л в сарай и, спрятавшись за поленницу, продолжал стрелять из
укрытия. Ему повезло. Один из нападавших повалился замертво, второй,
получив пулю в живот, с диким воплем отполз за угол избы, уронив автомат.
Не теряя времени, Антон бросился в открывшуюся брешь между сараем и домом,
пытаясь достичь леса, начинавшегося метрах в пятидесяти от берега. Со
стороны бронемашины по нему открыл огонь спрятавшийся в кузове автоматчик,
видимо шофер. Очередь просвистела над самой головой. Антон пригнулся и
продолжал бежать к лесу, петляя насколько позволяла дико болевшее плечо и
болтавшийся на шее автомат. С берега вдогон застучало сразу несколько
"Шмайсеров". Пули ложились совсем рядом, взрывая прибрежный песок. На ходу
Антон зубами выдернул чеку и не глядя швырнул гранату назад в
преследователей. Раздался взрыв, перекрывший несколько истошных воплей.
Автоматный стрекот на секунду стих, но потом возобновился с еще большим
ожесточением. Уже почти достигнув леса, Антон вдруг ощутил что-то больно
ужалившее его в голень и упал как подкошенный, уронив автомат. Бегло
взглянув на ногу, убедился, что пуля к счастью всего лишь царапнула, не
задев кость. Спустя несколько мгновений со всех сторон к нему подбежали
пятеро немцев, держа наготове "Шмайсеры". Один из них направил дуло
автомата Антону в голову и палец его начал медленно нажимать на курок, но
другой, в фуражке и с погонами лейтенанта на кителе, схватив рукой
автомата, отвел дуло в сторону.
  - Нет, Вольф, - сказал он, - Капитан приказал взять его живым.
  Еле совладав с собой, откормленный Вольф нехотя подчинился. Он опустил
автомат, но размахнувшись из всех сил врезал каблуком сапога по голове
русского. Антон снова провалился в забытье.
  Когда сознание вернулось Антон, еще не открывая глаз, ощутил под собой
дрожание металлической поверхности. Наверное, он лежал на полу
бронемашины, которая везла его в неизвестном направлении. Но спустя пять
минут, в течение которых Антон притворялся не пришедшим в сознание, он
вдруг подумал, что находится не в бронемашине. Судя по окружавшему
прибрежную полосу лесу, который рос на холмах, Антона должно было нещадно
трясти на ухабах, а дрожание было довольно мерным и спокойным. Никаких
рывков и смены передач, что не походило на работу двигателя бронемашины
или тяжелого грузовика. Тем не менее дрожание было, а это означало, что он
куда-то двигался. Только вот зачем? Не легче ли было просто пристрелить
его на берегу? Антон еле заметно пошевелился, чем вызвал сильную боль в
голове и плече, которая вырвалась наружу через сдавленный стон. Этого,
однако, оказалось достаточно, чтобы его подхватили и поставили на колени,
не отпустив. Антон медленно открыл глаза и увидел, что находится в большой
комнате, обставленной дорогой мебелью. Напротив него, в кресле,
расположился немецкий офицер, который курил длинную и тонкую сигару. Рядом
стояло двое автоматчиков, направив дула "Шмайсеров" на Антона. В ногах у
офицера лежала здоровенная овчарка. Антон перевел туманный взгляд на стену
и обнаружил то, что объяснило ему дрожание устланного ковром пола - два
круглых иллюминатора. Он находился на немецком корабле.
  - Ну, как вы себя чувствуете(- спросил его офицер на неплохом русском
языке.
  Антон не знал, что ему делать и что говорить. Никогда прежде ему не
доводилось попадать в плен к фашистам, а тем более на допрос к немецкому
офицеру, которому стоило только моргнуть глазом, и мирно дремавшая у ног
овчарка вцепилась бы в горло пленному русскому. Антон ни на минуту не
усомнился в ее предназначении, не допуская и мысли о том, что этот офицер
просто любитель домашних животных и держит у ног такую псину только ради
удовольствия облагодетельствовать братьев наших меньших. Сглотнув слюну,
Антон все же выдавил из себя:
  - Не дождетесь.
  Немец слабо улыбнулся. Откуда-то слева, из за спины, мелькнула сжатая в
кулак рука, и у Антона на секунду прервалось дыхание. Откашлявшись и едва
успев глотнуть воздуха, он снова ощутил резкий удар под дых. Его отпустили
и он упал лицом на ковер.
  - Скверно, дорогой мой. - душевно проговорил офицер, - Я к вам так тепло
отнесся. Можно сказать, приютил в собственной каюте, а вы сразу хамить
начинаете. Нехорошо.
  Антон попытался увернуться от летевшей ему в бок ноги, но не успел, и
скорчился от боли. Подняв голову, он увидел почти рядом со своим лицом
оскаленную пасть овчарки, равнодушно смотревшей на его мучения. Антон
никогда не бывал на допросе и знал о них только то, что попав сюда
партизаны обычно молчат. Но он не был партизаном. Хотя если бы признался в
этом, то вряд ли спас бы свою жизнь. Немецкий офицер был далеко не глуп и
смотрел на него так, словно видел насквозь.
  - Скажите, уважаемый, - заговорил офицер, закуривая новую сигару. - где
вы оставили свой самолет? Ведь не приземлились же вы посреди белого дня
прямо на главный аэродром Люфтваффе местных оккупационных войск? Нет, в
самом деле, это меня чертовски интересует. Ведь вы же русский летчик, так?
Ну не отпирайтесь. Я столько русских перевешал на своем веку, что научился
разбираться в званиях и родах войск почти мгновенно, не сочтите за пустую
похвальбу. Вот вы, я так полагаю, наверное лейтенант русских ВВС, судя по
выражению лица - скорее истребитель, летали на "Як-3", не так ли?
Антон поднялся в полный рост и отступил на шаг назад, молчал глядя немцу в
лицо. "И откуда эта скотина так хорошо знает русский язык(" - подумал он.
Собака слегка пошевелила ушами. Автоматчики напряглись. "Тренированные
ребятки", - снова подумал Антон, - отсюда так просто живым не сбежишь".
  - Не нервничайте, мой дорогой, - сказал офицер, - вы все понимаете
совершенно правильно. Поэтому успокойтесь и давайте поговорим. Люблю, черт
возьми, беседовать с пленниками перед расстрелом. Есть такая слабость у
Генриха фон Райдера. Да, уважаемый, перед вами сам капитан этого крейсера,
собственной персоной, а вы скоро будете расстреляны. Можете заказать себе
что-нибудь в качестве последнего желания, я прикажу его исполнить.
  - Что б ты сдох, скотина! - в сердцах сказал Антон и даже хотел плюнуть в
эту наглую ухмыляющуюся физиономию, но не успел и снова схлопотал ногой в
пах.
  - Да, невоспитанные русские нынче пошли, - с сожалением протянул офицер,
наблюдая как Антон корчится на полу, - Вот бывало до войны я заезжал к
своему другу, фон Хольцу, который держал мясной завод под
Санкт-Петербургом, так в те времена русские офицеры были не в пример
учтивее. А столетием ранее мы вообще открыто управляли вашей лапотной
страной. Хотя откуда вам это знать, вы ведь наверное большевик? Ну конечно
же большевик, у вас ведь других сейчас больше нет. Всю аристократию давно
расстреляли, а когда вы народились на свет, ее уже не было и в помине. Я
ведь старше вас, молодой человек, и значительно опытнее. Ну да ладно, мне
надоело с вами общаться. Вы совсем не умеете себя вести в приличном
обществе, не хотите старика Райдера потешить своими рассказами. А жаль, я
бы послушал.
  Офицер внимательно посмотрел на Антона и сказал куда-то в сторону:
  - Отведите его на корму и расстреляйте. И непременно из зенитного
пулемета, предварительно привязав к дулу. Так чтобы здесь было слышно.
  Охранники подхватили Антона и вытолкали за дверь. Он оказался в длинном и
узком коридоре, который резко переходил в лестницу, ведущую куда-то
наверх. Не давая ему опомниться, Антона поволокли на расстрел. Неожиданно
весь корпус корабля потряс мощный взрыв. Корабль качнулся и резко
накренился на левый борт. Один из охранников, шедший сзади, покачнулся и,
не устояв от неожиданного толчка, кубарем скатился вниз по крутой
лестнице. Второй, тот что был уже сверху, также потерял равновесие, и упав
оказался рядом с Антоном, который не думая не секунды выхватил у охранника
из-за пояса длинный нож и всадил его немцу в сердце. Забрав автомат и
оттолкнув от себя бесчувственное тело, которое рухнуло вниз по лестнице,
Антон стал пробираться вперед. Когда он был уже почти на верхней палубе,
раздался второй мощный взрыв с той же стороны. Корабль снова содрогнулся
всем корпусом. Повсюду застучали каблуки сапог. Судя по всему, крейсер
неожиданно был кем-то атакован и немцы в ужасе метались по кораблю,
объятые паникой. Антон выскочил в какое-то помещение, с первого взгляда
походившее на пустую штурманскую рубку, и столкнулся нос к носу с немецким
морским офицером. Тот удивленно посмотрел на Антона и тут же получил
короткую очередь в живот. Согнувшись он упал под ноги Антону, который,
перешагнув через бесчувственное тело, выбрался наконец на открытое
пространство через широкий выход.
  Его глазам открылось впечатляющее зрелище. Немцы скопились у левого борта,
пытаясь спустить на воду шлюпки. Крейсер, сильно накренившись, уже почти
черпал бортом воду. Носовая артиллерийская башня, задравшая орудия в небо,
была уже абсолютно бесполезна. Антон осмотрелся вокруг, пытаясь обнаружить
источник опасности, подорвавший военный корабль нацистов, но вокруг ничего
не было видно. Поверхность моря была абсолютно пустой. Возможно, крейсер
просто подорвался на минном поле, а возможно... Антон разглядел как из
воды, метрах в двухстах от тонущего крейсера, показался перископ
всплывающей подводной лодки. Спустя минуту вода вокруг забурлила и на
поверхности показался обтекаемый черный корпус субмарины. Вода еще не
успела стечь с него, как в рубке уже открылся люк и на палубе показались
несколько матросов в черных робах. Ловкие, словно кошки, они пробрались по
качающейся палубе к носовому орудию и завозились, наводя его прямо на борт
беспомощно болтавшегося на волнах немецкого крейсера. Присмотревшись,
Антон увидел нарисованную на рубке красную звезду и белую надпись С-461. В
этот момент с кормы крейсера застучала пулеметная очередь, заставившая
русских матросов спрятаться за орудие, служившее им слабым прикрытием.
Один из них, схватившись за грудь, упал в море. Антон, не теряя ни минуты,
бросился в направлении кормы. Пройдя правым бортом, он подобрался к
пулеметному гнезду с тыла и увидел, что немец был прикован к пулемету
короткой металлической цепью. Это был смертник, но он был тем более
опасен. Антон нажал на курок и полоснул короткой очередью по пулеметчику,
который мгновенно затих. С левого борта раздался орудийный выстрел и
взметнулось пламя разрыва - заработало орудие подлодки. Затем, снова
перебравшись на левый борт, Антон выпустил длинную очередь по сгрудившимся
у шлюпок немцам и, отбросив автомат в сторону, нырнул в воду. Волны
сомкнулись у него над головой. Вынырнув, он поплыл к подводной лодке,
яростно работая здоровой рукой. С борта корабля раздалось несколько
очередей. Ныряя в глубину, он ощутил еще один залп орудия подлодки. Мимо,
вспенивая воду, пронеслись в глубину несколько пуль, обдав дыханием
смерти. Он вынырнул снова. Силы таяли быстро. У Антона едва хватило сил,
чтобы приблизиться к черному борту и схватиться за спущенный матросами
шест здоровой рукой. Но сил подняться уже не было. Он увидел, как к нему
спрыгнули двое в черных робах, обвязанные веревками, и втащили его на
качающуюся палубу субмарины. Орудие рявкнуло еще раз. Проваливаясь в
бездонный люк, словно в преисподнюю, Антон успел заметить как немецкий
крейсер погрузился с кормы в пучину, высоко задрав в небо свой острый нос.



        Глава 7

                               Новая миссия


  Когда Антон пришел в себя, ощутив, что кто-то насильно влил ему в горло
стакан спирта, то узрел вокруг несколько столпившихся моряков в черных
робах и одного с золотыми просветами на погонах. Увидев, что Антон
очнулся, офицер приказал:
  - Всем разойтись по своим местам согласно боевому расписанию. Филипенко и
Гнедой остаться здесь с оружием, поглядим что за хлопца выловили.
  При этих словах Антон оглядел себя, но не заметил ни стягивающих руки и
ноги веревок, ни других пут. Он был не связан и мог свободно двигаться.
  - Да ты особенно не радуйся, - перехватил его взгляд офицер, - Мои солдаты
с тебя глаз не спускают. Ежли ты конечно меня понимаешь.
  - Понимаю, - прохрипел Антон, - я тоже русский.
  - А что ты делал на корабле фашистов?
  - Был в плену.
  - Как попал в плен?
- Сбили над Килем во время налета бомбардировочной авиации, которую мы
прикрывали.
  - Кто это, мы?
  - Сто сорок первый истребительный авиаполк.
  Офицер достал папиросу и закурил.
  - Складно гутаришь. А документы у тебя есть?
- Нет. Но мою личность могут подтвердить в полку. - при этом Антон еще раз
оглядел себя и обнаружил, что одет в такую же черную робу как и все
подводники. Если бы документы и были, то их уже давно осмотрели.
  - До полка еще добраться надо. - сказал офицер и ухмыльнулся, - даже если
ты и русский летчик, как говоришь, проверить это мы сможем только
вернувшись на базу. А до нее еще неделю идти, если повезет никого не
встретить по дороге.
  - Где мы сейчас? - спросил Антон, сев на койке, которая была привинчена к
стене.
  - А ты не знаешь? Ну да ладно, если что - тебе все равно первому пулю
получать. Мы с тобой, милок, сейчас в Северном море, аккурат в датских
проливах ошиваемся, где немецкой сволочи не счесть. И ходит она над нами
целыми стаями, так что дорога домой будет пролегать через сплошные
приключения.
  - Да мне все равно. Моя жизнь - уже сплошное приключение.
  - Да ты, я погляжу, юморист. Но не обессудь, сидеть тебе в этом самом
кубрике до самой базы безвылазно под охраной моих орлов. Они за тобой
присмотрят. Так мне спокойнее будет. Вдруг ты шпион какой, еще лодку
подпортишь. А мне на ней фашистов бить.
  С этими словами капитан встал и выходя из кубрика сказал:
  - Фельдшера сейчас пришлю, я видал у тебя плечо немного продырявлено. Он у
нас мужик умелый - враз поправит.
  Железная дверь, больше походившая на крышку от ведра-переростка, наглухо
закрылась снаружи. Со скрипом провернулись болты. Антон был заперт
надежно. Если лодку потопят, еще некоторое время сможет просидеть в этом
герметичном отсеке на дне. В тамбуре, для пущей уверенности, дежурили
хлопцы с автоматами. Спустя пять минут пришел обещанный фельдшер и
перебинтовал рану чистыми бинтами. Как Антон успел заметить рана уже
понемногу стала затягиваться и болела не так сильно, как раньше. Это
обнадеживало. Значит заражения крови все-таки он избежал, несмотря на свои
лесные брожения. Капитан не обманул. Лодка шла уверенным курсом и похоже
действительно прямиком на базу. Предоставленный сам себе, Антон даже
наслаждался свалившимся на него бездельем. Еще вчера он был в плену у
фашистов и думал, что погиб, а сегодня все это уже позади. Он среди своих,
лежит себе в теплом кубрике, ест два раз в день. Правда свои могут тоже не
долго думая шлепнуть, приняв за шпиона, но Антон предпочитал сейчас об
этом не задумываться. Вот дойдем до базы, а там и посмотрим. Капитан даже
передал ему две книги, чтоб заключенный не скучал. Одна из книг оказалась
сборником статей Сталина "воспоминания о Ленине", а вторая боевиком под
названием "Морской устав военного флота СССР". От нечего делать Антон даже
прочитал кое-что оттуда, но особенно не увлекся. Так прошло несколько
дней. Сколько именно Антон не мог узнать, поскольку за окном каждое утро
не вставало солнце, да и окна-то в сущности не было. Даже его круглого
морского аналога в виде иллюминатора в кубрике не имелось. Относительная
неподвижность, впрочем, была ему только на пользу - рана заживала быстрее.
Он ел, спал, набирался сил. Капитан допросами Антона особенно не тревожил,
резонно рассудив, что если это шпион, расстрелять мы его всегда успеем. А
если нет, чего хорошего человека мучить допросами. Вот сдадим по приезду
военной разведке, пусть с ним и мучаются, пытают сколько душе угодно, не
флотское это дело. В море все проще - враг или над тобой плавает, или
также как ты, за рыбами прячется. И все всем понятно.
  Однажды Антон проснулся от глухих ударов. Он сел на койке и прислушался.
Взрывалось где-то над лодкой. При каждом ударе лодку сильно встряхивало.
Все, что не было закреплено, рушилось и падало. Но моряки - народ опытный,
и поэтому все в крохотном кубрике Антона было привинчено либо к полу, либо
к переборкам. Никаких личных вещей у него давно не было. Взрывы от
глубинных бомб грохотали почти целый час, видимо противолодочный корабль
выследил лодку и преследовал ее, упорно стараясь потопить. Затем все
внезапно смолкло и взрывы больше не повторялись. Подлодка смогла уйти от
корабля нацистов.
  Спустя еще несколько дней люк в кубрик Антона отворился, когда он спал.
Переступив через порог, в кубрик вошел капитан. Антон сел и протер ладонью
глаза.
  - Слушай, летун, - приветствовал его капитан, - пришло радио с базы. Я
запрашивал о тебе и вот получил ответ. Лейтенант Гризов из сто сорок
первого истребительного полка, погиб смертью храбрых в бою над немецким
городом Киль. Что скажешь?
- А что говорить, - пробормотал Антон, - Интересно, кто это видел? А может
и действительно подумали, что погиб, я ведь на таран пошел. А очнулся на
земле - сам почти ничего не помню.
  - Ну, в общем так, мы уже почти на базе. К утру дойдем. Первым делом я
тебя сдам в комендатуру.
  - Да куда угодно, - ответил Антон, - главное, что я уже не в немецком
плену.
  - Ну да, - процедил капитан сквозь зубы, - Прощай. Больше я тебя навещать
не буду. Поминай, как звали.
  Антон повернул голову и сказал:
  - Спасибо тебе капитан, ты ведь меня от смерти спас.
  Капитан еще раз внимательно посмотрел на Антона и молча вышел. Через
несколько часов люк со скрипом отворился снова. На сей раз в проеме
показался широкоплечий матрос Филипенко с автоматом в руках. Он повел
дулом автомата в сторону люка и пробасил:
  - Выходи, да смотри мне, без фокусов.
  Антон осторожно, чтобы не удариться головой или плечом о переборку,
перешагнул через порог.
  - Прямо и вверх по лестнице.- указал путь Филипенко.
  Антон медленно стал подниматься по узкой лесенке, ведущей, скорее всего, в
рубку. Так оно и оказалось. Филипенко не отставал, но все время находился
на таком расстоянии, что его невозможно было достать, захоти Антон его
ударить. Поднявшись в рубку, Антон столкнулся там еще с двумя офицерами и
несколькими матросами. И наконец, поднявшись еще выше, он оказался на
свежем воздухе. Соленый ветер ударил в лицо. Антон жадно вдохнул, набирая
полную грудь чистого кислорода, которым казался свежий воздух после
спертого воздуха в подлодке. Голова закружилась, словно принял стакан
чистого спирта. Долго блаженствовать ему, однако, не пришлось. Филипенко
ткнул в спину дулом автомата и напомнил:
  - Вниз по лестнице и на пристань, медленно.
  Спустившись на палубу подлодки, Антон осмотрелся вокруг, насколько
позволяло время, отпущенное шагавшим позади Филипенко. Подлодка стояла в
довольно широкой гавани, образованной далеко выдававшимся в море мысом,
благодаря которому гавань была защищена с трех сторон. На самом конце мыса
виднелись несколько орудий береговой артиллерийской батареи. Впереди на
берегу - приземистые строения, скорее всего казармы обслуги базы подводных
лодок. Филипенко снова напомнил о себе, и Антон послушно поднялся по трапу
на пирс. Они зашагали по небольшой дороге, ведущей к видневшемуся на
холмах городку. Судя по всему это был оплот советского военно-морского
флота город Мурманск. Ничего против Мурманска Антон не имел. Какая разница
в каком именно месте, но он опять оказался на своей земле. Он так
обрадовался этому, что ускорил шаг. Но очень быстро понял, что
поторопился. В процессе ходьбы плечо снова разболелось и дало о себе знать
приливом горячей волны к лицу. Так что в комендатуру Антон добрался уже
шатаясь и, едва переступив порог, рухнул на пол.
  Очнулся он в лазарете. Рядом с ним сидела медсестра, а чуть поодаль -
сухопутный автоматчик, положив свое оружие на колени. Когда он очнулся,
медсестра смочила его лоб мокрой тряпкой, стараясь облегчить страдания, а
охранник, наоборот, насторожился. Из чего Антон заключил, что его личность
все еще вызывает опасения. Его даже сфотографировали и отослали фото в сто
сорок первый авиаполк. Ответ пришел неожиданно быстро. Особый отдел
признал лейтенанта Гризова в лицо и предписывал переправить его в
расположение полка для дальнейшего разбирательства в происшедшем как можно
быстрее. Его срочно погрузили в самолет, направлявшийся в Белоруссию, где
в данный момент базировался полк. Весь полет Антон провел в полузабытьи,
время от времени приходя в себя и опять проваливаясь в черную темноту. В
полусне-полубреду ему казалось, что он снова стоит на коленях в каюте
немецкого крейсера и смотрит в пасть овчарке. Потом он снова отстреливался
от фашистов около дома на берегу, пикировал куда-то на своем истребителе,
шел на таран, снова пикировал, косил немцев из пулемета в пылу схватки.
  Когда он, неизвестно в который раз, пришел в себя, то обнаружил, что лежит
в большой белой палате с высоким потолком. Рядом стояло еще пять коек, на
которых лежали раненые бойцы. Антон попытался приподнять голову и едва
смог это сделать - так сильна была слабость. Посмотрев вокруг, он увидел
сидевшего на койке у окна бойца и спросил:
  - Что со мной было?
Боец с перевязанной рукой повернул к нему свое небритое лицо и спокойно
сказал:
  - Ты чуть не умер, паря, только и всего. Еле выходила тебя сестричка.
Дохтуру, да ей жизнью обязан.
  Антон уронил голову на подушку и снова спросил:
  - А где я, боец, в Мурманске?
- Да, видать тебя крепко задело, - проговорил боец с сочувствием в голосе,
- Ты в Белоруссии, паря, недалеко от Гродно.
  - А немцы где?
- Немцы? Да не боись. Немца уже далеко отбросили, аж за Вислу. Но
повоевать еще успеешь, крепко дерется еще фашист. Да хребет уже сломали,
недолго ему осталось.
  В этот момент в палату вошел Михась Боровой и увидев живого Антона едва не
закричал от радости.
  - Жив, черт тебя подери, а мы уж тебя похоронили. Ну как ты, рассказывай.
  - Да что тут рассказывать, - Антон обвел взглядом палату. - лежу вот.
Вспоминаю. Вы-то как, как ребята?
Михась нахмурился.
  - После того налета из наших вернулись только я, Васька Сутулый да Егор
Семенов. Генку Везухина, Пискунова, тебя и капитана Мацуру мы похоронили.
Ждали долго, да потом замполит объявил вас геройски погибшими. Даже за
упокой души уже всем миром выпили. А ты вот он - живой.
  - Да что со мной станется, - сказал Антон, - потом, как оклемаюсь немного,
расскажу где меня носило.
  - Слушай, - сказал Михась, и заговорщически подмигнул, - Погоди немного, у
меня тут фельдшер знакомый, враз со спиртом обернусь. Выпьем за здравие.
  Антон слабо попытался отговориться.
  - Да мне нельзя еще, наверно.
  - Слушай, лейтенант, - оборвал его Михась, - ты что, не знаешь, что спирт
- самый полезный продукт в любом виде? Давай не ломайся, а то обижусь.
  - Ну валяй! - согласился Антон, и Михась исчез в коридоре. Не прошло и
минуты, как он уже снова сидел на подоконнике палаты, разливая спирт по
стаканам, предусмотрительно прихваченным у того же дружественного
фельдшера. На радостях Михась налил всем, кто был в палате. Наполнив
посуду наполовину, Михась поднял стакан и сказал:
  - Первую, за тех ребят, кто не вернулся.
  Все выпили, помолчали, каждый о своих погибших друзьях. Михась наполнил
вторую и снова поднял стакан вверх. Делал он это бережно, словно держал в
руке богемский хрусталь.
  - Ну, а теперь выпьем за тех, кто заново родился.
  - Да, лейтенант, точно. - поддержал Михася небритый боец с перевязанной
рукой. - Ежли один раз помирал и не помер, то уж теперь жить тебе долго.
  У Антона едва не вырвалось, что помирал он уже целых девять раз, но
промолчал, крепко стиснув зубы. Еще подумают, что умом повредился. Так
молча он и выпил. В этот момент в палату вошла медсестра и, увидев больных
со стаканами спирта, подняла такой крик, что Михась был вынужден в срочном
порядке ретироваться. Особенно досталось Антону.
  - Вы что, товарищ лейтенант, - говорила обиженно молоденькая медсестра,
обращаясь к нему, - Вы же только что пришли в себя. Едва не умерли, и
сразу пить. Хотите, чтобы у вас поднялось давление и стало хуже?
  - Да когда же от спирта хуже становилось? - подал голос небритый больной.
  - А вы вообще, Федотов, не выступайте. Итак слишком много нарушений
больничного режима. Я о вас доложу старшему военврачу. Он вас накажет.
  Федотов предусмотрительно замолк и больше голоса не подавал. По всему было
видно, что медсестра была хоть и небольшого росточка, но с характером. И
пользовалась среди раненых бойцов авторитетом. Все ее любили и
побаивались, поскольку девушка спуска никому не давала, держала обитателей
палаты в строгости. Антону она сразу понравилась. Несмотря на небольшой
рост девушка была довольно стройна и красива. Из-под белой косынки
выбивалась непослушная прядь светло-русых волос, которую она то и дело
заправляла обратно. Карие глаза выдавали в ней мечтательность характера,
которую она всячески скрывала от окружающих за внешней строгостью.
  - Как вас зовут, товарищ медсестра? - неожиданно прервал ее Антон.
  - Катя, - быстро ответила девушка и сразу смутилась, - Ефрейтор
медицинской службы Катерина Истомина, товарищ лейтенант.
  - Товарищ ефрейтор, - сказал Антон, - разрешите вас называть просто Катей?
Девушка смутилась еще больше и проговорила еле слышно:
  - А зачем? Можно ведь и по званию.
  - По званию как-то официально, мы ведь сейчас не в строю.
  - Ну, если хотите... - пробормотала она и вдруг набросилась на Федотова -
А вы почему вчера в столовой не отдежурили? Сегодня за это второй раз
пойдете, вы - легкораненый.
  Бедолага Федотов покорно согласился. Отчитав бойца, медсестра Катя сразу
ушла из палаты и Антон снова остался один. От нечего делать он стал
смотреть в большое окно, за которым раскинулся парк. Госпиталь
расположился в усадьбе какого-то помещика, после революции сбежавшего за
кордон. Здание было красивое, трехэтажное с большими белыми колоннами у
входа и двумя одинаковыми флигелями. Палата, где лежал Антон, находилась в
правом. Все окна палаты выходили на живописный парк, посаженный и
выпестованный садовниками прежнего хозяина усадьбы. Несмотря на войну и
позднюю осень парк неплохо сохранился и еще являл собой великолепное
зрелище. Вековые деревья, вернее те из них, что не пошли пока на дрова, а
каким-то чудом пережили трудное время, красовались перед людьми своими
раскидистыми кронами. Несмотря на то, что листва уже почти везде облетела,
деревья казались по-прежнему величественными. Отдавало от них за версту
характером прежнего хозяина, который, как поговаривали, был помещик
знатный и богатый. Находясь здесь, все бойцы как-то незаметно менялись на
время, словно забывали о войне, что ли. Те, что постарше, чаще вспоминали
о доме и молодых годах, когда гуляли со своей зазнобой где-то под такими
же деревьями, целовались. Молодежь, не имевшая опыта ни в чем, кроме
войны, только смотрела на раскидистые кроны и пыталась торопливо осознать
что-то неуловимое, словно скрытое за этими деревьями. Антон снова вспомнил
про медсестру Катю. "Хорошая девушка, -подумал он, - Надо будет назначить
ей свидание на окраине парка, когда буду здоров. Вдруг придет".
  Так прошла почти неделя. Антон постепенно выздоравливал. Частенько его
навещали Михась с Васькой Сутулым, рассказывали о том, что происходило в
полку, расквартированным неподалеку от госпиталя. Немцев уже почти выгнали
из Польши и Чехословакии. Бомбардировщики постоянно летали на Берлин, по
воздуху до него уже было почти рукой подать. Антон рвался за штурвал
истребителя, но главный военврач Николаев пока отказывался выписывать его,
поскольку рана Антона заживала плохо - слишком долго находилась в
антисанитарных условиях, как он сказал. Антон согласился, добавив, что
выздоровление идет медленно еще и потому, что его организм рос в условиях
плохой экологии, но военврач Николаев его не понял. Как бы там ни было,
пока Антон валялся в госпитале, пил чай, иногда тайно спирт с Михасем, и
наблюдал за медсестрой Катей, которая после инцидента со всеобщей выпивкой
стала появляться в палате намного реже. Заходила только перевязать
легкораненых и прибраться в палате. Бойцы сразу заметили в ней эти
перемены и решили, что молоденькая медсестра на них обиделась.
Посовещавшись всей палатой, решили прекратить пить спирт в дневное время,
а боец Федотов даже решил бросить курить махорку, от которой Катя иногда
кашляла. Только Антону казалось, что дело совсем не в спирте. Однажды,
когда ему уже разрешили ходить и даже гулять по парку, он встретил Катю в
коридоре. Она шла усталая, держа в руках сумку с вещами. Плечи ее казались
обвисшими, но глаза были по-прежнему живыми.
  - Здравствуйте, товарищ Катя. - сказал Антон.
  Девушка остановилась и несколько секунд молчала, словно собиралась с
мыслями, которые блуждали где-то не здесь.
  - Здравствуйте, товарищ лейтенант. - сказала он потухшим голосом.
  - Вы устали?
  - Немного, если честно. Помогала на операции. Танкисту ампутировали ногу.
  - Да, - сказал Антон, - девушке на это смотреть нежелательно. А вы,
кстати, не зовите меня "товарищ лейтенант", какая разница в каком я
звании. Мы ведь с вами, наверное, ровесники.
  - Вы старше выглядите.
  - Да, жизнь моя не сахар, хотя, честно говоря, я вообще еще не родился.
  Катя подняла на него непонимающие глаза. Антон сообразил, что сказал
лишнее и попытался исправить ситуацию.
  - В том смысле, что вот выйду я из госпиталя и начнется у меня совсем
новая жизнь. Катя, да вы сейчас уставшая, можно я вас провожу и помогу
донести вещи, все легче будет.
  Катя внимательно посмотрела на него и сказала:
  - Можно, товарищ лейтенант. Только я далеко, за парком на окраине города
живу. Вам, наверное, еще туда нельзя ходить, еще простудитесь.
  - Кому суждено быть повешенным, тот не утонет, - подбодрил ее Антон, -
давайте вашу сумку, Катя. И показывайте дорогу.
  Они спустились по широкой лестнице бывшего особняка, на которой курили
выздоравливающие бойцы, и вышли в сад. На улице, несмотря на конец осени,
было довольно тепло. Медленно побрели по центральной аллее, а затем
свернули на узкую дорожку, ведущую к калитке на окраине парка. Антон
усиленно размышлял о чем бы рассказать девушке, чтобы занять ее
разговором, и в то же время не наскучить пустой болтовней. Ему показалось,
что Катя не любит пустобрехов. Но она первая задала вопрос, который поверг
его в изумление.
  - А вы, товарищ лейтенант, говорят, уже за многими медсестрами ухаживали?
Антон даже сумку чуть не выронил от удивления. Но потом все же взял себя в
руки и промямлил:
  - Это кто же, интересно, говорит?
- Да так, случайно слышала, как товарищи ваши рассказывали о ваших
подвигах на любовном фронте.
  Антон даже покраснел, чего с ним раньше никогда в жизни не бывало при
охмурении какой-нибудь девушки. Да, эта медсестра сумела его одним ударом
выбить из седла. И, кроме того, он никак не ожидал от этого хрупкого
создания такой смелости в ближнем бою.
  - Да как вам сказать, Катя, - пробормотал Антон, - ухаживать-то конечно
ухаживал, да только это все так было, несерьезно... Ну шутки ради.
  - Вы, значит, шутить любите, товарищ лейтенант. - проговорила Катя не без
сарказма, - Да, почти так о вас друзья и говорили. Лейтенант Гризов - это
веселый парень и большой мастер увлекать девушек своими рассказами.
  Антон опять замолчал. Нет, эта девушка его определенно видела насквозь, и
от этого становилось как-то зябко и не очень уютно. Антон словно бы
стеснялся своих мыслей, хотя надо сказать, в них не было ничего особенно
предосудительного. Они прошли молча еще метров сто. Потом Катя снова
заговорила:
  - Да вы не пугайтесь, товарищ лейтенант. Вы ведь с немцами в бою,
наверное, не в пример смелее. Я ведь не кусаюсь. А что про подвиги ваши
слышала, так это же случайно получилось. Могла ведь и не узнать.
  - Да уж, - пробормотал Антон, - Вы меня, Катя, теперь наверное завзятым
бабником считаете. В общем, если честно, так оно и есть на самом деле.
Вернее было. Но если хотите, я могу к вам больше не подходить.
  Он даже остановился от обиды на самого себя. Катя взглянула ему в лицо и
улыбнулась.
  - Ну вы хоть сумку-то мою до калитки донесете?
Антон послушно двинулся вперед. У Калитки он отдал девушке сумку и не
оборачиваясь пошел в сторону госпиталя. Катя его окликнула.
  - Товарищ лейтенант, - крикнула он в след, - Вы не обижайтесь. Я завтра
рано с утра опять на операции помогать буду. А потом заходите.
  Назавтра Антона вызвали к главвоенврачу. Николаев сообщил ему, что
здоровье его уже почти на уровне нормы, еще два-три дня, и Антона отправят
в полк. Но уже сегодня с ним хочет переговорить майор Шелегов из особого
отдела, который ждет его через пятнадцать минут в кабинете помощника
начальника госпиталя. Никакого майора Шелегова, тем более из особого
отдела, Антон никогда в жизни не знал, но армия есть армия. Отдан приказ -
надо идти беседовать. Только вот о чем пойдет беседа, он и предположить не
мог. Вообще, встреча с особым отделом никогда не сулит ничего хорошего, а
на войне особенно, поэтому Антон особенно не радовался предстоящему
рандеву. Но делать нечего, выкурив на лестнице папиросу, лейтенант Гризов
отправился в кабинет помощника начальника госпиталя. Постучавшись и
услышав утвердительный ответ, Антон вошел в кабинет. За массивным столом,
скорее всего оставшимся от прежнего владельца усадьбы, сидел невысокий
человек в форме сухопутного майора и дымил папиросой.
  - Разрешите войти? - спросил Антон.
  - Входите, если не ошибаюсь, вы - лейтенант Гризов? - спросил сидящий.
  - Так точно, - ответил Антон, - лейтенант сто сорок первого
истребительного полка Антон Гризов.
  - Садись, лейтенант, - указал майор на стул, а сам встал и прошелся по
кабинету, - разговор у нас будет неожиданный. Через пару дней, как сказал
главвоенврач, тебя выпишут и отправят обратно в полк, за штурвал
истребителя.
  - Так точно. - подтвердил Антон, пока еще не понимая куда клонит майор.
  - Так вот, то, что я тебе сейчас скажу, должно остаться между нами. Это не
просьба - это приказ, который ты должен выполнить, если откажешься от
моего предложения.
  Антон кивнул.
  - Так вот, лейтенант. На Северном Кавказе недавно в тяжелейших условиях
завершилось строительство двух высокогорных электростанций,
предназначенных для работы секретного завода по производству компонентов
для нового мощного оружия, расположенного в том же районе. Подобного
оружия у немцев сейчас нет и не будет еще полгода. А на войне это срок
немалый. Неделю назад мы получили донесение из Германии от нашего
разведчика, что в район Северного Кавказа, где находится завод и
энергетическая база, готовится выброска десанта. Это не простые
десантники. По нашим сведениям для выполнения диверсионного задания будет
отправлена группа "Эдельвейс", специально подготовленная для боевых
действий в высокогорных районах. Я знаю, что у вас есть опыт альпинистских
восхождений, поэтому предлагаю войти в состав группы, которую мы формируем
для нейтрализации диверсантов из подразделения "Эдельвейс". Повторяю, вы
можете отказаться. Вы - летчик и найдете в своем полку достойное
применение, если откажетесь. Но нам очень нужны люди с опытом, которые
бывали в горах и смогут выжить там, где другие погибнут.
  Антон задумался. В последнее время он уже часто видел себя за штурвалом
самолета, а теперь вдруг, согласись он на предложение майора, вся его
судьба могла круто измениться. Он не был горах уже почти пять лет, если не
считать тех сорока, на которые его отбросило во времени. Помнить он,
конечно, кое-что помнил, но ведь он никогда не воевал в горах. Майор
смотрел на него испытующим взглядом, словно читая мысли. Антон помедлил
еще минуту и спросил:
  - А могу я подумать немного?
- Да, - ответил майор, - до завтрашнего утра я буду здесь, в госпитале.
Если надумаете, придете завтра в десять в этот же кабинет.
  Антон поднялся.
  - Разрешите идти?
  - Идите.
  Антон вышел и прикрыл за собой дверь. Он ощущал желание с кем-то
посоветоваться, но никого вокруг не было, и он пошел в парк в надежде, что
решение придет само собой на свежем воздухе. Выйдя из здания госпиталя, он
побрел в парк, не имея в голове никакого плана, просто хотел побродить
немного среди деревьев. Антон ходил по аллеям и думал как ему поступить. С
одной стороны он был уже почти здоров и способен управлять истребителем. В
том, что медицинская комиссия это подтвердит, он не сомневался. Но с
другой стороны полк уже довольно давно обходился и без него. Инструкторы
обучили и посадили за штурвалы много молодежи. Конечно, она была еще не
обстреляна, летала плохо, но на войне обучаются быстро. Цена за неумение
летать была очень высока - смерть. А умирать не хотелось никому. Поэтому
за состояние боеспособности полка Антон почти на беспокоился. Строго
говоря, как альпиниста он ценил себя намного меньше, чем как летчика
истребителя. Но в данный момент так сложилось, что требовались именно его
способности альпиниста. Предстояло сражаться с умным и обученным врагом,
который не раз бывал в подобных условиях, а это означало, что надо было
уметь выжить и победить. И опыт бывалого горного туриста был не менее
ценен, чем навыки пилота-истребителя. Антон закурил и присел на лавку под
высоким тополем. В конце концов, его мало что связывало в этом мире именно
с этим фронтом и этим полком. Да, конечно, он воевал вместе с этими
ребятами, рисковал жизнью, но знал об отпущенной новой жизни. Так
продолжалось вплоть до последних дней, пока он едва не умер. Теперь Антон
словно стал другим. Решительным и смелым. Он снова имел только одну
единственную жизнь и не мог ее заменить запасной. Приходилось надеяться
исключительно на свое умение и живучесть.
  - Антон!
  Он обернулся. В десяти шагах от него стояла медсестра Катя.
  - Мне показалось, что вам надо с кем-то поговорить, - сказала она, - может
быть я смогу помочь?
Антон затянулся и шумно выдохнул дым из носа.
  - Может быть.
  Она подошла и села рядом.
  - У меня недавно закончилась операция и мне показалось, что вы хотите со
мной встретиться. Я не ошиблась?
Антон внимательно на нее посмотрел и сказал:
  - Я не знаю. Может быть так оно и есть. Я действительно хотел поговорить и
посоветоваться с кем-то. Мне предлагают оставить свой полк и выполнять
новое задание вдалеке отсюда. Скажите, Катя, если бы вам предложили
поменять госпиталь на другой, более опасный и нужный одновременно, вы бы
согласились на это?
Она задумалась, но ненадолго.
  - Если бы от этого зависело больше, чем от моей службы в этом месте, то я
согласилась бы. Сейчас надо делать то, что опаснее.
  Антон улыбнулся.
  - Спасибо вам, Катя.
  Он встал и зашагал к выходу из парка. Выйдя за калитку, Антон быстрым
шагом направился на окраину городка. Туда, где располагался его
истребительный полк. В расположение его впустили беспрепятственно - друзья
постарались выправить ему новые документы, пока он лежал в госпитале
недвижимо. Еще на подходе к штабу он повстречался с Михасем, который бежал
к истребителю на ходу застегивая гермошлем.
  - Привет, старик! Рад видеть в добром здравии. - крикнул он, - Извини, не
могу поболтать, вылет. Вернусь, поговорим.
  Антон проводил его завистливым взглядом. Михась запрыгнул в кабину
темно-зеленого "Як-3" с большими красными звездами на крыльях и крикнул
своему механику:
  - От винта!
  Истребитель вырулил на взлетную полосу, взревев мотором, и почти
мгновенно, как показалось Антону, взмыл в воздух. Еще мгновение он был
виден, а затем скрылся в облаках.
  - Куда? - спросил Антон у механика.
  - Да немцы бомбят кого-то по соседству. Полетел выручать.
  Антон направился к видневшейся на окраине аэродрома землянке, служившей
походным штабом. По рассказам Михася сто сорок первым истребительным
полком нынче управлял полковник Асеев. Прислали нового командира, который
уже успел прославиться и отчаянной храбростью и командирской мудростью, с
украинского фронта. У входа в землянку дежурил молодой сержант, на вид лет
восемнадцать. Антон показал ему свои документы и, нагнувшись, шагнул в
полумрак подземелья. На деревянном походном столе, сколоченном из двух
табуреток, лежала карта укрепрайона немцев. Рядом сидел сам полковник
Асеев.
  - Разрешите, товарищ полковник? - спросил Антон, вошел и представился . -
Лейтенант Гризов, из госпиталя вернулся.
  - Заходи, заходи, герой, - приветствовал его Асеев, - Наслышан о тебе. Как
здоровье? Плечо в порядке?
- Так точно, - ответил Антон и решил не откладывать дело в долгий ящик, -
Товарищ полковник, со мной вчера говорил майор Шелегов из особого отдела...
  - Знаю, знаю. Зовет в горы. Он у меня уже был. - прервал его Асеев, - Ну а
ты, что думаешь? Летчики-истребители мне самому сейчас позарез нужны. Вон,
видел, молодежи необстрелянной сколько. Полк на две трети пополнился
новобранцами.
  - Я понимаю. Только, товарищ полковник, летать они научатся быстро. Асов у
вас еще хватает, а остальному немцы научат за несколько дней. Главное за
первый вылет не сгореть. Да вы это знаете. - сказал Антон, - Поэтому я
прошу разрешить мне вылет на Кавказ. В данный момент там я буду нужнее.
  Асеев, медленно дымивший папиросой, затянулся в последний раз и затушил ее
о пепельницу, сделанную из консервной банки. Было видно, что он ожидал
подобной просьбы.
  - Ну, что-ж, лейтенант, - медленно проговорил он, - ты ведь уже все
обдумал на досуге. Иначе не пришел бы ко мне с такой постной физиономией.
Ладно. Даю добро. Как выполнишь задание особого отдела - первым же
самолетом назад. Разумею я, война к тому дню еще не кончится. А значит и
опытные летчики-истребители мне будут нужны постоянно. Командировочное
предписание получишь у капитана Еременко. Свободен.
  Антон вышел из землянки на свет божий с необъяснимым чувством человека,
судьба которого только что пошла совершенно по новому пути, и виноват в
этом был только он сам. Откуда-то сверху раздался мощный гул. Антон поднял
голову и увидел как в небе, то и дело пропадая за облаками, медленно
проплывали немецкие бомбардировщики с ясноразличимыми крестами на широких
крыльях и фюзеляже. Два из них отделились от основной массы и повернули к
аэродрому. Завыла сирена воздушной тревоги. Летчики выскакивали из
блиндажей. Кто-то бежал к истребителям, а остальные прыгали в вырытые по
краям взлетной полосы траншеи. Бомбардировщики спикировали вниз с диким
воем и сбросили первую партию гостинцев. Земля содрогнулась. Аэродром
заволокло едким дымом. В местах падения авиабомб образовались огромные
воронки, от которых несло гарью. В небо, взревев моторами, стартовало
несколько "Яков". Антон, успевший спрыгнуть в траншею, поднял на мгновение
голову и вдруг увидел, как от армады бомбардировщиков отделилось несколько
самолетов и, изменив курс, повернуло по направлению к расположенному
неподалеку госпиталю. Не понимая что делает, Антон выскочил из траншеи и,
пригибаясь, побежал через взлетно-посадочную полосу на другой конец поля.
Ему вслед орали что-то, но он не слушал. Вокруг рвались авиабомбы. Не
обращая внимания, Антон сломя голову бежал сквозь дым. И ему повезло.
Когда, преодолев открытое пространство, Антон вбежал в лес и бегло
осмотрел себя, то понял, что не ранен и даже не задет. Но думать об этом
было некогда. Он снова побежал, петляя между деревьев. Выбравшись в город,
над которым уже кружила стая бомбардировщиков, Антон припустил прямо по
центральной улице, нисколько не заботясь о том, чтобы остаться
незамеченным для летчиков. В таком дыму его вряд ли можно было обнаружить.
  Когда он вбежал в парк через калитку, у которой они вчера расстались с
Катей, бомбежка уже началась. В небе завыли пикирующие бомбардировщики,
несущие скорую смерть. Парк содрогнулся от грохота разрывов. Антон бежал
между высоких кряжистых древесных исполинов и ему казалось, что все это не
по-настоящему. Что он вот-вот должен проснуться и открыть глаза. Но сон не
проходил, а становился кошмаром. Треснув пополам, с диким грохотом поперек
дороги обрушился пирамидальный тополь. Антон едва успел остановиться,
чтобы не быть раздавленным его могучей кроной. Бросившись в обход, он
выбежал на центральную аллею, уже изрытую воронками от разрывов, и
устремился к зданию госпиталя, вокруг которого копошились люди, вытаскивая
раненых. Кое-кто уже лежал ничком на траве, закрыв голову руками и
вжавшись в землю так, что был, казалось, вровень с ней. Раздался еще один
взрыв и другой тополь-исполин обрушился рядом со входом в госпиталь,
придавив нескольких солдат. Своей кроной он угодил в окна палаты на втором
этаже, со звоном вышибив стекла и проломив стену. Антон бросился вперед,
но тут на его глазах авиабомба угодила прямо в крышу госпиталя. Грохнул
взрыв, и некогда величественное здание обрушилось, словно бутафорский
карточный домик. Рассыпалось в прах, погребя под собой всех, кто находился
внутри. Антона отшвырнуло на траву и ударило об ствол поваленного тополя.
Сознание выключилось.




        Глава 8


                       Отряд специального назначения


  Антон очухался от резкого запаха нашатырного спирта. Кто-то сунул ему под
нос кусок ваты, пропитанной этой ядреной жидкостью для пробуждения
покойников. Открыв глаза, он разглядел стоявших над ним санитаров в белых
халатах. Голова разламывалась от боли в затылке, но больше никаких ранений
Антон не ощущал.
  - Оклемался, браток. - сказал высокий усатый санитар и, обращаясь к
остальным, добавил, - пошли других в чувство приводить, кто жив остался.
  Санитары ушли. Антон еще раз внимательно осмотрел и ощупал себя, но снова
не обнаружил никаких повреждений. Кости были целы, все остальное тоже на
месте. Болела голова, но от такого удара это было не мудрено. У Антона
даже возникло ощущение, что во время жестокого удара он наверняка свалил
дерево. Оглядевшись вокруг, Антон обнаружил, что на месте некогда
величественного здания госпиталя громоздились руины, дымившиеся, словно
угли костра. Дым стлался также по всему парку, под деревьями, над самой
землей, отчего все вокруг казалось нереальным. По колено в дыму бродили
санитары и солдаты, отыскивая пострадавших после бомбежки и считая
мертвых. И вдруг Антон вспомнил про Катю, которая оставалась в госпитале
на дежурстве. Он вскочил и сделал несколько шагов. В глазах заискрилось,
потом потемнело, но спустя несколько мгновений все пришло в норму. Антон
медленно побрел сквозь дым и деревья, вглядываясь в лица раненых и убитых.
Он обошел так почти весь парк, но девушки нигде не было. Антон очень не
хотел, но заставил себя подойти к руинам госпиталя, где копошились бойцы,
пытаясь в ручную разобрать завал. Среди них он узнал санитаров, следивших
за больными в соседней палате и знавших Катю.
  - Ребята, - спросил Антон, - вы медсестру Катю не видели?
Санитары оторвались от своей работы и отрицательно помотали головами.
Антон непонимающим взглядом снова оглядел руины, развернулся и медленно
побрел в парк. Дойдя уже почти до центрального выхода, на месте которого
зияла теперь глубокая воронка, он вдруг услышал окрик.
  - Товарищ лейтенант!
  Обернувшись, Антон увидел под широченным, в три обхвата, вековым дубом
нескольких раненых, около которых копошились две медсестры. Одной из них
была Катя. Девушка помахала ему рукой, словно встретила старого друга. На
ее лице не было видно ни капельки страха, только одна сосредоточенность на
деле - надо было перевязать раненых. Антон даже подивился ее мужеству. Он
был ужасно рад, что нашел ее живой.
  - Катя, - выдохнул он, - как хорошо, что вы живы.
  - Вы тоже живы, товарищ лейтенант Гризов, - сказала девушка и улыбнулась,
  - Это хорошо. Я так боялась, что вы попали под бомбежку и погибли.
  - Я был в полку, на аэродроме, а когда начался налет побежал сюда.
  - А зачем, отсиделись бы в блиндаже. Там безопаснее.
  Антон даже не знал, что сказать, но это было не важно. Главное, что Катя
была жива и это Антона почему-то ужасно радовало. Пожалуй, больше всего
остального.
  - Я решил лететь на Кавказ. - сказал он почему-то, - попробую разыскать
майора из особого отдела, если его не убило.
  - В ста метрах отсюда около ограды я видела какого-то майора. Его ранило в
ногу, но он жив. - сообщила Катя и указала направление, - это во-о-н там.
  Антон посмотрел в ту сторону и спросил:
  - Катя, а вы никуда не уйдете?
- А куда мне идти? - переспросила девушка, - Я при госпитале, во всяком
случае была.
  - Вот и хорошо, - обрадовался Антон, - Вы тут побудьте с ранеными, а я
пока сбегаю майора разыщу. А потом сразу вернусь.
  Антон скрылся в дыму. Поплутав немного среди искореженных деревьев он,
наконец, нашел майора Шелегова, сидевшего под чугунной решеткой ограды
парка, сохранившейся от прежних хозяев. Майор был ранен в ногу и сейчас
над ним колдовали санитары. Сам он безмятежно курил, словно это не его
ногу тыкали иголками. Антон приблизился.
  - Товарищ майор. - обратился он.
  Майор поднял голову.
  - А, это ты, лейтенант. Ну, что надумал?
  - Лечу, товарищ майор.
  Шелегов прищурился и выдохнул вниз струю едкого дыма.
  - Спасибо, лейтенант. А насчет истребителей не переживай. Разберешься с
немцами - вернем в полк. Снова сядешь за штурвал. Сейчас отправляйся на
Семеновскую улицу, дом десять. Если не разбомбило дом, найдешь капитана
Иванова. От него получишь все инструкции. Удачи тебе, лейтенант.
  Подошли санитары с носилками. Шелегова уложили и унесли в сторону
развернутого походного лазарета. Антон вернулся к дереву, под которым его
ждала Катя. Они отошли в сторону от раненых.
  - Катя, - спросил Антон, - можно я вам напишу?
- А у меня же сейчас адреса нет, - с сожалением ответила девушка,
посмотрев в сторону разрушенного здания, - хотя, на госпиталь писать
можно. Нас ведь куда-нибудь переселят. А вы в полк свой вернетесь?
  - Должен. Если все будет хорошо.
  Он взглянул ей в глаза и быстро развернувшись зашагал в сторону
центрального входа. Уже за воротами Антон обернулся и помахал Кате рукой.
Она тоже помахала ему в ответ.
  - Вы только возвращайтесь в полк. Обязательно! - донеслось до него.
  Несмотря на то, что вокруг все дымилось и горело, Семеновскую улицу он
разыскал довольно быстро. К счастью налет немецкой авиации не повредил
нужный Антону дом. Убедившись, найдя слегка обшарпанную табличку с
номером, что это именно дом десять, он постучал в дверь. Ему открыл солдат
в длинной шинели с непонятными погонами, державший в руках автомат.
  - Мне нужен капитан Иванов, - сказал Антон.
  Солдат внимательно оглядел его, но не выказал никакого желания отойти в
сторону.
  - Я от майора Шелегова, - добавил Антон.
  Слова оказались золотым ключиком. Солдат посторонился и сказал:
  - Второй этаж. Прямо.
  Антон вошел и поднялся по широкой дубовой лестнице на второй этаж. Изнутри
двухэтажный домик походил скорее на особняк зажиточных купцов, чем на
обитель офицеров войск особого назначения. Дверь в обширный кабинет, где
располагался капитан Иванов, была открыта. Не успел Антон оказаться на
площадке второго этажа, как его уже окликнули из дальнего угла кабинета.
  - Лейтенант Гризов? Заходите.
  За широким дубовым столом, покрытым зеленым сукном, сидел коренастый
офицер на вид лет сорока пяти. Антон удивился, что этот человек в таком
возрасте задержался в чинах капитана. На столе лежала карта и несколько
бумажных папок без названий. Офицер курил, пуская в потолок кольца дыма.
Антон вошел, откозыряв.
  - Садитесь. - приказал офицер и указал Антону на стул на против, - Я -
капитан Иванов. Будем знакомы. Судя по тому, что вы здесь, майор Шелегов
вам уже все рассказал о нашей секретной задаче и вы успели согласиться.
Итак, с этой минуты вы поступаете в мое распоряжение до самого конца
операции "Эдельвейс". Я знаю о вашем опыте восхождений, поэтому сообщаю
сразу - на время операции забудьте о своем звании. Отряд комплектуется из
добровольцев и профессионалов. Преимущественно из офицеров различных родов
войск, имеющих опыт горных походов. Поэтому вы все будете на равных.
Командовать отрядом буду я.
  Капитан посмотрел в окно и выпустил изо рта струю дыма.
  - По последним данным отряд фашистских альпинистов-диверсантов уже
высадился в одном из горных районов Северного Кавказа. В настоящее время
они двигаются в направлении первой цели - высокогорной электростанции на
реке Ингури. Ваш вылет, лейтенант Гризов, состоится через полчаса на
транспортном самолете с аэродрома бывшего места службы. Я и еще пять
человек из отряда полетят вместе с вами. Немедленно по прибытии к месту
выступления все получат специальное обмундирование и горное снаряжение.
  Иванов открыл верхний ящик стола и вытащил оттуда удостоверение на имя
лейтенанта пехотного подразделения Кошкина с фотографией Антона. Увидев
удивление на лице Гризова, капитан пояснил.
  - Ваши новые документы. На время похода вы - Сергей Кошкин. Таковы правила.
  Антон кивнул, забрал удостоверение со стола и засунул в верхний карман
гимнастерки.
  - Немецкий знаете? - спросил неожиданно Иванов.
  - Никак нет, товарищ капитан, - ответил Антон, - А что, пригодится?
- Возможно, что и нет, но на всякий случай не помешает. Вдруг случиться
взять языка или еще что. Война, особенно в горах, - штука непредсказуемая.
Лучше перестраховаться. До какой максимальной высоты поднимались?
  - Пять семьсот.
  - Хорошо. Думаю, вся операция пройдет на высотах значительно ниже, однако
всегда надо иметь запас прочности. Пистолетом и ножом владеете?
- Пистолетом владею, а вот ножом драться не приходилось. Но, думаю, как
всякий мужик, совладаю.
  - По прибытии, перед выходом вся группа пройдет короткий курс боевой
спецподготовки. В горах необходимо владеть не только автоматом, который,
чаще всего применять не приходится. Нож и пистолет в ближнем бою - оружие
незаменимое. Подрывной деятельностью, я так понимаю, тоже не занимались?
  - Не пришлось. Только самолетом управлять умею.
  - Вот самолет, как раз, нам и не потребуется. Слишком местность сложная.
Итак, лейтенант Кошкин, через пятнадцать минут жду вас на аэродроме.
  Антон встал и вышел из кабинета. Спустившись по лестнице мимо молчаливого
охранника, он снова оказался на улице и пошел в сторону родного аэродрома.
Обитатели городка, придя в себя после бомбежки, бродили возле разрушенных
домов в поисках раненых. Многие помогали разбирать дымившиеся завалы. По
центральной улице в направлении госпиталя проехало несколько фургонов с
красными крестами на бортах. Антон вспомнил про Катю, и ему вдруг очень
сильно захотелось вернуться в госпиталь и поговорить с ней. Они о многом
не успели поговорить, но времени уже не было. Теперь он себе не
принадлежал. Антон прошел улицу до конца и, свернув на примыкающую,
зашагал к аэродрому. Вдалеке раздался лязг гусениц. Антон повернул голову
и увидел, что через город ползет колонна танков "Т-34", поднимая вокруг
себя тучи пыли. Недалеко отсюда находился крупный железнодорожный узел, а
по слухам командование готовило мощное наступление и концентрировало силы.
"Жаль, что не придется участвовать в наступлении. Уж я бы задал фрицам
перца". - подумал Антон. Но его жребий был уже решен. Скоро показался
аэродром. У ворот дежурил молодой боец. Поглядев на удостоверение Антона,
он презрительно ухмыльнулся с самодовольством летуна, увидев в приезжем
офицере пехоту, но пропустил, видимо, был предупрежден. Проходя мимо,
Антон тоже не сдержал улыбки: новобранец явно его не знал. "Эх, парень, -
подумал он, - попади ты ко мне во взвод месяцем раньше, ох и полетал бы ты
у меня, ас хренов".
  Разглядев на краю аэродрома, кое-где изрытого воронками от авиабомб,
пузатый транспортный самолет, окрашенный в защитные цвета, Антон
направился прямиком к нему. У короткого трапа прямо на траве сидело пятеро
крепкосбитых бойцов без знаков различия, покуривая папиросы. По всей
вероятности это были будущие сослуживцы Антона по отряду особого
назначения. Оглядев внимательно всех и не увидев капитана Иванова, Антон
сказал:
  - Привет, ребята! Закурить не найдется?
  - Отчего же, - откликнулся белобрысый боец, - угостим папироской.
  И протянул Антону пачку. Антон взял папиросу, размял ее между пальцами и,
прикурив у белобрысого бойца, сел рядом на траву. Погода, как на грех,
стояла очень теплая. В такое время надо гулять с девушкой по парку и
шептать ей слова любви, а не готовиться к операции по умертвлению
фашистских диверсантов. Антон вспомнил тихое мирное время прошлой жизни и
слегка загрустил. А было ли это с ним или все сон? Сейчас он уже не мог
утверждать, что все это было на самом деле. Вполне возможно, все
окружающее нереально, а на самом деле он спит себе сном праведника в
казарме полка радиоразведки и во сне ждет неизбежного, как смерть,
дембеля. Но что-то из глубины подсознания говорило ему, что он себя
обманывает. То, что с ним происходило сейчас - самая настоящая реальность,
только не ему предназначенная. Только и всего. Антон уже готов был
поверить в это, как происходящее снова приняло нереальные формы. На краю
взлетно-посадочной полосы показался капитан Иванов в сопровождении...
медсестры Кати, которая бодро несла на себе небольшой рюкзак.
Приблизившись к самолету, Иванов сказал поднявшимся навстречу бойцам,
указывая на Катю.
  - Прошу любить и жаловать, наша медсестра Катя, которая будет участвовать
в походе и оказывать медицинскую помощь раненым, а таковые, увы, найдутся.
Немцы - не дети малые, воевать тоже умеют. Всех прошу подняться в самолет,
через пять минут стартуем.
  Бойцы взяли свою нехитрую поклажу и один за другим поднялись в самолет.
Антон, остолбеневший от такого подарка судьбы, даже замешкался на минуту.
Катя пока старалась в его сторону не смотреть, но было видно, что долго ей
это не удастся. Во чреве самолета, которое в прошлой жизни Антон привык
называть салоном, царил полумрак. Никаких удобств, кроме жестких скамеек,
покрытых материей непонятного цвета, естественно, не было. Антон с тихой
тоской во взгляде вспоминал мягкие кресла лайнера американского
производства "Боинг-737" авиакомпании "Трансаэро", которым неоднократно
довелось летать из Москвы в Питер, а один раз в Сочи. Перед глазами Антона
проплывал нереально уютный салон, завтрак в воздухе, принесенный
смазливыми стюардессами, утренние газеты, да... Он устроился на скамейке у
левого борта, рядом с самым иллюминатором. Катя, поднявшись по короткому
трапу в самолет, села впереди почти у выхода. Капитан Иванов поднялся на
борт последним. Он внимательно оглядел бойцов, а теперь независимо от
звания все они были просто бойцами отряда специального назначения, и
сказал:
  - Товарищи, все дополнительные инструкции и снаряжение получите по
прибытии в Минеральные Воды. Лететь нам почти четыре часа. Фашистские
самолеты встречаются везде, поэтому напоминаю на всякий случай, если
подвергнемся воздушному нападению - парашюты находятся под лавками.
  Закончив напутственную речь, капитан Иванов сел рядом с Катей и о чем-то с
ней заговорил. Антон внимательно смотрел Кате на затылок, пытаясь послать
ей мысленный сигнал обернуться, но ничего не выходило - Катя по-прежнему
тихо говорила о чем-то с капитаном. Только один раз Иванов, словно в ответ
на ее слова, повернулся и бегло окинул взглядом самолет, на секунду
остановившись на Антоне. Или ему показалось? "А, черт с ней, не хочет
смотреть в мою сторону, пусть и не смотрит."- подумал Антон и стал
смотреть в иллюминатор. Откуда-то издалека донеслась команда "От винта!".
Под крыльями возникла вибрация - мощные лопасти винтов завращались все
быстрее и быстрее. Корпус задрожал. Наконец самолет тронулся с места и
стал выруливать на взлетно-посадочную полосу. В иллюминаторе мелькнул
блиндаж командира полка. Антон бросил прощальный взгляд на аэродром, с
которого стартовали успевшие стать родными "Яки" и увидел, что два
истребителя также готовятся к взлету. "Интересно, - подумал Антон, - это
они на задание или нас провожать(" Транспортник вырулил на полосу и начал
разбег. Тяжелая машина тряслась на каждой кочке, а когда вибрация достигла
апогея, Антон подумал, что сейчас спокойно можно разбить голову о низкий
потолок, и старательно пригнулся. Естественно, никаких ремней в этом
самолете не было. Приходилось держаться за лавку. Наконец, "Ил" грузно
оторвался от земли и стал медленно набирать высоту. "Да, - сказал Антон
сам себе, - Это тебе не "трансаэровский боинг". Но выбора у него не было.
В этом времени авиакомпания еще не существовала. Ее создатели только
готовились родиться на свет, впрочем, как и создатели того самого
"Боинга-737". Только знаменитый конструктор Сикорский, сотворив после
первых неудач гигантского "Илью Муромца", бросил все и уехал в Соединенные
Штаты Америки, чтобы вернуться к своему любимому детищу - вертолету. В то
время, в котором обретался сейчас Антон, Сикорский уже достиг апогея своей
конструкторской славы и создал первый военный вертолет, который будет
вскоре принят на вооружение армии США. Антон вглядывался в небесный
пейзаж, возникавший за бортом самолета и вслушивался в новые ощущения,
ведь ему в первый раз довелось лететь на военно-транспортном самолете
времен войны. До этого дня от летал на истребителе, а ощущение от
нахождения в кабине истребителя, как ни странно, почти не отличались от
тех, которые он испытывал сейчас. В кабине "Яка" было узко и неудобно, но
Антон как-то свыкся с этим за время боев. А в салоне этого транспортника в
связи со скоплением народа тоже было узко и неудобно. Единственным
отличием было то, что он сидел в салоне и не управлял самолетом. Его жизнь
сейчас полностью зависела только от Бога и мастерства пилотов. Но про Бога
он, естественно, никому не говорил. В этом времени полагались только на
мастерство пилотов, остального как бы не существовало.
  Рассматривая облака, Антон вдруг заметил летевший чуть позади "Як" и
удовлетворенно улыбнулся - он были под охраной собственных истребителей.
Может быть их и не будут провожать до самых Минеральных Вод, но на первое
время охрана есть. Честно говоря, Антон не очень надеялся на встроенный в
хвостовую часть "Ила" пулемет-вертушку в случае незапланированной встречи
с "Мессерами". Одним пулеметом тут много не навоюешь. А сейчас его
прикрывали свои же ребята. "Интересно, - подумал Антон и попытался
разглядеть истребитель, - чей именно "Як" сопровождает нас по левому
борту. Может это Васька Сутулый или Михась Боровой. А может и кто из
новобранцев. Хотя, командир полка вряд ли послал бы на такое сопровождение
молодежь. Скорее всего все-таки истребители вел кто-нибудь из стариков. Но
как ни старался Антон разглядеть лицо пилота, с такого расстояния это было
невозможно - истребитель держался сзади метрах в ста.
  Так они летели уже больше двух часов. За время полета Антон познакомился
со своим соседом, который оказался тоже лейтенантом Егором Погорельцем,
только, в отличие от него самого, был из саперов. Егор служил также на
белорусском фронте, а до войны бывал несколько раз на Кавказе в горных
походах с ребятами из своего института. Тогда он учился в Харькове на
инженера-технолога, да так и не доучился - началась война. Специальностью
Егора был подрыв вражеских объектов, как недвижимых, так и движущихся с
относительно большой скоростью. Он вообще, как оказалось, был пионером в
области радиоуправляемых зарядов, поскольку параллельно горам увлекался до
войны радиолюбительством. Ему не давала покоя необходимость сапера
находиться в постоянной опасности неподалеку от места диверсии. Егор
прекрасно знал, что сапер ошибается один раз и не видел смысла в том,
чтобы погибать тогда, когда можно было выполнить боевую задачу и самому
выжить. Командование Егора считало за сумасшедшего изобретателя,
неуместного в саперных войсках, но это продолжалось до тех пор пока он не
подорвал с расстояния в пятьсот метров вражеский эшелон с танками, заложив
самодельный радиоуправляемый заряд на рельсах стратегически важного моста.
Эшелон рухнул прямехонько в пропасть. Фашистов полегла тьма-тьмущая. И
командование наконец обратило внимание на Егора с его радиоуправляемыми
зарядами. Его назначили командиром взвода саперов и с тех пор в этом
взводе наблюдалась самая низкая смертность. Боевые задачи по большей части
выполнялись безукоризненно, а люди не гибли понапрасну, как везде и всюду
в других саперных взводах, имевших менее разумное начальство. Люди на
войне представляли по всеобщей мысли начальства натуральное пушечное мясо,
которого было предостаточно и не имелось надобности его беречь. А тем
более саперов, которым сам Бог и Сталин, казалось, на роду написали
короткий век. Насчет Сталина Егор не сомневался, но вот насчет Бога его
иногда посещали совсем некоммунистические мысли. Дело в том, что бабка
Егора была из поповской семьи и с детства научила внука священному
писанию, где говорилось как раз обратное тому, чему Егора учила вся
последующая жизнь. Знания эти, после того как бабку со всей семьей без
особых разбирательств поставили к стенке за распространение вредной и
несоответствующей историческому моменту поповской идеологи, Егор был
вынужден запрятать очень глубоко, также как и свои поповские корни. Но с
течением времени знания эти стали возникать в его голове все чаще и влиять
на мысли, несмотря на то, что он изо всех сил старался их позабыть. Не
знал Егор, что раз приобретенные знания из головы уже никогда не
стираются. Их можно не замечать и не использовать, но позабыть нельзя.
Хочешь или не хочешь, а будут они определять твои поступки. Конечно, про
подсознание Егор и понятия не имел, но образ мыслей у него сложился совсем
не коммунистический, отчего чувствовал он себя в этой стране крайне
хреново.
  Поговорив с Егором, Антон проникся к этому парню симпатией. Его положение
сейчас немногим отличалось от Погорельца и было, пожалуй, еще сложнее. Он
не знал как и кем себя чувствовать в этом времени и этой стране, таких
одновременно родных и чуждых ему сейчас. Мысли у него самого бродили
стаями, и причем самые разные. От желания повеситсья до желания стать
генералиссимусом. Первое до недавнего времени было невыполнимо по причине
отсутствия для него смерти как таковой, а второе он оставлял себе на
случай, если полностью потеряет надежду выбраться отсюда в свое время.
Пока же, как почитатель еще не родившегося Дейла Карнеги, которому только
предстояло вернуть миллионы людей к нормальному существованию и радости
жизни, Антон на крайний случай решил смириться и жить той жизнью, которая
разворачивалась вокруг него. Он имел преимущество перед всеми аборигенами
этого времени, поскольку абсолютно точно знал что и к чему приведет этот
народ, и на кого нужно ставит, а кого следовало боятся как огня. Такая
ситуация его даже иногда забавляла своей предсказуемостью и
соблазнительной возможностью вмешаться в ходи истории.
  Неожиданно прорвавшийся сквозь гул моторов треск пулеметной очереди
заставил Антона вновь спуститься на грешную Землю. Была война, а он был
уже не бессмертен. Антон прильнул к иллюминатору и увидел заходящую со
стороны солнца четверку "Мессеров". Стрелял, видимо, кто-то из наших
истребителей. "Мессеры" прошлись под самым носом русского транспортника и
развернулись в боевой порядок для атаки. Застучали крупнокалиберные
пулеметы, засвистели пули в непосредственной близости от обшивки
неуклюжего в воздушном бою "Ила". Пулеметчик выскочил из кабины и
пробравшись между бойцами, не отрывавшими взглядов от иллюминаторов, залез
в свое гнездо под потолком в хвостовой части самолета. Прозрачная
полусфера с пулеметом на крыше транспортника повернулась по ходу движения
"Мессеров" и огрызнулась для начала короткой очередью. Немецкие летчики не
обратили на это тявканье никакого внимания, для начала им предстояло
разделаться с охранением, а потом транспорт будет представлять для них
очень увесистую мишень, в которую промахнуться невозможно. Но охранение,
как сразу же понял Антон, оказалось состоящим далеко не из новобранцев.
Видимо, командир полка действительно послал кого-то из стариков. "Яки"
завертелись в воздухе как заводные. Они мгновенно перемещались в
пространстве, как-то успевая одновременно и неуловимо прикрывать собой
транспорт. После первого же захода один "Мессер" задымил и, оставляя после
себя шлейф черного дыма, скрылся под облаками. Остальные предприняли новую
атаку на русский истребитель, который находился дальше от транспорта.
Второй сторожил хвост "Ила". Антон понял, что из-за того, что их только
двое, они не могут слиться в звено и прикрывать друг друга, как положено в
воздушном бою. Вся надежда сейчас была на мастерство пилотов. Новобранцы
сгорели бы моментально, но в воздухе были настоящие асы. Вот задымил уже
второй "Мессер" и, на секунду замерев, превратился в яркую вспышку -
очередь попала в бензобак. Но и немцы успели зацепить "Як". Антон видел
как крупнокалиберные пули прошлись по прозрачной кабине русского летчика,
оставив в ней зияющие дыры. Сам пилот, уже мертвый, навалился всем телом
на штурвал, уткнувшись головой в стекло кабины и окрасив его в красный
цвет. "Як", потеряв управление, ушел в штопор, из которого не было выхода.
Всем своим естеством Антон рвался в бой, но вынужден был сидеть у
иллюминатора и созерцать как фашисты убивали его друзей. Остальные два
"Мессера" устремились на последний самолет охранения, по-прежнему
прикрывавший хвост транспорта. Столкнувшись с неожиданно сильным
сопротивлением, теперь они были уже куда осторожнее. Разойдясь в разные
стороны, они начали атаку так, чтобы взять истребитель в клещи. "Як",
наконец, отлепился от хвоста транспорта и устремился навстречу одному из
них. В завязавшейся схватке русский оказался сильнее. Он перебил
пулеметной очередью "Мессеру" маслопровод и тот моментально ретировался,
спасая свою жизнь. За это время второй фашистский истребитель выпустил
очередь по транспортнику, продырявив обшивку у самого хвоста. Раздался
вскрик. Антон обернулся и увидел, что двух бойцов, сидевших сзади, убило
наповал. Они лежали в проходе, заливая пол густой кровью. Их пытались
спасти, но было уже слишком поздно - отряд таял, еще не успев приступить к
выполнению задания. Из пулеметного гнезда свисал труп пулеметчика. Сквозь
образовавшиеся от пуль отверстия внутрь стал задувать ледяной воздух.
Антон взглянул на Катю, ей было страшно, но девушка держалась молодцом.
"Е-мое, если застряну в этом времени навсегда, - пронеслась у него
неуместная мысль, - возьму и женюсь на ней!" Додумать он не успел.
"Мессер" схлестнулся в последней схватке с "Яком". Это было так близко от
транспорта, что Антону показалось, что он разглядел лицо русского пилота -
это был Михась Боровой. "Як" по прямой взмыл в небо и выключив на секунду
мотор, беззвучно стал падать на круживший около транспорта "Мессер". Немец
его терпеливо ждал, и когда, казалось, русские пули неминуемо должны были
прошить его насквозь, рванулся в сторону и Михась промахнулся. В ответ
застучал пулемет нациста и истребитель Михася воспламенился, словно бочка
с бензином. Не веря в такой исход, Антон наблюдал как объятый пламенем
"Як" медленно, словно в замедленной съемке, падал вниз и вскоре исчез из
видимости. Этого не могло быть. Но было. Все его боевые друзья теперь
находились среди мертвых. Антон с бессмысленным взором наблюдал как
"Мессер" спокойно разворачивается, чтобы покончить с русским транспортом.
Затем, не отдавая себе отчета в том, что делает, Антон рванулся в хвост
самолета, и, вытащив бесчувственное тело пулеметчика из полусферы,
забрался туда сам. Сфера тяжело повернулась в сторону "Мессера". Антон
слился с вороненым дулом крупнокалиберного пулемета, став с ним одним
целым. Прицел остановился на быстрорастущем хищном силуэте черного
"Мессершмидта", уже заполнившим собой всю окружность.
  - Стреляй! - раздалось снизу из полутьмы.
  Но Антон медлил. "Мессер" уже вылез за пределы кольца прицела и стал
необъятным. Гризов видел, казалось, лицо нациста. Летчик ухмылялся,
предвкушая легкую победу и не открывал огонь до последнего. Подождав еще
секунду, Антон нажал на курок. Пулемет словно взбесился и с оглушительным
треском стал выбрасывать в пространство огненные заряды. Антону
показалось, что лицо нацистского летчика вдруг изменилось и стало
непонимающе удивленным и разочарованным. Он стал похож на ребенка, у
которого неожиданно отобрали любимую игрушку. Очередь попала прямо в
кабину. "Мессер" вспыхнул и черный дым заклубился вокруг него. Истребитель
отклонился от курса, тяжело рухнул вниз, и устремился к земле, словно
пытаясь догнать только что сбитого Михася.
  По самолету пронесся вздох облегчения.
  - Молодец, Кошкин. - крикнул капитан Иванов, - это тебе зачтется.
  Но Антону было ровным счетом наплевать что и куда ему зачтется. Он спасал
не себя и, увидев в глазах Кати откровенной восторг и радость, оказался на
седьмом небе от счастья. Она молчала, еще подавленная недавней близостью
смерти, но глаза ее были очень красноречивы. Антон спустился из полусферы
и пробрался на свое место, бросив ей благодарный взгляд.
  В салоне становилось холоднее. Температура за бортом была в хорошем
минусе. Антон видел как Катя ежилась, кутаясь в свою гимнастерку и хотел
было подойти к ней и отдать свою куртку, но капитан Иванов уже накинул ей
на плечи теплый бушлат. Антон испытал при этом острый укол ревности и даже
отвернулся от избытка чувств. Он не видел, как Иванов прошел в кабину
пилотов и вышел оттуда помрачневший. Через несколько минут капитан все же
решился и громко выкрикнул, перекрывая вой двигателей.
  - Товарищи бойцы, лететь нам осталось недолго, всего каких-то полчаса, но
фашисты повредили нам топливную систему. Мы не взорвались, хотя постепенно
теряем горючее. Возможно, его не хватит до аэродрома и придется садиться с
пустыми баками там, куда дотянем. Всем надеть парашюты и быть готовыми к
десантированию.
  Антон чуть не подпрыгнул на своем месте. Этого еще не хватало. Так не
долго и отдать Богу душу, не успев начать операцию. Ведь немцы уже шли
где-то сквозь горы с целью уничтожить важные объекты, а их отряд пока даже
не долетел до места посадки. И, возможно, не долетит. Но делать было
нечего и Антон стал натягивать парашют. Ему, как летчику, это было делать
не впервой, а вот Катя, как он заметил, откровенно запуталась в ремнях и
кнопках. Иванов, сидевший рядом, ей помог, а Антон наблюдал за
происходящим чуть ли не с удовольствием, хотя и стыдился своих мыслей.
Было ясно, что парашют она видела впервые в жизни, впрочем, как и
большинство остальных бойцов отряда. "Хорошо еще, что садимся не в море".
- подумал Антон.
  Самолет, тем временем, быстро терял высоту. Видимо, пробили не только
топливную систему, а еще кое-что из механики, потому что транспортник
рыскал носом, плохо подчиняясь штурвалу. Это Антон просто чувствовал. В
разрывах облаков показалась земля, которая была уже совсем близко. Удалось
разглядеть небольшие возвышения местности, блеснула синяя извилистая лента
неизвестной реки и желтый прибрежный песок пляжа. Судя по всему, уже
начались предгорья Северного Кавказа. Из кабины вышел летчик и,
нагнувшись, что-то прошептал на ухо капитану Иванову. Тот помрачнел еще
больше и снова заговорил, обращаясь к оставшимся в живых бойцам.
  - Ребята, дело плохо. Топливо почти иссякло. До Минеральных Вод нам не
дотянуть, поэтому будем десантироваться прямо сейчас. Мы находимся в
стороне от курса, уже почти в предгорьях Северного Кавказа. Другого выхода
нет. Выше гор самолет не сможет подняться.
  Иванов приказал трем оставшимся бойцам надеть теплые бушлаты и подойти.
Достав карту, он указал местонахождение самолета. Ткнув пальцем в соседний
квадрат и ромбик, обозначавший поселок, капитан сказал:
  - Здесь находится село Турсун-Аяк. Если нас разнесет ветром далеко друг от
друга, собираемся в этом месте. Там находится походный штаб отряда и его
остальные бойцы. Если что случится со мной, найдете капитана Жестнева. Это
мой заместитель. Все понятно?
Все молча кивнули. Антон посмотрел на Катю. Перспектива прыгать с
парашютом ей абсолютно не нравилась. Она даже посерела от страха, но тоже
кивнула. Капитан продолжал, довершив ее паническое настроение своими
следующими словами:
  - Первой прыгает медсестра, вторым я, поскольку у Кати совсем нет опыта, я
ее подстрахую. Затем идет Кошкин, Семиверстов и замыкающим - Погорелец.
Все.
  Иванов обернулся к Кате.
  - Ну, делать нечего, дочка, тебе прыгать первой. Я буду рядом, подстрахую.
Не забудь дернуть за кольцо.
  Катя неуверенно кивнула и поднялась. Капитан махнул рукой и стоявший у
двери летчик дернул за ручки, открыв выход. В самолет с громким хлопком
леденящей струей ворвался забортный воздух, разом выстудив все замкнутое
пространство и сравняв давление. Катя робко двинулась к выходу.
Схватившись за поручень, специально приделанный у выходного отверстия, она
на секунду обернулась назад и, зажмурив глаза, прыгнула в бездонную
пропасть холодного неба. Почти сразу за ней прыгнул капитан. Антон
остановился перед прыжком и попытался взглядом отыскать две черные точки
или белые купола, но самолет летел в облаках и почти ничего не было видно.
Не исключено, что сразу под облаками находились горы. Антон прыгнул вниз и
оказался в белесой мгле, обхватившей его со всех сторон. Ветер рвал его
тело на части, швыряя из стороны в сторону как невесомую оберточную
бумажку. Рука нащупала кольцо, рванула его изо всех сил. С облегчением
Антон ощутил хлопок над головой и резкий рывок вверх. Парашют раскрылся,
его падение замедлилось. Неожиданно, словно по команде, облака кончились,
резко оборвавшись, и Антон провалился в абсолютно чистое небо. Взглянув
вниз, он обомлел - в нескольких сотнях метров под ним раскинулась
зелено-бурая земля, ощетинившаяся тупыми вершинами предгорий Кавказа.
Расстояние до ее каменистой поверхности таяло на глазах.



        Глава 9

                                  Кавказ

  Когда Катя пришла в себя, то обнаружила, что лежит на жесткой каменистой
земле, а рядом полощется на ветру купол парашюта. Она ощупала ноги и руки,
пошевелилась, но никаких повреждений не обнаружила. Только ноги
побаливали, видимо от ушиба о землю, да на лбу и руках кровоточило
несколько ссадин. Налетевший порыв ветра наполнил безвольно полоскавшийся
купол силой и рванул ее ослабевшее тело в сторону, протащив полтора метра
по камням. Изогнувшись, Катя отцепила парашют и, освободившись, села.
Только теперь она смогла осмотреться. Первый прыжок, надо сказать,
оказался для нее на редкость удачным. Бывает и хуже. Она приземлилась
прямо в центр небольшого плоскогорья, с двух сторон усеченного
возвышавшимися зелеными холмами. Никого из спутников рядом не оказалось,
скорее всего их снесло ветром за эти холмы и они находятся в соседней
долине. К востоку плоскогорье сужалось и переходило в довольно живописную
долину. Что находилось за холмами рассмотреть не представлялось никакой
возможности, а долина уходила вниз под уклоном. И Катя предпочла идти в
низ. Кроме того, как ей казалось, поселок, указанный капитаном, должен был
находиться у выхода из какой-то долины. Вполне вероятно, что как раз из
той, поблизости от которой она находилась. Катя встала, надела свой рюкзак
и медленно пошла в выбранном направлении. Погода стояла довольно сносная,
иногда налетал ветер, но пока было не очень холодно. На небе висело
несколько небольших облаков, медленно плывших куда-то в сторону Черного
моря. Хотя в настоящий момент светило солнце, ему, однако, ничего не
стоило в пять минут исчезнуть за облаками. Катя была наслышана о
переменчивости местной погоды - сама несколько раз ходила в горные походы
с друзьями. Поэтому невольно ускоряла шаг, стараясь быстрее оказаться в
укрытии от непогоды.
  Пройдя несколько сотен метров по камням, Катя вспомнила, что в горах
бегать не стоит, надо выбрать определенный ритм, более всего подходящий
организму, и идти с "крейсерской скоростью". Иначе можно очень быстро
истратить все силы. К счастью она была еще только в предгорьях, а не
высоко в горах и воздух был не такой разряженный, как на высоте. Она опять
вспомнила о ребятах из отряда. Где их искать теперь? Вдруг взгляд ее
наткнулся на выступ каменной гряды, за который зацепился край белого
парашютного купола. Катя снова пошла быстрее и через минуту уже стояла на
самом верху невысокой гряды. То, что она увидела, заставило ее вскрикнуть.
На камнях, лицом вниз, лежал окровавленный солдат. Он угодил в небольшую
расщелину и, скорее всего, разбился насмерть. Парашют, зацепившись за
камни, подрагивал на ветру безвольной тряпкой. Катя заставила себя подойти
к нему и перевернуть вверх лицом. А вдруг он еще жив? "Только бы это
оказался не он", - стучало у нее в голове, пока она делала последний шаг.
Обмякшее тело было тяжелым. Катя едва смогла перевернуть его на спину,
почувствовав, что у солдата перебиты все кости. А перевернув, она едва не
вскрикнула от радости, но тут же подавила свой крик - ей стало стыдно, что
она радуется чужой смерти. Это был Семиверстов.
  Катя, успевшая привыкнуть за время войны и службы в госпитале к виду
смерти и крови, почти спокойно покопалась в рюкзаке Семиверстова, где
оставались его личные вещи. Она взяла именной кисет, чтобы показать
капитану при встрече, а потом отослать родным погибшего. Спрятала его в
свой рюкзак и зашагала прочь. Через час она уже спускалась к выходу из
долины. Впереди послышался шум бьющейся о камни воды. Скоро Катя вышла на
берег небольшой речушки. Она наклонилась, сделала пару глотков холодной
воды и пошла дальше вниз по течению. Еще через полчаса медсестра вышла
из-за поворота реки и увидела в пятидесяти метрах от себя человека в
военной форме. Он сидел на камне у самой воды, вперив в бегущую воду
тяжелый взгляд, и нервно курил папиросу. Это был капитан Иванов. Катя
окликнула его и помахала рукой. Капитан вскочил, бросился ей навстречу.
  - Ну, слава Богу, жива! - сказал он радостно, а то я уж и не знал что
думать.
  - Семиверстов мертв, товарищ капитан, - сказала Катя упавшим голосом, - он
вон там лежит, километрах в пяти вверх по течению. Разбился о камни.
  Она достала кисет и протянула капитану. Иванов внимательно посмотрел на
кисет, помолчал, спрятал его к себе.
  - Пойдем, - наконец сказал он, - нам надо быть в поселке до темноты. Тут
несложная дорога. Остальных снесло в соседнюю долину, я видел. Так что,
если приземлились нормально, скоро встретимся.
  Они подхватили рюкзаки и пошли по тропе, петлявшей меж камней по самому
берегу бурной горной речки. Солнце постепенно затягивали облака. Погода
менялась на глазах. Капитан и Катя ускорили шаг. Иванов шел привычным
размеренным шагом, аккуратно и чисто автоматически переступая через камни,
ставя ногу так, чтобы не повредить ее нечаянно. Катя, напротив, постоянно
спотыкалась о камни, и от этого нервничала еще больше. У нее перед глазами
до сих пор стоял труп Семиверстова с размозженной головой. Ей мерещилось,
что тоже самое могло случится и с Антоном. Что он не приземлился
благополучно в соседней долине, а ударился о камни и лежит уже
бездыханный. Катя, как ни старалась, никак не могла прогнать это видение.
Кроме того, ей не хотелось признаться самой себе, что этот русоволосый
лейтенант уже давно ей небезразличен. Она старалась убедить себя изо всех
сил, что на войне нельзя влюбляться, что это расслабляет и делает из
солдата тряпку, но ничего не получалось. И она очень боялась, что
лейтенант погиб, даже не узнав ее мыслей.
  ...До земли оставалось несколько сотен метров. Антон молился Богу, чтобы
ему хватило времени затормозить падение и смягчить удар. Он уже ясно мог
различить узор окрестных скал и холмов. В ушах свистел ветер. Еще пять
секунд, четыре, три, ой-мама страшно-то как, две, ... ой... одна...
земля... Антон сгруппировался и принял удар на согнутые ноги, спружинив о
землю. Его отбросило влево и в сторону. Парашют потух. Купол сдулся и упал
на Антона, на какое-то время лишив его кругового обзора. Несколько минут
он пролежал недвижимо, прислушиваясь к тому, что говорило тело. Тело
молчало. Боли нигде не было. Можно было констатировать, что Антон остался
жив. Он немного побарахтался, стаскивая парашют с головы. Потом плюнул и,
достав нож, прорезал в куполе большую дыру. Мир вокруг был скалист и
неприветлив. Но, черт возьми, он был жив и это радовало его больше всего.
Антон Гризов совершил свой первый в этой, да и той тоже, жизни прыжок с
парашютом. "Надо будет отметить это, когда вернусь с задания, - подумал он
радостно, - а теперь не помешает найти остальных". Антон наконец выбрался
из-под парашюта и встал, осматриваясь. Чуть правее, на склоне холма, лежал
второй парашютист и пытался погасить свой купол, который упорно стаскивал
его вниз в долину. Видимо, это занятие ему скоро надоело и он применил
почти ту же тактику, что и Антон. Достал нож и отрезал стропы. Купол сразу
же превратился в кусок белой тряпки.
  - Эх, - сказал Антон с сожалением, - а какие были парашюты.
  И направился к парашютисту. Погорелец, а это был он, не меньше Антона
радовался своем удачному приземлению. Ничего не сломано, да и унесло не
очень далеко от места высадки - есть чему радоваться. Когда прилив первой
эйфории прошел, бойцы решили спустится вниз по долине. Где-то там был
расположен поселок. Антону даже показалось, что он его успел заметить в
полете. Полностью уверен он не был, но короткий отпечаток в памяти чего-то
похожего на скопление домов сохранился. Стоило проверить эту версию.
Закинув рюкзаки за спины, бойцы зашагали по извилистой тропе вниз. Вокруг
раскинулись предгорья Северного Кавказа. Слева и справа поднимались
травянистые холмы - первые признаки начинавшихся неподалеку настоящих гор.
На Антона даже нахлынули воспоминания о его далеком будущем, когда он
ходил по этим, уже окультуренным, местам вместе с друзьями. Было чертовски
весело и интересно. Они пели песни под гитару на привалах, пили айран,
который продавали им местные горцы, жгли костры, пока попадались дрова. А
на самом верху любовались живописными видами, абсолютно не боясь, что
какой-нибудь нацистский снайпер всадит им пулю в затылок. И вот теперь
Антон никак не мог поверить в то, что скоро ему предстоит бегать по этим
же самым местам с автоматом в руках и убивать немцев. Что-то чудовищное
было во всем этом. Строгая красота гор и неизбежная смерть. "Хотя, -
подумал Антон, - сами горцы убивают друг друга десятками и ничего
особенного не чувствуют. Это наверное мое восприятие городского романтика
заговорило. Как хорошо, что Погорелец меня не слышит".
  Егор действительно шагал позади, не подавая никаких особенных признаков
буйного восторга по поводу окружающей красоты. То ли сильно задумался о
чем-то, то ли ему было просто наплевать на все это великолепие. Спустя час
они оказались у выхода из долины. Склоны здесь почти сходились один с
другим, оставляя лишь небольшое место для прохода. Сюда же выходила
соседняя долина, по которой протекала горная река, образовывая что-то типа
широкой и относительно ровной площадки. Дойдя до реки, они скинули рюкзаки
и остановились на привал, предварительно набрав воды во флягу. Антон
закурил и, предложив подождать возможного появления остальных минут
двадцать, привалился к рюкзаку. Солнце светило прямо в глаза, но Антон
заметил наползавшие с юга облака. Еще час, и погода может значительно
ухудшиться. Особенно долго оставаться здесь не хотелось, но место было
стратегически важное. Судя по всему, остальных отнесло в соседнюю долину и
скорее всего они должны были выйти сюда. Рано или поздно. Даже если
приземление прошло удачно, то в другой группе была Катя, которая вряд ли
умела быстро ходить по горам. Значит в любом случае они с Егором опередили
остальных, поэтому следовало подождать хотя бы двадцать минут. Словно в
ответ на его мысли через пять минут они услышали чей-то радостный окрик.
Повернув головы, бойцы заметили спускавшихся вдоль реки капитана Иванова и
Катю. Семиверстова с ним почему-то не было. Когда вновьприбывшие дошли до
места привала, Антон с радостью отметил, что Катя жива и здорова, если не
считать нескольких ссадин на лице и руках, и того, что она слегка
прихрамывает. От его глаз не ускользнул радостный огонек, возникший в
глазах гордой медсестры при виде Антона, который она не успела
предусмотрительно погасить. Этот огонек о многом поведал смышленому
лейтенанту. Между тем, Катя слегка передохнула, а капитан вообще не
нуждался в отдыхе, и пора было выдвигаться. Погода ухудшалась на глазах.
Небольшой отряд продолжил движение вниз вдоль реки. Перед выступлением
капитан сверился с картой и выяснил, что они находились уже в нескольких
километрах от пункта назначения и шли в правильном направлении. Им
оставалось еще пару часов ходу. В пути капитан рассказал про Семиверстова.
Как-то все не складывалось с самого начала в этой операции. Словно кто-то
сильный и невидимый мешал им. С момента вылета с аэродрома отряд потерял
уже трех бойцов, а сам не нанес урона фашистам, если не считать сбитый
Антоном "Мессер". Антон гнал черные мысли прочь, но с этого момента среди
прочих его мыслей поселился один тоненький и гаденький червячок, постоянно
буравивший подсознание и рождавший плохие предчувствия. Чем-то здесь
пахло, до боли знакомым Антону еще по прошлой жизни. Только вот чем? Еще
там, в родной части, он в последнее время своих эфирных забав чувствовал,
словно вокруг него сжимается кольцо, готовое вот-вот удушить. Но понять и
постичь природу этого чувства он не мог, сколько ни старался. А там, в
небе над Килем, у него на долю секунды снова возникло это ощущение петли,
но с тех пор больше не появлялось, будто бы он в последнее мгновение успел
выскользнуть из нее. И вот знакомое чувство возникло опять. Это было не к
добру. Антон ощущал, что вокруг него снова сгущаются тучи непонятного
происхождения. Не земные, несущие в себе только дождь, снег или град,
этого он не боялся, а иные, способные растворить его навсегда.
  Спустя некоторое время небо совсем заволокло низкими серыми облаками и
начался дождь. Находиться в конце октября в предгорьях в плохую погоду не
очень приятно. Особенно если ты не имеешь плащ-палатки или другой защиты
от дождя. Через пять минут бушлаты бойцов намокли и повисли на плечах
лишней тяжестью. Дождь все усиливался. Вода заливалась за шиворот,
пробегая холодными струйками по спине и заставляя ежиться при каждом шаге.
Мокрые камни под ногами представляли из себя лишние препятствия. Стоило
немного подскользнуться, и можно было запросто расшибить голову о камень.
Движение замедлилось. Один раз Катя чуть не подвернула ногу, когда
перепрыгивала с камня на камень. Гризов шел следом и старался, как мог,
подстраховать ее. Но это не всегда получалось. На следующей излучине
измученная дорогой медсестра все-таки подскользнулась, и Антон не
усмотрел. Она упала и больно ушиблась плечом. К счастью это был всего лишь
ушиб, а не перелом, и Катя смогла идти дальше. Иванов снова коротко
проинструктировал всех, как надо ходить в горах, чтобы не сломать себе
шею, и отряд отправился дальше. Спустя еще полчаса они уже входили в
нужную долину.
  Сначала из дождя, словно Дастин Хофман, возник человек в плащ-палатке, под
которой явственно угадывался автомат. Он остановил путников негромким
окриком, но узнав капитана, которого он почему-то назвал "товарищ
полковник", пропустил всех беспрепятственно. Из-за дождя силуэты небольших
деревянных домишек поселка Турсун-Аяк, притулившихся по краям естественной
каменной дороги, казались расплывчатыми и нереальными. Их едва можно было
с близкого расстояния различить на фоне такого же серого неба, плавно
переходившего в дождь. Быстро темнело. У третьего от края поселка домика
стоял еще один часовой, а в окне горел тусклый свет. Капитан Иванов не
раздумывая направился туда, так, словно всю жизнь провел в заливаемых
дождем горных поселках и различал нужные дома в темноте на глаз по
мельчайшим признакам. Отряд молча последовал за ним, тихо радуясь близкому
спасению от мерзкого мокрого дождя, теплу и свету, и, вероятно, горячей
еде. Сказав часовому пароль, капитан Иванов вошел в дом, толкнув тяжелую
дверь. Шагнув за ним, Антон и Погорелец с Катей оказались в довольно узкой
комнатушке, посреди которой стоял стол и сидел один единственный человек в
форме Капитана. Видимо, это и был капитан Жестнев. При виде вошедшей
процессии капитан даже встал из-за стола от удивления и шагнул навстречу
Иванову.
  - Григорий Петрович, какими судьбами? Вы же должны были сесть в
Минеральных Водах, и только оттуда со снаряжением прибыть сюда на машинах.
  - Так бы оно и случилось, если бы не фашистские истребители. Нас подбили.
Пришлось десантироваться прямо в предгорьях. А сел ли самолет, я вообще не
знаю. Что слышно о диверсантах? Садитесь, ребята, грейтесь.
  Последние слова Иванов сказал, обращаясь к столпившимся в дверях трем
мокрым фигурам. Все сбросили промокшие до нитки бушлаты, разом
почувствовав облегчение. И присели к горевшему в печке-буржуйке огню.
Жестнев внимательно осмотрел бойцов и спросил:
  - Вас же должно было быть пятеро?
- Должно было. Только троих уже нет, погибли в воздушном бою, все те же
"Мессеры" постарались, словно чувствовали, сволочи, кто летит. А медсестру
я решил взять в последний момент. Она сама попросилась, имеет опыт горных
походов, а мне сейчас любая помощь потребуется в операции, тем более
медицинская.
  При этих словах Антон быстро взглянул на Катю, которая, наоборот,
отвернула лицо в сторону от огня.
  - Так что с немцами? - повторил Иванов, усаживаясь за стол, скидывая
мокрый бушлат, и с наслаждением закуривая папиросу.
  - По нашим последним данным, спецгруппа диверсантов "Эдельвейс", имеющая
своей целью взорвать высокогорную электростанцию и секретный завод, была
выброшена вчера в районе перевала Узункол и в настоящее время движется к
Ингури-ГЭС. Персонал на станции оповещен, но в связи со сходом лавин
послать туда усиленное охранение не представляется возможным. Все подъезды
и подходы погребены под снегом, машины долго не смогут добраться до этих
мест.
  - Какая охрана на электростанции?
- В тот день, когда происходила смена взвода охранения электростанции,
состоявшего из обычных пехотинцев, на специально обученных солдат, все они
погибли в дороге под сошедшей лавиной. Поэтому пока на Ингури-ГЭС остается
только персонал и десять солдат, остававшихся до прихода новой смены.
Боезапас ограничен. На вооружении имеются только карабины и один пулемет.
  - Ну, это для диверсантов из "Эдельвейса" раз плюнуть. Работы на десять
минут. А что на заводе?
- Там все в порядке. Целая рота охранения, состоящая из автоматчиков, пять
пулеметов, три грузовика и даже одна легкая пушка. Только они также
заперты лавинами в своем ущелье и с ним со вчерашнего дня нет связи. Им
понадобится еще три дня, чтобы выполнить срочный оборонный заказ по
выпуску изделия.
  - А диверсантам только два, чтобы добраться до них. Понятно, - сказал
Иванов и глубоко затянулся, - Значит времени нет вообще. Придется идти
диким темпом. Ну, ребята, сказал он, оборачиваясь, подъем!
  Все с встали, с сожалением отодвигаясь от огня.
  - Где остальные бойцы? - спросил Иванов у капитана.
  - Через два дома, на окраине. Ждут вашего прибытия. Арсенал, снаряжение и
обмундирование - там же.
  - Понял, - ответил капитан Иванов, - Значит так, в течение двух часов мы
обсохнем, перекусим и экипируемся. Затем, три часа сон. И на рассвете
выступаем в путь. Передашь в центр обо всех изменениях в первоначальном
плане операции. Времени ждать больше нет. Иначе можно потерять все.
  Затушив папиросу, Иванов первым вышел на улицу, накинув мокрый бушлат.
Дождь уже почти перестал и лишь моросил. Антон, Погорелец и Катя шли за
капитаном не отставая. Через сто метров они свернули к стоявшему на
окраине дому, который оказался чуть ли не вдвое больше только что
виденного. У дверей дежурил неизменный часовой. "Ничего охраняется
деревушка". - подумал про себя Антон. Войдя внутрь они обнаружили там еще
пять человек в военной униформе, сидевших за длинным деревянным столом.
Все встали при виде Иванова, которого, похоже, знали в лицо.
  - Здравствуйте, товарищи. - приветствовал их капитан Иванов, - прошу
знакомиться - это также члены нашего отряда. Напоминаю, вы все сейчас -
бойцы отряда специального назначения, поэтому забудьте о своих званиях и
именах. Делать придется все и очень быстро. Немцы, по последним данным,
уже почти вышли в заданный район. Грузовики нас не смогут подбросить,
поэтому пойдем сами. Выступаем на рассвете.
  - Кривенченко, - обратился капитан Иванов к сидевшему у окна смуглому
бойцу, - выдайте вновьприбывшим оружие, боеприпасы, экипировку и горное
снаряжения. Медсестре - собрать необходимые медикаменты из имеющихся в
запасе. Затем всем есть и спать. Выступаем на рассвете.
  Кривенченко поднялся и пошел впереди всех в соседнюю комнату. Войдя в
которую, Антон даже присвистнул от удивления. На полу, от одной до другой
стены, ровными рядами лежали короткоствольные автоматы с облегченным
прикладом и прямоугольным магазином для патронов, десантный вариант,
которого пехота никогда в жизни не видела. Рядом расположились узкие и
длинные гранаты без запалов, лимонки, и толовые шашки, узрев которые Егор
засветился от удовольствия, так ему не терпелось что-нибудь подорвать. Еще
левее лежало несколько хорошо сработанных карабинов с оптическими
прицелами. Подняв один, Антон разглядел на ложе карабина австрийское
клеймо. Пушечки были неплохие. Следом шли длинные и острые ножи-финки и
ножи поменьше с короткими кривыми лезвиями, предназначенные для
неожиданных ситуаций. В противоположном углу столь же аккуратно было
сложено военное обмундирование и горное снаряжение. Рядками стояли ботинки
с вбитыми в подошвы шипами, лежали ледорубы и бухты альпинистских веревок.
Солнцезащитные очки, шерстяные шапки, свитера, перчатки и рукавицы.
  - Подбирайте себе обувь по размеру, чтобы не натереть ноги, - сказал
Кривенченко, - оружие можно брать то, которое понравится, но не более
одного крупного ствола: либо автомат, либо карабин. Пистолет тоже один.
Гранат - до пяти штук. Остальное снаряжение разложено по комплектам.
  Переодевшись во все новое и сухое, пока Катя ушла в соседнее помещение
собирать аптечку, Антон и Егор принялись выбирать оружие. Несмотря на то,
что предстояло тащить все на себе, хотелось взять и автомат и карабин,
очень уж попались редкие экземпляры. Хотя Антон прекрасно помнил, что
каждый лишний килограмм на высоте тяжелел с каждой секундой марша. В итоге
Егор выбрал десантный автомат, а Антон остановился на австрийском карабине
с оптическим прицелом. Оба заткнули за пояс по гладкоствольному вороненому
пистолету. Рассовали по внутренним и внешним карманам новых теплых курток
запасные обоймы для всех видов оружия. Взяли по финке и по три узких
гранаты. Егор, кроме того, с загадочным видом присовокупил к арсеналу все
имевшиеся в наличии толовые шашки. Антон не спрашивал его зачем, капитан
Иванов наверняка подбирал людей в отряд по специальностям. Затем перешли к
горному снаряжению и долго выбирали ботинки по размеру. Вскоре к ним
присоединилась Катя. Кривенченко был на сто процентов прав: ноги в горах -
самое главное после головы. Если сломаешь или собьешь - считай труп, даже
если никто и не застрелит. Антон выбрал ледоруб по росту, взял
солнцезащитные очки в белой маскировочной оправе и, закинув на плечо бухту
веревки, вернулся в главную комнату.
  Остальные бойцы уже садились ужинать. Сложив в угол возле обширной лежанки
свое снаряжение и оружие, Антон присел за стол. Следом за ним вышла Катя в
сером шерстяном свитере и шапочке похожая на школьницу, решившую выехать
на каникулы в горы. Она также сложила свое снаряжение и молча села рядом.
С другой стороны примостился Егор, уже колдовавший над толовыми шашками с
видом заправского волшебника. Местный кашевар по кличке Бормотун, а
по-настоящему Борька Веселов, притащил на стол горшок вареной картошки и
десяток банок американской тушенки. Питание, как успел отметить Антон, в
отряде было не в пример лучше, чем даже в его истребительном полку. По
приказу Иванова всем налили по полстакана спирта, так сказать, на ход
ноги. Антон, стараясь не смотреть на сидевшую рядом Катю, залпом выпил
ядреную смесь. Спирт оказался мощнейший, такой, что глаза чуть из орбит не
повылазили. Антон поперхнулся и сразу закусил хлебом с тушенкой. Огненная
вода медленно разливалась по телу, принося в него приятный жар. Скоро
Антон, наконец, согрелся после нескольких часов под холодным дождем, и
даже слегка захмелел. Ему снова нравилось в этой жизни.
  После ужина капитан Иванов назвал всех поименно и познакомил. Всего в
отряде оказалось пятнадцать человек, вместе с самим капитаном. Он еще раз
рассказал о том, что задача перед ними стоит чертовски сложная - во что бы
то ни стало уничтожить более опытный и подготовленный для горных боев
отряд "Эдельвейс". В крайнем случае - задержать немцев на двое суток при
подходе к электростанции и стоять до последнего. Иванов показал всем карту
с обозначенным на ней маршрутом нацистов и их собственным. Пунктиры
сходились на перевале высотой в две тысячи восемьсот метров, носившем
звучное название Узункол. До этого момента немцев еще можно было
просчитать, но дальше предстояло действовать как карта ляжет. Если
диверсанты из группы "Эдельвейс" смогут прорваться через перевал, то
придется их преследовать или попытаться обойти по соседней с их маршрутом
долине Мырды-Далар, выйдя первыми к Ингури-ГЭС. При этом названии Антон
вздрогнул - именно там, в живописной горной долине Мырды-Далар, через
сорок лет он будет бродить с рюкзаком за плечами и вместе со своими
друзьями после окончания техникума. Или уже не будет? Впрочем, сейчас это
не имело никакого значения. Иванов продолжал рассказывать диспозицию.
Затем, если немцы все-таки прорвутся и выведут из строя высокогорную ГЭС,
они непременно попытаются также достичь и уничтожить, или хотя бы
повредить завод, где полным ходом идет выполнение оборонного заказа,
который не должен сорваться. Слишком многое поставлено на карту. Нацисты
прекрасно это понимают, понимают, что их ждут, но все равно будут до
последнего пытаться сорвать работу завода.
  После своей длинной речи Иванов встал и скрылся в соседней комнате, а
затем появился вновь с дюжиной планшетов, внутри каждого находилась карта
горного района с маршрутом возможного продвижения немцев, названиями
перевалов, долин и ориентировочным месторасположением завода. Точного
расположения не было сообщено никому, поскольку карта могла случайно
попасть в руки немцев. Хотя нацисты почти наверняка имели достаточно
точные данные о его местонахождении, командование решило подстраховаться.
Иванов лишь приблизительно обозначил последние рубежи обороны в горах, до
которых можно было отступать. Отряду предстояло умереть, но не пустить за
них врага.
  Когда капитан закончил рассказывать диспозицию и показывать карты, всем
было приказано привести себя в порядок, перекурить и спать. Выступление
отряда, как уже неоднократно повторял Иванов, должно было состояться на
рассвете. Через десять минут Антон, одетый в новую шерстяную одежду,
завернувшись в плащ-палатку, стоял на углу дома и курил. Огонек его
папиросы призывно горел в ночи. Егор Погорелец уже лег спать в избе вместе
с остальными бойцами, и только Антону хотелось растянуть последние минуты
сегодняшней относительно спокойной жизни. Дождь уже давно прекратился,
облака раздуло, и над его головой раскинулся бездонный звездный шатер,
перечеркнутый Млечным путем. Антон откровенно любовался звездами,
висевшими здесь почти над самой головой, когда из темноты неожиданно
показался знакомый силуэт, вопросив женским голосом:
  - Не спится, товарищ лейтенант Гризов?
Это была Катя, одетая в теплую военную куртку.
  - Да, вот, - отв