разговор. А с немцами, как выражается капитан, как карта
ляжет. Скажите, а вы не боитесь смерти?
Антон затянулся и выпусти в бездонное звездное небо струйку дыма. Было
видно, что девушке очень трудно перейти с официального "вы" на простое
"ты". Это обращение еще содержало для нее некий защитный барьер, за
которым хранилось самое сокровенное. Антон понял, что для нее это означает
очень много сказать человеку, после чего отношения должны были резко
измениться, и не стал настаивать. Пусть все идет как идет.
  - Раньше я об этом не думал, - ответил Антон на ее вопрос, - А теперь
боюсь, но не за себя.
  - А за кого?
"Прикидываешься или правда не понимаешь? Вроде бы не дура." - подумал про
себя Антон, а вслух сказал:
  - За одну знакомую медсестру, которая, как неожиданно выяснилось, умеет
лазить по горам. И за каким-то хреном поперлась в самое пекло.
  Катя обиделась.
  - Не за каким-то, а известно за каким. За вами, товарищ лейтенант. А по
горам я лазить совсем не умею, это я наврала все капитану. И страшно мне
очень, да уже поздно, деваться некуда.
  Антон выкинул окурок и чуть ли не заорал на нее:
  - Ну на кой черт ты сюда прилетела? В госпитале что ли острых ощущений не
хватало, под бомбежками? Обязательно было в отряд набиваться, на верную
смерть, амазонка чертова?
Катя неожиданно тоже перешла на сдавленный крик:
  - А ты не кричи на меня, я не маленькая. Что хочу, то и делаю. И вообще не
подходите ко мне больше, товарищ лейтенант Гризов. Я вас знать не желаю.
  Она резко повернулась и побежала в дом. Антон стоял как оплеванный, не
зная, что делать дальше. Разговор получился совсем неожиданный и не тот,
которого хотелось. Но было уже поздно. В растерянности лейтенант достал
новую папиросу и опять закурил. Молчаливые звезды висели над его головой
и, казалось, в них звучал немой укор. Было мгновение, когда Антон хотел
броситься за ней и попросить прощения, но мгновение минуло, и снова
заговорила мужская гордость, заглушив раскаяние. "И правда, ну чего она
сюда прилетела, под пули. - рассуждал сам с собою Антон, - Ждала бы себе
спокойно в госпитале. Вернулся бы и нашел. А теперь думай каждое
мгновение, что с ней будет и мучайся. Ну зачем это надо". Простояв так еще
минут пятнадцать, Антон вошел в избу и лег на свое место с края лежанки.
Ему показалось, что в другом углу комнаты кто-то тихо плачет.
  На рассвете в комнату вошел капитан Иванов и громко крикнул "Подъем!". Все
быстро встали со своих мест и стали собираться в дорогу. Одевая куртку и
рассовывая по карманам запасные обоймы, Антон бросал на Катю
вопросительные взгляды, но она почти все время старалась повернуться к
нему спиной, и делала вид, что видит его в первый раз. Она быстро собрала
сумку с медикаментами, положила ее в рюкзак, засунула за пояс пистолет, и
вышла на улицу. Антон натянул горные ботинки, надел рюкзак со снаряжением
и боеприпасами. Рассовал гранаты. Взял австрийский карабин и вышел вслед
за Егором на свет Божий. На дворе еще стояла почти непроглядная темень,
хоть глаз коли. Солнце вставало где-то в соседней долине и окрасило слабым
розовым светом только далекие заснеженные вершины горных пиков. Утренний
заморозок покрыл редкую траву прозрачным инеем. Антон выдохнул и тотчас
окутался паром, словно линейный паровоз. В воздухе чувствовалось
приближение зимы.
  Отряд построили во дворе. В результате осмотра капитан Иванов
констатировал наличие десяти хорошо обмундированных автоматчиков и пяти
бойцов с карабинами, такой баланс его устроил. Медсестра была вооружена
только пистолетом и гранатами, но большего ей и не требовалось. Группа
была поголовно оснащена финскими ножами. Из снаряжения почти у всех в
рюкзаках находились двадцатипятиметровые бухты альпинистских веревок,
карабины, ледобуры и прочие прибамбасы, необходимые для сложных
восхождений. У каждого имелся свой ледоруб. Капитан Иванов остался доволен
внешним осмотром.
  - Ну, что-ж, орлы, - сказал он весело, - Теперь посмотрим, каковы бойцы на
марше. Выступаем. За Родину. За Сталина. Вперед ребята.
  И первым зашагал по горной тропе, круто уходившей вверх по склону. Как
рассмотрел сквозь редеющую мглу Антон, поселок ютился у подножия горного
отрога, выдававшегося далеко в еще относительно ровные земли. Почти сразу
за ним виднелись внушительной высоты горные хребты. А еще дальше торчали
уже совсем высокие, покрытые снегом и льдом, пики. Это был Кавказ. Старый
добрый Кавказ, куда в его родное время, возили туристов-чайников в первые
горные походы. Это происходило потому, что Кавказ живописен намного больше
остальных гор. Он самый зеленый из всех имеющихся на территории вечно
необъятной, сколько бы от нее не отрезали ломтей, родины, различных горных
массивов. Именно здесь, и только здесь, до высоты две тысячи метров растет
настоящий лес. В других горах такого не увидишь, в лучшем случае набредешь
на какой-нибудь чахлый кустарник или чертополох. Здесь находились
небывалой красоты горные пики Эрцог, Ушба и знаменитый Казбек. По всей
территории были разбросаны тысячи горных озер, многие из которых
образовались в бывших кратерах потухших некогда вулканов. Миллионы рек
сбегали по склонам гор, рождая множество шумливых водопадов. В общем,
Кавказ был идеальным местом для отдыха до революции и будет после второй
мировой войны, но сейчас, когда Антон царапал подкованными подошвами
горных ботинок камни на тропе, Кавказ был просто высокогорным участком
русско-немецкого фронта. Антон на секунду остановился и бросил взгляд на
горы. Где-то там, впереди, сейчас точно также пробирались потаенными
ущельями фашистские диверсанты из знаменитой группы "Эдельвейс",
специально натасканные в Альпах для своего черного дела. И сколько их было
на самом деле, точно не удалось установить даже всесильной разведке. Но
сколько бы ни было, им на встречу шел отряд всего из пятнадцати человек,
одной из которых была молодая девушка.
  Через сорок минут хода капитан Иванов остановил отряд и, спустившись вниз,
осмотрел всех до последнего бойца. Пока все шло нормально, но завтра
должны были проявиться первые признаки акклиматизации, то есть горная
болезнь. У всех она протекает по-разному, но в основном на человека
сваливается страшная тяжесть и появляется огромное нежелание двигаться.
Хочется лечь и лежать прямо на камнях, хоть трава не расти. Скоро это
проходит и больше на повторяется. Но второй день всегда самый тяжелый для
новичков.
  - Будем идти в таком ритме, - объявил капитан, - По пятьдесят минут, и
делать привалы на десять. Так мы сможем пройти быстрее большую половину
пути. Если кому станет плохо, сразу докладывать мне. Не молчать. Лучше
сразу сказать, пока свои близко. Завтра обратного пути уже не будет.
  Передохнув десять минут, отряд перевалил через отрог и стал спускаться в
долину, за которой начинался новый подъем.





        Глава 10


                               Ночной штурм

  Шаг за шагом отряд продвигался вперед. Когда наступило утро и вокруг
просветлело, с того места где они находились стал виден перевал
Кичкинекол. Сразу за ним начиналась длинная и узкая долина, другим концом
выходившая к подножию горы Сваги, на правом плече которой находился
перевал Узункол. Именно сюда, по предположению капитана Иванова, и
стремились выйти диверсанты из спецгруппы "Эдельвейс". Через соседний с
Узунколом перевал-близнец протекала бурная горная река, регулярно
сносившая все временные мосточки в верхнем течении, а в нижнем ее мощь
была вынуждена подчиниться единственной рукотворной преграде на сотню
километров вокруг - плотине Ингури-ГЭС. Если диверсанты, специально
обученные для выполнения подобных заданий в глубоком тылу врага, сумеют
достичь перевала раньше отряда Иванова то, спустившись с него всего на
несколько километров вниз по течению реки, преспокойно взорвут
электростанцию. А это будет уже половина победы. Охранения на
электростанции практически нет, что фашистам только на руку. Оставшихся
простых пехотинцев, хоть и с автоматами, эти натасканные убийцы прикончат
в момент. Никто не успеет даже вскрикнуть. Затем нацистам останется
провести аналогичную диверсию на заводе, для чего потребуется спуститься
еще дальше вниз в долину, а затем подняться вверх на три тысячи метров,
пройти по западному склону Ушбы и, перевалив через несложный Чоргор,
спустится в другую долину, где расположен завод. На это у них уйдет целый
день пути. Если им удастся подорвать электростанцию, то завод останется
без энергии и оборонный заказ будет сорван, даже если нацисты до завода и
не доберутся. А если не пропустить их через Узункол, то они затратят на
обходной маневр едва ли не двое суток. Это уже срок и многое решает.
Поэтому капитан Иванов, хотя и старался держаться заданного ритма, то и
дело поторапливал бойцов: до Кичкинекола предстояло дойти еще засветло и,
преодолев его, постараться до наступления темноты достичь Узункола. Если
потребуют обстоятельства - заночевать на спуске с перевала. В любом случае
необходимо было торопиться.
  Антон шагал почти замыкающим, вместе с Егором. А медсестра, как один из
слабых членов отряда, шла впереди. Ставить впереди медленно идущих - закон
всех, кто ходит в горы группами больше одного. Остальным, волей-неволей,
приходилось равняться на них. Шагая впереди, Катя понимала, что сейчас
минуты решали все, и старалась идти изо всех сил. Так быстро, как только
было возможно, чтобы не подводить ребят и капитана. Когда тропа изгибалась
серпантином вдоль склона, Антон смотрел, как она старательно переставляет
ногу с камня на камень и тихо радовался, что девчонка ничуть не уступает
здоровым мужикам в сноровке. Сейчас это было самым главным. Он и понятия
не имел, чем ей дается такой ритм. Жесткие лямки рюкзака впивались в ее,
не привыкшие к такой нагрузке, плечи, оставляя на них красные полосы.
Когда объявляли короткий привал, Катя с облегчением скидывала рюкзак на
камни, а когда время передышки заканчивалось, с ужасом надевала его
обратно, стараясь не подавать вида. На одном из таких привалов от Антона
все же не ускользнуло молниеносно появившееся и исчезнувшее на ее лице
выражение просьбы о помощи. Ему захотелось подойти и взять часть ее вещей
себе, но капитан бы этого не позволил. Он и так уже о чем-то догадывался и
косо посматривал на Антона, словно это он обманом заманил медсестру в
горы, а не сам капитан взял девушку в отряд.
  За почти полдня пути Антон успел составить себе первое впечатление об
обмундировании. Это конечно были не фирменные пластиковые ботинки с
шипастой подошвой и яркое капроновое снаряжение из альпинистской истории
его прошлой жизни, но выданные куртка и брюки пришлись впору и нигде не
жали, свитер грел исправно, а черные кожаные ботинки пока не натирали
ноги. Немного мешала болтавшаяся за спиной австрийская винтовка с
оптическим прицелом, да оттягивавшие карманы узкотелые гранаты, но скоро
Антон привык к их ритмичным тупым ударам по телу, и перестал обращать
внимание. После трех часов солнца погода опять начала портиться и, когда
отряд подошел под перевал Кичкинекол, внезапно поднявшийся из долины
вязкий туман почти лишил людей видимости. Капитан Иванов принародно покрыл
матом местные метеоусловия и приказал начать подъем при плохой видимости -
времени ждать не было. По счастью перевал был не очень сложным. Не надо
было вешать страховочных веревок, поскольку крутизна и высоты были еще не
те. По сути дела пока все расстояние, которое они прошли, было только
продолжением предгорий, но еще не самими горами. А то, что называют
Кавказом, только теперь начиналось за Кичкинеколом. Первая серьезная
долина, с двух сторон над которой возвышаются мощные хребты, уже слегка
увенчанные снегом, предвещавшие скорое появление горных вершин, с чьих
отрогов снег не спадал никогда.
  Первые бойцы поднялись на двадцать метров по тропе и сразу исчезли в
тумане. Иванов приказал всем снять притороченные до поры к бокам рюкзаков
ледорубы, чтобы использовать их для страховки. Камни, обильно смоченные
промозглой туманной влагой, стали казаться еще более мокрыми и скользкими.
Бойцам приходилось очень осторожно ставить ноги, чтобы не споткнуться и не
съехать вниз, свалив кого-нибудь из идущих сзади. За Антоном шел только
Егор, который умудрялся даже иногда любоваться красотами окружающих видов,
и угрюмый боец, имени которого Антон не успел спросить, но знал, что
друзья кличут его Емелей. На каждом перевале, видимо желая подбодрить
остальных, Емеля негромко, как бы невзначай, высказывал вслух
предположение о том, что немцы уже давно прошли Узункол и наверное
спускаются к электростанции, а потому весь их поход потерял смысл. Но
мысль свою Емеля ничем не заканчивал, а говорил словно сам с собой. Когда
Антон смотрел на Емелю, то у него возникало стойкое ощущение, будто такие
жизнерадостные люди в отряде нужны исключительно для того, чтобы остальным
жизнь медом не казалась. Впрочем, Емеля был мужик выносливый и пер как
вол, потому и стоял замыкающим. По первой военной специальности он был
артиллерист, а теперь считался снайпером, так же как и Антон.
  Все время, пока отряд непрерывно поднимался, Антон видел только
расплывчатые очертания мелькавшей в тумане спины впереди идущего бойца, он
думал о том, что случилось вчера вечером. Теперь он не сомневался в том,
что нравится Кате, но чувство радости было слегка подпорчено недавними
грустными воспоминаниями. Временами ему хотелось догнать ее и при всех
попросить прощения за то, что накричал на нее вчера, но первое желание
быстро сменялось желанием этого не делать, а подождать пока она сама
подойдет и заговорит. Ведь, в конце концов, он был прав, черт возьми.
Нечего ей было делать в горах, где большинство из них почти наверняка
скоро ждала верная смерть, потому что они были не столь обучены и опытны
как немцы. Опасностей хватало и там, откуда она пришла. И там тоже можно
было служить родине. Но в глубине души Антон знал, что там Катя имела бы
больше шансов выжить, и злился оттого, что она отказалась их использовать.
Отказалась из-за него. И теперь Антон чувствовал тревогу и за свое и за ее
будущее, ответственность за которое как бы легла на него самого.
Добровольцами из отряда двигало только одно желание - остановить врага, но
враг был хитер, жесток и беспощаден, а потому Антон старался не думать о
том, что должно было скоро произойти. Каким-то подсознательным чувством он
надеялся на то, что останется жив. Кроме надежды никаких гарантий у него
не было, но тем не менее он шагал по мокрым холодным камням вверх, сжимая
гладкий приклад австрийской винтовки, и надеялся победить. Так прошло три
часа.
  Наконец, впереди раздался негромкий окрик, это Семен Ершов, впередиидущий,
повторил переданную по цепочке команду Иванова остановиться на привал.
Антон снял с плеча винтовку, скинул рюкзак на большой плоский камень,
присел на него сверху и закурил. Осмотрелся. Туман слегка поредел и теперь
взгляд проникал сквозь него метров на двадцать-тридцать. Чуть впереди
скалы сужались и между ними был виден распадок, уходивший вниз. Это
означало, что отряд уже поднялся на перевал и сейчас начнет спуск. Рядом
присел Егор.
  - Ну, как ощущения, сапер? - поинтересовался Гризов.
  - Хорошо, - бодро ответил Егор, прикуривая папиросу, - Даже не хочется
ничего взрывать, такая кругом красота. Идешь себе, любуешься окрестными
видами и не верится, что где-то в соседнем ущелье прячутся фашисты,
готовые в любой момент пристрелить тебя как собаку. Ну не могут они мирно
сосуществовать с такой красотой. Не стыкуется все это.
  - А они и не стараются мирно сосуществовать. Им дела нет до красоты,
поскольку задание имеется: уничтожить побольше русских военных объектов. -
ответил Антон, - Идут себе они чрез горы и размышляют только о том, как бы
нам напакостить, сукины дети. А мы идем им на встречу и думаем о том же.
Так что, жизнь не так проста, как кажется - она еще проще. А задание у нас
вообще проще некуда - остановить немцев. Как уж это получится, один Бог
ведает и верховное командование. Хотя, я думаю, что верховное командование
на самом деле понятия не имеет чем эта операция может закончиться.
  Егор молчал. Было видно, что он над чем-то усиленно раздумывает.
  - Ты о чем задумался? - спросил Антон, - Изобретаешь новую бомбу,
террорист?
- Навроде того, - ответил Егор, - Соображаю, сколько взрывчатки надо
заложить в заряд, чтобы одновременно и народу положить немало, и лавину
себе на голову не вызвать. Проблема, понимаешь.
  - Да уж, - протянул Антон, - Проблема. Горы, они сотрясения воздуха и
камней не переносят. Чуть перебрал - и разгневаются горные духи, забросают
тебя камнями.
  - Ладно тебе, - прервал его Егор, услышав негромкую команду капитана
продолжать движение, - кончай. Как нас учили на рабфаке - духов не
существует. И вообще, пора идти.
  - Это ты-то говоришь про духов, что их не существует? - переспросил Антон,
  - Ты, потомок священнослужителя?
Егор нахмурился.
  - Я забыл об этом. И вообще, мои родители со мной ничего общего не имеют.
Пойдем, капитан сигналит.
  Антон не стал продолжать. Они встали, затушили папиросы, кинув их в снег,
и медленно зашагали за остальными солдатами, включаясь в общий ритм
движения. Отряд вновь вытянулся по тропе, образовав ломаную линию,
походившую на плавно извивавшуюся в тумане огромную змею. Антон осмотрелся
по сторонам. Распадок резко расширялся на восток, и не будь тумана, с
перевала открывался бы наверняка живописнейший вид. Но, увы, на этот раз
не повезло. Кругом висела серая хмарь, позволявшая видеть только на
несколько метров перед собой. Тропа круто шла вниз и Антон передвигался
теперь прощупывая путь ледорубом - кто его знает, что может оказаться под
ногами. Тем более, что справа скала резко переходила в довольно глубокий
обрыв, дна которого не было видно. Выскользни какой-нибудь камешек из-под
ноги, и костей не соберешь, а идущие рядом и моргнуть не успеют, как будет
покоиться твой труп на дне глубокого ущелья. На память почему-то пришел
эпизод из прошлой жизни. Антон тогда ходил в поход на далекий и знойный
Тянь-Шань. Группа начинающих туристов уже почти закончила все свои
восхождения и спускалась в последнюю долину, у выхода из которой
начинались цивильные места. И вот, проходя вдоль последнего обрыва, одна
из молоденьких девушек на глазах всей группы по чистой случайности
сорвалась в пропасть. Раздался крик, все обернулись, но на краю обрыва уже
никого не было. Люди застыли на месте, не в силах пошевелиться и осознать
случившееся. И только руководитель группы приблизился к обрыву, постоял
несколько секунд смотря в пропасть, и вдруг бросился следом. Никто не мог
понять почему. Потом Антон узнал, что ему все равно грозила бы тюрьма, а
он не хотел садиться. Наверное - решил все ускорить.
  Спуск продолжался почти час. Антон сверхосторожно переступал с камня на
камень, инстинктивно стараясь держаться как можно дальше от близкого
обрыва, глубину которого он чувствовал чуть ли не печенкой, хотя и не мог
рассмотреть глазами. Катя шла далеко впереди, и ее было совсем не видно.
Гризов изо всех сил надеялся, что с ней все будет хорошо. По расчетам
Антона где-то через пару часов отряд должен был спуститься вниз с перевала
и втянуться в долину. Шли, в принципе, неплохо. Если удастся сохранить
такой темп, то к вечеру могли добраться и до Узункола. Антон поправил свой
карабин и ощутил холодную сталь оптического прицела. Раньше он был
летчиком. Теперь - снайпером. Надо сказать, что это начинало ему
нравиться. Сказывалось магическое влияние австрийской игрушки за плечами.
Антон никогда не ощущал жажды убийства, но имея на плече столь
качественное ружьишко, так и подмывало передернуть затвор, прицелиться
кому-нибудь, стоявшему на расстоянии километра, прямо в глаз, и спустить
курок. Увидеть, как где-то далеко, словно в кино, человек хватается за
голову и медленно заваливается навзничь. Он падает, руки его разлетаются в
стороны, безвольные, словно ветки ивы. На лице застывает маска смерти.
Антон так явственно это представил, что позабыл, где находится и едва не
свалился в пропасть, оступившись. Но когда он удержал равновесие,
качнувшись, впереди раздался истошный крик.
  Первые секунды Антон стоял, прислушиваясь к раздававшимся звукам. Тишина.
Затем негромкий перестук посыпавшихся в пропасть камешков. И где-то далеко
внизу - тупой удар о камни живого тела. Все повторялось. Почти так, как
произойдет через сорок лет, если не считать, что сейчас в горах отряд
специального назначения, а не бесшабашные студенты. По цепочке разнеслась
негромкая команда - "отряду сгруппироваться к голове колонны". Антон
медленно пошел вперед, предчувствуя непоправимое. Он не ошибся. Метров
через тридцать, у кромки бездонного обрыва, в глубине которого клубился
непроницаемый туман, стоял капитан Иванов и несколько бойцов. Они смотрели
в пропасть с выражением застывшего ужаса на лицах. Когда Антон
приблизился, капитан вытер проступивший холодный пот со лба, взглянул в
его сторону и медленно проговорил:
  - Егоршин оступился. - и, помолчав, добавил, - всем удвоить осторожность.
Мы не можем погибать вот так, не нанося урона нацистам.
  Отряд снова растянулся по тропе. Спустя пару часов, как и предполагал
Антон, крутой спуск вдоль обрыва закончился и началась довольно пологая
тропа, петлявшая меж огромных валунов. Чувствовалось, что местность
немного выравнивается, и уже где-то недалеко находится долина. По
наблюдениям Антона в долину они вышли и уже шагали по дну широкого ущелья,
обрамленному с двух сторон высокими горами, но осознать это смогли только
спустя четыре часа, когда туман понемногу рассеялся. Глазам уставших
бойцов предстали величественные скалы, давившие людей своей непрошибаемой
мощью. По дну ущелья тек неглубокий ручеек. Иванов остановил отряд и дал
двадцать минут на отдых. Это было много.
  - Орлы, - сказал он, - До Узункола нам осталось четыре часа ходу. Если
поторопимся - успеем подняться до половины и заночевать под самым
перевалом. А если пойдем без отдыха - должны успеть взять перевал раньше
срока. Не исключено, что фашисты идут быстрее нас. Разрешаю высказаться.
  Он посмотрел в уставшие лица бойцов. Никто из них не возразил капитану.
Антон поискал глазами Катю, которую закрывали от него тела других солдат,
но так и не нашел.
  - Ну вот, - удовлетворенно проговорил Иванов, - Принято, так сказать,
единогласно. Перекурить, отдохнуть на десять минут дольше положенного, и
марш-бросок.
  Антон скинул рюкзак и повалился на холодные камни. Полежал несколько
минут, расслабляясь. Потянулся, посмотрел в небо. Очень высоко бежали
стайками рваные серые облака. Когда-то давно, сейчас ему даже казалось,
что этого вообще могло с ним не быть, он запросто летал меж этих серых
облаков со скоростью мысли, резвясь и обгоняя эфирные радиоволны и иные
сотрясения. Быть радиоволной ему нравилось, что ни говори. Можно
перемещаться в пространстве, ощущая себя только частью этих безбрежных
воздушных масс, наполненных снегом и дождем. Никаких тебе моторов и
крыльев, просто часть неба, которая перемещается сама по себе, лишь иногда
прихватывая с собой с одного места планеты в другое какие-нибудь небесные
прибамбасы в виде неучтенных прогнозом погоды молний и града. Полная
власть над временем и пространством. Почти что король небес. А теперь этот
король лежал себе в теплой куртке на голых и острых камнях посреди
кавказских гор, созерцая самого себя. Он был и не был одновременно.
  - По-о-о-дъем! - разнеслось по долине. Капитан Иванов уже стоял на тропе с
рюкзаком за плечами и автоматом на шее. Ледоруб за ненадобностью в долине
был засунут за боковые стяжки рюкзака. "Здоровый мужик" - подивился
выносливости немолодого уже капитана Антон. Хотя, действительно ли Иванов
ходил в столь невысоком звании для своих лет, Гризов очень сомневался.
Особенно после обмолвки часового в поселке. Но вопросов не задавал, в
особом отделе свои порядки и причины. Лучше их не знать. Меньше знаешь -
дольше живешь.
  Бойцы нехотя поднимались, бряцая оружием. Предстоял недолгий, но
изматывающий марш-бросок. Иванов подождал, пока все приготовятся,
развернулся и быстро зашагал по тропе. До самого Узункола оборачивался
только пару раз, чтобы посмотреть не упал ли кто от изнеможения. Через час
ходьбы окружающее для Антона стерлось и слилось в нечто расплывчатое. Он
не видел окрестных гор, а лишь шагал как заводной автомат или робот,
неосознанно переставляя ноги. Шумно вдыхал воздух как загнанная скаковая
лошадь. Мысли, между тем, текли своим чередом. Он снова вспомнил про Катю
и захотел извиниться. Потом вдруг перед его глазами всплыл родной зал
микрофонщиков, посты радиоперехвата и сидевшие за ними солдаты. Они
курили, пили чай и о чем-то переговаривались. Затем появился полковой
плац, по которому, лихо задирая ноги в кирзовых сапогах, шагала строем
целая рота. В сторонке стоял прапорщик Жмень и удовлетворенно попыхивал
папиросой - ему безнаказанно удалось стянуть мешок картошки со склада.
Неожиданно все заслонила долговязая фигура комбата. Волков словно бы
смотрел на Антона сквозь увеличительное стекло, моргал и злорадно потирал
руки. Антону неудержимо захотелось врезать комбату по носу, но рук своих
он не чувствовал. В настоящий момент для него существовала только растущая
с каждым шагом тяжесть за спиной. Она придавливала Антона к земле.
Винтовка оттягивала плечо так, что хотелось ее сдернуть и выкинуть - былой
мистической любви к австрийской игрушке уже не чувствовалось. Только
тяжесть. Ноги постепенно отказывались сгибаться и переставлять их
приходилось большим усилием воли. Видимо, все остальные бойцы находились в
таком же положении, поскольку за все время марш-броска никто его не
окликнул и не спросил о чем-нибудь. Со всех сторон слышалось лишь натужное
молчаливое сопение. Когда Антон услышал откуда-то издалека команду,
означавшую привал, то не поверил и продолжал шагать автоматически. А
потом, осознав, медленно повалился на камни и задышал словно паровоз после
пробега Владивосток-Питер.
  Мысли медленно приходили в стройное соответствие. Горы, небо, долина,
снег. Снег? Антон приподнял голову и огляделся. Отряд остановился у самого
подножия огромной горы, все склоны которой были усыпаны глубоким на вид
снегом. Видимо, это и была долгожданная Свага. Справа от ближайшего склона
виднелась широкая морена. Кругом - горы чуть пониже, но тоже высокие,
увенчанные островерхими шапками, на которых кое-где на предзакатном солнце
тускло блестел лед. Антон поднял глаза на солнце и понял, что день быстро
гас. Еще час и наступят сумерки, а почти сразу затем ночь. Темнело в горах
мгновенно. Идти на подъем ночью и с профессионалами было делом опасным, а
с необученным отрядом вообще представлялось верной гибелью. К тому же
Антон разглядел на вершине ледник, двумя языками пересекавший подъем. Но
выбора у них не было. В конце концов в отряд набирали добровольцев, сами
напросились. Так что теперь оставалось уповать кому на Бога, а кому на
компартию. Тем не менее, нельзя сказать, что услышав команду "Подъем",
Антон сильно обрадовался. Тело уже ныло нещадно - такие переходы, особенно
по суперпересеченой местности неподготовленным людям, даются нелегко.
Рядом стоял Егор, растиравший скрюченные от холода пальцы. Катя уже
находилась рядом с капитаном. Только сейчас Антон вдруг почувствовал
высоту. Стало заметно холоднее, вокруг уже не было той живописной
растительности, как внизу. Одни голые камни. Скорее всего они поднялись
почти на две с половиной тысячи метров над уровнем моря. Сам Узункол был
обозначен в три семьсот и был очень непрост. Иванов собрал бойцов вокруг
себя и сказал:
  - Ребята, настал решающий момент. Перед вами Узункол, за ним - немцы. Мы
должны взять этот перевал первыми и устроить на нем засаду. "Эдельвейс"
идет из другой долины, которая заканчивается перевалом, примыкающим к
Узунколу. Если немцы нас опередят, то расстреляют на подъеме. Прятаться
здесь негде. С Узункола прямой путь вниз к электростанции. Поэтому быстрый
штурм - наш последний шанс.
  Он указал на стоявшего рядом здорового черноволосого бойца.
  - Если меня убьют или случится что-то непредвиденное - капитан Семенов
займет мое место.
  Иванов повернулся и посмотрел в сторону Сваги, нависавшей необъятной
громадой.
  - Дело нелегкое, но вы все в прошлом альпинисты, хотя и давно без
тренировки. Времени нет, придется вспоминать на ходу. Ночь нас застанет на
середине подъема. Будем идти, пока сможем. В крайнем случае заночуем прямо
на скале. Перевал высокий, но отвесных подъемов всего два, и все в средней
части горы. Выше - рыхлый снег и ледник. Сейчас пять минут перекусить и
оправиться. Затем начнем штурм перевала. Всем обвязаться страховочными
веревками по трое.
  Антон подошел к своему рюкзаку и достал из специального непромокаемого
мешочка небольшую плитку шоколада с горстью изюма. Перемешал, закинул все
это в рот и медленно прожевал. Показалось мало. Он достал еще сухофруктов
и снова набил рот. Постепенно появилось чувство легкой наполненности
желудка. Открывать тушенку Антон не хотел, поскольку идти на подъем с
полным желудком не рекомендовалось. Лучше открыть ее наверху, после
успешного подъема, с чувством глубокого удовлетворения жизнью на данном
отрезке времени. Ведь нет ничего лучше, чем съесть банку тушенки, сидя в
спокойной обстановке посреди ледника на высоте почти четыре тысячи метров
и плюнуть оттуда вниз, ощутив власть над пространством.
  Рядом сидел Егор и тоже жевал сухофрукты. Оглядевшись, Антон увидел, что
практически все бойцы разделяют его чувства - никто не ел тушенку, хотя
имелась она у всех. Катя лизала шоколадку, сидя на камне, подложив под
себя увесистый моток веревки. Как он заметил, девушка вообще ела очень
мало - хорошая черта в хозяйстве.
  - Подъем! Выходим на штурм. Всем разобраться по тройкам и начать движение.
Первой идет моя тройка. Затем капитана Семенова и все остальные.
Замыкающей - тройка Кошкина.
  Антон вздрогнул - ведь это его звали сейчас Кошкиным. Он очень хотел бы
взять в свою тройку Катю, привязав ее к себе веревкой он был бы спокоен,
что она не сорвется, а если что - уж лучше погибать вместе. Но Катя было
определено место в первой тройке с Ивановым, а в одной упряжке с Антоном
шел Егор и Емеля, которому Антон дал новую кличку "чтоб жизнь медом не
казалась". Далать было нечего. Отряд разобрался по связкам и двинулся на
штурм.
  Снег и правда оказался глубоким и чем выше поднимался отряд - тем глубже.
Первым приходилось тропить, то есть утаптывать снег ногами, оставляя
другим проторенный путь. Так шли час. Движение резко замедлилось, а вскоре
начался и первый отвесный участок. Перед отрядом возникла стена высотой
метров двадцать, без видимых путей обхода. Иванов отвязался от своих
спутников и, прицепив с помощью карабина страховочный трос к твердому
кожаному поясу, полез вверх по стене, засовывая пальцы в видневшиеся щели
и забивая в них стальные крюки с отверстиями, через которые капитан
пропускал веревку. Преодолев отвесный участок, он дал команду остальным на
подъем, а сам страховал сверху. Второй пошла Катя. Антон снизу следил за
тем, как она неумело передвигается по стене, то и дело сползая вниз на
несколько метров, обдирая руки в кровь. К счастью, Иванов ее страховал
хорошо. В конце концов, когда каким-то чудом ей удалось забраться метров
на десять, капитан просто вытянул ее вверх как куклу за счет собственной
силы. Затем пошли остальные бойцы. Кто лучше, кто хуже, но постепенно все
преодолели отвесный участок. Кое-кто даже в связках. У Антона подъем
прошел гладко и быстро, он даже не ожидал от себя такой прыти - видимо
сказывалась любовь к скалолазанию.
  Когда Антон, первым из тройки, вылез наверх и подстраховал остальных,
отряд уже вытянулся по склону метрах в ста вверху. Снова пришлось
догонять. На ходу Антон пытался отогреть руки, замерзшие во время разминки
на отвесной стене, от которой веяло мертвенным холодом. Кажущееся
преимущество замыкающего, которому полагается двигаться уже по
протоптанной тропе сводилось на нет, поскольку по ней прошло уже такое
количество народа, что снег опять стал рыхлым и лишь немного примятым. Но
это все равно было лучше, чем идти по целине. Антон старательно вгонял
ледоруб в снег, чтобы в случае падения успеть "зарубиться" и не сползти
обратно к отвесной стене. Погибнуть - дело недолгое. А вот попробуй
выстоять и победить. Немного мешала винтовка. Антон даже немного пожалел о
своем выборе оружия, поскольку на подъеме короткий автомат был гораздо
предпочтительнее. Но передумывать было уже поздно, его считали в отряде за
снайпера.
  Отряд поднялся метров на двести, петляя между камнями и причудливыми
изгибами скал. Иногда Гризов поглядывал на солнце и видел как приближается
закат. Воздух уже заметно посерел и сгустился. Лучи солнца иногда не
пробивались сквозь облака. Светило медленно, но верно падало за скалистый
хребет. Надо было торопиться и Иванов это понимал. Еще через полчаса отряд
подошел ко второму отвесному подъему, метров на пятнадцать выше первого.
На этот раз все повторилось, только Катя шла третьей, а двое мужчин
страховали ее сверху. В противном случае был большой риск не удержать ее в
случае срыва. Вообще, Антон заметил, что Иванов вел отряд довольно
грамотно, наверное сам в прошлом собирал медали за восхождения и
принадлежал к тем первым альпинистам, которые штурмовали непреступные пики
ко дню рожденья Сталина и по заданию партии без всякого снаряжения. Родись
Иванов в его время, то наверняка бы получил звание тигра скал, за
покорение всех семитысячников планеты. Как бы это ни было, сейчас он был
как нельзя кстати. Без него отряд вряд ли смог бы слаженно передвигаться.
  За вторым подъемом начинался ледник. Когда Антон преодолел отвесную стену,
едва не уронив в пропасть ледоруб, солнце почти скрылось за хребтом и
светило откуда-то снизу из соседней долины. По темному небу разлился
матовый отблеск алых лучей. У Гризова появилось ощущение, что разом
похолодало градусов на десять. В горах солнце - это все, оно и светит и
греет. Если его нет, лучше сидеть у костра в палатке, а не шариться по
сложным перевалам впотьмах в поисках верной гибели. Антон успел разглядеть
начинавшийся метрах в ста мощный ледник, а это означало большую опасность,
чем вся встречавшаяся до сих пор. Скрытые под снегом глубокие трещины и
разломы и днем-то было не разглядеть, а сейчас траверз через ледник
представлялся самоубийством. Еще никто и никогда не ходил по ледникам
ночью. Иванов подождал, пока связка Гризова подтянется к остальным,
сгруппировавшимся на краю ледника. Солнце уже село и стало совсем темно,
лишь снег белел, давая слабые ориентиры и едва светился, казалось уже так
близко, провал на правом плече горы - это был Узункол. Но предстояло еще
пересечь ледник. Когда Антон, медленно шагая по рыхлому снегу, потому что
тропы было уже не видно, привел свою тройку к краю ледника, капитан
наставлял бойцов.
  - Передвигаться очень медленно, прощупывая ледорубом каждый сантиметр под
ногами. Сами знаете, под снегом масса трещин. В лучшем случае сломаете
ногу и не сможете идти дальше, а в худшем - поминай как звали. Один уже
лежит на дне пропасти не похороненный. Так что - от каждого шага зависит
выполнение задания. Фонарики включать нельзя - свет видно с такой высоты
очень далеко. А немцы поблизости. Ну все. Вперед.
  И первым ступил на ледник. Горные ботинки, с вколоченным в подошву
подобием шипов, скребанули по гладкой и скользкой поверхности. Капитан
сделал несколько шагов и остановился. Вторым шагнула на лед Катя. В
темноте лиц было не видно, но и отделенный от нее тремя связками бойцов,
Антон чувствовал как колотится ее сердце - один неверный шаг и тебя больше
нет. А вместе с тобой и еще двоих. Веселая перспектива. На секунду у
Антона даже промелькнула предательская мысль "И на кой хрен я поперся в
эти горы(", но была тут же подавлена усилием воли. Мандраж на леднике
означал смерть еще более верную. Такое состояние в своем времени его
спутники определяли фразой "Я эти горы в телевизоре видал!". Но здесь еще
не было телевизора и Антона никто бы не понял, вздумай он жаловаться на
жизнь такими словами. Но он и не жаловался. Просто, когда подошел его
черед, мысленно перекрестился и вступил не ледник. Тонкий слой снега
скрипнул под окантованной подошвой ботинок. Ледоруб выбил стайку льдинок.
Последний бросок на перевал начался. В группе установилось гробовое
молчание. Казалось и ветер, дувший на высоте сильнее, а на леднике вообще
заставлявший едва ли не скользить под парусом словно буер, немного стих,
проникшись сложностью обстановки. Шли молча, так что было слышно дыхание
связанных с тобой одной веревкой людей. Антон изо всех сил старался не
думать ни о чем, а только наступать осторожно в снег, десять раз проверив
его на прочность жалом ледоруба. Он не раз вспомнил свои швейцарские
"кошки", одев которые на подошвы, возникало ощущение, что ходишь не по
льду, а по пластилину - так глубоко впивались тонкие и прочные стальные
шипы в твердый лед. Эти же ботинки скользили едва похуже коньков.
  Один раз Антон ткнул ледорубом перед собой и едва не потерял равновесие -
стальное жало прошло сквозь снег, как сквозь масло и не воткнулось ни во
что. Значит впереди была трещина. Антон прощупал ее вправо - все та же
пустота под снегом. Слева ледоруб глухо стукнул об лед. Антон повернул
влево и обошел трещину, уведя за собой остальных. Что творилось с
остальными бойцами, было абсолютно неизвестно, сверху раздавались только
мерные удары железа об лед и натужное сопение. И вдруг тишину разорвал
истошный крик. Антон вскинул голову, но ничего не увидел. Только темнота.
Инстинктивно он ускорил шаг, и вдруг правая нога ушла по колено под снег.
У Антона перехватило дыхание. "Вот оно" - пронеслось в голове. Но
провалившись на полметра, он не уходил дальше. Значит зацепил край широкой
трещины, либо угодил в узкую. Антон попытался взять себя в руки - сердце
стучало как бешеное - и медленно, положив ледоруб на поверхность плашмя,
стал вытягивать увязшую ногу. Сзади остановился как вкопанный Егор, от
неожиданности превратившийся в соляной столб, вместо того, чтобы
обеспечить Антону страховку. Сантиметр за сантиметром Гризов вытягивал
ногу из трещины, и в конце концов ботинок снова оказался на поверхности.
"Повезло. - подумал Антон, - Очень повезло". И только сделав шаг,
осознал окончательно, что с ним могло произойти. На секунду он застыл
недвижимо. Подошедший сзади Егор тронул его за плечо и тихо спросил:
  - Ты как?
Антон словно очнулся ото сна и ответил металлическим голосом:
  - Нормально. Идем дальше.
  Сзади показался Емеля, осторожно обходивший трещину, в которую провалился
Антон. Связка прошла еще метров тридцать и стало видно группу бойцов,
сгрудившуюся над чем-то. Они тихо переговаривались вполголоса. Антон
разобрал голос капитана, который сказал:
  - Включите фонарик, надо посмотреть что с ними. Только светить вниз, не
ерзать по окрестностям.
  Вспыхнул и уткнулся вниз тонкий луч, показавшийся ослепительно ярким в
кромешной темноте. Антон, приблизивший совсем вплотную к бойцам, увидел
широченную трещину с обсыпавшимися краями. Она явно была полностью скрыта
под снегом. Боец посветил фонариком в глубину, но яркий луч терялся во
мраке, так и не достигнув дна. Трещина изгибалась и уходила под основной
язык ледника. Судя по всему, до дна было не меньше пятидесяти метров. Упав
туда, не уцелел бы никто. Бывали конечно всякие случаи, но смерть
наступала в девяноста пяти процентах. Иванов тяжело вздохнул и стиснул
зубы.
  - Их уже не вернуть.
  И обернувшись к остальным приказал:
  - Продолжать движение.
  Погас луч фонарика. Молча и в кромешной тьме отряд двинулся дальше вверх.
Судя по всему, в трещину свалилась вторая связка, причем все трое. Падение
произошло так неожиданно, что никто из них не успел вогнать острый язык
ледоруба в лед и закрепиться. Теперь все они покоились на дне глубокой
трещины. Не исключено, что чудом кто-то остался жив, но Антон ему не
завидовал. Лучше было пустить себе сразу пулю в лоб, поскольку выбраться
оттуда одному было абсолютно невозможно. Здесь нужна была спасательная
операция, и не ночью. Через полчаса утомительной и нервной ходьбы по льду
Антон вдруг почувствовал под ногами твердый камень. Не веря своим
ощущениям, он ударил ледорубом в снег и услышал глухой стук о каменную
поверхность. Ледник кончился. Значит скоро будет перевал. Антон снова
ускорил шаг. Еще немного, и в лицо ударила струя ледяного ветра,
врывавшегося в широкую расщелину между скал. Это был перевал Узункол.



        Глава 11


                              Двойной капкан


  Утро наступало ужасно медленно. Антон лежал в снегу между камней в
полузабытьи и грезил наяву. Порой ему казалось, что он спит, видя
сказочные сны об уютном кирпичном доме, в котором горит огонь,
распространяя вокруг себя благословенное тепло. Вокруг сидят друзья,
неторопливо и с наслаждением курят сигареты, ведут беспечную беседу о
прелестях жизни. То вдруг перед ним возникала черная ломаная линия
перевала с белым пятном снега посередине. Потом он снова оказывался в доме
и пил глинтвейн. Потом снова перевал. Антон не мог поручиться, где именно
он находится в настоящий момент, но был абсолютно уверен, что глаза его
широко раскрыты, а рука сжимает снайперскую винтовку.
  Отряд, потерявший на подъеме троих человек, полукольцом охватил перевал.
Оставшиеся одиннадцать бойцов лежали зарывшись в снег и ждали наступления
рассвета. Небо на востоке едва окрасилось в серо-розовые тона. Капитан
Иванов уже битый час наблюдал за перевалом в мощный бинокль, но пока было
все спокойно. Никакого движения. Вдалеке, сбегая с соседнего
перевала-близнеца, шумела горная река, в нижнем течении упиравшаяся в
Ингури-ГЭС. Немцы ожидались как раз со второго перевала, перейдя через
который они могли углубиться в долину и достичь электростанции. Но на
спуске со второго перевала они неминуемо должны были пересечь небольшое
плато перед Узунколом. Плато идеально простреливалось с близкого
расстояния, но вот с того места, где сейчас находился отряд, его полному
обзору мешали отроги. Отчетливо виднелась только левая сторона плато. В
конце концов Иванов принял решение передвинуться вперед и сделать засаду в
отрогах, ответвлявшихся от основного массива скалы. Там должно было быть
много удобных позиций для автоматчиков, и тем более для снайперов. Немцев
могло оказаться значительно больше, поэтому необходимо было использовать
укрытия по максимуму. Капитан подозвал к себе капитана Семенова и
приказал ему выдвинуться вперед с тремя бойцами. Весь отряд уже переоделся
в белые маскхалаты и почти сливался с окружающим пейзажем. Антон, наконец
сфокусировав зрение на одном объекте, разглядел лежавшую в десяти шагах
Катю. Она спряталась за большим валуном и напряженно вглядывалась в
перевал. Ни тени страха. Лицо ее даже раскраснелось от волнения, а в
глазах появился азарт. Глядя не нее можно было сказать, что охота на
фашистских диверсантов - ее любимое дело. "Вот упрямая баба", - подумал
Антон и, отвернувшись, тоже стал разглядывать перевал, приблизив к себе
винтовку. Выдвинувшись вперед бойцы во главе с капитаном Семеновым
проползли по-пластунски добрую сотню метров и, достигнув первого отрога,
присели на корточки, держа автоматы а руках. Затем двинулись дальше
короткими перебежками. Спустя минуту последний из бойцов скрылся за
скальным выступом. Им было приказано разведать подступы к плато. Почти
несколько минут стояла гробовая тишина, и только отдаленный шум речки
напоминал о наличии жизни в горах. Антон повертел головой по сторонам,
разглядывая нависавшие с двух сторон над перевалом вершины Сваги, почти
полностью укрытые снегом. Прошло еще минут десять. Все было по-прежнему
тихо.
  Иванов забеспокоился - если впереди все нормально, то Семенов с бойцами
уже должен был вернуться назад, но его не было. Помедлив еще минуту, он
приказал четверым двигаться за ним, а Антону, Егору и Емеле прикрывать
тыл. С ними же оставалась и Катя, чему Антон несказанно обрадовался, но
тут же подавил неуместные на войне чувства. Капитан с бойцами передвинулся
к отрогам. Двое держали склоны, еще двое и капитан - центр спуска. Очень
медленно они преодолели перевал и спустились вниз на сто метров. Все
вокруг дышало спокойствием, от обилия белого цвета горы сливались в глазах
в сплошную картину. Но разведчиков нигде не было видно. Капитан выглянул
из-за камня и вдруг увидел прямо перед собой, метрах в пяти, черные
подошвы ботинок с металлическими кантами. Там, лицом в снег, лежал человек
в белом маскхалате. Рядом, на расстоянии вытянутой руки, валялся
компактный десантный автомат. Приглядевшись, Иванов увидел черную рукоятку
финского ножа, торчавшую из спины бойца, и небольшое алое пятно на белом
маскхалате вокруг нее. До капитана еще не полностью дошел смысл увиденного
и он скорее почувствовал, чем заметил боковым зрением, едва уловимое
движение на скале слева. Капитан вскинул автомат и, резко развернувшись,
хлестнул короткой очередью наугад. Раздался сдавленный крик, от скалы
отделился человек в белом маскхалате и, схватившись за живот, рухнул с
двадцатиметровой высоты вниз на камни, выронив автомат с узким
прямоугольным магазином. Иванов еще на лету опознал в оружии немецкий
"Шмайсер". И тотчас горы словно ожили. С двух сторон откуда-то сверху
грянуло сразу несколько автоматных очередей. Боец, прятавшийся за камнями
слева от капитана, схватился за грудь и рухнул замертво. Еще двое стали
отступать, отстреливаясь на звук от засевших в складках горы нацистов. Они
смогли пройти всего метров двадцать и оба задергались в конвульсиях,
поймав в грудь несколько кусочков свинца. Капитан укрылся за огромным
камнем, лихорадочно соображая двигаться назад или ждать здесь, пока не
подойдет подкрепление. Камень был очень удачно расположен. Рядом с ним
лежал другой, поменьше, и между ними находилось углубление, которое и
спасло капитану жизнь. Пули свистели над головой, отскакивали от камней,
но не могли поразить его. Капитан знал, что долго он тут не продержится.
Пока немцы стреляли, Иванов успел насчитать по крайней мере десяток
автоматов, а сколько еще снайперов. Не исключено, что это вообще половина
группы. Скоро немцы перестали стрелять, поняв, что его сейчас не достать.
Пальба разом смолкла, и наступило затишье, словно ничего и не произошло на
перевале. Только шум речки стал отчетливее.
  Услышав стрельбу, Антон встрепенулся. Перестрелка длилась всего минуту и
быстро смолкла, что могло означать только одно - кто-то кого-то победил.
Судя по тому, что Иванов не возвращался, он лежал сейчас мертвый на спуске
с перевала. "Ни хрена себе устроили засаду." - мысленно выругался Антон, и
даже сплюнул на снег. Все насторожились. Егор и Емеля, передернув затворы
автоматов, стали озираться по сторонам. Антон задумался - надо было что-то
решать, ведь теперь в группе командовал он. Положение, нечего сказать,
было веселое. Сзади отвесные стены и ледник, испещренный глубокими
трещинами. Спереди вооруженный до зубов и натасканный специально для войны
в горах отряд нацистских альпинистов со звучным названием "Эдельвейс". В
активе трое мужиков с оружием и одна насмерть переруганная девушка -
услышав перестрелку, Катя подползла к ним поближе, с нее слетела напускная
гордость и на лице был только безотчетный страх. "Поняла наконец, -
злорадствовал про себя Антон, - Что не в бирюльки играем." Но молчал,
потому что жалко было, если она тоже погибнет. Он, хоть и молодой, но
мужик. У него призвание такое - воевать, если что случится. А она застряла
на этом перевале в конечном итоге из-за него. "Нечего было в госпитале к
медсестрам приставать", - отругал себя Антон задним числом. В пассиве
находилось одиннадцать бойцов, погибших ни за грош. "А может продал кто? -
подумал Антон, - Хотя теперь это уже неважно". И вдруг его осенило.
  - Слушай, Егор, - сказал он шепотом, - Ты свое устройство с
радиовзрывателем сварганил?
Егор посмотрел на него, еще не совсем улавливая мысль.
  - Ну, да. Готово. Лежит у меня в рюкзаке. При желании небольшой
железобетонный мост можно подорвать. Только что ты хочешь здесь рвануть?
Нет ведь никаких коммуникаций.
  - Есть идея. Мы не пойдем через перевал, там нас как птенцов перещелкают.
Фрицы засели на скалах с двух сторон и простреливают все проходы. Поэтому
и живым никто не вернулся. Но и внимание у них на этом самом проходе
сконцентрировано.
  Антон повернулся на бок и указал на нависавшую над ними левую вершину
Сваги.
  - Мы пойдем туда. Поднимемся на вершину и обозреем ситуацию. Наверняка
ребята из "Эдельвейса" залегли чуть пониже и держат на мушке перевал.
Значит, если повезет, с вершины можно увидеть всех, или почти всех,
засевших на левом отроге. Мы бросим твою игрушку прямо им на голову и
рванем. Грохнет так, что мало не покажется. Если кто и уцелеет от взрыва,
то лавина следом им обеспечена. Надо будет только найти такое место, чтобы
самих не снесло. А потом, положив фрицев, спустимся под прикрытием отрога
в долину. С правой стороны нас не достанут, да и лавина им засыплет
дорогу, если в погоню двинутся. Ну а мы - прямиком вниз на электростанцию.
Там посмотрим, что к чему. Все же стены. Да и охрана там должна быть.
  Егор даже присвистнул от такой перспективы. Даже если это грозило
смертельной опасностью, от предложения взорвать что-нибудь он никак не мог
отказаться. Катя смотрела на них, как на сумасшедших. Емеля выслушал план
и молча согласился. После перестрелки он как-то подобрался и предпочитал
не выдвигать своих идей, а выполнять чужие приказы. В конце концов они
были на войне, а Антон сейчас остался за командира.
  Небольшой отряд короткими перебежками достиг скалы и начал лихорадочно
карабкаться вверх. К счастью подъем на левую вершину Сваги не был особенно
трудным. Антон поблагодарил Бога за то, что им не пришлось лезть на правую
вершину, которая выглядела почти неприступной. Смогли обойтись без крюков
и веревок, хватило собственных навыков скалолазанья. Даже Катя, у которой
это получалось слабо, на сей раз смогла без страховки преодолеть
шестиметровый почти голый выступ. В экстренной ситуации организмы
использовали все резервы. Антон только диву давался, как легко прошел
подъем еще метров на пятьсот над перевалом. Вскарабкавшись на вершину, он
остановился и посмотрел вниз. Отсюда было видно как через перевал с
противоположной стороны медленно двигалось несколько фигур в маскхалатах.
Еже несколько, создавалось такое ощущение, зачем-то окружали огромный
валун. У Антона на секунду промелькнула догадка, но оформиться в мысль не
успела. Он двинулся вперед и, осторожно высунувшись, посмотрел вниз на
отрог. Остальные прильнули к гладкой скале рядом.
  Антон оказался абсолютно прав. Почти в двухстах метрах под ними, в
складках отрога лежали немецкие десантники в белых маскхалатах, абсолютно
незаметные снизу, но отчетливо видные отсюда на фоне тыльной стороны
черных скал. Их было пятнадцать. Наверняка на другой стороне перевала еще
столько же. Антон едва не присвистнул от удивления. Значит отряд был с
самого начала вдвое меньше немецкого по количеству бойцов, а теперь и
вообще не шел с ним ни в какое сравнение по боеспособности. Десять
нацистов были вооружены выкрашенными в белый цвет "Шмайсерами", а
остальные прильнули к оптическим прицелам карабинов. Ближе всего к вершине
находилось еще двое в маскхалатах с биноклями в руках. Они смотрели в
долину и о чем-то переговаривались. Антон подозвал Егора и показал ему
немцев.
  - Как думаешь, докинем?
Егор осмотрел место наметанным глазом и сказал:
  - Нет, не докинем. Вот если бы спуститься вон туда, влево, метров на
пятнадцать ниже. Это будет идеальный плацдарм.
  Антон посмотрел по направлению вытянутой руки и разглядел небольшой
скальный выступ, расширявшийся настолько, что четверо человек могли там
спокойно уместиться. Выступ был огражден с трех сторон большими камнями и
находился чуть ниже того места, где они прятались сейчас. В обычном
положении им хватило бы десяти секунд, чтобы перемахнуть через это
расстояние, но добраться до него не привлекая внимания нацистов будет
невозможно. Их успеют заметить и, если не застрелят сразу, окружат и
добьют чуть позже. Выходов оттуда абсолютно не было, хотя убежище и
позволит отстреливаться достаточно долго. Антон лихорадочно соображал что
делать, но вдруг далеко внизу раздался взрыв. Немцы как по команде
повернули головы на звук. Антон злым шепотом крикнул
  - Все за мной.
  И заскользил вдоль отвесной стены по узкой полочке. Егор, Емеля и Катя
бросились за ним, прижимаясь к скале. Подними сейчас хоть один из нацистов
голову вверх и оберни назад, он заметил бы четыре беспомощные фигуры,
быстро двигавшиеся по открытой скале. Одной автоматной очереди было
достаточно, чтобы свалить всех. Но им повезло. Антон первым запрыгнул на
площадку и спрятался за камни. Следом вскочил Егор, потом Катя. Емеля
споткнулся и упал, зацепившись ногой за небольшой камень, попавшийся на
пути. Он вполз за укрытие и затащил свой рюкзак, но задетый камень
сорвался вниз. Камень падал, отскакивая от каждого излома скалы, и наконец
достиг площадки, где прятались немцы, звонко ударившись. Это не
ускользнуло от обостренного слуха немцев. Трое автоматчиков разом
обернулись на звук и, увидев заползавшего в укрытие Емелю, открыли беглый
огонь. Кругом запели пули.
  - Давай твою игрушку, - заорал Антон Егору, - больше ждать нечего.
  Егор вытащил из рюкзака четыре связанных вместе толовых шашки, в самую
середину которых было вживлено загадочное устройство, походившее на
допотопный радиоприемник (хотя допотопным он был только для Антона), и
подготовил его, нажав едва видимую кнопку. Потом достал из рюкзака нечто
похожее на портативную рацию с короткой антенной.
  - Кидай прямо на головы.- приказал Антон, - Сразу над ними висит снежный
козырек. От сотрясения он обязательно упадет и засыплет всех. Давай!
  Егор чуть-чуть привстал и, подождав пока огонь немного ослабнет, метнул
бомбу на голову немцам. Пальба разом прекратилась, видимо, нацисты приняли
ее за обычную гранату и вжались в камни, ожидая скорого взрыва. Не теряя
ни секунды, Егор еще больше высунулся из укрытия, вытянул вперед руку и
нажал на кнопку дистанционного взрывателя. Скалу потряс мощный взрыв. У
сидевших в укрытии бойцов гора заходила ходуном под ногами от сотрясения.
В разные стороны, словно пущенные из пращи, разлетелись сотни мелких
камней, забарабанив по окрестным скалам. Внизу родился какой-то гул,
который все усиливался по мере удаления. Антон не утерпел и высунулся,
когда над головой перестали летать камни, а скала успокоилась. Его глазам
предстала абсолютно белая площадка. Там, где только что лежали немцы в
маскхалатах, теперь был насыпан пятиметровый слой снега - могила для
доброй половины отряда "Эдельвейс".
  - Получи, фашист, гранату! - радостно заорал Антон, и готов был заплясать
на месте, если бы не вспомнил о том, что он командир.
  Однако фашисты на другой стороне перевала были еще живы и тут же напомнили
о себе. Над головой Антона взвизгнула снайперская пуля, расплющившись о
скалу. Гризов спрятался обратно в укрытие и приказал остальным:
  - Спускаемся по одному и быстро. Снайперы держат нас на мушке, но если
проскакивать по одному, можем выпутаться. Я иду первый. Остальные следом и
не задерживайтесь долго.
  Антон закинул за плечи рюкзак и, выскочив из укрытия, рванул что было сил
обратно к спасительной вершине. Пуля взвизгнула, прошив рюкзак насквозь,
но не причинив вреда самому Антону. Последние несколько метров он
преодолел за два гигантских прыжка и рухнул на камни, когда был уже вне
опасности. Спустя несколько секунд рядом упала Катя. Антон даже оторопел
от неожиданности.
  - Я же сказал по одному. А ты что, сразу за мной бросилась?
Катя молчала, натужно дыша. Потом сказала.
  - Я так испугалась, что тебя вдруг убьют.
  Антон перевел дух и чуть не рассмеялся. Ситуация вдруг показалась ему
комичной.
  - Интересно, ну и как же ты меня спасла бы?
Катя виновато улыбнулась.
  - Не знаю.
  Она была сейчас такой близкой и желанной, что Антон не удержался. Он вдруг
притянул ее к себе и крепко поцеловал в губы. Катя не отстранялась, а
ответила на поцелуй. Где-то далеко, как им показалось, застучала
автоматная очередь. Засвистели пули. Но они целовались и на все было
наплевать. Еще как минимум полчаса немцам сюда точно не добраться. Рядом
упало что-то тяжелое и выругалось матом. Это был Егор.
  - Они тут целуются, е-мое. Бежать надо, а не целоваться.
  Антон и Катя с сожалением оторвались друг от друга, и посмотрели на Егора
с укоризной, словно он сорвал им разговор о помолвке. Егор, еще не
пришедший в себя после бега под пулями, отвернулся и сказал в сторону:
  - А мне-то что. Целуйтесь себе. Я свое дело сделал.
  Но миг счастья миновал очень быстро. Пора было действительно уносить
отсюда ноги, пока вторая половина диверсантов из "Эдельвейса" не вернулась
рассчитаться за своих. Троица отползла от прохода в скалах, освобождая
место Емеле, который вот-вот должен был показаться в проеме. Он и
показался. Выскочил, волоча рюкзак в левой руке, и побежал к поджидавшим
его бойцам. На самой середине он вдруг зачем-то остановился и ударил себя
рукой по нагрудному карману, а когда убрал с него руку стало видно
крошечное красное пятнышко на уровне сердца. Емеля выронил в пропасть
рюкзак и посмотрел на застывших в двадцати метрах Антона, Егора и Катю
как-то удивленно, словно не верил в то, что с ним произошло. Затем
качнулся и сорвался вниз. Удара от падения не было слышно - Емеля упал в
пятиметровый слой рыхлого снега. Первым в себя пришел Антон, ему нельзя
было раскисать ни при каких обстоятельствах.
  - Пора, - сказал он, поднимаясь во весь рост. С этой стороны скалы надежно
хранили их от пуль немцев. Антон осмотрел спуск с вершины и указал на
наиболее пологий склон, спускавшийся в противоположную сторону от
перевала. Склон выходил в долину, где стояла Ингури-ГЭС. Антон первым стал
спускаться по нему, Катя следом, а замыкающим был Егор. К счастью с этой
стороны Свага была менее крутой, чем с права. Лавируя между скальных
выступов и страхуя друг друга на спуске, они благополучно спустились с
вершины на небольшое плато. Отдохнув несколько минут, троица двинулась
дальше. Через двести метров им пришлось вешать веревку для спуска,
поскольку в этом месте склон резко обрывался вниз. Первой спустили Катю,
обвязав веревкой. Когда ее ноги коснулись камней внизу, она отвязалась и
помахала рукой. Следом спустился Антон, вбив для более надежной страховки
пару крюков с проушинами в скалу. Егор забил еще один крюк на самом верху,
перед спуском пропустил через него веревку, и съехал вниз быстрее всех,
отталкиваясь от скалы ногами.
  - Классный дюльфер! - похвалил Антон его способ спуска, когда Егор достиг
остальных.
  - Чего? - не понял тот.
  - Да так, ничего, - осекся Антон, - спускался хорошо, говорю.
Профессионально.
  - А! - только и ответил Егор, сдергивая веревку сверху. Когда она,
выскользнув из проушин, соскользнула вниз, Егор смотал ее в бухту и
прикрепил сбоку рюкзака. А вот крюками пришлось пожертвовать.
  Когда они спустились до самой долины, уже начинались сумерки, которые
очень скоро должны были перетечь в темную ночь. Холодало. Поэтому
приходилось постоянно двигаться, даже на привале. Немцев не было видно,
видимо лавина все-таки здорово нарушила их планы, перекрыв дорогу в
долину. Но на полный отрыв от остатков "Эдельвейса" Антон и не
рассчитывал. Это были слишком опытные и битые волки, чтобы отказаться от
своего задания. Поэтому война продолжалась. Они сидели на берегу реки
Ингури, по имени которой и назвали электростанцию бедные на фантазию
коммунисты, и прикидывали дальнейший план действий. Антон хоть и был за
старшего, все же советовался с остальными. После поцелуя под обстрелом
между ним и Катей как бы сломались последние барьеры. А Егор был
нормальным парнем, без особых задвигов.
  - Предлагаю отдохнуть еще минут пять и двигаться вниз к электростанции.
Судя по карте, если она не врет, нам идти всего несколько часов. -
предложил Антон.
  - Ночь наступает. - высказал опасение Егор, - Может переждем здесь до
рассвета?
- Нет, - решительно сказал Антон, - Мы рискуем не проснуться. Я более чем
уверен, что нацисты уже почти спустились с перевала и пойдут ночью. У них
времени тоже в обрез. Завтра должно закончиться выполнение заказа на
заводе. Остановить их мы не смогли, только слегка задержали. На
электростанции ничего ни о них, ни о нас не подозревают. Поэтому надо
спешить прийти туда первыми. Иначе нас могут настичь еще на подходе.
  Антон встал и передернул затвор карабина, вогнав патрон в ствол.
  - Есть еще один вариант. Я останусь на тропе и подожду немцев здесь, а вы
отправитесь вниз и предупредите наших.
  - Я останусь с тобой, - решительно сказала Катя.
  Егор посмотрел на обоих и ухмыльнулся.
  - Ну а толку-то? Угрохают вас двоих как цыплят. Легче от этого станет? Их
ведь там еще человек пятнадцать, и все небось с автоматами. Успеешь разве
что одного или двоих уложить, прежде чем самому сгинуть.
  Антон подумал и качнул головой.
  - Пожалуй, ты прав, уважаемый. Идем все вместе вниз. Ходить ночью по горам
нам после Узункола не привыкать. Дорога по каменистой долине покажется
загородной прогулкой. Итак, я иду первый, за мной следом Катя, а ты с
автоматом прикрываешь тылы.
  Небольшой отряд из трех человек устремился вниз по тропе, которая петляла
меж камней, в точности повторяя причудливые изгибы горной реки. Ингури
была рекой мощной, иначе на ней не поставили бы электростанцию. Ее сильные
волны постоянно переворачивали огромные камни на дне, отчего из-под воды
несся постоянный глухой скрежет, который издают камни при ударе о другие
валуны. Ни за что на свете Антон добровольно не согласился бы искупаться в
такой речушке. Лучше самому застрелиться, это будет гуманнее.
  Очень скоро на горы опустилась кромешная тьма, только низкие звезды
служили слабым источником света. Бойцы продолжали передвигаться, пытливо
вглядываясь под ноги, чтобы не споткнуться и не размозжить себе голову о
камни. Несмотря на усиленное внимание, Антон пару раз все таки спотыкался,
но все обошлось удачно - отделался парой ссадин. Шедшая сзади Катя при
каждом падении Антона бросалась к нему желая помочь, чем задевала его
мужское достоинство. В такой ситуации Антон холодно отстранялся и ворчал
на нее. Егор со стороны наблюдал за этой картиной и тихо посмеивался. Его
забавлял набиравший силу роман, и все бы было хорошо, если бы не абсолютно
неуместный в такой лирической обстановке отряд диверсантов, стремившихся
между делом перерезать им глотки, и бушевавшая в некотором отдалении
война, никак не способствовавшая амурным экзерсисам.
  Через час Антон, первым обогнув выступ скалы, увидел в трехстах метрах
вытянутые в линию тускло светившие огоньки, которыми был обозначен верх
довольно длинной, по здешним меркам, бетонной плотины. Огоньками также
было обвешано здание непонятного предназначения, где, скорее всего,
располагались какие-то агрегаты. Издалека все вместе походило на
светившийся в кромешной тьме среди скал сказочный город, в котором жил
обедневший султан. Антон даже на секунду остановился, залюбовавшись. У
вышедшей из-за его спины Кати также невольно вырвалось восторженное
восклицание.
  - Как здорово! - сказала она, - Плотина похожа на игрушечный город.
  - Только игрушек нам сейчас не хватало. - вымолвил Антон.
  Подошел Егор и вгляделся в огоньки.
  - Чего стоим, командир? - спросил он, оставшись абсолютно индифферентным к
светящимся красотам
  - Вот, - сказал Антон кивая на Егора, - Трезвый взгляд на вещи.
  И добавил.
  - Размышляю, не опередили ли нас немцы. Что-то не нравится мне такая
иллюминация.
  Егор обвел взглядом плотину. Помолчал. С того места, где они находились,
мало что можно было разглядеть, но бетонная стена плотины различалась во
мраке довольно отчетливо. Ингури, разбиваясь о нее, теряла силу и
становилась послушной рекой. Рождая озерцо перед бетонной стеной, она
затем уходила в трубу. Правда, с другой стороны плотины река снова
начинала шуметь вполне убедительно, по высокогорному, не желая признавать
за собой полного поражения.
  - Да вроде ничего подозрительного, - высказал предположение Егор, -
Плотина как плотина. Может у них по уставу полагается включать по ночам
свет над всеми сооружениями.
  - Может быть, - согласился Антон, - Это возможно, если они не получали
никаких сигналов из центра о предполагаемой диверсии. В конце концов в
таком виде плотина представляет из себя идеальную мишень для
бомбардировщика. И что-то я не вижу на ней ни одного часового.
  Егор всмотрелся пристальнее и вынужден был согласиться. На освещенной
огоньками бетонной дорожке не было видно никаких признаков жизни, хотя ее
сам Бог создал для патрулирования.
  - Ладно, - решил Антон, - Другого выхода у нас все равно нет. Действуем
так. Я иду первым. Егор сзади с автоматом прикрывает мне спину и смотрит
по сторонам. Катя остается внизу и до поры прячется в скалах, держа под
прицелом плотину. Махнемся не глядя - ты мне свой пистолет, я тебе
австрийский винтарь с оптическим прицелом. Если увидишь что-то неладное и
убедишься, что это немцы - стреляй. Мы как-нибудь выпутаемся сами. Если
все нормально - я тебе два раза махну рукой. Если увидишь другой знак, то
уноси ноги. На всякий случай, если преодолеть этот хребет, на той стороне
долина, по которой можно дойти до Кичкинекола, а оттуда и до наших рукой
подать.
  Антон взглянул на Катю и по глазам понял, что она никуда не пойдет, но
убеждать не стал. Он давно подметил, что девушка попалась не слишком
разговорчивая, но на редкость упрямая. Она безропотно отдала пистолет с
двумя обоймами, который Антон тут же поставил на боевой взвод. Запасную
обойму засунул в нагрудный карман. Показал как действовать с винтовкой.
После чего они все вместе отыскали удобное место среди скал, откуда
плотина была видна как на ладони. Все рюкзаки сложили там же,
предварительно забрав из них гранаты и увесистый металлический фонарик.
Катя устроилась на рюкзаках, положила винтовку дулом к плотине, и осталась
ждать Антона с Егором как верный боевой товарищ и заправский снайпер по
совместительству.
  Кое-как прикрыв дальние тылы, за ближние, которые охранял Егор, можно было
почти не беспокоиться, Антон осторожно двинулся берегом к плотине. Судя по
всему, едва видневшееся во мраке единственное неосвещенное приземистое
строение кубической формы служило входом. Строение притулилось у самой
скалы слева, примерно в двадцати метрах от Ингури, еще представлявшей из
себя горную реку. Если на плотине и были немцы, то за таким шумом
несущейся воды осторожные шаги по камням двух бойцов были абсолютно не
слышны, а движущиеся силуэты в темноте скал не видны. Сжимая в правой руке
холодную сталь пистолета, а в левой массивный фонарь, Антон приблизился к
строению, прижимаясь к воде. Егор крался вдоль скалы. Пока все было тихо,
но никаких часовых они до сих пор не увидели, что было немного странно для
военного объекта стратегической важности, пусть и затерянного в горах.
Антон подошел к двери и прислушался. Все тихо. Потянул на себя - никого.
Вошел в помещение, тонувшее во тьме и, сделав шаг, остановился
прислушиваясь. Ничего особенного он не услышал: за стенами шумела река,
заглушая все тихие звуки, а громких не было. Сделал еще шаг и нога
наткнулась на что-то мягкое. Сзади скрипнула дверь, впуская Егора с
автоматом наперевес. Антон помедлил еще секунду и включил фонарь. Луч
света вырвал из темноты металлическую лестницу, которая круто уходила
вверх. На стенах помещения висело несколько щитов-распределителей, в углу
стоял грубо сколоченный стол, а прямо под ногами Антона лежал мертвый
красноармеец с перерезанным горлом в луже собственной крови. Антон махнул
лучом света по комнате, мгновенно напрягшись, и сжав пистолет. Но в
помещении никого больше не было, если не считать второго трупа под
лестницей, также плававшего в собственной крови. Этот боец был зверски и
хладнокровно убит тем же способом, что и первый. Вероятно, застали
врасплох. Охранники не успели даже и пикнуть. Оружие валялось здесь же на
полу, рядом с убитыми, которые не смогли им воспользоваться. Теперь у
Антона не оставалось никаких сомнений, что "Эдельвейс" добрался сюда
раньше их и времени даром не терял.
  Антон прицепил фонарь к поясу, молча указал Егору на лестницу и стал
медленно по ней подниматься, держась левой рукой за невысокие перила. Он
осторожно поднялся на второй этаж и осветил его лучом света. Увиденное не
очень удивило. В дальнем от лестницы углу находился огромный металлический
шкаф, в котором хранились инструменты. А в центре заваленного
всевозможными деревянными ящиками помещения стоял длинный стол с
несколькими алюминиевыми мисками. Судя по виду это была небольшая
столовая. За столом, в неестественных позах, навалившись грудью на
поверхность, сидели четверо солдат в бушлатах. Когда Антон приблизился к
ним, то разглядел торчавшие из спин рукоятки финских ножей. "Да, похоже из
немногочисленной охраны электростанции не уцелел никто". - подумал Антон.
И тут ему в голову пришла мысль, которая заставила его осмотреться вокруг
с утроенным вниманием. "Если электростанция еще не взорвана и успешно
функционирует, то значит они еще где-то здесь. Не исключено, что как раз
сейчас диверсанты минируют плотину. А где лучше всего заложить заряд(" Он
жестом подозвал поднявшегося на второй этаж Егора и указал на мертвецов.
Егор кивнул, понимая. В углу заваленного ящиками помещения находилась
неширокая дверь, ведущая, скорее всего на поверхность центрального
бетонного сооружения. Антон выключил фонарь, который мог послужить
отличной мишенью, и плавно приоткрыл дверь. Снаружи в помещение ворвался
шум клокотавшей внизу реки. Гризов уже хотел перешагнуть через порог, но
вдруг отчетливо услышал немецкие голоса, нервно спорившие о чем-то. Голоса
приближались с той стороны плотины и Антон мгновенно скрылся обратно в
комнату.
  - Немцы, - крикнул он злым шепотом Егору, - прячемся в металлический шкаф.
Быстро.
  И первым забрался внутрь гигантского сооружения, служившего для хранения
инструментов и всякой всячины. Егор протиснулся рядом, прижал автомат к
телу, и затаил дыхание. Антон наблюдал в щель. Спустя несколько секунд
дверь отворилась и в помещение вошли двое диверсантов с болтавшимися на
шее "Шмайсерами" и в маскхалатах, белевших в ночи, словно одеяния
заблудившихся привидений. Они зажгли фонари и, оттолкнув ногами мертвецов,
с глухим стуком упавших на пол, освободили зачем-то стол. Затем один из
них направился к металлическому шкафу (Антон уже приготовился стрелять) и
притащил оттуда небольшой, но тяжелый на вид черный ящик, в котором Антон
опознал походную рацию. Нацист установил ее на деревянном столе, вытянул
антенну, надел наушники, пощелкал тумблерами, и начал бормотать в микрофон
что-то на немецком. Единственное, что Антон сумел разобрать, обладая
полным отсутствием знаний немецкого, было слово "Люфтваффе". Хотя при чем
тут самолеты было абсолютно непонятно, сесть им было здесь абсолютно
негде. Закончив сеанс связи и, видимо, получив все, что хотели от далекого
командования, нацисты вдруг заторопились, быстро собрали рацию и вышли
через туже дверь. Антон подождал еще минуту для вящей убедительности и,
приоткрыв тяжелую дверь, испустившую легкий скрип, вылез из шкафа. Рядом
тяжело дышал Егор.
  - Ты понял о чем они говорили? - спросил он Антона.
  - Да нет, - шепотом ответил тот, - Только что-то про самолеты разобрал.
  - Я немецкий в школе, конечно, плохо учил, - сказал неуверенно Егор, - но
мне показалось, что у них кончилась взрывчатка.
  В этот момент за дверью раздался негромкий хлопок винтовочного выстрела.
Тот час в ответ застучали "Шмайсеры". Не сговариваясь бойцы рванулись
наружу. Антон толкнул дверь ногой и, выскочив, дважды выстрелил на звук.
Один из нацистов, находившихся почти на другом конце плотины, схватился за
живот и упал, выронив автомат. Другой в ответ полоснул длинной очередью.
Над головой взвизгнули пули. Антон бросился на бетонную поверхность и
выстрелил еще раз, но промахнулся. Сзади заработал автомат Егора, яростно
поливавшего огнем. Немец огрызался короткими очередями, прячась за трупом.
Тем временем Антон вытащил из-за пояса гранату и размахнувшись швырнул ее
вперед. Раздался громкий взрыв, после которого автомат на той стороне
замолк. Когда дым рассеялся, Антон осторожно встал и, выждав немного,
пошел в сторону убитых немцев. Сзади, на расстоянии двадцати метров,
передвигался Егор. Немцы были мертвее мертвых. Антон пнул одного ногой и
поднял валявшийся рядом белый "Шмайсер". Вдруг его чуткое ухо уловило до
боли знакомый звук. Точнее, это был гул мощного мотора, раздававшийся
откуда-то сверху. Антон задрал голову, но в этом уже не было
необходимости, он итак все понял.
  - Кончилась взрывчатка, говоришь, - сказал он смотря на Егора, и вдруг
заорал истошным голосом, - Сматываемся отсюда, быстро!!! На берег!
  Бомбардировщик гудел уже над самыми головами. Бойцы бросились бежать изо
всех сил к противоположному концу плотины, как вдруг неожиданно со стороны
озера раздались автоматные очереди. Повернувшись в ту сторону, Антон
разглядел на воде две лодки, уходившие к берегу, на котором находилась
Катя. Огоньки выстрелов выдавали их положение. Но вместо того, чтобы
выпустить очередь по лодкам, он остановился и полоснул по висевшему над
головой кабелю со множеством лампочек. Взорвавшись фонтанчиком искр,
провод оборвался и плотина погрузилась во мрак. Дворец сказочного султана
словно испарился, исчез в одно мгновение. Антон запрыгнул в дверь и слетел
вслед за Егором вниз по металлической лестнице. Едва не споткнувшись о
трупы красноармейцев, они выскочили наружу и бросились бежать в полной
темноте вдоль берега реки вверх по течению. Позади послышался свист
падающей бомбы. Затем раздался страшный грохот и все вокруг осветилось
ярчайшей вспышкой. В небо взметнулись столбы огня и воды. В адском зареве,
казалось охватившем всю долину, стало видно как огромная бетонная стена
треснула в нескольких местах и разлетелась на куски. Проломившись под
напором воды, плотина рухнула, открывая неистовой реке путь на свободу.




        Глава 12


                           Ледник тает, блин...


  Антон шел по тропе медленно, цепко обшаривая подозрительным взглядом
окрестные скалы - черт его знает, за какой из них притаился эдельвейсовец
со снайперской винтовкой. Хотя, если рассуждать здраво, из снайперской
винтовки он все равно шмальнет первым, поскольку увидит издалека. Но
береженого, как известно, Бог бережет, а не береженые все давно под снегом
лежат. Антон не торопился к ним присоединяться. Катя шла следом и
мужественно несла на плече винтовку, из которой смогла ночью пристрелить
фрица с расстояния метров четыреста. Если бы дело происходило где-нибудь
на равнине, подчиненной товарищу Сталину, то ей немедленно дали бы значок
Ворошиловского стрелка. Но здесь, в самом центре горной страны, Антон смог
ее только похвалить за меткость. Даже не поцеловал - не удобно было как-то
чувства свои показывать при Егоре, хотя тот все знал и видел, да и не
время было. Сам Егор, ушибивший при ночном падении колено, ковылял в
хвосте импровизированной колонны и периодически тихо ругался для
облегчения телесных страданий.
  Бомба с немецкого бомбардировщика угодила в самую середину Ингури-ГЭС, в
одно мгновение превратив ее в кучу бетонных обломков. Почувствовав
свободу, горная река расшвыряла эти обломки по сторонам и устремилась
вниз, сметая все на своем пути. Когда основная вода схлынула, то все
приняло первозданный вид, на котором куски железобетона и остовы зданий
смотрелись как обломки инопланетного космического корабля на таежной
земле. Не было здесь места для плотины - горные реки нельзя покорить, на
то они и горные. Все это Антон смог рассмотреть, когда наступил рассвет, и
бродя вдоль берега он попытался выяснить, что же стало с нацистами,
которые сидели в лодках в момент бомбардировки. Судя по тому, что никаких
следов нигде не было, освободившаяся стихия в момент размазала
добропорядочных бюргеров по скалам. В конце концов, у самого края бывшей
плотины Антон все-таки разыскал белую каску и потрепанный горный ботинок,
явно не принадлежавший бойцам русского отряда. Удостоверившись, что с
немцами покончено, он слегка успокоился, но что-то не давало ему полностью
расслабиться. Что именно - Антон пока не понимал. Какое-то смутное
предчувствие, ничем неподтвержденное опасение, гнездившееся где-то в
подсознании.
  Немного поразмышляв в одиночестве, Антон вернулся к своим спутникам. Катя
и Егор сидели на рюкзаках и наблюдали за его непонятными маневрами.
Закурив и немного помолчав, Антон сказал:
  - Я так думаю - надо идти к заводу. Чует мое сердце, что там не все
спокойно.
  Его спутники восприняли известие о продолжении похода с неожиданным
спокойствием и даже оптимизмом.
  - Идти так идти. - сказал Егор, покачав головой, и добавил. - Один черт
выбираться отсюда надо. А до завода по карте ближе, чем до поселка. Да там
наверняка и какая-нибудь подъездная дорога есть. Если фрицы передохли и
завод фунциклирует, значит нас домой отправят с комфортом, на грузовиках.
Или на лошадях, что тоже неплохо. Главное - добраться до своих и сообщить
о судьбе отряда, а там и до аэродрома подкинут.
  Катя его поддержала:
  - Наверное, правда, надо на завод идти. Там наши.
  Антон еще раз осмотрел свое немногочисленное войско и подытожил:
  - Значит идем на завод, граждане. По дороге смотреть не только под ноги,
но и по сторонам, - чует мое сердце, не вся эта нечисть сгинула. Хотя,
может и ошибаюсь.
  Перекусив находившимися в рюкзаках консервами и перевязав колено Егору
извлеченным из аптечки бинтом, боевая троица собралась в дорогу.
Перебравшись через бетонные завалы, они шагали уже третий час с рассвета,
но пока вокруг все было спокойно. Снежные вершины гор позолотило
солнечными лучами. Выглянувшее впервые за последние два дня светило
несказанно радовало Антона, в голову которому по причине временного
отсутствия опасности для жизни полезли всякие философские мысли. "Почему
так просто, черт возьми, устроен мир, - размышлял лейтенант Гризов,
переступая через валуны, - Исчезло солнце - грустим, а стоить ему
выглянуть только на минуточку - сразу радуемся. Сплошные рефлексы кругом,
и никак ведь умной голове это не поддается, как ни старайся. Можно,
конечно, заставить себя радоваться посреди непогоды, но только это будет
напряженно и неестественно. А естество, как ни крути, больше солнцу
радуется." Антон остановился, поправил лямки рюкзака, окинул высоченные
окрестные горы удовлетворенным взглядом, вдохнул полной грудью воздух, по
составу ничем не уступавший чистому кислороду, и зашагал дальше. "Почему
плохие мысли сильными считаются, а хорошие наоборот? - продолжал он
дискуссию сам с собой, и сам себе отвечал - Наверное, потому, что плохие
намного проще. Всегда легче что-то потерять, оставить без боя, чем воевать
до последнего. А бороться сложнее, вот и весь секрет. Во всяком случае,
так кажется. Миллионы обретаются в непрошибаемой уверенности, что
неприятностям невозможно перечить и даже не представляют, глупые, как
калечат такими мыслями свою жизнь. Мысль, она ведь завсегда главнее всего.
Через нее одну и меняется мир".
  На этой сентенции он снова остановился и посмотрел назад. Катя шла метрах
в десяти, а Егор только спускался между больших, в человеческий рост,
валунов, находившихся на расстоянии ста метров. Справа шумела Ингури.
Антон посмотрел вперед и узнал видневшуюся уже внизу другую долину,
которая на карте называлась долиной Аргочь. В ней Ингури разделялась на
два более слабых потока и больше не казалась такой свирепой. На другой
стороне глубокой и узкой долины высилась молчаливая громада горы Ушбы. Ее
заснеженные склоны казались отсюда неприступными, но Антон знал, что по
левому плечу есть относительно несложный путь. Если в этом районе
оставались какие-нибудь неучтенные немцы, то они обязательно прошли бы
тропой через перевал Двугорбый, за которым начиналась следующая долина,
приютившая в своем чреве тот самый секретный завод. Именно этой тропой
Антон собирался пройти к заводу. Между тем, у немцев, если таковые
имелись, оставался еще запасной вариант - в обход Ушбы по ее правому
плечу. Там находился перевал Ичмет, маленький и узкий, но его было вполне
достаточно, чтобы пропустить в долину отряд пеших диверсантов. А сердце
вещало Антону все настойчивее, что ночная бомбардировка, случайно
уничтожившая остатки группы "Эдельвейс", все же кого-то из них пощадила. И
этот кто-то двигался в направлении завода. И очень возможно был не один. С
кончиной электростанции энергии на заводе не предвиделось долго, но заказ
мог быть уже выполнен и ждать отправки. А что с ним намеревалось делать
дальше, высокое командование Антону не сообщили. Немцы наверняка
попытаются уничтожить результаты работ по спецзаказу, а потому не помешает
быть там раньше. "Хотя, - подумал Антон, - Чего я собственно переживаю?
Они наверное погибли все."
Он уже хотел продолжить движение, как вдруг услышал впереди тихий
монотонный звук, напоминавший не то бормотание заплутавшего Муллы, не то
интимный разговор ветра и кустарников. Но поскольку кустарников поблизости
не наблюдалось, то заинтригованный Антон решил подождать развязки событий,
предусмотрительно переключив трофейный "Шмайсер" на боевой взвод.
Загадочный звук, между тем, медленно приближался, и вскоре между
находившихся на расстоянии пятидесяти метров живописных камней показался
всадник верхом на дохлой кобыле неизвестной миру масти, которая еле
волочила ноги. К кобыле был приторочен сверток неизвестного назначения,
при ближайшем рассмотрении оказавшийся чем-то вроде походного шатра или
прообраза палатки. Позади бежала маленькая изможденная собачонка. Всадник
был одет в длинный брезентовый плащ-дождевик, порванный во многих местах,
и медленно качал головой в такт своей заунывной песне. Увидев направленный
на него автомат он никак не отреагировал, словно видел автомат впервые в
жизни и понятия не имел, что он опасен, а вознамерился проехать своей
дорогой вверх по течению Ингури. Секунду помедлив, Антон преградил ему
дорогу.
  - Куда путь держим? - поинтересовался он вполне мирно, успокоенный тем,
что Егор уже взял на прицел неизвестного странника.
  Странник остановил своего скакуна, не выразив по этому поводу никакого
возмущения, и посмотрел на Антона мутным взглядом. Затем он прервал свою
нескончаемую песню, поднял глаза к небу, вздохнул, и с невероятным
акцентом сказал по-русски:
  - Моя в другая долина едет. Коров пасти.
  - Понятно, - кивнул Антон, - Ковбой значит.
  Затем он указал на своих спутников свободной от автомата рукой и пояснил.
  - Мы, понимаешь, вниз идем, в ту долину. Аргочь называется. Устали как
собаки, да и рюкзаки тяжелые. И очень ты тут кстати появился. Извини за
беспокойство, мужик, но придется тебе нам подмогнуть немного. Довези
девушку и поклажу хотя бы до перевала на левом плече Ушбы, а потом иди
своей дорогой.
  Путник еще раз посмотрел на небо, вздохнул и честно ответил:
  - Моя в другая долина едет, коров пасти.
  Антон с пониманием качнул головой и сказал:
  - Твоя едет с нами, иначе нам никак нельзя. Да и выше в долине мертвяков
много, туда ходить не стоит. Гиблое место.
  Услышав про мертвяков, всадник наполнился благоговейным ужасом и
подтвердил.
  - Моя дикий гром вчера слышал в той стороне. Шаман говорил, наверно, плохо
там.
  - Очень плохо, - подтвердил Антон, - Шаман не наврал. Короче, принимай
поклажу и разворачивай Росинанта. Едем вниз.
  На этот раз прообраз Прожевальского и Буденного в одном лице последовал
совету повстречавшихся ему людей и развернул коня, которому было абсолютно
все равно в какую сторону идти. Вниз даже легче. Егор и Антон закинули на
седло позади всадника рюкзаки с едой, одеждой и боеприпасами. А потом
помогли залезть на лошадь Кате, которая, судя по лицу, испытывала не
меньший ужас перед парнокопытным животным, чем ездок перед высокогорными
мертвяками.
  - Ты уж потерпи немного, - подбодрил ее Антон, - нам всего день пути. К
вечеру под перевалом будем, а ты хоть силы сбережешь.
  Антон хлопнул лошаденку по крупу и сказал:
  - Ну, поехали. Неторопливым аллюром.
  После хлопка терпеливое животное начало неуверенно переставлять ноги между
камнями. Антон обогнал его и пристроился в голове отряда. А Егор, как
всегда, прикрывал тылы. Позади всех в отдалении бежала собачка. Как только
движение в новом для него направлении приняло столь же монотонный ритм,
подчинившийся судьбе всадник опять затянул свою песню горных странствий,
услышав которую Антону захотелось пристрелить ни в чем не повинного
обитателя скал. Песня нагоняла на Антона дикую тоску. Видимо в ней пелось
о молчаливости окрестных скал в период затяжных осенних дождей и нелегкой
судьбе местных жителей, вынужденных пасти скот на горных склонах, покрытых
чахлой растительностью, охраняя его от хищных животных. Когда прошло
полчаса, а ритм песни так и не изменился, Антон, чтобы хоть на время
прервать этот концерт, решил поговорить с горцем.
  - Слушай, - сказал он, оборачиваясь на ходу, - А как тебя звать-то?
Всадник, которому понадобилось пять минут, чтобы выйти из состояния
нирваны, ответил:
  - Моя Кадыр зовут.
  И приготовился снова надолго отойти душой в небесные просторы. Антон, не в
силах больше слушать эти потусторонние звуки, постарался отвлечь его от
любимого занятия.
  - А коня твоего как зовут?
  - А кто как хочет, так и зовут.
  Антон пытался придумать новые уловки, но ничего более умного не придумал:
  - А собаку твою?
Кадыр пренебрежительно усмехнулся и сказал:
  - Да разве это собака. Из нее даже шапки не сошьешь.
  Гризов покосился на бежавшую сейчас почти вровень с кобылой собачонку и
вынужден был согласиться, что из нее шапки не сошьешь. Да и глядя на ее
облезлую пегую шкуру и выпиравший во все стороны скелет, вряд ли у какого
мастера-болваньшика поднялась бы рука лишить жизни это немощное создание.
Антон исчерпал набор аргументов и замолчал. Кадыр, между тем, снова
затянул свою бесконечную песню, от звуков которой вероятно гибли все
окрестные микробы. Еще через пару часов, когда отряд десантников,
подкрепленный кавалерией, спустился в узкую и глубокую долину Аргочь, где
порядком поднадоевшая река Ингури разделялась на два более хлипких потока,
Антон был уже близок к состоянию тихого помешательства. То и дело ему
мерещились пасущиеся на склонах стада коров с выжженными на боках большим
канадским листом и цифрами 99 - номером великого хоккеиста бомбардира
Уэйна Гретцки. Вспоминалась строчка из песни, в которой пелось о том, что
"над Канадой небо сине", и что она "похожа на Россию, только все же
Канада". Вдалеке мелькали многочисленные ковбои в шляпах и с двумя
"кольтами" в кобурах, охранявшие эти самые многочисленные стада. И
неудержимо тянуло запеть вместе с Кадыром. Антон это обязательно сделал
бы, если бы знал слова. Но, к счастью, слов он не знал и это его спасло.
Когда Кадыр неожиданно прекратил петь, мир словно потерял свою остроту.
Лейтенант Гризов осмотрелся вокруг и заметил, что стоит на дне глубокого
ущелья у довольно обширной каменистой площадки, рядом с которой река
раздваивается на независимые бурлящие потоки. Когда абсолютно
остановившийся мыслительный процесс начал понемногу приходить в норму,
Антон догадался, что судя по всему это была долина Аргочь. А подняв
голову, обнаружил нависавшую над ним громаду горы, которая очень походила
на Ушбу. Снова обретя дар речи, лейтенант скомандовал "Привал" и первым
опустился на холодные камни. Егор помог слезть Кате с лошади и снял
рюкзаки. Кадыр продолжал сидеть в своем седле, словно в нем родился и
провел всю сознательную жизнь.
  Катя достала из своего рюкзака три банки тушенки и передала их Егору. Тот
вытащил из ножен трофейный финский нож, вскрыл тонкую жесть, и поставил
банки на плоский камень, заменивший стол. Вскоре рядом возник небольшой
кусок черствого хлеба. Сходив к ручью, Катя принесла флягу с холодной
водой. Увидев еду, все трое резко почувствовали дикий голод, который
как-то не возникал во время стрельбы и прочих приключений. Зато теперь все
готовы были съесть не то что полбанки тушенки, которую надо было беречь -
неизвестно сколько еще продлится поход, но и изредка бросали странные
взгляды на тощую лошадь Кадыра. К счастью пока еще тушенка не кончилась, и
лошадь можно было не трогать, да и пользы от нее в живом виде было больше,
чем в виде тушенки. Вскрыв все банки, Егор окликнул по-прежнему сидевшего
на лошади Кадыра, походившего на вождя обедневшего, но гордого индейского
племени.
  - Эй, ковбой, иди обедать.
  Кадыр с минуту поразмыслил, а потом нехотя, словно отобедал десять минут
назад, слез с лошаденки и направился к примостившейся за камнем троице.
  Тушенку уплетали за обе щеки, так что только треск стоял за ушами.
Естественно, расправились с ней в мгновение ока, но голод только усилился.
Антон пытался уверить себя, что это исключительно психологическое
ощущение, и что через десять-пятнадцать минут чувство голода притупится,
но оно только возрастало. Чертовски хотелось жареной картошки с курицей
или любым другим мясом в сметане, но подобные мысли могли привести только
к нервному срыву, который мог стоить жизни ни в чем не повинной безымянной
лошади Кадыра. Поэтому Антон изо всех сил старался не смотреть в ту
сторону. Чтобы отвлечься на коротком привале, он опять попытался завязать
беседу. Его спутники и друзья, видимо до сих пор находившиеся под
впечатлением бесконечной песни, откровенно обрадовались звукам
обыкновенной речи. Гризов обвел взглядом строгие и величественные вершины,
укрытые со всех сторон снегом, поправил бушлат и сказал:
  - Красиво, черт возьми, здесь. Слово и нет никакой войны.
  Неожиданно в разговор вмешался молчаливый житель гор:
  - А какой война говоришь? Абхазы напали?
Антон удивлено посмотрел на Кадыра, но вспомнил, что в горах люди живут
своей особенной жизнью, нисколько не интересуясь тем, что происходит за
соседним хребтом. Скорее всего он и понятия не имел не только о том кто
такие немцы, но и честно не подозревал в какой стране в настоящий момент
живет. Ему было абсолютно наплевать на это. Судя по местным жителям, с
которыми Антону приходилось сталкиваться в горах там, в его родном
времени, они вообще не меняются. А о событиях, происходящих в отдаленных
цивилизованных местах, узнают только если кто-нибудь из туристов, вконец
уставших от больших и душных городов, невзначай забредет в высокогорный
аул в поисках экзотики и дешевых шерстяных носков, которые можно сменять
на какую-нибудь безделушку. Да и то, безделушка может заинтересовать
значительно больше, чем что-то происходящее с какими-то не горными
жителями где-то там, на краю света, где нет даже козьего молока и айрана.
А люди передвигаются не на лошадях, как все нормальные обитатели гор, а на
каких-то железных грохочущих повозках. Несмотря на усиленную колонизацию
Кавказа в течение сорока лет, Антону казалось сейчас, что носители
прогресса не принесли туда ничего кроме пустых консервных банок и оберток
из под конфет "Барбарис". Это только казалось, что один более
цивилизованный мир с электричками и самолетами поглотил другой, основанный
на лошадях и облаках. На самом деле они просто не замечали друг друга и
жили по-прежнему. Хотя, через сорок лет, уже можно было встретить горца в
джинсах и с американским транзистором, но он представлял из себя довольно
убогое зрелище - и еще не полнокровный цивил, и уже не совсем горец.
Поговорив с ним, поскольку этот переходный тип уже неплохо владел русским,
становилось ясно, что джинсы он выменял на кинжал, а тот факт, что
висевшая на плече штуковина в состоянии издавать звуки, повергал его в
неописуемый восторг. К сожалению таких становилось все больше. Особенно в
предгорьях, куда было легче донести прелести цивилизации. Обитателей же
высокогорных аулов совсем не затронули эти изменения до сих пор, и еще
долго русский язык будет там восприниматься как нечто экзотическое, только
наоборот. Гризов подумал, что им все-таки повезло. Повстречавшийся всадник
сносно говорил по-русски, хотя и происходил, судя по раскосым глазам, к
невесть как попавшим на Кавказ коренным жителям средней Азии. Антон не
стал расспрашивать его о подробностях происхождения и семейном положении,
предвидя столь же конкретные ответы, какие получил еще на спуске в долину,
а просто ответил:
  - Да нет, напали вообще не местные. Ты их не знаешь. Но они все равно
опасны, и лучше их обходить стороной. Если увидишь кого в белых одеждах,
то прячься, а то несдобровать.
  - У моя ружье есть и кинжал, - сказал гордо Кадыр.
  - Оно, конечно, хорошо, - согласился Антон, - только ихние ружья бьют
быстрее и наверняка. Да и больше их. Обходи стороной - целее будешь.
  Антон выскреб дочиста банку тушенки и не глядя выкинул ее далеко в
сторону. Почти тотчас он услышал странный скрежещущий звук, раздавшийся
неподалеку от места падения банки. Оглянувшись, Гризов заметил как тощая
собачонка набросилась на банку с неистовством пираньи, почуявшей вкус
крови. Собачонка с таким остервенением грызла пустую банку, что у Антона
невольно вырвался вопрос:
  - Скажи, Кадыр, а ты собаку-то свою кормишь хоть иногда?
Кадыр удивленно посмотрел на сидевшего рядом лейтенанта и ответил.
  - А зачем? Ведь она есть не просит.
  У Антона появилось стойкое ощущение, что пока эта несчастная собака
человеческим голосом не попросит у Кадыра поесть, он даже и не вспомнит о
ней. Да, с любовью к братьям нашим меньшим в этих краях обстояло все
нормально. Кадыр дожевал свою долю тушенки, обвел взглядом горные вершины,
освещенные помаленьку начавшим клониться к закату солнцем, и философски
сказал:
  - Ледник тает, блин...
  Последнего слова Антон от него никак не ожидал. Видимо горец успел
пообщаться с кем-то из русскоговорящих жителей Кавказа и слегка
проникнуться их жизненной философией. Остальные участники
импровизированного обеда, плавно переходившего в полузабытое для одних и
неизвестное для других понятие "полдник", тем временем слушали и думали о
своем. Покончив первым со своей порцией тушенки, Егор достал из рюкзака
две оставшиеся толовые шашки и стал мастерить из них адскую машину. Катя
допила воду, вытряхнула оставшиеся капли на камень, встала и спросила,
обращаясь к Антону:
  - Товарищ лейтенант, не проводите меня воды набрать, а то вдруг немцы
поблизости.
  И пошла по направлению к ручью, уходившему по левой стороне долины и в
двухстах метрах превращавшемуся в небольшой, но живописный водопад. Егор
молча ухмыльнулся, не отрываясь от своего занятия. Кадыр участливо
посоветовал вслед:
  - Если кого увидишь - обходи стороной. Целее будешь.
  Катя оставила слова аборигена без внимания. Антон поднялся и пошел следом,
машинально поправив пистолет за поясом. Когда они дошли до водопада и
скрылись за перекрывавшему к нему доступ с одной стороны валуном, Катя
произнесла, укоризненно качая головой:
  - Что же вы, товарищ лейтенант, меня совсем вниманием не жалуете. Али уже
не люба боевая подруга? С местными жителями о немцах и собаках
рассуждаете, а мне хоть бы слово сказали.
  Антон обернулся, и удостоверившись, что из-за камней их не видно, притянул
девушку к себе.
  - А что зря говорить.
  С этими словами он крепко и нежно поцеловал ее в губы. Через минуту
глубокого поцелуя Антон почувствовал как девушка обмякла в объятиях, и
обвила его шею своими руками. Весь мир вокруг перестал для Антона
существовать и вместился в этот долгий поцелуй. Гризов упивался запахом ее
волос и нежной кожи. И казалось, что они находятся сейчас не у шумного
водопада в окружении высоких скалистых вершин, облаченные в грубую одежду,
а целуются стоя на балконе роскошного особняка с изящными белоснежными
колоннами. На Антоне надет гусарский мундир с золотым шитьем, а на ней
воздушное бальное платье. И только для них звучит сейчас музыка из
соседнего зала, и в их честь поднимают тосты друзья-гусары.
  Антон почувствовал, что задыхается от счастья. Он с трудом оторвался от
этих губ и не поверил тому, что особняк исчез. В его сознании все еще
звучала мазурка и танцевали веселые пары. Катя молчала, прижавшись к его
груди. Антон вдруг подумал, что должно случиться так, чтобы именно ее душа
переселилась в ту Катю, из его времени, поскольку не может же так быть,
чтобы существовало две любимые женщины в разных временах, с одинаковыми
именами и разницей в возрасте на сорок лет. Недавно ему опять показалось,
что скоро он покинет это время. Он чувствовал это, но не мог себе
помыслить потерять эту Катю. То, что с ним происходило, просто не
укладывалось в голове. Этого не могло быть. А может этого и не было, и
скоро он проснется. Антону всегда казалось, что человек любит не оболочку,
а родственную душу, которая может путешествовать по времени и представать
каждый раз в новом виде. Внешний вид мог не иметь абсолютно ничего общего
с нарисованным себе идеалом красоты, потому что такой идеал всегда
обманчив. В одном времени, на одной планете, но на разных континентах, от
разных по характеру и внешнему виду родителей, могут родиться разные с
виду люди с абсолютно одинаковыми мыслями. Они могут прожить, всю жизнь
считая себя уникальными или одинокими, пока не натолкнутся на другого
такого же человека и не ужаснутся схожести, словно увидели себя в зеркале.
Но вряд ли они пробудут вместе долго - они слишком похожи. Этот закон
действовал с неумолимой силой на всех континентах. В дружбе это хорошо, но
не в любви. В любви важен полет. Бывают низколетящие души, но бывают ведь
и наоборот. Часто души бродят по свету не подозревая, что рядом бродят
другие по их душу. Но не видят друг друга за идеалами. За красотой. За
книжками, гороскопами, самообманом, трусостью и иллюзиями выбора, сулящего
большую долю вероятности счастья. Но счастья не бывает чуть меньше или
чуть больше, оно либо есть, либо его нет. Антон раздваивался. Он обрел
счастье, но не мог объяснить себе, где подлинное - здесь, сейчас, или там,
потом, через сорок лет. А может это одно и то же? Ведь в любом времени
существует только одна родственная душа, а это значит, что перед ним один
и тот же человек. Антон оторвался от девушки и посмотрел ей в глаза. Он
увидел там пропасть любви. Сколько они так простояли, он не помнил.
Очнулся, только когда рядом послышался вежливый кашель Егора.
  - Я, конечно, извиняюсь, - сказал он, - но дело к вечеру. Пора и
выступать, если хотим засветло дойти до перевала.
  Антон и Катя нехотя расцепили объятия и Антон на секунду почувствовал себя
словно голым.
  - Мы сейчас идем, - ответил он Егору, который кивнул головой и вернулся к
стоянке.
  Они еще раз переглянулись и молча двинулись следом.
  Кадыр уже сидел в своем седле, обозревая окрестности. Сытый и довольный
жизнью он приветствовал вернувшихся Катю и Антона новым философским
восклицанием.
  - Ветер дует, блин...
  Затем он указал пальцем на небо и добавил
  - Погода меняется, однако. Торопиться надо.
  Антон взял рюкзаки и закинул их на круп лошади позади Кадыра. Помог
взобраться Кате. Затем он надел на шею "Шмайсер", поставил его на боевой
взвод и двинулся вверх по тропе. Как ни странно, Кадыр ехал молча и песню
не пел. Спустя полчаса, словно по предсказанию обитателя гор, с неба
повалил густой снег, моментально устилая все вокруг мягким ковром. Антон
поднял воротник бушлата, то и дело вглядываясь в видневшийся на высоте
перевал, но никаких признаков немцев пока не обнаружил. Скорее всего
оставшиеся в живых пошли в обход и выйдут к перевалу Ичмет. Если их не
перехватить, то к заводу они выйдут первыми. Антон непроизвольно ускорил
шаги и тут же подскользнулся, но сумел удержать равновесие. Мысли о душе
он пока оставил - не ко времени. Если уцелеет, то еще будет время
поразмыслить, а если нет, то сам станет душой и, наконец, все узнает точно.
  Снегопад усиливался, перекрывая видимость, и у Антона вновь возникло
ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Он чувствовал непонятную враждебную
силу вокруг, но по-прежнему не мог объяснить ее происхождение. По большому
счету снегопад только на руку. Если они не увидят нацистов, то и те их
вряд ли смогут заметить издалека. Это значит, что снайперских винтовок
пока можно было не опасаться. Но Антон тем не менее старался не терять
бдительности, пытаясь пронзить взглядом белую мглу, которую выстроил
вокруг снегопад. Бушлат понемногу промокал, и это было пожалуй наиболее
неприятным сейчас. По такой погоде не хватало только промокнуть, и тогда
случись что в пути, замерзнуть было раз плюнуть. Осень кончалась. А в
горах, особенно наверху, поздняя осень это уже ранняя зима. И опять Антон
подумал о Кате. Если бы не она, он никогда бы так из-за себя не
беспокоился. Но делать было нечего. Кадыр ехал молча и размышлял о чем-то
своем, неведомом никому рядом, и Антон с интересом наблюдал за
происходившим внутри него борением философской мысли, ожидая следующего
перла в ближайшее время. Солнце падало за массивную Ушбу. Через полчаса
наступит ночь, которая в горах всегда приходила быстро, в отличие от
рассвета, которого приходилось ждать часами. Антон вновь ускорил шаги.
  К счастью перевал Двугорбый, хоть и находился на значительной высоте,
подходы имел довольно простые, поэтому не только пешие путники, но и
всадник на лошади не испытывали особенных трудностей при подъеме.
Неказистая лошадка Кадыра, казавшаяся в долине абсолютно немощной, готовой
упасть при первом дуновении ветерка, довольно уверенно перла вверх свой
ценный груз в виде рюкзаков и Кати. Хотя, чем выше поднимался небольшой
отряд, тем сильнее Катя ерзала в седле, глядя на неожиданно возникавшие из
снежной пелены по сторонам тропы глубокие сбросы, плавно переходившие в
неглубокие пропасти. В конце концов она остановила Кадыра, слезла с лошади
и зашагала следом за Антоном. Кадыр продолжал свой путь конным, с одними
рюкзаками на крупе лошади. На подходе к перевалу он вдруг снова затянул
свою заунывную песню, при первых звуках которой Антон схватился за автомат
и только диким усилием воли заставил себя не стрелять в певца. Кадыр пел
как умел, а чужое мнение о музыке тоже надо уважать, даже если музыка тебе
не нравится. Хотя в душе Антону хотелось заткнуть Кадыру глотку любой
ценой и не помогали никакие психологические установки.
  Скоро стемнело совсем. Белый снег, устлавший камни, запорошил тропу и
Антон принял решение остановиться на ночлег. Идти дальше вслепую и понятия
не имея, где немцы, было невозможно. В такой снег и темень, когда не
разобрать, что происходит на расстоянии трех метров, брать перевал было
безумием. Кроме того, в данный момент это не имело смысла. Гибнуть просто
так, не нанося урона врагу, Антон считал самой глупой вещью на свете. Он
решил дождаться рассвета и с первыми лучами солнца двинуться дальше, а
пока устроиться на ночлег, расставив походный шатер Кадыра. Шатер, сшитый
из кусков козьей кожи, оказался на редкость пахучим и не очень большим.
Четырех человек худо-бедно он, однако, вмещал, а это было сейчас главное.
Установив шатер, который Антон про себя окрестил палаткой-минингиткой,
одной стороной у горного