лся ко мне пробиться Астр, оперся локтями о силовые стенки, лукаво посмеивался истощенным постаревшим лицом, подмаргивал. Сперва я не разобрал его шепота, мне показалось по движению губ, что повторяется все тот же унылый совет сойти с ума, но вскоре я разглядел, что рисунок слов иной, и стал прислушиваться. Фразу: "Не надо" - я расслышал отчетливо. - Ты даешь мне новый совет? - переспросил я, удивленный. - Я правильно тебя понял, Андре? Он забормотал еще торопливей и невнятней, лицо его задергалось, покривилось, засмеялось, испуганно задрожало - все эти выражения так быстро сменяли одно другое, что я опять не понял ни слов, ни мимики. - Уйди или говори ясно, я очень устал, Андре, - сказал я, измученный. На этот раз я расслышал повторенную дважды фразу: - Ты сходишь с ума! Ты сходишь сума! - Радуйся, я схожу с ума! - сказал я горько. - Все как ты советовал, Андре. Я искал другого пути, кроме безумия, и не нашел его. Что ж ты не радуешься? - Не надо! Не надо! Только теперь, когда он повторил эту фразу, я понял, к чему она относилась. У меня снова закружилась голова. Я привалился туловищем к стенке, простоял так несколько минут, опоминаясь. Когда я очнулся, Андре не было. В полумраке сонного зала я увидел торопливо удаляющуюся согбенную фигурку. Сил добраться до середины клетки на тряпичных ногах не хватило, я опустился на пол, где стоял, и вскоре забылся, а еще через какое-то время повторилось видение и раньше посещавшее меня - штурмующие Персей корабли Аллана. На этот раз я не увидел зала с подвешенным посередине полупрозрачным шаром, кругом была просто звездная сфера, окраинный район скопления Хи, - я несся меж звезд, превращенный сам в подобие космического тела. Вместе с тем и в бреду я сознавал, что я не космическое тело, а человек, и не лечу в космосе, а покоюсь где-то на наблюдательном пункте, а вокруг меня не реальные светила, а их изображения на экране, и бешеный мой полет от одной звезды к другой - не реальное движение, а лишь поворот телескопического анализатора: я не мчался, рассекая проходы меж светилами, а прибором отыскивал эскадры Аллана. И когда передо мной засверкали огни галактических крейсеров, я жадно, повторяя едва шевелящимися губами вслух цифры, считал их. Две светящиеся кучки, две растянутые струи огней по сто искр (каждая искра была хорошо мне знакомой сверхсветовой крепостью) неслись клином на Персей - острие клина нацеливалось на Оранжевую, тусклую, постепенно гаснувшую; я уже хорошо знал, что означает ее зловещее исчезновение. "Пробьются или не пробьются?" - думал я, трясясь слабой дрожью, у меня не хватало сил и на дрожь, лишь мысли пока не теряли ясности. "Пробьются или нет?" - думал я, выглядывая темные тела в густо пылающей массе огней: тел было не меньше десятка, они неслись, покорные могучим аннигиляторам кораблей, каждое из тел в миллионы раз превосходило любой звездолет по объему и массе, а одно, самое массивное, составляло острие клина - вытянутая грозная шея желтовато-белых огней кончалась черным клювом. И скоро, сам весь затянутый черным туманом бреда, я уже не видел ни эскадр, ни планет, гигантская светящаяся птица с темными пятнами на белом теле хищно неслась в моем мозгу, вздымала клюв - сейчас, сейчас она яростно ударит им в самое темя скопления! - Клюнет, сейчас клюнет! - шептал я лихорадочно, меня все мучительней била дрожь, я плотнее прикрывал глаза, чтоб отчетливее узреть надвигающееся. А затем я увидел забушевавшее горнило, и массы галактических кораблей, ринувшихся в фокус взрыва. В моем мозгу путались звезды и корабли, звезды ошалело неслись в стороны, расшвырянные взрывом пространства, а корабли пожирали новосотворенное пространство пастями аннигиляторов и рвались вперед, на исчезнувшую Оранжевую, вперед, только вперед - к нам на помощь... Потом я стал уноситься вверх. Я лежал на боку, скрючившись, меня по-прежнему била слабая дрожь, жизнь еле теплилась во мне, а в чадном бреде тело мое, могучее, как галактический корабль, пробив стены, вольно вынеслось в вольный простор. Я не знал, куда меня уносит, ликующее ощущение заполнило меня всего - свобода!.. Я упал на пол в знакомом зале, на троне восседал властитель, обширное помещение заполняли странные лики и фигуры - образины, а не образы, я много раз уже наблюдал их в своем бреду... Я попал на совещание у Великого разрушителя. 13 Меня не увидели, и я знал, что увидеть меня нельзя, но проворно отполз в угол, откуда открывался хороший обзор собрания. Властитель чего-то в молчании ожидал, и все вокруг него были молчаливы. "Плохи у них дела, если они так подавлены", - злорадно подумал я. Сановники внезапно зашевелились. Один, темная уродливая тумба, пышно разбросил корону, он походил теперь не то на орех, не то на платан, и все рос, ветви ползли вверх и на середину зала, листья наливались фиолетовым сиянием. Разрастается речью, подумал я огорченно; по опыту прежних сновидений я знал, что не пойму их языка: они могли речами разражаться, разряжаться, взрываться, растекаться, разрастаться, высвечиваться, вызваниваться - смысл оставался хне неведом. Но едва он раскинулся словом, как я с удивлением сообразил, что отлично разбираюсь в его передаче: он информировал собрание, что лишь неполадками на Третьей планете и можно объяснить опасное вклинивание человеческого флота во внешние обводы неевклидовой улитки скопления Хи. - Вторая и Четвертая планеты приняли на себя гравитационное напряжение Третьей, - шелестел платаноподобный сановник. - Первая, Пятая и Шестая тоже поддержат усилия Второй и Четвертой. Флоту врага не проникнуть в нашу звездную ограду, Великий... Владыка раздраженно сверкал прожекторами глаз. Пышная крона оратора стала морщиться и опадать, он превращался из дерева в прежнюю тумбу. Голос Великого разрушителя гулко гремел, он да Орлан одни здесь разговаривали голосом. - Удалось ли отбросить врага на исходные позиции? Ему ответил льстивой извилистой речью один из тех, что превращались в ручьи, и я опять хорошо разобрался в его журчащей и пенящейся информации: - Сделано много, очень много, о Великий, флотилии врага не проникли внутрь, им не удалось проникнуть, нет, не удалось, их выпирает назад крепчающая неевклидовость, их выпирает... - Они выброшены за пределы скопления? - Нет, пока нет, не выброшены, нет, - завертелся говорливый ручей, - но их оттесняют, их оттесняют, их оттесняют... Великий разрушитель махнул рукой, и ручей мгновенно иссяк. - Они аннигилировали одну планету, а тащат с собой больше десяти. Что произойдет, если они повторят аннигиляции? Теперь разлетелся одни из "взрывников". Его пылающие осколки еще летели над вельможами и властителем, а я уже знал, какие сведения передавал фейерверк. - Каждая аннигиляция - прорыв около одной десятой неевклидовых препятствий. Если враги захваченное космическое вещество полностью превратят в пустоту, им удастся проникнуть в скопление. - Что останется нам тогда? В ответ зазмеился новый сановник. Он так переламывался, извивался и скручивался, что было страшно глядеть. Переданная его пляской информация была малоутешительна для разрушителей: - Последний шанс тогда, последний шанс - открытое сражение, флот против флота, флот против флота, собрать все корабли, все корабли со всего скопления, со всего скопления, и ударить, и окружить, и задушить, и ударить, ударить, задушить, распасться, распасться!.. - Сам распадайся! - свирепо рявкнул властитель. Оратор не распался, а опал и быстренько уполз на старое место. Великий разрушитель, помолчав, продолжал свой громогласный допрос: - А если не сумеем нанести врагам поражения в бою, каковы прогнозы на этот случай? Очередной оратор, вспыхнув столбом пламени, так бешено завертелся у трона, что я чуть не ослеп от буйного огневорота информации. Лишь с трудом я уяснил себе, что этот стратег предлагает бежать на защищенные планеты и "закольцеваться" на них. Чем-то он был похож на змеежителей с Веги, но не прекрасен, как те, а чудовищно безобразен. - Иначе говоря, покинуть межзвездные просторы Персея, которыми мы владеем безраздельно столько поколений, - сумрачно выговорил властитель. - Перейти на положение гонимых галактов, заблокированных в своих звездных логовах? Обороняться без шансов на последующую победу? И все согласны с таким ужасным проектом? Неужели никто не предложит другого решения? Оказалось, что все, наоборот, не согласны с огненным пораженцем. Ораторы разрастались, рассыпались, растекались протестами, взрывались и змеились несогласиями, пылали опровержениями, разряжались молниями критики. Для всех было ясно, что бегство на укрепленные планеты есть лишь начало неизбежного конца. На меня особое впечатление произвело туманное слово одного из военачальников, туманное не потому, что мысль, заключенная в нем, была неясна, нет, высказывался он четко, но избрал для передачи своих предложений никем из соседей еще не примененный способ: заклубился синеватым облачком и стал оседать на присутствующих. - Наши противники и не будут атаковать защищенные планеты, - зловеще моросила у меня в мозгу пронизывающе холодная информация туманного стратега. - Они не станут подвергать гибели свои корабли, не надейтесь на это. Враги соединятся с разблокированными планетами галактов, выпросят ужасные биологические орудия и с дальней дистанции расстреляют нас. Не забывайте, что переавтоматизация наших организмов на более надежную механическую основу не завершена! Властитель задумался. - Верно, все верно! - прогремел он потом. - Прогрессивный процесс примитивизации только начат. Мы увлеклись второстепенными задачами и мало усилий тратили на эту, основную, вселенски-космическую проблему истребления изначальных сложностей. Философски мы давно уже определили свою историческую миссию, как превращение организмов в механизмы. Я недавно подробно об этом рассказывал в споре с тем упрямым дурачком, которого мы захватили в плен. Но практически - успели в этом недостаточно. И если биологические орудия галактов появятся у наших планет, спасения не будет. Соединения людей с галактами допускать нельзя. Я хотел бы узнать, как дела на Третьей планете? Передачу информации разрешаю только для новостей. Выступил новый оратор, я понял, почему властитель поставил ему ограничения. В зале поплыло зловоние. Оратор - существо, похожее на головоглаза, но без его сверкающего перископа - окутался желтым дымом, и я, задохнувшись, схватился за нос и если не зажал его полностью, то лишь потому, что не хотел упускать интересной информации. Оратор просмердел о Третьей планете, что новый Надсмотрщик вступил в командование Управляющим Мозгом, неполадки незначительны, хотя в сложившейся острой ситуации едва не вызвали катастрофических последствий. Сейчас их исправили, и Третья планета, мощнейшее сооружение в Персее, снова в строю. - И если в первой фазе прорыва Третья планета ослабила противодействие, - дышала на меня нестерпимой вонью речь оратора, - то к концу его ей удалось энергично ввести в свои неевклидовы захваты новосозданные объемы пустоты. Помощь Второй и Четвертой планет была значительна, но исход схватки решила Третья, я на этом настаиваю и, если будет дозволено... - Хватит! - загрохотал властитель. - Для присущего тебе способа передачи твои речи излишне многословны. Пусть теперь Орлан доложит, как чувствуют себя пленники и что с ними делать. Чего-либо важного в речи Орлана я не услышал. Пленники подавлены испытаниями, выпавшими на долю адмирала, сам адмирал бодрится, хотя ослабел и уже не может передвигаться. Ничего другого, кроме того, что он восхищен такой жизнью, от него не добиться. Все, что Орлан сообщил собранию, я знал лучше его. Зато развернувшаяся дискуссия открыла много нового. Орлан начал ее словами: - Как поступить с пленниками, зависит от того, что собираемся делать мы сами. - Эвакуироваться! - прогремел властитель. - Никелевая планета в опасной близости от района штурма. Мы перебазируемся на Марганцевую или на Натриевую. Пленников прихватим с собой. - Ни на Марганцевой, ни на Натриевой не удастся обеспечить их существование, Великий. Люди - биологически слабые объекты, у них трагически узок спектр жизненных условий. Чрезмерная сложность структуры, Великий... - Это их дело - узок он или широк! Пусть знают, что с такими биологическими структурами не завоевать господство во Вселенной, а они, как и мы, стремятся к господству, хоть сами болтают о всеобщем братстве. Погрузить людей и всех, кто с ними, в захваченный звездолет и под охраной завтра же отправить на Марганцевую. - Будет исполнено, Великий! Что до адмирала... Ты гарантировал ему жизнь, Великий? - Я гарантировал лишь то, что не покушусь на его жизнь. А если этот чванливый неудачник подохнет собственным усердием, печалиться не буду. Еще меньше буду страдать о гибели его друзей. Из всех звездных народов, которые мы покоряли, люди самые отвратительные - неудачное телосложение, отсталая философия, аристократического примитива ни на грош. Правда, мы их еще не покорили, но, когда это случится, пусть пеняют на себя! Я расхохотался. Я катался по полу и задыхался от смеха. Я уже не боялся, что мое присутствие откроют враги, мне плевать было на их месть, часы их сочтены, они сами это понимают. И вдруг бред оборвался, я услышал словно со стороны то, что в видении представлялось мне торжествующим хохотом, - слабое всхлипывание, жалкое бормотание. Я лежал у невидимой стены, ослабевший так, что уже не мог пошевелить рукой. И, вероятно, самым тяжким физическим усилием всей моей жизни было то, какое понадобилось, чтоб повернуть голову вбок, потом приподнять ее. С другой стороны барьера на меня смотрел Ромеро. Он сказал с надеждой в голосе: - Мне кажется, дорогой друг, вам привиделось новое удивительное сновидение? Он так впивался в меня глазами, такая с трудом сдерживаемая страсть слышалась в его вопросе, что это подействовало на меня лучше лекарства. С каждым его словом ко мне возвращалось сознание. 14 Я поднялся на ноги. - Замечательный сон! - прошептал я. - Вы посмеетесь, Павел. К Ромеро присоединились Камагин с Лусином, за ними подошли Осима с Петри. Они слушали меня внимательно, но не смеялись. А я все не мог удержать смеха, сейчас, при озаренных по-дневному стенах, фантастические фигуры и лики ораторов, нелепый язык их речей, казались еще забавней. - Интересный сон! - сказал неопределенно Петри. Осима молча пожал плечами, а Камагин воскликнул: - Видения фантастичны, а действительность чудовищна! К сожалению, единственный отпор, который мы можем оказать этим мерзким существам - поиздеваться над ними хоть в воображении. - Очень уж сложны эти сны, чтобы быть только снами, - с сомнением проговорил Ромеро. Как и все люди его эпохи, Камагин был последовательным рационалистом. Ромеро искал в суевериях зерно истины, Камагин начисто его отвергал. Нас с Камагиным разделяло пятьсот лет человеческого развития, но во многом он был мне ближе Ромеро. - Уж не хотите ли вы сказать, что какой-то неведомый друг снабжает адмирала секретной информацией, зашифровав ее в образы сна? Ромеро сдержанно возразил: - Я хочу сказать, что нисколько не был бы удивлен, если бы это было так. Во всяком случае, я запомнил и галактическую наблюдательную рубку, которую дважды посетил адмирал, и то, что Аллан штурмует Персей, вбивая между его светилами таран аннигилируемых планет, и то, что на Третьей планете, мощнейшей крепости разрушителей, неполадки, и, наконец, то, что наши друзья галакты обладают какими-то биологическими орудиями, приводящими в ужас разрушителей. Согласитесь, что ни о чем подобном мы не слыхали до того, как Эли стали посещать его сны. Сновидения, стало быть, несут в себе принципиально новую информацию. Иной вопрос - правдива ли эта информация. Маленький космонавт вспылил: - Бредовые видения голодающего - вот что такое эти информации! - Он с раскаянием повернулся ко мне. - Адмирал, я не хотел вас оскорбить. Я через силу улыбнулся: - Разве я не голодающий? И что все это бред - не отрицаю. Ромеро холодно проговорил: - Я выдвигаю такое утверждение: если хоть один из фактов, открытых нам в сновидениях адмирала, окажется реальным, то и все остальные также будут правдивы. Согласны с этим? - Согласен! - сказал Камагин и насмешливо добавил: - Вы забыли, Ромеро, одно известие, также ставшее нам известным из сновидений адмирала. Оно допускает непосредственную проверку: нас сегодня собираются эвакуировать на какую-то Марганцевую планету! Сегодня, Павел! И если сегодня пройдет и эвакуации не будет... Камагин еще не закончил, как Ромеро остановил его поднятой тростью: - Принимается. Итак - сегодня! - Стены совсем посветлели, - сказал я со вздохом. - Сейчас появится наш мерзкий тюремщик и поинтересуется, не возжаждал ли я смерти. Орлан появился, словно вызванный. - Адмирал Эли, первое испытание закончено, - сказал он бесстрастно. - Скоро тебе дадут поесть. После еды все вы должны собраться. Пленных эвакуируют с Никелевой планеты на Марганцевую. Ромеро выронил трость, Осима, всегда сдержанный, вскрикнул. Камагин широко распахнутыми, полубезумными глазами смотрел на меня. Орлан исчез внезапно, как и появился.  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. МЕЧТАТЕЛЬНЫЙ АВТОМАТ НА ТРЕТЬЕЙ ПЛАНЕТЕ *  И на что мне язык, умевший слова Ощущать, как плодовый сок? И на что мне глаза, которым дано Удивляться каждой звезде? И на что мне божественный слух совы, Различающий крови звон? И на что мне сердце, стучащее в такт Шагам и стихам моим?! Лишь поет нищета у моих дверей, Лишь в печурке юлит огонь, Лишь иссякла свеча - и луна плывет В замерзающем стекле... Э.Багрицкий 1 Эвакуация походила на бегство. В зал хлынули головоглазы. Нам не дали ни обсудить приказа, ни просто перекинуться соображениями. Человеческим языком головоглазы не владели, но зрение у них было зорче нашего, а гравитационные оплеухи впечатляли красноречивей слов. Вновь появился Орлан, и мы услышали впервые его истошный крик, раздававшийся потом так часто, что он и поныне звучит в моих ушах: - Скорей! Скорей! Скорей! Я многого не помню в начальных минутах эвакуации, я потерял сознание до того, как исчезла силовая клетка. Пришел я в себя на ложе, рядом сидела Мэри, сжимая мои руки в своих руках, в ногах стояли молчаливые друзья. Я услышал ее счастливый голос: - Очнулся! Он живой! Я хотел сказать, что неживым я быть не могу, раз мне гарантирована жизнь, но не хватило сил на шепот. Зато я постарался глазами передать, что чувствую себя превосходно. Мэри расплакалась, уткнувшись головой мне в грудь. - Великолепно, адмирал, - бодро объявил Осима. - Пока вы лежали без сознания, вас покормили. - И ели вы с аппетитом, - добавил Ромеро, улыбаясь. - Но потом вдруг окаменели, и мы порядком перепугались. - На какой корабль нас грузят? - спросил я, понемногу овладевая голосом. - На "Волопас", - ответил Камагин. Он иронически усмехнулся. - Побаиваются вселенские завоеватели показывать нам свои корабли. С помощью Ромеро и Мэри я приподнялся. В зал вполз на Громовержце Лусин. Мы с Мэри и Петри примостились за спиной Лусина. На других драконах разместились друзья. - Включай мотор, - сказал Петри Лусину. Лусин так радовался моему освобождению, что не обиделся на Петри за поношения любимца. Крылатый ящер быстро пополз по коридору, но в распределительном зале его затерли в угол пегасы. Летающие лошади с визгом и ржанием топотали в туннеле, стремясь поскорее вырваться на воздух. На одном из пегасов промчался Астр, он радостно закричал мне и помахал рукой. - Не забудь: номер пятьдесят восьмой! - крикнула ему вслед Мэри. Астр и ей махнул шапкой. - Неплохо ездит, - заметил Петри, словечко "неплохо" у этого флегматичного человека было высшей формулой одобрения. Мне тоже показалось, что Астр как литой на пегасе, он лихо пригибался к шее коня, ловко выгибал ноги, чтоб не мешать работе крыльев, сам бы я так не сумел. Даже Лусин признавал, что езда на пегасах - дело посложней, чем на старых бескрылых лошадях. Громовержец, выбравшись наружу, взмыл вверх. Мы опять увидели крохотное белое солнце в зените, неприветливое, бессильное светило, не способное ни утеплить планету, ни затмить лихорадочное сверкание звезд. Внизу простиралась мертвенно зеленая планета - никелевые поля, никелевые леса, озера и реки никелевых растворов. И везде, куда хватал глаз, громоздились шары звездолетов, огромные, угрюмые, тускло-серые - горы рядом с холмиком "Волопаса", приткнувшегося в центре образованной ими долинки. Пять звездолетов прибавилось с момента нашей высадки на планете. Громовержец не успел завершить витка над "Волопасом", как попал в гравитационный конус. Дракона так быстро швырнуло вниз, что Лусин закряхтел, Мэри застонала, а у меня на секунду остановилось сердце. Еще быстрей нас засосало в недра "Волопаса" и здесь, на причальной площадке, веером поразбросало - дракона в одну сторону, Мэри с Лусином в другую, а меня с Петри в Третью. - Берегитесь! - закричал Петри, проворно увлекая меня с площадки. На нее в это время валились другие драконы, засосанные гравитационной трубой. Я не сумел быстро отскочить, и на меня упал Ромеро, а на Ромеро - Камагин. К счастью, ни один из гигантских ящеров не свалился нам на голову - все счеты с нами были бы тогда покончены сразу. У разрушителей имелись аппараты, следящие, чтоб захваченная живая добыча при подобных обстоятельствах не раздавливалась всмятку. Но мы этого не знали и с облегчением вздохнули, когда выбрались на улицу корабельного городка. - Дома! - сформулировал Осима наше общее чувство. Мы шли вдоль знакомых зданий, еще недавно наших квартир; во Вселенной, вероятно, не было уголка более нам близкого, чем этот. И разрушители ничего не тронули у нас в комнатах, то один, то другой из пленников выбегал на улицу и радостно сообщал, что все сохранено, как было до высадки на зеленую планету. - Загляни, как у нас, - попросил я Мэри, когда мы подошли к нашей квартире. - А я пойду в обсервационный зал. Не беспокойся, мне хорошо. Я не сделал и двух шагов, как мимо меня промчался Астр со склянкою в руке. Я окликнул его, он не отозвался. - Куда умчался наш сын? - с беспокойством спросил я Мэри. - В такое время разгуливать по звездолету небезопасно! Она лукаво улыбнулась. - Ничего с ним не будет. Подождем здесь его возвращения. Астр возвратился минут через пять. Он сиял. - Все исполнено, мама! - закричал он издали. - Выбраться наружу не удалось, но я выплеснул склянку через канал анализаторов. Планета заражена. Я ничего не понимал. - Заражена? Может, все-таки объяснишь, Мэри, что происходит? Оказалось, Астр по просьбе Мэри распылил на планете заряд жизнедеятельных бактерий, питающихся никелем и его солями. Планета теперь заражена жизнью. Процесс вначале будет совершаться незаметно, потом убыстрится, пока эпидемия жизни не забушует на поверхности и в никелевых недрах. И тогда оборвать жадное разрастание жизни будет возможно, лишь полностью уничтожив планету. - Ты знаешь, кто я? - с гордостью спросил Астр. - Я теперь жизнетворец, отец! - Ты молодец! - сказал я и похлопал его по плечу. В обсервационном зале на экранах разворачивалась звездная сфера. Мы находились не в центре скопления, а где-то на окраине, северная полусфера была беднее яркими светилами, чем южная. Я навел умножитель на Оранжевую. Это был сверхгигант такой неистовой светимости, что он представлялся скорее крохотною луной, чем сравнительно далекой звездой. Была хорошо видна и единственная планета, быстро вращавшаяся вокруг звезды, странная планета, она то сверкала желтым, то синевато-белым, словно ее отражающая способность менялась при повороте вокруг оси. После кратковременного оживления мне вновь стало плохо. Петри первый заметил, что я теряю сознание. Пришел в себя я уже на улице. Петри нес меня на плечах, рядом шли друзья. Я попросил опустить меня наземь, Петри отказался. Неподалеку от обсервационного зала мы повстречались с Мэри, и, чтобы успокоить ее, Петри пришлось все-таки поставить меня на ноги. В комнате я лег на диван. Друзья настроились на мое излучение, мыслями беседовать было не только безопасней, но и легче - мне, во всяком случае. - Произошли удивительные происшествия, надо в них разобраться, - сказал я. - Я хотел бы знать ваше мнение, Павел. Ромеро не успел начать, в комнату вошли Астр с Лусином и Андре. Андре был одет в новое пальто, выбрит, причесан - все это проделали Лусин с Астром, когда добрались до квартиры Лусина. Он теперь больше напоминал прежнего Андре, постаревшего и похудевшего, - такими, вероятно, люди в прошлые времена поднимались с постелей после болезни. Одно лишь лицо, отсутствующее, подергивающееся то в лукавой ухмылке, то испуганно перекашивающееся, да бессмысленно-тусклые глаза выдавали, что разум к Андре не возвратился. - Можно побыть с вами? - спросил Астр за троих. Против Астра, хоть он был малыш, я возразить не мог, но Андре меня смущал. - Разве вы не заметили, что у Андре умопомрачение не болтливое? - опроверг мои сомнения Ромеро. - Когда-то утверждали, что каждый сходит с ума по своей системе. Система безумия нашего несчастного друга - замкнутость. Присутствие Андре вреда не принесет. Поговорим о ваших снах, Эли. - Сны адмирала относятся, по древней терминологии, к вещим, сейчас против этого не восстанет даже скептик Камагин, - сказал он дальше. - Сновидения Эли - своеобразная форма информации, примененная тайными нашими друзьями в среде разрушителей. - В расчете на приобретение таких друзей среди угнетенных зловредами народов и среди рядовых разрушителей я и вызвал верховного чурбана на открытый спор. Похоже, какой-то успех есть, - сказал я. Ромеро не согласился. Речь не о друзьях среди рядовых верноподданных. Мы приобрели тайных союзников в непосредственном окружении Великого разрушителя. Откуда, в противном случае, мог бы я узнать, что происходило на военном совете врагов? И если форма передача фантасмагорична, - он тоже сомневается, что стратеги разрушителей разрастаются кронами, взрываются и разливаются ручьями, - то содержание подтверждено фактом эвакуации. Он высказывает такую мысль - в нашу пользу действуют не отдельные разрушители, но организация друзей. Не кроется ли за неполадками на Третьей планете сознательная диверсия? Если так, то где эта Третья планета? И кто из приближенных властителя причастен к ней? Ромеро закончил так: - Единственным достоверным источником информации сегодня являются сновидения адмирала. Я отдаю себе отчет, что нелепо просить Эли видеть побольше снов. Но запоминать все, что вы увидите во сне, друг мой, я намереваюсь просить - абсолютно все, до самого тихого звука, до самого бледного силуэта! А теперь отдохните. И пусть вам приснятся новые сны - удивительней прежних. Они поднялись сразу все. Мэри хотела остаться, но я отослал ее. Я догадывался, что ей не терпится в лабораторию. Я отлично посплю сейчас, заверил я. Лусин с Астром тормошили Андре, тот отстранялся с таким испугом, что мне его стало жаль. - Оставьте Андре, он будет тихонько сидеть, я буду тихонько дремать, мы превосходно поладим друг с другом. Вначале я и вправду хотел поспать, но сон не шел. Меня тревожило ощущение чего-то важного, случившегося во внешнем мире. Я вызывал в себе картину атак кораблей Аллана, но вскоре убедился, что лишь мысленно пересказываю себе содержание вчерашнего сновидения. Я стал присматриваться к Андре. Он уныло сидел в уголке, монотонно покачивался туловищем, голова его была опущена, локоны, причесанные и помытые, метались, как живые. Уже десятки раз я наблюдал Андре в таком же состоянии полного отрешения от окружающего, разница была та, что до меня не доносился дребезжащий голос, тоскливо бубнящий о сереньком козлике. - Что же ты не советуешь мне сойти с ума? - спросил я. - И разве глупая бабушка уже отыскала пропавшего козлика? Он приподнял голову, вслушался, от напряжения у него отвалилась нижняя челюсть. Посторонние голоса уже проникали в него. Но смысл слов оставался темным, глухие заборы по-прежнему прикрывали те части мозга, где творилось понимание. - Андре, возвращайся! - сказал я, волнуясь. - Прошу тебя, возвращайся, Андре! И это он услышал, не только услышал, но и что-то понял, ибо испугался. Он еще дальше отодвинулся в угол и там боязливо замер. Было жуткое противоречие между его лицом, озаренным отблеском далекого понимания и смятения, и невидящими глазами идиота. - Не бойся, не укушу! - устало проговорил я и опустил веки - сон сковал меня бурно и крепко. Во сне я видел склонившегося Орлана, а рядом с ним ухмылялся и хихикал Андре, и так подмигивал, словно намекал на известную лишь нам обоим тайну. Ромеро, когда я рассказал этот сон, со вздохом определил, что информации в нем маловато. 2 Порою казалось, что тюремщики отсутствуют на корабле, - так свободно было ходить по городу и парку. Зато чуть мы приближались к помещению служебному, как невесть откуда появлялся сторожевой головоглаз. В обсервационном зале и днем и ночью было полно наших. Я часто ломал голову над тем, для чего разрушители пускают нас сюда, раскрывая тем самым тайны укреплений Персея. Петри считал, что раскрытие этих тайн входит в план покорения людей. - Демонстрируют могущество. Расчет такой - устрашимся и запросим мира на их условиях... Если и вправду имелся такой план, то похвастаться им было чем. Мы мчались в окружении кораблей вражеской эскадры, а за пределами зеленых огней разворачивалась величественная панорама: наплывала одна, другая звезда, к ним теснились третья и четвертая, и на всех умножители фиксировали планеты, сотни планет, обжитых, индустриализованных, с городами и заводами, с тысячами кораблей, кружащих над планетами. Меня охватывало уныние, когда я брал в руки умножитель, - враг был могущественный, очень деятельный. Камагин, штурман старого закала, заносил в корабельную книгу - имелась у него и такая - все, что открывалось на стереоэкране. Вскоре у него появилась схема пройденного пути, не столь детальная, как составила бы МУМ, но достаточная, чтоб различить, как размещены в пространстве звезды, сколько у каждой планет и что обнаружено на планетах... - Нам, безоружным, эти сведения не понадобятся, - сказал я Камагину, очень гордившемуся своим творением. - А если эскадры Аллана прервутся сюда, корабельные МУМ оценят обстановку полнее и точнее. Камагин посмотрел на меня чуть ли не с сожалением. - Я составляю не пособие к бою, а основу для размышлений. Меня временами поражает, как беззаботно люди вашего поколения перепоручают машинам все виды умственного труда. Так недолго потерять и способность к мышлению! Осима был единственным, на кого не произвела впечатления демонстрация мощи зловредов. Он считал, что все эти дьявольски оснащенные планеты с искусственными лунами и армадами крейсеров - на три четверти мистификация. Нас обманно кружат в одном и том же районе, показывая его с разных направлений. - Внимательней приглядитесь, - доказывал он, водя пальцем по карте Камагина. - Вот здесь и здесь картины схожие, - почему? И последите за Оранжевой. Если курс - на нее, то все эти блуждания вокруг да около нее - спектакль. Меня Осима не убедил. Мы приближались к Оранжевой, а не петляли вокруг нее. Настал день, когда она переместилась на ось полета, нас выворачивало в лоб на Оранжевую. В этот день перед нами появился Орлан, и я совершил неосторожность. На корабле мы почти не видели его и отвращение при виде его бесстрастной образины понемногу стерлось, теперь я мог бы с ним разговаривать без ненависти и гнева. К тому же он больше не спрашивал - не надоела ли мне жизнь, и не возникал, словно из небытия, а нормально - порхая - приближался. Ромеро называл это так: не появляется, а проявляется. - Послушай, тюремщик, - сказал я, когда мы увидели его. - Кажется, вы собираетесь причаливать к звезде Оранжевой, где расположена крупнейшая ваша стратегическая база? Он холодно отвел мой вопрос: - Я не осведомлен в сравнительной мощи различных баз. Их много, и все они могучи. А звезду, которую ты называешь Оранжевой, мы скоро оставим в стороне. Мне досталось от Ромеро, когда Орлан со своими неизменными стражами скрылся. - Дорогой адмирал, вы бы еще сообщили ему, что эту крупнейшую базу по вашим предположениям, именуют Третьей и что на ней произошли загадочные неполадки. После этого он, естественно, поинтересовался бы источником вашей информации. Я не буду удивлен, если слежка теперь усилится до такой степени, что начнут контролировать ваши сны. - На корабле мне ни разу не снилось путного, пусть контролирует, - отшутился я. Мне самому было неприятно, что я проболтался. Вскоре Оранжевая сошла с оси полета. Мы двигались мимо нее в центр скопления. В день катастрофы я находился у Мэри в лаборатории. Она с новым жаром продолжала исследования низших форм жизни. Ей помогал Астр. Теперь когда все это в далеком прошлом, я нахожу, что ей удалось лучше нас всех использовать обстоятельства плена. - Мы оживим не одну Никелевую, а все эти металлические пустыни, если когда-нибудь они станут открыты для нас, - говорила в тот день Мэри. - И наряду с кристаллическими псевдорастениями появятся растения живые, вначале микроскопические, потом сомасштабные нам. Полюбуйся, Эли, в этой пробирке нет ничего, кроме железа, но в ней уже кипит жизнь. И в этот момент звездолет свела судорога. Я выбираю слова наиболее точные. Корабль жестоко сжало, вещи сорвались с мест. Мэри выронила пробирку, я налетел на Мэри. Одна стена надвинулась на другую, а пол понесся к падающему потолку. - Мэри, что с тобой? - закричал я в ужасе и пытался поймать ее. Мэри сплющилась в блин, тут же, распухая, опала до карлика. Только в кривых зеркалах можно было увидеть фигуры, подобные той, что вдруг стала у нее. Вероятно, у меня был вид не лучше. Мэри, побелев, отшатнулась, когда я наконец ухватил ее за руку. Вещи спустя минуту обрели нормальные размеры, но "Волопас" продолжал содрогаться каждой переборкой, он весь был наполнен гулом потревоженных механизмов. - В обсервационный зал! - крикнул я Мэри. - Проклятые разрушители устроили новую каверзу. На улице я чуть не ударился о пробегавшего Орлана. На этот раз он был без эскорта, и облик его свидетельствовал, что каверзу устроили не сами разрушители. Я схватил его за плечо: - Что случилось? Признавайтесь, вы задумали погубить корабль? Орлан молча вырывался. Я с ликованием почувствовал, что у него не хватает сил отбросить меня. Когда у разрушителей отказывает чертовщина технических средств - все эти гравитационные поля, закрученные пространственные оболочки, электрические разряды и ослепляющий свет, - с каждым из них может управиться земной мальчишка. - Пусти! - хрипел полузадушенный Орлан. - Мы все погибнем, если не пустишь! Мэри дернула меня за руку. На улицу высылали тревожно пересвечивающиеся перископами головоглазы. Я нехотя выпустил разрушителя. Орлан уносился такими стремительными скачками, что казалось, будто целая цепочка Орланов скачет по узкой улице. В обсервационном зале в меня ударил истошный крик Камагина: - Адмирал, нас засасывает на Оранжевую! 3 Вокруг нас исчезала Вселенная. Три четверти звезд скопления пропали, остальные тускнели на глазах. Я схватился за умножитель, но картина не переменилась. О внешних светилах, величественном нагромождении ядра Галактики, и говорить не приходилось: там, где недавно неясно, небесной пудрой, светились бесчисленные миры, не было ровным счетом ничего - черная пустота и только. - Забавное происшествие! - сказал Осима. По голосу было ясно, что Осима не перепуган, а заинтересован. Энергичный капитан уже прикидывал, какую выгоду можно извлечь из непонятного происшествия. Оранжевая не светилась, а пылала, жгуче-яркая, резкая, как вспышка - непрерывно длящаяся вспышка! Мы неслись в ее сторону, это было очевидно. Очевидным было и то, что скорость сноса все увеличивается, мы далеко углубились в сверхсветовую область. - Вам ничего не напоминает это зрелище, Осима? - спросил я, усмехаясь. - Конечно, адмирал! - откликнулся Осима. - Точно так же нас сносило и на Угрожающую. Только сверхсветовые скорости там были поменьше. - Скоро не будет ни одной звезды, - задумчиво проговорил Ромеро. - Интересный мир! Вам не снилось чего-либо похожего, дорогой друг? Звезды продолжали тускнеть, одна за другой и все сразу, а после них стали исчезать звездолеты. Снаружи бушевала удивительнейшая из бурь (еще недавно мы и вообразить не могли, что она возможна) - буря неевклидовости. Стройную полусферу задних зеленых огней размыло, звездолет катился на звездолет, их сметало в кучу, выносило за пределы экрана, словно горстку сухих листьев. Они уже не подталкивали безжизненное тело "Волопаса", их самих можно вышвыривало наружу по кривым неевклидовым дорогам. В эти последние перед исчезновением минуты сияние задних звездолетов усилилось так, будто их охватило внутренним огнем. Вероятно, все их энергетические ресурсы работали на сопротивление утаскивающей в невидимость силе, а лихорадочное свечение было лишь попутным проявлением этой борьбы. Не успели мы присмотреться к схватке, разыгравшейся на задней полусфере, как последний зеленый огонек укатился за ее край и экран валила густая чернота - позади нас не было больше ни пространства, ни тел в пространстве. На передней полусфере продолжали сверкать огни вражеской эскадры. Пространство захлопывалось вокруг Оранжевой, а эти восемь огоньков светили столь же пронзительно, расстояние между ними не менялось. Если нас засасывала Оранжевая, то их она засасывала вместе с нами. - Адмирала Эли в командирский зал! - разнесся по звездолету резкий голос Орлана. - Немедленно в командирский зал! Я колебался, Ромеро подтолкнул меня: - Идите, хуже не будет. Видимо, происшествие такое чрезвычайное, что понадобилась ваша помощь. И если вы откажетесь, вас доставят силой. Командирский зал был освещен, силовые транспортеры не действовали - пришлось открывать двери руками и входить, а не влетать внутрь. Возле кресел стоял Орлан со своими охранниками. Орлан так высоко вытянул шею, что она, не сдержав тяжелой головы, перегнулась, как змеиная. Я ответил сдержанным поклоном. - Надо запустить ходовые механизмы звездолета, адмирал! - распорядился Орлан, прихлопывая голову к плечам. - Речь идет о жизни твоей и твоих друзей. - И, вероятно, о ваших жизнях тоже, - добавил я насмешливо. - Я уже докладывал тебе: управляющая машина вышла из строя. - Нужно срочно ее наладить. - Я не разбираюсь в таких сложных агрегатах. - Кто из экипажа разбирается? - Никто. Управляющие машины ремонтируют только на наших базах. Орлан засветился всем лицом. Красный цвет у разрушителей, как и у людей, признак гнева. Гневаются они не больше нашего, но освещаются сильнее. - Адмирал Эли, у вас, несомненно, имеются приспособления для ручного управления. - Да, - сказал я. - Для посадки, для движения в эйнштейновом пространстве, но не для сверхсветовых рекордов, которые сейчас требуются. Может, скажешь, что произошло? Это облегчит решение - помочь или не помочь вам? У Орлана стал сосредоточенный вид, словно он прислушивался к чему-то. И у них, похоже, молчаливые передачи, подумал я. - Я скажу, - заговорил он. - Механизмы метрики на звезде, мимо которой мы пролетали, разладились. Курс нарушен, корабли разбрасывает. Нас закрывает в пространственной улитке, а другие звездолеты выносит за ее пределы. Я показал на пылающую Оранжевую: - Не та ли звездочка является центром пространственной улитки? - Она или не она - будет плохо, если не вырвемся. - Я бы хотел разъяснений подробней. Он несколько секунд колебался. - Великий запретил выпускать "Волопас" из поля зрения. В момент, когда мы начнем исчезать, звездолеты нас атакуют. Если хоть один ударит из гравитационных орудий, "Волопасу" придет конец. Нужно удержаться около кораблей или защититься от их нападения. Оживи механизмы корабля, адмирал! Свирепое злорадство палило меня. У меня тряслись руки, дрожал голос. - Вот как - оживить механизмы, Орлан? Купить свою жизнь ценой передачи вам важнейших секретов? Не слишком ли дорогая цена? Слушай и запоминай: мы погибнем, люди и их друзья, но и вы все погибнете... - Поздно! - страшно крикнул Орлан. - Нас обстреливают! Оранжевая зловеще лила красноватый свет на погасшем небе, а кроме нее было еще три зеленых точки, три закатывающихся в иной мир звездолета. Я уже знал, что такое гравитационный обстрел, и невольно зажмурил глаза, когда три исчезающих точки в последний раз вспыхнули. Я вспомнил, как закричал в сражении возле Угрожающей, и до боли прикусил губу. Кругом были враги, ни один, даже перед собственной смертью, не услышит моего предсмертного вопля. "Слышишь, ты! - с бешенством подумал я, - ты не проронишь ни звука! Ни звука ты не проронишь!" - Нет! - выкрикнул задыхающийся Орлан. - Нет! Я раскрыл глаза. На черном небе сияла одна Оранжевая. Звездолеты вынесло из нашего пространства, ухнули в иной мир и выпущенные ими разрушительные волны. Я не знал, что нас ждет дальше, но растерянность Орлана была очевидна. Мне захотелось поиздеваться над ним. - Обошлось без раскрытия человеческих секретов, зловред! Не кажется ли тебе, что на нашей стороне сражаются силы, помогущественней ваших кораблей? Моя насмешка привела его в себя. Он надменно втянул голову в плечи. - На вашей стороне, человек? - Он ткнул рукой в Оранжевую. - Если бы ты знал, куда нас несет, ты предпочел бы гибель под гравитационным обстрелом. В Империи Великого разрушителя нет места грозней, чем Третья планета. - Третья планета? - вскричал я. У меня заметалось сердце. - Третья планета, Орлан? Он отвернулся. Невидимые гибкие руки схватили меня за плечи, повернули, подтолкнули к выходу. Взбешенный, я попытался вырваться. Но сейчас у меня не было индивидуального поля, которым я некогда сразил напавшего невидимку. В коридоре я погрозил кулаком Орлану, схоронившемуся в командирском зале. - Третья планета! - повторил я, ликуя и тревожась. - Третья планета. 4 На полусферах экрана золотело небо. Я сказал "небо" и почувствовал, до чего это слово мало соответствовало тому, что разворачивалось перед нами. Небо - нечто над головой, пространство со звездами, планетами, спутниками. Здесь небо было над головой и под ногами, оно казалось пологом, светло-золотым, пустым - одна исполинская Оранжевая и кружащаяся вокруг Оранжевой одинокая планета. - Время поднимать восстание, - заявил Камагин, когда стало ясно, что "Волопас" идет к планете. - Никаких восстаний! - возразил Осима. - Без древней романтики, Эдуард. Камагин носился с мыслью о захвате корабля с момента, как исчезли вражеские крейсера. Он доказывал - мысленно, конечно, - что конвой перебить легко, а на планете мы, вне сомнения, найдем защитников и друзей. Все в этом отчаянно смелом плане мне не нравилось. Я не был уверен, что мы, практически безоружные, одолеем охрану, последнее столкновение с невидимкой показывало, что врагов больше, чем представляется глазу. И я не знал, что делать с бездействующим кораблем: он был теперь не больше, чем крохотным небесным телом, плетущимся в пространстве по воле неведомых сил. И мы понятия не имели, что нас ждет на Третьей планете: предупреждение Орлана прозвучало для нас очень грозно. - Но разве вы не услышали во сне, что на Третьей планете какие-то неполадки? - спорил Камагин. - И разве до сих пор эти неполадки не шли нам на пользу? Разве механизмы планеты не погасили гравитационный залп по "Волопасу"? - Я узнал во сне также и то, что новый Надсмотрщик быстро навел на планете желанный порядок, - возразил я. - Пока я командую, Эдуард, восстаний ради восстаний не будет. Выражаясь термином вашего времени, мы играем слишком крупную игру, чтоб азартно рисковать. Перед посадкой звездолета на планету состоялся новый разговор с Орланом. Он появился в парке, где я прогуливался с Астром. - Адмирал Эли, - обратился ко мне Орлан, - корабль причаливает на неудачном месте. Тяготение на планете зависит от широты, мы высаживаемся в зоне большой гравитации. Нужно поскорее переместиться к Станции Мировой Метрики, там легче. На планете нет средств передвижения, ее запрещают посещать. Со Станцией нам не удалось связаться. Ты должен позаботиться, чтоб пленники двигались с максимальной быстротой. - Как атмосфера и температура на планете? Нужно ли облачаться в скафандры? Как с водой и пищей? - Скафандры оставите на корабле. Атмосфера и температура - приемлемые. Воду и пищу погрузите на свои авиетки. Есть еще вопросы? - Да. Что это за планета? Почему мы высаживаемся на ней? Что нас ждет? - На эти вопросы я не отвечу, - сказал он холодно. Лицо его светилось неприятным синеватым блеском. - Все? - Последний вопрос. Ты так сейчас говорил, Орлан, словно искренне заботишься о нашем благополучии. Вместе с тем ты - враг, жаждущий нашего уничтожения. Как совместить это противоречие? - Противоречия нет. Мне не дали приказа жаждать вашего уничтожения. Я обязан доставить вас на Марганцевую планету. Если что-нибудь помешает этому, я должен вас всех уничтожить, но на волю не выпускать. Так, по крайней мере - ясно. Я с тяжелым чувством смотрел, как Орлан уносился широкими скачками. Вокруг нас плелась невидимая паутина, мы, как мухи, бились в ее тенетах. Астр сказал сердито: - Ты разговариваешь с этой образиной, как с человеком. Я бы плюнул на него, а не улыбался ему, как ты. Я обнял малыша. Он рос вдали от своего естественного окружения и многие понятия, усваиваемые другими с детства, должен был завоевывать, а не принимать разжеванными. - Знаешь, в чем главная сила людей? В технической мощи? В уровне материального благополучия? Нет, сынок, этим не покорить других. Завоевательная сила людей в том, что они даже к нечеловекам относятся по-человечески. В нем шла борьба. Он хотел мне верить, но его маленький личный опыт вступал в противоречие с огромным опытом человечества, втиснутым в краткую формулу: "По-человечески". - Ты сказал, отец, - покорить других, завоевательная сила... Разве люди - завоеватели и покорители? Такие слова я слышал лишь о зловредах и помню, как ты возмущался ими в споре с Великим разрушителем. Я засмеялся. - Люди и покорители, и завоеватели, но в ином смысле, чем наши противники. Мы покоряем души, завоевываем сердца - такова историческая миссия человечества во Вселенной. 5 Это была металлическая планета, голая металлическая пустыня, нигде не камуфлированная псевдорастениями и псевдореками, как на Никелевой. И в ее атмосфере не плавали псевдотучи, на ее блестящую поверхность - где сплав золота со свинцом, где просто чистое золото и просто чистый свинец - никогда не проливалась не то что вода, но даже и жидкие растворы солей. А над нестерпимо сверкающей золотом и свинцом равниной раскидывалось нестерпимо сияющее золотое небо, и в небе пылала красно-золотая звезда, раз в пять меньше - по видимому диаметру - нашего Солнца, столь же яркая, совсем не по-солнечному жестокая. Я упал, спускаясь по трапу. Сила, много превышающая мое сопротивление, потащила меня, как крюком. На меня свалился Петри, на Петри - Осима. Я пытался приподняться на руках и не сумел. Петри помог мне встать. К нам, помогая себе тростью, подобрался Ромеро. Он всегда был бледнее любого из нас, но сейчас природная бледность превратилась в синеву. - Тройная перегрузка, если не в четыре раза, - прохрипел он, силясь улыбнуться, даже это было здесь трудно. - Боюсь, друг мой, предстоят непосильные испытания. Легче других было Камагину. В его времена космонавтов тренировали при больших перегрузках, они не были избалованы гравитаторами, везде создававшими привычные человеку условия. Камагин тоже побледнел, по дышал свободней; думаю, у него не так шумело в ушах и не с таким усилием билось сердце. Но и он сказал сумрачно: - Мир, Эли, - повеситься!.. Ангелов и крылатое хозяйство Лусина выгрузили раньше людей - и всем было тяжело. Драконы превратились в ящеров и довольно проворно ползали, помогая себе крыльями, как веслами на воде. Даже могучий Громовержец примирился с судьбой пресмыкающегося, а не летающего. Пегасы отчаянно боролись с силой притяжения, некоторые взлетали, но тут же падали. Ангелам, более легким, удавалось подняться выше, но полет требовал таких усилий, что они вскоре свалились, совершенно измученные. Труб с громом пронесся над нами, но после минут пять вытирал пот с лица и говорил, словно ворочал гири языком. Меня терзали шумы - визг пегасов, раздраженные крики ангелов, шум крови в ушах, тяжкий стук сердца. Я увидел вдали Орлана и попросил Петри помочь добраться до него. Выгрузка продолжалась, и я со страхам думал о Мэри и Астре. Орлан вытянул голову не так высоко, как раньше, и опустил ниже обычного. Ему тоже было не легко. - Нельзя ли оставить самых слабых? - попросил я. - На корабле действуют гравитаторы... - Все выгружаются! - отрезал он. Я попробовал спорить, но он отошел. И порхание его лишилось обычной живости и бесстрастное синеватое лицо стало еще синее. Я возвратился к товарищам. В это время на трапе показался Астр с рюкзаком на спине, за ним шла Мэри. Петри криком предупредил малыша, чтоб он не бежал, но Астр слишком поздно услышал крик. Он камнем полетел на грунт, и если бы Петри не ухватил его в последнюю минуту, Астр расшибся бы насмерть. Мы с Мэри подоспели к нему одновременно, Астр задыхался, из носа шла кровь, лицо было белее, чем у Ромеро. Я поспешно снял с Астра рюкзак. В нем, как я узнал потом, были склянки с жизнетворными бактериями, питающимися золотом и свинцом. - Мужайся, сынок! - сказал я. - Бери пример с Эдуарда. Здесь страшная тяжесть, а храбрый воин, наш космонавт, прогуливается, как в корабельном парке. - Я постараюсь, отец. - Голос Астра не слушался, из глаз не исчезал испуг, но жаловаться он не стал. - Что сумеет Эдуард, то и я. Петри, поддерживая Астра за плечи, увел его от трапа. Астр почти догнал в росте маленького космонавта, почти не уступал ему в мужестве, но силы их были не равны, сам он этого не понимал, но я знал. - Какой ужас, Эли! - прошептала Мэри. У нее побелели глаза, не одни белки, но и радужная оболочка. Я и не подозревал раньше, что черные глаза могут белеть. - Успокойся! - сказал я. - Труднее всего первые минуты, а их Астр вынес. Понемногу привыкнем к тяжести. Но если бы не Петри, ваше стремление сеять всюду жизнь могло бы стоить жизни нашему Астру. - Я боюсь за тебя. После такой голодовки!.. - У меня было время забыть о голодовке. Когда сошел последний человек, корабельные автоматы стали выгружать авиетки и припасы и какие-то длинные ящики с имуществом разрушителей. Петри погрузил в авиетку и рюкзак. Ни одна из авиеток не сумела взлететь. Форсируя мощности гравитаторов, они лишь ползли неповоротливей драконов и брали меньше половины обычного груза. Ящики разрушителей передвигались сами - низко летели над грунтом на гравитационной подушке, как на катках. - Наденьте защитные очки, друзья! - посоветовал Петри. В защитных очках не так слепило от скал планеты и свирепой звезды, накалявшей ее. И нестерпимый золотой блеск неба смягчался, хотя и не становился приятным. Больше всего меня угнетало небо - яростно золотое, однотонное, непроницаемо сияющее. Ко мне подошел Осима: - Какие будут приказы, адмирал? - Приказы отдает Орлан, разве вы не знаете, Осима? - сказал я с горечью. - Какой я адмирал! Не хочу больше слушать этого обращения! Не хочу! Мэри сжала мой локоть: - Возьми себя в руки, Эли! Ответ Ромеро на мой выкрик прозвучал суровей: - Не ожидал такого малодушия, дорогой друг. Мы свободно выбрали вас в руководители - и вы останетесь руководителем, куда нас ни бросит судьба. Итак, какие будут приказы, адмирал? Какие призывы? У меня путались мысли, тяжело шумело в ушах. Проклятая планета была слишком массивна. И хоть я уже не падал, ноги и руки были тяжелы для меня, голова камнем давила на плечи. Я всегда радовался своему телу, оно было - я, здесь оно превратилось в нечто внешнее, стало мне непомерно. От меня ожидали приказа быть бодрыми, я не мог отдать такого приказа: во мне самом не было бодрости. Я обвел глазами товарищей. Камагин один не смотрел в мою сторону, остальные подбадривали меня взглядами. Камагин, несомненно, и сейчас был убежден, что все пошло бы по-иному, если бы мы подняли бунт и перебили охрану. Труб с шумом залетел опять и опустился возле меня. - Трудновато, - оказал он. - Ничего, не погибнем. Неподалеку Лусин помогал идти пошатывающемуся Андре. Астр пошел к ним, с трудом отрывая ноги от грунта, он тоже пошатывался, но уже не падал. - Хорошо, я обяжу вас приказом и обращусь к вам с призывом - и все в одном предложении, - сказал я. - Предложение такое: пусть каждый выполнит и вынесет то, что выполню и вынесу я сам. К нам неуклюже подпорхнул Орлан с телохранителями: - Кто пойдет первым в колонне? - Я пойду первым, - сказал я. Мы двинулись в непонятную дорогу - цепочка головоглазов, окружившая кольцом колонну. Орлан с телохранителями внутри цепочки, за ними я, за мной Мэри с Ромеро, Осима, Петри и Камагин, а дальше другие пленники. Крылатые ящеры и авиетки с грузами завершали шествие. Орлан временами оборачивался, нетерпеливый крик: "Скорей! Скорей!" подхлестывал нас, как плетью. С тех пор прошло много лет, давно нет Орлана, скоро и меня не будет, но крик этот "Скорей!" доносится ко мне не стертым голосом воспоминания, он возникает живой, властный, грубый, и я опять, как в те дни бесконечного пути к Станции, испытываю ярость и отчаяние. Тысячи новых событий и чувств нарождаются ежесекундно - старые вечно живут. - Скорей! - кричал Орлан, увеличивая размах прыжков. Я старался не глядеть на угнетающий блеск пустыни со свинцовыми скалами, вспучившимися на золотой подстилке. Вначале я поднимал вверх лицо, чтоб ориентироваться по Оранжевой, медленно катившейся по золотому небу, но небо было еще томительней, чем планета. Я шел, ощущая, что и стоять здесь тяжко, а двигаться десятикратно тяжелее, стокилограммовые тумбы ног почти не сгибались. Петри открыл, что надо не ходить, а скользить, и вскоре все мы двигались, словно на лыжах. Но и скользя по гладкому металлу, мы не могли угнаться за неутомимо ползущими головоглазами - на них одних не действовала плохо тяжесть - и за неуклюже скачущим Орланом. - Скорей! - кричал он все яростней, и каждый выкрик сопровождался гравитационными оплеухами охраны. Нас подгоняли бесцеремонно, свирепо. А когда мы огрызались, понукания усиливались. За моей спиной постепенно погасали звуки - стоны и ругательства людей, шелест крыльев ангелов, охи драконов и злой визг пегасов. Огромное, ожесточенное, ненавидящее молчание простиралось позади - мы презирали врагов молчанием, молчанием восставали против них. И как это ни странно, с течением времени идти становилось не труднее, а легче, мы втягивались в движение... Зато когда Орлан скомандовал первый привал, все повалились, где шли. Всех моих сил хватило лишь на то, чтоб приплестись к месту, где села Мэри. Она хрипло дышала, глаза ее запали. Она прошептала: - Ничего, Эли, я держусь. Но Астру плохо. Астр приблизился вместе с Трубом. Могучий ангел в дороге пытался нести Астра, но тот не разрешил Трубу даже поддерживать себя. - Я вынесу все, что вынесешь ты, - прошептал Астр на мои упреки и бессильно опустился рядом с Мэри. Он был так измучен, что говорил, не открывая глаз. Губы его почернели, щеки ввалились. Астр переоценивал свои силы. Я строго сказал: - Ты не только мой сын, но и член экипажа "Волопаса". Ты обязан подчиняться моим приказам. - Я подчиняюсь, - прошептал он и с трудом приподнял веки. У него были мутные глаза. - На следующем переходе примешь помощь Труба. Все остальное время отдыха мы пролежали без движения и без разговоров, даже мыслями не обменивались. В середине второго перехода закатилась Оранжевая. Впоследствии мы наблюдали ее уход часто, и он перестал волновать, но в тот раз мрачная пышность заката нас потрясла. Когда светило коснулось горизонта, в однотонно золотом небе вдруг забушевали краски. По небу, как цвета побежалости по раскаленному металлу, пронеслись все мыслимые тона. Небо из золотого стало слепяще оранжевым - звезда сама пропала на созданном ею фоне, - затем красным, темно-красным, зеленым и голубым, а под конец все поглотила сумрачная фиолетовость. И на единой звезды не загорелось на менявшем краски, постепенно гаснувшем небе! Оно становилось черным, только черным, ни малейшая искорка не нарушила зловещей черноты. И это было так удивительно и страшно, что, несмотря на истерзанность, мы возбужденно обменивались мыслями и словами. - Ни одного луча наружу, ни одного луча к нам, полностью выпали из Вселенной! - воскликнул не то голосом, не то мыслью Ромеро. - Даже в древних преисподних было больше проходов в мир. - Очевидно, об этом и говорил Альберт, что звезда Оранжевая выпадает из пространства, - донеслась удивленная мысль Камагина. Ему не верилось, что мы замкнуты в пространственной улитке, пока он своими глазами не убедился в отсутствии звезд. Петри больше интересовали деловые вопросы. - Интересно, что происходит во внешнем мире, когда мирок Оранжевой превращается вот в атакую "вещь в себе"? А ведь что-то происходит. Как по-вашему, адмирал? - Не знаю, - ответил я без охоты. Все мои душевные силы сконцентрировались на том, чтоб не сбиться с шага, я один не вмешался в обмен мнениями. - Будем живы - узнаем. В темноте разгорались перископы головоглазов. Вскоре они одни освещали планету - цепочка сумрачных огней, то медленно усиливающихся, то тускнеющих, то повелительно вспыхивающих. Временами изменения яркости наступали сразу у многих - будто ветер раздувал и гасил факелы. - Скорей! Скорей! - понукал голос Орлана. Он назначил второй привал. Авиетки с припасами переползали от ряда к ряду, и мы подкрепились. После еды снова раздалась команда: - Собираться! Скорей! Мы опять шли, обессиленные, по черной холодной планете, под черным холодным небом, освещенные, как раздуваемыми ветром факелами, неровным светом перископов, и нас подгонял яростный, как удар бича, окрик: "Скорей!" 6 Ночь длилась бесконечно, и какую-то часть ночи мы спали, а остальное время двигались, озаряемые призрачным сиянием перископов. Утро застало нас на привале. Небо из черного стало фиолетовым, потом голубым и зеленым, краски на восходе менялись так же пышно, как на закате, а когда выкатилось небольшое, с апельсин, злое светило, все вверху снова стало однотонно золотым, все вокруг - до боли металлическим. Астр лежал между мной и Мэри. Я потряс его за плечо, он с усилием открыл глаза, попытался встать, но не сумел и опять закрыл глаза. Он посинел весь, уже не одним лицом, а грудью, руками, шеей... Он прошептал, и я скорее угадал, чем услышал: - Мама, ты заразила планету жизнью? Она поспешно сказала: - Да, миленький. Пока ты спал, я привила жизнь планете. Не тревожься. Авиетка с припасами подошла к нам, я попытался покормить Астра, но он отказался от еды, он не хотел есть, а если бы и захотел, то не смог бы жевать. - Мы скоро потеряем сына, - сказал я Мэри. Я слышал свой голос словно со стороны - деревянный, безучастно спокойный. Мэри поглядела на меня, но ничего не сказала. Все эти ночные часы она мужественно шла за мной, я не слышал от нее ни слова жалобы, ни стона, теперь же, при свете встающей жестокой звезды, видел, во что обошлась ей ночь. Если Астр весь посинел, то она вся была черная. Я отозвал Ромеро. Мы несчастные существа, современные люди, сказал я. Мы победили болезни, нас опекают могущественные машины. Но лишенные механических помощников, мы беспомощны. В древности люди росли более цепкими к жизни. Вы один среди нас знаете древность. Вспомните какой-нибудь старинный рецепт спасения! Их было так много, восстанавливающих жизнь рецептов - массажи, переливание крови, гипнотические внушения, какие-то штуки, называвшиеся лекарствами. Он с печалью покачал головой: - Лекарств от перегрузок тяжести и древние не знали. Если хотите знать мое искреннее мнение, есть лишь один способ спасти Астра - и осуществление зависит от вас... - Павел, все, что в моей воле!.. Он сказал очень настойчиво, но то, что он сказал, было, быть может, единственным, не подвластным моей воле: - Вы должны увидеть новый вещий сон - и узнать из него, куда нас с такой поспешностью гонят, зачем, для чего... Поверьте моей интуиции, дорогой друг, только это... К Астру подошли Лусин и Труб. Лусин вел под руку согбенного Андре. Труб взял Астра, мальчик покоился на одном крыле, другим ангел прикрывал его от палящей звезды. Астр посмотрел на Труба, но не узнал его, и лишь когда перевел взгляд за меня, к нему вернулось понимание. Он слабо улыбнулся. - Не беспокойся! - прошептал он. - Я вынесу... Я отвернулся, а когда снова посмотрел на Астра, он был без сознания. - Не беспокойся, Эли! - повторил Труб слова Астра. - У меня хватит сил нести твоего сына. - У тебя не хватит сил, - возразил я. - Ты сам пошатываешься и задеваешь крыльями грунт. Его надо положить на авиетку. Я попросил у Орлана одну из авиеток для Астра и Мэри. Взять авиетку Орлан разрешил, но поместить ее среди людей отказался: машины должны следовать позади колонны пленников. Труб и Осима уговаривали меня не отдавать Астра в полную власть зловредов. Труб схватил Астра и показал, что нести мальчика ему не трудно. - Сегодня меньше давит к грунту, Эли! - Гравитация ослабевает, - подтвердил Осима. Их уговоры подействовали на меня, тем более что и Мэри совсем не хотелось оставаться одной среди врагов. Труб с Астром занял место между Мэри и Осимой. Когда мы двинулись в путь, ко мне подобрался Лусин. - Правильно, Эли, - сказал он. - По очереди будем. Драконы. Один пегас. Очень сильный. Не беспокойся. Донесем. - Куда донесем? Куда? - спросил я. Меня захлестнуло отчаяние. Погляди вокруг, Лусин. Нигде нет места, даже чтоб вырыть могилу - золото и свинец, свинец и золото! Нигде, Лусин, нигде! 7 В тот переход я двигался, не видя ни планеты, ни неба, ни бешено пылающего светила, ни людей, ни зловредов. Я был в своем собственном мирке, так глухо отгороженном от внешнего, как Оранжевая отгородила себя от всей Вселенной. И во мне кипела такая буря, что я шатался и сникал уже не от тяжести, а под давлением раздирающих душу мук. Всеми мыслями, всеми ощущениями, страданием тела, пытками души я призывал того неведомого друга или друзей, что внушали пророческие сновидения. Я не знал, существуют ли они реально, не бред ли самая мысль об их существовании, но звал их, молил явиться, упрашивал просветить меня... Помогите, просил я с молчаливым рыданием, помогите, сейчас нужна ваша помощь! - Как Астр? - спросил я у Мэри, когда Орлан скомандовал очередной привал. Труба рядом с ней не было. Мэра молча подвела меня к дракону, ползшему среди людей, на спине дракона лежал неподвижный Астр. Я гладил сыну руки, разговаривал с ним, он не откликался, и я знал уже, что он не откликнется, он медленно уходил совсем... - Эли, тебе надо отдохнуть, - тихо сказала Мэри. Я отошел, и место около Астра заняли Лусин и Андре. Я обернулся: Лусин что-то, как я перед тем, говорил Астру и гладил его руки, а Андре стоял, понурившись. Мэри тихо плакала. Я думал, что мне стало бы, наверно, легче, если бы я сумел заплакать, но в теле моем не было ни капли воды на слезы, я был увесь иссушенный - жестокое пламя палило меня. Ночь застала нас на третьем переходе этого дня. Когда звезда закатилась, Орлан скомандовал ночлег. Астр был все такой же - недвижим, бесчувствен. Но хуже ему не стало - и это показалось мне хорошим предзнаменованием. Он по-прежнему лежал на спине дракона. "Завтра гравитация станет меньше", - подумал я. Я постоял около Астра и вдруг почувствовал, что теряю сознание. Я провалился в сон, как в люк. И еще не отрешенный полностью от яви, я уже весь был во сне. Я увидел как бы со стороны, что переношусь за охранную цепь головоглазов, в тот конец лагеря, где размещались враги. И сам я внезапно трансформировался из человека в разрушителя. Я шел по ночному лагерю рядом с Орланом - теперь я был одним из его стражей, одним из тех двух, что всегда сопровождали его, второй куда-то отдалился, - и Орлан тихо шепнул мне: - Запоминай каждое мнение - это важно, Крад... - Да, - сказал я с угрозой, я ясно слышал в своем голосе угрозу, Орлан ведь не знал, что я вовсе не Крад, а Эли. - Я все запомню!.. И скоро вместе со мной, человеком, обернувшимся разрушителем, началось совещание военачальников и охраны. Глухая ночь простиралась над планетой, издалека доносились смутные шумы, пленные стонали, всхлипывали и разговаривали во сне, пегасы и драконы тяжело ворочались, а мы сидели в золотой ложбинке, прикрытые скалами из свинца, освещенные сумрачным сиянием головоглазов. Я плохо видел тех, кто подавал голос из тьмы, но одного хорошо различил - огромного невидимку неподалеку, он был на добрую голову выше любого из разрушителей. Около него разместились еще два невидимки, поменьше. - Положение осложняется, - открыл совещание Орлан. - Нужно принимать важные решения. - Повтори, что ты знаешь, Орлан, - попросил огромный невидимка. - Действенные решения без точной информации не удадутся. - Уничтожить всех пленных - вот единственное решение, - резко сказал второй охранник Орлана. Сейчас он держал себя скорее начальником, чем безмолвным телохранителем, каким я его знал. Я вдруг осознал, что ни разу как следует не видел его лица. Было темно, и я не разглядел его и сейчас. Орлан покосился на второго охранника, но промолчал. - Понимаю твое желание, Гиг, - обратился он к рослому невидимке, - но вряд ли смогу добавить нового, связи со Станцией по-прежнему нет. Мы двигаемся вслепую, действуем вслепую. - У нас есть программа священных идей Великого разрушителя, эта программа освещает любую тьму, - еще резче сказал второй охранник. - Да, конечно, идеи Великого освещают любую тьму, - согласился Орлан. - И они - единственный луч света в сгустившейся вокруг тьме. Может быть, не помешает, если я вкратце повторю, что мы знаем и чего не знаем. Он начал с человеческого флота, штурмующего Персей. Люди аннигилировали второе космическое тело. Великий разрушитель перенес резиденцию на Натриевую планету, удаленную от района, где бушует война. Нынешнее убежище Великого тоже не безопасно, в звездных просторах вокруг Натриевой немало поселений галактов, - если извечные враги разрушителей осмелятся покинуть свои крепости, положение станет грозным... - Не пугай, Орлан! - прервал второй охранник. - Пусть тебя не тревожит судьба Великого. Жалких людей ждет гибель, если они проникнут за наши космические ограды, а галакты помощи им не окажут. Так решил Великий. Надеюсь, ты не берешь под сомнение прогнозы Великого? - Ни в коем случае! - поспешно оказал Орлан. - Тогда поговорим о нашем положении и не будем заниматься положением Великого, это нам не по рангу. - Все непонятно на Третьей планете, - сказал Орлан. - Раньше к ней не мог приблизиться ни один космический корабль, теперь она сама засосала "Волопас". Причаливший звездолет не уничтожен охранными полями, пленники и разрушители тоже пока живы - такого доброго приема еще не встречал никто. Вместе с тем механизмы Станции действуют, гравитация меняется закономерно. Мы попали при высадке в опасную зону, часть ее прошли, но еще немалый путь до мест более спокойных. На Станции снова неполадки, иного объяснения нет. Когда биологические автоматы Станции справятся с аварией, мы будем все уничтожены, если не преодолеем к тому времени опасную зону. В поясе живой охраны мы объясним солдатам Станции наше появление. Наша задача: добраться до Станции, чтобы сохранить свои жизни. - И жизнь пленных, - высказался огромный невидимка. - Это не обязательно, - отпарировал второй охранник. - Директива Великого разрешает расправиться с пленными в момент, когда в том возникнет нужда. Я считаю, что такая нужда возникла - хотя бы по одному тому, что никого из них нельзя подпускать к Станция даже на отдаление светового года. - Нам тоже запрещено появляться в районе Станции, - заметил Орлан. - И если бы мы очутились здесь по своей воле, нам грозило бы всем одно наказание - смерть... - Ты правильно выразился, Орлан: мы здесь не по своей воле. И мы друзья, а они - враги. Не вижу причин возиться с пленными дальше. - Может, разделиться на два отряда? - предложил невидимка Гиг. - Один движется с пленными, а второй спешит на Станцию и договаривается с Надсмотрщиком о безопасности для всех. Скажу по-солдатски, невидимкам не по душе приканчивать безоружных. Меня назначали в охрану, а не в палачи!.. - Я слышу в твоем голосе сомнение! - проговорил телохранитель Орлана. - Ты, кажется, осуждаешь священнейшую идею Великого: разрушение - основа прогресса, высшая цель развития. И поэтому всеобщая война и истребление всего живого - идеальное воплощение могущества жизни. - Я солдат, а не философ. Одно дело - уничтожение врага в бою... - Я понял тебя, Гиг. Все ли невидимки разделяют сомнения своего начальника? Оба невидимки встрепенулись и одинаково сказали одинаковыми голосами: - Мы исполним любой приказ. Пусть Орлан решает. - Что скажут начальники головоглазов? Появилось ли у них сомнение? Один из головоглазов поспешно высветил перископом: - Мы с негодованием отвергаем любое сомнение. Когда Орлан прикажет убить пленных, жизни их придет конец. В разговор снова вмешался взволнованный Гиг: - Меня превратно поняли. Я уничтожил бы себя самого, если бы заподозрил себя в сомнении. Моя преданность идеям Великого воистину не знает границ. - Я так тебя и ронял, Гиг, что твое послушание безгранично. По рангу решение принадлежит Орлану. Мы надеемся, Орлан, что твой приказ будет отвечать вдохновляющему духу прогрессивных разрушительных идей Великого, о которых так прекрасно говорил перед тобой Гиг. - Можете быть уверены!.. Мое решение таково. Мы совершим еще два перехода по старой схеме, чтобы сохранить души пленных для последующего истребления в них всего человеческого, такова одна из идей Великого - внести в мозг пленных бациллы духовного гниения... - Пусть эта побочная вредоносная идея Великого не заслоняет других его... - Да, да, ты прав, пусть не заслоняет! Итак, если обстоятельства не изменятся, придется уничтожить пленных. Как практически это совершить? Я хотел бы послушать военных специалистов. Один головоглаз засветил перископом: - Отделить людей от крылатых. Без людей крылатые не опасны. Не забывайте, что с воздуха мы защищены хуже, а гравитация с каждым переходом падает и скоро они смогут летать. - Отделяем людей от крылатых, - решил Орлан. - Дадим людям заснуть и во время сна истребляем их. После гибели людей ангелы и пегасы с ящерами не будут опасны. Мы расправимся с ними запросто. - Великолепный план! - одобрил второй телохранитель. - Узнаю почерк Великого, недаром ты, Орлан, числишься среди любимых вельмож!.. Будь покоен, о твоей верности священным принципам зла и всеобщего уничтожения оповестят все органы Охраны Злодейства и Насаждения Вероломства... Я вскочил, каждая жилка во мне вибрировала. Вокруг простиралась мертвая металлическая равнина - золотые поля, свинцовые холмы, вверху постепенно разгоралось золотое небо, глухое небо, не соединяющее нас со Вселенной, а отгораживающее от нее, и к барьеру неба медленно подкатывалось крохотное, зловещее солнце. Только сейчас, не мыслью, а чувством я ощутил природу этого мира - он был убийственным! Около меня сидел Ромеро. - Почему ты так вскочили, дорогой друг? Вам снился важный сон? - Да, этот... как вы его называете? Информационный! - Я предпочитаю старинное слово - вещий. Перейдем для осторожности на прямой обмен мыслями. Я рассказал Ромеро обо всем, что удалась разведать во сне. Ромеро закрыл глаза, задумался. - Гротескность беседы, вероятно, плод вашей иронической природы, друг мой. Но похоже, что в стане врагов разлад... Если разрешите, я поговорю обо всем этом с капитанами кораблей. Такое совещание лучше провести мне, а не вам, ибо если за нами следят, то за вами - бдительнее, чем за любым другим. - Я согласен. Действуйте. Ромеро удалился, а я занялся Астром. Возле безжизненного Астра сидели Андре и Мэри. Она подняла на меня измученные глаза, и я понял, что сыну по-прежнему плохо. Я молча опустился в ногах у Астра. - Ни разу не приходил в сознание, - сказала Мэри. Я не ответил. Любое мое слово могло подействовать нехорошо. Ей было хуже, чем мне. Вскоре подошел Лусин, и только тогда я заговорил: - Потолкуй с Ромеро, Лусин, он тебе кое-что сообщит. - Уже, - ответил Лусин. - Подготавливаемся. Все так перемешаются, люди и ангелы, что никакой черт их не рассортирует. Остальное тебе сообщит Ромеро, - передал Лусин. Я показал глазами на безучастно сидевшего Андре. - О чем-то думает, не находишь? Такое впечатление, что ловит какую-то недающуюся мысль. А в дешифраторах на его излучениях одни шумы... - Мозг не работает, - подтвердил Лусин. Вдали показался Орлан. Я встал. Лучин крикнул ящера, но подошедший Труб объявил, что понесет Астра он. Лусин возразил, что Труб уже много нес мальчика, надо ему отдохнуть. Ангел запальчиво заспорил с Лусином. Я оборвал их спор: - Понесу Астра я. 8 Астр не открыл глаз, когда я брал его на руки, но по лицу его что-то неуловимо пробежало. Дышал он быстро и часто, мелкими, не наполняющими легкие вздохами, но сердце стучало так сильно, что я ощущал руками его удары. В излучениях мозга было одно неясное бормотание: "ба, ба, ба..." Мозг повторял работу сердца, он переводил его стук на язык невысказанных слов. Я занял место в голове колонны и, лишь пройдя сотню шагов, заметил, что не один. Справа от меня шагал Андре, слева - Мэри. Я поглядел на них и сказал Мэри: - Лучше бы тебе идти позади. - Я буду с Астром, - ответила она. Андре, когда я досмотрел на него, боязливо отстал, но через минуту опять стал рядом. Я ему ничего не сказал. Астр был тяжел, у меня онемели руки. Я боялся, что не смогу его долго нести, и знал, что никому его не передам, когда у него так нехорошо бьется сердце. За моей спиной встал Ромеро и тихо проговорил: - Не оборачивайтесь, адмирал, я ориентирую вас мысленно в наших планах. Камагин опять настаивает на восстании, мы согласились с ним. В момент, когда Орлан подаст команду людям отделяться, мы набросимся на стражей и перебьем всех, кто не перейдет на нашу сторону. Я выразил сомнение. Безоружные люди не справятся и с одним головоглазом. Возбудить сперва междоусобную схватку в стране противника и затем поддержать друзей - лишь такие действия могут иметь успех. - Замысел ваш превосходен, Эли, но беда в том, что сами они вряд ли начнут драку между собою. Зато когда драку начнем мы, размежевание произойдет тотчас же. И вы ошибаетесь, что мы безоружны. Камагину удалось погрузить в авиетку некоторое количество индивидуального оружия - ручные лазеры, гранаты, электрические разрядники. - Наше оружие против невидимок недейственно, Павел. Проклятые невидимки - вот что всего страшнее! - Всего страшнее - бездействие, адмирал, надеюсь, вы согласитесь с этим. Кстати, вы обратили ли внимание на самодвижущиеся ящики? Осима утверждает, что в них запаковано боевое оружие. Не исключено, что содержимое ящиков, если их захватить, удастся использовать против невидимок. - Да, если нам дадут захватить, распечатать, изучить, освоить... Много "если", Павел. - Вы отказываетесь дать санкцию на восстание, Эли? - Санкцию я даю. Кто поведет нас? - Мы предлагаем Осиму, а в помощники - Петри и Камагина. Крылатыми будут командовать Лусин и Труб. Нападение произведем с воздуха, надо же использовать слабые стороны противника. - Резон тут есть, конечно. Ромеро отошел. Оранжевая поднималась выше, и от поверхности планеты плыл жар. У меня путались мысли. Я слышал чей-то шепот, кто-то пытался заговорить со мной. Блеск грунта и неба становился резче, а мне казалось, что надвигаются сумерки. Я раньше не понимал смысла старинного выражения "потемнело в глазах", оно же вовсе не было языковой фиоритурой. Я споткнулся, едва не выронил Астра. Мэри схватила меня под руку. - Ты очень побледнел, Эли, - сказала она со страхом. - Я позову Лусина. - Не надо, - пробормотал я. - Справлюсь. Мне, однако, становилась хуже. Я перестал ощущать Астра, на руках лежала тяжелая вещь, а не живое тело. Надо было остановиться, вслушаться в его дыхание, сообразить, чем можно помочь. Но впереди прыгал Орлан, оттуда слышалось повелительное: "Скорей! Скорей!" - и я шел, сжат зубы, задыхаясь от ненависти к Орлану, повторяя про себя одну мысль: "Не упасть! Только не упасть!" - Не смотри на него так - он живой! - проговорила Мэри. - Не упасть! - повторил я вслух. Астр дышал мелко и часто, сердце билось тише, чем прежде, но отчетливей. И если бы не синева щек и рук, я подумал бы даже, что ему стало лучше. - Да, он живой, - сказал я Мэри. До моей руки дотронулся Андре. Я посмотрел на него и понял, что к нему возвращается разум. Глаза его были скорбны, но не безумны. - Дай... мне... - с трудом сказал он и показал на Астра. Он мучительно искал забытые слова, лицо его страдальчески морщилось от усилий. - Дай... я... - Меня зовут Эли, Андре, - сказал я. - Вспомни: я твой друг Эли. - Дай... - повторил он упавшим голосом. Он не вспомнил меня. - Потом, Андре, - ответил я. - У меня еще есть силы нести сына. Он больше не обращался ко мне и шел, опустив голову, рыже-красные локоны двигались, как живые, и закрывали лицо. Я знал, что сейчас Андре ищет слова, что слова не шли на язык, странный шепот в моем мозгу, показавшийся мне голосом разрушителя, исходил из глубин его черепной коробки. Я не обрадовался, так мне было все тяжело, я лишь сказал Мэри: - Безумие его, кажется, постепенно проходит. - Твой друг давно уже не безумец. И если ты дашь ему Астра, он его не уронит. Отдать Астра я не мог даже Мэри. - Ладно. Скоро привал. На этот раз привал вышел длинный. Орлан куда-то исчез и долго не возвращался. Около меня присели капиталы и Ромеро. Осима с той же энергией и четкостью, с какими командовал кораблем, подготавливал мятеж. Ручные лазеры были вручены во время раздачи еды, я тоже получил эту игрушку. Я говорю "игрушку", ибо против невидимок они неэффективны, хотя головоглазов поражали. - Взять противника на абордаж, приставить пистолет к уху и хладнокровно опустить курок - так, кажется, воевали в ваши времена? - сказал я Камагину, усмехнувшись. Он возразил, пожав плечами: - В мое время уже сто лет не было войн. Мы сносили горы и осушали моря, колонизировали планеты и первые двинулись к звездам. У вас пробелы в истории, адмирал. - Не сердитесь. Я не хотел вас задевать, Эдуард. - Я иногда удивляюсь вам, но никогда не сержусь, - возразил он. В отповеди был намек, но я не разобрался в нем. - Итак, две возможности: или сегодня ночью, или завтра утром, - сказал Озима. - У нас все готово, адмирал. - Я бы на месте разрушителей выбрал ночь, а не утро, - заметил Петри. - Перещелкать нас во время сна этичней. - Этичней? - переспросил я, удивленный. - Не понимаю. Он разъяснил с обычной своей флегматичной обстоятельностью: - Судя по всему, что мы знаем о них, и по информации ваших снов, у них минус-этика. И все, что мы считаем отвратительным, у них возведено в доблесть. Органы Охраны Зла и Насаждения Вероломства, - разве вы этого не слыхали от них самих? - Вы, кажется, думаете, что я реально присутствовал на совещании зловредов? Даже правдивая информация может облекаться в фантастические одежды... Откровение совершалось в бреду, не забывайте этого. Ромеро считает, что я и во сне иронизировал. Петри не повышал голоса, но от своего не отступал. Он был невозмутимо упрям. - Все что угодно можно объявить иронией и бредом, но не любовь зловредов ко злу и не их верность вероломству и подлости. Золотое небо превратилось в черное. Оранжевая укатилась за горизонт. Вокруг лагеря пленных замерцали огни сторожевых головоглазов. Приказа об отделении людей от других пленников не раздалось. Я оставил Астра на попечение Мэри и прошелся по лагерю. Люди были перемешаны с пегасами и ящерами, чтоб по сигналу могли сразу вскочить на спины крылатых и мчаться в сражение. Осиму и Петри я застал у драконов. Вместе с другими пленниками они прилаживали на спины ящеров ящики, набитые незнакомыми мне металлическими цилиндрами. - Старинные ручные гранаты, - пояснил Осима. - Их было множество на звездолете "Менделеев", Эдуард некоторое количество их прихватил на "Возничий", а оттуда переправил на "Волопас". Основная масса гранат сдана в земные музеи, но эти послужат нам. Пользоваться ими просто, Камагин нам показывал. Самого Камагина я застал у ангелов. Он беседовал с Трубом, перед ними лежал ящик с такими же гранатами. Труб радостно приветствовал меня. Ангел пылко рвался в бой. - Лазеры ангелам раздавать не будем, - сообщил Камагин. - Эта техника им не по духу, но ручные гранаты и разрядники, по-моему, просто созданы для ангелов, так они ловко обращаются с этим оружием. Попади-ка вон в то пятнышко, Труб. Труб схватил что-то с грунта и метнул в золотой самородок, тускло поблескивающий в свинцовой скале. Я испугался, что тотчас же разразится взрыв, и на шум сбегутся разрушители. Но Труб использовал для упражнений кусок золота, валявшийся под ногами. Все ангелы отличаются дьявольской зоркостью, а Труб и тут превосходил крылатых собратьев: один кусок золота вонзился в другой так прочно, словно они были приварены. Труб гордо закутался в крылья. - Зловредам придется несладко, когда мы нападем с воздуха, - объявил Камагин, сияя. Я прошелся по сектору ангелов и ни одного не увидел спящим, все упражнялись в метании. И в отличие от обычного шума, царящего в любом сборище ангелов, здесь, на ночном учении, было мертвенно тихо, только влажные удары свинца о золото и золота о свинец нарушали кажущееся спокойствие. - Люди шьют карманчики для ангелов, - информировал меня Камагин. - Каждый на пяток гранат, а привешивать карманчики будем под крылья, там они незаметны. Во время ночной прогулки по лагерю я набрел на Ромеро. Он мирно спал на золотом ложе, примостив под голову кусок свинца. Я уверен, что если бы его приговорили к казни, он не преминул бы хорошенько выспаться в последнюю ночь. "Больше случая для сна мне не представится, как же не воспользоваться этим, не так ли, дорогой друг?" - сказал бы он, наверно... Еще одна встреча, уже не забавная, а зловещая, произошла в ту ночь. Я чуть не запоролся в темноте на Орлана. Он шел без телохранителей, лицо его призрачно фосфоресцировало, он, видимо, как и я, обходил лагерь, но только снаружи. Я поспешно отошел, не завязывая разговора. В темноте, скудно озаренной перископами головоглазов, быстро погас его светящийся силуэт. Мэри спала, обняв рудой Астра. Астр дышал, но очень слабо. "Завтра, - говорил я себе, засыпая. - Завтра утром... Гравитация уменьшается..." 9 Утром Астр умер. Меня разбудил крик Мэри. Вскочив, я выхватил из ее рук сына. - Нет! - кричала Мэри, хватая себя за голову. - Нет, только не это! Я качал Астра, звал, умолял услышать меня. Последним усилием жизни он раскрыл глаза, потом по телу его прошла судорога, и он вытянулся у меня на руках. Он лежал, одеревенелый, холодеющий, всматривался в меня невидящими глазами, все эти дни и часы перед смертью он ее открывал глаз, а сейчас, умирая, открыл их, чтобы в последний раз поглядеть на мир, - и не увидел мира... На крик Мэри сбежались люди, рядом тяжело опустился Труб. Я держал Астра по-прежнему на руках, но глядел на Мэри. Она упала, захлебываясь слезами. А я снова думал о там, что мне природа отказала в этом скорбном умении - выплакивать свое горе. Мои предки горевали и утешались рыданием, ликовали и открывали душу слезами, гневались и сострадали плачем, слезы омывали их души над трупами близких, в минуты ярости, над чувствительной книгой, от трогательного слова, от страшного известия, от неожиданной радости... А мне, их потомку, этой спасительной отдушины не дано, глаза мои сухи... - Эли! Эли! - донесся до меня шепот Андре. - Эли, он умер? По лицу Андре катились слезы. - Он умер, Андре, - оказал я. - Он был на три года моложе твоего Олега. - Он был на три года моложе моего Олега, - тихо повторил Андре. Он вслушивался в свои слова, будто их произносил кто-то другой, даже слезы от напряжения перестали течь. Потом он умоляюще протянул руки: - Дай мне его, Эли. Я передал ему Астра и опустился за колени рядом с Мэри, обнял ее плечи, гладил ее волосы. Но я не мог обратить к ней ни одного слова утешения: любое слово прозвучало бы ложью - утешения быть не могло. Вокруг нас стояли друзья - молчаливые и печальные. Мэри наконец перестала плакать, вытерла лицо и поднялась. - Что сделаем с ним? - спросила она устало. - Здесь хоронить негде. - Будем нести, - ответил я. - Будем нести до места, где можно вырыть могилу или где мы с тобой сами умрем. Труб с силой ударил меня крылом. Кипевшая в нем ярость вдруг вырвалась диким клекотом: - Если вы не отомстите, люди!.. Одно, Эли, - мстить, мстить! Я посмотрел на Астра, Андре покачивал его на руках, как живого, что-то шептал ему, тихо плача. Я сказал: - Еще многие из нас умрут, Труб, прежде чем люди сумеют мстить. Когда эта возможность появится, им, я надеюсь, не захочется мести. Я еще не видел вспыльчивого ангела в таком бешенстве. Он вздыбился надо мной, свирепо растопырил крылья. Он очень любил Астра. - Ты не отец, Эли! Ты не отец своему детищу, Эли! Мне стоило тяжкого труда ответить спокойно: - Я уже больше не отец. Но я еще человек, Труб. Только сейчас Ромеро и Лусин заметили, что Андре в сознании. Труб выхватил малыша из рук Андре. Лусин и Ромеро обнимали Андре, к ним присоединялись другие. Андре узнал Ромеро и Лусина сразу, а Осиму вспомнил, когда тот назвал себя. Радость перемешалась с печалью, я видел счастливые улыбки и слезы горя, только сам не мог ни улыбаться, ни плакать. Мне надо было подойти к Андре и поговорить с ним, от меня он вправе был от первого ждать поздравлений, но я не мог сделать над собой такого усилия и стоял в сторонке. - Потом поговорите, - сказал Лусин, со слезами глядя на меня. - После восстания. - Да, потом, - согласился я равнодушно. Нужно было собрать мысли, а мысли все не собирались. - Ты объясни Андре наше положение, но не пичкай сразу большим количеством новостей. Я хотел забрать Астра, но Труб не дал. Когда Орлан подал команду к выступлению, он с Астром на скрещенных черных крыльях занял мое место впереди. Мы с Мэри шли за ним, то я ее поддерживал под руку, то она меня - дорога на этом переходе выпала трудная, мы с Мэри часто спотыкались. Труб нес Астра до привала, а потом положил возле нас. Астр был как в жизни, лишь потемнел и похудел, и мускулы тела стали тверже, он постепенно окаменевал, ссыхаясь. Мы с Мэри лежали по один бок Астра, на другом ворочался и гневно вздыхал Труб. Мэри касалась меня плечом, ни разу до того я не чувствовал так больно и сильно нашей близости. Друзья в этот привал не подошли к нам, и я был им благодарен, мне было бы трудно разговаривать. До вечера Астра нес я, а когда звезда стала склоняться и золотое небо забушевало красками, Орлан раньше обычного отдал приказ остановиться. Он позвал меня. Я положил Астра на грунт и обнял Мэри. Она прижалась головой к моему плечу. Она уже знала о восстании. - Люди дальше будут двигаться отдельно от крылатых, - объявил Орлан. - Перестройку приказываю закончить до темноты. Я хмуро вглядывался в Орлана и его телохранителей. Один из телохранителей был наш злейший враг, а другой, вероятно, друг, но ни по какой черте в их стертых лицах, как у статуй, пять тысячелетий пролежавших в земле, я не мог определить, кто из них кто. Орлан синевато фосфоресцировал лицом, был, как обычно, бесстрастно холоден. - Будет исполнено! - ответил я и пошел к своим. Тысячи глаз следили за мной - по ту границу лагеря перископы головоглазов, тайные глаза невидимок, разрушители-командиры, по эту - люди и крылатые друзья. Все движения вокруг оборвались, огромная горячая тишина простерлась над планетой. Осима и Камагин стояли возле рослых пегасов, Труб возвышался на голову над своими ангелами, Лусин восседал уже на спине дракона. Все было готово к выступлению. - Приказано разделиться! Очевидно, для нашей же пользы, - сказал я насмешливо. - Действуйте, как условились! - За мной! - крикнул Осима, прыгая на пегаса. Пегас взметнул крылья. - За мной! - эхом откликнулся Камагин, взлетая вслед за Осимой. Он метнул гранату в сторону разрушителей, и грохнул первый взрыв. 10 Вспоминая эпопею в Персее, я вижу, что если кто и предвидел в стане противника наше восстание, то лишь тайные друзья, а враги были захвачены врасплох. Пегасы с людьми на спинах и ангелы, предводительствуемые Трубом, мощной армадой обрушились сверху на заметавшихся головоглазов. Дымная стена взрывов оконтурила лагерь, в столбы пламени врывались кинжальные лучи лазеров. А когда в сражение подоспели драконы и молнии Громовержца сумрачно осветили темнеющий воздух, битва стала всеобщей. Удар отряда пеших с Петри и Ромеро во главе, расчищавших себе дорогу гранатами и лазерами, сразу прорвал цепочку головоглазов: сбитые в кучу, они образовывали каре и сражались в окружении. Головоглазы, после начального ошеломления, защищались свирепо и самоотверженно, на грунт рушились пегасы и драконы, особенно досталось ангелам. Осатаневшие ангелы слишком быстро отделались от груза гранат и слишком понадеялись на силу крыльев: воздух, как туманом, заволокло белым и черным пухом. Были ранены Труб и Лусин, Петри и Ромеро, легкие ранения получили Осима и Камагин, лишь Андре, сражавшийся в самой гуще схватки, чудом не пострадал. Я поднялся на свинцовую скалу, выпиравшую из золотых недр, и осматривал поле боя. Я хорошо помню свое состояние в те минуты. Меня не радовали, а тревожили успехи, в них было много загадочного. Кругом нас сновали невидимки, грозные воины разрушителей, ни один пока не вмешался в бой ни на нашей стороне, ни против нас, - почему? Сражение было не так успешным, как странным, я его не понимал. Внезапно я услышал знакомый голос, раздававшийся на этот раз не внутри меня, а снаружи, тот голос, какой много раз разговаривал со мной в сновидениях, я не мог не узнать его. "Эли, помоги! - надрывался голос. - Эли, помоги!" Я кинулся на голос и в страшном волнении уже ничего не видел, кроме места, откуда доносился призыв, и ничего не понимал, кроме того, что спешу на помощь другу, быть может, самому искреннему и самоотверженному другу из всех, каких мы обрели среди противников. - Эли, помоги! - все отчаянней взывал голос и вдруг оборвался. И тут и увидел, кто звал меня на помощь. Труб с двумя бешеными ангелами атаковал Орлана с его телохранителями, телохранители уже пали, Орлан еще защищался. Кричал он! Свирепая радость на миг пронзила меня, когда я увидел жестокого предводителя разрушителей, отчаянно отбивавшегося от собственной гибели, - и это чувство, вспыхнувшее и погасшее, было последним отблеском старого моего отношения к Орлану. Орлан повалился от тяжелого удара крыльев Труба. И в тот же миг, налетев вихрем, я упал на него и прикрыл своим телом. К нам с лазерами в руках бежали Ромеро и Петри. - Эли, встань, я убью мерзавца! - рычал Труб и так двинул меня крылом, что я отлетел вместе с Орланом на метр. И сейчас не понимаю, откуда у меня взялись силы не выпустить Орлана из рук. Ромеро схватил Труба за крыло, Петри встал между Трубом и мной. - Угомонись, Труб! - крикнул Ромеро. - Ты едва не прикончил союзника. Не знаю, что бы стал делать дальше Труб, если бы рядам не упал выявившийся невидимка. Это был такой же страшноватый скелет, как и тот, что мы захватили на Сигме, но еще живой. Невидимка стонал и корчился, грудная клетка его была страшно разворочена. Даже Труб понял, что сражение, завязанное нами, есть лишь часть широкого боя, кипевшего и в оптической яви и в физической невидимости. Труб махнул крылом на кучку оттесняемых головоглазов и крякнул ангелам: - За мной! Кончать с прохвостами! Мы с Петри помогли Орлану подняться. Орлан пошатывался, глаза ею была закрыты, синеватое лицо почернело. Он с трудом стоял на ногах, с усилием говорил. Ангелы помяли его здорово. Ромеро переложил лазер в левую руку и церемонно протянул правую: - Разрешите вас приветствовать, дорогой союзник, в лагере ваших новых друзей. Орлан хотел вытянуть вежливо шею, но и шее досталось в схватке, голова едва поднялась. - Не такие уж новые. Мы с Эли давние знакомые. - Значит, это был ты! - сказал я. - Ты, ты, Орлан! - Это был я. Ты так ненавидел меня, Эли, что непрерывно думал обо мне. Это помогло настроить наши мозговые излучения в унисон. Он с горестью показал на одного из телохранителей: - Вот кто был вашим верным другом, но его уже нет. - Сражение, - сказал Петри. - На вас не написано, кто враг, кто друг. - Я не виню вас. - Волнение, зазвучавшее в его голосе, усмирилось, перед нами снова было то бесстрастное существо, какое мы так часто видели. - Мы виноваты сами. Мы хорошо подготовили сражение, но не позаботились о своей безопасности. Мы думали только о победе в бою. - Подготовили хорошо сражение? - переспросил Ромеро. - Да, конечно... Но и мы, люди, кое-что сделали! - Несомненно. Но нам пришлось поволноваться, пока вы не приняли внушенный вам план. Ваши мысленные переговоры, тайной которых вы так гордились, не были для меня секретом, а я делился ими с Гигом. Ему выпала самая трудная задача - завоевать невидимок удалось не всех. Но зато Гиг не дал тем, кто остался верен Империи Великого разрушителя, прийти на помощь головоглазам, - и это решает успех дня. Ромеро с сомнением оглянулся. В воздухе метались одни ангелы, их резкие боевые крики слышались всюду. Пегасы и драконы лишь начали бой в воздухе, но не смогли долго пробыть в полете. Ромеро вежливо оказал, подняв лазер, как трость, - лишь для боя он расстался с ней: - Как жаль, уважаемый союзник, что мы лишены возможности познакомиться с воздушным... э-э... полем боя отважного Гига. - Почему же? Сейчас я свяжусь с Гигом, и мы раскроем вам, что происходит в воздухе. Я не заметил, чтобы Орлан совершил какие-то движения, очевидно, он связался с Гигом мысленно, но картина сражения вскоре разительно переменилась. Битва в третьем измерении была внушительней и ожесточенней той, что совершалась на плоскости. Над нами невидимка схватывался с невидимкой. Первого же взгляда было достаточно, чтобы понять, что одна группа невидимок, более многочисленная, одолевала вторую. Среди берущих верх я увидел исполинского Гига. - Наши побеждают, - сказал Орлан. - Нет, сражение подготовлено отлично, Эли. Ангелам и людям, теснившим одно из каре головоглазов, удалось расчленить его, и головоглазы рассыпались. Ползли они медленно, но сражались с прежней свирепостью. Два ангела атаковали одного головоглаза, но он повергнул их метким гравитационным ударом. Ромеро и Петри бросились на помощь ангелам, но раньше их подоспел невидимка из наших. Удар сверху поразил головоглаза насмерть, а невидимка, описав дугу, возвратился в район воздушного боя. - Много все-таки перешло к нам, - сказал я Орлану. - Много. Ваши сторонники имеются уже на всех планетах Персея. Великий совершил великую ошибку, когда разрешил трансляцию спора с тобой. Подданные Великого знают теперь от самих людей, чего от людей ждать. Я показал на головоглазов: - Эти и не думают изменять своему властителю. - Головоглазы - охрана. Их воспитывают далеко от политики. Будет время - они тоже присоединятся к нам. Мощь Империи Великого держится не на них. Сражение шло к концу. Разрозненные кучки головоглазов, обреченно пересвечиваясь перископами, оттеснялись друг от друга все дальше и погибали под соединенными ударами людей, ангелов и невидимок. Несколько сдавшихся невидимок брели под конвоем ангелов в центр лагеря, где Осима приказал разместить пленных. Туда же отводили прекращавших сопротивление головоглазов. В последнюю группу сражающихся отчаянно врубался на огнедышащем драконе Лусин. Андре, тоже верхом, но на пегасе, орудовал лазерным лучом неподалеку от Лусина. Петри и Ромеро, заняв свои места во главе пехоты, методически теснили обреченную кучку. А когда на нее обрушились с воздуха ангелы и невидимки, участь головоглазов была решена. Около Орлана и меня опуст