. Разобраться в себе Антон также не мог по причине полного отсутствия времени. Но на этот раз он решил выяснить все о своих потусторонних задвигах после налета на Киль. Если некогда поражавшие воображение способности вдруг отчего-то заблокировались, то отсутствие собственной смерти в бою Антон постоянно констатировал с не меньшим удивлением. Этот факт сделал из него храбреца. Шутка ли - восемь раз гореть и ни одного раза не умереть. От такого можно собой загордится. Между тем, приближался квадрат 88.12 - место встречи с бомбардировщиками. Дальше начиналась немецкая территория, где ко всем прелестям встреч с асами Геринга прибавлялась зенитная артиллерия противника. Спустя двадцать минут полета Антон разглядел в разрывах облаков длинные массивные тела "Пе-2", мощных бомбардировщиков, наводивших страх на жителей больших городов Германии. Бомбовозы шли двумя клиньями. Тотчас в наушниках раздался голос Мацуры: - Звену Везухина прикрывать бомбардировщики с левого фланга. Второе звено - следовать за мной на правый. Атаковать при первом же появлении фашистов. Три истребителя под командой Генки Везухина по прозвищу Штык устремились на левый фланг воздушной армады самолетов. Антон вместе с Васькой Сутулым и Мишкой Боровым повернули за капитаном Мауцрой, в случае смерти которого командиром звена становился лейтенант Гризов. В голове понемногу становилось светлее. За время боев Антон уже свыкся с азартом схватки. Он был уверен, что не умрет, но все равно где-то в подсознании тоненьким червячком жил страх за собственную жизнь, и перед боем он обязательно давал о себе знать. Вот и сейчас Антону неудержимо захотелось курить. Романтических мыслей уже не было и в помине. Небо, еще пять минут назад такое мирное, теперь казалось лишь таящим в себе тотальную угрозу, а красивые кучевые облака раздражали, потому что любое из них могло служить идеальным прикрытием для истребителей противника. И они не заставили себя долго ждать. Армада советских бомбардировщиков еще не успела глубоко вклиниться на территорию противника, как откуда-то снизу с диким визгом вынырнуло пять "Мессершмидтов". Немецкие истребители заплясали вокруг замыкающих левый край бомбардировщиков в диком танце. Застучали крупнокалиберные пулеметы, рявкнула хвостовая пушка "Пе-2", завязался бой. Звено Генки Везухина ринулось на защиту родных бомбардировщиков, схлестнувшись с "Мессерами". Три против пяти. Но это была привычная комбинация для русских. "Мессеры" оказались, как и ожидалось, не обычные. Против крупных скоплений противника нацисты, уже почуявшие на собственной шкуре растущее на глазах мастерство Покрышкина и Кожедуба, посылали теперь только своих асов на размалеванных устрашающими картинками истребителях. Помимо свастики, хищнокрылые фашистские самолеты несли на своем фюзеляже и плоскостях изображения огнедышащих драконов, кабанов, змей и прочей нечисти. На еще неокрепшую духом в боях молодежь это действовало. Но на сей раз нацистам попались опытные противники, которым было нечего терять. Не долго думая Везухин атаковал первый подвернувшийся "Мессер", раскрашенный под изрядно полинявшего ягуара, о чем свидетельствовала его оскаленная пасть, красовавшаяся на крышке мотора. Везухин отлично стрелял, и, несмотря на бурную ночь, предшествовавшую сражению, умение его не подвело. Первой же очередью Генка продырявил "ягуару" хвостовое оперение и бензобак. Немец, отчаянно задымив, скрылся в закрывающих землю облаках. Трое других, схватившиеся с Федькой и Егором, прочно увязли в схватке и не имели никакой возможности атаковать бомбардировщиков, продолжавших следовать своим курсом. Один "Мессер" с подбитым крылом отстреливаясь отступал, избегая близкой дистанции с истребителем Федора, а два других еще пытались достать Егора, но за Егора тоже можно было не переживать - немцы оказались явно слабее. Постепенно бой уходил в сторону от воздушной армады. Генка Везухин, убедившись, что помощь его подопечным не нужна, старался отыскать глазами пятый фашистский истребитель - он точно видел, что немцев было пять, - но никак не мог. Немец, словно испарился. Пропал в облаках. Предчувствуя подвох, Генка направил свой истребитель поближе к бомбардировщикам, а догнав, занял позицию с левого фланга. И вовремя. Пятый "Мессер" неожиданно вынырнул из облаков и, выпустив длинную очередь по бомбардировщику, мгновенно юркнул обратно. Очередь угодила крайнему бомбардировщику прямо в заднюю часть кабины. Особых повреждений у "Пе-2" видно не было, но, связавшись с ним по рации, Генка узнал, что убит штурман. "Вот сволочь", - мысленно помянул немца Везухин и поклялся не упустить его ни за что, если тот снова посмеет показаться. Генка поднялся чуть выше общего строя и занял позицию почти над крайним бомбардировщиком. Наглый "Мессер" не заставил себя долго ждать. Видимо, увидев полное отсутствие охранения, он снова вынырнул из облаков почти вровень со строем русских самолетов и ринулся на подраненный бомбардировщик, желая его добить. Но Везухин не спал. Он бросил свой остроносый "Як" навстречу немецкому асу и пошел в лоб. Расстояние таяло на глазах. Когда между ними оставалось не более пятнадцати метров, немец, не выдержав лобовой атаки, бросил самолет в штопор. Перед самым носом Везухина мелькнули плоскости со свастикой и непонятным рисунком, напоминавшим мерзкую змею, а затем хвост "Мессера". Не теряя времени Генка нырнул вслед за немцем, и на несколько мгновений оказался у него в хвосте и немного сверху. Этих мгновений ему хватило. Генка нажал на гашетку и выпустил короткую очередь прямо в хвостовую часть. Очередь вспорола борт "Мессера", и из разорванного бока повалил густой черный дым. Истребитель клюнул носом, завертелся, и начал разваливаться на глазах. К безумному удивлению Везухина, живучий фриц выпрыгнул с парашютом. Купол раскрылся почти сразу, тормозя падение тела. "Ну уж нет, скотина, - со злобой подумал Везухин, - тебе не жить больше". И, поймав в перекрестье прицела выпуклый купол, снова нажал на гашетку. Пулемет вздрогнул, огрызнулся короткой яростной очередью. На куполе образовалась ровная линия рваных дыр, которые росли на глазах. Еще мгновение и парашют сложился, стропы спутались, и теперь немецкий летчик перешел в свободное падение. Было видно, как он отчаянно размахивает руками, словно пытаясь ухватиться за воздух. В разрывах кучевых облаков уже показалась близкая земля. "Прощай, скотина, - радостно подумал Везухин, - Это тебе за штурмана "Пе-2". Скоро встречай на земле всех остальных". Словно в подтверждение его мыслей к земле с воем пронесся еще один подбитый "Мессер". Генка удовлетворенно проводил его взглядом и направил истребитель догонять армаду. Еще на подлете он услышал по рации торопливые переговоры пилотов звена Мацуры и отдаленные звуки немецкой речи. Вынырнув из облаков он даже присвистнул от увиденного. Воздушная армада шла как и раньше двумя клиньями - строй ее не был нарушен. Но это давалось очень тяжело и в основном только за счет охранения, которое отбивало яростные атаки немцев, следовавшие одна за другой. Эскадрилья 160-го истребительного полка, составлявшая авангард охранения, в настоящее время сдерживала яростный натиск двух появившихся эскадрилий немцев, не давая им вести прицельный огонь по бомбардировщикам. Однако, два из них уже имели небольшие повреждения. А один горел вовсю - видимо, был пробит маслопровод или бензобак. Звено Мацуры, прикрывавшее правый фланг, также билось с десятком немецких истребителей. Левый фланг держали Федор и Егор, успевшие без особых повреждений машин, расправиться с тремя немецкими асами. Здесь пока было спокойнее всего. Увиденное все вместе напоминало Везухину перемешанную порывом сильного ветра стаю грачей, которые ополоумели от потери ориентации. Центром боя были русские бомбардировщики, огрызавшиеся из своих пушек от наседавших немцев. Вокруг них сновали темно-зеленые "Яки" и черно-серые или размалеванные "Мессеры". Стояла дикая пальба и сумасшедшая свистопляска. Трассирующие очереди, оставлявшие после себя длинные белые хвосты в воздухе, расчертили все небо на гигантские квадраты. За Антоном уже несколько минут гонялись два "Мессера". Не пытаясь попасть с дальней дистанции, они стремились приблизится настолько, чтобы продырявить русский истребитель наверняка. Он вертелся, как мог, уходя от смертельных очередей, и выжидал момент для ответной атаки. Одна петля Нестерова следовала за другой, "бочки" и "колокола" сменяли друг друга. Антон применял все фигуры высшего пилотажа, которые знал. Однако, немцы тоже были не лыком шиты, и не хотели подставлять свои бока под русские пули. Слишком многих в этом бою русские летчики уже отправили к праотцам. Эти двое явно хотели победить и выжить. Неожиданно внимание немцев привлек атаковавший их сбоку истребитель. Он полоснул по ближайшему к Антону "Мессеру" короткой очередью и попал точно в двигатель. Мотор заклинило. "Мессер" клюнул носом - его пропеллер перестал вращаться. Зависнув на мгновение, самолет вошел в штопор и камнем устремился к земле. Атаковавшим самолетом оказался "Як" капитана Мацуры. Увидев смерть пилота первого "Мессера", второй, быстро смекнувший, что сам попал теперь в вилку между двух русских, почел за благо выйти из боя, и рванул что было сил в сторону. Вообще говоря, Антон был несколько разочарован немецкими асами в этом бою. Он не встретил пока ни одного достойного противника. - Лейтенант! - крикнул Мацура по рации, - Слева еще двое, уходи на вираж! Не успев толком разглядеть вражеские самолеты, Антон заложил крутой вираж и зашел к ним со стороны солнца. Взвизгнули пули и над его головой образовались три круглых отверстия, в которые ворвался ледяной воздух. "Метко стреляют, сволочи". - успел подумать Антон, нажимая на гашетку. Но промахнулся, не обнаружив немцев в расчетном месте. Вместо этого он увидел горевший "Як" Мацуры, который летел по прямой и не делал никаких попыток уйти из-под обстрела. Капитан был мертв, это было видно с первого взгляда. Поискав "Мессеры" глазами, Антон увидел, что они успели поджечь за эти секунды еще и Генку Везухина, в одиночку прикрывавшего левый фланг. Теперь "Мессеры" разворачивались для того, чтобы добить его. Антон сжал в руках штурвал истребителя и сделал неуловимое движение, продиктованное тоненьким червячком из подсознания - самолет послушно качнулся, готовый уйти на вираж. "Да, черт раздери, я же бессмертный" - с досадой подумал он и, выровняв самолет, ринулся навстречу двум "Мессершмидтам" с ярко-желтыми драконами на фюзеляжах. Цель налета русской армады уже была почти достигнута. Облака разогнало ветром и внизу показался город Киль - опорная база нацистского военно-морского флота. Невооруженным глазом стали видны крупные военные корабли, стоявшие на рейде. Два особенно больших, еще находившихся внутри плавучей ремонтной базы, и были эсминцами - главной целью налета. Чуть поодаль, борт о борт, пришвартовались четыре узкотелые подлодки, с высоты птичьего полета казавшиеся не больше рыбацких шлюпок. Немцы открыли яростный огонь из всех зенитных батарей, полукольцом окружавших гавань. В воздухе выросла стена огня, сквозь которую было не пройти живыми. Но это надо было сделать. "Мессершмидты", атаковавшие русских в воздухе, обозлились до предела. Забыв про смерть, они бросались в лобовые атаки даже не думая отворачивать. Васька Сутулый, увидев заходящий для атаки черный "Мессер" ринулся ему навстречу и встретился - самолеты столкнулись в воздухе, с диким лязгом кромсая на куски фюзеляжи друг друга бешено вращающимися винтами. Лопасти входили в железо, словно в масло. Изрубленные в пыль, истребители просыпались на землю огненным дождем горящих обломков. Бомбардировщики, своими огромными телами ловившие сотни пуль и снарядов, горели и взрывались, не успевая полностью сбросить свой смертоносный груз на цель. Три из них все же прорвались сквозь заградительный огонь и скинули бомбы на вражеские эсминцы. Внизу заполыхало и закорежилось железо. Корабли вздрагивали от каждого попадания авиабомбы всем мощным корпусом. Едва починенные, они снова превратились в груду бесполезного и неопасного железа. После сброса бомб подбитые бомбардировщики рушились на зенитки или стоявшие в порту цистерны с топливом, вызывая огромные разрушения в стане врага. Последний "Пе-2", еще отстреливаясь от круживших вокруг словно воронье "Мессершмидтов", упал между двумя подлодками, крыльями продырявив обшивку немецких субмарин и взорвавшись. Акваторию порта затянуло едким смолистым дымом. Глава 4 Особая миссия В ту ночь над "Форт-Лодердейл" разыгралась сильная буря. Море штормило, набрасываясь на берег в диком исступлении, словно хотело его проглотить целиком. Все корабли береговой охраны США находились в порту, за исключением дозорных миноносцев, которые были вынуждены были болтаться в открытом море несмотря на непогоду. Военные самолеты приковал к земле жуткий дождь, казавшийся никогда не бывавшим в Африке американцам тропическим ливнем. Прячась от дождя, обслуживающий персонал самолетов и летчики коротали время в казарме за игрой в карты и стаканчиком виски "Последний полет". В диспетчерской башне военно-морской базы "Форт-Лодердейл" сидел дежурный лейтенант Харли и, положив ноги на приборную доску, лениво потягивал сигарету. В такую погоду даже немецкие самолеты, летчики которых имеют большое желание угробить побольше американских солдат, никогда не поднимутся в воздух. Поэтому ожидать налета можно было только от каких-нибудь камикадзе. Но, поскольку Япония была относительно далеко, в такую ночь на авиабазе США можно было жить спокойно. Эфир безмолвствовал - никаких признаков жизни в виде радиообмена. Ни своих самолетов, ни вражеских. Изредка прослушивалась радиопередача джазовой музыки из Вашингтона. Лейтенант Харли, не особенно опасаясь за свою жизнь, откровенно балдел под музыку, похлопывая себя по коленке и прищелкивая пальцем. Он даже сначала не услышал как хлопнула входная дверь и в дежурном помещении авиабазы появилась долговязая фигура капитана Мауэра. Фигура была насквозь промокшей и чертыхалась очень громко, всеми возможными выражениями поминая этот проклятый дождь. Через секунду под ногами капитана уже образовалось маленькое озеро грязной воды. Пока Мауэр снимал плащ, Харли успел спустить ноги с поста радиосвязи и, приняв вертикальное положение, начал докладывать обстановку. - Господин капитан, за время моего де... - О'Кей, лейтенант, - оборвал его Мауэр, - все нормально? Немцев не слышно? - Так точно, - ответил Харли. - в эфире полная тишина. Даже нацисты в такую погоду не летают, господин капитан. Словно издеваясь над лейтенантом, хранивший до сих пор гробовое молчание приемник вдруг ожил и заговорил на чистом английском языке, правда с несколько странным акцентом. - Всем станциям! Всем, кто меня слышит! Говорит стратегический бомбардировщик "Труба Всему 55"! Попали в грозу, имеем некоторые повреждения. Прошу включить радиомаяк. Капитан Мауэр внимательно посмотрел на Харли и спросил: - Это что еще за "Труба" в эфире, лейтенант? Или вы тут, что - магнитофонные записи крутите? - Никак нет, - в недоумении ответил дежурный, - магнитофон выключен, сэр. В этот момент приемник повторил свой запрос. - Всем станциям! Всем станциям! Говорит "Труба Всему 55". Прошу передать мое сообщение на автобазу "Гринфилд". Имею ценную информацию. Возвращаюсь на базу. Расчетное время посадки 03.30 по Гринвичу. Мауэр и Харли непонимающе переглянулись: никакой авиабазы "Гринфилд" в Соединенных Штатах Америки не существовало и в помине. - Может это немцы, сэр? - высказал предположение Харли. - Это мы сейчас проверим, - ответил капитан Мауэр и подошел к микрофону. - "Труба Всему 55"! Говорит "Форт-Лодердейл". Авиабаза "Гринфилд" не в состоянии принять вас из-за аварии на взлетной полосе. Садитесь на запасном аэродроме по сигналу радиомаяка. - "Форт-Лодердейл", вас понял. Сигнал есть. Сажусь по наведению. Конец связи. Капитан Мауэр удовлетворенно осклабился и приказал. - Поднять по тревоге взвод охраны аэродрома и оцепить взлетно-посадочную полосу. Через сорок минут изрядно потрепанный бомбардировщик заходил на посадку. Вечно ворчливый Билл Хармен пытался разглядеть сквозь черноту ночи, разбавленную непрерывным дождем, далекую и желанную землю. Время от времени он почесывал свой небритый подбородок и рассуждал вслух: - Черт возьми, - бормотал Громоотвод, - как же нам удалось разминуться с этим проклятым "Мигом"... Летели навстречу... Бац! Вспышка!... Затем мрак... Я уже думал, что посетил тот свет... Но, видно, поторопился... Он еще раз почесал подбородок и, наконец, примирился со своими мыслями. - А, черт с ним, главное, что сами живы остались, а моя невеста не стала вдовой, еще не успев стать женой. - Шеф, - обратился Пит Джассини к сидевшему за штурвалом майору Кремпу, - А вы как думаете, куда делся "Миг" в последний момент? - Не знаю, парни, - ответил Кремл, помолчав, - оставим эту загадку нашим аналитикам. Громоотвод прав, главное, что мы живы. Джассини подергал себя за ухо, нос, закрыл и открыл глаза. - Да, - сказал он после всех этих манипуляций, - живее не бывает. Затем Пит настроился на волну радиомаяка и доложил: - Сэр, через десять минут мы должны сесть. - О'Кей, парни, - скомандовал Рассел, - приготовиться к посадке вслепую. - Да, уж, - проворчал Громоотвод, - мрак, хоть глаз коли. Хорошо, что наша старушка напичкана электроникой. Только странно как-то приборы работают - никаких сигналов на спецчастотах, никакой активности в гражданском диапазоне. Спустя десять минут прожектора военного аэродрома "Форт-Лодердейл" во Флориде выхватили из дождя и мрака неуклюжее на вид тело стратегического бомбардировщика, плюхнувшееся на взлетно-посадочную полосу. Подрулив к диспетчерской вышке, "Б-52" остановился. Даже видавший виды капитан Мауэр присвистнул при виде габаритов и необычной формы самолета. Прожектора уткнулись в открывшийся наружу люк, через который вылез человек в ярко-рыжем комбинезоне и большом сферическом шлеме. Странная экипировка пилота добавила пищи для сомнений капитану. Первым на землю спустился штурман Джонни Питфайер. Спрыгнув с лесенки, он приземлился прямо в лужу, а когда поднял голову от промокших ботинок, то уткнулся носом в вороненое дуло автомата. Прямо перед ним стоял рослый морской пехотинец с автоматом наперевес. Сзади за ним - офицер. Еще далее расположился взвод автоматчиков. А за ними Питфайер разглядел два легких танка, дула которых держали на прицеле борт стратегического бомбардировщика. - С прибытием! - поприветствовал Джона капитан Мауэр и жестом приказал вытащить остальных членов экипажа из самолета, а за тем препроводить в комнату для допросов. Уже двадцать минут экипаж "Б-52" в полном составе сидел на стульях со связанными руками и ногами в комнате без окон. Прямо в глаза им бил яркий свет четырех мощных электрических ламп, стоявших на столе, за которым расположился капитан Мауэр. За спиной капитана маячили молчаливые фигуры морских пехотинцев. Ни Кремп, ни кто-либо другой ничего не понимали в происходившем. Капитан, казалось, понимал еще меньше, но оттого только становился злее, что само по себе ничего хорошего пленникам не несло. Их еще не били и не пытали, но явно принимали за нацистских шпионов. Между тем, Кремп, как и подобает командиру экипажа, держался вполне достойно и даже вызывающе. - Даже если вы меня расстреляете, капитан, я повторю вам тоже самое. Мы - американцы, а не немцы или итальянцы. - Где вы взяли самолет? - продолжал гнуть свое Мауэр. - В магазине. Мауэр позеленел и, перегнувшись через стол, прошипел: - Я вас спрашиваю, где вы взяли бомбардировщик, которого нет на вооружении у армии США, черт побери! Кремп с безразличным видом ответил: - Я же вам объяснил: в магазине, вместе с парой гамбургеров. Надеюсь, гамбургеры еще не сняты с производства? Стоявший за спинами Мауэра и охранников лейтенант Харли стиснул зубы и закрыл рот руками, чтобы не рассмеяться. Его даже радовало, что кто-то издевается над тупостью Мауэра. Сам Харли капитана недолюбливал. Вся авиабаза, в общем, была того же мнения. - Вы хотите сказать, майор, что вы и ваши люди, - процедил сквозь зубы Мауэр, - экипаж неизвестного бомбардировщика, выполнявшего секретное задание правительства? Тогда почему командование меня не предупредило о вашем прибытии заранее? Что за чушь вы мне тут несете. - Я просил направить сообщение о нашем прибытии на авиабазу "Гринфилд", лично майору Патерсону. - Никакой авиабазы "Гринфилд" в США не существует, майор Кремп, или как вас там? Прекратите свои дурацкие шуточки! Если через пять минут вы мне не объясните свое появление, я вас расстреляю. Резкий зуммер телефона, расколовший повисшую на мгновение тишину, заставил Мауэра вздрогнуть. - Капитан Мауэр у аппарата. Да, сэр, слушаюсь. Положив трубку, капитан недовольно осклабился. - Вам повезло... Ненадолго. Вместе со своими людьми и самолетом приказано отправить вас в разведцентр Оклахомы. Там из вас выбьют все. Приятного отдыха джентельмены... Аналитик лейтенант Беркли и старший технический специалист разведподразделения второй воздушной армии США Питер Оуэн уже пять часов подряд на пару пускали кольца дыма в потолок, внимательно рассматривая только что сделанные чертежи захваченного бомбардировщика и сравнивая их с последней разработкой компании "Мак Доннел Дуглас". Практически на восемьдесят процентов это была одна и та же машина. - Черт побери, Питер, - сказал Беркли, - они похожи настолько, что у меня путаются мысли. Что думаешь? - Либо немцам удалось выкрасть эти чертежи, - пробормотал Оуэн, почесывая нос, - либо... - Что? - лейтенант заерзал на своем стуле. Оуэн поправил очки, прокашлялся и тихо произнес: - Дело в том, Майкл, что проект "Мак Доннел Дуглас" еще не завершен и наполовину. Даже если немцы выкрали эти чертежи еще год назад, они бы не успели создать и опробовать этот бомбардировщик в деле. Он слишком сложен. - А может, успели... - Нет, Майкл, это им не под силу. - Однако, он летает. - Да, и это самый совершенный самолет, который я видел. Еще с десяток колец дыма поднялось к потолку кабинета, прежде чем Беркли нарушил тишину. - Еще немного, и я начну верить в привидения. Ну откуда, скажи, взялась эта железка? - Послушай, а может это секретный проект BBC, о котором не знаем даже мы? - Я запрашивал все разведслужбы США. Ни один из них даже не подозревает о таком бомбардировщике. Кроме того, на нем установлены реактивные снаряды, а такая технология доведена до ума только русскими... Беркли и Оуэн переглянулись, но, помолчав немного, в один голос сказали: "нет". - Даже если это и русский самолет, то что он тут делает? Русские - наши союзники, - добавил Беркли. - Мы ведь рассмотрели каждый винтик, Майкл, везде американское клеймо. Если верить глазам, этот самолет сделан на заводе "Мак Доннел Дуглас". - Да, но его комендант клянется, что еще ни один самолет по новому секретному проекту не собран. Сам проект еще сырой, хотя и съел уже 10 миллиардов долларов. - Ты забыл еще одну деталь, Майкл, - сказал Оуэн, - сущий пустяк, - на клейме стоит год выпуска - "1960-й". Лейтенант Беркли потрогал свой взмокший от пота лоб и подвел итог: - После рапорта начальству нас с тобой упекут в сумасшедший дом. Оуэн посмотрел на настенный календарь с фотографией заснеженного горного пика в штате Юта и большой синей надписью "1944". - Не беспокойся, - вымолвил он, - мы уже давно здесь. Генерал армейской разведки Кристофер Джойс отрешенно смотрел сквозь стекло боковой дверцы мягкого "Ликольна" на однообразный ландшафт, тянувшийся вот уже целый час. Джойс ехал в свой штаб, находившийся в самом центре Оклахома-сити, и размышлял о случившемся. В его зубах в такт мыслям медленно тлела толстая гавайская сигара. Неделю назад в ведение генерала передали странный самолет, захваченный дождливой ночью на авиабазе в "Форт-Лодердейл". Аналитики внимательно обшарили бомбардировщик до последнего винтика и сделали заключение, повергшее всех генералов в тихий ужас. Согласно официальному заключению бомбардировщик будет произведен на заводе компании "Мак Доннел Дуглас" только в 1960-ом году. Ни более, ни менее. А на дворе, если конечно верить своим глазам и ушам, стоял 1944 год. Первым желанием Джойса было отправить в психушку всех аналитиков и вызвать группу новых. Он почти так и сделал. Но вторая группа, проводившая исследование независимо от первой, пришла к аналогичному заключению. Был даже найден завод, на котором будет производится новый самолет через шестнадцать лет. Там, правда, только начинались проектные работы над прообразом этого бомбардировщика, а о самом самолете не подозревал и главный конструктор фирмы. У генерала задымились мозги. Особенно плохо он себя почувствовал после специального расследования, проведенного по проверке личных данных, полученных в процессе допросов от членов экипажа странного бомбардировщика. Они дали точные адреса своих мест рождения, имена родственников и сослуживцев, описали местонахождение аэродрома приписки. При проверке выяснились интересные факты. Проще всего оказалось с аэродромом - его там просто не было. Лишь одна выжженная пустыня. Но вот по указанным адресам жили люди с именами и фамилиями, совпадавшими с данными о родителях летчиков. При подробных расспросах они искренне удивлялись, откуда разведке стало известно как именно они планируют назвать своих детей, и поражались такой прозорливости со стороны американских вооруженных сил. Если у Америки такая армия, то она несомненно выиграет войну и станет ведущей мировой державой. Все это скорее раздражало Джойса, чем наполняло гордостью за родную армию. Кроме того, сами летчики с бомбардировщика понятия не имели какой на дворе нынче год и рассказывали откровенные нелепицы о сверхзвуковых самолетах, полетах в космическое пространство на кораблях многоразового использования и думающих электрических машинах. Они говорили, что после войны президентом станет Эйзенхауэр, который был близким другом Джойса, а в настоящее время командовал союзными силами в Европе. В общем несли полный бред, за который следовало их отправить за компанию к аналитикам. Но после врачебного освидетельствования их признали полностью здоровыми и вменяемыми. Мысль генерала снова уперлась в прочную стену. Ко всему не давал покоя генералу и этот проклятый немецкий суперлинкор "Тирпиц", о котором поступали очень тревожные донесения. Германский адмирал Дениц все-таки убедил Гитлера и осуществил свою бредовую идею иметь во флоте самый мощный корабль в мире. Недавно закончилось строительство и прошли учебное плавание и стрельбы нового супероружия нацистов во время которых одним залпом бортовых пушек линкор "Тирпиц" превратил в руины небольшой прибрежный городок Норвегии. Этого хватило, чтобы в конгрессе Соединенных Штатов Америки поднялась небывалая паника. Конгрессменам стало казаться, что в арсенале самой высокоразвитой страны в мире нет оружия, способного противостоять пушкам "Тирпица", а потому необходимо срочно разработать и осуществить операцию по уничтожению суперлинкора. Вся армейская разведка была поднята на дыбы с целью раздобыть побольше сведений о новой плавучей артиллерийской батарее нацистов. Но дела шли не очень хорошо. Немцы охраняли свое детище лучше, чем самого фюрера и за две недели Джойс потерял семь агентов, пытавшихся раздобыть сведения о "Тирпице" или хотя бы отснять фотоматериалы. Корабль был недосягаем. Эсэсовцы раскалывали всех шпионов в момент. Никто не был просто расстрелян, к концу четвертого года немцы уже не поступали так банально. Все до одного умерли под пытками. А "Трипиц", тем временем, в гордом одиночестве снова вышел в море и совершил рейд вдоль берегов туманного Альбиона. Словно совсем не опасаясь кораблей самой морской в мире державы, суперлинкор нагло продифилировал до самого Ньюкасла, где повстречался с тремя английскими фрегатами. Вступив в бой, англичане еще не знали на что идут, но как моряки и храбрецы они не могли поступить иначе и позволить немцам спокойно бороздить английские воды, да еще напротив самой укрепленной морской базы Великобритании. Англичане открыли массированный артобстрел первыми. В ответ "Тирпиц" дал два залпа. Первым он пустил на дно фрегат "Королева Виктория", вторым - фрегат "Королева Элизабет". Третий фрегат к своему стыду отступил за береговые укрепления. Выпив шнапсу за здоровье англичан, немцы направили "Тирпиц" домой тихим ходом - никто и не подумал их преследовать. Только когда на траверзе показались датские берега, уже четыре года принадлежавшие Германии, на "Тирпиц" попыталась наброситься эскадрилья английских штурмовиков, подкрепленная звеном истребителей "Спитфайр". Кормовая зенитная батарея суперликора открыла огонь, выстроив в небе сплошную стену огня, долетая до которой самолеты рассыпались на мелкие брызги. Живым никто из английских летчиков на базу не вернулся. Эти сообщения вызвали в конгрессе США еще больший переполох. Конгрессменов обуял тихий ужас. Они постоянно требовали от армейских генералов срочно провести операцию по уничтожению или выводу из строя суперлинкора нацистов. Пока он не уничтожен, американцы не могут спокойно спать и есть гамбургеры, заявляли конгрессмены. Главнокомандующий армией США Эйзенхауэр приказал Джойсу искать выход из ситуации, и Джойс был вынужден искать этот чертов выход. И вдруг он его нашел. Это конечно был еще зыбкий шанс, но все-таки шанс. По словам аналитиков этот потусторонний бомбардировщик в данный момент являлся самым совершенным оружием на планете. Он мог своими реактивными снарядами расстрелять суперлинкор "Тирпиц" с безопасного для себя расстояния, и если не потопить, то хотя бы вывести из строя. С точки зрения военной тактики и стратегии выход был идеален. Конгрессмены останутся довольны, Эйзенхауэр тоже. А если верить этим сумасшедшим летчикам, в ближайшем будущем дружба с Эйзенхауэром может пригодиться. Оставалось только одно - убедить самого себя, что этот бомбардировщик не прибыл сюда из будущего. Иначе все представления Джойса о мире, как о планете Земля со временем, которое течет в одну только сторону, полностью теряли смысл. Но в этом Джойс себя никак не мог убедить, как ни старался. Последний сантиметр сигары догорал, зола упала на пол салона. "Линкольн" въезжал во двор штаба войсковой разведки, расположившегося в самом центре Оклахома-сити. Пора было что-то решать. И генерал Джойс решил чисто по-американски. "Я слишком занят сейчас войной, - сказал он сам себе, - И мне некогда ломать голову над загадками метаморфоз со временем. Даже если этот самолет прибыл из будущего - я забуду об этом. Главное, что сейчас он может нам помочь". Приняв столь важное решение и несколько приободрившись, генерал Джойс поднялся в свой кабинет. Нажав кнопку на селекторе, он приказал: - Срочно привести ко мне весь экипаж бомбардировщика. Спустя несколько минут Рассел Кремп, Джонни Питфайер, Пит Джассини, Лэсли Форд, Дик Биллинго и Бил Хармен сидели в мягких креслах напротив генерала Джойса в его роскошном кабинете. Перед каждым стоял стаканчик виски со льдом и лежали сигареты "Кэмел", самые популярные в американской армии. Сам генерал по своему обыкновению курил длинную и пухлую гавайскую сигару. Охраны в кабинете не было. Точнее, ее не было видно, а это совсем не означало, что ее не было на самом деле. Каждая, безобидная на первый взгляд, вещь в кабинете Джойса имела два, а то и три назначения. Спрятанные в стенах, мирно дремали крупнокалиберные пулеметы, готовые стрелять после неуловимого движения генерала. Главное здесь было - правильно встать или сесть. Неожиданные посетители кабинета вероятно что-то такое чувствовали, и поэтому им было слегка не по себе. Однако, генерал Джойс не стал их долго мучить неизвестностью. - Джентельмены, - произнес генерал после недолгого молчанья, во время которого Хармен отхлебнул полстакана виски и закурил. - Я должен принести вам свои глубочайшие извинения за столь "радушный" прием. Мы провели тщательное расследование ваших показаний и убедились в том, что вы являетесь вполне добропорядочными гражданами Соединенных Штатов Америки, а не немецкими шпионами. Весь моральный ущерб будет вам компенсирован в денежном выражении. У многих членов экипажа "Б-52" вырвался вздох облегчения. Кремп и Биллинго отпили по глотку виски. Питфайер закурил и затянулся. Джойс продолжал. - Между тем, вы также являетесь кадровыми военными, летчиками ВВС. Теперь вы снова на службе, ребята, хотя у меня с трудом укладывается в голове, как могут служить еще не родившиеся люди. Ну, да ладно, забудем об этом. - Простите, сэр, - спросил Рассел Кремп, - Но хотелось бы знать, как мы сюда попали и убедиться, что это не очередная фантасмагорическая проверка Пентагона на психологическую устойчивость экипажей ВВС. Генерал кашлянул в кулак и встал: - Майор Кремп, честно говоря, я и сам понятия не имею как вы сюда попали. Относительно Пентагона могу вас успокоить - на дворе 1944 год, и вы находитесь в Соединенных Штатах Америки, нравятся они вам в таком виде или нет. Так что проверки здесь искать не стоит. В силу экстренных обстоятельств, сложившихся в настоящее время на фронте, я вынужден подвергнуть вас другой, боле ответственной, на мой взгляд, проверке. Ваш бомбардировщик вместе со всем экипажем поступает в распоряжение сорок восьмого бомбардировочного полка. Все инструкции получите по прибытию на новое место службы. Скажу лишь, что вас ждет особая миссия, ребята. Это задание может резко изменить всю ситуацию на фронте. Желаю удачи! - Черт меня раздери, если я что-нибудь понимаю в том, что происходит. - пробормотал Рассел Кремп, выходя из кабинета, - Эй, парни. Десять долларов тому, кто подтвердит, что генерал не соврал насчет 1944 года. Светило неяркое вечернее солнце, когда "Б-52" приземлился на военном аэродроме недалеко от Нью-Йорка, где располагался сорок восьмой бомбардировочный авиаполк. Рассел доложил о прибытии своему новому начальнику полковнику Райту и к своему большому удивлению был отпущен вместе с экипажем в суточное увольнение. О предстоящей задаче полковник намеревался уведомить Рассела позднее. Майор Кремп обрадовал своих людей и собрался отпустить их до 18.00 следующего дня. Однако вся компания летчиков решила отпраздновать первый день свободы в каком-нибудь баре и все вместе они вышли на залитую солнцем улицу. Никто из них, естественно, не обратил внимание на нескольких прохожих, как бы невзначай отправившихся вслед за ними. До настоящего дня все члены экипажа Рассела не покидали пределов авиабаз, которые хоть и казались им дряхлыми, но все же особенных подозрений не вызывали. В Америке все может случиться. Теперь же, выйдя на обычную городскую улицу, они внезапно остолбенели. Вокруг них гудела Америка пятидесятых. Взад и вперед сновали мальчишки, продавая газеты, проезжали допотопные "Бьюики". По улице бродили люди в старомодной смешной одежде и шляпах с изогнутыми полями а ля "крутой гангстер". Мигала реклама, продавали невиданное мороженое. Несколько минут бравые летчики не могли соединить нижнюю челюсть с верхней. Однако, затем все же взяли себя в руки. Первым молчание нарушил Пит Джассини. - Сэр, - сказал он обращаясь к Расселу, - Мы случайно не в Голливуде на съемках кино? У меня такое ощущение, что скоро здесь должна появиться Грета Гарбо. - Честно говоря, Пит, - неуверенно ответил майор Кремп, - Я знаю не больше твоего. По-моему, мы стали жертвой какой-то глупой шутки со временем. Быть может, нас специально сюда услали в качестве закрытого эксперимента и наблюдают сейчас через хитроумный телескоп как мы тут барахтаемся, а может - случайно. В любом случае, нам ничего не остается как принять пока эту жизнь и посмотреть, что тут можно изменить. Мой отец как-то говорил, что перед войной жареная кукуруза была значительно слаще. Мне только что пришло в голову найти ее и попробовать. Кремп поймал на себе непонимающие взгляды членов экипажа. Лишь спустя минуту до людей начало доходить, что с ними случилось что-то серьезное и, возможно, необратимое. На лицах появился сначала страх, затем недоумение и полное нежелание верить в то, что видели их глаза. Наконец неутомимый Джассини, который всегда первым приходил в себя только потому, что не умел долго унывать, сказал: - Что-ж, возможно вы и правы, сэр. Нам придется все принять все как есть и найти здесь что-нибудь интересное. А для начала, чтобы заглушить тоску по родному времени, предлагаю пропустить по стаканчику. - Предложение принимается, - согласился Кремп. - Приказываю экипажу в полном составе следовать за мной в ближайший бар. Американские улицы, как известно, просто нашпигованы питейными заведениями различного калибра. Одно из них очень кстати оказалось неподалеку. Увидев через улицу вывеску "У Заура", Кремп прямиком направился туда. Заведение оказалось довольно дешевым, но это летчиков нисколько не смутило. В настоящую минуту им было все равно где пить. В небольшом зальчике с низким потолком было тесно, как в трюме рыбацкой шаланды. Воздух был настолько пропитан дымом крепкого табака, что запросто можно было вешать топор. За несколькими дубовыми столами веселились компании пьяных грузчиков, моряков и людей непонятных профессий. Присев у стойки бара на видавшие виды высокие табуреты, летчики заказали по стаканчику водки и молча опрокинули их внутрь. Вторая порция прошла под тост Джонни Питфайера "О том, что им когда-нибудь удастся вернуться назад". Третья - под тост Биллинго "Чтоб этот русский оборотень горел в аду". С этим предложением все согласились. Ведь именно из-за этого чертова оборотня все они были вынуждены, возможно навсегда, застрять в этом времени и, не исключено, сгинуть на войне с нацистами. Ведь все они выросли тогда, когда об этой войне уже рассказывали только истории и показывали кинофильмы. Кремп неожиданно вспомнил, что где-то здесь, в этой стране, живет сейчас его молодая мать с его молодым отцом и только подумывают о том, чтобы завести себе ребенка, то есть его. А этот самый ребенок уже сидит в Нью-Йоркском баре и глушит водку, абсолютно ошалев от такого предположения. Ведь так просто не может быть? Ведь не могут же дети быть старше своих родителей? Такого на Земле никогда еще не было, и Кремп отнюдь не горел желанием быть пионером путешествий во времени. Ему вполне нравилось жить в конце двадцатого века. Хмель уже давал себя знать, и теперь Рассел сидел и цинично думал о том, что ему страшно хочется посмотреть на свою мать в молодости. На отца, пока он не погиб в автокатастрофе. На их совместную жизнь, о которой мать только рассказывала. Из-за этого русского эфирного оборотня вся жизнь теперь больше походила на кинофильм, а не на реальность. Кремп даже чувствовал себя персонажем захватывающего фантастического боевика, который вот-вот должен закончиться. Еще секунда, последняя кровавая сцена и загорится свет в зале, все пойдут домой и будут жевать по дороге воздушную кукурузу. Он, словно невидимка, смотрел с потухшего экрана на уходящих зрителей, не в силах крикнуть им "Эй вы, черт побери, возьмите меня с собой! Я же живой, я вместе с вами, я тоже хочу есть кукурузу". Но зрители почему-то не оборачивались на его вопли, словно не слышали. Словно его не существовало вместе с ними. И теперь до самого Рассела, храброго майора ВВС, отчаянного и рискового мужика, постепенно начал доходить смысл происходящего. Еще десять минут назад он объяснял своим людям, что этого не стоит бояться, что это пройдет. А если не пройдет, то и здесь можно жить и по-своему наслаждаться. Но на сей раз железная американская логика жизни одного дня не давала никакого эффекта - больше всего на свете ему хотелось домой. К жене Джудит, к своему истребителю, к друзьям. - Эй, мистер, - совсем близко рядом с лицом Рассела возникла смердящяя перегаром от дешевого рома физиономия грузчика, - дай-ка мне папироску, ты, я вижу, при монетах. Подчиняясь какому-то звериному инстинкту, во время которого душа несказанно радовалась вместить на чем-то свою боль, Рассел с разворота молча въехал грузчику в ухо. Физиономия исчезла из поля зрения под грохот ломающихся деревянных стульев, перевернувшегося стола и звона расколовшихся кружек. За спиной Рассела послышался недовольный ропот. Экипаж бомбардировщика разом отвлекся от своих грустных мыслей, мускулы напряглись, внимание, несмотря на хмель, обострилось. Сквозь неожиданно воцарившуюся тишину прорезался хриплый голос: - Эта офицерская гнида ударила моего кореша Билли.. Еще секунда, и летчики слезли со своих табуретов, обернувшись в зал. К ним медленно надвигалась человек десять здоровенных мужиков, явно не обремененных излишками образования, о чем говорили тупые бычьи глаза, залитые до краев спиртом. Кое у кого в руках мелькали пустые бутылки. - Сейчас ты у меня получишь, вояка хренов, - сказал их предводитель, облаченный в грязную докерскую жилетку цвета немытого "Бьюика", заходя с правой стороны к Расселу, - Сейчас я намотаю твои кишки на вертел и поджарю. Кремп не любил долгих разговоров и не привык долго ждать. Перегнувшись, он первым выхватил из-под стойки бара литровую бутылку и саданул ею предводителя докеров по квадратной голове. После чего, ему показалось, что обрушился небоскреб - с таким грохотом грузный предводитель завалился навзничь. Остальные портовые грузчики бросились на летчиков с дикими криками дорвавшихся до тропы войны каманчей. Однако, Кремп мог гордиться своей командой. Билл Хармен по силе не уступал перворазрядному грузчику и одним ударом раскрошил челюсть нападавшему. Джонни Питфайер, ловко увернувшись от просвистевшей над головой бутылки, врезал своему противнику под дых так, что бедняга мгновенно покраснел от недостатка кислорода. Вторым ударом штурман отправил докера в нокаут. Несладко пришлось только молодежи. Джассини пока как-то уворачивался от ударов, а вот Форд сразу получил в ухо, отлетев к стойке. Увидев, что противник попался сильный, не ожидавшие сопротивления докеры схватились за ножи. В полумраке тускло сверкнули несколько лезвий. В этот момент в бар ворвались люди в военной форме и с автоматами. В потолок ударило две длинных очереди, осветив картину жуткого погрома. - А ну, прекратить драку! - громко приказал жесткий голос, - За неповиновение военному командованию - расстрел. Движение мгновенно замерло. Солдаты быстро вытолкали всех грузчиков на улицу, как ни странно не обратив никакого внимания на Рассела и его спутников. Офицер, командовавший патрулем, подошел к ним и сказал: - Вы не имеете права, сэр, в такое время рисковать своей жизнью и жизнями ваших людей в пьяной драке. Вы нужны фронту. Я не буду вас задерживать, но если драка повторится, у вас могут возникнуть большие проблемы. После этого в пустом баре не осталось никого кроме экипажа бомбардировщика. - У нас уже возникли большие проблемы, - сказал Кремп, усмехаясь вслед офицеру, и добавил, обращаясь к подчиненным, - пошли отсюда, парни. Компания вышла на улицу. Немного постояв в нерешительности, Кремп, у которого было муторно на душе, предложил всем разойтись и остальное время отдыхать по собственному желанию. Дик Биллинго и Лесли Форд, уже немного пришедший в себя после мощного удара в ухо, отправились вместе с Громоотводом искать какой-нибудь другой пивной бар, славившийся своими раками и темным пивом. Джассини приударил за девочками с бульвара. Кремп и Питфайер решили просто побродить по нью-йоркским улицам. Они побрели наугад по 49 авеню, совершенно непохожей на ту улицу, которую Кремп видел в родном времени, но кое-где уже радовавшей глаз приметами того самого родного времени. То тут, то там между проросшими в небо небоскребами ютились 2х - 3х этажные домики с широкими крышами и едва заметными балкончиками. У подъезда одного из них летчики купили жареной кукурузы и, похрустывая на ходу, направились дальше, разглядывая светящуюся рекламу над дверьми кинотеатров и питейных заведений. Разговор не шел, каждый предпочитал молча предаваться воспоминаниям под шум проезжавших по дороге автомобилей. Так, незаметно для себя, Рассел и Джони добрались до конца 49-й улицы, которая упиралась в ворота морского порта. Стоявший у ворот патрульный не впустил праздношатающихся летчиков внутрь, но им и без того были хорошо видны громады военных кораблей, снаряжавшихся для какого-то дальнего похода. У причала стояло также несколько сухогрузов, в трюмы которых что-то активно закатывалось и затаскивалось. Двое откровенно высматривающих что-то военных летчиков вызвали подозрение у начальника охраны порта, и он не преминул проверить у них документы. Но, рассмотрев новое назначение Рассела, успокоился и к немалому удивлению последнего, указав на стоящие на рейде крейсера, сказал: - Ставлю $100, сэр, что вам придется сопровождать вот эти игрушки. На следующий день ровно в шесть вечера майор ВВС США Рассел Кремп стоял перед полковником Райтом и внимательно слушал задание: - Таким образом, майор, ваш бомбардировщик будет сопровождать караван "PQ-17" с оружием и боеприпасами, который направляется в советский город Мурманск. Ваша задача - довести его до северной водной границы Норвегии, далее караван будут прикрывать англичане, а затем, изменив курс, направиться в квадрат 63.11. К тому моменту, когда вы его достигнете, по нашим расчетам, основанных на донесениях разведки, там будет находиться фашистский суперлинкор "Тирпиц", имеющей своей целью уничтожить идущий в Мурманск караван "PQ-17". Ни один из находящихся на вооружении США самолетов не обладает достаточной огневой мощью, чтобы нанести суперлинкору значительный урон. Судя по рапорту разведподразделения второй армии, разобравшему по винтику вашу машину, этот бомбардировщик способен на все. Именно поэтому, майор, ваш самолет решено отправить на выполнение особо опасной миссии. "Тирпиц" - кость в горле союзных сил. Этот линкор обладает зенитной артиллерией, способной выстроить в небе стену огня длиной в полмили. Мы дважды неудачно пытались вывести его из строя, но Фюрер бережет свое смертельное оружие и использует его только для крупных дел. На сей раз мы выманим "Тирпиц" из логова в норвежских фьордах, а вы его уничтожите или сильно повредите. Потеря суперлинкора приведет Гитлера в чувство. Вылет завтра, в 8.00 утра. С Богом, Рассел! Рассел невольно вздрогнул - эту фразу майор слышал уже второй раз в жизни. Глава 5 Дениц всегда любил хорошую шутку Адмирал нацистских военно-морских сил фон Денис мучился бессонницей вот уже второй год. Больше всего адмиралу досаждал гул радиаторов отопления, казавшийся ему воем русских торпедоносцев, пикирующих на флагманский линкор "Тирпиц". Свой линкор, самый мощный среди линкоров всех европейских флотов, Дениц очень любил, а потому запрятал его подальше от боевых действий - в заснеженные норвежские фьорды. Русские торпедоносцы, преследовавшие адмирала по ночам, от этого, правда, из его снов не исчезли. Тогда Дениц приказал разобрать всю систему новомодного и дорогостоящего парового отопления, после чего стал просиживать долгие бессонные часы перед камином, отогревая свои вечнохолодные пятки. Заботливый Фюрер как-то посоветовал ему пить валерьянку, закусывая ее кусочками алоэ. Валерьянку Дениц пил, однако алоэ, несмотря на все свое влияние, он нигде не смог достать. Поэтому приходилось запивать валерьянку шнапсом. В то промозглое ноябрьское утро Дениц по обыкновению досушивал свои пятки у камина перед тем как отправиться в штаб ВМС. На белом мраморном столике перед ним стояло шесть пустых стопок из под шнапса. Адмирал понемногу просыпался и собирался с мыслями. С северного фронта поступали тревожные донесения. Русским морякам под прикрытием американских и английских кораблей удалось наладить сообщение между Нью-Йорком и Мурманском. По северному морскому пути в СССР поступали грузы стратегической важности - танки, орудия, самолеты, топливо. Несмотря на все попытки немецких подводных лодок и авиации сорвать доставку грузов, конвои все шли и шли. До СССР уже благополучно добрались шестнадцать конвоев. Дениц готов был рвать волосы на своей голове, если бы не вырвал их еще в первые годы войны. Фюрер требовал от него во что бы то ни стало остановить череду конвоев, доставлявших вооружение русским. Именно по этому поводу адмирал собрал в то утро совещание в морском штабе. Опрокинув в себя седьмую стопку шнапса, Дениц встал, - его мысли пришли в стройное соответствие. Появившись в штабе, адмирал первым делом поставил перед офицерами задачу и отвел на размышления час, после чего собирался начать пытки. На целый час в огромном кабинете Деница в штабе ВМС Германии повисла напряженная тишина. От длинного дубового стола к высокому потолку поднималось несколько столбиков густого дыма - курить трубку в морском флоте Германии было традицией. Ее ввел лично адмирал фон Дениц. За курение обычных папирос или модных нынче самокруток из березовых листьев а ля "рус" полагался расстрел на месте. Шестой заместитель второго начальника штаба Герхард фон Хейфиц под видом размышления о поставленной задаче углубился в изучение стоящего посреди стола парусника "Летучий Нацист", склеенного и раскрашенного лично фон Деницем. Тем же самым занимался и пятый заместитель - граф Опельман, а также все остальные. Дениц все это видел, но ничего не говорил, поскольку искренне гордился сотворенной им моделью корабля, а на русские конвои ему было откровенно наплевать. К действительности адмирала вернула лишь мысль о нагоняе со стороны Фюрера. Нагоняй заключался в пытке с пристрастием, которую будет проводить лично главнокомандующий в застенках "СС", если Дениц в ближайшие дни не представит четкого плана очередной успешной операции. Адмирал поскрипел своим креслом и произнес: - Ну? Граф Опельман, лелеявший мечту стать четвертым заместителем начальника морского штаба, растворил было рот, но сказать ничего не успел. Два дюжих охранника со шмайсерами наперевес, отделившись от стены, схватили Опельмана и выволокли в коридор. Истошные крики прекратила автоматная очередь - нарушение субординации каралось немедленно и жестоко. Адмирал еще раз скрипнул своим креслом и снова произнес: - Ну? На этот раз никто выступать не захотел. Дениц пригрозил: - Расстреляю за отсутствие мыслей. Тогда Фон Хейфиц вскочил со своего места и нервно затараторил: - Предлагаю атаковать, мой адмирал, атаковать немедленно! Атаковать! Немедленно! Атаковать! Дениц пристально посмотрел на Хейфица и переспросил: - Кого? Но Хейфиц не ответил. Он влез на стол и продолжал орать все сильнее: - Атаковать! Ура! Вперед! Немедленно! Адмирал выдвинул верхний ящик стола, достал оттуда парабеллум, метким выстрелом в лоб застрелил Хейфица, и положил парабеллум обратно. Хейфиц на секунду замер, на его лице застыла гримаса крайнего удивления, на лбу - маленькая красная точка, а затем рухнул на пол со страшным грохотом костей. После того как безжизненное тело шестого заместителя охранники выволокли за дверь, Дениц сказал: - Ну? Ответом ему было гробовое молчание штабных офицеров. - Ну... тогда я сам, - процедил Дениц и кратко обрисовал ситуацию, - Дела у нас на севере идут хреново, дальше некуда. Русские на кораблях танки и самолеты возят, а американцы их прикрывают. Фюрер бесится, пристрелю, говорит, как собаку! А я что? Я и сам ни хрена не понимаю. Дениц вытащил из кармана штанов фляжку со шнапсом и залпом ее осушил. В этот момент в окно, со звоном разбив стекло, влетела ручная граната. Она упала на стол перед адмиралом и завертелась как волчок. Дениц презрительно поморщился, процедив сквозь зубы: - Опять покушение... Затем пальцем подозвал охранника и сказал: - Возьми это и отнеси Борману. Он сейчас как раз обедает у Кальтенбрунера. Охранник взял гранату и вышел за дверь. Через секунду раздался взрыв, с потолка посыпалась штукатурка. Дениц весь прямо засветился от удовольствия: - Ха-ха, поверил, дурачок. Затем адмирал снова стал серьезным и продолжал: - Короче говоря, надо русских припугнуть хорошенько, а то Фюрер обидится, отвечаю. Для следующего конвоя устроим ловушку. Пошлем на задание десять линкоров и десять подлодок. Американцы скорее всего испугаются и убегут, вот тут-то мы возьмем русских тепленькими и пустим ко дну. Конец речи адмирала заглушили овации. Офицеры штаба рукоплескали ему стоя. Дениц даже покраснел от смущения. - Что вы, что вы, господа. Не стоит. Все свободны. Офицеры взяли свои папки и вышли. После того как последний закрыл за собой дверь, Дениц поднял трубку телефона и спросил: - Все готово? Отлично! Потирая руки, он достал из ящика стола устройство с длинным рядом лампочек и кнопочек. Нажав первую кнопку, Дениц с наслаждением услышал, как на углу Ундер-ден-Линден и Коганович штрассе в щепки разнесло машину четвертого заместителя. Следующая кнопочка отправила к праотцам третьего заместителя. Так адмирал продолжал развлекаться до тех пор, пока не отгрохотал последний взрыв. Фон Дениц очень любил хорошую шутку. Порезвившись в волю, адмирал сел в свой лимузин и поехал на прием к Фюреру, имея в активе принятое решение, а в пассиве пропавший без вести штаб. Но это его не беспокоило, главное, что он наконец-то испытал лично им придуманное и собранное радиоуправляемое устройство - гениальное изобретение технической мысли. Иногда Дениц думал, что если бы не война, то он стал бы либо преуспевающим автомехаником, либо подрывником, в лучшем случае - террористом. Но проклятая судьба-лихоманка зачем-то свела его с Гитлером, который, также как и он сам, был не дурак выпить шнапсу. На этой почве они и познакомились как-то на дне рожденья у жены Геринга, когда ей стукнуло пятьдесят, а самому Герингу тридцать. Адмирал никак не мог понять, что за муха укусила его однокашника и он вдруг решил жениться на этой старой образине. Не такой уж сексуальной она и была. Кости выпирали даже сквозь корсет и свадебное платье. Кожа на лице обвисала дряблыми складками. А когда она передвигалась, казалось, что истлевший скелет девицы Жозефины, безжалостно удушенной своим отцом в замке Нэкст, бродит по комнатам. Дениц вообще подметил нездоровое влечение Геринга к скелетам. Установив за однокашником слежку, Дениц узнал, что тот по ночам ежедневно посещает все кладбища Берлина и подолгу плачет на могилах. Заподозрить в раскаянии Геринга было трудно, поэтому Дениц решил, что его друг - законченный некрофил, и ожидает скорой смерти своей невесты, чтобы провести наконец с ней медовый месяц. В тот вечер Гитлер был явно в ударе и заявил во всеуслышание, что выпьет бочку неразведенного спирта на спор. Дениц не мог упустить такого случая и поспорил с Фюрером, что ни в жизнь ему не осилить такую бочку. Фюрер, между тем, взял и выпил. Правда глаза его при этом округлились и вылезли из орбит, а волосы встали дыбом. Сам он некоторое время стоял молча, затем, оступившись, вдруг перевалился через ограждения балкона и упал, неожиданно ничего себе не сломав. Испуганные высшие офицеры подбежали к краю балкона и увидели главу вермахта лежащим на крыше фургона припаркованного внизу военного грузовика. Фюрер был ужасно весел и орал во все горло "Ах мой милый Августин, трам-пам-пам-пам!" Спустя десять минут, когда рота эсэсовцев оцепила район великой попойки и перенесла фюрера наверх в приготовленные специально апартаменты, Гитлер вдруг признался Деницу, что давно мечтал сделать какую-нибудь пакость Сталину. Поэтому он решил усилить мощь эскадры, которая направляется топить русский конвой, новым суперлинкором (Дениц при этих словах чуть не поседел). А чтоб адмирал не очень расстраивался, Фюрер рассказал ему историю про свою собачку. Однажды Муссолини решил подарить ему на день рожденья своего любимого длинноухого басета по кличке Бурбон. Фюрер, надо сказать, очень любил собак, особенно немецких овчарок, а от породы басетов он вообще приходил в неописуемый восторг. Особенно нравились великому диктатору длинные уши этой собаки, которыми она постоянно подметала землю, и непрерывно текущие изо рта слюни. В общем, одним солнечным днем Муссолини посадил Бурбона на специальный самолет с охраной из взвода солдат и отправил в Берлин. Самолет прикрывали двадцать истребителей. Но это не спасло несчастного басета. Американцы (будь он трижды проклят, этот идиот Даллес) прознали про Бурбона и решили его перехватить. На воздушный конвой еще в небе над Средиземным морем напали "Мустанги" американцев. Завязался бой. Почти все итальянские истребители были уничтожены, а сам транспортный самолет подбит. Он задымил и стал стремительно терять высоту. Едва дотянув до земли, самолет задел крылом за гору и рассыпался на куски. Все солдаты погибли, а бедный ушастый басет пропал без вести. С тех пор Фюрер не находил утешения. Быть может, басет Бурбон и сейчас еще топчет своими кривыми ножками Европу в надежде найти своего хозяина, а его длинные уши развеваются на ветру, словно флаги великого рейха. Эх, басет! И Фюрер разрыдался на плече у адмирала Деница. Сам адмирал, честно говоря, терпеть не мог собак, а этих слюнявых басетов и подавно. Но попробуй скажи об этом Фюреру, еще чего доброго обидится. А когда Гитлер обижался, легче было самому принять ампулу с цианистым калием - это была бы легкая смерть. Дениц вдруг снова почувствовал мороз в пятках, который не прошел даже после шести выпитых подряд бутылок шнапса. Резкое похолодание в нижних конечностях адмирала было вызвано неожиданным решением фюрера послать для разгрома русского каравана с оружием PQ-17 надежду и опору германского флота суперлинкор "Тирпиц". Причем Дениц теперь мучился больше от того, что сам не раз докладывал Гитлеру о необходимости припугнуть этих обнаглевших русских и их союзников секретным супероружием, а то совсем перестали уважать. В глубине души Деницу было очень страшно - а вдруг линкор потонет сам по себе? Что будет делать великая Германия без "Тирпица"? Но фюрер был неумолим. Он так и сказал Деницу: - Ты мне лапшу на уши не вешай! Бери свою шаланду, грузи снарядами, и вали топить русских. Самолично! А не то обижусь. Дениц не очень хотел, чтобы фюрер на него обиделся, а потому утром отбыл на самолете в тихий норвежский городок Кинагсботтен, где в глубоком и узком фьорде таилось и мерзло секретное германское супероружие со всем экипажем. Офицеры линкора устроили банкет по случаю прибытия адмирала и сразу же проводили его в местный ресторан, устроенный в выдолбленной в скале штольне. Там, под надежной крышей, хранившей их от русских бомбардировщиков, Дениц хотел было рассказать о цели своего визита, но командир зенитной батареи левого борта барон фон Гриххенплан напомнил адмиралу о том, что его самолет опоздал на двадцать минут, а потому Деницу полагалась штрафная. Адмирал ВМФ Германии фон Дениц осушил рюмку шнапса и хотел было продолжить, но тут капитан второго ранга фон Дзенхерфон напомнил адмиралу, что тот не приехал на его день рождения, а потому необходимо выпить еще штрафную. Дениц безропотно выпил, и уже растворил было рот... Но после того, как фон Бригель, фон Мустенхоф, фон Никсдорф, фон Буба, фон Качински и фон Оппер заявили о необходимости пить штрафную по неотложным мотивам - фон Дениц покорился судьбе. Дикая оргия нацистов продолжалась до рассвета, и уже находясь в полудремотном состоянии и пьяном угаре, адмирал военно-морских сил Германии фон Дениц вспомнил о том, что Фюрер просил его куда-то сплавать на "Тирпице". А добряк-капитан суперлинкора фон Кац сразу же согласился выполнить приказ, чего никогда не сделал бы по трезвости, так как понятия не имел о том, кто такой Фюрер, и зачем двигать такую громилу как "Тирпиц" с места - она и здесь неплохо себя чувствует. По случаю приезда адмирала всей команде выдали по бутылке шнапса и трофейной русской водки. Команда дружно выпила за здоровье адмирала, которого очень почитали во флоте за короткую память, и раскочегарила машины линкора. На утро за стаканом спасительного шнапса Дениц поинтересовался у фон Каца куда, собственно, они плывут, на что получил исчерпывающий ответ: - Да черт его знает, а можно, кстати, и на китов поохотиться. Эта идея привела Деница в восторг, и он тут же убежал в каюту чистить свое любимое копье, привезенное им из Африки. Копье это Дениц самолично отобрал у вождя негритянского племени Мамба. По приказу фон Каца носовая башня линкора была быстро переоборудована в гарпунную пушку. Первым же залпом, который произвел лично Дениц, удалось подстрелить очень мощного кита, который долго водил за собой "Тирпиц" и даже пытался утянуть его на глубину, но, отчаявшись, спустя пять часов всплыл. К немалому удивлению Деница и всех офицеров линкора китом оказалась своя же немецкая подлодка "U-46". От капитана субмарины удалось выяснить, что где-то недалеко бродит русский конвой, который надо торпедировать, хотя и не хочется. И что асы Геринга вчера уже провели несколько воздушных налетов, и что англичане покинули конвой, так как испугались "Тирпица", и что где-то летают американцы, которые хотят потопить "Тирпиц", и что русские тоже этого хотят, и что скорее всего так оно и будет, а если, черт побери, рабочие с линкора срочно не залатают сделанную гарпуном пробоину, то он сам пустит эту дырявую шаланду на дно собственной торпедой. При слове "шаланда" Дениц просиял: он все вспомнил. Тотчас "Тирпиц" отправился на поиски беззащитного русского конвоя, не обращая внимания на вопли капитана подлодки, явно блефовавшего, так как все торпеды он уже давно сменял на цистерну шнапса. В этот день конвой, по расчетам уже подходивший к русским водам, отыскать так и не удалось и, чтобы окончательно не затеряться в бескрайних просторах Северного Ледовитого Океана, Дениц приказал вернуть суперлинкор обратно на базу в Норвегии. На подходе к базе начался шторм. Несмотря на свои гигантские по сравнению с обычными военными кораблями размеры, "Тирпиц" начало нещадно качать на волне. Качка была бортовая. Словно огромная неваляшка, суперлинкор медленно полз вперед, пробивая носом волны и переваливаясь с борта на борт. Высоченные борта корабля служили прекрасной мишенью не только для волн, обрушивавших на них свои мощные удары, но и для вражеских подлодок, которым ничего не стоило подкрасться к "Тирпицу" достаточно близко в такой шторм. Деница это сильно обеспокоило. Он приказал вахтенным удвоить бдительность, а сам пригласил высших офицеров раздавить трофейную литровую бутылку "Столичной" за партией в вист. Когда все собрались в обширной кают-компании за овальным столом и подняли уже налитые слугами хрустальные рюмки с изображением великого Фюрера на длинной ножке, адмирал предложил выпить за первый удачный рейд непобедимого суперлинкора против русских. Все офицеры дружно поддержали своего адмирала и залпом выпили содержимое рюмок. Наполнив хрустальные емкости во второй раз, Дениц предложил тост за капитана непобедимого суперлинкора фон Каца, который уверенно ведет корабль через ужасную бурю и, будем надеяться, успешно доведет его до норвежских фьордов. Все выпили еще раз. Спустя пять минут обсуждения того, доведет ли фон Кац корабль до базы, офицерам вдруг стало очень хорошо на душе и, что самое странное, бортовая качка, уже несколько часов нещадно терзавшая их при простой ходьбе из конца в конец комнаты, вдруг прекратилась. Теперь все вокруг казалось им удобным и прочно стоявшим на ногах. Наконец обратившись к игре в вист, офицеры корабля вообще забыли о том, что за иллюминатором бушует Северный Ледовитый Океан и где-то в его многокилометровой студеной толще бродят хищные русские и американские подлодки. Основной задачей на ближайшее время было уследить, чтобы никто не жульничал во время игры и не прятал карты в рукаве. Время от времени капитаны отрывались от карт и поднимали тост за тех, кто в море, за Фюрера, за Геринга и его молодую жену, за несчастного басета, который бегает по Европе. Совершенно случайно за жульничеством был застигнут фон Гриххенплан, который раньше был первоклассным шулером в борделях Берлина, Франкфурта и Висбадена, но сегодня, выпив немного лишнего, расслабился и выронил карту из рукава кителя. Застукавший его за обманом фон Бригель предложил немедленно расстрелять шулера на месте без суда и следствия за измену интересам великого рейха, в котором должны и будут жить только честные немцы, а не какие-нибудь там фон Гриххенпланы, которые прячут карты в рукавах. Гриххенплан слегка обиделся, но смиренно ждал, что решит Дениц. Адмирал, между тем, находился в прекрасном расположении духа и предложил заменить расстрел стоянием на палубе в одном кителе в течение трех часов без права на отдых. Если фон Гриххенплана не смоет волной за борт на съедение зубастым касаткам, то он будет прощен и отправится дослуживать оставшиеся до пенсии годы на плоскодонную баржу "КБ-44", что пять раз в неделю ходит вдоль по Эльбе от Гамбурга до Дрездена. Офицеры поддержали мудрое решение адмирала и все вместе отправились на верхнюю палубу смотреть как фон Гриххенплан будет стоять у самого борта в одном кителе. Едва выйдя на открытое всем ветрам пространство, между двумя бортовыми зенитными установками, офицеры застучали зубами от холода и облачились в теплые шинели на меху. Жуткой силы ветер приносил с собой снег, острые и колючие снежинки больно били по лицу. Температура не поддавалась определению, но вылетавший изо рта пар замерзал на лету и осыпался под ноги с ледяным звоном. Гриххенплану определили стоять как раз между зенитками. Он мужественно, как и подобает офицеру, добрался до борта, но, едва взглянув вниз, чуть не потерял сознание. Корабль то поднимало на волне, то бросало в пучину. То и дело борт гигантского линкора оказывался почти вровень с поверхностью воды, так что можно было рассмотреть пенистые гребни серо-стальных волн, от одного взгляда на которые хотелось как минимум выпить литр водки или шнапсу. Словно почуяв добычу, по правому борту показалось несколько бело-черных спинных плавников - за линкором следовала стая крупных касаток. Узрев плавники, фон Гриххенплан вцепился в борт мертвой хваткой, так, что спустя пять минут его ладони намертво примерзли к стальным поручням. Оторвать их теперь было можно только отрезав руки. Шторм крепчал. Волны перекатывались через борт корабля, обрушиваясь на все палубные надстройки, яростно стремясь погнуть или поломать их. К счастью, "Тирпиц" был построен на совесть - на палубе не было ни одной деревянной детали. Офицеры попрятались в рубку, откуда наблюдали за конвульсиями фон Гриххенплана, который, как это ни странно, не выказывал ни малейшего желания прыгнуть или быть смытым за борт. Шло время. Касатки щелкали зубами так, что Гриххенплан столбенел от ужаса и, наверное, у него стыла бы в жилах кровь, если бы она уже не застыла от лютого холода. Так прошло два часа. Офицеры, настроившиеся на быстрое и веселое развлечение, слегка разочаровались и ушли в кают-компанию пить шнапс. У фон Качински неожиданно обнаружилось в заначке несколько кусков трофейного украинского сала, которое пользовалось у нацистов большим успехом, также как и трофейные деревенские куриные яйца. В кают-компании офицеры, выпив шнапсу и закусив его ароматным салом, от нечего делать стали держать пари на то, продержится ли фон Гриххенплан оставшиеся сорок пять минут или все-таки есть надежда на то, что его съедят касатки. Десять против одного, то есть против адмирала Деница, все сошлись на том, что он будет съеден, поскольку никто не в состоянии продержаться в такой холод на палубе целых три часа, а фон Гриххенплан уже на ладан дышит. В случае победы адмирал должен был разрешить офицерам поохотиться пару дней на тюленей в близлежащем от базы фьорде, в случае поражения все офицеры должны будут поехать с Деницем поохотиться на оленей в окрестностях отдаленного Глуммфьорда. На том и порешили. Спустя сорок пять минут, когда вся компания офицеров во главе с адмиралом фон Деницем высыпала на палубу посмотреть на Гриххенплана, то вместо пустого места и облизывающихся после сытного обеда за боротом касаток увидела превратившегося в ледяной столб офицера. Касатки изо всех сил выпрыгивали высоко из воды и пытались укусить Гриххенплана, но ничего не получалось. Дениц приказал отколоть фон Гриххенплана, поскольку назначенное время кончилось, и отнести его на кухню, где он сможет отогреться. Когда слегка размороженного фон Гриххенплана принесли через час в кают-компанию, офицеры встретили его радостными криками "Виват" и от души выпили за его здоровье. В самого виновника торжества влили ведро спирта, и через десять минут он уже был как новенький. Дениц выиграл пари, поэтому напомнил собравшимся о том, что по прибытии на базу они обязаны будут съездить с ним на охоту в Глуммфьорд. А новая жизнь фон Гриххенплана начнется очень скоро, как и было сказано, на плоскодонной барже "КБ-44", что пять раз в неделю ходит вдоль по Эльбе от Гамбурга до Дрездена. Руки и ноги у новорожденного еще не сгибались, а язык не двигался, поэтому офицеры прислонили его пока к стенному шкафу, а сами снова уселись за карты. Но не успел еще Дениц сдать всем необходимое количество, как громаду суперлинкора потряс мощный взрыв. Добравшись до рубки, капитаны выяснили, что "Тирпиц" торпедировала наглая русская подлодка, сумевшая подобраться к нему незамеченной. Пробоина возникла ближе к кормовой части корабля, но была не очень опасной. Течь уже заделали, а корабль почти не потерял ход. Дениц в ярости приказал закидать все море вокруг глубинными бомбами, что и было сделано. Через несколько минут глубоко под поверхностью, в пучине стального океана, один за другим начали грохотать взрывы. В небо вздымались высоченные фонтаны воды, воздух сотрясался от звука разрывов глубинных бомб. Всплыло множество рыбы: селедка, треска, касатки, но вот подлодки среди нее не было. Дениц приказал повторить атаку. На этот раз повсплывали осьминоги и невесть как сюда попавшие пингвины, но проклятой подлодки не наблюдалось. Наконец, после третьей атаки глубинными бомбами, подбитая субмарина всплыла вверх брюхом. Радостные нацисты огласили окрестные воды воплем победы, однако, когда "Тирпиц" смог подойти поближе к дрейфовавшей подлодке, то офицеры увидели на ее борту нечеткую надпись "U-46". Это была та самая подлодка, которую Дениц подстрелил из гарпунной пушки некоторое время назад. Видимо ее капитан предал великую Германию и пошел против своих. "Что -ж, - здраво рассудил адмирал Дениц, - Так ему и надо." Других подлодок обнаружить рядом так и не удалось. Успокоившись насчет противника, офицеры "Тирпица" спустились в кают-компанию и вернулись к картам. Они настолько увлеклись игрой, что не заметили как прошло пять часов и суперлинкор добрался до своего тайного убежища в скалистых и узких фьордах Норвегии. Пришвартовав у замаскированного причала корабль, офицеры сошли на берег и принялись готовиться к великой охоте, которую затевал адмирал. Сам Дениц, запершись в отведенных ему под скалой апартаментах, уже чистил свое любимое историческое ружье образца 1895 года. Дело в том, что ходить на охоту с современными скорострельными ружьями или того хуже - автоматами, адмирал военно-морских сил Германии считал ниже своего достоинства. Все эти новоделы не вызывали у него никакого уважения, поскольку давали почти стопроцентную уверенность, что охотник всегда победит и останется жив. Уменьшала удовольствие также их большая дальнобойность, ведь зверя можно было свалить просто из укрытия. Нет, адмирал считал такую охоту занятием для слюнтяев, не достойных жить в великом третьем рейхе. Вот выйти один на один против медведя, вепря или оленя с ружьем докайзеровской армии, которое не имеет в запасе ни одного патрона и нуждается в перезарядке - вот это развлечение для настоящих офицеров, способное хорошо пощекотать нервы. Промахнулся - умер, не успел перезарядить - тоже самое. Мечтой адмирала вообще являлось кремниевое ружье или мушкет с тлеющим фитилем и пороховым зарядом. Но как ни старался он отыскать в захваченном Париже хотя бы один мушкет времен Людовика Тринадцатого, ничего не нашел. Видимо проклятые французские хранители музеев все попрятали еще задолго до прихода нацистов. На всякий случай Дениц велел их всех расстрелять, мало ли что от них можно было ожидать. Хороший француз - мертвый француз. Впрочем, адмирал относил это и ко всем другим народам. От любимого занятия адмирала отвлек пронзительный звук сирены, установленной снаружи бункера. В ту же секунду зазвонил телефон внутренней связи. Дежурный офицер доложил, что в небе над фьйордом появились пять неопознанных самолетов. На попытки связаться самолеты никак не реагируют. Силуэты не удается идентифицировать из-за сильной низкой облачности. На всякий случай офицер включил сигнал тревоги на всей базе, но огонь пока не открывал. Зенитные батареи приведены в полную готовность. Дениц повесил трубку и направился к самому выходу их убежища. Не исключено, что это могли быть и свои самолеты. У входных бронированных ворот уже находились фон Бригель, фон Кац и фон Качински. При появлении адмирала все вытянулись по стойке смирно. Комендантом базы по совместительству был фон Бригель. - Ну, докладывайте ваши действия! - приказал Дениц коменданту. Фон Бригель предложил подождать пока самолеты сами как-нибудь не проявят себя. Если это свои, то их появление ничем не грозит, хотя никаких радиограмм из центра Бригель не получал. Если это противник, то рано или поздно он начнет атаку, что также не является опасным, поскольку зенитные батареи базы очень мощны. Никто не уйдет безнаказанным. Дениц еще не успел высказать свое мнение, как оно стало не нужным. - Господин генерал, - передал наблюдатель, - В облачности появились разрывы, сквозь которые удалось распознать самолеты. Это русские "Як-3" с красными звездами на крыльях. Они по-прежнему кружат над базой, не предпринимая никаких действий. В этот момент снаружи донесся вой пикирующего самолета. Застучали зенитки. Не отвечая на огонь, русский истребитель спикировал вниз и пронесся над самыми трубами суперлинкора. Под крыльями его дважды мелькнули маленькие вспышки. После чего самолет взмыл вверх и снова исчез в облаках. Ничего не понимая, Дениц продолжал наблюдать за странным поведением русского истребителя. Тот снова спикировал вниз, лавируя между огненных струй, изрыгаемых зенитными стволами, и снова пролетел над "Тирпицем" с кормы на нос корабля. Под крыльями мелькнули короткие вспышки. И тут до адмирала наконец дошло, чем занимается русский истребитель. До сих пор ни одна разведка в мире не знала точного месторасположения логова секретного германского суперлинкора и не имела ни одной четкой фотографии корабля. Теперь, если этот самолет сможет улететь целым и невредимым, все разведслужбы и армии противника получат точные изображения главного оружия Германии, а заодно узнают, где именно Фюрер скрывает свой суперлинкор. Это будет означать, что со дня на день надо ожидать армаду бомбардировщиков союзных сил. - Ураганный огонь! - заорал Дениц, что было сил, - Сообщить на аэродром охранения, поднять по тревоге все "Мессершмидты", какие есть в воздух. Догнать и уничтожить все русские истребители. Иначе расстреляю всех к чертовой матери. Быстро! На базе началась беготня. Застучали каблуки солдат, бежавших к зениткам второй линии обороны. Зазвонили телефоны - офицеры названивали на все близлежащие аэродромы. Сам линкор окутался дымами, начав палить в воздух изо всех своих зенитных орудий и артиллерийских башен, каждым залпом сотрясая скалу до основания. Дениц даже подпрыгивал при звуках выстрелов. Но, несмотря на все усилия зенитчиков, русские самолеты, сделав свое дело, устремились прочь от линкора. А вот то, что произошло затем, явилось для адмирала военно-морских сил Германии полной неожиданностью. Армады бомбардировщиков не пришлось ждать несколько дней, она появилась сразу же после ухода истребителей. Снова завыли сирены над фьордом, с остервенением застучали зенитки. Но на сей раз они имели дело не просто с вооруженными фотоаппаратурой легкими истребителями. В небе завыли пикирующие бомбардировщики и от их звука мурашки побежали по коже адмирала фон Деница - до того этот проклятый звук напомнил ему пронзительный вой пикирующих торпедоносцев из его кошмарных снов. У адмирала враз похолодели пятки, но он остался стоять на месте, словно загипнотизированный страшным воем. Первые мощные авиабомбы рванули там, где находились зенитки первой линии обороны. Зенитки мгновенно смолкли. Их заменили батареи левого берега и самого суперлинкора. Следующим заходом были уничтожены батареи левого берега. Русские, а теперь в этом не оставалось никаких сомнений, били на редкость точно, бесстрашно подставляя себя под удары артиллерии. Низкая облачность снова сомкнулась, перекрыв видимость летчикам бомбардировщиков, окутав суперлинкор нацистов непроницаемым туманом. Третий заход оказался неточным - бомбы упали в глубокую воду фьорда, вздыбив высоченные фонтаны холодной воды вокруг "Тирпица". Сквозь туман и шум зенитных выстрелов моторы самолетов звучали сейчас как-то обиженно, словно у них отобрали обещанную добычу. Дениц некоторое время смотрел из укрытия мутным взором на взрывы авиабомб, а затем вдруг в секунду изменился в лице - у него созрел отчаянный, единственно возможный в этих условиях план. Адмирал подозвал к себе фон Каца и металлическим голосом отдал приказание немедленно подготовить суперлинкор к долгому плаванию. Фон Кац посмотрел на Деница так, словно тот рехнулся, однако, не стал перечить. Не соглашаться с начальством в вермахте означало расстрел самое большее на следующий день. Команда немедленно стала загружать на борт боеприпасы и продовольствие на месяц. Матросы сновали по трапу с корабля на берег и обратно со скоростью звука. Русские бомбардировщики тем временем не унимались и вокруг линкора постоянно рвались бомбы. Ни одна, правда, пока не угодила в сам корабль, и "Тирпиц" стоял целым и невредимым посреди разверзшегося ада. Несколько авиабомб попало в прибрежные строения для матросов и наружные наблюдательные посты, разметав их в клочья. Дюжину матросов из батальона охранения разнесло в клочки. И теперь по всему берегу были разбросаны в беспорядке чьи-то оторванные и окровавленные руки, ноги и головы. Когда погрузка закончилась, фон Кац доложил Деницу и тот быстро поднялся на борт суперлинкора по качающемуся трапу. - Полный вперед! - скомандовал адмирал фон Дениц, едва вступив на палубу гигантского корабля, - мы покидаем этот фьорд, капитан. Здесь больше небезопасно. - Наша цель, адмирал? - спросил фон Кац. - Русский караван. - Но ведь его охраняют англичане и американцы. Нам понадобится подкрепление, мой адмирал. Дениц смерил фон Каца с ног до головы презрительным взглядом. - К черту подкрепление! Пойдем одни. Плевать я хотел на американцев. Они все трусы. А мне нужен русский караван. Все равно это убежище нас больше не спасет. Завтра здесь появится новая союзная армада, а корабли и подлодки запрут выход из фьорда. Полный вперед, капитан. И - заткнитесь, а то расстреляю. Фон Кац отдал приказ к отплытию. Заработали мощные машины, бешено завращались гребные винты. Мимо потянулись заснеженные скалистые вершины, покрытые редкими сосенками. Бронированный мастодонт плавно двинулся к выходу из фьорда. С этой минуты время для русского конвоя начало обратный отсчет. Глава 6 Когда наступает десятая жизнь Голова весила тонн десять, не меньше. Тело - абсолютно невесомое. Во всяком случае ощущение именно такое. Ноги и руки также не имели привычной тяжести, словно пушинки. А может их уже и не было вовсе? Одна голова осталась... Но ведь голова не может думать сама по себе, без тела... А может я уже в аду? Черт побери, прости Господи, как же здесь темно. Да и жарко в придачу. Дымом тянет. Нет, я наверняка в аду... Да, не сбылись мои мечты, видимо нагрешил в жизни все-таки больше, чем сделал хороших дел, вот и оказался в этом проклятом месте. Скоро ждать чертей. Нечеловеческим усилием воли Антон оторвал десятитонную голову от земли, в которую она была плотно впечатана. В нос ударил резко усилившийся запах дыма. Тянуло не древесной гарью, судя по запаху, неподалеку чадило что-то напоминавшее солярку, мазут или керосин. "Странно, - подумал Антон, - Неужели в аду начались перебои с углем и черти перешли на солярку?" Он открыл глаза. Вокруг была почти сплошная тьма, лишь вдалеке, где-то на краю сознания, теплилось несколько рыжих огоньков. Несмелые языки пламени лизали черный воздух, то расплываясь, то собираясь в четкие образы. Антон попытался двинуться, но тьма снова обрушилась на него. Когда он второй раз открыл глаза, их больно резанул дневной свет. "Вот уж не думал, что в аду бывает светло, - промелькнула первая мысль, - А может я все же попал туда, куда хотел(" Он снова, очень медленно, раздвинул заскорузлые веки. Вытерпел возникшую боль и заставил глаза смотреть во что бы то ни стало, и на что угодно. Но, на удивление, вместо рогатых и волосатых устрашающих парнокопытных уродцев с вилами и лопатами в руках, он, когда глаза привыкли к дневному свету, увидел перед собой бездонное голубое небо. А когда сумел, превозмогая боль, сесть и повернуть голову, которая к этому моменту весила уже тонн пять, то увидел небольшую зеленую лужайку, плавно переходившую в поле и уже почти желтый, но местами еще сохранивший остатки зелени в эту позднюю осеннюю пору, лес, возвышающийся с трех сторон. Повсюду вокруг него слабо дымились почти догоревшие останки самолета, некогда бывшего скоростным истребителем. Антон сидел в кольце слабокурящихся дымков и пытался осознать происходящее. Это занятие давалось ему с большим трудом. Бой, атака, мрак. И это было все, что можно было восстановить в отказывавшейся исправно работать в голове. Что с ним произошло и где он находится? Скорее всего, он схлестнулся с теми погаными "Мессерами" в лобовой атаке и они не отвернули. Теперь его самолет догорает на земле, а немцев что-то не видно. Дымят останки только одного самолета. Неужели они уцелели после столкновения? Ничего себе таран. А может он промахнулся? Да этого просто быть не могло. Хотя, какое это теперь имеет значение. Раз на тот свет еще рановато, надо подумать как отсюда выбираться. "Впрочем, какой "тот свет", - подумал Антон, - я же совсем забыл, что стал бессмертным." И тут же почувствовал дикую боль в плече. Чтобы не заорать, он стиснул зубы так сильно, что они заскрежетали. Странно, разве бессмертные духи и бестелесные эфирные оборотни чувствуют боль в плече? Антон так привык подолгу находиться в газообразном состоянии, что ощущение физической боли было ему в новинку. Он попробовал пошевелиться, но дикая боль снова пронзила плечо, словно в открытую рану вогнали ржавый лом. "Черт побери, - простонал Антон, - ведь эфирные оборотни не чувствуют боли, они способны возрождаться из пепла, перемещаться в пространстве с быстротой мысли и без всяких усилий, а я сейчас не могу даже пошевелиться. Что со мной происходит, в конце концов(" От злости Антон снова дернулся и свалился в обморок от третьего приступа жуткой боли. Когда он очнулся, была уже ночь. Точнее рассвет, потому что небо на востоке медленно серело. Над поляной висел низкий туман, от которого Антону было ужасно холодно. Именно от холода он и очнулся. Похоже, болевой шок плавно перетек в тяжелый и долгий сон. Антон чувствовал себя несколько лучше, чем днем, но пока не хотел экспериментировать с плечом и потому лежал недвижимо. Его одежда от тумана и росы пропиталась влагой, отчего измученному телу было еще неудобнее, но голова уже соображала немного лучше. Лежа в этом тумане и леденея от холода, он вдруг чертовски ясно осознал, что в одно мгновение перестал быть бессмертным. Был и перестал. Что-то странное и неожиданное случилось с ним в этом чужом по времени мире. Он вдруг враз перестал быть тем, чем уже привык себя считать - добрым эфирным оборотнем, вольным духом небес, их повелителем, если угодно. Он мог сталкивать самолеты друг с другом, когда хотел, становиться столбом у дороги, мгновенно пересекать океан, одновременно быть в десяти разных местах планеты, вызывать катаклизмы природы, менять ход вещей, останавливать время, не ведая страха умирать без конца и оживать... Умирать... Антон даже сел от жуткой догадки, забыв о плече. Умирать. Ну да. Сколько раз он умирал? Даже и не считал. А если все же посчитать. Семь? Восемь(... Девять. Это, черт побери, даже интересно. "Что же я, - подумал Антон, - кошка какая-то(" Но факт оставался фактом. Умерев в девятый раз в этом мире запасных жизней Антон больше не получил. Видимо, кто-то так решил за него. Видимо кому-то так было надо. Антон посмотрел на уже почти серое небо и вздохнул. Он вдруг ощутил себя удивительно маленьким и беспомощным на этой планете, под этим чужим серым небом, которое старше его минимум лет на сорок. Ужасно захотелось домой, пусть даже не на дембель, а хотя бы в родной зал радиоперехвата, за пост. Попить чаю с Малым и Майком, выкурить сигарету с фильтром. Но вокруг него сейчас расстилался темный бескрайний лес и не было видно ни одной живой души. Ночь выдалась удивительно не по-осеннему теплой. Мирно стрекотали сверчки. Где-то в глухомани гукала глупая сова, сидя на вершине сосны. Возвращались с ночной охоты хищники, волоча добычу в свои потаенные норы. Дневные звери только просыпались. А он лежал в высокой мокрой траве и слушал как растет его борода. Когда совсем развиднелось и наступил новый день, какой именно Антон уже не знал, да сейчас это и не имело особенного значения, он решил, что надо что-то предпринять, раз уж у него оставалась одна, своя собственная, Богом данная жизнь. Не отдавать же ее обратно вот так, просто померев в непонятно каком лесу или быть растерзанным дикими зверями, которым все равно что жрать с утра. В этой последней жизни он уже умел управлять истребителем и стрелять из разного оружия сам по себе, то есть изменять мир, пусть жутким способом, не превращаясь в радиоволну или ураган Торнадо. Что касается способа, то другого выбора ему просто не оставили. Если вдруг случится снова стать радиоволной, там и посмотрим, а пока остается надеяться только на себя. Антон медленно, очень медленно, пошевелился. Плечо слегка заныло, но болевого шока не последовало. Он внимательно осмотрел гимнастерку, на которой запеклось кровавое пятно и сквозь рваную материю виднелась глубокая рана, оставленная наверняка каким-то острым куском железа, полоснувшим по телу. Кровь уже запеклась, но о том, что в рану не попала грязь, Антон мог даже и не надеяться. Никакой аптечки у него не было и в помине, поэтому единственной слабой надеждой оставалось добраться до какого-нибудь ручья и промыть рану. Антон снова пошевелился - плечо заныло, но эту боль можно было вытерпеть. Он напрягся и медленно сел. Все прошло благополучно. Затем, опираясь на здоровую правую руку, слегка приподнялся, а потом и вовсе встал. Он стоял посреди поляны с высокой, доходившей до колен, травой и качался на ветру подобно ей. Но боль по-прежнему не усилилась, видимо, несколько ночей относительного покоя все-таки оказали целебное действие на организм. Антон огляделся: кругом валялись обгоревшие обломки его истребителя. И тут ему в голову, впервые в десятой жизни, пришла здравая мысль - а на чьей территории упал его самолет? Последний воздушный бой разыгрался почти над крышами Киля, даже если в пылу схватки с "Мессерами" его и отнесло не несколько десятков километров в сторону, подбитый самолет никогда не смог бы дотянуть до своей территории. Антон тоскливо осмотрелся. Вокруг мирно шумел немецкий лес. "Черт побери, не хватало еще попасть в плен - промелькнуло в мозгу, - А в таком состоянии это проще пареной репы". Повинуясь инстинкту самосохранения он побрел под спасительную тень леса, уходя с открытого пространства, где его было видно как на ладони. Добравшись до деревьев, он схватился за ствол сосны и перевел дух. Плечо заныло с новой силой. Антон стиснул зубы и побрел дальше в лес. Ветки с острыми иголками то и дело хлестали его по лицу, но надо было уходить как можно быстрее. Пробираясь меж деревьев он подумал о том, что пролежал на поляне не меньше двух суток. За это время, упади он в густонаселенной территории и будь немцы совсем рядом, его обязательно отыскали бы в пять минут и добили. В лучшем случае отправили бы в концлагерь. Хотя считать это лучшим исходом Антон не мог и в глубине души. Там, в своем времени, он видел немало фильмов о том, что творили фашисты с евреями и остальными неарийцами в своих застенках. А становиться куском мыла в молодые годы ему совсем не хотелось. Сейчас, почувствовав опасность, память начала понемногу оживать, поднимая со дна сознания какие-то яркие картинки. Перед Антоном промелькнули два несущихся на встречу размалеванных "Мессершмидта", летчики которых, как ему показалось, обладали спокойствием мертвецов и абсолютно не боялись лобового столкновения. Затем под крыльями заблестела вода. Она была совсем близко. Это могло быть что угодно, ведь Киль был портом. Не исключено, что падая, его истребитель пронесся над акваторией порта и упал в лесу. Но тогда его абсолютно точно нашли бы в момент и пристрелили как собаку, а он хоть и был ранен, до сих пор оставался жив. Все это никак не могло сложиться в голове у Антона в единую картину окружающего мира. Он сам себе напоминал сейчас человека, у которого на голове надет черный мешок с дыркой для одного глаза и, как ни вертись, все сразу увидеть не представляется возможным. Одно было ясно - он очень далеко от своих. И судьба его находится сейчас, как это не печально, только в его руках. Нет у него никаких потусторонних защитников, нет и сверхъестественных возможностей, которые позволяют чувствовать себя королем мира и не ведать страха. Да, к таким мыслям было очень трудно привыкнуть. Антон чувствовал себя сейчас тем самым голым королем, оставшимся без бронированной одежды и своей армии, загнанным в долину смерти враждебными полководцами, жаждавшими только одного - его крови. Меж деревьями мелькнула золотая полоска. Антон остановился. Если это река, то там можно будет промыть рану. Но если это река - там могут быть и люди. А людей Антон хотел сейчас видеть меньше всего. Он поколебался несколько минут, но все же осторожно двинулся вперед, стискивая зубы от резких болевых уколов в плече, пронизывавших его словно длинными тонкими спицами, и отводя ветки здоровой рукой. Надо было как-то определяться в пространстве, а иначе как с опасностью для последней жизни, это было сейчас не сделать. Золотая мерцающая полоска становилась все ближе и сияла все ярче, играя солнечными бликами. Это было вода, теперь у Антона не оставалось никаких сомнений. Но когда он наконец подобрался к самому краю леса и подполз поближе, у него перехватило дух. Перед ним раскинулась широкая водная гладь, переливавшаяся всеми цветами радуги. Антон даже зажмурился от ударившего в глаза яркого света, словно неожиданно выскочивший из чащи дикий зверь, привыкший к постоянному полумраку. Когда глаза, наконец, привыкли к свету, Антон обнаружил, что это не река. Сколько ни вглядывался он в обширную водную поверхность, другого берега было не видно. Все большие реки, по его прикидкам, остались где-то в стороне. В лучшем случае истребитель могли сбить неподалеку от Эльбы, но даже широкая в среднем течении Эльба имеет второй берег. А здесь наблюдалось его полное отсутствие. "Черт побери, - выругался вслух Антон, позабыв об осторожности, - Это куда же меня занесло. Может еще лет на сорок назад? Или вперед? В конце концов пора внести ясность". Он приподнялся, скорчив гримасу от боли, и побрел шатаясь к самому берегу. Но приблизившись к открытому месту, снова остановился, спрятавшись за большой сосной. В двадцати метрах желтела полоска песочного пляжа. Слева Антон заметил длинный мыс, далеко выдававшийся в море. На мысу не было заметно никаких признаков жизни. Никаких строений или пристаней. Полнейшая дикость природы. Справа его постепенно обретавшие былую зоркость глаза сразу наткнулись на произведение человеческих рук. Метрах в пятистах по берегу, почти у самой воды, стоял крепкий деревянный дом явно не славянского происхождения с аккуратной крышей и белыми ставнями. Приткнувшись у камней мирно дремали две большие, по всей видимости рыбачьи лодки. Еще в двадцати метрах за домом стоял сарай, у которого были натянуты сети на просушку. Во дворе не было видно ни одной живой души. Даже собак, которым сам Бог велел присутствовать в такой картине пейзанской жизни, не наблюдалось абсолютно нигде. Это было на руку. От собак, которые завидев чужака, наверняка редко появлявшегося в этой пустынной местности, моментально подняли бы лай, в состоянии пилота-подранка ему было не уйти. А окажись собаки посерьезнее - запросто могли и растерзать. Постояв минут десять за деревом и убедившись, что людей в округе не было, Антон решился зайти в избушку. Хорониться в лесу неизвестно от кого он не хотел. Лучше уж сразу узнать где и что. Можно конечно получить пулю в лоб или лопатой по голове, но война она и в Африке война. Другого пути нет. Да и рана давала о себе знать. Первая волна болевых шоков прошла, тело начинало бороться за жизнь и Антона уже иногда явственно знобило. Хуже все равно не будет. Но прежде чем отдаваться на волю случая, Антон решил промыть рану сам. Он медленно вышел на пустынный берег и, приблизившись к воде, встал на четвереньки. В лицо пахнуло приятным холодком. Глубина здесь была небольшая и сквозь воду виднелось песчаное, с редкими вкраплениями мелких камней, дно. Антон зачерпнул воду ладонью и плеснул ее на запекшуюся рану, для того чтобы смочить присохшую к телу гимнастерку. Заскорузлая грубая ткань намокала медленно. Антон подождал некоторое время, пока она пропитается насквозь, и сильно рванул, пытаясь оторвать окровавленную ткань от раны. Дикая боль обрушилась на него так неожиданно, что в глазах снова потух свет. Когда Антон пришел в себя, то с удивлением осознал, что лежит посреди широкой деревенской избы на мягкой подстилке и укрытый одеялом. В комнате, как Антон, привыкший в прошлой жизни к городским квартирам, для себя называл эту не то горницу, не то светлицу, никого больше не было. Стояла тишина. За окном мерно шумел прибой, убаюкивая сознание и вдыхая покой. Антон, приподняв голову с подушки, осмотрелся. Он лежал на широкой кровати, видимо хозяйской, поскольку в комнате больше никаких лежанок не было. Справа, у самого довольно широкого окна, стоял длинный дубовый стол, на котором виднелся кувшин и несколько кусков хлеба на плошке. Там же лежало нечто, отдаленно напоминавшее брынзу ли деревенский сыр собственного приготовления. Слева у дверного косяка стояло две крепкосбитые табуретки, которые могли выдержать довольно грузных людей. По всему было видно, что хозяин, кто бы он ни был, - мужик запасливый и делает все с расчетом на вырост. "Скорее всего, я в той самой избе, - резонно предположил Антон, вспомнив кто он и что он, - Только где же сам здешний хозяин? Неужели я так похож на покойника, что меня спокойно бросили в избе без присмотра. Готов поспорить, что сюда не каждый день захаживают сбитые русские летчики. Впрочем, оружия у меня нет, а дед наверняка не знает как выглядят русские. Может еще сойду за простого бродягу". В этот момент тяжелая дверь скрипнула и отворилась, впуская в дверь хозяина. Антон невольно вздрогнул, ожидая появления немцев. Но человек оказался всего один и без оружия. Правда, судя по мозолистым ручищам, силы у деда еще оставалось достаточно. При желании мог приласкать по голове одним из табуретов. Мало не покажется. Но пока никаких агрессивных движений старик не делал. Он мирно вошел в горницу и остановился у порога, выдохнув в усы, когда увидел, что нежданный гость пришел в себя. Дед был явно не русского происхождения. Он был одет в дубленую кожаную безрукавку, из-под которой виднелся длинный серый свитер, какой одевают моряки, отправляясь в плавание на холодном ветру. Ноги были обуты в хорошо сшитые сапоги, а не лапти. На голове находилась шерстяная черная шляпа с короткими загнутыми вниз полями. В общем, на русского деда, даже обитателя крайнего севера, он никак не походил. Скорее какой-то скандинав. Не то швед, не то датчанин, а может и обитатель норвежских берегов. Эту догадку дед почти сразу подтвердил, пробормотав в слух что-то непонятное, по интонации похожее на "Очнулся, сокол, наконец-то. Мы-то уж думали, что помер". Язык, как успел уловить Антон, был не визгливый немецкий, а скорее напоминал по звучанию речь человека, который подавился огурцом и, булькая и пуская пузыри, пытается что-то сказать. Это немного успокоило, но только немного. Почти вся Скандинавия была сейчас под немцами, и кто его знает, не служит ли гостеприимный дед осведомителем в местной полиции, отрабатывая право на жизнь и ловлю рыбы. В ответ на непонятные слова деда, Антон вымученно улыбнулся, но промолчал. Дверь за спиной хозяина избы снова скрипнула, и в горницу вошла женщина преклонных лет, видимо его жена, с кувшином в руках. Антон даже улыбнулся идиллической картинке, подумав: "Сейчас мне, видимо, дадут испить воды. Прямо как в сказке, черт побери". Старуха в самом деле, вопросительно взглянув на деда и получив в ответ молчаливый кивок, приблизилась к Антону, протягивая кувшин. Потом, решив что он еще слаб, сама налила воды в стакан и поднесла Антону. Он взял стакан правой рукой, заметив при этом, что его раненое плечо перевязано довольно искусно, и выпил до дна. Вода была свежая и приятная, чуть солоноватая на вкус, словно из минерального источника. Затем, пошептавшись между собой, хозяева молча вышли, оставив Антона в одиночестве. Так он пролежал на кровати до самого вечера. За окном мерно шумел прибой. В обширной горнице стояла тишина. Хозяева не беспокоили. Плечо, смазанное видимо каким-то целебным раствором, почти не болело и общее сознание грозившей опасности постепенно притупилось. Для русского летчика в немецком тылу, положение Антона было пока весьма неплохое. Спустя еще некоторое время Антон задремал, а потом и крепко заснул - усталость и нервное напряжение дали о себе знать. Утром он проснулся и почувствовал себя вдвое здоровее. Плечо почти не болело, лишь слегка ныло. Откинув какое-то теплое одеяние, служившее ему покрывалом, Антон встал и, отворив дверь, вышел на свет. Легкий ветерок пахнул ему в лицо свежестью моря, которое лизало берег в двадцати метрах. Антон огляделся в поисках тактичных хозяев дома. Обе лодки стояли на месте, значит в море дед не уходил. Сети все также были расставлены и слегка колыхались на ветру. Антон доковылял до сарая, но и там никого не оказалось. Неожиданно его чуткое ухо радиоразведчика различило в шуме прибоя какой-то посторонний звук. Это звук явно не принадлежал природе и был не естественного происхождения. Где-то неподалеку шумел мощный мотор, который мог принадлежать либо катеру, либо большой машине, а это было не к добру. У Антона засосало под ложечкой. Звук приближался, и теперь было явственно слышно, что идет он со стороны берега. Антон осторожно выглянул из-за сарая и увидел приземистую бронемашину с большим черно-белым крестом на борту, выползавшую из леса на песок. В пятнистом кузове, прикрытом со всех сторон броней, виднелось человек пятнадцать в нацистских касках и с автоматами. Никого не боясь, немцы попрыгали вниз и взяв "Шмайсеры" наперевес, мгновенно окружили домик. Кольцо окружения стало сжиматься. Антон, спрятавшись за поленницей дров в угол сарая, лихорадочно искал выход из ситуации. Осмотревшись по сторонам, он обнаружил аккуратно прислоненный к стене металлический багор с крюком на конце и мысленно поблагодарил деда за нерусскую аккуратность - что ни говори, а хозяйство дед содержал в исправности. Что, однако, не помешало Антону пожелать этой скотине-деду, сдавшему его, несмотря на свою елейную улыбочку и притворную заботу, немцам, гореть как смола в аду. А если удастся уйти живым, Антон не отказался бы всадить багор деду в задницу и повернуть пару раз, чтоб жизнь медом не казалась. Немцы, тем временем, уже подошли к дому со всех сторон. Дед видимо сообщил им, что раненый лежит не вставая и очень слаб, поэтому сарай особого внимания к себе не привлек. Двое фашистов, толкнув дверь, ворвались в горницу. Остальные взяли под прицел все двери и окна. Один фриц видимо от скуки все же решил проверить сарай на предмет чем-нибудь поживиться. В свободное время мародерство было любимым занятием доблестных солдат Вермахта. Фриц прошел мимо поленницы в самый угол сарая и остановился напротив сложенных в штабель коробок спиной к Антону. Он пнул ногой одну из коробок, которая глухо звякнула. Немец, решив, что обнаружил склад бутылок с самогоном, нагнулся и стал разгребать насыпанную сверху стружку руками, закинув автомат за спину. Такой случай Антон упустить просто не мог. Он медленно, затаив дыхание, вышел из-за поленницы с багром в руке. В этот момент в доме раздалась автоматная очередь. Фриц на секунду отвлекся от своего занятия и повернул голову к выходу из сарая. Антон сделал еще шаг и наступил на щепку, которая громко треснула, надломившись. Немец мгновенно обернулся и в страхе отпрянул к стене, пытаясь нащупать автомат, но было поздно. Антон всадил багор ему прямо в грудь с такой силой, что почувствовал, как металлическое острие уткнулось в дерево стены. Немец громко вскрикнул и обмяк. Не теряя времени Антон сорвал с него "Шмайсер" здоровой рукой и, накинув ремень себе на шею, передернул затвор. Быстро, но осторожно, снял притороченную к поясу фрица легкую гранату. Двое дежуривших у входа в дом немцев, привлеченные криком, медленно двинулись к сараю, поигрывая автоматами. За их спиной из дома показались еще двое, оживленно болтавшие и размахивавшие руками, показывая в разные стороны. Они явно были озадачены отсутствием раненого, который, как предполагалось, лежит без движения. У Антона не было никакого плана спасения, он просто боролся за свою жизнь, успев даже мельком сообразить, что только что убитый немец был первым убитым собственноручно, а не из пулемета истребителя. Но размышлять было некогда. Он вышел на открытое пространство, держа руку на спусковом крючке автомата. Двигавшиеся ему навстречу немцы от удивления на секунду замерли на месте, словно увидели Лохнесское чудовище, и этого оказалось достаточно. Антон открыл огонь на поражение первым. Немцы затряслись, словно в нелепом танце, и рухнули на землю почти одновременно. Антон слабо улыбнулся, подумав: "Если сдохну, так хоть уже не впустую". И, повернувшись направо, выпустил очередь по группе из пяти солдат, флегматично покуривавших напротив входа в дом. Еще двое рухнули как подкошенные, остальные бросились на землю с остервенением передергивая затворы автоматов. Антон лупил длинными очередями, не давая им подняться. В ответ немцы открыли беспорядочную стрельбу. Но Антон не обольщался. С первого взгляда было видно, что это слегка расслабившиеся на скандинавских хлебах, но все же опытные и обстрелянные солдаты. Еще минута и они придут в себя от такой наглости и тогда ему конец. В этот момент из-за дома выскочило еще двое солдат, поливая огнем направо и налево. Антон отступи