---------------------------------------------------------------
 © Copyright Виктория Угрюмова
 From: puziy@faust.kiev.ua
 Date: 3 Feb 1999
---------------------------------------------------------------



          x x x

     Меня тошнит над унитазом,  и я поневоле гляжусь в  его  блестящее
нутро. Отмытый, черт.
     Душу выворачивает наизнанку, но это-то и хорошо; хочется вместе с
тошнотой выплюнуть  и  себя самое.  Может,  тогда жизнь наконец станет
человеческой. Выплюнуть и забыть.
     У сердца примостился какой-то маньяк-садист и пилит, пилит, пилит
его тупым  ножом.  В  грудной  клетке  кто-то  уже  выгрыз  порядочное
отверстие, и   через  него  тянет  сквозняк  -  холодный  и  неуютный.
Интересно, видал кто-нибудь уютный сквозняк?  Между прочим,  это самый
настоящий Новый год, без балды. Тридцать первое декабря на календаре.
     Никогда не могу напиться,  если захочу.  Все помню и все понимаю,
как компьютер,   с   той   только   разницей,  что  из  компьютера  не
вываливаются внутренности на третьем стакане водки.
     Слова смешиваются в голове в неудобоваримую кашу, лепятся в ком и
выскальзывают из памяти на крейсерской скорости,  стремясь вернуться к
тому единственному Слову,  с которого начиналось все. Или, которым все
заканчивалось.
     Все когда-нибудь заканчивается, не замечали?
     Водка оказалась теплой и жирной. Независимо от стоимости, пить ее
невозможно; а  икра  явственно  пахла керосином.  Эта гремучая смесь и
повергла меня в полное ошумление. Странно, как я это раньше пила?
     Противно, что   невозможность  жить  и  дышать  происходит  из-за
отсутствия одного только человека.  Целый мир вокруг - живи и радуйся;
забудь о плохом и помни о хорошем.  Но память избирательно подсовывает
моменты, свидетельствующие в пользу ушедшего.
     А зато...  А зато...  Что же - зато? Да! Зато вещи лежат на своих
местах и никто не разбрасывает их по всей квартире. Никто.
     Правду говоря, в его пользу уже ничто свидетельствовать не может.
Бросил, бросил, бросил меня, подлец! Какой подлец! Господи! Неужели ты
не видишь,  что теперь не жить и не дышать?!  Уму непостижимо: взять и
оставить меня  в  одиночестве  на  совершенно  пустой  и  обезлюдевшей
планете. Это на него так похоже. Боже, какой подлец...
     Надо будет завтра сходить к нему - прибрать могилу.
     Новый год все-таки.





     Должен сразу и со  всей  откровенностью  предупредить  тебя,  что
любить я не умею. Не обучен, не готов, вообще не знаю, как это.
     Я и в детском саду ни разу не влюблялся;  и в первых классах тоже
- даже в самых хорошеньких учительниц.  И мимо одноклассниц совершенно
спокойно проходил.  Равнодушно. На выпускном балу - как сейчас помню -
все разбрелись  по темным уголкам и целовались взахлеб;  а я остался в
одиночестве. Но самое главное, что меня это вовсе не угнетало.
     Нет, женщины меня интересовали - я же нормальный. Но интересовали
как казус, как некий не изученный до конца феномен. И поэтому я уходил
с такой же легкостью,  с какой появлялся в чьей-нибудь жизни. И потом,
я никогда не был готов к тому,  чтобы это затянулось надолго.  Не  дай
Бог - на всю жизнь.
     И еще.  Есть такое понятие:  брать  на  себя  ответственность.  Я
глубоко убежден,  что  брать ответственность на себя нужно осознанно и
добровольно, а не под давлением обстоятельств,  которые как-то вдруг и
внезапно становятся   безвыходными.  Ненавижу  безысходность.  Чувство
долга - это  великое  чувство,  я  не  спорю;  но  не  имеет  никакого
отношения к любви.
     Я человек разума,  а не чувств.  И не могу под  влиянием  момента
круто  менять  свою  судьбу.  Я  никогда  и  ни  в  ком  не  испытывал
потребности,  пойми.  Женщин воспринимал как легкий и непрочный  сплав
естественной нежности и бездумной готовности принадлежать мужчине.
     Меня никто не учил любить; я и сам этому не учился до сих пор.
     Почему? Недавно   задал   себе  этот  вопрос,  и  вдруг  подумал:
наверное, потому, что всю жизнь ждал именно тебя.





     Вокруг темно, тихо. Только немного шумит в ушах.
     Очень удобно.
     Ничего не вижу и не осязаю,  но мне не страшно.  Это  бывало  уже
много   раз;   и  начиналось  всегда  одинаково.  Вот  продолжалось  и
заканчивалось...  Иногда  события   развивались   неожиданно;   иногда
логично;  случались  и трагедии,  и триумфы,  но привыкнуть я так и не
смог.  Единственное,  что утешает,  что и никто другой - тоже.  Всякий
раз, как в первый и, что самое странное, как в последний.
     Я нахожусь в воде. Покрыт ею полностью, и ею же дышу. Воспринимаю
это  как  единственную  реальность,  хотя  прекрасно  знаю,  что  там,
снаружи,  все обстоит иначе.  Мое имя, пол и возраст не имеют никакого
значения:  за пределами этого убежища я буду их моментально лишен. Что
ждет меня впереди? Кем я стану на сей раз? Какая судьба мне уготована?
Насколько  мне  известно,  всех  эти  вопросы  волнуют  до  последнего
мгновения - как будто после мы об этом вспомним.
     Немного страшно. Всякий раз немного страшно, хотя и не верится до
конца,  что еще немного,  и полностью забудешь самое себя.  Разве  так
бывает?  Прежде  я  надеялся,  что мне удастся сохранить в памяти хоть
что-то  -  осколки,  обрывки,  пусть  бессвязные  и  бесполезные,   но
свидетельствующие   о   том,   что  я  есть.  Что  я  бессмертен,  что
продолжаюсь. Но именно это и запрещено: настрого; категорически.
     Ну и шут с ним, с этим упрямым мной, которому суждено умереть при
рождении. Главное - в другом. Я поэт! Я поэт, я умею складывать слова;
я владею ими,  я им  хозяин.  Это  я  хочу  пронести  через  смерть  и
рождение, через  боль  и беспамятство и через грядущую немоту.  Я умею
складывать слова   таким   образом,   что   они   приобретают   новый,
дополнительный смысл.  Это не просто важно; возможно, это единственная
значительная для меня вещь во всей Вселенной.
     Ну же,  малыш!  Запоминай!  Я поэт, я поэт, я знаю о человеческой
душе так много, что просто грешно заставлять меня забыть об этом.
     У меня  маленькое  тельце,  крохотные,  слабенькие ручки и ножки;
непропорционально большая голова,  почти  лишенная  волос.  Сморщенное
страдальческое личико.  Я даже не знаю, уродлив я или красив - точнее,
каким я стану - красивым или уродливым.
     Скоро наступит миг,  когда мне суждено будет появиться на свет из
материнской утробы.  Этот  свет  ослепит  и  оглушит  меня,  сомнет  и
раздавит. И в это мгновение мне суждено забыть все;  эти минуты, тоже.
Впереди целая жизнь, и не только от меня зависит, какой она будет. Мне
всегда казалось,  что  это  не  совсем честно,  но кто я такой,  чтобы
рассуждать об устройстве мира? И потом, не это сейчас главное...
     Ну же,  малыш,  запоминай!  Ты  поэт,  ты  умеешь  обращаться  со
словами!





     В общем-то роман получился ничего себе. Стоящий.
     Кто ж виноват,  что издателю нужен не роман, а рассказ объемом не
более двадцати машинописных? Эх, где наша не пропадала! Посмотрим, что
тут можно сделать...
     Первая любовь.  Тэ-эк,  тэ-эк;  что же делать с первой любовью? А
что с  ней делать:  с одной стороны,  все было какое-то целомудренное,
настоящее, чистое.  И  отличалось   от   остального,   как   подлинник
"Сикстинской мадонны" от репродукции в "Огоньке". Много было обещаний,
много надежд,  много светлых  планов  на  будущее  -  гори  оно  синим
пламенем! А  здорово  я здесь закрутил,  молодец...  Но женился-то все
равно не на ней - так что первую любовь вычеркиваем.
     Что у нас дальше? Становление личности. Высокие идеалы, пламенные
убеждения. Между прочим,  мечтал написать второго  "Идиота",  идиот...
Ну, и чем все закончилось?  Работой второразрядным писакой;  это бы не
беда - какое-никакое становление.  Беда в том,  что  личность  напрочь
отсутствует. Укатали,  как  говорится,  сивку  не  очень крутые горки.
Долой к черту становление личности - а то самому тошно. К черту...
     Женитьба героя. Главное, не забыть упомянуть, как белая шляпка на
ее очаровательной  белокурой  головке  с   течением   времени   плавно
преобразуется в   постоянные  бигуди  на  пегих  космах  -  наполовину
крашеных, наполовину     отросших      естественными,     то      есть
серо-буро-малиновыми. У-у,    чувырла.   Милая   улыбка   сама   собой
превратилась в оскал,  в котором не хватает  зубов  этак  семи-восьми,
причем на  самом  видном месте.  Крохотные ножки...  Ну,  это я хватил
лишку. Ножки у нее отродясь крохотными  не  были,  а  теперь  и  вовсе
копыта. О характере молчим;  не к ночи будь помянуто.  Короче, оставим
вот это и это.  И пару пикантных  подробностей  присовокупим.  Публика
любит пикантные подробности.
     Дети и тихие семейные радости. Ой, не смешите меня! Ладно, ладно,
оставим пару  страниц.  Было  же  что-то  хорошее,  иначе вообще впору
повеситься.
     Работа. Ну,  здесь придется  переделать. Убедительно описать, как
человек, стремившийся  к  вершинам,  понял,  что   серенькая,   тихая,
скромная жизнь  вполне  его  удовлетворяет;  что он обрел наконец свою
тихую гавань  и...  Интересно,  как  у  меня  это  получится  написать
Ъ_убедительноЪ.? Хотя, деньги понадобятся -   сразу нужные слова найдутся,
со мной всегда так.  Принципами сыт не будешь; особенно, если принципы
давно сдохли - не то от голода, не то от тоски. Шучу-шучу.
     Смерть. Убрал бы,  убрал  бы  с  удовольствием,  только  от  нее,
голубушки,  никуда  не  денешься.  Придется оставить,  и даже со всеми
подробностями.  Какая разница:  положим,  я сокращу текст; а все равно
все  именно  так и будет - некрасиво,  нелепо.  Смерть бывает красивой
только в кино,  а я занимаюсь литературой, что есть словесная живопись
- писание живого...
     Ну, что.  Набралось  текста  как  раз  на  двадцать страниц.  Тут
подправим; тут перепишем, и готово.
     А хорошая жизнь могла быть, честное слово!
     Жаль, что мне понадобился сокращенный вариант.


Популярность: 5, Last-modified: Tue, 18 May 1999 16:30:16 GMT